Головин Артем Борисович : другие произведения.

Один день.

Вечереет. В поздних сумерках, лунный свет рождает из валунов волшебных персонажей, как будто застывших и готовых в любую минуту встряхнуться ото сна. Сейчас мир разделен на две части: темно-синее, с редкими звёздами небо и почти черные, напоминающие зубы дракона силуэты гор. Тропа, теряясь в высокой траве, петляет, словно небольшой ручей. Я и двое моих друзей Толик и Андрей уже третью неделю бредем по хребтам Западного Тянь-Шаня. Мы уже давно прошли ту грань, что разделяет обычную городскую жизнь и жизнь в горах. Какое-то время она ещё наседала, а потом безнадёжно отстала, словно отцепившиеся вагоны поезда. Уже наступил тот момент, когда не нужно пользоваться словами, чтобы выразить простую мысль, часто достаточно взгляда. Фантастические по своей красоте виды вытиснили однообразные и блеклые воспоминания города на задворки памяти, где они напоминают отголосок сна. А здесь только камни, снег, синее, синее небо, зелёная трава альпийских лугов и радость от того что, живёшь и идёшь, да скупой разговор перед сном. Наверное, трудно объяснить, зачем люди едут за тысячи километров, добровольно бросают уютные квартиры, чтобы летом мёрзнуть в ледниках, зачем рискуют всем. Но это также трудно, как объяснить чувство, которое возникает, после многочасового подъёма и однообразного вида камней под ногами, когда обливаясь потом, заходишь на перевал и тебе неожиданно открывается череда горных хребтов похожих на морские волны - всё более голубых, постепенно переходящих в небо; или чувство когда стоишь на вершине и борешься с ветром, который так и норовит тебя свалить...

Тропа пошла под уклон и вскоре быстрый шаг сменился медленным бегом. Не потому, что мы спешили, а просто ещё оставалась нерастраченная сила, и мы в этом беге выражали то чувство радости и восторга, которое неожиданно нам пришло. Бежать было не удобно, потому что рюкзак бил по спине, но это только подзадоривало, и я увеличивал темп. Судя по тому, что Толик с Андреем не отставали, они испытывали то же. Вдруг, как по команде, мы остановились и прислушались: ночную тишину нарушали только редкие призывные песни цикад и шелест ветра в траве. Сзади осталась небольшая долина, полукруг невысоких гор, окаймлявших её, создавал чувство защищённости и уюта. Хорошо бы здесь заночевать, - подумал я. Это место всем очень понравилось, но отсутствие воды погнало нас дальше. Мы, в её поисках ушли вниз. Уже совсем стемнело - Луна села за гору, растительность становилась все гуще - стали попадаться высокие кустарники. Приходилось идти медленно, и раздвигать ветки руками, чтобы они не хлестали по лицу. Неожиданно я остановился. В нескольких метрах подо мной журчал ручей. Мы чуть было не упали с отвесного берега. Осторожно, на ощупь, спустившись, перебросившись несколькими фразами на счёт миновавшей нас опасности, мы занялись лагерем и костром.

Мне нравиться то время, которое наступает после ужина, когда обсуждается прожитый день, строится примерный план на завтра или возникает разговор о чём-нибудь важном. В городе, часто, такой разговор не возможен, ибо ты сам втянут в эту суматошную, вечно спешащую жизнь, а здесь есть шанс посмотреть на всё со стороны, оценить свои прошлые ошибки и промахи, людей, с которыми довелось повстречаться, и жизненные ситуации, которые подбрасывает нам судьба. Или просто, как сегодня, помолчать, попивая остывающий чай и глядя на пламя, ни о чём не думать. Догорают последние угли, и огромное число звёзд освещает ночной пейзаж. Постояв некоторое время как зачарованный, с высоко поднятой головой, озябший, залезаешь в палатку и укутавшись в спальник, уже засыпая, думаешь о завтрашнем дне.

Проснулись мы рано и решили выходить не завтракая. По карте, как нам казалось, осталось пройти по ручью километров пять до нежилого аула, а это абрикосы, вишни, грецкие орехи. За то время, что мы провели в горах, всем уже надоели каши и концентраты, и эта фруктовая мечта манила и подгоняла. Быстро собравшись, мы вышли. Как оказалось, тропа и днём была едва заметной, видимо осталась с тех времён, когда в ауле ещё жили люди.

Через час стало ясно - с картой мы ошиблись, но ручей вёл в нужную сторону, и мы продолжали свой путь. Вскоре тропа затерялась в густой траве, левее ручей прорезал себе небольшой каньон - метров пять, шесть. Мы остановились попить и ответить для себя на вопрос: Что делать дальше? Андрей с Толиком считали, что нужно идти через вершину, пока этот путь просматривался. Я же считал, что за вершиной может не быть спуска и лучше идти траверсом, не набирая высоты, пока это возможно. Спор ни к чему не привёл, сошлись на том, что я иду горизонтально, пока не встречу какое-нибудь препятствие и тогда иду наверх. Если же мой путь окажется верным, то встречаемся в месте впадения ручья в реку. По общему мнению, мы расходились на полчаса - час. Толик с Андреем ушли наверх, а я решил посидеть ещё немного, смакуя воду маленькими глотками и наслаждаясь её прохладой. Солнце было уже высоко, и день обещал быть жарким.

