Гораль Владимир Владимирович : другие произведения.

Приключения моряка Паганеля часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  Приключения моряка Паганеля часть 2 - " Завещание Верманда Варда"
  
  
  
  В КИРКЕНЕСЕ
  
  
   Был дом. Была с наивной верой
  
   Подкова врезана в порог.
  
   Но пал на камни пепел серый,
  
   А дом бегущий немец сжег.
  
   Рыбачья грубая бахила
  
   Валяется... Хозяев нет.
  
   А может, это их могила
  
   -Из щебня холмик без примет?
  
   Лишь у рябины обгорелой,
  
   Над вечной, медленной водой
  
   Сидит один котенок белый...
  
   Не белый, может, а седой?
  
   На стуже не задремлешь, нежась,
  
   Но он не дрогнул, как ни звал,
  
   -А может, все-таки - норвежец
  
   -По-русски он не понимал?
  
   Или безумье приковалоЕго к скале?
  
   Он все забыл.
  
   И только помнит, что, бывало,
  
   Хозяин с моря приходил.
  
  
   Ноябрь 1944, Норвегия, Эльвенес
  
  Участник освобождения Восточного Финнмарка поэт Павел Шубин
  
  
  
   глава 1 "Порт Трамсё или Весёлые медведи и голодный волк"
  
  
  часть II. глава 1
  
  
  Норвежский порт Тромсё встретил нас, можно сказать, мило. Погода была солнечной, а фьорд в котором он расположился радовал непривычной для нас прозрачностью вод. Я про себя с сожалением отметил, что наш Кольский залив может только позавидовать ухоженности и чистоте своих собратьев - норвежских фьордов. "Сенье" оставил нас, доведя до входа в широкий залив, где к нам на борт поднялся норвежский лоцман. Он то и довёл наш, мужественно украшенный боевыми ранениями траулер, до острова Тромсойя. Вообще правильнее по норвежски город называется Трумсё и располагается на островах Тромсойя и Квалойя, а так-же частично на материке.
  
  Весь экипаж свободный от вахт находился на палубе, любуясь норвежскими видами. Особо народ восхищался Тромсейским автодорожным консольным мостом через пролив Тромсундет, соединяющий остров Тромсойя и материковую часть города Тромсдален. Мост этот и вправду красавец, более километра в длину и высотой свода над водой почти сорок метров,он тем не менее смотрелся, как лёгкое, даже воздушное сооружение. Хоть и построили его двадцать лет назад в 1960-м, но выглядел он вполне современно.
  
  Разумеется, все эти нордические, почти открыточные красоты Норвегии не могли оставить равнодушным меня, восемнадцатилетнего парня впервые попавшего за кордон, да ещё в такие, поражающие живописным величием места. Горы с заснеженными вершинами и склонами, покрытые свежей зеленью долины у их подножий. Спокойные воды фьордов с оттенками насыщенных непривычных цветов от тёмно синего до нежно-бирюзового и изумрудного. Множество разноцветных, словно игрушечных, кукольных домиков вдоль берегов. Всё это для свежего глаза несло ощущение праздника, счастливого сновидения от Оле Лукойе. У меня первые впечатления от этой северной страны связались от чего-то именно с персонажами Андерсена. Впрочем датчане, те же скандинавы, люди родственной с норвежцами культуры.
  
  Норвегия многолика и мне почему-то больше по душе её вид с моря, когда проходишь вдоль её бескрайних берегов,отвесных чёрно-серых высоченных скал. Я часами, словно очарованный морской странник, мог смотреть на эти неприступные величественные утёсы, которыми Европа, словно Великой норвежской стеной защитилась с Севера от налётов диких, студёных полярных ветров. Как здорово, как гениально подходит этим древним камням музыка Римского-Корсакова. Песня варяжского гостя из оперы "Садко": "О скалы грозные дробятся с ревом волны. И с белой пеною крутясь, бегут назад. Но твёрдо серые утесы выносят волн напор. Над морем стоя."
  
  Пока "Сенье" сопровождал нас в переходе до материка, я успел переговорить со знакомыми матросами с норвежского сторожевика. Те без пояснений с моей стороны сразу поняли, что или вернее кто меня интересует. Как оказалось, Ленни на борту корабля не было уже несколько дней. Она по каким-то своим, неизвестным причинам отправилась на материк на попутном судне. Так что мне не удалось произвести должного героического впечатления на свою норвежскую принцессу, а так хотелось погордиться своими боевыми ранениями. Моя удалая перебинтованная башка с сине-фиолетовыми кругами под глазами, как и сам наш траулер с выжженной пеленгаторной палубой и обломком верхней мачты на ней, должны были, как мне казалось, поразить девушку в самое сердце.
  
  К вечеру "Жуковск" встал на якорную стоянку на дальнем одиноком рейде порта Тромсё. На борт с подошедшего катера поднялись норвежские пограничники, заодно выполнявшие обязанности таможенников. Формальности не взяли много времени и через пару часов нами занялась группа соотечественников из советских чиновников в Норвегии. Капитан наш Владлен Георгиевич заперся с ними в своей каюте с прикрытым подручными средствами иллюминатором, вместо высаженного взрывной волной стекла. Разговор был долгим, многочасовым и государевы люди покинули наш борт уже далеко за полночь. Бритое полное лицо Владлена не излучало особой радости, когда поутру он явился в салон экипажа на завтрак. Никто естественно не решился до поры лезть к нему с вопросами. На вопросительный взгляд старпома он обронил лишь одну фразу: " Всё решается на самом верху." Так мучимые неизвестностью простояли мы на якорной стоянке двое суток.
  
  На третий день, ближе к полудню к нашему борту подошёл буксир и отвёл нас к причалу. Здесь нас уже ждали. Снова по трапу поднялись трое уже знакомых функционеров - то ли мидовских,то ли посольских. Как оказалось они привезли с собой для всего нашего экипажа оперативно оформленные паспорта моряков с открытой загранвизой( естественно для тех, у кого таковых не имелось). Собрали моряков в салоне и быстренько провели общесудовое собрание. Выяснилось, что норвежцы предложили за свой счёт произвести ремонт нашего траулера и экипаж на месяц остаётся в Тромсё, но в сокращённом варианте, в количестве одиннадцати человек. Выбор остающихся на ремонте моряков будет за капитаном. Остальные отправятся домой на отходящем назавтра из Тромсё в Мурманск Транспортном рефрижераторе.
  
  Владлен решил оставить при себе, кроме машинной команды и наш, как он выразился: "отряд медвежьекрылых спецназовцев." В число избранных счастливчиков попали: боцман со своим израненным в боях оруженосцем, Гена Эпельбаум, а так-же Семён с Борькой и Романом. Утром следующего дня Устиныч снял с моей буйной головушки повязку-шапочку из бинтов, чтобы - " Не пугать честной народ варяжский!" - оставив лишь элегантную белую повязку - бандану из марли. В таком виде я стал смахивать на хипующего(см. движение Хиппи - дети цветов),по тогдашней моде, местного подростка. Неугомонный Геша даже предложил написать на ней суриком пару-тройку иероглифов - "Что-нибудь из Конфуция." - или же нарисовать перечёркнутый силуэт авиабомбы с буквой А( типа атомная). Пусть, мол, все видят - вот идёт юный пацифист,борец за мир.
  
  Рисовать у себя на лбу я естественно не позволил и мы втроём: Бронислав Устиныч, рыжий Генка и я с белоснежной повязкой на голове, отправились с визитом в город Тромсе. Во внутреннем кармане моей куртки-ветровки лежал заветный конверт с адресом Ленни. Мои спутники, проявив мужскую солидарность, отправились вместе со мной на поиски улицы Драмсвеген. Три языкознатца во главе с почётным полиглотом боцманом Устинычем без особого труда, расспросив прохожих, вызнали таки, что означенная улица не так близко как хотелось бы и придётся брать такси. Полный, бородатый водитель с четверть часа покружив по улицам с выглядевших старинными, но очень ухоженными и опрятными домами, доставил нас к заветному дому номер девять.
  
  Перед нашей, честно говоря, босяцкой, простецкой компанией предстал солидный трёхэтажный особняк из красного кирпича, с большими очень чистыми окнами и плотно завешенными непрозрачными гардинами. Каменное крыльцо с деревянными, отполированными перилами и высокими ступенями покрытыми вычищенной, без единого пятна ковровой дорожкой цвета морской волны, вели к столь же солидной двустворчатой двери морёного дуба. На каждом дверном створе красовалось по массивной бронзовой ручке в виде медвежьей морды с кольцом продетым в плоский, до блеска натёртый пористый нос. Я было понадеялся, что мы ошиблись адресом, но нет, на двери красовалась крупная и тоже бронзовая табличка - " Hjem Bjørnson" ((Bjørn) - медведь-норвеж.)
  
  - "Дом Медведевых" - почему-то с печалью в голосе констатировал Бронислав Устинович. - "Как жаль, что я сегодня без смокинга, а моё любимое ландо цвета беж осталось в гараже!" - безутешным, рыдающим тоном вторил ему рыжий Геша. Генрих Оскорович Эпельбаум был одет с вызывающей элегантностью. На нём был дефицитный, артериально-красный(в тон прическе) спортивный костюм с пятью разноцветными кольцами и надписью СССР на груди, а также улыбчивым олимпийским медвежонком на спине. Я так растерялся и расстроился от высокомерной дворянской изысканности этого здания, что в голове вдруг сам сочинился и стал неотвязно прокручиваться, словно заевшая грампластинка, идиотский стишок: "Медведи, медведи, вокруг одни медведи! Мишки вдруг пустились в пляс, это танец Мезальянс! Медведи, медведи, весёлые медведи!"
  
  В этот момент с другой стороны дома открылась с лёгким скрипом и стукнула ещё одна, незамеченная нами дверь. Сердце моё сжалось от звуков до боли знакомого весёлого девичьего голоса: "Frit,du gal! Hei,du! Ie ønske ikke!"( Фрит, ты сумасшедший! Эй,ты! Я не хочу! ( норвеж.))
  
  Мы увидели со спины высокого светловолосого парня, несущего на руках шутливо отбивающуюся от него девушку. Без сомнения эта была она, моя принцесса - Её высочество Ленни Бьёрнсон! Я узнал парня. Ну конечно, кто же ещё?! Нордический красавчик Фритьоф, старший матрос с корвета Сенье! Высокий блондин залихватски свистнул проезжающему такси, молодая пара, смеясь и болтая уселась в него и укатила прочь.
  
  Я остался стоять онемевший и потрясённый, словно библейский праведник Лот у которого любимая, но чересчур любознательная супруга скоропостижно превратилась в соляной столб. Возле меня находилась скорбно-сочувственная группа и если следовать библейской аналогии, то это должны были быть мои дочери. Седоусый боцман Устиныч - старшенькая, а рыжий пройдоха Геша соответственно младшая моя дщерь. Я вспомнил продолжение этой ветхозаветной истории и спохватившись, что такие аналогии могут завести слишком далеко, предпочёл вернуться на грешную землю. Генка с гуманным намерением привести меня в чувство, с размаху, звонко шлёпнул меня по спине: "Пошли в кабак, зальём желание" - процитировал он из Высоцкого.
  
  - "Ну вот что, молодёжь" - посмотрел на часы Бронислав Устиныч - "Вы сами развлекайтесь, а у меня ещё дела в городе. Сейчас десять утра, так-что встречаемся через десять часов в восемнадцать ноль ноль у входа в порт. Если опоздаете, то в город больше ни ногой. Сам лично паспорта отберу. Кстати, как там у Владимира Семёновича, а матрос Эпельбаум? Ну я напомню: "Будут с водкою дебаты - отвечай: Нет, ребята-демократы, только ЧАЙ!" "
  
  "Залить желание" оказалось несколько проблематичным, поскольку покупке крепкого спиртного препятствовал норвежский сухой закон. Где-то в городе были магазины торговавшие в определённое время и втридорога всякими виски и джинами вкупе с родимой, но бродит по Тромсё, словно страждущие алканавты, в поисках горячительного было бы ещё тоскливее и мы с рыжим попросту направились в ближайший пивной паб. Пиво оказалось отменным, куда там нашему Жигулёвскому. Я по неопытности даже изрядно захмелел после литровой кружки, благо пивной хмель выветривается быстро. Звякнула колокольчиком входная дверь и в паб стремительно, словно синий вихрь влетела пухленькая симпатичная девушка лет двадцати пяти, одетая в просторный джинсовый комбинезон.
  
  Её лицо показалось мне как-будто знакомым. Процессу узнавания мешала яркая косметика на круглом лице. Девица посмотрела на меня и вдруг приветственно взмахнула рукой и рассмеялась знакомым хрипловатым смехом. - "Как дела, найс бэби ?" - обратилась она ко мне по английски - Не узнаешь? Это же я Марта, кок с корвета "Сенье"! Я в отпуске и свободна как ветер! Кстати..." - приподняла она тонкие полоски выщипаных бровей - "Найс бэби всё ещё не проголодался? У мамочки полно классного парного молочка!" - колыхнула бесстыдница пышной грудью под джинсовым комбинезоном.
  
  Выпитое пиво по видимому всё же капитально ударило мне в голову и я тоном бывалого ловеласа нагло ответил: "Я голоден как волк, милая Марта! Где моё молоко? Хочу прямо сейчас!" и протянул шаловливые ручонки к девушке. Синий вихрь не дремал и схватив меня за руки, хохоча потянул к выходу. - "Тебе повезло, моя любимая сауна сегодня в нашем полном распоряжении. Я обожаю кормить грудью голодных волков именно там!" - тараторила Марта, утаскивая меня прочь из паба в неизвестные дали. За столиком с недопитыми кружками пива в патриотически красном спортивном костюме остался одиноко сидеть совершенно обалдевший Эпельбаум, со вздыбленной от пережитого вихря рыжей шевелюрой.
  
  
  
  
  
  
   глава 2 " Похищение Европой "
  
  
  часть II. глава 2
  
   Марта, тряхнув крашенными кудряшками, распахнула передо мной дверцу красного жука-фольксвагена. - "Прыгай" - приказала она тоном парашютного инструктора, подталкивающего робкого новичка к распахнутой двери в бездну. Я молча повиновался. Девушка с некоторым усилием втиснулась на водительское место и машина с лёгким дребезжанием под капотом направилась вниз по улице. В мою ещё не протрезвевшую голову пришла очередная гениальная аллегория и я не подумав ляпнул: "Картина Тициана "Похищение Европы"." Сравнив Марту с Зевсом в образе быка, а себя с дочерью финикийского царя, по слухам, девицей ангельской красоты, я пожалуй несколько погорячился. К счастью, милашка Марта не была так фатально эрудирована, как ваш покорный слуга и попросту не удостоила вниманием моё словесное недержание.
  
   Я вдруг ясно вспомнил, что на выходе из порта метров за сто уже видел эту красную машинку и за рулём точно сидела девица с похожей причёской. - "Выследила значит. Не иначе влюбилась в меня как кошка" - подумалось мне приятное - "А не начать ли мне карьеру знойного сердцееда?" Мелькнуло смутное ведение: Живописная группа сексапильных девиц в импортном дезабилье, во главе с раскаявшейся Ленни, обезумев от любви и изнемогая от страсти преследует меня, норовя затащить в какое-нибудь укромное место, дабы сорвать с меня одежды и покрыть моё желанное тело обжигающими поцелуями..."
  
   От дивных грёз меня отвлекло довольно резкое торможение автомобиля. Старенький жук протестующе заскрипел всеми своими ревматическими железками и остановился. Мы заехали в какое-то место, напоминающее промзону. Судя по мощному рыбному духу это были цеха по производству клипфиска - по норвежски clipfisk это два слова соединённые вместе: камень и рыба. По очень древнему рецепту рыбу( треску, сайду, пикшу)обезглавливают, потрошат, надрезают по хребту, солят, промывают, снова солят, ещё раз промывают, а затем сушат, распластав на плоском камне. Я понял, что это за рыбофабрика, когда возле одного из ангаров увидел ящики с готовой продукцией, где адресатом доставки значились Португалия и Испания, а клипфикс(сушёная треска) именовался испанским словом - "Бакала".
  
   Всё это время Марта вела меня за руку, словно шаловливого ребёнка, норовящего сбежать от мамочки. Мы добрались до входа в один из ангаров с запертой дверью. Девушка открыла её своим ключом и мы вошли внутрь. - " Сегодня выходной и до утра здесь никто не появится" - пояснила она. Я заметил перемены в её лице. Во первых, произнося эту фразу она улыбнулась с незамеченным за ней прежде смущением, а во вторых у неё были весьма симпатичные ямочки на щеках. Мы прошли через длинное помещение, заполненное ранее невиданным мной современным рыбораздельным оборудованием. В конце цеха находилась ещё одна дверь. За нею оказалась настоящая зона отдыха. Здесь была просторная сауна с лежаками, небольшой бассейн, теннисный и даже бильярдный столы.
  
   - " Тут что, ваше начальство отдыхает ? " - спросил я первое, что пришло в голову. Марта взглянула на меня, явно не понимая смысла вопроса. - "Начальство тоже и вообще все работники фабрики, кто хочет расслабится после смены. Обычное дело, если фирма прибыльная. Должны же сотрудники отдыхать после работы." Это несколько не вязалось с тем, что я с детства слышал о капиталистах-эксплуататорах. Меня осенило:"У вас значит такой прогрессивный владелец фирмы!" - "У нас акционерное общество и каждый работник имеет пакет акций. Я работала здесь пока не заскучала и не ушла к военным за морской романтикой, но у меня пакет акций на значительную сумму и поэтому я могу в любое время пользоваться местами отдыха персонала." - пояснила девушка.
  
   - "Интересно девки пляшут,по четыре сразу в ряд!" - озадачено протянул я по русски. Марта не расслышала, она была занята включением сауны. Затем мы прошли в небольшое помещение, где председательствовал огромный серебристый холодильник, а у его подножия скромно расположились несколько пластмассовых столов со стульями. - " Я знаю, что ты голодный. Сам сказал и не спорь" - Марта выудила из холодильника какие то пластиковые судки и открыв крышку одного из них сунула его в незамеченный мной прежде бело-эмалевый агрегат-ящик с табличкой фирмы-производителя "Sharp"( как и у холодильника), с двумя круглыми регуляторами чего-то и с дверцей в которую было вмонтировано полупрозрачное окошко из матового стекла. Агрегат озабоченно загудел, а окошко засветилось. "Это же нагреватель пищи с СВЧ-излучателем - магнетроном - обрадовался я про себя, словно узнавая старого знакомого - Читайте популярный журнал Техника-Молодёжи. В Союзе только что выпущена пробная партия таких машинок на заводе ЗИЛ. "
  
   Через несколько минут Марта поставила на стол исходящую ароматным паром посудину. - "Это наш норвежский деликатес - "Бакалао". Сушёную треску-клипфикс на ночь замачивают в холодной воде. Слоями укладывают рыбу, картофель, морковь. Добавляют растительное масло, перец стручковый, томат-пасту, воду. Тушат на медленном огне, лучше в казане и обязательно не забыть чеснок. Без чеснока это не песня. Это я тебе говорю. Я не какая-то любительница, а кок-профи. Всё-таки клипфикс это великий вклад норвежцев во всемирную кулинарную книгу. Продукт хранится 59 лет, а приготовишь - куда-там свежей треске."
  
   Пока я отдавал должное вкуснейшей "Бакалао", на стол из холодильника перекочевали с десяток небольших пластиковых коробочек с рыбными закусками всевозможных видов. Одной только норвежской сельди было несколько сортов, а кроме неё лосось и сугубо норвежский деликатес - язычки трески, вырезанные у свежевыловленной, ещё живой рыбы. Это скилзкое блюдо не вызвало у меня особого энтузиазма, зато приготовленный Мартой норвежский сэндвич - ржаной хлеб с омлетом по норвежски( эггерёре) увенчанный кусочками лосося, сдобренного горчицей, пришёлся мне по вкусу. Эта чудесная закуска прекрасно пошла под норвежскую "линейную" водку - акевитт(linjeakevit), которую опять же по местной традиции мы запивали вкуснейшим варяжским пивом Pils. Мне бы вовремя вспомнить, что в русской транскрипции такая традиция именуется: "Принять на грудь "Ерша". К тому же организм у меня не закалённый норвежский, а вполне себе среднерусский.
  
   Дальнейшее помню фрагментарно. Среди особенно ярких( но приятных) воспоминаний был брудершафт(можно подумать, что до него мы были с Мартой на Вы) и последующие длительные лобзания. Кстати рекомендую - одна из лучших разновидностей брудершафта, это когда сразу после девичьих губ вы плавно переходите на грудное вскармливание(разумеется если фемина не против). После этого вы точно будете на ты с вашей пассией. Какая же рафинированная интеллигентка будет "выкать" своему выкормышу?
  
   Потом в моей памяти образовалась чёрная дыра. Видимо неслабая Марта таки затащила меня в сауну( Вот дура!). В атмосфере раскалённой сауны после норвежского "Ерша" у меня начались галлюцинации. Я бредил африканской саванной, поскольку было нестерпимо жарко. Подсознание требовало очнуться и бежать в поисках более прохладных мест, но тут сердце моё упало - я понял, что бежать поздно. Меня уже начали есть! Причём хищник был явно гурманом. Он начал трапезу с самого дорогого - моего мужеского естества. Я не стал ожидать, когда после предварительного вылизывания эта зверюга отгрызёт мне всё на свете под корень и с диким воплем брыкнул его, целясь в хищную пасть и таки попал вскользь по гривастой(судя по ощущениям пяток) морде. Помню, что в ответ странное порождение африканской фауны принялось матерится на неведомом языке и даже выдало пару подзатыльников по моей ещё не оправившейся от прежних контузий голове.
  
   Очнулся я, как не странно, в знакомой боцманской каюте. Устиныч склонил надо мной родное усатое лицо. - " Ну что, Вальдамир, жив бродяга, пропойца малолетняя? Да-а-а,не ожидал от тебя! Я понимаю первая любовь, первая сердечная драма и всё такое, но чтобы так нажраться! Однако ты не промах - отомстил своей изменнице. Ты скажи,Вальдамир, где ты вчера такую кралю подцепил? Ох и хороша девка - кровь с молоком, а здорова, как докер! Она же твоё тело бесчувственное на своём дамском плече сама, без чьей-либо помощи по трапу до каюты доставила. Наши все, кто эту сцену видел, тут же на месте влюбились в неё без памяти! Да я и сам пожалел, что староват для неё, а то бы... Она видать тебя от каких-то местных хулиганов отбивала - у неё синяк здоровый под правой скулой. Эпельбаум, чёрт рыжий ещё ответит, что тебя посеял. Ему живоглоту, что было сказано: "Смотри, чтобы малой не потерялся!" А он знай талдычит: "Сбежал, да сбежал." - Будто о собачонке каком.
  
   Ты вот что, ловелас зелёный. Вот тебе чайник с настоем трав по моей личной рецептуре, чтобы всё за пять минут выдул. После проблюёшься - человеком себя почувствуешь. У нас разговор серьёзный намечается. Я вчера у местного нотариуса обретался. Завещание Варда ему относил, как на конверте в адресе указано. Так-что, будет что обсудить, поскольку интереснейшие темы там открываются.
  
  
   Вниманию читателей
   Книга "Марш Кригсмарине" опубликована и продаётся в бумажном и электронном виде в сети. Здесь приводятся только несколько первых глав книги.
  
   примечание автора
  
  
  
  
  П.м.П. часть II. глава 3 " Отто фон Шторм - гордость кригсмарине и друг русалок"
  
  часть II. глава 3
  
   "Сегодня 21 сентября 1951-го года. Этот проклятый шторм не унимается уже третьи сутки, а у малышки Эйди температура под сорок и жаропонижающее уже почти не помогает. Дышит она с трудом, хрипы в лёгких слышны без всякого стетоскопа, стоит лишь приложить ухо к её детской груди. Бедняжку мучает надсадный кашель. Она зажимает рот во время приступов и в маленькой ладошке остаётся пугающая ржавая мокрота. Это пневмония. Не нужно быть доктором, чтобы поставить диагноз. В сорок втором на борту моего У-бота так-же умирал моторист Шульц и мы ничего не могли сделать, даже всезнайка-лейтенант Курт Монке - наш акустик и по совместительству врач, с четвёртого курса медицинского факультета ушедший добровольцем на флот. Дурачок начитался романтических бредней в патриотических военно-морских журналах Кригсмарине: о героях-подводниках, арийских хозяев морей и океанов.
  
   Курт был хорошим студентом-медиком и знал своё дело. На стоянках он успел натащить на борт нашего " Чиндлера" множество полезных медицинских штучек, включая кучу медикаментов и даже походный набор дантиста. Этот кожаный саквояж, над которым вначале все потешались, очень пригодился нам в дальнем походе. Монке в течении месяца удалил больные зубы у двоих ребят - второго механика и боцманмата. После этого парня все крепко зауважали и называли не иначе как: "Наш Монке". Когда Шульц стал жаловаться на жар и боль в груди и у него начался надсадный кашель, то Монке, прослушав его стетоскопом помрачнел и сразу поставил страшный диагноз - Пневмония. Тогда это был всё равно, что смертный приговор. Про пенициллин Курт читал как-то короткую заметку в медицинских изданиях. Вроде что-то там американцы экспериментируют с какой-то плесенью, но пока всё туманно. Бедняга Шульц мучился и задыхался, пока я не приказал бледному, как полотно акустику-лекарю сделать больному такой укол морфина, чтобы он мирно заснул и больше не просыпался.
  
   Об этом знали только мы двое, а в вахтенном журнале я просто указал дату и время смерти бедняги. С того дня прошло почти девять лет и антибиотики давно уже спасают миллионы жизней. Мне же сейчас надо вырвать из лап смерти только одну маленькую жизнь и эта жизнь моей пятилетней дочери - Эйди, Эидис Вард, урождённой фон Шторм. Наше родовое древо восходит к самому Генриху фон Вальпотт, первому магистру Тевтонского Ордена. Мой славный пращур Вильгельм фон Шторм был женат на его дочери. По большому счёту мне, графу Отто фон Шторм, всегда было наплевать на собственную голубую кровь и только с рождением дочери этот, как мне всегда казалось ветхозаветный казус приобрел для меня какое-то значение. Да и наверное я просто старею. К тому же теперь, когда мой родной Книгсберг( Knigsberg - прусск.), сердце Восточной Пруссии, аннексирован русскими, история моей семьи, как часть истории моего побеждённого, униженного и разодранного на части Отечества, стала для меня по настоящему важной.
  
   Когда-то в начале войны пропогандистские борзописцы из разных газет и журналов пытались сочинять обо мне всякие небылицы. У меня с сорок первого по сорок второй годы было самое большое по тоннажу количество потопленных неприятельских кораблей и судов. Я просто был тогда удачливым командиром "Чиндлера", У-бота, одной из новейших на тот момент немецких подлодок. Это плут "Чиндлер" был удачником - я же просто при нём подвизался. Один щелкопер-журналист тиснул про меня статейку в Фёлькишер Беобахтер. Эта галиматья называлась простенько и со вкусом: " Отто фон Шторм - гордость кригсмарине и друг русалок". " Гордость кригсмарине", это ещё можно было как-то пережить, но "друг русалок " это уже было ни в какие ворота. "Друг русалок" это видите ли потому, что я исправно и в больших количествах снабжал это племя рыбохвостых баб свеженькими приятелями из числа англо-американских утопленников. Надо мной потешалась вся братва из плавсостава нашей флотилии. Пришлось терпеть, пока не догадался выставить грузовик пива для всей честной компании.
  
   Но сейчас единственная цель моей жизни спасти дочь. В моём распоряжении рыбацкая лодка с мотором, но в такую погоду нечего и думать, чтобы выйти в море, а не то что добраться до материка. Хотя, СТОП! Вот сейчас, только-что, когда я по многолетней привычке пишу этот текст в ежедневнике, мне вдруг вспомнилось, что в тайном гроте под островом, где во время войны находилась секретная база наших У-ботов, есть один, ставший мне случайно известным тайник. В нём ВОЗМОЖНО (Господь, сотвори чудо) хранится трофейный американский пенициллин (чем чёрт не шутит)и если я его добуду, то главное, чтобы он всё ещё был пригодным для лечения..."
  
  "
   - "Эскьюземуа, мсье Паганель! Никак не хотел вас напугать или потревожить. Я вижу вы с горя, сидя безвылазно на борту нашего непотопляемого крейсера, словно синьор Сервантес за решёткой, занялись сочинительством рыцарских романов."
   - Я так увлёкся обработкой подстрочного перевода с немецкого (работа Бронислава Устиныча) одной из страниц дневника Верманда Варда, что совсем не заметил, как ко мне со спины подкрался и притаился за левым плечом (словно дух нечистый) Генка Эпельбаум. - "Ну как-же?" - благоухая норвежским пивом, продолжал разглагольствовать рыжий - " Я же успел кое-что прочесть: Родовое древо, Тевтонский Орден, магистр фон Вальпотт. Увлекаетесь немецкой историей? Вы же пардон, француз, Паганель! Для вас это не совсем патриотично, но мне, как бошу, приятно. Кстати могу быть полезен в некоторых вопросах . К примеру в Кёнигсберге бывал и даже не только в порту. Посетил, к примеру, у кафедрального собора могилу старика Канта и даже символически выпил с ним по глотку рижского бальзама."
  
   Генка вдруг хлопнул себя по лбу и заговорил попроще, без своего обычного ёрничанья: " Чуть не забыл ! Тебе тёплый привет от пышки Марты. Как приятно, когда почти все норвежцы хоть немного, но говорят по немецки. Она на тебя уже не обижается, за то(как она сказала), что ты учинил в сауне. Вы там оказывается чуть ли не подрались. Она мол к тебе со всей душой, а ты ей внешность попортил. Ну я понял так, что ты Паганюха из-за девчонки своей - Ленки Медведевой, с расстройства перепил и все "рамсы" попутал. Вместо того,чтобы приласкать пампушечку, взял да и хряпнул бедную девушку по симпатичной мордашке, врезал, так сказать, в её лице всему их подлому женскому роду.
  
   Это я тебя понимаю - сучки они все... Пришлось мне как-то объяснять твоё поведение - на ходу выкручиваться. Короче просветил я её, что у русских, мол, так принято. "Бьёт - значит любит". Темперамент понимаете ли. Если парень свою девушку разок другой слегонца двинет, то это значит, что он к ней серьёзно относится и таким посконным славянским макаром желает укрепить с ней отношения. Русская Экзотика понимаешь - цыгане в сарафанах и медведи в кокошниках.
  
   Честно признаюсь - пытался я к ней подкатывать. На хромой козе подъезжал, мол нафига тебе, Марточка, этот детсадовец? (ты, Паганюха то есть) Мол, что тебе, пышной красотке за интерес в этом дурачке малолетнем? Он же в женщинах разбирается, как морской котик в домашних кисках. А тут вот он я - видный, опытный мужчина с чувством юмора и без подростковых комплексов. Так она нет, ни в какую - отшила она меня. Странно это, вот что я тебе скажу. На любительницу молоденьких мальчиков она не слишком похожа. Чего то ей от тебя надо. Это я тебе говорю, как знаток и эксперт по женоведению."
  
   - "Слышь, эксперт! - раздался от входа в кубрик недовольный голос боцмана. - "Ты уже минут несколько, как должен вахту у трапа нести, а не лабуду свою обычную." Рыжий без лишних напоминаний взбежал наверх по железным ступенькам трапа, ведущим из матросского кубрика на верхнюю палубу. Я не так быстро, но последовал за ним, чтобы переговорить с Устинычем. Он отдыхал, присев на деревянную скамью установленную на время ремонта на главной (она же промысловая) палубе. Увидев меня боцман встал и пошёл к себе, в каптёрку под полубак. Я двинул следом, не ожидая особого приглашения. Да оно и не требовалось. Мы за время нашего не такого уж длительного, но насыщенного бурными событиями знакомства, научились понимать друг друга без лишних слов.
  
   - "Ну, что сказать?" - начал Устиныч, едва присев на деревянную баночку собственной постройки. - "Как и предупреждал нотариус, оглашение завещания по желанию Верманда было раздельным. Состояло это самое завещание из двух частей. Одна из них уже давно хранилась у юриста на случай внезапной кончины Варда. Огласят её по прибытии кого-то там из близких родственников. Моя же часть завещания была оглашена уже сегодня. Я, можешь себе представить, получил нежданное наследство - это ключи и код к ячейке в местном банке. Всё оформлено на предъявителя - достаточно указать код банковскому служащему. Вард в своём письме официально заявил меня, как правообладателя и наследника этих самых ключей и кода. Так-что, Паганюха, в очередной раз без меня меня женили.
  
   Ведь он всего-то и попросил при нашей последней встрече: "Если будешь в Трамсё, то сделай одолжение - отнеси этот конверт моему нотариусу по указанному адресу." Ну вот я и отнёс, как не выполнить последнюю волю человека, которому мы все жизнью обязаны. Кстати завтра вместе с тобой и пойдём в этот самый банк - ячейку вскрывать, а то мне одному как-то тоскливо со всем этим возиться. Надеюсь тебе не надо пояснять, что обо всём этом, до поры, кроме нас с тобой никто знать не должен? Ну а после, посмотрим по обстоятельствам. Ну это всё завтра, с утра. Сейчас, пока есть время, давай-ка ещё вардовские дневники почитаем. Я как в прошлый раз буду переводить, а ты записывай - потом приведёшь всё в удобочитаемый вид. О такой судьбе, как у этого человека, роман писать можно. Вот тебе, малой, карандаш и бумага. Пиши, Лев Толстой! "
  
  
   " Чиндлер" - Schwindler - плут,акула(нем. сленг)
  
   Кригсмарине (нем. Kriegsmarine,военно-морской флот)- официальное название германских военно-морских сил в эпоху Третьего рейха.
  
   Фёлькишер Беобахтер - (Völkischer Beobachter,"Народный обозреватель" - немецкая газета. С 1920 - печатный орган НСДАП.
  
   У-бот - U-Boot - Unterseeboot - подводная лодка(нем.)
  
   Книгсберг - Кёнигсберг( Knigsberg - прусск.)
  
   бош - [фр. ед.ч. boche] оскорбительное наименование немцев во Франции; ср. рольфы, фрицы
  
   Ленка Медведева - Ленни Бьернсон ( юмор Эпельбаума)
  
   баночка - табуретка обыкновенная - (флотск.)
  
  
  
  
  
  
  
  П.м.П. часть II. глава 4 "Новоиспечённый наследник"
  
  часть II. глава 4
  
  
   Вниманию читателей
   Книга "Марш Кригсмарине" опубликована и продаётся в бумажном и электронном виде в сети. Здесь приводятся только несколько первых глав книги.
  
   " Я был в полном отчаянии, хотя сам тайник нашёлся довольно быстро. В конце-концов об устройстве внутренней инфраструктуры базы "Лабиринт" мне было изначально известно гораздо больше многих, поскольку последние шесть лет были во многом потрачены на её подробное изучение. Весь огромный грот, в котором расположилась сверхсекретная стоянка для наших У-ботов, это совместное творение природы и человеческих рук. Мои находки в его дальних, самых потаённых и веками не посещаемых людьми местах, были неожиданны и порой весьма романтичны. Кого-нибудь они могли бы сделать счастливым и богатым человеком, но только не меня. Деньги это не моя страсть. Я не из тех парней кого может осчастливить солидный счёт в банке. В северной части "Лабиринта" я когда-то нашёл комнату, а в ней сейф средних размеров, весом с центнер. Тогда эта находка меня не заинтересовала, но теперь я вернулся сюда в отчаянной надежде найти лекарство для моей девочки. Сейф не был снабжён чересчур хитрым замком, но и я не был медвежатником. В любом случае на одном из складов, где-то ближе к причалам находился автогенный аппарат - два небольших баллона со шлангами, медной трубкой и насадкой резака. Я не пошёл за автогеном, а чтобы не терять время взвалил на спину сейф и почти бегом понёс его через весь грот, петляя по закоулкам и поворотам. Усталости в горячке я не чувствовал и когда вышел в туннель узкоколейки только лишь прибавил скорости. В конце-концов я вскрыл этот чёртов несгораемый шкаф. Проклятье! В нём находился всего лишь один единственный кожаный портфель упакованный в большой пакет из вощёной бумаги для страховки от сырости. Портфель выглядел солидным и дорогим - из крокодиловой кожи, с массивными бронзовыми замками-клапанами. Неизвестная сволочь плотно набила его канцелярскими папками с какими-то бумагами, но не удосужилась положить в сейф то, что я так надеялся найти - лекарство для Эйди.
  
   В полнейшей прострации, не помня себя, покинул я этот чёртов, не принёсший мне удачи "Лабиринт" и только когда добрёл до своего жилища обратил внимание, что сжимаю в руке ручку совершенно ненужного, бесполезного для меня портфеля. Я со злостью отшвырнул его в сторону и вошёл в дом. К добру ли, к худу, но во внутренней атмосфере моего жилища что-то изменилось. Я почувствовал это прямо с порога. Прабабушка Эйди - старая лапландка Кильда появилась у нас три дня назад. Она возникла на пороге молчаливым тощим призраком в затёртой песцовой парке - длиннополой шубе. Явилась без приглашения, будто почувствовав, что правнучка, которой она прежде никогда не интересовалась, в опасности. Кильда жила на северной оконечности острова, за большой горой. Жила она в совершенном одиночестве, не общаясь ни с недавно умершей дочерью, моей покойной тёщей, ни с внучкой Анной - моей женой. У старухи среди полутора десятков островитян - всего населения острова, сложилась прочная репутация опасной и недоброй колдуньи. Репутацию старой отшельнице испортила её необщительность - люди не любят, когда их игнорируют.
  
   Кильда без лишних разговоров принялась поить правнучку каким-то отваром из неведомых полярных лишайников. Запаха у этого напитка почти не было, а вкус был горек, как жизнь подводника. Прежде, чем разрешить старухе врачевать ребёнка какой-то неизвестной шаманской дрянью, я сам, с отвращением и не без опасений, влил в себя пол кружки этой гадости. Ничего страшного со мной не произошло. Кильда посмотрела на мою перекошенную от горечи физиономию и произнесла по норвежски: "Принеси мёд." Я уже собрался съязвить по поводу того, что до ближайшей пасеки далековато, но лапландка посмотрела сквозь меня и окончательно озадачив, ровным, тихим голосом без эмоций, добавила: "Возьми у своих." Тут до моей тупой башки наконец дошло, что мне надо идти в "Лабиринт", где кроме прочего находится пищевой склад с бакалейными товарами. Там среди жестяных упаковок с плавленым шоколадом и промасленных банок сгущёнки я отыскал небольшой фанерный ящик с надписью "Honig", а в нём среди древесной стружки, тщательно упакованные в ячейки, шесть литровых стеклянных банок с отличным сотовым мёдом. Этот чудесный, золотисто-прозрачный продукт даже не засахарился, наверное благодаря находящимся в нём восковым сотам.
  
