Владимир Головков

                                 ДАЛЬНИЙ МИР


     Я  не  знаю,  сколько  времени мы так ехали, не знаю, куда и зачем. Может
быть, несколько минут. Может быть, час. Может быть, полчаса. Было все равно, я
только включил печку в салоне, потому что руки замерзли.
     Мы  мчались по шоссе, горел дальний свет, но с тем же успехом я мог бы не
включать фары вовсе. Сегодня весь мир утонул в ливне, и не было видно ни зги.
     Мы  так  и ехали - шум мотора, ручьями бегущая вода, дворники, движущиеся
по стеклу.
     - Останови, - сказала она.
     Я затормозил, не удосужившись свернуть к обочине. Плевал я на дорогу и на
машины. Что в этом мире могло причинить мне вред?
     Несколько метров машина прошла юзом и остановилась.
     Она  не  двигалась  -  смотрела прямо перед собой, но не видела стекла. Я
протянул  руку и выключил дворники - машинально. Мы молчали. Я знал, о чем она
думает.
     Эти приступы начались у нее не так давно, но становились все чаще. Нельзя
сказать,  чтобы  я  ее не понимал. Но чем я мог ей помочь? Я сам был безумен -
и похоже было, что научился заражать своим безумьем.
     Единственное,  чего  я  был  не  в состоянии постичь - почему, ради всего
святого,  она  продолжала мне звонить. И еще - почему ей не переставал звонить
я.



                                     xxx

     В тот вечер мы пошли в бар. Зря - я знал, чем все кончится. Надеялся, что
она  продержится  -  хотя  бы  до  конца  вечера,  чтобы  устроить грандиозную
истерику у себя в квартире.
     Еще я ждал.
     -  Что  возьмем? - спросила она: официант протянул ей меню. - Белое вино.
Устрицы.  Нет,  не  хочу  устриц.  Не  хочется  глотать  то, что сразу полезет
обратно,  ха-ха,  -  она взглянула на меня. Во взгляде читался вызов и плясали
искры.
     Я  знал,  что  меня  ждет.  Она  знала,  что  ждет ее. Мы ничего не могли
изменить   -  и  я,  по  меркам  этого  пространства  практически  всемогущий,
чувствовал себя пылинкой, которую кружит ветер.
     Скорее  бы,  - думал я, глядя на то, как поспешно она затягивается, и как
потом ее тонкие пальцы тщательно давят в пепельнице очередную сигарету.
     Она  обсуждала  с  официантом  меню,  посмеиваясь  над одной ей понятными
шутками. Грубо заигрывала. Официант вежливо кивал.
     Видимо,  мне  следовало  устроить  сцену  ревности,  перебить всю посуду,
отсидеть в тюрьме, а потом мы бы стали жить долго и счастливо.
     Только  вот  не  получилась бы у меня сцена ревности. Я видел насквозь ее
мысли и мог препарировать ее чувства. Мне было скучно, и была грусть.
     Скорее бы.
     Я слегка улыбнулся, надеясь, что улыбка выйдет успокаивающей. Встал из-за
стола,  закурил и прошел к бару, по дороге не задумываясь присвоив себе чей-то
бокал. Так просто.
     Из  всех  материй  материя принадлежности - самая нежная. Кисея. Незримые
нити.  Перевязать  узлы  по-другому, не порвав кружево - искусство... здесь, в
дальнем мире, этого не смог бы и Высший Маг.
     Но  мир  не  рухнул  в бездну, а мне не пришлось даже напрягаться. Бокал.
Просто бокал, на треть наполненный разбавленным виски. Был Ваш. Стал наш.
     Я  подошел  к  бару,  сделал  пару  глотков, почувствовав, как вкус виски
смешивается  с  привкусом сигаретного дыма, и некоторое время просто стоял, не
думая ни о чем.
     Потом она схватила меня за руку, и мы ушли.



