Горбатых Сергей Анатольевич : другие произведения.

Гусарская сага

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В пятой главе исторического романа рассказывается о корнете Головинском, сражающимся в составе Десятого гусарского полка на Буковинском фронте.

  
  
  
   Часть вторая
   За веру, царя и отечество
   Глава пятая
  
   Десятая кавалерийская дивизия, в состав которой входил Десятый гусарский Ингерманландский полк, через несколько дней после ранения Головинского у деревни Лютовиска, была передислоцирована на Буковинский фронт. Здесь она вошла в состав Третьего кавалерийского корпуса, командиром которого был назначен генерал-лейтенант граф Келлер.
  
   Командиром Десятой кавалерийской дивизии стал генерал-майор Марков.
  
  
   23 мая Владимир прибыл в город Коцмане. На станции Головинский быстро нашёл бессарабского крестьянина, который согласился доставить его в расположение полка, разместившегося в нескольких верстах от города.
  
   Штаб Десятого гусарского Ингерманландского полка находился в красивом, недавно побеленном доме. Из открытых настежь его окон слышался разгневанный голос полковника Чеславского.
  
  - Очевидно что-то произошло очень серьёзное? Всегда сдержанный и очень корректный Чеславский, никогда не позволявший себе повышать голос на подчинённых, сейчас буквально орал.
  
  - Добрый день! Корнет Головинский прибыл представиться по случаю прибытия в полк после ранения. - Сухо сообщил Владимир незнакомому симпатичному корнету, сидевшему на ступеньках дома.
  
  - Корнет Шпакович. Исполняю обязанности адъютанта командира полка. - Подскочил тот и протянул руку Головинскому.
  
  - А что случилось? Я ещё никогда не слышал, чтобы Чеславский так кричал. - Поинтересовался Владимир.
  
  - Да казачкИ ночью шлюз в пруду открыли, чтобы рыбки себе добыть на ужин. Воду всю спустили. Десятка два карасей унесли, в остальные - несколько сотен - погибли. Вот и господин полковник разговаривает по телефону с кем-то из Донской казачьей дивизии.
  
  - Когда совершаются такие поступки, господин войсковой старшина, мне становится стыдно и больно за наше российское воинство! Я настаиваю, чтобы зачинщики этого безобразия, которое опозорило нас перед местными жителями, предстали перед военно-полевым судом! - уже ревел за стеной Чеславский.
  
   Шпакович побледнел. Он хотел что-то сказать Головинскому, по промолчал.
  
  - Ах вы не согласны, господин войсковой старшина! Ну что же я не буду докладывать о преступлении, которое совершили ваши подчинённые,моему начальству. Но знайте, что этот позор пятном ложится на ваши погоны! Честь имею! - было слышно, как Чеславский бросил трубку на телефонный аппарат.
  
  
  
  
  - Корнет, вы доложите командиру полка о моём прибытии? - спросил Владимир.
  - Нет, нет!- махнул рукой Шпакович, - проходите к нему без моего доклада.
  
   Владимир постучал в дверь.
  - Да, входите!
  
  - Господин полковник, корнет Головинский представляется вам по случаю возвращения в полк после ранения! - Владимир щёлкнул каблуками и отдал честь.
  
  - Корнет, здравствуйте! - Чеславский подошёл к нему и, нарушая все законы субординации, по-отечески обнял Владимира, - рад! Очень рад, что вы снова в полку.
  
   За время отсутствия Головинского в полку произошли кадровые изменения. Командир второго эскадрона Иван Гаврилович Барбович был произведён в подполковники и исполнял обязанности заместителя командира полка.
  
   Команду над вторым эскадроном принял ротмистр Волохин.
  
   Пётр Васецкий был произведён в поручики, а Юрий Слёзкин был ранен в руку и находился на излечении в госпитале.
  
   Головинский снова принял под командование свой взвод, чему был очень рад.
  
  - Шашки вон, пики в руку! - раздалась команда унтер-офицера Петровского.
  
   Все гусары взвода чётко, как один, вынули шашки. Клинки ярко блеснули на солнце...
  
   Так взвод встречал своего командира: корнета Владимира Юрьевича Головинского.
  
   Раздалась другая команда унтер-офицера, и все, дружно вложив шашки в ножны, замерли. Стояла тишина.
  
  - Здравствуйте, гусары! - громко поздоровался с кавалеристами Головинский.
  - Здравия желаем, ваше благородь! - громко разнеслось вокруг.
  - Благородь, городь, городь.... - вторило эхо.
  
   Головинский объезжал на "Салтане" строй своего взвода.
  - Петровский, а где Хрямзиков? Что-то я его не вижу? - поинтересовался Владимир.
  - Он теперь эскадронным писарем служит, ваше благородие.
  - С какого это времени? - удивился Головинский.
  - Его благородие ротмистр Волохин приняли эскадрон и назначили Хрямзикова писарем. Сказали, что у него почерк кали-кали ...- унтер-офицер запнулся.
  - Каллиграфический. - Подсказал Владимир.
  
  
   - Так точно, ваше благородие! Калифагический! - подтвердил Петровский.
  
   В ночь с 25 на 26 мая Десятый гусарский Ингерманландский полк сменил Десятый уланский Одесский полк в боевом охранении.
  
   Со стороны позиций противника доносился металлический лязг. Зажигались и гасли электрические фонари. На станции Черновицы гудели паровозы...
  - К наступлению готовятся совершенно открыто. Действуют нагло и самоуверенно. - Прокомментировал ситуацию подполковник Барбович, обходя позиции полка.
  
   Выглянуло солнце, Густая высокая трава покрылась крупными каплями росы... Запели птицы...
  - Добрый динь будэ. - Донёслось до Головинского.
  
  - Бу-у-у-ум.... Бу-у-у-у-ум....- задрожала земля. Всё вокруг заволокло пылью. В воздухе летали комья земли, ветки деревьев, камни.
  
   Это произвела залп крупнокалиберная австрийская артиллерия.
  
  - Бу-у-ум! Бу-ум-ум...
  
   Рядовой Ненашев, находившийся рядом с Головинским, упал на колени на дно окопа и принялся неистово молиться.
  
   Всё вокруг продолжало сотрясаться:
  - Бу-у-ум! Бу-у-ум... Бу-у-ум. Бу-ум...
  
   В лицо Владимира ударило земляной волной. Он сел на дно окопа и закрыл уши ладонями, чтобы не оглохнуть. Сверху на него беспрерывно сыпалась земля. День сделался серым. Не было видно ни солнца, ни неба.
  
   Тишина... Головинский с трудом высунулся из полузасыпанного землёй окопа.
  
  - Унтер-офицер, доложить о потерях! - громко крикнул он.
  - Ваше благородие, двое убитых, трое раненых. Уже эвакуированы в тыл. - Прокричал в ответ Петровский и начал громко, с надрывом, кашлять.
  
  - Проверь, чтобы все были готовы к отражению атаки! Особенно новобранцы. Смотри, чтобы они в тыл не побежали! - приказал Головинский.
  - Слу- слу- шаюсь... кхе, кхе, кха, ваше благородь! - борясь с душившим его кашлем, крикнул Петровский.
  
