Аннотация: Штрихи к портрету Елены Влади. Поминаю тебя, друг мой добрый и мудрый.
И. Н. Пасынков
СЛЕД НА ЗЕМЛЕ
Штрихи к портрету Елены Влади
Непродолжительное и, увы, только эпистолярное общение с Еленой Владимировной Никобадзе оставило неизгладимое впечатление "на всю оставшуюся жизнь". Поэтический талант, глубокие мысли, религиозность, верность традициям России и нашей второй родине Маньчжурии очень одухотворяют жизнь, особенно старого поколения, дают снова и снова пережить те "чудные мгновения", которые и осмысливают жизнь, особенно на склоне лет.
Данный очерк составлен на повторном, глубоком прочтении ее писем, которые я бережно храню. Тут уместно подчеркнуть, что каждое ее письмо имело вначале какое-то "украшение" - наклеенный цветочек или растение. Она любила природу, красоту, а как сказал Достоевский, "красота спасет мир".
В настоящем очерке представлены все сохранившиеся у меня письма. Изложено не всё в хронологическом порядке ее писем, но вместе с тем, широта ее жизненного обзора, проникновенность в события и в людей тех далеких лет детства и юности представляют какую-то и объективную ценность, и, возможно, когда-то пригодятся для истории, бытописания тех нелегких времен, про которые Алексей Ачаир сказал: "И зато что нас родина выгнала, мы по свету ее разнесли".
* * *
Первое письмо от Елены Владимировны было получено в апреле 1989 года, но письмо она начала со своего стихотворения:
"Христос Воскресе! Колокола и хоры пели,
И ночь была торжественно тиха.
И верилось в ту ночь: на самом деле -
Ни смерти нет, ни ада, ни греха!
Всё это было, было, было,
Вносило в душу чистой веры свет...
Пусть этот свет пасхальной силы
Придаст нам силы на закате лет!" "Мой отец (он проживал в это время в Сиднее) умер, и моя мама очень переживала эту потерю - как-то сразу сдала, постарела, сильно болеет. В Сиднее живет и мой родной брат Никита Владимирович Никобадзе".
"Мы с Наде Шубенко состояли в Харбине членами Грузинского клуба на ул. Да-тун" (бывшая Пятая линия между Пристанью и Сунгарийским городом. - И.П.).
Надя Шубенко - это моя соученица, урожденная Лю-хай - отец ее был китайцем, мать русская, с Надей мы вместе учились в Харбине в гимназии БРЭМ, окончили в марте 1937 года. Надя трагически погибла в Омске в 1981 году, Виктор Шубенко тоже позже умер в Омске, а потом умер и их сын Сергей, кандидат медицинских наук. За год до своей трагической кончины Надя приезжала в Ташкент навестить свою подругу Нину Павловну Вагину (девичья фамилия Белова). Муж Нины Олег Вагин - мой коллега по Ориентальному институту, репрессирован не был, добровольно приехал в СССР после 1945 года. Об Олеге Вагине остались теплые воспоминания по институту - такой простой и доброжелательный коллега. Тут есть повод вспомнить и другого своего коллегу Юрия Граузе, окончили институт в одном выпуске. Именно Олегу Вагине и Юрию Граузе я обязан восстановлением своего высшего харбинского образования: чекисты при аресте меня в Харбине в 1945 году изъяли и мои документы по образованию, не оформив это документально, а диплом был на четырех языках - русском, английском, китайском и японском. Так вот, в декабре 1955 года Олег Вагин и Юрий Граузе своими подписями документально заверили мое высшее образование по официальной юридической форме, со всеми печатями и подписями юристов советского консульства, с подписью нотариуса консульства Байджурак. В то непростое время это было делом не очень-то "удобным" для свидетелей, так что поступки Олега Вагина и Юрия Граузе я сохранил до сих пор с чувством благодарности за известное мужество. Что касается конечной судьбы Юрия Граузе, то он из Харбина выехал в Израиль, где стал крупным ученым-востоковедом и профессором университета по восточным языкам, умер несколько лет назад. С Юрием Гаузе у меня была переписка в течение ряда лет, он присылал мне из Израиля очень интересные материалы, открытки и один свой научный труд. В целом, мы общались с ним, как давние коллеги по Ориентальному институт в Харбине. Вот так судьбы людей неисповедимы...
