Заздравные поцелуи, широко открытые глаза, восклицательные слова, разлетающиеся во всех направлениях, избыточно заполонили собою все помещения и даже пробились, прорвались наружу, так что опоздавшие ещё на подходе проникались лихорадочным, будоражащим духом, столь редким в обычной жизни, когда лишь немногие имеют право на проявление несдерживаемой природы в строго регламентированном пространстве, определяемом статусом пациента и его внутренними ограничителями. Взглянув сверху в зал, колеблющийся, словно легкий прибой в закатном море, сразу улавливаешь диспропорцию женского и мужского начала, особенно ярко проявляющуюся в цветовом спектре людского калейдоскопа, в котором редкие темно-серые точечки лишь подчеркивают сочные тропические мотивы, превращающие ночь в день, осеннюю хандру в бархатный знойный междусобойчик. Как обычно, привычно среди женского сообщества образовались небольшие группки - не по сложным интересам (какие там сложности, когда пришли отрываться), а по минувшему, и ещё по чему-то неуловимому, витающему в вечернем пространстве, и нежно распределяющемуся каждому по его доле счастья. А его величина чаще всего зависит не от твоей стартовой позиции, а от соотношения пропорций твоего личного Я в знаменателе с умелым созиданием разно видовых связей в числителе. Ясно в этом школьном примере только то, что Я - это почти святая позиция, словно лик на доске (можно поправить - нельзя кардинально перевернуть образ), а вот числитель - это и есть та данность, которая выводит тебя за границу очерченного социальным провидением места, туда, куда позволят забраться твои амбиции и возможности, тобой самим, самою сотворенные с жизнью.
Алена вроде бы исполнила все необходимое для внутреннего и внешнего удовлетворения (аспирантура, потом лаборатория при АН и, наконец, перспективная площадка в МИДе). Теперь она могла легко нести свое резюме, одновременно взмахивая им и стройными ножками как штандартами успеха; но задраенная на все пуговицы натура ждала истинного и полноценного изъявления, естественно, по высшему разряду. Однако, наши ожидания - наши проблемы, и далеко не всегда наши осуществления. Высокие требования касались по преимуществу мужского пола, хотя надо заметить, карнавальные отношения тоже не возбранялись, в частности, частые и козырные выезды за рубеж охотно взбадривали её природу сильными аберрациями спорадического секса, часто настолько не однолинейного, что на дистанции от - она прошедшие оргии числила по ведомству художественного преувеличения, как по количеству партнеров, так и по их атрибуциям. Но если вернуться к требованиям, то здесь все было тускло и пока не конкретно; хотя на самом деле Алена понимала и принимала обыкновенную догму жизни: династический брак состоится, родится один... два ребенка, затем будут общие выходы, разные пристрастия и любовные партнеры разнообразных форм и расцветок; в дальнейшем вполне ожидаемое разделение и легкое проживание в особенных местах. А здесь и сейчас ей было относительно хорошо, и интересовала её только одна константа мужского рода, скорее всего, отсутствующая. Она одела костюм Hermes из круизной коллекции Надеж Ване - подчеркнуто простой и нарочито скромный, понимая, что оценка качества вне пределов данной аудитории. Но ей хотелось чувствовать, ощущать себя в концепте внутреннего закрытого удовлетворения. Вот такова была единственная реальная причина подобного падения - опуститься, пусть спорадически вниз - это проникнуться сладостным чувством, настроением давнего детского прозрения: ведь уже тогда её все было предопределено и намечтано. Господи - какое убожество: придумали и надели эти псевдо венецианские маски, видимо из-за своих комплексов и плоской самооценки, им, скорее всего, стыдно открыть лицо; пусть возрадуются - ведь для большинства сегодняшний день - редкий праздник, в текучке скудной жизни.
