Юрий   Горбачев
     
   
   Мегрэнь
   
   
   
   
                                                                 Пусть никогда еще такой зловонной  раной 
                                                                 Среди Природы не гляделись  города ,
                                                                Пусть твой ужасен вид, но будет неустанно,
                                                                Поэт тебе твердить : "Прекрасен ты всегда!"  
   
   
                                                      Парижская оргия, или "Париж заселяется вновь",                                              Артюр   Рембо
                                                              
   
                                         
   Я хочу описать  как можно подробнее некоторые из моих постоянных снов...Я часто вижу Париж. Никогда таким-каким , каков он есть. Это незнакомый город, нелепый и однообразный...
   
   
   "Некоторые мои сны", Поль Верлен 
   
   
   
   Симфозвуковой     рифмоблюз  
            
   
   
   
   
   
   
   
   Вот комиссар Мегрэ. Он курит свою трубку.
   Он, щурясь, строит версии-шарф, шляпа и усы.
   А рядом примадонна кутается в шубку -
   в руке слепой Фемиды колеблются весы.
   
   О, колебанье чаш, округлых, как бюстгальтер,
   прямых улик и косвенных невидимые гирьки!
   Клубится дым из-под усов. Он точен, как бухгалтер.
   Как химик он умен - кипит бульон в пробирке.
    
   Вот комиссар  Мегрэ. Ясна его задача-
   найти, кого искала вся полиция Парижа,
   но не могла сыскать, такая незадача-
   префект сидел в "Grand -opera", певиц в программке крыжа.
   
   Тем временем такое случилось - ой -ля- ля!
   Два трупа.  Да к тому ж в салоне "Мерседеса"!
   Пока префект заслушался чудесным верхним "ля",
   убийца бросил нож - и уходил Булонским лесом.
   
   Полиция в  театре слушает Рашель. 
   Проездом из La  Skala . Страданья Дездемоны.
   Вот так устроен мир. А кто-то мимо шел.
   О, ужаса оскал! Два трупа. Кровь в салоне.
   
   Вот комиссар Мегрэ. Улыбка Куравлева.
   Он действует уверенно и прямо.
   Классичный, как романс по нотам Гурилева,
   исполненный лирическим сопрано.
   
   О, как же суть постичь божественных красот
   по отношенью к талии префектовой жены?
   Насколько расшнурован у красавицы корсет?
   Чулок насколько спущен? Мы все учесть должны.
   
   Ведь честь префекта фактом рашелевой помады
   у бакенбарда слева - разрушится в два счета.
   Немного-и скандал. А нам - того не надо.
   Во время променада толпа, как слизь течет,
   
   а для чего нам глупые шушуканья гризеток,
   всезнающие мины завзятых комильфо,
   сплошная какафония бульварнейших газеток,
   дисгармоничных сплетен вульгарная буффо-
   
   на-на-да?...Нет, не надо  нам  музыки  такой.
   Покой и благоденствие. Мажор и pianissimo.
   Пускай махнет маэстро божественной рукой,
   чтобы партер с галеркой взорвались от "brawissimo!"
   
   Вот комиссар Мегрэ. Пульт дирижерский. Фалды,
   взметнувшиеся крыльями. Он реет над толпою.
   Улики налицо. В наличии все факты.
   Смычок по струнам пилит, давно сдружась с тупою,
   
   невыносимой болью в затылке. А гобои
   так перепонки рвут, что не поможет вата.
   Как это все заиграно! До чертиков. До боли.
   И по ночам не спится. И с сердцем плоховато.
   
   Какую чушь несет пропойца-кларнетист!
   Он дует не туда, дудя, как ветер в щели.
   А ведь бывало - звук мерцал, как аметист,
   в кулоне, что на шее у Рашели.
   
   Рашель! Адель! Мишель! Туманится Мегрэ.
   В игре воображения - смешались звуки, лики.
   Рашель - совсем юна. И он еще на гре-
   бне славы и молвы. Какие тут улики!?
   
   Блистательный дебют. Премьерные розаны.
   Кокетка хороша. В гримерной тараррам.
   Поклонники ее лоснятся, как сазаны,
   и он ее ведет в ближайший ресторан.
   
   Ну где теперь, ну где та юная артистка?
   Где яма оркестровая? Зияющая бездна...
   Ну что там вытворяет фальшивая альтистка?
   Тут надо -- си бемоль. Она ж  с диезом влезла!
   
   Что труппа! Только труп несчастной Дездемоны!
   Мишель-мишень для  тухлых, расколотых яиц.
   Толпу сквозь зубы цедят парадные колонны.
   Растекшимся желтком стекает студень лиц.
   
   
   Его насквозь прожарят глубин кессонных лампы
   бессонные, и запахом  "Шанели" пахнув в ноздрю Мэгре,
   Парижь, шерстясь  одеждами, - весь на кошачьих лапах,
   о ногу темноты будет опять тере-
   
   ться. Неоновый. Не он ли, как детектива глюки
   стекаться   будет в казино,  крутя  рулетку бешено.
   Мельканье вариантов. А мысли, как гадюки,--
   дыхание таланта с  цинизма ядом смешано.
   