Продолжаю письмо Елены Никобадзе о Наде Шубенко: "Потом Надя побывала у меня, такая веселая, энергичная, жизнерадостная..." (такое же впечатление осталось и у меня о милой моей коллеге Наде во время посещения Омска, где она обосновалась после приезда в СССР. Это было, конечно, уже после моего "великого сидения - И.П.).
"С Курсаковым мы состояли членами новогороднего клуба Отдела молодежи Общества граждан СССР". (Речь идет о том времени, когда советские войска вошли в Харбин и в городе установились новые порядки, японцев уже не было. - И.П.).
Александр Курсаков - мой соученик по гимназии БРЭМ, закончили в одном выпуске в марте 1937 года, он был серебряным медалистом. Затем был известен в Харбине, как планерист-инструктор. Был репрессирован органами СМЕРШ в Харбине в числе тысяч ему подобных, заболел в лагере туберкулезом легких (а по гимназии помню его, как коренастого, плотно сбитого, сильного мальчика) с сопутствующим компонентом в виде асматоидных явлений. И вот, случилось мне повидаться с Шурой в 1984 году в Иркутске, где он жил, во время нашей с женой туристической поездки по Байкалу. Увы, это был уже совсем больной человек, с тяжелой одышкой, всё время проводивший в постели. Жил он с женой Таней, тоже прошедшей через ужасы сталинских лагерей. Были у них два сына- красавца. Как рассказал Шура, он писал детективный роман об американском шпионе, якобы заброшенном в районе памятника Чурейто. (Чурейто - это памятник душам японских воинов, погибших в боях "за Великую Восточную Азию. К памятнику регулярно на поклонение водили россиян строем, в том числе, студентов институтов и учащихся средних школ. Расположен этот памятник был на окраине города.) Задуманный роман А. Курсакова, как мы считали, и был в какой-то степени автобиографичен.
С Шурой Курсаковым мы обучались в одном классе в гимназии им. Достоевского, а затем, после ее закрытия, перешли в гимназию БРЭМ, которую вместе и окончили в марте 1937 года. В гимназии им. Достоевского наш класс издавал прекрасный классный журнал "Друг класса", редактором и вдохновителем которого была наша классная наставница Елизавета Петровна Никишина. Благодаря тому, что в классе учился Иосиф Безчеремных (сам незаурядный художник и литератор), техническую и художественную сторону журнала обеспечивал его родственник Карл Карлович Микалковский, зав. типографией издательства "Заря". Благодаря этому журнал имел прекрасное художественное оформление, и все это обходилось недорого благодаря "связке" Безчеремных- Микалковский. В "Друге класса" многие ученики пробовали свои литературные способности, причем довольно удачно, в том числе, Шура Курсаков, Галя Недзвецкая, Иосиф Безчеремных. Последний, обладая явными художественными достоинствами, обеспечивал журнал иллюстрациями, да и сам хорошо писал рассказы. В частности. Иосиф Безчеремных создал увлекательную фантастическую повесть "Месть фараона". В "Друге класса" печатались и учащиеся других классов, в том числе, талантливая юная поэтесса Юлия Носова (она была на класс-два меньше). В журнале печатались как ее прекрасные стихи, так и были напечатаны две увлекательные сказки-поэмы: баллада "Месть гориллы" и "Сказка о царе Матвее и о сером соловушке", посвященная преподавателю японского языка Матвею Петровичу Громову, красавцу, в которого Юля
была влюблена, и которые потом поженились. Почему-то запомнились следующие четыре строчки Юлии Носовой:
"Как ваза хрупкого стекла Малейшей трещины не скроет, Так жизнь позорного пятна Годами долгими не смоет".
Вообще же, вот такие мысли-искорки талантливой молодой девочки были иногда разбросаны средь текста "Друга класса". Вряд ли где теперь сохранился хоть один экземпляр "Друга класса", а как интересно и волнующе было бы взглянуть на журнал "с высоты прожитых лет!"
