***
Колокольчики, пружинки, флюгера
И по снам знакомые карнизы.
Ритмом давней музыки пронизан
Плеск часов о неизменное Вчера
***
Повторяющихся строчек ежечасность,
С тишиной звучащих в унисон,
И улыбки непричастность,
Как часов старинных звон.
***
Машины едут, каркают вороны,
В ночи лоснится вновь кругляш луны,
И ниточкой засохших шампиньонов
Плывут невыразительные сны.
***
Колко тиканье, проросшее сквозь стены.
Странной яви вымысел пустой,
Где по жёлтым закоулкам сновидений
Бродит дума лошадью слепой.
***
Я - мешок с названьем лестным,
Неразвязанный стою
И отчаянную песню
На два голоса пою.
И один - ржавее скважин
Неприпомненных дверей,
На две петельки прилажен
Для засохших глухарей.
-А другой высоко смеет
Бьётся в круге золотом
От бумажного от змея
Оторвавшимся хвостом.
И своё "мешку - мешково"
Неуверенно кляня,
Жду, когда под тьмы покровом
Вновь поднимется возня.
***
Сонно ворочается птичье счастье,
Нежно, гортанно и полно.
Струйкой вливают цикады участье
В сумерек мягкие волны.
Утлым судёнышком к берегу жмётся
Сердце моё осторожно.
Больше оно никогда не сорвётся
В хаос и тьму бездорожья!
Этот сентябрь - покровитель бессонных
Всюду означил пределы.
Около дома в просветах оконных
За ночь листва поредела.
В то лето
Пожирали луны солнца,
Пламенели, расплавлялись,
И стекало пламя капель
Океана посреди.
Пожирала рыба мясо,
Оплывала и лоснилась,
Одурев, с крючка валилась,
Ею пахли нестерпимо
И туманы, и дожди.
Я желала зла собаке,
Что щетинилась от ласки
И любила дохлых кошек
Мне к порогу подложить.
Никого я не жевала,
Я жила грибным отваром,
Телефонными звонками,
Калорийными стихами
И мечтала долго жить.
***
У этого неба так водится:
Застывшей босой Богородице
Расслабленно под ноги броситься
И фоном покаянным стать.
Нет риска для замысла высшего,
Но складкам бессильно повисшего
Плаща у созданья поникшего
Он любит движенье придать!
Л. Ш.
О сумрачных шаганьях за порог
Не накопив на сон воспоминаний,
В пространстве воплотившийся крючок,
Поёживаясь, грезит на диване.
Пригрев щекой болезненный пустяк,
Сопит Неискажённая Реальность.
У нас в щели живёт дверной сквозняк,
Вдувающий то утро, то случайность.
Из-под крана - струйка капель. На конце - фонтанчик брызг:
Осьминожек кверху ножками на ниточке повис.
Наполненье, лопотанье, переливы пузырей,
Донных искр трепетанье, отсвет северных морей.
Подольём из чашки бури, размешаем, подождём,
Может быть, мы спать пойдём, может быть, набедокурим.
Сами мыли, сами плыли, сами бурю развели,
Сами строили, топили, поднимали корабли.
Говорили - забывали, не с размаху, не со зла.
У накрытого стола от снегов потерь не ждали.
Капля каплю догоняла, капля каплю догнала.
Посуду мою каждый день без боя,
Бессменно над тарелками стою,
В фаянсово-зеркально-голубое
Свой облик несверкающий сую.
Посуда терпит и бумага тоже.
Терплю и я. Тиха моя печаль.
Она на чашку тонкую похожа,
В которой жёлтый след оставил чай.
Nightmare
У кобылы хромой замечательный запах,
Хвост до самой земли, и глазница пуста.
Чёрный зверь на кривых полусогнутых лапах
Скрёб когтями ей бок у речного куста.
Глаз печальный скосив на своё отраженье,
Лошадь телом вбирала охлажденье воды,
Охлажденье земли и немое скольженье
По живому теплу чужеродной среды.
Чёрный зверь, чёрный Сон, на кобылу взобравшись,
В темноту городов устремил её шаг.
Вся полночная чуткость, над дорогой собравшись,
Отдаёт в небеса: Тики-так, тик-так...