Голубев Лев Владимирович : другие произведения.

За что, Господи?

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Об этой истории я услышал четыре года назад и она потрясла меня до глубины души. Я даже не мог подумать, что случившееся не один десяток лет назад,во время Великой Отечественной войны, насилие, может проявиться в наши дни.

  
   ЗА ЧТО, ГОСПОДИ?
   (РОМАН)
   Оглавление. Часть первая. ПОЖАР стр. 3
  Часть вторая. РАССПЛАТА стр. 54 Часть третья. НАСЛЕДНИКи ПРОШЛОГО стр. 100
  
   Часть первая.
   ПОЖАР.
   ... Не прелюбодействуй.
   Не кради.
   Не желай жены
   ближнего твоего...
   (Пятая книга Моисея)
  
   Глава первая.
   КИРИЛЛ.
   ... Он сидел на лавочке перед крыльцом пятиэтажки в трусах и линялой майке, с незастёгнутыми сандалетами на голых ногах и курил сигарету. Тело обдувало предрассветным, шаловливым ветерком. Лавочка пропиталась ночной прохладой и приятно холодила зад. Сигаретный дым, как назойливый комар, пытался залезть в глаза, заставлял щуриться и отмахиваться от него рукой.
  По какому-то наитию, Кирилл приподнял голову и увидел, как первые лучи солнца, появившиеся над крышей соседнего дома, отразились "зайчиками" от огромных зеркальных стёкол, почему-то, закрытого, сегодня "SUPERSHOPa". Почему, "SHOP"?.. - подумал он, - ну скажите на милость, какой нормальный человек назовет обыкновенный продовольственный круглосуточный магазин "SHOPом"? Мы же в Казахстане живём! Причём здесь Америка, Англия?
   Хоть и болит у меня голова с похмелья, я всё же считаю, должен быть: "Дукен", "Азык-тулик" или "Коконис-жемис", то есть, всё на казахском языке или на моём, родном русском - решил про себя Кирилл. А то, что же получается... Предлагаешь девушке свидание и говоришь, - так, это знаете, культурненько, - сегодня погода плохая, дождик моросит, у тебя зонтика нет, а мне пока не на что купить, видишь ли, до получки ещё, как до Африки пешком - давай встретимся в семь ноль-ноль в SHOPe. А вдруг она не так поняла или у тебя дефект речи? Так недолго и по физиономии заработать и, подругу любезную навсегда потерять. О-хо-хо! Грехи наши тяжкие!
   Пешеходы и автобусы ещё спали. Не слышался железный скрежет бегающих, туда-сюда, трамваев. Голуби, по всей видимости, тоже спали. Во всяком случае, они не бродили по двору, выискивая, только им видимый корм. На деревьях, под мягким дуновением ветерка, пошевеливались то один, то сразу несколько ещё не успевших опасть по случаю осени, жёлтеньких листочков, а то, вдруг, как зашумит всё дерево, казалось, оно встряхивалось, снимая с себя остатки ночного сна. Хлопнула входная дверь и мимо Кирилла проскочил сосед, Максим, на ходу дожёвывая пирожок. Быстро поздоровавшись, он помчался на свой дежурный автобус.
   Весь город спал, набираясь сил перед новым трудовым днём.
   Никто и ничто не мешало Кириллу сидеть на лавочке и впитывать в себя, по капелькам, утреннюю прохладу. Она разливалась по всему телу, впитывалась в кровь и мозг, наполняла свежестью забитые сигаретным дымом лёгкие. Ах, как хо-ро-шо то, если бы не болела голова... Хорошо, что у нас с Нинкой первый этаж - еле переваливаясь, ворочалась в голове мысль. Как-то приятней, когда земля рядом - падать ближе, а если упадёшь - не так больно, - посмеялся он про себя.
  Голова разламывалась от боли. И если ею пошевелить, хоть чуть-чуть - где то внутри, глубоко-глубоко, возникал звон колоколов, а сама она готова была, так казалось Кириллу, разорваться как граната и разлететься на мелкие-мелкие кусочки. И, чтобы этого ненароком не случилось, Кирилл, на всякий случай, обхватил её ладонями.
   Во рту было горько от попавших табачных крошек дешёвой сигареты и никотина. Голова кружилась от выпитой вчера бутылки водки, да ещё с такой закуской - четверть буханки за-черствевшего хлеба и банка кильки в томате. Ну, скажите люди добрые, почему в магазине не продают кильку в масле, а только эту, как её, - кошачью радость? - подумал Кирилл и, перед его взором, откуда-то издалека, выплыла открытая банка с килькой. Килька в ней была вся золотистая, уложенная ровными плотными рядами и залитая, янтарного цвета, прованским маслом. Казалось, он, даже почувствовал его запах и ощутил на своих зубах упругость золотистых рыбок. От такого наваждения ему стало даже обидно, что это не настоящее, а в животе моментально заурчало от голода. "Эх, ма, была бы денег, тьма!" - пробормотал он и, даже попытался покачать головой.
   Мысли еле-еле, как-будто в жидком гудроне, продолжали тяжело ворочаться в болевшей с похмелья, голове. Господи!.. До какого состояния может довести себя человек, если даст слабину своей воле, чуточку расслабится да, к тому же, "раздавит" бутылку, считай без закуси... тогда всё - туши свечи, - как-бы, чуточку, пожалел себя Кирилл...
  Ёлки-палки! И надо было мне пить эту чёртову водку? Ну, расстроился! Ну, вышел из себя! Так что! Обязательно водка? - в который раз казнил себя Кирилл. Хотя - поначалу, конечно здорово помогает. Притупляются обиды, забываются разные жизненные неприятности... ну, вот взять, хотя бы, мою, вчерашнюю... Кирилл потёр лоб, чтобы легче было вспоминать...
   Нёс, вчера, к прилавку этой, сварливой карге, ящик помидоров... ну, споткнулся обо что то и, как в фильме... как же он называется?.. Пожалуй, не вспомню, даже... а, может быть, вспомню?.. Что-то там о бриллиантах... кажется, ещё, какой-то руке... Ага!.. Вспомнил! Как, говорили мы раньше, в детстве? - "Моряк с печки бряк, растянулся, как червяк". Нет, опять не то... ах, да!.. Вот теперь, точно, вспомнил! - "Бриллиантовая рука". Вот как он называется.
  Ты, только посмотри - оказывается, помню ещё. Не совсем разум растерял. Вот, молодец - солёный огурец!
  Ну, шлёпнулся вместе с помидорами на пол. Делов то... так Васька-буржуй коршуном на-летел, клекочет, - за весь ящик помидоров вычту?! А, почему, спрашивается, за весь ящик?.. Я, когда отсортировал, так там, килограммов пять-шесть целёхоньких осталось. Помыть - и весь базар. Вот живоглот! - "чтоб ему ни дна, ни покрышки!"
   А вот, когда примешь на грудь пару-другую стаканчиков, всё становится - о, кэй! Даже жена - о, кэй! Кажется, я Нинке так и брякнул, с пьяни... Вчера?.. Или позавчера?.. Чёрт! Опять забыл, что ли? Так она, нет, чтобы поблагодарить, высказалась, - "Пить надо меньше!"
  ... Конечно, у кого неприятностей не бывает? У всякого человека они есть. Даже у самого-самого крутого, а уж у мелких людишек (таких, как я, теперь) - вагон и маленькая тележка. Это точно!..
  Ох, Господи!.. Как голова-то болит... это, конечно, магазин виноват, решил он перефутболить вину с себя, на магазин. Почему допоздна работает? Не работал бы - я бы водки не купил. Не купил бы водки - не напился бы. Не напился бы - не болела бы голова... Да-а... философия. Так можно до чего угодно додуматься - проползла, гусеницей, мысль в голове. Нет!.. Так дело не пойдёт. Срочно, нужно бросать курить и, конечно же, столько - пить. Вот!.. Возьму и, прямо сейчас, брошу! - Что, в конце концов, не мужик я, что-ли?! - захорохорился он и, даже попытался выпрямить спину, но в голове, от предпринятого движения, тут же, что-то стрельнуло и он, охнув, вновь сгорбился...
  Посидев в такой позе какое-то время, Кирилл хотел было, поплевать на потухший окурок, но во рту было сухо, как в пустыне Сахара, так сухо, что нёбо и язык, казались двумя наждачными шкурками и, если ими потереть друг о друга, - подумал он, то раздастся скрежет трущихся друг о друга песчинок. И тут же, мысль, как-бы не желая покидать болевшую голову, нечаянно зацепилась за... Сахара, - это что же, в ней вместо песка сахар лежит и ветром туда-сюда перегоняется? - съёрничал он. Вот бы всех алкашей туда на исправление послать. Это ж надо - сколько самогону бы нагнали! Чем не прибыток государству. От такой мысли Кириллу стало так весело, что он даже попытался засмеяться, но смог только криво улыбнуться.
   Ну, мужик, ты даёшь! - сам себя похвалил Кирилл.
  ... А голову, всё-таки, здорово "ломит", со вздохом, подумал он. Может, попросить Нинку сходить за кефиром?.. Хотя нет, с такой болью в голове кефир не справится. Сейчас лучше бы пивка!.. Да-а!.. Не пойдёт ведь... зараза упё-ёр-тая... Сейчас, поди, без задних ног дрых-нет и, во сне видит, как от мужа-алкаша избавиться. Ей что, у неё голова с похмелья не болит. Непьющая! Ну, что за человек такой, неполноценный - даже пиво не употребляет... пойти, всё-таки, разбудить, что-ли?.. Или не стоит?.. И, Кирилл, хмуро задумался, вперив взгляд себе под ноги, а мысль, черепашьими шагами, всё двигалась и двигалась и конца её не было видно.
  ... Опять же, разбудишь её, на свою голову... Она, как всегда, в таких случаях, заведёт бодягу - "денег нет, хлеба нет, а ты, даже те, копейки несчастные, что на своём рынке зарабатываешь и те пропиваешь. - Посмотри на себя - во что превратился. Найди работу - нормальную. Вон, сосед Максим, шоферит - так и живут себе - обзавидуешься не то, что мы!"
   Тьфу! Достала. Хоть домой не появляйся. И денег в кармане... Кирилл полез было в карман за деньгами, но тут вспомнил, что сидит он на лавочке в трусах и майке и, что народ скоро начнёт просыпаться, а он, дипломированный инженер-механик... бывший начальник отдела...
   Так и не додумав мысль до конца, он, поддерживая разламывающуюся от боли голову рукой, медленно стал подниматься на крыльцо.
   Глава вторая.
   НИКОЛАЙ.
   Он всегда просыпается в одно, и тоже время, как будто в голове у него - будильник. Только он поднял веки, как в глаза брызнуло ранними, солнечными лучами - значит, день будет погожим и, по-осеннему, прохладным. Осторожно выбравшись из-под одеяла, чтобы не потревожить спавшую рядом жену, Николай подошёл к окну.
   Над деревьями и домами куполом застыло чистое, голубое небо, ещё не закрытое от глаз автомобильным смогом. Ярко светило солнце, чуть поднявшееся над проснувшимся городом. За окном, на деревьях копошились неугомонные воробьи. Они подняли такой гвалт, что своим щебетанием заглушили шум просыпавшегося города и только изредка, в редкие перерывы, можно было расслышать сигнал проезжающего автомобиля или стук каблучков спешащей по своим делам, женщины или девушки.
   Налюбовавшись на воробьиные скоки-перескоки и послушав их, казалось, сумбурное щебетание, Николай пошел в ванную. Пока он умывался и чистил зубы, в голову лезли разные приятные мысли. Настроение было отличное и, Николай, смотря на себя в зеркало, весело щурил глаза...
  А тут ещё, память подкинула ему вчерашний вечер, проведённый дома с женой, за бутылкой шампанского и приготовленного ею, прекрасно сервированного ужина. Где она только научилась этому? Наверное, у своей матери. В институте такого предмета, как правильно сервировать стол для мужа, нет. По своей учёбе помню. Это вам не институт благородных девиц, а, в общем-то, жаль, конечно. Могли бы ввести такой предмет, чай, не в каменном веке живём. За окном уж третье тысячелетие народилось.
  ... Потом у них была ночь любви. Ах, какая это была ночь!.. Всё-таки, у него прекрасная жена и он её очень любит. Света-светлячок!.. Повезло ему с ней! Надеюсь и ей со мной? Вообще - они прекрасная пара и смотрятся - дай бог каждому! Когда они входят в фойе театра или в зал ресторана: она - в вечернем платье, он - в элегантном костюме, Николай частенько ловил брошенные в их сторону, завистливые взгляды мужчин и, оценивающие - женщин. Да... они всегда обращали на себя внимание присутствующих.
  Уже завязывая галстук на белоснежной рубашке, - современная прачечная, это вам не то, что лет десять-пятнадцать назад - он услышал, как в спальне завозилась жена, По-видимому, она проснулась, когда Николай готовил себе завтрак.
  Он представил её себе, всю: проснувшуюся, на пахнущей фиалкой простыне, в неглиже, розовую после сна и тёплую... Возникшее, мгновенно, желание заставило замедлить движение рук, тело напряглось и, ему нестерпимо захотелось к ней. Захотелось вновь прижаться к её такому тёплому, такому нежному и такому желанному телу. Захотелось прикоснуться к её нежным губам поцелуем, а потом, целовать, целовать, целовать всю её. От представшей перед глазами картины, он даже застонал.
   Чёрт с ней, с работой! - мелькнула мысль. Обойдутся. И, на ходу срывая галстук, рубашку и брюки, разбрасывая их по пути, он ворвался в спальню...
  А она, как-будто почувствовала его желание, или какими-то, неведомыми ему волнами передалось его состояние, уже ждала его лёжа на спине с раскрытыми для объятий, руками.
  Её светло-розовое тело с тёмными вишенками сосков и тёмно-русым треугольником в низу живота, лежащее на светлой простыне постели, притянуло его, как магнитом... Их руки и ноги переплелись... они часто и прерывисто задышали, а потом, пришло то, что всегда приходит - из её уст он услышал стон, потом ещё один и ещё...
  - Тебе было хорошо со мной? - прошептал Николай, лёжа на боку и смотря в Светкины огромные зелёные глаза.
  - Да, - чуть слышно, в ответ, прошептала она и, повернувшись, прижалась к нему всем те-лом.
  - Ты любишь меня? - ещё тише спросил он.
  - Да. Очень-очень...
  В офисе Николай появился с опозданием часа на два. Встретив удивлённо-вопросительный взгляд секретарши Зиночки, он чуть покраснел. Что подумают сотрудники о своём шефе, никогда не опаздывавшем и строго наказывающем за опоздания?!
  - Зина! Принесите сводку поступлений от продажи проездных билетов, за прошлый месяц, - поздоровавшись, попросил он, проходя в свой кабинет и...
  - Николай Александрович! - Вас там ожидают. Давно! - перебила она. - Я не разрешала им заходить в ваш кабинет, но они не послушались.
  - Надеюсь, Зина, Вы им чаю предложили?
  - Да. Но они отказались, - почему-то шёпотом проинформировала его, Зина. Они какие-то... и, замолчала.
  - Хорошо, Зина, - я разберусь. - Пока ко мне никого не пускайте, и не забудьте принести сводку, - попозже, - уже открывая дверь в свой кабинет, добавил он.
  В мягких креслах, у журнального столика, сидели двое и, покуривая сигареты, о чём-то раз-говаривали. Увидев, вошедшего Николая, поднялись. В глаза бросилось: пепельница полна окурков и две, почти одинаковые кожаные папки с застёжками "молния", в руках у ожидавших его.
   В кабинете стоял сигаретный дым. Поздоровавшись, Николай прошёл к окну и открыл одну створку, при этом краем глаза заметил непроизвольное движение этих двоих в свою сторону, как-бы хотевших помешать ему подойти к окну.
  Сев за стол в своё кресло, он вопросительно посмотрел на этих, неизвестных и настороженных. Что-то в них ему не понравилось. Мгновенно не понравилось. То ли как они одеты, то ли, уж очень пристально-изучающие его, взгляды. Но, что-то не понравилось. Что-то здесь было не так!.. И это "что-то" начинало беспокоить его. Он не знал, чего можно ожидать от этих...
  Затянувшуюся паузу, пока они изучали друг друга, прервал тот, что поменьше ростом и плотнее. Одетый в тёмно-серый костюм и белую рубашку с расстегнутым воротом, из которого выглядывала мощная шея, он, всей своей фигурой, производил впечатление борца. Может, бывшего борца, но не потерявшего ещё своей физической формы. И пострижен он был как борец. Короткие, с небольшой проседью на висках волосы, обрамляли его крупную голову с непропорционально маленьким, срезанным подбородком.
  Интересное лицо, мелькнула мысль в голове. Судя по строению черепа - слабоволен, но... внешность бывает обманчивой... посмотрим...
  - Позвольте представиться, - произнёс "борец" с лёгким казахским акцентом и достал из внутреннего кармана пиджака какие-то красные корочки, похожие на удостоверение. - Старший следователь следственного отдела УВД, капитан полиции - Акишев Ерлан Абзалович, а это - старший лейтенант, Васильев Евгений Вячеславович, - показал он на стоявшего рядом с ним, - сухощавого брюнета, внимательно смотревшего на Николая, а вы - директор автобусного парка, Патин Николай Александрович?
  - Да. Я Патин. - Вы по какому вопросу ко мне?
  - Вы не могли бы предъявить нам удостоверение личности? - попросил борец. Затем, мы продолжим наш разговор, - дополнил он, провожая взглядом руку Николая, полезшего во внутренний карман пиджака.
  Изучив удостоверение, он как-бы нехотя вернул его и, отодвинув стул от стола для заседаний сел, положив перед собой папку. Второй, которого он представил старшим лейтенантом Васильевым, остался стоять, но чуть придвинулся к двери из кабинета.
  Наблюдая за странными действиями пришедших, Николай терялся в догадках. Что нужно полиции от него, директора автобусного парка средней величины? Какие нарушения допустили его сотрудники, вызвав интерес полиции?..
  - Скажите, где вы были, сегодня, примерно в пять-пять тридцать утра? - перебив ход его мыслей, поинтересовался капитан. - Хорошо подумайте, прежде, чем отвечать... хорошо подумайте, - повторил он, смотря Патину прямо в глаза. Казалось, он надеялся, таким образом, прочитать ответ прежде, чем успеет Николай ответить или что-либо придумать в ответ.
  
   Глава третья.
   КИРИЛЛ.
  Кое-как поднявшись на крыльцо, Кирилл, с трудом, поминутно хватаясь за голову и постанывая, открыл дверь в подъезд. Перешагнув порог, он тут же получил сильнейший удар под зад.
   - Твою мать! - падая на грязный пол, успел выматериться он.
   В голове, как-будто, что-то взорвалось, а в глазах, от адской простреливающей боли в голове, сначала появились огненные всполохи, а потом, потемнело. - Чёртовы работнички! - даже зашипел он от боли, а увидев свою окровавленную коленку, помянул, "не злым, тихим словом", всю родню до седьмого колена того, кто поставил такую, чудовищно тугую, пружину на входную дверь.
   Бедные старушки и старички! - проскользнула в голове неожиданно-жалостливая мысль. То-то их меньше стало на лавочке сидеть. Попробуй, справься, с такой бессердечной - дверью. "Не - дверь, а зверь!.." Красивая рифма у меня получилась! - похвалил себя Кирилл.
  Нет! Ну, надо же, как под зад поддала!.. Найду, кто поставил пружину - руки и ноги поотрываю. Он хотел улыбнуться от такой, пришедшей в голову, здравой мысли, но в голове в этот момент что-то стрельнуло и лицо перекосило от боли, превратив улыбку в болезненную гримасу. Вот, чёрт! - опять подумал он, - надо же, как поддаёт!..
  Нинка спала. Кирилл прошёл на кухню и, открыв холодильник, поискал, чего бы пожевать. Не найдя ничего, кроме пластиковой бутылки с подсолнечным маслом, буханки хлеба, пачки вермишели и сырой картошки, он сделал пару глотков прямо из горлышка бутылки с маслом...
   Мгновенная тошнота подступила к горлу и он, придерживаясь рукой за стену, поволокся в туалет. Его хорошо прополоскало. Кое-как отдышавшись, он напился воды из-под крана. Почему-то стало легче голове и язык начал ворочаться во рту. - Пойду, посплю немного, - решил Кирилл. Во сне не так жрать хочется, а Нинка встанет - чего-нибудь сообразит...
  Он проснулся от тряски. Казалось, его везут в телеге, по булыжной мостовой, а он лежит на голых досках. Огромные колёса, стуча по неровно мощёной улице, раскачивают телегу и бросают его из стороны в сторону. Потом пошёл дождь и чтобы спрятаться от него, он стал закрываться руками...
  - Ты встанешь когда-нибудь, чёртов алкоголик? - услышал Кирилл "любезный" голос своей жены. - Мне на работу пора и тебе - тоже...
  Так это не телега и не дождь - догадался Кирилл. Это "любящая жена" трясла его и поливала водой. - Ах, ты стерва! Змея подколодная! - наливаясь злобой и, всё больше ожесточаясь, ощерился он на жену. - Ну, я тебе!.. С трудом открыв глаза, первое, что он увидел - жена, стоящая с чайником в руке и катящиеся по её щекам, крупные слёзы.
   Что-то ухнуло у него в груди. Дышать стало тяжело, а сердце заныло, от непонятной жалости к ней и он окончательно проснулся. Кое-как сев в кровати, Кирилл виновато посмотрел на жену и жалобно попросил, - ты уж, Нина, не обижайся на меня, а! Я и сам себя казню за эти "пьянки-гулянки", но пока ничего не могу поделать с собой. Но постараюсь. Ей Богу, постараюсь. - Поверь мне, Нина!..
  - Кирилл, я не знаю, - сквозь слёзы проговорила она. Ты столько раз обещал мне, бросить пить, что я уже устала тебе верить...
  - А ты, всё-таки, поверь, ну, пожалуйста, поверь!
  - В последний раз, Кирилл... в последний раз! - и она вновь, заплакала.
  - Господи, Нина, радость моя, ну хочешь, я поклянусь?
  - Нет, Кирилл, - произнесла она с болью в голосе, а потом добавила, - ну, ладно... мне пора, я и так опаздываю на работу... ты, между прочим, тоже...
  Осторожно одеваясь, чтобы не очень трясти, всё ещё болевшую голову, Кирилл думал: о прожитых и потерянных впустую годах жизни, о своей жене - Нинке, отдавшей ему, неудачнику, свою любовь и молодость, о детях - выросших и давно ставших самостоятельными.
   Их любимица - Светка, даже замуж успела выйти, только-только закончив, Семипалатинский медицинский институт. Правда, с мужем её, Николаем, они ещё не успели познакомиться. Эх-х! Даже на свадьбу не смогли поехать. Он тогда в загуле был. Соображалка вообще не работала. А Борис - их младшенький - студент-третьекурсник в Москве. Учится в автодорожном. Пошёл по стопам отца. Наследник. Продолжатель рода Соколовых!..
  * * *
   Вначале всё было прекрасно. Он закончил строительно-дорожный институт в Усть-Каменогорске. Пригласили работать в автобусном парке. Работа нравилась. Переход от теории к практике не доставлял больших затруднений, тем более, что старшие, более опытные работники всячески помогали. Потом в его жизни появилась Нина.
  Познакомились они случайно. Он торопился на автобус, подошедший к остановке и, нечаянно толкнул стоявшую на остановке девушку. Она стала падать и он, подхватил её за талию, но так неаккуратно, что она, чёрт знает что, подумала про него и, мгновенно, влепила звонкую пощёчину. От неожиданности Кирилл разжал руки, а она, пытаясь не упасть и удержаться на ногах, всё-таки схватилась за него. Не удержав равновесия, оба грохнулись посредине остановки, на радость стоявшей здесь же, детворе. Автобус, конечно же, ушёл без них. Она опоздала на лекцию, а он на работу...
  Это были счастливейшие дни их жизни. Они встречались, чуть ли не ежедневно. Вечерами бегали в кафетерий на углу - пить кефир с булочкой, а потом бежали на танцы или просто гуляли по дорожкам парка, пугая своим появлением таких же влюблённых. И целовались!.. Они целовались везде: в парке на скамейке, в кинотеатре во время киносеанса и даже в автобусе... Им было так хорошо вместе!..
   У Кирилла на лице постоянно блуждала счастливая улыбка. Утром, бреясь перед зеркалом у себя в квартире и видя эту свою улыбку, он говорил, - ну, до чего же я глупо выгляжу! И старательно делал серьёзное лицо. Но оно, не подчиняясь, опять становилось счастливым-счастливым, глупым-глупым! Ах, какое это было время!..
  Забывшись, Кирилл стал совать правую ногу в уже занятую штанину и, потеряв равновесие, сверзился на пол, ударившись локтем и спиной. Зашипев от боли как змея, он стал подниматься, но запутавшаяся в штанине нога, не хотела помочь ему. Разозлившись, он, лёжа на спине, задрыгал в воздухе ногами, стараясь выдернуть запутавшуюся ногу и, громко, на чём свет стоит, ругаясь. - Хорошо, что никто не видит меня в таком смешном положении, - подумалось ему. Особенно, Нинка! - "Допился! - сказала бы она, - уже штаны самостоятельно одеть не можешь. - До чего ты дошёл, Кирилл! Посмотри на себя в зеркало! Мне стыдно за тебя!.."
  ... Штаны, наконец-то слезли и упали на пол бесформенной кучей, похожей на коровью лепёшку. Кирилл поднялся вначале на четвереньки и, уподобившись шимпанзе, медленно выпрямился. Разбитая утром коленка саднила. Подсохшие было ранки, вновь начали кровоточить. Медленно, покряхтывая, как семидесятилетний старик, он пошёл в ванную.
   Всё болело: голова болела, тело болело, как побитая тренировочная груша. Только он не знал - болеют груши после тренировок или нет? А ему, так хотелось верить, что болеют... вместе, за компанию, болеть легче.
   Глаза, от дневного света резало, как будто в них бросили горсть песка. Приду на работу - выпрошу у кого-нибудь опохмелиться - мечтал он, совершенно позабыв своё обещание Нине - больше не пить. Обувая старенькие, потрескавшиеся и, давно не чищеные сандалеты, Кирилл, как наяву, увидел в своих руках стакан с вожделенной жидкостью и даже почувствовал её запах... кадык сам собою задвигался и, Кирилл, непроизвольно сделал глоток.
  Ах, чёрт! Что же это я вытворяю - спохватился он. Я же Нине дал обещание больше не пить и, сокрушённо покачав головой, вышел, захлопнув за собой дверь квартиры.
  
   Глава четвёртая.
   Нина.
  Господи! Как я устала от этой беспросветной жизни, - думала Нина, сдавленная со всех сторон пассажирами автобуса. Ну, почему в моей судьбе всё так сложно. Только поманит счастьем и тут же - бац! Опять трудности жизни. С первым браком пролетела - ну, это бывает со многими: неопытность, влюблённость, желание иметь рядом поддержку на все случаи жизни... а, в результате? В результате - слёзы и незаслуженные оскорбления...
  Обведя взглядом окружающих, она не увидела ни одного знакомого лица. Да и немудрено. В их, ранее престижном жилом районе, не жили теперешние её сослуживцы. Аптека, в которой она уже несколько лет работала, находилась у чёрта на куличках. Добираться до неё - чистое мучение. На двух автобусах с пересадкой у рынка.
  ... Мысли медленно продвигались, по давно уже наезженной колее... Скоро нечего будет одеть на себя - думала она. Последние платья донашиваю, а сколько раз я их перелицовы-вала?.. Кирилл одет - как бомж, - продолжала катиться мысль. Последний свой, более-менее выглядевший костюм, он, паразит, кому то подарил. Говорит, - человеку на свадьбу сына одеть нечего. А сам? - А сам, в чём ходить будет, скажите, пожалуйста? Хоть бы, зарабатывал прилично. Получит на своём базаре копейки и, в тот же день, половину пропьёт... Эх-х, дожились! Кем был! А кем стал? Грузчик с высшим техническим образованием! Госпо-ди-и, подскажи!.. Как жить дальше?.. За что, Господи, ты наказуешь нас? За какие грехи?
  Горечь жизни жгла её израненное сердце. В последние годы она совсем стала падать духом.
  Ах, Кирилл, Кирилл - плакала она в душе, почему же ты, на поверку, оказался таким слабым? Почему так быстро сломался или, что тебя сломало?.. А казался таким сильным и надёжным. Что же с тобой случилось, Кирилл?..
  Столько лет прожили в счастье, мире и согласии. Вырастили и воспитали прекрасных детей. Я была полна тобой, Кирюша, полна твоей любовью и лаской. Я так тебя любила, Кирюша... нет, я так тебя люблю, Кирюша - поправила она себя. Сейчас бы жить и наслаждаться жизнью... а, ты?.. Ты всё изломал, Кирюша, всё искорёжил за каких-то пять-шесть лет...
   Господи, взмолилась она, помоги моему Кирюше выбраться из этой, засосавшей его трясины!.. Дай ему, Господи, силы вновь стать человеком. Подскажи, Господи, где мы так согрешили, что так жестоко наказуешь нас?!..
  Слёзы, постепенно накапливаясь, были готовы прорвать плотину и побежать рекой. Хорошо, что сейчас будет моя остановка, - подумала она, а то бы не выдержала, разревелась при всём "честном народе..."
  Войдя в дверь аптеки ровно в девять часов она, лицом к лицу, столкнулась с хозяином.
  - Вы опаздываете, Нина Владимировна! - попенял он ей, уступая дорогу и, демонстративно посмотрел на часы, висевшие на стене, у окна.
  - Извините, Жомарт Естаевич, - проходя мимо него, покаялась Нина. - Автобус по дороге сломался, - попыталась она объяснить. Вот я и ...
  - Мне не нужны Ваши оправдания! - ярился он. - Мне нужно, чтобы Вы в девять часов находились на своём рабочем месте и занимались клиентами. - Посмотрите, какая очередь выстроилась. - И, собрался, было, указующим жестом показать, как плохо она поступила, придя на работу с опозданием. Но, вовремя остановился, поняв свой промах... - Э-э, постарайтесь в будущем, вовремя приходить на работу, - сбавил он обороты...
   Возле витрины стоял одинокий покупатель и о чём - то мило беседовал с Люсей - молоденькой провизоршей, только в этом году окончившей медицинский колледж.
  - Я, постараюсь, Жомарт Естаевич! - пообещала Нина и прошла за перегородку.
  - Люсь! Чего это он такой? - прошептала она, украдкой посматривая на хозяина. - Как-будто не в себе! - Или что случилось тут без меня?
  - Налоговики приходили, - ответила Люська. Уйдёт Жомарт, - расскажу.
  Нина влезла в белый, похрустывающий от крахмала, халат и принялась за работу. Проверила журнал продаж за истёкшие сутки, наличие остатка денег в кассе. Открыв сейф, проверила по ведомости наличие лекарств запрещённых к продаже без рецепта. "Всё было в полном ажуре, - как говорит, в таких случаях, Люська - жизнерадостная, пышноволосая блондинка с голубыми глазами и талией, как у осы".
  С Людмилой Новиковой, или просто - Люсей, они работали "на доверии". За те несколько месяцев их совместной работы они, не смотря на большую разницу в возрасте, подружились и доверяли друг другу. Люська щебетала как воробышек, ни на минуту не умолкая. Делилась всеми своими девчачьими секретами и называла её Ниной, а не Ниной Павловной. Она чем - то была похожа на их с Кириллом дочь - Светлану. Такая же неугомонная, чистосердечная и красивая... только Светлана была не такая болтушка...
   Как она там, моя Светочка? - тревожась за дочь, подумала она. В прошлом письме написала, что вышла замуж и постарается с мужем приехать в гости, но когда не указала. Надо будет перезвонить ей по телефону, хотя, что узнаешь из сбивчивого разговора по междугороднему телефону? А, так хочется увидеть её, да и с зятем, вновь приобретённым, познакомиться. Узнать, что за человек?.. Какой характер и, как на жизнь смотрит?
  - Нина! Я побежала, - прощебетала Люська. - У меня сегодня свидание. Мы с Игорьком идём смотреть боевик. Пронеслась стрелой мимо хозяина, не забыв дурашливо "пропеть", - прощайте дорогой Жомарт Естаевич и за ней захлопнулась входная дверь. Только её и видели.
  На лице хозяина аптеки отразились обуревавшие им эмоции - от удивления, до растерянности, перешедшей в улыбку во весь рот, но увидев, что Нина смотрит в его сторону, тут- же перестроился в сплошную строгость и неприступность.
  - Нина Владимировна, нам необходимо поговорить о текущих делах, - строго произнёс он, подойдя к ней. - Новикова, вероятно, сообщила вам, что у нас была проверка сотрудниками налоговой инспекции?
  - Да, Жомарт Естаевич.
  - Вообще - то, серьёзных нарушений в нашей отчётности они не нашли. Надеюсь и, дальше так будет. - Вы добросовестный работник, Нина Владимировна и я вами доволен. - Собственно, какие могут быть нарушения у Вас, с вашим опытом работы в системе здравоохранения. - Насколько я помню - Вы работали начальником торгового отдела областного аптечного управления, да?..
  - Да.
  Что ему от меня надо? - думала она. Какую гадость он мне припас, подслащивая пилюлю? От него слова доброго не дождёшься, а тут распелся, соловьём.
  - И вы награждены знаком - заслуженный работник здравоохранения? - продолжил хозяин и взял её за руку.
  - Простите, какое это имеет значение в настоящее время? - спросила она и попыталась осторожно убрать руку. Ну, да! Но... с тех, приснопамятных дней, прошло никак не меньше семнадцати лет. И... Я не понимаю?..
  Она начала пугаться этого разговора, этого, как бы вежливого, но - допроса.
  - Сейчас всё поймёте. - Вы в курсе, что мы с партнёром, строим в центре большую аптеку?
  - Да. Я слышала об этом от вашей жены. Она, месяца два назад говорила, что... но, я, всё-таки, не понимаю...
  - Так вот! Строительство закончено. Через месяц мы открываем её и мы, то есть партнёр и я, предлагаем вам должность исполнительного директора, с подчинением Вам, остальных наших аптек.
  - ?!...
  - Об оплате, за Ваш труд, мы поговорим отдельно. Сейчас мне необходимо ваше принципиальное согласие и, после небольшой паузы, спросил, - так как?.. - Вы согласны принять наше предложение?.. - и вопросительно посмотрел ей в глаза.
  Такого поворота в их, многолетних отношениях, она не ожидала. Не ожидала, и всё! Этот сухарь, который вечно брюзжал, вечно был всем недоволен, которого боялись все, в том числе и она, предлагает ей стать чуть ли не партнёром в его бизнесе. Честно говоря - в первую минуту она растерялась и не могла сообразить, что ей ответить.
  Пауза затягивалась. Хозяин ждал конкретного, она это чувствовала, ответа на конкретно поставленный вопрос.
  - Нина Владимировна, вы что, отказываетесь? - чуть-чуть даже растерянно, спросил он.
  - Не-ет! - и медленно покачала головой. - Я... очень... растерялась! От... неожиданности. - Я... согласна!
  - Вот и чудненько! - сразу повеселел он и, продолжил, - поздравляю с новой должностью! - Надеюсь, у нас и в будущем будут такие же прекрасные отношения, - закончил он и с энтузиазмом потряс ей руку.
  Ага! - подумала она. С твоим-то характером!
  
   Глава пятая.
   НИКОЛАЙ.
   ... В пять утра я спал, как сурок - подумал про себя Николай, но вслух этого не произнёс. Нужно было, что-то отвечать. Вопрос задан и требует ответа... в молчанку с "этими" не по-играешь, - продолжала двигаться дальше мысль, - ишь, как смотрят! Ленин на буржуазию - так не смотрел. И всё же! Какого ответа они ждут? Знать бы, что произошло в это время. Как говорится, - "знал бы, где упадёшь, так соломки бы подстелил". Но он не знал. Не знал и всё!
   Всё-таки, что же произошло? Насколько, я понял, вопрос касается лично меня, а не кого-то другого. Надо отвечать, - пауза слишком затянулась. А то подумают, чёрт знает, что... - Но, что же всё-таки произошло? - продолжала метаться в его мозгу пугливая мысль...
   Николай был чист и безгрешен перед законом, как агнец божий перед закланием но, как все, или, почти все люди на земле в первые, мгновения встречи с блюстителями закона, он растерялся. Скорее всего, даже не растерялся, а испугался. Да! Просто, по-человечески, позорно испугался!
  - В пять утра... я находился дома... в своей постели. Спал! - ответил он, на заданный ему вопрос.
  - В котором часу вы вышли из дома? - Куда пошли? - не давая ему опомниться, поинтересовался старший лейтенант, - или куда поехали? На чём?
  - Вышел я (Николай посмотрел на свои наручные часы) приблизительно, в девять тридцать, сел в машину и ...
  - У вас что, машина во дворе стояла, а не в гараже? - тут же спросил "борец". - Почему?
  - Я часто оставляю машину возле дома. Сейчас не зима. - Мне так удобнее, - пояснил Николай.
  - Автомобиль, какой марки... модели у вас? - быстро спросил старший лейтенант. - Какого цвета? У входа в административное здание его нет! - добавил он и вопросительно посмотрел Николаю в глаза.
  - Он в автобусном боксе. Я сразу проехал туда. - У меня "Фольксваген Гольф" вишнёвого цвета.
  - С машиной всё ясно... - Поговорим, потом сходим, посмотрим...
  - Вы не обратили внимания, когда садились в машину - она стояла на том же месте, где Вы её оставляли? - посмотрев в глаза Николаю, задал новый вопрос, капитан. - Вы помните, где поставили машину? - Кстати! Когда Вы её поставили?
  Вопросы так и сыпались со скоростью пулемётной очереди. Николай не успевал ответить на первый вопрос, как тут же раздавался следующий. - Что же случилось? - вертелась у него в голове мысль. - Что случилось?!.. И это верчение мешало ему сосредоточиться...
  - Вы, всё-таки объясните, - почему такой повышенный интерес к моей машине? - господин...
  - Ерлан Абзалович. - Вы, можете называть меня - Ерлан Абзалович, - милостиво предложил капитан.
  - Так поясните мне, Ерлан Абзалович, - откуда у полиции такой интерес ко мне и моему автомобилю?
   - Я отвечу на ваш вопрос, когда мы осмотрим вашу машину. - Так, где вы её поставили?
   - Я же вам сказал. - В автобусном боксе.
  - Показывайте дорогу, - сказал капитан и поднялся из-за стола.
   Выходя из кабинета, Николай сказал Зине, что если его будут спрашивать по телефону - он в боксе и, сопровождаемый двумя полицейскими, направился к выходу...
  - Да!.. - обратился он к присутствующим почти у выхода из приёмной, - прошу извинить! Минут через пятнадцать я вернусь.
  Желающие попасть к нему на приём посетители удивлённо переглянулись между собой и недовольно заворчали. - Столько времени потеряно и, опять ждать. У каждого, здесь присутствующего, были свои срочные дела и заботы. Зина начала их успокаивать и даже предложила по стакану чая.
  Осматривающие автомобиль полицейские были серьёзны и, по поводу или без повода, так казалось Николаю, задавали вопросы и требовали на них обстоятельного ответа.
   Каждая, замеченная царапина, привлекала их внимание. Особенно их заинтересовала небольшая вмятина на облицовке радиатора и правом крыле. Удивлённо заморгал глазами и Николай. Этих вмятин раньше не было. Во всяком случае, он совершенно не помнил, чтобы они были вчера. Да нет! - пытался вспомнить он, их же вчера... точно - не было! Я же вчера фары протирал, - заволновался он. И тут же последовал вопрос от бдительных полицейских: - а это откуда? - показал пальцем старший лейтенант на вмятины.
  - ?! - Не знаю.
  - Где и когда вы помяли облицовку?
  - Я... я, не знаю! - выдавил из себя Николай... - Вчера вечером вмятин, вроде бы, не было. - Послушайте! Может кто-то из моих водителей сегодня задел. Я разберусь. Но он знал! Он точно знал, что его водители это сделать не могли. Он их хорошо знал, своих водителей, - опытных, дисциплинированных. Лучших, из - лучших.
   Он выбирал их вместе с начальником отдела по безопасности дорожного движения и начальником отдела кадров. Выбирал по крупицам из всех приходящих к ним устраиваться. Значит!.. Что это значит - он уже предвидел. Ничего хорошего для него лично и для Светланы. Для них обоих! Капитан и старший лейтенант были угрозой их благополучию, их счастливой жизни - всему!..
  - Я вынужден Вас задержать до выяснения обстоятельств, - капитан говорил отрывисто, тихо и зло, широкие скулы его покраснели, а глаза, то упрямо вонзались в Патина, то сползали вниз, как у школьника, - застуканного со шпаргалкой на экзамене...
  - Понятно, - кивнул Николай, а если я, всё-таки ни в чём не виноват? А про себя, с горе-чью, подумал, как быстро меняется отношение к человеку со стороны полицейских. Ещё не-известно, виновен человек или нет, а на нём уже клеймо преступника... так не должно быть. Это неправильно!.. В конце-концов, это несправедливо! - кричало всё у него внутри.
  ... - Вы проедете с нами в отделение полиции. Автомобиль мы тоже забираем, - продолжил капитан...
  - Вы, что, наденете на меня наручники?.. - уже начиная злиться, поинтересовался Патин. И... В чём Вы меня обвиняете? Что такого я мог натворить лёжа у себя в постели?
  - Я почти твёрдо уверен, - капитан посмотрел на "Фольксваген", что этот автомобиль сегодня утром совершил наезд на человека со смертельным исходом.
  У Николая всё оборвалось внутри и поплыло перед глазами. Такого и в страшном сне не придумаешь!.. Бедная Светланка! - подумал он. Какой удар!..
  
   Глава шестая.
   СВЕТЛАНА.
   Светлана, напевая незамысловатый мотив, из какого то, почти забытого телевизионного фильма, выбирала, что одеть на работу. Настроение было прекрасное. А, вспомнив, её с Николаем, утреннюю джигитовку в постели, она даже немножечко зарделась от смущения. Хотя смущаться было не перед кем. Дома она была одна-одинёшенька.
  Ярко светило, по-осеннему, прохладное солнце и, проникая через тщательно вымытые окна, отражалось от натёртого паркета. Воробьи, всё утро возившиеся и чирикавшие во дворе, куда-то, улетели, по своим, только им известным, птичьим делам. Выглянув в окно, Светлана увидела знакомую, так нравившуюся ей, картину - за окном их дома, метрах в четырёхстах, возвышались купола православной церкви и её маковки с позолоченными крестами блестели на солнце.
   Ей нравилось, когда, в церковные праздники, оттуда раздавался мелодичный перезвон колоколов и тогда, на душе её, становилось радостно и светло.
   За окном, чуть слышно, шумел город. Город, в котором она провела шесть с половиной незабываемых лет. Пять с половиной лет студенчества и чуть больше года практики в городской больнице.
   Она, Светлана Патина, в девичестве - Соколова, любила этот не очень большой, но насыщенный студентами, город. Город - стоящий на обоих берегах реки Иртыш, город - где она встретила свою первую, всеобъемлющую и такую сладкую, любовь.
  Светлана, стоя нагишом, потянулась, до хруста в косточках, до сладкой боли в мышцах и громко засмеялась от счастья и любви.
  Взглянув на часы, она, прихватив трусики и халат, валявшиеся на кресле, босиком, шмыгнула в ванную. Светлана очень любила понежиться в горячей воде с пеной до подбородка и чтобы воздух в ванной комнате и вода пахли хвоей. Тогда, погрузившись в воду и закрыв глаза, она представляла, что находится в лесу, а вокруг только ёлки и сосны. Воздух напоен хвойным ароматом. Она идёт по тропинке усыпанной хвоей, и хвоя мягко пружинит под ногами. Между ветвями пробиваются лучи солнца, чередуясь на стволах деревьев и земле светлыми и тёмными пятнами. Вокруг неё только это великолепие и первозданная, никем не нарушаемая, тишина...
  Набрав воды в ванную и плеснув хвойного экстракта, Светлана забралась в горячую, пахучую, зелёного цвета воду и блаженно вздохнула. Затем, взбив пену, полежала, расслабившись, несколько минут. Она даже, кажется, задремала и в этой полудрёме, как в замедленном кино, стала прокручиваться вся её прошлая жизнь.
  Родилась она в Усть-Каменогорске, тоже стоящем на Иртыше. В городе с развитой промышленностью, с день и ночь извергающими дым, трубами. В городе, хоть и небольшом, но каком-то, домашнем и уютном, где с утра и до поздней ночи, весело перезваниваются трамваи и было много, построенных в старину, зданий. Когда она родилась, её отец - Соколов Кирилл Владимирович работал заместителем генерального директора в крупном объединении, а мать - Нина Владимировна, в областном аптечном управлении.
   Через три года родители подарили ей брата - Борю. Жили дружно, помогая друг другу, не только советом. В их семье процветала любовь родителей к детям и детей к родителям. Не в каждой семье встречаются такие тёплые отношения и взаимоподдержка. Вся семья дорожила этим и всячески старалась сохранить их.
  Светлана или, как звали её в семье - Светлячок, росла жизнерадостным и в меру шаловливым ребёнком. Сколько себя она помнит, - её ни разу не наказали родители. Считалось - она достаточно благоразумна, чтобы не наделать глупостей. И она старалась!.. Старалась оправдать доверие родителей.
   Пришло время начать учится в школе. И вот она первоклассница. Она помнит этот, свой первый день в школе номер двадцать девять. Их рассадили парами - мальчишки с девчонками и, на первом же уроке они с соседом разодрались. Разодрались из-за сущей безделицы. Он взял у неё без разрешения карандаш. Как же его звали?.. То ли Саша, - то ли Серёжа. Нет!.. Не вспоминается его имя. Но что они подрались - это она помнит хорошо. Их рассадили. Её отправили на последнюю парту (на камчатку) и она долго плакала от обиды. Вины за собой она не чувствовала. Она привыкла, что дома всегда во всём разбирались, а тут...
  Шли годы. Светлана взрослела. Хорошела не по дням, а по часам, превращаясь из гадкого утёнка в прекрасного лебедя, с волосами, цвета спелой пшеницы и зелёными, огромными глазами. За ней уже бегали два мальчика. Папа подшучивал, - посмотри Нина, - говорил он с улыбкой, маме - Светланка то наша, двумя женихами обзавелась. Она краснела, надувала губы и обижено шмыгала носом. А Борька - тот, вообще дразнил, когда видел её в сопровождении "почётного" эскорта: напевал фальшивым голосом - "тили-тили тесто, это женихи и невеста". Она гонялась за ним, чтобы надрать ему уши, но он, хитрец, сразу залезал на дерево. Куда ей было за ним - мальчишкой.
  Закончила она школу не отличницей, а хорошисткой. В аттестате зрелости пятёрки перемежались четвёрками. Родители не "шпыняли" её за это. Папа даже как-то высказал крамольную мысль, - "теория нужна, но практика важнее!"
  А вот родители Таськи, её соклассницы, она это точно знала, заели ту до того, что Таська готова была утопиться в Иртыше.
   Конечно, то, что Светлана не отличница, несколько затрудняло поступление в ВУЗ, тем более медицинский, но по здравом размышлении, она ведь могла за лето поднаверстать упущенное. Чем она и занялась.
   Ежедневно, с раннего утра и до позднего вечера, она сидела и штудировала учебники, особенно химию. Она совершенно забыла, что есть телевизор и есть друзья. Она твердо решила стать врачом - хорошим врачом.
  Светлана не бросилась, очертя голову, поступать в столичный ВУЗ, а решила стать студенткой, хорошо зарекомендовавшего себя, Семипалатинского медицинского. В тайне она надеялась, что конкурентов в студенты будет поменьше и, главное, она будет недалеко от родителей, по которым будет очень-очень скучать. Светлана про себя знала, что она, всё-таки, домашняя кошечка и отсутствие рядом родителей и брата, усложнит её жизнь.
  Ей повезло, а может быть, дали себя знать ежедневные занятия с учебниками. Она поступила в ВУЗ, с первого захода, набрав необходимое количество проходных баллов и, даже химию, за которую очень боялась, сумела сдать на "хорошо". Окрылённая успехом, она позвонила домой, - порадовать родителей и, в конце разговора по межгороду, не сдержав эмоций, закричала в трубку, - Ура-а! Я студентка!..
  Пролетели года учёбы с их студенческими буднями, сессиями, курсовыми. Отошли в прошлое студенческие строительные отряды с поездками на уборку урожая, - то зерна, то хлопка. И за всё время учёбы Светлана, в отличие от своих сокурсниц, почему то ни в кого не влюбилась.
   Её приглашали на свидания мальчики, со своего курса и старше, но, после двух-трёх встреч она понимала - это не тот, кто может составить ей "пару" на всю жизнь. Они, все, не были похожи на её отца, - умного, весёлого и, очень-очень доброго. Наверное, это было ошибкой с её стороны - сравнивать претендентов в мужья с отцом, но она ничего не могла с собой поделать. Отец был для неё - идеалом мужчины!
  При распределении, Светлану не направили в село или аул, как молодого специалиста, а оставили в городе. Ещё, будучи студенткой, она уже подавала надежды стать хорошим врачом. Ей предлагали остаться на кафедре и продолжить учёбу в аспирантуре, но она отказалась. Отказалась из-за своей, ещё школьной мечты, лечить людей, а аспирантура придёт в своё время, в свой срок. Родители, когда она поделилась с ними своими планами на будущее, подумали, и, уважая её решение, согласились. Так она оказалась в терапевтическом отделении городской больницы.
  * * *
   За прошедшие половину года, после окончания института, Светлана многому научилась. В душе она, конечно, понимала, что до звания настоящего врача ей, как "до Африки пешком", но терпения и настойчивости ей было не занимать. Она проводила в терапевтическом отделении не только свои рабочие часы, но и часть свободного от дежурств, времени. Так, капля за каплей, она набиралась опыта. А к опыту, так уж в жизни заведено, добавляется уважение окружающих тебя людей.
   Если на первых месяцах практики её называли просто - Светочкой, то к концу года, ста-ли уважительно звать, - Светлана Кирилловна. Это, конечно, льстило самолюбию Светланы, но... в, то же, время, заставляло как-бы сдерживать свои девчачьи эмоции. В её то, годы!..
  Не дай бог, превратиться в "классную даму" - говорила она себе, посмеиваясь. В конце - концов, могла она, чуть-чуть... ну... самую-самую малость, пококетничать, когда никого не было рядом.
   У неё был ровный, не вспыльчивый характер, - как у мамы и твёрдая воля. Целеустремлённости, тоже ей было не занимать. Всё это о себе, она знала прекрасно и умела, в нужную минуту, в соответствующей ситуации применить. Нет, она не была законченным, расчётливым прагматиком, просто она знала - чего хочет добиться в жизни и упорным трудом добивалась желаемого.
  Света встретила последние минуты второго тысячелетия, находясь на дежурстве (ей "по-везло!"). Из палат раздавался тихий шорох, как-будто стая тараканов бегала наперегонки и, чьё-то бормотание. Она прекрасно понимала, - больные не спят, а, в "тихую", готовятся к встрече Нового года в новом тысячелетии.
  Они находились здесь, в больничных палатах, оторванные от своих семей, а родные и близкие дома, возле украшенных ёлок и заставленных разной снедью столов, тоже готови-лись встречать новое тысячелетие. Детишки, постарше, с нетерпением ждали, когда можно будет забрать подарки, а взрослые - боя курантов и салата "оливье". Так уж заведено у нас и не мне - это менять, - подумала Светлана, заполняя очередную карточку своего больного. Буквально за пять минут до нового года, медсёстры позвали её к нехитрому угощению в честь такого праздника и они, выпив по бокалу шампанского, даже спели потихоньку, пару песен из домашнего репертуара, а закончили новогодней песенкой:
   ... В лесу родилась ёлочка,
   В лесу она росла...
  Дежурство прошло относительно спокойно. Больные, немного пошумев в полночь, часа в два, наконец-то угомонились, и ей удалось часа полтора поспать в ординаторской. От при-шедшего ей на смену Виктора Тимофеевича, чуть-чуть попахивало алкоголем и дорогим парфюмом.
   Ему было лет тридцать пять-тридцать семь, и, небольшой пивной животик украшал его талию. Света, в начале, не могла понять, как это - "пивной живот". Потом, месяца через два, когда, неожиданно, зашёл разговор на эту тему, старшая медсестра, Ирина Михайловна, популярно ей объяснила, - "Виктор Тимофеевич любитель пива. Он может за один присест выпить литров пять". - Вот живот и выпирает, - посмеялась она.
  Насколько Света знала (сарафанная почта - это вам не детская игрушка, - работает безотказно) - он развёлся со своей женой года три тому назад. У него двое (тринадцать и пятнадцать лет) ребятишек и он в них души не чает, но вот беда - Виктор Тимофеевич был великим любителем женского пола, попросту говоря - "бабник", каких свет не видывал. Это его и сгубило. Жена терпела-терпела его "гульки" (она так называла его похождения) и, в конце-концов, выперла из квартиры, выставив чемодан на лестничную площадку.
   Он был хорошим специалистом - опытным, смелым в принятии решений и его, вначале, прочили в заведующие, но беспорядочная половая жизнь и частые приходы на дежурство с, мягко говоря, лёгкого угара, всё разрушала и заставила главврача больницы повременить с назначением. Место было вакантным.
  Как могли уживаться в одном человеке - опыт, ум, большое знание жизни и лёгкость по-ведения, Светлана, в силу своей жизненной неопытности, не могла уразуметь.
  В самые первые дни прихода её в отделение, он старательно за ней ухаживал. Делал он это умело - пытался дарить букеты цветов, приглашал на свидания, угощал шоколадом, развлекал анекдотами, в общем - разносторонне и настойчиво её обхаживал.
  Светлане было приятно, что за ней ухаживает такой интересный, умный мужчина. Ей было легко с ним. И, однажды, она чуть не согласилась пойти с ним в ресторан. Но Ирина Михайловна, взявшая её под свою опеку, видя, что девочка может пропасть не за грош, всё ей про него выложила.
  Да и сама, Светлана, была не настолько глупой, чтобы не замечать кое-какие несуразности в его поведении. Мягко отказавшись от приглашения в ресторан, она посоветовала ему оставить её в покое, объяснив, - она де, ещё не готова к серьёзным отношениям с мужчинами и не хочет портить ему жизнь. Он, дескать, ещё найдёт себе достойную девушку. На том и закончился их служебный роман.
   По его, в дальнейшем, отношении к ней не чувствовалось, что она нанесла ему слишком уж большую сердечную рану. Она то, по наивности думала, что он начнёт её преследовать, устраивать скандалы и каверзы на работе. Ничуть! Он всё также был вежлив с ней, любезен и частенько помогал советом в сложных врачебных диагнозах. У него было чему поучиться. И она училась. Училась добросовестно и упорно.
  * * *
   Сдав дежурство, Светлана оделась и, выйдя на крыльцо приёмного покоя, залюбовалась представшим перед ней видом. Солнце ярко светило. Небо, без единого облачка - ярко синего цвета. А вокруг белым-бело! Ночью выпал небольшой снежок и выбелил всё вокруг, накрыв дорожки, газоны и больничные скамейки белым покрывалом.
  На стройных тополях, важно выстроившихся вдоль дорожек больничного парка, белыми облачками, как-будто зацепившимися за ветви, лежал снег, а вокруг, тихо-тихо и только, где-то высоко в ветвях тополя, цвикала какая-то пичужка.
   Она вдохнула свежий, морозный воздух и чуть не закричала от счастья, молодости и здоровья. Проходи в это мгновение какой-нибудь пешеход, посмотрев на её чуть зардевшееся от мороза, счастливое, молодое лицо, конечно же, залюбовался бы ею. Она была похожа на снегурочку из детских сказок - тоненькая, стройная, одетая в белую шубку и в белую же, меховую шапочку.
  Вся, без остатка, отдавшись наслаждению жизни, она не заметила сидевшего, чуть в стороне, на скамье, мужчину, внимательно и с удовольствием наблюдавшего за ней. Лишь только когда он поднялся, она обратила на него внимание и тут же, отчего-то смутилась.
  - Простите! - Девушка, вы, случайно, не в терапевтическом отделении работаете? - вежливо обратился он к ней, приближаясь.
  - Да.
  - Вы не могли бы мне подсказать, где я могу найти Светлану Кирилловну... Соколову? - продолжил он, явно любуясь ею. Моего заместителя в это отделение положили... со страшным гриппом...
  - Как фамилия больного?
  - Костин... Иван... - Иван Иванович Костин! - повторил он и почему-то густо покраснел.
  Она удивлённо и, в то же время заинтересованно, посмотрела на мужчину, подошедшего к ней, и ещё она подумала - все люди сейчас отдыхают после встречи Нового года, а этот... Странно. Совершенно трезвый. У него, что - ни семьи, ни друзей?
  - Да. Костин лежит во втором этаже, в седьмой палате.
  Светлана почувствовала, как какая-то тёплая волна начала покачивать её, а в груди появилась истома. Этот мужчина странно воздействовал на неё. Он не был писаным красавцем - чуть выше среднего роста, темноволосый, с голубыми чистыми глазами и не совсем правильными чертами лица, но что-то привлекало в нём - то ли мягкая улыбка, то ли... Может - голос?..
  Светлана ещё раз заглянула в его глаза и утонула, а утонув, поняла - всё! Она влюбилась в этого мужчину. Совершенно незнакомого, но такого... Такого!.. Влюбилась с первого взгляда и навсегда. Женат он или холост, ей не было до этого дела. Она чувствовала... - Нет, она знала, это её мужчина!..
   Что это он так смотрит на меня? - подумала она. - Почему?..
  Мысли, как вспугнутые воробышки, проносились в её головке. Она растерялась от, неожиданно нахлынувших чувств, от той, сладостной истомы, поселившейся в её груди, что затрудняла дыхание. Она слышала от подруг на курсе, что такое случается в жизни, но не верила, считала это досужим вымыслом, девчачьим хвастовством. И вот - это случилось с ней!..
   Мамочка моя, помоги мне! Спаси!.. Я не знаю, что мне делать с этим чувством, как с ним справиться, чтобы он не заметил...
  Светлана готова была упасть в его объятия, чтобы он прижал её к себе, поцеловал. Её губы вспухли от желания поцелуя, груди налились,соски стали твёрдыми, казалось,они бессовестно пытались выскочить из бюстгальтера, а в низу живота стало горячо...
   Она почувствовала, как всё её тело стало красным как у рака, от смущения и ей стало даже жарко... Господи! Что же это со мной творится?! - спрашивала она себя и сама тут же отвечала - я люблю!! Я люблю этого незнакомого мне мужчину, даже не зная, как его зовут! Я лю-б-л-ю!! - хотелось ей закричать во весь голос, чтобы все вокруг об этом знали.
  Но вокруг никого не было - только он и она! Только этот, незнакомый ей мужчина, неизвестно откуда появившийся в её жизни и, она - Светлана Соколова. Господи! Какое счастье - любить! Ах, если бы ещё и быть любимой!
  