Из соучеников по классу запомнились знаменитый боксер Андрюша Шиляев (два года с ним сидели на одной парте), медалистка и автор рассказов в журнале Галя Недзвецкая (сестра знаменитой потом балерины Нины Недзвецкой, причем обе сестры Недзвецкие потом уехали в Австралию). Запомнились и многие другие соученики-соученицы по классу: Сусанна Пермякова (сестра дальневосточного писателя), Дима Сбиранник (мой сосед по Саманному городку, часто ходили вместе домой), Виктор Саковский, Галя Вонгай, Ира Шукевич, Мила Иванова, Андрей Махов (пасынок Слинкина Ф.И.), Люся Ван, Тася Кукушкина, Аня Урбан, Рита Дорофеева, Ира Ляченкова, Леночка Волкова, Виктор Зимин и многие другие, фамилии которых могли быть забыты.
Далее - снова из письма Елены Влади.
"С Левоном Хаиндрава, автором романов про маньчжурскую эпопею, мы познакомились через его сестру - харбинскую поэтессу Лидию Хаиндрову (она была "на слуху" в Харбине благодаря ее прекрасным стихам, печаталась в газетах, журналах. - И.П.). С ней я переписывалась до ее кончины в 1980 году в Краснодаре. Левон Хаиндрава тоже перенес немного "академию Сталина-Берии" в Грузии. Его роман "Тесны врата адовы" о застенках гестапо очень автобиографичен. Роман потряс всех нас - и стилем, и замыслом. Мне прислал книгу сам Левон на короткое время, а другой свой роман "Отчий дом" он прислал с автографом (это о своем детстве в Харбине). Должен был выйти его второй роман трилогии "Очарованная даль" (о юности автора, о его обучении в Шанхае). Левон сейчас очень болен - перенес два инфаркта. Сейчас он - член Союза писателей, живет в Тбилиси".
"Теперь немного расскажу о себе. Я приехала в Союз в 1956 году по репатриации из Харбина. Приехала с мужем и его матерью, причем непосредственно в Ташкент. Приехали уже пассажирским поездом, а не товарным, как везли людей на целину в 1954 и 1955 году. Мой муж: Михаил Дементьевич Ким Ир-сен, 1932 года рожд., сын корейского
коммерсанта, скончавшегося в Харбине в 1940 году. Мать моего мужа Номоконова (по первому браку) - вдова с 4 детьми от первого брака, вышла замуж за корейца Дементия Васильвича Ким - от него у нее были еще дети, два сына: Михаил - старший и Юрий - младший.. Мой муж: - выпускник Восточного факультета ХПИ, знал в совершенстве четыре языка - корейский, японский, китайский и русский. По приезде в Ташкент к брату Юлию мой муж: работал преподавателем-переводчиком ТашГУ на восточном факультете. В 1959 году он трагически погиб. Мои родители и брат выехали из Харбина в Австралию в 1958 году. Мой отец и мачеха (родная мать скончалась в 1945 году) и родной брат. Так я оказалась в Ташкенте. Окончила библиотечный техникум в 1961 году, работала в госбиблиотеке УзССР им. Алишера Навои 10 лет, затем в технической библиотеке Узгипросельстроя, затем из-за состояния здоровья стала работать надомницей-машинисткой. Опять-таки из-за состояния здоровья не смогла выработать хорошую пенсию по старости и получала 32 р. по старости, а из-за плохого здоровья не смогла и выехать в Австралию, куда меня хотел выписать брат. Я с трудом хожу из-за болезни ног, позвоночника, головокружения, сахарного диабета и других болезней. С трудом свожу концы с концами, работать больше не в состоянии. Хожу с трудом, с палочкой. Моя свекровь скончалась в 1986 году. Ни детей, ни родных у меня в СССР нет.
Осталась я совсем одна, но соседи и добрые друзья не оставляют меня без помощи. У меня большая переписка с земляками.
В Ташкенте живет наша землячка Раиса Васильевна Казаченкова".
С Раисой Васильевной Казаченковой у меня была кратковременная переписка.
