|
|
||
36
Олег Гончаров должен подкорр.
"Миллионер"
В одном большом городе один человек ни с того, ни с сего получил наследство. В инвалюте. Ему бумага их Нюрколлегии пришла. Официальная. А он простым инженером на заводе служил. Аж полысел весь от трудов праведных и от безденежья лютого. И, конечно же, о намечающемся наследстве - ни сном, ни духом. В общем, удар с ним случился. Кратковременный. От счастья. Но прошел день, другой и тут пошло-поехало. Приходит он в ангельски блаженном состоянии духа к себе на службу, а его тут же, как бы между прочим, вызывают к директору. Ну, он, конечно, пиджачок свой дважды перелицованный одернул, заплату на кармане кулачком прикрыл и - вперед. Заходит в кабинет, а там народу! Партком, профком, администрация. Словом, полное собрание сочинений. Инженер наш аж опешил. И тут у двери на свободный стульчик присел. Только директор долго ему рассиживаться не дал, подбежал, цветя маковым цветом, со стульчика сдернул и ну обнимать и тискать, словно брата родного.
- Молодец, - говорит, - Колокольчиков. Ты хоть и не коммунист, но позицию выбрал правильную. Мы вот тут с профкомом посоветовались и решили выделить тебе путевку в Сочи, в тот санаторий, куда мы все ездим. Так что бери и езжай отдыхай. Орел ты наш.
- Я, наверное, чего-то не понимаю, товарищи? - Выскользнул из директорских объятий Колокольчиков. - Что это за позицию я такую выбрал? За которую такие путевки дают?
- Ну, как же? - Развел руками директор. - Ты ведь наследство получил?
- Получил...
- А что в Фонд Мира его передашь, говорил?
- Не-а, - испуганно мотнул головой инженер и присел на стульчик.
- А когда без памяти полдня на кушетке лежал? Я приезжал, сам слышал.
- Да мало ли чего в бреду ляпнешь! В здравом-то уме разве до такого додумаешься?
- Да ты что?! - Заорал директор и тоже присел. - Шутки шутить надумал? Мы тут, понимаешь, всю общественность на ноги подняли, фотографа из газеты вызвали, чтоб портрет твой на фоне развернутого знамени, так сказать... А ты вон куда?!
- А куда я, собственно? - Немного осмелев, выдавил из себя Колокольчиков. - Наследство я получил. Стало быть, мне и распоряжаться, а не общественности.
- Но ведь вы же советский человек?! - Заверещала со своего места профорг. - А советский человек - самый сознательный человек в мире!
- Ну, да, - на глазах хамел инженер, распрямив сутулую спину. - Вы что же, полагаете, что там все сплошь несознательные? Мне эти деньги и самому нужны! И, вообще, вы меня по какому вопросу вызывали, товарищ директор?
- А я вам не товарищ! - Прорычал тот и поплелся на свое место.
Присутствующие ядовито зашептались.
- Так вот, повторяю: Вы мне - не товарищ, гражданин Колокольчиков, - продолжал директор, эдаким Цезарем развалясь в кожаном кресле. - Более того, своим безответственным заявлением вы ставите под угрозу честь нашего коллектива, который, следуя вашему, как вы сейчас говорите, "бредовому" почину, взял на себя встречные обязательства в виде отработки двух внеплановых черных суббот в пользу Фонда Мира.
- Это возмутительно! - Вклинился парторг, звякая по привычке карандашиком по пустому, порыжевшему изнутри графину. - Мы ему путевку, понимаешь, а он на тебе!
- Я вас не просил, - вновь обретя нормальный голос обыкновенного миллионера, отрезал Колокольчиков. - Вот где у меня ваше засцатое Сочи! Мне с моими деньгами ниже Гавайских островов никак нельзя! Неприлично.
- Нет, вы слыхали? - Проскрипел замшелый ветеран, увешанный железками, словно коврик нумизмата-любителя. - Ему с его деньгами! В тридцать седьмом, молодой человек, таких, как вы, ставили к стенке без права переписки! Его деньги! Да на них пот и кровь тысяч американских пролетариев всех стран соединяйтесь! Долой хунту Пиночета и Мендельинский картель. Даешь мировую революцию! - Забился в патриотическом припадке ветеран, колокольно позванивая двумя десятками "Победитель социалистического соревнования". - Когда дедулю, поющего: "Смело мы в бой пойдем!" вперемешку с кусками из "Боже, царя храни", уволокли из кабинета и на плечи присутствующих упала ватная противная тишина, забилась башкой о стекло здоровенная зеленая муха, спешившая, по всей видимости, на ближайшую помойку, но, сдуру влетев в кабинет, нашпигованный классовой ненавистью к миру капитала, решила покончить жизнь самоубийством.
- А почему вы, гражданин Колокольчиков, не на рабочем месте? - Спросил, наконец, директор, выждав, пока муха закончит свое дело. - Ставлю вам прогул, - заулыбался он, радуясь своей находчивости, со всеми вытекающими из этого последствиями...
- Правильно, гнать его! - Хором загалдели сослуживцы.
- Это меня-то?! - Завизжал наш инженер, надув хилую грудь. - Да я сам уйду! Будь вы неладны! Ишь, как вас разобрало! Да получи вы каждый по наследству, небось, сидели бы смирно да писали кипятком от удовольствия. Лицемеры! А я уйду! В гробу я видел ваш зачуханный завод! Я теперь сам могу завод купить. Запросто. И секретарша, товарищ директор, у меня будет не чета вашей Зойке.
Секретарша Зойка при этих вот словах красиво так, без всякого сознания, падает в обморок, а наш инженер, горда неся опьяненную миллионами голову, аристократической, с примесью московского аскетизма, походкой, удаляется, вполне уместно для этого случая хлопнув дверью...
Вот, пожалуй, и все, не считая того, что спустя несколько дней приходит нашему Колокольчикову еще одна официальная бумага из Нюрколлегии. А в ней... Короче, опять с инженером удар, но теперь длительный. И не от счастья. А совсем наоборот, потому как ошибка там у них вышла. Тоже бывает. А Колокольчикову теперь ну прямо беда. Лежит бедный на кушетке, мается. Ведь все бы ему простил директор. Ну, буквально все. Но только не Зойку-секретаршу. Это уже как пить дать. Это для него святое...
12.07.1990г.
1
2
|