Я всегда преклонялся, да и буду всю жизнь преклоняться перед нашими ветеранами войны. Мне пришлось застать начало шестидесятых , когда искалеченные войной на костылях , без протезов на тележках с колёсиками, при параде с медалями, пусть и одной медалью чинно собирались в Доме Культуры, не только на 9 мая, а где кто-то в биллиард, кто-то в домино, а кто-то просто пообщаться за рюмкой водки и поговорить о насущных вопросах , а кто-то под духовой оркестр потанцевать или спеть под гармошку или трофейный аккордеон, чтобы провести своё свободное время. Потом инвалиды, куда- то исчезли, а в лихих девяностых и вообще стали бояться появляться с медалями и орденами. Но рассказ мой не о том, а о предательской сущности пропаганды или о тех, кто за этим стоял и стоит, а попросту рассказать об одном из таких эпизодов, о котором не пишут в книгах и не сочиняют песен, а всё остаётся в памяти народной. В феврале 1942 года на Полесье ещё не было партизанских отрядов, а разрозненные группы советских солдат, скрываясь в лесах, пытались пробиться до своих войск или вели жизнь на выживание. В белорусских деревнях оставались матери и в основном, это были семьи из пяти, шести детей, днём в такие деревни заезжали немцы и забирали всё съестное, а ночью приходили советские солдаты и подбирали всё под чистую. Как-то в один из осенних дней, мать моей жены рассказала об одном эпизоде, который как не странно засел в моей памяти и так остался на всю жизнь. В один из воскресных дней 1942 года, в деревню немцы ещё не приезжали, и Пелагея мать шестерых детей решила напечь хлеба, приготовить еды, накормить детей и остатки припрятать в укромном месте. В разгаре своей трудовой деятельности в окно кто-то постучал, Пелагея испугавшись, посмотрела в окошко, и увидела парнишку лет 19, в красноармейской форме, при автомате в полной боевой амуниции. Открыв дверь она пропустила незнакомца в избу, а тот, назвавшись Колей попросил хлебушка и что-нибудь съестного, рассказав, что в лесу его ждут товарищи., и сердобольная душа, конечно, не могла отказать и начала поковать поклажу. Детишки с нескрываемым восхищением смотрели на вооружённого дядю, задавая свои невинные детские вопросы. Дом находился на окраине деревни, почти вплотную соприкасался с лесом, и как-то в разговорах не заметили и не услышали шум подъезжающего грузовика из которого высыпала большое количество немцев, направившихся к дому. Когда парнишка понял, что уйти без боя невозможно, он дал очередь по немцам, детишки спрятались под кровати, туда же полезла и Пелагея, послышалась немецкая речь, а из голоса переводчика, было понятно, что немцы прибыли сюда преднамеренно. Из речи переводчика было ясно одно, что если он не сдастся, то дом будет заброшен гранатами. Шанс всегда есть и он был у него уйти, через окно из кухоньки выходящей в лес, пусть маленький, но как говорят, был, но тогда дом взорвут и спалят и погибнут маленькие детишки. Коля глянул глазами на детишек, на Пелагею лежащими под кроватями прекрасно понимая, что фашисты в живых его не оставят, принял решение выйти. Немцы скрутив и погрузив его в машину, увезли в неизвестном направление, дом, так и не тронув, включая и его обитателей. Больше о Коле никто никогда ничего не слышал, поговаривали, что его расстреляли, но то, что он ценой своей жизни спас детишек, из которых была и мать моей жены, это факт. Она до сих пор ходит в церковь и просит успокоения его молодой душе. Я иногда задаю себе вопрос, как бы я поступил в той ситуации, и не нахожу на него ответа, но в одном уверен точно, он поступил, как человек, можно сказать больше по геройски. Умирать в такие молодые годы не входит в планы любого человека, тем более попадать в плен, из которого дорога только в небеса.