   Со стороны австрийских позиций послышались свистки, звуки трубы... Затем раздался барабанный бой.
  - Это уже началась атака! Эх, не видно ничего! Не видно! Не видно! - занервничал Головинский, всматриваясь в густой туман из серой пыли и сизых пороховых газов.
  
   Неожиданно с реки Прут подул лёгкий ветерок и стал относить этот туман на восток.
  
  
  
  
   Владимир поднёс к глазам бинокль. Австрийская пехота шла в атаку густыми цепями. Впереди, как всегда, унтер-офицеры. За ними - солдаты. Офицеры находились на значительном удалении от них.
  
  - Бам! Бам! Бам! Бам! - по наступающему неприятелю стали стрелять артиллерийские батареи Третьего кавалерийского корпуса.
  
  - Приготовиться к отражению атаки! - передали по окопам приказ полковника Чеславского.
  
  - Та-та-та-та-та-та-та-та-та-ат... - ударили по австрийским цепям наши пулемёты.
  
  - Взвод, по неприятелю... пли! - закричал во весь голос Головинский.
  
   Австрийцы бежали на русские позиции. Русская артиллерия смолкла, боясь накрыть своим огнём позиции кавалеристов.
  
  - Бах-бах-ба-бах-бах, - беспорядочными залпами стреляли гусары в приближающихся австрийцев.
  - Та-та-та-та-та-та- - захлёбывались наши пулемёты...
  
   Не добежав шагов двести до русских окопов, австрийцы залегли. И тот час, со стороны неприятеля, начали двигаться новые цепи наступающих.
  
  - Сейчас они достигнут первых, которые залегли. Затем те поднимутся и своим количеством они, все, нас просто растопчут.- Понял Головинский.
  
   Он выпрыгнул из окопа и, не пригинаясь, бросился бежать по самому краю траншеи к Волохину.
  - Господин ротмистр, срочно командуйте в контратаку! В штыковую! - выпалил он, прыгая в окоп к командиру эскадрона.
  - Корнет, спокойно! Что ты себе позволяешь? Ты кто? Командир полка? Надо ждать приказа! - резко оборвал его Волохин.
  
  - Когда мы получим приказ, австрийцы уже прорвут нашу оборону! В атаку! В штыки надо! - отчаянно убеждал своего командира Головинский.
  - Возвращайся в свой взвод, корнет! Немедленно! - заорал на Владимира Волохин.
  - Слушаюсь, господин ротмистр! - козырнул Головинский.
  
  - Надо дерзать, Володя! Надо дерзать! Будь, что будет! Я гусар или кто? - шептал он, в припрыжку несясь во весь рост вдоль траншеи.
  - Примкнуть штыки! - громким голосом приказал он, прыгая в свой окоп. - Петровский, мне - винтовку!
  
  - Гусары, за веру, царя и отечество! В штыковую, за мной! - прокричал Головинский во всю мощь своих лёгких, вылезая из траншеи. - Ура!
  
   Он бежал на австрийские цепи, не оборачиваясь. Владимир знал, что его взвод следует за ним.
  
  
  
  - Ура-а-а-а! Ура-а-а-а! - донеслось сзади, затем слева и справа.
  
   Навстречу Головинскому, как разъярённый бык, мчался высокий австрийский фельдфебель. Он сильно замахнулся, чтобы с разбега распороть грудь Владимира штыком своей винтовки. Головинский резко остановился, сделал один шаг в сторону и, не замахиваясь, коротким и сильным ударом вонзил фельдфебелю штык в шею.
  - Хряк. - Послышался хруст.
  Фельдфебель выронил свою винтовку и стал медленно опускаться на колени. Головинский не успел выдернуть штык из шеи врага, как откуда-то появился австрийский солдат и попытался ударить его штыком в бок. Владимиру удалось увернуться, но он потерял равновесие и упал. Австриец занёс над ним винтовку для решающего удара. В это мгновение Головинский изо всех сил ударил вражеского солдата сапогом в живот. Тот, не выпуская из рук винтовки, согнулся и заверещал от боли. Владимир резким движением поднялся с земли и ударил австрийца сапогом в лицо. Один раз, второй, третий... солдат ничком лежал на земле, корчась от боли. Головинский вырвал свою винтовку, штык которой застрял в толстой шее фельдфебеля, и бросился вперёд.
  
   С началом артиллерийского обстрела австрийцами позиций Третьего кавалерийского корпуса, его командир генерал-лейтенант Келлер прибыл на командный пункт Десятого гусарского Ингерманландского полка.
  
  - Вы, господин полковник, как всегда, выбрали самое лучшее место для руководства сражением. - Похвалил он Чеславского, поднимаясь к тому на высокую копну сена.
  - Стараюсь, ваше сиятельство! - отдал честь командир полка.
  - Господин полковник, прошу вас находиться со мной, но боем я буду руководить лично. - Приказал Келлер.
  - Слушаюсь, ваше сиятельство! - снова козырнул Чеславский.
  
   Прекратилась австрийская артподготовка.
  
  - Прекрасный обзор. Всё видно, как на ладони! - Келлер смотрел в бинокль на наступавшие австрийские цепи.
  - Ротмистр, на позиции второго полка Донской казачьей дивизии срочно направить дополнительную сотню из резерва! Телефонируйте! - зычно крикнул командир корпуса своему адъютанту, находившемуся внизу, возле копны сена, вместе с телефонистом.
  - Слушаюсь, ваше сиятельство!
  
   Австрийцы начали массовую атаку. Келлер понял, что основной удар будет нанесён по Десятому гусарскому полку.
  - Молодцы ваши гусары, господин полковник! Заставили залечь неприятеля! Молодцы! Почти отбили атаку. - Довольным голосом прокомментировал генерал-лейтенант. - А вот, - он хотел развить свою мысль,но замолчал, увидев, как вторая, более многочисленная цепь, австрийской пехоты бегом приближается к тем, кто лежал вблизи гусарских позиций.
  
   Чеславский, увидев в бинокль, что происходит, побледнел. Сжал губы и молчал.
  
  - В контратаку! В штыки! Чего же они медлят?! Чего медлят? - громко шептал Келлер.
  
  
  
  - Ротмистр, срочно телефонируйте гусарам, чтобы они организовали контратаку! Да, ещё направьте к ним два эскадрона уланов из резерва!
  - Слушаюсь, ваше сиятельство! - послышался снизу голос адъютанта.
  
   Ситуация была критической. Чеславский не мог разжать губы от волнения... Келлер что неразборчиво шептал, не отрывая глаз от бинокля...
  
   В этот момент из окопа резво выпрыгнул гусарский офицер с винтовкой в руках. Видно было, что он что-то кричит. За ним, из траншеи, вылезли человек двадцать гусар с винтовками наперевес и ринулись на противника. Через несколько минут навстречу австрийцам бежал весь гусарский полк. Впереди высокий офицер...
  
  - Господин полковник, отсюда я не могу хорошо рассмотреть лица офицера. Но я уверен, что знаю его.
  - Так точно, ваше сиятельство, вы его знаете! Это корнет Головинский, командир взвода во втором эскадроне.
  - Точно, точно! Это тот самый Головинский. Молодец! Ай, какой молодец этот ваш корнет! Побольше бы нам таких обер-офицеров! Господин полковник, напишите представление на награждение корнета Головинского! За личную смелость и умелое командование своим взводом.
  - Слушаюсь, ваше сиятельство!
  