В Харбине она училась в начальной школе на Таможенной улице, с ней же там учились Гантимуровы Катя и Олег. Жили они в Модягоу, недале от Дома Милосердия. Казаченкова сообщила, что Олег Гантимуров имел радиопередатчик, по которому связывался с советским консульством в Харбине (это во время господства японцев!) Якобы, Гантимуров также связывался с сотрудниками советского консульства и выполнял их задания. В конце концов японцы обнаружили эту радиосвязь, Олег Гантимуров был арестован японцами и вскоре "исчез", а несколько позже был арестован и митрополит Нестор. Понятно, что о судьбе Олега Гантимурова после ареста так ничего установлено и не было. Когда Катя Гантимурова после 1945 г. приехала в СССР и пыталась что-то выяснить о судьбе брата, это ей так и не удалось. Вполне возможно, как писала Казаченкова, Олег попал в "знаменитый японский отряд N731", откуда люди не выходили живыми. После поражения этот отряд N731, находившийся под Харбином, был взорван и никаких следов ни о чем там не осталось. В СССР Катя Гантимурова жила в Уфе и в 1982 году умерла от инфаркта. Казаченкова еще сообщила, что в июле 1991 года в
Новосибирске умер Сергей Гундризер. Это мой соученик по гимназии БРЭМ, окончили в одном выпуске, вдову его Лялю, урожденную Титову, хорошо знал по Харбину.
В декабре 1991 года, как сообщила Казаченкова в открытке, была годовщина смерти Лены Никобадзе. Она не смогла пойти на поминки из-за болезни, на поминках, в основном, были наши земляки.
"3 декабря 1990 г., - пишет Казаченкова, - скоропостижно скончалась, видимо, от инфаркта, наша земляка поэтесса Лена Никобадзе. Умерла она, сидя у телевизора после ужина. Ей было 62 года. 5 декабря я была на похоронах, было много наших земляков: Лиля Онон (Бунякина), Лида Любицкая (Вохтина), Вера Глушакова, Ира Метрик (Дегтярева), Вера Агеева, Ира Филиппова, Кира Зеленая (Кожевникова), Нина Николаевна Мичурина, Олег Вагин, Игорь Василевский, Юра Ким (брат ее покойного мужа Миши), были и другие, которых я не знала и не знаю. У Лены есть младший брат и мачеха, которые живут в Сиднее. Никита женат на одной из дочерей Николая Покровского Марочке, который имел свою парикмахерскую на Гоголевской улице в Модягоу. У Николая два года тому назад умерла жена (Николая Покровского я тоже знал и по Харбину, и по тюрьме в Гродеково, куда нас привезли из Харбина - И.П.). Посылаю Вам любительские фото Лены, она снималась в саду около ее дома в 1980 году. Сама сажала деревья. У нее были вишни, урюк (абрикосы), виноград, все деревья уже давали побеги, также яблони, цветы".
Далее - снова по письмам Е.Никобадзе.
"В числе моих корреспондентов Володя Кокшаров из Свердловска (с ним и у меня была переписка вплоть до его смерти в 1993 году. - И.Н.), а также о. Владимир Имполитов (протодиакон из Ярославля, б. харбинец) и все мои одноклассники - соученики по Институту ХСМЛ (нашему среднему учебному заведению в Харбине). Мы до сих пор дружим, переписываемся, живя в разных концах Советского Союза и всего мира. Еще была переписка с бывшим харбинцем Александром Павловичем Павловым (он приехал в СССР из Харбина в 1978 году), живет в Свердловске с сестрами, не женат. Была у меня еще переписка с Юрием Паневиным, проживающим в Ленинградской области, который также занимался литературным творчеством". (Это - родной брат моей соученицы по гимназии БРЭМ в Харбине, окончили курс вместе в марте 1937 года. Жила она в Москве, была замужем за земляком Элизен Вениамином, но он давно умер, а сама Муся (для меня она так и осталась Мусей с далеких гимназических лет) - тоже умерла 8 ноября 2004 г. в Москве же после продолжительной и тяжелой болезни. - И.П.)
Присылала мне стихотворения Елена Владимировна и других поэтов, если обращала на них внимание. Перепечатываю одно такое стихотворение из ее письма - стихотворение Геворга Эмина из "Литературной газеты" за 5 апреля 1989 года.
"Всё точно так же, как во время оно: Один боготворит Наполеона, Другой коварным цезарем прельщен, А третий Тамерланом восхищен. Так было, так и будет, как ни дико... (Далее приводятся исторические примеры самодуров и жестоких правителей и руководителей всех рангов, и вот что говорится про наши времена):
...И каждый монумент - не крови ли? И каждый наш кумир - палач и бес! Отмоют даже Кобу-Джугашвили, И вознесут убийцу до небес, И станут благолепно и серьезно Вокруг него кадилами махать, Иосифом прекрасным называть Того, кто был и есть Иосиф Грозный... Не может это кончиться добром: Будь проклято, души средневековье!"