Я уже давно пробирался среди высохших кустов каких-то растений, достигавших метра, то здесь то там виднелись обрывки старых козьих тропок, перемежавшихся высохшими грязевыми потоками, оставшимися после весеннего паводка. Один из них шириной метров десять преградил мне дорогу. Крутизна склона возросла, поэтому, осторожно, выверяя каждый шаг, выдалбливая ногами маленькие ступени, я пошёл вперёд. Когда до конца этого препятствия оставались считанные метры, я поскользнулся и поехал вниз. Маленькие камешки, торчащие из земли, выскакивали и катились у меня под ногами словно ролики, не давая мне остановиться. Не успев испугаться и набрать скорость, я въехал в осоку, где, хватаясь за всё руками, мне удалось повиснуть над ручьём. До него было метров семь. Отчаянно пытаясь нащупать опору для ног, я подтянулся вместе с рюкзаком и кое-как пробираясь по осоке выкарабкался и добрался до безопасного места. Отдышавшись, я прикинул всю серьёзность своего положения: идти вверх - невозможно из-за сильного уклона; вниз - к ручью нельзя, так как он течет в каньоне; назад - такая мысль даже не пришла мне в голову; оставалось - вперёд, к тому же, насколько я видел, путь был. Он был сложным, но не непроходимым. Скоро мне захотелось пить и я начал искать спуск к ручью. Надо заметить, что в Тянь-Шане довольно трудно с водой: на Алтае или в Саянах, где летом регулярно идут дожди, мне давно бы повстречался какой-нибудь ручеёк, но не здесь. Отчаявшись найти воду на склоне, я, наконец, нашёл подход к ручью. Оставив рюкзак, и спустившись, я жадно начал пить, стараясь напиться про запас. О чём-то думая, очищая одежду от прицепившихся семян, я бросал их тут же в сырую землю. Вдруг, вихрь чувств пронёсся внутри меня: что если моя жизнь нужна была только для того, чтобы принести на себе одно зёрнышко в место, где оно сможет прорасти. Значит, моя жизнь не более важна, чем жизнь этого зёрнышка. Значит мы с зёрнышком - одинаково важны для мира! Это чувство нераздельности со всем, что меня окружало - ручьём, камнем, муравьём и небом, наполнило меня восторгом и счастьем. И я понял, что этой границы между мной и миром никогда не существовало, кроме как внутри у меня. О чём-то подобном я читал в книгах, но раньше это были просто слова...

Прошло несколько часов, вода в фляге давно кончилась, ручей остался далеко внизу, иногда попадаются дикие вишни, но из-за их сладости, пить хочется ещё больше. Рельеф представляет собой чередующиеся скальные стены, как будто выстроенные человеком и идущие сверху вниз, и живые осыпи похожие на каменные реки, текущие меж отвесных берегов. Я пробегаю по осыпи от одной стены до другой, влезаю на безопасное место и наслаждаюсь грохотом и мощью, сходящей за мной, каменной лавины. Каждый раз, надеясь, что за очередной стеной наконец-то будет путь, я влезаю наверх, но всё, что мне открывается это осыпь и следующая стена. Я потерял счёт: может, их было 10, а может 50, наконец вижу впереди высохшее русло. Где-то под камнями журчит вода, камни здесь лежат более надёжно, чем в осыпи и я могу ходить вверх или вниз почти без опаски. Немного поискав, глубоко в расщелине между камнями, я нахожу крохотный ручеёк, если на его пути поставить кружку, то можно зачерпнуть половину. Каждый глоток возвращает меня к жизни и вселяет уверенность, что на сегодня всё закончится благополучно. Долго отдыхать нельзя, осталось два, от силы три часа светлого времени, а впереди неизвестность. Неожиданно, зайдя на противоположный берег высохшего ручья, мне открылся захватывающий вид на долину реки Чаткал. До неё около двух километров по прямой и 700 м вниз, но даже здесь был слышен гул от порогов. Прямо спуститься не могу - слишком круто, поэтому решаю идти по высохшему руслу.

Иду как по каменной лестнице, впереди несколько кустов дикой вишни, в которых происходит какая-то возня и слышен звук ломающихся веток. Сердце радостно забилось - наверное, люди поднялись для сбора вишен, значит, впереди есть спуск, и приключения на сегодня закончены. Я ринулся в кусты и вдруг передо мной возник медведь. Он, также как и я, застыл на месте от удивления. Нас разделяло несколько метров и он, не теряя достоинства и сохраняя дистанцию, медленно обошёл и остановился в десяти метрах надо мной. Медведь был молод, и видимо ещё никогда не встречал людей. Стоя на огромном камне, на фоне тёмно-синего неба он являл собой зрелище, завораживающее своей красотой и силой. Я, медленно, полез за фотоаппаратом, как назло, кончилась плёнка и мне, в поисках новой, пришлось выложить пол рюкзака. Медведь, наверное, из любопытства, делая вид, что не замечает меня, занимался своими делами, принюхивался, и не уходил. Я уже вставил плёнку, вдруг, железная кружка упала с камня и загремела. Испугавшись незнакомого звука, он резко рванул вверх по склону. Я побежал было за ним, всё ещё надеясь его сфотографировать, но уже спустя секунды он скрылся из виду. То, что мне не удалось его запечатлеть, нисколько не расстроило меня, даже чем-то порадовало.

