Изнуряющая привычная жара добивала северное полушарие уже не первый год, интервал между летом и зимой становился всё короче и лучшим временем для каникул стали месяцы с ноября до марта, а приемлемой дислокацией: Канада, Аляска и Скандинавия. Мировые центры силы благополучно похерили экологические и техногенные резолюции, отдав планету фатальной воле; руководители крупнейших стран давно перевалили 80-летний рубеж (медицина для особенных людей предоставила несколько лишних десятилетий доживания) и больше всего опасались любых резких перемен. Даже научные разработки несли всего лишь последний инерционный запал 90-х и нулевых лет - казалось мир затаился в инфернальном ожидании чуда.
А когда на что-то сильно надеешься, то обязательно получаешь: или разочарование, или, скорее всего, не то на что рассчитывал; и уж обязателен такой фактор как время, а он оказывается вне твоей воли, ведь прецедент внезапен именно тем, что он случается когда-то впервые.
И вот пришел тот самый день, который человечество ожидало многие годы: вначале - как сказку, потом - как божественное провидение, последние века - как аксиому вечности. 21 августа 2032 года это случилось: по своду неба на наклонной орбите появились несколько колоссальных многогранников, хорошо видимых обычным зрением (потом они представлялись в зависимости от места, а, иногда, и от наблюдателя по-разному). На первый взгляд они выглядели, словно рождественские елочные игрушки космического габарита нестабильного цвета, да и формы тоже. Они переливались многоцветьем такого рода, что человеческий глаз не способен был зафиксировать их летучую колористику, но постепенно поддавался фантасмагории красок, их совершенно непривычному сплетению знакомого и зыбко межеумочного, прибивающего людей к постоянному возврату к ним. Но это лишь абстрактное суждение. На самом деле мир наконец-то выскочил из обволакивающей сознание имманентной спячки и забился в пароксизме обратного свойства: вновь понадобились ученые и шарлатаны всех мастей и если ученые пытались, надувая щеки, всё объяснить техногенными причинами, то мошенники, безусловно, обеспечили такой широкий спектр идей и "абсолютно достоверных" предположений, что все увлеклись их разнообразными и часто веселящими трактовками; но и официальные структуры (с паузой, соответствующей их весу) откликнулись само-собою маловразумительными эканьями-меканьями. Хотя всё же отдельные представители ВПК ответствовали четко и жестко: в USA несколько боевых генералов и сенаторов объявили это происками России, в России, небезызвестный молодой соратник (всего лишь 70-ти лет) лидера, успешно разваливший всё к чему прикоснулся, но сохранивший и постоянно демонстрирующий верность идеалу, сообщил о безусловном и опасном проекте американцев; и только в Китае это не вызвало никаких громких заявлений, хотя статус первой державы мира давал им право на любые политические капризы. Прошла неделя, месяц, год - стабильность несообразности превратила сенсацию в фигуру местности, объект небесной топографии; подтянулись и ученые: параллельно друг другу Китай, США, совместно с европейским агентством по космическим исследованиям вычислили точку сопряжения всех инородных спутников (их было 14) - она оказалась на одном из астероидов X- группы - на Весте, малоизученном объекте с необычным составом ядра, усложняющим его анализ. Но структуру связи, взаимодействие объектов друг с другом и базой управления (большинство склонилось к данной версии) постичь было не дано; безумные попытки приблизиться к спутникам кончались постыдными неудачами и если до поры противодействие носило гуманный характер, то месяц тому назад один из шаттлов был настолько жестко возвращен на землю, что 4 члена экипажа оказались в отделении интенсивной хирургии, а один у паталогоанатома. В ООН (в этаком аппендиксе прошлого, где в последние десятилетия не случилось решить ни один дельный вопрос) неожиданно, скорее можно сказать - безысходно, создали подразделение по возможному контакту с "Чужими" и даже реально начали привлекать в него наиболее интересных и дерзких - по концепциям - граждан мира (тут было не до вычурных приличий). Из сонма густых иногда бредовых поллюций графоманов от науки всё же выделили несколько идей, в частности, - не обращать никакого внимания на эти объекты или наоборот передать им электронным путем всю информацию о Земле и людях без утайки. Но чем дольше состояние статус-кво сохранялось, тем реалистичнее становилась первая из этих идей: меньше внимания, обсуждения - спутники сами по себе, а жизнь параллельно, особо не менялась ни на общественном, ни на личном горизонте. Но когда подобные решения обсуждались - не учитывалось их вероятностное наполнение: как ранее замечено мировые институты власти носили декларативный характер и прекраснодушные планы бюрократии становились не правилом исполнения, а фигурой речи, к тому же маловразумительной. И поэтому все действовали сообразно провидению и брутальной воле государства; хотя за этими словами может быть и пассивная поза наблюдателя и стихийная (местами) реакция субъектов военной службы, неадекватных в своём рвении прибежать на станцию впереди локомотива. В одном из подразделений Сибири нашлись такие герои: они решили направить лазерный пучок на спутник в зоне их наблюдения... и ответка пришла мгновенно - в радиусе 150 метров от установки все люди отключились от нормальной жизнедеятельности кто на 10, кто на 20 суток (в зависимости от возраста и здоровья); все эти дни они находились в бессознательном состоянии, при очень хороших показателях компьютерной диагностики, так что предупреждение было мягкое, но конкретное.
