Аннотация: Легкое, незамысловатое чтиво, с претензией на полное завладение внимания читающего.
А. Голованов
. Д В А Т У З А Н А М И З Е Р Е.
" Некоторые из них, хоть это и не часто случается,
не желают, что бы их звали aleatores ( игроки в
кости), а предпочитают называться tesserarii ( ме-
татели костей ), хотя разница между этими поня-
тиями такая же, как между словами воры и раз-
бойники. Следует однако, признать, что при общей
слабости дружеских отношений в Риме прочны
только те связи, которые возникают за игорным
столом."
Аммиан Марцелин
" Вся жизнь театр - люди в нем актеры!" - согласитесь, красиво, но уж как-то помпезно и ненатурально. Эта фраза более подходит временам старой доброй Англии, когда жил и творил великий Вильям Шекспир. Там повсеместно воспевались простота и благородство, торжествовал добрый дух, а отстаивание собственной чести являлось не отвлеченной добродетелью, а стилем жизни. Именно на средневековых артистических подмостках, с их деревянными мечами и картонными латами, злодейство всегда оказывалось наказанным, а вместо крови ручьями тек томатный сок, но никак не та известная жидкость, без которой организм приходит в полную негодность, Тогда понятно, жизнь - театр, люди в ней актеры! Я допускаю, что великий мастер пера, составивший одну из наиболее полных антологий разнообразной жизненной коллизии, таковой и воспринимал окружающую действительность, но, скорее всего, лукавил. Лицемерие свойственно людям его профессии. Ничего не попишешь - искусство есть искусство. Человека хлебом не корми, дай припустить лишнего драматизма в пошлую, беспросветную жизнь. Если уж и нет ничего яркого и великого, то, по крайней мере, хотя бы звучит! Умники разного сорта, сродни павлинам, любящие покрасоваться, затерли изречение до дыр, и несут его, к любому месту, как житейскую аксиому, нет, чуть ли не откровение, ниспосланное свыше. На самом же деле, с их стороны, это не более чем потуги - сетование на неспособность решения какой - либо проблемы. Известная попытка сделать хорошую мину при отвратительной игре. Печальный финал - оправдание неудачнику.
Мой собеседник задумчиво смотрел в окно привокзального буфета. На улице было холодно и грязно, стоял конец ноября.
- Так вот, молодой человек,- через минуту продолжил мой визави, - что для вас заключает в себе понятие "театр"? Я не имею в виду какое - либо архитектурное строение, стоящее на Покровском проспекте, или на улице Гоголя, нет, я спрашиваю Вас о театре как об общечеловеческом, культурном достоянии, явлении исторического масштаба.
Для меня лично, обитель муз, это олицетворение духовности, блеск божественного света, если хотите. Книга, заглянув в которую каждый умеющий читать, без труда найдет рецепты излечения души, раненной об острые углы бытия. А что наш мир?!- собеседник небрежно махнул рукой, - Кто посмеет назвать его театром!? Наш мир - это бочка дерьма! Можете считать меня мизантропом, но ответьте, прошу Вас, ответьте - часто ли вы встречали натур, носящих на челе печать божью, умных, преданных своим идеалам. Людей, чья судьба волновала Вас более чем собственная? Попадались ли Вам яркие личности, достойные преклонения, одним лишь взглядом своим приводящие в трепет. Те, которые покорили бы Вас настолько, что ни одно их движение, не ускользнуло от Вас, ни одно их слово, не пролетело бы мимо, ни один поступок, не остался непонятым? Готовы ли были Вы хоть раз, подобно камикадзе, при малейшем разочаровании, разорвать себя на части, пожертвовать во имя чужого блага своей никчемной жизнью? Все вокруг крысы, или почти все! Где я спрашиваю, истинный накал страстей, следование идеалам, настоящая дружба, любовь, ненависть, где какие - либо события, увенчанные по настоящему счастливым концом? Какие вы видите сны, если вообще видите? Театр, актеры!
Мой собеседник состроил страдальческую гримасу. Я, боясь показаться бестактным, делал вид, что слушаю внимательно, и время от времени кое в чем выражал согласие. Поначалу монолог незнакомца представился мне обыденным пьянцовским бредом. Подобное можно часами выслушивать в любом месте нашей необъятной родины, стоя у пивного ларька или посетив какую - либо забегаловку погрязнее. Духовность у нашего народа не оспорить. Однако не будем приукрашивать настоящее. Далеко не каждый пьяница способен связанно философствовать, высказывая здравые мысли, которые интересно было бы послушать.