  - Да, господин полковник, также подготовьте представление на награждение и командира эскадрона за своевременную организацию контратаки. Сегодня же! Прошу не затягивать1
  - Слушаюсь, ваше сиятельство!
  
   Австрийцы не выдержали штыковой контратаки Десятого гусарского полка и побежали к своим позициям.
  
   -Ту-ту-тутуту! Ту-ту-тутуту! (Всем стоять! Всем стоять!) - послышался звук кавалерийской трубы.
  
  - Отходить на свои позиции! Отходить на свои позиции! - кричали офицеры солдатам, которые в азарте наступления бежали вперёд, стараясь догнать удирающих австрийцев.
  
   В этот день гусары ещё дважды поднимались в штыковую атаку. Но до столкновения с противником дело не доходило. Австрийцы, увидев русских кавалеристов, вылезавших из окопов с винтовками с примкнутыми штыками, спешно отступали, несмотря на своё большое численное преимущество.
  
   26 мая командир Третьего кавалерийского корпуса генерал-лейтенант граф Келлер дал приказ об отходе на линию Ржавицы - Самокриничный кордон - Шиловцы.
  
   Всю ночь рыли окопы. Сапёры вкапывали перед ними высокие колья и наматывали на них колючую проволоку.
  
   Все сильно устали. Не было слышно ни смеха, ни шуток...
  
  
  
  - Веселее, гусары! Давай ребята! - подбадривал солдат своего взвода, корнет Головинский, вымеривая глубину окопов и размеры бойниц в бруствере.
  
   Владимир смертельно устал. Его глаза сами закрывались. Казалось, что ещё мгновение и он упадёт на землю, и заснёт.
  
   Рассвело... Солдаты уже едва шевелились.
  
  - А вот и завтрак вам, героям, несут! Вот сейчас и начнётся настоящая "работа"! - пошутил Головинский.
  
   На позиции принесли кипяток в огромных чайниках, обшитых войлоком, чай, чёрный хлеб, сахар.
  
  - С едой не тянуть! Жуём быстро! Надо траншеи до ума довести! - распорядился унтер-офицер Петровский.
  
  - Ваше благородие, так вы бы тоже чайку хлебнули? А? - появился Семён Будкин. - Я вам ваших любимых сухариков поджарил. На костре прямо. Немножко погорели, но вкуснющие получились. Вот вам, ваше благородие, крест - вкусные! Ароматные! Дымком пахнут.
  
   В руках у денщика был маленький чайничек, кружка, мешочек с сухарями и сахаром.
  
  - Давай, спаситель! Вовремя поспел! - обрадовался Владимир.
  
   Головинский сделал глоток. Чай был очень терпким и сладким. Очень сладким. Сухари были почти чёрного цвета и источали сильный запах дыма.
  - И правда - вкусно! - похвалили он своего денщика.
  
  - Бу-ум-ум-ум! - грохнуло совсем рядом. Всё заволокло сизым пороховым дымом и пылью.
  
  - В окопы! Всем в окопы! - закричал Головинский, обжигаясь горячим чаем.
  
  - Бу-ум-ум-ум! - вновь дрогнула земля.
  
  - Корнет, что ты наверху делаешь? Немедленно в укрытие! - послышался голос Волохина.
  - Сейчас чай допью, господин ротмистр, и в окоп прыгну. - Грызя сухарь, спокойно объяснил Головинский.
  
  - Корнет, не валяй дурака! Я тебе приказываю - в окоп!
  
   Владимир с сожалением вылил чай и прыгнул вниз к Волохину.
  
   Австрийская тяжёлая артиллерия била по русским позициям минут пятнадцать. Затем в атаку пошла вражеская пехота.
  
  - Та-та-та-та-та-та! - затарахтели пулемёты.
  
  
  
  
  - Бах-бах-бах-бах.... - начали стрелять из винтовок гусары по наступающим цепям врага.
  
   Было видно, что неприятель устал. Солдаты едва шли, подгоняемые сзади своими офицерами. Не доходя до русских позиций шагов четыреста, они залегли. Ни унтер-офицерские зуботычины, ни проклятия офицеров не могли их поднять.
  
   Было жарко... Хотелось есть... Мучала сильная жажда... Над окопами носились тучи мух.
  
  - Ваше благородие, водицы вот вам принёс! Прямо из колодца. - Появился Будкин с двумя флягами.
  
   Головинский с наслаждением пил холодную свежую воду.
  
  - Спасибо, Семён! Возьми у унтер-офицера гусара и принесите сюда, во взвод, пару вёдер воды. - Приказал корнет.
  - Слушаюсь, ваше благородие! - Будкин, немедля, бросился искать Петровского.
  
  - Головинский, поздравляю тебя! - по узкой траншее к Владимиру протиснулся Барбович И.Г.
  - Здравия желаю, господин подполковник! С чем вы меня поздравляете?
  - В штаб корпуса отправлено представление о твоём награждении орденом Святого Владимира четвёртой степени. Молодец корнет! - Барбович похлопал Владимира по плечу.
  - Правда? - удивился Головинский, а за что?
  - За вчерашнюю штыковую атаку. Командир корпуса генерал Келлер лично видел, как ты дрался с австрийцами и приказал срочно подготовить документы. Ещё раз поздравляю! - Барбович пошёл дальше.
  
   Владимир сел на дно окопа. Новость его сразила, ведь орден Святого Владимира четвёртой степени был мечтой каждого обер-офицера!
  - Ничего себе! А? Ничего себе! - ему хотелось закричать от радости.
  
   Ночью поступил приказ отходить.
  
   Ранним утром 28 мая Десятый гусарский Ингерманладский полк занял позицию к востоку от деревни Заставна.
  
   Австрийская пехота подошла к полудню и, как уже происходило в последнее время, с марша начала наступление на позиции Третьего кавалерийского корпуса. Противник имел троекратное преимуществу в живой силе. Кавалеристы стояли насмерть.
  
   Головинский всё время перемещался по расположению своего взвода. Подбадривал гусар:
  - Молодцы, братцы! Молодцы! В небо не стрелять! Целиться тщательно!
  
   Дружный ружейно-пулемётный огонь Десятого гусарского полка не позволял австрийцам приблизиться к их позициям. Но в центре противнику удалось потеснить казаков Оренбургского полка.
  
  - Видел, Головинский? Ты видел? - возбуждённо кричал Волохин в самое ухо Владимиру.
  
  
  
  - Что видел, господин ротмистр? - спросил Головинский, почему-то раздражаясь от присутствия командира эскадрона рядом с собой.
  
  - Что? Что? - на, смотри! - Волохин грубо сунул в руки корнета свой бинокль.
  - Куда смотреть?
  - Куда? Куда? На деревню Заставна смотри! - плюнул ротмистр.
  
   Головинский поднёс бинокль к глазам.
  
  - Боже мой! В Заставне уже австрийская кавалерия! И две батареи! Спешиваются. Сейчас откроют огонь! - ужаснулся Владимир.
  
   Точно: через десять минут по левому флангу Десятого гусарского полка австрийцы открыли сильный ружейно-пулемётный огонь.
  
   От генерал-лейтенанта Келлера поступил приказ: корпусу оставить занимаемые позиции и отступать на высоты, расположенные восточнее деревни Добраночь.
  