И когда подошел один из распорядителей вечера и сообщил Алене о приглашении на казнь /он сказал, естественно, совсем другие слова (об ожидаемом, её приятном сюрпризе)/, она как-то лихо и безальтернативно поддалась сложному порыву и поднялась на второй этаж. Последующее - запечатлелось в памяти как гимн низовым инстинктам, как вывернутая инициация окончательного разрыва с прежними шаблонами, как сладчайшая боль, унесенная с собою в будущие времена, в пьесу совсем другого порядка с режиссером модернистом и исполнителями эпического театра отчуждения. Зато тот болезненно-искусительный восторг она взяла с собою, втайне пестовала, укрывала от других и все для того, чтобы ни в коем случае не делиться ни с кем тайной страдательного сопричастия, где жертва и палач навечно смыкаются в долгом протяженном эхе любви-ненависти.
- Вот мы и дождались нашу стерву, одну и без охраны. Ты же помнишь эту мерзкую картину: она и свита пацанов, смотрящих ей в рот, выполняющих наперегонки её команды.- Две женщины сидели за длинным столом, уже изрядно прореженным, но все ещё заставленным бутылками и регулярно, приподымая маски, потребляли полусладкое шампанское.- Как мне хорошо, даже злости поубавилось, Ириш, может хрен с ней, пусть живет в своем удовольствии; ей ведь кажется, что она попала в сказку и для других там места нет.- Какая ты добренькая, Наталья, забыла все и простила. А наша многолетняя мечта - вздрючить эту дрянь, хотя бы с опозданием проучить её; а теперь ты, по обычаю, после легкого принятия на грудь соловеешь матушка до розовых соплей. Нет уж, я не подписывалась на всепрощение,- Ирина, словно мельница, непрерывно машет руками, достает пачку сигарет и, хватая за руку, подругу выходит на курительный балкон.
Вот кого я не ожидала здесь увидеть - это Алену, она и в прежние времена посещала, что-либо подобное, исключительно ради проявления своей артистической натуры, но при обязательном присутствии свиты, позволяющей ей вычурно, надменно и безопасно демонстрировать свою особость. Сегодня она пришла одна - это странно, и мало соответствует прежнему нарративу, а в свете полного букета её антагонистов, уже достаточно упившихся, обещает нам, в частности мне, зрелище в стиле трагикомического бурлеска. Все-таки возможность, не одевая маску, быть незаметным, всех видеть, оставаясь инкогнито - это ли не счастье высшего откровения, тем паче не подаренного случаем, чье-то волей, а заработанного собственными активами. Не только работа, не только внутреннее реноме, но и всевозможные дополнительные бонусы прилетают тебе за, вообще-то, разовую медицинскую акцию по визуальной реновации. Но вернемся к нашим баранам. Уже не к одному, а группе и не баранов, а визгливых коз, к тому же изрядно напраздновавшихся халявной выпивкой; их я обнаружила на раз-два, правда их ряды сильно поредели: увидала только Ирину и вторую (забыла имя, но это не принципиально) даму - приятную во всех отношениях, главным образом обаятельную в проявлении агрессии. Таким образом, театр заполнен, ложи блещут, а я скромно во втором ряду ложи бенуара жду поднятия занавеса и выноса героев.
Все моё недовольство и жесткое отвращение к подобным мероприятиям улетучилось в тот момент, когда я поймал в окуляр театрального биноклика незабвенную нашу Олесю (видимо имя тоже стало новоприобретенным, как и внешность, хотя о телесной составляющей я ничего не знаю и готов поверить в её первозданность). Я знал о её жесткой, непреклонной приверженности системе Станиславского и том, что ради вхождения в образ она практиковала перевоплощения от блудницы до странницы. Здесь и сейчас место Олеси и её облик мало о чем говорили с точки зрения живого профессионального интереса. Но я сосредоточился и внимал происходящее с большим любопытством, пытаясь по манере действий, по неприметным мелочам проникнуться её намерениями и замыслами. И мой интерес через небольшое время начал утоляться: под определенным ракурсом, стал заметен интерес (теперь уже наш общий) к двум женщинам нервного поведения, затем я узрел мужичка, явно относящегося к одной из них и миролюбиво исполняющего наказы одной из дам, кстати, относительно спокойной и вполне довольной собою, в отличие от подруги, явно выискивающей себе субъекта для проявления своих, плохо скрываемых наступательных действий.