                                     xxx

     - Ненавижу тебя, - тихо произнесла она.
     -  Меня нельзя ненавидеть, - ответил я, зная, что она не поймет. - Нельзя
любить, нельзя относиться ко мне серьезно.
     Я  услышал,  как  хлопнула  дверь.  Посмотрел ей вслед, вряд ли она знала
сама,  куда  шла.  На ней была легкая курточка. Темные волосы быстро намокли и
разметались по плечам.
     Простуду схватит.
     Я  прогрелся  и  съехал  в  ближайший  переулок. Выключил дворники, чтобы
видеть, как вода стекает по лобовому стеклу.
     Так я и сидел до утра, положив руки на руль. А утром кончился дождь.



                                     xxx

     Я  не  обратил  внимания,  когда  они  подошли ко мне. Четверо подростков
средней   солидности,  все  в  коже  и  в  заклепках,  и  с  обрезками  ржавых
водопроводных труб в руках.
     Один, верзила с узким лбом, постучал в окно, и я опустил стекло.
     - Дядь, закурить есть?
     - Есть.
     Я вскрыл пачку "Мальборо", достал сигарету и закурил. Протянул пачку ему.
Он  тоже  закурил,  вернув  пачку мне. Отошел к товарищам, неспешно поболтал с
ними,  докуривая.  Потом  окурок шлепнулся в лужу, напоследок сверкнув красным
огнем.
     Теперь  подошли  все  четверо,  и  старший  перехватил  трубу  поудобней.
Прищурился:
     - Дядь, а ты в курсе, что этот переулок - наш?
     Четыре ржавых трубы ударили по моей машине. Еще. И еще.
     Недоноски. Недели две ее рехтовать.
     Меня-то куда планируют? Тоже в металлолом?
     - Веселиться дак веселиться, - пробормотал я. Принюхался.
     Воздух  как  воздух.  Пахло  дождем,  сигаретами и бензином. Но я смотрел
глубже.  Каждая  из  частиц  его  несла  историю. Растений и животных. Людей и
народов. Миров и эпох.
     Этими  частицами  дышали  неандертальцы и динозавры. Эти частицы когда-то
составляли  невиданной  силы  ураган  -  еще  во  времена  неолита. Сейчас они
успокоились. Но несли в себе память и энергию этого урагана.
     Я  прикрыл  глаза  и  сосредоточился,  изменяя по своему образу и подобию
ткань  Вселенной.  Смешно  призывать  такие  силы против четырех хулиганов, но
на то я и Королевский Шут.
     И верзила вскрикнул, когда дверца машины прогнулась, сорвавшись с петель,
и  отбросила  его  на  несколько  метров. А еще несколькими мгновениями спустя
переулок,  наполнившись  криками,  потерял  очертания, став бесформенным серым
вихрем.
     Я  вышел  из  машины  и стоял посреди рукотворной бури, а ветер, послушно
обходя хозяина, трепал мое черное пальто. Потом ветер стих.
     Я  сел  в покореженную машину и оглядел поле битвы. Моих противников было
сложно  узнать  -  насколько  можно  узнать мешок костей. Верзила привалился к
облупившейся  стене  старого  кирпичного дома в позе отдыха. Я подошел к нему,
хотя  и  не  надеялся,  что  он жив. Я был прав - лицо было в кровь разбито, а
через  грудную клетку насквозь прошел искореженный обрезок водопроводной трубы
- его собственной или еще чей.
     Кое-где в домах повышибло стекла, но на улицу не вышел никто.
     Я  вытер  платком  лицо, забрызганное капельками воды и грязи, вернулся в
машину и перевел дух.
     Тогда зазвонил телефон.



                                     xxx

     Не  знаю,  часто ли Вам приходится брать в руки трубку, заранее зная, кто
именно и куда Вас позовет. Меня это не спасло.
     Я  подождал  четвертого  звонка,  не  желая шевелиться. Потом достал свою
старую "Нокиа", на которую сам когда-то настроил заклятье вызова и ответил:
     - Привет.
     - Ты мне нужен.
     В кристалльном голосе я различил настойчивость и усталость.
     - Я занят, - возражение было чисто автоматическим.
     - Ты мне нужен.
     Она знала, что я приду.
     Я отключил трубку и сказал - скорей самому себе, чем ей:
     - Подождешь.
     Я  выкурил еще одну сигарету и еще раз проверил энергетические слои этого
мира.  Кое-где  подправил решетку и подтянул узлы. Не хватало еще, чтобы после
моего ухода тут произошел маленький катаклизм.
     Потом  я  встал,  представил  себе Вселенную, похожую на кочан капусты, и
шагнул  сквозь  ткань  этого  мира,  находя дорогу к месту которое по привычке
называл домом.
     В последний момент я вспомнил девушку, спешащую прочь под дождем.
     Прощай, Кристина де Мельведер. Я никогда больше не увижу тебя.