   Глава седьмая.
   НИКОЛАЙ.
  Они вышли из бокса - впереди, капитан, за ним - Николай со старшим лейтенантом. Несколько водителей, стоявших у ворот и о чём-то беседующих, равнодушно посмотрели в след вышедшим.
   Это была привычная картина, когда с хозяином кто-то ходит по территории автопарка и выбирает автобус для заказа. Их парк не только обслуживал городские маршруты, но и часто поступающие, индивидуальные заказы. И никто из них не заподозрил "неладное". Они полностью доверяли своему хозяину, уважали его и, в случае какой-либо просьбы с его стороны, отвечали, - надо? - Сделаем!..
  Сидя на твёрдом, стареньком стуле перед капитаном, сидевшим за столом, Николай вновь отвечал на вопросы. Кабинет, в котором они находились, ничего интересного собой не представлял: небольшая комната, окно, выходящее во двор, два стареньких стола, три или четыре, тоже старых, расшатанных стула и покосившийся шкаф, приткнувшийся в углу.
  Николай никогда, в своей жизни, не бывал в кабинетах следственного управления и был удивлён более чем скромной обстановкой. Работники ГИБДД (он иногда бывал у них) имели в своём распоряжении более комфортабельные кабинеты.
   Как предупредил его капитан - это ещё не допрос, а предварительная беседа, с целью уточнения некоторых деталей. Поэтому - "если господин Патин не захочет отвечать на какой-нибудь вопрос - это его право".
  Николай вновь повторил то, о чём рассказывал ранее и, с возрастающим волнением по-интересовался:
  - Меня, что, арестуете? А как быть с машиной?
  - Ваш автомобиль уже здесь. Его осматривают наши криминалисты. А с вами мы поступим так: сейчас мы запишем всё, о чём говорили...
  - Ерлан, у тебя сигаретка найдётся? - раздался от открывшейся двери чей-то голос, а то у меня закончились. В комнату вошёл полицейский чин в звании майора и, подойдя ближе, в упор, с интересом посмотрел Патину в лицо. - Ты за этим муд...м, что-ли ездил?
  По-видимому, капитану не очень понравилось поведение майора и он, чтобы поскорее выпроводить того, тут же подал пачку сигарет.
   - Игорь, ты мне мешаешь.
  - Ну, ну! - взяв сигарету, проговорил майор и вышел. - Так... - На чём мы остановились? - спросил Николая капитан... - На записях и подписях.
  - Ага. Значит так!.. Сейчас я заполню протокол допроса, вы - подпишете, а дальше поду-маем, как с вами поступить...
  Прочитав заполненный бланк протокола, Николай, достал из кармана свою ручку, расписался и вопросительно посмотрел на капитана...
  - Курите! - пододвинул ему пачку сигарет капитан.
  - Не курю.
  В кабинете повисла гнетущая пауза. Капитан курил сигарету, задумчиво посматривая на Николая. Вероятно, в его голове крутилось - арестовать? Не арестовать?
  У Николая, тоже, мысли бежали скорым поездом: как там в парке? Что сказать Светлане? Арестуют его, или не арестуют? Кто же наехал на человека, воспользовавшись его машиной? Чтобы я ещё когда-нибудь оставил на ночь машину вне гаража!..
  В кабинет, прервав затянувшуюся паузу, вошёл полицейский и подал капитану какой-то лист.
  - Всё точно, Ерлан. Заключение экспертизы подтверждает. Этот Фольксваген сбил сержанта ГИБДД.
  У Николая, от этих слов, чуть не остановилось сердце. Он, сильно побледнев, вскочил со стула и, перегнувшись через стол, закричал в лицо капитану:
  - Не делал я этого! Я же объяснил! Я был дома!..
  - Сядьте! - жестко приказал капитан. - Вы задерживаетесь за наезд на сержанта ГИБДД, неоказание помощи пострадавшему и скрытие с места происшествия. - Всё! - добавил он.
  - Вызови врача и охрану, - попросил он принёсшего заключение экспертизы.
  Николай, как испустивший воздух шар, безвольно опустился на стул. В голове образовалась какая-то пустота, а потом, появился шум. Этот шум всё увеличивался и увеличивался, превращаясь в грохот идущего на всех парах грузового поезда, а в сердце запульсировала боль. Стало трудно дышать. - Только инфаркта мне не хватало! - где-то, глубоко, промелькнула неприятная мысль. Потом боль утихла, поезд медленно остановился и, только в ушах, продолжало потихоньку шуметь.
  - Патин!.. Патин!.. Что с вами? - послышался, как сквозь вату, голос капитана.
  - Ничего. Приходя в себя, тихо сказал он и горько задумался.
  Опять открылась дверь и в кабинет вошли двое - женщина-врач, в белоснежном халате и каким-то прибором в руках и молодой сержант, вероятно охранник. Охранник остался стоять у дверей, а врач попросила Николая подуть в трубку прибора. Поколдовав кнопками и рычажками, она внимательно посмотрела ему в лицо и, повернувшись к капитану, проговорила, - есть, в небольшом количестве, алкоголь и, Николаю, - дайте ваш палец. Я должна взять кровь на анализ. Закончив возиться, она вышла.
  - Уведите! - приказал охраннику капитан.
  - Встать! Руки за спину! - услышал Николай.
  - Вы же знаете, я не совершал наезда, - поднимаясь, проговорил он. - Вы делаете огромную ошибку! Вы делаете ошибку, - ещё раз прошептал он, осипшим от волнения, голосом.
  
   Глава восьмая.
   Кирилл.
  
  Появился он на рынке почти вовремя. Ну - опоздал, даже не опоздал, а задержался. По-думаешь!.. Не умерли же без него и, земляной... тьфу, ты! - земной, поправил он себя, шарик не перестал вращаться в его, персональное отсутствие...
   ...Крутится, вертится шар голубой.
   Крутится, вертится над головой...
  Вспомнились ему слова песни. - Как там дальше?.. Ага...
   Крутится, вертится...
  Дальше застопорилось. Ну, никак не хотело вспоминаться. Ну, никак!.. А ведь раньше!.. Раньше он помнил слова этой песни. Они с Ниной частенько её напевали, сидя на берегу Иртыша или потихоньку плывя на катере. Эх! Какое это было время...
  - Эй, ты что, уснул! - прервав воспоминания, раздался хриплый голос его напарника. - Давай, тащи ящик с помидорами. - Гля, Васька-буржуй, зырит на тебя. Того гляди, накостыляет по шее.
  Кирилл, с трудом поднялся с пустого ящика, на котором сидел и поплёлся в подсобку за помидорами. После вчерашнего застолья у Лёньки - было невмоготу. Даже утренний душ дома, не снял до конца похмелье. Хотелось лечь и не шевелиться, так он был разбит.
   Кое-как дотащив ящик с помидорами до прилавка, Кирилл совсем выдохся. Да... старею я что ли? - подумал он и поплёлся, еле переставляя ноги назад, в подсобку.
  - Эй! Кирилл! - опять привязался к нему напарник, - ты чего? С бодуна что-ли? Мы же, вчера, одинаково пили, а я как огурчик, - похвастался он. - Ты подожди. Я, сейчас, картошку отнесу вон той грымзе и дам тебе опохмелиться. У меня немного осталось в заначке.
  Кирилл прилёг на мешки с картошкой, Сердце билось барабанной дробью. Да... укатали сивку крутые горки, как-то замедленно думал он. Это ж, сколько мне годков? Так... давай посчитаем. Если я родился в тысяча девятьсот сорок третьем, а сейчас - две тысячи первый, то, дай бог правильно сосчитать и не ошибиться... Он начал считать в уме, но, что-то с этим делом, то есть с арифметикой, у него не заладилось...
  Да, что-то вообще у меня голова перестала варить - с горечью подумал он. Скоро от этой, ежедневной пьянки, два плюс два не смогу сложить. Так, в сорок треть... тьфу ты! От две тысячи первого отнять одну тысячу девятьсот сорок три - это получится!.. Это получится... Кирилл напряг свой мозг и даже закрыл глаза, чтобы ничто не отвлекало его от умственной работы. Ага, это значит мне сейчас - пятьдесят семь лет, почти пятьдесят восемь. Ну, себе ничего! - мысленно воскликнул он. Вот это да!.. И, чтобы не ошибиться в подсчётах, он ещё раз пересчитал. Смотри-ка, а ведь точно - полных пятьдесят семь лет и, от сделанного вывода, он даже поскрёб у себя затылок.
  Тут ему, неожиданно, вспомнились их, с Ниной, уже взрослые дети. Боря и Светлана, вы-шедшая в этом году замуж и на свадьбе которой, они с женой так и не побывали.
   Вот помру, - подумалось ему, а зятя так и не увижу. Да и Борис, как он там? В Москве? Конечно, - он парень, ему легче в жизнь пробиваться, но, без родительской поддержки тоже, знаете ли, не мёд. По себе, детдомовскому, помню. Сколько тумаков заработал, пока школу закончил. Тут он, сам не ожидая, ударился в воспоминания о детдомовской жизни...
  * * *
  Как он попал в детский дом - он не помнит. Как-то, воспитательница, на его вопрос о родителях сказала, что его, совсем маленького, принесли в детдом люди, нашедшие его в кроватке умирающим, а на диване лежала, давно умершая пожилая женщина. Принёсшие его люди сказали, что это его бабушка. Больше она ничего не знает. Может, ещё что-нибудь в документах есть? Так это в архиве, а ключ у директора.
  Шли годы. Кирилл совсем забыл о своём желании, что-либо узнать о своих родителях и стал таким же, как все, детдомовцем - вороватым, драчливым и с речью, больше состоящей из нецензурных слов. Их, детдомовцев, все боялись и сторонились, потому, что они, всегда ходили ватагой и чуть что, кидались драться.
  Весь мир для него делился на своих ребят и маменькиных сынков - чистеньких, наглаженных и накормленных и считалось большой честью - отобрать у такого маменькиного сынка, домашний пирожок, а если есть, то и деньги, выдаваемые родителями ему на обед.
  А, если быть до конца честным, - подумал Кирилл, вздохнув, то они, где-то, глубоко в душе, просто завидовали этим, домашним ребятам.
  У них было всё, чего не было в детдоме - папа, мама, коньки, санки, абрикосы, арбузы, школьная форма, а у некоторых велосипеды и даже собаки. А в детдоме всего этого не было и в ближайшем будущем не предвиделось. Значит, чтобы это заиметь - нужно отобрать у маменькиного сынка, или... украсть!
  Как сейчас помню, - тянулась дальше мысль Кирилла, мне так хотелось покататься на на-стоящих коньках, а не на деревяшках с проволокой, но где их взять? Железные, настоящие коньки у меня даже перед глазами стояли - такие, с загнутыми носами, острыми лезвиями и креплениями из свиной кожи. Их, если я не запамятовал, "Снегурками" называли, или, как-то в этом роде. Я бы за них даже свой самодельный ножик, гордость детдомовца, отдал!
  Такие коньки были, но не у меня, а у двух братьев, живущих не так далеко от нашего детдома. И, однажды, я, решился! Решился отобрать у них коньки, сам, в одиночку, чтобы владеть ими одному, безраздельно!..
  Выследив, когда они выйдут на улицу, я подбежал к ним и, вытащив ножик из кармана, приказал:
  - А ну, снимай коньки! И быстро! Старший брат, я видел это по его глазам, струсил и, на-верное, отдал бы коньки, а вот младший (я даже не ожидал такой прыти от него) - неожиданно ударил меня коньком прямо по ноге. Адская боль пронзила меня, и, я упал, а они убежали домой.
  Это была моя первая и последняя в жизни попытка грабежа средь бела дня. Не знаю почему, но я больше их не выслеживал и не трогал. Та, так плачевно закончившаяся для меня встреча с ними, отрезвила меня что-ли, сняла с глаз пелену зависти. Не знаю... Объяснения у меня, и сейчас нет.
  А вот в ночных налётах на соседские сады я участвовал. Ещё как участвовал. Как только фрукты начинали поспевать в садах, я, собрав ватагу из десяти-пятнадцати ребят, ночной порой, налетал на понравившийся мне сад и опустошал его, донельзя. Мы объедались абрикосами, вишней, морковью, а потом, поносили, поносили...
   И опять же, не пойму, по какой такой причине, я не делал налётов на сад двух братьев. Абрикосы в их саду, между прочим, были то, что надо - крупные и, наверное, сладкие. Можно было подумать, что на них наложили табу.
  Кирилл, вспомнив свою жизнь в детдоме, даже усмехнулся. К чему бы эти воспоминания, дёрнув плечом, подумал он? Не, иначе, как расслабился, вот и потянуло на...
   Это ж надо, какие горы пришлось преодолеть, чтобы школу без троек закончить, сколько труда вложить. Одним словом - детдомовский!.. Ни от кого помощи, ни от кого доброго слова. Но, ничего, выдержал, не сломался. По кривой дорожке не пошёл...
  А в институт поступал, сколько нервов потрепал. Вы только подумайте люди добрые - сдать экзамены, набрать на два балла больше, чем количество проходных и, не увидеть себя в списках, зачисленных в студенты...
   Считай, месяц обивал пороги деканата и ректора. Упёрлись - "Вы не сдали письменную работу - сочинение, по русскому и литературе". Нет, каково, а? В конце-концов пришлось пригрозить - если не найдётся моё сочинение, подаю на вас в суд!
  И, что вы думаете? На второй день, сам декан нашёл моё сочинение в архиве, а через полчаса выдали студенческий билет...
   * * *
  - Кирилл, держи, - прервав его воспоминания, подал ему полупустую бутылку с дешёвеньким вином, напарник, с которым он, вот уже, считай три года, работал здесь, на рынке. - Выпей, мне для друга не жалко, - добавил он, примостившись рядом на мешки.
  Кирилл, молча, приложился к бутылке и забулькал горлом, вливая в себя дрянное винцо. Не выпитый остаток он протянул напарнику.
  - Что-то я, Стёпа, сегодня не в норме. Что-то душа томится и, мысли разные в голову лезут. Может детишек давно не видал?.. Как они там?..
  - Ты, про кого говоришь-то? Про Светку, что-ли? - Так сам говорил, - замуж она вышла за хорошего человека.
  - Говорить то, говорил. Да сам то, не видел...
  - Ну, так чего? Возьми и съезди. Тут же, всего ничего. Подумаешь, каких-то двести километров. Можно... сегодня туда - завтра обратно. Я тут, как-нибудь, эти дни один поработаю. Справлюсь, я жилистый...
  - Хороший ты у меня друг, Стёпа. Душевный...
  Они сидели и молчали, думая каждый о своём. Сделали ещё по глотку из уже почти пустой бутылки и Степан поднялся.
  - Пошли к Ваське-буржую и подал Кириллу руку. - Отпросишься на два дня по семейным обстоятельствам. Попроси у него заработок за неделю. - Даст, не обеднеет, - добавил он. Не даст, - у грымзы попросим.
  Хозяин недовольно скривился, услышав просьбу Кирилла. Но, после поддержки того, Степаном и, его согласием поработать за двоих, с грехом пополам согласился, посетовав напоследок, на свою доброту и умением некоторых, вить из него верёвки. И он бы ещё долго изощрялся в красноречии, если бы Степан не утащил Кирилла за руку.
  - Ишь, боров, разжирел на чужом труду, - ворчал он, таща за собой Кирилла. Эксплуататор! Капиталист! Какой он предприниматель? - продолжал он, возмущённо. Обыкновенный махровый спекулянт. Купил дешевле - продал дороже... - Тюрьма по нему плачет. Ждёт не дождётся...
  - Ладно, Стёпа, успокойся! Плетью обуха не перешибёшь.
  - Чего успокойся! Трахнули нас капиталисты и в хвост и в гриву. А ты, успокойся... Я, понял бы его, если бы он сам, со своей семьёй, вырастил эти овощи-фрукты, а потом вывез на продажу. Тогда, да - это честный труд, а так - спекулянт. На чужом горбу в рай хочет въехать, - продолжал возмущаться Степан, провожая Кирилла на автобусную остановку и, въедет, морда спекулянтская...
  - Послушай, Стёпа, хозяин будет ругаться, что тебя нет на месте.
  - Подождёт, не сдохнет. - Могу я друга до автобуса проводить. Ты же, чуть живой, - не согласился он с Кириллом. Вон, какой бледный...
  
   Глава девятая.
   СВЕТЛАНА.
  Светлана видела - он неотрывно смотрит ей в лицо, как-будто что-то хочет прочесть на нём. А что, он может увидеть или прочесть? Только любовь и желание принадлежать этому мужчине. Она попыталась овладеть своими чувствами и, сдвинув брови, постаралась при-дать своему лицу выражение холодной неприступности. Любопытно, - подумала она со страхом, заметил он её состояние или, нет и, опять почувствовала, как лицо начало полыхать от внутреннего жара.
   Да что же это такое. - Ну-ка, прекрати немедленно краснеть, - попыталась она приказать себе. Я что, девочка пятилетняя, не умеющая владеть своими чувствами? Мысленно встряхнув себя за плечи, она, почти спокойно, посмотрела на него и, опять испуг прошёл по всему её телу.
  Он смотрел на неё, не отрываясь, как-будто хотел вобрать её всю в себя. Светлана затрепетала, как пойманная лань. Ей необходимо бежать от этого человека, но она не могла сдвинуться с места. Так, скованная по рукам и ногам кандалами любви, она, покорно отдалась этому сладостному чувству...
  Как сквозь туман она вновь услышала:
  - Его лечит Светлана Кирилловна, - говорил он, заглядывая ей в глаза. - Так она здесь? - Как мне переговорить с ней?
  - Вы, знаете, - кое-как придя в себя, почти спокойно ответила она, - она здесь и вы вполне можете поговорить с ней. Если это, конечно, очень срочно, - добавила она.
  - Я понимаю. Вероятно я не вовремя...
  Светлана видела, - он пытается оттянуть время расставания с ней. Правда, делал это неуклюже, смущаясь, но ей почему-то это нравилось и, она, так же, не желая скорого расставания, наслаждалась его попытками.
  - Представьте себе, действительно не вовремя, - нисколько не помогая ему выйти из затруднительного положения и, в то же время, любуясь им...
  Тут она снова смутилась. Как это можно - любоваться мужчиной? Да! Он очень нравится ей. Но он же, не красивая игрушка, в самом-то деле?.. Он - муж-чи-на! Она окончательно запуталась и, чтобы, так ей казалось, выбраться из лабиринта сравнений она сказала себе, - "Я женщина, и, мне, - присуще всё женское".
  Чтобы больше не затягивать его мучительную попытку выбраться, из сложившейся ситуации, она решила помочь ему.
  - Я, Светлана Кирилловна Соколова, - лечащий врач вашего... Иван... Иваныча. Ему необходимо ещё полежать, - добавила она. У него сложная форма гриппа и, простите... мне необходимо идти.
  - Но... я могу навестить его?
  - Увы. Нет! В больнице карантин. И, желая смягчить свой резкий ответ, она проговорила, - не переживайте так за своего заместителя. Он, в настоящее время уже неплохо себя чувствует и, через два-три дня мы его выпишем...
  Так... сейчас он, как все мужчины (до чего же они не оригинальны), начнёт напрашиваться проводить её, - решила она и, со страхом... и надеждой ждала этого момента, но он не предложил. Он, почему-то, не пред-ло-жил! Такого не должно быть! Ну, не должно же быть такого! - в смятении думала она. Не долж-но-о!..
   Она стояла, не шевелясь и, смотрела, как он уходит, сказав лишь - "До свидания" и в знак подтверждения сказанному, коротко кивнул головой. Уходит!.. Уходит всё дальше и дальше от неё, по заснеженной дорожке, а потом и вовсе исчез из виду.
   В глазах, вдруг защипало и, непрошенные, слёзы навернулись на глаза. "Улетел мой со-кол ясный, улетел", - пришли на ум, откуда-то запомнившиеся слова. Господи!.. Ну почему в жизни так получается? Вот только что, было счастье - она могла потрогать его руками и, вмиг его не стало, оно растаяло, как туманная дымка, под утренними лучами солнца...
  Спустившись с пандуса, она медленно побрела, опустив голову и вытирая, медленно катящиеся по щекам, слёзы. Грустные мысли теснились в её голове, навевая печаль и тоску... "Вот тебе бабушка и Юрьев день" - вспомнилось ей и, вослед, "Как встретишь Новый год - так и проведёшь его". Да... уж, чего хуже можно придумать - не придумаешь. Видно судьба у меня такая - продолжали бежать мысли в голове, как она хочет, так и вертит человеком. Вот захотела она поманить меня счастьем - поманила, да тут же отобрала. Не раскрывай рот широко, человек - этот сладкий кусочек может не попасть в него, а только губы помажет. Вкус почувствуешь, а съесть не съешь. Так то!.. Почему так, Господи?
  Вокруг, от ярко светящего солнца, всё блестело. Каждая снежинка, отражая свой, неповторимый свет, нет-нет, да зацепит, как бы играя, своим лучиком Светлану. То пройдётся по щеке, то пощекочет её хорошенький носик, а то, вдруг, как брызнет всеми цветами радуги, прямо в глаза. Тогда Светлана щурилась, отворачивалась, но слепящие лучики и тут, находили её. Она сердилась, закрывалась от них рукавичкой, но лучики не отставали, продолжая свою весёлую игру и, Светлана не выдержала...
   Она сдалась на милость победителя, как крепость сдаётся смелому, храброму рыцарю. Слёзы постепенно высохли. На щеках опять заиграл румянец, а на чуть полноватых, розовых, нежных губках появилась, едва заметная, улыбка.
  Навстречу стали попадаться редкие ещё, прохожие. Город пробуждался и, набирая скорость, готовился к трудовым будням.
   В права вступал новый век. Век надежд и разочарований, встреч и разлук, горя и радости. И Светлана тоже вступала в этот новый, неизвестный ещё никому, загадочный век.
  Что же он даст, чем наградит человека? - размышляла она, идя по улице и всматриваясь в лица встречных. И не находила ответа. Да и, как его найти - ответ на, совсем, совсем не простой вопрос? Ответ, который ищут люди со дня своего рождения и до глубокой старости. Ответ, скрытый за семью печатями!..
  Она шла по улице... по улице, на которой ей был знаком каждый дом, каждая дверь во двор и, даже каждая кошка, греющаяся на солнышке за стеклом, на подоконнике. Она ходила по этим улицам, по этому городу вот уже шесть с лишним лет. Пять с половиной лет студенческой жизни и почти год работы в больнице. Шесть, нет, почти семь не забываемых, прекрасных, по своему, лет...
   И вот... среди покоя и неги, пришла гроза в её девичью жизнь. Она налетела неожиданно, необузданным ураганом, ломая всё на своём пути, вырывая с корнем деревья и завывая. Так думала Светлана, вспоминая, преподнесённую ей, казалось, самой судьбой, встречу с тем человеком, с человеком, - в которого она сразу и безоглядно влюбилась, и, с которым готова была пройти рядом всю свою жизнь...
   Где ты сейчас? - спросила она шёпотом у пространства. Что делаешь?..
  
   Глава десятая.
   НИКОЛАЙ.
  Он шёл по коридору, опустив голову и заложив, как ему приказал охранник, руки за спи-ну, а сзади громыхали армейские ботинки со шнуровкой. Коридор был длинный, а пол, проплывающий у него под ногами, был застелен грязного цвета линолеумом с, кое-где, рваными проплешинами.
   Всё это проплывало мимо, не задевая его сознания. В голове мелькали обрывки мыслей, казалось, что это калейдоскоп крутится у него в голове. Мелькнула и тут же пропала мысль о работе - что подумают о нём сослуживцы, узнав о его неприятностях? И тут же - где его машина, которую он приобрёл совсем недавно? Говорят, в полиции частенько "банкуют" автомобили, а может... врут люди? Обиделся какой-нибудь бедолага на "беспредел", вот и пустил слушок. А там, пошло-поехало.
  - Стоять! - раздалось сзади. - Лицом к стене.
  Николай послушно остановился и, приподняв голову, повернулся лицом к стене. Перед ним находилась, покрашенная грязно-зелёной масляной краской, облупленная, с нацарапанными, вероятно каким-то металлическим предметом, скабрезными словами, стена. Раздался звон ключей, потом открылась, со скрежетом и каким-то, душераздирающим визгом, как-будто пальцем провели по мокрому стеклу, железная дверь.
  - Входи! - опять послышался тот же голос.
  Николай перешагнул через небольшой порог и очутился в камере. Сзади опять повторился тот же скрежет с визгом - дверь захлопнулась.
  В полутёмной, небольшого размера, комнатушке, стояли две двухъярусные кровати, на одной из которых, внизу, сидел человек. Между кроватями стоял накрытый клеёнкой столик, а у самой двери, что-то похожее на унитаз.
   Из-за плохого освещения, Николай не очень хорошо всё это рассмотрел. Но он ясно увидел толстую металлическую решётку на окне и наклонный деревянный козырёк за ним. Этот козырёк закрывал вид за окном и, даже встав на стол, ничего нельзя было увидеть.
  - Проходи, занимай койечку внизу, - пригласил его, сидящий и, показал на противоположное место. Будь как дома, - невесело пошутил он, привыкай.
  Николай осторожно прошёл между кроватями и сел на табурет. Садиться, на застеленную синим, с двумя продольными, неопределённого цвета полосами, одеялом кровать он побрезговал...
  - Давай знакомиться, мил человек, - предложил сидевший на кровати. Меня зови попросту - дядя Юра. А тебя, как звать-величать?
  Только сев на табурет, Николай смог рассмотреть сокамерника.
  Кряжистый дедок, лет под семьдесят-семьдесят пять, с бородой лопатой и весь заросший буйным седым волосом, чем-то напоминал портрет, написанный художником А.А.Васильевым.
  Его Николай видел в музее В.А.Тропинина, будучи проездом в Москве. И даже его взгляд чуть прищуренных, с хитринкой глаз, был похож на тот, написанный художником, вероятнее всего, с оригинала. Такое сходство выражений поражало. Так и хотелось спросить, - вы не родственник того, на портрете?
   - Николай.
  - Ну, вот и ладненько, - согласно покачал головой, дедок и, продолжил, - человек не может быть без имени. Даже животные и птицы, которые рядом с человеком живут, имена свои имеют. Имена энти, правда, даёт им человек и, как сам понимашь... в имени, данном при рождении, заложена судьба человека, и, к примеру, животного... вот, ежели, твоё имя...
  ?!
   Николай постепенно сообразил... - по-видимому, его сосед по камере, давно не имел возможности поговорить, или был из тех ещё - говорунов, но поддерживать с ним разговор не было, ни сил, ни желания. Поэтому он просто сидел - молча, а мысли его были далеко-далеко...
  Как сквозь вату, доносился говорок дяди Юры, который, кажется, всё развивал и развивал, тему присвоения имени и, этот говорок, как-бы убаюкивая Николая, покачивал его на словах-волнах...
   Иногда, в сознании появлялось небольшое просветление, казалось, форточка открывалась в наглухо закрытом окне и тогда, он улавливал некоторые слова: жизнь человеческая, божественная сила, Бог - наш заступник и утешитель... и ещё, что-то, в этом роде, но их смысл не доходил до него...
  Пришёл в себя он от звука открывшейся двери в камеру.
  - Тризна! - раздался, когда-то слышанный, голос от двери. - На выход!.. Да, поживее!
  - Чай, с вещами, мил человек? - поинтересовался дядя Юра, а то я уж засиделся тут. - Бабушка меня, чай, заждалась-от домой.
  - Нет!.. - На допрос к следователю.
  - Так я же был у него, - поднимаясь и расчёсывая пятернёй бороду, проговорил он.
  - Давай-давай, шевелись! - построжел охранник, и не забудь руки за спину заложить.
  Вновь заскрежетала, завизжала, дверь - Николай остался один. От сидения на жёстком табурете в неудобной позе, заболела спина. Он посмотрел на тюремную, теперь "свою", койку, потрогал одеяло, матрас и, тяжело вздохнув, лёг поверх одеяла...
  Да-а, это не у родной мамы на пуховой перине, подумал он, приспосабливая под голову, всю из комков, небольшую, ватную подушку. У нас, в детдоме, помнится, постель была на-много лучше.
  Как только тело немного расслабилось, тут же, головой опять завладели мысли. Странно, - подумал он, неужели от положения тела в пространстве, зависит мозговая деятельность человека? В таком случае, небезызвестный, литературный Обломов, должен быть великим умницей. Это ж надо! - всю жизнь пролежать на диване... Что-то верится с трудом...
  От Обломова мысли повернулись опять на себя, на своё незавидное положение. В сотый, тысячный раз он спрашивал, - кто взял его Фольксваген и, зачем?.. Может, какой-то пьяный решил прокатиться?.. Но... в таком случае, почему не сработала противоугонная сигнализация? На кой чёрт, - позвольте спросить, я отдал за неё такие, бешеные, деньги?.. Брелок с ключами есть только у меня и у Светланки. Мы их не теряли. Светланка сказала бы мне, обязательно, если бы она их потеряла. А я то, точно, не терял! Ничего не понимаю!..
   Перед его мысленным взором, как морская дева из пучины морской, появилась его, молодая - красавица жена... Николай мысленно перенёсся в прошлое, в тот первый новогодний день, когда увидел её.
   На душе потеплело, словно рядом зажгли небольшой костерок, и он отогрел замерзающую душу. Снегурочка моя!.. Родная моя... как ты там? - шептал он, - ты же ещё ничего-ничего не знаешь. - Не знаешь, какая огромная беда обрушилась на нас!.. И мысли, словно весенний ручеёк, побежали, разматывая, виток за витком, клубок памяти...
  * * *
  ... Она стояла у дверей приёмного покоя, тоненькая, в белой шубке и шапочке, освещённая яркими лучами утреннего солнца - вся такая светлая-светлая, с огромными зелёными глазами, похожая на снегурочку. Он, как-то сразу, даже не задумываясь, назвал её снегурочкой.
  Подойдя к ней, он, в первое мгновение, даже, как-то растерялся, хотя раньше!.. Раньше, он был смел и изобретателен при встрече и знакомстве с девушками. - Я не хуже других, - говорил он себе и, добивался своего. Перед его напором не могла устоять ни одна из них, но все они, эти знакомства, рано или поздно, заканчивались тихо и мирно, переходя в бескорыстную дружбу.
   В них не было главного - любви. Да, именно любви, которую он искал и ждал и не мог найти, а была только страсть. Он прекрасно понимал это, но... не евнух, же он, в конце-концов...
  Но... чтобы вот так! Сразу и наповал, из двух стволов, дуплетом! Изви-ни-те! Такого с ним ни одна девушка не позволяла...
  Да, но здесь!.. Здесь... был совершенно другой случай. Здесь он сам, как осаждённая крепость сдаётся на милость победителей, захотел пасть перед этой, неземной девушкой. Он сразу и бесповоротно утонул в её зелёных глазах-озёрах, раз и навсегда! Эта девушка, стоящая у дверей больницы, такая радостно-счастливая, была его судьбой.
   Он почувствовал какую-то родственную связь с ней, как-будто они, много-много лет тому назад, были связаны между собой. Он испугался этого чувства и, в то же время, не мог уйти, не сказав ей ни слова. Промямлив, что-то о своём, госпитализированном заместителе, он быстро попрощался...
  Не прошло и двух дней, а Николай совсем извёлся от желания видеть Светлану Кирилловну - Светочку, Светлячка, как стал он называть её про себя, при этом лицо его принимало какое-то растерянно-ласковое выражение. Зиночка, увидев это лицо, удивлённо спросила, - Николай Александрович, с вами всё в порядке?..
   Не ответив на её вопрос, одев на себя, маску - маску строгого хозяина (если бы она знала, какого неимоверного труда стоило это перевоплощение) он, предупредив Зиночку, что поехал по делам и неизвестно когда будет назад, помчался в больницу.
  С этого дня они начали встречаться. Каждую свободную минуту они проводили вместе. Шли на каток и, взяв напрокат беговые коньки - "норвежки", так их все называли за длинные лезвия, они под музыку, льющуюся из динамика, носились друг за другом, или, взявшись за руки, плавно скользили, не обращая внимания на окружающее. А, потом, устав и проголодавшись, шли в ближайшую пиццерию, заказывали пиццу и кофе "глиссе". Им было хорошо вдвоём. Очень хорошо!
   И вот, однажды, дьявол - чёрт завистливый, желая испытать их взаимные чувства, устроил проверку. Очень жестокую проверку.
  Они стояли на возвышенном берегу Иртыша и наблюдали за катавшимися на расчищен-ном льду, ребятишками. Может быть, ничего бы и не случилось, не начни они, дурачась на скользком берегу, толкать друг друга (не иначе - козни нечистого). После очередного Светкиного толчка Николай, поскользнувшись, упал и вмиг, оказался у лунки, прорубленной в этом месте проруби. Пытаясь удержаться и не соскользнуть в прорубь, он расставил руки, но скорость скольжения была велика, и задержаться ему не удалось. Пробив тонкий ледок - это Светланка потом пошутила, рассказывая - он тюленем скользнул в воду.
   Ему необыкновенно повезло - в этом месте не было течения. Он вынырнул и, хватаясь за кромку льда голыми руками, попытался вылезти. Руки скользили, намокшая одежда тянула его вниз. Николай, краем глаза увидел, как Светка скользнула по льду к нему на помощь, но он также увидел - она скользит прямо на него и понял - сейчас они будут уже вместе в проруби...
   Расставив руки и напрягшись, он попытался, как на кольцах в спортзале, удержаться на воде и не дать ей влететь в прорубь. У него получилось! Он смог удержаться сам и, удержать её на поверхности. Потом, помогая ему, она долго тащила его из воды - оскальзываясь, падая, обламывая ногти и плача, а вокруг стояли ребятишки и звали на помощь.
  Они сумели выбраться сами и этот эпизод в их счастливой, безоблачной жизни, ещё больше сблизил их. Сушились они в его квартире, а потом, как-то так получилось, она оста-лась ночевать у него и больше он её не отпустил. В конце мая месяца они зарегистрировали брак, а ещё через неделю - обвенчались, благо церковь была в двух шагах от его нового дома...
   * * *
   Когда вернулся дядя Юра, Николай не заметил. Просто в его воспоминания постепенно стали вкрапляться какие-то посторонние звуки - вздохи, хриплое покашливание, поскрипывание и приглушённое бормотание. А затем и вовсе, кто-то, затряс его за плечо.
  Николай открыл глаза и, непонимающим взглядом, обвёл окружающую его обстановку. В помещении было полутемно и он не сразу сообразил, где находится. Над ним нависала чья-то лохматая, седая голова и что-то говорила, но что, он понять не мог... Постепенно сознание начало проясняться и, сев на койке, он расслышал:
  ... вот я ему и говорю, - нельзя, мил человек, - хотя ты, конечно, полицейский и представляешь власть, так ведь инструкция не дозволяет... Инструкция! А, он не слушает, одно трындит, - "Я пару кругов прокачусь и всё. - Тебе, дядя Юра жалко, что-ли?.."
  Наконец до Николая дошло. Он же арестован и закрыт, как убийца, в тюремной камере, а этот лохматый дед - его сосед по камере и что-то обиженно ему рассказывает, пытаясь то ли его, то ли себя, в чём-то убедить.
  Дядя Юра! - вспомнил Николай имя, дедка. Точно! Так, он просил его называть.
  - Я, что-то не пойму, вы о ком говорите, дядя Юра? - попытался понять, Николай.
  - Так ты, чай, совсем не слушал меня, мил человек. Я тебе, значит, всё подробно рассказываю, за что в кутузку попал, а ты, навроде как, в своих мыслях застрял.
  - Похоже на то, - дядя Юра. Похоже на то... - сокрушённо признался он и для убедительности, даже развёл руки. - Вы, не могли бы рассказать всё, с самого начала, - попросил Николай, чувствуя, что деду, ой как хочется, поделиться своим горем с соседом. Вероятно, дед принял его за благодарного слушателя... Николаю, куда деваться? Он знал таких людей. Пока не выложат всё - не выпустят из своих цепких рук.
  ... Так, я ему и гово...
  - Подожди, дядя Юра, - не дал докончить он фразу. - Вы, с самого начала, а то я могу чего-то не понять.
  - Так я и...
  - Дя-дя... Юра...
  - Ага. - Так я ж с самого-самого начала и хотел. А ты, мил человек, - дядя Юра, да дядя Юра! - Только мысль перебиваешь, - обиделся он. - Ты слушай!:
  - Дежурство у меня проходит в парке Культуры и Отдыха, - начал он свой рассказ. - Я дав-но там работаю - сторожем. Всё, какая-никакая, прибавка к пенсии. Ну, чай, сам знашь! На молочко там, с мягкой булочкой, сметанку. Вот, заступил я, неделю тому назад, на смену, ну, тоись, принял инвентарь по описи...
  - Какой инвентарь у сторожа? - удивлённо поинтересовался, Николай.
  - Тоись, как какой? Ты, что, Коля, в парке нашем никогда не был? - подозрительно покосился он на него.
  - Да, был я в парке... много раз...
  - А, что же тогда спрашиваешь, какой инвентарь? - Обнаковенный инвентарь: Колесо обозрения - раз, и дядя Юра стал загибать искривлённые артритом, пальцы, энтот, как его... ераплан - два, горки разные, качели - двух сортов и ещё много чего. - Ка-ко-й инвен-тарь?.. - опять оскорбился дядя Юра. - Ты слушай, да не перебивай...
  - Зашёл я, значит, к себе в сторожку, почаёвничать с устатку, откуда ни возьмись - полицейский. - Ты говорит, сторож здешний? - Ну, я - отвечаю. Вот, говорит, - хочу я на самолёте прокатиться. Испытать - как оно там, в воздухе? Не могу, - говорю ему, инструкция не позволят. - Какая-такая инструкция? - заругался он. - Ну, я ему, - билет надо приобресть... - Так бы, дед, сразу и сказал, - говорит он и достаёт из карманов непочатую бутылку...
  - Вот ты скажи, Николай, - могу я, в таком разе, отказать хорошему человеку? Он меня уважил? Уважил! - Должон я ему, тоже, уважение оказать? Должон!..
  Пришли. Садится он в энтот самый ераплан и приказывает, - давай запускай мотор на полную мощь! И смотри - чтобы ветер у меня в ухах свистел!
  - Не, не могу, - говорю ему.
  - Как так не могу? - Я тебе за билет заплатил? Заплатил! - Давай включай!
  Николаю стало интересно, чем же закончился полет полицейского на самолёте?
  - Ты, говорю, - инструкцию нарушаешь, - продолжил свой рассказ дядя Юра. Надобно ремнями пристегнуться, а то выпадешь, невзначай - мне отвечать за тебя не хочется.
  Застегнул он все ремни, значит - я за ним наблюдал строго... - В нашем деле, Коля, соблюдение инструкции - главное, не то что, у некоторых...
  Николай уже еле сдерживал смех. Ситуация складывалась трагикомическая. Он чувство-вал - добром эта полицейская затея не кончится.
  - Включил я моторы на полную мощность, - вёл свой рассказ дальше, дядя Юра, - он, значитца, сделал два круга. Слышу - кричит и рукой машет, навроде как, ты иди, а я, ещё покручусь. Сразу было видно - понравилось ему, а то што лицо зелёное, так энто с непривычки, а может, луна отражение имела...
  Ну, я, знамо дело, пошёл. Не буду же я спорить, - ежели за билет заплочено... Ну, выпил маненечко. Огурчиком закусил. У меня ещё с прошлого раза, два штуки оставалось, солёненьких. Потом ещё маненечко...
  Проснулся я от какого-то шума в парке, Дай, думаю, погляжу, кто это на моей подотчётной территории буянит? Выхожу и, что ты думаешь, вижу? Две полицейские машины, скорая помощь - красно-синие огни так и мигают, так и мигают, будто на ёлке новогодней, а вокруг полно народу! Што, за наваждение такое?
  Подхожу, значит, я к народу и спрашиваю, - что такое могло случиться на моей, строго охраняемой, территории. Один оборачивается и, так знаешь, со смехом, - да тут, дед, один полицейский решил, бесплатно, на самолёте полетать.
  Тут мне, ка-ак вдарит в голову! Господи! Так это ж мой полицейский! Я же совсем про не-го забыл. Пробираюсь поближе, чтобы рассмотреть дело рук своих - лежит, сердешный, то ли живой, то ли мёртвый, не шевелится. Врачи брезгуют к нему прикасаться - с ног до голо-вы облёванный и обгаженный...
  Николай долго сдерживал смех, а тут не выдержал, захохотал во всё горло.
  - Ха-ха-ха! Ой, не могу! Ха-ха-ха!
  Он хохотал так, как никогда до этого! До колик в боку! Хохотал так, что обо всём на свете забыл и, слёзы катились из его глаз.
  - Прекратить шум в камере, - послышался из-за двери окрик и, тут же заскрежетал ключ в замке.
  
   Глава одиннадцатая.
   НИНА.
  Хозяин ушёл и больше никто не мешал ей работать. Как говорят, - "Без хозяина перед глазами, работается легче". Начался обыкновенный, будничный рабочий день.
   Перед её глазами проходили молодые и старички-пенсионеры, добрые и злые, смешливые - любители, по поводу и без повода, пошутить и, зацикленные на своих болячках, нытики. С "последними" - работать было намного сложнее. Они капризничали, не воспринимали полезных советов и считали, что - все и вся, должно крутиться вокруг их персон.
   С такими покупателями ухо надо держать востро. Того и гляди, нарвёшься на неприятности, но Нине не привыкать. За свой долгий срок работы в аптечной системе, она привыкла ладить с ними. Это Люське непривычно и тяжело. Нина частенько видела слёзы на её глазах после разговора с такими вот, покупателями. Она, как могла, утешала её, говорила о сложном характере больных, короче - учила профессии...
  К концу смены, аптека работала в круглосуточном режиме, Нину начали томить какие-то, нехорошие предчувствия. Вот, казалось, придёт она домой, а там ждёт её что-то - ну, совсем нехорошее. Даже повышение в должности с приличным добавлением к зарплате, не могло заглушить тревожного чувства...
   Может Кирилл, опять пришёл домой пьяный, или у Светы что-то не так?.. Как там она - в замужестве? Пишет, что всё хорошо и муж, Николай, её очень любит, а верно ли это?.. А Боря?.. Уже месяц от него письма не получали. Как уехал со своим строительным отрядом в ка-кую-то, Тмутаракань... Господи! Спаси и помилуй нас! Избавь нас, Господи, от неприятностей!..
  Так просила она ЕГО, вздыхая и украдкой вытирая защипавшие глаза. Хорошо ещё, что посетителей в аптеке не было. - Когда же сменщица придёт?.. - от волнения она не находила себе места. Вот так всегда в жизни, когда не очень нужно - всё идёт, как по прямой, асфальтированной трассе, а вот когда...
  Нина запыхалась, пока поднималась в свою квартиру. Открыв дверь своим ключом, на звонок никто не вышёл, она услышала только тишину и тиканье настенных часов.
  Квартира была пуста. Значит, Кирилл опять, как он всегда говорит в своё оправдание - задерживается. Господи! - с болезненной тоской в сердце подумала она - опять придёт пья-ный и лыка связать не сможет. - Ну, до каких пор это будет продолжаться?! - говорила она себе, проходя в кухню.
  Нина не сразу обратила внимание на листок бумаги, лежащий на углу стола, а когда уви-дела, в груди что-то оборвалось. Быстро схватив, поднесла его к глазам - она узнала почерк Кирилла. Сердце чуть отпустило. Раз пишет, значит не всё так плохо. Хотя!..
  Прочитав записку, Нина задумалась. С какой, такой, стати, ни с того, ни с сего, его понесло в Семипалатинск, к дочери? Объяснения не находилось. Нужно позвонить ей, - решила она, уже набирая межгород. После нескольких томительных гудков, она услышала спокойный голос дочери.
  - Алло! Кто звонит?
  Нина, услышав голос Светланки, сразу узнала эту, её привычку, начинать разговор с во-проса, - "кто звонит?"
  - Это я, мама... - Как у тебя дела, доченька? - поинтересовалась она. - Всё в порядке?
   От волнения, горло, казалось, перехватило спазмом и, от этого ей трудно было произно-сить слова. - Папа у тебя? Дай ему трубку.
  - Ой, мам, ты чего? - Откуда тут папка? - Ты чего звонишь? Случилось, что? - зачастила Светланка.
  - Света, он записку оставил, что поехал к тебе, - выдавила из себя Нина, а ты говоришь, что его нет.
  - Мама! Ну, что ты, как маленькая. - Посмотри на часы. - Ещё целый час до прихода автобуса, а потом... на городском маршруте - минимум полчаса.
  - Ладно, доча! - Говоришь у тебя всё хорошо? Муж не обижает?
  - Ну, что ты, мама, такое говоришь! Он любит меня, а в больнице всё - о, кэй!
  - Ну, слава Богу, что у тебя всё нормально, а то, знаешь, что-то на сердце тревожно. Так и ноет, так и ноет. - Ты, доча, как только папа появится, сразу мне позвони. Ладно?
  - Ну, конечно.
  - Свет, а Николай дома? Дай, я с ним, парой слов перекинусь.
  - Мам, он ещё не приехал с работы. Я, сама, жду его... - Ужин готовлю...
  - Раз у тебя, Света, всё нормально, я отключаюсь. - Появится папа, обязательно позвони.
  - Хорошо, мамочка.
  Нина немного успокоилась, но тревога не проходила. Она знала это состояние - как перед летней грозой. Всё вокруг затихает. На деревьях не шелохнётся ни один листочек. Всё живое прячется. В воздухе появляется одуряющий аромат цветущих трав, и дышать становится тяжело. Не вдохнуть, не выдохнуть, как-будто воздух превращается в жидкое, пахучее желе, а вверху, низко над головой, тёмно-синие тучи, медленно-медленно переваливаясь с одного бока на другой, стреляют стрелами-молниями.
   А затем, где-то далеко, вдруг послышится глухое ворчание, как-будто огромная собака, оскалив зубы, предупреждает - не подходи! Укушу! И это рычание, всё ближе и ближе приближаясь, постепенно переходит в удары по большому барабану, оглушая всё вокруг, а за-тем, разразится таким треском, как-будто одновременно разорвали не меньше сотни простыней, заставляя людей закрывать уши и приседать.
   Стихия набрала силу и разбушевалась во всей своей красе! Сверкают молнии, гремит гром, ветер со свистом гнёт деревья, походя, обламывая ветки и валя деревья. Тучи над головой несутся со скоростью курьерского поезда, а небо полыхает пожаром от всполохов молний...
  Так и у Нины. Она всей своей душой чувствовала приближение грозы, но только одного она не знала - с какой стороны она придёт. И это ещё больше заставляло тревожиться. Она мысленно направляла лучи-поиски в разные стороны, чтобы определить направление при-хода грядущей опасности.
   Был бы дома Кирилл... с ним, она, несмотря на его частые появления с работы нетрезвым, чувствовала себя уверенней, защищённей. Она знала - он всё ещё любит её, как раньше и готов защищать её и детей, от любой опасности.
  Зачем он поехал к Светлане?.. Или у него тоже появилось предчувствие опасности. Какой, опасности?.. Откуда?.. Она металась по квартире, ожидала звонка от Светланы и думала, думала!..
  В начале девятого, когда она совсем уж извелась, позвонила Светлана - папа приехал, добрался нормально, сейчас он принимает душ, а Николая, почему-то, до сих пор нет. Я начинаю волноваться - сказала она. Диспетчер ничего не может ответить - она недавно на смене... - Мама, может мне в полицию позвонить? - попросила совета она.
  Нина не знала, что посоветовать дочери...
  - Света, он, что, первый раз так задерживается?
  - Нн-ет!..
  - Тогда подожди. Может у него, что на работе случилось... ну, авария, там, или ещё что.
  - Хорошо... - Но, я, мам, волнуюсь.
  В трубке послышался щелчок, а потом, частые, короткие гудки. Светка отключилась.
  Кирилл доехал. С ним всё нормально... с этой стороны опасность не угрожает - высчитывала она, отбрасывая известные элементы, как выводящий новую формулу, математик. Но... всё-таки, зачем, и, почему так неожиданно помчался он к ним?.. Он раньше никогда так не поступал.
  Если появлялась необходимость поездки, он всегда ставил её в известность, а к Светке они собирались вместе съездить. Нагрянуть нежданно-негаданно на Новый год! То-то переполоху наделали бы. Очень уж хочется, им с Кириллом, на зятя поглядеть, думала Нина. Светка, по её словам, души в нём не чает! Так уж она его расхваливает, так расхваливает!
  - Господи!.. Ну, почему у меня на душе, так скверно?
  Нина, не разбирая постели, не раздеваясь, легла сверху на покрывало. Мысли продолжали тревожно роиться в голове, как пчёлы, перелетая с одного цветка на другой и, неожиданно, провалилась в сон...
  Ей снилось, как они с Кириллом впервые познакомились на автобусной остановке. Как он налетел на неё, и они упали под общий смех, стоящих вокруг людей. Она, совершенно случайно оказалась в том месте. Просто у неё в кармане лежал пригласительный билет на лекцию в пединституте, и она ждала автобус.
  После их, такого курьёзного знакомства, они стали проводить вместе много времени и, Кирилл часто повторял, - знаешь, Ника, нас свела сама судьба...
   А потом, сон перенёс её в другое время. Время, когда они уже поженились и он, посмеиваясь иногда, говорил, - у нас, Нинок папаша, наверное, один был. Ну, сама посуди - ты Владимировна, я Владимирович. А? Каково! Где это мой папочка тебя нагулял?..
  Нина за словом в карман не лезла, на шутку отвечала шуткой, - это тебя мой папашка с кем то, нагулял и вместе, весело смеялись и так, продолжая, задирать друг друга бежали, наперегонки, в спальню, на ходу снимали одежду, падали в кровать и долго, с наслаждением, занимались любовью...
  Разбудил её какой-то ненормальный водитель автомобиля, решивший среди глубокой ночи отрегулировать сигнал. По-видимому, там что-то замкнуло, и на весь квартал раздавался душераздирающий рёв. Вот, придурок! - решила она. Время три утра, люди спят, а он...
  До утра было ещё далеко и, Нина, раздевшись и разобрав постель, легла досматривать сон. Но вместо сна, её опять одолели мрачные, тревожные мысли. Чтобы избавиться от них она решила, как-бы продлить его, вспоминая последующие события, но память, самостоятельно, не подчиняясь её воле, сделала скачок и перенесла её на пятьдесят с лишним лет назад, в то далёкое, смутное прошлое, о котором она почти начала забывать...
   * * *
   Сознательно, помнила она себя с момента, когда вместе с мамой, стоя на крутом берегу Иртыша, напротив дебаркадера, она впервые в жизни увидела пассажирский пароход, подходивший к причалу.
   Ей он очень понравился: весь белый с красными спасательными кругами. Из высокой трубы клубами валил чёрный, густой дым, а потом, пароход как загудит, - ууу-гу-гу! Нина очень испугалась. Она спряталась за маму и прижалась к её ноге. - Глупенькая, - сказала мама, чего испугалась - это он здоровается с тобой. Посмотри, никто не боится.
   Нина выглянула одним глазком и, правда, никто не боялся. Все махали руками и ждали, когда пароход совсем остановится. Огромные красные колёса, огромные-преогромные, сна-чала медленно крутились, а потом, сказав напоследок - "Чоп-Чоп", остановились и все, кто был на берегу и на дебаркадере, бросились к пароходу.
   Особенно быстро бежали дяденьки с бидонами и вёдрами. Нина очень удивилась. Неужели у них дома нет воды? И услышала, как мама, сама себе сказала, - вот чёртовы алкаши, всех растолкали, а соседка добавила, - паразиты! Ты только глянь, Верка, как мужики за пивом попёрли!..
  Прошло немного лет и Нину повели в детский садик. Ничего особенного ей, из всей дет-садовской жизни, не запомнилось. Они пели какие-то песни, скакали вокруг ёлки, но... вот этот эпизод врезался в её память надолго, навсегда...
   Им дали на обед макароны с маленькими мясками (через год или два, узнала название - "макароны по-флотски") и вкусный компот. Ей очень понравились макароны. Она, всё съела и, попросила добавку. Рядом с ней сидел Ромка и ковырялся в тарелке, а из носа у него текло. Воспитательница отобрала у него тарелку, сказав, - не хочешь, есть? - и подсунула ей. Нина очень обиделась на воспитательницу и, вскочив из-за стола, убежала из детсада...
   Она бежала, спотыкалась и падала, слёзы обиды, заливали глаза, а за ней гнались и воспитательница, и нянечка, и, даже, заведующая.
   Нина побежала не по главной улице, а более короткой дорогой, по тропинке, идущей вдоль берега Иртыша. Перебегая по хлипкому, из двух досок, пружинившему под ногами мостику, перекинутому через ручей, бегущий с гор и впадавший в реку, она не удержалась и плюхнулась в ледяную, даже в середине лета, воду.
   Вытащил её из ручья, сосед - дядя Вова, случайно оказавшийся здесь. Потом, Нина, почти месяц болела. У неё признали менингит. Вылечившись, она вернулась в детский сад, но обида на воспитательницу, подсунувшую, от жадности, чужие объедки, осталась в душе на всю жизнь и, Нина, никогда не могла её простить. Ну не могла и всё! Даже сейчас, находясь далеко-далеко от того, злосчастного дня, она помнила всё, до мелочей, как-будто это произошло вот сейчас, только что...
  И ещё один эпизод, из того времени, но не связанный с детсадом, запомнился ей. Как-то, мама пошла в районный клуб, посмотреть фильм и взяла её с собой. Нина, первый раз в жизни шла смотреть кино и очень гордилась этим. Она до того загордилась, что даже не стала показывать язык встретившейся по дороге подруге, Наташке, а важно прошествовала мимо, держась за мамину руку.
   Место досталось им в третьем ряду. Мама посадила её к себе на колени и, они стали ждать начала фильма. Нина с интересом стала смотреть вокруг. Столько людей, в одном месте, она ещё не видела. Вокруг все разговаривали, а потом она увидела, как тётя-контролёр, держа за ухо какого-то мальчика, вела его к выходу. Он вырывался и что-то гово-рил тёте, но Нина, из-за стоящего вокруг шума не расслышала, а мама сказала, - зайца повели. Нина очень удивилась. - Какой же это заяц? - сказала она удивлённо, маме. Это Гриша - братик Наташкин!..
  Они ещё немного посидели. Она уже начала было скучать, как вдруг услышала, как соседка сказала маме, - неудобные у нас с вами места, очень близко от экрана - глаза будет резать. Тут Нина, по-настоящему, испугалась.
   Ей было жалко своих глаз и, маминых, тоже. От испуга она заплакала и стала просить маму пойти домой, но тут свет погас и начался фильм. На экране пошли какие-то буквы, большие и маленькие - она не успевала их рассмотреть, и ей стало скучно. Она ждала картинок, а их всё не было и не было. Так и не дождавшись картинок, она уснула. Разбудила её мама. В зале было светло. - Мама, а когда же кино? - спросила она. - Кино ты, дочь, тихо, мирно проспала. - Вставай, соня, пошли домой...
  * * *
  Закончив десятый класс Предгорненской средней школы, она уехала поступать в Семипалатинский геологоразведочный техникум - как тогда говорили, по зову души, но не прошла по конкурсу. Мальчишки все поступили, а она - девчонка. Соседка, по комнате в общежитии, посоветовала ей отнести документы в медицинский техникум. Там проводился второй набор.
  Они пошли и сдали документы. Нина, по какому-то наитию, вложила в документы экзаменационный лист геологоразведочного техникума с очень даже, приличными оценками.
  На следующий день её пригласили в канцелярию и выдали, даже без сдачи вступительных экзаменов, студенческий билет, сказав, что она зачислена на фармацевтическое отделение, так как на "лечебном" - полный комплект, а потом, при первом же освободившемся месте, её переведут на лечебное отделение. Нина согласилась и, впоследствии, нисколько не жалела, что стала фармацевтом, а не врачом...
  Закончив учёбу и получив диплом, она по направлению, как молодой специалист, вернулась в село Предгорное и стала работать в местной, районной аптеке. Вероятно, ей повезло. Она была рядом со своими подругами и друзьями, а главное - рядом была мама!
  Мама продолжала работать на местном, молокозаводе и жили они вдвоём, в своём однокомнатном, деревянном, стареньком домике, на стрелке, рядом с пристанью. Утром, собравшись, они вместе выходили из дома и шли на работу - она в аптеку, а мама, в свой цех - делать сыр и сметану.
  Прошло лето и вот уже первый снег, выпал на землю. Как-то, Нина, пришла в гости к своей подруге по работе, та её настойчиво и неоднократно приглашала к себе. Предлагала познакомить со своим братом, вернувшимся из армии по окончании срочной службы, и очень хвалила его.
  Так уж получилось, что Пётр Кайгородов понравился Нине, и они начали встречаться, тем более, что все вокруг говорили, - какая вы замечательная пара, будешь как сыр в масле ка-таться, у него родители богатые и дом у них - "Дай Боже, всем такой иметь". Мама тоже уговаривала, - выходи замуж, а то потом поздно будет. И общим хором, приговором - сосватали.
   Пётр устроился работать шофёром на молокозавод, а через полгода они сыграли свадьбу. Нина перешла жить в их дом, вошла в их семью. Но что-то странное было в отношении его родни к ней.
  Ни свёкор, ни свекровь не сказали ей ни одного ласкового слова. Только и слышала, - ты почему не приготовила ужин? Петя вот-вот придёт с работы, а у тебя нечем его покормить. Или, - "Ты плохо ухаживаешь за своим мужем, он пошёл на работу в неглаженой рубашке". Нина крепилась, старалась им угодить, крутилась, как белка в колесе, по дому и в ого-роде, бегала на работу, но ничего не помогало.
   Особенно ей стало тяжело и обидно, когда она поняла, что беременна и у них, с Петром, будет ребёнок. Она ведь тоже работает, а его родители, целыми днями сидят дома, палец о палец не ударят и, вместо того, чтобы помочь... однажды, доведённая до отчаяния, она пожаловалась Петру, а он... Он сказал, - "Это мои родители, изволь их уважать", а через день, пришёл домой пьяный и избил её.
   Начались ежедневные издевательства со стороны мужа. Его родители только поощряли его в этом. Потом она узнала, что у него всё это время была любовница...
  Маме она ничего не рассказывала, боясь причинить той боль, да и стыдно ей было. Как могла, прятала синяки. Это оказалось не трудно. Пётр знал, как бить и бил умеючи. Она жила как в аду, в вечном страхе перед пьяным мужем, его родителями и возможностью обнародования её горькой жизни. А Пётр опускался всё ниже и ниже, скатываясь до алкоголика. Его родители во всём винили её, приписывая ей даже то, о чём она "ни сном, ни духом"...
  После очередного запоя на Петра напал приступ ревности. Он, выпив, пришёл к ней в аптеку и, увидев, что она разговаривает с покупателем,приревновал и устроил скандал. Потом это начало повторяться чуть ли не каждый день. Оставалось одно - начать лечить его от алкоголизма, но тут появилось препятствие со стороны его родителей.
  Они категорически были против его лечения, говоря, - он не алкоголик. Подумаешь, выпил! Все пьют. Будь, ласковей с ним и он, не будет пить. Всё же, она смогла, в минуту его просветления, уговорить пойти лечиться. Его родители, узнав, что он согласился, категорически, запретили ложить его в стационар. Она сама повела его в больницу, а потом, каждый день сопровождала на процедуры.
  Продержался он месяца полтора после лечения, а потом, всё началось вновь. С работы его уволили два месяца назад и, даже разнорабочим, никто не хотел брать. Село - это не город. Здесь все, о, всех - знают. Выплыла на всеобщее обсуждение и их, с Петром, жизнь.
   Начались пересуды кумушек и досужие вымыслы. А тут ещё, от такой беспросветной жизни с мужем алкоголиком и его бездушными родителями, от нервного истощения у неё случился выкидыш, и она не знала - радоваться ей или плакать.
   Она настолько была забита и унижена, что ни на какие эмоции у неё уже не хватало сил. Она уже не обращала внимания, когда вслед ей, оглядывались и говорили, - видишь вон ту, аптекаршу, - довела мужа - запил. Сплетни, сплетни и опять сплетни - разносимые по райцентру, передаваемые вслух и на ушко. Даже сильный человек от такой жизни иногда ломается, что же взять от хрупкой, слабой женщины, совсем недавно начавшей семейную жизнь. Нина - совсем ещё молодая, жизнерадостная женщина, широко распахнув глаза, ждала от жизни счастья и любви и, дождалась...
  Каждый день избиваемая мужем-алкоголиком и постоянно третируемая его родителями, она, в конце-концов, не выдержала...
  Нет, она не стала травиться, резать вены или вешаться - её разум ещё не настолько помутился. Она, просто, молча, собрала свои вещи и, сказав ему и его родителям, - прощайте! Навсегда уехала в Усть-Каменогорск...
  