Жизнь, если хотите, на мой взгляд, - сидящий напротив, многозначительно поднял указательный палец правой руки строго вверх, - похожа на огромный балаган, бордель, или нечто подобное. Основное чувство, которое движет всеми, это неуемная жажда, желание насытится без меры, нахапать, поиметь. Сделать это быстро, красиво, в таком объеме, чтобы завидовали, при чем, ничего не потерять! Языческий храм, где сооружен алтарь пороку. Большинство, которое ему поклоняется, стыдится этого и прикрывается пошлыми, избитыми фразами - жизнь - театр! Что за божки порхают вокруг вместо купидонов? Имена им: тщеславие, жадность, азарт, корысть. Представьте себе, огромную, цветастую, дурно пахнущую кучу мусора. Все мелькает, подобно тому, как в калейдоскопе одна яркая картинка меняет другую и нельзя предугадать, что увидишь в следующий момент. Меняется фон, меняются люди, меняются нравы, один хуже другого. Огромные состояния берутся ниоткуда и уходят никуда. Кто-то родится, кто-то дохнет, другой голодает, третий страдает от обжорства. Есть, которые каждый день выходят на охоту, а иные, намеченные изначально жертвой, случайно нажав не на тот рычаг, переворачивает ход истории. Как и в театре, здесь достаточно драматизма, фееричности и полоскания эмоций но, увы, мне кажется, все перечисленное принимает настолько извращенные, обыденные формы, что к высокому искусству не имеет никакого отношения.
Но одно во всем этом одно стоящее. Представьте себе момент, когда среди всеобщего гвалта, сидящий под куполом петух с лиловым гребнем, звонким голосом кричит - Аллилуя-я-я! Крик его самурайским клинком рассекает воздух и тут же воцаряется гробовая тишина. Жужжание комара подобно реву пикирующего бомбардировщика давит на ухо. Потеют ладони. Всякая мерзость расступается, льстиво выгнув хребты и потупив взоры, а в центре появляется ее величество Фортуна. Окинув надменным взглядом, окружающую ее толпу, резким движением, достав из рукава карту, богиня везения бросает ее. Миллионы алчущих рук, со скоростью голодного удава взлетают вверх. Кто-то поймал туза, кто-то валета, кто-то семерку. Ну а мы, мальчик мой, чаще всего вне игры. Не важно, какие ассоциации у Вас возникают: блэк-джек, русская рулетка, конские бега или же, как я обмолвился ловля карт - суть едина. И знаете, что мне кажется, если в любом, самом затрапезном казино, крупье, худо - бедно следит за порядком, в этом, глобальном случае, у арбитра завязаны глаза, или же он заодно с шулерами. В игре с госпожой удачей, развратившей наш мир, сделавшей его безумным и алчным, ставки под час бывают выше мелкой, никчемной жизни. Не всегда вытащив счастливый билет, казалось бы, везунчик, торжествует победу. Наибольшей вероятностью преуспеть, обладает игрок, искушенный, а посему знающий, где и как можно преступить правила. Ну, как Вам картина в стиле Иеронимуса Босха? А сколько вокруг паршивых стервятников, вносящих разлад в общий ход мироздания! Жалких вороватых попрошаек - шутов и мрачных грабителей, караулящих на входе разомлевших и зазевавшихся людей, казалось бы окрылившихся при виде миража своего счастья. Сколько жуликов - кассиров, держиморд в полицейских камзолах, да и просто людей, называющихся друзьями, которые однако, никогда не протянут, случись чего, Вам, руки помощи? Вот такой выходит у нас театр!
Тем не менее, ни одна душонка, какой бы мелкой и трусливой не была, не упустит возможности занять место в игре, а все потому, что, имеет, хоть мизерный, но, шанс на выигрыш. Вот он смертный, рожденный для греха, затем молящий о прощении. Именно в момент игры, мы существуем по воле провидения, дышим полной грудью, живем надеждой, радуемся и страдаем. Некоторые из нас копят опыт, становятся мудрее, начинают относиться ко многим вещам философски.