   Я с новой надеждой примчался в дом и Кильда опять заварила свой снадобье, уже на основе добытого мной целебного янтарного мёда. Однако мои ожидания не оправдались, к вечеру Эйди стало ещё хуже. Она металась в жару, без памяти, на мокрой от пота подушке и я в отчаянии, надеясь на чудо, вернулся в морской грот для лихорадочных, но безуспешных поисков пенициллина. И всё-таки, что-то изменилось за десять-двенадцать часов моего отсутствия. Я вошёл через дверь прихожей в комнату весь внутренне сжавшись, готовясь к самому страшному, но увидел совсем другую, неожиданную картину - моя маленькая Эидис бледная и исхудавшая за время болезни полусидела в своей кровати, слегка откинувшись на подушки из песцовых шкурок, а Кильда, мурлыча словно тощая старая кошка, кормила её рисовой кашей, сваренной из крупы добытой всё в том же щедром "Лабиринте". Я обессиленный почти упал на длинную скамью у стола, нервы мои после многодневного напряжения наконец расслабились и я уже не в силах был удержать слёз. Они градом катились из моих глаз, так, что мая неухоженная борода, куда вся эта солёная сырость стекала, вскоре стала походить на мокрый пучок рыжеватых морских водорослей, что остаются на гальке во время отлива.
  
   Я не плакал уже не упомню какую прорву лет. Не плакал даже когда старый молчаливый француз, кладбищенский сторож привёл меня на могилу моей первой жены Веры. Я только-что вернулся из боевого похода и поспешил к ней живой и любимой, ожидая найти её в знакомой маленькой квартирке на улице Доулеур с нашим новорожденным первенцем на руках. Вместо этого я с омертвевшей душой, бесчувственный как бревно оказался к вечеру на краю старого кладбища маленького французского городка Сен-Мало. Не плакал я и в прошлом году осенью. В хорошую, тихую погоду моя вторая жена Анна отправилась со своим отцом, бывалым норвежским рыбаком, на промысел пикши у южной оконечности острова. Откуда взялась в тех местах та треклятая блуждающая смерть - всеми забытая ржавая морская мина, знает лишь злой рок, ангел смерти преследующий моих женщин. Теперь же, я наконец дал волю слезам, предчувствуя, что моя крошка Эйди проживёт долгую и счастливую жизнь. Я всё для этого сделаю, всё что смогу, а могу я теперь многое..."
  
  
   Вниманию читателей
   Книга "Марш Кригсмарине" опубликована и продаётся в бумажном и электронном виде в сети. Здесь приводятся только несколько первых глав книги.
  
   Я так увлёкся работой с подстрочником дневника Варда или, если угодно, дневника Отто фон Шторм, что пропустил время, когда должен был заступить на вахту у трапа. Потерпев минут десять и не дождавшись сменщика, раздражённый Ромка ввалился в кубрик и стараясь не разбудить спящих товарищей, зашипел на меня злобным змием: " Я думал он дрыхнет, а он тут за полночь любовные стишки калякает. Великий русский поэт Чехов, трах тебе в клюз!" Я счёл за благо не умничать и не стал разубеждать Ромку в его уверенности, что Чехов был именно поэтом, поскольку уже имел опыт подобного общения. Последний раз он мне заявил, что поэзию выборочно, но уважает и к примеру стихи про собаку Каштанку у которой щенков утопили, его очень трогают, почти до слёз. На моё робкое сомнение не ошибается ли Рома, смешивая стихи Есенина и рассказ Чехова, он ответил неопровержимым аргументом: "Знаешь, салабон, ежели ты такой шибко грамотный, то изобрази, как шкотовый узел вязать умеешь ... " С этого момента я зарекся умничать и выставлять на показ свою "блестящую просвещённость", ведь по большому счёту простой парень, матрос Ромка был прав, потому-как в рейсе, на промысле, куда-как ценнее знание основ морского ремесла, хотя бы те-же узлы или умение чинить порванную сеть, а не чьё-то абстрактное знание русской литературы.
  
   Именно поэтому я особенно дорожил дружбой с таким человеком, как Бронислав Устиныч. Ведь в нём счастливо уживались высокий профессионализм старого моряка и эти самые пресловутые знания, причём самые разносторонние. О таких людях иногда с иронией говорят: "мистер Всезнайка", "Ходячая энциклопедия" или "Эксперт по вопросам мироздания", но на мой вкус куда-как интереснее общаться с человеком способным поддержать разговор почти на любую тему, да и самому мне лестно было сознавать, что меня держат за равного, понимающего собеседника. Вообщем, как говорится: "Они нашли друг друга."
  
   Утром, как и было оговорено, мы с боцманом, покинув родной борт, уже поднятого для ремонта в сухой док "Жуковска", двинули в город. Мы оба заметно волновались, ведь не каждый день получаешь таинственное и неожиданное наследство. Устиныч, выходя за пределы судоремонтной базы, даже нервно сострил: "На крутое дело идём! Заграничный банк брать будем!" Мы взяли такси и через каких-то четверть часа, переехав по знаменитому тромсёйскому мосту через пролив, оказались у стеклянных дверей входа в коммерческий банк. Неожиданно, словно выскочив из под чистой ухоженной мостовой, перед нами возник высокий тощий мужчина в сером деловом костюме. Улыбаясь во весь рот крупными, неестественно белыми зубами, он протянул руку Брониславу Устинычу и поздоровался с ним по немецки. Боцман ответил ему тем же, пожав протянутую руку. Человек представился заведующим банковского отделения и объяснил, что предупреждён о нашем визите юристом покойного Варда, предложив следовать за ним.
  
   В офисе, в течении не более четверти часа Бронислав с его помощью оформил все необходимые формальности. Меня так-же не миновала чаша сия и по желанию боцмана-наследника я был вписан в банковские документы, как доверенное лицо и полноправный правообладатель содержимого таинственной банковской ячейки. В качестве документов удостоверяющих наши личности, фигурировали в этом деле (наверное впервые в истории международного морского права) наши краснокожие советские паспорта моряков. Клерку было вполне довольно того, что каждая строка в паспорте дублировалась по английски. Меня, да и думаю Устиныча несколько напрягало, когда наши паспорта ксерокопировали и тщательно переписывали из них все данные. Впрочем, снявши голову по волосам не тужат. Мы уже и так по уши влезли в очередную, непредсказуемую авантюру и обратной дороги не было.
  
   Нас проводили вниз в подвальное помещение по ступенькам неожиданно неудобной, узкой витой железной лестницы. Человек в деловом сером костюме словно элегантный тюремщик, позвякивая изрядной связкой ключей, открыл одну, а затем другую металлические решётки дверей и вошёл в банковское хранилище с ячейками, пригласив пройти за собой одного лишь Устиныча. После чего мгновенно запер за собой обе двери. Я же остался в одиночестве, в крохотном предбаннике, ожидать новоиспечённого наследника.
  
  
  
  
  
  П.м.П. часть II. глава 5 "Ограбление по норвежски"
  
   часть II. глава 5
  
   Боцман пробыл в банковском хранилище не более десяти минут, хотя мне показалось, что прошло гораздо больше времени. Устиныч изъявил наконец желание выбраться на волю из неуютного места без окон и к тому же с решётчатыми железными дверями. Заведующий отделением банка вновь деловито загремел связкой ключей, выпуская наружу новоиспечённого наследника покойного Варда. В правой руке боцман сжимал ручку небольшого старомодного портфеля. Я сразу узнал его по описанию из дневника самого Отто фон Шторм. Это был тот самый портфель из крокодиловой кожи с плоскими клапанами замков с облупившимся, когда-то бронзовым покрытием. Это его случайно нашёл фон Шторм, вскрыв найденный в тайнике сейф, когда лихорадочно искал пенициллин для больной дочери.
  
   Устиныч с вопросительным видом протянул клерку левую руку, в которой держал квадратный, золочёный кусочек пластика, похожий на визитную карточку. Клерк, увидев эту нарядную "визитку" весь залучился сладкой доброжелательностью. Он с нежностью принял из его рук карточку и поглаживая её кончиками пальцев, словно любимого котёнка, повернул её тыльной стороной вверх, там где чернела горизонтальная полоска. Всё это время он что-то негромко объяснял боцману по немецки, глядя на него с каким-то новым, заискивающим выражением лица. Затем он проводил нас в свой кабинет, где мы подписали ещё несколько бумаг. Я с юношеским легкомыслием ставил свою подпись под непонятными бумагами, не задумываясь о последствиях, поскольку привык во всём доверятся Устинычу. Так-что мой корявый автограф всегда следовал за его витиеватой росписью.
  
   Затем нас проводили к окошку кассы, где пожилой кассир, к моему немалому удивлению, выдал боцману приличную стопку наличных денег - целых шесть тысяч норвежских крон. Из банка я вышел несколько ошалелым от пережитого, едва не врезавшись всем телом в соседнее с прозрачной, автоматически открывающейся дверью, стекло. И зачем, спрашивается, так чисто мыть эти пуленепробиваемые стеклянные стены? Рассеянный, вроде меня, человек так ведь и зашибиться может! Устиныч был непривычно молчалив и задумчив. Мы остановили такси и боцман спросил у водителя по немецки: "Где у вас тут можно выпить?" Однако таксист в немецком оказался не силён и мне пришлось повторить вопрос по английски. Водила со своего сиденья повернулся к нам почти всем своим упитанным корпусом и с чуть печальной усмешкой произнёс по русски с заметным малороссийским акцентом: "Отож бо! Земляки! Я ж бачу по акценту, шо свои. По всему видно - наши морячки. Вы, братишки, откуда будете из Архангельска але с Мурманска?" Мурманск он произнёс правильно: с ударением не в первом слоге( МУрманск), как это принято в наше время, а с нажимом на второй слог, как это делают коренные мурманчане - МурмАнск.
  
   - "А ты сам то, мил человек, кто таков будешь? " - подозрительно, вопросом на вопрос осведомился боцман. - "Я то, известно кто." - ответил всё с той же грустной усмешкой новый знакомец. - "Лёня я. Сам из Киева родом. Хорошую работу там имел - директор овощного магазина, не инженер какой-нибудь. Да один молодой подлючий следователь из ОБХСС, сука такая, на меня глаз положил. Известное дело - раз еврей и торгаш, значит подпольный миллионер. Ну да, в нашем деле без гешефтов и махинаций не проживёшь, система такая. Я тоже свой бутерброд с икрой имел, но миллионами не ворочал. Ни дай боже! Дал я следаку этому на лапу, чтобы отстал, а он гад, хохлятская морда бесстыжая, взять то взял. И шо вы думаете? Дело на меня не закрыл! Хорошо добра людина нашлась - предупредили меня. Ну я в ОВИР к знакомым, (пока мне следак этот подписку о невыезде не подсунул) а те мне за за неделю разрешение на выезд и выправили. Это просто было, с женой в разводе, детей нет. Хоть и не собирался, а пришлось мне выбирать: ехать в очень жаркую землю обетованную или в родную, но немножко холодную Сибирь, на лесоповал...
  
   Я когда в Вену прилетел, то по радио побачил, что в Израиле вроде бы войнушка очередная намечается. Уж не ведаю какая по счёту. Ну я себе и говорю: "Лёня, ты же мирный человек, к тому же еврей тилки наполовинку, по батьке, а мамка вообще - щира украинка. Какой из меня сионист, люди добрые?! В живых людей, хотя бы и в арабов стрелять ты не нанимался, чего они тебе лично плохого сделали? А то не дай бог самого пристукнут или того хуже покалечат, а оно тебе надо?" Вот я прямо из Вены и залетел в этот благоустроенный холодильничек - Трамсё норвежский. Теперь уж пятый год здесь, язык выучил, вид на жительство получил, женился на норвежке. Вообщем мне здесь нравится - тихо, уютно. А на счёт выпить, то приглашаю вас к себе до дома, до хаты. Как говорят на ридной неньке Украине: "Ласкаво просимо! Угощу вас горилкой с перцем под копчёное украинское сало! Ежели вы конечно, добрые люди, не побрезгуете обществом предателя Родины?"
  
   - "А ты, Лёня, никак врагам Родины сверхсекретный рецепт закваски белокочанной капусты продал?" - не без ехидства осведомился боцман у словоохотливого бывшего соотечественника. - "Я сам с ОБХСС дело имел. Они суки на живую нитку мне дело шили, хотя я за всю жизнь гвоздя казённого с порта не вынес. Никакой ты, Лёня не предатель, а жертва обстоятельств. Меня, кстати, Бронислав кличут" - Устиныч протянул руку новому знакомому и одновременно кивнул в мою сторону - " Малого не стесняйся, он свой пацан, флотский, проверенный. Ну так мы твоё заманчивое приглашение на горилку с салом принимаем. Вези, только уговор, мы не нищие и проезд и горилку оплатим. У меня к тебе, Леонид, деловые вопросы ещё будут."
  
   Киевлянин Лёня не поскупился и накрыл для нас настоящий украинский стол. Мы с боцманом были даже смущены такой его щедростью. Чего только не было на том столе: бордовый от буряка наваристый украинский борщ на свинине, румяные, "як щёчки гарной дивчины" пампушки с чесноком, ароматные горки дымящихся вареников с картошкой и творогом и конечно воспетые ещё славным украинско-русским писателем Гоголем галушки со сметаной. Как оказалось, это изобилие достойное державинской оды, объяснялось просто. Жена Лёни симпатичная полнотелая норвежка средних лет была превосходной поварихой. Да и сам Леонид готовил отменно, такое у него было хобби для души. Он то и научил жену тонкостям украинской кухни. Вот и пришла им идея открыть ресторанчик с громким названием "Крещатик". Дело они открыли месяц назад и имели уже с полтора десятка постоянных клиентов, но бизнес пока едва окупался. Экзотическое для Норвегии меню оценили по достоинству в основном выходцы из Союза, но не местные гурманы, поскольку норвежцы крайне консервативны в своих кулинарных пристрастиях и предпочитают свою национальную кухню. Однако и среди них попадались инакомыслящие и охотно лакомились весьма калорийными, но очень вкусными украинскими блюдами. Земляки же, частенько норовили выпить и пообедать в долг, пользуясь дружелюбием и мягким характером Леонида. За столом говорил и поднимал тосты: "За добрых людей вообще и "Лехаим" в частности" - в основном щедрый на речи хозяин дома. Жена его тоже присела за стол на минутку из вежливости. Пригубила рюмку и извинившись вскоре ушла в небольшой зальчик ресторана, откуда послышалось нежное треньканье дверного колокольчика - пришёл посетитель. Пока хозяин не перебрал с тостами Устиныч решительно завёл с ним деловой разговор. Речь шла о закупке партии бакалейных товаров для всех моряков нашего экипажа. Для тех, что остались на ремонт в Трамсё, а также и для тех, которые уже вернулись домой в Мурманск. Леонид, как деловой человек, мгновенно заинтересовался предложением и быстренько свернув столь многообещающее застолье позвонил кому-то по телефону. Тут же на месте он предложил ехать на склад к его постоянному поставщику продуктов, предложив, разумеется, себя в качестве посредника.
  
   Мы вышли на улицу и уже через десять минут за нами подъехал небольшой грузовой фургон на котором нас быстренько доставили до продуктового склада лёниного поставщика - "Человека кристальной честности и чёткого профессионала", как отрекомендовал своего норвежского делового партнёра сам бывший работник "Киевплодовощторга". "Человек кристальной честности" оказался пожилым, но бодрым толстеньким коротышкой с розовой лысиной, обрамлённой рыжеватым пухом. Он весёлым колобком в синем джинсовом комбинезоне катался по складу меж длинных стеллажей, уставленных всякой всячиной с шикарно-яркими, непривычными для нас этикетками различных товаров. Частенько мы с боцманом начинали теряться в догадках, что же именно находится в очередной пёстрой упаковке, художественно оформленной не иначе, как уволенными из киностудии за чрезмерный эротизм диснеевскими художниками-мультипликаторами.
  
   К примеру на большом пластиковом бочонке красовались цветные фотоколлажи с гоночными машинами неведомых моделей. Эти шикарные авто перемежались изображениями не менее роскошных практически обнажённых блондинок в символическом нижнем белье. Этот апофеоз тонкого художественного вкуса (аля тюремные грёзы сицилийского мафиози) имел исчерпывающую пояснение - переливающаяся розовым перламутром надпись гласила: "PONTO KARLO DELISHES". - "Это что ещё за "понты" такие?" - разглядывая загадочный бочонок, озадаченно осведомился боцман у Лёни. - "Порнография что-ли какая?" - "Та ни, Броня. Ты чо, сказився?" - захихикал наш торговый посредник. - " Это же блок-упаковка из дюжины круглых коробок шоколадных конфет итальянских. Для жёнок, да для детворы дюже смачный презент." - "Продвинутая у вас детвора" - пошевелив усами задумчиво констатировал Устиныч.
  
   У нас с боцманом ушло не менее четырёх часов на составление наборов "Колониальных товаров" для каждого из моряков экипажа "Жуковска". В общей сложности каждый набор, состоящий из трёх десятков наименований: от упаковок с растворимым и молотым кофе и блоков жевательной резинки до комплектов женских трусиков "неделька", весил не менее тридцати-сорока килограмм. Хозяин склада, порозовевший от возбуждения пощёлкал на калькуляторе и выдал счёт для оплаты - восемь тысяч крон. Но, не тут-то было... Устиныч с рассеянным видом полез во внутренний карман, однако вместо пачки денег вынул оттуда несколько разноцветных листков бумаги. Это были, напечатанные на ксероксе, с ужасными грамматическими ошибками, но всё же по русски, прейскуранты цен на бакалейные товары трёх разных норвежских стивидорских фирм, занимавшихся, кроме прочего, продуктовым снабжением советских судов. Фирмы эти имели свои филиалы и в Тромсё, конкурируя между собой они всё же старались держать примерно одинаковые цены на продукты.
  
   Боцман сверил цены на одни и те же наименования товаров по прейскуранту "Человека кристальной честности" с ценами на те же товары у вышеупомянутых поставщиков. Выходило, что цены хорошего знакомого Леонида завышены не больше не меньше, как на целую треть. Это открытие,а точнее поимка с поличным, ничуть не смутило продавца и он с темпераментом несвойственным скандинаву принялся доказывать, что его цены реальные, а в прейскурантах конкурентов липовые, потому как его товар наисвежайший, а естественно товар недругов просроченный и вообще весь насквозь отравленный чуть ли не крысиным ядом. Для пущей убедительности этот колобок в комбинезоне схватился за кругленький живот и принялся корчить рожи, изображая страшные желудочные колики, которые непременно постигнут любого безрассудного смельчака, отважившегося откушать конкурентной продукции.
  
   Боцман однако стоял на своём неколебимо, требуя снизить цену на сорок процентов, справедливо указывая на большой объём закупки. Толстячок же, в котором явно погиб незаурядный актёрский талант, то багровел лысиной, отчаянно ударяя себя в грудь детскими кулачками, то плакал настоящими слезами, то заходился мефистофельским хохотом, отстаивая свою торговую честь. В разгар этой рыночной баталии вдруг хлопнула незакрытая входная дверь склада и мы услышали шум отъезжающей машины. Ко мне вдруг пришло ужасное предчувствие потери чего-то важного. Вспомнилось с запоздалой чёткостью, как увлечённый выбором товаров на складе, Устиныч передал мне в руки, на временное попечение, тот самый старый портфель из банковской ячейки. Я же, по своей проклятой паганельской рассеянности, оставил его на вешалке для одежды, почти у самой входной двери. Подбежав к вешалке я похолодел - портфеля на месте естественно не наблюдалось. "Ограбление по норвежски" - со странным спокойствием констатировал ситуацию знакомый и родной голос за моей спиной.
  
  
  
  
  
   Вниманию читателей Книга "Марш Кригсмарине" опубликована и продаётся в бумажном и электронном виде в сети. Здесь приводятся только несколько первых глав книги.
  
  
  
  
   П.м.П. часть II. глава 6 "Али-Баба из кригсмарине."
  
  
  часть II. глава 6
  
  - "Меня всегда раздражал этот австрийский выскочка Шикльгрубер. Не потому, что я фон Шторм потомственный дворянин, а он апофеоз плебея, настолько поверившего в свою гениальность, что заставил поверить в неё других и не потому, что задним умом все сильны и под его "гениальным" руководством Германия пришла к самой страшной катастрофе в своей истории. Гитлер это рок, тяжёлая болезнь, которой должен был переболеть один из самых великих народов Европы. Не будь его, на его месте был бы кто нибудь другой. Моя просвещённая нация, нация поэтов и философов сама пришла к закономерному финалу. Творец послал нам Вождя в наказание за Гордыню. Мы возомнили себя избранным народом, забыв о том, что быть избранным означает быть в конце-концов распятым. Пример тому иудеи. Вот удел племени, давшего миру Книгу. Их история - история проклятых, череда бесконечных несчастий. Мы самые умные в собственных глазах, а значит безмерно глупые немцы, решили оспорить у вечно гонимого народа право на избранность, не понимая того, что это право, есть право на мученичество. Ну что же, сбылись мечты идиотов...
  
  Теперь наверное черти в аду крутят фюреру документалку о том, как его "стараниями" нация, которую он мечтал уничтожить, вдруг через два тысячелетия вновь обрела собственную государственность и похоже успешную. Вскрылись такие ужасающие подробности преступлений наших безумных наци и их помощников, что народы Европы и американцы не стали препятствовать устремлениям выживших евреев - их экспансии в Палестине. Говорят, что сам дядя Джо одобрил возникновение Израиля, желая видеть его просоветским. Америка конечно тоже не останется в стороне, а уж хитроумные иудеи сумеют извлечь выгоду из соперничества двух этих планетарных громил, чума на оба их дома...
  
  Этот пассаж о Гитлере навеял мне один эпизод, когда я в своих блужданиях по Лабиринту набрёл на комнату для конфиденциальных разговоров и составления шифрограмм. Здесь над длинным столом, над глубоким мягким кожаным креслом висел весьма странный портрет фюрера. Вождь нации никогда не жаловал флотских, за исключением разве-что подводников, а тут на поясном портрете он был облачён во флотский китель с нашивками гросс-адмирала и на его голове красовалась военно-морская фуражка. При ближайшем рассмотрении это живописное диво оказалось фантазией неизвестного художника - китель и фуражка были явно намалёваны поверх обычного, серийного портрета фюрера. Запарился он наверное болезный в зимнем утеплённом кителе поверх пиджака. Под этим шедевром живописи обнаружился нехитрый тайник. Дверца встроенного в стену сейфа была не заперта и в самом сейфе находилась шифровальная машинка "Энигма" , которая мне в последствии пригодилась.
  
  За год до этого набрёл я в самом дальнем, заброшенном конце морского грота на странный колодец. Его круглые стенки были явно делом рук человеческих, а в этих стенах имелись углубления для спуска и подъёма. Я запасся прочным тросом и переносным фонарём и на следующий день вернулся к этому месту. Закрепив один конец троса на скале и завязав другой вокруг пояса я принялся спускаться вниз, подсвечивая дорогу фонарём. Глубина колодца была метров пятнадцать и к моему разочарованию на его дне не обнаружилось ничего, кроме битого щебня. Поднимаясь обратно наверх, на высоте пяти метров от пола в стене колодца, я всё-таки нашёл ранее мной незамеченный круглый лаз. Величина его диаметра была вполне достаточной, чтобы в него мог залезть человек даже плотной комплекции. Что я не преминул и сделать. В этом узком туннеле мне пришлось проползти метров сто по пластунски. Слава богу, что в подводники не идут люди подверженные клаустрофобии. Наконец я дополз до конца туннеля и посветив фонарём, обнаружил внизу на глубине около метра довольно просторную каменную пещеру.
  
  Мне без особых проблем удалось спуститься вниз, благо расстояние до пола была совсем небольшим. Сделав первый шаг, я подскользнулся и упал. Поставив фонарь, который едва не разбил на пол, я поминая всех чертей марианской впадины, принялся потирать ушибленный локоть. Тут-то мне на глаза и попался этот гладкий предмет на который я так неосторожно наступил. Я поднял его и поднёс к глазам. Это был массивный и довольно тяжёлый (килограмма на три) диск. Рукавом куртки я потёр тёмную поверхность. В слабых лучах фонаря тусклым отблеском проявился жёлтый металл. Без сомнения это было золото. На драгоценном диске, диаметром примерно тридцать сантиметров имелся рельефный рисунок - двуглавая хищная птица, увенчанная императорской короной.
  
  Мне вспомнился полузабытый гимназический курс - История Византийской империи. Без сомнения это был герб Палеологов, последней двухвековой династии византийских императоров. Я поднялся на ноги и выпрямившись во весь рост огляделся. Вдоль всей круглой стены пещеры возвышались горки каких-то предметов высотой до метра и более. Я подошёл к одной из них и взял с самого верха плоский, пористый слиток тёмного метала весом около двухсот грамм. Подсказка вновь вынырнула из глубины, будто всплыла с самого грунта памяти: XI-XIII век, серебряная восточнославянская грива или гривна. Судя по всему гривны когда-то хранились в холщовых или кожаных мешках, но органика полностью истлела за прошедшие столетия. Похоже я, словно новоиспечённый Али-Баба, набрёл в скальном морском гроте по соседству с секретной военно-морской базой кригсмарине на сказочную сокровищницу сорока разбойников. Только вот хозяева этих сокровищ за ними уже вряд ли вернутся... "
  
  - "Ну вот, как всегда." - Меня охватило раздражение, смешанное с разочарованием -"Подстрочник дневника фон Шторма обрывается на самом интересном месте. Не иначе Бронислав Устиныч делает это нарочно, желая подстегнуть мой интерес к записям бывшего командира германского У-бота. Он мог бы этого не делать, поскольку материал сам по себе достаточно интересен. Как жаль, что я не знаю немецкого. Остаётся только завидовать людям получившим основательное образование. Я где-то читал, что в царской России выпускник общеобразовательной гимназии должен был знать не менее двух языков и это кроме латыни и древнегреческого. Теперь же не остаётся ничего иного как ожидать, когда Устиныч найдёт время продолжить перевод записок подводника кригсмарине .
  
  Сегодняшнее утро было весьма насыщенно событиями: от посещения банковского хранилища до столь позорно провороненного мной старого портфеля из того самого хранилища. С хозяином склада боцман сошёлся наконец на пяти тысячах крон. Пришлось отказаться от навороченных французских утюгов в каждом наборе. За это, довольный сделкой колобок, узнав о злодейском хищении старого портфеля, принялся нам бурно сочувствовать и после отказа боцмана привлечь в это дело норвежскую полицию, предложил нам просмотреть записи камеры наружного наблюдения. Это была установленная над входной дверью склада техническая новинка, которой он обзавёлся всего пару месяцев назад. Увиденное на записи вызвало у меня бурю эмоций:от первоначального шока вызванного неожиданностью и удивлением, до горького разочарования по поводу собственной мужской неотразимости.
   На маленьком экране монитора разыгралось классическое криминальное действо - чёрно-белая короткометражка. Главной и единственной героиней детективного эпизода была не кто иная, как "без памяти влюблённая в меня"... Марта. Если конечно не считать соучастником её машину, старенького скрипучего жука-фольксвагена. Марточка, видимо в целях конспирации, облачилась в злодейского вида тёмный дождевик с капюшоном. Из под этого самого капюшона предательски выбивалась наружу знакомые кудряшки. Злоумышленница крадучись пробралась в открытую дверь склада и через пару минут возбуждённая и довольная выскочила наружу, пряча подло похищенный портфель под своим коспиративно-чёрным плащом. Я после просмотра видимо выглядел совсем убито, потому-что боцман хлопнув меня по плечу не без ехидства заявил: "Ну что, терпила мелкий, проворонил портфельчик?! Ладно, Паганюха! Хорош убиваться! Бронислав Друзь не какой-то там фраер, которого так просто можно "подрезать". Краля наша пустышку утащила. Я, пока ты дома у Лёни галушки со сметаной трескал, все бумаги из портфельчика нашего на старые газеты поменял. Так что всё при нас. Учись, студент, пока я жив! " Закончив фразу победной нотой, боцман изысканно плавным движением руки аккуратно вернул на место мою изрядно отвисшую челюсть.
  
  
  
  
  
   П.м.П. часть II. глава 7 "Орёл мичмана Урхо."
  
  часть II. глава 7
  
  Не устояв перед напором киевлянина Лёни, требовавшего непременно обмыть удачную сделку в его ресторанчике, причём за счёт заведения, Устиныч отправился, как он выразился: "На "хохлятский" банкет, откушать горилки под сало." Моя же тонкая натура, после пережитого двойного позора требовала одиночества и я решил просто бесцельно побродить по улицам Трамсё, как говорится: "Пойти куда глаза глядят". Скорбные мысли о женском коварстве и собственной мужской несостоятельности, типа: "Обула, как последнего лоха (Марта)" или: "Использовала, как сопливого щенка (Ленни)" одолевали меня настолько, что я сам не заметил, как через пару часов скитаний по чистеньким норвежским тротуарам оказался в смутно знакомом месте. Я поднял голову и взглянул на табличку с названием улицы. Ну конечно, мои ноги предательски привели меня на веи Драмсвеген. Это был дом номер 13, что само по себе примечательно. До дома номер 9, где жила семья Ленни Бьёрнсон, было рукой подать.
  
  Всё происшедшее в дальнейшем помнится мне в ещё большем тумане. Скрипнула тормозами проезжавшая мимо машина. По моему это было старенькая "Вольво". С водительского сиденья выскочило юное существо в джинсовом костюмчике и с визгом кинулось мне на шею. Существо божественно пахло "духами и туманами" и усердно целовало меня в нос. Я совершенно обалдел от неожиданности и лишь по прошествии минуты до меня начало доходить, что у меня на шее висит не кто иной, как "предмет моих грёз и источник страданий", моя норвежская принцесса. Это открытие привело меня в состояние близкое к дамскому обмороку, но морская закалка всё же дала себя знать и ваш покорный слуга остался таки в вертикальном положении. Лени принялась трещать сорокой, путая русские и норвежские слова. Она схватила меня за руку и потащила за собой по улице. Я то молчал, глупо и растерянно улыбаясь, то пытался мычать что-то нечленораздельное. Ни дать ни взять телок на верёвочке.
  
  Ленни на ходу толковала о том, что только вчера узнала, что наш траулер в Тромсё и сразу помчалась на судоверфь. У трапа её встретил "дущка" Эпельбаум и повёл себя странно. Эта рыжая бестия пыталась на чистом немецком языке назначить моей девушке свидание, поскольку у "малыша Влади" теперь в подружках "кудряшка Марта". Лени конечно же не поверила не единому слову этого ловеласа. Она хорошо помнила, как я был не на шутку напуган шутливыми домогательствами поварихи. Я со своей стороны разумеется не пытался её разубеждать. Немного придя в себя, заикаясь от волнения, я всё же нашёл нужным рассказать Ленни о своём недавнем визите к её дому и о том, что видел её в объятиях красавчика Фритьофа. Она остановилась, повернулась ко мне лицом и со всей серьёзностью, глядя мне прямо в глаза слегка постучала мне по лбу маленьким кулачком. "Who is sick?"( "Кто-то болен?") - осведомилась она по английски. - "Фрит во первых мой родственник - кузен, а во вторых его главная и единственная любовь это он сам. Я лишь могу посочувствовать его невесте с которой он меньше года, как помолвлен, а успел уже не раз изменить ей. Хотя уж во всяком случае не со мной. Мы с ним росли вместе и знаем друг друга абсолютно. Он всегда был самовлюблённым нарциссом, а мне нужен парень, который любил бы, как это не банально, меня."
  
  Речь Ленни звучала вполне убедительно, но я вспомнил взгляд Фритьофа, когда в тесном матросском кубрике на дне рожденье Эпельбаума она сидела у меня на коленях. Мне подумалось, что наши мнения о людях, пусть даже близких, изученных вдоль и поперёк, частенько ошибочны, потому как мы видим в них не их самих, а отражение нашего о них представления.
  
  Ленни резко сменила тему и заговорила о своём дедушке Урхо, который, как оказалось, сразу же после рассказа внучки о моей скромной персоне, почему-то страстно возжелал пообщаться с "молодым человеком из советской России". Я честно говоря с трудом представлял себе какие у нас могут быть общие темы для разговора с престарелым норвежцем. По словам Ленни деду было под девяносто и вообще-то он был её прадедушкой, то есть отцом деда. Так сложилось, что родной дед был всегда занят своим бизнесом и политикой, а у прадедушки всегда находилось время пообщаться с любимой правнучкой. Оттого-то прадед был ей ближе и роднее и по сложившемуся обычаю именовался дедом Урхо.
  
  Мы вошли в дом не через парадный вход, украшенный столь потрясшими меня роскошными дверями с тяжёлыми бронзовыми ручками в виде медвежьих морд, а через куда более скромную, боковую дверь. Я вошёл и как-будто оказался в музее. Пройдя через просторную гостиную с картинами в тяжёлых золочёных рамах, мраморными скульптурами и полом покрытым узорчатым ковром, мы по широкой лестнице с солидными дубовыми перилами поднялись на второй этаж. Моя принцесса стукнула пару раз в дверь костяшками пальцев и без приглашения вошла, потянув меня за собой. Эта была большая, но вполне уютная библиотека с многоярусными стеллажами книг. За небольшим круглым столом, в кресле, укрытый до пояса красно-синим клетчатым пледом, сидел седобородый полноватый пожилой мужчина с книгой в руках. На вид ему было лет шестьдесят пять, не более. Увидев нас он отложил своё чтение и взглянув поверх очков каким-то лукавым, с лёгкой смешинкой взглядом, произнёс на чистом русском языке: "Ну тес, ну тес, молодые люди. Уважили таки старика визитом. Леночка, распорядись насчёт чаю и уж пожалуйста,как обычно, в моём присутствии говори только по русски."
  
  У дедушки Урхо было породистое с крупными чертами лицо: полные губы, большой с горбинкой нос, но вот глаза у старика были совершенно необыкновенными: большие, чуть на выкате, с ярко синей в изумрудных прожилках радужкой. Красивые глаза. Как там у Гумилёва: "... как персидская больная бирюза." Впрочем Николай Степанович писал о женщине. Действительно, такие драгоценные очи пошли бы скорее молодой женщине, а не девяностолетнему старцу. Наверно из-за этого у меня промелькнула в голове странная мысль, что прадед Ленни чем-то похож на шварцевского волшебника из " Обыкновенного чуда". Правда тот волшебник не выглядел старым, хотя и был древним, как мир. - "Ну-с, молодой человек, позвольте представиться. Юрий Карлович Кяхеря. " - хозяин библиотеки протянул мне руку. Ладонь была сухой и горячей, а рукопожатие неожиданно крепким. Я назвал свое имя и неожиданно для самого себя отвесил лёгкий светский поклон, словно хорошо воспитанный старорежимный гардемарин. Не дать не взять юный дворянчик, явившийся с первым визитом к родителям благородной девушки. "Ноблес облеж", как говорят французы. Положение обязывает, да и сама атмосфера дома Бьернсонов видимо влияла на меня соответственно.
  
  Юрий Карлович сделал удивлённое лицо и неопределённо-изящный жест рукой, что-то вроде: "Да неужели?!" Он покачал головой: "Приятно удивлён! Неужто при большевиках в России всё ещё в ходу хорошие манеры?" Я счёл нужным посчитать вопрос риторическим и не стал углубляться в тему. - "Давайте без церемоний, юноша" - старик жестом предложил мне присесть - "Не будемте корчить из себя пасхальные яйца Фаберже. Я сам из простых. В 1913 закончил морские гардемаринские классы в Питербурге и выше мичмана за четыре года службы так и не поднялся. Скорее всего отчество помешало. Карлович для штабных крыс звучало как-то слишком подозрительно по немецки. Хотя папаша мой был инженер-путеец из обычной финской семьи. Правда мама русская и даже не без дворянских кровей, но бесприданница, вот и пошла за тихого непьющего чухонца, так неблагозвучно тогда в Российской империи называли финнов. В войну служил на минном тральщике-заградителе. Однажды напоролись на собственную мину. Был ранен, контужен. За спасение выживших товарищей представлен к георгиевскому кресту четвёртой степени и пожизненной пенсии в 36 рублей в год.
  
  За такую "конфузию-контузию" перевело меня начальство на службу в Кроншдатскую крепость, а тут и Николай Алексаныч, помазанник наш, с престола свалился, как подгулявший матрос со скамьи в портовой таверне, прости Господи. Я не утомил ли вас своим многословием, Владимир? Ну слава Богу, вижу вам и вправду интересно. Сколько уж лет не заглядывали ко мне соотечественники из современных. Есть у нас в Трамсё русский клуб, но там сплошь старичьё вроде меня и мои рассказы уже наверное наизусть помнят, а вот вы, свежий человек и главное молодой, совсем русский и совсем ещё молодой юноша." - и старик не без умиления покачал седой головой и сжатыми в замок ладонями. Вошла Ленни с большим подносом в руках, принесла чай и не присаживаясь с улыбкой произнесла по русски: " Вы поговорить, поговорить. Я не помешать. У меня есть, будет на неделе экзаминэйшн в университа. Буду пока учить учебник. У деда есть чудесный маленький музеон. Здесь, дома. Ему есть очень много что порассказать, а у меня пока дала." - "Леночка, ну что дала, кому дала?" - ласково возмутился дед - "Не дала, а дела. Сколько раз тебе повторять: "Читай русскую классику: Пушкина, Гоголя, Достоевского, Булгакова из современных, Набокова на худой конец. Хотя нет, этот злоупотребляет плотским. Высокая литература, отрада для души и ума. В конце концов без чтения книг русский язык не осилить, ведь устного то общения кроме как со мной у тебя нет" - он лукаво взглянул на меня - " ну разве что в последнее время..." Ленни виновато повздыхала и пообещав выучить наизусть что-нибудь из Пушкина, удалилась.
  
  Юрий Карлович проводил правнучку нежным взглядом и покачав головой продолжил: "Вы налейте себе и мне чайку, Володя. Чай у нас отменный, красный, китайский с жасминовым весенним сбором. Вы поди такого и не пробовали? ( чай и правда был необычайно хорош.) Так о чём бишь я? Ах да , моя российская юность. После февральской эйфории начался разброд постепенно переходящий в бардак во время наводнения с пожаром. Осенью 17-го, как известно, большевики устроили переворот и поначалу было не понятно насколько они серьёзные люди. Всякая шваль почувствовала безвластие. По улицам шарашились пьяные шайки - матросня или клёшники (как их тогда называли) из дезертировавших с кораблей матросов. Они гордо именовали себя анархистами, хотя о князе Кропоткине и его социальной доктрине имели весьма смутное представление. Анархия для них была синонимом вседозволенности. Я то проштудировал все какие мог найти труды Прудона и Бакунина и признаюсь по молодости лет был весьма увлечен идеями анархо-синдикализма. Читал лекции морякам-балтийцам и даже создал группу из более чем ста человек. Совместно с эсэрами и большевиками мы принялись вычищать Кронштадт и Петроград от бандитов и псевдоанархистов. Наши патрули действовали жёстко.
  
  Однажды зимней ночью того же 17-го года, когда мы патрулировали Васильевский остров в Питере, к нам подбежала перепуганная, растрёпанная женщина и с плачем принялась объяснять, что неподалёку, в квартиру дома где проживала семья капитана первого ранга, бывшего командира эсминца балтфлота ворвались пьяной толпой шестеро или семеро анархистов-клёшников. Мы поспешили в адрес. Картину застали страшную: избитый и окровавленный капраз висел как на дыбе с вывернутыми руками посреди комнаты, подвешенный за крюк для люстры. Под ним, на его глазах эта пьяная мразь насиловала его жену и двух дочерей, младшей из которых не было и двенадцати. Нас в патруле было пятеро, мы оглушили прикладами этих человекообразных скотов, освободили хозяина дома и выволокли насильников во двор. Обыватели осмелели и стали выглядывать из окон. На холоде бандиты пришли в себя и увидев своих "братишек-балтийцев" принялись качать права. Решительнее всех нас повёл себя боцман из большевиков. Он специально для жильцов прокричал короткую обвинительную речь, громко разнёсшуюся в колодце двора питерского дома и как говориться "именем революции" лично привёл приговор в исполнение. Когда стихли вопли расстреливаемых из освобождённой нами квартиры вдруг один за другим раздались три выстрела. Мы бросились туда. Несчастный отец семейства застрелил жену и дочерей, а когда мы распахнули дверь выстрелил и себе в рот.
  