   Шли всю ночь. По тропам и просёлочным дорогам двигались медленно. Лошади были свежи, а вот их наездники от усталости засыпали в сёдлах.
  
   Около девяти утра 29 мая Десятый гусарский Ингерманландский полк достиг высот и был выставлен в сторожевое охранение. Позиция, которую занимали гусары, была великолепной. С вершины горы открывался прекрасный вид на окрестности. Местность, находящаяся внизу, лежала перед ними, как на ладони.
  
  - Окопаться! - последовал приказ.
  
   Кавалеристы принялись медленно ковырять землю.
  
  - Устали гусары, - думал Головинский, - да и я сейчас упаду, и буду спать, спать, спать. Нет нельзя! Возьми себя в руки, корнет! Надо готовиться к обороне.
  
  - Поживее, герои! О бруствере не забывайте! Его с любовью делать надо. - Владимир ходил взад и вперёд, наблюдая за гусарами своего взвода.
  
  - Головинский, почему так мало амбразур в бруствере? - появился Волохин с серым от усталости лицом, с глубокими морщинами под глазами.
  - Почему мало, господин ротмистр? Согласно у...
  
  - Ну как вам нравится позиция, господа офицеры? - перебил Головинского голос Чеславского
  
  - Прекрасная позиция, господин полковник! - ответил Волохин, отдавая честь.
  
   Головинский вытянулся перед командиром полка и приложил руку к козырьку фуражки.
  
  - Как настроены твои гусары, корнет? - поинтересовался Чеславский.
  
  
  
  - Сражаться до последнего, господин полковник.
  - Спасибо, Головинский!
  
  - Щи сегодня знатные, ваше благородие! Ох и знатные! Наваристые! - к обеду появился Будкин с котелком и чайником. - Я вам, ваше благородие, на пенёчке накрою. А?
  - Давай, Семён! - устало согласился Владимир.
  
   Щи, действительно, были вкусными. Хлеб только выпечен... Запах сосен и трав... Яркое солнце...
  
   От усталости у Головинского начали сами закрываться глаза. Он ел щи и засыпал...
  
  - Семён, всё! Не могу больше. Прилягу. Чай потом.
  
  
   Владимир растянулся во весь рост прямо на земле в тени развесистого бука, накрыл лицо фуражкой и мгновенно заснул.
  
  - Ваше благородие! Ваше благородие! Ваше благородие! - кто-то теребил Головинского за плечо.
  
  - Что случилось? - подскочил Владимир.
  
   Перед ним стоял Петровский.
  - Ваше благородие, вас командир эскадрона вызываю к себе. Срочно говорят! - доложил унтер-офицер.
  
  - Господа офицеры, довожу до вашего сведения, что только что получен приказ командира корпуса: оставить занимаемые позиции и отходить к деревне Малинцы. - Сообщил командирам взводов второго эскадрона ротмистр Волохин.
  
  - Вот чёрт! Вот чёрт! - сокрушался корнет Виктор Эмних, возвращаясь на позиции вместе с Головинским, - здесь , на этих высотах, можно было бы держать и держать оборону. Противник у нас всегда был бы, как на ладони! Эх! ...
  
  - Да... опять отступаем! Отступаем .... - с болью в душе согласился с ним Владимир.
  
   Уже было темно, когда прибыли в Малинцы. Гусарскому и уланскому полкам был дан приказ оборудовать оборонительные позиции в лесу, расположенном севернее этой деревни.
  
   Всю ночь рыли окопы. Валили деревья, делали из них высокие колья, которые вкапывали перед траншеями, а затем сапёры опутывали их колючей проволокой.
  
   Медленно начало вставать солнце... Огромный кроваво-красный диск с трудом выкатывался на небо...
  
  - К не добру это! Поганый знак! - донеслись до Головинского слова , уставших от очередной
  бессонной ночи гусар.
  
  
  - Какое же сегодня число? - подумал Владимир. - Двадцать девятое или тридцатое? Уже тридцатое! Тридцатое мая. - Подсчитал он.
  
  - Бум-бум-бум-бум-бум! Бум-бум-бум-бум! - задрожала земля.
  Это австрийская крупнокалиберная артиллерия открыла огонь по русским позициям.
  
  - "Чемоданы" бросают! - раздался чей-то сильный крик.
  
   Головинский закрыл уши ладонями и сел на дно окопа.
  
  - Бум-бум-бум! - разорвался снаряд совсем рядом.
   Сверху на Владимира посыпались комья земли, ветки деревьев. Что-то очень больно ударило его по голове и сорвало фуражку. Головинский опустил руки.
  
  - Санита-ры! Са-ни-та-ры-ы-ы-! Сюда-а-а! Сюда-а-а-а! - орал Петровский в шагах десяти от него.
  - Что случилось, унтер-офицер? - крикнул Головинский.
  - Иванову ноги оторвало, ваше благородь!
  
  - Бум-бум-бум-бум! - вновь задрожала земля.
  
   Повсюду стоял тошнотворный запах горелого человеческого мяса. Воняло пороховыми газами...
  
  - Чеславского ранило! - из тумана серой пыли, висящего над позициями, вынырнул ротмистр Волохин.
  - Тяжело? - в груди у Владимира что-то оборвалось.
  - Не знаю, но говорят, что снаряд совсем рядом разорвался, Полковника взрывной волной в сторону отбросило. Врач сейчас с ним. А у тебя как? Убитые есть?
  - Рядовому Иванову ноги оторвало. Много контуженных.
  - Корнет, сейчас в атаку пойдёт неприятельская пехота. Без команды не стрелять! Понял?
  - Понял, господин ротмистр! - машинально ответил Головинский.
  
  - Если Чеславский тяжело ранен и не может руководить боем, то дело - дрянь! - почему-то подумал Владимир.
  
   Замолчали австрийские орудия, и вдали показались цепи австрийской пехоты.
  
  - Та-та-та-та-та-та, - захлёбываясь, начали бить по ним наши пулемёты.
  
  - Без моей команды не стрелять! Без моей команды не стрелять! - предупреждал каждого гусара своего взвода Головинский, пробираясь по обвалившемуся в некоторых местах, окопу.
  
   Первая атака неприятеля была отбита, за ней последовала вторая. Отбили и её, но к трём часам дня австрийской пехоте удалось выбить из занимаемых позиций казаков Донской
  
  
  
  дивизии.
  
   Возникла угроза окружения.
  
  - Получен приказ об организованном отходе к городу Хотину. - Сообщил офицерам полковник Чеславский с перебинтованной головой.
  
  - Снова отступаем! Отступаем! - горечью обожгло сердце у Головинского, - после моего возвращения в полк после ранения, мы только и делаем, что "отходим". Так можно "отходить" и до Москвы, и до Питера.
  
   От стыда перед гражданским населением и, даже, перед своими гусарами, которые честно и храбро сражались, Владимир в последние дни чувствовал себя подавленно.
  
   В ночь с 30 на 31 мая добрались до какой-то деревни западнее Хотина, распрягли лошадей и устроились на ночлег кто, как смог.
  
   Будкин соорудил для Головинского ложе из охапки соломы, постелил на неё суконное одеяло. Владимир снял сапоги и мгновенно заснул.
  
   На следующий день, 1 июня, Десятый гусарский Ингерманландский полк начал оборудовать позиции в лесистой местности: между рекой Днестр и дорогой Хотин - Черновицы.
  