После вчерашней попойки (на языке дипломатов - "party") моё состояние было стандартным, но я никогда!! не продлевал процесс похмельным синдромом. Как всё изменилось в последнее время: за внешней казуистикой этикета всегда присутствовала внутренняя, хорошо или плохо скрываемая, напряженность, где антагонизм межгосударственных связей настраивал отношения по определенному шаблону, и как теперь, благодаря этому космическому нестандартному вызову, всё пошло кувырком. И в этом проявилась своя прелесть, ведь отдаться стихии было невозможно в прежнем мире, а сейчас мы ввалились в период, обозначенный покойным отцом простой русской фразой, совершенно непередаваемой туземцам: "гуляй рванина". И мы рванули так, что все прежние защитные механизмы сорвались с петель чистого разума, а свою полу безумную песнь исполнили инстинкты тайги и дикого поля. Я отправил семью домой (вроде бы - для безопасности), а сам погрузился в мир порока и наслаждения. Моим проводником в стране отнюдь не божественной и не комедии стал Майкл, который тоже со своей стороны начхал на департамент, на ЦРУ и, имея гораздо больше информации, чем обычные потребители жвачки объяснил мне на раз, два, три где мы находимся (в ж...) и куда придем. Жуировать - так по полной; к этому несложному решению пришли одновременно. Мы сели на самолет и рванули во Францию; там Майкл огненно подвизался ещё в юные годы (не по возрасту, а по службе); и он пообещал мне уютные, безумные смычки с работницами кордебалета. Пока мы пересекали океан, изрядно погрузившись в виски, он рассказал мне о вчерашнем секретном докладе аналитиков и специалистов электронной разведки. Эти Спутники оказались такого технологического уровня, что мы не способны ухватить, хотя бы поверхностно их возможности и конечные цели; но Они почему-то допустили утечку информации посредством совершенно открытых криптографических сообщений, явно рассчитанных на нашу дешифровку. Наверху предположили - это недвусмысленное предупреждение; твои, конечно, тоже разобрались, заметил Майкл, но я решительно возразил, потому что не был посвящен в столь деликатные сферы, а плавал на поверхности, словно то самое "оно", которое не тонет. Он посмотрел на меня достаточно разочарованно, если не сказать больше, но после нескольких шотов Майкл вновь проникся теплом и взаимодоверием. И уже на подлете к Парижу он мне, с кривой усмешкой, сообщил, что эти задрипанные штуки ведут себя так же, как они - американцы вели себя последние 50 лет, и теперь он вполне понимает ощущение другой стороны - оно ущербное. Два месяца я уничтожил мельком: на ходу потерял где-то Майкла, разорвал всякую связь с посольством и даже с родными пообщался наспех, отбившись от вопросов и стенаний секретностью командировки. В последние дни разнообразные мысли закручивались в клубок неразрешимого противоречия, из которого хотелось побыстрее добраться до эпилога. Лишь поддерживала на плаву Катрин - беззаветная труженица кабаре Лидо, да и её сын 9-летний "гаврош", сообщающий слухи из подворотни, бросающие то в жар, то в холод. Подошел конец 2033 года, близилось Рождество и Новый год; каждый из праздников мне казался точкой или точнее сказать предвестником новой эры, возможно итоговой для всех нас. 30 декабря один из небесных объектов изменился: он после многомесячного состояния неопределенности (на наш взгляд) приобрел постоянный цвет - голубой и форму - плоского прямоугольника (типа монитора), на котором высветился гигантский вопросительный знак. В этот же день в ООН поступил документ с двумя вводными