  Это я к тому вам эти ужасы рассказываю, Владимир, чтобы вы не питали иллюзий насчёт всех войн и революций. Внутри них нет никакой романтики, а есть людская боль, кровь, грязь и трупный смрад. Уж если и есть от них какая польза прогрессу, то она лишь в том, что ужаснувшись самим себе люди пытаются что-то изменить к лучшему в своём социальном устройстве и иногда это им удаётся. Но только не в России, у нас это не получилось. Слишком развратило нас недавнее крепостническое рабство внутри одной нации. Причём всех: и бар и мужиков. Не будь первой мировой войны у России был бы шанс в мирном развитии, а так... получилось, что получилось." - Юрий Карлович горько и безнадёжно махнул рукой - "В двадцать первом году, в конце февраля, когда большевики своим военным коммунизмом довели народ до края, в Кронштадтской крепости, где я служил, вспыхнуло восстание. Его, как известно, большевики подавили. Я с двумя десятками товарищей, вместе со мной оборонявшими батарею "Шанец" успели до начала штурма уйти по льду в Финляндию. Это не была трусость, просто мы не захотели стрелять в своих товарищей, обманутых большевиками. Когда Сталин напал на Финляндию я по той же причине покинул Суоми и перебрался в Швецию, а затем и в Норвегию. При Гитлере участвовал в Норвежском Сопротивлении. Руководил боевой группой. Подпольная кличка у меня была мичман Урхо. Вот с германцем повоевать милое дело. Взорвали помещение Гестапо в Нарвике, совершили серию диверсий против кораблей кригсмарине. Я был ранен, награждён военным крестом с мечами. Ну полно, хватит уж мне своими мемуарами драматизм нагнетать. Давайте ка с вами резко сменим курс нашего разговора."
   Старик в своем кресле что-то нажал в подлокотнике и плавно с мягким урчанием электромотора отъехал от стола. Затем не без лихости развернулся на задних колёсах и направился через библиотеку в открытую дверь соседней комнаты. - "Вот я вам сейчас покажу свою коллекцию" - громко объявил он - "Это моя гордость, самая большая и самая драгоценная жемчужина моего частного собрания археологических находок" - и Юрий Карлович указал на небольшую ярко освящённую витрину. - "Друзья-коллекционеры назвали эту вещь - "Орёл мичмана Урхо". На чёрном бархате искрился золотой диск с барельефом двуглавой коронованной императорской птицы, гербом византийской династии Палеологов.
  
  
   веи(vei)- улица(норв.)
  
  
  
  
   П.м.П. часть II. глава 8 "Субмарина U-666 "Дракон Апокалипсиса"
  
  часть II. глава 8
  
  После возвращения из дома Бьернсонов я застал боцмана мирно похрапывающим в своей каюте. Нежный запах копчёного сала распространялся из объёмной сумки, стоящей у изголовья его койки. Дабы спасти продукт от крысиного поругания я завернул сумку в кусок парусины и спрятал её в большой холодильник на камбузе, не забыв прикрепить записку: "Не влезай - убъёт! Боцман." Меня распирала новая информация. В коллекции драгоценных, в основном нумизматических редкостей прадеда Ленни Юрия Карловича Кяхеря, оказалось действительно масса интересных вещей. Кроме древних персидских, византийских, османских и иных монет, кинжалов дамасской стали, золотых и серебряных элементов доспехов давно истлевших полководцев из скифских курганов я дольше всего рассматривал серебряные древнерусские гривны и главное - круглый императорский знак с Гербом византийской династии Палеологов. Как пояснил владелец коллекции: "Этот трёхкилограммовый золотой медальон скорее всего помещался на высоком изголовье, спинке трона наместника в столице крупной византийской провинции в зале приёмов. По традиции этот зал своим пышным и драгоценным убранством должен был вызывать трепет и восхищение у иноземных послов сопредельных варварских территорий перед богатством и мощью Империи.
  
  Это конечно было интересно, но ещё интереснее было, что семейство Бьернсонов и лично Юрий Карлович без сомнения каким-то образом связаны с покойным экс-командиром "Чиндлера". Ведь именно этого золотого орла, человек скрывавшийся под именем Верманда Варда, так подробно описал на страницах своего дневника. Хотя нет, это не дневник, а записи мыслей и воспоминаний. Своеобразное "Былое и думы" от графа Отто фон Шторм. Я вернулся в каюту боцмана и автоматически принялся листать эти бумаги. Из одной вдруг выпали два исписанных тетрадных листа в клеточку. Так и есть. Свежий подстрочник. Устиныч перевёл больше, чем дал мне для литературной обработки. "Ну не может он без своих боцманских хитростей" - улыбнулся я про себя и жадно принялся за работу.
  
  "Я, бывший корветтен-капитан кригсмарине, бывший командир U-56, чёртова счастливчика, У-бота по прозвищу "Чиндлер", кавалер Рыцарского креста Отто фон Шторм, ныне проклятый изгой объявленный военным преступником за то, чего никогда не совершал: подлые убийства, расстрелы беззащитных моряков и гражданских лиц, экипажей торпедированных мной союзнических кораблей и судов.
  
  Осенью 1942-года в Южной Атлантике "Чиндлер" под моим командованием торпедировал и потопил английский транспорт "Лакон". Эта посудина, как выяснилось позднее, перевозила чёртову прорву народа: английских солдат, гражданских с женщинами и детьми и даже итальянских военнопленных с их польскими конвоирами. Вообщем повезло мне потопить хренов Ноев Ковчег, где всякой твари по паре. Только вот вместо зверей и птиц были живые беспомощные люди. Как офицер и человек чести я поступил так, как должен был поступить. В перископ я наблюдал, как сотни людей, спасая свои жизни дерутся за места в шлюпках, видел барахтающихся в воде и тонущих пассажиров транспорта. Несколько раз я замечал искажённые страхом детские лица. Положение осложнялось тем, что дело происходило в трех сотнях миль от побережья Западной Африки, в кишащих акулами местах. Мною было принято решение о всплытии и начале спасательных операций.
  
  Вскоре после их начала лодка представляла собой настоящее вавилонское столпотворение. "Чиндлер" был заполнен спасёнными до отказа и даже на палубе не было свободного места. Радист по моему приказу передал в эфире на открытых частотах наши координаты и просьбу ко всем находящимся поблизости кораблям и судам, вне зависимости от национальной принадлежности, прибыть к месту нашего нахождения, чтобы принять на борт терпящих бедствие. Через сутки подошёл французский эсминец, направлявшийся по приказу маршала Петена из Гвианы в Тулон и стал принимать на борт людей. Однако народу было слишком много и большая часть осталась на месте. На следующий день к нам на помощь прибыла итальянская субмарина. Увидев соотечественников всполошились пленные итальянцы, которые находились в двух связанных вместе шлюпках. Их, видимо по инерции, продолжали охранять польские конвоиры. Итальянцы стали бросаться за борт, чтобы доплыть до своего корабля. Поляки же принялись колоть их штыками и нескольких закололи насмерть. Мне пришлось лично вмешаться для предотвращения бессмысленной бойни и прокричать в рупор, что если начальник польского конвоя не уймёт своих ретивых подчинённых, то я лично выброшу за борт, на радость акулам их всех и его первым.
  
  На третьи сутки подошли два наших У-бота и взяли часть людей к себе на борт, часть пересадили на спасательные надувные плоты. И опять всё ещё много народа осталось ожидать помощи. Наступил день четвёртый. С нами на связь вышел ещё один француз, большой военный корвет, так же направлявшийся в Тулон по распоряжению вишистского правительства Франции. Позже стало известно, что по приказу маршала Петена в Тулоне была затоплена большая часть французских военных кораблей, с тем, чтобы они не достались ни союзникам, ни силам Оси. К вечеру четвёртого дня появился этот проклятый американец, бомбардировщик В-24 "Либерейтор ". Я приказал растянуть на палубе белое полотнище с красным крестом и просигналить проблесковой лампой о том, что мы ведём спасение союзнических солдат, а так же детей и женщин, но американца это не остановило. Этот подонок сбросил бомбы, покалечив и убив множество народа: и несчастных гражданских и собственно солдат союзной армии. "Либерейтор " улетел, но только для того, чтобы пополнить боекомплект и вернувшись продолжить своё подлое и кровавое дело. Опять были жертвы, кроме того хотя и американец не был снайпером бомбометания, но "Чиндлер" всё-таки получил повреждения.
  
  Мне не оставили выбора, пришлось высадить спасённых на все имевшиеся плавсредства и срочно уходить на погружение, спасая лодку. Воистину ни одно доброе дело не остаётся не отомщённым. Благородство дорогое удовольствие, часто дороже жизни, но ни экипажем, ни субмариной я рисковать не имел права. После этого случая командующий кригсмарине гросс-адмирал Дениц под угрозой трибунала запретил всем командирам У-ботов всплывать и спасать экипажи и пассажиров, торпедированных ими кораблей и судов. В сорок третьему наш подводный флот понёс тяжкие потери. К концу этого, чёрного для нас года, погибло 245 наших подлодок. Причин тому было много: захват союзниками последней модели шифровальной машинки Энигма, появление противолодочного оружия нового поколения ( многоствольный миномёт "Хэджкок", акустические торпеды, поисковики подлодок, реагирующие на магнитное поле) и самое главное то, что союзники понастроили несметную армаду военных кораблей и транспортов. Они просто давили нас численным превосходством. На каждый потопленный нами корабль они отвечали спуском со стапелей на воду четырёх новых.
  
  Погибла большая часть моих друзей, воинов и офицеров не по наслышке знакомых с кодексом чести немецкого военного моряка. Появились новые люди, молодые командиры, головы которых были набиты идеями национал-социализма и осознанием того, что честь и благородство всего лишь пустые звуки, вредные архаизмы, мешающие установлению господства избранной арийской расы к коей они себя безоговорочно причисляли. Мало кто из них был трусом, в подводники такие не идут, но по моему наблюдению личная смелость нисколько не мешает человеку одновременно являться законченным мерзавцем. Причина тому забвение элементарных моральных принципов, способности к состраданию или если угодно: убийство в человеке человечности. Пришли люди очарованные злом, сатанинскими эманациями пронизывающими всю демагогическую доктрину Гитлера. Большинство из нового пополнения подводников кригсмарине (а это были исключительно добровольцы) отбирались из активных членов НСДАП. Таких как я, просто выполнявших свой воинский долг перед Германией, учитывая былые заслуги перед Рейхом, оставили в покое и не требовали вступления в партию. Новички, которые теперь составили подавляющее большинство, общались с нами с подчёркнутым уважением и едва скрываемой снисходительностью. Так обращаются с заслуженными стариками выживающими из ума, прощая им их стариковские странности, вроде разговоров о чести офицера и моряка и таком смешном и нелепом понятии, как благородство.
  
  После одного или двух боевых походов со многих из них слетала эта идеологическая шелуха. Хлебнув лиха они становились более человечными, но были и упёртые фанатики-наци и развращённые войной индивиды с ущербной психикой и откровенно садистскими наклонностями. Они не стесняясь хвастались, как после торпедирования какого нибудь союзного корабля или судна всплывают и лично или с помощью желающих поразвлечься членов своего экипажа, расстреливают из палубного орудия, пулемётов и автоматов беззащитных спасающихся людей. Эти сучьи дети специально брали с собой в поход дополнительное стрелковое оружие и запас патронов. Особым шиком у них считалось стрельба по живым мишеням из снайперской винтовки. Часто по пьяному делу они трепались, что ради забавы расстреливают нейтралов, мелкие суда и даже французские рыбацкие баркасы, записывая их в корабельный журнал, как неприятельские. Таких офицеров в нашей среде стали называть "СС-маринен". Их были считанные единицы, но по их "подвигам" судили обо всех немецких подводниках.
  
  С одним из таких маньяков мне, к моему несчастью, не повезло близко познакомиться на нашей базе У-ботов, что располагалась в Сен-Мало в Бретани на северо-западе Франции. Ещё раньше я впервые столкнулся с этим офицером в Берлине, когда сам Дениц награждал группу лучших подводников Кригсмарине за прошедший боевой год. Его звали Гюнтер Прус, а прозвище он имел Щелкунчик, за неприятную, словно грубо вырезанную из дерева физиономию с массивной челюстью. К тому же он являлся "счастливым" обладателем огненно-рыжих волос и скрипучего, как несмазаная дверь голоса, плюс бесподобного по отвратительности, словно воронье карканье, смеха. Это субъект, ко всем его странностям, оказался выпускником-отличником кораблестроительного факультета, полиглотом, владеющим пятью языками, включая английский и французский и к тому же смелым и решительным моряком. Уже в первом походе он, будучи всего лишь оберлейтенантом цур зее, заменил убитого командира и раненого старшего офицера и принял на себя командование У-ботом. Вдобавок он умудрился потопить английский эсминец. За эти подвиги он был повышен в звании до капитан-лейтенанта. Кроме того Прус был награждён Железным крестом 1-го класса и получил под командование новенький У-бот U-266.
  
  Перед первым своим походом в качестве командира Гюнтер, в нарушении всяческих правил и морских суеверий, распорядился переделать двойку бортового номера в шестёрку, чтобы получилось библейское "Число зверя". Лучший художник и татуировщик из моряков базы по его заказу намалевал на рубке подлодки эмблему в багровых тонах: семиглавое рогатое чудище из Апокалипсиса - "Зверя, вышедшего из моря". U-666 вернулся из Северной Атлантики на базу через три месяца, потопив около десятка судов и кораблей английского транспорта, шедшего с грузом оружия и продовольствия для русских. Щелкунчик получил Железный крест 1-го класса и новое уважительное прозвище для своего доблестного корабля - "Дракон Апокалипсиса". Молодые подводники смотрели на него с обожанием, как на героя, коим он де факто и являлся. Когда Прус своим скрипучим голосом, перемежавшимся скрежещущим смехом, рассказывал о своих "гуманитарных акциях" его поклонники восхищённо смеялись вместе с ним.
  
  "Гуманитарные акции" заключались в следующем: Гюнтер всплывал на своём U-666 посреди обломков, разлитого на волнах дизельного топлива и десятков спасательных шлюпок и плотиков, заполненных людьми. Из палубного зенитного пулемёта он лично расстреливал несчастных. "Гуманитарными" он называл свои действия из тех соображений, что оставь он в живых моряков с потопленных им судов и большинство из них умрёт так и не дождавшись помощи, посреди ледяных вод Северной Атлантики, медленной мучительной смертью от переохлаждения. Он де дарил им быструю смерть от сотен крупнокалиберных пулемётных пуль, используя их в качестве мезерекордий - "кинжалов милосердия". В его словах была какая-то сатанинская, нечеловеческая логика.
  
  Ещё он любил весело, подробно и со смаком порассказать, что частенько перед расстрелом пускался в продолжительные разговоры со своими будущими жертвами и даже знакомился с ними, расспрашивая о детях и жёнах. Однажды, когда этот садист в нашем загородном клубе офицеров-подводников, в окружении молодых поклонников принялся разглагольствовать подобным образом, мне приключилось оказаться неподалёку. Надо сказать, что все моряки крепко выпили и я не был исключением. Послушав некоторое время рассказы этого негодяя, я не выдержал и оставив свою компанию, подошёл к столику этого "Дракона Апокалипсиса". Не говоря ни слова я отправил в нокаут самого Щелкунчика и нескольких его приятелей, попытавшихся прийти к нему на помощь.
  
  Драки в клубе подводников редкостью не были. Вымотанные в походах кригсмаринеры частенько "выпускали пары" подобным образом. Но в нашей стычке с Прусом было нечто особое. Драка между двумя героями, командирами "счастливых" У-ботов это уже не банальная пьяная потасовка. Состоялся суд офицерской чести (пережиток прошлого), который решил, что рыжий бес подвергся ничем не спровоцированной агрессии с моей стороны, а значит имеет право на сатисфакцию. Извиняться я отказался, а дуэли в военное время запрещены. Хотя этот запрет тайно и в исключительных случаях нарушался. Гюнтер при всех заявил, что своим правом на удовлетворение он непременно воспользуется и взглянув мне прямо в глаза, с кривой улыбкой добавил: "Всему своё время, милый граф. Всему своё время... "
  
  из Википедии:
  
  1) мезерекордия - "кинжал милосердия" (фр. misericorde - "милосердие, пощада") - кинжал с узким трёхгранным либо ромбовидным сечением для проникновения между сочленениями рыцарских доспехов, использовался для добивания поверженного противника, иными словами - для быстрого избавления его от смертных мук и агонии.
  
  2) "Число зверя" - особое число, упоминаемое в Библии, под которым скрыто имя апокалиптического зверя. Число зверя равно 666.
  
   3) "Дракон Апокалипсиса" - Зверь Апокалипсиса - персонаж книги Откровение в Библии. Всего в книге Откровение упоминаются два зверя. Один из них выходит из моря, имеет 7 голов и 10 рогов.
  
  
  
   П.м.П. часть II.глава 9 "Осло-Париж или любовь ожидает в хрустальном залe"
  
  
  осло-париж []
  
  
  
  - "Это становится похожим на индийское кино. Все герои близкие родственники: мамы, папы, братья и сёстры разлучённые во младенчестве, но узнают они об этом совершенно случайно к концу фильма, утопая в слезах счастья." - Так отреагировал боцман на мой рассказ о золотом диске с византийским гербом, гордостью коллекции Юрия Карловича Кяхере, прадеда Ленни Бернсон. - "Пожалуй это действительно тот самый имперский медальон, из клада найденного графом фон Шторм в гроте. Мистика какая-то. Ты знаешь, Вальдамир. У меня такое чувство, что когда с нами творилась вся эта катавасия на Медвежьем, я будто превратился в одного из персонажей книжки Жюль Верна "Таинственный остров" - старая сказка на новый лад. Теперь же нас с тобой вставили в какой-то ремейк "Графа Монте-Кристо " вышедшего из под пера какого-нибудь Дюма-правнука, мать его за ногу."
  
  Выслушав эту тираду я наконец решился задать вопрос занимавший меня с того самого дня, когда боцман вынес из банковского хранилища старый портфель Варда-фон Шторма. -"Устиныч, так что же там за бумаги такие ценные, что их уже и украсть пытались?" - без особой надежды на внятный ответ спросил я. Старый взглянул на меня исподлобья и пошевелив усами, через паузу ответил: "Не хотел я тебя посвящать в это дело, однако поразмыслил и решил, что стоит. Мы теперь с тобой оба наследники, почитай два сапога пара и для тех, кто за этим вардовским наследством охотится одинаковый интерес представляем, ну почти одинаковый. Бумаги эти из трёх частей состоят. Первая часть это подлинники, документы зашифрованные на "Энигме". Вторая часть, расшифровка, списки неких людей с указанием имен или псевдонимов и напротив каждого имени ряд цифр и название какой-либо страны мира.
  
  В основном это Латинская Америка: от Аргентины до Коста Рики, но встречаются и европейские страны: Швейцария разумеется, куда без неё, но чаще всего Швеция - раз сорок не меньше. По поводу этих списков у меня сразу кое-какие догадки появились. Я бегло пересмотрел записи фон Шторма и нашёл нужные мне страницы, где он поясняет, что действительно, расшифровав содержимое бумаг с помощью найденной им за портретом "фюрера-адмирала" машинки "Энигма" он пришёл к выводу, что скорее всего это списки неких доверенных лиц или даже новые имена самих "золотых фазанов". Так сами немцы называли верхушку Третьего Рейха: правительство, высших партийных функционеров и крупных чиновников. Ряд цифр напротив имён это почти точно номера банковских отделений, счетов и номерных кодов ячеек, плюс название страны, где эти самые счета и ячейки обретаются. Иногда, неизвестно насколько часто, но во всяком случае наличие секретного кода позволяет воспользоваться им любому, чтобы получить доступ к счёту или ячейке. Это так называемые "Счета на предъявителя". Между прочим, напротив счетов, размещённых в коммерческих банках Швеции значатся довольно распространённые скандинавские имена и фамилии, а это значит, что эти данные не важны, главное это номерной код.
  
  Про третью, на мой взгляд не менее интересную часть этих бумаг, Верманд, в смысле Фон Шторм, написал достаточно подробно. С этим текстом надо нам ещё вместе поработать. Пока же вот какое дело: У нас с тобой в руках оказались две ниточки. Одна ведёт к коллекционеру, дедуле твоей норвежской зазнобы, а вторая как не крути к другой твоей пассии, Казанова ты малолетняя. К гангстерше нашей кудрявой, которая портфельчик по тихому со склада умыкнула. Как там эту красавицу кличут? Мартой?" Я согласно кивнул." Так вот, Паганюха. Ежели ты думаешь, что старый, когда горилку с перцем пьёт и копчёным салом закусывает обо всём на свете забывает, то это твоя роковая ошибка. Старый усач про дело всегда помнит. Тем более сейчас имеется в наших руках такой могучий инструмент, как деньги и замечу деньги легальные, законные, что само по себе весьма важно. Я у этого нашего евро-хохла Лёни телефончик одного частного сыскного агенства стрельнул, а там ребята чёткие. В тот же день старшой сыщик ихний, Нат Пинкертон местный, мою финансовую состоятельность проверил и вечерком самолично с договором объявился. Я ему записи с камер наблюдения показал, где эта аппетитная воровочка наш портфельчик тырит. Ну он и доволен, есть мол законный повод для установления объекта, его места проживания и наружного наблюдения. Вот сегодня после обеда поедем посмотрим, чего он там накопал, этот Пуанкаре тромсейский.
  
  Через пару часов мы уже сидели в небольшом уютном кабинете хозяина агенства "Vaktpost-Tromsø". Это название можно было перевести, как "Тромсейская стража" или вахта, что для нас с боцманом звучало привычнее. Весь штат вахты состоял из частного детектива, самого владельца предприятия высокого моложавого мужчины лет сорока и его двадцатилетнего сына, на данный момент отсутствовавшего. Детектива звали Николас Веберг, он походил на коротко стриженого американского актёра Ричард Гира и конечно же был бывшим офицером полиции. Знание Устинычем немецкого языка помогло и на этот раз и можно было обходится без переводчика. Как оказалось "Тромсейская вахта" не дремала и за прошедшие неполные сутки не только нашла саму Марту и её место проживания, но и успела взять мою несостоявшуюся любовницу в "Обработку". Николас предложил навестить нашу подружку прямо у неё дома. На наши сомнения в законности этого визита, детектив лишь махнул рукой и ответил, что при данных обстоятельствах, в которые Марта сама себя успешно поставила, это особого значения не имеет, да и к тому же ему, как бывшему полисмену, лучше знать как обходить закон.
  
  Дверь в квартиру девушки не была заперта и Николас вошёл первым, жестом предложив следовать за ним. Хозяйка дома сидела в кресле у окна, выглядела она неважно, можно сказать имела бледный вид. По всему было видно, что она находится в не самой приятной стадии "Обработки Веберга". Нет, разумеется никто её такую нежную, не дай боже, не бил. Воздействие на объект носило исключительно психологический характер, что само по себе гораздо эффективнее. Этой самой "Обработкой" незадачливой похитительницы старых портфелей занимался не кто иной, как сын и компаньон детектива Веберга по имени Оле. Двадцатилетний Оле Веберг обладал ростом отца и внешностью скандинавского принца. Можно было не теряться в догадках: каким именно образом он так быстро оказался дома у свободной от комплексов Марты. Вчера вечером они как бы случайно познакомились на улице. Оле, как бы случайно подрезал на своём "Форде" "жучок" девушки, но заметив за рулём мисс Очарование, остановился и вышел извиняться. Полночи сладкая парочка зависала в ночном клубе, затем до утра сливалась в экстазе на квартире у Марты. Выспавшись после разнообразных удовольствий, приняв ванну и выпив чашечку кофе, принц Оле наконец соизволил объяснится. Знойный любовник разложил веером на столе фотографии, распечатанные с видеозаписи камер наружного наблюдения бакалейного склада. На них Марта весьма фотогенично смотрелась в роли чистильщика того, что плохо лежит.
  
  Кроме прочего, преобразившийся из сказочного принца в пренеприятного молодого человека субъект, пояснил огорчённой до невозможности Золушке-Марте, что в довершении её бед имеется, якобы, заявление в полицию от ограбленного русского моряка. Из коего следует, что в портфеле находилась крупная сумма денег, а именно шесть тысяч норвежских крон. Справка из банка о получении тремя часами ранее означенной суммы прилагалась. Так что пышка Марточка что называется "попала". Не один адвокат не возьмётся доказывать в суде будто бы денег в портфеле не было, поскольку сам факт кражи, что называется налицо. В этом месте на пороге комнаты появился папаша Веберг, у которого на пуленепробиваемом лбу, почти-что, мигала сине-красными проблесками надпись: "Криминальная полиция". Лицо девушки позеленело на манер утопленницы. Следом ввалился обокраденный, огромный и зловеще усатый боцман Друзь. И в довершении мизансцены, эдакой вишенкой к тортику, с красной от смущения физиономией явился ваш покорный слуга.
  
  Судя по состоянию жертвы этой изощрённой психо-обработки, дальнейшего воздействия на неё не требовалось. Опытный не по годам "издеватель" Оле Веберг не напрасно усадил её не на стул, а в кресло, дабы подопытная не свалилась в обмороке на пол, обессилев под градом "внезапных" обличений и "неожиданной" очной ставки. На мой вкус все эти полицейские штучки по отношению к молодой девушке, словно к закоренелой преступнице, выглядели гнусновато, хотя надо признать действовали эффективно. Что сказать! Полицейские приёмчики, используемые и частными сыщиками разных стран не отличаются чистоплотностью и сработаны по формуле: "Не важен метод, важен результат!" Короче говоря, Марта, почему-то совершенно не желая попасть в комфортабельную норвежскую тюрьму, "запела", словно после укола пентоналом натрия и не остановилась, пока не выложила всё, что знала. Совратил со стези закона бедную девушку никто иной, как рыжий француз, спасённый экипажем сторожевика "Сенье" с потопленной им же неизвестной, агрессивной субмарины. Девушка ухаживала за пострадавшим террористом, находившемся под охраной в медицинском изоляторе. Своего искусителя девушка называла мсье Поль. Мы с боцманом без труда догадались, что речь идёт не о ком ином, как о Штинкере, старпоме с погибшей "Брунгильды". Француз оказался (что не редкость у галлов) изрядно красноречивым, многоопытным дамским угодником и что называется "уболтал" бедную девушку, попутно влюбив её в себя. В руках прожжённого авантюриста провинциальная простушка легко стала послушным инструментом. Сюжет стар как мир. Воистину прав был тот древний нудный иудей скрывавшийся под греческим псевдонимом Экклезиаст: "... что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем."
  
  Француз, до того как по прибытии в порт его увели с борта сторожевика молчаливые мужчины в штатском, наобещал ей золотые горы и даже сделал предложение руки и сердца, подарив снятый с пальца действительно ценный перстень с большим натуральным рубином и ещё он сказал ей: "Есть очень важные и влиятельные люди, которые всегда держат слово. Я работаю на них. Они решат все мои проблемы и сделают нас с с тобой очень богатыми. Нужно лишь обязательно выполнить их условия. Никакого криминала, всё просто. Если ты поможешь мне, то я стану свободным и мы будем вместе." Марта должна была исполнить следующие несложные действия: Связаться с нотариусом, контора которого находится по указанному мсье Полем адресу. Для установления контакта нужно будет позвонить ему по телефону и сказать: "Я с вестями от мсье Поля". Затем назначить ему свидание в нейтральном месте и при встрече произнести следующую фразу: "Мсье Поль тяжело заболел, прислал в помощь меня. За посылкой придут чужие. Поступайте по закону, отдайте им то, что положено. Главное, чтобы посылка оказалась на "свежем воздухе". Как только это произойдёт немедленно сообщите в Фирму." Марта после этой встречи должна будет постоянно находится на связи с нотариусом. Тот должен будет сообщить ей о неком клиенте, который явится для получения некоего частного наследства. Задача новоиспечённой Маты Хари проследить за этим клиентом до того момента, пока он не войдёт в банк и не вынесет из него что-либо, не важно что, скорее всего саквояж или портфель. После этого она должна будет в последний раз позвонить нотариусу и сказать: "Посылка на свежем воздухе." Далее она выбывает из игры и остаётся тихо ожидать когда ей на дом посыльный принесёт авиабилет бизнесс-класса Осло-Париж. Любимый будет встречать её в дивном "хрустальном" Зале прилётов аэропорта Шарля де Голя.
  
  Но романтичность натуры сыграла с Мартой злую шутку, девушка стала проявлять инициативу. После звонка нотариуса о том, что клиент вышел на связь и это никто иной, как почти знакомый ей моряк с русского траулера, она помчалась к порту и выследила нашу компанию (меня и рыжего Генку) во главе с нужным ей верзилой-усачём. Дальнейшее известно. Меня она планировала использовать для получения дополнительных сведений о планах боцмана и не будучи профессионалкой банально засветилась перед объектом своего наблюдения, когда доставляла моё бесчувственное тело на борт траулера. Боцману девушка понравилась и он хорошо запомнил её саму и её машину. Позднее он "срисовал" их, выходя из банковского хранилища с портфелем и принял меры предосторожности, перепрятав бумаги. Марта же вопреки полученным от мсье Поля инструкциям после того, как бумаги были вынесены боцманом из банка, хотя и сообщила об этом нотариусу ("Посылка на свежем воздухе."), но слежку не прекратила, а доведя нас до склада благополучно умыкнула набитый старыми газетами портфель. На чём и погорела. Разумеется в полицию незадачливую шпионку никто сдавать не собирался. На прощание боцман спросил её: "Что же ты, если у тебя к этому французу такая любовь большая, изменяешь ему с первым встречным парнем?" На это Марта ответила с искренним непониманием: "С этим Оле у нас был просто секс, удовольствие для тела и ничего больше, а любовь? Любовь это совсем другое. Это душа. Это гораздо больше." Боцман помолчал и добавил: "Тебе бы надо на время уехать из города, ну хотя бы на военный корабль завербуйся, который в море уходит." На том и расстались.
   На следующий день к сухому доку на судоверфи, где стоял в ремонте наш " Жуковск" подъехал "Форд" из которого вышел высокий парень и попросил вахтенного у трапа вызвать на причал боцмана. Они с мрачными лицами о чём то говорили минут десять, после чего Оле Веберг, а это был именно он, сел в машину и уехал. Боцман остался на причале, присев на каменный парапет. Я работал на палубе и вышел к нему, чтобы узнать что случилось. Устиныч помолчал ещё какое-то время и произнёс: "Жаль, красивая была девка... Марта ночью с собой покончила, так говорят. Наглоталась снотворного. Друзья из полиции сказали Вебергу старшему, что по первым опросам она дом свой в тот вечер не покидала. Это после того, как мы уехали. Все её приятели утверждают, что Марта отродясь никаких таблеток дома не держала - очень здоровая и жизнерадостная была девушка и уж депрессией тем более никогда не маялась. Нотариус наш сегодня рано утром вылетел, якобы по делам, в Осло и где он сейчас неизвестно. Вот тебе и любовь в хрустальном Зале прилётов."
  
  
  
  
  
  П.м.П. часть II. глава 10 "Сюрпризы от прадедушки"
  
  
  кохан []
  
  
  Король Норвегии Хокон VII. Его вензель - H 7 - стал норвежским символом сопротивления
  
  
  "Помню как в ранней юности ночами напролёт я зачитывался "Графом Монте-Кристо" и мне даже в голову не приходило, что этот благородный граф-мститель по факту самозванец и никакой не граф, а вот я действительно граф по рождению. В нашей семье совершенно не кичились своей голубой кровью, а мой отец так и вовсе относился к этому факту с юмором, как к забавному курьёзу. В дружеской компании своих приятелей, моряков с торговых судов акционерного общества HAPAG, приписанных к Кенигсбергу, отец любил порассказать забавные анекдоты о своих славных предках, предводителях псов-рыцарей, которые как он утверждал получили своё прозвище благодаря густопсовым ароматам разносившихся из под тяжёлых доспехов, за версту упреждавших неприятеля о приближении закованного в броню отряда. Таким образом враг был заранее деморализован и предпочитал спасаться бегством, не рискуя сближаться со смертельно ароматным противником, дабы не погибнуть в бою от удушья. Из этого следует, что химическое оружие рыцари Тевтонского ордена начали применять за семьсот лет до газовой атаки у Ипра.
  
  В первую мировую отец служил в Кайзерлихмарине, на У-боте, в чине лейтенанта и принимал участие в "неограниченной подводной войне" против торгового флота стран Антанты. Ему повезло не только остаться в живых, но и стяжать воинскую славу, потому как служил он под началом Отто Виддегена, командира легендарной U-9, в сентябре 1914 потопившей в одном бою три броненосных крейсера королевского флота Великобритании. На дно Атлантики отправились почти полторы тысячи английских военных моряков. Меня, своего первенца и единственного сына, отец назвал в честь славного моряка Отто, своего командира и моего крёстного отца. Это родство и предопределило всю мою дальнейшую судьбу. В начале первой мировой войны никто, не мы не Антанта не понимали насколько серьёзным оружием является подводный флот. У-боты были технической новинкой и их перспективная мощь была понятна лишь их создателям, которые однако убедили правительство кайзера Вильгельма начать их производство. Так-что до 1915 года не один военно-морской флот мира не имел эффективной защиты от боевых субмарин и только после урока, который Виддеген преподал англичанам началось массовое внедрение различных средств противолодочной защиты, из которых самым эффективным было передвижение торговых судов и транспортов в составе морских конвоев, под охраной военных кораблей.
  
  Мой крёстный отец был для меня кумиром долгие годы, пока я сам не стал командиром У-бота. Я вдруг осмыслил, что в героическом сражении Отто Виддегена с тремя броненосными англичанами не всё так славно, как мне казалось в юности. Виддеген потопил первый крейсер и два других застопорили ход, решив что их товарищ подорвался на мине. Отто торпедировал неподвижные, лежащие в дрейфе корабли, экипажи которых были заняты спасательными операциями. Война есть война и признаюсь, что я на его месте вряд ли поступил бы иначе, только вот гордится такой победой вряд ли имело бы смысл. Я бы посчитал это рутинной боевой работой, не приносящей особой радости, все равно, как азартному охотнику тупо пристрелить увязшего в болоте зверя. Ну впрочем таково моё личное восприятие.
  
  Все эти мысли посетили меня, за самым, что ни на есть графским занятием. Я с любопытством, но без особых эмоций, перебирал содержимое найденного мной в древнем колодце клада. Мне пришлось потратить неделю, пока я не перенёс эти центнеры серебра и десятки килограммов золота в более удобное для себя место. Самыми интересным были рукояти мечей и кинжалов, а также драгоценные части украшений щитов и доспехов. Железо превратилось в ржавую труху и остались лишь детали орнамента из благородных металлов и драгоценных камней. Монеты попадались тоже весьма интересные. К примеру, я насчитал более сотни с профилем мужчины в остроконечном колпаке, с необычной бородой заплетённой в косицы. Эти более чем старинные деньги были отлиты в виде неправильных овалов, величиной с ноготь пальца мужской руки и весом в двадцать, двадцать пять грамм. Материалом для них служило белое золото, скорее всего сплав золота с серебром. По моему его использовали ещё в древнем Египте и назывался он, если не ошибаюсь, электрум. Как ни странно драгоценные камни, в основном рубины, среди которых попадались весьма крупные, были совершенно тусклыми и сильного впечатления не производили. Наверное опытный ювелир смог бы что-нибудь с этим сделать. Жемчуг, тот и вовсе поблек и тоже не слишком радовал глаз.
  
  Всем этим богатством я решил распорядиться только теперь и только ради моей дочери Эидис, единственного существа, которое мне по настоящему дорого. Мне лично безразлична эта гора потускневших от времени ценностей, я не ощущаю ни малейших признаков алчности, ни особого трепета, перебирая эти плесневелые сокровища. Наверное у меня дефицит жизненного азарта, вкуса к земным удовольствиям, которые покупаются за деньги. Я и раньше не замечал за собой меркантильности, но после смерти Веры моя душа будто одеревенела, утратила чувствительность и лишь страх потерять своего ребёнка сумел расшевелить во мне какие-то человеческие эмоции. Я понял, что высшие силы дали мне в руки возможность сделать мою дочь богатым, а значит во многом независимым человеком. Уже только поэтому игра стоит свеч.
  
  С Верой я познакомился на воскресном книжном развале в Сен-Мало, которым заправлял тощий старый бретонец старейшина местных библиофилов. Порт Сен-Мало старинный французский городок, древняя крепость построенная на высоком холме, с моря напоминающий остроконечную шапку великана, забытую им на берегу Ла-Манша. Я с детства свободно говорю по французски, практически без акцента, точнее с лёгким эльзасским акцентом, поскольку моя няня была родом оттуда. Мои практичные родители решили извлечь из этого факта пользу и за небольшую прибавку к жалованию няня стала частично выполнять обязанности гувернантки, общаясь со мной исключительно по французски. Ей это было нетрудно, поскольку она сама была француженкой по материнской линии. Частенько посещая город я переодевался в штатское, чтобы не мозолить глаза местным жителям формой немецкого военного моряка. Естественно особой любви они к нам не испытывали и хоть и разговаривали с нами подчёркнуто вежливо, но лишь по мере необходимости. Мне сразу понравилась невысокая, хрупкая девушка с каштановой длинной косой и тонкими чертами лица. Несколько тяжёлые для её лица круглые очки в роговой оправе ничуть её не портили, а только придавали её облику какую-то трогательную беззащитность.
  
  Вера бережно перелистывала большой фолиант, по виду старинный в тиснёном кожаном переплёте с маленьким бронзовым замком. Я подошёл поближе и увидел, что это роскошное издание 1865 года "Хитроумный идальго дон Кихот Ламанчский" Мигеля де Сервантеса, украшенное к тому же бесподобными гравюрами самого Доре. Ясно, что это чудо не могло быть по карману бедно одетой молоденькой девушке. Мы разговорились и я блеснул своими познаниями завзятого книголюба, коим по факту и являлся. Почувствовав азарт в присутствии хорошенькой француженки я изящно острил в русле книжно-исторических вариаций. Вера оказалась как и я фанатичным книголюбом, у неё заблестели глаза от разговоров на любимую тему, постепенно мы незаметно перешли на ты и вскоре я угощал её в маленьком кафе свежими пирожными. Я сунул хозяину крупную купюру и он приготовил для нас настоящий отменный кофе, контрабандный товар и большую редкость по военному времени. Мне пришлось представиться предпринимателем из Страсбурга, естественно французом. Назвался я первым пришедшим на ум гальским именем Эдмон, вероятно мне вспомнился главный герой любимого романа Дюма. Вера, словно проследив ход моих мыслей, с улыбкой сказала, что готова угадать мою фамилию. - "Ты Эдмон Дантес, молодой капитан, будущий граф Монте-Кристо" - с очаровательным смехом заявила она и словно напророчила..."
  