   Снова рытьё окопов... Снова Головинский бегал вдоль траншеи, которую оборудовали гусары его взвода, контролируя, как делались бойницы в бруствере, как вкапывались колья...
  - Землекопами стали! Прям пехтура во щах квашенная! - грустно посмеивались над собой кавалеристы.
  
   Вечером того же дня Десятый гусарский полк получил приказ сдать оборудованные позиции Донской казачьей дивизии и расположиться на стоянку в городе Хотине.
  
  
   Все офицеры второго эскадрона Десятого гусарского полка расположились на постой в просторном доме владельца местного винокуренного завода. Головинскому достался просторный старый диван в комнате, где стоял рояль.
  - Прекрасно! Завтра поутру сыграю и спою что-нибудь! - обрадовался Владимир.
  
  - Лошадей не рассёдлывать! Спать не раздеваясь! - передали по эскадронам приказ командира полка Чеславского.
  
   Головинский бвл уверен, что как только приляжет на диван, то сразу же заснёт мертвецким сном. Но не тут то было! Как он мог заснуть? Ведь Владимир находился в древнем русском городе Хотине. Почти двести лет назад, в августе 1739 года, здесь воевал его предок: корнет кирасирского полка Василий Головинский. Тогда, в битве у местечка Ставучаны, русская армия под командованием генерал-фельдмаршала Миниха разбила турецкие войска, возглавляемые знаменитым Вели-пашой, и захватила крепость Хотин.
  
  
  
   Владимир наизусть помнил произведение Михаила Ломоносова "Ода на взятие Хотина". А ещё он помнил почерневший и потрескавшийся от времени портрет Василия Головинского, висевший в гостиной родительского дома.
  
  - Боже мой, как повторяется история! Корнет Василий Головинский и корнет Владимир Головинский... А может на месте этого дома в то время был разбит шатёр, где ночевал он - мой далёкий предок? А сейчас у окна, на диване, лежу я и вдыхаю ароматный воздух цветущего табака. Нет! Не смогу заснуть! Выйду и прогуляюсь чуток.
  
   В дверях он столкнулся с командиром эскадрона Волохиным.
  - Прошу прощения, господин ротмистр! - растерявшись, извинился Владимир.
  - Головинский, поднимай свой взвод! А сам со всеми твоими унтер-офицерами - срочно в штаб! Комполка собирает! - глотая окончания слов от волнения, приказал Волохин.
  
  - Сбор офицеров и унтер-офицеров?! Небывалое! Что-то очевидно случилось и очень серьёзное! - думал Владимир, шагая в в штаб вместе с Петровским.
  
   В просторном дворе дома, ярко освещённом несколькими мощными керосиновыми лампами, собрались все офицеры и унтер-офицеры Десятого Ингерманландского полка.
  
   Появился Чеславский. Без фуражки, с перебинтованной головой, он выглядел постаревшим и уставшим.
  
  - Господа офицеры и унтер-офицеры, буду краток, - голос командира полка немножко дрожал от волнения, - наша разведка доносит, что позиции, который мы вчера оставили Донской казачьей дивизии, заняты противником. Что случилось с казаками, и где они в настоящий момент находятся я не знаю. Знаю одно, что австрийцы подтянули туда большие силы и готовят на рассвете мощное наступление. Нависла серьёзная угроза прорыва неприятелем позиций нашего кавалерийского корпуса и фронта в целом. Это может стать катастрофой...
  Наш полк должен немедленно выбить австрийцев с этих позиций. Господа офицеры и унтер-офицеры, требую от всех вас максимальной концентрации и чёткого исполнения приказов. - Затем полковник Чеславский короткими и всем понятными фразами объяснил план атаки на австрийцев.
  
  - Фёдор Васильевич - это образец для подражания! - с восхищением подумал Головинский, слушая командир полка. - Ни одного лишнего слова! Всё толково, просто и понятно! Мне надо учиться у него. С него брать пример. Это настоящий командир!
  
  - Я закончил, господа. Вопрос есть?
  
   Ответом была тишина.
  
  - Тогда выступаем! С Богом, гусары! - закончил Чеславский.
  
   Десятый гусарский Ингерманландский полк срочно выступил к лесу, где находились австрийцы. Спешились за версту от позиций. Все офицеры взяли винтовки у коноводов. Чеславский построил три эскадрона в одну шеренгу. Два - находились в развёрнутом фронте
  
  
  в пятидесяти шагах сзади.
  
   Подполковник Пальшау возглавил ночную атаку. Он с винтовкой наперевес стал в шагах десяти впереди взвода Головинского.
  
  - За мной, братцы! - негромко приказал Пальшау.
  
  - Вперёд! - понеслось по цепи.
  
  - Локоть! Локоть соседа чувствовать! Не забывать! Локоть! Локоть! - почти шёпотом повторял Головинский гусарам своего взвода.
  
   Не небе - ни луны, ни звёзд. Кромешная темнота. Гусары шли медленно, стараясь чувствовать локоть соседа справа и слева.
  
  - Хрусть... Хрясть... Хрум... Хрясть.. Хрусть.. - трещали ветки под их ногами.
  
  - Дзинь... Дзинь... Дзинь... - билась у кого-то фляга о бляху ремня.
  
   Пошёл дождь. Где-то вдалеке ухнул филин.
  
   Впереди, с трудом, угадывался силуэт подполковника Пальшау.
  
  - Хрусть... Хрусть... Хрум...
  - Дзинь...Дзинь... Дзинь...
  
   Впереди, вдруг, блеснул яркий луч электрического фонарика.
  
  - Та-та-та-та-та ....- начал стрелять австрийский пулемёт.
  
   Засвистели пули. Сверху посыпались сбитые ими ветки деревьев.
  
  - Ура-а-а! - раздался громкий крик Пальшау.
  - Ура-а-а-а! - во всю мощь своих лёгких заорал Головинский.
  - Ура-а-а-а! Ура-а-а-а! Ура-а-а-а! - громким и страшным эхом понеслось по лесу.
  
   Гусары бросились вперёд. Впереди заблестели огни электрических фонарей.
  
   Перед Головинским выросла чья-то фигура. Он, не раздумывая, всадил в неё штык.
  - Ох! - выдохнул австриец и упал.
  
   Крики "ура" перемежались с громким матом, стоном раненых и умирающих...
  
   В глаза Владимира ударил ослепляющий свет электрического фонарика. Головинский на мгновение ослеп. В это момент кто-то сильно ударил его в живот. Он согнулся, крича от боли, и, падая, вонзил штык во что-то мягкое.
  
  -Майн гот! Майн гот! - заверещал австриец.
  
  
  
  - Поднимайтесь, ваше благородие! Вы ранены? - раздался голос Петровского.
  
   Унтер-офицер своими сильными руками легко поднял Владимира и поставил на землю.
  
  - Кажется нет! Вперёд! Вперёд! - закричал корнет и вновь бросился в темноту.
  
  - Локоть! Ура-а-а! Ло-коть-коть! Ура-а-а-а-! - не переставая, орал Головинский.
  
  -Ту-ту-ту! Ту-ту-ту-у-у! Ту-ту! Ту-ту! - раздался звук кавалерийской трубы: "Стой! По переднему уступу!"
  
  - Стоять! - послышался звучный крик подполковника Пальшау.
  