конструкциями разного назначения: в первой - доносилось для всех обитателей планеты звездной системы К127-0-643 о протоколе, требующем безусловного исполнения того, на кого падёт выбор, во второй - прилагался видеосюжет о какой-то планете, кстати, мало напоминающей Землю, где происходили странные события, отдаленно напоминающие прошлые земные войны, и конечный результат этой вакханалии, после которого вся та планета преображалась в нечто иное не только по составу особей, её населяющих, кстати, на человеческий взгляд бог знает каких, а и цвет её с бирюзово-желтого менялся на темно-бордовый, зловещий для людского восприятия. А на следующий день пришло предельно жесткое уведомление о немедленном и всеобщем ознакомлении с данным сообщением всех землян. В промежутке между первым и вторым посланием, неожиданно, реанимировался Майкл, сильно потрепанный и напоминающий Хэма перед самоубийством не только внешним видом, но и заявлениями в его стиле: "если ты решил бросить женщину, лучше её пристрели; на свете так много женщин, с которыми можно спать, и так мало женщин, с которыми можно разговаривать", и дальше всё на той же ноте. Но после дружеского распития очередной бутылки он нервно встрепенулся, позвонил в посольство и, не обращаясь ко мне, заказал два билета на ночной вылет (себе и мне). И только затем произнес:
- Ник (он сократил моё имя по приватной американской привычке), мы должны быть там, где решается история, да нет, какая к черту история - судьба планеты. Само собой я принял сей выбор, тем более, Париж вселенского угара мне порядком наскучил, прежде всего - своей классической и добровольной капитуляцией: он словно та "маха" подготовился стать в позу и широко расставить ноги. С тоскливым интересом заглянул на службу, и убедился - никто и не заметил моего отсутствия, как и многих других; вся прежняя система взаимоотношений кончилась, а хаоса не было только по одной причине - некому было в нем участвовать. Но зарплату (виртуально-значимую) за последние месяцы я не без удовольствия получил в посольском энакопе (бюрократия требовала личного присутствия в терминале - отпечатков пальцев). Майкл опять ушел и не вернулся, а я вдруг совсем неожиданно для себя затосковал по детям, по собакам, по коту и даже по жене, что стало для меня непонятно то ли приятной, то ли странной новостью: казалось бы, мир катится в преисподнюю, а во мне просыпается нечто давно похеренное этой гнусной работой. Однако будоражащие новости не дали мне время для ностальгии и сплина. С 12 дня по Лондону каждый час одна из этих космических субмарин начала посылать запрос-вопрос одному из произвольно выбранных людей; за 14 часов их будет 14 - неожиданных, нечаянных представителей человечества. Текст короток и предельно прост: "Назовите любое ничем неограниченное благо, которое необходимо Вашей планете для её вероятностного будущего". На ответ даётся примерно 15 минут (это рассчитали быстро уже на 2 персоне); на это время человек становится абсолютно изолирован от любых взаимодействий. Первым визионером оказалась женщина с острова Палау (тихоокеанского), администратор одного из отелей - ответ она дала уже на флажке - после предупреждающего зуммера:
- Необходимо всех людей на Земле обеспечить хорошим жизненным уровнем, для того чтобы никто не голодал и имел бы надлежащее медицинское обеспечение.
Через час под визор попал юноша из Буэнос-Айреса, то ли студент, то ли объявивший себя таким под влиянием момента. Его фраза была коротка и не конкретна:
- Всем молодым - начальный капитал.