   Глава двенадцатая.
   КИРИЛЛ.
  Он не сразу уехал в Семипалатинск. Билеты были только на последний рейс. До отхода автобуса была ещё уйма времени. На рынок возвращаться ему совершенно не хотелось, поэтому он, не долго, думая, пошёл домой, благо они жили на улице Космической. Несколько шагов и - дома. Повалявшись на диване, попил водички, а потом решил написать Нине записку, чтобы напрасно не волновалась. Нечаянно взглянув на часы, Кирилл ужаснулся - до отхода автобуса оставалось не более двадцати минут. Быстро выскочил из квартиры и помчался на автостанцию, успев по пути купить несколько пирожков.
  Пересекая улицу перед автовокзалом, ему нечаянно вспомнился давно случившийся с ним эпизод. Он тогда, тоже переходил на другую сторону дороги и вдруг услышал резкую, непрекращающуюся трель звонка трамвая. Не понимая, что могло случиться, он оглянулся и мгновенно бросился в бега. За ним, надрываясь звонком, мчался трамвай, не по рельсам, а прямо по дороге и ещё он увидел в кабине трамвая вагоновожатую, машущую ему обеими руками, казалось, она пыталась сказать ему, - уйди с дороги придурок, не видишь что-ли, трамвай едет!
  Тут, как назло, я споткнулся и упал. А, трамвай всё ближе и ближе, тогда я, совсем поте-рявшись от страха, не вставая, на четвереньках помчался от него. Страшная по своей красоте картина: Я бегу на четвереньках, а за мной гонится трамвай и верещит. Народу собралось...
  Когда трамвай, наконец, остановился, я поднялся, а ко мне, вся зелёная, как лягушка на болоте, подбежала вагоновожатая и давай меня костерить, - "Идиот, ты что совсем ослеп, трамвай пропустить не можешь?!" А я, тоже весь побледневший, ей, отвечаю, - так трамвай же должен по рельсам бегать, они во-он где, и показал ей пальцем. Она, вдруг, как зарыда-ет, - я третий день самостоятельно езжу. До сих пор всё хорошо было, а тут он, как взбесился, увидел тебя и погнался за тобой. - Ты, наверное, часто без билета ездил, вот он и узнал тебя, решил оштрафовать... - Извините, говорю, дамочка, а у самого губы, от непрошедшего ещё страха, белые и трясутся, - я женился недавно, так что, нечего за мной гоняться, хотя бы и на трамвае... тут она опять, как зарыдает, - Дурак! Настоящий дурак!..
  Кириллу повезло. Нет - дважды повезло! Во-первых - автобус, который их вёз, был венгерский "Икарус", во-вторых - место было у входной двери. Здесь было по свободнее ногам, прохладнее и, Кирилл, с удобством разместившись, почти сразу же уснул.
  Проснулся он при подъезде к городу, выспавшийся и отдохнувший. Зайдя на автостанции в туалетную комнату, он умылся и тщательно почистил зубы, убирая застарелый запах перегара. Не дай Бог, Светка унюхает! Они с Ниной, тщательно скрывали его загулы. И, ещё раз ему повезло - остановка необходимого автобуса располагалась рядом с автовокзалом. Так, на полосе везения, он впервые нажал кнопку электрического звонка Светкиного дома...
  На следующее утро, войдя в огромную залу, первое, что он увидел - заплаканную Светлану, сидящую на диване и вытирающую слёзы кулачком. Да, среди белой с позолотой, прекрасной мебели, освещённая утренними лучами солнца, сидела его ласковая, нежная дочь, похожая на жемчужину в раковине и плакала. Слёзы текли по её щекам и падали-падали, капля за каплей, а она не успевала их вытирать.
   В таком состоянии Кирилл ещё никогда не видел свою любимую дочь и, это выбило его из колеи, заставило гулко забиться сердце и сразу же заныть. - Что-то часто у меня стало пошаливать сердце - мелькнула мысль и, не дождавшись её окончания, он бросился к дочери, обнял её и стал гладить по голове, как в детстве, успокаивая:
  - Светочка, дочка, что случилось - маленькая моя? - совсем разволновался, Кирилл. - Скажи папе! Какое горе у тебя?
  - Пап-поч-ка... Мил-ленький... - сквозь слёзы, заикаясь, пыталась говорить она, - Ник-ник-колая и, она громко зарыдала, так и не закончив.
  - Да, что случилось с твоим Николаем? - Ну, успокойся, доча, перестань плакать. А то я, так, ничего не пойму, - уговаривал он её, продолжая гладить по голове.
  Больше не задавая вопросов, он тихо сидел и, приобняв её, ждал, когда она хоть немного успокоится.
  Постепенно слёзы перестали капать и, она, пошмыгав носом, более-менее связно, смогла поведать о случившемся... то, о чём она рассказала, было как гром, среди ясного неба. "Она уснула под утро, так и не дождавшись Николая, или, хотя бы, звонка от него. Разбудил её, какой-то посторонний звук, ворвавшийся в, совершенно кошмарный, тяжёлый сон. Вначале она не поняла, что это так настойчиво трезвонит рядом с ней. Потом, пробившаяся, в ещё затуманенное сном сознание, мысль подсказала - телефон... рядом с ней надрывается телефон, казалось, пытаясь достучаться до неё и сказать, - послушай меня, послушай, я хочу сообщить тебе важную весть.
   Она схватилась за трубку, как утопающий, за соломинку но, та, выскользнула из её, сразу повлажневших от волнения и откуда-то появившегося страха, рук. Наконец, она подобрала её и, севшим от волнения голосом, спросила, - Коля, это ты? И зачастила, не давая тому, на другом конце провода, сказать хоть слово. - Коля, ты где? - Ты почему не приехал домой? Что случилось? Я вся переволновалась!.."
   - Мне, папа, не было дела, до какой-то там, грамматики и правил построения речи - мне необходимо было знать, что случилось с моим любимым человеком, не угрожает ли ему опасность и, могу ли я сейчас, в данный момент, помочь ему? - говорила она отцу. - Пойми меня правильно...
  - Да, действительно, мне звонил Николай, - папа, - продолжала она, всхлипывая. Его голос я бы узнала из тысячи голосов. То, что она поняла из его слов, повергло её в ужас. На какой-то миг она даже потеряла дар речи и, безвольно, шевелила губами...
   Её, Николай, её кровиночка, сидит в тюремной камере за какой-то наезд на человека... но, этого не может быть!.. Это какая-то ошибка полиции!.. Она сейчас поедет к самому главному начальнику и объяснит ошибочность их обвинения. Да она...
   А Николай, рассказав ей всё, попросил принести смену белья и позвонить в парк, Зине, чтобы она отложила намеченные на сегодня встречи и попросила его зама, прийти к нему для разговора. Не переживай, - сказал он прощаясь, я ни в чём не виноват. Верь мне!..
  Она ему верила. Верила, как, самой себе. Верила безоглядно, ни на секунду не сомневаясь в его невиновности. Её Коля, не может совершить ничего плохого!..
  - Вот, почему я плакала, - папа и, горькие слёзы снова потекли из её глаз.
  - Да-а... - только и смог произнести Кирилл, выслушав рассказ Светланы.
  - Ну, что мне делать, папа? Я так волнуюсь!.. Даже представить себе не могу - Николай среди преступников!
  - Света, посиди тихо, успокойся, ладно? - Мне нужно подумать.
  Они сидели, молча, и каждый думал о своём. Кирилл, не зная подробностей дела, не мог, только умозрительно, составить какой-либо план действий. Для его составления необходимо знать подробности, которые Светка поведать ему не могла. Значит!.. Значит, нужна встреча с Николаем, это - во-первых, и... желательно, ознакомиться с материалами дела - во-вторых. Далее... Я совершенно забыл расположение и направление улиц города, тем более, что город, за тридцать с лишним лет, здорово изменился. Поэтому, что?.. Поэтому, необходимо приобрести карту города и, поможет мне в этом - Светка...
  Мозг, столько лет, бездействовавший из-за отсутствия умственной работы и, почти еже-дневного отравления алкоголем, медленно просыпался.
   Кирилл, чувствовал, как от напряжения начало ломить в висках и, даже показалось, что извилины мозга, зашевелились. Давай... давай! Шевелись!.. Работай! - стал подгонять он мозг. Хватит! Побездельничал. - Видишь... у дочери... вон, какое несчастье...
  Так, в молчании и тишине, они просидели минут десять-пятнадцать.
  - Света, ты сначала в больницу сходишь? - поинтересовался он, или сразу, к Николаю?
  - Я отпросилась у заведующей - до обеда. Она меня - подстрахует. - Папа, едем сразу к Николаю, а то я умру от беспокойства. Я только, приведу себя в порядок и соберу вещи для Николая. Ты подожди...
  Кирилл и, следом Светлана, вышли из дома. Уже на крыльце, их догнал настойчивый звонок телефона. Светлана бросилась назад, чуть не споткнувшись на пороге.
  - Алло! Я слушаю вас! - послышался голос Светланы из дома. - Говорите! Я слушаю...
  Некоторое время Кирилл ничего не слышал. Потом... - Да, как вы смеете! - и Светлана вышла вся пунцовая.
  - Света, в чём дело? Кто звонил, если не секрет?
  - Знаешь!.. Знаешь... и, она на мгновение замолчала. - Звонил, какой-то мужчина... Голос я не узнала. Он... он...
  - Не тяни, - говори. Что он тебе сказал?
  - Ой, папочка! Сначала в трубке была тишина, а когда я повторила вопрос, - кто звонит? Он начал говорить странные вещи...
  - Я рассержусь, Светка. Чего мямлишь? Быстро всё рассказывай! - Кирилл не на шутку встревожился.
  - Он спросил, - ну как, красавица-недотрога, весело тебе?.. То ли ещё будет. Наплачешься!
  - Больше ничего не говорил?
  - Нет. Я подождала, а он, только дышал в трубку...
  - Странно... у тебя, что, враги завелись? Кому ты наступила на больной мозоль?
  - Ну, что ты, папа, такое говоришь?.. Откуда? В моём-то возрасте и, враги...
  - Свет! А может, что у Николая? - Ты, случайно, ничего не слышала? - на всякий случай, поинтересовался Кирилл. Или, он, что-нибудь, такое, рассказывал?
  - Не зна-ю-ю! Он, ничего, такого, не говорил. Если бы, что было, он, обязательно, мне бы рассказал.
  - Ладно!.. В какую сторону нам топать?
   * * *
   Свидания с Николаем им пришлось ждать больше часа. Кирилл, почему-то, не имел права на свидание, поэтому по кабинетам пришлось бегать Светлане. Наконец Николая привели. В несвежей рубашке и мятом костюме, да к тому же - не бритый, он выглядел уставшим. Под глазами, несмотря на молодость (что такое тридцать семь лет для мужчины), "набрякли мешки". Сейчас ему можно было смело дать все сорок-сорок пять лет, но увидев Светлану, глаза его повеселели и, он даже, казалось, помолодел. Вот, что делает с человеком любовь, подумал Кирилл.
  Кирилл смотрел, как Светлана бросилась к Николаю, как начала его целовать и, у него защемило сердце. Что с ними будет? - думал он. А если Николай, действительно, виноват?.. Бедная моя, девочка... не успела насладиться жизнью и, такой удар...
  Нет! - продолжала виться мысль дальше, не могла наша дочь выбрать себе в мужья плохого человека. Она всегда умела разбираться в людях. Наверное, поэтому и, выбрала она трудную профессию врача - трудную профессию, если к ней относиться добросовестно.
  - Светлана, может ты, прервёшься и, представишь меня своему мужу? - напомнил о себе Кирилл и сделал шаг в их сторону.
  - Ах! Да... Коля, познакомься. Светка, с трудом оторвавшись от Николая, протянула в его сторону руку, - это мой папа. Познакомьтесь!..
  Кирилл и Николай, одновременно протянули навстречу руки, испытующе глядя друг на друга. Рукопожатие, как определил Кирилл, у Николая было энергичным и твёрдым. - Силь-ный характер, - решил он. Такой не сломается. Надеюсь, выдержит временные трудности. Ничего, что сейчас неважно выглядит, в конце концов, кого тюрьма красит?..
  - Здравствуйте, Кирилл Владимирович. Рад с Вами познакомиться... давно хотел... только не здесь и не в таком виде...
  - Здравствуй, Николай! Светлана много о тебе рассказывала, жаль только - по телефону. Ну, да, ничего. Надеюсь, всё образуется.
  - Я тоже на это надеюсь.
  - Николай, сколько времени тебе дали на свидание? - поинтересовался Кирилл.
  - Час.
  - Света, ты посиди тихонько минут десять, - попросил Кирилл, мне нужно переговорить с Николаем, а потом я вас оставлю наедине. Хорошо?
  - Да, папа.
  - Расскажи мне, Николай, всё, о чём говорил следователь, какое выдвинул обвинение... Коротко, но, не упуская ключевых моментов. Сможешь?
  - Да.
  И Николай приступил к рассказу.
  Кирилл внимательно слушал, изредка поглядывая то на него, то на Светлану, а потом не-ожиданно, как всегда раньше делал, пристально, заглянул ему прямо в глаза. Этот приём сбивал человека, если тот лгал, заставлял отводить глаза, но Николай выдержал взгляд, ни-чуть не теряясь и, не теряя нити повествования...
  Не врёт - решил Кирилл, но нужно ещё Светку порасспросить. Может ещё, что-нибудь выужу. Эти мысли, идущие параллельно слушанию, ничуть не отвлекали его, а только помогали выстраивать логическую цепочку последующих действий.
  Наконец Николай замолчал, вопросительно поглядывая то на него, то на Светлану, как бы говоря, - ну, что скажете, особенно вы, тесть? Видок то у вас - наконец, то, объявившийся тесть, не ахти какой презентабельный. Ехал то к дочери - с зятем знакомиться, мог бы и ...
  Кирилл всё это читал у него на лице, как в раскрытой книге и, понимал - сейчас, в такой ситуации, у того нервы натянуты, как гитарная струна. Не стоит обижаться, да и место не располагает. Нужно держать себя в узде и, не обращать внимания, на некоторую недоверчивость и критичность ко мне. Придёт срок - выйдет отсюда, тогда и поговорим...
  - Как фамилия следователя, ведущего твоё дело?
  - Акишев Ерлан Абзалович.
  - А номер кабинета?
  ?!..
  - Зачем вам - это?
  - Коленька, - вступила в разговор, Светлана, - папа не из праздного любопытства спраши-вает. Может он сможет помочь нам.
  - Во втором этаже. Кабинет номер шесть...
  - Николай, до свидания, - пожав руку, попрощался Кирилл. Крепись!.. Не буду вам мешать. - Света, я тебя снаружи подожду.
  Выйдя на свежий воздух, он огляделся, ища, куда бы примоститься. Но вокруг ни одной лавочки, как-будто специально, чтобы посетители, не дай Бог, не вздумали здесь задержаться.
   Остановившись у угла здания, Кирилл, задумался... - если, исходить из рассказанного Николаем, то... машину угнал человек, знающий секрет отключения противоугонки или, имеющий навык вскрывать автомашины такой марки, то есть "специалист". И третий случай - у угонщика был комплект ключей: или украденный, или скопированный. Николай говорит, что ключи у него не пропадали и, они у него всегда с собой... я ему склонен верить. Он показался мне человеком правдивым и, достаточно смелым, чтобы признавать свои ошибки. Думаю, нужно трясти Светлану...
   "Легка на помине!" - как говорится.
   Из дверей следственного изолятора показалась Светлана. Вид у неё был расстроенный, а в глазах стояли слёзы. Видно было, какого труда ей стоило их удерживать, чтобы они не полились ручьём.
  Ему было жаль её до слёз. Тёплая волна любви к своему ребёнку... к такому беззащитно-му и, незаслуженно обиженному жизнью, накрыла его.
  - Света, я здесь! - позвал он её, чуть охрипшим от волнения голосом.
  - Папа, ну как же так случилось? Кто это мог сделать?.. Это не Николай, я в этом уверена.
  - Постараемся разобраться, Света. - Ты сейчас в больницу?
  - Да... как я буду с больными разговаривать, ума не приложу?
  - Держись. Всякое в жизни случается - и хорошее, и плохое... надеюсь, в полиции разберутся. - Кстати! Ты ходила к следователю насчёт свидания. Он расспрашивал тебя о Нико-лае?.. Ну, вроде, - выходил ли он из дома, куда ездил? Ещё какие-нибудь вопросы, задавал?
  - Он только спросил, где был Николай в ту ночь! - А где он мог быть, кроме дома? - я так и сказала. - Ой, пап! Мне нужно бежать, я опаздываю, - и, чмокнув Кирилла в щеку, убежала.
   * * *
  Кирилл ещё немного постоял, смотря вслед дочери, а потом, повернулся и, решительно зашагал в следственный отдел, благо он располагался неподалёку.
  Подойдя к окошку дежурного, он попросил пропустить его к следователю Акишеву, в шестой кабинет.
   Дежурный - стареющий сержант, долго, изучающее, рассматривал его...
  Кирилл понимал столь пристальное внимание полицейского к своей персоне. Какое впе-чатление может производить человек с трёхдневной щетиной на лице, в не очень свежей рубашке и не чищенных, несколько дней, туфлях.
  - Ваше удостоверение! - потребовал он с таким видом, словно надеялся, что у Кирилла его не окажется и он, с полным на то основанием, пошлёт его, куда подальше.
  Порядок, есть порядок. Кирилл, предъявил удостоверение, а дежурный, вновь, стал рассматривать Кирилла, словно до этого, он, в течение пяти минут, не делал то же самое.
  - По какому вопросу? - "рубленными" фразами, продолжил допрос, дежурный.
  - По поводу наезда на пешехода.
  - По-нят-но! - протянул сержант и, проговорив, по-казахски, несколько фраз в телефонную трубку, протянул удостоверение. Проходите!
  Кирилл поднялся во второй этаж и, подойдя к кабинету номер шесть, постучал в дверь.
  - Войдите! - услышал он голос из-за двери.
  В кабинете находились двое. Один - в полицейской форме, сидел за столом. Судя по ко-личеству маленьких звёздочек на погонах - старший лейтенант. Другой - в костюме и с рас-стегнутым воротом рубашки, стоял у окна и что-то вычитывал в папке.
  - Я бы хотел поговорить с капитаном Акишевым по поводу наезда на пешехода.
  - Вы, свидетель? - заинтересованно спросил тот, что у окна и даже, так показалось Ки-риллу, вытянул шею в его сторону.
  - Нет. Я тесть Николая Патина, обвиняемого в наезде.
  Интерес к нему тут же пропал и на лицах полицейских, появилось равнодушие, как-бы говорившее - ходят тут всякие, только работать мешают.
  - Так, что же вы хотите от нас? - спросил стоящий у окна и представился - Я, капитан Акишев... - Следствие по факту наезда в производстве, - продолжил он, пожав плечами и... а что, собственно...
  - Я бы хотел, с вашего позволения, - перебил его Кирилл, - взглянуть на схему ДТП и за-ключение экспертизы по автомашине. Николай... у него сейчас не то состояние, чтобы адек-ватно реагировать на происходящее. Я, полчаса назад, с ним беседовал - он не помнит подробностей экспертизы...
  - Простите... э-э...
  - Кирилл Владимирович... Кирилл Владимирович Соколов.
  - Так вот, Кирилл Владимирович... Я... я, не имею права знакомить с материалами дела посторонних лиц, а вы лицо для меня постороннее, хоть и говорите, что тесть.
  - Но, я действительно тесть Николая и, моя дочь, Светлана Соколова, за ним замужем. Я, надеюсь, это вы отрицать не будете? - И потом!.. Я же не прошу вас показать мне все мате-риалы. Мне достаточно взглянуть одним глазком на заключение экспертизы и схему ДТП - уже начиная раздражаться, проговорил Кирилл, а чтобы вы не сомневались, что я тесть - вот моё удостоверение.
  - Нет!.. нет, что вы. Я, не сомневаюсь, что вы отец Светланы Кирилловны и тесть Патина, но поймите и вы меня...
  - Капитан. Не всё и не всегда, возможно подогнать под требования инструкции. У вас под следствием мой зять... я верю ему - он не виновен!
  - Так все говорят, - сыронизировал старший лейтенант, вступив в разговор... - Ерлан, да дай ты, человеку, посмотреть "одним глазком" эти две бумажки...
  Кирилл заметил, как он заговорщицки подмигнул капитану, как бы говоря - этот, тюфяк, всё равно, ничего не поймёт. Уважь деревню.
  Мысленно усмехнувшись, он подумал - ах, как, иногда, излишнее самомнение, может сыграть с человеком злую шутку.
  Капитан, немного поразмышляв, открыл, стоящий в углу, несгораемый шкаф и достал от-туда папку, на которой было написано - "Дело Љ".
  
   Глава тринадцатая.
   СВЕТЛАНА.
  Она прибежала в больницу к окончанию утреннего обхода. В ординаторской, за своим столом сидел и что-то писал Виктор Тимофеевич, её наставник и, вообще - очень даже ничего - человек.
  - Здрасьте, Виктор Тимофеич. Что новенького?
  - Здравствуй, Красота Кирилловна, - шутливо поздоровался он. - С опозданьицем, Вас!.. Чай, спали сладенько на своей пуховой постельке с молодым то, муженьком?.. - пытливо посмотрел он на неё и продолжил с улыбкой, чуть-чуть коверкая слова, - что-то ты, сегодня, вроде как, бледненьки, или случилось что?
  - Случилось, Виктор Тимофеевич, случилось...
  - Светочка, ну, сколько раз просить тебя, не называть меня по имени и отчеству - обижаете! Я, для тебя - просто Витя. - Так что случилось, радость моя?
  - Ну, Виктор... Тимофеевич, - не называйте, пожалуйста, меня так. Я не ваша радость, а... папина и мамина и...
  Она чуть не проговорила - Николая, но вовремя удержалась.
  Повисла неопределённая пауза и, чтобы как-то прервать её, Светлана, не смотря в сторону коллеги, проговорила, - папа приехал. Пока то, да сё. Вот и задержалась, но я... Я, преду-предила заведующую, что задержусь.
  Почему она не назвала истинную причину задержки? - Она и сама не поняла. Просто, неожиданно, что-то внутри неё сказало - не говори!
  Надев халат и, переобувшись, она села за свой стол и стала просматривать истории болезней своих больных. У неё, слава Богу, сейчас не было "тяжёлых". Держа в руках историю больной Комковой она, собственно, не видела, что в ней написано, она была далеко отсюда, она была рядом с Николаем...
  Что же это за напасть такая, откуда она взялась?.. Они были так счастливы вместе, так счастливы и, на тебе!.. Всё кувырком... Коля в тюрьме... хорошо хоть он там, вдвоём, с забавным дедом, а не с какими-то там, ворами и убийцами... а, я? Одна в пустой квартире, без Коли. Господи, спаси и помилуй нас!..
   Мысли, одна другой грустнее, наполняли голову, не давали сосредоточиться на записях, сделанных её рукой и, слёзы, опять навернулись на глаза. Чтобы скрыть их от постороннего взгляда и не дать повода, к досужим вымыслам, она вышла во двор.
   Не, смотря на октябрь месяц, стоял погожий, тёплый день бабьего лета. Ещё не все деревья сбросили пожелтевшую листву и, лёгкий, прохладный ветерок, как-бы шаля, нет-нет, да и тревожил их, а потом, увидев грустное личико Светланы, приблизился и коснулся ласковой ладошкой её щеки, казалось, он хотел сказать, - не плачь, всё плохое когда-нибудь заканчивается в жизни. Светлана, не смотря на горе, поселившееся в её груди, улыбнулась в ответ на ласковое прикосновение шаловливого ветерка. Слёзы, готовые пролиться, постепенно высохли и она, чуть успокоившись, вернулась в ординаторскую.
  - Что, это вы, Светочка, выбежали, как угорелая? - поинтересовался, Виктор Михайлович. А увидев её, покрасневшие глаза, спросил, как показалось ей, с ехидцей, - от счастья плака-ли... дорогая? Везёт же некоторым!.. Не то, что нам сирым и убогим и, состроив несчастное лицо, вернулся к своим бумагам.
  Впервые, Светлана, прислушалась, как и что, говорит её коллега. Может быть, сказалось её высокое эмоциональное напряжение, или сегодняшняя повышенная чувствительность к любой фальши, но ей очень не понравилась фамильярность его слов и тон, которым он говорил с ней.
  Впервые, она подумала - как же это я раньше не замечала, какой он противный и злой. Но чтобы он не решил, что его слова, её как-то задели, она, чуть усмехнувшись, ответила:
  - Не знаю, не знаю! Вам ли, Виктор... Михайлович, - она специально сделала ударение на его отчестве, обижаться на судьбу. - Вокруг вас женщины, так и вьются, так и вьются и в отделении, - она постаралась придать сарказм своим словам, Вас, так... уважают!..
  И, неожиданно для неё, он промолчал. Или не понял её сарказма - неужели он настолько глуп? - спросила она себя, или... а, вот это "или" её очень насторожило. Она точно знала - он не глуп, тогда, почему он промолчал? Не ответил ей, в своей, всегдашней манере человека, остроумного, не лезущего за словом в карман?.. Почему?.. Не может же, под маской доброты и участливости, вечных шуток-прибауток и обезоруживающей улыбки на лице, скрываться злой и мстительный человек? Нет, нет!.. не может такого быть, подумала она. Я, всего-навсего ошибаюсь по молодости и, отсутствия жизненного опыта. Да, я точно - ошибаюсь, успокаивала она себя. Какая я дура, чтобы так думать о хорошем человеке, о своём руководителе... и, она, опять задумалась...
  В ординаторскую стали входить, закончившие врачебный обход своих палат, её сослуживцы. Послышался чей-то смех в ответ на, кем-то рассказанный анекдот, зазвенела посуда - подошло время обеда, а Светлана, всё никак не могла прийти в себя от своего открытия и, то, что происходило в ординаторской проходило мимо неё.
   ... Где-то в подсознании, сначала неуверенно, а потом всё настойчивее стала пробиваться какая-то мысль. Она, казалось, была похожа на подземный ручеёк, готовый, вот-вот, пробиться на поверхность земли и разлиться полноводным потоком. Да! Она, мысль, пробилась и выплеснулась на поверхность сознания широким потоком, сметающим всё на своём пути... - Как, я могла? Как, я могла, так плохо поступить со своей свекровью? Со своей второй мамой? Бог накажет меня за такое упущение. Я, как моллюск, забралась со своим горем в раковину себялюбия и совершенно забыла сообщить ей о Коле - казнила она себя. А ведь она его мама. Она родила и вынянчила его. Она благословила нашу любовь!.. Нужно срочно написать ей письмо... но, как я напишу ей о том, что произошло, какими словами утешу её в горе?
  Мысль, зацепившись за слово - мама, как якорь корабля за дно моря, крепкой хваткой удерживала её, не давая отвлечься. А моя мама! Она ведь тоже ничего, ничего не знает о случившемся со мной и Колей. Ну, хорошо... своей маме я сообщу по телефону, а Колина мама? Господи! Это ж страшно подумать, через, сколько дней, она получит моё письмо! И, в расстроенных чувствах, она совершенно забыла, что пристань Иртышск находится в трёхстах километрах от города и письмо идёт туда - максимум сутки.
  Как через казни египетские, страдая и кровоточа, проходила душа Светланы и, никто не утешил её, не помог ей, в эту трудную для неё минуту. Не помог, потому, что окружающие её люди, заражённые вирусом равнодушия и, имеющие души, покрытые коркой чёрствости, не видели её страданий. Да, если бы даже видели, всё равно, прошли бы мимо, отделались бы, дежурными фразами. А ей так хотелось, так нестерпимо хотелось, чтобы кто-нибудь погладил её по голове, как в детстве мама и, сказал ласковые слова утешения.
   Находясь, среди множества людей, она чувствовала себя одинокой и беззащитной от ударов судьбы... Она была одинока, как одинок, оторванный от дерева, во время грозной бури, лист и, лишь мысль о Николае, согревала её душу...
  За эти несколько минут, в душе Светланы, произошёл огромный переворот. Она повзрос-лела на добрый десяток лет, и мыслить, и рассуждать она стала - соответственно своему новому возрасту. Она стала Женщиной! Женщиной с большой буквы!..
  С этого момента, она сознательно вступала в борьбу за свой мир, за свой кусочек счастья, подаренный ей судьбой, в лице её Николая, против того, кто захотел разрушить всё это.
  - Светлана Кирилловна, вы будете обедать? - дошёл до её сознания голос, Виктории Ивановны - пожилой, слегка полноватой женщины-врача, со смешным курносым носиком, на широком, одутловатом лице.
  - Нет, спасибо! Что-то мне не хочется.
  - Напрасно отказываетесь, Светочка... вот смотрю я на вас, что-то вы бледноваты сегодня... и, с хитроватой улыбкой на губах, как грязным кирзовым сапогом по натёртому до блеска, паркету - уж не беременны ли вы, милочка?
  Шокированная такой бестактностью, Светлана даже опешила вначале, а увидев устрем-лённые на неё, любопытные и даже обшаривающие взгляды совсем растерялась. Густо покраснев, она покачала головой.
  - Нет, нет! Что вы! - Просто... у меня сильно разболелась голова.
  Так неуклюже оправдываться могла только студентка-первокурсница, застуканная про-фессором за списыванием со шпаргалки, а не дипломированный врач, подумала она, но слово не воробей - назад не вернёшь. И, чтобы, как-то избавиться от назойливых взглядов коллег она, сославшись на необходимость посмотреть одну из больных, вышла из ордина-торской.
  В четыре часа после полудня, закончив обход больных, Светлана отправилась домой. Уже сидя в автобусе, она вдруг встрепенулась. - А как же папа? - Без обеда, без ключей от входной двери её дома? Ну, растеряха, выбранила она себя и добавила - пустоголовая дурёха, могла бы хоть денег дать, на обед в столовой.
  
   Глава четырнадцатая.
   КИРИЛЛ.
  Выйдя из здания следственного управления, Кирилл направился на автобусную остановку, на ходу решая, ехать к Светланке на работу, за ключом от дома, или - на место Дорожно-транспортного происшествия.
  Пропустив пару автобусов и, порасспрашивав людей, стоящих на остановке, он, наконец, дождался своего, идущего в нужную ему, сторону.
   Место ДТП находилось недалеко от старой пожарной каланчи. Выйдя из автобуса, он внимательно осмотрелся... Он, её вспомнил!.. Он вспомнил... эту каланчу, - мимо которой частенько проходил.
   Это ж надо, - столько лет прошло!.. - подумал он, возвращаясь памятью, в далёкие молодые годы. В этом городе прошла часть его юности. В этом городе, он, когда-то, учился в Речном училище, бегал с друзьями на танцы в центральный парк им. Ленина. Ходил на свидание с девушками - работницами чулочно-носочной фабрики и, студентками медицинского института... как давно, это было!.. Как давно...
   Пройдя пару кварталов, Кирилл нашёл место совершения, якобы Николаем, наезда на сержанта ГИБДД.
   Неподалёку стояла, прижавшись спинкой к чугунной ограде, лавочка, не занятая пока никем, наверное, из-за рабочего времени, подумал он, а ребятишки вырвутся на волю попозже, после уроков.
   Присев на лавочку, Кирилл стал попеременно смотреть, то на место происшествия, то на схему ДТП, срисованную им в кабинете следователя.
  Да-а... ты только посмотри, как тщательно всё зафиксировали, посмотрев на схему ещё раз, подумал он. Это вам, не на простого смертного наехали, здесь - корпоративная завязка, чувствуется. А привязок то сколько!.. Фу ты, ну ты - ноги гнуты!..
  Нарушений, в начерченной схеме, Кирилл не нашёл. Прицепиться было не к чему, а он так надеялся! Ещё немного посидел, прокручивая в голове, так и сяк, схему происшествия и, решив, что больше здесь ничего нового не узнает, решил уже уходить, как голову пронзила мысль, а что если... Он ещё раз осмотрелся вокруг... Дома как дома - с окнами и балконами. А в домах люди живут... - Вот, что ему нужно... Люди!.. Свидетели!.. Конечно, по здравом размышлении, полиция всё здесь прошерстила - не такие уж они дураки, ну, а вдруг...
  И, Кирилл бросился во двор, ближайшего от места происшествия, дома. Обойдя все квартиры, и поговорив с жильцами, конечно с теми, которые открыли перед ним дверь, он понял, - ещё один дом он осилит, но не более того.
   Он очень устал. От голода слегка подташнивало и кружилась голова.
   Для развязывания языка у потенциальных свидетелей, которых он надеялся найти, Кирилл воспользовался самым действенным способом - он представлялся отцом водителя, что, отчасти, было правдой.
  Люди, открывавшие ему двери своих квартир, вначале недоверчиво, затем, всё более откровенно, разговаривали с ним. Но не все. Были и такие: узнав, кто он и, зачем пришёл, - начинали ругать водителей, называть их, убийцами на колёсах, а ему прямо в глаза, говорили, - твой сыночек задавил человека, осиротил чью-то семью, а ты отмазать его хочешь? В тюрьме ему место! И захлопывали перед ним дверь.
  Во втором доме, повторилось всё, то же, самое, с небольшими вариациями. Пустая затея, подумал Кирилл, теряя последние остатки сил. И, на третьем этаже, нажимая звонок очередной двери, в очередную квартиру, из-за которой, чуть слышно, доносился счастливый детский смех, он, прямо у двери, потерял сознание.
   Очнулся он на чьём то, диване, в совершенно чужой квартире. Над ним склонилась молодая, довольно таки, симпатичная женщина, а рядом с ней, стоял сухонький старичок, не-определённого возраста. Встречаются, иногда, такие... вечные старички. О них, в народе говорят, - "Маленькая собачка - до старости щенок". Не в обиду им, конечно, будет сказано. А рядом с ними, вертелся, путаясь под ногами, карапуз, лет, трёх-четырёх.
  - Простите!.. Я вас, наверное, очень напугал? - Полувопросительно, полуутвердительно проговорил медленно Кирилл. - Я сейчас уйду... не знаю, как это со мной случилось?..
  - Вы лежите, лежите... вам, сейчас, нельзя вставать, - стала успокаивать его женщина. Хотите водички? И через мгновение - меня зовут, Валентина... зовите просто, Валя, а это, мой папа - Пётр Иванович, продолжала щебетать она. И, показав на карапуза, добавила - самый главный в доме - Михаил Сергеевич, мой сын-баловник. Мы с ним и дедой, сказку рассказывали про Красную шапочку...
  - Мне так неудобно, перед вами. Столько хлопот я вам доставляю.
  - Что вы, что вы! Никаких хлопот. С каждым может такое случиться, пожалуйста, не переживайте...
  - Кириллу доставляло удовольствие, слушать говорок словоохотливой и, по всей видимо-сти, очень доброй женщины, но приличия - есть приличия, подумал он. Пора и честь знать.
  Он приподнялся, чтобы встать, но голова вновь закружилась, и он упал на подушку. Вот незадача! - пронеслась в голове беспокойная мысль, не хватало только заболеть в чужой квартире.
  - Вы ещё полежите, пока вам полегше не станет, а мы в другую комнату пойдём, - нако-нец, сумел вставить и своё слово, с ударением на "О", сухонький старичок. Если, что понадобится, зовите нас...
  Кирилл, от удивления, чуть рот не открыл - у Петра Ивановича был не голос, а "Иерихонская труба". Откуда, в таком тщедушном теле, смог вместиться такой мощный голос? - восхитился Кирилл.
  Полежав минут десять-пятнадцать, он решил всё-таки встать. Голова уже не так сильно кружилась. На шум, поднятый им, в комнату заглянул карапуз с любопытно-распахнутыми, цвета, спелого ореха, глазами. И тут же раздался его тонкий голосок:
  - Мама, деда, - дяденька проснулся и затопотал в другую комнату.
  - Ну как вы? - спросила, входя в комнату, женщина. - А то может, всё-таки, скорую помощь вызвать? Я сбегаю к соседке - у них телефон недавно поставили...
  - Спасибо! Не стоит беспокоиться. Я сейчас уйду.
  - Знаете, что. А давайте, вы с нами чай попьёте! У меня сегодня такие замечательные булочки с курагой получились.
   И, таким доброжелательным тоном это было предложено, с такой теплотой в голосе, что, казалось, откажись сейчас Кирилл, и у неё из глаз польются слёзы обиды. И Кирилл сдался.
   * * *
  Кухонька, оказалась маленькой шестиметровкой, как их называют в народе - "хрущёвка", очень опрятной и чистенькой. На столе стояло блюдо, доверху наполненное свежими булочками, издающими такой чудный аромат, что у Кирилла, не имевшего ни крошки во рту с раннего утра, рот наполнился слюной и он, непроизвольно сглотнул. На газовой плите уже пел победную песню, разукрашенный петухами, эмалированный чайник.
  - Присаживайтесь,- пригласил его к столу, Пётр Иванович, своим бесподобным голосом, - не стесняйтесь. У нас по-простому.
  Раньше всех к столу, конечно, успел "хозяин" - карапуз, Михаил Сергеевич. Взгромоздившись на табурет, он стал, подражая взрослым, дуть в чашку, а затем, зачерпнув чайной ложкой из чашки, выразил своё мнение, - "галяций!" И так это у него, непосредственно и смешно получилось, что все рассмеялись.
  - Вы, к кому-то приехали, или ищете кого? - поинтересовалась Валя, прихлёбывая чай. - Мы, тут, с самого начала живём. Почти всех знаем, - может, сможем помочь?
  И Кирилл не удержался, - всё рассказал этим добрым, отзывчивым людям: и про Светла-ну, и что случилось с Николаем, и что, он ищет свидетелей наезда на полицейского, и тяжело вздохнув, добавил, - но пока у меня ничего не получается.
  Все притихли, слушая его исповедь. Даже "хозяин" молчал - увлёкшись, чаем с булочкой.
  - Да... положеньице... говорите - вчера поутру?.. Интересно... интересно! - Валя, а это не тот случай, о котором ты мне вчера рассказывала?..
  Кирилл насторожился. Неужели, после стольких трудов и переживаний, его, наконец-то, посетила удача. И так, неожиданно. Хотя, почему неожиданно? Судьба, иногда, бывает, ми-лостива к страждущим. Ну, скажите на милость - зачем, Господу, наказывать не виновных людей? Ему что, грешников не хватает? И, боясь спугнуть удачу, неосторожным словом или движением, он вопросительно посмотрел на Валентину...
  - Не знаю, - пожала она, плечами... может и тот.
  - Валя, пожалуйста, - взмолился Кирилл, - расскажите. - Что вы видели?.. Когда? Где? Я вас очень прошу - умоляю!
  От волнения, охватившего всё его существо, он стал даже чуть заикаться.
  Сначала медленно, неуверенным голосом, как будто вспоминая далёкое прошлое, Валентина, начала рассказывать:
  - Она, где-то, в начале пятого часа утра проснулась, потому, что её разбудил плач, Мишеньки. Взяв, его на руки, чтобы успокоить, поняла, - он, опписялся. Поменяв простынку и одеяльце, она уложила его в сухую постель, а сама пошла в ванную комнату - состирнуть мокрое...
  Боясь, поторопить Валентину и спугнуть этим, её память, Кирилл сидел и молча подгонял её. А она, обстоятельно и подробно излагая вчерашнее, утреннее событие, большую часть рассказа уделяла своему сыну, а не происшествию. Он понимал её - она мать! Для неё сын - главное. Всё остальное - второстепенное.
  Какое ей дело, до каких-то там аварий, наездов на пешеходов - это побочное, это совер-шенно не относится к её сыну. Поэтому он, не торопил её, а ждал, когда она приступит к рассказу о самом происшествии. Ждал, надеясь на удачу, и боясь разочарования...
  - Валентина! Человек ждёт от тебя, что ты расскажешь о том, что видела, - перебил её Пётр Иванович, а ты всё про пелёнки.
  - Вышла я, на балкон, повесить бельё на просушку, - продолжила она, как-будто не услы-шав реплику своего отца, а там, смотрю... и, она рассказал всё, что увидела на противоположной стороне улицы...
  - Стоит легковая машина, а на краю дороги лежит человек, не шевелится. Мне его хорошо с балкона видно. У него, почему то, одна нога разутая, а на другой туфель надет и, возле него стоит человек, наклонился, ну... как-будто рассматривает того, который лежит. Я подумала, что это пьяный лежит, а тот, с машины, остановился, чтобы на него посмотреть - живой или нет. Ну, пьяный и, пьяный. Подумаешь, невидаль, какая, в наше время. А потом тот, что с машины, взял пьяного и оттащил его с дороги...
  - Я, ещё подумала, - какой молодец, доброе дело тому пьянчужке сделал. От дороги подальше уволок, чтобы другим ездить не мешал. А потом он сел в машину и уехал, а я... я, пошла на Мишутку, посмотреть...
  - Как он выглядел? - волнуясь, быстро поинтересовался, Кирилл. - Тот, с машины?
  - Вы думаете?.. Да ну... что вы...
  - Всё-таки, Валя. Вы запомнили, как он выглядел? Во что одет? Ну, хоть что-то, вы о нём можете рассказать.
  - Валюша, давай вспоминай, - решил помочь Кириллу, Петр Иванович. Может и правда это он. Убивец. - Действительно, что это за добрый дядя такой появился, - пьяным помогает?
  - Вы чего на хорошего человека напали? - заступилась за водителя она. Может, лежал этот пьяный на дороге, мешал ездить - другие его объезжали, а этот...
  - Валя! Раз он такой добрый и хороший, - перебил её, Кирилл, так почему он скорую по-мощь не вызвал или, полицию?
  ?!...
  - Вот видишь, Валюша, резонно тебе человек вопрос задаёт. Соображает...
  - Ну, вроде... куртка на нём болоньевая - сама, такая синяя, а рукава... Рукава, жёлтые...
  Теперь "такие" куртки в моде. Я своему, Сергею, хочу купить - такую же. Сергей - это мой муж. Он скоро с работы должен прийти.
  - А цвет волос у него, какой? - пытался, как можно больше узнать, Кирилл. Может цвет глаз запомнили?
  - Вы смеётесь. Как я могла цвет глаз увидеть? Ещё ж рано было! Да и далековато, всё-таки. А вот волосы у него богатые! Знаете, такие, светлые и... волнистые. Длинные. До плеч. Красивый мужчина...
  - Я тебе дам... красивый мужчина! Не посмотрю, что ты моя дочь!.. У тебя, своих двое, красивых... - Правда, Мишутка?
  - Плавда, дедуська! - Мама! Мы с папой, плавда, самые класивые?
  - Конечно, вы с папой, самые-самые красивые у меня!
  - Валя. Может вы машину запомнили? Какая она? Какой марки? Какого она цвета? - про-должал выпытывать Кирилл, всё более возбуждаясь и сгорая от нетерпения.
  - Какой марки, какой марки?.. Да откуда же я знаю, какой марки!.. Я в них разбираюсь, что-ли? - чуть-чуть обиделась она. Легковушка красная, иномарка - это точно. Красивая!.. Не Жигули и не Волга. Их я знаю... Нам бы, такую... нет! Подождите! Она не красная, нет. Она тёмно-красная, скорее даже - вишнёвая.
  Кирилл, услышав всё это, чуть не запрыгал от радости и не запел. Ну, надо же! Ну, надо же! Кажется, он нашёл свидетельницу и, тут же опять заволновался. А почему же нет её по-казаний в материалах дела? Куда они подевались? Странно...
   - Скажите, Валя, вы это всё... что сейчас нам рассказали, - осторожно, боясь потерять, вдруг возникшее понимание происшедшего, - вы... Вы, всё это рассказали полиции?
  - Нет. Нас никто, ни о чём не спрашивал. Мы утром, папа, я и Мишутка, уехали на дачу, а вернулись поздно вечером...
  - Вот как! Тогда понятно... Валя, а вы могли бы, всё, о чём нам поведали, если вас пригласят в полицию, рассказать им?
  - Конечно, - пожав плечами, согласилась она. - Папа, ты как на это смотришь?
  - Наверное, надо, дочка. Раз видела, почему не рассказать, если надумают пригласить.
  - Вот спасибо!.. А пирожки у вас замечательные! Я давно таких вкусных не ел. Да и пора мне. Вон сколько времени у вас отнял.
  - Ну, что вы. Не стоит беспокойства. Приходите ещё к нам в гости - будем рады.
  Попрощавшись и ещё раз, поблагодарив за приглашение, Кирилл пошёл к дверям, сопровождаемый всей семьёй. Уже одевая, куртку, он всё думал о рассказе Вали. Что-то я забыл спросить, но что?.. Господи! - наконец то, дошло до него. Я же не спросил ни адреса, ни фамилии. Вот голова дырявая!
  - Простите, великодушно, Валя, я забыл спросить у вас адрес и фамилию.
  Записав на листочек всё необходимое, Кирилл ещё раз попрощался и, наконец, то, покинул гостеприимную семью.
  