Выше Елена Владимировна упомянула фамилию земляка Кокшарова, с которым и меня познакомила по письмам, и с ним завязалась интересная и долгая переписка. Первое его письмо было от июня 1989 года из Свердловска. Он сообщил, что приехал в СССР уже после того, как "протянул ноги Коба и шлепнули Берию", попал сначала на целину, но потом перебрался в Свердловск, а жена его категорически отказалась ехать в СССР и осталась в Китае. Он, Кокшаров, как потом выяснилось, оказался моим соучеником по гимназии им. Достоевского, но по разным причинам окончил гимназию Дризуля. О гимназии же Достоевского у него остались трогательные воспоминания, как и у всех нас, достоевцах: о директоре-златоусте B.C. Фролове, инспектрисе Кудрявцевой Е.Ф. (тетя Олега Лундстрема), преподавателе Веневетинове Н.М., законоучителе о. Александре Кочергине, педагоге младших классов Депрерадович Ольге Родионовне (кстати, это коллега моей мамаши Пасынковой Александры Алексеевны, которая до революции была начальницей Читинской женской гимназии). Учился он и на Восточно-экономическом факультете института св. Владимира в Харбине, но затем перешел на Богословский факультет, причем до него тут учился талантливый поэт Валерий Францевич Салатко- Петрище (псевдоним - Валерий Перелешин), который затем ушел в монашество.
постригался в харбинском мужском Казанском монастыре, но через какое-то время стал расстригой, потом уехал заграницу в Бразилию, где и умер.
Занимался Владимир Кокшаров и литературным творчеством, писал рассказы.
Переписка Владимира Кокшарова была обильной. Кроме Е.В. Никобадзе, он переписывался с Юрием Криволуцким (Сидней), с Валерием Перелешиным (Бразилия). Печатался Кокшаров и в некоторых изданиях Свердловской области (в частности, писал о детях Харбина 30-х годов). В письме от августа 1988 года автор сообщил, что 17 июля на месте трагически известного Ипатьевского дома в Екатеринбурге группа верующих с зажженными свечами отстояли панихиду по убиенной Августейшей Семье. "Моего знакомого художника, который организовал и пел панихиду, продержали три дня в отделении милиции, двух молящихся довольно сильно избили". А в Москве "17 июля на площади Свердлова общество "Память" устроило митинг с возложением венка с надписью "Палачу русского народа", а милиция, которая наблюдала на месте за порядком, вполне благодушно отнеслась к этому". "В этом году, - пишет далее Кокшаров, - начал выходить журнал "Родина", в N5 напечатаны две статьи Гелия Рябова "Принуждены вас расстрелять" и "Дом особого назначения" Генриха Иоффе. Статьи посвящены страшным датам 16-17 июля 1918 года".
Исключительно интересны сообщения Кокшарова о его встречах и переписке с Августейшими Особами наследников последнего Императора. В 1992 году осенью он послал Е.И.В. Леониде Георгиевне Романовой три открытки старого Екатеринбурга, и в ответ получил от Августейшей Особы открытку-фотографию ее покойного супруга Великого Князя Владимира Кирилловича, снятого в Мадриде в декабре 1953 года.
В письме от 24 мая 1993 года Кокшаров сообщил, что "к погребению в С.Петербурге государя Владимира Кирилловича президент Ельцин прислал траурный венок с таким текстом: "Его Императорскому Величеству Владимиру Кирилловичу от президента России". Обе Великие княгини и Великий Князь Георгий (сейчас ему 12 лет) владеют, помимо русского языка, еще английским, немецким, французским и испанскими языками. А сама Великая Княгиня владеет и грузинским языком, и по-русски говорит с грузинским акцентом".
Из письма В. Кокшарова от 18 июля 1993 года: "С 14 июля по 18 июля в Екатеринбурге побывала Великая княгиня Мария Владимировна, глава Императорской фамилии. Из аэропорта кортеж проследовал в город, на место, где стоял Ипатьевский особняк. Здесь владыка Милхеседек отслужил панихиду по Августейшей Императорской Семье. Семья была также принята представителем президента в Екатеринбурге Виталием Мешковым. 15 июля состоялся концерт, посвященный 380-летию Дома Романовых. Меня
представили Императорской фамилии, как представителя старинного дворянского рода уральских горных инженеров. Я преподнес подарки: Великой Княгине Леониде Георгиевне -медную икону Распятия 19 века, а Марии Владимировне (главе Императорского Дома) - набор пластинок с музыкой уральских композиторов (издание 1972 года), а юному Георгию Михайловичу - старинные "Отечественные записки" изд. 1863 года.