   Вставало солнце. Его лучи осветили лес, усеянный трупам австрийцев. Повсюду валялись их брошенные рюкзаки.
  
  - Ох! Мать честная! Ваше благородие, да вы весь в крови! - ужаснулся подошедший к Владимиру унтер-офицер Петровский.
  
  - Где? - безразлично поинтересовался Головинский.
  
  - Лицо, руки, мундир. Я сейчас прикажу, чтобы принесли ведёрко воды. Вам надо бы умыться, ваше благородие.
  
  - Давай! - согласился Владимир, - только ты сначала мне о потерях во взводе доложи.
  
  - Убитых нету, ваше благородие! Рядовой Стёпушкин ранен в руку и рядовому Ивашутину бок штыком пропороли. Но рана не опасная.
  
  - Хорошо! Очень хорошо! - облегченно вздохнул Головинский.
  
   Санитары разыскивали раненых и на носилках относили их на перевязочный пункт.
  
  - Занять позиции! Занять позиции! - понеслось по лесу.
  
   Гусары, с сожалением, оторвались от изучения брошенных австрийских рюкзаков и полезли в окопы.
  
   Появился Будкин с ведром воды.
  
  - Давайте, ваш благородь, я вам помогу мундир снять? И рубаху исподнюю? - предложил он, испуганно глядя на корнета.
  
  - Давай, Семён!
  
   Когда Владимир разделся, он увидел у себя на животе огромный кровоподтёк.
  
  
  
  
  - Ой, Пресвятая Богородица! - вскрикнул от испуга денщик, - это вас, ваш благородь, так сильно сапогом саданули! Вот сволочи! А?
  
   Головинский обмылся, поменял нижнюю рубаху и китель. Каждое движение вызывало у него боль во всём теле.
  - Полежать бы часов несколько, может быть и она и успокоилась. - Мечтал он, пробираясь по траншее, где находился его взвод.
  
   К девяти утра подошёл Десятый уланский Одесский полк, который сменил Десятый гусарский.
  
  - Головинский, я не могу видеть, как ты мучаешься! Сходи к врачу! Пусть он тебе мазь какую-нибудь даст! - участливо посоветовал Эмних, увидев, как тот с громким стоном садится в седло.
  
  - Полежу немного... Пройдёт! Зачем мне мази? - попытался бодро улыбнуться Владимир.
  
   На следующий день в полк прибыло пополнение.
  - Петровский, займись новобранцами! Потом доложишь! - приказал Головинский унтер-офицеру.
  
  - Слушаюсь, ваше благородие! - браво вытянулся тот.
  
   Хозяин винокуренного завода устроил праздничный обед для офицеров Десятого гусарского Ингерманландского полка.
  
  - Мама моя родная! - только и смог произнести Пётр Васецкий, когда они с Головинским вошли в огромный зал.
  
   Здесь, на длинном столе, покрытом белоснежной скатертью стояли бутылки с вином, шампанским, коньяком, кувшины с наливками. На блюдах - куски жареной свинины, жареные утки и куры. Пучки свежего лука и редиса...
  
  - Сейчас закатим пир на весь мир! - хлопнул в ладоши от восторга Трегубов Первый тут же скривил свои тонкие губы, - сервировочка, однако, как для крестьян на полевых работах.
  
  - Не важна сервировка, господин ротмистр! Самое главное, что всё это от души! Да и, очевидно, что всё вкусное и свежее. Слышите, какие запахи исходят? - заметил Васецкий.
  
   Первый тост подняли за здоровье Государя. Второй - за нашу победу в этой Великой войне. Затем над столом поднялся подполковник Барбович.
  
  - Господа, у меня две новости. Очень важные новости! Первая - генерал-лейтенант граф Келлер приказал представить к наградам всех офицеров, принимавших участие в ночном бою. Вторая новость: нашему Третьему кавалерийскому корпусу для усиления придана Девятая кавалерийская дивизия. Что это означает? - Барбович сделал длительную паузу, - вы уже поняли! Так за это и выпьем!
  
  
  
  - Начинаем наступление! Слава тебе, Господи! - перекрестился, сидящий слева от Головинского Пётр Васецкий.
  
  - Дождались! Неужели?! - с недоверием в голосе произнёс Виктор Эмних.
  
  - Боже мой! Боже мой! Если меня представят к награде, то это будет орден Святой Анны второй степени! "Анна на шею"... А это значит, что у меня будут все ордена, которыми может быть награждён обер-офицер! "Полный бант"! Отец обрадуется больше всех! - с восторгом подумал Владимир, - но это не главное. Главное то, что мы будем наступать! Хватит рыть эти проклятые окопы. Вперёд! Конная атака! Вперёд!
  
   Головинскому показалось, что сейчас от эмоций, бушующих в нём, его сердце выпрыгнет из груди.
  - В наступление! Скорее бы! Скорее...
  
  - Господын офьецер, вас на улыце ждут! - прошептал Владимиру на ухо, вежливо наклонившийся мужчина, который обслуживал их часть стола.
  
  - Ваше благородие.... Ваше благородие...- у Петровского тряслась нижняя губа. Лицо было белым, как мел.
  
  - Что случилось, унтер-офицер? Зачем ты меня вытащил из-за стола? - поинтересовался Головинский.
  
  - Шпиён! Шпиён! Шпиён! - заикаясь, повторял Петровский.
  
  - Что с тобой случилось? Какой шпион? - спросил корнет, с удивлением рассматривая своего подчинённого. Таким он его ещё никогда не видел.
  
  - Я, ваше благо-городие, амуницию про-проверял у этих, у этих... у новобранцев, значит, и обнаружил у рядового Осипова вот, вот это... Это вот ... - унтер-офицер протянул корнету тонкую пачку серых листков размером в половину тетрадного листа.
  
   Головинский взял и начал читать.
  "Товарищи солдаты! Хватит проливать кровь за буржуев - капиталистов и их интересы! Хватит убивать немцев и австрийцев, таких же крестьян и пролетариев, как и вы. Вас обманывают...
  
   У Владимира буквы "поплыли" перед глазами...
  - Шпиён! Австрийский шпиён! - продолжал шептать унте-офицер.
  
  - Что за человек это рядовой Осипов? - резко сунув бумажку в карман кителя, спросил корнет.
  
  - На вид человек, как человек. Не молодой уже. На вид справный гусар...
  
  - Осипова под стражу! Взвод построить! Пусть стоят и ждут меня! В это время ты, Петровский, возьми Веселова и проверьте все личные вещи гусар! Всего взвода!
  
  
  - Слушаюсь, ваше благородие! - козырнул унтер-офицер и ринулся бежать.
  
   Ротмистр Волохин находился уже в стадии сильного подпития и никак не мог понять, почему Головинский настойчиво просит его выйти на улицу.
  
  - Корнет, ну что такое случилось, что ты мне хочешь испортить такую замечательную вечеринку? - закуривая папиросу, поинтересовался он.
  
  - Прочитайте, господин ротмистр! - попросил его Владимир и протянул прокламацию.
  
   После нескольких прочитанных фраз, Волохин начал икать.
  - Вот, сволочь, ик-ик-ик. Сволочь! Где этот паскудник? Ик-ик...
  