   Глава пятнадцатая.
   СВЕТЛАНА.
  ... Зайдя, по пути, в продовольственный магазин и, сделав необходимые покупки, она, придя домой, стала готовить ужин. - Куда это, отец, запропал? - подумала Светлана и по-смотрела на часы. Ого, уже половина шестого... и потянулись, разматываясь, как клубок ни-ток, мысли - грустные, невесёлые, подстать настроению: как бы чего не случилось с ним?.. Маме нужно позвонить... Свекрови, Ларисе Степановне, письмо написать и отправить... а, как там дела у Коли?.. И опять слёзы навернулись на глаза...
  Поток мыслей прервал звонок домофона - вернулся отец. Светлана вышла его встретить и по глазам его, светящимся радостью, догадалась - что-то хорошее произошло у него. Не зря видно так долго отсутствовал. Сгорая от любопытства и нетерпения, - что могло так обрадовать его, поцеловала в щеку и тут же, поинтересовалась:
  - Пап, ты, где так долго был? Что-то произошло? - у тебя глаза, так и светятся. Можешь мне рассказать или нет?
  - Дочурка, у меня, я так думаю, очень хорошая для нас, новость. Только дай мне отды-шаться и водички попить, а то в горле пересохло.
  - Папа, у меня ужин почти готов. Ты иди мой руки и за стол, а там и поговорим...
  - Отлично! Знаешь, Свет, я голоден, как волк, поэтому, как в народе говорят, - "Что есть в печи - всё на стол мечи!". Можешь даже стопочку подать - токмо, для успокоения нервов и... ничего иного.
  - Я тебя "вкусненьким" накормлю, а вот насчёт "успокоения нервов", извини папа, у нас в доме нет. Коля совсем не пьёт.
  ?!
  - Что. Совсем-совсем?
  - Ну да.
  - Ну, а если, к примеру, гости придут? Как выкручиваетесь?
  - Пап. Ну, ты, как маленький, ей Богу. Все наши гости, как и мы с Колей, кофе пьём и, рас-смеявшись, добавила, - ты, пойдёшь, руки мыть, в конце-концов или так, с грязными руками за стол сядешь?!
  Утолив немного голод, Светлана и Кирилл, вновь завели разговор, прерванный ужином:
  - Папа, я сгораю от любопытства. Ты же обещал мне рассказать, всё-всё и, кстати, где ты был после того, как мы расстались? - Папочка, миленький, ну расскажи, - заканючила Светлана.
  - Ладно, ладно. Вот последний кусочек доем...
  Светлана даже ахнула, услышав, рассказ отца и сердце её забилось от радости и надежды на быстрое освобождение Николая из тюрьмы.
  - Папочка, миленький, дай я тебя поцелую.
   Она совсем уж решила, что всё завтра же закончится, но услышала вопрос, который её насторожил и заставил вновь задуматься. А вопрос, по сути, был простой. Получала она по-вестку от следователя или нет. Как это я забыла в почтовый ящик заглянуть! - подумала она. Ведь мимо шла...
  - Я сейчас схожу, посмотрю и выскочила из-за стола.
  Корреспонденции было много - газеты, несколько журналов и среди них она нашла повестку в полицию.
  Любопытно, почему они повестку бросили в почтовый ящик, а не вручили, под роспись? - Хотя... меня же дома не было.
  Её приглашали на девять тридцать к следователю Акишеву.
  - Папа, мне утром идти к следователю. Что ему говорить?..
  - Просто отвечай на вопросы. Вам с Николаем, по-моему, скрывать нечего. Да, Света, попроси у следователя, чтобы тебе отдали машину. Чего ей там стоять. Дома, в гараже - на-дёжнее.
  - Как же, надёжнее! Угнал же, кто-то... человека задавил и, назад поставил. А ты говоришь - надёжнее. Куда уж надёжнее... Интересное дело - сигнализация даже не пискнула...
  - Света, машина стояла во дворе, а не в гараже. Чтобы оттуда взять машину, нужно знать код замка. - Надеюсь, у вас кодовый замок? Да, ещё, что я тебя хотел попросить, - ты всё-таки прикинь, кто может подходить из ваших знакомых и незнакомых, под описание угонщика. Я всё-таки, больше, чем уверен, что это была ваша машина и не забудь следователю дать координаты свидетельницы...
   * * *
  Улёгшись в постель, Светлана ещё долго не могла уснуть. Растревоженная рассказом отца, она перебирала в уме всех, их с Николаем, общих знакомых. Все были, на её взгляд, порядочными людьми и не могли совершить недостойного поступка, тем более - угнать их автомобиль...
  Какая-то мысль, всё пыталась пробиться наружу, мешая спокойно думать. Она, не давала покоя, тревожила. Казалось, вот сейчас... ещё немного усилия... ещё чуть-чуть и Светлана поймает её за хвост, но, не тут то, было. Поманив своей доступностью, она, показав язык, тут же исчезала в неизвестность. Так и не поняв, что она хотела сказать или предупредить (о чём?), Светлана забылась тревожным сном.
  Ей приснилась свекровь, Лариса Степановна. Лицо у неё было сердитым и в то же время, обиженным. Казалось, всем своим видом она пыталась сказать, - ты потеряла связку ключей и, из-за тебя, мой сын находится в тюрьме. Ему там плохо и одиноко... - Неправда... неправда, - возражала ей Светлана, - я ни разу в жизни не теряла ключей - спросите у мамы. Коля мне, правда, дал комплект ключей от машины и гаража, но они у меня всегда в сумке. Я, Лариса Степановна, всего несколько раз брала машину, чтобы поездить по магазинам и то, с Коленькиного разрешения... и, тут же, как по волшебству, Светлана оказалась в камере Николая...
   Он не спит, а просто сидит на табурете и разговаривает с каким-то, человеком, очень по-хожим на домового из детской сказки, таким же маленьким и лохматым-лохматым, таким же домашним и добрым. Они смеются над чем то, а за их спинами, ими не видимый, стоит какой-то призрак и злобно улыбается. Он кого-то ей напоминает. Светлана пристально всматривается в его очертания, пытаясь понять, насколько он опасен для Николая... и, всё-таки... до чего же знакомые черты. Почему я, не могу вспомнить, кому они принадлежат?.. и она, вспоминает, вспоминает: перебирает в уме знакомые и незнакомые, хоть один раз, увиденные лица, но нет, память не может или не хочет ей помочь...
   Призрак перевёл взгляд на неё, улыбнулся и подмигнул. Казалось, он хотел сказать ей, - вспоминай, вспоминай, может, чего и вспомнишь, но вряд ли.
   Светлана от такой наглости, с его стороны, рассердилась и послала в него из-под нахмуренных бровей, испепеляющий взгляд. Она ещё хотела добавить, что нисколько не боится и всё равно вспомнит его лицо, но тут картина начала расплываться и... Светлана проснулась.
  За окном был ранний рассвет. Вылазить из-под одеяла совершенно не хотелось, и она решила ещё чуть-чуть поваляться в постели и разобраться в только, что увиденном сне.
  Со свекровью всё было понятно. Хотя... чего это она налетела на меня с этими ключами? Причём тут ключи? Не понимаю! - рассуждала она сама с собой. - Вообще-то, в детективных романах описывают, как враги выкрадывают ключи у жертвы, делают с них копию и пользуются ими в своё удовольствие. Но, я то, какой и кому - враг?.. Да, ну!.. Чушь всякая лезет в голову!..
   Но тут перед глазами предстал злобно улыбающийся призрак и её мысли совершили крутой поворот в её сознании. И опять она задумалась - кого же напомнил ей призрак? Вот, она чувствует, прямо кожей чувствует - она знает этого человека и стоит только чуть-чуть приоткрыться малюсенькой щелке в её сознании и она тут же узнает его. Но, нет! Даже самой-самой, малюсенькой-малюсенькой, величиной с остриё иголки, дырочки, не открылось. Тайна призрака осталась за семью замками.
   Голова, от умственного напряжения, стала немного побаливать. Этого ещё не хватало, - возмутилась она. Ну-ка!.. Я тебя! - пригрозила она ей и, тут же приказала себе, - дай отдох-нуть голове и тогда с новыми силами!.. А что, с новыми силами? - подумала она, я что, найду, на кого похож, этот чёртов призрак?..
   Полежав немного с закрытыми глазами и ни о чём не думая, как-бы отключив мозг, Светлана дождалась, когда немного приутихнет боль в голове, вновь, начала анализировать свой сон. - Я где-то читала или мне рассказывали... не помню как звали того сыщика, некоторые преступления он смог раскрыть во сне. Может быть и мой сон, что-нибудь, да значит? - Лариса Петровна указывает на потерю ключей, а я их не теряла, затем... Стоп! Дайте подумать!.. Ага!.. Затем появляется ухмыляющийся призрак и нахально подмигивает мне глазом. Вот, идиот! Я тебе подмигну! Так подмигну, что до конца жизни будешь меня помнить! - не на шутку, рассердилась Светлана и, всё же, где я его видела? - опять подумала она.
   * * *
  Так и не решив, что же ей хотел подсказать сон, она стала собираться к следователю. Отец ещё не вставал, и, Светлана решила не трогать его, пусть поспит подольше, отдохнёт. Вон, вчера, сколько набегал, но зато, до чего приятную весть ей принёс! - Ой! Чуть не забыла, - вскинулась она, мне же в больницу позвонить надо, что задержусь.
   Хорошо, что никто в больнице не знает о моих неприятностях, а то разговоров не обе-рёшься. Узнают - пойдёт-поедет. Каждый будет косо поглядывать и за спиной у тебя гово-рить, что? Красавица-недот... Светлана даже икнула, от, неожиданно, выскочившей из какого-то закоулка сознания мысли. Так ведь... так ведь... так меня... нет. Господи! Не-ет! - чуть не закричала она от вспыхнувшего в мозгу озарения. Нет, нет! Он меня называет "Красавица-Кирилловна", а тот в телефоне - "Красавица-недотрога". Это две разные вещи и голос - голос совсем другой...
  ... Не ври сама себе - попеняла она. Всё сходится. Но... как же с ключами быть? Ведь у него нет и, не может быть ключей. Да и зачем это ему надо, притом, что, он живёт не в нашем районе. Где же он живёт?.. Дай Бог памяти - нет, не помню. Да, он как то приглашал меня к себе, но я тогда отказалась посмотреть его бунгало, как он называл свою квартиру. Вроде бы всё, сходится, но... я не верю, а если быть честной до конца - я боюсь поверить. Тут она непроизвольно взглянула на часы: Боже мой, я катастрофически опаздываю к следователю и, быстро накинув ветровку, выскочила из дома.
  У следователя Акишева вопросы к ней были те же, что и в прошлый её приход: где стояла машина? Не выезжал ли Николай куда-либо, а может он вообще дома не ночевал? И так далее, и так далее... Светлана на все вопросы отвечала обстоятельно и, как просили, с всякими мелкими подробностями, на её взгляд совершенно не имеющими отношения к делу.
  Она напряглась, только когда её спросили - не подозревает ли она кого-нибудь? Вот тут она заволновалась. Ну, не станешь же рассказывать о подозрениях, возникших у неё по по-воду человека, может быть совершенно не виновного. Но, следователь, есть следователь, тем более, она это почувствовала, опытный следователь... и мгновенно последовал вопрос:
  - Так, всё-таки, может быть вы, подозреваете кого-нибудь? - спросил Акишев и посмотрел на неё, как тигр на антилопу. Давайте будем откровенны, - вы хотите видеть вашего мужа дома, или в тюрьме?
  - Да как Вы, смеете! - возмутилась она. - Я вам принесла адрес свидетельницы, а кого подозреваю - не ваше дело!
  - Наше, наше. - Вы что, Светлана Кирилловна, хотите попасть под статью "об укрыватель-стве преступника"? Так я вам могу в этом помочь.
  Она испугалась. А вдруг этот жестокий полицейский и правда, посадит её в тюрьму. Как она потом, поможет Николаю выйти на свободу? Знала бы я законы, а так... и, она рассказала полицейскому о своих подозрениях.
  - Вот видите... совсем другое дело, - мягко пожурил он её. И нам хорошо, и вам легче на душе стало. А то, чего ж такую тяжесть в себе носить. И к напарнику, записывающему её показания:
  - Слава, дай Светлане Кирилловне протокол допроса, пусть прочитает и подпишет.
  Светлана, расстроенная донельзя, тем, что, может быть, подвела под тюрьму хорошего человека, почти не читая, расписалась в протоколе и вернула полицейскому.
  - Свет-ла-а-на Кирилловна, ну, что же вы право, ей Богу, нужно ведь и число поставить, - мягко попенял он ей и продолжил, - а машину можете забрать, криминалисты с ней закончили.
  - А как же мой муж? - подняв глаза на капитана и с волнением, ожидая ответа, поинтересовалась она. - Его вы сразу отпустите? Можно я его у вас, в коридоре, подожду?
  - Ну, что вы. Так быстро дела не делаются, - поддерживая её под локоток и провожая к двери, сказал старший лейтенант. Я... провожу вас к машине, а то, не дай Бог, заблудитесь.
  Нашёл время увиваться, как кобель возле сучки, со злостью подумала она. У людей горе, а он... но, все-таки приятно, подумала она. Какая я безнравственная, на мгновение она даже приостановилась, муж страдает ни за что, ни про что в тюрьме, находится среди бандитов и воров и может быть, они мучают его, а ей - при-ятно... бессовестная! - укорила она себя.
  Забрав Фольксваген с полицейской стоянки, она поехала в больницу к своим больным и выздоравливающим.
  
   Глава шестнадцатая.
   НИНА.
   ... Не выспавшаяся и, разбитая усталостью, с тёмными кругами под глазами, она появилась в аптеке. Смену принимала у Ольги, опытной провизорши, не один год проработавшей в этой аптеке.
  Аптека, в начале, принадлежала государству, то есть облаптекоуправлению, а затем, в связи с перестройкой, стала переходить из рук в руки, часто меняя хозяев и названия. И всё это время, Ольга была при ней. Как уж она умудрялась ладить с часто меняющимися вла-дельцами аптеки, Нина точно не знала... но, догадывалась. Просматривая список лекарст-венных форм, входящих в группу "Б", она услышала:
  - Ниночка, золотце - это правда, что тебя прочат в директора нашей сети? Вот радость то, вот радость то, всем нам...
  Нина удивлённо посмотрела на неё. Разговор с хозяином был вчера вечером. Ольга при этом не присутствовала. Кто ей успел нашептать новость?.. Получается, получается... - человек ещё только думает чихнуть, а эта уже лезет с поздравлениями. Ну, проныра!.. То-то она со всеми ладит. А та продолжала говорить, зажмуривая поросячьи глазки и, казалось, захлёбываясь от счастья.
  ... Ты такая умница, такая умница! Кого же ещё и назначать на это место, как не тебя. Не меня же?..
  И она ещё минут двадцать распиналась о Нинином превосходстве и о своём с сослуживицами ничтожестве, при этом, не забывая искоса подглядывать за Нининой реакцией.
  А Нина, давно уже ушла в себя и не слышала, что та, ей говорит. Пришла в себя она от наступившей, вдруг, тишины:
  - Вы, Ольга, что-то сказали? - Простите, я, кажется, отвлеклась и, посмотрев на неё, успела поймать, не успевший спрятаться, за всегдашнюю маску доброжелательности, злой и завистливый взгляд.
  Поняв, что ненароком выдала себя с головой, Ольга тут же попрощалась, пожелала спокойной смены и быстренько выскочила за дверь.
  Только этого мне не хватало - расстроилась Нина. Не успела в кресло директора сесть, а уже появились враги. Любопытно, а как воспримут её назначение в других аптеках - лояль-но, по-дружески, или также, в - штыки? Ох, люди, люди. Человеки! Зависть, корысть, нена-висть, или всё же, любовь движет Вами? И чего больше в Вас? Или всё это смешалось в единую массу - для каждого человека в отдельности и в своей пропорции?..
  Такие, или похожие, размышления одолевали Нину, настраивая её на минорный лад. А ещё она думала о себе, о Кирилле и детях и, почему то ей было очень грустно.
   Редкие, сегодня, покупатели, увидев выражение её лица, даже не начав скандалить или возмущаться, забирали свои лекарства и, расплатившись, тихо, чуть ли не на цыпочках, по-кидали аптеку. А, выйдя на улицу, покачивали головой и говорили сами себе - такое лицо бывает у человека, прощающегося с жизнью или, в предчувствии смерти...
  Кое-как дождавшись конца смены, она поехала домой.
  
   * * *
  Поднимаясь в свою квартиру, Нина заглянула в почтовый ящик. В нём, вместе с газетой "Рекламный дайджест" лежало письмо. - От кого бы это? - подумала она - в ближайшие дни мы, вроде бы, ни от кого не ожидаем писем. Взглянув на обратный адрес, она заволновалась.
   Письмо было от матери из села Предгорного. Мы же с Кириллом, вот только, месяц на-зад, были у неё - было всё нормально - вспомнила она. Собственно, не совсем нормально. У мамы, уже в течение лет пяти-семи, скачет кровяное давление и она принимает, то адельфан, то пьёт травяные отвары. Что же такого срочного могло случиться у неё и Нина, тут же, на лестничной площадке, пробежала глазами по письму.
  Мать была плоха. Она заболела дня через два, после отбытия Нины с Кириллом. Письмо писала соседка и по просьбе матери, просила, чтобы она срочно приехала...
  Маме, только вот, исполнилось семьдесят девять лет. Нина с Кириллом в прошлый раз и ездили на её день рождения. Поздравили, вручили небольшой подарок, посидели. Гостей было немного, только её, ещё оставшиеся в живых, подруги, да пара ближних соседей.
  Надо было срочно ехать. Жаль, что нет у неё телефона. Хорошее изобретение - телефон. Сегодня она уже не успевала на пригородный автобус, поэтому отложив сборы на потом, Нина стала названивать своему работодателю на его домашний телефон...
   На удивление, трубку поднял сам хозяин - ну, хоть тут повезло - мелькнула мысль, а вот дальше разговор не получался. Жомарт Естаевич начал с того, что вот де, ей оказывают такое доверие, назначая её директором, а она, с первых же дней, начинает злоупотреблять его, и его партнёра, доверием, и что, недолго решение о её назначении пересмотреть, если она будет настаивать на своём. Выслушав его тираду, Нина спросила, - Скажите, Жомарт Естаевич, а если бы это была ваша мать, а на моём месте оказались вы, - как бы вы поступили?
   - Я бы всё бросил и поехал без разрешения...
  - Ну, вот видите.
  - Стоп, стоп, Нина Владимировна, - Я же ещё не отказал вам, категорически. Дайте секунду-другую подумать. - Скажите, а как нам быть со сменами?
  - Я сейчас позвоню, Людмиле - она составит новый график и предупредит всех об изменении выходов - думаю, особых препятствий не будет. - К тому же, все мы можем оказаться в сходном положении.
  - Нн-у-у... хорошо! Только под вашу ответственность, Нина Владимировна... под вашу от-ветственность. Смотрите, не подведите меня.
  - Я поняла, шеф.
   Он, между прочим, любил, чтобы его называли - шеф. Она знала эту, его "маленькую слабость" и решила чуть-чуть, самую малость, потешить его самолюбие.
  Следующий звонок она решила сделать в Семипалатинск. Откликнулись и здесь, на удивление, быстро. К телефону подошла Светлана. По её голосу, Нина поняла - что-то случилось. Первая её мысль была - Кирилл напился и что-то натворил. Сердце её непроизвольно сжалось, но то, что она услышала от дочери, повергло её в ужас:
   - Как же так, доченька, - ты же говорила, что он хороший человек, а он...
  - Да нет, мама, он не виноват, - перебила дочь, - его, кто-то подставил. Мы с папой почти нашли, угонщика. Мы всё в полицию уже сообщили...
  - Ну, слава Богу! - Ты Николая видела... в тюрьме? - Слово "тюрьма" она, казалось, выдавила из себя. Оно несло в себе такой заряд ужаса и беспросветной тьмы, что внутри у неё всё похолодело. - Бедная доченька - такая молодая, а жизнь уже начала бить её.
  Выслушав Светлану о посещениях полиции и о Николае, она стала успокаивать её:
  - Ты доча, крепись, не падай духом. Надеюсь, всё будет хорошо.
  Да, я, мама, и так держусь и, похвасталась слегка, - у нас в больнице никто не догадывается о моей беде. Я никому-никому, мамочка, не рассказала.
  - Ох, дочка, дочка! Какой ты ещё ребёнок у меня, - пожалела она её. - Чем папа занимается? - поинтересовалась она, - позови его к телефону, пожалуйста.
  Когда Кирилл взял трубку, она, поздоровавшись с ним, поинтересовалась его самочувст-вием, а потом, рассказала о предложении, сделанном ей хозяином и о полученном письме. В конце разговора она предупредила его, что едет к матери - на какой срок, она ещё не знает. Пока она будет отсутствовать, пусть он побудет с дочерью, поддержит её, как может, главное, добавила она - не оставляй её одну надолго. Помоги ей и, - она немного замялась, - ты уж, пожалуйста, не пей, хотя бы там. Не позорься перед дочерью.
   - Ну, пока! Целую!..
   * * *
   Увидев лежащую в постели мать, она, в первое мгновение, даже не узнала её, казалось, перед ней лежит совершенно чужой человек. Даже не человек - мумия, так она усохла и сморщилась и лишь открывшиеся при её появлении до боли знакомые глаза, всё так же смотрели на неё с любовью и лаской. А ведь прошёл всего лишь только месяц с последней встречи. Нина, не смогла удержать слёз. Бросившись к своей, такой родной и доброй мамочке, она упала перед ней на колени и плача, стала целовать и гладить её руки:
  - Родненькая моя, мамочка, что у тебя болит?! Ты только скажи. - Я всё-всё, для тебя сделаю! - Какой нужен врач?..
  - Не суетись, дочка... я умираю. - Только и держалась, чтобы... посмотреть на тебя, хоть одним глазком... - Спасибо тебе, Господи! - исполнил мою просьбу...
   Нина, слушая прерывистый шёпот матери, увидела, как из её глаз выкатились две сле-зинки и, покатились по её старенькому, сморщенному, но такому дорогому для Нины, лицу.
  - Ну, что ты, мамочка! Не говори так! Ты не...
  - Не перебивай... меня... дочка, - всё также шёпотом, с длинными паузами, продолжала она, - открой нижний ящик комода и возьми там связку бумаг, перевязанную голубой ленточкой... - Это твоё...
  - Потом возьму, не к спеху. - Может тебе водички подать, а? - Ты хоть, что-нибудь ела? - спрашивала Нина, а у самой слёзы всё продолжали катиться из глаз и, сердце было напол-нено болью и любовью к дорогому ей человеку, давшему ей жизнь и теперь, покидавшему её и, как видно, навсегда.
  Казалось, мама уже не слушала дочь. Она лежала, закрыв глаза и, лишь хриплое, преры-вистое дыхание, говорило - в моём теле ещё теплится жизнь. Да, она была уже почти полностью в другом мире, видела его, он звал её в свои, райские кущи и, казалось, говорил - не сопротивляйся, ты выполнила свою задачу на земле. Лицо выглядело, отрешённым и, только, какой-то долг, или, не до конца выполненная задача, казалось, всё ещё удерживали её сознание.
  Нина, сквозь пелену слёз, застилавших её глаза, видела, а может быть чувствовала? - мама, ещё, что-то хочет ей сказать и, прижав её руку к своим губам, ждала. Молчала и ждала.
  - Дочь, - вновь услышала она прерывистый шёпот умирающей матери, - у тебя... есть брат... близнец. Никополь... Детдом...всё в бумагах. Я, не родная... мать - приёмная. Я тебя... удочерила из детдома. Найди его...
  Нина слушала хриплый шёпот матери и ничего не могла понять. Какой детдом?.. Почему детдом?.. И ещё страннее показались ей слова - приёмная мать... Она лихорадочно пыталась вникнуть в смысл этих слов и, наконец, поняла - это горячечный бред больной мамы. Не стоит обращать на них внимание, а нужно просто успокоить её, постараться облегчить её страдания.
   Отвлёкшись на мгновение, она не заметила, что мама молчит, что не слышно её хриплого дыхания, а когда до неё дошло - она завыла, по-бабьи, во весь голос, схватившись за голову и, всё, повторяя, - мамочка... Мамочка!.. Она выла так надрывно и жалобно, как воет волчица, потерявшая своих детёнышей и, не слышала, как завыли в унисон ей, соседские собаки, почуявшие рядом смерть.
  * * *
  ... Нина, как автомат, не понимая и не вникая, делала всё то, о чём просили люди: выполняла какие-то их просьбы, расписывалась в каких-то бумагах и всё сидела у гроба и смотрела на родное, теперь совсем неулыбчивое, строгое лицо. Она всё надеялась, что мама, как прежде - улыбнётся ей и скажет, - я пошутила дочь, прости меня. Но сколько она не ждала, мама всё продолжала молчать и ни разу, не улыбнулась.
  После поминок, дня через два, она постепенно начала оттаивать и смогла, потихоньку, заняться разбором бумаг, оставленных ей. Ей ещё трудно было, достаточно чётко, вникнуть в смысл написанного, но, "главное" - она уловила. И это, главное, повергло её в неописуемый ужас:
  Они, с братом-близнецом, родились в одна тысяча девятьсот сорок третьем году, в городе Никополь, что на Украине. Мать их, забеременев от насильника, немца-деньщика, стоявшего у них на постое во время оккупации, при родах скончалась от большой потери крови и болевой горячки. Остались они на руках у бабушки - матери мужа своей мамы, ушедшего на фронт и погибшего в, первом же своём бою, - Соколовой Варвары Артёмовны.
  В сорок пятом году, простудившись, она серьёзно заболела и скончалась, оставив малюток одних в доме. Только через два или три дня, малюток нашла соседка, случайно зашед-шая к ним за солью.
   Их отдали в детский дом, вновь открытый, после оккупации. Вот там то и удочерила её, работавшая там няней, её теперешняя мама - Вера Яковлевна Туманова, оставив малютке имя и отчество, данные ей при рождении.
  У Веры все родственники жили в Казахстане и, когда она получила письмо о смерти своей матери, то, не долго, думая, уволилась и уехала на родину своих предков.
   Её муж тоже погиб в одном из многочисленных боёв и больше ничто не держало её на Украине.
  Они жили в маленьком домике, доставшемся по наследству. Она оказалась однолюбкой и, все претенденты на её руку и сердце, получали "от ворот поворот". Постепенно её оставили в покое и они, с Ниной, зажили себе - тихо, мирно.
  Перечитывая по несколько раз отдельные места в письме мамы, Нина сопоставляла фак-ты, известные ей и, факты, подтверждённые документами, приложенными к письму. Вырисовывалась страшная "картина" и разобраться в ней она могла, только поговорив с мужем - Кирюшей. Но даже сейчас, она боялась признаться себе, насколько она боится этого разговора.
   В голове её, иногда, мелькала мысль - а вдруг, это просто случайное совпадение? И таких - "а вдруг" она старалась найти всё больше и больше, выискивая их, вылавливая, искусственно прилепляя к своему случаю и понимала, нет - всё это надуманное - настоящее в письме и документах.
   В голове мельтешили какие-то дикие образы. Её бросало то в жар, то в холод и, Нина, чувствовала, ещё немного и, от мыслей, заполонивших её голову, она сойдёт с ума.
  - Мамочка! Что же ты раньше, когда я ещё была маленькой, не показала мне эти документы? - качая головой и издавая стоны, вопрошала она. А потом, когда я собралась замуж за Кирюшу, почему не остановила меня? Или не догадалась?..
   Господи! Ты, то, почему не вразумил её? Сколько ошибок было бы предотвращено. - Какой грех! Какой грех! Как людям смотреть в глаза? Остаётся только одно - умереть!..
  Да, это единственный выход, который ещё возможен в моём положении. И тут же молнией пронзила голову мысль - а как же дети? Что им то, сказать? Как? Какими словами всё это донести до них? Гос-по-ди!.. Поймут ли они меня?.. Господи, у меня сейчас разорвётся голова от боли и, посмотрев, полубезумным взглядом на фотографию матери... потеряла сознание...
  Очнувшись, она не сразу поняла, где находится. В глазах её горел огонь безумия, а в мозгу виделись - сцены судилища... Она была привязана к столбу, а вокруг безумствовал народ. До неё доносились крики, - сжечь грешницу!.. - В огонь её, в огонь!.. Только огонь очистит её грешную душу!..
  Она обводила взглядом беснующуюся толпу, надеясь найти хотя бы один понимающий, поддерживающий взгляд, но нет... вокруг только разодранные в крике злобы и проклятия рты. А потом, кто-то бросил в неё камень. За ним полетел другой... и, не выдержав боли, она закричала в эти, распахнутые рты и злобой горящие глаза, - за чт-о-о?! Нет на мне ви-н-ы! Так сложилось в моей судьбе!.. Будьте милосердны, лю-ди-и!..
  Она, ещё хотела, что-то крикнуть, но следующий камень, брошенный чьей-то злобной рукой, разбил ей губы. И Нина поняла - ей, не переубедить эту толпу, этих смеющихся и издевающихся над ней, людей... и, она, разбитыми в кровь губами лишь смогла прошептать, - За что, вы так со мной... за что, Господи?
  В последней надежде, на их милосердие, на милосердие этих, близких когда-то, ей лю-дей, с которыми она прожила, бок о, бок, не один десяток лет, превозмогая боль разбитого рта, она закричала, - лю-д-и-и! Да, простит вас БОГ, за ВАШЕ НЕРАЗУМИЕ!!!
  В воспалённом мозгу Нины начала зреть какая-то, совершенно новая мысль - она вспом-нила... в сарайчике, мама хранит бидон с керосином, "на всякий случай" - вдруг электричество отключат.
  Как была босиком, она бросилась во двор искать его. Она перевернула всё вверх дном, даже слазила в погреб, но он не находился. Тогда она вернулась в дом и... увидела его. Он стоял у печки, совсем на виду, словно ждал её...
  
   Глава семнадцатая.
   Пожар.
  ................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................................
   ... Соседи поняли, что на улице что-то неладно, только когда в их окнах начали отражаться отблески пламени. Выскочив из домов, они, вначале, были заворожены развернувшейся перед ними картиной...
   Огромное, высотой почти до неба, пламя, бушевало, вырвавшись на свободу. Что-то трещало внутри его и утробно гудело. Оно, как живой организм чудовищного размера, изгибалось, покачивалось, закручивалось спиралью и, казалось, иногда, уменьшалось в размерах. Затем, вдруг, в одно мгновение, резко распрямившись, устремлялось вверх, разбрасывая вокруг горящие головни и рассыпая искры. Внутри огненного столба пламя было ярче, чище и только контуры этой разбушевавшейся огненной стихии, были окаймлены чёрными вкраплениями дыма...
  Это горел, Веркин, дом.
  Некоторые соседи, присутствовавшие на пожаре и видевшие эту буйную пляску огня, впоследствии утверждали, что видели, как внутри огненной стихии плясал какой-то человек, очень похожий на Веркину дочку, Нину.
   --""--
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
   РАСПЛАТА.
   ... Проклят, кто ляжет с сестрою
   своею, дочерью отца своего,
   или дочерью матери своей!
   ( Пятая книга Моисея).
  
   Глава первая.
   Лариса.
  Пока стояли погожие дни затянувшегося бабьего лета, Лариса решила заняться огородом. Нужно было собрать оставшуюся картофельную и помидорную ботву, сложить её в компостную яму, да и вообще, навести, какой-никакой порядок на подворье. Главное же - срезать оставшиеся вилки капусты, чтобы не ушли, не дай Бог, под снег.
   Она не трогала их до сих пор - тянула время, чтобы заквасить в благоприятные для этого дни. А тут, как на грех, синоптики пообещали резкое изменение погоды в виде дождя и мокрого снега. Чем чёрт не шутит - подумала она, вдруг они на этот раз не ошибутся и действительно погода испортится?..
  Выйдя из дома, она увидела над собой ярко-голубое, чистое, даже без маломальских ту-чек, небо. Солнце, без единого пятнышка, похожее на раскалённую конфорку печи, светило ярко, как летом. Вот только грело не так сильно. А так, действительно - почти лето! Даже паутина пролетела над огородом, слегка зацепившись за Ларисину щеку. Она, как бы хотела этим сказать - смотри, народная примета не ошибается, будут ещё погожие дни.
  Провозившись почти до обеда, Лариса вымоталась основательно. Зато капуста была сре-зана, а огород, без валявшейся там и сям ботвы, принял, более-менее, приличный вид. Не стыдно будет перед соседями - подумала она. Э-эх, был бы мужчина в доме!
  Раньше, когда рядом с ней был сын, ей было намного легче. Он, хоть и не очень сильный, но большую часть мужской работы выполнял. Во всём старался ей помочь, понимал как ей трудно одной - работа, огород, куры. Они ещё и коровку держали. Молоко и яйца всегда были на столе. Ну, а что не мог сделать - просили соседей о помощи. Никто не отказывал. Отношения с соседями построились давно - на взаимопомощи и поддержке. Иначе нельзя. В наше, столь бурное и неустойчивое время, отгородившись каменой стеной ото всех, не выживешь...
   Да... тяжело одной. Надо, наверное, дом продавать и переезжать к Коле со Светой - давно зовут. Коля всё время, знай себе, твердит - что тебе, мама, одной в таком огромном домище жить. Переезжай к нам. Места у нас много и, так это, с тонким намёком, а вдруг внук появиться. Как без бабушки жить-развиваться будет? Кто ему сказку на сон грядущий расскажет?
  ... Внуки - это хорошо. Особенно, если внучка. При этих мыслях Лариса совсем расслабилась, даже, нечаянно набежавшую слезу, рукой смахнула.
  Рада она за сына. Вырастила одна, без мужа. Сколько пришлось перенести, пока он рос. Ночей не досыпала, особенно когда болячка какая-нибудь к нему прицеплялась. Не обходили его болезни стороной. Коклюшем, скарлатиной и даже корью переболел. Но ничего. Слава Богу - обошлось...
  Может и правда, продать дом и переехать к нему в город, вновь закрутилась в голове мысль. Отдохну на старости лет. Вон сколько забот сразу отпадёт - огород, живность. Печь не нужно будет топить... и, задумалась. А Герду куда?.. Да и привыкла я здесь. Жаль с домом расставаться. Родной он, как-никак. В нём же отец с матерью меня на свет выпустили, деда с бабушкой мне сказки рассказывали. Этот дом ещё прадед наш построил. Я же коренная казачка. Как я оторвусь от своих корней?.. Срослись мы с домом душой и телом. Кровью предков приросла я к этой земле...
  Так, наверное, в сотый или, в тысячный раз решая, что же дальше делать, она вернулась в дом...
  Прошло не более получаса, как Лариса уютно устроившись, села смотреть дневной сериал по телевизору. На экране разыгрывалась нешуточная драма между родителями и детьми, желающими вырваться из-под опеки ретроградов-родителей... - У нас такое редко встретишь, решила она. Не тот у нас менталитет, хотя... тут она отвлеклась, вспомнив свою утреннюю мысль: что-то давно не было письма от Николая и Светланы и, в тайне желая, чтобы раздался скрип калитки и, она услышала - мама, вот и мы! И так ей это ясно привиделось, что она даже глаза зажмурила, чтобы подольше сохранить свою мечту...
  Она бы, наверное, не услышала стука в калитку, из-за работающего телевизора, но Герда, так залилась лаем, что не услышать её было просто невозможно. Её лай, ни с каким другим не спутаешь. Гав, Гав! - как удары в большой барабан. Она своим лаем мёртвого из могилы поднимет, говорили, посмеиваясь, соседи.
   Коля её щенком маленьким на автостанции подобрал и, вот, пожалуйста, выросла такая умная собачка. Правда постарела сильно. Это сколько же ей?.. Лет пятнадцать, наверное?.. А может больше?.. Или нет?.. Нет, пожалуй, не больше. Это было. Это было... дай бог памяти, - когда Коля институт закончил... Верно! Как раз в то время он защитился и домой приехал дипломом похвастаться. Э-эх, молодо-зелено!.. Как она за него радовалась! Как радовалась!
   Лариса тяжело поднялась с дивана и, подойдя к окну, выглянула во двор. С той стороны ворот маячила стройная женская фигурка - она сразу узнала её: Галка - почтальонка местная. Молодая, красивая девушка, почти соседка. Живёт с родителями через два дома от неё.
   Шаркая домашними тапочками, Лариса поплелась во двор.
  * * *
  Последние года полтора, ноги что-то стали плохо служить, подумала она. Эх-х, то ли ста-рость, то ли болячка какая-то прицепилась?.. Надо будет со Светочкой посоветоваться, а то, что же, ещё не совсем старуха, а передвигаюсь как древняя арба, поскрипывая и покачива-ясь. Хорошо ещё хоть на поворотах не заносит - посмеялась, втихомолку, она над собой...
  - Цыц Герда! Хватит брехать! - погрозила она собаке, проходя мимо.
  Уже подходя к калитке, она услышала, как Галка разговаривает с Гердой, беснующейся на цепи, пытаясь её успокоить:
  - Герда, фу! Фу, Герда! - слышалось с улицы. - Ты что, не узнаёшь меня? - Хорошая собачка. Хо-ро-шая... перестань лаять. Это же я, Галя...
  Письмо действительно было от Светы с Колей, да ещё и заказное, к тому же. Расписавшись в получении, Лариса решала - открыть сейчас, или уж в доме, без посторонних глаз? Вертя конверт в руках, она изредка бросала короткие взгляды на Галину и, сравнивая её со Светланой, думала:
  Повезло Коленьке с женой, а мне со сношенькой - и умница, и красавица. Все в Иртышске
  только и говорят о них, когда разговор заходит о молодых семейных парах. А соседи, так, те вообще, чуть что, сразу - повезло тебе Лариса Степановна, ох как повезло! Сын - директор. Свой автопарк имеет, а сноха молодая, да ещё и врач к тому же... не иначе, как - завидуют...
   Галка - почтальонка, письмо отдала, а сама стоит, не уходит, топчется, видимо спросить о чём-то хочет. Ясное дело, о чём! Все вопросы у неё о Николае - как, да что?
  Она раньше за Колей бегала, ещё со школы всё норовила за него замуж выйти, но видно не судьба. А вообще-то девушка хорошая, ничего не скажешь. До сих пор в "девках" сидит.
   Её мать, как то при встрече пожаловалась, - не хочет Галка замуж ни за кого идти. - Говорит, - дождусь Колю. - Я ей, так мол, и так, Николай себе городскую фифу нашёл, не чета, тебе, чего ждать! Вона сколько парней вокруг тебя увивается. Так она, представляешь, Степановна, отвечает - нет!.. И всё тут. Как я её не уговариваю - и слышать ничего не хочет. Дома, сидьма сидит, книжки читает.
  - Галя, а чего это письмо заказное? - оторвавшись от мыслей, поинтересовалась она.
  - Так, наверное, что-нибудь серьёзное, Лариса Степановна. - Или документы, какие. Что-бы, случайно, не затерялись на почте.
  - Понятно... Ты, Галя, маме привет передай от меня, кстати! Как её здоровье? Не болеет? - спрашивала она, одновременно пытаясь аккуратно открыть конверт.
   А он, казалось, сопротивлялся её действиям, не давался, всё старался выскользнуть из её, теперь не таких уж гибких, как в молодости, рук...
  - Нет... Спасибо!
  ... Не справившись с упрямым конвертом, Лариса, от нетерпения, поспешно надорвала его и вытащила листок. Письмо, как всегда, написала Светлана. Ох уж эти мужчины! - слегка, возмутилась она. Для них написать две строчки - мука мученическая. Всё норовят на жён свалить. И её Коля такой же "любитель" письма писать.
   К почерку снохи, такому же непонятному, как и у большинства врачей, Лариса постепен-но приноровилась. Быстро пробежав глазами содержание, она вначале ничего не поняла. Пришлось читать второй раз, но уже медленно, вдумываясь в смысл каждого прочитанного слова, а когда смысл написанного дошёл до её сознания, больные ноги её подкосились и, глухо застонав, она, как срезанная острой косой трава, грузно осела на землю.
   Но слёзы ещё не пришли. Глаза были горячечно сухи и только в голове, звонко стучали молоточки. Они, придут потом, когда объединятся вместе боль сердца и тоска по сыну, когда она останется одна в доме... без посторонних, хотя и участливых, но таких чужих глаз.
  - Что с вами, Лариса Степановна? - забеспокоилась Галина, увидев побледневшее лицо её и пытаясь понять причину случившегося. - Давайте я помогу вам подняться...
   Герда, не перестав хоть изредка взлаивать на Галину, на мгновение замолчала, а потом, присев на задние лапы, заскулила, как-будто ей тоже что-то такое передалось. Передалось по, неизученным до конца людьми, каналам неведомой внутренней связи. Связи - человека и домашнего животного, длительное время находящимся рядом - бок о бок.
  Лариса не потеряла сознание от такого страшного известия, но ноги, вдруг сделавшись ватными, не хотели держать её отяжелевшее тело. Чтобы подняться с земли, нужно было принять постороннюю помощь, не показав при этом, своё горе:
  - Помоги. Помоги, золотко, - прошептала она. Что то, голова закружилась.
  - Вы, Лариса Степановна, обхватите меня за шею руками. - Не смотрите, что я тонкая. Я очень даже сильная...
  Кое-как, с помощью девушки, Лариса встала на дрожащие ноги, но чувствовала - сама в дом дойти не сможет.
   А Галя, как-будто это чувствуя, положила её руку себе на плечо и, приобняв, смело пове-ла через весь двор, мимо злой собаки, в дом. Что собака может её покусать, она даже не подумала. Человек в беде - вот всё, чем она руководствовалась, забыв, на время, страх.
  Герда, казалось, понимала своим собачьим сердцем, что происходит с её хозяйкой и, следя своими умными глазами за Галиной, изредка скалила зубы и утробно взрыкивала, как бы предупреждая - мол, смотри у меня, не обидь мою хозяйку!
  Кое-как добрались до дивана. Галина сбегала в спальню, принесла подушку и, взбив её, подложила Ларисе под голову.
  - Ну, как вы, тётя Лариса? - с тревогой в голосе поинтересовалась она. Может, всё-таки, сбегать скорую помощь вызвать?.. А?
  - Спасибо тебе, милая. - Ничего... полежу немного - вот всё и пройдёт...
  - Ой! - спохватилась вдруг девушка, - я же сумку со всеми письмами и деньгами у ворот оставила! Хоть бы никто не "увёл"! Можно, я побегу? А вечером, после работы, я заскочу вас проведать и поесть что-нибудь приготовлю, ладно?..
  - Беги! Конечно, беги! - Со мной уже все в порядке. Маме привет передай и скажи, что у неё замечательная дочь.
  Зардевшись от похвалы и смущения, Галка выскочила из дома, совсем не подумав о злой, огромной собаке во дворе. Она была так охвачена тревогой за свою сумку, что, пробегая мимо собаки, даже не обратила на неё внимания, а та, шокированная таким неуважением к себе, только обиженно проводила её взглядом и запоздало несколько раз гавкнула.
  * * *
  Как только Лариса осталась одна, из глаз её потекли, долго сдерживаемые слёзы. Слёзы жалости и обиды за сына, такого умного и ласкового. Как у всех матерей, её ребёнок, её сын был лучше всех и, рыдая, она награждала его всеми ласковыми словами, какие только знала. Наплакавшись и чуть успокоившись, она стала строить планы на завтра...
   Сегодня не смогу, но завтра, обязательно, нужно ехать в Семипалатинск - решила Лариса, вытирая мокрые глаза. Ну, что за напасть такая?.. Какой паразит подстроил такую каверзу моему сыночку? За что, Господи? За что так наказываешь его? И, не сдержавшись, она вновь зарыдала во весь голос... за что, Господи? - шептали её поблёкшие от времени, губы. Лучше меня накажи, Господи. Я всё приму от тебя, только сыночка моего избавь от тюрьмы и от сумы... так, рыдая, она просила ТОГО, кто властен над нами.
  Даже у женщин слёз не бездонный колодец и не вечная полноводная река. Так и у Ларисы. Постепенно колодец иссяк и лишь редкие слезинки изредка скатывались по её щекам.
  Она подумала о Светлане, о своей любимой сношеньке, которая стала для неё, как-бы, вторым ребёнком. Она полюбила её всей душой и совершенно не представляла женой Ко-леньки, другую девушку.
   Как она одна, без Коли, будет жить, если, не дай Бог, его посадят? Будет жить одна или вернётся к своим родителям? А как же я? Останусь одна на целом свете? Нет. Я хочу, чтобы она жила со мной. Нам вдвоём будет легче перенести разлуку с Колей.
  Лариса немного посидела, вспоминая письмо Светланы. О чём то, она ещё написала. О чём?.. Никак не могу вспомнить... ах, да! Что то, о своём отце. Где же это письмо?.. Куда оно могло запропаститься?.. Может я его у ворот оставила, когда грохнулась?.. Вроде бы нет. Я его всё время в руке держала... а, вот оно куда завалилось.
  Оказывается, Светлана писала, что к ним приехал её отец и, что он уже познакомился с Колей. Вроде бы они понравились друг другу, думает она. - Ну, слава Богу, - порадовалась Лариса, вздохнув, хоть одна радостная весть. И, что он, нашёл свидетельницу наезда на человека и Колю скоро отпустят. А мама не приехала, потому, что бабушка сильно заболела. Как только бабушка выздоровеет, мама сразу же приедет к ним.
  Да, нужно срочно ехать. Заодно познакомлюсь с родителями Светочки. А то, что же это получается? Считай, уже полгода, как Коля со Светой поженились, а мы, до сих пор не познакомились. Не хорошо это. Не по-божески.
  
   Глава вторая.
   К-н Акишев.
   ... Так ты, Женя, предлагаешь материал по Патину передать в суд?.. И у тебя никаких сомнений не возникает?..
  - А что!.. Заключение экспертизы есть?.. Есть. - Что в нём сказано? - и, по слогам продол-жил, авто-мо-биль, марки - Фольксваген, госномер, такой-то... дальше читаем: в результате проведённой технической экспертизы, было обнаружено...
  - Что написано в заключении я знаю, - перебил его Ерлан, читал, как-никак. - А вот куда ты денешь алиби Патина? Его жена... как её?.. Светлана Кирилловна, утверждает, что он всю ночь был дома и никуда не отлучался.
  - Ох, ох, ох! Скажите, пожалуйста! - засмеялся, покачивая головой Женя. - Нашёл, кому верить. - Да любая жена... любящая конечно, горой за мужика встанет. Как Александр Мат-росов, грудью защитит, - проговорил он и плотоядно улыбаясь, закончил, - а грудка у неё ничего... Я бы с удовольствием её помял...
  - Ну, ты! Жеребец, некастрированный! - возмутился Ерлан. Всё бы тебе мять, да трахать... - Ты понимаешь, Женя, - Патин произвёл на меня очень хорошее впечатление. И он, и его жена - не лгут. Я это нутром чувствую. Кто-то его здорово подставил или...
  Значит так! - построжел он, - господин старший лейтенант, властью данной мне выше-стоящим начальством, а также собственной совестью... и, не выдержав тона, рассмеялся. - Женя, съезди к этому... Виктору Тимофеевичу - врачу больницы, в которой работает Патина и, так это, аккуратненько, не напрягая, постарайся всё о нём узнать. Незачем тень на человека понапрасну наводить. Ну а если... тогда действуй по обстановке.
  - Слушаю и повинуюсь, господин капитан и, дурашливо прикрыв голову ладонью, Женя отдал честь.
  - А я, пожалуй, возьму на себя свидетельницу... Валентину, - задумчиво произнёс Ерлан.
  Ну, всё, по коням!.. Надо поспешать, а то начальство уже начинает грозно хмурить брови и рыть копытом землю. Как управишься - возвращайся. Ещё разок проанализируем ситуацию. - Давай-давай, не стой столбом, выметайся!
  Ерлану повезло. Валентина Селюженкова, со своим чадом, была дома. Она открыла дверь почти сразу, вероятно находилась рядом. Представившись и, показав служебное удостоверение, он попросил разрешения войти и поговорить.
  - О чём поговорить? - стоя в дверях и загораживая вход, - поинтересовалась она и, тут же, крикнула в глубину квартиры, - Миша! Не лезь к стиральной машине!
  - Я по поводу рассказанной вами Кириллу Владимировичу утренней ситуации, той - с во-дителем и пьяным на дороге.
  - А-а... так вы из полиции, - казалось, до её сознания только сейчас дошло - кто он и откуда. - Ну, проходите и, опять, - Мишутка! Сколько раз повторять, - не лезь к машинке, током ударит.
  Ерлан понял - пришёл он не вовремя, но, быстро прикинув, решил, - не уходить же "не солоно, хлебавши".
  - Куда прикажете? - галантно поинтересовался он. Я вас долго не задержу.
  - Проходите вот туда, по коридору, на кухню, - показала рукой она, я бы вас в зал пригласила, но там не убрано, да и стирка у меня, извиняясь, развела она руки.
  - Ничего, ничего. Ещё раз прошу прощения за беспокойство, но служба, есть служба.
  Валентина, время от времени, прерываясь, уходила проверять стиральную машину, но Ерлан её рассказ прекрасно понял и запротоколировал. Осталось только расписаться...
  - Ой! Я же совсем забыла... вот дурёха, - воскликнула она и слегка хлопнула себя по розовой щёчке. Он... ну тот, шофер, когда пьяного оттащил с дороги, достал из машины газету и, свернув её кульком, поднес к лицу пьяного, а потом... мне показалось, или нет, понюхал кулёк.
  Ерлан, слушая рассказ свидетельницы, всё более и более, убеждался в невиновности Патина. Всё складывалось, как кирпичик к кирпичику, без щелочки, ровными, стройными рядами. Во-первых, со слов свидетельницы или, почти свидетельницы, явствует, что водитель, сбивший сержанта ГИБДД совершенно не похож на господина Патина. Во-вторых, время, указанное в протоколе, полностью подтверждается ею же и, наконец, в третьих... Ерлан призадумался. Что-то заставило его приостановиться в перечислении своих, таких логичных выводов. Это, что-то - были слова Валентины Селюженковой о газетном кульке. Зачем водителю, совершившему наезд, проверять - пьян или нет пострадавший?.. Тем более, что он скрылся с места происшествия...
  - Записав дополнение свидетельницы, он попросил её расписаться в протоколе допроса и, выйдя в коридор, попрощался, не забыв пожать Мишкину протянутую, для прощания, руку...
   * * *
  Ерлан заполнял бланк Постановления об освобождении Патина, когда в кабинет ворвался запыхавшийся Женя Васильев:
  - Ну, что я тебе говорил? - возбуждённо проговорил он, плюхаясь на стул, - не участвовал Виктор Тимофеевич в этом происшествии! Не уча-ство-вал.
  ?!-?!
  - Рассказывай. Не веселись, - приказал Акишев своему помощнику и отодвинул в сторону бланк Постановления. - Что ты там откопал такого, что повлияет на судьбу Патина?
  - Докладываю шеф, - раскрыв папку, начал Женя. После разговора с сотрудниками боль-ницы, у меня сложился портрет подозреваемого: Такой же, как я, дамский угодник, то есть, любитель поволочиться за каждой симпатичной мордашкой и, если получится - трахнуть. Любитель пива и ресторанов, вообще - весёлой жизни. Классный врач. Можно сказать - врач от бога, но... не продвигают, потому, что ветреник. Однако, все характеризующие его, сходятся в одном мнении - он никогда, никого не подставлял и не подставит, а иногда, даже может взять чужую вину на себя. Вот так то!..
  - С этим ясно. А что узнал по поводу его катания на чужом автомобиле? Есть у тебя какие-нибудь предположения?
  - Не только предположения, а очень даже весомые факты.
  - Озвучь, будь добр, эти свои, "весомые", как ты их называешь, факты... хотелось бы их услышать.
  - Ну, Ерлан, ты же меня знаешь. Я, как тот бульдог, уж если вцепился, то не выпущу из зубов и, самодовольно улыбаясь, продемонстрировал это на своей фуражке.
  - Ох, и хвастун ты, Васильев, - засмеялся Ерлан, - теперь понимаю, почему к тебе девушки не равнодушны. Ты их уши героическими поступками наполняешь.
  - Да, ладно тебе, Ерлан... Лучше слушай сюда, как говорят в Одессе. - Решил я встретиться с Виктором Тимофеевичем и, наоборот, очень жёстко с ним поговорить...
  - Так он тебе, на блюдечке с голубой каёмочкой, всё и выложил? Что-то я сомневаюсь.
  - А вы, господин капитан, не сумлевайтесь, - скорчив обиженное лицо, проговорил Женя. Мы, во всяком разе, завсегда, стараимси до глубины, энтого, как его... вопроса, дойтить и, не выдержав тона, расхохотался.
  Ерлану, смешная выходка Женьки, понравилась и он, тоже заулыбался.
  - Женька, перестань кривляться, ты же не клоун! - Давай, дальше рассказывай, как ваша беседа прошла.
  Посерьёзнев, тот опять заглянул в свои записи и продолжил, - заглянув в ординаторскую, я представился налоговым инспектором, спасибо, никто не поинтересовался удостоверением, и спросил, - у кого есть легковые автомобили, а если таковые имеются, то предъявить квитанцию об оплате налога на транспорт. Авто оказалось только у Виктора Тимофеевича. Квитанцию и технический паспорт на автомобиль он держит в бардачке, вот придурок, а ещё врач, а сам автомобиль, на моё и, особенно, его счастье, оказался во дворе...
  - Ну, дальше, дальше, - поторопил его, внимательно слушавший, Ерлан.
  - А дальше, ларчик просто открывался. Он владеет, согласно предъявленным документам, тёмно-вишнёвым Опелем, ннадцатого года выпуска. Короче - старее поповой собаки, но вылизан, дай Бог каждому, так содержать машину.
   Я, не привлекая внимания, как вы и приказали господин капитан и, сделав шутовской полупоклон в сторону Ерлана, продолжил, - аккуратненько его осмотрел. Никаких следов. Представьте, даже царапин нет.
  - И, что. Ты так и не спросил, где он был три дня назад и куда, в такую рань, ездил?
  - Обижаете, господин капитан! Почему, это... не спросил? Очень даже спросил. Мы с ним, по приятельски, сигаретки выкурили, а с сигареткой, как и с бутылкой, ты же знаешь, разговор быстро завязывается.
  - И, что?..
  - Был он, на том самом, месте. Был. И пьяного, с проезжей части, убрал. Ты представля-ешь, он кулёк из газеты свернул и под нос тому сунул, чтобы значит определить, пьян тот, или болен. И, что интересно, он уехал с места происшествия, примерно, минут за пять-десять до самого происшествия. Во, дела!
  - Да-а, дела... и что, может и свидетель есть?
  - Есть, - вздохнув, ответил Васильев, - девушка с ним была. Вот, все её реквизиты, а потом добавил, - я тоже не верю в виновность Патина, но... как видишь, все улики против него... да, я ещё заскочил в ГИБДД и на всякий случай взял справку о принадлежности автомобиля.
  Ерлан очень расстроился, выслушав доклад помощника. Всё-таки он надеялся, что сможет быстро снять подозрение с Патина и отпустить его, но оно... как говорят в народе? - Человек располагает - нет, не так. Он задумался, вспоминая... ага, вспомнил - "Человек предполагает, а Бог располагает". Да-а... вот как всё повернулось...
  
  * * *
  Взяв, почти полностью оформленное Постановление об освобождении, он медленно ра-зорвал его, а потом ещё раз и ещё... рвал, до мелких кусочков, а потом выбросил в корзину для мусора.
  Да, господин Патин, - подумал он с жалостью, по-видимому, надолго придётся вам задержаться у нас. Силён враг ваш, силён. Но-о... чёрт меня задери, - уже начиная злиться, хлопнул рукой по столу, - мы тоже, в конце-концов, не лаптем щи хлебаем, разберёмся...
  - Ты, что, Ерлан?
  - Да, так. Ничего. Это я про себя.
  А, может всё обстоит гораздо проще? - продолжал думать он, - может же, например, господин Патин, не уступить дорогу такому же скоробогатому?.. Или... да, в конце-концов, всё может быть.
  - Женя, давай ещё раз пошевелим мозгами, проанализируем ситуацию с наездом. Какие ещё версии возможны? - обратился он к помощнику, вальяжно развалившемуся на стуле. - У меня несколько версий: Первая - Патин, действительно, сбил ГИБДДешника, хотя это, на мой взгляд, маловероятно. Вторая - кто-то, угнав, первый попавшийся автомобиль, решил свести счёты с полицейским, по мнению угонщика, незаслуженно наказавшего его. И, нако-нец, третья - кому-то Патин здорово насолил и таким образом, угонщик, повязав его убийством, решил навсегда избавиться от него...
  - Ерлан, у меня в мозгу давно крутится одна, на мой взгляд, очень даже разумная мысль, - выслушав шефа, медленно, делая паузы, вступил в полемику Евгений, - почему бы не предположить, что автомашину, свободно и без охраны стоявшую во дворе, тем более, что там, даже маломальской собачёнки нет, какой-то шалопай угнал просто покататься? Или, для форса, покатать девочек на крутой иномарке? А ещё, предположим - он пьяный...
   - Пьяный? Как может пьяный вернуть машину назад и поставить на старое место?
  - Не кипятись, Ерлан. - Предположим, ты совершил наезд. Какова твоя, первая же, реакция на это? - Давай пр-о-осто предположим. Как бы ты поступил?..
  - Ну, я бы... я бы, бросил машину... где-нибудь подальше, за углом, или угнал её, вообще, куда подальше, но... лучше утопить в реке...
  - Вот, вот! Уже горячее! Но ты рассуждаешь как полицейский...
   "Постой, подожди, меня не покидай...", - чуть не запел Ерлан, от неожиданно мелькнув-шей в голове, мысли, - а, что, если... что, если...
  - Ерлан, ты что?
  - Ты, понимаешь, Женька! Ты, очень даже, ну очень, хорошую версию подбросил, но...
  - Что, но?
  - Но, не до конца, продуманную версию...
  - На то ты и шеф, чтобы за подчинённых додумывать, - слегка обиделся Васильев.
  - Женя, представь свою версию в несколько расширенном варианте, не обратив внимания на реплику подчинённого, продолжил развивать свою мысль, Ерлан...
  - Ну, ну! Давай, выкладывай свой расширенный вариант, - чуть скептически, но уже, с появившимся интересом, проговорил, всё ещё обижающийся, Женя. Интересно послушать.
  - Так вот. Я подумал, а что если объединить твою версию с моей - третьей?..
  - И что?.. Женька вдруг заволновался, как абитуриент на экзамене. Я понял шеф! Я, понял!..
  - Вот для этого и имеется в штате начальство, чтобы подчиненными руководить, и, как говорится, - направлять на путь истинный.
  - Ох, ох! Вы только посмотрите, какие мы важные, съехидничал Женька и продолжил, - что будем делать, Ерлан?
  - А делать мы будем вот, что... ты, Женя, уж коли сам подал такую мысль, займись версией с пьяным угонщиком, но присоедини к ней наезд на полицейского. Короче, смотри по обстоятельствам. Даю тебе полную свободу действий. Как закончишь...
   - Понял я. Понял. Я, только с виду дурак, дураком, а так то, очень даже, сообразительный, - съёрничал Женька. Легче работать с людьми. А ты, чем займёшься?
  - Я-а?.. Я, займусь третьим вариантом. Он, по моему мнению, тоже перспективен. Ну, ладно. Пока! Ни пуха...
  - К чёрту! - ответил Женя и, сложив кое-какие бумаги в папку, вышел.
  Оставшись один в кабинете, Ерлан, немного посидел, прикидывая, а не ошибся ли он с третьим вариантом. Может, действительно, никаких таких, врагов у Патина нет? И он, капи-тан полиции, опытный следак - надеюсь - чуть улыбнувшись, подумал он, всё усложняет?.. Нет, интуиция меня ещё никогда не подводила. Носом чую. У вас, господин Патин, хоть вы и убеждаете нас в противоположном - завёлся, таки, враг. Ох, завёлся. Исподтишка кусает, но больно. Ничего... доберёмся мы до вашего врага. Доберёмся. Пока не знаю как, но доберёмся.
  И так, за работу, немного погодя, приказал он себе. Нечего прохлаждаться. Для начала набросаем план действий: так... начнём с автобусного парка - первое, заняться отделом кадров. Необходимо прошерстить все карточки - принятых на работу и уволенных (особенно уволенных). Может, в причине увольнения, что-нибудь нарою? Второе - поговорить с людьми. Они, иногда замечают то, мимо чего мы проходим, не обращая внимания и...
  Прервав его мысли, залился, начальственной трелью, звонок.
  - Вот, дъявольщина, - чертыхнувшись, поднял трубку, - слушаю, капитан Акишев. Да. Сей-час зайду.
  Вызывало начальство. Ничего хорошего этот звонок Ерлану не обещал. Почему-то звонки начальства, так он, да и не он один думал, всегда раздаются не ко времени, именно в тот самый, ответственный момент, когда в голову приходит очень хорошая мысль и, эту, очень даже, распрекрасную мысль, необходимо, в конечном счёте - "обмозговать".
  