  Я проснулся в неудобной позе, шея страшно затекла, поскольку я не один час проспал положив голову на лежащую на столе рукопись, очередную порцию перевода дневников Варда-фон Шторма. Мне приснилась странная смесь из фантазий навеянных свежими впечатлениями от переведённого текста. Снилось мне, что я судорожно прильнув к резиновой насадке окуляра перископа подлодки, словно в детском игровом автомате "Морской бой" (по пятнадцать копеек за сеанс) нажатием большого пальца правой руки на кнопку ,отправляю нескончаемые вереницы светящихся торпед. Я один за другим топлю роскошного вида трёх и пяти мачтовые галеоны испанского королевства, гружённые сокровищами из южноамериканских колоний. Причём при каждом удачном попадании, пока украшенная резьбой и балконами многоярусная корма парусника погружается в пучину морских вод, к моим ногам сыпятся невесть откуда взявшиеся груды сверкающих самоцветов и золотых дублонов. Золотые по непонятной прихоти моего сонного мозга идейно-правильно оформлены не какой то там королевской физиономией неудачника Филиппа II, а чеканным профилем вождя мировой революции В.И. Ленина, как на юбилейных советских рублях.
  
  Умывшись и испив ледяной, вкусной норвежской воды из под крана, я понемногу стал приходить в себя. Взглянул на судовые часы и с ужасом вспомнил о том, что по вчерашнему уговору боцман намеревался с моей помощью сегодня же навязаться в гости к Бьернсонам. Я уже давно должен был позвонить Ленни домой и договориться о нашем визите. Интересовал Устиныча разумеется никто иной, как Юрий Карлович, славный участник норвежского сопротивления известный как мичман Урхо, а также страстный коллекционер драгоценных артефактов и счастливый обладатель золотого медальона с двуглавым византийским орлом. На территории судоверфи, недалеко от нашего дока, находился городской телефон-автомат. Им-то я и поспешил воспользоваться. Мне ответил кто-то из домашней обслуги Бьернсонов. Мне даже не пришлось представляться, разговор сразу же перенаправили на телефон домашней библиотеки, где обычно проводил время Юрий Карлович. Меньше чем через минуту он взял трубку телефона и я услышал его бодрый голос: "День добрый, мой юный друг. Рад, рад искренне слышать вас. Я распорядился, чтобы любой человек в доме, кто ответит на телефонный звонок и услышит голос юноши с сильным русским акцентом немедленно бы переводил звонок ко мне на этаж. Я редко выхожу из дома, посему вы Володя можете звонить и навещать старика в любое удобное для вас время и без доклада. Этим вы меня только порадуете."
  
  Я смущаясь принялся объяснять, что хотел бы познакомить Юрия Карловича с моим другом, наставником и "лучшим боцманом всех времён и народов". На что немедленно получил горячее согласие и приглашение прибыть в любое удобное для нас время. - "Хотя нет" - уточнил Кяхеря - "В ближайшие час-полтора у меня процедуры. Подъезжайте с вашим другом в пять дня и не вздумайте с этого момента перекусывать. Отобедаете вместе со мной. Повар у нас отменный, так что уйдете из гостей еле живы, как сосед Фока после "Демьяновой ухи" из басни Крылова. Впрочем не пугайтесь, насильно никого потчевать не приходится. Кухня наша столь аппетитна, что с непривычки можно легко перегурманничать."
  
  В назначенное время, проявив королевскую вежливость, мы с боцманом уже стояли в просторной прихожей дома Бьернсонов. Ленни уехала в Университет на вечерние занятия и нас проводила на второй этаж вежливая пожилая горничная в белом чепце и классическом накрахмаленном переднике. Здесь нас ожидал улыбчивый, радушный хозяин, который видимо по случаю визита дорогих гостей, облачился во фрачную пару и белоснежную сорочку с галстуком-бабочкой. Если бы не седая, пышная борода, он более всего походил бы сейчас на американского президента Рузвельта в своём инвалидном кресле приготовившегося к торжественной инаугурации на очередной президентский срок. Я и Устиныч в своих новых джинсовых костюмах на фоне столь элегантного джентльмена поневоле почувствовали себя неловко. Однако Юрий Карлович повёл себя с такой неподдельной, весёлой естественностью, что вскоре впечатление неловкости совершенно исчезло. Мы были приглашены за обеденный стол и надо сказать, что прадед Ленни не слишком преувеличивал достоинства повара семьи Бьернсон, все блюда были приготовлены отменно. Это была классическая французская кухня, которая для простых русских моряков оказалась настоящим открытием. И то сказать, о наличии даже самой небольшой популяции настоящих французских поваров на просторах Советского Союза, кулинарной науке того времени известно не было.
  
  Суп Буйабес или марсельская уха, напоённый ароматами таинственных специй, да ещё облагороженный экзотически-изысканным мясом омаров, совершенно потряс наши вкусовые рецепторы. Последующие блюда также не уступали первому, хотя для русской обеденной традиции порции казались совсем небольшими. Юрий Карлович, как истинный гурман объяснил своим неопытным гостям, как следует знакомится с каждым новым шедевром художника от кулинарии. Весь смысл был в том, чтобы оценить тонкость каждого блюда, а для этого следовало не то чтобы дегустировать, но съедать не более одной трети каждого блюда. Так мы познакомились с добрым десятком гальских утончённых яств и когда пришёл черёд десерта дружно подняли вверх руки, позорно капитулируя. Наконец с трапезой было покончено и Бронислав Устиныч решительно перешёл к делу.
   - "Я хотел бы заранее извинится перед нашим гостеприимным хозяином, но сложившиеся обстоятельства диктуют определённо открытую линию поведения" - начал боцман, обращаясь к Юрию Карловичу в несвойственной для него несколько витиеватой манере - " Простите господин Кяхеря, что вынужден волей-неволей втянуть вас в нашу непростую ситуацию, но как оказалось вы сами и без сомнения ваш родственник майор Бьернсон каким-то образом уже имеете отношение к событиям вокруг острова Медвежий." При этих словах старик, внимательно выслушав вступление Устиныча, поднял руку, вежливо прерывая собеседника и заговорил сам: "Вы абсолютно правы, уважаемый господин Друзь, именно складывающиеся обстоятельства... Собственно я сам спровоцировал нашу с вами сегодняшнюю встречу, когда показал нашему юному другу вещь связывающую меня и покойного господина Варда. Я имею в виду, как вы догадываетесь, гордость моей коллекции - Византиийского Орла. Артифакт, как вы понимаете абсолютно уникальный. Это было равносильно признанию того, что я был знаком напрямую или, что менее вероятно, через посредников с Вермандом Вардом, он же Отто Фридрих фон Шторм, потомственный прусский дворянин, военный моряк, один из лучших командиров гитлеровской кригсмарине, награждённый высшими наградами Рейха, а также человек связанный с антифашистским норвежским сопротивлением." В процессе произнесения этой тирады наши с боцманом лица видимо изрядно вытянулись от удивления и Кяхеря сделал паузу, чтобы с улыбкой насладится произведённым впечатлением. "У прадедушки Ленни сегодня вечер сюрпризов, развлекается старичок." - мелькнула у меня фривольная мысль.
  
  
  
  
  1. HAPAG - Hamburg-Amerikanische Packetfahrt-Actien-Gesellschaft ( Гамбург - Америка Лайн )- предприятие (Акционерное общество), основанное в Гамбурге в 1847 году для совершения рейсов через Атлантику
  
  2. Кайзерлихмарине - Императорские военно-морские силы ( Kaiserliche Marine ) - военно-морские силы Германии с 1871-1919 годы.
  
  3. Антанта (фр. entente - согласие) - военно-политический блок России, Англии и Франции, сложился в 1904-1907 годах, создан в качестве противовеса "Тройственному союзу"( Германии, Австро-Венгрии,Италии)
  
  4.Филипп II - король Испании (1556-1598) В 1588 году послал к берегам Англии под начальством Медина-Сидонии огромный флот (130 больших военных кораблей) - "Непобедимую Армаду", которая погибла от бури и удачных нападений оборонительной английской эскадры
  
  
  
  
  
  П.м.П. часть II глава 11 ""Тевтонец" выходит на связь"
  
  тевтонец []
  
  
  - "Юрий Карлович, это что же выходит, в этой истории с островом Медвежьим замешаны сразу два графа, норвежский, то есть шведский - майор Бьернсон, дядя Ленни, вашей правнучки и германский, то есть прусский - бывший корветтен-капитан фон Шторм?" -неожиданно для самого себя задал я нашему гостеприимному хозяину давно занимавший меня вопрос. Моё паганельское любопытство частенько брало верх над моей же врождённой застенчивостью, которой впрочем в последнее время заметно поубавилось. Старик удивлённо взглянул на меня поверх старомодного пенсне в золотой оправе. Пожевав губами он ответил мне вопросом на вопрос: "Это где же вы, мамочка, столько графов узрели? Тут что-то в ваших сведениях напутано. Мой старший внук Свен Бьернсон действительно немного дворянин, его мать одна из шведских принцесс рода Бернадот, а его отец, мой сын, обычный инженер-мостостроитель, вот в благом деле, постройке тромсейского моста участвовал. Ну разве-что он и по бабушке, моей матушке, русский барин, князь Угров. Вот Ленни по бабушке немножко принцесса Бернадот. Мне вспомнился эпизод на норвежском корабле "Сенье", когда Ленни показывала на пальчиках размеры своего дворянского достоинства: "Йа, принцесс, э литл, чуть-чуть".
  
  Что же касается Отто, то он действительно со всех сторон голубых кровей. Это старинная история, Отто Фридрих фон Шторм потомственный маркграф, что выше графа на ступень или по французски - маркиз. Я понимаю, что для русского уха титул маркиз звучит, как бы сказать" - Кяхеря, подбирая выражение,пощёлкал пальцами - "ну несколько легкомысленно, что ли - "Мар-кис-с". Ну помните "Кота в сапогах"? Как там в русском мультфильме крестьяне, подученные котом отвечали королю на вопрос: "Чьи это земли ?" И вдруг без предупреждения дурашливым басом запел: "Маркиза, маркиза, маркиза Карабаса!" и ту же, в более высокой тональности перешёл на куплеты Утёсова: "Всё хорошо, прекрасная маркиза! Всё хорошо! Всё хорошо!" Старик закашлялся от собственного смеха и пояснил свою полудетскую выходку: "Вы уж простите старика за смешливость. Не пугайтесь, это ещё не маразм, всего лишь характер, смолоду подвержен приступам щенячей жизнерадостности, наверно от того и дожил до неприлично преклонного возраста. Кстати я большой поклонник студии Союзмультфильм и частенько смотрю по телевизору русские, пардон советские фильмы, благо граница рядом, а мне по заказу и телеантенну специальную сделали. Радует, что не оскудела земля русская талантами неиспорченными идеологией.
  
  О чём это я? Да! Как же, маркграф! Правда по немецки французский титул маркиз звучит куда убедительнее? Маркграф Отто фон Шторм! Многие современники Отто плохо разбирались в старинных дворянских титулах и за глаза частенько именовали его графом. Ведь породу не спрячешь! Я после знакомства с Отто много времени посвятил изучении истории этого имени. Во время III-го крестового похода 25-го марта 1190 года, при переправе немецких крестоносцев под предводительством императора Священной Римской империи и короля Германии Фридриха I-го Барбароссы через Босфор, неожиданно начался сильный ураган. Шальной волной накрыло небольшой корабль на палубе которого находился сын императора герцог Фридрих Швабский. Кронпринц был сбит с ног напором солёной средиземноморской воды и почти уже оказался за бортом, что для облачённого даже в лёгкие доспехи воина того времени означало верную смерть. К счастью рядом с принцем находился далекий предок Отто фон Шторма, молодой девятнадцатилетний солдат-немец по прозвищу Вилли Безусый. В последний момент он успел ухватить командира за шиворот, неимоверными усилиями удержать его на палубе и этим спасти ему жизнь. Благодарный сын Барбароссы, приблизил своего спасителя и посвятил его в рыцари. Он дал ему славное имя Вильгельма фон Шторм, в честь памятного босфорского урагана. Вскоре однако водная стихия вернула себе добычу, забрав вместо сына венценосного отца - самого Фридриха Барбароссу. Всего через два с половиной месяца, 9-го июня 1190-года при переправе через бурные воды горной турецкой реки Салех (на юге Анатолийского полуострова) он был сбит с коня бурным течением и в своих тяжёлых доспехах захлебнулся в холодном потоке. Когда подоспела помощь рыжебородый император был уже бездыханным. После смерти своего полководца большинство немецких рыцарей повернула обратно, домой в Германию и лишь небольшой отряд продолжил путь в Палестину во главе с сыном Барбороссы, Фридрихом Швабским, покровителем нашего юного героя, рыцаря Вильгельма фон Шторм.
  
  Во время осады Акры, где фон Шторм так же отличился как храбрый воин, молодой рыцарь вместе с бременскими и любекскими купцами участвовал в организации братства, содержавшего на свои средства госпитали для раненых немцев. Герцог Фридрих Швабский взял это братство под своё опеку и даже получил для него грамоту от римского папы. Так по примеру Тамплиеров и Госпитальеров в Палестине, в городе Акко, был провозглашён новый рыцарский германский орден пресвятой девы Марии Тевтонской. Однако не стоит очаровываться средневековой романтической атрибутикой всех этих крестоносных орденов. Те неописуемые мерзости, унижения, изуверские казни и пытки, которым подвергали крестоносцы побеждённых язычников, мусульман а порой и единоверцев-христиан, всплывали в истории не единожды. Впрочем и современный человек, как показала последняя война, легко сбрасывает с себя одежды цивилизации и в условиях безнаказанности быстро превращается в первобытного зверя.
  
  В 1237 году 66 летний барон Вильгельм фон Шторм за заслуги перед орденом получил почётную должность Верховного Госпитальера (начальника всех больниц и госпиталей) с резиденцией в местечке Эльбинг недалеко от будущего Кёнигсберга, ныне польский город Эльблонг. Единственный сын славного спасителя Фридриха Швабского, Людвиг фон Шторм, матерью которого была Агнесса фон Вальпотт, дочь самого Генриха фон Вальпотт, первого Великого магистра Тевтонского Ордена, командовал большим отрядом тевтонских рыцарей в войне против прусских язычников. Пруссы захватили земли союзника ордена, польского князя Конрада I Мазовецкого. В 1249 году за доблесть в боях и хитроумные удачные интриги по привлечению на сторону немцев враждующих между собой прусских князей с их вассалами, король Германии Фридрих II даровал Людвигу титул маркграфа, а Генеральный капитул ордена назначил его заместителем Великого магистра - Великим комтуром. Людвиг фон Шторм получил во владение обширные земли под Кёнигсбергом, в центре которых на лесистой возвышенности возвёл свой родовой замок с четырьмя башнями и высоким крепостными стенами.
  
  В 1525 году католический Тевтонский орден пришёл к своему закату, а в протестантском герцогстве Пруссия многие рыцари ордена лишились своих владений, маркграф Вильгельм фон Шторм перебрался с семьёй в Южную Германию, город Вюрцберг. В середине девятнадцатого века, фон Штормы вернулись на родину, в Кёнигсберг, где глава семейства был объявлен почётным гражданином города, как прямой потомок одного из его основателей. Герман фон Шторм и его сын Фридрих стали акционерами пароходной компании HAPAG, а Фридрих, бывший военный моряк и отец Отто, после первой мировой войны служил в ней капитаном одного из крупнейших грузо-пассажирских судов. Свою родовую корону маркграфов фон Штормы ни разу не опозорили ни изменой, ни подлостью, ни жестокими деяниями и хотя они никогда не кичились родовитостью, жили и вели себя просто, все кто знали эту семью были вполне уверены в их дворянском достоинстве."
  
  Бронислав Устиныч выслушал этот исторический дискурс с неподдельным вниманием, поскольку всегда был охочь до новых знаний. Однако на данный момент его, разумеется, больше интересовала современная история самого последнего из славной плеяды фон Шторм. Поэтому он без обиняков спросил: "Юрий Карлович, если не секрет, можно узнать как и когда произошло ваше знакомство с Отто?" Кяхеря покивал седой головой: " Разумеется, молодой человек. Я к этому и веду. Когда в апреле 1940 года Гитлер напал на Норвегию, я вступил добровольцем в норвежскую армию, которую возглавлял король Норвегии Хокон VII. Но силы были слишком неравны, немцы быстро продвигались. Не помогла нам и высадка англо-французского десанта в Нарвике. Король через три месяца после начала компании, 8-го июня 1940-го года приказал норвежской армии прекратить боевые действия против немцев. Двумя неделями ранее я получил осколочное ранение в спину (один из осколков через годы добрался до позвоночника и повредил какой-то нерв, отправив меня коротать старость в это комфортабельное инвалидное кресло) Друзья переправили меня в Швецию. Через пару месяцев после операции я был уже на ногах и немедля отправился в Англию, где в Лондоне во главе с королём находилось норвежское правительство в изгнании. Там на юге Англии, недалеко от города Плимут, в в течении четырёх месяцев я проходил подготовку в диверсионной школе и в январе сорок первого с группой диверсантов - двенадцати норвежцев и датчан высадился в одном из пустынных, скалистых районов Западной Норвегии. На место нас доставила английская подлодка. В Норвегии таких как мы называли "Парни Линге", по имени погибшего командира одной из групп.
  
  За плечами нашего отряда было много славных дел: взрыв электростанции, диверсии на стратегических объектах, заводах и фабриках, подрыв железнодорожных путей, убийство гестаповцев. Но сейчас не об этом. К 1943-году состав группы обновился почти на две трети, семеро моих товарищей погибло и я как старший по званию и возрасту возглавил её. Сводный отряд носил кодовое название "Экипаж мичмана Урхо". Я получил из Центра особо важное задание - совместно с ещё одной диверсионной командой подготовить и произвести акт саботажа против секретного немецкого завода по производству тяжёлой воды. Полгода мы подбирались к тщательно охраняемому объекту, трижды терпели неудачи, потеряли почти половину бойцов и наконец сумели взорвать две главные центрифуги и само хранилище вместе с пятнадцатью стокилограммовыми контейнерами этого важнейшего компонента атомной бомбы. Мы считали задание полностью выполненным и доложили в Центр об удачном окончании операции. Я был назначен координатором всех спецгрупп, действовавших на северо-востоке Норвегии, но в январе 1944-года случилось нечто неординарное. Один из связных доложил мне, что в Тромсё на связь с английской разведкой пытается выйти неизвестный немец, располагающий важной информацией. Со связным он встречался в гражданском костюме и всё, что удалось о нём выяснить, это то, что он служил военным моряком германских Кригсмарине. Его имя и звание оставались неизвестными. Мы дали этому субъекту кличку "Тевтонец", за характерно германские черты породистого лица и опасаясь провокации Гестапо установили за ним негласную слежку. С ним было нелегко, поскольку этот немец быстро заметил слежку и при очередной встрече со связным заявил, что время не терпит и пока мы будем проверять его, в Германию уйдёт сверхважный груз и тогда уже будет поздно что-либо предпринимать.
  
  Я принял тогда решение лично, вопреки мнению Центра, встретиться с этим загадочным немцем. Что-то подсказывало мне, что он обладает крайне ценной информацией упускать которую было бы преступной ошибкой. Встречу ему мы назначили в довольно экзотическом месте - городской бане. В этом была конспиративная логика, поскольку в толпе голых мужчин тяжело вести наблюдение, могут неправильно понять... "Тевтонец" сам подошёл ко мне и сказал, что будет ждать в таком-то номере отдельного кабинета пивного ресторанчика по соседству. Там он и изложил мне суть дела. Оказывается немцы после серии неудачных диверсий на фабрике по производству тяжёлой воды приняли меры подстраховки. Несколько тонны вещества в обстановке строжайшей секретности были ещё до нашей последней удачной акции переправлены в некое тайное место. В работе по перевозке были задействованы узники из лагеря для советских военнопленных. Их всех, разумеется, после доставки груза расстреляли. В данный момент контейнеры с тяжёлой водой погружены на одну из подлодок и готовы к отправке. "Тевтонцу" эта информация стала известна случайно, как он выразился: "Волей провидения".
   В офицерском клубе подводников Кригсмарине зашла речь об Оружии Возмездия, том самом, которым доктор Гебельс постоянно грозился истребить врагов Рейха. Один молодой подвыпивший лейтенант в ответ на скептическое мнение товарищей о возможности создания атомного оружия (многие более-менее образованные офицеры понимали, что речь идет именно о нём) сгоряча заявил, что экипажу его У-бота выпала огромная честь доставить в Германию важнейший компонент для производства чудо-бомбы. Никто из присутствовавших не обратил особого внимания на пьяный трёп юнца. Однако на следующий день стало известно, что лейтенант без объяснения причин арестован контрразведкой Кригсмарине. "Тевтонец" задумался над происшедшим. За время войны этот немец постепенно утвердился в своём убеждении, что Гитлер и его режим величайшее зло прежде всего для самой Германии. Посему он, как патриот Фатерлянда не должен допустить даже предпосылок получения нацистами сверхоружия. Он провёл собственное тайное расследование и сведения подтвердились. В конце встречи этот немецкий офицер неожиданно сказал: "Чтобы вы поверили мне я открою своё настоящее имя и звание и другие сведения, которые англичане могут проверить. Я Отто Фридрих фон Шторм, корветтен-капитан Кригсмарине, за глаза меня называют Граф, командир U-56, чёртова счастливчика У-бота по прозвищу "Чиндлер"."
  
  
  
  
  П.м.П. часть II глава 12 "Ариец и бретонка"
  
  бретань []
  
  "Моя Вера была большой умницей и она всегда обо всём догадывалась сама. Таиться перед ней в чём либо попросту не имело смысла. В следующее воскресенье я опять появился на книжном развале и Вера конечно тоже была там. Она о чём то увлечённо беседовала со старым бретонцем в большом синем берете набекрень, хозяином этого книжного царства. Неделю назад, когда я распрощался с Верой у дверей многоквартирного старого дома с облупившимися стенами я немедленно отправился на ярмарку в надежде застать книжную лавку открытой. Мне повезло. Хозяин уже нагрузил большую деревянную повозку с высокими бортами своим богатством. В повозку был запряжён пожилой, не моложе хозяина, ослик с седой чёлкой, почему-то расчёсанной на две стороны. Увидев меня он тяжело вздохнул, словно намереваясь по стариковски поворчать: "Вечер уже, домой пора, а они всё ходят и ходят..." Я извинился перед обоими стариками и объяснил, что желаю сделать дорогую покупку. Приобрести у него тот самый роскошный старинный фолиант, который любовно перелистывала Вера, когда я впервые увидел её. Бретонец пристально посмотрел на меня и без особого радушия пробурчал: "Господин думает, что он самый богатый? Этот экземпляр Дон Кихота, с гравюрами бесподобного Доре, уникальная антикварная вещь. Её место в музее. Я держу это книгу много лет, как лицо своего магазина и она постоянно при мне, как старинный талисман. Впрочем в этом мире всё продаётся и если вам так уж неймётся, то вот вам моя цена... " - и старик назвал какую-то безумную сумму в оккупационных рейхсмарках. На эти деньги можно было купить небольшой уютный домик в этих местах и даже с садиком.
  
  Я словно фокусник достал из внутреннего кармана пиджака свой пухлый бумажник, набитый крупными купюрами. Это было моё офицерское жалование со всеми надбавками за последние четыре месяца, которые я провёл в боевом походе в Северной Атлантике. Старик увидев деньги стянул с головы свой линялый берет и вытер им, несмотря на прохладный вечер, своё внезапно вспотевшее лицо. - "Господин изволит шутить?" - спросил он севшим от волнения голосом - "Кому в наше время нужны книги, да ещё за такие безумные деньги?" Я отсчитал и передал в дрожащие морщинистые руки большую часть имевшейся у меня наличности. Букинист, покраснев от возбуждения, принялся лихорадочно разгружать повозку и наконец извлёк тяжёлый фолиант. Глаза его увлажнились и он нежно погладил тиснёную обложку телячьей кожи и даже поцеловал, словно прощаясь с дорогим другом, изображённый на ней профиль Сервантеса. - "Я, собственно, собираюсь преподнести книгу в подарок одной юной очаровательной особе" - пояснил я, принимая на руки словно младенца, любовно запелёнутый стариком в светлую фланель покупку - "возможно вы знаете ту милую девушку, что была возле вашего прилавка сегодня днём. Её зовут Вера." Бретонец просиял: "Ну это же всё объясняет - дела сердечные... Настоящему чувству ничто не помеха: ни война, ни глад и мор, ни конец света! Кстати, меня в Сен-Мало все зовут папаша Гвенель. Ну конечно же я знаком с Верой, ведь она моя постоянная клиентка. Бедняжка тратит на книги добрую часть своих скудных доходов. Она работает секретарём у местного нотариуса, приходящегося ей дальним родственником. В моего, пардон, теперь вашего Дон Кихота девушка просто влюблена, так что с подарком вы попали прямо в яблочко. Мсье на правильном пути..." Я поклонился, благодаря за добрые слова и сказал: "Извините, что сразу не представился. Меня зовут Эдмон. Я коммерсант из Лотарингии. У меня к вам большая просьба. Если вас не затруднит, вручите это моё приобретение адресату и пожалуйста не говорите Вере, что это мой дар." Папаша Гвенель торжественно принял фолиант обратно и величаво заявил: "Мсье Эдмон, может положиться на старика Гвенеля. Моё имя переводится с бретонского, как благородный."
  
  Мы были отчаянно счастливы с моей Верой целый месяц и я благодарен за это судьбе, ведь у большинства людей на этой планете не наберётся за всю жизнь и одного дня такого чуда. Как-то после дневной любви, положив свою милую головку мне на грудь, глядя мне прямо в глаза, моя девушка не спросила, а заявила вполне уверенно: " Нет, милый, ты вовсе не француз и совсем не Эдмон. Ты и не эльзасец. В тебе видна порода и порода многовековая. По моему ты немец, причём не из простой семьи." Мне ничего не оставалось, как открыть Вере всю правду. Я и сам стал тяготится своей легендой и в оправдание привёл лишь довод о том, что француженке, пусть даже бретонке, весьма не просто и даже опасно встречаться с немцем в открытую. Слишком велик шанс получить от земляков несмываемое клеймо "бошевской подстилки"... Вера с печалью, но была вынуждена со мной согласиться: "Наверное я плохая патриотка Франции, если позволила себе влюбиться во врага-оккупанта." Потом я на три месяца ушёл в боевой поход на своём "Чендлере" и когда вернулся, то узнал, что меньше, чем через пять месяцев стану отцом. Я решил твёрдо, что моя любимая должна стать моей женой и мой ребёнок будет законнорождённым. Я не был слишком религиозен, однако выяснилось, что мы оба католики по рождению и знакомый священник из небольшой церкви на побережье готов нас обвенчать. Узнав, что я немецкий морской офицер, святой отец не на шутку перепугался, но я подкрепил его смелость крупным пожертвованием и получил согласие на венчание. Настоятель церкви однако выдвинул обязательное условие - письменное разрешение моего начальства. Я раздражённо спросил, должно ли оно быть обязательно на латыни. - "Можно и по немецки" - смиренно ответил святоша - "но подпись и печать обязательно. Сказано в Евангелии: "Нет для Господа не эллина, ни иудея..." (здесь святой отец осёкся), но это после смерти телесной, а при жизни с документом спокойнее."
  
  Командир нашей флотилии У-ботов был человеком неглупым и порядочным и выдал нужную бумагу без лишних вопросов, лишь проворчав напоследок : "Надеюсь, Отто вы понимаете, что делаете? Впрочем я не намерен вмешиваться в ваши сугубо личные дела." - и с кривой усмешкой добавил - "Хорошо ещё, что ваша избранница бретонка, а не француженка. Для наших идейных бюрократов кровь бретонцев куда как ближе к арийской, чем у испорченных цыганами и евреями галлов." Вскоре мы обвенчались и я задумался о том, чтобы увести молодую жену куда-нибудь в более спокойные места, подальше от войны и французского сопротивления, например в Тирольские Альпы к горному воздуху и парному молоку. Там доживала свой век моя престарелая двоюродная тётушка. В день венчания Вера преподнесла мне ценный подарок. С помощью папаши Гвенеля она раздобыла геральдический сборник 18-го века, в котором кроме готического текста на старогерманском были изображены в цвете гербы самых древних родов Германии и Пруссии. Среди старинных изображений зверей, птиц и корон нашёлся и родовой герб фон Штормов, учреждённый аж в 13-ом веке. На рисунке красовалась высовывающаяся из-за кудрявых облаков круглая, довольно забавная физиономия. Щёки этого господина были так надуты, что напоминали животы беременных на последнем месяце женщин. Мясистые губы сложенные трубочкой исторгали мощную струю нарисованного воздуха. Этому разгулу Эола - эллинского бога ветров, как бы препятствовала могучая мужская рука в железной рыцарской перчатке, украшенной тевтонским рыцарским крестом. Всё это аляповатое великолепие, увитое пурпурно-чёрными лентами, венчала наша родовая корона маркграфов.
  
  По понятным причинам мы не стали устраивать свадебный банкет. Представляю как бы оригинально смотрелся этот праздник франко-немецкой дружбы если бы на него явились мои приятели-сослуживцы в парадной форме германских Кригсмарине, а со стороны невесты местные негромкие патриоты униженной Франции. Поборники расовой чистоты в Рейхе захлебнулись бы своей арийской слюной от негодования, как же: герой-подводник, кавалер рыцарского креста, ариец с тевтонскими корнями и вдруг женится не на немке. О реакции французских партизан-маки, обитающих по слухам в горных районах Бретани, я даже не хотел гадать. Во всяком случае пить с ними сидр я точно не собирался.
  
  На второй день после венчания я получил новое боевое задание и отшвартовавшись со своим стариной "Чиндлером" от бетонного причала базы, отправился в холодные воды Северо-Восточной Атлантики. Там моей работой была охота на суда и корабли англо-американцев, идущих с оружием и продовольствием на Восток, в Россию. Корабли охранения союзников становились всё более опасными для наших у-ботов. Они быстро учились приёмам борьбы с нашими боевыми субмаринами, применяя новейшее вооружение. Глубинные бомбы всё чаще поражали цели и мы из охотников всё чаще превращались в добычу. Я ни за что не смог бы догадаться, что беда будет подстерегать меня не здесь на войне, а в тихом, ещё не затронутом английскими бомбардировками старинном бретонском городке Сен-Мало.
  
  Имена своих врагов мы помним лучше имён друзей. Капитан-лейтенант Гюнтер Прус по прозвищу Щелкунчик. Бесстрашный, удачливый командир U-266 и патологический садист и мерзавец. Это он вопреки всем правилам и суевериям менял на время похода двойку бортового номера своего У-бота на шестёрку. Это ему я в кровь разбил физиономию в офицерском клубе, не выдержав его хвастливых рассказов о том, как он всплыв после удачного торпедирования, душевно беседует с высадившимися на плоты и шлюпки моряками потопленных им кораблей и судов, а затем с наслаждением лично расстреливает их из палубного пулемёта и это его субмарина с намалёванным на рубке багровым Зверем Апокалипсиса входила на базу как раз в тот день, что я покидал её."
  
  Я сидел задумавшись, над только что переведённым, очередным отрывком из записок фон Шторма. Вспомнилась фраза из рассказа старого подпольщика Юрия Карловича - "Мичмана Урхо". - "За время войны этот немец постепенно утвердился в своём убеждении, что Гитлер и его режим величайшее зло прежде всего для самой Германии. Посему он, как патриот Фатерлянда не должен допустить даже предпосылок получения нацистами сверхоружия - атомной бомбы." Ведь не так всё просто. Как это может уживаться в одном человеке - патриотизм и помощь врагу? Лишение Германии пусть даже призрачной надежды, нет не на победу, а на ходя бы терпимый для неё исход войны. Видимо фон Шторм слишком хорошо себе представлял, что может натворить Гитлер с компанией, попади в их руки столь страшная по разрушительной мощи сила. Да и как человек хорошо осведомлённый о положении дел на обоих фронтах и в тылу Германии, "тевтонец" не мог не понимать, что ничто, никакое чудо уже не спасёт его страну от разгрома и унижения. Перед этой грядущей катастрофой поражение немцев в первой мировой покажется не таким уж и фатальным. Следовательно продолжение агонии лишь усугубит страдания соотечественников. Но Отто солдат и солдат доблестно воевавший за свою страну. В душе, как и многие, он всегда руководствовался простой и ясной, примеряющей с самим собой фразой: "Пусть моя страна не права, но это моя страна." Да он всегда не принимал ни нацистов, ни их политики, но выполнял свой воинский долг не перед ними, а перед народом Германии. Хотя в итоге и был одной не из последних деталей в машине войны, запущенной правительством, которое сам же считал безумным. Отто фон Шторм наконец ясно осознал, что воевал не на стороне Германии, а на стороне Гитлера и что зашёл со своими внутренними противоречиями в тупик. Наверное это понимание и подтолкнуло его к выбору, выбору между плохим и наихудшим - Стать предателем, чтобы остаться патриотом.
  
  Мои философствования прервал, как всегда не ко времени, ввалившийся в кубрик Генка Эпельбаум. Выглядел он нетипично, был растерян и бледен. Выкатив голубые зенки, он испуганным, свистящим шёпотом выдал: " Боцмана арестовали. Взяли прямо на причале. Запихнули в машину и увезли, совсем как моего деда в 37-ом."
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  из Википедии:
  
  1.Оккупационная рейхсмарка (1940-1945) - В большинстве оккупированных стран за национальной валютой была сохранена платёжная сила. Курс военной марки по отношению к местной валюте всегда устанавливался оккупантами на уровне, значительно превышавшем паритет покупательной силы сопоставляемых валют: официальный курс военной марки во Франции в декабре 1941 года = 20 французских франков.
  
  2. Партизаны-маки( фр. Maquis ) - часть Движения Сопротивления во Франции нацистским оккупационным войскам во время Второй мировой войны. Действовали в горных районах Бретани и южной Франции. Сначала представлявшие собой небольшие разрозненные группы, близкие к бандам они позднее приняли активное участие во Французском Сопротивлении.
  
  3.Сидр (фр. Cidre) - слабоалкогольный напиток, как правило шампанизированный, получаемый путём сбраживания яблочного, реже грушевого или другого фруктового сока без добавления дрожжей. Имеет золотистый либо зеленоватый цвет и запах яблок. По содержанию сахара - от сухого до сладкого. Наиболее качественные сидры производят во Франции, В регионах Нормандия и Бретань.
  
  
  
  
   П.м.П. часть II глава 13 "Наследство Координатора"
  
  
  координатор []
  
  
  Что делать простым матросам советского траулера, когда среди белого полярного дня в заграничном порту, на чужом причале какие-то мутные, необщительные типы хватают родного усатого советского боцмана, заталкивают в машину и увозят в неопределённом направлении? Первый и единственно правильный ответ: "Немедленно доложить отцу-командиру." Мне, Паганелю-Вальдамиру, бравому юнге и верному оруженосцу похищенного, именно это решение немедленно и пришло в голову. Пришло ещё до того, как запыхавшийся и порядком перетрухавший Геша Эпельбаум, треся рыжим запорожским чубом на арийской башке (очередная жертва судового кока, мнящего себя мастером мужской стрижки), успел закончить свои сбивчивые речи. Вообщем, в его пересказе, всё происшедшее отдавало какой-то пошлой голливудщиной. Геша как раз стоял на вахте у трапа, а Устиныч уже было занёс на оный трап свою боцманскую ногу в новой элегантной туфле сорок пятого размера, как за его широкой спиной внезапно появились эти мрачные субъекты в одинаковых коротких, светло-серых плащах. Один из мрачных, фигурой и ростом не уступающий выдающимся статям нашего усатого богатыря, положил на предплечье Устиныча свою тяжёлую длань и заметно сжал её. Одновременно он произнёс в боцманский затылок короткое и убедительное, как внезапный удар под дых, слово. Скорее всего что-то вроде: "Стоять! " - или - "Тихо!". Во всяком случае вряд ли это было наше родное милицейское: "Гражданин пройдёмте!" Да и серьёзные мужчины, мгновенно скрутившие попытавшегося таки дёрнуться здоровяка-боцмана, походили сноровкой на советских ментов, как балет Большого театра на районную танцплощадку. Наши же, мурманские стражи порядка, частенько "тралящие" у ресторанов денежных поддатых рыбачков, как правило обходили приметного усача стороной, предпочитая более мелкую и безопасную добычу.
  
  Но это всё лирика, а голая правда заключалась в том, что боцмана нагло похитили неизвестные. Через несколько минут матрос Эпельбаум в сопровождении вахтенного помощника поднялся к капитану, в его каюту, чтобы доложить о происшедшем ЧП. Капитан Владлен Дураченко по городской линии немедленно постарался выйти на советское посольство в Осло. Однако привести в действие эту бюрократическую машину оказалось не так-то просто, поскольку речь шла о неизвестном, обычном моряке, а не какой-то мало-мальски значимой персоне. Во всяком случае обращаться в полицию нашему мастеру не велели, а приказали ждать и ничего не предпринимать до особых указаний. Время до вечера прошло в неприятном, нервном ожидании. Владлен Георгиевич, принявший близко к сердцу покражу единственного и неповторимого боцмана Друзя, не отходил от телефона ни на шаг, но никаких новых известий или указаний от посольских не поступало. К девяти вечера, когда в более низких широтах уже темнеет, в наших высоких продолжало вовсю сиять нежаркое солнышко полярного лета. Как раз в это время и раздался звонок.
  
  - "Алеу, добрый вечер. Это говорит Юрий Карлович Кяхеря" - зазвучал в трубке бодрый интеллигентный голос - "Могу я услышаться с юношей Владимиром, близким другом Бронислава, боцмана с траулера "Жуковск". " - "Какой ещё юноша?" - опешил слегка отупевший на нервной почве Владлен - "Вы услышались с капитаном "Жуковска" ! Что с моим боцманом, уважаемый? Вам что-то известно?" - "Юрий Карлович, с вашего позволения, господин капитан. Ваш боцман, молодой человек Бронислав, по моим сведениям в полном порядке. Тем не менее я хотел бы переговорить с его близким приятелем Володей, если вас не затруднит пригласить его к аппарату." Капитан раздражённо шваркнул трубку телефона на стол: "Это хрен знает что! Площадка молодняка какая-то, а не рыбацкий борт!" - и злобно рявкнул по громкой внутрисудовой связи: " Юноше, тьфу, юнге подняться к капитану! Бегом!"
  
  Когда я испуганно-запыхавшийся предстал перед грозными очами раздражённого мастера, тот с язвительной вежливостью, перекосив в кислой улыбке полное бритое лицо, поклонился мне: "Вас к аппарату, "мон шер ами". Ваш знакомый, некто Юрий Карлович простого советского капитана общением не удостаивают-с" - и уже без особого пиетета сунув мне в нос трубку телефона, добавил: "Держи, гусь лапчатый! Выясни куда мой просвещённый "шкура" опять вляпался?" Не ведал наш суровый Владлен, что его боцман "вляпался" несколько раньше своего драматического похищения и несколько глубже, чем возможно было представить. О своём участии в этом интересном процессе я разумеется тоже предпочёл бы не распространятся. Кяхеря предложил мне с капитаном срочно приехать к нему, в дом Бьернсонов. Мотивировал он это тем, что разговор будет "сугубо конфиденциальным и совершенно не телефонным".
  