16 июля в день священномученика митрополита Филиппа в Вознесенском соборе города было совершено всенощное бдение, а затем крестный ход на место убийства Царской Семьи, где была отслужена панихида, а затем молебен Святой Великомученице Великой Княгине Елизавете Федоровне. 7 июля их Величества ездили в город Альпатьевск, где были зверски убиты (сброшены в ров) Елизавета Федоровна, князья Константиновичи и князь Владимир Палей. 18 июля была проведена конференция с Высочайшими Особами".
* * *
Возвращаюсь к письмам Елены Влади.
"Хочу познакомить вас по переписке еще с одним интересным человеком, земляком, страстным библиофилом - Пржибыловским Вячеславом Юрьевичем. Учился в Харбине в лицее Св. Николая. Отец его - поляк, прошел через "сталинскую академию", живет в Чирчике, недалеко от Ташкента, с женой, дочерью и внуком". (Потом Вячеслав Юрьевич переехал в Таганрог. С ним у меня завязалась долголетняя интересная переписка вплоть до его трагической смерти в ....году. У нас с ним было много общих тем, интересов, убеждений. - И.П.) Еще присылал письма Юрий Паневин (Ленинградская область), способный и оригинальный литератор, но с ним переписка не заладилась.
Из письма Елены Никобадзе от октября 1990 года: "...Сообщаю подробности о ныне покойной землячке Маргарите (Марине) Федоровне Меликовой (ур. Строгановой). Я с ней была знакома с 10-летнего возраста, а ей было 7 лет. Ее отец занимался всю жизнь филателией при магазине "Кантилена" на Китайской улице в Харбине. В СССР на целину семья приехала из Мукдена в 1955 году, затем жили в Алмалыке (под Ташкентом), в этом городе они и скончались, потом скончался и муж: Марины, и вот теперь она одна. В Алмалыке живет сын Марины от первого брака - Николай Маликов с женой и сыном 6 лет. Никто из них в "академии" не был, а Марина и ее сын Николай даже были членами компартии. Марина была активисткой и пропагандисткой. Сын ее в последнее время был так наз. "освобожденным секретарем коме. Организации на заводе ЗИЛ. Марина знала английский и китайский языки" (интересно, как же сочеталась работа, да еще такая активная коммунистическая со всей системой воспитания в семье, да еще и заграницей. - И.П.).
Далее - из письма Елены Влади.
"О ныне покойном графе Сегеде, Евгении Петровиче. Он - из старого графского рода, в 1977 году по репатриации прибыл в СССР в порт Находку. Встреча была помпезной, с духовым оркестром. Репатриантов разместили по разным городам. Сам граф с семьей приехал в Ташкент, он - актер и режиссер. Но потом все были репрессированы, в том числе и Евгений Петрович с женой Галиной Трофимовной. В вину им вменялось их графское происхождение (такова была "социалистическая целесообразность" - И.П.), и, якобы, связь с американской разведкой, так как они жили в Шанхае".
Всех репатриантов так и приспосабливали к иностранным разведкам. В 1956 году все были реабилитированы (конечно, из тех, кто дожил до тех лет). Справедливости ради нужно заметить, что если родственники хлопотали о реабилитации погибших в лагерях подобных "иностранных шпионах", то, как правило, таким реабилитация предоставлялась. Лично мне известны несколько таких фактов: были реабилитированы погибшие в лагерях священник из Харбина о. Владимир Светлов и погибший во Владивостоке Семен Петрович Швалов, как и его зять, и еще несколько человек.