   Глава третья.
   Кирилл.
  Прошла уже почти неделя, как Кирилл жил у Светланы. Очень суматошная неделя. Ему пришлось, после стольких лет мозгового застоя, заставить свои серые клеточки шевелиться. И побегать пришлось порядочно, а ещё, сколько предстоит, подумал он...
  Сидя за чашкой крепкого, ароматного чая, в просторной светлой столовой, Кирилл и Светлана вели неспешный разговор. Сегодня Светлана заступала на ночное дежурство в отделении, поэтому можно было расслабиться и спокойно поговорить, время позволяло:
  ... Послушай, меня, Света, - ты напрасно хочешь перевестись в кардиологию. Тебя в отделении все уважают, ты сработалась с коллегами, сама же говоришь. Ну, скажи, на милость, чего ты бежишь от несуществующей проблемы?..
  - Как ты не поймёшь, папа, мне стыдно смотреть в глаза Виктору Тимофеевичу. Что он обо мне думает? Ни за что, ни про что, такое наговорить на человека. Да меня совесть замучает, в конце концов!
  - Глупенькая ты, дочь! - Тебе что в полиции сказали? Разговор с Виктором Тимофеевичем вёлся, как бы беспредметный, никаких конкретных вопросов ему, по поводу дорожного происшествия не задавали. Чего тебе ещё?
  - А почему он вчера, когда мы одни остались в ординаторской, как-то так, посмотрел на меня, а потом спросил, - что это вы Светочка, в последнее время, бегаете от меня, как от чумы? Значит знает...
  - Господи, Светлана! Да ты, ведёшь себя, как маленький ребёнок. У тебя развилось богатое воображение. - Ты, как-бы чувствуя свою вину, которой и в помине нет, своим поведением сама провоцируешь человека на такие вопросы. - Успокойся, дочь... выбрось ты эти страхи из головы.
  - Ага! Выбросишь тут... но, я попробую папа...
  - Надеюсь, ты заявление на перевод ещё не написала? - перебил её Кирилл. Не сделала такой глупости? И, немного подумав, глядя ей в глаза, поинтересовался, - тебе нравится твоя, теперешняя работа? Подумай хорошенько, дочь, прежде чем ответить. Я жду от тебя только честного ответа.
  - Да тут и думать нечего, папа. Я очень люблю свою профессию. А терапия - это моё! Но...
  - Вот это "НО", доченька, - перебил её Кирилл, совсем не к месту. Забудь о нём. Навсегда! Договорились?
  - Да папа.
  - Вот и умница. - Подлей-ка мне, горяченького, а то за разговором чай совсем остыл.
  Успокоив дочь, Кирилл, наблюдая за поднимавшимся из чашки паром, вновь задумался. Как видно, в полиции дело Николая опять застопорилось. Необходимость к подключению поисков виновного в происшествии, вновь вышла на первый план из-за состояния дочери. Дочь и раньше не была в теле, а тут, за несколько дней, совсем подусохла, даже с лица спала. Со стороны, посмотреть - мальчишка и мальчишка.
  - Пап! Ты, почему замолчал?.. Что-то не так?
  - Всё, так... всё, так... вот думаю, - со вздохом проговорил он, где этого угонщика искать? Насколько я понял из твоих слов, полиция, в лице капитана Акишева, не собирается вешать этот наезд на твоего мужа. Во всяком случае - в ближайшее время. Значит, что?..
  - Что?..
  - Значит, возникла необходимость - срочная, обрати на это внимание - опять подключаться к поискам свидетелей.
  - Папа, но ты же не полицейский! К тому же, прошлый раз ты нашёл свидетельницу и что?.. Только оскандалились.
  - Оскандалились, оскандалились... Ничего страшного. Как говорится, - "Лучше перебачить, чем, не добачить". Разве это помеха, для расспросов живущего поблизости населения? А, вдруг?..
  - Ну, пап! Ты даёшь!.. Хочешь стать новым "отцом Брауном"?..
  - Ничего подобного - просто хочу помочь своей любимой дочери.
  - Какой ты у меня замечательный папка! Я так тебя люблю, так люблю... и маму. Вот Колю освободим, дождёмся маму, она к тому времени вернётся от бабушки, да, папа? А может она с бабушкой приедет?.. А, пап? И, закатим мы пир, на весь мир... вдруг, ещё и Лариса Степановна сможет к нам приехать, - размечталась Светлана, я ей два дня назад письмо заказное отправила. Тогда вообще будет красота. Вы увидите Колину маму... Она хорошая. - Ты знаешь, папочка, она мне сразу понравилась, с первой встречи... Мы с ней дружим...
  - Это хорошо, Света, что вы дружно живёте. Редко у кого складываются добрые отношения со свекровью... Ты, знаешь - я очень рад за тебя.
  - Спасибо папа. Дай я тебя поцелую.
   * * *
  То ли от поцелуя дочери, то ли от горячего чая, Кирилл совсем размяк. Ему представилась вся их сплочённая семья, когда они были вместе и когда он ещё не пил. Вспомнились ему и совместно проведённые праздничные дни. Сколько было радости и веселья, шуток и розыгрышей... у них была очень дружная семья. Куда это всё ушло?.. За каким, таким поворотом их с Ниной жизни, они всё это растеряли?.. Когда?..
   Может тогда, когда его сократили и он с горя, впервые напился до состояния скота? А потом, потеряв веру в будущее, не смог, как некоторые, приспособиться и войти в новую, такую непохожую на прежнюю, жизнь? Или, когда растерялся, потеряв почву под ногами, не смог сразу найти для себя твёрдую основу и запил?..
  А Нина так верила ему, так надеялась на поддержку его твёрдого мужского плеча в это, очень даже, неспокойное время. А он? Он оказался хлюпиком и неврастеником. Только благодаря Нине, не развалилась их семья и, дети ни о чём не догадываются.
  Эх, да что сейчас ворошить прошлое. Время безвозвратно ушло и его не вернёшь назад. И все мои ошибки не исправить... а, может, всё-таки, можно хоть как-то?..
  Приедет Нина, на коленях буду просить у неё прощения. Я всё сделаю, чтобы она простила меня. И пить - ни, ни! Зарекаюсь...
  - Папа, ты чего пригорюнился? Пей свой чай, а то он совсем остынет.
  - Ничего, Света. Ничего... так... вспомнилось кое-что. Не бери в голову. Спасибо за чай. Пойду я.
  - И куда это ты собрался?
  - Искать вашего угонщика.
  - Пап, может не стоит. А?
  - Стоит, Света. Стоит. И потом - ты уйдёшь на дежурство, а мне что делать в четырёх сте-нах?..
   * * *
  Было часов девять утра, когда Кирилл вышел со двора. На небе светило по-осеннему прохладное солнце. Лёгкий ветерок слегка пошевеливал, кое-где задержавшиеся на ветках деревьев одинокие листочки, цвета - пурпур и они, подставляя то один бок, то другой, каза-лось, наслаждаясь, млели от его ласкового прикосновения.
   А потом, вдруг прилетал одинокий ветерок-шалунишка, более резвый, чем его братья и начинал играть с листочком на ветке. Игрун, то заворачивал его к верху, то крутил на ножке, казалось, он хотел оторвать его от ветки, или только делал вид, что хочет оторвать, а потом, неожиданно, бросал его и набрасывался на другой листок.
   Листочек не выдерживал и отрывался, а потом, как на парашюте, лишь слегка плавно-плавно покачиваясь, как лодка на волнах, опускался на землю, чтобы под выпавшим, когда-нибудь снегом, уснуть до весны. Да... осень нынче золотая, подумалось Кириллу, наблю-давшему эту игру природы. Это надо же - конец октября, а погода стоит - прелесть...
  Поворачивая голову то в одну, то в другую сторону и всматриваясь, в выстроившиеся во-круг дома, Кирилл всё не мог решить, как ему лучше приступить к своему, столь щепетиль-ному делу.
  В бытность свою, когда он работал начальником отдела БДД, ему приходилось заниматься подобными вопросами, но сейчас, после стольких лет отсутствия практики?.. И тут же выскочил, как чёрт из шкатулки, вопрос, а как же ты, вот, совсем недавно, разговаривал с Валентиной? Неужели забыл?..
  А-а, была, не была! - решился, наконец, он, начну вот с того, выпирающего из-за угла дома. Он ничем не лучше и не хуже других. Надо же с какого-нибудь начинать...
  Кирилл обошёл пять или шесть домов, переговорил с уймой людей, счёт он уже давно потерял, но результат был один - ноль! У него, от этого великого "Хождения в народ", всё, как в калейдоскопе, кружилось в голове - дома, люди, какие-то кошки и собаки, рычащие на него.
   Потом выплыло, откуда-то из глубины сознания, видение - старушка сидит на лавочке и вяжет носок... или шарфик? Он прошёл мимо неё, сидящей, целиком углубленной в своё занятие и подумал - вот сидит себе, божий одуванчик и ни что её не тревожит, кроме вот этого - носка или шарфика. Он даже, не очень то и обратил внимание на её вязание - вяжет и вяжет. Подумаешь, велика невидаль!
  Но сейчас, когда это видение появилось в его голове, он задумался, а потом, вдруг решил, а почему бы не поговорить с этим божьим одуванчиком, может она, что видела или слышала? Не видела, так не видела - меня не убудет.
  Тяжело переставляя гудевшие от долгого хождения ноги, Кирилл направился к дому со старушкой. Но, увы! На лавочке никого не было. - Неужели я перепутал? И, где же мне, при-кажете искать этот одуванчик? - в сердцах, чертыхнулся, уставший донельзя, Кирилл. Он хотел закурить сигарету, чтобы спокойно обдумать свои дальнейшие действия и даже похлопал себя, в поисках, по карманам, а не найдя - огорчился.
   Во рту, от вставшей перед глазами, дымящейся сладко-горьким дымком сигареты, появилось ощущение её вкуса, а ноздри уловили запах ароматного дыма. Попросить что-ли у кого сигаретку?.. Нет, неудобно. Вдруг, кто-нибудь "отбреет"... скажет, - свои сигареты надо иметь, не маленький! Стыда не оберёшься.
  Присев, на стоящую невдалеке обшарпанную, всего с одной, каким то, чудом не выло-манной доской, лавочку, Кирилл блаженно вытянул ноги... да, где же мне эту, старушку, искать, в конце-концов? Опять, что-ли, по квартирам "шастать"?.. Вот, напасть!..
  Но, по квартирам "шастать" Кириллу не пришлось. "Божий одуванчик" сам вышел из следующего подъезда. Кирилл, не смотря на огромное желание сидеть на лавочке и не ше-велиться, вскочил и, чуть ли не бегом отправился на такую, может быть судьбоносную, как в душе он охарактеризовал её, встречу.
   Присев на лавку рядом со старушкой, он, чтобы как-то завязать разговор, для начала представился...
  - Ась? - приложив сухонькую ладошку к уху, переспросила старушка.
  Кирилл повторил своё имя и спросил, - вы тут не слыш...
  - Ась?
  Он всё понял. У этой старушки ничего не узнаешь. Она глуха, как тетеря. Вот не повезло, подумал он огорчённо, это был мой, вероятнее всего, последний шанс, чтобы, как-то, помочь дочери. Жаль... и, собрался было уходить, но, даже не успев приподняться, услышал:
  - Что-то, я тебя не помню, милок, ты не здешний? - поинтересовалась, чистым, совсем не старческим голосом, старушка. И продолжила, - наших, почитай, я всех знаю.
  - Нет, бабушка, не в этом. Я, во-он в том домике живу и показал рукой.
   - Ась?.. - Ты мне в ухо погромчее кричи. Я, что-то в последнее время стала плохо слышать.
  Кирилл повторил вопрос, но теперь громко, почти крича.
  - Какая я тебе бабушка! - взъярилась она, тоже мне - внучек нашёлся. Зови меня Зинаида Семёновна.
  - Хорошо ба... Зинаида Семёновна. Я вот о чём хотел спросить вас, громко, не обращая внимания на редких прохожих, оборачивающихся на их "разговор" начал он. Вы, случайно не видели, как из вон того дома, украли легковую машину?
  - Нет, не видела.
  Кто-то из жителей дома, не выдержав их, с Зинаидой Семёновной "тихого разговора", приоткрыл окно и попросил, - нельзя ли потише орать?
  Кирилл, чуть поубавив громкость, в последней попытке, вновь спросил:
  - А может, слышали от кого-нибудь? И столько было надежды в его глазах, что старушка даже тихонько вздохнул...
  Медленно покачивая головой она, казалось, о чём-то хотела вспомнить. Кирилл, не отрываясь, смотрел на неё и ждал. Ждал, надеясь на чудо. Ждал, как ждёт приговорённый к казни, боясь и надеясь одновременно.
  - Сынок, дня три назад я слышала, как мой квартирант разговаривал со своим другом. Что-то такое он, вроде бы видел и, посмотрев на Кирилла, продолжила, - ты поговори с ним.
  Удивлённый донельзя, как глухая старушка могла что-то слышать, он только захлопал ресницами и открыл рот.
  Поняв его реакцию на свои слова, Зинаида Семёновна, так это, хитренько улыбнулась и, придвинувшись к нему поближе, как-бы посвящая его в свой секрет, проговорила, - у меня слуховой аппарат есть. Только ты никому не говори. Ладно? И опять заулыбалась.
  - А где он, ваш квартирант? - спросил, совсем сбитый с толку, и раздумывающий, верить или не верить хитрой старушке, Кирилл.
  - Скоро придёт... с учёбы. Он студент. Если хочешь с ним поговорить - дождись... - А то, хочешь, пойдём в дом - чайку попьём? У меня даже конфекты есть. Сын на днях посылку небольшую прислал. Он у меня на Дальнем востоке живёт. Вот видишь, показала она на вязание, внучеку шарфик вяжу.
  Кириллу так понравилась эта добрая, чуть-чуть хитроватая старушка, что он с каким-то даже умилением в душе, подумал - почему у меня в детстве не было такой бабушки?
  Они уж давно закончили пить чай с "конфектами", как называла их Зинаида Семёновна, а квартиранта Толи всё не было. Кирилл, нет-нет, да посматривал на часы. Время неумолимо приближалось к пяти вечера.
  
  * * *
  Разговаривая с гостеприимной хозяйкой, он иногда даже забывал, что она глуховата, так ловко она пользовалась слуховым аппаратом. И он только удивлялся, почему это квартирант до сих пор не догадался о его существовании? Но, как говорится, - "На то воля божья".
  Они о многом переговорили. Старушка оказалась мудрой и проницательной. Поделилась она и сыновними проблемами. По-видимому, давно у неё не было благодарного слушателя, а Кирилл умел быть таким. А, может, хотела излить, давно накопившуюся боль материнского сердца о сыне? Кто знает?..
  ... Как-то она была у него в гостях, - медленно с перерывами, рассказывала она, - аж... у самого Тихого океана, так не выдержала и неделю. Жена сыну попалась - из ленивых...
   В квартире вечно не убрано, всё раскидано как попало, кругом пыль. Цветы сохнут. Спрашивается - зачем заводили? В своей комнате она, практически, вообще не убирает. Ни у чего нет своего места. Поесть готовит редко, и на все просьбы и замечания твердит одно, и то же - я работаю, устаю. Короче - грязнуля, каких свет не видывал. По-моему, у неё есть какой-то пунктик, или сдвиг по фазе. - Кирилл, как думаешь? - Ты представляешь, она за день, раза три-четыре в ванную бегает, всё намывается. А, по-моему, так - будет чисто в квартире, так и не надо по пять раз в день в ванную бегать...
   ...Ты понимаешь Кирилл, - продолжала жаловаться она ему, у других жёны, как жёны, тоже на работу бегают, но у них то - в квартире всё блестит, муж и дети накормлены, всё кругом чистенько и на своих местах. Не повезло моему. Ох, не повезло...
  Слушая Зинаиду Семёновну, Кирилл, вспомнил свою Нину - умницу и аккуратистку. Дети, тьфу-тьфу, тоже с детских лет были приучены к порядку. Да вот, чего далеко ходить за примером, Светлана - любо-дорого посмотреть, какой у неё в доме порядок и чистота, а ведь тоже работает.
  
  * * *
  Отвлёк их от душевного разговора стук открывшейся двери. По-видимому, пришёл квар-тирант. Зинаида Семёновна быстренько сняла и спрятала в карман свой чудо-аппарат и села опять на своё место.
  В дверях кухни появился молодой человек выше среднего роста, на взгляд Кирилла, сантиметров под сто семьдесят пять-сто восемьдесят. Одетый, в элегантный костюм и с кейсом в руке, он, больше походил на дипломата, чем на студента.
   "Футы-нуты, ноги гнуты" - вспомнив детскую поговорку, ахнул, тихонько, Кирилл... вот это да! Сту-де-нт...
  - О!.. Да у вас гости, Зинаида Семёновна! - произнёс, приятным сопрано, вошедший молодой человек, и посмотрел на Кирилла, сидящего с чашкой чая в руке. - Может быть, и меня угостите чашечкой?
  Ну и хлюст! Что он о себе возомнил?
  - Знаете, молодой человек, - не сдержав негодования от бесцеремонного обращения, не выдержал Кирилл, - при входе в помещение, в котором находятся незнакомые люди, а тем более, старше вас по возрасту, принято, например, поздороваться. - Вас, в ваших университетах, обыкновенной вежливости, не учат?
  - А я думал, вы такой же глухой, как Зинаида Семёновна.
  Кирилл, от такой наглости, даже не нашёл, что ответить, а только крякнув, посмотрел на хозяйку квартиры...
  Та, без слухового аппарата, действительно, почти ничего не слышала и непонимающе переводила взгляд с одного на другого.
  Возмущённый до глубины души поведением парня, он поднялся и, поблагодарив хозяйку за чай, направился к выходу.
  Зинаида Семёновна, поняв по выражению лица Кирилла, что тот возмущён, достала слуховой аппарат, быстренько подключила его и, смотря вслед выходящему гостю, воскликну-ла, - Кирилл, что произошло? Вернитесь. И Анатолию, - Толя, как ты можешь?
  А Анатолий, ничуть не смутившись от своей нетактичности, вначале рассмеялся, а потом, посерьёзнев, обратился к присутствующим:
  - Простите меня, Бога ради, я совершенно не хотел никого обидеть, просто я сознательно создал такую обстановку, чтобы Зинаида Семёновна, наконец-то, раскрыла свой секрет Полишинеля.
  Все уже давно знают, что она приобрела слуховой аппарат и, замаскировав его платочком, притворяется, что не слышит - тяжело удержаться от смеха. А тут подвернулся идеаль-ный случай. Ещё раз прошу прощения!
  Кирилл приостановившись, обернулся, удивлённый словами Толика, вначале только пе-реглядывался с Зинаидой Семёновной, а потом они, рассмеялись.
  Зинаида Семёновна грозила пальцем Толику и сквозь заливистый смех всё повторяла:
  - Ах, ты изверг. Ах, ты изверг. До чего довёл. А? Ну, надо же - секрет Полишинеля. Ха-ха-ха! А, я то - всё сторожилась. Обманул старушку не за понюх табаку. - Нет, ты только посмотри на него, Кирилл, каков студент! А?
  Отсмеявшись, старушка посмотрела на Толика и Кирилла, а потом, поинтересовалась:
  - Толик, ты познакомился с Кириллом, а потом, видимо вспомнив разницу в возрасте, добавила - Владимировичем?..
  Когда нам было знакомиться, подумал Кирилл. Вот ведь какой спектакль разыграл. Ну, надо же!
  - Нет ещё. - Меня зовут Анатолий, церемонно представился он, а вас, Кирилл Владимирович, я правильно понял?
  - Да.
  - Кирилл, Толя, присаживайтесь к столу. Посидим мирком, да поговорим ладком, а заодно и почаёвничаем и, после небольшой паузы - люблю, грешным делом, посидеть в хорошей компании, да за разговором... и повернулась к Анатолию...
  - Толя, расскажи Кириллу Владимировичу о том случае... с машиной, - попросила она, разливая чай по чашкам.
  - ?!
  - Разве не помнишь?.. - Ты своему другу рассказывал, что видел, как утром, когда ещё не совсем рассвело, со двора директора кто-то выехал...
  - Вот, вы полюбуйтесь на эту хитрую хозяйку, - рассмеялся Анатолий, - всё-то ей нужно знать.
  - Толечка, ну не обижайся, Мне же скучно одной. За целый день не с кем, словом пере-молвиться...
  - Да я и не обижаюсь. С чего вы взяли? - улыбнулся тот.
  - Толя, видишь, человек от нетерпения совсем извёлся, - показала она на Кирилла, сидевшего, нахмурившись, за столом, - давай рассказывай, не играй в прятки.
  - А... вы о том, что я Вадиму рассказывал?
  - Ну да.
  - Да ничего интересного: - Я возвращался от своей подружки. Иду, значит, это я, мимо дома директора автопарка, смотрю - двое в машину садятся. Я ещё подумал - куда это он в такую рань? И на часы посмотрел - без двух минут пять. Тут, так получилось - они из ворот выезжали задним ходом, а я как раз к воротам подошёл, смотрю, за рулём девушка сидит - хорошенькая. Я ещё подумал - а жена у директора ничего!..
  - Анатолий, а вы директора в лицо знаете, ну... и жену конечно? - быстро спросил Кирилл.
  - Ну, если честно - жену его я ни разу не видел, а вот директора, несколько раз встречал.
  - И, что? Это был он? Вы его узнали?
  Кирилл, от волнения, даже перешёл на Вы, хотя до этого, Анатолий просил обращаться к нему - ты.
  - Знаете, немного задумавшись, продолжил он, - вначале, мне показалось, что рядом с девушкой сидит сам, а потом, пройдя немного, я усомнился. Что-то в нём было не так.
  - Что не так? - сделав ударение на "так", спросила Зинаида Семёновна, по-видимому, тоже заинтересовавшаяся рассказом.
  - Ну... не знаю. Даже объяснить, наверное, не смогу. - Понимаете... вроде бы он, но... что-то было в его фигуре не то... Я, словами не смогу объяснить. Просто почувствовал и всё...
  - Интуиция - большое дело, - высказала своё мнение хозяйка стола, подливая всем чаю.
  - И вы, Анатолий, хорошо рассмотрели девушку за рулём? - заинтересовался Кирилл. - Сможете её узнать? - он даже о чае забыл. Тот так и стоял, остывая, нетронутым.
  - Я её, если встречу, сразу узнаю. У меня глаз, как алмаз, - чуть похвастался он. У меня хорошая память на лица - особенно девичьи.
  - И что? Ты сможешь описать её внешность, - загорелся сыщицким зудом Кирилл.
  - Кирилл Владимирович, я же на последнем курсе строительного колледжа учусь. Не только описать, я даже нарисовать смогу её портрет.
  - Как нарисовать? - изумился Кирилл, - прямо вот сейчас и нарисуешь?
  - Конечно. У нас - строителей, предмет на курсе - рисование, а у меня к этому...
  Кирилл не дал ему закончить это, невинное, любование собой.
  - Пожалуйста, Толя, нарисуй! Это так важно, так важно!..
  - Да, Толя, будь добр, хоть ты и устал, наверное, после занятий, - стала помогать Кириллу старушка, но помоги человеку. - Понимаешь, этот директор - зять Кирилла, то есть, его дочь замужем за директором... - Ой! Совсем я, старая, зарапортовалась.
  - Короче, Толечка, помоги. Из-за этого случая, ну, когда ты видел, как машина выезжает - директора, то есть, зятя посадили за наезд на человека. А тот возьми и помри после этого.
  - Директор помер? - удивился Анатолий. То-то я давно его не видел. И машину не видать.
  Нет, не директор помер, а тот помер, на которого наехали.
  Старушка, кажется, даже вспотела от желания, хоть как-то, помочь Кириллу и он был благодарен ей за это.
  - Ну, ладно. Сейчас принесу бумагу и карандаш...
   * * *
  Портрет получился замечательный, девушка выглядела, как живая. Кирилл, запоздало одёрнул себя за недоверие к Толикиным способностям в рисовании. У парня, действительно, был талант рисовальщика.
   Черты лица, девушки на портрете, были хорошо выписаны, особенно глаза. Чуть раскосые, широко поставленные, они притягивали своей необыкновенностью и хлещущей, как брызги шампанского - разудалостью, если Кирилл хоть что-то понимал в искусстве.
   Да-а!.. только и смог он сказать.
  - Дайте и мне посмотреть, - заволновалась Зинаида Семёновна, - сейчас... только очки найду, а посмотрев, высказала своё мнение, - красивая девушка, ничего не скажешь.
  - Но это не моя дочь, - подвёл итог Кирилл и, всё ещё сомневаясь, вновь посмотрел на карандашный рисунок. - Толя, а это действительно та девушка? Ты ничего не путаешь?
  - Ну, что вы! Я её очень хорошо рассмотрел.
  - Ты не будешь возражать, если я отдам его полиции? Ты не сомневайся - я оплачу твой труд, если хочешь. Во что ты оцениваешь этот портрет?
  - Ну, не обижайте вы меня, - возмутился Анатолий, - я гостям Зинаиды Семёновны подарков ещё не дарил. Пусть это будет первый и, протянул его Кириллу. Я себе сколько угодно могу нарисовать - чуть прихвастнул он.
  Чтобы не показаться неблагодарным и невоспитанным, Кирилл решил ещё немного за-держаться и поговорить с Анатолием о его жизни, тем более, что паренёк ему всё больше и больше нравился:
  - Анатолий, ты сам то, откуда будешь?
  - Я то? Я из Железинки. Может, слышали когда-нибудь? Это ниже по Иртышу, на границе с Россией, с Омском.
  - А сюда, каким ветром занесло?
  - У нас строителей не хватает. Вот я и подался сюда. Отец с мамой немного помогают деньгами, да я подрабатываю...
  - Он правду говорит, - вступила в разговор хозяйка. Иногда приходит домой такой уста-лый, такой усталый, а грязный то - не приведи Господь! Хороший мальчик.
  Анатолий, на такой хвалебный отзыв о себе, даже покраснел от смущения.
  - Ну, вы скажете тоже.
  - Где же ты подрабатываешь? - поинтересовался Кирилл, - у тебя какая-нибудь специальность есть?
  - Нет. Я, с другими... грузчиком на железной дороге подрабатываю. Мы вагоны разгружа-ем. Нас четверо подобралось, - начал, немного смущаясь, рассказывать он. К нам, четвёртым, присоединился один артист, безработный. Здо-ро-вый, как бык. На что я - вон какой, так он ещё здоровее. Правду сказать, мы все так считаем, нас здорово обманывают там...
  По-видимому, у Анатолия накипело на душе, потому что, то, о чём он рассказал, действительно, было несправедливо.
  ... Ну, вот... посудите сами, - волнуясь, продолжил он рассказывать дальше:
  - Всё время дают нам вагоны только с лёгким, но объёмным грузом, а ведь оплата идёт за вес, а не за объём.
  Штатные грузчики от такой работы отказываются, а нам куда деваться? Один-два раза откажешься, вообще работать не дадут.
   Потом, смотрите - дают нам под разгрузку или загрузку, как правило, легкобъющийся груз - посуду, лампочки электрические. В этом грузе всегда много боя, а потом с нас же и высчитывают, говорят, - это вы разбили.
   А, зимой, заставляют выковыривать из-под снега разные железяки, но платят, опять же - кот наплакал. Штатные грузчики сидят в тепле, не работают, смеются над нами. А когда приходит расчёт за работу, они тысячи получают, а мы - копейки.
  Закончив это горькое повествование, Анатолий тяжело вздохнул и даже пригорюнился.
  - Ничего, касатик, - пожалела его старушка, - будет и на твоей улице праздник. Потерпи чуток. Маленько, до окончания учёбы, осталось.
   Да, дела. Сколько несправедливости ещё вокруг, - пожалел парня Кирилл. В моё время тоже не сладко студентам было. Не всем конечно. Были и такие, что с жиру бесились. Ну, да ладно, как говорится, - "Перемелется - мука будет!".
  - Спасибо, Толя, за помощь. Очень ты нас выручил, - стал прощаться Кирилл, - и вам, Зи-наида Семёновна спасибо за чай. Засиделся я, от дел отвлёк. Пора и честь знать.
  - Ну, что вы, Кирилл. Заходите в любое время. Мы всегда будем рады вам. Заодно расскажете, чем дело закончилось с кражей машины.
  Ещё раз, попрощавшись и пообещав заглянуть как-нибудь в гости, Кирилл пошёл домой.
  
   Глава четвёртая.
   К-н Акишев.
  ... День проходил, а результатов его настойчивых поисков, не было и в помине. Их не бы-ло видно, даже за горизонтом. Ну, даже малюсенького лучика не проскальзывало. А он так надеялся...
   Сидя в душноватом помещении отдела кадров, Ерлан перебирал папки с личными дела-ми сотрудников автобусного парка одну за другой, всматриваясь в лица на небольших фотокарточках, читая автобиографии... по современной моде - резюме. Какой придурок, поменял автобиографию на резюме? - подумалось Ерлану. Автобиография - это краткое, по-сле-до-ва-тель-ное, описание твоего жизненного пути, начиная от... и кончая сегодняшним днём, а резюме?.. Насколько я понимаю, резюме, это - вывод, это итог твоего жизненного пути на сегодняшний день, это как сумма для двух слагаемых, это, как слово - смерть. Смерть - она и есть смерть, это итог. Ничего нет - ни впереди, ни сзади. Не, понимаю, - решил Ерлан... а, раз не понимаю, то-о... не будем заморачиваться...
   ... Нет, ну надо же было в такие дебри полезть. И так голова разламывается от боли, а тут ещё - резюме, автобиографии... смерть. Тьфу, тьфу, тьфу! - сплюнул он - не вовремя будь помянуто! Сходить, по гаражу пройтись, что-ли? И куда это, скажите, пожалуйста, кадровик запропастилась... так надолго?.. Между прочим, симпатичная женщина, - почмокал губами Ерлан, ничего не скажешь.
   Я-то думал, что все женщины-кадровики сплошные "сухари" и зануды, а оно, вот как, получается. Оказывается, я глубоко ошибался. Эта, ничего... совершенно не похожа на "сухаря". Разговорчивая. И всех работников автопарка хорошо знает. Настоящий начальник отдела кадров!
  Умеет Патин себе помощников выбирать, умеет. Не отнять этого качества у него... не отнять.
  С кем, ни поговоришь, - первоклассный специалист своего дела. А секретарь... как её - Ерлан заглянул в свой, как его прозвал Васильев, поминальник... Зинаида Эдуардовна Кучеренко, вообще "ас" своего дела. Красивая. Чёрт! Глазищи - во!.. И, Ерлан, уподобившись хвастливому рыбаку, сам себе показал комбинацию из сложенных в букву "О" пальцев и, тут же засмущался, как застигнутый в туалете, с дымящейся сигаретой в руке, школьник...
   Не-ет, моя Гульнара, красивее, решил он. Она одновременно и, как цветок и, как птичка. С утра, как нераспустившийся бутон, губки алые, брови чёрные и до вечера щебечет, а прикоснёшься к ней, распустится прекрасной розой и такой становится желанной, такой... Стоп! Стоп! Так дальше дело не пойдёт. Не о том, господин капитан, ваши мысли. Не о том! Как бы это правильно выразится, - не в ту степь!.. А у нас, казахов, говорят, - ваш табун, почему-то, оказался на чужом джайлау. Тогда, о чём?..
  ... Почему, такая девушка, как Зина, не может влюбиться в своего шефа, Патина? - задал себе каверзный вопрос Ерлан, - или, та же, кадровик?.. Даже, вполне может... и, что из этого следует?.. Из этого следует, что для улучшения мозговой деятельности, как говорит наш полковник, необходимо, что? Необходимо или выпить, или закурить. Так как выпить я не могу... что ж - тогда закурим...
  
  * * *
   Вытянув ноги, сколько позволяло место под столом и, откинувшись спиной на спинку стула, Ерлан расслабился и, покуривая сигарету, стал выпускать, изо рта, дым колечками, стараясь сделать их, как можно лучше. А из головы, никак не хотела уходить навязчивая мысль о девушках, находящихся в окружении Патина...
   Ну - влюбилась и, влюбилась. Так, что, из-за этого угонять авто и давить человека? Нелогично... так, так, постой... где же эта чёртова папка с её личным делом?.. И, где же эта чёртова, кадровичка? - возмутился Ерлан. Вечно, когда нужно, нет на месте. Рра-спусти-лись без зоркого ока шефа! Рра-спусти-лись!.. А, она, кадровик, сейчас так была нужна! Нужно было её знание персонала, и ещё, кое-какая информация по Зине-секретарше.
  Вот, нужна была и всё. После выкуренной сигареты, у Ерлана, казалось, открылось второе дыхание. Появился нюх, как у ищейки, долго идущей по следу и, то теряющей его, то вновь находящей. Запах следа был так силён, что его уже невозможно было потерять и, нельзя было спутать его с другим следом и, он, вёл к добыче. Вёл к заслуженной награде за долгий и трудный путь, за ночи без сна и втыки от начальства и, казалось, не хватало самой малости - начальника отдела кадров.
  В возбуждении, Ерлан метался по кабинету и, думал, думал, думал. Выстраивал цепочку событий, так как он её представлял и, тут же отбрасывал, находя в ней изъяны, находя не вписывающиеся звенья, им же самим, построенной цепочки событий. Добавлял, исправлял и с нетерпением ожидал женщину, которая поможет ему поставить все точки над "И". А, пока её не было, он не находя себе места от нетерпения, как столяр, собравший, почти весь гарнитур и не находящий запропастившуюся куда-то, одну единственную дощечку, чтобы закончить дело рук своих, курил сигарету за сигаретой и пристраивал, приклёпывал, приваривал последние элементы, созданной им цепи.
  Не выдержав, одновременно охвативших его азарта "погони" и ожидания, он посмотрел на часы. Ого! - удивился он, уже семнадцать ноль-ноль, а где же хозяйка кабинета? Вот тебе, бабушка и "Юрьев день"! Неужели она забыла обо мне? И, как поступить мне, капитану полиции, в сложившейся ситуации?.. Оставить кабинет не запертым, приперев дверь полешком? Или остаться ночевать, примостившись на столе и положив под голову "Зинаиду Эдуардовну"? - от такой мысли ему стало даже весело, - да меня жена съест с потрохами, за отсутствие в родных пенатах в положенное время и, главное, костью не подавится. Она у меня, иногда бывает - ну, очень строгая!
  
  * * *
  Но ему не пришлось: ни ночевать с "Зинаидой Эдуардовной" под головой, ни подпирать дверь чурбачком, потому, что, запыхавшись, быстро вошла хозяйка кабинета:
  - Извините, Ерлан Абзалович, задержалась на совещании и, ещё раз извините, но у нас приёмный день. - Я не могу не присутствовать при приёме новых работников. Это моя рабо-та. Так, что извините, я должна запереть кабинет.
  Ерлан, даже не успев сообразить, что к чему, оказался выдворенным за дверь и стоял, моргая, с курткой в руке.
  Здорово меня вышибли, - даже восхитился он. Вот, что значит "специалист по кадрам". Не то, что мы - сермяжники и, всё ещё улыбаясь, прошёл в приёмную автопарка.
  Там, стояло и сидело человек десять, желающих устроиться на работу. Зина, что-то печатала на машинке и, одновременно, успевала отвечать на вопросы. Мужская половина присутствующих, окружив её стол, как кобели сучку во время собачьей "свадьбы", так и липли к ней, так и липли, пытаясь обратить на себя её благосклонный взгляд.
   Она, избалованная вниманием мужчин, находилась в своей стихии, чувствуя себя, как рыбка в воде и, только опытный глаз полицейского, сумел поймать, искоса брошенный на него, злой и ненавидящий взгляд.
  Красивая, стерва! - решил Ерлан. Не может такого быть, чтобы у директора... у Патина с ней ничего не было. Мимо "таких" не проходят, да и они, я думаю, за просто так, свою до-бычу не выпустят. Ишь, как зыркнула. Могла бы, так взглядом убила бы. Злая стерва! Только тронь - загрызёт до смерти!
   Похоже, отсюда не позвонить. Может в диспетчерской получится? Как там, у Женьки? Продвинулось, что-нибудь или нет? Вдруг я не прав и моя ниточка, так, на стадии расследо-вания и оборвётся? И, он, чёрт не мытый, мог бы в конце-концов, догадаться и мне позво-нить. Эх, молодо-зелено, молодо-зелено!.. - вздохнул Ерлан - всё девочки да сыщицкая ро-мантика в голове. Уж до старшего лейтенанта дослужился, а всё... и, опять, тяжело вздохнул.
  В диспетчерской, тоже не удалось воспользоваться телефоном. Только он собирался поднять трубку, как телефон, громко и нудно начинал пикать, прося связи с диспетчером.
  Несколько его попыток не принесли успеха. Ерлан, на какую-то долю секунды, всегда опаздывал. Пойду к механику, решил рассержено он. Если оттуда не дозвонюсь - поеду домой. Имею я право, хоть раз в неделю, прийти домой, как порядочный муж, во время. С детьми увидеться, поговорить с ними. Они скоро забудут, что у них отец есть. Ухожу - они спят, прихожу - они уже спят. Что за работа такая? Врагу не пожелаешь.
  В комнатке дежурного механика, наконец-то удалось позвонить в свой кабинет. Слушая длинные гудки телефона, Ерлан чертыхался от бессилия, хоть как-то помочь в вызове. Ва-сильев, - мысленно просил он, чёрт патлатый, подними трубку, но в трубке слышались только длинные гудки, а потом и они прервались.
   По-видимому, им надоело бесполезно тратить свою энергию и перешли на короткие и злые. Телефон, казалось, пытался втолковать ему: ты, что не слышишь, что-ли - нет никого по вызываемому вами номеру, не хулигань, уступи место более счастливым. Может, вышел куда? - подумал Ерлан, или ещё не вернулся.
  Не сумев переговорить со своим подчинённым, Ерлан совсем расстроился. Ну, надо же, подумалось ему, сейчас самое время скоординировать наши действия, а тут, извольте бриться - связи нет. Когда, наконец, снабдят нас портативными рациями? Ведь дело страдает, время драгоценное теряем в поисках телефонов, будь они неладны.
  Шагая в сторону автобусной остановки, он мечтал, о том времени, когда у них будет своя связь. Пусть через центральный пункт, но будет. Тогда, в любое время он сможет вызвать себе оперативную поддержку или вызвать скорую помощь пострадавшему.
  Хорошо ГИБеДеДешникам, у них свои, настроенные на определённую волну, рации. В любое время суток есть возможность поддерживать связь, а у нас?.. Как мне, например, прикажете, старшему следователю, вот именно сейчас, срочно, переговорить со своим подчинённым? А ведь начальство требует - давай-давай, не сделаешь в срок - голову оторвём, а то чего и посущественнее.
   Моя любимая жёнушка первая воспротивится такому наказанию. Для себя ведь будет стараться - разулыбался Ерлан.
  Идущие навстречу прохожие, увидев его улыбающееся лицо, наверное, думали - выпил мужик, вот, во хмелю и расползается в счастливой улыбке лицо. А, может просто завидовали! Кто знает?..
  А он, внутренним взором представил, Айгуль, храбро защищавшую дорогое ей, "Хозяйство". А зная её характер не понаслышке, он увидел, как она, схватив скалку, бросается на полковника, одновременно прикрывая разносом его хр...н.
  В этот, драматический, момент его воображение нарисовало та-ку-ю коми-че-скую ка-рти-ну, что он, не сдержавшись, расхохотался на всю улицу.
   Прохожие, завидев беспричинно смеющегося, хорошо одетого мужика, старались обойти его стороной, вероятно решив - ну его к лешему, будешь подальше, авось обойдётся.
   Так, в хорошем настроении, ещё не успев убрать весёлой улыбки с губ, он и заявился домой, чем очень удивил Айгуль, которая предположила чёрте что - вплоть до квартальной премии. А когда он, рассказал представшую перед его глазами картину, да ещё и в лицах, она так смеялась, так смеялась, что он, даже подумал, не придётся ли ему отливать её водой. Но ничего - обошлось. Всё-таки хорошая у меня жена, с нежностью подумал он.
  
  * * *
  Это был один из лучших, теперь очень редких, совместных вечеров в их жизни. Ребятишки - два мальчишки, хулигана и проказника, на удивление, вели себя пристойно.
  Ерлан поиграл с ними в нарды, выслушал нехитрые мальчишеские истории и даже при-знание "По секрету", Ерлана младшего, что ему нравится девочка из параллельного класса, но он пока не знает её имени.
  Ерлан, разомлел от семейного тепла и уюта. Он уж было, из-за своей работы, начал забывать, что в жизни, кроме воров, грабителей и всякой другой нечисти, есть ещё и тихое, семейное счастье.
   Счастье быть вместе, всей семьёй. Даже совместный неприхотливый ужин - оказывается, уже счастье! И он, всеми порами своей изголодавшейся души, впитывал в себя тепло семьи.
   Он чувствовал. Нет, он знал - завтра, работа опять зажмет его в свои жёсткие тиски и не даст ему ни минуты на расслабление. Она выжмет его всего, до капельки, не оставив ничего для семьи - жены и детей.
   В эту минуту ему хотелось сказать, - "Люди, будьте милосердны, не губите себя, ведь кроме работы, работы и ещё раз - работы, есть жизнь, данная нам Богом. А в ней - театр, кино, непрочитанные книги, возможность побыть с детьми на рыбалке и многое, многое другое, чего мы лишены, уподобившись, бессловесным, тягловым волам. Мы не видим жизни! Мы лишены жизни! Она проходит мимо нас! Остановитесь хоть на секунду, оглянитесь вокруг, ЛЮДИ и ВЫ увидите, какого Божественного бытия вы себя лишаете!"
  
  * * *
  Утром, придя в управление, отдохнувший и в хорошем настроении, он застал Васильева за разбором каких-то папок.
  - Привет! Чем занимаешься, - "Дела пытаешь, или от дела лытаешь"? - словами из русской народной сказки, приветствовал его Ерлан.
  - Ну, шеф, ты даёшь! Где ты только такие слова подхватил? Неужели в школьном коридо-ре такому учат?
  - "Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала", - продолжал ёрничать Ерлан, наслаждаясь Женькиным изумлением.
  Тот похлопал глазами, а потом, состроив скорбную мину, поинтересовался, - Ерлан, ты случаем не заболел? Может у тебя температура? Дай, я твой "умный" лобик потрогаю. А то, подожди, я сейчас сбегаю к полковнику, он тебе примочки пропишет. Быстро вылечишься...
  Подтрунивая друг над другом, они, усевшись за столы, приступили к работе. Дел было невпроворот, особенно, нелюбимой для всех оперативников - письменной.
   Ерлан завёл обычай - если не было очень уж срочной оперативной работы, час-полтора он уделял, как он называл, чистке - "Авгиевых конюшен".
  Постепенно приучился к такому распорядку работы и его помощник, в результате чего, у них был относительный порядок в документации и сроках отчётности.
  Фу-у... наконец-то, откладывая в сторону очередную, исписанную бумагу и расправляя плечи, произнёс Ерлан. Можно и покурить.
  - Васильев, ты как на это смотришь?
  - С одобрением-с, шеф... с одобрением-с... подождите минуточку, сейчас "домараю" оче-редной опус и, я к вашим услугам...
  - Старайтесь, старайтесь, молодой человек, Ваше трудолюбие будет замечено и возна-граждено стократно.
  - Вашими молитвами, вашими молитвами, - как бы в покорности, проговорил Женька, - тружусь, аки пчёлка, на ниве поддержания законности и порядка.
  Вообще, у Ерлана, отношения с Васильевым, сложились своеобразные. Одновременно дружеские и официальные. Женька, никогда, при посторонних не позволял себе фамильярности по отношению к шефу. Держал себя - согласно "Уставу". Оставаясь одни, они переходили на язык дружбы и доверия. Иногда, шутейно "пикировались", чтобы размять мозговые клеточки - Женькино выражение.
  Это облегчало им жизнь и помогало в работе. Может поэтому у них была хорошая раскрываемость, а может им благоволила сама богиня правосудия - Фемида, но факт остаётся фактом, они были лучшими следаками в управлении.
  Женька, закончив писать, выполнил упражнение - "мы писали, мы писали. Наши пальчики устали" - сопровождая свои действия голосом и, лишь потом, вопросительно воззрился на Ерлана.
  - Жду ваших разъяснений и ценных указаний, господин капитан - не прекращая скоморошничать, проговорил он, - что прикажете-с?..
  - Что у тебя с твоей версией, есть какие-нибудь сдвиги? Хоть, какая-никакая зацепка?
  - Нет. Глухо, как в танке, - сразу посерьёзнев и перейдя на деловой тон, стал докладывать он. Я вчера, все ноги сбил, пока искал хоть маленькую зацепку. Пришлось, по новой, обойти все адреса, даже своих осведомителей поднял. Ничего! А, у тебя?
  - У ме-ня... у меня, что-то завязывается - следя за голубем, примостившимся к ним на по-доконник, проговорил Ерлан. И, он рассказал о своих наблюдениях и размышлениях. Но... чтобы это всё срослось - нужен свидетель. Без свидетеля мы ничего не докажем, если, конечно, мы не применим к подозреваемой пытки средневековой инквизиции. А это, сам понимаешь, неприемлемо.
  - Ерлан, а если её задержать по подозрению... на разрешённые нам законом, семьдесят два часа, может она расколется? Как думаешь?
  - Судя по её характеру, думаю - нет. Только, если, нечаянно, проговорится от усталости.
  - А, если сблефовать?
  - Как это?
  - Помнишь, Ерлан, прошлогоднее дело с ограблением универсама, то есть... супермарке-та? Тьфу! Никак не привыкну к новым названиям...
  - Ты не отвлекайся, не отвлекайся. Рассказывай дальше.
  - Ты, что, совсем забыл? - Ну, когда мы прибор для проверки на алкоголь, шутки ради, назвали "определителем лжи". Вспомнил?
  - А вы, товарищ старший лейтенант, случайно не вспомнили, какой втык мы получили от начальства за это надувательство?
  - Ну и что? Пережили ведь. Зато, какое дело раскрыли. Пальчики оближешь!
  - Нет, - вздохнув, отказался Ерлан. Не могу. Буду дальше копать, может какая ниточка и появится...
  Их разговор прервал звонок внутреннего телефона. Дежурный старшина спрашивал, - может Ерлан принять Соколова Кирилла Владимировича?
  Слышавший разговор Васильев, поморщился, - опять этот горе-сыщик, что-то в клюве принёс?
   Послушаем, с чем явился к нам тесть Патина, решил Ерлан - может, принёс ходатайство о послаблении режима содержания, неожиданно заболевшему гриппом, зятю? Так он и так содержится, считай один, как нувориш, в четырёхместной камере. А, весёлый дедок, что с ним сидит, так это для развлечения, вместо телевизора. Ни одного уголовника в окружении. На прогулку водят отдельно от других, чтобы, не дай бог, кто, ненароком, не обидел.
   - Меня, Женя, начальство скоро съест за него. Только и слышу - создал тепличные условия убийце, чего тянешь? - Подготовь материал в суд, хватит валандаться...
   - Ладно, пропусти, - легонько вздохнув, приказал он.
   * * *
  Вошедший Соколов, молча, положил на стол, перед Ерланом, портрет, выполненный в карандаше, с очень знакомым лицом и, только потом, поздоровался.
  Если сказать, что Ерлан был ошарашен - значит, ничего не сказать. Он заворожено рассматривал портрет и молчал, прекрасно понимая, насколько неловко он выглядит в своём молчании, но ничего поделать с собой не мог.
   Прошло несколько томительных минут, прежде чем он пришёл в себя и задал глупый вопрос, - это кто? Хотя, с первого взгляда на портрет, прекрасно понял - кто это!
   Но такова уж природа человека, что иногда, случаются в жизни моменты, когда самый-самый умный задаёт глупые вопросы. Такой момент настиг, как пуля из автомата Калашни-кова, Ерлана и он повторил, - это кто?
  Вставший из-за стола Васильев, подошёл к ним и тоже уставился на портрет. Посмотрев несколько секунд, он взял его в руки и, поднеся к глазам, проговорил, - красивая девушка, ничего не скажешь. Я где-то встречал её... и не так давно...
  - Эта девушка украла машину моего зятя, - перебил его, находящийся в возбуждённом состоянии, Кирилл Владимирович. - Я нашёл свидетеля, который всё видел, - продолжил он. Он готов подтвердить...
  - Вы, случайно, не подговорили этого "свидетеля" дать ложные показания. Естественно, за соответствующую мзду, чтобы выгородить своего зятя, а то, как же, дочка без мужа оста-нется? - ехидно спросил Женя и продолжил, - полиция, значит, ищет и не может найти, а вы... раз-два и готово. У вас, то один свидетель, то вдруг, появляется, как чёрт из шкатулки - другой... как-то... всё это...
  - Не сидели бы, да штанами стулья не протирали, глядишь, и вы бы, кого-нибудь нашли...
  Разобидевшийся на несправедливый упрёк, Женька, возмущённо оборвал тираду Соколова, - много вы знаете о нас, полицейских...
   Всё! Прекратите немедленно! - оборвал их, начавшую накаляться перепалку, Ерлан, - кто работает, а кто штаны или стулья протирает - давайте не будем выяснять и, подняв глаза на Соколова, спросил, - откуда к вам попал этот портрет?
  - Я же объясняю, наверное, в сотый раз...
  - Давайте не будем считать, в который раз - сотый или тысячный. Расскажите по порядку и, желательно подробно - где, когда и как, попал к вам в руки этот портрет? - а потом добавил, - лейтенант, дайте стул Кириллу Владимировичу.
  - Пожалуйста, присаживайтесь! - и, приглашающим жестом руки, показал на стул. Дождавшись, когда посетитель усядется и немного успокоится, сказал, - ну, вот и хорошо. А теперь, рассказывайте.
   * * *
  Внимательно выслушав Соколова и, уточнив некоторые подробности, Ерлан понял - его нюх, а главное, его опыт, вновь, не подвели его. Не напрасно, как утверждает этот, в общем - то, симпатичный ему пожилой человек, отчаянно борющийся за своего зятя, он "просиживал штаны" в отделе кадров и вёл беседы с работниками автопарка. И ещё... он хорошо запомнил её взгляд, брошенный в спину своему шефу, когда они, втроём, выходили из "предбанника, как сейчас частенько стали называть приёмную руководителя любого ранга.
   Ерлан тогда случайно поймал этот взгляд, когда по какому-то наитию обернулся и посмотрел в её сторону. В нём были злоба и торжество победителя одновременно.
  Почему он обернулся?.. Ерлан, нет-нет, да задавал себе, в эти суматошные, заполненные до отказа работой, дни, этот вопрос. Может быть, лицо девушки с не совсем правильными чертами, но очень привлекательное, заставило обратить его на внимание на себя, и он хо-тел, ещё раз, посмотреть на неё? А, может... этих "может" найдётся не менее сотни. Суть дела это не меняет. Он обернулся - вот и всё.
   Именно в тот, первый день знакомства с ней, у него и легло подозрение на секретаршу. А этот посетитель с его портретом, или правильнее - фотороботом, только ускорил их расследование преступления и, ещё раз подтвердил аксиому - верь своему шестому чувству! Верь! Для успеха в оперативном расследовании, оно занимает не последнее место.
  Но каков молодец, этот тесть Патина - увидев устремлённый на него, вопрошающий взгляд, Соколова, в душе похвалил его, Ерлан. Не успокоился, не испугался прошлой на-кладки с Валей. Хотя, была ли это накладка?.. С какой стороны, посмотреть.
   Если есть, хоть малейшая возможность перепроверить поступившие сведения, то это не накладка... для нас. Отбросить лишний, никуда не ведущий, след в расследовании, тем бо-лее, перед этим тщательно проверенный... то же не накладка. Так, что, молодец этот Соко-лов. Мо-ло-дец!..
  - Спасибо, вам огромное, - поблагодарил Ерлан, Соколова и протянул руку для рукопожатия. Вы здорово нам помогли и, я бы сказал, очень вовремя, пришли к нам и принесли этот портрет. Правда! Спасибо от всей души! - Ну, и, коль решили нам помочь, то, не посчитайте за труд, занесите студенту повестку. - Я, надеюсь, вы подождёте несколько минут, Кирилл Владимирович, пока я заполню бланк?..
  Подождав, пока за уходящим посетителем закроется дверь, Ерлан, очень довольный, состоявшимся разговором и, особенно его результатом, потёр руки и, посмотрев на Женьку, поинтересовался:
  - Ну, что скажете, молодой человек?
  - Что скажу? - и, немного подумав, неожиданно, даже для Ерлана, выдал, - я поражён энергией этого мужика. Как он борется за своего зятя, словно это его родной сын. Это ж надо, столько домов и квартир обойти! Мне, собственно говоря, Патин тоже нравится, да я тебе уже говорил, и тестю, вероятно, пришёлся по душе... а, вообще то, я думаю, мы это дело на днях завершим. Верно?..
  - Если студент, действительно, всё видел и, ничего, не сочиняет... Чёрт! Да мало ли, где он, в конце-концов, мог встретить эту девушку. В кафе, например, или в автобусе. Взял и, не по злому умыслу, конечно, перепутал события. Чёрт! - Не тревожь мою душу, пожалуйста. И сам не расслабляйся. Дорабатывай свою версию до конца. Знаешь ведь, какие коленца, иногда, подкидывает нам нечистый. Тьфу, тьфу, тьфу! Чтобы не сглазить.
  - Ерлан, да не менжуйся ты так. Всё будет тип-топ, вот увидишь! - стал успокаивать, Женька. В первый раз, что-ли? Придёт студент, запротоколируем показания, потом устроим очную ставку, свидетеля и подозреваемой... да, что я тебе объясняю. Сам знаешь, дальше - дело техники.
  - Дай, то Бог, нашому тэляти, та вовка зъйисты! - попросил удачи у судьбы, Ерлан, выска-зав вслух, неожиданно пришедшую на ум, украинскую поговорку и добавил, специально, для напарника, - за точность текста не отвечаю.
  
   Глава пятая.
   Лариса.
  Вот уже вторые сутки за окном сыпал, как через сито, занудливый осенний дождик. До того мелкий, до того занудливый - глаза б мои не смотрели на этот жидкий кисель - думала Лариса, вспоминая совсем другие дни.
   На улице резко похолодало, а всё вокруг стало, каким-то... серым и неприветливым. Изредка выглядывая в окно, Лариса видела только, одиноко стоящую, почти посредине двора и опустившую голые, как бы скрученные артритом ветви, яблоню, окутанную, какой-то, мутно-серой, мглой.
  Она стояла, одинокая, старая и озябшая в этой мокрети, вся какая-то сморщенная и пожухлая, как и её хозяйка в доме. Казалось, она была похожа на старую-старую ворону, которую долго трепал холодный, промозглый ветер и по ошибке забросил в этот двор...
  Скажите, пожалуйста, кому может нравиться такая - "Осенняя пора, очей очарованье"? Тьфу! - в сердцах плюнула Лариса...
  То ли дело, два дня назад - солнышко, теплынь, паутина пролетала. Вот, наказание с паутиной то - обманула, подвела - продолжала ворчать она, потихоньку протирая мокрой тряпкой, накопившуюся за дни болезни пыль. Но, всё-таки я молодец, ненароком вспомнив огородный аврал, похвалила она себя - вовремя с огородом управилась, вовремя, как-будто "Сверху" кто, надоумил.
   Так, медленно передвигаясь из комнаты в комнату, она, продолжая, как, наверное, мил-лионы пожилых людей живущих одиноко, брюзжать, потихоньку выполняла свою неприхот-ливую, повседневную женскую работу...
  Всё-таки скучно и одиноко жить одной - тянулась нить раздумий - особенно в старости. Во всём доме тишина, как в могиле. Даже сверчок, недавно приблудившийся откуда-то, сегодня, из-за непогоды что-ли, не издаёт своё всегдашнее - скрип-скрип.
  Замедленными движениями, протирая пыль с подаренной Колей, свадебной фотокарточки, она вглядывалась в дорогие ей черты сына и невестки и, в миллионный, наверное, раз вспоминала, свою, казалось, такую далёкую-далёкую, молодость:
  По какому-то стечению обстоятельств - предопределённому свыше, что-ли? - отца невестки тоже зовут, как и её, единственного и любимого - Кириллом. Может быть, это совпа-дение имён, говорит о чём-нибудь? Может, оно хочет напомнить ей, чтобы она не забывала о своей любви? Так это совершенно необязательно. Она, через всю свою жизнь, не очень то, если честно, счастливую жизнь, пронесла любовь к Кириллу - отцу Коленьки. В Коле она всегда видит Кирилла и может быть, поэтому, с такой страстностью и болью в сердце она любит его.
  Она воспитывала сына так, как воспитывал бы его, Кирилл или, во всяком случае, надеялась, что так. Она все свои поступки и решения пропускала, как-бы через точку зрения Ки-рилла. Главное же её жизненное кредо было - как на это посмотрит Кирилл? Подспудно, где то глубоко-глубоко, она, наверное, хотела, чтобы её... нет, их с Кириллом сын, был его точной копией, но он уродился больше в деда, то есть, в её отца.
   - Ну и что? Всё равно это наш с тобой Кирюша сын, - говорила она ему, представив, что он рядом с ней и внимательно слушает её. И если ты жив Кирюша, а я молю Бога, чтобы это было так, то знай - у тебя есть сын. Очень хороший сын - я смею так думать, потому, что он твой сын... и я молю, Всевышнего, чтобы ты, Кирюша, хоть когда-нибудь, встретился с ним и увидел, каким он вырос, - мечтала она, - и как я его воспитала. Увидев сына, ты будешь гордиться им!
   А ещё, любимый мой, наш сынок женился на очень милой девушке. Зовут её Света. Она работает врачом в больнице. Мама её, Нина Владимировна, работает в аптеке, а папа - я не совсем поняла, где и кем он работает.
   ... Да, знаешь Кирюша, её папу, вот чудо то, какое, тоже зовут Кириллом. Плохо только то, что я, так и не познакомилась с её родителями. Они, по какой-то серьёзной причине не смогли приехать на свадьбу, но надеюсь, что они милые люди и мы вскоре встретимся, потому, что Светланин папа в настоящее время находится у них в гостях...
  - Да, не хотела тебя, до времени расстраивать, Кирилл, - у нашего сына очень большая неприятность. Его обвинили в наезде на человека и, в том, что он скрылся, но я в это не верю, не верю потому, что наш сын, даже совершив наезд, не смог бы бросить человека в беде. Сейчас он, в каком то "СИЗО", так написала Светлана и, ведётся то ли следствие, то ли расследование, я в этом не разбираюсь. - Как бы было хорошо, Кирюша, если бы ты был рядом и помог ему. Ну, хотя бы, поддержал морально, поговорил с ним. Всё-таки отец - это отец.
  Страдая от одиночества и тоски, Лариса уже готова была заплакать, но удержалась. Её слёзы, как бы пресекла мысль - мне же завтра выезжать в город, а я ещё не собралась и Герда не пристроена. Придётся опять Галю попросить, чтобы она за ней присмотрела и пару раз в день покормила - они, более-менее, знают друг друга.
  Раньше ведь тоже оставляла на неё. Других людей Герда и близко не подпустит. И ключи от дома надо ей отдать - мало ли, что. Вдруг мороз ударит, так печку протопить. Ох, совсем забыла! А цветы? Лучше всего я их в одну комнату соберу. Гале меньше работы. Давай-давай, шевелись - подгоняла она себя. Время то идёт, а у тебя и половины дел не выполнено...
  