                                     xxx

     Родной мир встретил меня голубым небом и ярким солнцем.
     Я  появился  не  во  дворце  - не хотелось пугать стражников и придворных
магов. А может, хотелось пройтись по родным местам.
     Иномирцы  здесь были не в диковинку, а одежда мне нравилась, поэтому я не
удосужился  сменить  пальто и серый костюм на что-нибудь более привычное. Лишь
вспомнив   четверых  подростков  с  водопроводными  трубами,  поднял  с  земли
суковатую  палку  и  превратил ее в удобный для защиты короткий меч. Не стоило
искушать судьбу. Хотя, конечно, взгляды я привлекал.
     Полюбовавшись своей работой, я заткнул меч за пояс, миновал паутину узких
бедняцких  улочек,  прошел  Торговую  Площадь,  купив пару сладковатых фруктов
Марджо, и вышел ко Дворцу.
     Мало что изменилось за эти годы. Грязные улочки, шумная Торговая Площадь,
блистательный Дворец.
     Разве   что  новые  товары  и  торговцы  на  площади  порой  принадлежали
совершенно незнакомым мирам. Что ж, мощь Королевства росла.
     На  подходе  к  Каналу я, коря себя за пижонство, надел-таки узкие темные
очки.
     Таким я и предстал перед стражниками - черное пальто, очки, два ярко-алых
плода руке.
     -  Приветствую  тебя,  иномирец.  Королева не принимает сегодня, - лениво
глянув  на  свою  традиционную  алебарду, сказал усатый стражник. Ему было под
сорок, и по моим представлениям, он должен был меня помнить.
     -  Приветствую  тебя, идиот, - ответствовал я. - Пойди и доложи Королеве,
что пришел вестник ее счатья и герой ее снов. И молись, чтобы тебя не отрядили
подметать двор.
     Усатый   остался   спокоен,  лишь  пальцы,  сжимавшие  рукоять  алебарды,
побелели.  Он открыл рот, собираясь крикнуть подмогу, и я подумал, что было бы
забавно,  если  бы  меня  избили батогами и привели к Королеве в кандалах. Или
тихо линчевали бы под ее окном.
     Испортил все младший стражник - побагровел и бросился на меня с мечом.
     Зря. Камень под его сапогом стал беспричинно скользким, и он, коря самого
себя за неловкость, распластался на мостовой, разбив элегантный нос.
     В  довершение всего случилось страшное: меч выпал из его руки и со звоном
подкатился  к моим стопам. Искушение было слишком велико. Я никогда не стал бы
этого  делать,  чтобы  поиздеваться  над  в  сущности беззащитным ребенком, но
увидел на эфесе меча любопытный знак.
     Пинком ноги я задал полоске стали верное направление, и священное оружие,
олицетворявшее родовую честь стражника, отправилось прямиком в Канал.
     Я взглянул на поднявшегося юнца и увидел в его глазах ярость благородного
отпрыска к воплощению зла.
     -  Не вынуждай меня тебя убивать, Антолль, - старший виртуозным движением
секиры  преградил  младшему  путь.  Узнал-таки.  Ладно, не будут тебя батогами
бить.
     - По праву крови я требую отмщения, - прошипел младший.
     Я усмехнулся:
     - Тогда поищи свое оружие в воде.
     Старший сделал мне знак, и я предпочел пройти.
     Божественно.  Я  прищурился,  вспоминая  изящное изображение единорога на
эфесе  меча.  Два  часа  в  родном  мире,  а  я  уже успел стать врагом самого
влиятельного клана этой земли.