Дом построил мой прадед, своими руками, топором и пилой, и без единого гвоздя. Помогали два его сына. Старший потом в 42-м году пропал без вести под Ржевом, а младший - мой дед.
Дед рассказывал, как они строили. Говорил, что у прадеда будто чертеж был, как картинка в голове. Они с братом пытались с ним спорить, мол, не то что-то, не как у всех, не как у людей. А прадед ни в какую: как задумал, так и делал, и никак его сбить нельзя было. Никого не слушал. Один только раз проговорился, сказал: это не просто дом будет, мол, дом, да не только. Вы, мол, пока не понимаете, потому делайте, как говорю, и молчите.
Они еще стены не подняли, а народ уже со всех окрестных деревень стал приходить, смотреть. А когда крышей накрыли, так даже и из городов приезжать стали. И до сих пор приезжают, смотрят.
Что и говорить, дом необычный. Ничего похожего я в жизни не видел, нигде. С какой стороны на него ни посмотри, все в нем удивительно. Ни одной ровной стены нет, одна часть в другую переходит, как волнами переливается. Где одна стена заканчивается, где другая начинается - не поймешь. Где полукругом идет, потом вроде в плоскость переходит, а это и не плоскость, а широкая дуга, которая потом в очередной полукруглый завиток превращается. И все из дерева, из здоровенных бревен.
Странный он был человек, мой прадед. Мастер был от Бога, как говорится, и плотник, и столяр, и резчик. Дед говорил, про него слухи ходили, что будто-бы он слово какое знал: все, что он делал, как живое было, со своим характером, с душой. Я, когда маленький, был, все деда пытал, что за слово такое. А дед смеялся, говорил, мол, надо просто душу в дело вкладывать, и слов никаких не надо. Дед мой тоже мастер был не последний, но до прадеда ему далеко, он сам признавал. Говорил: 'Отец топором и пилой рисовал, как художники картины пишут. А если и было какое слово, то нам он его не сказал - не успел'. Сгинул мой прадед, так до конца и не достроив. Времена такие были.
Сыновья достраивали, там немного оставалось, так, отделка.
Душа у нашего дома есть, это точно. Он... Он цельный, что ли. Законченный, не убавить, ни прибавить. Как... Как гриб-боровик, как дуб на поляне. А на что похож... Тут уж у кого какое воображение.
Мне наш дом всегда напоминал рыбу, кита. Знаете, как его на картинках в сказках рисуют? Только наш кит еще и спину выгнул, и хвостом принакрылся.
Дед мой считал, что дом похож на кота, когда тот с клубком играет. Ну, это он из-за крыши. Крыша у нас такая, напоминает предлесок осенью. Это когда и кусты, и небольшие деревья, и уже настоящие лесные старожилы все вместе, рядом стоят, и каждая вершина своим цветом. Кусты - шатрами, полукругами, ели - пиками, березы - кудрями... "Ветроград многоцветный" - с самого детства фраза запомнилась, в память въелась. Прадед дом тканью накрыл, плотной, типа брезента, разными цветами крашенной. Правда, ткани там не то чтобы очень много, и не совсем она на крыше. И уж больно форма крыши странная.
Эх, ну как бы это объяснить-то... Вот младший мой считает, что весь дом похож на корабль. Такой, опять же, как в сказках, старинный. На ладью такую древнюю. Только она в земле тонет, на бок кренится. И паруса у нее все на один бок. Ну да младший мой воображением, видать, в прапрадеда пошел.
Нет, конечно, иногда такое случается, и до сих пор бывает. Вобьет себе хозяин в голову какую-нибудь блаж, упрется лбом и построит что-то такое, чего никто не видел. Только, как правило, это и выглядит жутко, и жить в таком чуде невозможно. Видел я такое, не раз и не два. А наш дом не такой, совсем не такой. Он сделан так, ну... ну как одежда разношенная.
Я же в нем вырос. И я, и отец мой, и вот теперь сыновья мои растут. И я его сверху до низу излазил, каждый закуток в нем знаю. Он же как живой! Куда не полезешь, на что ни обопрешься, дом тебе как будто плечо подставляет. Захочешь сесть, а тут тебе как раз удобный выступ. Захочешь на спине поваляться, на небо посмотреть, а вот тут тебе как раз удобная каморка под крышей. И так во всем.