Бог ты мой! Неужели я вижу пажа-невидимку Михаила, впрочем, не сильно изменившегося и по-прежнему лелеющего свою особость в скорлупе самодостаточности. Но отличительной чертой (на мой взгляд) все же оказалась дислокация гостей вечера, тех, кого я в той или иной мере помнила. Часть из них отъединилась и пребывала, как я понимаю, в состоянии очарованного странника, где очарование относилось к себе любимому, а странниками они чувствовали себя по отношению к другим, не осененным благодатью визитерам. Что ж - это вполне привычная и соответствующая сегодняшней норме позиция; а на вопрос: "зачем пришли" - приходит легкий, бестрепетный ответ: "чтобы убедиться и насладиться". Но все же вернусь к нашему "барану" - Михаилу - вспомнилось его сухое, словно искусственный снег, ухаживание, которое сейчас на расстоянии видишь, словно под лупой; и с вершины лет (шутка) понимаешь ситуацию тех лет несколько цинично и отстраненно: просто его возраст, гормональный взлет и потребность быть как все управлялось не чувствами, а инстинктами. В любом случае мне приятны эти воспоминания - в общем-то, подзабытые за нормальной вереницей, проскользнувших в прозе жизни, лет. А не нарушить ли мне его безмятежный созерцательный мир, да и свой тоже. Конечно, да!
В момент сладчайшего упокоения души они появились - крайне ожиданные и поэтому встреченные её как панацея от хандры и скуки; Алена в каких-то закрытых тайниках намечтала эту встречу и явление двух амазонок с большим тортом её совсем не удивило - даже поощрило к теплой независимой улыбке, которая, как и ожидалось ею, завинтила их в штопор.
И в тот момент, когда Михаил созрел для кое-каких действий, они собственно и начались. Сначала раздался шум, напоминающий удачный прыжок в коровью лепешку, тут же прилетели визгливые, с матерком (так померещилось), возгласы и вдогонку, тем же голосом, наставительные фразы со странными аберрациями. В холле второго этажа перед открытой дверью на балкон он влетел в финальную сцену пьесы, напоминающей то ли современный фарс, то ли чаплинский гэг немого кино. Картина открылась замечательная: Алена, увенчанная кремовой розочкой на голове, с мелкими остатками торта на лице, на платье и с завершающей деталью - аппетитной вишенкой, прилипшей к её кремовой диадеме; рядом, словно актеры античного греческого театра, но без масок, стояли две дамы неопределенного возраста, расхристанного состояния, и вся эта мизансцена протекала в полной тишине. С большим трудом в одной из женщин он узнал Наталью (одноклассницу), вторая же, с легким налетом определенного национального порока никого ему не напомнила, но дополнила картинку милыми сакральными чертами. Помимо Михаила сцену мало-помалу заполняли и другие участники вечера, в основном те, кто каким-то боком имел отношение к нашим героиням. Следующим кадром влетел мужчина с вывороченными от гнева глазами - это оказался супруг Натальи, которого она моментально укоротила и отправила восвояси; дальше подтянулись особо внимательные к остроконечным ситуациям граждане. Но были и те, кому небезынтересен сам факт эволюции на частном примере; причем, поверьте, сие наблюдение касалось всех участников кремового изобилия, а не только двух хулиганистых бабенок. Однако пауза затянулась до такой степени, что весь новообретенный катарсис начал испаряться; но, слава богу, ситуацию окончательно добила активная подруга Натальи - она неожиданно зарыдала и, перемешивая слезы с иканием, стала рыться в сумочке. Этот миг и стал определяющим: женщины начали судорожно успокаивать всех, но прежде всего самих себя, мужчины, пятясь назад, постарались незаметно скрыться; и им это удалось; и, в конце концов, Михаил, оставшись в мужском одиночестве, стал действовать решительно. Коротко переговорив с Аленой, он стремительно вышел и столь же быстро вернулся с её длинным пальто, взял её за руку и куда-то повел; попутно он зачем-то прихватил стул. Он уверенно завел её в мужской туалет, подпер дверную ручку стулом и начал приводить Алену в порядок. - Ну и как на твой взгляд - я сильно изменилась?