  У Бьернсонов на уже ждали. В кабинете-библиотеке Юрия Карловича нас ожидал сюрприз. Кроме самого хозяина нас встречал его рыжий долговязый внук, незабвенный командир корвета "Сенье" майор или орлогс-кэйптен Свен Бьернсон. Норвежец пошевелил тяжёлой породистой челюстью чистокровного скакуна и растянул в любезной улыбке рот, обнажив крупные, идеальной белизны зубы. - " Хэллоу, кэптэн Влад! Хэллоу, май янг фрэнд!" - объявил он приятным баритоном и поочерёдно пожал каждому из нас руку. Нас усадили возле накрытого кофейного столика и Кяхеря, не тратя лишних слов незамедлительно перешёл к делу: "Итак, друзья я буду говорить по русски, по скольку Свену," - старик взглянул на кивнувшего в знак согласия внука - "все детали происшедшего более чем известны. Виновником свалившихся на вашего подчинённого, господин капитан, мягко говоря, проблем являются бумаги, которые наш приятель Бронислав получил, как часть наследства от известного всем присутствующим Верманда Варда. Это псевдоним моего хорошего знакомого и не побоюсь этого слова соратника Отто фон Шторма."
  
  В этом месте повествования Владлен обвёл всех присутствующих недоумевающим взглядом. Юрий Карлович заметил это и покачал головой: "Владлен, если не ошибаюсь, Георгиевич. Возможно вам не известны некоторые детали этой истории, но я при всём уважении не хотел бы терять время на повторы. Все недостающие фрагменты этой мозаики известны Брониславу Устинычу и я думаю, что он в ближайшее время поможет вам до конца прояснить ситуацию. Схема этой интриги была задумана Отто задолго до всего ныне происходящего. Этими планами он поделился с единственным человеком, которому по настоящему доверял. Как вы правильно догадались господа этот человек я. Когда фон Шторм случайно нашёл эти бумаги, вскрыв сейф в одном секретном хранилище грота "Лабиринт", прошло довольно много времени прежде, чем он разобрался с их содержимым. Это были коды и шифры к номерным счетам и банковским ячейкам, по факту оформленные на предъявителя и разбросанные по всему свету, хотя добрая половина из них находится по соседству в Швеции, под крылом тамошних финансистов. Это грязные, кровавые деньги, награбленные нацистами за время войны. Крупная часть так называемых "Финансов Партии". Партия эта - НСДАП, признанная в международном суде Нюренберга преступной организацией. По самым скромным прикидкам речь может идти о многих миллиардах американских долларов. Это тонны золота и платины, тысячи карат бриллиантов и огромные пакеты самых надёжных ценных бумаг.
  
  В документах найденных Отто значатся несколько сотен имён, явно фальшивых. Это псевдонимы людей из нацистской верхушки. Изучив бумаги фон Шторм пришёл к выводу, что существовал план ухода из разгромленной Германии примерно для двух тысяч высокопоставленных членов СС, сотрудников Гестапо и влиятельных функционеров нацистского правительства. Эти люди стали исчезать бесследно примерно за месяц до падения Рейха. Та часть бумаг о которой мы говорим содержит список из 350-ти имён. Следовательно существовало не менее пяти таких списков. Было по меньшей мере пять координаторов из числа идейных наци, которые ведали распределением средств в группе примерной численностью в 350-400 человек. Субъект получивший из рук координатора новые документы и весьма значительные подъёмные (от 20 до 40 миллионов долларов) пожизненно становился членом некой тайной организации устроенной по масонским лекалам. Цель такой секты подчинение одному Центру множества богатых, а значит влиятельных людей. Создание "Центра Силы" или если угодно пресловутого тайного Мирового правительства. Вообщем абсолютная власть над миром. Идея совершенно умозрительная, гомерически пошлая и столь же осуществимая, как скажем идея бессмертия. Такое могло прийти в голову только последователям фатального авантюриста Шикльгрубера, талантливого проповедника тёмных псевдоромантических бредней о Сверхчеловеке и идеальном мироустройстве для одной нации.
  
  Фон Шторм поделился своей информацией со мной, с тем, чтобы вместе её осмыслить. Наверняка существовала, а возможно существует по сей день некая группа или группы наследников этих беглецов из рухнувшего III-го Рейха. Что это за люди и чем руководствуются в своих действиях неизвестно. Во всяком случае от ядовитого дерева не родятся сладкие плоды. Мы просто не знали, что нам с этим знанием делать: Идти с этой информацией в полицию или к чиновникам госбезопасности? Обнародовать в прессе? Это могло иметь весьма опасные последствия. Нет, за себя мы не боялись, но у нас обоих были слабые места - наши близкие. У Отто дочь, а у меня дети, внуки, правнуки. Ими рисковать мы не собирались. И тогда я решил посоветоваться со Свеном, открыться ему. Мой внук весьма плотно занимался, да и поныне вовлечён в политическую деятельность. Он является одним из создателей и руководителей партии Норвежский демократический форум. Их платформа это объединение граждан Норвегии против недопущения к власти лоббистов от крупного транснационального капитала и национализация природных ресурсов - шельфовой нефти и газа. Каждый баррель добытой норвежской нефти должен работать на норвежскую экономику, а не на мошну группы иностранных мультимиллиардеров.
  
  У Свена есть влиятельные друзья и могущественные враги, как у каждого крупного политического активиста. С помощью своих связей в системе национальной безопасности он провёл негласное расследование на основе представленных фон Штормом документов. Выяснились поразительные вещи. Следы беглецов из Рейха, точнее следы перемещения легализованных ими финансовых средств вели к крупнейшим транснациональным сырьевым и промышленным корпорациям. Нет нужды пояснять каким влиянием в мире они пользуются. Никто в здравом уме не решился бы открыто бросить вызов этому Левиафану. Тогда Отто пришла в голову другая идея, которую мы втроем, точнее, по большей части мой внук Свен, доработали и развили. В общих чертах эта старая, добрая "ловля на живца". Мы предполагали, что всякое, даже самое тайное расследование влечёт за собой утечку какой-то информации. Наше не было исключением, мы лишь должны были оформить этот информэйшн дрейк необходимым нам образом, но так, чтобы не засветить собственные имена, подставив под удар собственные семьи. Это и было самым сложным. Как говорится теорема не вытанцовывалась. Помог случай. Те люди, которые были так или иначе связаны с вышеупомянутыми "Деньгами Партии" давно поставили крест на этой части финансов, списав их, как безвозвратно утерянные. Наше расследование насторожило их, точнее они поняли, что эти бумаги не исчезли и находятся в чьих-то руках. По всей видимости они провели собственные изыскания и следы пропавшего Координатора привели их в окрестности нашего полярного острова в заброшенный "Лабиринт", бывшую секретную базу германских подлодок. По всей видимости печально известная, провалившееся операция "Рагнарёк" разрабатывалась не без участия кого-то, кто был заинтересован в тайном проникновении в подземный грот. Мы никогда не узнаем сколько человек с разных сторон участвовало в поисках "Наследства Координатора", как и того, что случилось с самим Координатором, ответственным за эти огромные финансы.
  
  Хотя один из таких сыщиков нам известен, это знакомый всем нам мсье Поль или Штинкер, старпом с погибшей "Брунгильды". Но ближе к сути. Вы наверняка задаётесь вопросом: " Каким образом этот древний старик в инвалидной коляске умудряется быть в центре столь бурных событий?" Что же, прошу следовать за мной" - и Юрий Карлович лихо развернувшись в своём мобильном кресле, тихо зажужжавшим электромотором, направился в одну из соседних комнат, соседствующих с библиотекой. Комнатка была совсем небольшой, почти всё её пространство занимал стол на котором располагалась радиоаппаратура. По виду довольно древняя, а так же чёрные эбонитовые наушники и старенький микрофон. - "Это мой старичок-американец коротковолновый ламповый приёмник AR-88 и самодельный, тоже ламповый передатчик." - с гордостью заявил Кяхеря - " Радиолюбительством я увлёкся ещё до войны и позднее заразил своей страстью Отто, благо, по роду службы он сносно разбирался в радиостанциях. У меня несколько сотен друзей коротковолновиков по всему свету. Фон Шторм в силу определённых причин общался только со мной. Мы часами беседовали с ним, делились воспоминаниями. Когда говорили о деле использовали специальные, понятные лишь нам обозначения, вымышленные названия и кодовые имена предметов, мест и людей. Эдакий стариковский междусобойчик. Так, что перехватившему наш разговор на коротких волнах непрошеному радиослушателю, понять о чём мы беседуем было бы невозможно.
  
  Я был в курсе всего происходившего на острове в последнее время. Знал о появлении новых хозяев "Лабиринта", которых Отто назвал "ремонтниками". Последний раз я беседовал со своим приятелем "тевтонцем" за несколько часов до его гибели." - Кяхеря замолчал насупившись и через небольшую паузу продолжил - "Я завидую ему. Отто погиб славной смертью, как истинный воин, в морском бою, заслонив собой беззащитных. Мне же суждено умереть в стариковской постели. Ну да ладно, бог с ней с лирикой. Свен, мой внук " - Юрий Карлович кивнул в сторону майора Бьернсона - " к тому времени, в силу некоторых интриг его врагов, отошёл от политики и вернулся на флот, что пришлось весьма кстати. Он от меня знал об опасной активности неизвестных, прибывших на субмарине в древний грот Медвежьего. Однако прямыми доказательствами он не располагал, а командование его не жаловало, считая зазнавшимся дворянчиком. К тому же наши адмиралы не разделяли его патриотических воззрений, уповая на прочный союз с американцами. Поэтому-то Свен вынужден был лавировать между Сцилой и Харибдой, действуя на свой страх и риск. Порой ему приходилось импровизировать, как в случае с вашим траулером. Его целью было побудить к активным действиям диверсантов с "Брунгильды". Он конечно поступал с изрядной долью цинизма, рискуя жизнями мирных русских моряков. На то он и политик по призванию. Мне не любы его методы, но жизнь жестока, а цель как и прежде оправдывает средства. Всё же в нашем случае орлогс-кэйптен Свен Бьернсон преследовал благие цели, защищая от экологических диверсантов наше общее достояние - Северный океан.
  
  В нашем последнем разговоре Отто намекнул мне, что наконец нашёл достойного человека, который готов рискнуть собой, сыграв роль наживки для людей из организации разыскивающих "Наследства Координатора". "Тевтонец" открыл все карты перед русским моряком Брониславом и объяснил ему, что как только в его руки попадёт так называемое "Наследство Координатора", бумаги открывающие дорогу к миллиардам, он сам превратится в объект охоты. Свен со своими друзьями (среди которых немало патриотически настроенных офицеров контрразведки) постарается прикрыть его, но всё же риск будет слишком велик. В любом случае охотники за "Финансами Партии" должны будут проявить себя. Вот тогда парни из Норвежского демократического форума ухватятся за ниточку и постараются добыть доказательства того, что нынешнее правительство Норвегии связано тесными финансовыми узами с несколькими международными корпорациями. А сам фундамент финансового могущества этих концернов основан на кровавом золоте разгромленного в 45-ом III-го Рейха. Следовательно их существование по законам большинства демократических стран Европы совершенно незаконно. Эти факты должны будут произвести в парламенте Норвегии эффект разорвавшейся политической бомбы и привести к падению нынешнего компрадорски настроенного, продажного правительства. Таким образом к власти в Норвегии должны будут прийти патриотически настроенные друзья моего внука. У них имеется подробный план по подъёму экономики Норвегии с помощью средств от продажи шельфовой нефти и газа, которые в данный момент по большей части утекают за границу, проще говоря разворовываются."
   Эту лекцию о перспективах политико-экономического положении Королевства Норвегия прервало треньканье колокольчика в передней. Вскоре на лестнице послышалась знакомая тяжеловатая поступь и в библиотеку вошёл непривычно хмурый и бледный Бронислав Друзь.
  
  
  
  
  
  П.м.П. часть II глава 15 "Беда и удача блудного боцмана"
  
  
  удача боцмана []
  
  
  Капитан наш, Владлен свет Георгиевич, после жёсткого демарша своего взбунтовавшегося боцмана пребывал в состоянии бессильной ярости, а посему не нашёл ничего лучшего, как отыграться на первом кто попался под руку. Выбора для его тяжёлой руки особого не было. Старик Кяхеря и его бравый внук для этой праведной цели явно не подходили и как только стихли шаги Бронислава Устиныча и хлопнула за ним входная дверь гостеприимного дома Бьернсонов, мастер перевёл свой нежный взгляд голодного удава Каа на близседящего молодого и беззащитного бандерлога, то есть меня. Каждый моряк побывавший в шкуре юнги, помнит всю оставшуюся жизнь одну пренеприятную обязанность возложенную от века на эту несчастную морскую должность - "Быть всегда крайним". Не миновала и меня чаша сия. Владлен протянул в мою сторону руку и прошипел: "Паспорт, живо... " Я с обречённостью бывалой жертвы достал из заднего кармана джинсов тёплый, насиженный, багровый, как лицо моего отца-командира, паспорт и покорно вложил его в начальственную длань. Документ мой тут же исчез во внутреннем кармане капитанского кителя. Незабвенный наш судовой рыжий хохмач Геша в таких случаях говаривал: "Старинная морская примета гласит: " Если чайка летит жопой вперёд, значит ветер очень сильный."
  
  И вот сижу я на ремонтируемом "Жуковске", пропахшем свежим суриком, сгоревшими электродами, газорезкой, жжёным железом и прочими парфюмами судоверфи и изображаю отсутствующего, заочно арестованного боцмана. То есть, без права сделать шаг за ворота ремонтной базы. Получил я от капитана наказание вместе с повышением в должности, сразу перешагнув через ступени матроса-палубника второго и первого классов, а заодно и старшины. Ну в конце концов должен же кто-то расписываться за материальные ценности, получаемые ремонтируемым судном: такелажные инструменты, сам новый такелаж, банки с краской, огромные бухты новых, отливающих светлым перламутром, швартовных тросов и прочая, прочая, прочая... И вот торчу я на борту и расписываюсь в норвежских англоязычных накладных, аж рука занемела, а потом, багровея от усердия перетаскиваю коробки со всякой всячиной и бидоны с суриком по трапу на палубу траулера и тогда немеет уже всё остальное. Сколько добра я принял на причале под свою ответственность, бог весть, да и после того, как я на пару с боцманом принял на душу невесть сколько тыщь иностранных денег, наследства покойного Варда-фон Шторма, эта моя нынешняя забота просто мелочи жизни. И главное куда-то разом исчез весь наш немногочисленный экипаж, у всех вдруг образовались срочные дела за пределами порта.
  
  Торчал у меня под носом один лишь вахтенный матрос у трапа и был этот матрос насколько вредный, настолько же и ленивый. Легко догадаться, что этим матросом был Эпельбаум. На мой стремительный карьерный рост он чихать хотел и готовности помогать в перетаскивании тяжестей проявлял ровно столько, сколько уважения к моей новой должности. Дескать обязанности вахтенного чётко регламентированы и о погрузочных работах там ничего не сказано. Пришлось предложить ему взятку в виде шмата копчёного украинского сала, наследство удалившегося в туманные дали боцмана. Вот тогда этот рыжий кот-вымогатель, сладострастно щурясь и поглаживая повешенную на шею котомку с лакомством, начал реально работать, виртуозно управляясь с грузовой стрелой. Я на причале складывал добро в плетёную авоську из пенькового троса, а он перемещал груз на борт. У него это получалось куда профессиональнее моего. Опыт, как и мастерство, не пропьёшь, хотя некоторым моим знакомым это удавалось. Вечером этого тяжёлого дня судьба таки решила вознаградить меня за праведные труды, но только я это не сразу понял. Капитан Владлен собрал наш куцый экипаж из одиннадцати человек в салоне и хмуро объявил: " Уж не знаю, господа-товарищи за какие заслуги, но у нас завтра в субботу с утра культурная программа - автобусная экскурсия по близлежащим норвежским городам и весям. Всё за счёт норвежских друзей СССР. Мероприятие займёт почти двое суток. Ночёвка в гостинице. На судне остаётся вахтенный второй штурман и матрос" - наши глаза встретились и капитан нехорошо усмехнувшись, закончил - "правильно догадались, милостивый ас-сударь, этот матрос вы, юноша."
  
  Наутро, едва стих мотор отъезжающего роскошно-серебристого туристического автобуса, как наступила долгожданная, сладкая для уха и духа тишина. Молодой, не намного старше меня, второй помощник почуял свободу и заговорщецки подмигнув мне, доверительно сообщил: "Слышь, Паганелище, у меня тут неподалёку корешок на сухогрузе трёшником лямку тянет, так я к нему через часок на именины отвалю. Так что, ежели чего случиться, ну там пожар, не дай бог, ты дуй на мостик и по УКВ-связи, я заранее на нужную частоту выставлю, выкликай вахтенного, а он меня из каюты притащит. Ну я думаю, что будет всё тихо." На том и порешили и вскоре остался я в блаженном одиночестве. Судоверфь по случаю выходного дня пустовала и я не стал изображать стойкого оловянного солдатика у трапа (солдатам на судне вообще нечего делать), а со спокойной душой отправился на верхний мостик, в штурманскую рубку. Оттуда, через новые, свежевставленные иллюминаторы открывался прекрасный вид и на сами сходни и на все ближайшие окрестности. В рубке работал оставленный на мое попечение транзистор второго штурмана. Я нашёл волну с приятной блюзообразной музычкой и удобно устроился в стареньком, но уютном кресле и естественно вскоре задремал. Пригрезилась мне моя норвежская принцесса, которая верно и думать обо мне забыла. Будто бы на цыпочках, бесшумно, кошечкой на мягких лапках, прокралась она ко мне в рубку и нежно прошептав: "Прифет, как дала, Влади?" - прикоснулась мягкими губами к кончику моего затрепетавшего носа. - " Только бы не проснуться" - успел подумать я, как тут же подскочил в кресле от звуков другого родного, но куда менее нежного голоса: "Здорово ночевали, вахта! Значит так службу несём?"
  
  Напротив, подпирая головой в элегантной шляпе падволок, маячила знакомая долговязая фигура в длинном, почти до пят, роскошном, кожаном реглане, а ля комиссар Миклован. Я подскочил в кресле от неожиданности: "Устиныч, вы меня так заикой сделаете!" - и поспешил обнять блудного боцмана. - "С обнимашками ты брат не по адресу" - несколько смущённо отстранил меня мой друг и развернул за плечи на сто восемьдесят градусов. - "Мне снится сон, про то, что сон это не сон" - пронеслась в голове дурацкая мысль. На меня, изящно наклонив головку и улыбаясь глазами, смотрела Ленни Бьернсон, вполне реальная, живая, а не принцесса-грёза. Понимая щекотливость ситуации, боцман предложил всем нам спуститься к нему в каюту, чтобы, как он выразился: "Прояснить накопившиеся вопросы." При этом он, чтобы не терять связь с внешним миром(поскольку я, как никак, находился на вахте) он привязал включённый микрофон громкой внутрисудовой связи к динамику включённой же УКВ станции. Так что, ежели кто пожелает связаться с нашим бортом, то этот призыв можно будет услышать в любом уголке судна, причём в таких децибелах, что и глухой подскочит, ощутив мощную вибрацию воздуха.
  
  При дневном свете мне удалось получше рассмотреть Устиныча. Он заметно изменился, как будто поменялась походка, движения, взгляд, даже манера общения. Он приобрёл некий лоск, элегантность одежды здесь не причём, хотя и она имела место, скорее за последние дни с ним произошли какие-то внутренние, глубинные изменения. Позднее по прошествии многих лет, поднабравшись жизненного опыта, я пришёл к выводу, что этот человек скорее всего стал самим собой. Для него исчезла многолетняя необходимость изображать простака, балагура и рубаху-парня, чтобы органично вписываться в то пролетарское, рабочее окружение, частью которого по сути своей, по уровню интеллекта и духовных потребностей он вообщем-то никогда не являлся. Хотя жизнь сложнее моих наивных размышлизмов и часто просто-напросто непредсказуема.
  
  Мы втроём разместились в небольшой боцманской каюте. Я и Ленни устроились у стола, а Устиныч, словно чужой, присел на край своей аккуратно заправленной койки. Боцман с непривычной серьёзностью посмотрел на меня и подавив тяжёлый вздох, переведя взгляд на Ленни, сказал: "Я ребята вас долго не задержу. Леночка, у меня к тебе большая просьба: Я забыл забрать из машины портфель и кроме того, если тебя не затруднит, здесь недалеко от порта есть магазин, вот деньги, так ты будь добра купи нам всем что-нибудь к чаю на твой вкус, можно и фрукты. Ну и совсем уж наглость с моей стороны, ты ведь наверняка знаешь где можно приобрести пару бутылок хорошего, лучше французского вина?" Ленни понимающе кивнула: "Я всё сделать. Нет проблема. Мужчины должны говорить тет а тет, одиноко, без женщина." И меньше чем через минуту мы остались с моим старшим другом наедине.
  
  Устиныч ещё раз пристально посмотрел на меня, выдержал небольшую паузу, как бы собираясь с мыслями и наконец заговорил: "Прости, малой, что втянул тебя в это дело, старый я дурак, но знаешь нет худа без добра. В конце концов и ты и я ещё до этой истории раз несколько могли погибнуть, а жизнь без риска смысла не имеет, я так думаю. Хотя если бы с тобой что-то по моей вине случилось... Ну да ладно. Ты ещё не понял, кто нашим ребятам вместе с Владленом экскурсию то заказал? Да уж, моя работа, а то что он тебя на вахте оставит, так я Дураченко не первый год знаю. Он человек очень последовательный, а такого просчитать легко. Меня ведь когда скрутили и в даль светлую увезли, я считай уже с жизнью распрощался. Ждал я этого всё последнее время. С того самого момента, как бумаги Фон Шторма в моих руках оказались. У нас ведь, Паганюха, накануне его гибели долгий разговор с ним был. Отчего то поверил он мне, родственную душу увидел. Он ведь всё мне объяснил, мол, что за бумаги и насколько опасно с ними иметь дело. Настоял, чтобы, я как компенсацию за риск часть его денег принял. Я не хотел, но он сумел убедить меня, слова нашёл. Отто был очень богатым человеком, но об этих подробностях ты позже, из его дневников узнаешь. Я за эти дни прошедшие, что в гостинице обретался, от мыслей разных не спал почти, вот и перевёл все его записи. Вообщем, как в плохом детективе, привезли меня с завязанными глазами в какой-то дом и двое парней допрашивать меня стали.
  
  Оба по русски говорят и похоже, что родной он для одного из них, а у другого лёгкий акцент, похожий на прибалтийский. И знаешь, не то что не ударили не разу, голоса не повысили. Профи. На психику давили мастерски и такими сведениями обо мне располагали, что даже я о себе не знал. Думал я, грешным делом, что самое моё слабое место это твоя, малой, зелёная персона и что именно твоей жизнью меня и будут шантажировать. Но нет, о тебе они даже и не вспомнили. Прагматики. Рассудили, мол, кто ты мне? Ну дружок, ну приятель. Не сын же в конце концов. У них другой козырь в рукаве нашёлся. Я сначала и не поверил, думал блефуют. Короче, Вовка, дочь у меня в Гренландии, одиннадцать годков. Фотографии веером передо мной разложили, а на них дочка моя красавица, волосы в косы заплетены и похожа на меня так, что и вопросов никаких быть не может. Там она и с матерью, женой моей Ивало и дядькой своим Миником, побратимом моим и все втроём вместе. Меня эти следователи, или кто они там, по телефону с Гренландией соединили и знаешь с кем, с самим Миником, начальником городского самоуправления Нуука. Сказали ему, мол с вами, господин Управляющий, желает беседовать некий русский боцман по имени Ронни. Я от растерянности мямлю что-то, а Миник разволновался и тоже с трудом отвечает, причём на датском. Пока не сообразили на немецкий перейти, так и мычали, что те телки незабвенных овцебыков, на которых мы с ним двенадцать лет назад у синих скал охотились. Оказывается первые несколько лет писал он мне в Мурманск, фото новорожденной дочки посылал, да только не получал я ничего. Знаешь, малой, во всей этой истории более всего потрясла меня подлость наших родных, "компетентных" советских органов. Они ведь за меня, не спросясь, судьбу мою решили. Семью, считай, у меня украли. Какой-то добрый дядя позвонил Минику, представился моим хорошим знакомым и поведал моему побратиму, мол, советский моряк Бронислав Друзь имеет в Советском Союзе полноценную советскую семью и просит его более не беспокоить и тем более не компрометировать неуместными письмами и фотографиями какого-то мифического не советского ребёнка. Миник естественно расстроился, а жене моей Ивало сказал, что, мол, утонул твой муж, рыбы его съели. Да не на ту напал. Ивало, она же почти колдунья. Нет, говорит, неправда это. Это мой мужчина, он жив и душа его ко мне рвётся. Сейчас он в плену у какой-то большой лжи, но мы с дочерью с ним обязательно встретимся.
  
  После этого разговора во мне как будто волна гнева поднялась. Забыл я обо всём на свете. Как же так, думаю. Я же воевал, был ранен, всю жизнь честно в море пахал. За что же со мной так начальство наше советское обошлось. Понял я одну простую вещь, что не человек я для них, а винтик, щепка бездушная. Допрашивальщики эти со своим лезут, мол, мы видим, что семья которую вы вновь, с нашей помощью обрели, для вас не пустой звук и рисковать ею вы не намерены. В точку попали стервецы. Я же говорю - профи. Ну я и согласился бумаги эти чёртовы им отдать. Впрочем они то не знали, что я им это "наследство Координатора" и так, без всяких их ухищрений отдал бы. Расчёт был, что они меня тобой, Вальдамир, шантажировать будут, а оно вон как обернулось". Боцман вынул из внутреннего кармана плаща роскошную фляжку червлёного серебра и отвинтил крышку-стопку. По каюте распространился знакомый, изысканный аромат. - " Давай выпьем, Вовка, за удачу. Без неё родимой никуда!"
  
  Комиссар Миклован (Серджио Николаеску. Румыния) - легендарная фигура советского проката 70-х годов.
  
  
  
  Я отложил в сторону рукопись с записями Фон Шторма и с нежностью взглянул на свернувшуюся калачиком на маленьком диване боцманской каюты, спящую Лени. Её полудетское лицо разрумянилось во сне. Прядь светлых волос скрывала закрытые глаза с длинными, тёмными ресницами. Она трогательно посапывала тонким носиком. Я встал, снял с койки грубоватое моряцкое одеяло и накрыл им свою принцессу. Несколько часов назад, когда Ленни ещё не вернулась с покупками, боцман толковал мне о важных вещах: " Ты понимаешь, Володя, что я тебе всего не скажу, но главное ты знать должен. Бронислав Друзь кто угодно, но не предатель. С того момента, как я отдал моим похитителям бумаги с "Наследством Координатора" я стал им не интересен. Возможно, что они забудут о моём существовании, хотя могут решить "подчистить концы". Во всяком случае майор Бьернсон просил меня более ничего не опасаться, им мол, наследникам этим, не до моей случайной персоны и вообще норвежские друзья меня оберегают. Эти же заговорщики скоро сами себя засветят, поскольку обязательно попытаются изъять средства с тайных вкладов. Там то их и ждут, вот ниточка и потянется...
  
  Меня другое волнует. Я решение принял к семье в Нуук ехать, к жене и дочери. Я то всю жизнь думал, что так бобылём и помру, а оно вон как обернулось. Но и невозвращенцем, беглецом в глазах друзей своих быть не желаю и вот, что я задумал. Деньги такая вещь, малой, что могут принести и беду и радость, смотря как этим мощным инструментом распорядиться. Короче на нашем с тобой счету четыре миллиона швейцарских франков. Два из них твои и не спорь, так оно справедливо будет. Пока ты слишком юн и наивен и они не пойдут тебе в прок, могут и погубить, но через двадцать лет, если захочешь (я сильно удивлюсь если нет) ты сможешь ими воспользоваться. Так вот, я собираюсь вступить в переговоры с нашим советским начальством. Пока я здесь в Норвегии я от них не завишу и сам банкую, ставлю им условия. Я эти душонки чиновничьи хорошо изучил, они как о миллионе услышат, станут со мной ласковы, как дедушки с внучком и загранпаспорт бессрочный мне на блюдечке принесут. Так что всё будет законно и официально, без политики. Ещё условие им поставлю, чтобы Владлена не трогали, не вредили ему из-за меня. Ну и пока всё, пожалуй. С тобой мы ещё увидимся, пока суд да дело. Сейчас я хочу поехать, в гостиницу к капитану нашему наведаться, поговорить с ним по душам, ну и чтобы на тебе, Паганюха не отрывался."
  На диванчике проснулась, заворочалась моя Лени. Встала, потянулась и забралась на боцманскую койку. - "Я замерзаля, Влади. Иди на сюда. Грей меня."
  
  
  
  1.гросс-адмирал Карл Дёниц - 1891-1980 Командующий подводным флотом (1935-1943), главнокомандующий военно-морским флотом нацистской Германии (1943-1945), глава государства и главнокомандующий с 30 апреля по 23 мая 1945 года.
  
  2.лейтенант цур зее - лейтенант военно-морского флота Германии
  
   3.Железный крест - (Eisernes Kreuz (EK) прусская и немецкая военная награда. Учреждён в 1813-году за войну с Наполеоном. Орден вручался всем категориям военнослужащих вне зависимости от ранга или сословия. Награждение орденом происходило последовательно от низшей степени к высшей. Возобновлялся с каждой новой войной.
   4.Отто Виддиген (1882-1915) подводник времён Первой мировой войны. Веддиген был одним из самых известных немецких подводников. Славу ему принесла атака 22-го сентября 1914-го года, в ходе которой U-9 под командованием Веддигена в течение часа потопила три британских крейсера: "Хог", "Абукир" и "Кресси"
  
   5.капитан цур зее - капитан первого ранга военно-морского флота Германии
  
   6.корветтен-капитан - капитан третьего ранга военно-морского флота Германии
  
   7.капитен-лейтенант - капитан-лейтенант военно-морского флота Германии
  
   8.Dom Pérignon (рус. До́м Периньо́н) - марка шампанского премиум-класса крупного французского производителя Moët et Chandon. Названа в честь монаха-бенедиктинца Пьера Периньона, якобы изобретшего метод шампанизации для производства игристых вин.
  
  
  
  
  П.м.П. часть II глава 17 "Что такое душевная боль?"
  
  Боль []
  
  - "Русалка это такая баба, которая одинаково хорошо клюёт и на мужиков и на опарышей!" - вдохновенно "травил баланду" в матросском кубрике неутомимый Эпельбаум. Я тем временем мучился своими благоприобретёнными комплексами.
  
  Хорошенькое дело: "Не думать о белом медведе." Классное испытаньице придумал мне мой дорогой, ну о-очень дорогой друг боцман. Решил он, по совести говоря, правильно. Получи я сейчас такие бабки в свои шаловливые ручонки, согласен, ничего путного из этого не выйдет. Но сказал то он мне зачем об этом? Решил в "Скупого рыцаря" со мной поиграть ? Дескать сынуля, молодой рыцарь с хлеба на квас перебивается, а выживший из ума старый барон папахен в подвале сундук с миллионом золотых обцеловывает и через плечо сыночку кукиш показывает. Я же теперь постоянно об этом клятом лимоне думать не перестану, да прикидывать при случае и без, как бы что получилось будь он у меня в наличии. К примеру, вот есть у меня любовь всей моей жизни Лени, принцессочка моя. Я допустим хочу на ней жениться, но сам понимаю, что не ровня я ей и даже если мне это удастся, что не факт, я по любому окажусь в долгу у её благородного семейства. Дескать снизошли. Даже если меня никто в семье Бьернсон никогда в этом не упрекнёт. Зато все другие из их окружения, можно в этом не сомневаться, будут делать это с удовольствием. Кто в спину, за глаза, а кто и в открытую. Особенно молодые друзья Ленни, такие, как красавчик Фритьоф. Этот не приминёт. Одарит меня своим арийским презрением. Плевать бы на него и таких как он, но я то свою натуру знаю. Мнительная, закомплексованная личность с претензией на интеллигентность. Сам измучаюсь, да и Ленни из-за меня будет вынуждена с многими из своего окружения рассориться. А вот будь у меня мильон... Чёрт его знает к добру, али к худу. Тайна покрытая раком, причём не речным скромником, а атлантическим 20-ти килограммовым американским омаром-лобстером длиной в метр и клешнями с детскую голову. Вообщем удружил мне боцман. Кстати насчёт женитьбы. Мне вспомнилась история Устиныча, который одиннадцать лет назад тоже собирался жениться на иностранке. Ничего путного из того не вышло. Да и сейчас времена не сильно изменились. Стать невозвращенцем, предать Родину? У меня вообще-то родители в Союзе, да и я комсомолец. Нет, немыслимо. (Миллион за душой комсомольцу, значит, иметь хотелось бы!) Ох и задал мне задачку друг боцман. В этом его расчёт - перемелется, мол, мука будет...
  
  Как и обещал Бронислав Устиныч, капитан наш Владлен, видимо после разговора со своим бывшим подчинённым, не то чтобы сменил гнев на милость, но по крайней мере разрешил мне сход на берег. Я созвонился с боцманом и вскоре оказался в его гостиничном номере на тринадцатом этаже. Гостиница была пятизвёздочной, да и апартаменты, хоть и не президентские, но явно не из дешёвых, с несколькими комнатами и огромным панорамным окном в зале гостиной. Отсюда открывался ошеломительно живописный вид на ажурный, серебристый Тромсейскиий мост над тёмно-синим проливом Тромсёсандет и противоположную островную часть города. Я ещё раз обратил внимание на то, как изменился мой наставник. Движения его стали более размеренными, плавными. С лица исчезло выражение неизбывной, несколько суетливой озабоченности судового завхоза, отвечающего вместе со старпомом за порядок на судне. Во всём его облике проявилось какое-то не показное, идущее изнутри мягкое излучение самоуважения, сдержанного достоинства. Одеваться он тоже стал как-то по другому. Одежда его была явно дорогой, но не броской. Джентльменский стиль. Сейчас бы сказали: "Стилиста завёл, не иначе." Устиныч..., нет простецкое обращение больше мне на язык не приходило и я, руководствуясь лучшими чувствами тщательно выговорил: "Бронислав Устинович." Боцман взглянул на меня исподлобья и усмехнувшись заявил: "Паганель, братишка, ты бы не придуривался, а ?" Я увидел перед собой прежнего родного боцмана Устиныча с траулера "Жуковск" и внутренне облегчённо вздохнул.
  
  Мы выпили принесённый в номер кофе, сдобренный всё тем же старым знакомым коньяком из нескончаемых боцманских запасов. Бронислав поправил усы и хитро подмигнул мне: "Сюрпрайз!" У меня под носом, возле кофейной чашки, неведомо откуда взялась роскошная коробочка алого сафьяна. Я взял её в руки и открыл. Внутри лежала пара серёжек. Каплевидные изумруды закреплённые в крохотных из белого золота колокольцах-цоколях с россыпью маленьких бриллиантов. Мелькнула как бы случайная мысль: "А со вкусом у старика всё в порядке!" Со смесью восхищения и смущения я только и смог, что спросить: "Для Ленни?" Друзь согласно кивнул, хотя и не преминул съехидничать: "Тебе, малой не пойдут, твой камень морская галька! Ты не вздумай сказать, что от меня. Я деньги на эти цацки, считай, из твоей доли взял, так что от себя и подаришь, а вот это уже тебе от меня мой прощальный презент" - и он протянул мне новенькие часы, японские Сейко, которыми я грезил во сне и наяву. С титановым браслетом, прочным кварцевым стеклом, тёмно-синим циферблатом и светящимися в темноте стрелками. Вот это подарок!
  
  - "Ты знаешь, малой, а ведь я свободу себе, таки выторговал" - не без горькой иронии улыбнулся Устиныч - " и даже дешевле, чем предполагал. Я ведь это не сам придумал. Один не последнего разряда чин из советского посольства в Осло лично на связь со мной вышел. Пронюхали видать наши джеймс бонды про капиталы с полярного неба на меня свалившиеся. Вот этот дядя и предложил мне сделку. Весёлый такой дядька, с юмором, хоть и циник, но не без обаяния. Он значит мне служебный паспорт заграничный выдал, да не простой, а с бессрочной визой. - "Вы, мол, дорогой наш Бронислав Устинович, будете у нас советским путешественником, полярником-исследователем и даже должны будете зарплату и командировочные в валюте получать. От вас требуется только вот что. Во первых услуга эта, что мы вам оказываем, не из дешёвых, так что вы, очень дорогой наш товарищ, извольте позолотить ручку благодетелям - полмиллиона многоуважаемых швейцарских франков. Да ещё сущая безделица, будьте так любезны ваш автограф оставить на долгую добрую память. Должна же ваша подпись в зарплатно-командировочных бланках фигурировать. Вам, при ваших капиталах, эти копейки - пятьсот невзрачных серо-зелёных американских долларов в месяц, как бы и не к чему, а нам скромным советским труженикам за границей нашей любимой Родины, детишкам на молочишко очень даже сгодятся. Отчёты специальные, негласные, мол чего за границами Отечества интересного где узрел, мы и без вашего участия сварганим. Ну а статьи с фотографиями о ваших подвигах в Гренландских льдах в советские молодёжные газеты-журналы можете, ежели вас муза посетит и сами пописывать. Нам ведь про ваши литературные наклонности тоже известно, Джек Лондон вы наш. Ха-ха!"
  
  Вообщем откупился я, Паганюха! Завтра улетаю в Данию, а оттуда уже в Нуук, Готхоб мой незабвенный. Разговаривал с женой по телефону, плачет от радости, ждут они меня с дочкой. Я тоже взрыднул по стариковски, не удержался, когда дочка мне по русски выдала: "Привьет, папа!" и по датски добавила: "Йег элскер дит!" Любит меня моя доча, значит" Глаза седоусого папаши в этом месте рассказа подозрительно увлажнились. - " Ты знаешь как мои эскимосы девочку то назвали? Держись за стул, Урия! Это в честь Юрия Гагарина, мне значит потрафить хотели. Чтоб мне оба якоря потерять! Хотя, если подумать, звучит неплохо: "Урия Друзь! Урия Брониславовна значит." Боцман махнул рукой: "Ладно, что-то растрепался я. Кстати, чтобы не забыть. Вот тебе ещё бумаги, записи фон Шторма оставшиеся. Я там тебе перевод набросал, но как всякий подстрочник он нечитабелен. Так что поработай с ним. Я теперь официально советский работник за границей, штатный исследователь ледяных просторов Гренландии и будущий председатель общества советско-гренландской дружбы, такая мне общественная нагрузка вышла. Так что будем на связи. Адрес и телефон я тебе до востребования на мурманский главпочтамт пришлю. Когда закончишь перевод вышли мне бандеролью в Нуук, а я уже оценю, вышел из тебя писатель или не очень. Ну что, малой, я собираться буду, так что давай прощаться. Долгие проводы, лишние слёзы" Старый крепко приобнял меня за плечи и подтолкнул к двери: "Пока, Паганюха, живы будем увидимся!"
  
  Чтобы не зацикливаться на печальном настроении и даже скорее душевной боли вызванной расставанием с другом, я решил, вернувшись на борт "Жуковска" заняться, ставшим уже необходимым делом - работой с записями фон Шторма.
  