  * * *
  Сидя в автобусе, который двигаясь в сторону города, увозил её всё дальше и дальше от родного дома, от родной земли и от всего того, что с детских лет так дорого человеку, разве думала она, что больше никогда не увидит всё это. Разве могла она предвидеть, как сложатся обстоятельства её жизни после приезда в город?
  Да и все мы... разве можем мы предугадать, что с нами будет в данную минуту, секунду или мгновение? И, наверное, прав тот, кто сказал, - "Человек предполагает, а БОГ располагает".
   Может экстрасенс или ясновидящий сможет увидеть наше будущее, пробившись сквозь какие-то, пока нам неизвестные преграды, но не мы. Мы живём в коконе, который, охваты-вая нас, закрывает нам путь видеть наше будущее.
   Ну, а если бы мы смогли его увидеть, наше будущее? Что тогда? Мы, что, стали бы, обгоняя друг друга, толкаясь локтями и спотыкаясь бежать "назад", чтобы изменить наше прошлое, в котором МЫ натворили чёрт знает, что?
  Мы, что, как в прокручивании фильма в обратную сторону, стали бы сами выбирать "точку", после которой возникает необходимость направить жизнь по другому, более правильному пути? Нет, и ещё раз - нет! Во-первых - нам это, изначально, не дано, а во-вторых - сможет ли человек со стопроцентной уверенностью определить, что это, именно, та точка, от которой необходимо менять наш жизненный путь? Не сможет! Потому, что всегда суще-ствует вероятность, вновь, ошибиться.
  Жизненный путь человека - это бесконечный бег по кругу. Вначале - ошибка, затем, по-пытка исправления этой ошибки и так, до бесконечности! Но и это ещё не всё. Не каждый человек способен сказать, - да, я ошибся! И причин, в неприятии признания своей ошибки - десятки, если не сотни. Здесь и, слабость характера и, инертность и, конечно же, упёртость, в самом грубом её понимании, то есть, в нежелании признавать свои ошибки.
   И, если ты хочешь прожить жизнь, не совершая ошибок - живи, как заповедовал нам Иисус Христос в своих десяти заповедях!
  Такие мысли, а может и не совсем такие, но очень похожие, теснились в голове Ларисы, пока она ехала в город, к сыну и невестке. А ещё, вспомнилось ей, как она впервые познакомилась с Кириллом.
  
  * * *
  Она хорошо помнит этот первый день и, от одного воспоминания о нём, тёплая волна наполнила и согрела её душу. Она даже непроизвольно улыбнулась, вспомнив, как они столкнулись на пассажирском трапе, переброшенном с парохода на причал. И пароход она помнит хорошо и их нечаянное столкновение. Каждую мелочь их встречи помнит она и, никогда-никогда не забудет.
   Белоснежная красавица "Роза Люксембург" должна была увезти её из Иртышска в Семипалатинск, на учёбу. В то время, время её молодости, основной транспортной магистралью, соединяющей людей - была река.
   По этой, тысячекилометровой водной артерии, с чудными, в красоте своей, берегами и разбросанными вдоль неё городами, деревнями и сёлами, ходили пассажирские пароходы и таскали баржи буксиры.
  Река перемещала людей и грузы. Тысячи пассажиров и миллионы тон различных грузов, вплоть до нефти и бензина из России и изделий лёгкой промышленности из Китая, перевозилось по реке. Река была артерией, питающей жизнь миллионов людей.
  Команда парохода, как она впоследствии узнала от Кирилла, из-за отсутствия докеров на пристани, сама взялась выгрузить груз из Омска и загрузиться попутным до Семипалатинска.
   Кирилл нёс на заплечной подушке два мешка с сахаром на берег, в склад, расположенный метрах в пятидесяти от реки, а она, торопясь приобрести билет на пароход, чуть ли не бежала по трапу. Вот тут то, на трапе, вероятно, подсуетился нечистый, а может наоборот, кто-то специально позаботился в создании ситуации, они и столкнулись. Она ударилась об него и сшибла его с ног. Мешки полетели в воду, а он упал на колени.
   Выматерив её и, назвав слепой тетерей, а в придачу пообещав оторвать ей голову, он прыгнул в речку и попытался спасти хоть что-то из своего груза. Она не остановилась, боясь остаться без билета и места, лишь краем глаза увидела, что на помощь ему, бросились, стоящие на вахте матросы...
  Пароход простоял около пяти часов, подрёмывая и попыхивая дымом и, лишь изредка, внутри него, где-то в глубине, как-бы ненароком очнувшись ото сна, раздавался дробный, похожий на пулемётную очередь, металлический перестук, а потом, всхрапнув, как застояв-шаяся лошадь, вновь засыпал.
   Иногда, вспугивая тишину, раздавался одинокий свисток, или несколько свистков подряд и, Лариса видела, как то один, то другой вахтенный матрос, бежали наверх, вероятно в рулевую рубку к вахтенному начальнику, или что-то начинали делать по приказу этого, командовавшего ими, свистка.
   Ни одного человеческого слова команды она не слышала. Только свистки и беготню после свистков. Любопытно, подумала в тот день Лариса, у роботов из фантастических рассказов - тоже так?
   ... А из чрева парохода, гуськом, как муравьи или, как говорят на флоте, - держа марку, выходили с грузом на спине, люди и направлялись в склад. Освободившись от груза, они, опять-таки, друг за другом, возвращались в трюм парохода, чтобы вновь взвалить себе на спину новую порцию груза.
   Бедненькие, пожалела их, она - это ж надо, столько ходить, спускаться в трюм и подниматься с грузом, чтобы всю эту массу товара переместить с одного места на другое. Кошмар! Я бы ни за что не выдержала такую работу. А, ещё хвастаются флотской романтикой!
   Она наблюдала за этой, изнурительной, работой десятка людей и, даже не за одним каким-то человеком, а за всеми сразу. Она не запомнила с кем, всё-таки, столкнулась на трапе и кто, по её вине, уронил груз в реку. Она, также, не боялась, что её найдут и заставят возместить, стоимость испорченного ею, товара.
   В пароходе, битком набитом пассажирами с галдящей и бегающей детворой, вряд ли, так она думала, найдётся кто-то, желающий её разыскивать. Как она ошибалась. Ох, как она ошибалась!..
   Команда парохода, знавшая своё судно, как свои пять пальцев, изучившая каждую пядь территории, на которой она находилась почти половину своей жизни, ориентировалась, в казавшемся ей беспорядке, очень даже преотлично и чувствовала себя, как рыба в воде.
  Прошёл час с лишним после отхода парохода от пристани. Он, шлёпая плицами по воде, медленно поднимался вверх по Иртышу, преодолевая быстрое течение реки.
  
  * * *
   Лариса, удобно устроившись в салоне третьего класса, перелистывала книгу. Пристань осталась позади, где-то, за одним из поворотов русла реки и она забыла, или почти забыла о случившемся инциденте при посадке.
  Устав от полуторачасового сидения с книгой, она, попросив соседку присмотреть за вещами, вышла к борту парохода и обдуваемая лёгким, встречным ветерком, стала любоваться проплывающим перед глазами, берегом реки.
  Ей было на что посмотреть, чем полюбоваться.
   Прямо перед её изумлённым взором, метрах в десяти-пятнадцати, мимо неё проплывал крутой, высотой в два, кое-где, даже в три-четыре метра высотой, весь испещрённый гнёздами, яровой берег.
  Сотни, а может быть тысячи стрижей, летали вокруг, издавая невероятный писк, заглушая шум колёс движущегося парохода и, то мгновенно скрываясь, то вылетая, они создавали, казалось, живую, непрестанно меняющуюся, картину.
   Лариса так увлеклась этой переменчивой, в своей красоте, игрой природы, что не услышала, как к ней кто-то подошёл. Она лишь тогда обратила внимание на человека, стоящего рядом с ней, когда он осторожно прикоснулся к её локтю.
  Она не узнала его. Перед ней стоял невысокий, худощавый юноша, с несколько бледным лицом аристократа, одетый в безукоризненно выглаженную, морскую форму. Пуговицы на форменном кителе, кокарда на мичманке и, даже курсантские, нарукавные шевроны, слепили ей глаза своим горячим золотым блеском.
   Она недоумённо взглянула на него, как бы говоря, - вы ошиблись, я не та, кто вам нужен.
   Но он не уходил. Тогда она испугалась! Испугалась, что её поймали за то, прошлое, столкновение и потребуют с неё деньги, которых у неё и так было - "кот наплакал" или, как она однажды прочитала в "Морских рассказах", посадят в трюм к крысам и, ещё будут бить её линьком. Что такое линёк она совершенно не представляла, но понимала, раз будут бить - то это больно.
   И, тогда... что вы хотите от семнадцатилетней, только, что окончившей школу, деревенской девчонки, она ещё больше испугалась и, от испуга у неё даже выступили слёзы на глазах.
   Она настолько потеряла себя, что даже зашептала, - дядечка, миленький, вот все мои деньги, возьмите и стала совать ему в руку десятку, что дала ей мама на прожитьё. У меня больше нет, но когда я заработаю, я всё вам верну - всё, всё. Честное слово!
   И столько, вероятно, в её взгляде было доверчивости и мольбы, что этот, блестящий речник, соизволил произнести, - да, ладно, чего там. Я заплатил своими, заработанными сегодня, деньгами, а часть денег мне дали ребята. У нас хорошая, дружная команда.
  Она слушала его голос, как зачарованная, не совсем даже понимая смысла сказанного. Она только поняла, что её наказывать не будут и, что у него, очень симпатичная, когда он говорит, щербинка между передних зубов. Счастлив будет в жизни, подумала она в это мгновение, вспомнив, как девчонки в классе, говорили об этом, подготавливая её к жизни в городе и одновременно завидуя ей.
  Через несколько минут, когда Лариса, оглушённая навалившимся на неё событием, не-много успокоилась, она вспомнила, что он назвался Кириллом. Чтобы не показаться совсем уж, неблагодарной "деревней" она, протянув ему руку, назвала себя - Лариса. Вот и хорошо, - сказал он в ответ и, улыбнулся, а то я, было подумал, что ты безымянная.
  Она даже немного возмутилась, про себя, конечно, что значит безымянная? Смотрите-ка, какой самоуверенный нахал. Подумаешь, за какой-то там сахар заплатил, так теперь нос задирает, но потом одёрнула себя. Не, какой-то... большие деньжищи, между прочим, заплатил, вспомнив два утопленных, по её вине, мешка, призналась она себе самой. Но всё же, не простив его, ответила, - я не корова, чтобы без имени быть и, тут же, густо покраснев, осеклась.
  Она вспомнила, как мальчишки в школе, некоторых девчонок называли тёлками. Вот сморозила, так сморозила, казнила она себя за промах. Надо же быть такой дурой безмозглой.
  Лариса, искоса посмотрела на Кирилла - кажется, он не заметил её промаха. Ну, слава Богу - слегка отлегло у неё на душе, а то ещё посчитает меня дремучей деревней.
  Они, слово за слово, как всегда бывает у молодых, психически здоровых людей, постепенно разговорились. Она рассказала о своей жизни в деревне с матерью и отцом, а он сказал , что сам из детдома на Украине. Приехал сюда, чтобы поступить в речное училище. У них с этим намного сложнее - училищ, раз-два и обчёлся, а желающих много.
  Вначале, в ней проснулась к нему жалость - как же, всю жизнь прожил в детдоме, не зная отца и мать, не имея братьев и сестёр. Она ещё подумала - жалко-то его как! Они стали встречаться в свободное от его вахт время и постепенно подружились.
  В Семипалатинске она поступила учиться на медсестру, для них в Иртышске - профессию, очень нужную.
   * * *
   С Кириллом они встречались почти каждые десять дней. Всё зависело от графика рейсов его парохода и от его вахт. Когда он не мог прийти к ней, она прибегала к нему, на пароход. И, наконец, наступил день, когда она уже не могла прожить без него и одного дня.
   Её тело млело только от одной мысли о нём, а перед глазами её, неотступно, был его образ. Это произошло так неожиданно, что она, в начале, даже не поверила. Это было, как гром среди ясного неба. И, она как птица, в этом голубом-голубом небе, летала от счастья и частенько напевала, так нравившиеся ей слова песни из кинофильма "Волга - Волга":
   Любовь нечаянно нагрянет,
   Когда её совсем не ждёшь.
   И каждый встречный понимает...
  А через неделю, при очередной встрече, изнемогая от любви к Кирюше, она призналась ему в любви и подарила ему себя, плача от счастья и боли. Всё тело её горело от желания его, а в душе бушевал пожар любви. Она призналась, что любит его безумно и будет при-надлежать только ему одному и любить только его, его одного - до самой смерти.
  Они встречались до последнего дня её учёбы. Он жил в общежитии курсантов, а она на частной квартире, деля её со знакомой с курса, приехавшей из посёлка, по направлению.
   Подступила зима. Кирюшин пароход поставили на "Отстой" и у него вскоре начались занятия. Встречаться им, практически, было негде, да и холодно. Ни у него, ни у неё зимней одежды не было. В одну из своих поездок домой, она хоть привезла себе валенки и тёплое пальто, а у Кирилла - только шинель и летние туфли.
  Постепенно их свидания становились всё короче. Она начала нервничать, плакать и сохнуть от любви. А, однажды, у неё случился пропуск месячных. Лариса заволновалась и, порасспросив более опытных в этом девчонок, поняла - она "залетела".
  Кириллу она решила пока не говорить о своей беременности. Она ещё надеялась, что это случайность, но когда и во втором месяце она не дождалась месячных, всё стало ясно окончательно. А тут ещё с Кирюшей произошла неприятность. Их свидания на морозе закончились для него плачевно. Он подхватил жестокую простуду и его положили в больницу. Всё складывалось, как нельзя хуже.
  Через две недели после всех этих неприятных событий, Лариса окончила курсы медсестёр и получила удостоверение. Пора было возвращаться домой. Без работы, без денег она не смогла бы жить в городе, да и дома её ждали отец и мать.
  Разрываясь между любовью и родителями, она, как сомнамбула, бродила по городу, ничего не замечая вокруг и ни на что, не обращая внимания. Однажды, находясь в таком состоянии, она чуть не попала под грузовик. Хорошо, за рулём находился опытный водитель, и он смог увернуться от неё, но ударился машиной в дерево на обочине.
  Её хотели наказать за нарушение правил, но увидев, в каком она состоянии, пожалели. Ей здорово повезло. Могло закончиться куда хуже.
  Чувствуя, что жизнь в городе может обернуться для неё огромными неприятностями, она решила всё же вернуться в Иртышск. Взяв обещание с Кирилла, что при первой же возможности он приедет к ней, она со слезами на глазах, плача чуть ли не навзрыд, как будто предчувствуя, что расстаётся с любимым навсегда, попрощалась и на следующий день уехала.
  
  * * *
  Лариса ждала Кирилла всю зиму. Писала ему письма полные любви и тоски, но ответа ни на одно не получила.
  Поехать к нему тоже не могла. Зима выдалась на редкость снежная, дороги часто заносило снегом и поехать в город - значит рисковать жизнью, нет - двумя жизнями. И всё-таки, она бы рискнула, если бы... если бы не то, живое существо, которое сидело у неё внутри и начало давать о себе знать. Она его любила, ласково называла - "моя крошка" и нежно поглаживая живот, разговаривала с ним.
  Когда, скрывать беременность стало невозможно, она во всём призналась матери и отцу. Что ж дочка, - сказал отец, услышав эту новость, - не остереглась, нагуляла ребёнка без замужества - наверное, наша с матерью вина. Не нужно было отправлять тебя в город на учёбу. Будем растить ребёнка вместе. А может, встретится хороший человек и возьмёт тебя замуж с "подарком".
  Но Лариса знала - ни о каком замужестве не может быть речи. Хоть и не венчанная, но она жена Кирилла и будет его женой до конца своей жизни... Видно так ей определенно судьбой. А, что Кирилл не едет к ней и своему малютке, чтобы проведать их и не прислал ни одного письма, так это виновата зима, с её морозами и снежными буранами.
  Она выискивала одну причину за другой, чтобы оправдать молчание Кирилла и ждала, ждала, ждала. А, однажды ночью, лёжа без сна и сдерживая, вот-вот готовые пролиться, горькие слёзы одиночества, она, вдруг испуганно подумала, а что, если у Кирюши нет её домашнего адреса и, он не знает, куда отправлять письма? Но, тут же отвергла эту мысль. Она ведь пишет ему письма, и они не возвращаются. Значит, у него есть её почтовый адрес.
  Когда она была уже на шестом месяце беременности, ей пришла в голову мысль, а не попросить ли бывшую сокурсницу, жившую на Кордоне, съездить в училище и узнать, что с Кириллом.
  Через полмесяца та написала, что Кирилл Соколов закончил учёбу и уехал неизвестно куда. Никаких данных о его местопребывании ни у кого нет. И Лариса поняла - она осталась одна и если родится ребёнок, то с ребёнком на руках.
  Только теперь до неё дошло, какую огромную ошибку она совершила, не сказав Кириллу, о своей беременности. Кто знает, как бы сложилась её жизнь, если бы она не побоялась выложить ему правду?
  
   Глава шестая.
   К-н Акишев.
  Вызванный полковником на доклад по "Делу о наезде на полицейского", Ерлан прихва-тил составленный им план действий и, как говорится - во всеоружии, с защищёнными тылами в виде различных справок на всякий пожарный, он отправился на приём к начальству.
   В приёмной полковника, на счастье Ерлана, других, желающих попасть на приём - не наблюдалось. Лишь бессменный секретарь полковника, Татьяна Ивановна, грузно восседала за своим столом и что-то стучала на машинке. И он, решив, что счастье окончательно повернулось к нему лицом, прошёл прямо к двери кабинета. Он уж было взялся за дверную ручку, как сзади, в спину ему, раздалось - назад!
  Проскочить мимо бдительного, секретарского ока ему не удалось. Сколько он помнит, на его веку, ещё никто не смог проскочить мимо этого цербера в юбке. Она оберегала полковника, как курица оберегает своих цыплят от коршуна и была неприступней крепостного бастиона.
   Вот старая грымза, как она успевает печатать и за дверями шефа следить? - промелькнуло в голове, Ерлана. Подойдя к окну и, наблюдая, как мелкие дождевые капли сползают вниз по стеклу, он пытался вспомнить хоть один случай слабости Татьяны Ивановны.
  В начальный период её появления на секретарском месте, некоторые самоуверенные и пробивные молодые офицеры, пытались подкупить её, даря шоколадки и цветы. Шоколадки ложились в стол, а букеты ставились в вазы, но заветная дверь, так и оставалась закрытой. Через полмесяца или месяц, поняв тщетность своих поползновений, ухари давление на неуступчивого секретаря прекратили и как все, чтобы предстать "Пред светлые очи, начальства", ждали своей очереди.
  Не просто так рыкнула на Ерлана, Татьяна Ивановна, не просто так. Ему пришлось простоять у окна минут десять, когда из дверей кабинета вышли прокурор и генерал из смежного управления в сопровождении полковника.
   Ерлан был знаком с обоими. Ему неоднократно приходилось бывать у прокурора, а вот у генерала он был всего один раз, когда расследовали тройное убийство на территории Кордона. Он, в то время был ещё старшим лейтенантом и просто опером и был прикомандирован к его ведомству.
  Освободившись от гостей, полковник пригласил Ерлана в кабинет.
  Не вовремя я пришёл, догадался Ерлан, увидев нахмуренное чело своего шефа, не вовремя.
  - Докладывайте, капитан, что у вас с делом Патина? Есть, наконец-то, хотя бы какие-нибудь сдвиги, или всё ещё топчетесь на месте?
  - Есть, товарищ полковник, есть. Вот, посмотрите документы.
  - Документы я и без вас посмотрю, капитан. Доложите устно о проделанной вами работе. Прошло уже пять суток, а у вас - "Не пришей к шубе рукав", - застрожился шеф.
  Здорово, по-видимому, шефу хвоста накрутили - даже пожалел его Ерлан.
   Пришлось, открыв папку и стоя, полковник, сегодня, даже не предложил ему стул, стал рассказывать о состоянии дела. А в заключение доклада, добавил, - У нас, товарищ полковник, все материалы готовы. Осталось получить добро в прокуратуре и, мы едем за Кучеренко Зинаидой, а Патина, извинившись, придётся выпустить.
  - Нет! Патина не выпускать, пока не докажете вину Кучеренко, а с остальными вашими действиями, я согласен, действуйте, - добавил полковник.
  Вернувшись к себе, он попал под вопрошающий взгляд напарника.
  - Что, попало?
  - Полковник не в духе... у него прокурор был с генералом...
  - ?! Зачем, это? - задумчиво произнёс Васильев.
  - Да, я то, откуда знаю, поняв взгляд Евгения, - пробормотал Ерлан. Мне не доложились.
  В кабинете повисла тишина.
  Ерлан ещё раз взялся проанализировать свои выводы по наезду, а Евгений стал зачем-то разлиновывать лист бумаги и делал это с таким видом, что, казалось, оторви его от этой работы, он тут же, умрёт.
  Случайно бросив взгляд на Васильева, Ерлан понял - тот обиделся на невольную его грубость, и будет молчать, пока Ерлан сам не заговорит с ним.
  - Женя, съезди в прокуратуру и возьми санкцию на арест Кучеренко. - Вот документы. По-моему, не должны нам отказать, как думаешь?
  - Да, вроде бы, не должны - снизошёл до ответа, тот. Я мигом! И Женьку, как ветром сдуло, как будто его и не было здесь.
  Ерлан знал, в прокуратуре у Женьки есть зазноба из архивного отдела. Поэтому он, надо или не надо, стремился заполучить какое-нибудь поручение в ту сторону.
  - Ох, уж эта молодёжь, - покачав головой, позавидовал Женькиной прыти, Ерлан. Мне бы, твои годы. Потом потянувшись, до хруста в косточках, принялся обдумывать план допроса Зинаиды Кучеренко:
  Чует моё сердце, придётся повозиться с ней - крепкий она орешек, не сразу разгрызёшь. Но ничего, припрём тебя, касаточка, фактами, которых у нас, с гулькин нос, если честно. Додавим свидетелем и... никуда ты, голубушка, не денешься. А там, глядишь, в ходе допроса, что-нибудь новенькое выплывет. И не такие зубры здесь ломались. Хорошо бы ещё её одежду, в которой она была одета в тот день, найти и, на экспертизу её, совсем размечтался он.
  
  * * *
   Васильева всё не было и чтобы время не пропадало попусту, Ерлан решил заняться бумагами. Их накопилось опять - "Вагон и маленькая тележка". И откуда они только берутся? Сами родятся что-ли? - от этой мысли у него испортилось настроение.
   К тому же он волновался за Женьку. Дадут ему ордер или не дадут? Если попадёт к помощнику прокурора, Иваньковской, то может получить, - "От ворот поворот", как говорится.
  Она баба ушлая! Её на мякине не проведёшь. Найдёт какую-нибудь неправильную формулировку, тогда только держись. Как она, в таких случаях, говорит: - "Вы, молодой человек, посмотрите вот здесь и, вот здесь" и, так это ехидно посмотрит на тебя, что куда там, будто ты олух несусветный или ещё, что похуже и ещё добавит, - "Формулировочка, у вас, батенька, подкачала". А чтобы окончательно добить и показать какой ты ноль, ткнёт своим красивым пальчиком, с наманекюренным ноготком в твою бумагу...
  Ну, было бы ей лет сорок, так ещё можно было бы стерпеть, а так... и Ерлан представил себе эту двадцатисемилетнюю пигалицу с рыжими волосами и конопушками на носу. От горшка, два вершка, а корчит из себя - возмутился он. Но, чтобы до конца быть справедливым, решил - а всё-таки, умная, зараза! А потом, ещё припомнив её вечные неудачи с лю-бовниками, решил - да, тут станешь стервой, коль в этом плане - полный звиздец!..
  Посидев ещё с полчаса над бумагами, Ерлан, взглянув на наручные часы, чертыхнулся, - где носит... этого, но докончить не успел. Вернулся Васильев.
  - Где тебя черти носят? Можно десять раз туда и назад смотаться!
  - Я не виноват, Ерлан. Пришлось ждать возвращения прокурора. К рыжей прокурорше, я не пошёл - докопается до чего-нибудь, доказывай, потом, что ты не верблюд. В общем - всё тип-топ. Можно ехать за Зинаидой Кучеренко. Я, между прочим, шеф, подсуетился и добыл служебную Волгу.
  - Молодец, ничего не скажешь, - на всякий случай, решил похвалить подчинённого, Ерлан и, добавил, - любое рвение, особенно в службе, должно быть вознаграждено.
  - Преогромное вам, спасибо, господин капитан, - ответил тот. Рад стараться! - и приняв стойку, щёлкнул каблуками.
  Конечно, ехать в Волге - это вам, не в автобусе, да ещё битком набитом пассажирами. Минут через двадцать они, с комфортом, прибыли на место...
  
  * * *
   В приёмной, на их счастье, никого из посторонних не оказалось. Зинаида Кучеренко, увидев вошедших, насколько мог заметить Ерлан, слегка побледнела и несколько растерялась, но быстро придя в себя, тревожно огляделась вокруг. Казалось, она искала взглядом какую-нибудь норку, куда она могла бы спрятаться от них. Но, норок поблизости не было, а заветная дверь из кабинета наружу, была перекрыта блюстителями закона. Видя, что укрыться от полицейских некуда, она надела на себя маску высокомерной неприступности и с холодной вежливостью, поинтересовалась, - вам что-то угодно, господа?
  Ерлан видел - она боится их, но как всякая женщина с сильным характером, старается не показать этого.
  Да, сложно нам с ней придётся, подумал он в это мгновение и, стараясь, ради справедливости, отдать должное характеру этой девушки, решил - Снежная королева! Настоящая Снежная королева! Неприступна и горда. Не захочет - даже разговаривать не будет, а уж, если она решит, что её обидели - туши свечи! Такое выдаст - мало не покажется!..
  - Зинаида Эдуардовна Кучеренко? - и, после её утвердительного ответа, вынул из папки Постановление на арест и показал ей. Не давая ей времени на подготовку правдоподобного ответа, приступил к своим обязанностям. - Вы подозреваетесь в угоне автомобиля, наезде на пешехода и скрытие с места происшествия...
  - Докажите! - бросила она ему в лицо и такой яростный огонь вспыхнул в её изумитель-ных глазах, что на какой-то миг ему показалось, ещё чуть-чуть и он загорится.
  Вот это характер, - восхитился он. С таким характером не в канцелярии сидеть, а в космос летать или, по крайней мере, в горячей точке служить. Вот там бы она в полной мере реали-зовала себя.
   Не показывая своего восхищения ею, он казённым тоном продолжил, - прошу следовать за нами...
  
  * * *
  ... Два напряжённых дня, как рыцари на ристалище, бились они с ней. Она была тверда в своих ответах, и ни в какие расставляемые ими ловушки, не желала попадаться. Даже на слова Васильева, как бы брошенные вскользь, что есть "свидетель" видевший её за рулём патинского Фольксвагена, не поколебали её выдержки и хладнокровия.
  На все предоставляемые ей факты и утверждения она отвечала - Нет! Не знаю! Не была! Это всё ваши инсинуации. Даже в том, что у неё были достаточно близкие отношения с Па-тиным, она призналась только на второй день допроса и только после очной ставки с ним.
  Да-а, сильная девушка, в очередной раз признал Ерлан. С таким противником не зазорно и проиграть, но мы не можем себе этого позволить - поправил он себя.
  Наступил кульминационный момент в их противоборстве. Если они, с Васильевым, не смогут, при поддержке свидетеля - Толика, уличить её во лжи, то грош им цена, как следователям. Тогда, капитан Акишев - пишите рапорт об уходе с оперативной работы. Вообще из полиции. Делать вам здесь больше нечего, коль не смогли справиться с девушкой...
   Ерлан, поставил для Зины стул так, чтобы видеть её глаза, а она видела входную дверь кабинета. Он надеялся, что увидев свидетеля, она чем-нибудь выдаст себя. Он был уверен, что человек, находящийся вторые сутки под прессингом и пристальным взглядом следователя, в конце-концов не выдержит и... но, пока Зинаида продолжала упорствовать.
  Всё так и получилось, как задумал Ерлан, готовясь к сегодняшнему допросу. Зинаида, увидев входящего в кабинет Толика, сразу узнала в нём раннего пешехода, виденного ею у ворот патинского дома, и непроизвольно вздрогнула. А потом, её взгляд заметался...
  - Что и требовалось доказать, - тихо проговорил, Ерлан, глядя ей в глаза.
  Поняв, что всё для неё закончилось... что, она проиграла эту битву с хитрыми и опытными следователями, Зинаида Кучеренко, так долго державшаяся, заплакала злыми слезами. Ерлан очень хорошо понимал её состояние и ему, кажется, даже было её чуть-чуть жаль.
  - Ну, что, будем дальше упорствовать или начнём нормальный человеческий разговор?
  Он, специально не произнёс - "признаваться", щадя эту, уже сломленную сильную девушку, которой, он это предчувствовал, с её характером ой как несладко придётся на "зоне".
  - Да.
  Еле расслышал он, её тихий голос.
  За какую-то долю секунды, Ерлан, всё ещё находясь под впечатлением её согласия на разговор, успел охватить взглядом весь кабинет и увидеть, как Женя, затаив дыхание в ожидании признания, сидит напряжённо, не шевелясь, а дождавшись его, наконец-то вздохнул свободно. А свидетель Анатолий, от ожидания её ответа, широко распахнул глаза и даже непроизвольно открыл рот, как-будто так он мог слышать лучше.
  - Лейтенант, подайте Зинаиде Эдуардовне стакан воды, - этой, заезженной до дыр, фразой, он попытался снять напряжение с присутствующих на допросе.
  Когда Кучеренко сделала пару глотков и отставила стакан, Ерлан, посмотрев на Анатолия, произнёс, - вам, спасибо! Дайте ваш пропуск, я подпишу. Вы свободны, как птица в полёте и, осёкся... вот идиот, нашёл время веселиться.
  - Теперь с вами, Зинаида Эдуардовна. Вы не устали? Хорошо! Значит, вы готовы дать признательные показания? И, дождавшись её кивка головой, повернулся к напарнику:
  - Лейтенант, вы будете, как всегда, записывать, что расскажет нам Зинаида Эдуардовна.
  - И так, приступим:
  Слушая повесть о жизни этой, в общем-то, достаточно умной и красивой девушки, Ерлан не переставал удивляться разнообразию ситуаций, в которые попадали она, в силу своего незнания жизни. Можно было подумать, что выходя из школьного возраста, она совершенно не были подготовлена к реальной жизни. И всё то, что давала ей школа, родители - проходило стороной, проходило мимо её сознания...
  Она, и большинство других девушек её возраста из века в век, из поколения в поколение, наступали на одни и те же грабли, повторяли одни и те же ошибки и только чудом оставались живы. Наверное, мать-природа оберегала их, таких нежных и слабых от вымирания.
   Правды ради, надо сказать, что среди, как говорится, слабого пола, нет-нет да попадаются особи, сильные физически и духовно. Но, такие, на взгляд Ерлана, встречаются редко.
   Конечно, он может ошибаться в своих выводах, но вокруг столько несчастных, неустроенных женщин. Взять, хотя бы, ту же Зину. Она сильна духовно, красива. Мимо неё не пройдёт ни один мужчина, не обернувшись, чтобы посмотреть её вслед. Она имеет аналитически развитый ум, а толку? В принципе, Зина повторила тот же путь, что и многие другие девушки её возраста. Конечно, редко кто из них заканчивает свой девичий путь в тюрьме, как она, но видимо так было предназначено ей судьбой.
  
  * * *
  
  Выписка из протокола допроса от 27 октября 2000 года.
  
  Фамилия, имя, отчество: Кучеренко Зинаида Эдуардовна.
  Число, месяц, год рождения: 19 июля 1973 года.
  Место рождения: РК, ВКО, гор. Семипалатинск.
  Образование: средне-техническое.
  Домашний адрес: ул. Пушкина, дом 23 кв. 9
  Семейное положение: не замужем, детей нет.
  Место работы: автобусный парк "Иртыш".
  Должность: офис-менеджер.
  
   По существу заданных мне вопросов могу пояснить следующее:
  21 октября 2000 года я была приглашена своей подругой Гороховец Татьяной, прожи-вающей в районе пос. Гавань, по ул. Островского 17 кв. 3, на день рождения её двухлетнего сына. Отмечая день рождения, мы немного выпили. Через некоторое время пришёл ещё один гость - сослуживец мужа Татьяны и принёс подарок ребёнку и бутылку коньяка. Нас познакомили, и мы весь вечер были вместе.
  Разошлись под утро, часа в три или в половине четвёртого. Автобусы уже не ходили и я пошла пешком. Мой новый знакомый, Геннадий пошёл меня провожать. Фамилии его и где он живёт, я не знаю. Можно спросить у Татьяны или её мужа. Мы с Геннадием, долго шли, и я очень устала, да и плохо мне было от выпитого коньяка и вина. Не нужно было смешивать, но... так уж получилось.
  Когда мы дошли до церкви, я совсем обезножила и мне уже было всё равно. Я могла лечь на землю и не вставать и, тут, я вспомнила, что в этом районе живёт мой бывший любовник - Патин Николай Александрович и у него есть машина. Я знала его домашний адрес и где стоит его дом, так как несколько раз была у него.
  Я позвала Гену с собой и сказала, что дальше, если повезёт, мы поедем на машине. Подошли к дому, и я сразу увидела, что машина припаркована во дворе, а не стоит в гараже. Вначале я хотела разбудить Николая и попросить довезти нас ко мне домой, но потом передумала.
  ВОПРОС: Почему передумали?
  ОТВЕТ: Я вспомнила, что у меня есть копия ключей от машины и гаража. Они у меня всегда с собой. Как память о любви.
  ВОПРОС: Кто вам сделал копию ключей? Патин Николай Александрович?
  ОТВЕТ: Нет! Примерно, год назад я как-то ночевала в доме у Николая, и пока он спал, я сделала слепок на пластилин.
  ВОПРОС: Зачем вы сделали слепок?
  ОТВЕТ: Так, на всякий случай.
  ВОПРОС: На какой, всякий случай?
  ОТВЕТ: Ну, мало ли что! Николай мог потерять ключи или где-нибудь забыть, а я вот - пожалуйста!
  ВОПРОС: Как вы дальше поступили?
  ОТВЕТ: Я подумала - зачем будить Николая - ведь неизвестно, что подумает его жена, если мы с Геннадием вот так, запросто, попросим отвезти нас. К тому же, не забывайте, я была пьяна и очень устала, но всё-таки решила - доеду на его машине до дома и оттуда позвоню Николаю, что она у меня.
  ВОПРОС: Как вы смогли отключить сигнализацию?
  ОТВЕТ: Ничего нет проще. Я знала, где расположен дополнительный выключатель. Ни-колай при мне не один раз им пользовался. А то, что сигнализация пару раз "вякнула", так это ничего. Он же не услышал.
  ДАЛЬШЕ.
  Геннадия за руль я не пустила, а села сама. Мне не впервой. Когда выезжала со двора, увидела парня, он с открытым ртом, глазел на меня, но у меня и в мыслях не было, что он живёт где-то рядом и будет моим "гробокопателем"... последним, кто забьёт гвоздь в крышку моего гроба.
  До дома оставалось проехать, всего ничего, каких-то три квартала, как перед самым бампером появился какой-то му...к и ударился об машину.
   Я, ничего не могла сделать. Остановив машину я вышла и подошла к пострадавшему. Насколько я поняла - он был мёртв. Я, несмотря на то, что перед этим была пьяна - бы-стро отрезвела. А когда отрезвела, то сильно испугалась и растерялась. Я вернулась в машину - машина была пуста. Гена куда-то быстро слинял. Что делать? - думала я, что делать? Так, в прострации я просидела минуты две, а может быть и больше, я не знаю.
  ВОПРОС: Что вы сделали потом?
  ОТВЕТ: Я решила: уж, коль такое случилось, что человек мёртв и к жизни его уже не вернёшь, то нужно спасать себя...
  Я подала машину немного назад и, объехав лежащего на земле человека, помчалась на-зад, к дому Николая, чтобы поставить машину на старое место. А потом, сразу поехала на работу.
  ВОПРОС: Мне не понятен ваш поступок, Зинаида Эдуардовна? Вы могли бросить машину на месте наезда или спрятать её в каком-нибудь переулке, а вместо этого, гоните её на прежнее место стоянки. Зачем? Не скрывалась ли в ваших действиях месть, отвергнутой женщины?
   ОТВЕТ: В начале нет. Я действовала по наитию. Только, когда я поставила машину на место, у меня, понемногу, начало проясняться в голове. До меня дошло, что машину бу-дут искать и, конечно же, найдут. А кого, в первую очередь, обвинят в наезде? Конечно же, владельца автомобиля. Вот тут я и подумала, - вот тебе! Теперь ты пострадай так, как я страдаю и, ещё я решила: пусть отольются кошке, мышкины слёзы. Будешь знать, Коленька, как обижать влюблённую в тебя девушку!
  ВОПРОС: Вы говорите, что любили Патина, так зачем же подводить любимого под уголовную ответственность, то есть, попросту - сажать на скамью подсудимых?
  ОТВЕТ: Я же говорила вам. Вначале не хотела, а когда подумала, - он спит дома, в своей постели с молодой женой, которая заняла моё законное место... такая злоба меня разобрала, такая злоба! Что... Раз мне не достался, так и тебе не достанется!..
  ВОПРОС: Скажите, кто позвонил в дежурную часть ГИБДД? Дежуривший в тот день офи-цер говорит, что звонила женщина.
  ОТВЕТ: Позвонила я, с работы. Я настолько устала и, от всего случившегося со мной, была так озлоблена на весь белый свет и на свою несчастливую судьбу, что, не задумы-ваясь, взяла и позвонила.
  ВОПРОС: Что ещё можете добавить по существу дела?
  ОТВЕТ: Я вам всё рассказала. Больше мне добавить нечего... отведите меня в камеру, что ли. Я так устала, так устала за эти дни...
  ВОПРОС: Ответьте на последний вопрос, Зинаида Эдуардовна, - кто позвонил утром, на следующий день после наезда, Светлане Патиной?
  ОТВЕТ: Я, изменив голос.
  
  * * *
  По окончании допроса, Ерлан посмотрел на своего напарника и спросил, - всё записал?
  - Да, и посмотрел на Зину:
  - Зинаида Эдуардовна, - обратился к ней Васильев, - прочитайте всё, что здесь написано, а в конце текста, напишите: с моих слов записано верно и мною прочитано. А ниже - распишитесь, пожалуйста. Не забудьте поставить число.
  - Что ж, Зинаида Эдуардовна, - обратился к ней Ерлан, - мы с вами ещё, не один раз, встретимся. Необходимо будет уточнить некоторые моменты дорожного происшествия, а потом выедем для проведения следственного эксперимента.
  - Конвой! Уведите арестованную.
  Когда Кучеренко Зинаиду увели Ерлан несколько минут, задумавшись, сидел неподвиж-но, а затем, вынув неначатую пачку из стола, закурил...
  - Женя, напиши бумагу об освобождении Патина и вызови его сюда с вещами. Надо от-пускать человека. - Короче, сделай всё необходимое, а я пойду наверх, докладывать.
  
   Глава седьмая.
   Кирилл.
  Водя глазами по корешкам книг на книжных полках, чтобы выбрать, какую из них почитать и убить время до прихода Светланы, он подумал, - всё-таки молодец Николай, что собрал такую богатую библиотеку.
   Книга, написанная на бумаге и отпечатанная в типографии, пахнет своим неповторимым запахом, не то, что книга в интернете. Книга излучает тепло солнца, которое вобрало в себя дерево за десятки, а может быть, сотни лет своей жизни и ты ощущаешь его своими пальцами, а через них, это тепло наполняет твою душу...
   Да-а, то ли дело настоящая книга: Удобно устроишься в кресле, возьмёшь книгу в руки и начнёшь перелистывать страницы, а они, так нежно, так, с детства знакомо, зашелестят в твоих руках...
   Читаешь текст, а перед глазами встают, как живые, образы и ты сопереживаешь им. А, если описывается природа, тут уж твою фантазию ничем не ограничишь. Прочитаешь немного, закроешь глаза и, пожалуйста, ты уже там, вместе с ней. Эх, красота!
  Позавчера, Светлана показала, как пользоваться компьютером и он попытался немного, ради, как говорится, - спортивного интереса, почитать. Никакого удовольствия не получил. Не ощутил он того тепла и наслаждения, что ожидалось от прочитанного рассказа. Сам текст был, по-своему, интересен, но-о, не ощутил он его и, всё! Интернетовская книга показалась ему, холодной и какой - то, мёртвой.
  Наконец, его глаза увидели, давно не перечитываемую, книгу братьев Стругацких - "Трудно быть Богом". Сняв её с полки, он прошёл к креслу и, пододвинув его поближе к ок-ну, устроился читать.
  Увлёкшись, он не услышал стука открываемой двери и непроизвольно вздрогнул, услышав раздавшийся со стороны прихожей, мужской голос, - есть кто дома?
  - Есть! - вставая с кресла, подал голос Кирилл. - Николай, ты что-ли? - поинтересовался он. Отпустили?
  - Да. А, Света дома?
  - Нет ещё и, посмотрев на часы, уточнил, - должна, вот-вот, подойти.
  Спустившись по широкой лестнице в вестибюль, он встретил вопрошающий взгляд Николая. Казалось, он хотел спросить, - ну, как вы тут, без меня? И, отвечая на этот молчаливый вопрос, ответил, - у нас всё в порядке. Не беспокойся. Как ты?
  - У меня всё нормально, Кирилл Владимирович, но я такой грязный, такой грязный, представляете, неделю на нарах провалялся. Сейчас бегом в сауну, косточки попарить, а потом, в чистое бельё переодеться. Кра-со-та... если бы вы знали, как я об этом моменте мечтал!.. Уф!
  - Беги, беги. Не буду задерживать. А Светлана придёт, ты нам всё расскажешь, надеюсь. Ты уж меня не обессудь, потребуем полного отчёта. Как, да, что...
  - Конечно, конечно, - уже на ходу, отвечал Николай, скрываясь в своей комнате.
  Прошло не более мгновения, как за ним закрылась дверь, а у входной двери раздался звонок домофона.
   Любопытно, кто это может быть? - подумал Кирилл, - у Светланы свой ключ есть. Николай, тоже дома. Странно...
  - Кто там?
  - Коля, это я, мама, - раздался, чуть хрипловатый, с одышкой голос из динамика. Казалось, человек, говоривший по домофону, пробежал не менее километра без отдыха.
  Такое дыхание, подумал Кирилл, бывает у людей с нарушением функций дыхательного тракта, а потом, вспомнил. Светлана, кажется, говорила, что её свекровь, Лариса Степановна - страдает астмой. Так, вот это, кто...
  - Проходите, - пригласил он, нажав на кнопку автозапора.
  Через некоторое время в дверях появилась грузная, с одутловатым лицом женщина, ниже среднего роста, одетая в дорогую одежду, но безвкусно.
   Так, одеваются женщины из глубинки и имеющие достаточные средства для приобретения столь дорогой одежды, быстро оценил её внешний вид Кирилл, но не следящие за требованиями моды или считающие... что и так сойдёт.
  - Давайте помогу, - предложил он, увидев в её руках, приличного, на его взгляд, веса сумку и ещё, он решил, что в ней, закатанные металлическими крышками банки с солениями.
  Он оказался прав, так как тут же услышал, - осторожнее, в сумке банки... стеклянные.
  В вестибюле было по-вечернему сумеречно и может быть поэтому, женщина, близоруко щуря глаза, пристально всматривалась в Кирилла, а он, от такого бесцеремонного разглядывания своей персоны, даже как-то смутился. И, чтобы скрыть своё смущение, он произнёс первое, что пришло на ум:
  - Снимайте пальто и проходите в кух... и, тут же поправился - проходите в комнату.
  Но, мать Николая, продолжая также близоруко щурить глаза и, казалось, прислушиваться к каждому произнесённому им слову, даже не сдвинулась с места. Кириллу, даже показалось, что её лицо стало принимать пепельно-серый оттенок и, боясь, что с женщиной вот-вот станет худо, он позвал Николая. Благо, тот ещё не успел пройти в сауну.
   И тут он, к своему неописуемому удивлению, услышал, шёпотом произнесённые слова, повергшие его в величайшее изумление и недоумение:
  - Это... т-ты... Кирюша? Это, правда, т-ты?..
  Кирилл стоял столбом, ничего не понимая в происходящем и, только хлопал глазами.
  Что эта женщина, несомненно, мать Николая, хочет сказать такими странными для него словами? - лихорадочно металась мысль в голове. Почему таким тоном и с таким волнением она произнесла его имя? Откуда она меня знает, а что она его знает, он начал догадываться по её словам. Странная женщина - мать Николая, - подумал он. Уж не больна ли она психически?
  И, чтобы как-то выйти из создавшегося, непонятного для него положения, он вежливо произнёс, - я Кирилл Владимирович, отец Светланы и для уточнения, добавил, - отец жены вашего сына. Насколько я понял из Светланиных слов, вас зовут Лариса Степановна и, не дав возникнуть паузе, добавил, - вот, наконец-то, мы и встретились. Будем знакомы...
  Что-то здесь было не так. Он это чувствовал всеми фибрами своей души. Что-то было не так во взгляде Ларисы Степановны. Она смотрела на него, как на восставшего из гроба мертвеца и глаза её, готовы были, вот-вот, заплакать, то ли от горя, то ли от счастья. Кирилл так и не понял.
  Неловкое положение, в котором оказался Кирилл, разрядил вышедший из своей комнаты, Николай.
  - О, мама! Приехала? Как перенесла дорогу? Не очень устала? И повернувшись к Кириллу:
  - Вы познакомились, Кирилл Владимирович? Это моя мама, Лариса Степановна.
  - Сынок, лучше скажи, как ты? С тобой всё в порядке?
  - Да, что со мною сделается. Я, только сейчас... меня... только час назад, как выпустили из... СИЗО и, я... сразу домой. Мама, да что же ты стоишь? Проходи в комнату. И, вы, Кирилл Владимирович, проходите. Что это вы вздумали у порога толкаться?
  Кирилл следовал за матерью Николая, несколько позади и всё думал, почему эта, совершенно незнакомая ему женщина, так отреагировала, увидев его. Он точно знал - с ней он никогда ранее не встречался, во всяком случае, в ближайшие лет десять, пути их не пересекались.
  
  * * *
  Вечером, после прихода Светланы они сидели за столом, пили чай и вели неспешный разговор. Николай рассказывал о своём сидении в камере, допросах у следователя.
   Они с интересом выслушали его повествование о его соседе по камере - немного смешном, чуть-чуть наивном, но, в общем, то, совершенно безобидном и добром человеке. О себе Николай только сказал, что ему необычайно повезло. Благодаря помощи Кирилла Владимировича, он не попал в тюрьму и быстро освободился и, что он считает, что так мог поступить только родной отец для своего сына и никогда не забудет его заботы и при этом, крепко пожал ему руку.
  Лариса Степановна при его словах слегка побледнела, во всяком случае, так показалось Кириллу, изредка бросающего любопытный взгляд на неё.
   Кириллу было приятно слышать это от Николая и, хотя знал он его малое время, сам к нему привязался, как к родному сыну. Но, что удивительнее всего, он заметил, с какой лю-бовью Лариса Степановна смотрела на своего сына и на него.
  Так смотреть на сына - это понятно... это он понимал. А на него, почему она так смотрит, на него? Тут Кирилл терялся в догадках. И, чтобы разрешить эту головоломку, он решил, ко-гда молодёжь отойдёт ко сну, поговорить с ней.
  Конечно, молодёжь быстро угомонилась. В десять часов вечера они уже сбежали от них, пожелав доброй ночи и оставив допивать чай вдвоём.
  На некоторое время, после ухода Николая и Светланы, в комнате воцарилась тишина. Кирилл не знал с чего начать разговор, а Лариса Степановна, изредка взглядывая на него, тоже почему-то молчала. Когда среди них находились их дети, разговор вёлся свободно и не было необходимости напрягаться, чтобы что-то сказать. А сейчас... чувствуя себя как-то неловко перед матерью Николая, как школьник перед учительницей, делавшей ему замечание, Кирилл, помешивая чайной ложкой в бокале, тупо молчал.
  - Кирю... Кирилл, ты так и не узнаёшь меня? - услышал он вопрос, заданный ему тихим голосом.
  Он, приподняв голову, удивлённо посмотрел на соседку за столом и отрицательно покачал головой. Откуда он мог знать эту, совершенно незнакомую ему, грузную, с несколько отёчным лицом женщину. И он вновь покачал головой.
  - Кирилл, вспомни тысяча девятьсот шестьдесят второй год. Пристань "Иртышск". Тебя сбивает с ног девушка, и ты роняешь в воду мешки с сахаром...
  С каждым сказанным ею словом Кирилл всё пристальнее всматривался в лицо женщины, сидевшей с ним за одним столом и... нет, он не узнавал её...
  ...Да-а, и горько вздохнув, добавила, - конечно, трудно узнать в этой, постаревшей и рас-плывшейся бабе ту, тоненькую и стройную девчонку, с которой ты целовался и делил по-стель.
  Вот после её последних слов, сказанных с такой горечью и обидой, до Кирилла, наконец-то, дошло - кто перед ним. И, он вспомнил всё, а вспомнив, удивился - как мог он не узнать её, свою киску-Лариску. Свою любимую девочку... а, потом, ещё раз, уже более внимательно и открыто посмотрев на неё, подумал, - не мудрено. Она так сильно изменилась, что...
  - Вспомнил, да? - спросила она и, столько любви и нежности было в её взгляде и голосе, что Кирилл даже смутился.
  - Вспомнил, Лариса Степан... прости... Лариса. Тогда представляю, как я за эти, прошедшие десятки лет, изменился, - пробормотал он еле слышно.
  - Нет, Кирюша, ты не изменился. В моих глазах, моём сердце, ты совсем не изменился. Я, как только увидела тебя, сразу узнала...
  И, сидя за столом, в доме своих детей, они, перебивая друг друга, перескакивая с одного на другое, вспоминали свою, прошедшую так по-разному, жизнь...
  Время уже перевалило за полночь, а они всё сидели и вспоминали - им, конечно, было, что вспомнить. Ведь прошло столько лет с их последнего дня совместной жизни и вот, по-дошёл момент, очень сложный для них обоих момент - момент выяснения причины их рас-ставания...
  Кирилл понимал - каждая пара людей расстаётся по-своему. Как нет одинаковых судеб, так и нет одинаковых причин для расставания. И каждая сторона, в этом нагромождении причин, считает пострадавшей, именно себя и никого другого.
  Меня и Ларису чаша сия тоже не минует, подумал он, вздохнув и, как мог, приготовился к тяжёлому и трудному моменту, наступившему в их разговоре - тяжёлому и трудному, хотя бы потому, что, выяснение причин - это всегда трудно и тяжело!
  Кирилл при разговоре с Ларисой, не один раз замечал, нет, он нутром чувствовал, что она, при упоминании детей, казалось, пыталась что-то сказать ему или... признаться в чём-то, но потом, пересилив себя, быстро переводила разговор на другую тему.
  Это интриговало его, но прямо спросить, он не насмеливался. Мало ли какие секреты о своей жизни, может хранить женщина в своей голове и, если она не хочет поведать о них другому человеку то, подумал он, стоит ли пытаться разгадать их?..
  - Знаешь, Кирилл, я тебе писала письма каждую неделю. Ни одной не пропустила и жда-ла, если не твоего приезда то... хотя бы, привета от тебя...
  - Что-о? - перебил он её. - Какие письма, когда? - удивлению его не было предела. Я ни-каких писем от тебя не получал! - и добавил, - никогда!
  И в тот же миг заметил в глазах Ларисы испуг и огромное-огромное удивление.
  - Как же так, Кирилл. - Ты ничего не путаешь? Я писала... и, на глазах её появились слёзы. Я писала, - шептала она, - относила на почту, я... и, уже больше не удерживая горьких слёз, зарыдала, обхватив руками голову.
   Слёзы всё текли по её, уже не молодым, морщинистым щекам, капали на грудь, всё уве-личивая и увеличивая мокрое пятно на платье, а кто-то, стоящий позади неё с перекошен-ным от злобы лицом и холодным, испепеляющим взглядом, провожал каждую её слезинку и потирал от удовольствия руки. Кто это был - они не знали, но это был её или его злейший враг. Враг ещё из той, прежней жизни, когда они оба были молоды и так безоглядно, счастливы.
  Кириллу, так до боли, стало жалко её, эту, когда-то любимую им и, как он понял, пронёс-шую свою любовь и преданность ему через все невзгоды жизни, женщину, что он поднялся из-за стола, подошёл к ней и прижал к себе...
  А она, плачущая, но счастливая от этой, запоздавшей на десятки лет, ласки прикрыла глаза и затаила дыхание, чтобы не спугнуть и насколько можно, продлить это мгновение...
  Кирилл и прижавшаяся к нему Лариса, долго молчали. Он не шевелился, держа её в объятиях, но он чувствовал - у него ничего не шевельнулось в груди при этом, а была только жалость. Его, когда-то страстная любовь, давно перегорела, и даже пепел этой любви был холоден...
   * * *
  На следующий день, проснувшись чуть свет, он стал собираться в дорогу, а вставшая, тоже почему-то рано, Света, пыталась отговорить его от поездки:
  - Папа, побудь ещё, хотя бы дня два. Николай только вернулся из тюрьмы и с Ларисой Степановной ты хорошо не познакомился. Посидите, поговорите вместе. Сходите с Никола-ем к нему в автопарк... ну, папочка, не уезжай так быстро, - уговаривала она его...
  Но он чувствовал, его миссия здесь, с этими, родными ему людьми, подошла к своему логическому завершению, и казалось ему - он выполнил свой долг перед ними до конца. Он должен прямо сейчас, немедленно, возвращаться в свой город, к своей жене, которая ждёт, не дождётся его. А не звонила она и не посылала ему писем, потому, что знала, здесь у него есть дела и как только он управиться с ними - немедленно, не теряя ни одной минуты, вернётся к ней, потому, что она любит его и ждёт.
  Но... дома Кирилла никто не ждал. В квартире было пусто и тихо, лишь только слой пыли покрывал всё вокруг, да изредка слышался шум, нет-нет, да проезжавшего рядом с домом, автомобиля.
   Ему стало грустно от одиночества, от пустоты квартиры, от отсутствия рядом жены. Ему было грустно ото всего, что его окружало. Казалось, жизнь покинула это, так любимое им жизненное пространство и только потому, что в нём не было Нины.
   Оказывается, она для него значила очень-очень много, а он так бездарно, так, непростительно бездарно, профукал возможность быть рядом с ней. Променял её любовь на водку. Будь она проклята, эта водка! Будь она, трижды проклята!!
   А сколько счастливых часов и минут он мог бы провести с женой вдвоём, наслаждаясь любовью и, обществом друг друга. Вместо пьяного угара и блевания в туалете, он мог бы сводить её в парк или вывезти поближе к природе на катере. Как много он потерял за эти несколько лет пьянства, как много... и всё из-за неё проклятой, из-за водки. Будь, ты трижды проклята, змея подколодная!
  Так, казня себя за слабость к водке и одновременно проклиная её, он взялся перебирать почту. Среди газет и журналов он нашёл письмо и телеграмму. Но оба они, и письмо и теле-грамма были не от Нины и не от Бориски. Повертев в руках конверт и телеграмму со штем-пелем обратного адреса - "МАДИ", а письмо от какой-то женщины из села Предгорного, из села, где проживает его тёща и куда уехала его Нина, он почувствовал неожиданное волне-ние и страх, пронизавший его сердце. И... этот страх холодом обдал его, заставил задрожать его руки, а тело покрыться холодным потом.
  Теперь он просто панически боялся вскрыть хоть одно из этих посланий.
  Кое-как заставив себя унять дрожь рук, он вскрыл телеграмму из Москвы, надеясь, что в ней, ничего страшнее, чем - "Ваш сын отчислен из института за академическую задолжен-ность", не найдёт, прочёл наклеенные на бланк ровные полоски типографской ленты. А, прочитав - не поверил. Не поверил глазам своим. В нём чёрным по белому, канцелярским сухим языком, было напечатано:
  "Ваш сын, студент третьего курса МАДИ, Соколов Борис Кириллович, погиб двадцать чет-вёртого октября сего года от удара электрическим током при производстве работ на линии электропередачи.
  Прокуратурой возбуждено уголовное дело.
  Похороны состоятся 27 октября 2000 года в селе Иваньковка, Алтайского края.
   Декан Подгорнов А.И.
  От этого известия в глазах Кирилла потемнело, а сердце бешено забилось. Грудь сдавила адская боль и он, прижав руки к сердцу, уже уходя из этой, одновременно такой прекрасной и такой паскудной жизни, только успел прошептать, - а, как же, Нина?..
  