Мне самому, каким бы прожженным я себя не считал, кажется удивительным ход вещей, изначально кажущихся простыми. Однако порядок, которого невозможно ни предположить, ни просчитать. Такова наша селяви, жизнь-игра. Никогда не знаешь загодя, кто окажется напротив тебя за столом в этом дурацком казино, кто станет блефовать, а кто бросит до срока карты. Конюшня внизу по - прежнему полна темных лошадок. Можете и Вы, молодой человек, сделать, робея небольшую ставку, ткнув, как говорится, пальцем в небо, а сорвать великолепный куш, ну а можете, будучи полностью уверенным, в своем успехе, на игре в мизер получить в прикупе туза! Конечно, Вы понимаете, что я имею в виду. Судя по всему, мой юный друг, Вы не нуждаетесь в советах, вернее любые из них воспримите в штыки, однако скажу, живя в надежде преуспеть, будьте максимально осторожным и при том рискуйте. Как уметь это сочетать - вопрос сугубо индивидуальный! Я попробовал, увы, получил, как говорят, по самые помидоры! Но призываю - играйте! Не повезло мне, может, повезет Вам. Знайте на что идете! Будьте готовы к самому худшему, но не отказывайтесь от игры. Почувствуйте тягу к жизни в тот момент, когда вас поцелует Фортуна - ради этого стоит рождаться снова и снова. Не смывайте поцелуй со своих щек как можно дольше. Заходите, в это бурное море - рано или поздно схлынет волна, оставив лишь пену - мерзкую накипь низменных человеческих страстей, но прилив будет снова, я уверяю Вас. И так до последнего вздоха! Не бойтесь проиграться в пух, даже проигрыш иногда оказывается не таким уж и страшным событием. В игре, именуемой жизнью, тот, кто не играет - проигрывает!
Мой визави, (кстати, представится, он не потрудился), замолчал, отпил из рюмки дешевого коньяку и закурил. Познакомился я с ним, в привокзальном кафе, куда заходят отъезжающие или встречающие люди скоротать время. А те, кто видом попроще и погрязнее устраивают в подобных заведениях нечто вроде своей специфической тусовки. Оно понятно. Всегда тепло. Посторонний народ течет нескончаемой рекой, занимая внимание и отвлекая от своего бедственного положения. Опять же алкоголь, хоть и низкого качества, но дешевый.
Совершенно случайно, мы оказались сидящими за одним столиком и невзначай разговорились. Свободного времени было предостаточно. Я не торопясь, пил пиво, когда сидящий напротив пустился в пространные рассуждения, наполовину как бы обращаясь ко мне, а на половину как бы взывая к небесам, требуя от них справедливости. Рыжий, веснушчатый, судя по манере поведения, очень деятельный тип, мой собеседник, выглядел несколько старше меня. Иногда мелкие выходки незнакомца, на которых я не хочу останавливаться, шокировали. Чувствовалась какая - то наигранность, даже фальшь. Подобно тому, как во времена моего детства, приблатненая шпана выдавала рандолевые фиксы за коронки, сработанные из чистого золота. С другой стороны подсознательно, иначе говоря, на ментальном уровне, собеседник внушал симпатии, казался добрым и ранимым человеком, а в последствии проявил себя великолепным рассказчиком.
Сделав несколько глубоких затяжек и выпустив струю дыма, он продолжил - Вот, решите Вы, сидит напротив подвыпивший болтун и витиевато изъясняется, пытаясь оправдать перед самим собой свое место - место неудачника. Думайте что хотите, на ваше мнение мне плевать! Разговор затеян мною вовсе не за тем. Я хочу поведать историю, произошедшую в реальной жизни. Есть что-то в ней бесовски притягательное, завораживающее на мой взгляд. Чего стоит мое повествование, судить Вам. Я не артист и не литератор, но может быть, кому ни будь интересно послушать, а мне рассказать, ибо необходимость периодически выговариваться, присуща любому из нас.
Он многозначительно выдержал паузу, давая мне осознать важность только что произнесенного им.