  - Под стражей, господин ротмистр. Унтер-офицер проводит проверку личных вещей всего взвода. Думаю, что Осипов раздал эти гнусные прокламации некоторым гусарам. - Доложил Владимир.
  
  - Правильно сделал, корнет! Иди в свой взвод! Я доложу Барбовичу. - Волохин мгновенно отрезвел.
  
   Осипов стоял со связанными толстой верёвкой руками, опёршись спиной об стену халупы. По бокам у него находились двое гусар, вооружённых винтовками с примкнутыми штыками.
  
   Головинский внимательно осмотрел Осипова. Невысокий, щупловатый, лет двадцати восьми. Голубые глаза, маленький правильный нос.
  
  - Рядовой, кто дал тебе эту гадость? - спросил у него Владимир.
  - Какую гадость, ваше благородие? - удивился тот, невинно смотря на корнета.
  
  - Прокламацию!
  - Так это же не гадость, ваше благородие! Это правда!
  - Какая пра-правда? - чуть не задохнулся от возмущения Головинский, - это провокация! Это подрыв нашей армии и нашего государства ! Сколько тебе за это заплатили?
  - Кто заплатил? - не понял Осипов.
  - Как кто? Австрийцы или немцы!
  
  - Ни черта вы, ваше благородие, не понимаете! При чём здесь немцы? Это прокламация Российской социал-демократической партии большевиков. Они борются за прекращение убийства пролетариев такими же пролетариями! Борются за выход России из этой позорной войны! - Осипов презрительно скривил свои тонкие губы.
  
  - Ты и твоя дерьмовая партия являетесь предателями нашей Родины! - Головинскому жутко хотелось из-за всех сил треснуть кулаком по наглому лицу Осипова. Корнет с трудом сдерживал себя...
  
   Появился Волохин с четырьмя солдатами.
  
  
  
  - Головинский, у меня приказ командира полка немедленно доставить этого, - ротмистр кивнул подбородком в сторону Осипова, - в штаб.
  
   Владимир козырнул ротмистру и, не произнеся ни слова, повернулся, и пошёл к своему взводу.
  
   Третий кавалерийский корпус готовился к масштабному наступлению на участке фронта Шиловцы - Калинкауцы.
  
   Командир Десятой кавалерийской дивизии генерал-майор Марков задумчиво рассматривал карту местности, где будут наступать его полки.
  
   Резкий телефонный звонок.... От неожиданности Марков вздрогнул. Звонили из штаба армии. Его обязали принять группу военных корреспондентов. Не просто принять, а показать им завтрашнюю кавалерийскую атаку.
  
  - Больше мне делать нечего, как этими штафирками заниматься! - недовольно воскликнул он.
  
   От злости у командира дивизии даже зубы заломило от боли...
  
   Корреспондентов оказалось двадцать четыре человека.
  - Надо же, две дюжины! - ехидно подумал Марков, рассматривая людей одетых в военную форму защитного цвета без погон.
  
  - Более смешного я в своей жизни ничего не видел! Волосатые, косматые, небритые и брюхатые гражданские лица в военных мундирах! - он едва не рассмеялся в открытую.
  
  - Господа, я сейчас распоряжусь, чтобы вас устроили на ночлег. Завтра, с утра, вы можете начинать.- Заявил им Марков.
  
  - Нет, нет, господин генерал! Ни в коем случае! Мы должны начать работать прямо сейчас! Нам надо отправлять материалы в газеты. Мы здесь не для того, чтобы отдыхать! - писклявым голосом возмутился коротышка с длинными засаленными волосами.
  
  - Да! Да! Мы должны работать сейчас! - заволновались все остальные.
  - Хорошо, господа! Хорошо! Успокойтесь! Я сейчас же поручу моему адъютанту, чтобы он проводил всех вас в полки. У вас будет прекрасная возможность поговорить с офицерами и нижними чинами.
  
  - Замечательно! Спасибо вам, господин генерал! Спасибо! - начали благодарить Маркова корреспонденты.
  
   Раннее июньское утро... Свежий воздух... Гомон птиц, долетающий из леса, что находился на правом фланге полка. Впереди - широкое поле: за ним расположены австрийские позиции.
  
   В густой траве, обильно покрытой капельками росы, Владимир увидел несколько кустиков земляники с крупными красными ягодами. Он наклонился и сорвал их. Положил ягоды в рот.
  
  
  
  - Ох, и вкусно!
  
  - Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту! В атаку! - раздался звук кавалерийской трубы.
  
   Головинский лихо прыгнул в седло и перекрестился:
  - С Богом!
  
  - Не подведи меня, "Салтан"! Родной мой, не подведи! - Владимир похлопал коня по шее.
  
   На правом фланге у гусар - Донская казачья дивизия, на левом - Одесские уланы.
  
   Впереди второго эскадрона, на своей кобыле "Звёздочке", - ротмистр Волохин. За ним - Васецкий и Головинский.
  
   Справа послышались гиканье и свист казаков, которые опережая всех, галопом мчались на австрийские позиции. С Головинским поравнялся Петровский. Бросив поводья, унтер-офицер сунул два пальца в рот и засвистел - страшно, по-разбойничьи. Немедленно его поддержали все гусары. Их свист слился со свистом казаков и шумовой волной полетел по округе.
  
   Дрожала земля от топота тысяч копыт... Испуганные птицы взлетали с верхушек деревьев и, сбившись в стаи, исчезали в небе.
  
  - Та-та-та-та-та-та-... - послышался впереди захлёбывающийся рёв вражеских пулемётов.
  
   "Салтан", вдруг, резко остановился и медленно стал заваливаться на левый бок.
  
  - Подстрелили коня! - понял Владимир и, инстинктивно, выдернув ноги из стремян, рывком спрыгнул на землю.
  
   Упал... Встал ... Одним точным и быстрым движение вложил шашку в ножны.
  
   Перед Владимиром в агонии бился "Салтан", покрытый розовой пеной, которая мощным потоком фонтанировала у него изо рта.
  
  - "Салтан!" - отчаянно закричал Головинский, - "Салтан", не умирай! Родной мой, не умирай!
  
   Конь дёрнулся... Ещё раз дернулся и затих. В это мгновение что-то очень горячее ударило Владимира в правое плечо.
  -А-а-а-а-а-! - закричал он от неожиданной и сильной боли.
  
   Он хотел накрыть эту боль своей левой рукой, но её не было! Нет, она была, просто Владимир её не ощущал. Он видел, что она окровавленной плетью безжизненно свисала вдоль тела.
  
   Где-то вдалеке слышалось конское ржание, свист и "лай" пулемётов. А он здесь был совсем один. Перед Головинским лежал мёртвый "Салтан". В шагах ста от него бегала по кругу какая-то рыжая лошадь без всадника.
  
  
  
  
   Из обеих рук у него текла кровь. Остановить её, перебинтовав себе руки, Владимир не мог.
  - Надо срочно идти в тыл, пока я не упал от потери крови здесь, в чистом поле. - Принял решение Головинский.
  
  - Прощай, "Салтан"! Прощай, друг!
  
   Владимир быстрыми шагами шёл туда, откуда началась атака. Его левая рука, обильно покрытая кровью, болталась, как тряпка. Он её совсем не чувствовал. А вот правое плечо, кровило меньше, но при каждом шаге отзывалось толчками острой боли.
  