Далее - из моих воспоминаний. В 1951 году я находился в Озёрлаге, на ст. Чуна Иркутской области, в так называемом ДОКе. Здесь же находились в заключении так называемые репатрианты из Китая (Шанхая), с двумя из них я хорошо познакомился: это были Лесков и Кольцов. Оба, насколько помню, были актерами. Особое воспоминание о Кольцове: он мне показал фото своей жены Татьяны Владимировны, которую я знал, как машинистку III отдела БРЭМ в Харбине, тогда она была замужем за Владимиром Костриченко, активным членом Союза мушкетеров в Харбине. Конечно, он тоже был арестован и вывезен на территорию СССР без следствия и суда, как и все мы. Насколько помнится, он освободился досрочно в связи с хрущевской оттепелью, был реабилитирован и жил в Караганде, но почему-то вел очень замкнутый образ жизни, не общаясь со своими земляками "маньчжурцами". Да, по разному сложились судьбы бывших "маньчжурцев" на территории СССР даже после досрочного освобождения, да и характеры многих очень изменились, и можно ли за это всех винить?
"Еще немного о Е.П. Сегеда. В лагере он организовал драматическую труппу, ставил пьесы Чехова, Островского, и это спасло его от тяжелой работы на лесоповале. По возвращении в Ташкент, он до самой смерти работал режиссером в Узгосфильме, руководил многими постановками и фильмами вместе с другими нашими земляками, в том числе с Юрием Базаровым, который еще в 1990 году работал режиссером в Узбекфильмом. "Сегеда остался в моем воспоминании, как человек высокой культуры, одухотворенный своей работой. Это был последний из могикан России. Он с большой
теплотой относился к моему скромному творчеству, декламировал со сцены мои стихи, как и стихи других поэтов".
"Как я Вам писала, меня нашли здесь в Союзе мои родственники по линии моей мамы Мудрицкой. Мои двоюродные братья Володя и Дима были забраны из Харбина в 1946 году. Им было по 19 лет. Володя в лагере был убит "зеком", а Дима "дослужил срок" и потом еще какое-то время был в ссылке. Виной им с братом было поставлено "почему не уехали в Союз?" Мой двоюродный брат Дима так и остался неграмотным, а потом уже его жена Валя, с которой он познакомился в ссылке, помогла ему выучиться читать. В лагере он был в Якутии, в поселке Батыгай. Он мне при встрече потом рассказывал, что ему пришлось пережить в лагере, а также в пути "по этапу" вместе с другими харбинцами, а также с японскими военнопленными - в декабре м-це полураздетые шли по замерзшей реке от Находки до Батыгая. По дороге была большая смертность несчастных, которых они закапывали прямо у дороги в снегу. Кормили их соленой рыбой, вместо воды ели снег. В настоящее время Дима с семьей - женой, дочерью, сыном и с их семьями живут в Караганде" (письмо относится к октябрю 1990 года. - И.П.).
"До сих пор не могу опомниться от страшного злодеяния - убийства о. Александра Меня. Я давно знакома с его книгами, изданными в Брюсселе, в издательстве "Жизнь с Богом". Одну из его книг "Сын Человеческий" перепечатала на пиш.машинке полностью еще в 1979 году и она ходила по рукам земляков".
Из письма от апреля 1990 года: "Из Израиля я получила весть о смерти нашего земляка Гены Лемберга".
Из письма от апреля 1990 года: "Переписываюсь изредка с земляком Владимиром Ивановичем Имполитовым, он окончил в Харбине Духовную Семинарию, сейчас он протодиакон в Ростове-на-Дону".
Из письма от 11 сентября 1990 года: "Душа моя жаждет благодати, Благодати Божией, святости и благочестия. Душа моя ныне очень скорбит -- я потеряла еще одного друга. 13 августа в Алмалыке скончалась Марина Меликова, ур. Строганова, подруга с детских лет в Харбине. От рака легких, скоропостижно, очень много курила, и к тому же жила в "городе химии". Настроение у меня грустное: "мы все уходим понемногу в ту страну, где тишь да благодать... Может быть, и мне пора в дорогу бренные пожитки собирать" (С. Есенин)".