   Глава восьмая.
   Светлана
  Сегодня она проснулась с большим опозданием. Вторую ночь они проводили вместе, в постели, после его освобождения из тюрьмы. Лёжа с закрытыми глазами, она наслаждалась теплом прижавшегося к ней Николая, боясь пошевелиться и нарушить его сон.
   Совершенно не хотелось вставать. Всё-таки, есть в нас женщинах, что-то от кошек - поразилась она своему открытию. Мне нравится, когда меня ласкает муж и его руки нежно поглаживают моё тело. В такие моменты мне хочется, как цветку в раннее утро, раскрыться навстречу солнышку и впитывать его ласковое тепло и если бы я могла, то, наверное, начала бы мурлыкать от наслаждения. Представив себя мурлыкающей и изгибающей, как кошка, спину, она, всё ещё не открывая глаз, слегка улыбнулась.
   Какое счастье, вот так лежать, прижавшись к любимому, и слышать рядом его дыхание... и тут же открыла глаза, словно, что-то, или кто-то, неожиданно, вспугнул её мечты.
   На неё смотрел Николай. В его взгляде было - немое восхищение ею, ласка и ещё что-то такое, что всегда так притягивало её к нему.
   Они жили под одной крышей, спали в одной постели вот уже полгода, а Светлана до сих пор не могла понять, что же за "магнит" таится в его глазах. Но он есть, подумала она, потому, что, когда он так на неё смотрел, она начинала медленно-медленно погружаться в глубину его глаз, как в омут.
  А может это - магнит и омут любви, одновременно? - неожиданно мелькнула в её голове мысль и, как освещённая ярким светом прожектора, мысль подтвердила - да, это магнит любви, это омут любви! И она засмеялась нежным воркующим смехом - смехом, счастливой, обоюдной любви и призыва к телесной любви!..
  Она слышала, как за окном начала бушевать метель, почему-то так рано в этом году пришедшей зимы.
  Из-за порывов злого, холодного ветра слегка подрагивали оконные стёкла. Они, изо всех своих стеклянных сил, сопротивлялись ненастью, пытавшемуся нарушить тепло и уют этого приюта любви. Они, казалось, как живые, понимали своим хрупким сердцем, что поддайся они хоть на мгновение, не выдержи и злая, холодная, как смерть непогода, разрушит, искромсает без жалости здесь всё и отнимет у этих двоих, такую хрупкую и такую прекрасную на самом деле, человеческую жизнь.
  Как вы сильны и, в то же время, как вы слабы - Цари Природы! - наверное, сказали бы стёкла, если бы могли говорить, как люди. Но они этого не могли и, поэтому, защищали этих двоих, так нежно любящих и преданных в своей любви человеков, своими, доступными только им, силами и средствами...
  
  * * *
  Светлана накрывала стол к позднему завтраку. Николай был в ванной - приводил себя в порядок. Обоим необходимо было идти на работу. Они и так проспали - он наслаждался домашним уютом, чистотой белья и постели, а она - присутствием рядом с собой Николая.
   Раскладывая ложки и вилки на столе, Светлане вспомнились их первые минуты близости после недельной разлуки и, от счастья и смущения, чуть-чуть порозовела. Он был неутомим в ласках. Она - вся, как бутон, раскрылась ему навстречу и, обхватив его тело руками и ногами, прижалась к нему так, как-будто хотела вобрать его в себя всего, целиком.
   После первых взрывов страсти, наступил волшебный момент плавного покачивания на волнах наслаждения. Николай вёл её в ритме волшебного вальса, а она, вся подчинившись ему, отвечала всеми клеточками своего пылающего в жаре любви тела на каждое его движение, млела от наслаждения. Как это упоительно прекрасно, когда телом и душой владеет любовь. Ах, как мне было хорошо, - не удержавшись, прошептала она.
  - Ты, что это так загадочно улыбаешься? - услышала она, позади себя, голос Николая.
  Она, отдавшись воспоминаниям, даже не услышала, когда он вошёл в столовую. Повер-нувшись к нему, она сразу попала в ласковые и нежные объятия его рук. Прижавшись к Николаю всем телом, она нежным голоском прошептала ему прямо в ушко, - Коленька, я так тебя люблю, так люблю! Ты даже не представляешь, как я тебя люблю! Без тебя в этой жизни - только смерть...
  - Ну, что ты такое говоришь, Светлячок! Какая смерть. Мы молоды и у нас вся жизнь впереди, - добавил он, и при этом, найдя своими тёплыми губами её ушко, нежно поцеловал.
   Ах, как она любит эти его, нежные поцелуи - как сквозь туман, проносились мысли в её голове. Его горячие, ласковые губы дарят такое наслаждение, что, иногда ей кажется, ещё чуть-чуть дольше продлись этот поцелуй, и она умрёт от счастья.
  - Чем это вы тут занимаетесь? - услышала она голос свекрови. - Опять целуетесь?
  Светлана, смутившись, что их застали в такой момент, хотела отпрянуть от Николая, но он не разжал рук, а только ещё крепче прижал её.
  - Пусти, неудобно ведь... - прошептала она.
  - Мама, Светка говорит, что ей неудобно в моих объятиях. Ты ей веришь?
  - Нет, сынок - не верю, чуть усмехнувшись, сказала Лариса Степановна и ласково посмотрела на своего сына и сноху. Красивая пара! - мысленно решила она, хотя и раньше знала об этом.
  - Вот так-то, жёнушка. Не обманывай мужа. Слышала, что моя мама сказала? И разжал объятия.
  Светлана, чувствуя, что лицу стало жарко, отвернулась к плите и стала снимать сковородку с яичницей, готовой вот-вот превратиться в угли.
  - Ну, вот... всё пропало, придётся выбросить, - проговорила Светлана, всё ещё с пунцовы-ми щеками на лице. - Если бы ты, Коля, вошёл на минуточку попозже, мы бы наслаждались вкусным омлетом. - Ты, же знаешь - это моё, почти коронное блюдо.
  За её спиной раздался двойной смех - молодой задорный, Николая и, чуть хрипловатый - Ларисы Степановны.
  - Смейтесь, смейтесь. Будете, теперь, всухомятку - колбасой и сыром завтракать.
  - А чай или кофе, подадут? - игриво поинтересовался муж.
  - Для вас, сэр, всё, что угодно, - в тон ему, с тонким намёком ответила она.
   И, тут же раздался, наигранно обиженный голос свекрови:
  - А, как же я? Мне сухую пищу, врачи категорически запретили. Так, что, сношенька - по-давай мне чай, коль взялась за такое благое дело - кормление семьи и добавила, - где тут моя большая кружка?
  - Что есть в печи, всё на стол мечи, - приняв строгий вид и подбоченившись, приказал Николай.
  Так, пикируясь словами, с шутками и прибаутками они сели завтракать...
  
  * * *
  По пути на работу, сидя рядом с Николаем в тепле салона, стоящей перед светофором машины, Светлана смотрела, как стеклоочистители ритмично очищают стёкла от, начавшего идти с утра, снега, вдруг вспомнила отца, мать и ей стало грустно. Откуда пришла грусть, она не поняла, но придя, она заполонила всю её душу и больше уже не отпускала.
  Он вчера почему-то, так поспешно, так беспричинно поспешно засобирался домой, что она подумала - от мамы, давненько, не было звонка, вот поэтому, он решил уехать и ещё мелькнула и пропала мысль - неужели, так соскучился по маме?.. Наверное, так, - решила она. По его встревоженным глазам это сразу было видно.
  Но, ведь он обещал нам, что сразу по приезде на место, позвонит! Почему не позвонил? Что-то произошло?.. Что могло произойти такого, что он даже забыл позвонить дочери? Или не смог? Странно! - и покачала головой. Приду с работы - обязательно позвоню.
  - Коля, как ты думаешь, почему папа не позвонил? - спросила она, когда они отъехали от светофора на приличное расстояние.
  - Не знаю Света. Может с телефоном что, или как у нас и, при этом игриво покосился на неё. Кстати, не забывай - они тоже живые люди и им - ничто земное не чуждо.
  - С телефоном?.. Нет - немного подумав, ответила она, совершенно проигнорировав его слова насчёт "земного", - телефон у нас всегда был в исправности. Папа в них разбирается.
  - Светуль, тогда я не знаю.
  - Я, вчера, не волновалась и сегодня с утра тоже, но, пойми меня правильно, сейчас у меня такое... ну, вдруг появилось такое чувство, что у нас дома не всё благополучно.
  - Ты думаешь?.. Вообще-то не должно бы...
  - Это ты, так говоришь потому, что мой папа, не твой папа, - высказала своё мнение Света, развернувшись всей своей грациозной фигуркой, в его сторону... вот, если бы, с твоей мамой, что-то случилось, ты бы почувствовал?.. Почувствовал-почувствовал, я знаю и, в знак своей правоты, утвердительно покивала головой...
  Не дождавшись от него ответа, отвернулась и, приняв прежнее положение, нахохлилась, став похожей на маленького одинокого воробышка и, смотря на налетающий порывами и закручивающийся перед лобовым стеклом снег, до самой больницы просидела, не проронив ни слова.
  - Света, я сегодня задержусь, остановив машину у подъезда больницы, - сказал Николай, - мне необходимо разобраться с накопившимися, в моё отсутствие, делами. Ты не возражаешь? - спросил он, когда погрустневшая Светлана открыла дверку автомобиля.
  В ответ, она только согласно кивнула головой, а вылезши, не проронив ни слова, закрыла её за собой.
  Смотря вслед красным огонькам удаляющейся от неё и, пропадающей в снежной круговерти, машины с Николаем, она грустно подумала, - как было бы хорошо, если бы мы рабо-тали вместе в больнице... или у него в автопарке. Не пришлось бы расставаться или прощаться, и пожаловалась неизвестно кому, - мне так, почему-то, до слёз, грустно и тоскливо, как будто я на похоронах, только я ещё не знаю, чьих.
  
  * * *
  В её отделении почти всё было - как всегда. Проходя по коридору в ординаторскую, она лишь обратила внимание на изменение расстановки столов в вестибюле. Вероятно, старшая медсестра решила несколько видоизменить, достаточно поднадоевший, интерьер отделения, да отсутствие в коридоре прогуливавшихся для моциона больных, несколько задержало её внимание, но она тут же вспомнила - сейчас время обхода врачами закреплённых за ними палат и принятие больными лечебных процедур.
  В ординаторской было пусто. Только канарейка, сидя на жёрдочке, попискивала - вероятно, разминалась перед выдачей очередной порции "концертной программы". Её подарил им в знак благодарности за успешное лечение, больной со смешной фамилией - Недуйвитер.
  Сняв демисезонное пальто, подарок Николая перед его неприятностью с наездом, Света, надев белый халат и достав папки с историями болезней, пошла к своим больным. И, первое, что она услышала, войдя в палату, - Светлана Кирилловна, вам плохо?..
  Пришлось, сделав усилие над собой, чуть улыбнуться в ответ и спокойно ответить, столь наблюдательным больным:
  - Нет, нет. Что вы... со мной всё в порядке... Просто я задумалась и добавила шутливо, - всё девочки, тишина в палате и опять улыбнулась.
  Девочки - больные, возрастом от тридцати до семидесяти лет, женщины, разом заулыбались. Им было приятно, что у доктора, так они её называли, всё нормально, а раз у неё нормально, то и у них будет всё хорошо. И ещё им было приятно, что докторша называет их девочками, как бы приравнивая их к себе, к своему возрасту. Да, и воспринимали они её, как свою дочь. Поэтому с такой заботой и лаской относились к ней.
  Ещё, будучи студенткой, она усвоила - никогда не показывай больному, что тебе плохо или у тебя неприятности в семье - больные очень внимательно наблюдают за твоим состоянием и, хорошее оно или плохое, тут же, неосознанно, переносят его на себя. Психологическое состояние лечащего врача - Залог быстрого или замедленного выздоровления больного. Это правило она усвоила на всю жизнь.
  Закончив утренний обход больных, Светлана, войдя в ординаторскую, первым делом по-звонила домой, чтобы узнать у Ларисы Степановны - не звонил ли отец, а получив отрица-тельный ответ, ещё сильнее забеспокоилась:
  Ну, что могло случиться? Почему папа не звонит? Что, делать? И немного поразмышляв, решила нарушить запрет - не вести междугородние переговоры по больничному телефону, набрала домашний номер телефона родителей с надеждой, что кто-нибудь из них поднимет трубку, но в ответ слышала только длинные гудки вызова до тех пор, пока автомат не сообщил ей - "набранный вами номер не отвечает".
   Положив трубку на рычаг, она, подойдя к окну, вперила в него ничего не видящий взгляд. Постояв некоторое время, Светлана, прикинув свои и Николая возможности, вновь взялась за телефон. Кто-то, на другом конце провода ответил, - Николая Александровича нет на месте, а на вопрос, - когда будет? ответили, что-то невразумительное.
  За окном сыпал мелкий снежок. Когда прекратила выть метель Светлана не заметила, наверное, решила она, когда я была на обходе, а возможно прямо сейчас, пока я стояла у окна.
   Ранняя нынче зима и так неожиданно, подумала она. с грустью, даже как-то странно, после столь тёплого лета, видеть снег. Интересные всё же, выкрутасы позволяет себе природа - вчера на колёсах, а сегодня, на санях!
  Но ехать нужно. Обязательно. Жаль, до Николая не смогла дозвониться, а то бы часа в четыре могли выехать. Сколько до Усть-Каменогорска часов езды? Думаю, часа за три, максимум за четыре доедем...
  - Да, куда, в конце-концов, запропал Николай? - спросила она неизвестно кого. Как это - выехал на маршруты и, где в настоящее время находится, никто не знает! - завелась она и удивлённо приподняла плечи. Хотелось бы знать, нашёл его заместитель, как его... Иван Иванович, офис-менеджера на место Зины или, нет? С секретарём всё-таки легче, решила она. Секретарь осведомлён обо всех передвижениях шефа в любое время суток.
  Не сумев добиться реализации своего плана, Светлана расстроилась окончательно. Лад-но, чего уж там и она с грустным видом на лице, покачала головой. Видно не судьба - сего-дня выехать. Вечером с Николаем поговорю, а утром, пораньше, выедем. Может оно и к лучшему. Чего на ночь глядя, в такую непогоду, выезжать.
  
   Глава девятая.
   Николай.
  Расставшись у больницы со своей женой, он, сразу позабыл всё, о чём с ней разговаривал и полностью переключился на свои дела. Конечно, заместитель у него, дай бог всякому, но свой, хозяйский, глаз всё же надёжнее, подумал он, подъезжая к автопарку.
  Проходя в свой кабинет, он обратил внимание на пустующий стул секретаря. Жаль девушку, - мелькнула мысль, - такой нелепейший поворот судьбы. По-видимому, Иван Иваныч, ещё не подыскал на её место человека.
   Нажав на кнопку селектора, Николай, по громкой связи, попросил весь инженерно-технический персонал через двадцать минут собраться у него в кабинете для отчёта и, закрутилось...
  Лишь через два часа закончил он разбираться с назревшими вопросами. Их было так много: ремонт и техническое обслуживание автобусов, закуп и цены на горючесмазочные материалы. Личный состав и многое-многое другое, что в повседневной размеренной жизни предприятия не так бросается в глаза.
   Здесь же прошло больше недели его отсутствия. Но, что порадовало его, так это - ста-бильная работа всех служб. Даже вопрос с безопасностью движения в его автопарке, обстоял сравнительно благополучно, конечно... не отлично, но... достаточно стабильно. Вот что значит - крепкий коллектив, - с гордостью подумал он. Не пропали втуне его забота о людях и индивидуальный подбор кадров...
  Оставались не решёнными пару вопросов, решение и согласование которых, потребовало его отъезда в городской акимат. Там, в кабинетах чиновников, он провёл несколько часов, потребовавших от него выдержки, напористости и красноречия.
   День клонился к закату. Николай был голоден как волк, но свободного времени было в обрез. Оставался ещё один вопрос, который мог решить только он - электроэнергия.
  Эти пиявки, сосущие деньги его предприятия, находили любой предлог, чтобы попугать его отключением. Ведя свой тёмно-вишнёвый Фольксваген по улицам города, он непроиз-вольно вспоминал все разговоры, вёдшиеся на эту тему, и тяжело вздыхал.
  Все потребители электроэнергии возмущались созданным искусственно, промежуточным звеном. И все спрашивали, почему нельзя платить за электроэнергию напрямую, производителю, а не этим... и, матерно ругались.
   Себестоимость киловатта электроэнергии обходилась производителю в несколько раз дешевле, чем платили потребители. Они, приобретая у производителя напрямую, без этого дурацкого посредника, даже за двойную цену, имели бы ощутимую экономию финансовых средств. Как говорит народная мудрость, - "И волки были бы сыты и овцы целы" и государ-ству было бы выгоднее - за счёт налогообложения. А так... посредник, ничего не производя, только рассылал бумаги и просто качал деньги в свой бездонный карман.
  
  * * *
  Домой Николай вернулся, где-то, около десяти вечера. Светка не вышла встречать, как обычно это делала, в коридор, а сидела в столовой и нервно постукивала кулачком по столешнице. Мамы тоже не было видно, по-видимому, она уже легла.
  Вообще, как заметил он, мама эти дни, после отъезда Кирилла Владимировича, что-то была грустна и только редкая, какая-то неуверенная улыбка, изредка, появлялась на её лице и то, только тогда, когда она смотрела на него или Свету.
  И, было в этом взгляде, и такой несмелой улыбке, что-то тревожное, казалось, она пыта-лась определить или спросить у себя, как ей поступить?
   Николай терялся в догадках, но прямо спросить, не насмеливался. Странно, мелькнула у него в голове мысль - после встречи матери с Кириллом Владимировичем, она очень изменилась. Стала какая-то задумчивая, и даже отрешённость появилась в её взгляде.
  И жена, сидит за столом, какая-то задумчиво-молчаливая и нервно постукивает своим милым, с тонкими "музыкальными" пальчиками, кулачком.
  Что, в конце-концов, происходит в моей семье? - спросил он себя. После приезда мамы у нас в доме, как-будто поселился покойник... и-и, Кирилл Владимирович, толком ничего не объяснив, что-то быстро уехал и, тут ему вспомнился утренний разговор со Светланой, об отце. Видимо и его любимая жёнушка, что-то почувствовала. Но что?..
  Пока он приводил себя в порядок после трудного рабочего дня, у него не выходил из головы вопрос - что случилось у него в семье такого, что так повлияло на душевное состояние родных ему людей? Почему в его доме, где всегда была радость, вдруг появилось уныние?
   И, показалось ему, на мгновение, как на чистое небо с ярким солнцем в вышине, набежала, неведомо откуда появившаяся, тёмная грозовая туча, поглотив в себя солнце, его дом и его самого со Светкой и мамой.
   От промелькнувшей перед глазами картины, его пробрала холодная дрожь и чтобы поскорее избавиться от неё, он выскочил из ванной комнаты и даже дверь придавил коленом.
  Фу-у, привидится же такое на ночь, глядя - всё ещё не придя в себя, пробормотал он. И, только сейчас заметил стоявшую вблизи ванной жену, тревожно смотревшую на него.
  - Свет, ты что? - спросил он и заглянул в её зелёные, такие родные и любимые глаза.
  В них Николай увидел тревогу за него, страх потери и огромную, безоглядную любовь.
  - Ты долго не выходил из ванной, - проговорила она, прижавшись к нему, вот я и решила посмотреть, не случилось ли что с тобой? - и добавила почему-то шёпотом, - Коля мне страшно.
  От этих, сказанных шёпотом слов, слов, сказанных его такой прекрасной, такой любимой, такой слабенькой на вид, но такой сильной, одновременно, жены, у него перехватило дыхание.
  - Не боись! - радость моя, - поцеловав её глаза, храбрясь, проговорил он. Пойдём. Я от голода умираю. Представляешь, за целый день - во рту ни крошки и, приобняв её за плечи, повёл в столовую комнату.
  Когда он уже пил свой любимый, крепко-заваренный, зелёный чай, Светлана, перегнувшись к нему через стол и заглядывая ему в глаза, попросила:
  - Коленька, давай завтра, с утра, поедем к моим родителям. Что-то у меня душа не на месте. Я чувствую и, показав на свою красивую, идеальной формы, грудь, продолжила, вот здесь чувствую, Коля - у нас Беда. И, столько в её взгляде и голосе было просьбы и надежды на его согласие, что он, не выдержав такого накала тревоги, согласился.
   Согласился, не смотря на обещание присутствовать завтра на собрании коллектива. Согласился, не смотря на кучу, запланированных на завтра, дел. Согласился... потому, что... потому, что... её тревога передалась ему и ещё потому, что он очень любил свою жену, свою Снегурочку, свой путеводный светлячок, доставшийся ему по какому-то необъяснимому, но счастливому, как он думал, капризу судьбы!
  Утром, выпив по чашке утреннего кофе, они, попрощавшись с Ларисой Степановной, почему-то смотрящей на них с огромной тревожностью во взгляде и отговаривавшей их от поездки, выехали со двора, а выскочив за город, помчались в сторону другого города. Города, где жили её родители и, где прошло её детство.
  
   * * *
  На трассе было ещё, по-утреннему, пустынно и Николай, всё прибавлял и прибавлял ско-рость. Стрелка спидометра подползла к отметке - сто пятьдесят километров в час и в этом положении, как-бы замерла.
  Вокруг всё было бело от выпавшего за эти сутки снега. Только чёрная змейка трассы, да километровые столбы, выстроившиеся, как часовые, вдоль дороги, то исчезая в ложбине, то вновь появляясь на взгорье, всё уводила их дальше и дальше от родного дома, от тепла и уюта.
   Незаметно проскочили Чарск, а затем и Георгиевку. Всё чаще стали попадаться встречные КАМАЗы, везущие свои грузы в разные точки области.
  Светлана всё это время провела в полудрёме, не мешая Николаю вести машину. Он ви-дел, что она расстроена и под глазами залегли тёмные круги, поэтому не тревожил её, молчал и даже не включил приёмник, чтобы, как-то, развлечь себя в пути.
  Они были уже в сорока, а может быть, даже меньше, километрах от Усть-Каменогорска, когда вновь начался буран.
  Впереди, чуть левее, сквозь редкие просветы снежной пелены, замаячили три верхушки небольших гор. Это были "Монастыри" с их озером. Так назвали их местные жители за их, действительную, похожесть, конечно, издали, на три башенки-луковки церкви.
   Спускаясь по трассе в ложбину, быстро приближающихся "Монастырей", Николай, вглядываясь в дорогу сквозь разгулявшийся буран, подумал - осталось проехать тридцать километров пути, и мы... он успел только крикнуть, - ДЕРЖИСЬ! - когда из снежной пелены, как туша морского чудовища из глубин океана, вывернулась огромная кабина КАМАЗа...
  
   Глава десятая.
   Лариса.
  Лариса, в тревоге, вся измучившись от непонятного молчания детей или, хоть какой-то весточки из Усть-Каменогорска, не находила себе места. Странный город, иногда думала она - кто бы, из дорогих моему сердцу людей, не уехал туда - пропадают без вести.
  Уж не мистика ли это? А может быть это Кара Небесная за какой-нибудь грех? Разве вла-стны мы понять деяния господа, Бога нашего!
   От постоянной тревоги за близких ей людей и связанного с этим, душевного волнения, у неё всё чаще стали отниматься ноги и появилось заикание.
  На третий день, опять не получив весточки, Лариса решила пойти в полицию и подать за-явление о пропаже своего сына и невестки.
   Заявление приняли и пообещали приложить все усилия к розыску. Из автопарка, тоже, позвонили на домашний телефон и поинтересовались, когда приедет Николай Александро-вич из Усть-Каменогорска. Из этого она сделала вывод - Коля, прежде чем уехать, звонил кому-то, что несколько дней не появится на работе.
  Наконец, совсем измучившись, она решила ехать на розыски сына сама.
  Сидя на третьем сидении от водителя, она, краем уха, услышала разговор водителей между собой и этот разговор, сильно насторожил её.
  Пробравшись вперёд, поближе, она поняла - говорили о какой-то аварии на трассе. О столкновении иномарки с выехавшим на встречную полосу движения, по причине плохой видимости, гружёным КАМАЗом.
   Легковушка и КАМАЗ сгорели. Водитель КАМАЗа остался без ног, но живой, а вот в легковушке, водитель и пассажирка сгорели.
   Услышав это, Лариса почему-то сразу поняла - это её сын Коленька и Светлана.
  Окаменевшая от горя, совершенно не способная произнести хоть слово, она стояла рядом с говорившими об аварии. Слёзы, ручьём катились по её щекам из её уже давно поблёкших, исплаканных глаз. Кое-как справившись со слезами, она попросила водителя высадить её там, где столкнулись машины. Удивлённый водитель, посмотрев на заплаканную бабулю, в ответ только покачал головой... Остановив автобус у места аварии, он попросил, - вы только недолго бабушка, но в ответ услышал, - езжай сынок, я здесь побуду... Но, вы замерзнете здесь одна, забеспокоился водитель...
  В стороне от дороги, метрах в двадцати, рядом с полузанесённым остовом, разбитой до неузнаваемости, сгоревшей дотла легковой машины, сидела совершенно белая от холода, седая старуха.
  Подходившие к ней с проезжающих автомашин люди, слышали, как она, плача, всё повторяла, - сыночек мой, сыночек мой... за что, Господи, за что? Кровь, смешанная со слезами, покрывала её расцарапанное лицо.
  Вечером, часов в шесть, в психиатрическую больницу, кто-то из сердобольных водителей привёз сумасшедшую старуху, замёрзшую до такого состояния, что врачи не надеялись её спасти, но она выжила...
  Дня через два она, увидев медсестру - маленькую, белокурую бестию, обратилась к ней, - Светочка, а где наш Коленька? - и замолчала.
  Других слов от неё до самой смерти уже никто не услышал.
  Она, сидя на кровати и беспрестанно покачиваясь, вперив взгляд безумных глаз в дверь, казалось, ждала кого-то.
  И только, когда входила светленькая медсестра в белом халате, она оживала и, задавала, всегда один и тот же вопрос, - Светочка, а где наш Коленька?
  Умерла она через два месяца. Врачи, делясь между собой впечатлениями, говорили друг другу, - тихая была пациентка. Царство ей Небесное. Да, упокоится её душа в РАЮ!
  
   Послесловие.
  Галя-почтальонка всю зиму приходила в пустой дом Ларисы Степановны, протапливала его а, иногда, даже оставалась ночевать. С Гердой они стали большими друзьями. А, однажды, Галка задержалась в доме на целую неделю, а потом ещё на одну и ещё...
   Ближе к осени она, наконец-то, встретила хорошего парня и вышла за него замуж. После свадьбы они ушли в Ларисы Степановны дом праздновать медовый месяц, да так и остались в нём, навсегда.
  Капитан Акишев и старший лейтенант Васильев, наконец-то получили по звёздочке на погоны и премию.
  Теперь Васильев, состроив почтительную рожу, говорил, - господин майор, позвольте обратиться, на что получал, не менее почтительный ответ, - а не пошли бы вы господин капитан... и так далее.
  Не смотря на столь странные отношения, они были закадычными друзьями и, после того, как Васильев, наконец-то соизволил жениться, стали дружить семьями.
  Зина... вот у Зинаиды Эдуардовны Кучеренко не сложилось. Суд, учитывая её молодость, а также отсутствие прежде судимостей, приговорил её к восьми годам лишения свободы с отбыванием срока в колонии общего режима, но... то ли из-за её непокорного нрава, то ли, по какой другой причине - нашли её повесившейся в камере, на собственной простыне. Расследование этого "случая", ни к каким результатам не привело. Все заключённые в один голос твердили одно и то же - это она сама.
  Хотя, впоследствии, среди зэчек ходил слушок, что её убрали из-за независимого нрава и строптивости по отношению к воровке, имевшей в общей сложности, лет двадцать "отсидки" с двумя, а некоторые говорят, тремя побегами и, по иронии судьбы, с таким же именем - Зина.
  Как-то разговаривая с напарником, майор, Акишев выразился так, - ты обратил внимание, Женя, на аббревиатуру Зинаиды, на её фамилию, имя и отчество - Зинаида Эдуардовна Кучеренко или - З.Э.К. Это тебе ни о чём не говорит? Можно подумать, что тюрьма была заложена для неё со дня рождения.
  А вот, Виктор Тимофеевич, узнав о гибели Светланы, внезапно прекратил волочиться за каждым смазливым личиком, вообще перестал употреблять спиртные напитки и, превратился в добропорядочного солидного врача. Не прошло и полугода, как его всё-таки назначили заведовать терапевтическим отделением. И, что удивительнее всего, его бывшая жена, выгнавшая ранее Виктора Тимофеевича с позором из квартиры, попросила вернуться его назад, в семью, простив все его прежние "гульки".
  
   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
   НАСЛЕДНИКИ ПРОШЛОГО.
   ... пан Анджей склонился к лицу:
   - Хорошо ли тебе панна Александра?
   - Хорошо - ответила она,располагаясь
   поудобнее в санях и пряча руки в
   тёплую, норковую муфту...
   (Г. Сенкевич. "ПОТОП").
  
   Глава первая.
   Аня.
  ... Она приехала из этой чёртовой Тмутаракани вся разбитая, с опухшими глазами и красным, совсем некрасивым, носом. Хорошо ещё, что мама согласилась с ней поехать, а то бы ей одной совсем там пропасть от горя.
   На похоронах она постоянно плакала и сознание её было на пределе. Она всё никак не могла уразуметь, как так могло получиться, что её Боренька, весёлый и такой милый, лежит в гробу и лицо его закрыто чистым полотенцем. Она попросила, чтобы её позволили в последний раз поцеловать его, но мама сказала, что не стоит этого делать - тебе будет больно. Лучше пусть он в твоей памяти останется таким же, каким ты его помнишь.
   Из-за слёз катящихся по щекам ручьём, приходилось всё время склонять голову, чтобы окружающие поменьше оглядывались на неё и поэтому, всю процедуру похорон, она видела как сквозь оконное стекло, омываемое струями осеннего дождя. Но даже в таком состоянии Аня всё искала среди пришедших проводить в последний путь Бореньку, родителей его и не находила. Она знала их лица по фотографиям, он часто ей показывал при встречах в общежитии, и отсутствие его родителей на похоронах её настораживало, а порой, возмущало.
  - Почему они не приехали на похороны сына? - не один раз задавала она себе вопрос. - Почему? Какая причина могла помешать им, преодолеть пятьсот-шестьсот километров отделяющих Восточ-ный Казахстан от Алтайского края? И не находила ответа.
  Мама, на её вопрос о родителях Бори, в ответ лишь отрицательно качала головой, и скорбно поджав губы, шёпотом отвечала, - Аня, ну не знаю, я! - и, после паузы, - потом доченька разберёмся. Не сейчас.
  Среди провожающих Борю в последний путь, были только студенты его отряда, декан факультета да местное руководство. Бориных товарищей она знала, а некоторых, даже очень хорошо. Все они, или почти все, были на их свадьбе, которую устроили её родители за два дня до отъезда Бори с отрядом...
  И, на какой-то короткий миг, её сознание отключилось и перед ней, как в документальном, чёрно-белом кино, пронеслись последние дни их совместной с Борей, жизни...
  Честно говоря, он был против свадьбы. Говорил, - мы с тобой, Анютка, зарегистрировали брак? Зарегистрировали! - А что нужно, чтобы быть счастливыми? Любовь, Анютка!! Любовь! - Ну, ответь мне, положа руку на сердце, может свадьба что-то изменить в наших отношениях?
  - Нет, Боренька!
  - Вот видишь. Только любовь, понимаешь, только взаимная любовь скрепляет брак. - Вот и скажи мне, причём здесь свадьба? - вновь задавал он вопрос.
  Она, слушая Борю, соглашалась с его доводами, понимала - да, он прав. А когда слушала доводы родителей, то тоже понимала - они, по своему, конечно, тоже правы. Особенно возмущалась мама, даже в запальчивости выдала: как это можно отдать замуж единственную дочь и не сделать это как положено у нормальных людей? Мы что, неандертальцы какие-то?..
  Вот эта, последняя мамина фраза и сломила Борино упорство, сказав, - делайте, как знаете и, махнув рукой, добавил, - мои родители, скорее всего, не смогут приехать...
  Господи, ну какие мысли лезут в голову, в минуты просветления, сквозь заглушаемые рыдания, думала она. Зачем? Моего мужа, моего Бореньку сейчас опустят глубоко в землю, засыпят землёй, а я, что мне-то делать, как жить после этого?..
  Подняв взор от земли, она увидела, что возле могилы уже никого нет, они с мамой одни и только декан, стоя возле неё, что-то продолжал тихо говорить. Но она ничего не слышала, а только смотрела, как его рот то открывается, то закрывается. А, потом, и он, кажется, выразив ей соболезнование, попрощался и ушёл.
   И вновь, слёзы ручьём полились из её глаз...
  
   * * *
  В институте уже давно начались занятия, а она всё не могла прийти в себя после похорон. Сидела на лекциях и думала, думала, думала. Видя её отрешённый вид, преподаватели и подруги, в начале, пытались растормошить её вопросами. Она что-то отвечала, но смысла задаваемых вопросов не понимала, а потом вновь замыкалась в себе. Промучившись с ней около месяца, они, наконец, оставили её в покое. А она даже не заметила этого. Всё, что окружало её, не задевало её сознания. Она, всем своим видом, напоминала сомнамбулу.
  Дело начинало принимать скверный оборот. Ей грозили или полный провал сессии или даже отчисление из института. И чтобы этого не произошло, мать с отцом стали уговаривать её взять академический отпуск на год. Она равнодушно выслушала родителей и также рав-нодушно дала согласие.
   Ей было всё равно. Аня не жила, а лишь существовала. Она часто забывала, встав утром, умыться или расчесаться и могла за целый день не съесть ни крошки. И если бы мать не усаживала её насильно за стол, не вкладывала в руку ложку или вилку она, наверное, и не почувствовала бы, что голодна. Аня чахла день ото дня и стала похожа на тень. Платья висели на ней, как на вешалке, обвиснув некрасивыми складками, а однажды она проходила целый день в платье, вывернутом на изнанку, но и этого она не заметила.
   Аня безмолвно бродила по комнатам ничего не замечая и ничего не чувствуя, или сидела в кресле опустив голову и вперив взгляд в пол. Продлись такое состояние ещё немного времени, и она, скорее всего, тихо отошла бы в мир иной вслед за Боренькой.
  Все усилия родителей спасти Аню от депрессии оставались втуне и они, вынуждены были пригласить на дом психиатра. Поговорив с Аней и осмотрев её, он посоветовал им увезти её куда-нибудь, чтобы сменить обстановку. Вопрос оказался настолько серьёзным, что родители, вначале, даже растерялись. Одному из них приходилось отказаться от работы и заняться только Аней и на какое-то, совершенно неопределённое время, уехать из Москвы.
  Но всё изменил счастливый, а может быть несчастливый случай. Смотря, с какой стороны на него посмотреть.
  Как-то она, уже в середине декабря, задумавшись, стояла у окна и увидела во дворе двух резвящихся спаниелей. Время было не до собачьих свадеб, но один из них стал выделывать такое, что Аня, неожиданно для себя, покраснела.
   Ей вспомнилось, как они с Борей занимались тем же в постели. А когда это было? - вдруг подумала она, вспоминая. Ах, да! - вспыхнула она от смущения. Это же было сразу после свадьбы. Они приехали к ней домой, и мама постелила им постель на двоих, в её девичьей комнате...
   Вначале было больно и она чуть не закричала, но вспомнив, что они в квартире не одни, кое-как удержалась от крика. А вот во второй раз, она тоже испытала боль, но уже совсем другую, такую, которую ей захотелось испытать ещё раз, о чём она, немного смущаясь, и попросила Борю...
  И, тут же, как чёртик из шкатулки, выскочила из подсознания мысль - это же было два с лишним, почти три месяца назад, а у меня... у меня, уже два раза подряд не было месячных. Боже!.. Неужели я беременна?!
  Охваченная этой мыслью, она от слабости и, неожиданно сделанного ею открытия, кое-как добралась до кресла и почти упала в него. И тут мысли, как в калейдоскопе, закружились в её головке...
   Если она беременна то, как сказать родителям? А вдруг она забыла или, находясь в таком неадекватном состоянии, просто не заметила, что у неё это было. Господи, Господи, подскажи, как мне правильно поступить!! Что мне делать-то, Господи-и?!
  И, охваченная тревогой, она, вся съёжившись в кресле, стала думать о своём будущем.
  Если она родит, то станет матерью-одиночкой. Родители первое время, конечно, будут помогать ей, не бросят на произвол судьбы, а потом? Что ей делать потом, одной и с ребён-ком на руках? Неожиданно, в голову полезли мысли об институте. С ним то, что делать? Со-всем бросать, или как?..
  Так, обуреваемая неожиданно нахлынувшими мыслями, она и просидела в кресле до прихода родителей с работы.
  Первой вошла в квартиру мать и, не успев раздеться, бросилась к дочери, а увидев её состояние, встревоженным голосом спросила:
  - Что с тобой, доченька? Тебе опять плохо?
  - Нет, мамочка, но мне нужно с тобой очень серьёзно поговорить.
  - Не пугай меня, моя радость! - и мать, побледнев, схватилась за сердце.
  - Мама, мама, ты что?!
  Но мать, увидев глаза дочери и услышав тон её голоса, ещё больше встревожилась.
  - Да, что случилось- то, рыбка моя?! Скажи! Не томи!..
  - Мам, давай в другой комнате поговорим, без папы, а? - и повторила, - без папы, ладно?
  - Хорошо, доченька. И, всё ещё продолжая волноваться, скороговоркой поинтересовалась, - с тобой, правда, всё в порядке, Аннушка? А, затем, продолжила, - ты, сегодня, какая-то не такая, доченька. Какая-то странная, я бы сказала и опять, пытливо, заглянула ей в глаза.
  - Мамочка, мне будет нужен твой женский совет.
  - ??!
  - Ну, что ты делаешь такие удивлённые глаза, мама? С онкологией у меня всё в порядке, так, что по этому поводу, можешь не волноваться.
  Но Аня видела - вместо того, чтобы успокоить мать, она ещё больше взволновала её.
  
   * * *
  На следующий день, в четверг, она, под руководством мамы, сделала экспресс анализ. А ещё через день, Аня, в сопровождении мамы, посетила женскую консультацию. Диагноз подтвердился - она беременна уже почти три месяца.
  Дома устроили семейное совещание, предварительно посвятив отца в двухдневные, тихие шушукания её с мамой. Он не был очень уж этим открытием удивлён и, даже выразился по этому поводу, примерно, так, - а, что ты Надя, хотела? Дочь вполне взрослая девушка, замужем, а раз замужем - то жди на днях или раньше, внуков. Вот, тоже мне, секрет полишинеля открыли! Я уж давно ждал этого разговора...
  Ждал, не ждал он, а от этой новости, призадумался. Аня видела, как отец, посмотрев на неё, нахмурил брови и даже издал звук, похожий на - "Гм-м!"
  Решали долго. Приводили друг другу примеры из жизни других людей, дальних и близких знакомых. Папа даже рассказал случай, вычитанный им из какого-то романа.
  Аня всё это выслушивала, поворачивая голову то к одному, то к другому, но больше при-слушивалась к себе, к своим ощущениям. Пошёл уже третий день, как она думала о своей беременности и она хотела понять, а что же ей-то, самой, нужно? Что она чувствует, какие ассоциации возникают у неё от слов - "Я беременна"?.. И, под тихий разговор отца с матерью, она, казалось, отключилась от внешнего мира и ушла далеко-далеко...
  Проникая в самую глубину своей души, Аня всё больше и больше убеждалась в том, что она хочет этого ребёнка. Хочет иметь хоть что-то от своего Бори. От Бори, которого она по-любила с первой встречи, от Бори, которого она любит и сейчас. Это решение зрело у неё подспудно, независимо от её воли или желания. Это решение зрело у неё с того самого момента, когда она окончательно убедилась, что беременна. И, ещё она поняла, что её Боря хочет, чтобы она осталась жить и выпустила его наследника на свет Божий. В противном случае, она ушла бы за ним туда, куда он звал её всё это время, а потом, по неизвестной ей причине, почему-то перестал звать. А, теперь?.. А, теперь, у неё есть смысл жить...
  - Аня, ты где? - услышала она голос мамы и почувствовала, как тёплая мамина рука стала гладить её руку.
  - Простите я, кажется, немного задумалась, - тихо ответила она, возвращаясь в реальность.
  - Знаешь, Аннушка, мы с папой решили, что тебе нужно родить этого ребёнка, - и, заглянув в её глаза, полувопросительно, полуутвердительно, поинтересовалась, - ты, как на это смотришь?
  Аня видела: и папа и мама с волнением ждут её ответа. Они, казалось, даже перестали дышать и смотрели на неё так, как смотрят на человека, в руках которого находится основ-ное решение. Она уже знала, что ответить, но, по всегдашней своей застенчивости, чуть промедлила с ответом...
  - Аня, ты слышишь нас? Мы с папой хотим, чтобы у нас был внук или внучка. У нас уже такой возраст, когда хочется, чтобы в доме слышался детский смех и, чуть усмехнувшись, спросила, - ты, надеюсь, не подумала, что мы впадаем в детство?..
  - Нет-нет, что вы! У меня даже мысли такой нет! - поспешила она успокоить своих родителей. - Я вас, папа и мама, очень-очень, люблю!
  - Так, что же ты ответишь нам, дочка? - подключился к разговору отец и ласково погладил её по голове.
  Аня посмотрела сначала на мать, потом на отца, а затем, уверенно ответила:
  - Я буду рожать! Я хочу этого ребёнка! - и, вновь, смотря в глаза матери, добавила, - так хочет Боря!
  И столько в её взгляде было уверенности и твёрдости, что родители только перегляну-лись.
  В их глазах Аня прочла тревожный вопрос: - А всё ли в порядке с психикой нашей дочери?
  - Не беспокойтесь, со мной всё нормально, - поспешила она успокоить родителей. - Я, правда, хочу, чтобы Борин ребёнок появился на свет, и поспешно добавила, - я справлюсь! Со всем справлюсь!
  Родители внимательно выслушали её, а затем, как-то так получилось, одновременно кив-нули головой в знак понимания, а отец, смотря на маму, утвердительно сказал, - мы поможем, да, Надя!
  - Да, Илья! Конечно, поможем!
  - Какие вы у меня хорошие, - прошептала Аня и, прижавшись к маме, заплакала от счастья, что её поняли и любви к своим родителям.
  
   Глава вторая.
   Эрвин.
  День всё тянулся и тянулся, и не было ему ни конца, ни края. Покупателей почему-то не было, а ведь сегодня суббота. А по субботам, как правило, покупатель пёр с раннего утра и до позднего вечера. Если сегодня мы не продадим ни одной автомашины, расстроено подумал Эрвин, то директор нашего автосалона, герр Вилли Краузе, не смотря на мой диплом Боннского университета и родственные отношения, задаст мне хорошую трёпку. Скорее всего - поправил себя Эрвин - именно как родственник, хотя и дальний-дальний, он не будет стесняться в выражениях. Кем же я ему прихожусь? Main grossfater, как-то говорил мне на досуге... А-а! Вспомнил, вспомнил! Ich bin - внучатый племянник herrа Кrauze. O, main Got! Какое далёкое родство и сколько требований к бывшему, бедному студиозусу!..
  Подойдя к огромному окну салона, он взглянул на проходивших мимо, с поднятыми воротниками, пешеходов и представил, как сейчас неуютно на улице. А за окном, действительно, картина была не радостная. Было пасмурно. С низко нависшего над Москвой свинцового неба, сыпал мелкий снежок, который попадая на тротуар и проезжую часть, тут же превращался в жидкую серую кашицу, разлетающуюся под колёсами проезжающих мимо автомобилей и ногами, спешащих по своим делам, пешеходов. Эрвин, казалось, почувствовал, как промозглая сырость проникает ему внутрь, через костюм и рубашку. Бр-рр! Его даже передёрнуло от неприятного ощущения.
  Почти к самому закрытию, когда все продавцы-консультанты пошли переодеваться, чтобы поскорее убежать домой, а он уже собирал бумаги и заталкивал их в сейф, во входных дверях, придерживаясь за стену, появилась молодая женщина. Глаза и опыт Эрвина сумели подсказать ему, что это не пожилая, а, именно, молодая женщина. С того места, где находилась конторка Эрвина, невозможно было услышать, что она говорит, и поэтому он, пошёл ей навстречу...
  Она была хороша собой, Эрвин это сразу понял, но какая-то синюшная бледность покры-вала её лицо. А затем, он ещё заметил, что она поддерживает правой рукой, уже достаточно большой живот и ещё услышал её стоны. Господи, Боже мой! - воскликнул про себя Эрвин, - да, она беременна.
   Мысли лихорадочно заметались в его голове - что делать?.. Что делать?! И ничего лучшего не смог придумать, кроме как, позвать своего родственника, хотя и далёкого:
  - Herr Krauze! Herr Krauze! Com gehr! Schnell! - и уже по-русски, добавил, - чёрт возьми, дядя!.. Господин Краузе! вы что, оглохли?..
  С огромным, выпирающим из-под жилетки животом, лысый, герр Вилли Краузе, семеня короткими ножками, выкатился из своего кабинета, как надутый шар гонимый ветром, на ходу вытирая потную лысину большим, клетчатым, носовым платком.
  - Was?! Was?! А увидев? Стоящую в дверях, бледную, беременную женщину, оторопело произнёс, - O, main Got! - и, даже всплеснул короткими, пухлыми ручками. Но сумел быстро сориентироваться в сложившейся ситуации:
  - Schnell, telefon! In hospitaliten! - и, посмотрев на Эрвина, по-русски, понёс его по кочкам, - Чего застыл, как соляной столб? Быстро, слон неповоротливый, вызывай скорую помощь, видишь, дамочка рожать собралась! Мог бы и сам, балбес великовозрастный, догадаться!
  Вот, что значит иметь за плечами жизненный опыт! - подумал про себя Эрвин, увидев, как его дядя начал распоряжаться, быстро разобравшись в создавшейся обстановке. Делая огромные скачки, он бросился к телефону и, дождавшись ответа, закричал в трубку:
  - Жена рожает! Но тут же исправился, - женщина рожает. Что?.. Как фамилия? Фамилия - Рольф! - он даже не подумал о том, что спрашивают не его фамилию, а фамилию женщины.
  Потом он отвечал на ещё какие-то вопросы, но он был так растерян, что потом, пытаясь восстановить ситуацию, он не смог даже приблизительно вспомнить, что же он отвечал на самом деле.
  Скорая помощь приехала на удивление быстро. Медбратья, здоровые как бугаи, положив стонущую женщину на носилки, быстро унесли её в машину. Мужчина-врач, чуть задержавшись, посмотрел на Эрвина, а потом приказал:
  - Быстро в машину! Муж должен, в такие моменты, быть рядом с женой.
  Эрвин хотел сказать врачу, что он вовсе не её муж, а просто здесь работает, но не успел, тот подтолкнул его к машине и они поехали.
  Всю поездку от их салона до больницы женщина стонала и, во время, вероятно, более сильных приступов, хватаясь за живот, всё приговаривала, - "Ой, мамочка, ой, мамочка!"
  Эрвин, широко раскрыв глаза, не отрываясь, смотрел на незнакомую ему, мечущуюся на носилках, молодую женщину и при каждом её стоне, что-то болью отдавалось в его груди, заставляя сжиматься сердце и молить Бога о даровании этой женщине облегчения в её страданиях.
  Её тёмные, волнами ниспадающие волосы, разметались вокруг совершенной формы, головы, а бледное, с тонкими аристократичными чертами, лицо было покрыто потом, и в голубых глазах плескалась боль, но всё равно Эрвину она показалась прекрасной.
  И, никогда не влюблявшийся в девушек он, неожиданно для себя, влюбился в эту, совершенно незнакомую ему, мечущуюся от боли, беременную, молодую женщину. Женщину, скорее всего замужнюю. Женщину, вышедшую, наверное, совершить вечернюю прогулку перед сном и которую, сейчас, волнуясь, разыскивает любящий её, муж.
   Но он не хотел знать - замужем она или нет, разыскивает её кто-нибудь или нет, он просто, от всей души, со всем жаром молодости, молил Бога помочь ей... избавить её от страданий. И если угодно, - молил он, Того, кто над всеми нами властен, то он готов принять всю её боль на себя!..
  Может быть, она что-то почувствовала или боль, терзающая её молодое тело, немного отпустила её, но она вдруг повернула голову и заглянула Эрвину прямо в глаза. В её взгляде чередой промелькнули и благодарность и удивление... а, он, он почувствовал, что неудержимо, как пятилетний мальчик, застигнутый бабушкой у полки с банкой украденного варе-нья, краснеет.
  Врач, всю поездку уговаривающий её дышать глубже и показывающий на себе, как это делать, с облегчением вздохнув, пробормотал, - ну, вот и молодцом!.. Продержись ещё чуть-чуть, немного ехать осталось.
  Пару кварталов проехали без разговоров, молча, только женщина, изредка, издавала короткие стоны.
  - А, апрель-то нынче, какой слякотный выдался, - нарушил тишину один из медбратьев. Уже, считай, середина месяца и, на тебе, снег пошёл.
  - Да, в прошлом году, в эту пору, уже тепло было, - поддержал его второй, я...
  - Долго ещё ехать? - перебил их равнодушный трёп, Эрвин. Женщине хуже становиться...
  - Всё, всё - приехали!
  И, действительно, карета скорой помощи стала въезжать в какой-то двор. А потом, по пандусу, подъехала к самым дверям приёмного покоя.
  Эрвин, вылезая из машины, успел прочитать, написанную золотом на голубом фоне, вывеску, прикреплённую сбоку от дверей - "Родильное отделение 7-й городской больницы".
  Ну, слава Богу, вроде бы успели, - подумал он, заходя вслед за каталкой с беременной женщиной, в длинный светлый коридор.
  Медбратья, как породистые рысаки, бегом покатили каталку с непрерывно издающей стоны женщиной, и Эрвину пришлось ускорить шаг, а потом, и вовсе, побежать за ними. У второй, по счёту двери, Эрвина дальше не пустила какая-то белобрысая фифа в белом халатике. Окинув его быстрым, оценивающим взглядом и сказав, - "Папаша, вы подождите в коридоре. Сюда нельзя!" - закрыла перед ним дверь.
  И, он остановился. Не мог же он... хотя, чуть позже, он, разозлившись на себя и на эту фифу, собрался уж было, невзирая на запрет, войти в закрывшуюся перед его носом дверь. Что-то звало его туда, прямо притягивало магнитом, но он ещё не понимал этого и бесцельно бродил по коридору, воздух которого был насыщен специфическими запахами больницы.
  Вышагивая вдоль и поперёк коридора, он с волнением ждал. А, чего ждал, он совершенно не мог понять. Пытаясь разобраться в своих предыдущих и настоящих поступках, он покачивал головой, издавал ни на что не похожие звуки и наконец, сев на лавку, стоящую в коридоре, опустил голову и задумался.
  Его начало тревожить, то чувство, которое он стал испытывать при виде женщины, так неожиданно появившейся в их салоне. Он, Эрвин, всегда, во всяком случае, всю свою сознательную жизнь, стесняющийся даже посмотреть на девушек, оказался способен на чувства, доселе неведомые ему. Что же это творится со мной? - растерянно подумал он. Это и есть та самая, любовь? Или это, что-то другое?.. Почему, именно эта женщина, а не другая?.. Почему она, эта незнакомка? Что такого есть в ней, что мгновенно потянуло его душу к ней и не отпускало? И... почему он здесь?
  К ней, завтра, в крайнем случае, послезавтра, придёт гордый и счастливый от сознания, что у него появился наследник, любимый муж, а он Эрвин?.. Я то, как?.. Мне то, что делать, как поступить?.. Не-ет! Нужно забыть её, пока не поздно!.. Но Эрвин чувствовал, нет, даже знал - ему не уйти от любви к этой незнакомой женщине и, вздохнув, посетовал, - ах, Эрвин, Эрвин!..
  Приподняв голову, он осмотрелся вокруг. В коридоре всё также было пустынно и тихо, висевшие над дверью электрические часы показывали, что он находится здесь уже добрых полтора часа.
  Почему я сижу здесь, что жду? - спросил он у себя. Нужно идти, а то дядя уже, наверное, потерял меня. Так решал он каждые пять минут и опять, сидел, поглядывая на дверь, за которой находилась женщина, так неожиданно появившаяся в его жизни.
  И, он дождался. Из распахнувшейся двери, вышла женщина, в халате какого-то болотного цвета и, найдя его глазами, направилась в его сторону. Он вскочил с места и пошёл ей навстречу, пытаясь по её глазам прочесть, какую весть она несёт ему.
  - Вы Рольф?.. Поздравляю папаша! У вас сын, вполне приличный карапуз! Для семиме-сячного, очень даже, "тяжёленький" - два килограмма девятьсот граммов. Ещё раз по-здравляю!.. И, вы знаете, он очень похож на вас, ну точная копия. Такой же светленький и глазки голубые...
  Эрвин растерялся и, не зная, как вести себя в подобной ситуации, спросил первое, что пришло в голову, - как они себя чувствуют?
  - Вы знаете - достаточно хорошо. Вы вовремя позвонили в скорую помощь. Правда, роды были трудные, но всё закончилось благополучно...
  - Я могу на них посмотреть?
  - Пока нет. Приходите завтра, нет, лучше послезавтра...
  - Вы же сказали, что роды прошли удачно...
  - Конечно, удачно, но пусть ваша жена отдохнёт и наберётся сил.
  - Хорошо, доктор! Спасибо и до свидания!
  - Да, не волнуйтесь вы так, папаша. С "вашими", всё будет, хорошо! - Уже подходя к вы-ходной двери, услышал Эрвин.
  Почему я не сказал, что я не её муж и, тем более, не отец её ребёнка? Может от растерянности?.. Да не лги хоть самому себе - попенял себе в душе, Эрвин. Тебе же было приятно, когда тебя называли папашей! Так, что нечего придуриваться!
  И, с этой, приятной мыслью в голове, он зашагал к станции метро.
  