Дед говорил, мать его здорово на отца ворчала, когда строили. А как построили, так и слышать не хотела, чтобы чего-то переделать. Говорила, что этот дом ее словно в теплую шаль закутывает.
Или вот бабушка моя, она инженером была, строителем. Они так с дедом и познакомились, через дом. Она когда училась, их из города возили дом этот смотреть, как пример народной архитектуры. Так вот она всегда говорила, что дом наш ей напоминает не то чертеж, не то проекцию, и что так вот из головы, на одном воображении построить - это надо дар божий иметь. Я как-то раз нашел у нее кучу рисунков, дом с разных сторон и ракурсов. Она тогда мне долго все рассказывала, разложила рисунки и объясняла. Да я тогда пацан был, слушал вполуха, помню только, как она сказала, что дом этот может и не совсем дом. Задумчиво так сказала, а я запомнил.
Народ, конечно, здорово удивлялся. Снаружи-то ладно, посмотрели и привыкли. А вот внутри... Внутри даже родня наша, когда в гости приезжают - ахают.
Даже я, хотя и вырос тут, и то удивляться не перестаю. Внизу-то комнаты как комнаты: удобные, большие, светлые. А вот чем выше, тем страннее и страннее. Вот есть такая комнатушка где-то в посередине от земли до крыши: двери огромные, в две створки, а комнатушка - одному не поместиться. И вместо стены у нее - крыша, ткань цветная. Когда ветер, так ее и колышит. Вроде и не пойми-зачем такое, а летом, когда жара, откроешь двери - и по всему дому прохладные ветерки гуляют.
Или вот еще, наоборот: дверца маленькая, входишь еле-еле, согнувшись, а там комната большая, крепкая, и окно чуть не во всю стену, а вид из него - ух! На лес, через поле, и на небо - очень-очень много неба! Прям как в облака выходишь. Младшего моего просто не выгонишь оттуда.
Отец мой тоже это место очень любит, правда, сейчас ему тяжело туда подниматься - возраст. Ему младший мой помогает, и они там днями пропадают вдвоем.
Жена подозревает, что они там стихи пишут, два дурака, старый да малый. Иногда слышно, как они там спорят громко, ругаются.
Или вот старший мой очень любит: идешь от больших комнат снизу, вверх по пандусу, по спирали, выходишь на широкое такое гульбище к торцевым башенкам - и тут в стене дверь. Маленькая, и порог у нее чуть не по колено. А за дверью огромная терраса, просто огромная! Ничем не крытая, просто как палуба на корабле, такая большая. И снаружи-то не угадаешь, что в таком доме такая большая ровная площадка есть.
Старший мой жить готов на этой террасе. Летом ставит там палатку и живет, и до зимы не загонишь. Иногда под вечер выйдешь туда, а тот валяется на краю, на удобном закруглении, и на небо смотрит, мечтает. Я, когда маленький был, тоже так лежать любил, лежать и на звезды смотреть.
И так у нас у каждого свое любимое место в этом доме есть. Жену с кухни не вытащишь, а дед, помню, днями пропадал в большой комнате чуть ли не в подвале. Говорил, что с этой комнаты они с строить начинали, тут же прадед все и придумывал. Там верстак его стоит, и даже кое-какие инструменты его остались. А над верстаком картинка висит, им рисованная. Страннная картинка: река белая, как из молока, а по берегам деревья разноцвеные, и птицы огненные по небу. Дед, когда совсем старый стал, там только и сидел, и все разговаривал громко, сам с собой. Это я хорошо помню: все Иван, да Иван. "Здоров, Иван, где пропадал, что поделывал?" - и все такое. Деда-то Федором звали, а Иван его брат старший. В 42-м году на него письмо пришло, мол, пропал без вести в боях подо Ржевом, и больше про него никто не слышал. Дед про него никогда не рассказывал, видно, никак смириться не мог, что брата нет. Мне про это бабушка рассказывала, и отец немного. Письмо я это видел, но уже потом, когда дед помер. Письмо, и куча фотографий: вот они на работе, вот дом строят, а вот на фронт уходят. Дед-то всю войну прошел, и в плену был, и Берлин брал, а Иван вот, почти сразу и сгинул. Фотографии теперь в той комнате висят. И прадед там, и прабабка моя, и Иван с Федором, и бабушка. И знаете что? Там всегда как-то хорошо, в этой комнате. Тепло, что ли. Спокойно.