  
   1."Скупой рыцарь" - одна из маленьких трагедий Пушкина, написанная в болдинскую осень 1830 года.
  
   2.Ома́ры (лобстеры) (лат. Nephropidae) - семейство крупных морских десятиногих ракообразных. Согласно Книге рекордов Гинесса самый большой омар, пойманный в Новой Шотландии (Канада), весил 20,15 кг.
  
   3. Нуук (Готхоб) - город, столица самоуправляемой территории Гренландия (в составе королевства Дания)
  
   4."Йег элскер дит!" (дат.) - "Я тебя люблю"
  
   5."Летим на крыле и молитве" - "Comin' In On A Wing And A Prayer" 1943 год. В русском переводе "Мы летим, ковыляя во мгле" - Перевод с английского песни Джимми Макхью и Гарольда Адамсона. Русский текст: С.Болотин, Т.Сикорская
  
   6. 'Рейд Дулиттла' - 18 апреля 1942 года 16 средних бомбардировщиков наземного базирования В-25 "Митчел" под командованием подполковника Джеймса Дулиттла, взлетев с американского авианосца "Хорнет", впервые атаковали территорию Японии. Налёт имел малое военное, но большое политическое значение.
  
   7. История с "Лаконом" - Инцидент с "Лаконией" http://www.diletant.ru/blogs/13778/3643/
  
   Книга Марш Кригсмарине опубликована и продаётся в бумажном и электронном виде в сети
  
  примечание автора
  
  Я закрыл толстую тетрадку и невольно, в который раз поймал себя на том, что всё происходящее в моей собственной, реальной жизни отошло как бы на второй план. Давешний, пренеприятный визит жизнерадостного гэбэшника сулил мне не маленькие проблемы. Однако немало меня удивил капитан Владлен. Вот уж чьего вмешательства в это дело я никак не ожидал. Он позвал меня для разговора в одну из пустующих кают экипажа. Мы уселись возле привинченного к палубе стола, и мастер поинтересовался, буравя меня тяжёлым взглядом из-под косматых бровей:
  - "Что он хотел то от тебя, клоун этот, Олег Попов из конторы? " - Я без особого энтузиазма ответил:
  - "Бумаги хочет какие-то секретные через меня из банка получить" - Владлен кивнул:
  - "Ну, понятно, что за бумаги. С портретами американских президентов в пудреных париках. Знаем мы эту породу гэбэшную. Удавы ненасытные. Ладно, не куксись паря. Бронислав меня предупреждал. Предвидел он такой поворот. Короче, решим вопрос" На том и расстались. А сегодня же вечером мастер вернулся из города немного навеселе, в хорошем настроении. Снова позвал меня в пустующую каюту и посмеиваясь поделился новостью:
  " Так что, не парься, малой. Приятель мой тебе известный под медвежьей фамилией, этому твоему обидчику медвежью болезнь и устроил. У него тесные связи с серьёзными ребятами из местных органов компетентных. Так у них на этого весельчака такая компра, что "мама не горюй " Его кувыркания с местными не печальными девицами это самое малое, что у них на него есть. Короче, больше он тебя не побеспокоит. Обойдётся тем, что Броня ему подал"
  Я в ответ, честно говоря, даже не удивился, хотя на душе заметно полегчало. В дверь каюты дробно постучали и появившийся вахтенный матрос с красной повязкой на рукаве взволнованно объявил:
  "Товарищ капитан, там того, Эпельбаума, кажись, насмерть убили!"
  
  
  1."Томми" - прозвище английских военнослужащих во время первой и второй мировых войн.
  
  
  2.Гастон Бюссьер - (1862-1929) Французский художник-символист, иллюстратор книг и график.
  
  
  3.Олег Попов - Олег Константинович Попо́в. Популярный советский артист цирка, клоун. С 1991 года живёт и работает в Германии под псевдонимом "Счастливый Ганс"
  
  
  4.Контора - сленговое обозначение КГБ СССР.
  
  
  
   Глава 22 "Красный и чёрный"
  
   омния []
  
  Весть о зверски убиенном рыжем балагуре Эпельбауме разнеслась по "Жуковску" мгновенно и весь немногочисленный личный состав траулера, находившийся в тот момент на борту, высыпал на причал. С причала неслись какие-то нечленораздельные вопли, более всего напоминающие проклятия. Капитан Владлен без церемоний растолкал своих подчинённых и прошёл вперёд толпы. Я, следуя в фарватере командира, словно малое судно за ледоколом, тоже оказался на авансцене происходящего. Перед нами стоял обычный таксомотор, перед которым, тяжело дыша, возвышалось довольно крупное лицо негритянской национальности, похоже, водитель. Ростом и комплекцией этот афронорвежец обладал внушительными. По крайней мере, был на голову выше и шире в плечах нашего мастера, а Владлен Дураченко, надо заметить, был мужчиной крупным. Физиономию водилы искажал безудержный гнев, мясистые губы тряслись, а богатырская грудь бурно вздымалась. Левым пудовым кулачищем этот Касиус Лей потрясал в воздухе. В правой же длани он сжимал ручку маленького, но увесистого автомобильного углекислотного огнетушителя с серебристым раструбом распылителя в верхней боковой части ярко красного двухлитрового баллона. Этот распылитель из светлого металла был обильно перепачкан чем-то очень напоминающим кровь. Зловещую картину усугубляли совершенно разбойничьи черты этого чёрного, как зимбабвийская ночь, дикого таксиста. Этот красавец имел налитые кровью носорожьи глаза, плоский с широкими, раздувающимися от ярости ноздрями нос и пухлые, на пол лица, валики шоколадно-розовых губ. Крупные, белые как царские жемчуга зубы, навевали отчего-то неполиткорректные мысли о неизжитых еще кое-где на африканских просторах случаях спонтанного каннибализма. Лысый и гладкий, как гигантское эбонитовое яйцо череп чёрного богатыря также не добавлял очарования общей картине.
  
   Увидев Владлена, этот вольный сын освобождённой Африки внезапно проявил недюжинную смекалку. Он ткнул в солидный капитанский живот свой толстый палец и, продолжая раздувать гневные ноздри уверенно, почти без вопросительной интонации, заявил:
  "Ю ар кэптэйн!" Получив, от растерянного Дураченко утвердительный кивок, таксист ухватил нашего кэпа за предплечье и буквально подтащил его к распахнутой задней дверце своей машины.
  "Лук, кэптэйн, лук! " - приговаривал он при этом. Зри, мол!
  Я поспешил следом. Картина открылась ужасная. На заднем сиденье раскинулось безжизненное тело матроса Эпельбаума. Лицо и грудь убитого были обильно залиты кровью. При этом из кабины ощутимо несло гарью, а задняя спинка переднего сиденья, коврики и кроме того брюки и рубашка покойного были изуродованы копотью и чёрными подпалинами. Мы с капитаном с ужасом уставились на этот криминальный натюрморт. Толпа за нашими спинами, оклемавшись от первого шока, принялась шёпотом комментировать это дикое зрелище.
  - "Убил, носорог африканский! Огнетушителем Генку забил, сволочь гадская!" - выдвинул кто-то смелую гипотезу.
   - "А поджигал то зачем? К нам-то он зачем труп припер? " резонно возразили ему.
  - "Да вы гляньте на него, братва! На мумбу-юмбу этого гляньте! Он же псих! Белая горячка у этого чёрного, не иначе!"
  - "Стопудово псих! От ностальгии по Лимпопо рехнулся! " - прозвучал из толпы окончательный диагноз.
   - "А ну, вяжи его ребята, зулуса этого! " - рявкнул по-командирски решительно Владлен. Дело шло явным и роковым образом к русско-африканской битве при Тромсё, но тут из кабины такси раздался полный душевной боли стон:
   "C-у-уки! Все бабы с-у-уки!" Толпа, готовая к линчеобразному мероприятию, резко развернулась от успевшего оторопеть чернокожего таксиста и узрела жуткое. Картина эта могла послужить иллюстрацией к гоголевской повести "Страшная месть". Из задней распахнутой дверцы машины на карачках, горестно подвывая, выползал окровавленный и подгоревший труп матроса Эпельбаума.
  Толпа вначале испуганно отшатнувшись от выходца с того света, через мгновение с облегчением выдохнула: "Жив бродяга!". Гена всё ещё пребывая в позиции четвероногого друга человека, поднял на своего отца-командира страдальческие очи.
  Капитан наклонился к истерзанному подчинённому и указательным пальцем провёл по его окровавленной щеке. Затем он растёр красную субстанцию между пальцев, поднёс щепотку к своему капитанскому носу и потянул воздух.
  - "Химия какая-то. Краска что ли?" - произнёс он с недоумением.
  Водитель, чудом избежавший близкого физического контакта с недружелюбно настроенными русскими, оживился, услышав знакомое слово.
  - "Ес! Ес оф коз! Джаст кимикэл пэйнт!" - затараторил он по-английски, обращаясь к Владлену. В течение нескольких минут таксист на международном инглише излагал подробности происшедшего.
  
  Рыжего русского он подобрал в городе, когда тот был уже в изрядном подпитии. Русский был чем-то весьма расстроен и, расположившись на заднем сиденье такси, принялся тихо плакать и довольно громко ругаться. Водитель вовсе не был удивлён таким поведением пассажира, поскольку давно работал в портовом городе и морячки разных стран, как ни странно, частенько вели себя похожим образом. Недалеко от судоверфи пассажир потребовал сделать остановку у таксофона. Водитель стал нервничать, но русский сунул ему в руку несколько смятых купюр, чем и успокоил его на время. Пассажир минут несколько набирал какой-то длинный номер на таксофоне и, в конце концов, дозвонился. Разговор видимо вышел неприятный, потому что русский принялся избивать ни в чём не повинную муниципальную собственность, то есть городской телефон-автомат, его же собственной телефонной трубкой. Однако аппарат этот оказался не лыком шит и дал обидчику сдачи. Встроенное в корпус антивандальное устройство в ответ на агрессию окатило весь фасад хулигана струёй алой несмываемой краски. Русский, увидев свою кроваво-красную физиономию в боковом зеркале автомобиля, расстроился окончательно. Он достал из нейлонового пакета початую бутылку норвежской водки Аккевит и разом, из горлышка принял на свою пурпурную грудь большую часть её содержимого. Не обращая внимания на протесты водителя, он вновь забрался в машину, посулив щедрый расчёт по приезде на место. Чернокожий таксист, скрепя сердце согласился, но лишь после того, как краска на русском подсохла и не грозила перепачкать обивку сидений. Но, как известно, ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Лимит безобразий у рыжего моряка ещё не был исчерпан. Поганец, находясь в стадии предшествующей полной отключке, закурил в машине. Остатки водки из неплотно закрытой бутылки выплеснулись в салон, а выпавшая из расслабившейся руки сигарета всё это дело воспламенила. Таксист вовремя почуял, что запахло жареным, и принял соответствующие меры. Чёрный герой потушил, как сам салон, так и лирически тлеющего бессознательного и кроваво-красного Эпельбаума. Вот в благодарность за этот подвиг бедного таксиста чуть было не прибили наши горячие рыбачки. Пришлось задабривать потерпевшую сторону. Капитан пригласил водителя к себе в каюту. Из камбуза был вытребован кок, которого чаще именовали шефом. Шеф накрыл стол и сделал это, по его словам, красиво. Чернокожий таксист появился на палубе в сопровождении Владлена через пару часов. Лица обоих мужчин выражали взаимное удовлетворение и межрасовую гармонию.
   - "Ну, бывай, май фрэнд! Будешь у нас в Мурманске, как говориться: "Велкам плиз ту ауа шип!" - приговаривал наш мастер, дружески похлопывая провожаемого гостя по могучей спине. Гость прижимал к груди коробку с новеньким электрическим самоваром, расписанным под хохлому. Это был роскошный русский сувенир из личных капитанских запасов. Все одариваемые таким хохломским самоварчиком иностранцы, как правило, приходили в настоящий восторг. Наш водила, тоже растрогался. Он бережно поставил подарок на палубу и, захватив в свои лапищи обе капитанские ладони, принялся трясти их. В процессе дружеской тряски рук, новый приятель Владлена страстно поведал, что очень любит СССР, весьма уважает коммунизм и в полном восторге от президента Брежнева. В этом интересном месте таксист попытался воспроизвести знаменитый брежневский поцелуй взасос, но Владлен ловко ускользнул от этого около эротического мероприятия. Так что гигантские шоколадно-розовые губы, расчувствовавшегося гостя ограничились целомудренным контактом с капитанским плечом.
  Как, посмеиваясь, рассказал позже Владлен, наш чёрный таксист носил классическое норвежское имя, Один. С ударением на букве О. Как известно это имя верховного божества, коему покланялись древние викинги. После славной смерти в бою, с мечом в руках души воинов отправлялись в Вальгаллу, где их ждали весёлые кровавые поединки с последующим воскрешением и отрастанием отрубленных конечностей, а также бесконечный пир и утехи с сексапильными блондинками. Тамадой и посажённым отцом по совместительству был сам, Один, а вот похмелья и усталости не было вовсе. Вот бы удивились варяги, встреть их Один в таком оригинальном обличье, как у нашего таксёра.
  
  Рыжий виновник всего этого торжества оклемался к вечеру. Генка вышел или скорее выполз из матросского кубрика на главную палубу траулера со сметенным выражением физиономии имевшей державный цвет государственного флага СССР. Благодарная публика, состоящая почти из всего экипажа, давненько на этой самой палубе ожидала его появления, резонно рассчитывая на вторую часть бесплатного Марлезонского балета. В другое время артистичный Эпельбаум, скорее всего, обрадовался бы такому количеству зрителей, однако сегодня был явно не его день. Узрев почтеннейшую публику, Генка не нашёл ничего лучшего, как начать задавать глупые риторические вопросы собравшимся:
   - "Ну, чо, мля?! Поржать припёрлись?! Клоуна Гешку встречаете?!" Народ, глядя на багряную, злобную физиономию вопрошающего принялся веселиться. Генка от растерянности и какой-то детской обиды выпростал наружу длинный, почти белый на фоне алой от краски физиономии, язык. "А хохот пуще". Вот тогда Эпельбаум и достиг дна пропасти своего нравственного падения в этот несчастливый для себя день. Раздосадованный любимец публики снял штаны и, повернувшись спиной к веселящимся товарищам, наклонился и показал им голый и белый зад. Несчастный не ведал, что проклятая антивандальная краска каким-то предательским образом просочилась и через нижнее бельё. Сиденья в злополучном такси были, по видимому, обиты тканью с рельефным рисунком. На двух белых половинках генкиных ягодиц алел яркий узор из цветочков и купидонов. Народ ломанулся вперёд, чтобы подробнее разглядеть этот монументальный шедевр боди-арта. Эпельбаум шестым чувством почуяв роковое приближение возбуждённой толпы к своему беззащитному, обнажённому естеству, рванулся вперёд. Однако он не был чемпионом по бегу со спущенными штанами, а потому банально и к всеобщему удовольствию растянулся на палубе.
  
  На следующее утро к нашему борту подкатил знакомый таксомотор. Чёрный Один вышел из машины и протянул вахтенному матросу у трапа какую-то небольшую склянку. Выяснилось, что он привёз растворитель для спец. краски, наказавшей Генку. В принципе такой растворитель можно было получить только в полицейском участке и только после составления протокола об акте вандализма. Краска со временем, конечно, сходит сама, но время это весьма продолжительное, от трёх недель до полутора месяцев. Однако давно замечено, что всякие нелегальные штуки от весёлой травки до весёлой девицы в портовом городе можно получить при посредничестве всезнающих таксистов. Наш Один был человек бывалый и при желании, как он объяснил, мог достать и не такое. Рыжий немедленно воспользовался растворителем и через четверть часа сиял, как новенький юбилейный рубль. Довольный и расчувствовавшийся Эпельбаум снял с руки и торжественно вручил Одину почти новые командирские часы с красной звездой и светящимся циферблатом и стрелками. Таксист с удовольствием принял подарок, после чего чмокнул стекло часов. Он доверительно поведал окружившим его морякам, что красная звезда символ анархизма, а он, Один, урождённый Монго Бабу, настоящий нигерийский анархист, получивший в молодости политическое убежище в Норвегии. И вообще он убеждён, что Че Гевара, Мао Дзедун, Троцкий и Леонид Брежнев величайшие революционеры нашего века. Советский народ, в лице нескольких рыбаков с траулера "Жуковск", внимательно и наморщив лбы, выслушал эти спонтанные откровения беглого нигерийского анархиста. Как оказалось, их более занимал другой, не совсем политический вопрос. Когда бывший левый радикал Один Монго Бабу укатил в голубые норвежские дали на своём подержанном мерседесе, коллеги не без ехидства осведомились у повеселевшего рыжего:
  - "А что Геша? Носовую часть то ты отдраил, а про корму, небось, запамятовал?" На это Матрос Эпельбаум ответил крайне загадочно:
  - "Омниа меа мекум порто".
  -"Ну, всё путём!" - решили Генкины коллеги-приятели - "Раз рыжий начал выёживаться, значит оклемался".
  
  
  1.Касиус Лей - Мохаммед Али -американский боксёр-профессионал, абсолютный чемпион мира в тяжёлом весе.
  
  2."Ес! Ес оф коз! Джаст кимикэл пэйнт!" (искаж. англ.) - Да! Да, конечно! Просто химический краситель!
  
  3."Велкам плиз ту ауа шип!" (искаж. англ) - добро пожаловать на наше судно!
  
  4.Боди-арт (англ. body art - "искусство тела") - одна из форм авангардного искусства, где главным объектом творчества становится тело человека
  
  5."Омниа меа мекум порто" - (лат. Omnia mea mecum porto) - Всё своё ношу с собой
  
  
  
  
  
   Глава 24
  
  
   Утром я нёс очередную вахту у трапа. Сходящий на берег Владлен на минуту задержался возле меня. Капитан оглянулся вокруг, в своей характерной манере, исподлобья и негромко сказал:
  
  "Ты, малой навестил бы старика Кяхеря, соскучился дед. Ленка то, правнучка его любимая уехала, да и ты скоро отчалишь, а он к тебе привязаться успел. Так что, одиноко ему. Ну, ты понимаешь ".
  
  - "Я понял, товарищ капитан" - ответил я - "Сегодня же навещу".
  
  - " Нечуткий вы народ, молодёжь. Мог бы и сам, без подсказки догадаться. Да чего там, сам такой был" - проворчал мастер, спускаясь по трапу.
  
  
  
  Этим же вечером я выполнил своё обещание. Юрий Карлович Кяхеря встретил меня в своей любимой библиотеке. Держался он привычно бодро, был явно искренне рад меня видеть, но мне показалось, что его замечательные, цвета персидской бирюзы глаза, не так уже юношески смешливы и лучисты, какими они мне запомнились при первой встрече. Хозяин библиотеки, улыбаясь, жестом предложил мне присесть и мы с полминуты молча смотрели друг на друга.
  
  - "Здравствуйте, здравствуйте, Володя. Чрезвычайно приятно вас видеть, а то ведь, после отъезда Леночки возле меня старика и вовсе молодого голоса не услышишь. Так и в противного древнего деда превратится не долго " - первым нарушил затянувшееся молчание Юрий Карлович. Он протянул правую кисть и, взяв в свою ладонь мою, накрыл её сверху другой рукой, сухой и прохладной и, слегка покачивая, словно баюкая ребёнка, продолжил:
  
  "Я всё знаю, мой дорогой. Вы уж простите, но моя правнучка всегда была со мной откровенна. Как я понимаю ваше состояние. Большинство зрелых людей думают, что юные влюблённости, разбитые юные сердца это пустяки, мол, все через это проходили. Между тем, это глубочайшие человеческие переживания и если рядом не оказывается добрый и умный друг, с которым можно всем поделиться, то жди беды. Если не для тела, то для души весьма часто. Впрочем, я говорю стариковские банальности. Об этом за прошедшие века сказали и написали столько прекрасных и великих слов, что мне и добавить нечего".
  
  Тут он поднял указательный палец, словно вспомнил что-то важное, и плавно развернувшись на своей элегантной хромированной коляске, последовал к стоящему у окна пианино. Старик бережно прикоснулся к клавишам инструмента, и комнату наполнила нежная и грустная мелодия. Юрий Карлович запел несильным, но приятным голосом:
  
  "Это было, это было в те года
  
  От которых не осталось и следа,
  
  
  
  Это было, это было в той стране,
  
  О которой не загрезишь и во сне.
  
  Я придумал это, глядя на твои
  
  Косы - кольца огневеющей змеи,
  
  
  
  На твои зеленоватые глаза,
  
  Как персидская больная бирюза.
  
  Может быть, тот лес - душа твоя,
  
  Может быть, тот лес - любовь моя,
  
  
  
  Или, может быть, когда умрем,
  
  Мы в тот лес направимся вдвоем
  
  В том лесу белесоватые стволы
  
  Выступали неожиданно из мглы.
  
  
  
  Из земли за корнем корень выходил,
  
  Точно руки обитателей могил.
  
  
  
  Под покровом ярко-огненной листвы
  
  Великаны жили, карлики и львы,
  
  
  
  И следы в песке видали рыбаки
  
  Шестипалой человеческой руки.
  
  
  
  Никогда сюда тропа не завела
  
  Пэра Франции иль Круглого Стола,
  
  
  
  И разбойник не гнездился здесь в кустах,
  
  И пещерки не выкапывал монах.
  
  
  
  Только раз отсюда в вечер грозовой
  
  Вышла женщина с кошачьей головой,
  
  
  
  Но в короне из литого серебра,
  
  И вздыхала и стонала до утра,
  
  
  
  И скончалась тихой смертью на заре,
  
  
  
  Перед тем как дал причастье ей кюре".
  
  
  
  - Я, признаться, оцепенел от удивления и неожиданности. Неужели, Кяхеря и впрямь, словно шварцевский волшебник из Обыкновенного чуда читает мои мысли. Эта часть из стихотворения Николая Гумилёва неотвязно крутились в моей голове все последние дни. Старик между тем, опять заставив меня мысленно вздрогнуть, повторил, как заключающий припев эти строки, иногда дважды исполняя последнюю строку двустишья, словно похищая и озвучивая, мои самые сокровенные чувства:
  
  "Я придумал это, глядя на твои
  
  Косы - кольца огневеющей змеи,
  
  
  
  На твои зеленоватые глаза,
  
  Как персидская больная бирюза.
  
  Как персидская больная бирюза.
  
  
  
  Может быть, тот лес - душа твоя,
  
  Может быть, тот лес - любовь моя,
  
  
  
  Или, может быть, когда умрем,
  
  Мы в тот лес направимся вдвоем.
  
  Мы в тот лес с тобой направимся вдвоем"...
  
  
  
   Книга Марш Кригсмарине опубликована и продаётся в бумажном и электронном виде в сети
  
  примечание автора
  Глава 27
  
  
  
  В Кольский залив, отремонтированный и посвежевший "Жуковск" входил медленно и солидно, как полагается уважающему себя работяге-моряку, вернувшегося после буйных и солёных передряг в родной дом. Вот уже остался позади остров Кильдин и показался на левом берегу славный город Североморск, столица Северного флота. Слева по курсу, на рейде Североморска возвышалась над тёмной водой залива серая громада тяжёлого авианесущего крейсера "Киев". Над ним завис взлетающий палубный штурмовик Як-38. Через мгновение самолёт, развернувшись курсом на северо-запад и слегка задрав острый нос вверх, с воинственным рёвом исчез в полярном небе.
   Если бы только знала команда грозного авианосца, что через какие-то тринадцать лет этот постаревший стальной советский богатырь будет за гроши продан украинским правительством китайцам и превращён сначала в увеселительный аттракцион, а затем и в фешенебельную плавучую гостиницу.
  Если бы могли наши военные моряки предположить такое, то ещё в 92-году, когда при разделе флота крейсер передавали независимой Украине, наверняка открыли бы все его кингстоны где-нибудь в открытом море, выбрав место поглубже. По крайней мере, боевой корабль, как в песне Макаревича, умер бы естественной смертью, избежав позора на старости лет.
  
  "Жуковск" по команде диспетчера, отдав правый якорь, встал на рейд напротив посёлка Дровяное. Обычное место ожидания перед постановкой к причалу. Я в качестве вахтенного матроса стоял на промысловой палубе у правого борта, поджидая катер с погранцами и таможней. Наверху, на втором этаже палубной надстройки из открытого иллюминатора штурманской рубки по УКВ-станции слышались треск и мужские голоса.
   Вахтенный штурман, переходя с канала на канал, развлекаясь, подслушивал чужие разговоры, в надежде погреть уши интересным междусобойчиком или порадовать душу свежим анекдотом. Занятие не совсем моральное, но вполне общепринятое, по крайней мере, в те годы. Современные моряки, наверное, никогда не позволили бы себе так опускаться.
   На промысле не только вполне законные расспросы на тему: кто и где, сколько поднял рыбы, но и подслушивание чужих производственных бесед называлось "сбором информации". Вот и вернувшись с моря, наши штурманцы по инерции её собирали, но уже для собственного удовольствия. Однако станция в штурманской рубке должна была находиться на дежурном диспетчерском канале. А посему, засиживаться на чужих беседах более минуты не стоило, иначе можно было проворонить вызов диспетчера.
  В рубке послышался глухой, ворчливый голос нашего капитана Владлена, обращённый к вахтенному второму штурману:
   "Иваныч, хорош коллег подслушивать! Вызови-ка ты мне лучше "Климовск ". Он сейчас на отходе, там Шептицкий капитаном. С ним говорить хочу".
  - " "Климовск ", "Жуковску"! " - вышел в эфир Алексей Иваныч " "Климовск ", "Жуковску"! Приём!"
  - "Слухает "Климовск "! "Жуковск", шо хотел? Приём!" - раздался в ответ ленивый, с мягким южнорусским акцентом голос.
  - "Шо, Шо! Через плешо! Следите за языком в эфире! Вы вахтенный помощник или торговка семечками с вокзала? Капитан ваш на борту? Приём! " - с железной логичностью отчитал ленивый голос явно не находящийся в духе Владлен.
  - " Та ни-и! Я не помощник вахтенный. Я вахтенный матрос Тарасенко Ляхсандр Хряхорич. Вахтенный наш, второй штурман с бумагами возится, так я за него, мил человек. Сам-то ты, хто будешь? Шо хотел-то? Приём! " - отозвались с "Климовска "
  - "Слухай сюды, Хряхорич!" зашипел Владлен в трубку, закипая, как чайник на плите - "На связи капитан "Жуковска" Или ты мне, Ляхсандр сию минуту зовёшь на связь капитана Шептицкого или завтра же едешь взад в свою станицу! На родину! На тихий Дон! В ночное! Коней пасти! Ты понял, орёл степной? Приём! "
  - "Ой, та вы не серчайте, товарищ капитан Жуковский!" - зачастил озабоченный таким поворотом матрос Тарасенко - "Вахтенный штурман уже посланный. А вот и товарищ капитан Шептицкий туточки. Передаю трубку. Приём! "
  В эфире что-то заскворчало, как яичница на сковородке, после чего раздался глухой звук, как будто уронили в погреб мешок картошки. Придушено, словно из таинственного далёка прозвучали несколько популярных русских слов, часто употребляемых для борьбы со стрессом.
  - " "Климовск ", "Жуковску"! " - Озабоченно вопросил Владлен Георгиевич - " Витя?! Шептила?! Ты что там упал что ли? Приём!"
  - "Шептицкий на связи!" - прозвучал в ответ весёлый голос - "Владя! Дураченко! Привет! Да это не я упал. Пока ещё. Тут у меня один чудовищно ловкий донской ковбой в первый рейс выходит . На морские просторы стало быть. Это он в который раз о высокий порожек, то бишь, комингс, обеими ногами зацепился и кубарем по трапу вниз. Осваивает казак пароход, стало быть. Ты как сам-то, Владлен? Тут про твой "Жуковск" народ уже былины слагает. Встретиться надо бы, потрендеть за жизнь. Как думаешь? Приём!"
  - "Да, Витя. Встретиться не помешало бы, но ты же в рейс отходишь. В конторе от начальства по нашему поводу слышал что-нибудь или как? Приём!"
  - "Ну как, Георгич? Ты же сам понимаешь. От начальства нашему брату мореману ничего путного ожидать не приходиться. Да и разговор этот не эфирный, стало быть. Ты вот что, Владлен. У меня отход как минимум на сутки, другие задерживается. У старпома проблемы семейные, так что замену жду. Ты как погранцов с таможней пройдёшь, подгребай ко мне на рейдовом катере, лады. Так что посидим за рюмкой чаю да о делах наших скорбных покалякаем. Как понял? Приём!"
  - " Понял тебя, Витя. Завтра же у тебя буду. До связи! Приём!"
  - " До связи, Георгич. Завтра встретимся, нормально побеседуем. Пока".
  На этом небольшой радиоспектакль нашей морской самодеятельности похоже закончился. Меня вскоре сменили на вахте, и я поспешил в кубрик, надеясь, что хотя бы на этот раз смогу спокойно поработать с подстрочником записей фон Шторма. Как то так получалось, что всё время что-то или кто-то мешал моим творческим поползновениям и записать более одной страницы за сутки или даже двое мне не удавалось. Что поделать, матросский кубрик не читальный зал районной библиотеки. Однако потихоньку, но дело всё-таки шло.
  
  
  
   Книга Марш Кригсмарине опубликована и продаётся в бумажном и электронном виде в сети
  
  примечание автора
   Глава 32
  
  
  
  Я чувствовал какую-то стариковскую усталость, когда выходил на вольный воздух из неуютной громады Конторы. На проходной я показал пропуск и получил вместо него ещё один, который должен был предъявить уже на воротах, при выезде. У подъезда стоял белый микроавтобус УАЗ с цифрами 03 на борту, красной полосой и красным же крестом в белом круге. Это была городская скорая помощь. Машина своими круглыми фарами и низким, словно удивлённый рот радиатором, напоминала школьного очкарика, зубрилу и отличника, неожиданно схлопотавшего двойку по любимому предмету. Когда санитар уже закрывал задние двери, я краем глаза увидел знакомую грузную фигуру, лежащую на брезентовых носилках. Это был мой капитан Владлен Георгиевич. Я растерялся и не сразу сообразил спросить у санитара, что с ним случилось. Меня самого усадили в уже знакомый ГАЗ-69, 'козлик' с брезентовым верхом. Намечалась обратная дорога на борт родного 'Жуковска'. Сопровождающий, с седыми висками, немолодой старлей пограничной службы, покосился на мою расстроенную физиономию и видимо сжалившись, пояснил: 'В областную больницу повезли твоего капитана. Сердечный приступ у него'.
  Наш траулер уже стоял у причала рыбного порта. Старлей узнал об этом, когда связался по УКВ связи, которой был оснащён его газик.
  - 'От проходной ты сам доберёшься, не барин. Пограничный и таможенный контроль ваш 'рыбачок' прошёл, так что можешь сегодня и навестить своего кэпа-сердечника' - напутствовал он меня. Я так и поступил, захватив с собой несколько человек из экипажа, в основном не мурманчан из тех, кто не торопился к своим истосковавшимся семьям. В областной больнице нас к Владлену не допустили. Заявили, что он в реанимации. Диагноз - обширный инфаркт. Мол, прибыли уже жена с дочкой и ждут разрешения от врача навестить больного. Нам же, поскольку мы вообще не родственники, придётся ждать перевода больного из реанимации. Эпельбаум уже успевший где-то принять на грудь грамм сто пятьдесят 'родимой' принялся выступать в том духе, что, мол, экипаж для моряка та же семья и, дескать, имеем право..., но старшина Семён взглядом остудил его пыл. Взяв на прощание номер телефона справочной, мы вышли на улицу. На завтра, слава богу, стало известно, что капитану лучше и мне, наконец, удалось увидеться с ним.
  Бледный, с седой щетиной Владлен лежал на железной койке со слегка приподнятым изголовьем. Увидев меня, он поздоровался, чуть качнув головой. Я положил руку на его крупную, болезненно бледную кисть, лежащую поверх одеяла, и слегка сжал её. Отчего то стесняясь происходящего, я не без смущения спросил:
  - Как вы, Владлен Георгиевич?
  - Сам не видишь? Цвету и пахну! - попытался пошутить капитан
  - Врачи то, что говорят? - продолжал я в том же банально-больничном стиле.
  - Говорят, отхаживал ты своё, Владя. Хрен тебе, а не моря-океаны. Дальше Кольского залива носа не сунешь.
  - Может, ещё поправитесь и снова в рейс, как бывало - не унимался я со своим глупым сочувствием.
  - Оставь - покосился на меня Владлен - Скажи лучше, чем твоя беседа с конторскими кончилась. Добром иль худом?
  - Трудно сказать - искренне пожал я плечами - По-моему, к концу разговора у моего собеседника ко мне интерес пропал.
  - Это ты молодец, это скорее к добру. Значит, вёл себя правильно - похвалил меня капитан - Вот я сплоховал, поддался, как говорят, на провокации. Позволил себе лишние эмоции и вот результат. А как ещё реагировать, когда тебя пособником предателя Родины оскорбляют?
  Сердце у меня сжалось, и дрогнувшим голосом я спросил:
  Это что же, Устиныч, боцман наш предатель? Он же ветеран войны! Он же и ранен и награждён был не раз и потом, не втихаря он сбежал. Его ведь официально отпустили, как бы в бессрочную командировку. Паспорт заграничный вручили опять же.
  Владлен неопределённо пожал плечами:
  Поди пойми этих конторских. Там ведь у них как? У каждого Абрама своя программа.
  Больницу я покидал с тяжёлым сердцем, томило неприятное предчувствие грядущих нежеланных перемен и как говорится, предчувствия его не обманули. В Мореходке, в приёмной начальника учебной части, куда я, как положено после плавательной практики прибыл с характеристикой и прочими документами, меня продержали почти до конца рабочего дня. Пожилой, седовласый преподаватель теории устройства судна и по совместительству начальник учебки Иван Васильевич или как за глаза прозвали его курсанты после выхода знаменитой комедии Гайдая, Ваня Управдом , глядя в полированную столешницу, спросил:
  Что это вы там, в рейсе натворили, курсант? Вас на практику направили без права загранзаходов, а вы мало того, что за кордон незаконно пробрались, так ещё и чуть ли не банк там ограбили?
  Я усилием воли попытался вернуть на место свою отвисшую нижнюю челюсть и уже напрягся что-либо возразить, но не успел. Переместив свой гневный взор со столешницы на входную дверь у меня за спиной, Ваня Управдом не по-царски, срываясь на визг закричал:
  Вон из мореходки пойдёшь! На три года на флот служить, Родину защищать! Сраные гальюны драить в ремонте, без права выхода в море!
  Трудно сказать, почему у Вани драянье сраных гальюнов ассоциировалось с защитой Родины, но в тот момент его страстный экспромт забавным мне не показался. Из мореходки я вышел не менее оглушённым, чем после памятной контузии в неравном морском бою у Медвежьего и поплёлся, куда глаза глядят. Сам не помню, как оказался в рыбном порту, на борту родного 'Жуковска'. Дальнейшее помню смутно. Помню родное рыжее лицо Геши Эпельбаума и обжигающий глотку огнём отвратительный резиновый привкус шила, технического спирта. Ещё помню следующее серое утро и пронзительное ощущение близкой безвременной кончины.
  
   Глава 33 "Боцман и страсть роковая"
  
  чадра []
  
  На траулере было мало народа. Основной экипаж находился в отгулах, используя выходные дни, накопленные за время рейса. На борту находились только вахтенные, механик с мотористом, матрос, да ещё штурмана занимались рутинной береговой работой. На подмену заболевшему Владлену был прислан вечно береговой капитан Андрон Макаров. Был он всегда при параде, в капитанском кителе с золотыми шевронами, в фуражке с вышитым на заказ крабом и тщательно отутюженных брюках. Андрон был известен тем, что, не смотря на адмиральскую фамилию, категорически предпочитал капитанить в пределах родного порта. Мотивировал он свой выбор весьма оригинально, заявляя, что по выходе в море подвержен приступам жестокой ностальгии. Тоска по Родине в виду не имелась. Андрон Макаров в море тосковал по ежевечерней возможности уютно принять на грудь, причём исключительно в тёплой компании своей многоуважаемой тёщи. Тёща Андрона была женщиной богатырского роста и сложения, весьма выдающейся во всех приятных мужскому глазу местах. Носила она звучное имя Ариадна Леопольдовна и обладала исключительным даром. Уникальным, можно сказать, умением понимать тонкую душевную организацию любимого зятя.
   Как-то начальство, после очередного отказа Макарова выйти в море, попыталось сделать в отношении сухопутного капитана, оргвыводы. Проще говоря, уволить его по так называемому "собственному желанию". Однако увольняемый оказался вовсе не беззащитен и применил своё секретное сверхоружие, тёщу Ариадну. Та ворвалась в отдел кадров флота могучим ураганом, на манер легендарной воительницы валькирии. Ураган этот сметал на своём пути встречных морячков, предметы казённой меблировки и прочую мелочь в виде сексапильных, но субтильных секретарш. Начальник ОК позорно бежал от нежданного бедствия вниз по лестнице и попытался укрыться, вместо своего кабинета, в мужской уборной. Однако и там, он был, настигнут, и с позором извлечён из взломанной мощным ударом кабинки. Очевидцы свидетельствовали, что слышали за дверью мужской уборной глухие стенания загнанного в ловушку несчастного клерка и даже, если не врут, звуки ударов и мольбы о пощаде. После этого рокового рандеву главный кадровик резко переменил своё мнение о Макарове, как о неперспективном специалисте и благоразумно решил оставить всё как есть, по-старому.
  Глумливый матрос Эпельбаум, ехидно хихикая, уверял, что видел в тот день и час выбиравшегося из туалета начальника отдела кадров. Вид, мол, у него был такой, будто он официальным образом попытался проинспектировать женское отделение душевой персонала рыбного порта. Причём, совершил он это самоубийственное действо во время помывки бригады чистильщиц корабельных трюмов, конфликтовать с которыми опасались даже крутые докеры-мужики.
  Наш славный боевой траулер стоял в родном порту уже около недели. Разумеется, слухами о его закордонных выкрутасах, морских сражениях и покорении дальних и ближних норвежских островов полнилась уже, мурманская земля. К тому изрядно приложили старания наиболее языкастые члены нашего героического экипажа. Происходило это за рюмкой чая в кругу друзей и знакомых, на частных квартирах, а так же в пивных и ресторанах типа Белые ночи или Полярные зори. Ну, разумеется, не обошлось дело и без нашего мастера морской байки Эпельбаума. Как следствие, многие слушатели, подобно центральному персонажу картины "Охотники на привале", что называется, "чесали репу" под шапкой и недоверчиво ухмылялись. О судьбе нашего бывшего боцмана слухи ходили самые невероятные и порой фантастические. В частности, тот же самый Макаров, нисколько не смущаясь тем фактом, что я был непосредственным участником всех перипетий постигших экипаж "Жуковска", "совершенно конфиденциально" выдал мне следующую версию:
   Дескать, дело было так. Наш усатый сердцеед боцман мирно прогуливался в пределах норвежского порта Тромсё. У одного из причалов его внимание привлекла роскошная трёхпалубная океанская яхта. Хозяйкой яхты, как выяснилось позднее, являлась вдова некого арабского шейха, нефтяного миллиардера. Как свидетельствовали всё те же таинственные очевидцы, это была женщина роковой восточной прелести. Красоту её выдавали лишь огромные антрацитовые глаза, таинственно сверкавшие над тонкой чадрой натурального шёлка. Великолепная вдова уже давно томилась в неприкаянном одиночестве, перманентно тоскуя без мужского внимания. Эта шамаханская царица узрела на причале великолепного роста мужчину с роскошными усами и мгновенно влюбилась в него без всякой мусульманской памяти. На причал был немедленно послан знойный красавец, капитан яхты по должности и старший евнух по совместительству. На хорошем английском, с лёгким арабским акцентом и восточным витиеватым радушием, смуглолицый капитан пригласил боцмана на борт трёхпалубной красавицы. Как настоящий моряк Устиныч не мог отказать себе в удовольствии увидеть поближе это чудо кораблестроения. В процессе осмотра нашего боцмана коварно подманили к хозяйской каюте, куда и втолкнули не менее коварным образом. Что происходило далее, внутри этой самой каюты, пожалуй, можно оставить на совести вечно голодных фантазёров-морячков.
   Тем не менее, утром боцман вернулся на родной борт живым и вполне здоровым, если не считать припухших от знойных поцелуев губ и лёгких теней приятной усталости под глазами. Кроме того заметны стали зримые перемены в поведении седовласой жертвы Купидона. Романтическая рассеянность, несвойственная Друзю молчаливость, вселенская печаль и поволока в глазах. В общем, все классические признаки любовной болезни. В течение всей стоянки, по окончании рабочего дня, боцман поспешал в объятия черноокой красавицы. Капитан Владлен, прознав о преступной связи своего подчинённого, рассвирепел на манер отца Ромео Монтекки. Злодей распорядился запереть влюблённого моряка в каюте, под домашний арест, причём до самого отхода траулера на Родину. Той же ночью терзаемый роковой страстью арестант бежал с родного борта, бесшумно демонтировав запертую дверь. Благо квалификация позволяла. Страстотерпец, согреваемый горячим, словно кипяток из самовара чувством, вплавь преодолев студёные воды норвежского фьорда, добрался до борта желанной яхты. Здесь он без промедления был поднят на борт темнокожими матросами и за неимением запрещённого Кораном спирта, растёрт восточными специями, для желаемого эффекта содержавшими жгучий мавританский перец. В ту же ночь яхта покойного шейха покинула порт Тромсё, унося в жаркие страны влюблённого боцмана и его звёздноглазую пассию.
  Я не без изумления выслушал эту любовную новеллу, достойную пера самого Проспера Мериме. Мне почему-то показалось, что несколько приземлённый, в прямом и переносном смысле капитан Андрон Макаров, вряд ли сумел бы с такой долей экзотической романтики описать историю роковой страсти беглого боцмана. Тут чувствовалось присутствие дамы, причём дамы незаурядной, с явными литературными наклонностями. Задолго до появления мыльных любовных сериалов сочинившей столь классический сюжет страстной и скоропостижной, как смерть любви.
  Ариадна, кто же ещё?! - догадался я и с грустью подумал, о том, сколько же России нереализованных, скрытых под серым ворохом рутины талантов.
  Наутро случилось чудо. В дверь боцманской каюты, которую я оккупировал во временное пользование и по старой памяти, настойчиво постучался всё тот же Андрон.
  - Давай в салон, юнга! Там вашего боцмана по телевизору представляют! - возбуждённо заторопил меня он.
   По одному из центральных телеканалов шла программа с серым названием, что-то вроде "Ими гордимся!" Бравый, уверенный в себе репортёр, брал интервью у смущённо улыбающегося боцмана Друзя, моего дорогого друга и наставника. Съёмки происходили на палубе парусной яхты океанского класса. На корме развивался советский флаг, а на борту русскими и латинскими буквами значилось имя яхты - Ивало. По-инуитски, это значит бабочка или маленькая волна, вспомнилось мне.
  