Так вот молодой человек, рассказ мой будет похож на сценарий боевика или вестерна, тем не менее, отнеситесь серьезно к нему и обещайте не глумиться открыто. Согласитесь, подобное со стороны слушателя ранит рассказчика в самое сердце. Знаете, так уж в большинстве своем, устроены люди - что бы им во что-то поверить, нужно самим пережить. Очень напоминает гамадрила, который любую, попавшуюся ему дрянь, пробует на вкус. Жизнь пестрит сюрпризами, и трудно от ее устать, если постоянно не терпишь фиаско. Кое - что мне пришлось домысливать, где-то что-то сократить, и в целом приукрасить. Поверите Вы мне или нет, право ваше, излагаю я то, что было на самом деле. Авторский вымысел, если и есть - он минимальный. Многих участников этого происшествия я знаю лично, и пребываю с ними в очень хороших отношениях. Многое услышано из первых уст. Пусть даже некоторые интерпретации и разнятся. Если Вы спросите меня о критерии объективности, то я оценю его процентов на девяносто.
Сидевший, напротив, за столиком человек налегал на коньячок, наливая в рюмку помалу, и после каждого глотка закуривал сигарету.
Поначалу изъяснялся он весьма мудрено, делая длинные отступления, безапелляционно обобщая, но в процессе рассказа ему полностью удалось завладеть моим вниманием. Я стал соучастником излагаемого события, начал сопереживать его героям, постепенно эмоции рассказчика начали передаваться и мне. Начал рассказ он с некоего Сурчевского.
- Некогда, один деятель, не помню кто, изрек, что каждый человек, тянется к прекрасному, дескать, это свойственно ему как виду. Тут же поганцы - гуманисты взяли сей слог на вооружение, и стали, образно сказать махать им как татарин саблей. Но вдумайтесь в глубинный смысл сказанного. В том-то и дело, что смысла в этом нет! Оглядитесь вокруг. Один прекрасное усмотрел в содомии и якшается с таким же, как он. Другой сиганул с двенадцатого этажа, желая, насладится чувством свободного парения, третий считает, что все прекрасное заключает в себе лишь цветок лотоса и более ничего. Что получаем в подсчет. Первый своими поисками оскорбляет общественную мораль, второй запачкал мозгами мостовую. Третий же, хуже первых двух, ибо никогда не остановит шагающего к пропасти, так как чрезмерно сосредоточен, созерцая кувшинки.
В своих поисках Сергей Вячеславович Сурчевский твердо стоял, как мне кажется на правильных позициях. Интересовался он многим, никогда не впадая в крайности и обходя острые углы. Во всем этот деятель поступал с оглядкой на старые признанные постулаты, основным из которых был "No nonce", что значит не навреди! Отличать прекрасное, видеть его там, где простой глаз как мы ни скажем, замыленный обыденностью, не распознает великолепия - это большой дар, поверьте мне на слово. Бывает позже, когда кто-либо уважаемый, укажет Вам на гениальность чего-либо, Вы начнете вздыхать и восторгаться. А так не всякому дано. Окружающий мир, воспитавший нас и возложивший на каждого определенные обязанности, по сути своей уродлив. Причем отмечу, и не буду в этом оригинален, еще умнейшие люди древности пришли к выводу, что подобное чутье, данное человеку богами свыше, распространяется на все сферы нашего бытия. Действительно, приятно общаться с людьми, которые умеют ценить прекрасное, преклоняются перед ним и, обращая вас в свою веру, делают ваше существование более интересным, привлекательным, наполняют его смыслом. К великому сожалению, их всегда было мало. Вымирают и спиваются они в первую очередь. Государство подчас более склонно потакать массе черни - толпе жирующей и предающейся порокам.
Всех людей я делю на две категории. Первая, из них, составляющая большинство, предпочитает общаться с вырожденцами, ни умственно, ни духовно не отличающимися от них самих же. Толпа со злобой взирает на любой отличающий признак. Она в штыки принимает любое новшество и готова по первому призыву растоптать все, чему совсем недавно поклонялась, что боготворила. Народец не склонен совершенствовать себя - гораздо легче пребывая в состоянии идиллического маразма, пить, жрать, и размножатся. Если попутно смотреть в зеркало и, видя там только свое отражение, рассуждать о том, как все вокруг прекрасно, то недолго себя возвеличить. Это молодой человек, дает возможность безболезненно проживать жизнь, страдая только во время голода или войны. Если совершаешь какое - либо скотское безобразие, то, сразу оглядевшись по сторонам, замечаешь, не ты один такой, боги горшки не обжигают - таков мир, и совесть твоя чиста. Когда обижают тебя, принимаешь красивую позу и, считая себя праведником-страдальцем, обиженным напрасно, посетуешь на соседа - христопродавца, отомстишь и успокоишься.