А как ветер поднимается, так дом петь начинает. Стены поскрипывают, крыша гудит, хлопает. Мне в детстве иногда казалось, что в сильный ветер дом шевелиться начинает, потягивается. Ветра нет - он спит, а как ветер, так просыпается и ворочается.
Младший мой в такие моменты сразу бежит наверх, в свою любимую комнату. Я один раз видел его, мы с женой подошли тихонько, подсмотрели: стоит он у окна этого громадного, глаза горят, руками в подоконник вцепился, и покачивается, как на волнах. Я в смех, а жена меня оттуда чуть не силой утащила: "не мешай ребенку!"
И он теплый, дом-то. Помню, в детстве это меня не удивляло, я считал, что так и должно быть. А сейчас мне это удивительно: он теплый, всегда. И в мороз, и в ветер, в снег, и в дождь. К любой стене прислонись, а она теплая. Зимой, конечно, топить надо, зима все-таки! Но вот протопишь печку в комнатах, а тепло по всему дому, и везде по-разному. В кухне живое тепло, яркое, вкусное. В спальнях внизу тепло спокойное, ленивое, а в большой общей комнате - веселое и шумное, особенно когда сестра с племянницей в гости приезжает.
И вот он уже больше ста лет так стоит, дом наш. Конечно, всякое бывало за такое время. Прадеда раскулачить пытались, да только какой из него кулак! У него и хозяйства не было, кроме дома. Плотник да столяр, с того и жил. Отобрать пытались дом-то: то под сельсовет, то под санаторий. Дед это помнил, рассказывал. Прадеда тогда посадили, он в тюрьме от тифа и помер, не вернулся, а их выселять начали. Ходили, рассказывал, смотрели, пальцами у головы крутили, мол: "черте-че, жить тут нельзя, не дом - дрянь какая-то". Сломать хотели, а это уже из города не дали. "Выдающийся пример народного зодчества", вот как раз бабушка и защищала. Они на этом деле с дедом и поженились. Ну их и не выселили: дом-то содержать надо, а въезжать в него никто не захотел. Так мы тут и остались.
Потом отец мой по молодости все перестроить хотел, дед с бабкой не дали. Когда дед помер, мы с отцом хотели крышу перекрыть по-своему, так жена с матерью моей сговорились и просто насмерть встали: "оставьте все, как было". Сейчас только скажи про переделку, сразу оба младших вместе с дедом в глухую оборону уходят. Нет, конечно, ремонтируем помаленьку, то тут, то там. Как без этого. Но ничего не переделываем, все как было при прадеде, так и осталось.
И каждый раз, с каждым ремонтом я удивляюсь, какой человек мой прадед был, как он все продумал, каждый изгиб, каждый поворот! Простой мужик деревенский, ни образования, ничего, а как по чертежам строил, как будто научил кто-то. По всему видно, план у него был четкий, а вот какой именно... Не раз и не два мне казалось, что что-то в нашем доме есть такое, загадка какая-то. Что-то он тут спрятал, что-то простое и ясное, только увидеть надо, почувствовать - что. Спрятал, да сказать не успел, сгинул, пропал в тюрьме, а мы и не можем понять, вот чуть-чуть, да не можем. Говорили мы об этом и с отцом, и с дедом. Говорили-говорили, да так и не договорились.
...А вот однажды ветер был сильный на улице. И дом опять скрипел и вздыхал, и младший с отцом моим сидели в этой своей любимой комнатушке перед большим окном, старший с племянницей болтались на самом ветру на этой своей террасе. И тут младший, фантазер, на весь дом как закричит звонко: "Земля, прощай!"
И дом ожил, по настоящему ожил.
Страшно стены заскрипели, зашевелились, начали медленно поворачиваться, затряслось все, загудело, пол подниматься начал, двери большие наверху, в две створки, распахнулись разом и туда ветер ударил.
Крыша загудела, застонала, потом громко хлопнула - и надулись огромные разноцветные паруса, а стены сложились, свернулись в большую ладью, и она медленно, плавно поднялась в воздух и застыла в потоках ветра. И комната с большим окном стала рубкой, а младший мой оказался за штурвалом, а старший с племянницей на носу ладьи стоят и ветер им волосы треплет.
Мать с сестрой и женой моей на палубу выскочили, да только руками и всплеснули, да так и сели.
А младший серьезный такой, глаза горят, лицо светится, и командует:
- Эй, на баке не зевать! В добрый путь!
И поплыл наш дом вместе с облаками по синему небу...