  
  
  
   Глава 35 "Правда замполита Бизонова"
  
  ЛОЖЬ []
  
  Не прошло и пары часов после неожиданного явления боцмана Устиныча "В телевизоре", как, словно грибы после дождя, на свет полезли новые неожиданности. Вновь явился по мою душу подменный капитан Макаров.
  - Так, давай быстро собирайся! Звонили из мореходки. Тебя ищут. Велели передать, чтобы ты срочно в учебную часть явился - затараторил он, возбуждённый не иссякающими в это утро сюрпризами.
  - К добру, аль к худу? - ни к кому не обращаясь, пробормотал я и принялся выполнять указание начальства.
  В учебной части училища, где я появился менее через час, меня уже ждали. Незабвенный начуч Ваня Управдом (начальник уч. части Иван Васильевич) в глаза мне смотреть избегал, зато был не в меру суетлив и разговорчив.
  - Вот что, курсант. Вы направляетесь на Краснознамённый Северный флот, мичманом послужите. Сами знаете, вам на выпускном курсе военно-морская стажировка полагается. Для всех курсантов после пятого курса, как обычно, в учебном центре Лиинахамари, однако для вас есть особое распоряжение. После вернётесь доучиваться на пятый курс, но будете уже младший лейтенант запаса. Офицер ВМФ будете. Это вам не курсант какой-то и даже не мичман. Это вам почёт и уважение - зачастил он, обращаясь, как мне показалось, не ко мне, а к большому портрету Ивана Илларионовича Месяцева, висевшему над входными дверями, за моей спиной. Основоположнику советской океанологии почёта и уважения хватало вполне, и на слова начуча он не отреагировал ни малейшим образом. Зато, огромный, поясной портрет генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева Л.И. над начальственным столом, как мне, разумеется, померещилось, ревниво нахмурил чёрные густые брови.
  События в последнее время развивались стремительно. На вторые сутки после этой памятной беседы я уже стоял у проходной ремонтной базы Северного флота в посёлке Росково1. На проходной пожилая служащая военизированной охраны в чине сержанта долго рассматривала меня и моё командировочное предписание. Затем сняла трубку чёрного допотопного телефона и позвонила куда-то.
  - ПД-50? Алё, ПД-50? С центральной проходной завода беспокоят. Сержант ВОХР Хабибулина. Такого-то курсантика из Мурманска к себе ожидаете сегодня? Ага, ожидаете. Вас поняла. Пропускаю. - Сержант Хабибулина положила массивную трубку и, ещё раз взглянув на меня, улыбнулась милой, с ямочками на щеках улыбкой. Я понял, что "пожилой" вохровке вряд ли больше сорока лет от роду. - Ты, малыш, заглядывай к нам на вахту. Чайку выпьем, за жизнь поболтаем. Ты нам, молодым девкам баланду потравишь о том, как по разным морям хаживал - и женщина лихо подмигнула мне тёмно-карим глазом, ещё больше сдвинув набекрень тёмно-синий берет.
  - Непременно буду - не слишком любезно буркнул я в ответ и выйдя из проходной направился к видной издалека тёмной громаде Плавучего Дока номер пятьдесят.
  На ПД-50 вовсю кипела работа. Огромная, покрытая чёрной резиной туша подводного атомохода занимала две трети внутреннего пространства одного из самых больших сухих доков в мире. Док строили шведы и прибыл он на Северный флот всего то несколько месяцев назад, весной этого года. На трапе, у входа в жилые и служебные помещения дока меня остановил часовой, матрос с автоматом, перекинутым через плечо. Матрос позвонил по переносному телефону и вскоре появился мичман, разводящий караула. Меня проводили к дежурному офицеру в ближайшую от входа каюту. Я вошёл и как положено отрапортовал о прибытии. Офицер, среднего роста лысеющий крепыш с красной повязкой на рукаве кителя и в погонах капитан-лейтенанта дружелюбно протянул мне руку:
  -Бизонов Иннокентий, заместитель командира ПД-50 по политчасти - представился он и предложил мне присесть - Давайте сразу договоримся вот о чём. Я, тот самый человек от которого во многом, очень во многом, будет зависеть ваша дальнейшая судьба и разумеется карьера. Хочу быть с вами откровенным. Мне звонил ваш куратор, между прочим не последний человек в Большом доме.
  - А у меня есть куратор? - совершенно искренне изумился я. Бизонов поморщился.
   - Ну разумеется есть, зачем вы глупите? Как можно забыть целого полковника Конторы?
  - Вы имеете в виду Москаленко Ивана Алексеевича, старшего следователя КГБ? - догадался я наконец. Капитан-лейтенант укоризненно покачал круглой плешивой головой, и словно в шутку, легонько похлопал себя по губам двумя пальцами правой руки.
  - Как же вы ещё молоды и наивны, курсант. Есть имена и вещи, которые не следует упоминать всуе, да и вообще вслух. Настоятельно рекомендую подружиться со мной, поверьте вас может ждать большое будущее если вы себя будете вести правильно. И ещё, в нашем мире, да и вообще в мире, огромную пользу в жизни могут оказать нужные связи и дружбы, а это - он постучал пальцем по золотому погону - не всегда правильно свидетельствует об истинной иерархии. Сегодня получите обмундирование и отдыхайте, а завтра, извините служба и учёба. Учёба и служба.
  Обмундирование я вскоре получил. Относительно чистое, но застиранное и далеко не новое. Отдельно мне выдали нашивки и погоны. Я взглянул на них и, признаюсь, был неприятно удивлён. Это были вовсе не мичманские знаки различия. Для начала службы на ПД-50 мне присвоили звание главстаршины. До мичмана надо было ещё дорасти, миновав чин главного корабельного старшины. Каюта, которую мне отвели для проживания была по очень и очень неплоха. Маленькая, но уютная. С кроватью-шконкой, столиком, привинченным к палубе крутящимся стулом и умывальником, но самое главное она была отдельной, одноместной.
  Наутро я осмотрел жилые пространства поближе. Оказалось, что даже матросы-срочники, словно офицеры жили в двухместных каютах. Вещь немыслимая для кораблей ВМФ. На любом другом "железе", хотя и самой новейшей постройки корабле, матросы, как правило, как и сто лет назад жили в кубриках, многоместных каютах с двух, а то и трёх ярусными койками. Полдня я провёл в учебном классе, конспектировал военно-морские премудрости. Вечером я должен был заступить разводящим на караульную вахту. Когда я проходил мимо гальюна, корабельного сортира меня окликнул чей-то голос:
   Cлышь, старшина! Сюда иди! - из клинкетного, овального проёма двери выглядывала коротко стриженая башка со свёрнутым на сторону, расплющенным носом то ли боксёра, то ли уличного мордобойца. Хотя, впрочем, одно совсем не исключало другого. На плечах этого красавца тускнели грязноватые нашивки с одной жёлтой полоской. Это был старший матрос или по-сухопутному ефрейтор. Я, было, хотел напомнить этому нахалу о субординации, как-никак от стармоса до главстаршины целых три ступеньки, но не успел. Железная рука схватила меня за грудки и втащила через высокий порог-комингс в хлорно-ароматные пределы военно-морского гальюна. Я не успел опомниться, как от мощного тычка отлетел в одну из открытых кабинок и оказался верхом на белоснежном стульчаке нормального сухопутного унитаза. На обычном корабле, я бы уже валялся на вонючей дырке в палубе, пронеслось в моей голове. Вновь пришла в действие уже знакомая железная рука и схватив меня за лацкан кителя, вернула на ноги, в исконное положение.
   - Ты обурел, салабонище? - злобно прошипел мне в лицо старший матрос, обдавая меня тонким амбре чеснока и шила, корабельного технического спирта. Он прижал мою шею локтем к перегородке кабинки, и я почувствовал себя подводником в аварийном отсеке.
  - Ты кто? Тебе чего надо? - Задыхаясь, прохрипел я.
  - Мне надо, красавчик, чтобы такие мажорики, как ты, говно три года жрали и спали на железе, а не приходили на флот, мля, морской соли не понюхав, сразу главными старшинами. Ты понял, в рот тебя мля, чо мне надо?
  - Белов! Ты где, старший матрос? Где ты заноза корабельная? - раздался снаружи хриплый раздражённый голос. Матрос Беляев напоследок ещё раз злобно сверкнул на меня красными носорожьими глазами и буркнул: Позже договорим, мразота! Он покинул пределы гальюна оставив меня в одиночестве переваривать происшедшее.
  Этой ночью мне, разумеется не спалось. Как-то трудно мне "по-жизни" давалось воспринимать ничем не заслуженные оскорбления и угрозы. Какие -то моменты унижения помнились мне годами. Приятели говорили: Ты, брат чересчур уж ранимый, тонкокожий. Так нельзя, а то помрёшь от переживаний раньше времени. Однако, легко советовать не думать о белом медведе. Под утро мне всё-таки удалось задремать. Очнулся я от резкой боли в животе и собственного крика. Кто-то мгновенно выхватил из-под моей головы подушку и закрыл мне лицо, навалившись сверху. Одновременно на меня сыпались безжалостные удары. По корпусу и в промежность. Боль от последних была какой-то феерической, как праздничный салют на девятое мая. Я почувствовал, как сознание покидает меня, словно отходящее от причала судно.
  - Хорош, Сява - услышал я, будто издалека - Ещё придушишь нахрен.
  Подушка отлепилась от моего лица, и я судорожно, с болью в рёбрах вздохнул.
  - Ну чо, мразота, понял кто ты есть на этом шведском железе - лицо обдало знакомой вонью смеси чеснока и шила, впрочем, последнее амбре было куда крепче дневного. В пробивающемся из-под неплотно закрытой крышки-задрайки иллюминатора свете я увидел нависшую надо мной знакомую физиономию со свёрнутым носом. Тем временем во мне что-то закипало и я начинал чувствовать себя стоящей на огне кастрюлей с кипятком или если вернее небольшим, но грозным просыпающимся вулканом.
  - Мразь, это ты Белов - услышал я свой охрипший, но странно спокойный голос - Только последняя мразь нападает ночью на спящего, да ещё не один, а в компании с такой же мразью.
  - Оно ещё и голос подаёт - услышал я в ответ удивлённо-возмущённое блеяние от стоящего поодаль Сявы - А давай мы эту девочку опустим, а Санёк?
  Белов размахнулся и открытой тяжёлой ладонью отвесил мне хлёсткую пощёчину. Что сказать, ни раньше, ни позднее, ничего более омерзительно-унизительного я в жизни не испытывал и надеюсь больше не испытаю.
  Вулкан в моей мирной душе долго не желал просыпаться, но, наконец, проснувшись, взорвался каменной шрапнелью ярости и потоками раскалённой магмы ненависти. Свирепое, неудержимое бешенство овладело мной. Подобное я испытывал всего несколько раз в жизни и вспоминал всегда с тайным удовольствием, впрочем, совершенно не узнавая себя в том безумном звере. Я не был так уж хил, особенно после последнего рейса. К тому же спонтанный гнев удесятеряет силы. Я лёжа нанёс сокрушительный удар головой в ненавистную мерзкую харю Белова. Дальнейшее помнится смутно. Я ревел, аки изголодавшийся минотавр, и наносил удары инстинктивно находя чужую, тёплую человечью плоть. В какой-то момент я заметил, что в правой руке сжимаю массивную металлическую настольную лампу, которая ещё вечером надёжно была привинчена к столу. Распахнулась дверь в ярко освещённый коридор. Наружу, оставляя кровавый след на палубе, выполз зверски избитый, голый до пояса Сява. Навстречу c выпученными глазами спешил седой мужик в тельнике.
  - Товарищ старший боцман, дядя Жора - завыл нутряным басом окровавленный страдалец - там зверьё мурманское Саньку Белова насмерть мочит. Спасайте, а-а-а!!!
  Утром в кабинете замполита Бизонова состоялся разбор произошедшего ночью. На этом разборе кроме меня и заполита больше никого не было. Каплей мне присесть почему-то не предложил, но это меня не смутило. Я чувствовал свою священную правоту, а потому спокойно рассказал отцу-командиру всё, как было.
  - Ну, что же. Я, конечно, верю каждому твоему слову - задумчиво протянул замполит - мне ведь больше других известно, что за дерьмецы матрос Белов и его дружки. Но, как говорят бывалые люди: Правда, у каждого своя. У тебя своя, своя у Белова, да и у меня имеется, свою собственная. Только истина едина для всех, но она, как правило, не устраивает никого. Ты знаешь, что ты Белову башку проломил?
   - Никак нет - произнёс я растеряно
  - Он сейчас в госпитале. Закрытая черепно-мозговая травма у него. К операции страдальца готовят. А дружок его, старшина второй статьи Сивухин дал письменные показания против тебя. Якобы они на пару с Беловым мимо твоей каюты проходили и странный запах учуяли. Забеспокоились, не горит ли чего. Каюту открыли. А там ты, злодей восточный, косяком с дурман-травой, как шайтан дымишь. Аж, дым из ушей. Они, де, славные законники, у тебя дурной косяк отнимать кинулись. А ты не в себе, избил бедолаг до полусмерти, а честному борцу с наркомафией старшему матросу Белову железной лампой голову проломил.
  - Но это же полный бред! - возмутился я с искренним пылом.
  - Конечно бред - согласился Бизонов - только полчаса назад дознаватель из военной прокуратуры у тебя под матрасом пакетик с травкой обнаружил. Вот такая вот правда.
  
  Дорогие читатели, пожалуйста, оставляйте отзывы о прочитанном.
   Спасибо. Автор.
  
   Глава 37 "Бизонов и стукачи"
  
  стукач []
  
  
  Тельняшка, как говорят, своим чередованием белых и чёрных полос символизирует морское житьё. Непогода перемежается затишьем. За штормом непременно следует штиль или наоборот. У меня, судя по всему, началась полоса чёрная и боюсь широкая весьма. Сразу после кабинета Бизонова, я как в тумане, на ставших ватными ногах, переместился в соседнюю каюту. Здесь меня ожидал дознаватель из военной прокуратуры. Я постучал, затем вошёл и как полагается, представился. Пожилой седовласый майор в тёмном кителе скользнул по мне равнодушным взглядом из-под очков в золочёной оправе. Интереса в его взоре было не больше, чем, радости жизни в стекленеющих глазах свежевыловленной трески. Майор предложил мне присесть и казённым тоном представился:
  Крустов Прохор Самсонович, дознаватель военной прокуратуры.
   Я, не смотря на напряжённость момента, про себя отметил, что не часто встретишь столь редкие фамилию и имя отчество.
  Дознаватель терпеливо выслушал мою версию ночного происшествия. Затем, как ни в чём, ни бывало, подавив рвущийся наружу зевок, спросил:
  Всё это конечно интересно, но только ответьте мне старшина на один вопрос. Где вы приобрели наркотик? Я потрясённо молчал, не находя слов. Майор пожевал губами и продолжил:
  У меня есть показания ваши и также есть показания старшины второй статьи Сивухина, а ещё у меня есть опыт и интуиция. Опыт говорит мне, что подследственные всегда врут. Интуиция же, говорит о том, кто из них врёт больше. Сивухин парень простой, он врёт грубо и примитивно, а что касается вас, то вы производите впечатление начитанного и образованного юноши. Следовательно, умеете лгать тонко и с фантазией. Вот вам моя версия. Вы решили заработать на распространении и продаже вот этой весёлой травки - дознаватель вытащил из ящика стола прозрачный полиэтиленовый пакетик с какой-то серой трухой и помахал им в воздухе - естественно, что ваши покупатели должны были бы быть обеспеченными людьми. Не, упаси боже, нищие матросы срочной службы, а скорее всего богатенькие офицеры-подводники. Вот вы и пронесли на режимный объект пробную партию. А там потихоньку, интеллигентно, не торопясь можно завести дружбу с молодыми моряками подфлота. Вместе немного выпить, поговорить, расслабиться в корабельной парной, выкурить вместе косячок, другой и... клиентура созрела.
  А тут непредвиденное обстоятельство, двое этих неандертальцев. Влезли без вас в каюту, хотели банально обворовать. Обыскали помещение, и нашли травку. Ну, ребята решили быть умнее самих себя. Пошли на шантаж, хотели денег с вас вытрясти. Ну а шантаж дело тонкое, деликатное, мозгов, понимаешь, требует. Ну а эти уродцы и мозг две вещи несовместные. Стали действовать, как умеют. А умеют они только лишь орудовать кулаками, и то не очень. Не учли, что человек незнакомый, может и постоять за себя. Привыкли, понимаешь, издеваться над первогодками. Да и новичкам старшинам, вроде вас, от них доставалось. У нас ведь как? Все молчат в тряпочку, терпят. Невольники чести, мать их. Вот эти двое и привыкли к безнаказанности. А тут вы. Молодой, да горячий. Возьми, да и дай сдачи. Не повезло бедолагам. Вот так, по моему мнению, всё и произошло. Теперь к делу. Вам светит, в самом наилучшем случае, превышение пределов необходимой обороны. Даже если дадут условно, то это судимость и крест на всякой, включая флотскую, карьере. Вы ведь в мореходке на штурмана учитесь? Ну, так дальше Кольского залива вам в море выйти не получиться. Это если Белов не помрёт или инвалидность не заимеет, а тогда, батенька мой, реальный срок, образцовая советская зона. И самое главное - Крустов опять помахал пакетиком - самое главное вот это.
   Однако всегда можно найти компромисс. Я уж, извините, в курсе, что вас курируют серьёзные люди. Они же не позволят сломать жизнь своему юному протеже? Так вот, юноша. Всё в этой жизни решаемо. Всё имеет свою цену.
  Прохор Давыдович не успел закончить свою мысль, как меня, что называется, понесло.
  - Простите, товарищ майор. У меня есть вопросы. Скажите, у вас уже есть данные экспертизы, о веществе в пакете? Разве на нём уже обнаружили мои отпечатки? А как проходил обыск в моей каюте? Без меня и понятых! Пакет мог подбросить кто угодно. А эти ваши фантазии на мой счёт. Это всего лишь ваши домыслы и ничего более. Что вы собираетесь предъявить суду, товарищ майор? Показания двух заслуженных хулиганов Северного флота? - я собирался продолжить свои праведные обличения, но вдруг увидел, что Крустов заходится в беззвучном смехе. У него даже вспотели очки. Он снял их, продолжая хихикать, и принялся протирать линзы чистой тряпицей.
   - Ну, малой, ну развеселил. Дитя интеллигентное. Ты что, отечественных детективов насмотрелся? Следствие ведут Знатоки? Понятые, обыск по всем правилам. Ты бы ещё презумпцию невиновности вспомнил - Крустов водрузил чистые очки на нос и, посерьёзнев, продолжил.
  Глупости всё это, юноша. В жизни всё гораздо проще и жёстче. Есть человек, от которого зависит ваша судьба и этот человек я. Сегодня отправляйтесь на гауптвахту, под арест. Проведёте там ночь, подумаете, и завтра мы продолжим. Майор снял трубку внутреннего телефона и распорядился выделить транспорт и сопровождающего на гауптвахту. Всё самое лучшее для моей уголовной персоны.
  На губе я пробыл до утра. Познакомился с двумя морпехами срочной службы. Ребята в самоволке были, ну и подрались с солдатами из стройбата. От патруля то они ушли, но один ремень с бляхой, а другой, в драке, берет свой, чёрный посеял, а на них инициалы и фамилии. Они как мою историю услышали, так веселились час не меньше. Ты, говорят, корешок оказывается, наркобарон и ломщик черепов? Это с твоей-то физиономией интеллигента-фраера? Как, говоришь, тебя рыбачки окрестили? Паганель? Это тот очкастый волосан, который в фильме Дети капитана Гранта сачком бабочек ловил? Ну это они в точку! Это как раз про тебя! Пустился ты, Паганелище во все тяжкие...
   Когда на утро в сопровождении старшего мичмана я проходил по коридору ПД-50, открылась дверь каюты Бизонова. Иннокентий Аркадьевич освободил меня от опеки сопровождающего и, взяв за локоть, подтолкнул в каюту.
  - Заходи, старшина, присаживайся, переговорить надо - сказал он негромко. Мы вошли внутрь, и капитан-лейтенант прикрыл за собой дверь.
  - Я только что из госпиталя вернулся - объявил он - Белов в себя пришёл. Череп у него крепкий, так что операция не нужна. Мне удалось переговорить с ним. Этот красавец давно и плотно у меня на крючке, и он это знает. Целое досье на него собрал, хотел убеждением в чувство его привести, да с дураком каши не сваришь. Сейчас, после твоей взбучки, вроде поумнел. Я ему дисбат пообещал за все его художества, так он и раскололся. Все твои слова подтвердил. Ты, друг ситный, почему не доложил, что этот дебил накануне напал на тебя? Ведь поступи ты по уставу этого ночного бардака бы не было и Крустова этого хитрожопого тоже бы здесь не было.
   - Я, товарищ капитан-лейтенант, стучать не приучен - неуверенно буркнул я.
  - Стучат стукачи - рассвирепел Бизонов - На своих товарищей по природной склонности и, чтобы выгоду с этого поиметь. А о фактах неуставных взаимоотношений умные и дисциплинированные военнослужащие обязаны докладывать по начальству, чтобы большей беды не было. Он кто тебе, Белов этот? Друг, брат, сват? Этот махновец напал на старшего по званию, а старший промолчал. Такого старшего самого судит надо за потворство мерзавцам в развале воинской дисциплины. Я сам служил срочную, три года на флоте оттрубил. Так вот, ни одной мрази я не позволил к себе и пальцем прикоснуться. Все эти годки-старослужащие знали, что я молчать не буду и, если надо до командующего дойду, но издевательств не потерплю. Если кто из моих сослуживцев меня стукачом считал, так на мнение дураков мне плевать. Кстати на моём корабле годковщины не было и в том числе благодаря мне.
  Я, ты думаешь, отчего в звании капитан-лейтенанта в тридцать пять лет? У меня ведь должность солидная была на большом корабле и звание капитана второго ранга. Один мой подчиненный, матрос-срочник, взял, да и руки на себя наложил. К нам на корабль на День Победы делегация пожаловала. Один пожилой адмирал, ветеран войны, ордена на груди кольчугой, увидел у матросского кубрика подставку для чистки обуви и при ней щётка с гуталином. И захотелось ему вдруг туфли освежить-почистить. Ну, а ветеран этот тучный, старый, наклониться для него проблема. Вот он без задней мысли матросика, что поближе был, и попросил, мол, сынок не в службу, помоги деду обувку в порядок привести. Ну, матрос этот хоть и с не большой охотой, но оказал старику уважение. Казалось бы, в чём проблема? Ну, сослуживцы от скуки подтрунивать над этим парнем стали, мол, ты, Ашотик, только адмиралам туфли драишь или для друзей тоже расстараешься? Он, матрос этот, как ты понял, армянин был по национальности. Свои комплексы, свои странности, кровь горячая, темперамент плюс глупость мальчишеская. Мы этого Ашота трое суток искали. Нашли мёртвым в бог знает, каком закутке, в трубе воздухопровода. В позе зародыша скрючился. Страшную казнь он себе придумал, дурачок безмозглый. Отвердитель эпоксидной смолы выпил. Врачи сказали, что умирал он не меньше суток в жутких мучениях. Вот скажи, кто тут виноват? Кто виноват, что у парня гордость есть, а мозгов, как у щенка до года? Пришёл бы ко мне, так, мол, и так товарищ капитан второго ранга, Инокентий Аркадьевич. Выговорился бы, душу облегчил. Я бы нужные слова нашёл, но случилось, то, что случилось. Эх, если бы, да кабы!
   У нас ведь как? Кто непосредственный начальник тому и отвечать. Виноват, раз недоглядел. Вот с меня две больших звезды сняли, а четыре маленьких выдали. Теперь заново всю карьеру выстраивать приходится. Спасибо, есть кому помочь. Должность у меня для капитана третьего ранга, как минимум. Так, что перспективы есть.
   Я с тобой, пацаном зелёным так откровенен, потому, что ты не глуп и должен понимать, кто тебе друг, кто враг, а кто так... Мы ведь с тобой почти как сводные братья. У нас с тобой один общий покровитель, как говорят один крёстный папа. Да-да, ты правильно догадался. Большой человек из большого дома с макетом подводного катамарана на столе.
   Крустов, дознаватель этот, хоть и хитрый, но дурак. Желает через твою проблему, которую сам же создал, в полезные приятели к нашему с тобой папе навязаться, а так дела не делаются. За излишнюю навязчивость маленького человека могут очень больно наказать, а то и на помойку выбросить. Быть полезным надо уметь, а для этого мозги надо иметь и сверх того чувство такта и интуицию. Это уж кому дано, а кому нет. Вот ты, к примеру, всё больше молчишь и слушаешь. Это хорошо. Не торопись открыть рот, не торопись с инициативой, она наказуема. Слушай и размышляй, размышляй и слушай - Бизонов, вдруг улыбнулся, с милым таким, обаятельным лукавством - Особенно слушай меня, потому что я не только хитрый, но и умный. Мне ведь не стукачи нужны, старшина, а помощники по службе. Умные и верные.
  
  1. Подфлот - подводный флот
  2. Морпех - морской пехотинец
  3. Стройбат - строительный батальон
  4. Дисбат - дисциплинарный батальон. Специальная воинская часть, где отбывают наказание за совершённые уголовные преступления военнослужащие.
  5. "Годок" (сленг ВМФ) - военнослужащий срочной службы на третьем, последнем году службы в ВМФ СССР. Тоже, что "дед" в сухопутных частях.
  6. "Годковщина" (сленг ВМФ) - неуставные взаимоотношения в ВМФ, издевательства старослужащих над сослуживцами первого года службы. Тоже, что "дедовщина" в сухопутных частях.
  
  
  
  Дорогие читатели, пожалуйста, оставляйте отзывы о прочитанном.
   Спасибо. Автор.
  
  
  
   Глава 39 "Прохор и масоны"
  масон []
  
  - Внимание, экипажам, находящихся в доке кораблей и личному составу дока по местам стоять! Приготовиться к докованию!
  Громадина плавучего дока с одним подводным атомоходом, двумя БПК и девятью десятками человек экипажа на борту начинала погружение. Отремонтированные корабли готовились к выходу из дока. Месяцы моей службы на ПД-50 пролетели, оставив о себе одни воспоминания, как перелётные птицы в осеннем небе. Начало службы, насыщенное нелепыми злоключениями, сменилось флотской рутиной вахт, караулов и томной тягомотиной учебных классов.
   После того памятного разговора с Бизоновым всё как-то само-собой улеглось. Дознаватель Крустов, со своей фантастической версией моего преступления куда-то испарился, как и не было коварного майора. Двумя месяцами позднее столкнулся я с ним нос к носу, возле заводской проходной, но Прохор Самсонович сделал вид, что не узнал меня и с непроницаемой физиономией прошествовал мимо. Замполит первое время несколько раз вызывал меня к себе и мягко журил за то, что я так не научился, как подобает честному военнослужащему, делиться с отцом-командиром информацией о происходящем в матросских низах. Поняв, что со мной этот номер, как говориться, "не прохонже", Бизонов пошёл другим путём. Для пользы дела он назначил меня, записного краснобая и травильщика морских баек, политинформатором и стал продвигать по партийной линии. Иннокентий Аркадьевич сосватал меня в молодые коммунисты, и я весь последний перед демобилизацией месяц "с чувством глубокого удовлетворения" носил во внутреннем кармане кителя удостоверение кандидата в члены КПСС. Советский Союз высился над миром несокрушимой скалой, а я совсем не был ни юным диссидентом ни того круче антисоветчиком. Мои сверстники подкалывали меня по поводу партийности и говорили, мол, далеко пойдёшь, намекая на карьеризм. Однако честно признаться, я и сам ловил себя на том, что идеалы идеалами, а c партбилетом в нашей стране идти по жизни куда как проще.
   Перед самым моим окончанием службы произошло у нас в доке ещё одно ЧП. Я заступил помощником дежурного офицера по ПД-50. Была середина ноября, а на Кольском это уже настоящая зима со снегом и совсем коротким световым днём. Я делал обход рабочей палубы дока. Утренняя смена подходил к концу, и были включены прожекторы освещения. Позади стоящих в доке кораблей находилось довольно большое свободное пространство палубы. На этом пятачке крутился, таская на своих железных клыках-подъёмниках тяжелые бухты электрокабеля, синий, словно от холода, трактор Беларусь. Палуба дока заканчивалась простым, ничем кроме тонкого троса-леера не ограждённым, невысоким порогом-комингсом. Дальше была тёмная вода Кольского залива с пятнадцатиметровой глубиной вырытого под доком котлована. За рулём трактора сидел здоровый парень в телогрейке поверх матросской робы. Это был срочник-матрос из ремонтного батальона, обслуживавшего завод и находившиеся при нём доки. Я поскользнулся на влажном от снега листе стали и едва не загремел под большие задние колёса маленького работяги. Развалился я на железном листе, как курортник на пляжном лежаке. Разве что вместо плавок на мне была синяя матросская роба и чёрная шинель с красной повязкой вахтенного помощника. Тракторист остановил Беларусь и, не глуша двигателя, распахнул дверь кабины. Рембатовец наклонил ко мне красную, как из парной физиономию и погрозил внушительным, размером с пивную кружку кулаком.
  - Слышь, Майя Плисецкая, ёш... твою ё... Раз ноги не держат, сиди у себя на КП, мля..., и не путайся под колёсами, а то не ровён час, перееду нах... Потом сиди за тебя ловкого на нарах, чифирь хлебай - разразился он, подобающей такому случаю гневной шофёрской тирадой.
  Мне ничего не оставалось делать, как выполнить пожелание тракториста и, отряхнув шинель, отправиться на КП. Я прошёл несколько шагов и вдруг почувствовал, будто у меня за спиной что-то происходит. На миг у меня даже заложило уши, как в самолёте. Я повернулся и увидел замедленное кино. Беларусь задним ходом катился к краю дока. За ветровым стеклом маячило ставшее вдруг белым лицо только что отчитавшего меня за неуклюжесть матроса-тракториста. Его губы беззвучно шевелились, а тело дёргалось, словно он порывисто и безуспешно давил на педаль тормоза.
  - Прыгай, прыгай идиот! - хотел закричать я, но не успел. Синий трактор перевалил большими задними колёсами за борт дока и, задрав маленькие передние, словно глупый, взбрыкнувший жеребёнок, исчез из виду. Несколько человек, включая меня, подбежали к краю дока со следами протектора сгинувшего трактора. Вода Кольского залива была темна и недвижна, как чёрное зеркало, лишь через пару секунд на поверхность поднялся большой воздушный пузырь.
  - Парень, видать дверь открыл. Вынырнуть хочет - пробормотал стоявший рядом пожилой ремонтник в чёрном ватнике. Я, наконец, очнулся и бросился к ближайшему телефону внутренней связи. Задыхаясь от волнения, я доложил на КП вахтенному офицеру о происшедшем. Завыла сирена, резко прервалась, зазвенели три длинных, пятисекундных звонка тревоги "человек за бортом".
  За всей этой суетой ясно было одно. Человек до сих пор не выплыл, а значит, надежды нет. Однако искать тело было необходимо, а значит, без водолазных работ не обойтись. Водолазы, на своём ботике, казалось, мучительно долго облачались в тяжёлое снаряжение с огромными круглыми шлемами. Затем громоздкие и неуклюжие, волоча за собой шланги и тросы, как в замедленном кино спускались в воду по специальному трапу. Зато трактор на дне, в доковом котловане, нашли они довольно быстро. Его оплели железными грузовыми стропами и подцепили грузовым гаком. У поднятой на рабочую палубу дока, истекающей морской водой Беларуси было напрочь высажено лобовое стекло. Кабина была пуста. Водолазы ещё, какое-то время искали в мутной воде тело, но тщетно. В Кольском заливе сильные приливно-отливные течения. Прошли уже часы с момента трагедии, когда на месте происшествия появился знакомый до боли персонаж. Дознаватель Крустов в сопровождении молоденького лейтенанта, помощника. Я оказался вновь востребованным военной Фемидой, на этот раз в качестве одного из главных свидетелей происшедшего. Прохор Самсонович бросил на меня странный, какой-то косой взгляд, словно оглядывал нечто треугольное и... перепоручил допрос моей неприятной персоны помощнику. Сам же направился к выловленному со дна, уже покрывающемуся тонкой коркой льда, трактору. Майор поднялся на подножку Беларуси, чертыхнулся, чуть поскользнувшись, и полез осматривать кабину. Через минут несколько он позвал, стоящего неподалёку Бизонова, чтобы показать ему нечто внутри кабины. Затем оба они выбрались из трактора, и майор подошёл к своему лейтенанту, держа в руках белую эмалированную кружку. Лицо его лучилось самодовольством, словно он нашёл ключевую улику запутанного преступления.
  - Ну, что чувствуешь? - дознаватель, продолжая победно улыбаться, сунул под нос помощника кружку. Лейтенант потянул носом.
  - Похоже, одеколон - неуверенно улыбнулся он в ответ шефу.
  - Точно, Шипр. Это дело у матросиков входу вместо армянского коньяка - подтвердил Крустов - запах одеколона из посуды хоть в семи водах полощи, а всё одно не вытравишь. Кружка эта в кабине под педаль тормоза закатилась, вот и причина аварии. К тому же налицо употребление содержащей алкоголь жидкости, а это, поверь лейтенант, в таком деле весьма важно.
  - Мент он и на флоте мент. Гнилой народ - пробурчал стоявший неподалёку бригадир кабелеукладчиков, пожилой мужик в чёрной потёртой телогрейке. Он в момент трагедии стоял совсем рядом с трактором и с тех пор не покидал палубу. Мужик сплюнул в воду, за борт дока, сквозь жёлтые прокуренные зубы и негромко продолжил, обращаясь ко мне:
   Он, ты думаешь, чему радуется, дознаватель этот. При таком раскладе получается, что Серёга сам виноват, что утонул. Пьянство за рулём, грубое нарушение техники безопасности. Значит и компенсация его родителям не положена и пенсия за потерю кормильца минимальная. Вот он, мудак в погонах, и рад, что государству несколько сотен сэкономил. Шерлок Холмс херов.
  Однако судьба, вернее капитан-лейтенант Бизонов, распорядилась иначе. Неделей позже, когда проходил мимо каюты-кабинета замполита, я услышал обрывки разговора на повышенных тонах. Подслушивать, конечно, некрасиво, но приходится, особенно когда это напрямую касается того, что тебя очень волнует. Я замедлил шаг и стал нарезать короткие круги по пустому коридору возле кабинета замполита. Отдельное спасибо шведам за не слишком качественную звукоизоляцию.
   - Ты, каплЕй, не первый раз мне гадишь - узнал я раздражённый голос Крустова - я понимаю, что у тебя связи, прикрытие и всё такое, как это у вашего избранного народа принято. Но ведь и мы, русаки сиволапые кое-что могём. Хрен ты на своей должности здесь в доке по службе продвинешься, это я тебе обещаю. Здесь моя зона ответственности и я тебя с кашей съем. Ты, гуманист, мне найденную улику, кружку из-под одеколона на чистую подменил. В результате, дело этого утопленника, рембатовца в несчастный случай перевели. Тело то не нашли и пьянство за рулём не докажешь. Я из-за тебя выгодное дело просрал, плюсики свои недополучил. Ну, так я тебе столько навоза в твоей епархии накопаю, замучаешься отмываться. Одного, второго твоего подчинённого под статью подведу и швах твоей карьере. Никакие связи тебе не помогут. Чужое дерьмо разгребать охотников нет.
  - Ты, Прохор Давыдович не кипятись - отвечал нарочито спокойно Бизонов - У парня мать старая, одинокая осталась. Не по-божески это, старуху то обижать. При твоём раскладе у неё сын был пьяница и раздолбай, сам виноват, что сгинул. По моей же версии, кстати, начальство со мной согласно, парень погиб при исполнении. Матери благодарственное письмо от командиров, да и пенсия побольше. Ты тут товарищ майор про какие-то свои плюсики толкуешь, но есть же какие-то понятия в этой жизни.
  - На твои понятия, замполит, мне накласть - рассвирепел Крустов - Всем известно, что у Вас, масонов, всё кругом схвачено. Гуманизмом прикрываетесь, да только начхать вам на русских бабок. Это вы специально народ запутываете, чтобы титульную нацию, нас, истинно русских гнобить и по службе мешать продвигаться. Ну да ничего, я тебе сделаю...
  Послышался тяжкий вздох Бизонова.
  - Эх, Прохор ДавИдович, Прохор ДавИдович - заговорил замполит с фальшивым одесским акцентом - Дорогой ты мой человек. Нам ведь всё известно, на то мы и масоны. У тебя же дед покойный звался Самсон Натанычем, а ты говоришь мы-ы, истинно русские...
  Отворилась дверь каюты и на пороге возник майор Крустов. Он скользнул по мне безумным взглядом, в котором читалось:
  Окружили, взяли в кольцо!!! Лицо его при этом выражало совершенную и окончательную опрокинутость.
  