   Тут надо бы подумать. Растормошить фантазию.
   Чем больше дым валит из-под усов Мегрэ,
   тем дальше уплывает он в свою страну экстазию,
   в глубинное движение неоновых угрей.
   
   Тут запахов и звуков такая какофония!
   Не разобраться с лёту, хватая на бегу.
   В полиции переполох --и трубка телефонная 
   дымится, раскалившись на двутумбовом мозгу.
   
   Табак горчит, и едкий дым клубится во все стороны,
   и псами растекается из-под его усов.
   И там, где облако прошло через усищи-бороны,
   там сворою  становится   больших   легавых псов.
   
   Собачий  острый  нюх. Без этого нельзя ему.
   И влажный нос поможет взять след и распознать-
   что тут произошло. И доложить хозяину.
   Кому всучил кто взятку. Разграблена казна ль?
   
   Не пусто ль на счету? И есть ли деньги в кассе?
   И не пора ль повысить немного гонорар?
   И гонора не много ли у лейтенанта Кассио?
   И гонореей не грозит ли вот этих чувств угар?
    
   По ветру нос держи. И хвост -- обрубок выпрямь.
   Излишне не виляй. Держи свой хвост трубой.
   Предшественник Отелло по управленью Кипром,
   наверное, был все же голубой. 
   
   Твой нюх тебе подскажет - кто с кем и почему,
   чего никто не пишет в протоколы.
   Кого за что упрятали в парижскую тюрьму,
    комфортную, как осенью гавайские   атоллы.
   
   Отелло  надо бы -- отбыть на тот атолл,
   в отеле поселиться без Яго и Бианки,
   чтоб запахи жены  вдыхать  без них , а то,
   ну что за жизнь  семейная?- одни лишь перебранки!
   
   Да, запахи! Вот их не стоило б делить
   с другими, заглушив   навеки  мавра
   в себе. Их стоило б, наверно, обрамить
    в багетовые рамы, как холсты   на стенах Лувра.  
   
   Таинственные запахи! Духов и табака,
   бензиновых паров, фиалок, алкоголя, 
   коктейль пьяняще - сладостный с горчинкой, и пока 
   струится он - бери   рукою голой
   
   рыбешку озарения. Смотри не упусти, смотри-
   в аквариуме мозга  средь валлиснерий снов,
   камней, улиток, раковин внутри совсем пустых  витрин,
   и пузыречков воздуха - не потеряй основ.
   
   Ведь метод дедуктивный - как бахрома поджаберная,
   куда во время плаванья врывается струя 
   мильонов мелочей --и срочно, как пожарная 
    летит в ночи  сознания   на  дым небытия.
   
   Чтоб в бездны подсознания нырнуть, набравши воздуха,
   чтоб в мир войти глубоководных гадов,
   нужно цедить сквозь жабры весь кислород без роздыха;
   в такой океанариум спускаются без гидов.
   
   Кого подозревать? Ведь все-таки-два трупа!
   Эксперт  из чемодана достал свой инструмент.
   Разглядывает в лупу, как все это ни глупо,
   текущий сквозь наплыв зевак ответственный момент.
   
   Газетчики - как тут, чтоб страсти подогреть.
   С блокнотами. Роятся, словно мухи. 
   Вот тут-то и закуривает комиссар Мегрэ-
   так мавр на шею белую накладывает руки.
   
   Подносит спичку он, чтобы зажечь табак.
   А эта вот мамзель! К тому же с авторучкой!
   Поди из "La maten"! А, вроде, шла в кабак.
   Поосторожней с этой шустрой штучкой!
   
   Он пыхнул первый раз. Блаженная затяжка!
   И глазом Асмодея затеплился  огня рубин.
   Теперь вот можно жить. А то ведь было тяжко.
   Теперь  всплывет  чего-нибудь  из самых из глубин!
   
   Чего там накопает ретивая полиция!
   Чего там понаврут в газетах репортеры!
   Когда его бездонный мозг осветит интуиция,
   Тогда на сцену выйдут все  актеры.
   
   Интрига нам ясна. Вот комиссар Мегрэ.
   Тупой префект - вот главная улика.
   Задача: ночь без сна, нажить себе мегрень,
   но раскусить - а в чем тут закавыка?
   
   Ведь  этот "Мерседес" префектовой жены.
   И мы должны понять - она как есть - невинна,
   что Яго свой платок подсунет - хоть бы хны,
   а тут уже и драмы половина.
   
   Наш меломан взбешен.  Он бледен, словно мавр.
   Он, как крюшон бурлит от разноцветных версий,
   догадок, гневных домыслов, а много ли ума,
   чтоб волноваться, как Рашели перси
   
   префекту надо? Сбилась его мысль,
   как по Шекспиру - мысль бедняги негра.
   И разве же не он, ныряя в тень кулис,
   с  Рашелью был весь в сладострастной неге?
   
   И разве же не Верди так закрутил сюжет,
   что все свелось к какой-то женской жопе?
   И что же тут поделать --  коль так устроен свет!
   Романтик он - проказник наш --Джузеппе.
   
   Префект  в сюжет вписался. А чем он хуже мэра?
   Чем хуже прокурора? Судьи?  Ведь в чем эффект!
   Когда у композитора такая вот манера,
   у гения!  С ним заодно префект. 
   
   Рашель или Мишель пока его ласкала,