Из письма от 5 мая 1989 года: "Олегу Вагину при случае передайте мой привет. (Если этот журнал попадет в твои руки, Олег, то прими этот привет, хотя ее уже и нет в живых. -- И.П.). Олег преподает китайский и японский языки в ТашкГУ. Из разговора с землячкой Казаченковой узнала о земляке Анатолии Илларионове (б. шофер), живет он в
Новосибирске, у него две дочери, одна из них замужем за Мунцевым (мне помнится такой актер по Харбину. - И.П.). Из земляков, живущих в Ташкенте, могу назвать графа Сегеду и его жену Галину Трофимовну (о них речь шла выше - И.П.), а вот девичья фамилия Галины Трофимовны - Мазговая (именно через "а"), (в Харбине я хорошо знал Костю Мазгового, значит, ее брат. Насколько помнится, отец Кости работал в пожарной команде на Китайской улице. - И.П.). Еще была у меня в Ташкенте знакомая из Парижа, она с мужем приехала в СССР в 1946 году, причем муж: ее погиб в советском лагере, она тоже была в лагере, но выжила, реабилитирована. Еще я знала по Ташкенту ныне покойного Василия Спицина, второго мужа моей золовки Татьяны Михайловны Номоконовой- Крамник (Крамник - фамилия нечастая, Николая Крамника я знал и по совместному обучению в школе РСО в Корпусном городке в Харбине, только он был на два класса старше, а потом одно время были вместе в советском лагере в Краслаге (Красноярский край), после освобождения Н. Крамник работал и в пос. Маго (низовья Амура) с М.А. Матковским и В.В. Кибардиным . К Николаю Крамнику я заезжал с женой в Иркутске в 1988 году, его второй женой была наша землячка Позднякова. Николай умер в Иркутске в 1990 году -И.П.).
В письмах Елены Владимировны часто звучат религиозные мотивы, она была глубоко верующим человеком. "Особенно восхищаюсь псалмом 50 Давидовым: "помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих" (переписала для меня весь псалом. - И.Н.).
"Здоровье мое не улучшается, а ухудшается, сильнейшие боли в ногах, хожу с трудом, а тут еще головушка подводит. Не помню, писала ли я вам, что меня нашли родственники по материнской линии - двоюродная сестра Клава (74 г.), ее дочь Вера (54 г.), ее сын Володя (52 г.) с сыновьями, дочерьми, внуками и правнуками. Нашел меня Володя, проживающий в Новосибирске. Часть родственников живет в Новосибирске, часть во Фрунзе, часть в Караганде. Мне из Кустаная прислал интересную книгу, только что вышедшую в Москве, Игорь Абросимов "Под чужим небом". Это книга о жизни в Харбине в 20-30-х годах старосоветских граждан, служащих КВжд. Повесть автобиографична. Описание в книге идет от имени автора, которому в то время было 12-13 лет".
Из письма от 5 мая 1989 года: "Мою старушку-мачеху опекает мой родной брат Никита Владимирович Никобадзе, проживающий в Сиднее".
Еще письмо от 8 августа 1989 года: "Посылаю вам в подарок книгу нашего харбинца Левана Хаиндрава "Отчий дом" (это у меня второй экземпляр), а первый я получила из
Тбилиси от самого автора, и его фотографию. Описание в книге от лица мальчика, а стиль романа напоминает стиль Лидии Чарской, к которой ныне возвращается наше общество, признав, наконец, что Чарская воспитывала в нас честность, искренность, мужество и благородство. У меня сохранились две книги "Княжна Джеваха" и "Газават". (Имя Чарской помню по Харбину - старшее поколение с увлечением читало ее и передавало это увлечение и подрастающему поколению, как и прекрасные стихи Дон-
Аминадо и Саши Черного - И.П.).
* * *
Данный очерк о Елене Влади носит характер фрагментарности письма, и темы обозначались не в хронологическом порядке, но зато обширность связей и характеристик со стороны Елены Влади привело к тому, что по ходу рассказа обозначились многие из других земляков, некоторые с судьбой необычной, даны и дополнительные характеристики на земляков, которых уже нет в живых.
Полагаю, что после данного очерка последуют еще воспоминания, дополнения со стороны земляков для полной законченности образа нашей незаурядной землячки, талантливой поэтессы, очень чистой души человека. Что касается отсутствия некоторых дат, то прощу прощения, что не всегда смог их восстановить. Если будут уточнения, то они будут к месту.
Пройдут годы и годы, и постепенно появится антология зарубежной русской литературы, богатой именами и идеями. И в этой антологии оставит свой след на земле, безусловно, имя Елены Владимировны Никобадзе, так хорошо известной нашему поколению под громко звучащим именем ЕЛЕНЫ ВЛАДИ.