   * * *
  На вопрос дяди, где он так долго пропадал, Эрвин последовательно рассказал обо всех событиях, свидетелем и участником которых он был. Единственное о чём он не рассказал, так это о том, что его приняли за мужа той женщины и отца её ребёнка - то ли постеснялся, то ли специально скрыл. Да и зачем, дяде Вилли об этом знать, - решил он. Это только моё и, пусть это будет только моим!
  За столом, когда пришла тётя Эльза, разговор, на эту тему, прекратился.
  Поужинав, он сказал, что пойдёт в свою комнату и там почитает, на что фрау Эльза заметила, - Эрвин, ты уже вполне взрослый мужчина, и вместо того, чтобы уединяться с книжками в своей комнате, лучше бы сходил в парк прогуляться, или в театр. Кстати! Я, что-то не видела в твоём окружении ни одной девушки, или ты скрываешь их от нас?..
  - Ну, что вы тётя! Какие девушки? Я ещё совсем молодой и у меня много работы в салоне.
  - Ну, да! ну, да, "молодой"! - съязвила тётя. Тебе уже двадцать шесть стукнуло. Я, в "твои" года, только ты, пожалуйста, не проговорись дяде Вилли...
  - Вы о чём тут секретничаете, - спросил, выходивший на пару минут, дядя Вилли, возвра-щаясь к столу и окинул их пытливым взглядом. Чувствует моё бедное сердце, опять косточки мне перемываете?
  - Ну, что ты! Я говорю, что Эрвину пора уже девушкой обзавестись и...
  - Эрвин, не слушай её. Успеешь ещё хомут на шею надеть. Гуляй - пока молодой!..
  - Вилли!! И тётя Эльза посмотрев на мужа, грозно сдвинула брови. Не мешай мне разговаривать с мальчиком! А ты, - повернулась она к Эрвину, - не слушай этого... старого развратника!
  Герр Вилли Краузе, в ответ только ухмыльнулся и, попыхивая ароматным дымком из ко-ротенькой трубочки-носогрейки, назидательно проговорил:
  - Знаешь, Эрвин, пожалуй, твоя тётя права. Найди хорошую девушку, а потом, женись на ней, и ты обретёшь стабильность в жизни и уважение, как я!
  - Вот видишь, мой мальчик, - тётя Эльза при этом лукаво прищурилась, - дядя Вилли тоже, иногда, может умные слова говорить.
  - Да, ладно вам, - как-бы рассердившись, проговорил дядя и, при этом, помахал пальцем.
  - Спокойной ночи тётя! Спокойной ночи дядя! Спасибо за совет. Я, обязательно, при случае, воспользуюсь им, и Эрвин направился в свою комнату во втором этаже.
  Он долго ворочался в постели. Разные мысли, не давая уснуть, вертелись в голове: То по-являлась мысль-ответ на слова тёти Эльзы, что пора ему жениться и тут же перед глазами начинали проходить, как на подиуме, все когда-либо встреченные им девушки. То, покачи-вая покрытым рыжим волосом пальцем перед самым носом у Эрвина, дядя Вилли говорил, - не вздумай жениться, мальчик, пропадёшь! То вновь он видел строгую тётю Эльзу с вязанием на коленях и назидательно говорящую, - если не женишься - пропадёшь! И, вновь появлялся, со своей неизменной трубкой во рту, дядя Вилли Краузе и, помахивая, пальцем, предупреждал, - не слушай женщин, мой мальчик, от женитьбы в твоём возрасте происходят только одни неприятности...
   А потом появилась, и не отпускала до самого рассвета, мысль о той женщине. Он, как наяву, видел, устремлённый прямо ему в глаза, вопрошающе-удивлённый взгляд её голубых глаз. И терзался вопросом: "Почему она так на него посмотрела? Что такого увидела в нём, эта красивая, молодая женщина, стонущая от непрекращающейся боли и мечущаяся на больничных носилках? Чт-о-о?"...
  Проснулся он от назойливого пипикания будильника. По укоренившейся, многолетней привычке, Эрвин сделал утреннюю физзарядку, а потом, приняв контрастный душ, спустился к завтраку. Его родственники уже были в столовой.
  - Guten Morgen!
  - Guten Morgen! Setzen sie sich, - пригласила тётя всех к столу.
  К окончанию завтрака, Эрвин, попросил дядю отвлечься от чтения утренних газет и уде-лить ему немного времени:
  - Дядя, ты не будешь возражать, если я в обеденное время съезжу по своим делам?
  - ?! - Разве у тебя появились дела помимо салона, Эрвин? Когда же это?
  - Ну, ты же помнишь вчерашнюю женщину, для которой мы вызывали скорую помощь?
  - Какую женщину? - немедленно вклинилась в разговор, тётя, - почему мне ничего не рассказали? У вас появились от меня секреты?
  - Ну, что вы, тётя! Какие могут быть от вас секреты? Просто мы забыли. Правда, дядя?
  - Угу...
  Эрвину ничего не оставалось, как подробно изложить вчерашнее событие, а затем вновь спросить разрешение, чтобы отлучиться.
  - Мой мальчик! Меня удивляет твой повышенный интерес к этой женщине, - воззрился на него сквозь очки, дядя Вилли. - Что с тобой происходит?..
  - Ничего, дядя! Просто я хочу узнать - всё ли у неё в порядке?
  - Что ты пристал к мальчику, Вилли! Пусть проведает. Это очень даже человечно! - всту-пилась за него тётя. Христос учит нас милосердию и заботе о ближнем своём!
  - Тоже мне, "ближняя", - буркнул себе под нос, дядя.
  - Съезди, проведай! - разрешила тётя.
  Дядя Вилли никак не прокомментировал её слова. Он мог перечить руководству компа-нии "Фольксваген", но никогда бы не насмелился спорить со своей женой, изучив её характер за многолетнюю семейную жизнь.
  
   * * *
   Сидя за рулём своего "Ауди", Эрвин подумал, что как-то неудобно будет являться в гости к только, что родившей женщине, без цветов и, по пути заскочив в цветочный магазин, приобрёл огромный букет.
  Дежурная медсестра подсказала, в какой палате лежит его знакомая и даже назвала её имя и фамилию, а потом, сделав серьёзные глаза, попеняла ему за путаницу, происшедшую по его вине.
  - А, что случилось? - удивился он. Не понимаю!..
  - Вы назвали фамилию роженицы - Рольф, а её фамилия - Соколова...
  - Да, не называл я её фамилию! Я свою фамилию назвал, когда меня спросили. Откуда я мог знать, что спрашивают её фамилию?
  - Понятно. Вы, молодой человек, подождите немного - ей только, что принесли ребёнка для кормления и, показав ухоженным пальчиком с тёмно-синим с блёстками ноготком на сооружение, напоминавшее диван, добавила, - присядьте вот там. Когда она покормит ребёнка, ей сообщат о вашем приходе, и она выйдет к вам.
  - А не рано ей выходить из палаты? Может быть, лучше, мне зайти к ней?
  - Нет! В палаты вход запрещён!
  Эрвин, прождав почти час, начал нервничать. Он, катастрофически опаздывал на работу. Дядя, точно, закатит ему порядочную, головомойку. Здесь, обыкновенным - "Простите!" - не отделаешься. Придётся отрабатывать сверхурочно. И, когда он, совсем уж извёлся от ожидания, дверь открылась и, вышла она. Он её сразу узнал! Он узнал бы её, даже будь здесь тысяча женщин!..
  Он вскочил с дивана и, держа в руке букет, бросился ей навстречу... а, потом, вдруг засмущавшись и чувствуя, что катастрофически краснеет, остановился...
  Она тоже сразу узнала его, он это понял по выражению её глаз, и пошла навстречу. Так получилось, что они встретились посредине приёмной. Краем глаза Эрвин увидел, что симпатичная, дежурная медсестра, широко раскрыв глаза, наблюдает за ними, и он совсем растерялся. Не зная, как поступить и что сказать, молча, протянул букет и... впервые услышал её, не прерываемый болью, чистый, звонкий голос:
  - Здравствуйте, я Аня. А вас я очень хорошо запомнила...
  Спохватившись, что ведёт себя не очень вежливо по отношению к даме, Эрвин, чуть заикаясь, представился:
  - Меня зовут Эрвин... Эрвин Рольф! Простите мою неловкость я... кажется, растерялся... и, увидев на её, ещё несколько бледных щеках, две милые ямочки, впал в ужас: Main Got, что я несу! Что я несу!! - чуть не закричал он. Да, меня надо четвертовать за такие слова!..
  А, она, казалось, не замечая его состояния, продолжала:
  - Я очень вам благодарна за помощь... Эрвин! - и чуть покраснела. Если бы не вы и тот мужчина, я не знаю, что бы со мной было...
  И, столько благодарности было в её словах и взгляде, что Эрвин постепенно стал приходить в себя. Он даже насмелился взглянуть на неё, но опять засмущавшись, отвёл взгляд, а чтобы выйти из неловкого положения, в котором он чувствовал себя, предложил:
  - Пойдёмте, присядем на это подобие дивана, - и хотел показать на него рукой, но рука была занята букетом.
  - Ох, простите! Это вам! - и он сконфуженно подал ей букет.
  - Спасибо, Эрвин!..
  Он стал приходить к ней каждый день, принося то букет цветов, то коробку конфет. Рассказывал о себе, интересовался её жизнью и, конечно же, интересовался здоровьем её ребёнка. Она не сердилась на него за ежедневные посещения и постепенно их встречи переросли в дружбу.
  А, её муж всё не приходил. Эрвин терзался непониманием, но прямо спросить Аню, почему не приходит её муж, стеснялся, да и воспитание не позволяло - как можно лезть в чужую жизнь без разрешения. Если Аня захочет, то сама расскажет. Но была и тайная мысль - пусть всё будет так, как есть сейчас. Он радовался каждой минуте встречи с ней, он наслаждался возможностью заглянуть в её глаза, увидеть милые ямочки на щеках и вообще, он был безмерно счастлив. И только одна мысль нет-нет, да нарушала это счастье - вдруг появится её муж. Эрвин настолько стал эгоистом, оберегая свою неожиданную любовь, что даже подумывал, пусть её муж умрёт, пусть так случится, что она окажется матерью-одиночкой, но только будет моей!
  Её не выписывали почти неделю. Врачи решили подержать её ребёнка некоторое время под наблюдением.
  В одно из своих посещений он, неожиданно, встретился с её родителями, и Аня познако-мила их. Потом он встречался с ними ещё пару раз. Они ему понравились, а вот, как восприняли они дружбу своей дочери с ним, Аня не говорила, а он не насмеливался её спросить.
  Зато, его ежедневные просьбы отпустить на часок-другой с работы, насторожили дядю Вилли. Эрвин прекрасно это чувствовал и ждал серьёзного разговора.
  Он ожидал, что дядя, с всегдашней своей напористостью, насядет на него прямо в салоне, но был удивлён безмерно, когда на третий или четвёртый вечер он, вернувшись часов в девять от Ани, застал тётю и дядю сидящими в зале с серьёзным выражением на лицах.
  - Эрвин, нам нужно с тобой очень серьёзно поговорить! - начала первой тётя. Твой дядя сказал мне, что ты стал часто, то есть ежедневно, "манкировать" своими обязанностями в автосалоне. Я и сама стала замечать, что ты, в последнее время, очень изменился. - Не скажешь ли ты, мой мальчик, что произошло в твоей жизни? Ты ведь знаешь, мы тебя любим, как своего сына и нам больно чувствовать, что ты, что-то скрываешь от нас... - Твои родители доверили нам заботиться о тебе, так, пожалуйста, не ставь нас в неловкое положение перед ними...
  Эрвин не знал, что ответить на тётино обращение к нему. Врать таким достойным людям, ему не хотелось, а говорить правду... Собственно, какую правду? Он ещё и сам, не очень-то, разобрался, что с ним происходит. Да, ему очень нравится Аня. Он её безмерно любит. Он и часа не может прожить, чтобы не повидать её, а она? Что думает и чувствует она? И, потом, где её муж? Он ни разу не пришёл в больницу. Во всяком случае, Эрвин ни разу не встретился с ним, хотя приходил к Анне в различное время. Он, что - отец невидимка, или Аня - мать-одиночка? Непонятно! А спросить у неё, прямо в лоб, Эрвин считал некорректным действом. Она, такая нежная и ранимая, и такая красивая-красивая, что у Эрвина, только от одного воспоминания о ней, замирало сердце, могла обидеться на него и послать к чёрту и, конечно же, будет, права. Так считал и думал Эрвин...
  Вот и попробуй всё это объяснить чужим, ну не совсем, конечно, чужим, людям, когда и сам ещё ни в чём не разобрался.
  Пауза затягивалась. Дядя Вилли даже про трубку свою забыл, и она просто так дымила в его руке, так напряжённо он ожидал ответа от Эрвина. А, тётя Эльза, лишь покачивала голо-вой, как-бы говоря, - ах, Эрвин, Эрвин!
  И, он решился...
  Он всё им рассказал: и, о своих чувствах к Анне, и о самой Анне, во всяком случае, всё, что успел узнать о ней, с её слов, конечно, и, даже о её родителях...
  В комнате повисла тишина.
   Родственники, услышав его откровения, наверное, переваривали новость, так думал Эр-вин, посматривая то на одного, то на другого и ожидая их мнения обо всём этом. И это, действительно было так.
  - Да... заварил ты кашу, - наконец-то, отреагировал дядя Вилли. Не сразу и разберёшься, - и начал с усилием раскуривать свою трубочку.
  А, тётя Эльза молчала. Долго молчала. Эрвин с тревогой ожидал её слов. В этом доме все важные семейные, и не только, дела решала она. Она была последней инстанцией. Как она решит, так и должно было быть исполнено. Даже дядя не осмеливался ей перечить, а что уж говорить обо мне, думал Эрвин, обо мне, живущем в их доме на правах родственника и родственника не очень-то близкого. Что-то она решит? - обеспокоенно думал он...
  По-видимому, она, действительно, пришла к какому-то решению. Это было видно по её, устремлённому на Эрвина, оценивающему взгляду.
  Отложив в сторону вязание и выпрямившись в кресле, своими действиями она, казалось, хотела сказать, что пришло время для серьёзного разговора, тётя, смотря прямо в глаза Эрвина, заговорила:
  - Эрвин, ты знаешь - нам не безразлична твоя судьба и то, как ты ею распорядишься, окажет влияние и на нас: на меня - твою тётю и на твоего дядю. Поэтому, мальчик мой, выслушай мой совет с должным вниманием и, если тебе он покажется не совсем приемлемым, что ж, мы поймём тебя, и не будем настаивать. Мы дадим тебе возможность решить свою судьбу так, как ты считаешь правильным для себя, но хотя бы выслушать нас, ты должен...
  - Тётя, дядя! Я глубоко вас уважаю и, конечно же, готов выслушать вас. Тем более, что вы никогда не дадите мне плохой совет. Я в этом не один раз убеждался.
  - Спасибо, Эрвин!
  - Молодец! - подытожил дядя, пожимая руку Эрвина. Ты поступаешь, как зрелый муж!
  Совет тёти состоял в том, что Эрвин, должен ближе познакомиться с девушкой, узнать всё о её родных, а также, где же, всё-таки, её муж и, главное, не торопиться, чтобы этим не совершить роковую ошибку. В заключение, тётя сказала:
  - Эрвин, я надеюсь на твой здравый рассудок, и знаешь, я мечтала, что уж тут скрывать, что ты приведёшь к нам в дом девушку без ребёнка и из нашей среды, - и глаза тёти Эльзы увлажнились, - но Богу видней. Поэтому, раз уж так получилось, что твоя любовь упала на эту загадочную женщину, пусть свершится то, что должно - свершится. И не нам изменять предначертания Бога. Аминь! - и тётя осенив себя крестом, перекрестила и Эрвина.
  - Спасибо, тётя! Я никогда не забуду вашего тёплого отношения ко мне.
  На этом "Семейный Совет" в доме тёти Эльзы закончился и все разошлись по своим комнатам.
  
   Глава третья.
   Аня.
  Она знала, что родители любят её и в любом случае, чтобы не случилось с ней, помогут не только советом, но и делом. Она стала чаще выходить на улицу, чтобы пройтись и подышать свежим воздухом. Хотя, какой сейчас в Москве воздух. Одно название.
   Новый год они решили встретить на даче, расположенной почти на берегу речки Сходня, неподалёку от садового участка. Там у них был небольшой деревянный домик из двух комнат и кухни. Аня, сколько себя помнит, у них всегда был этот домик, доставшийся им в наследство от бабушки с дедушкой. И, если родители проводили свой летний отпуск на даче, а это, практически, было всегда, Аня целыми днями пропадала на берегу речьки с соседскими ребятишками.
  Сейчас, зимой, там тоже было красиво. Всё вокруг белое и чистое, не то, что в Москве и Аня с радостью согласилась на предложение родителей.
  На четвёртый или пятый день после встречи Нового, две тысячи второго, года, родители собрались уезжать, а Аня решила остаться здесь, пожить ещё немного на природе. Родители, сначала отговаривали её, а потом, подумав, согласились, но с условием, что она останется здесь не более, чем на месяц. И ещё добавили: в любом случае звонить им не менее одного раза в неделю. На том и договорились.
  Аня наслаждалась одиночеством. Вечерами читала книги, смотрела сериалы по телику, а днём, бродила по округе до изнеможения. За этот месяц, проведённый на свежем воздухе, она окрепла и даже набрала вес. Её щеки покрылись румянцем и на них появились две премиленькие ямочки. Аня, смотря на себя в зеркало, решила, что они, между прочим, очень даже идут ей, придавая её лицу, несколько шаловливый вид.
   Беременность проходила нормально и, смотря на начавший округляться животик, Аня счастливо улыбалась. Иногда, во сне, она видела Бореньку и говорила с ним о всяком раз-ном, но однажды... он появился перед ней очень радостным и сказал, что Бог решил простить ему старые грехи - грехи, которые преследовали его семью, и его сын, рождённый Аней, освобождается от наказания. Аня спросила, - от какого наказания? Но Боря, ласково посмотрев на неё, промолчал, а затем, и вовсе исчез из её сна.
  Утром, проснувшись, она вспоминала его слова и не могла понять, о каких, таких грехах он говорил ей и почему Бог должен прощать его. Чтобы всё это значило, задавала она себе вопрос? Но ответ не находился. Она ещё немного поломала голову над тем, что сказал ей Боренька но, так и не придя ни к какому выводу, увлечённая новым, интересным романом, благополучно забыла свой сон.
  Но на следующую ночь Боря опять появился перед ней. Он был чем-то очень расстроен и неохотно отвечал на её вопросы. В конце-концов она смогла растормошить его. И он признался ей, что грустен и расстроен потому, что знает - она выйдет замуж за наследника того человека, из-за которого пал на его семью этот грех. И за этот грех Бог наказывал их, поколение за поколением. На, что Аня сказала, что никто не может знать, как сложится судьба человека, а Боря ответил, - "Бог всё знает и ни одна пылинка не упадёт на человека, если Он не захочет этого!" Аня немного подумала, а потом решила - Боре виднее!..
  Потом, несколько ночей подряд, он не приходил к ней во сне, и она уже стала привыкать, что его подолгу не бывает. У неё даже, как-то, мелькнула мысль, что он постепенно приучает её к своему отсутствию. Ну, что же, - подумала она, - значит так надо. Боря знает, что делает.
  Теперь, ложась спать, она уже не настраивала себя на встречу с ним, а просто засыпала и спала крепким молодым сном, без всяких сновидений.
  
   * * *
  Отбыть из этого райского уголка в Москву, Аня решила на следующей неделе, на "Валентинов день". Она сходила на почту и отправила родителям телеграмму о дне своего возвращения домой.
   Бредя потихоньку по узкой улочке посёлка, она увидела двух соседок, которые, жестику-лируя руками, вели оживлённый разговор. И не дойдя до них ещё метров пятнадцать-двадцать, услышала:
  - Нет, ты только подумай, Филипповна, Тамарку опять обокрали. Вот, не везёт бедолаге! Уже третий раз за месяц!..
  - И, фто? - шепелявя, перебила её, Филипповна. Подумаеф, украли два батона колбасы, и килограмм конфетов! Не обеднеет! К нам приехала, почитай, голая да босая, а тут смотри-ка ты, ходит по посёлку вся расфуфыренная, вся из себя. Даже не поздорофкается!..
  - Ань, ты слышала? - обратилась к ней, одна из говоривших, останавливая, - про наш "супермаркет"? Или не слышала?..
  - Нет, не слышала. Как же звать-то, эту болтушку? - попыталась вспомнить Аня и не могла. Вот чёрт, как-то даже неудобно, соседка ведь!..
  - Ты представляешь, - скороговоркой затараторила та, - замки целые, пломбы целые, на окнах толстенные решётки, у задней двери волкодав, а магазин обчистили, ну подчистую!
  - Да, не балабонь ты, почём зря! Ты, Аня, её не слушай! Вжяли-то, шамую малость.
  Перед глазами Ани предстал их, так называемый, супермаркет "ВАЛЕНТИНА". Одна ком-натушка, шесть на четыре, с различным товаром - начиная с мыло-моющего и кончая, кол-басой с хлебом, как сказала соседка и, конечно же, обязательно - подсобка. Тоже мне - "Супермаркет"! - поморщилась Аня. Обыкновенный сельский магазинчик смешанных товаров.
  Ох, как любят некоторые наши люди пустить пыль в глаза. То, название какое-нибудь заковыристое придумают, какого и в жизни-то не существует, то, наденут на себя модные джинсы, да туфли тысячи за три и выступают, нос задрав, а у самого куска хлеба нет на обед. Ну, люди! Ну, человеки! - пожалела их Аня.
  - Ань, ты, что не слушаешь меня? - тронула её за плечо соседка...
  - А?.. Ох, простите, я задумалась...
  - Так, на чём я остановилась?.. Ага, вспомнила!.. Теперь, значит, в магазине засаду устроят, прямо внутри. Два милиционера там ночевать будут. Как только воры туда залезут, так их сразу за шиворот и в КПЗ...
  - Ты, то, откуда фсё жнаешь, балаболка?
  - Ничего, не балаболка! - возмутилась та и продолжила, - я подслушала, как её сын, Петька, моему Генке рассказывал.
  Аня вспомнила: и Петьку - четырнадцатилетнего сына хозяйки "Супермаркета" и Генку и даже, как зовут эту болтушку. Господи! Да, ведь Степановна она. Сте-па-но-вна!..
  Послушав ещё немного разговор женщин, Аня попрощалась и, потихоньку, отправилась к себе.
  Вечером, сидя у телевизора, она, чтобы дать работу своим мозгам, стала рассуждать: интересно, поймают или нет, этих воров? И почему они берут только продукты. Налёт бомжей, что-ли? Не похоже. Их здесь - "днём с огнём, не отыскать". Тогда, кто?.. И, странно всё-таки - все запоры на месте, собака не лает, а товар исчезает. Не волшебство же, в конце-концов, здесь?.. Может, это так Валентина пускает пыль в глаза? На всякий, там случай!..
  Порассуждав, таким образом, Аня решила попробовать себя на сыщицкой стезе. А, почему бы и нет! Вот возьму и раскрою "Ограбление века" - размечталась она. А то, куда не кинь, всюду засилье мужиков, а тут - нате вам, пожалуйста, - Великий сыщик, Анна Ильинична Соколова! У-р-р-а!..
  Ане так понравились её мечты, что она даже рассмеялась от удовольствия. А, затем, сде-лавшись серьёзной, сказала себе самой, - а, правда, почему бы да не сходить завтра, да не посмотреть, что и как?..
  Приняв такое "Глобальное" решение, она разобрала постель и легла спать. Всю ночь ей снились погони, стрельба и однажды её даже ранило в руку. Рука так ныла от боли, что Аня проснулась. А, проснувшись, поняла - никто её не ранил, никаких погонь со стрельбой не было, а только было неудобное положение руки - вот она и заныла. Нет, ну надо же, подумала она, что только не приснится во сне!..
   И опять уснула крепким, сном молодости.
  Утром она проспала. На будильнике было уже половина девятого. Ого! Пора бежать реализовывать свою мечту. Наскоро перекусив чашкой растворимого кофе и бутербродом с маслом, она помчалась в супермаркет на своё первое "Сыщицкое дело"!..
  Аня, не один раз ходила в магазин за продуктами, и ничего нового увидеть не надеялась. Так и оказалось: полки с товаром, пара покупателей да десяток мух летающих под потолком.
  Обошла, на всякий случай, вокруг магазина. Те же двери, те же решётки на окнах и та же собака - то ли дворняжка, то ли овчарка, а может быть, всё вместе. Она не очень-то разбиралась в породах собак. Знала только, что есть - дворняжки, овчарки и эти, как их... ну, что в сказке про Буратино. Господи, да у Мальвины же, стриженные такие, кудрявые... - пудели, наконец-то, вспомнила она. Да, вот, что значит, вовремя пошевелить мозгами - похвалила она себя.
   Ничего не обнаружив примечательного снаружи, она решила сделать второй заход внутрь магазина. Может там, что-нибудь раскопаю? Нет, всё, то же! Ничего нового не появилось у неё перед глазами. Аня, чтобы ничего плохого про неё не подумали, вроде - ничего не покупает, а всё, что-то высматривает - купила небольшой кусочек сыра. Она очень любила сыр. Особенно - "Костромской". И, загрустив, поплелась домой, в свою "Избушку на курьих ножках", как в шутку она называла своё жильё.
  То же, мне, сыщик! - укорила она себя и надула полненькие, розовые губки. Тебе не воровские дела распутывать, а-а... так и не решив, что же делать ей при отсутствии детективных способностей как у Шерлока Холмса или Эркюля Пуаро, она ускорила шаг.
  Надувшись, как Сыч от обиды, что не смогла сразу решить головоломку с пропажами в магазине Аня, забравшись с ногами в кресло, вновь, мысленно стала рисовать себе его расположение и, где, что находится...
  Аня, рассуждай логически! - подстегнула она себя... "Начнём плясать от печки", - как го-ворят в народе. И, так! Здание магазина. Если верить словам старожилов, то это обыкновенный сруб, облагороженный штукатуркой. Далее, как во всяком доме, где живут люди, и долго живут, должен быть погреб. А, чтобы попасть в погреб, должен быть лаз, который закрывается крышкой, а лаз этот расположен в доме... так, так, так!.. Какой мы можем сделать вывод, принимая во внимание вышеизложенное? А вывод такой - вор днём, когда магазин откроется, забирается в погреб, а ночью, набрав продуктов, вновь прячется и, на следующий день, при открытии магазина, уходит...
  Ну и нагородила же ты, Анька, огород - упрекнула она себя. Там же полно народу и Ва-лентина эта, никуда не уходит, целый день там вертится... какой там погреб? Там пройти негде.
  "Ход мыслей неверен", - как говорит профессор Неверов в таких случаях, когда хочет по-править студента, полезшего - "Не в ту степь".
  Тогда, как же вор попадает в магазин, выходит оттуда с товаром и никто, совершенно ни-кто, его не видит? Анна, напряги свои извилины! Ты же, когда-то была умненькой девочкой.
  Да-а, чуть не забыла!.. - Товар-то, берётся специфический и понемногу. И плюс ко всему - вор всегда берёт колбасу - любую, конфеты, не обязательно шоколадные и пирожные. Спиртное он не берёт, так? Так. Значит?.. Значит, он сладкоежка! А раз сладкоежка, то значит - он, или ребёнок, или женщина!
  Впервые, за всё время её логических раскладок на тему: "Кто же мог воровать, так скрытно?" - забрезжил, хотя и узенький, еле видный, но лучик света! Первый шаг сделан!..
  Молодец! - за отсутствием болельщиков, она была вынуждена похвалить себя сама.
  Остался последний, не менее важный вопрос: как же он, этот ребёнок или женщина, забирается в магазин? И, когда?..
  Вот на вопрос, когда? Наверное, легче всего ответить. Скорее всего, конечно, после закрытия магазина на все мыслимые и немыслимые запоры и, естественно, в тёмные безлунные ночи. А, вот, на вопрос, как он, то есть вор, туда забирается? Ответить сложно, но не будем бояться трудностей! - подбодрила себя Аня. Решим! Не зря же я три года училась на архитектора. Должны же мои, хоть и скудные, знания на что-то пригодиться.
  И, так! Во-первых - стены дома или здания опираются на фундамент. Во-вторых - между полом и грунтом оставляется просвет... для вентиляции. Ба-а, до чего же всё, до безобразия, просто! Заимей небольшую дыру в фундаменте, или под фундаментом, в которую ты можешь пролезть и всё! Потом погреб и ты в магазине!
  Стоп! Стоп! - А, злая собака? - испугалась вдруг Аня. С ней-то как? Её то, куда девать? Она же чужого человека не подпустит, а если тот полезет, то она будет лаять... а, она не лает. Всё, очень даже просто! - вдруг подумала Аня. Что вор постоянно умыкает? - Кол-ба-су! Подкорми собачку колбаской и она станет твоим лучшим другом. Ур-а-а!!
  Аня вскочила с кресла и пошла, и пошла, выделывать коленца танца. У неё получилось что-то между цыганочкой и джигой, а может быть, и то и другое вместе.
  На следующее утро, одевшись как можно теплее, вновь ударил мороз градусов под два-дцать пять, она пошла в магазин и, отозвав Валентину в сторону, рассказала ход своего рас-следования. Та, немного поразмышляв, сказала, - сейчас проверим, и открыла крышку погреба. А, спустившись с фонариком вниз, действительно, обнаружила следы ползания от собаки в погреб.
  - Ну, ты, девочка, молодец! - похвалила она её и в благодарность, вручила ей маленькую шоколадку.
  А, четырнадцатого февраля, в день Святого Валентина, Аня уже ехала домой, в Москву, по которой она, оказывается, очень соскучилась.
  
   * * *
  На второй день по приезду, она пошла в женскую консультацию. Врач, осмотрев её, сказала, что с плодом всё в порядке, но необходимо ежемесячно приходить, а не тогда, когда вздумается. Что это за дело, - выговорила она Ане, - никакой дисциплины у вас, мамаша, нет. Нельзя же, в самом деле, так безответственно относиться к своему будущему ребёнку!..
  Аня согласно кивала головой на замечания старой врачихи и всё ждала, когда же та перестанет читать ей мораль. Она считала, что это её, и только её дело, ходить на консультации или нет? И пусть эта врачиха сколько угодно брюзжит, она будет поступать так, как посчитает нужным. Она же знает, что у неё всё будет хорошо. Так чего же ноги сбивать в угоду этой, этой... и, не найдя слова, как назвать старую врачиху, она докончила - зануды!
  Вечером, мама, придя с работы, уже от порога, засыпала её вопросами:
  - Ну, как, доченька, сходила в консультацию? Что сказали? Всё нормально?..
  - Да, всё хорошо мама. У меня здоровья на двоих хватит. На меня и на Борисика!
  - К-к-а-ко-го Бо-ри-си-ка? - удивлённо смотря на дочь и даже заикаясь, спросила мать. - С тобой всё в порядке? Боря же, Боря же... так и не закончив, она застыла с открытым ртом.
  - Ты это чего, ма, так испугалась? А-а-а, это ты про Борю! Так я, мама, психически, совершенно здорова. У меня даже справка с печатью есть - слегка пошутила Аня. Ты не подумай ничего плохого. Знаешь, я решила сына назвать Борей. Твоего внука будут звать - Борис Борисович. Ну как?..
  Снимая пальто и вешая его на вешалку, чуть успокоенная мать, спросила, - Ань, а всё же, почему Борис? Почему не Лена?
  - Мам, ты что? У меня же сын будет!
  - Ну, а почему, собственно, Борис?
  - В память о Боре, мама! В память о Боре!..
  - Не вечно же ты, Аня, будешь одна. Однажды тебе встретится человек. Ты, его полюбишь. У вас будет своя семья. А, теперь представь себе - твой будущий муж, услышав имя твоего сына и посмотрев на него, приревнует тебя к прошлому. Что тогда?
  - Мам... ну, мам, если он полюбит меня, то примет и моего сына, независимо, как его зовут и на кого он похож. Так ведь?..
  - Так, то, так, - проговорила мать раздумчиво, - только беспокоюсь я о тебе, Аня...
  - Ну, что ты, мама, раньше времени панихиду справляешь. Не собираюсь я замуж! - и добавила, - в ближайшем, обозримом, будущем, во всяком случае. Мне ещё родить нужно!..
  
   * * *
  Дни тянулись за днями, разматываясь как клубок нити. Аня много гуляла по улицам, правда, не уходя далеко от дома. Перезнакомилась со всеми молодыми мамами, вывозящими своих чад на свежий, слегка морозный воздух, а потом, где-то в первой декаде апреля, решила удлинить свой обычный, уже достаточно поднадоевший, маршрут.
  Они жили в девятиэтажном доме, на улице Малышева и она, решила восстановить свой прежний, студенческий путь и сходить в Парк культуры и отдыха - "Кузьминки", а заодно, посмотреть на пруд. Она давно там не была. Последний раз, Аня хорошо это помнит, они с Борей встретились после лекций и поехали в парк вечером, перед самой свадьбой. Они купили её любимое, шоколадное мороженое и, сидя на берегу пруда, любовались закатом...
  Погоду я выбрала не очень-то пригодную для гуляния в такую даль, подумала она, уже возвращаясь, домой. Она, мелко перебирая ногами, чтобы не поскользнуться, потихоньку брела по тротуару. С тёмного, свинцового цвета, неба сыпал мелкий снежок и, падая на землю, тут же таял, превращаясь в жидкую кашицу. Было скользко. Ноги разъезжались в разные стороны.
   Я, как та корова на льду, подумала она, но я не трус и домой вернусь, жива-здорова - в рифму продекламировала она вслух. Я сильная женщина и нам с тобой, Борисик, дойти до дома - раз плюнуть! Правда, сынок? - обратилась она к нему, представив, что он слушает её и со всем соглашается...
  И, посредине её разговора с сыном, она почувствовала, как правая нога, поскользнув-шись, поехала в сторону и она, Аня, неудержимо приближается к земле...
  Я падаю! - мелькнула в голове мысль. Но нам же сынок, нельзя падать, чуть не закричала она! Нам же нельзя падать! Она попыталась хоть за что-то ухватиться руками, но её руки хватали только воздух...
  Потом она почувствовала боль внизу живота и в глазах её на короткий миг, потемнело.
  Господи, что же это? - взмолилась она и, опираясь руками в мокрый, раскисший тротуар, стала медленно подниматься. Только бы не выкидыш! - взмолилась она и оглянулась во-круг. Бывают же в жизни такие ситуации - улица была пустынна. Ни одного пешехода вокруг, а я так нуждаюсь в помощи. Чуть не плача, она, опираясь об стену здания, сделала один шаг, потом другой...
   Впереди, метрах в пятидесяти-семидесяти, светилось большими окнами двухэтажное здание салона по продаже автомобилей. Мне бы до него дойти, прислушиваясь к подсту-павшим болям в животе, уговаривала она себя, опираясь руками в стену и делая один шаг, за ним другой. Там люди, там телефон! Там, обязательно, помогут! Иначе... Что будет иначе, она старалась не думать и, поддерживая одной рукой живот, а другой, придерживаясь за стену, она всё шла и шла. И лишь когда её пронизывала особо острая боль, она останавливалась и, переждав её, вновь продолжала свой трудный путь...
  Когда и как она вошла в салон, Аня уже не помнила. Сознание почти покинуло её и более-менее ясно, она помнила события только с момента, когда кто-то, она не знает кто, стал забирать её боль на себя, давая ей облегчение. Ане, казалось, что этот кто-то, давая её измученному телу возможность, чуть передохнуть от болей, успокаивая её, и даже, а может это привиделось ей, поглаживал её по голове.
  Ей действительно, стало немного легче и боль, внутри неё, стала слабее. Вот тогда она открыла глаза и увидела того, кто помог ей в эту трудную минуту.
  Сбоку, почти у самой её головы, сидел светловолосый, молодой мужчина и пристально и, как ей показалось, с любовью и участием в голубых глазах, смотрел на неё. Тогда Аня заглянула ему прямо в зрачки - да, это он всё время помогал ей! Но, кто, он? И почему он здесь, в этой машине, рядом с ней и почему так смотрит на неё? А, потом она увидела, как он неудержимо, по-мальчишески краснеет.
  Смотри-ка ты, какой! Он ещё, оказывается, и краснеть не разучился! - подумала Аня, а затем, женщина всегда останется женщиной, решила - до чего симпатичный. Наверное, у него девчонок пруд пруди! И ей даже стало как-то обидно за себя. Вот лежит она перед ним с большим животом, растерзанная болью... но, додумать не успела. Новый приступ боли скрутил её жгутом, и она опять застонала, пытаясь хоть стоном подавить крик, рвущийся из горла.
  Потом её привезли в какое-то помещение, и не успела она осмотреться, как новый приступ боли, боли, до потемнения в глазах, разорвал её почти пополам и захватил её меркну-щее сознание. Она совершенно не помнит - кричала она или нет, но затем, боль вдруг отпустила её, а ещё через мгновение, придя в себя, она услышала, совсем рядом, детский крик.
  Аня поняла - она родила! Она стала матерью! Матерью Бориного сына, и тут же, глубоко-глубоко в подсознании, возник вопрос - интересно, дождался тот, светловолосый, окончания родов?..
  
   Глава четвёртая.
   Эрвин + Аня =...
  Аню выписывали шестнадцатого и Эрвин, заранее отпросившись у дяди, помчался покупать цветы. Хорошие цветы. Ему повезло только в третьем цветочном магазине на проспекте Вернадского. Там ему подобрали изумительные, свежие розы разных цветов и обернули красивой лентой поверх блестящей плёнки. А затем, он ещё заехал в супермаркет и купил три больших коробки шоколадных конфет для медперсонала, так ему посоветовали бывалые папаши, не один раз побывавшие в такой ситуации. Всё это стоило уйму денег, но для Ани, моей Ани, как втайне мечтал он, ему ничего не жаль. Тем более, что с его заработками и отложенными накоплениями, это была капля в море.
  Когда Эрвин подъехал к роддому Анины родители уже были там. Поздоровавшись с Иль-ёй Романовичем за руку, а с будущей тёщей, как он в глубине души надеялся, кивком голо-вы, он остановился у самой лестницы и стал ждать. Минут через десять Аня вышла с Борисиком на руках. Он был завёрнут в белый, кружевной "конверт" и перевязан голубой шёлковой лентой. Лицо Ани осветилось счастливой улыбкой, когда она увидела встречающих её родителей и Эрвина.
  Не успели родители шевельнуться, как Эрвин взбежал по ступеням к Анне, держа в одной руке цветы, а в другой конфеты. Он быстренько сунул конфеты медсёстрам, за что они неимоверно наградили его, сказав, - ваш Борисик, папаша, ну, точная копия вы! Так похож, так похож! А, потом он потянулся за ребёнком, одновременно протягивая Ане цветы. Подоспели родители и начались, как всегда бывает в таких случаях - "ахи и охи" и сюсюканья с ребёнком, который уже был на руках у Эрвина.
   Аня отдала ребёнка ему в руки, нисколько не задумываясь. Она чувствовала, Эрвин не причинит вреда её ребёнку и в случае чего, будет защищать его, даже ценой своей жизни.
  Когда все разместились в машине, Эрвин передал Борисика в руки бабушке. Он видел, что она прямо таки готова выхватить из его рук ребёнка. Наконец-то, получив "желанное", она от удовольствия, даже зарделась.
  По прибытии домой, устроили небольшой праздник, с обязательными поздравлениями и любованием младенца.
  Эрвин, видел Борисика третий раз, два в роддоме, и всё удивлялся таким неимоверным сходством ребёнка с собой маленьким, которого он помнил по своим детским фотографиям. Со светленькими волосёнками на голове и большими, голубыми глазёнками, он был точной копией Эрвина. Родители Ани тоже, нет-нет, да бросали исподтишка взгляд то на него, то на ребёнка. Эрвин чувствовал, они хотели бы задать законный вопрос, - откуда ты, так неожиданно появился в нашей жизни? Может вы с Аней, давно знакомы и этот ребёнок плод вашей любви?..
  Эрвин и сам, не меньше её родителей был ошеломлён таким внешним сходством, и только Аня, кажется, ничего удивительного в этом не находила. Казалось, она знала секрет этого сходства и втихомолку, про себя, поглядывая то на родителей, то на него, Эрвина, наслаждалась их недоумением...
  Впоследствии, когда они уже поженятся, и он усыновит Борисика, Аня расскажет о своих снах и о том, что она была предупреждена Борей о его, Эрвина, появлении в её жизни и, что её Борисик и он, наследники чего-то. Только чего - она так и не поняла! И сколько она не пыталась разгадать эту тайну - ей это не удалось и, наверное, никогда не удастся.
  Пока сидели за праздничным столом, Аня пару раз убегала в свою комнату к сыну, лежащему в детской кроватке, купленной Эрвином. Родители её, особенно Надежда Юрьевна, долго не соглашались брать от него что-либо, но по настоянию Ани, смирились.
  Вообще-то, Эрвину не очень-то нравилось, что Аня принимает его как своего давнего друга и смотрит на него, как на друга, но пока он ничего изменить в их отношениях, не мог. Он надеялся на время. Втайне, лёжа ночью у себя в комнате, он мечтал, как обнимет её, приласкает...
  - Эрвин, ты о чём задумался? - поинтересовалась Аня, удивлённая молчанием Эрвина.
  - Так. Ни о чём.
  - Эрвин, ты меня не обманешь! Колись!
  - Ну, хорошо... и он увидел, как родители её, повернули головы в его сторону. Я вот о чём думал, чуть помедлив начал он, - ты, сейчас, в академическом отпуске, верно?
  - Да.
  - Через четыре месяца тебе нужно будет приступить к учёбе. На кого ты оставишь сына?..
  - На нас, - подключилась к разговору, Надежда Юрьевна.
  - Вы же работаете!
  - Ну и что! Я уволюсь. Мы с Ильёй Романовичем, уже обсуждали этот вопрос и приняли решение...
  - Постойте, постойте! Не рано ли вы завели этот разговор?.. Прежде, у меня спросите, что по этому поводу думаю я! - загорячилась, Аня. - Эрвин, тебе-то какое до этого дело? Ты, что о себе возомнил!..
  - Прости! Я думал, я думал, что я, твой... друг!..
  - Друг! Но не...
  Эрвин не дал ей закончить. Он побоялся, что в запальчивости, она скажет лишнее и тогда, тогда назад ничего уже не вернёшь.
  - Простите, - поднялся он из-за стола. Мне давно пора уже быть на работе. Я, и так задержался на непозволительно долгое время!
   * * *
  - Аня, зачем ты так? - посетовала мать, после ухода Эрвина. Обидела ни за что, человека. Он же, наверное, хотел что-то предложить...
  - Мама, - и сама расстроенная неожиданным уходом Эрвина, начала Аня, - ну, я не знаю, что на меня нашло... Я... я, не хотела его обидеть. Он хороший, но...
  - Но, ты его не любишь! Так?
  - Мам, мы с ним знакомы, всего то, ничего. Какая любовь?..
  - А, он тебя любит! Мне даже удивительно. У него, любовь с первого взгляда, что-ли?
  - Так это только в книжках, - протянула Аня. А в жизни... такого не бывает!
  - Не скажи, дочка, не скажи! Иногда, жизнь такое коленце завернёт. Не успеешь оглянуться, как уже попал в "капкан любви!"
  Ну, ты даёшь, ма! - рассмеялась Аня. Эрвин-то здесь, причём?
  - А при, том! Ты, что, совсем слепая? Ничего не видишь! Да он готов на тебя, как на икону молиться! Дурочка ты, ненормальная!
  - Мама!!!
  - Что, мама! Я, слава Богу, жизнь повидала и разбираюсь в ней, лучше тебя! Не отталкивай Эрвина...
  - Во-первых, мам - я совсем недавно, похоронила любимого мужа. Во-вторых, у меня на руках крохотулечка, сын. Мне ли думать о каком-то там, замужестве!
  - Тебе, дочка, тебе! Не век же ты будешь "куковать" одна с ребёнком на руках. Ему нужен отец. Так, что подумай ещё раз хорошенько, дочь!.. А, Эрвин?.. Эрвин нам, мне и твоему отцу, очень понравился!
  - Мама! Давай отложим этот разговор на потом. Я только выписалась из больницы и, Бо-рисик, слышишь, заплакал...
  - Но, ты, всё-таки подумай Аня над моими словами. Мы с отцом, тебе ничего дурного не желаем и, закончив разговор, Надежда Юрьевна ушла в кухню.
  Перепеленав и покормив, Аня уложила сына в колыбель и покачивая её, задумалась над словами, сказанными матерью. Конечно, с одной стороны, мама права. Если рассуждать здраво, то ей, одной, в такое сложное время, ребёнка не вырастить. Сколько смогут, родите-ли, конечно, будут помогать ей, а потом? Как она будет справляться одна - без образования, без работы?! Вот она, "правда" жизни! А, с другой стороны? С другой стороны - как можно выйти замуж без любви, даже за такого прекрасного, по словам мамы, человека, как Эрвин?
  Он любит меня? - спросила Аня у самой себя. Наверное. Она же не совсем уж непрохо-димая дурочка, чтобы не замечать какими глазами он на неё смотрит. Так на неё даже Борис не смотрел!..
   Ладно! - решила Аня, - поживём, увидим.
  Занимаясь сыном, Аня, нет-нет, да вспоминала Эрвина, а он, вот уже дней шесть, не подавал о себе вестей.
   Ни звонка, ни самого! - стала, как-то непроизвольно, обижаться она. Что, неужели тяже-ло набрать номер телефона и спросить - как, мол, ты там с ребёнком справляешься? Так нет! Гордость у него видите ли!.. И, при этом хмурила лоб.
  Аня, понимала, конечно, что она сама виновата в сложившейся ситуации, но, спрашивала она себя, - я не женщина, что-ли? Могут, в конце-концов, у меня быть маленькие женские причуды? - и тут же, отвечала, - могут, могут! А, потом, вздохнув, добавляла, - я по нему соскучилась!..
  На седьмой день, когда Аня совсем уж извелась, ожидая вестей от Эрвина, раздался длинный, настойчивый, звонок межгорода. Дома, кроме Ани, никого не было и, она, беря трубку громко звонившего телефона, подумала, - интересно, кто это звонит? А, услышав голос Эрвина, она, обрадовалась так, что даже сердце в груди затрепыхалось:
  - Алло! Эрвин, это ты? - зачастила она, - ты куда пропал, так надолго? У тебя всё в порядке? И, чуть не выдала себя словами, - "Я по тебе скучаю", но вовремя остановилась.
  - Да, да, у меня всё хорошо! Извини, что не успел тебя предупредить! Я в Германии. Пробуду ещё дней десять...
  - Как, в Германии? Почему, в Германии? У тебя неприятности?..
  - Нет-нет, что ты! Не беспокойся! Это командировка по работе.
  Сердце Ани перестало бешено колотиться в груди, поуспокоилось, а когда она услышала на прощание от Эрвина - "Я тебя люблю!" - оно вновь затрепыхалось в груди, как пойманная птичка и, она, вздохнув, смогла в ответ лишь прошептать, - я знаю, Эрвин!..
  Целый день у неё было прекрасное настроение и она, мурлыкая под нос незамысловатый мотивчик, переделала кучу дел.
  Вот, что значит для женщины, красивые и, главное, вовремя сказанные слова, - подумала она в конце уборки, нанося последние мазки в убранстве квартиры. И совсем не подумала она о том, что красивыми и вовремя сказанными могут быть лишь те слова, которых ждут и которые надеются услышать! В противном случае - это, как оскомина на зубах! Говоривший их, может получить в ответ лишь - "Ну, ты достал(а) меня!" или ещё, что покруче.
  
   * * *
  Вернувшись из командировки, Эрвин, даже не поговорив, как следует с дядей и тётей, привёл себя в порядок после дороги и помчался к Ане. Он так соскучился по ней, что, как говорят у русских, - "Спасу нет!" А, увидев её в открытых дверях в лёгком домашнем халатике, с широко раскрытыми глазами и, такую, такую... красивую, такую родную и желанную, что он не удержался и, сжав её в объятиях, стал целовать лицо, губы, глаза... и, в этот, столь эмоциональный момент, из комнаты Ани, послышался плачь, по-видимому, проснувшегося, Бори...
  - Подожди, - прошептала она, задохнувшись от его поцелуев, - отпусти! - Слышишь, Боря плачет! - и попыталась отстраниться от него.
  - Он, ещё на какое-то краткое мгновение, крепко прижал её к себе и медленно разжал руки...
  - Раздевайся, - только успела сказать она и упорхнула, как птичка-синичка, в комнату ребёнка.
  Сняв полупальто, он пошёл в комнату Ани, чтобы посмотреть на ребёнка...
  - Но тут же услышал, строгое - не входи! Сначала руки помой!..
  Аня сидела на стуле и кормила ребёнка. Он, обхватив её полную грудь маленькими, пухлыми ручонками, смешно чмокал губами. Они, мать и её ребёнок, были чем-то похожи на картину "Мадонна, кормящая младенца", виденные им два года назад в Третьяковской галерее. И сейчас, как и тогда, Эрвин был поражён тем чувством, которое вызвала в нём увиденная, живая картина. Он стоял, боясь пошевелиться, и смотрел на них до тех пор, пока Борисик не насытившись, оторвался от груди и, сонно закрыв глаза, засопел своим крохотным носиком.
  Как прекрасно выглядят они, - подумал он, когда животворящая сила жизни, наполняет ребёнка через молоко матери! Эрвин так расчувствовался, что глаза его увлажнились. Чтобы скрыть свою, как он думал слабость, он тихо вышел из комнаты...
  Они сидели на кухне, пили чай и разговаривали. Он рассказывал ей о своей, такой неожиданной для него командировке, а она, немного смущаясь, рассказала, как сердилась на него за его молчание и что, ещё бы немного... так и не закончив говорить, Аня вдруг заплакала.
  Он обнял её, такие покорные, такие хрупкие плечи и стал нежно целовать её и гладить по голове, при этом говоря ласковые успокаивающие слова.
  Аня, склонив голову ему на грудь, наслаждалась его голосом, его прикосновениями губ и думала, как давно она не была так счастлива. Постепенно, то ли от поглаживаний его рук, то ли ещё от чего-то, но она успокоилась. Они тихо сидели так, до тех пор, пока не послышался щелчок дверного замка.
  - О, Эрвин, здравствуй! Давненько тебя не было видно, - услышали они голос Надежды Юрьевны, входящей в кухню. - Где пропадал?
  - Здравствуйте! - Аня, наверное, вам говорила, я в командировке был. Сегодня только прилетел.
  - Ну и как? Дома, хоть смог побывать? Отца с матерью повидал?
  - Да, спасибо, Всё нормально!
  - Извините, но мне пора, - проговорил Эрвин, поднимаясь. Я, ещё не отчитался, как следует, за свою поездку.
  - Я провожу тебя, - тоже поднялась Аня. А выйдя в коридор, прошептала, - приходи завтра. Я буду ждать.
  Когда за Эрвином закрылась дверь, и она вошла в кухню, мать домывала её чайную чашку.
  - Что случилось Аня?
  - Ты о чём, мама?
  - Ань, не притворяйся. Я же по твоим, светящимся от счастья глазам вижу, что вы объяснились!..
  Аня, зардевшись от смущения, тихо призналась:
  - Знаешь, мама, я до сегодняшнего дня не знала, что люблю Эрвина. Только сегодня, ко-гда я увидела его и услышала его голос, я поняла, как скучала без него все эти дни и как он мне нужен!
  - Ну, вот и хорошо! Я рада за тебя дочка!
  - Спасибо, мама!
  
   * * *
  Прошло три месяца, Жара в Москве стояла неимоверная. Под колёсами автомобилей плавился асфальт. Ходить по тротуарам на каблуках-шпильках было невозможно. Такой жары давно не было. Голуби ходили, раскрыв клювы, а люди облившись потом.
  Аня старалась выходить на улицу не так часто и то, вечером, когда, хоть чуть-чуть спадёт дневная жара. Но, и вечером, было так душно, что она приходила с прогулки вся мокрая от пота.
   Эрвин уже не один раз предлагал познакомить её со своими родственниками, объяснив, что у них, даже в самое пекло, прохладно от кондиционеров. Аня всё не соглашалась, то ли стесняясь, то ли боясь чего-то. Сам, Эрвин продолжал жить у дяди и он, конечно же, хотел, чтобы и Аня с Борей жили с ним. Переговорив с дядей и тётей и заручившись их согласием, он, в очередной раз, позвал Аню с собой, как шутя, сказала тётя - на смотрины.
  Когда родственники Эрвина познакомились с Аней и дядя Вилли показал "козу" Бориси-ку, от которой тот пришёл в восторг и от смеха, даже написял дяде Вилли на рубашку, вопрос был однозначно решён - Аня с сыном будут жить у них, сколько захочет.
  Аня с сыном и Эрвин заняли две комнаты во втором этаже дома семьи Кrauze. Тётя Эльза боготворила Борю и, нянчась, не спускала его с рук. Однажды Аня нечаянно подслушала, как тётя Эльза спросила у своего мужа:
  - Послушай, Вилли, так ли уж непричастен твой племянник к рождению этого карапузика?
  На что, дядя Вилли, благодушным голосом ответил:
  - Не знаю, не знаю! Но, чует моё старое сердце - есть в нём наша кровь. Есть!..
  Не дослушав их разговор, Аня ушла в другую комнату и хотела уж было обидеться, но поразмыслив, решила не обращать внимания на их досужий вымысел. Она то, отлично знала, кто отец Борисика - он сын Бори старшего. В метрике так и записано - Борис Борисович Соколов. Она, выйдя замуж за Эрвина, станет госпожой Рольф, а Борисик? Она пока ещё не решила, какую фамилию будет носить её сын. Эрвин, правда, настаивает, чтобы при регистрации брака, Борисика сразу же записать на его имя, но посмотрим, подумаем...
   Но она и сама, всё больше и больше убеждалась в несомненном сходстве её сына с Эрвином и ломала над этим голову. Откуда это? Как так могло получиться?.. Что за мистика?!
  Свадьбу решили сыграть в середине августа, а сейчас, собравшись все вместе в доме дяди Вилли, составляли списки для приглашения на свадьбу. По подсчётам тёти Эльзы и Надежды Юрьевны, набиралось человек семьдесят-семьдесят пять. В общем-то, как выразилась тётя Эльза - "Совсем, даже неплохо!"
  Эрвин и Аня, в процедуре составления списков участия, практически, не принимали. Они занимались Борисиком и собой.
  - Послушай, Эрвин, ты обещал, как только будешь по свободнее, рассказать нам о своём деде, забыл? - услышали они голос, Ильи Романовича из другой комнаты.
  - Почему, забыл! Хоть сейчас! - и направился на голос отца Ани.
  Аня, взяв сына ну руки, последовала за ним.
  - Ну-ка, ну-ка, Эрвин, посмотрим, что ты за рассказчик! - заинтересовалась и Аня.
  Эрвин, приняв позу мыслителя, строго оглядел присутствующих.
  Аня, увидев его в таком виде, прыснула в кулак и проговорила, - Эрвин, не смеши людей! Лучше, давай, рассказывай.
  А, что, собственно, рассказывать? Мой дед, Йохан, воевал во Франции, потом в России и заметьте себе - не на передовой. Ему, наверное, больше повезло, чем другим солдатам. Он, почти всю войну проходил в денщиках у одного армейского гауптмана, ну... это... у одного капитана, с которым исколесил половину Европы. Последнее место, где он побывал - это Украина. Небольшой, как он сказал, городок... Никополь. Особо он ничего о своей службе не рассказывал, но я помню, как он говорил, что стояли они на постое у каких-то двух женщин, украинок. То ли, свекрови со снохой, то ли ещё как-то, он, дед, не очень-то вдавался в подробности. А рядом с домом, на взгорке, располагался двухэтажный госпиталь. Правда, раньше, до войны, там был, как это - Эрвин пощёлкал пальцами, ну, где живут дети без родителей...
  Детский дом, - подсказала Надежда Юрьевна.
  Вот, вот, - детский дом. - Ну, потом, вы знаете, что произошло...
  - А, что произошло? - перебила его Аня. Ты мне этого не рассказывал!
  - Ань, ну, ты, как маленькая. Что, произошло? Да, что произошло? - проговорила, Надеж-да Юрьевна, чуть смутившись.
  - Да, то произошло, Аня, что наши стали отступать, а ваши, наступать!
  - А-а!
  При отступлении деда ранило, осколком разорвавшегося снаряда в ногу и он стал инвалидом. Его, как это?.. А! Комиссовали и отправили назад, в Германию. С тех пор он стал хромать. Подлечившись, он открыл лавочку и стал торговать одеждой. Потом женился.
  Вот, в принципе и всё, что я знаю... да, у деда было много детей, но все, кроме моего отца, почему-то умерли, кто от болезни, кто... ну, по разным причинам. У меня тоже были два брата и сестра, они старше меня, но тоже... сестра умерла от чахотки, а братья... - Братья погибли в автокатастрофе.
  На некоторое время в комнате воцарилась тишина, а потом, дядя Вилли, вновь раскурил свою неизменную трубочку, и задумчиво проговорил:
  - Что было, то было и быльём поросло! Слава богу, сейчас мир и, надеюсь, надолго. Так, ребятки? - и посмотрел на Эрвина с Аней.
  - Конечно, дядя Вилли! - одновременно подтвердили они.
  Бог - добрый и всепрощающий, - проговорила тётя Эльза. Не будем забывать об этом и, перекрестившись, добавила, - "Прости господи грехи наши - вольные и невольные!"
  - Аминь! - закончил за всех, дядя.
   2011 год.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"