Наступали сумерки. Быстро собравшись, я поспешил вниз. Спокойный спуск, вскоре, кончился - передо мной был десятиметровый обрыв. На моё счастье именно в моём рюкзаке была верёвка. Опустив на верёвке рюкзак, я слез по щели в скале, когда-то вымытой ручьём. Дальше спуск превратился в практически отвесный каньон, представлявший собой - чередующиеся десяти, двадцати метровые стены и от тридцати сантиметров до метра горизонтальные полки, где можно было перевести дух. Меня выручала верёвка и расщелина, слезая по которой я меньше рисковал. Я собрался бросить рюкзак, но в нём находилось много вещей, необходимых для выживания, а завтра я сюда точно не поднимусь. Быстро темнеет, нужно торопиться. Всё пережитое сегодня, а также жажда, голод и усталость висит тяжелым грузом надо мной. Руки дрожат от нервного напряжения, голова горит - почти невозможно думать, во рту металлический привкус, я стараюсь быть предельно осторожен и выверяю каждое движение. Заночевать на такой полке без воды - равносильно самоубийству, так как, ослабнув за ночь, я уже не смогу спуститься, поэтому пока есть силы нужно не терять ни секунды. Нельзя поддаться панике, отгоняя страх, я концентрируюсь на каждом действии, боюсь, что любая ошибка может стать последней. Я не помню - сколько было этих полок - может пять, а может двадцать, зато я хорошо помню последнюю. Она была не больше двадцати сантиметров, поэтому мне пришлось, опуская рюкзак, самому привязаться к камню, чтобы не упасть.

Отвязав верёвку, я бросил её вниз. Моё восприятие к этому времени было уже сильно изменено - последние метры соскальзывают подозрительно медленно. Я полез вниз. Поначалу всё шло хорошо - я, по расщелине, как по лестнице, по ступеням созданным самой природой, почти слез к площадке, где находился мой рюкзак. Но на последних метрах, она начала уходить в сторону и к тому же уклон становился отрицательным - подо мной была пропасть. Чтобы попасть на безопасную площадку - к рюкзаку, мне нужно пролезть по отвесной и гладкой скале несколько метров. Другого выхода нет. Первую зацепку я нашёл почти без труда, потом вторую, потом третью вдруг ноги у меня соскочили, и я повис на руках. Как я ни пытался найти хоть какую-нибудь опору для ног, у меня это не получалось. Сердце бешено колотилось, я попытался найти предыдущий зацеп - не вышло. Я понял, что с каждой секундой руки слабеют, и я теряю шансы. Волна ужаса накатила на меня. В голове прокрутилась сначала картинка, как разжимаются онемевшие пальцы, и я падаю в пропасть, а потом и вся жизнь, как скоростное кино. Шансов нет, это конец! Я, практически смирился с собственной смертью, и тут из самых глубин моего существа пришло желание - ЖИТЬ!!! ВЫЖИТЬ любой ценой! Я вспомнил, что не бывает безвыходных ситуаций, всегда есть надежда - кубический сантиметр шанса, нужно только понять - в чём он, и правильно его использовать. Мой шанс был - так дёрнуться левой рукой, чтобы долететь и ухватиться за камень. Я знал, что это невозможно, но я хотел ЖИТЬ!!! В этот бросок я вложил всё...

В дальнейшем события не совсем укладываются в привычное понимание: я бежал вниз по живой осыпи, огромные валуны начинали катиться вслед за мной, я прятался за коренные уступы, пережидая камнепад, потом всё повторялось снова и снова. Были уже очень поздние сумерки, вдруг профиль каменной стены справа, напомнил мне громадного дракона, прилёгшего отдохнуть. Я увидел, что он живой, и напоминает человека, притаившегося среди искусно сделанных восковых фигур. Как ни притворяйся неподвижным, а зоркий глаз всё равно отличит. И тут я понял, что, отпуская меня живым, дракон бросает своё зёрнышко в сырую землю.

К ручью я вышел уже ночью. Луна не могла выйти из-за того, что горы были очень высокими, но темнота мне не мешала, я видел всё покрытое золотисто-серебристыми бликами и излучающее внутренний свет. Я шёл, и счастье от того, что я жив, переполняло меня. Подойдя к реке, как раз в том месте, где гудят и поражают своей мощью самые большие пороги на Чаткале, я подумал: человек неизмеримо меньше этой реки, и этих гор, но иногда его дух может вырасти и сравниться с ними. И тут я определённо понял - это лучший день моей жизни и так не хотелось переходить в другой.

Апрель - ноябрь 2000г.