  - Ваше благородие... Ваше благородие... - вдруг послышалось сзади.
  
   Головинский обернулся. На земле сидел казак.
  - Ваше благородие, помогите! Не бросайте! Богом вас молю... - жалобно просил он.
  
   Владимир подошёл к казаку. Тот был ранен в обе ноги. Его шаровары были спущены до самых сапог. Исподние штаны, на месте ранений, были разорваны, а ноги забинтованы.
  
  - Ваше благородие, покличьте санитаров! А ваше благородие? Не могу я итить, ноги мне перебило.
  
  - Зачем санитаров звать? Я тебя сам сейчас отсюда вынесу. Ты, служивый, только мне руки перебинтуй. Я не могу. Возьми вот мой индивидуальный пакет.
  
  - Это я мигом, ваше благородие! - немедленно согласился казак.
  
   Головинский стал перед ним на колени. Казак снял с него китель, нательную шёлковую рубаху.
  - Сильно же вас, ваше благородие зацепило! Кровь хлещет. Ничё. Ничё. Щас я вас перевяжу!
  
   Казак быстро сделал тампон. Положил его на рану левой руки и, быстрыми движениями, начал бинтовать.
  
  - Готово, ваше благородие! Давайте правую руку!
  
  - Ловко ты с бинтами управляешься! - похвалил казака Головинский.
  
  - А как же, ваше благородие? Мы же казаки - люди служивые!
  
  - Ты хоть бы представился, служивый!
  
  - Девятого Донского казачьего полка приказный Фильченков.
  
  - Слушай меня внимательно, Фильченков! Я сейчас присяду, а ты меня сзади обхватишь. Я встану и понесу тебя. Ты, только, за правое плечо меня не хватай! Болит очень. Понял?
  
  - Так точно, ваше благородие! Как не понять? Токма вы подождите, я щас шаровары свои
  
  
  
  натяну. Не могу же я, казак станицы Ольгинской, без шаровар перед народом показаться. Засмеют меня потом.
  
   Фильченков, постанывая от боли, надел шаровары.
  
  - Шашку свою дайте мне, ваше благородие! Я щас вашу и мою на ремень себе повешу. Нельзя шашки на поле боя оставлять! Примета плохая. Да и шашка ваша - анненская! Беречь её надо!
  
   Головинский присел к казаку спиной. Фильченков нагнулся к нему и схватился за шею.
  
   Владимир встал.
  
  - Служивый, ноги подожми! Можешь?
  
  - Могём, ваше благородие!
  
   Фильченков оказался гораздо тяжелее, чем предполагал Головинский. Шагов через тридцать Владимир уже шатался от усталости.
  
  - Ничего, Головинский, дерзай! Вперёд! Вперёд!
  
   Владимир прошёл ещё шагов сорок и опустился на колени.
  
  - Сейчас, Фильченков, отдышусь и дальше пойдём. Ты мне только пот с лица вытри! В левом кармане чакчир платок лежит.
  
   Головинский отдышался.
  
  - Пошли! - громко произнёс он.
  
   Казак обхватил его сзади за грудь. Владимир встал и пошёл.
  
   Светило яркое солнце. От пота у Головинского резало глаза, но он сделал ещё шагов пятьдесят, а потом медленно опустился на колени.
  
  - Может водицы хотите испить, ваше благородие? - поинтересовался Фильченков, заботливо вытирая ему пот с лица.
  
  - Давай! - согласился Владимир.
  
   Казак достал свою флягу и принялся поить из неё корнета.
  
  - Пошли! - Головинский едва поднялся.
  
   Его ноги были, как ватные.
  - Бум. Бум. Бум. Бум. - Громко билось сердце.
  
  
   Каждый шаг Владимиру уже доставался с большим трудом. Перед глазами у него "плыли" какие-то оранжевые круги...
  
  - А может и правда оставить казачка здесь? Самому добраться до своих, а потом послать за Фильченковым санитаров? - закралась мысль.
  - Нет! Нет! - сразу же отогнал её Головинский.
  
  - Фильченков, расскажи о себе? - попросил казака Владимир.
  
  - О себе? - удивлённо переспросил тот и задумался, - а чё там рассказывать, ваше благородие? Я сам из станицы Ольгинской, что на левом берегу Дона, недалеко от Ростова. Двадцать шесть годов от роду.... Женатый. Дитё есть. Хлопец. Казак! Батя живой у меня, а вот маманя.... маманя, аккурат, перед самой войной помёрла...
  
  - Господа! Господа! Смотрите! Смотрите! Что это? - неожиданно послышались впереди удивлённые голоса.
  
  - Фильченков, ничего не вижу! Вытри лицо! Вытри лицо! Да быстрее!
  
  - Дошли, ваше благородие! Дошли! Дошли! Это наши! - радостно принялся орать казак, размазывая пот носовым платком по лицу корнета.
  
   Навстречу им бежали очень странные люди: почти все с длинными волосами в новенькой защитной форме без погон.
  
  - А это кто такие? - удивился Владимир, медленно опускаясь на колени. - Приехал казак. Слезай!
  
  - Го-ло-вин - ский? - спросил чей-то знакомый голос.
  
   Владимир поднял голову. Перед ним стоял командир Десятой кавалерийской дивизии генерал-майор Марков.
  
   Корнет с трудом встал с колен. В голове у Владимира шумело, тошнило....
  
  - Ваше превосходительство, Десятого гусарского Ингерманландского полка корнет Головинский, ранен в обе руки во время атаки... - Владимир замолчал. Он начал задыхаться....
  
  - Чего стоите? - закричал Марков, - санитаров срочно сюда! Корнету - стул! Срочно! Адъютант, ко мне!
  
   Странные люди в защитной форме без погон помогли дойти Головинскому до палатки. Потом они усадили его на раскладной стул, дали воды и набросились с вопросами.
  
  - Корнет, назовите свою фамилию!
  - Вы из какого полка?
  - Сколько времен вы на фронте?
  
  
  
  
  - Это же журналисты! - понял Владимир.
  
   У него было ни сил, ни желания отвечать на их вопросы, но молчать тоже было нельзя.
  - Ведь я офицер! Как я могу игнорировать других людей! - подумал он и очень коротко, не спеша, отвечал на вопросы, которые сыпались на него, как из рога изобилия.
  
  - Почему вы вынесли казака на себе? Для этого ведь существует медицинская служба!
  - Какое учебное заведение вы закончили?
  - В каких сражения вы принимали участие?
  
   Трое "волосатиков", установив треноги с фотографическими камерами, уже хотели было его снимать, как вмешался адъютант командира дивизии.
  - Подождите, господа! Что вы делаете? На корнета китель надо накинуть! Запрещаю снимать на камеры офицера с голым торсом! Вы меня слышите? - зычно закричал седой ротмистр.
  
   На Головинского накинули китель и принялись фотографировать. Владимиру становилось всё хуже и хуже. Ему было безразлично, что происходит вокруг него. Он из последних сил отвечал на вопросы назойливых журналистов.
  
   Владимир слышал бодрый голос Фильченкова, который находился где-то совсем рядом.
  - Так бы я и остался, господа хорошие, с перебитыми ногами в поле, если бы не его благородие, господин корнет. Они мне сами предложили забраться ему на спину, и я ре...
  
   Головинский потерял сознание. Очнулся он уже на перевязочном пункте.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"