Вторая категория, к сожалению, по численности существенно меньше. Эти предполагают, в себе ущербность от рождения и всю свою жизнь пытаются от нее избавится, беспрестанно совершенствуясь. Они не ищут виноватых вокруг, а мыслят более глобально. Тяга к красоте в этих людях неистребима. Они ценят мудрость, как высшее благо, существование для них наполнено иным смыслом. Образ жизни этих людей есть поиск совершенства, пусть даже оно и видится им недосягаемыми вершинами. Они очень одиноки и уязвимы. Стремление к людям, на их взгляд более выдающимся, есть наивысшее благо, общение с посредственностью представляется пустым, напрасным времяпрепровождением. Воздаянием за страдания им служит красота. Они пытаются ее ,найти во всем - в работе, в общении с друзьями, в любви к женщине, в помощи случайному прохожему, наконец. Сурчевский Сергей Вячеславович принадлежал ко второй, более редкой категории людей.
- Итак, герой, с которого я начал свое повествование, как Вы уже поняли, слыл человеком респектабельным. Будучи доктором, по образованию он обладал всеми лучшими качествами, из тех, что отличают людей этой специальности. Подобно старорежимному эскулапу, Сергей Вячеславович был требовательным не только к своим подчиненным, но, прежде всего и к самому себе. С людьми был подчеркнуто, вежлив, аккуратен во всем и остроумен. По роду врачебной специальности он был венерологом, лечил отмеченные печатью позора и презрения венерические заболевания, общался в основном с отбросами общества - люди культурные и образованные сифилисом болели крайне редко. Сурчевский никогда не позволял себе опускаться до уровня тех, кто от него зависел, не брал мзды, не лебезил перед начальством. Лечил он кого бы то ни было профессионально, живо интересовался новым научными достижениями в своей области и за это пользовался неоспоримым авторитетом у коллег и пациентов.
Как хобби для него была тяга к изящным искусствам. Любил читать, посещал театры, немного разбирался в архитектуре и весьма неплохо в дизайне. Но особо трепетно он относился к живописи, хотя и понимал в ней меньше всего. Коллекционируя доступные картины, доктор всячески пытался восполнить пробел в этой области. Во всяком случае, мне так казалось.
Собеседник на мгновенье замолчал, устремив взор, затуманенный мимолетными думами о чем - то лично им пережитом, в невидимую, существующую лишь в его фантазиях даль. Набежавшая волна печальных воспоминаний, пробудила в нем душевное беспокойство - он нервно крутил в руке сигарету, казалось бы, забыв о моем существовании. Однако вскоре рассказчик встрепенулся и продолжил, сглотнув подкативший к горлу ком. Его чувства, не ведомые мне, однозначно не были для него приятными .
Далее суть такова. Послали Сурчевского в Польшу, в город Краков, на какой-то научный симпозиум для дальнейшего совершенствования в своем ремесле. Одним из теплых осенних вечеров прогуливаясь по тесным старинным улицам, Сергей Вячеславович забрел в антикварную лавку, где ему приглянулся недорогой холст- творение некоего импрессиониста. Расспросив продавца и выслушав подробный рассказ об истории этого творения, видимо придумываемую на ходу ахинею,( поляки на это мастера, не даром западные славяне), Сурчевский тут же приобрел картину. Одно было достоверно и интересно. По странному стечению обстоятельств, написана была она каким - то средней руки авангардистом, в двадцатых годах двадцатого столетия в России, в том же городе, где родился, проживал и работал Сергей Вячеславович. Подобное воспринималось как некий знак, что - то ирреальное, притягивающее своей непонятностью, магически манящее.
Сочетание геометрических форм, изображенных на картине, отличалось нелепостью. Цветовая гамма блеклая и невзрачная раздражала глаз. Названа картина была именем одной из центральных старых улиц города. Где-то там, кстати, и стоял диспансер, работая в котором, Сергей Вячеславович положил на алтарь общественного свинства свои лучшие годы. Доктор, не чуждый благородным порывам, как я уже упоминал, решил вернуть на родину творение канувшего в лету живописца. Заручившись там же в магазине чеками и соответствующими документами, Сергей Вячеславович привез картину с собой в Россию. Повесил он полотно в своем кабинете, из окон которого, мог бы по всей видимости, просматриваться во времена оные пейзаж, изображенный художником около сотни лет назад.