- С летучей полу улыбкой спросила Алена. - Ты видимо ждешь от меня дежурного комплимента, считай я тебе его сделал; ещё - смотрю на эту розочку с вишенкой - впечатление такое, словно ты её выставляешь, словно ценный наградной приз, который накладно нести, но жалко выбросить. И странной показалась твоя реакция: у меня сложилось впечатление, будто вся эта истероидная ситуация не только не вывела тебя из себя - наоборот, я вижу какой-то затаенный блеск в твоих глазах, говорящий больше, чем длинные путаные разъяснения обо всем и ни о чем конкретно.- В то время как он пытался за вереницей слов в большей степени спрятаться, чем успокоить Алену (в чем она совсем не нуждалась), сама она удаляла остатки праздничного макияжа: следы крема, крошек и других атрибутов сладкого изделия на ней практически не осталось; и перед завершающей сушкой волосы (наспех промытых) она лихо сняла своё платье и красивым трёх очковым броском послала его в мусорную корзину. - Хочется продолжить комплименты.- Опять включился Миша, но Алена отмахнулась от темы: небрежно дернув рукой в умозрительном направлении и проговорив быстро короткие фразы, похожие на команды:
- Давай заканчивать разговоры. Мы вообще-то в гальюне. Ты на машине? Хорошо. А то у меня пальто с вырезом до пупка - не зазорно, но холодно. Пошли.
Они проскочили угасающий вечер без остановок, лишь Илья периферических зрений ухватил небольшую группу свидетелей аттракциона, кучкующихся вокруг двух прекрасных дам, выглядящих напрасно обиженными. Около выхода Илья оставил Алену на попечение охранника и пошел на стоянку. Минут через 10 он подъехал с достаточно прогретым салоном и забрал её окончательно.
- Все-таки мы им испортили праздник; думаю, они лелеяли много лет неправильно понятый смысл библейского изречения "Мне отмщение, и Я воздам".
- Мне не хочется обсуждать их, тем более осуждать, возможно, это событие останется самым ярким для них на многие годы, если не на всю жизнь. Я лучше открою тебе свой маленький секрет. Однако эти слова, скорее всего выстраданные, Алена вообще не услышала и не оценила, хотя бы и притворно; казалось к ней вернулось, то меланхоличное состояние, в котором она пребывала до случившейся забавы, и она вновь начала пестовать в себе счастливую отчужденность. Но Михаил не обратил внимания (в нем вызрела иная потребность) на Аленины бдения и с прежним упорством продолжил свои обороты.
- Так вот, тогда ты, Алена, стала моей первой... Но она не дала ему высказаться, одновременно грубо и фривольно прикрыв его рот ладонью и закончив явку с повинной одной фразой:
- Будто ты сделал сейчас какое-то открытие - мне всё было понятно с первых твоих нервных движений, но я постаралась ничего не заметить и по возможности тебе помочь. И насколько я помню - у меня получилось. А теперь давай заканчивать с мемуарами, мы уже подъезжаем к дому, набей свой номер в айфон - я тебе как-нибудь наберу. Ноябрь - не единственный месяц, оканчивающийся на -брь-, но в нем, мне представляется, окончательно сходят на нет все лучики утерянного полугодового рая; я предполагаю, специально для того чтобы окончательно надломить нас в преддверии непонятно чего - ни зимы, ни лета. Под монотонный ритм дворников, под тоскливый перебор неприятных мыслей я сидел в грустной пустой машине и не испытывал никаких прогрессивных эмоций; единственно на что сподобился - выключил стеклоочистители и наблюдал, как печальные струйки дождя приканчивали этот вечер в пух и прах. Высидел я ровно столько, сколько понадобилось, чтобы во всем грядущем отыскать зацепки надежды, и пусть они где-то выглядели иллюзорными, но, тем не менее, я ухватился за них и вырвался из сплина; да и дождь, кстати, прекратился.