Далее шли: рыбак из Порто, 73-летний ветеран армии из Австралии, живущий на отдаленной винодельческой ферме на юге страны, бездельник из столицы Кении, калифорнийский помощник режиссера, старшеклассница из Сибири (Красноярск). Их пожелания были вроде по тексту разные, а по сути единообразные - собственные личные мотивы выносились на планетный уровень. Первый пожелал, больше справедливости в раздаче квот, второй - ограниченной избирательной системы (по наличию капитала), третий - повышенного налога с богатых стран, четвертый - немедленного внедрения американской системы демократических ценностей во всем мире, а школьница из далекой Сибири попросила мира на вечные времена. Таким образом, уже половина избранных отметилась, кто с большей, кто с меньшей степенью удовлетворения, и дальше до двенадцатого персонажа, которым оказался владелец небольшого магазина главного курорта Египта - копт Закария, никаких особых прорывов не случилось. Но после слов безызвестного египтянина сеанс прекратился, через мгновение исчезли небесные странники, оставив после себя только одно сообщение: "Земляне, Вам будет дана ещё одна попытка - последняя!" Все, без преувеличения - все немедленно кинулись к этому человеку за разъяснениями, но после встречи Закарии с премьер-министром Египта и одним из самых известных "полит-просветителей" он пропал. Остались лишь его слова, ставшие определяющими для человечества. В последующей интерпретации оказалось, что сей копт попросил ВСЁ повторить сначала. Правда, этому не придали серьезного значения, но эта безмятежная пауза продлилась недолго. Через три дня большинство обсерваторий отметили необычное изменение обращения астероида Ивар от плоскости эклиптики, а ещё через два дня стало ясно - траектория полета этого восьмикилометрового снаряда имеет цель, и это Земля.
Удивительно, но эта новость прошла через меня как давно лелеемая данность, которую я не то чтобы ждал - нет, но я встретил её как освобождение от всех своих дремучих мыслей и тревог; звучит это странно, даже кощунственно, в настоящих обстоятельствах, но лихорадочное сгущение времени может кого-то привести к непременному срыву резьбы, а иных - к опустошительному распаду, и я двигался в этом направлении.
С каждым днем, с каждым часом информация об Иваре обновлялась: день Х сначала назначался на вторую декаду февраля, потом более точно - на 23; местом падения, то обозначался центральный Китай, то экваториальная часть Атлантического океана. Чем ближе становился астероид, тем больше понималась искусственная воля его движения, более того, виделась определенная закономерность в корректировках траектории и скорости. При множестве прогнозов и научных концепций едина была главная мысль, заполонившая всё пространство планеты - цивилизация погибнет, а что, кто и когда возродится на Земле, честно говоря, в какой-то момент перестало волновать. С азартным безумием высоколобые полемизировали о мире после опрокидывания: вариацией будущего возрождения то объявлялись изоподы (у пессимистов), то серебристые лангуры, но это лишь подчеркивало полную несостоятельность оракулов... За неделю до столкновения отметили резкое замедление скорости Ивара и точку падения - в ста (примерно) километрах к западу от Калифорнии; тут же просчитали объем испаряемой воды, первичное мощное повышение температуры, частично разрушенный озоновый слой и в качестве малозаметных деталей - 150 метровую приливную волну; но была и хорошая новость: из-за резкого снижения входящей скорости катастрофа предполагалась не столь апокалипсической, и жизнь восстанавливалась бы не с уровня липаресов, а, видимо, с простейших млекопитающих (как и случилось уже миллионы лет тому назад). Я отторгся от последней сиюминутности и единственным моим желанием стало встретить последний день в деревне моего детства; хотелось бы летом, но и в это зимнее время была очень зыбкая надежда поваляться в снегу, который всё реже случался в центральной России. Как мне удалось вернуться домой - это особая история (после определения точки падения астероида часть Америки кинулась на восток, желательно дальний - за океан); это была последняя лихорадочная попытка как-то действовать; конечно, эта надежда (фантомная) коснулась далеко не всех - многие, как и я, потянулись к родным очагам. Большое Покровское встретило меня по-свойски: бурным всеобщим пиром с непременными хождениями в ближний храм, в промежутках исконно-посконными речами и песнопениями, как правило, заканчивающимися плаксивыми разборками; но и самым главным - идеей фикс моего последнего наваждения - снегом, сначала мелким, тут же тающим, потом все более лохматым, пушистым, укрывающим всё вокруг белокипенным покровом, которым я насладился до конца.