  1.Рембат - ремонтный батальон
  2.КаплЕй - (сленг ВМФ) - Капитан-лейтенант
  
  
  Дорогие читатели, пожалуйста, оставляйте отзывы о прочитанном.
   Спасибо. Автор.
  
  
  
  
  Дорогие читатели, пожалуйста, оставляйте отзывы о прочитанном.
   Спасибо. Автор.
  
  
  
   Глава 42 "Миссия в Штральзунде"
  
  штральзунд []
  
  
  Служба на Северном флоте для меня закончилась, но почему-то ни особой радости, ни печали я по этому поводу не испытывал. Видимо, это не было моим делом. Бизонов пожелал мне удачи и вручил бумагу с отменной характеристикой. Важная штука. Я отслужил на режимном объекте, и такая бумага откроет для меня возможность работать по своей штурманской специальности. Кроме того, отдел визирования флота непременно обратит внимание на большую красную единицу в правом верхнем углу моего личного дела. Эта единица укажет на моё членство в партии, а значит с открытием загранвизы и работой в дальних морях, проблем у меня не будет. Получалось, что за само начало своей штурманской карьеры я уже обязан быть благодарен замполиту Бизонову, а в конечном итоге нашему с ним общему куратору из большого дома. Таковы правила игры под названием Большая жизнь и, похоже, не мне их менять.
   Через год я закончил свою учёбу в мореходке и неблестяще, но всё же успешно прошёл выпускные экзамены. Мне предстояла годичная плавательная практика в качестве третьего штурмана и совместные с капитаном ходовые вахты на одном из промысловых судов мурманского рыбфлота. Направление я получил на новенький сейнер-траулер проекта Атлантик. Прежде чем пойти в первый промысловый рейс необходимо было, принять судно в ГДР, на верфи судостроительного городка Штральзунд. В командировку я отправился в составе экипажа из двадцати пяти человек. Нашей задачей, как выразился особист, инструктировавший нас перед выездом, миссией, было перегнать траулер из Балтийского моря в Мурманск. Вначале мы самолётом добрались до Москвы и уже из столицы на поезде отправились на Запад. На границе с Польшей, в Гродно, на стыковочном узле нам сменили вагоны для движения по более узкой, чем русская, европейской железнодорожной колее. Утро следующего дня мы встречали уже в столице ГДР, в восточном Берлине. Здесь прямо на вокзале нам поменяли наши родные советские рубли на марки ГДР с портретами бородатых вождей мирового пролетариата. Ограничение в сумме обмена для командированных и туристов было одинаковым и равнялось тридцати пяти целковым. Наши морячки немного повозмущались такой уравниловке и отправились, несмотря на утренние часы, дегустировать знаменитое немецкое пиво. Благо, до отправления поезда Берлин-Штральзунд оставалось ещё несколько часов.
   Мы посидели, попивая бутылочное баварское, пару часов в открытом кафе на Александр-плац. Недалеко от знаменитой телебашни, увенчанной круглым фонариком со шпилем. Кому-то из ребят захотелось добавить чего-нибудь покрепче и он, видимо вспомнив отечественное кино "про немцев", громко потребовал у официанта:
  - Дринкен айн шнапс мне битте!
   - Не нато орать хрень, парень! - отвечал подошедший пожилой официант почти по-русски - Зачем тебе шнапс? Ты что, рыжий Фриц из софетский фильм про фойна? Если хочешь фыпить, я принесу тебе нормальный водка.
  Я вспомнил к месту своего доброго друга боцмана Устиныча. Вот у кого точно не было бы языкового барьера с немцами.
  К вечеру, доставленные до места комфортабельной электричкой, мы были уже в Штральзунде. Наш пункт назначения оказался старинным, уютным городком на живописном балтийском побережье. Зарабатывал он судостроением и туризмом. К тому же славился, как популярный восточногерманский курорт. Близлежащий остров Рюген в летние месяцы всегда был полон отдыхающими. Оно и понятно. Пологими белыми песчаными пляжами с подаренными морем кусочками янтаря и духовитыми хвойными рощами он мало чем отличался от наших прибалтийских курортов.
  На борт СРТМ "Онега" мы поднялись уже поздней ночью. Утром начались рутинные хлопоты. Наш экипаж принимал судно у ремонтно-подменной команды. Заботой третьего штурмана (трёшника) были все штурманские, навигационные приборы, карты, инструменты, компАсы, а кроме того сигнальные и национальные флаги, ракетницы, переносные мегафоны и ещё много и много чего. Начал я с прежним трёшником Витькой плясать от секстанов морских навигационных, а к обеду добрались мы до немок разновозрастных обнажённых. Получилось это следующим образом. Витя Юсович, белобрысый симпатяга-бульбаш двадцати трёх лет от роду, прищурившись, что твой змей-искуситель на райской яблоне, осведомился:
  - А что, товарищ практикант, не пора ли нам от трудов праведных отдохновение вкусить. У нас ещё двое суток впереди для приёма-передачи штурманского имущества. Судовод судовода не обидит, мы же не барыги какие-то.
  Я издал бессильный вздох. Что сказать? Слаб человек. К тому же группа джентльменов, состоящая из шести отцов-командиров в составе двух капитанов, двух старпомов и двух вторых помощников с ночи заперлась в просторной капитанской каюте. Вероятно, с целью изучения перечня судового имущества. Отцы всю ночь работали с документами, периодически отдыхая от бумажной рутины с помощью нестройного хорового пения.
  - Я тебя свожу в одно такое местечко. Век вспоминать будешь - продолжал прикидываться райским змеем Витька - В Союзе такого днём с огнём не найдёшь. Толпа народу на пляже и все в чём мать родила. В переводе с немецкого это место свободного владения телом.
  Такое определение предполагает самые широкие толкования - подумал я, но вслух уточнил:
  - Это нудистский пляж что ли? Я слышал, такие кунштюки в Западной Европе богатый народ выкидывает. Вроде как с жиру бесится, острых ощущений ищет, но, чтобы в социалистической Германии, под носом у товарища Хонекера?!
  - Представь себе - подтвердил мои опасения Виктор - У них у немцев и у финнов со шведами даже бани-сауны общие. Мужики с бабами вместе моются, естественно не в вечерних платьях и фраках. Для них дело обычное и у мужиков по этому поводу никаких мужских реакций не происходит. Культурные нации, понимаешь. Ну что пойдём?! На людей посмотрим, себя покажем.
  - Плавки снимать не буду. Мне показывать нечего - заявил я со всей принципиальностью молодого партийца. Мой продвинутый коллега пожал плечами.
  - Так уж и нечего. Ты что в гареме подрабатывал. Дело твоё, но я бы не выделялся. Человек в трусах в таком месте, как на советском пляже человек без трусов. Скоро катер на Рюген пойдёт, так что собирайся.
  По пути к "месту свободного владения телом" я испытал самые разнообразные чувства. Меня почему-то бросало из жара в холод. Современному молодому человеку этого не понять. Советское воспитание, железный занавес, и что там хотите ещё? Слово секс для большинства населения Союза в те годы иначе, чем синоним откровенного разврата не воспринималось.
  Вход на нудистский пляж охранял большой щит с надписью freie Körperkultur - FKK , предупреждение о происходящей впереди оргии. Чуть дальше стояла будка с настоящим, живым полицейским в серой униформе. Полицейский, рыжий и длинноносый, заведовал шлагбаумом. Когда подъезжал очередной трабанд или подержанный оппель, страж порядка, сверкая лошадиной улыбкой, поднимал вручную этот самый полосатый шлагбаум, пропуская на территорию разврата очередную партию обнаженцев. Наше появление начальник голого пляжа приветствовал весьма своеобразно. Поднятие шлагбаума он сопроводил чем-то вроде пионерской речёвки:
  - Карашо, товарищ, гут! Захоти, не пойся тут!
  Чего именно должен захотеть товарищ Гут немец не пояснил, зато подбавил немного германского юмора. Полицай чётко, как на плацу, развернулся к флагштоку у будки с чёрно-жёлто-красным флагом, встал во фрунт и лихо, щёлкнув каблуками, отдал честь государственному знамени. Затем вновь повернулся к нам с Витькой и заржал застоявшимся жеребцом. Мы вежливо улыбнулись. Немец решил подбавить веселья. Для этой благой цели он с помощью губ и языка издал неприличный звук. Витька, чтобы как-то завершить этот дивертисмент, изобразил жизнерадостный смех клинического идиота. Я тоже нервно захихикал. Полицейского эта наша реакция вполне удовлетворила и мы, наконец, расстались с рыжим весельчаком.
   За полупустой автостоянкой открывалась небольшая хвойная роща и длинная белесая коса песчаного пляжа. День был будничным, и народа на пляже было немного. Витька мгновенно разоблачился и гордо зашагал по песку, в чём мать родила. Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру. Уши мои пылали огнём, коленки сводило мерзкой слабостью. Я вышел из положения так, забрал у голого Витюши его сумку с вещами и ремнём связал её со своей. Затем перекинул поклажу через плечо и одной частью багажа прикрыл беззащитный тыл, а другой защитил от нескромных взоров, сжавшееся от испуга, причинное место. Местечко для лежбища мы выбрали неподалёку от хвойной рощи. Здесь, кроме нас, расположилась пара немолодых и судя по лицам интеллигентных немцев, мужчина и женщина. Как я понял по ходу дела они, скорее всего, были коллегами, инженерами-кораблестроителями, на отдыхе продолжавшими обсуждать какие-то спорные технические проблемы. На наше появление они не отреагировали никак, поскольку увлечённо, буквально с пеной у рта, о чём-то спорили. Если вы до сих пор уверены, что немцы сдержанная и не слишком темпераментная нация, то позвольте вам возразить. Как правило, немца не просто раскачать, но уж если он вошёл во вкус спора, то тут только держись. Я старался не пялиться в их сторону, но происходящее невольно притягивало моё внимание. Любопытство побеждало, поэтому приходилось по-конски, до боли в глазах, коситься на соседей.
   Не очень старая, худощавая, лет около пятидесяти фрау горячо что-то доказывала своему полноватому и лысеющему, сверстнику-оппоненту. Между ними на песке были разложены какие-то наброски чертежей и схем. Фрау с красным лицом и выпученными от эмоций глазами, нет, не кричала, но пронзительно и сердито что-то шипела своему собеседнику, беспрерывно тыча при этом в разложенные на песке бумаги. Мужчина высоким, почти детским голосом пытался возражать ей. При этом он, отстаивая свою позицию, ударял себя в грудь пухлыми кулаками. Один раз он, о, ужас, даже выдрал из этой самой груди клок седых волосков, но не обратил на это внимания, и как ни в чём не бывало, продолжил дискуссию. Фрау периодически вскакивала во весь рост и нервно затягивалась сигаретой. Господин тоже вставал, продолжая что-то ей втолковывать. При этом он размахивал зажатым в руке чертежом и от избытка чувств подпрыгивал на месте, тряся своим освобождённым достоинством. Конечно, неприлично и некрасиво обсуждать за глаза людей, особенно женщин, но из песни слова ее выкинешь. Я, к сожалению, остаюсь и был тогда категорически не европейски воспитан, и поэтому с трудом сдерживался, чтобы не захихикать, косясь на эту деловую пару. Господин, видимо, утомившись, плюхнулся на песок, а фрау, не исчерпав боевого задора и, продолжая шипеть, наклонилась к его лицу и принялась махать перед его носом ухоженным, с красивым маникюром пальцем. Её далеко не пышные формы, при этом отвисли и покачивались в такт пальцу, на манер часовых маятников, видимо для усиления эффекта отрицания.
  Витька, тем временем, успел окунуться в прохладные волны балтийского моря. Мокрый, голый и загорелый он вернулся, держа в руках какую-то толстую тетрадь в коричневом, дерматиновом переплёте. Мой товарищ плюхнулся на полотенце и, пятная мокрыми пальцами листки, открыл её посередине.
  - Вот, кто-то обронил - пояснил он - а я гляжу на обложке русские буквы Г. Ш. Ну и поднял. Дай, думаю, полистаю, раз по-русски. Ты глянь, как тут этот Г. Ш. умничает - Витя, посмеиваясь, стал вслух зачитывать содержимое тетради:
  - Глядя на этот мир я не могу отделаться от впечатления, что сотворивший его Бог был подростком - или вот ещё - Не важно, кто кого сотворил. Человек Бога или Бог человека. В любом случае акт творения имел место - а вот вообще полный оверкиль - Для меня попытка литературного творчества не более чем средство самоспасения и если эта попытка окажется ещё кому-нибудь интересной, то и, слава Богу!
  - Ничего себе, какие космизмы на нудистском пляже - с удивлением отреагировал я на эти цитаты.
  - Уж скорее космологизмы - послышался позади нас молодой женский голос.
  Мы с Витей разом оглянулись. Неподалёку стояла и смотрела на нас симпатичная, стройная девушка лет двадцати. Барышня была весьма загорелой, и её короткая тёмная прическа очень шла ей. Я поймал себе на мимолётном сожалении, что незнакомка откровенно нарушает принятый в этом месте дресс-код, поскольку лёгкое летнее платье на ней было.
  - Тетрадочку верните, молодые люди - с лёгкой смешинкой в глазах попросила она - можете не вставать, я сама подойду.
  - Отчего же, отчего же? Зачем же вам утруждаться - игриво заявил Витюша. Бесстыдник встал во весь рост и, непринуждённо покачивая своим немалым мужским достоинством, отправился навстречу красотке - Позвольте представится - светски продолжил он, приблизившись - Моё имя Виктор, что, как известно, означает триумфатор, а ваше... Нет, не подсказывайте, сам вычислю. Вы хозяйка этого фолианта и ваши инициалы Г. Ш. Возможно Гелла Шахерезада. Нет? Тогда вы Глория Шаолинь. Опять не то?
  - Не трудитесь - прервала его девушка - Во всяком случае, я уж точно не Ева, поскольку одета в сарафан. Ещё четверть часа назад его на мне не было, возможно тогда ваш изысканный флирт в костюме Адама был бы более уместен. Позволите? - и она мягко, но решительно отобрала у слегка смущённого триумфатора свою тетрадь. После чего мило улыбнулась и, сделав прощальный жест изящной, смуглой рукой, пошла прочь. Нам с Витей осталось лишь смотреть ей вслед со слегка отвисшими челюстями. Впрочем, незнакомка, как будто сжалившись, на полпути обернулась и, продолжая улыбаться, крикнула в нашу сторону:
  - Всё гораздо прозаичнее, парни! Галя Шептицкая.
  
  
  
  1.Хонеккер - Эрик Хонеккер. С 1971 по 1989 годы генеральный секретарь ЦК СЕПГ (Социалистической Единой Партии Германии) ГДР
   2.FKK (freie Körperkultur) - Культура свободного тела в Германии. Клубы любителей спорта и отдыха без одежды. Существуют с начала XX-го века.
  3.Трабанд - марка микролитражных автомобилей. Стал одним из символов ГДР.
  4.Космизм (греч.) - организованный мир. Философское понятие, зародившееся в Древней Греции. Связано с представлением о космосе, как о противоположности хаосу. В религиозных системах является важнейшей частью теологии.
  5.Космологизм - специфическая черта греческой философии: стремление понять сущность природы, космоса и мира в целом.
  
  
  
  
  Дорогие читатели, пожалуйста, оставляйте отзывы о прочитанном.
   Спасибо. Автор.
  
  
   dd>   Глава 43 "Дранг нах Мурманск!"
  
  гдр []
  
  Неделя славного балтийского лета в Штральзунде пролетела незаметно. После необременительных трудов ходили мы загорать и купаться на пляж. Большинство наших моряков предпочитало обходиться без голой экзотики. К тому же рядом с судоверфью и портом было достаточно уютных мест с чистым песком и морем и главное знаменитыми немецкими гаштетами. Гаштеты это маленькие пивные ресторанчики. Они заманивают прохожих чудным ароматом запечённых на решётках жаровни толстых и сочных баварских свиных сарделек. Завлекают соблазнительным видом запотевших, наполненных янтарной жидкостью, пивных кружок увенчанных облачком лёгкой, духовитой пены. Такой благодати не видывали наши морячки в родном отечестве. Подобный пиво-сарделечный рай мог только приснится советскому мужичку. Правда, о таком сновидении не стоило бы ему распространяться, поскольку благодарные слушатели в лучшем случае подняли бы пивного фантаста на смех, а в худшем сочли бы его рассказ верным симптомом внезапно подкравшейся белочки. Тогда не миновать сновидцу визита на дом бригады крепких парней в белых халатах. Случались с нашими ребятами и кое-какие казусы. Всё из-за неизбежного несовпадения русских и немецких пивных обычаев. Однажды наша компания, решив выпить пивка под вяленую и копчёную рыбку, уютно расположилась за столиком одного из гаштетов. Заказали несколько кувшинов бочкового битбюргера. Приятно выпили, вкусно закусив вялеными ершами и сочными, сочащимися жиром кусками палтуса. В конце трапезы подошёл к нашему столику сам хозяин заведения и представил счёт. Сумма была значительно больше обычной. Вместо ответа на вопрос почему, немец распорядился внести в зал большое пластиковое ведро и принялся демонстративно швырять в него стеклянные пивные стаканы. Стаканы со звоном разбивались, а мы злились и чувствовали себя униженными оттого, что совершили какую-то непонятную нам ошибку. За стаканами в бой пошли и кувшины с тарелками.
  Мы рассчитались и с испорченным настроением вернулись на судно. Ребята из ремонтного экипажа на правах знатоков местных обычаев сначала посмеялись над нами, а после принялись объяснять, что немцы есть немцы и что русскому здорово, то немцу воняет. Фрицы, мол, совершенно уверены, что всегда следует пользоваться ножом и вилкой. Даже когда едят копчёную или, смех в зале, вяленую рыбу. Руками, мол, едят только невоспитанные варвары, а после лапают-хватают своими жирными, рыбно-вонючими варварскими руками кристально-чистые истинно-арийские стаканы и кувшины. После такого неандертальства, сколько не мой с мылом стеклянную посуду от рыбьего жира, лёгкий запах, мол, все равно останется. Такую посуду на стол чистоплотному немецкому клиенту ставить нельзя категорически. Эх, нам бы русским их немецкие заботы!
  За двое суток до отхода нашей "Онеги" в море, прежний подменный экипаж, включая моего коллегу Витюшу, уже сидел на чемоданах. Утром они отправлялись на вокзал. Их ждал знакомый жд-маршрут Штральзунд-Берлин-Москва, а затем самолёт до Мурманска. Я нёс штурманскую вахту, а судно получало топливо с пирса. Поэтому, приходилось постоянно выходить на палубу, проверяя топливные шланги и ход приёмки дизтоплива. Был уже вечер, когда я увидел, как к пирсу подкатило такси, и оттуда вышла девушка. Эта часть пирса находилась в тени судна, и разглядеть лицо незнакомки было не просто. Правда фигура её показалась мне смутно знакомой. Водитель не без труда достал из багажника два объемных чемодана и большую спортивную сумку. После чего попытался помочь барышне поднять по трапу на судно её нелёгкий багаж. Однако девица почему-то отказалась от его услуг и, рассчитавшись, отпустила таксиста. Она храбро подняла один из чемоданов и принялась карабкаться по трапу, таща тяжеленный чемодан, словно муравей непосильную ношу. Я, конечно же, бросился помогать ей. Спустился навстречу по сходням и протянул руку:
  - Разрешите, я помогу? - предложил я.
  Девушка, тяжело дыша, подняла на меня глаза, и я тут же узнал её. Ну конечно же, это она, незнакомка в сарафане с голого пляжа. Хотя почему незнакомка? Ведь, убегая от изысканного флирта голого триумфатора Виктора, она успела представиться. Её имени, да ещё с такой фамилией я забыть никак не мог. Галя, Галя Шептицкая.
  - Да уж, будьте любезны - согласилась она, смущённо улыбаясь - Я, кажется, слишком много на себя взяла.
  Я перехватил у неё чемодан и чуть не охнул от его тяжести.
  - Что у вас там такое? Белый песок Рюгена? На память о Штральзунде? - пошутил я со всей доступной мне неуклюжестью.
  - Нет. Всего лишь книги. Зато какие! Сокровищница знаний!Пойду с вами по морям в Мурманск и по пути понесу свет в широкие матросские массы - ответила Галя.
  Мы поднялись на борт, и я проводил Галю в салон-столовую экипажа. Там она прямо у порога столкнулась нос к носу с Витькой Юсовичем. Тот мгновенно сориентировался и, подхватив Галю под руку, потащил её к угловому диванчику. Дон Жуан из Могилёва собирался продолжить свой, прерванный неделю назад, нескромный флирт с симпатичной девчонкой. Его нисколько не смущало, что уже через несколько часов, в половине четвёртого утра он покинет борт Онеги, а вот Галя на этом самом борту останется.
   - И это совсем даже неплохо - подумал я. Затем с двумя матросами я перетащил с причала в столовую оставшуюся поклажу Галины. Похоже, книги были и там. Вскоре в салоне объявился капитан отъезжающего ремонтно-подменного экипажа Станислав Сергеевич Зюзин. Мастер Зюзя, за глаза называли его моряки. А как ещё прикажете называть русского кэпа с такой фамилией. Не Станиславским же? Промысловиком он был не плохим, но на берегу, как и большинство рыбаков, чересчур порой расслаблялся. Зюзя, по общему мнению, не жалел себя. Все три месяца, проведённых в Штральзунде он занимался укреплением советско-германской дружбы. Кэп не вылезал из Дома Фройндшафт в центре города, пропадая на приёмах и банкетах. Частенько по вечерам возвращался он на борт весьма утомлённым и в компании с какой-нибудь фрау или гражданочкой из советских. Три дня назад, находясь на ночной вахте, я стал невольным участником следующей эпопеи. К трапу подъехало такси, и из него вышла мощная, брунгильдистая немка лет сорока. Она принялась под мышки вытаскивать с заднего сиденья нашего разомлевшего мастера. Тот мычал, упирался, терял слюну, и вообще вёл себя не бонтонно. Я выскочил на причал, чтобы помочь доброй женщине доставить командира на судно. Тот в порыве благодарности рванулся ко мне и зажмурившись, вытянул губы в трубочку, видимо, для нежного поцелуя. Зюзю, волоком, буквально на руках понесли по коридорам в его каюту. Фрау в процессе переноски уставшего кавалера больно ушиблась локтем и выдала такую адскую смесь русского и немецкого фольклора, что активно руководившего перемещением шефа боцмана Кирилыча, от зависти и восхищения едва не хватил "Кондратий". Зюзя, разбуженный раскатами этого германо-славянского грома, на минуту очнулся:
  - Шлафен цузамен, Марточка! Шлафен цузамен, майн либен! - замурлыкал нежным котиком Станислав Сергеевич и ещё теснее прижался к пышному бюсту своей носильщицы.
  Немка оставалась в каюте капитана до утра и по свидетельству второго штурмана покинула борт Онеги усталая, но вполне довольная. Ну как, скажите, можно не уважать русских моряков после таких подвигов?!
  Между тем мастер Зюзя увидел девушку Галю и расплылся в улыбке.
  - Галочка, милочка моя! - радостно запел капитан - Какими судьбами? Что на моём борту делает очаровательная дщерь славного капитана Шептицкого? Я надеюсь, вы с нами завтра поедете? Цурюк, нах хаус Дранг нах Мурманск, так сказать.
  - Ой, Станислав Сергеевич, к сожалению, не получится с вами - отвечала девушка - У меня ведь работа есть на Онеге. Четыре десятиклассника в экипаже. Буду их к экзаменам по русскому, литературе и истории с географией готовить.
  - Ах да - покачал головой Станислав Сергеевич - вы ведь у нас морская училка. Программу всеобщего среднего образования среди морячков-неучей выполняете. Тяжкое это дело, когда на промысле вымотанных после вахты ребят учебники, вместо сна зубрить заставляют.
  Галина развела руками:
  - Моряков на берегу в класс не загонишь. А на судне, как говорят: "Куда ты денешься с подводной лодки?" Качество такого недобровольного образования, конечно, весьма среднее. Однако, лучше, чем ничего. Тем более учиться мы будем не во время промысла. А на переходе никто особо не устаёт. Головы у парней свежие и береговые соблазны отсутствуют.
  Морскую училку Галю по распоряжению капитана поселили в моей крохотной каюте третьего штурмана. Меня же отправили в пустующую двухместную. Благо, из-за сокращённого перегонного экипажа такая возможность имелась. Потом началась привычная судовая суета и с Галиной мы долго не общались. Уже в море, когда 'Онега', миновав неспокойные волны проливов Каттегат и Скагеррак, вышла из Балтийского моря в Северное, такая возможность мне, наконец, представилась. Девушку на крутой волне начало банально укачивать. Я, воспользовавшись, буквально, её слабостью взял на себя роль сиделки. Несколько дней, пока погода была штормовой, и Онегу изрядно подбрасывало на океанских волнах, я все свободное время проводил в бывшей своей каюте. Морская болезнь штука малоприятная и выматывает непривычных людей до желудочных спазмов и желчной рвоты. Зелёную, измученную, плохо пахнущую Галю я часами держал за руку. Всё же полезно иметь хорошо подвешенный язык.
   Я отвлекал бедную больную бесконечными флотскими байками и длинными, как швартовные тросы рассказами о своих реальных и мнимых приключениях. Вскоре Галя начала поправляться, можно сказать, оморячиваться. Она привела себя в порядок и приступила, к неудовольствию своих лихих ученичков, к своим служебным обязанностям. Как-то вечером, за несколько часов до моей ходовой вахты Галина остановила меня в пустом коридоре и шепнула мне на ухо:
  -Через десять минут на нашем месте!
  Нашим местом могла быть только моя-её каюта свиданий. Преисполненный самых смелых надежд и радужных предчувствий, с активно прыгающим сердцем я постучал в дверь.
  - Заходи - пригласили меня.
  Я немедленно вошёл. Предчувствия меня не обманули! Слава Творцу и его подмастерьям! Обнажённая, загорелая и прекрасная морская училка, сверкая смеющимися зелёными глазами, сделала шаг навстречу и положила мне на плечи свои лёгкие руки. Она прижалась ко мне твёрдыми и острыми, торчащими как боеголовки небольших, но грозных ракет грудями, и я ощутил, как её горячие соски обжигают моё тело даже через рубашку.
  - Должна же я отблагодарить за заботу своего верного врачевателя - прошептала Галя Шептицкая, а потом вдруг взяла и слегка прикусила мочку моего горящего уха. И всё закружилось...
  
  
  1. Шлафен цузамен, майн либен! - можно перевести с немецкого, как Спать вместе, моя дорогая!
   2. Цурюк, нах хаус! Дранг нах Мурманск! - Назад домой! Поход (Натиск) на Мурманск!
  3. Фройндшафт - Дружба (Неужели надо было переводить?)
  
  
  
  Дорогие читатели, пожалуйста, оставляйте отзывы о прочитанном.
   Спасибо. Автор.
  
  
  
   Глава 44 "Тромсё - forever"
  
  Тромсё []
  
  Всё-таки, любое судно, находящееся в рейсе, да и не в рейсе тоже, большая деревня. Сплетни о нас с Галей разлетелись по экипажу со скоростью звука. Вот тебе и моряки, настоящие мужчины на настоящей работе. Чесали языками не хуже каких-нибудь бабулек у подъезда. Хорошо, что переход скоро заканчивался, поскольку уже за пару дней после начала моего романа с зеленоглазой морской учительницей, меня дико достали сальные подмигивания, плоские шутки и прочие проявления банальной зависти. Пожалуй, в древней, морской примете - женщина на корабле к несчастью, была своя сермяжная правда. Особенно, если женщина молода и красива. И опять пошлость, хотя и правдивая. Галина, естественно, чувствовала эту ситуацию ещё острее. У девушки был сильный характер и когда она столкнулась с неприкрытым хамством со стороны одного матроса, между прочим, её ученика, то она без всяких слёз и дамских истерик быстро поставила зарвавшегося дурака на место. Да так, что он потом с видом побитого щенка, до самого прихода в Мурманск, буквально вилял хвостом перед ней, вымаливая прощение. В такой обстановке мы с Галей, естественно, не могли продолжать романтических отношений, да и я чувствовал себя неважно, поскольку не мог кидаться на всякого, кто позволял себе лишнее. Думаю, если бы я был более безрассуден и начистил пару физиономий, рискуя карьерой, мне было бы легче, хотя бы в смысле самоуважения.
   Капитан наш в рейсе приболел и даже из каюты выходил мало. Разве что поднимался на полчаса на мостик во время моих ходовых вахт. Наш переход в открытом море проходил спокойно и особых судоводительских усилий не требовал. Пару раз были проблемы с новыми дизелями в машинном отделении, и мы ненадолго ложились в дрейф. Однажды, в средне штормовую погоду, когда мы проходили норвежский мыс Норд-кап, самую северную точку Европы, старпом по общесудовой связи выдал следующее объявление:
  - Вниманию экипажа! На траверзе правого борта Норд-кап, а если кто хочет увидеть настоящих моряков, а не фуфло в зеркале, тот может посмотреть на них с левого борта.
   По левому борту, совсем недалеко от нас шла своим курсом небольшая парусно-моторная яхта со спущенными, принайтованными к фок и бизань-мачтам парусами. Её лёгкую, высоко подбрасывало на штормовой волне и поневоле становилось страшновато за тех, кто сейчас находился на её борту. Я, тем не менее, не столько восхитился удалью неизвестных мне яхтсменов, сколько почувствовал досаду и злость на нашего старпома.
  - Ну, зачем, спрашивается, на ровном месте оскорблять и унижать себя и собственный экипаж. Ну, чувствуешь ты себя по каким-то личным причинам фуфлом, так, пойди, и убейся о переборку. Коллеги то тут причём? Куда деваться от недоумков?
  В Мурманске Галина, покидая борт Онеги, оставила мне свой домашний телефон. Спускаясь по трапу, она обернулась, пожала плечами и как-то неловко, будто за что-то, извиняясь, улыбнулась.
   Мол, прости, что-то у нас не задалось...
  Я, как самый младший из штурманов и к тому же холостой, остался бдеть вахту в порту. Все мои коллеги отправились кто к семье, а кто по своим делам в город. Утром, когда я задремал на мостике, меня толкнул в бок вахтенный матрос.
  - Там на наш борт какой-то начальник поднялся - сообщил он - У трапа стоит, вахтенного штурмана требует.
  У трапа и в самом деле стоял представительный, чернявый мужчина. На вид ему было около сорока лет. Он был одет в чёрный китель с золотыми капитанскими шевронами на рукавах. На голове его красовалась лихо посаженная, примятая морская фуражка с форсистым, вышитым крабом. Моряк протянул мне руку и поздоровался крепким мужским рукопожатием.
  - Шептицкий Виктор Палыч - представился он - Новый капитан Онеги.
  Мне неожиданно стало весело. Похоже, семья Шептицких не оставляет меня своим вниманием. Ну что же, это добрый знак попасть под крыло бывалого и удачливого капитана.
  - Можешь, если тебе так удобнее, называть меня по имени отчеству - предложил Шептицкий - Товарищ капитан, это как-то уж слишком по-армейски звучит. Давай-ка, брат трёшник отпирай капитанскую каюту. Прежний мастер в больничку с печенью загремел, так ты его вещи собери. Надо потом жене его передать.
  Мы поднялись в капитанскую каюту. Виктор Палыч открыл сейф и занялся бумагами, а я сбором вещей прежнего кэпа.
  - Разрешите вопрос, Виктор Палыч - раздухорился я - Я правильно понимаю, что если вы на Онегу командиром назначены, то траулер скоро на дальний промысел, за кордон пойдёт?
  Шептицкий усмехнулся и кольнул меня взором знакомых тёмно-зелёных глаз.
  - А ведь я о тебе, молодец, наслышан. Ты у нас парень бывалый, своего не упустишь.
  Мне от этих его слов стало очень, почти до изжоги в желудке, не по себе. Неужели девушка Галя настолько откровенна с отцом? Вот и доверяй после этого женщинам!
  Признаюсь, растерялся я совершенно.
  - Мне Дураченко Владлен Георгиевич про ваши с боцманом кунштюки много чего порассказал - пояснил Шептицкий.
   У меня отлегло от сердца. Прости меня, Галочка.
  До утра мы с капитаном просидели в его каюте. Шептицкий сам был мастер потравить баланду и я, позднее, не раз был тому свидетелем. Но в ту ночь был в ударе ваш покорный слуга. Виктор Палыч с увлечением слушал мои правдивые байки о славном и отважном боцмане Брониславе Устиныче и его верном оруженосце юнге Паганеле. Трудно было бы найти столь благодарного и понимающего слушателя. Как приятно рассказчику, когда заразительно и искренне и главное к месту смеются над его удачными или не очень шутками или сочувственно молчат в нужных местах или вовремя проявляют любопытство.
  Через месяц новенький траулер Онега отправился в свой первый промысловый рейс. Гале Шептицкой я так и не позвонил. Не то чтобы не хотел её увидеть, напротив хотел и очень. Просто я чувствовал, что ничего у нас не получиться. Галя не страдала дамскими предрассудками и если бы захотела сама меня увидеть, то не задумываясь проявила бы инициативу. Честно говоря, я ждал этого весь месяц стоянки в Мурманске, но не дождался. Наверное, потому, что не судьба и ещё потому, что мы с ней во многом очень похожи.
  По пути Онега зашла в Норвегию, в ставший почти родным порт Тромсё. Здесь в течение нескольких дней правый борт траулера переоборудовали под дрифтерную линию.
  Разумеется, я помнил, что в этом городе "ещё есть адреса, по которым найду голоса" и я не преминул позвонить. Я надеялся услышать дорогой мне голос старика Кяхере, но ответил какой-то молодой человек и с вежливой печалью сообщил по-английски, что Юрий Карлович уже год, как не с нами. Пришлось сделать паузу, потому что моё горло на мгновение свела судорога. Я уточнил, на каком кладбище и где именно находится его могила и, купив по дороге цветы, отправился туда. Мне не пришлось плутать по кладбищу. Хотя Юрий Карлович был похоронен в самом дальнем его конце. Ноги, как будто сами привели меня в нужное место. Я подошёл к скромному серому обелиску с выгравированным крестом в виде высшего норвежского воинского ордена и положил к его подножию цветы. Затем достал из внутреннего кармана плаща плоскую фляжку водки и, сделав из неё добрый глоток, по русскому обычаю плеснул немного на траву у серого камня. Я сделал ещё глоток из стеклянной фляги и присел на врытую в землю низкую скамейку. Мне вспомнилось, как после отъезда Ленни, Юрий Карлович утешал лирикой Гумилёва моё бедное, разбитое, мальчишеское сердце:
  
  "Я придумал это, глядя на твои
  Косы - кольца огневеющей змеи,
  
  На твои зеленоватые глаза,
  Как персидская больная бирюза.
   Как персидская больная бирюза.
  
   Может быть, тот лес - душа твоя,
  Может быть, тот лес - любовь моя,
  
  Или, может быть, когда умрем,
  Мы в тот лес направимся вдвоем.
   Мы в тот лес с тобой направимся вдвоем..."
  - Влади?! - Я вздрогнул от неожиданного женского голоса за спиной. Весь внутренне сжавшись, больше всего на свете боясь ошибиться, я обернулся. Это была она - моя единственная и неповторимая норвежская принцесса. Ленни очень бледная и повзрослевшая смотрела на меня своими чудными, чуть раскосыми и всё ещё очень любимыми глазами.
  - Как ты узнала? - спросил я чуть слышно, внезапно севшим голосом.
  - Дед Урхо сказал мне, что ты пришёл к нему - ответила она вполне серьёзно, без намёка на улыбку.
  - Я не могу тебя забыть - сказал я
  - Я тебя тоже - ответила Ленни и уткнулась мокрой щекой в мою пахнущую водкой, солёную двухдневную щетину.
  
   Этот город не покидает меня. Тромсё - forever. Тромсё - навсегда.
  
  
   Конец книги.
  
  Дорогие читатели, пожалуйста, оставляйте отзывы о прочитанном.
   Спасибо. Автор.
  
  
  
  
  город Тромсё. Северная Норвегия.
  
  Тромсё 27 []
  
  Тромсё 8 []
  
  Тромсё 100 лет назад.
  
   Тромсё []
  
  Тромсё 1 []
  
  Тромсё 2 []
  
  Тромсё 3 []
  
  Тромсё 4 []
  
  Тромсё 5 []
  
  Тромсё 6 []
  
  Тромсё 7 []
  
  Тромсё 9 []
  
  Тромсё 10 []
  
  Тромсейский мост
  
  Тромсё 11 []
  
  Тромсё 12 []
  
  Тромсё 13 []
  
  Тромсё 14 []
  
  Тромсё 15 []
  
  Тромсё 16 []
  
  Тромсё 17 []
  
  Тромсё 18 []
  
  Тромсё 19 []
  
  Тромсё 20 []
  
  Арктический собор - лютеранская церковь в стиле модерн, построенная в 1965 году - в Арктический собор.
  
  Тромсё 21 []
  
  Тромсё 22 []
  
  Православная церковь в Тромсё
  
  Тромсё 23 []
  
   Арктический полярный музей.
  
  Полярный ботанический сад в Тромсё
  
  Тромсё 24 []
  
  Тромсё 25 []
  
    
  
  Эта чудесная закуска прекрасно пошла под норвежскую "линейную" водку - акевитт(linjeakevit), которую опять же по местной традиции мы запивали вкуснейшим варяжским пивом Pils.
  
  норв.закуски []
  
  норв.закуски 1 []
  
  норв.закуски 2 []
  
  норв.закуски 3 []
  
  норв.закуски 4 []
  
  норв.закуски 6 []
  
   иностранца собьет с ног - в прямом и переносном смысле - лишь один сорт - так называемый 'старый' сыр (gammel ost).
  
  
 Треска-кормилица;норв.закуски 9 []
  
  
  норв.закуски 10 []
  
  
  норв.закуски 11 []
  
  Норвежский лосось
  
  норв.закуски 12 []
  
  норв.закуски 7 []
  
  
  
  норв.закуски 14 []
  
  Памятник треске в Бергене
  
  Рыбный рынок в Бергене
  
  норв.закуски 16 []
  
  современный норвежский траулер
  
  норв.закуски 8 []
  
  норв.закуски 18 []
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"