Теперь о самой картине. Холст не представлял собой ничего ценного, если не считать того, что был написан во времена смутные, когда разгул низменных страстей, именуемых революционным порывом, знаменовал торжество псевдо идей проповедующих равенство, братство, разрушение сложившихся веками культурных традиций и как следствие оскотение, голод и всякую прочую чертовщину. В отличии от какого - либо Малевича, или скажем Кандинского, творчество этого живописца было глубоко вторичным и не представлявшим интереса для истинного коллекционера живописи. Ни где на этом произведении искусства, не было даже намека на подпись автора, видимо сам художник посчитал творение неудачным и подписывать постыдился, а может быть и нечто другое. Если он специально малевал для того, чтобы не привлекать никакого внимания к своему творению, то я, перед мастером, готов снять шляпу. На обратной стороне картины угадывалось нарисованное от руки тушью подобие карты, которому естественно не придавал никто никакого значения. Марательство на холсте с обратной стороны, для живописца явление обычное. Эти малопонятные контуры можно было принять и за эскиз несостоявшегося шедевра, и за какие-то замысловатые разводы, о происхождении которых, человек пытливого ума, мог бы сочинять гипотезы, если бы конечно захотел. Рамка картины, прошу обратить внимание, была тех же времен, слегка потертая и траченная древесным точильщиком, но вообще добротная и в купе с данным произведением смотрелась неплохо, как бы подчеркивая его относительную древность. Так и висел раритет, купленный у панов задешево, на стене в кабинете врача-венеролога Сурчевского, развлекая сифилитиков, пока тот собирал у них анамнез.
Как-то поздней весной, перед майскими праздниками, Сурчевского пригласили на день рождения. Именинника он уважал и поэтому к вопросу о подарке решил подойти серьезно. После долгих раздумий выбор его остановился на вышеупомянутой, раритетной картине. Как бы не было Сергею Вячеславовичу жалко этого авангардного творения, однако доктор искренне счел его достойным подарком. Немного задержавшись в тот день на работе, и безнадежно опаздывая, он не шел, а скорее бежал, ныряя из подворотни в подворотню, пытаясь максимально сократить путь. Опаздывать доктор не любил, а в этом случае считал, что опозданием своим может показать неуважение к дорогому для него человеку. Подарок - завернутую в газету картину он нес под мышкой.
Молодой человек, не мне вам рассказывать о том, что в житейском лексиконе есть слова, вызывающие довольно-таки мрачные ассоциации. Что можно представить, услышав слово "фрустрация" или "апокалипсис". Например, какие ощущения испытываете Вы, произнося "фатум". Есть для меня в нем нечто азиатское коварно- паучье. Фатум что рок, не обмануть его и от него не скрыться. Он довлеет надо всеми нами, висит как дамоклов меч. В любую минуту фатум может обрушиться на наши бестолковые головы, набитые розовыми снами. Каждый это чувствует на уровне подсознания, но придавать ему значение никто не торопится. Люди его боятся, поэтому предпочитают о нем не вспоминать. Такова людская психология - о страшном не думать. Эх, петь будем, плясать будем. Коли смерть придет - помирать будем. Когда происходит нечто страшное, происходит неожиданно. Нежданно - негаданно приходится принимать его как неизбежное.
Задумывался ли об этом Сергей Вячеславович, спеша на юбилей темными дворами. В голове вертелось, что очень не удобно перед уважаемыми людьми явится последним из гостей, позже назначенного срока. Чистый, аккуратный, в белом изящном плаще, он буквально летел, оббегая грязные лужи и было что-то мистическое в том, как полы его одежд развивались на ветру. Бежал он на встречу своей судьбе.
Разумеется, до поденщины от рода человеческого, уродцев, обитающих по темным углам и задворкам, попивающих дешевое вино, ему не было никакого дела. Конечно, он не избавлен был иметь их в качестве пациентов. Но люди эти были для него людьми из другого мира. Он не мог себе представить, что они, злобные и неряшливые, провонявшие перегаром и табаком, выросшие в подъездах, и с молоком сук-матерей всосавшие ненависть к умным, чистым, слабым интеллигентам, в этот ненастный, но теплый весенний вечер выползли из своих вонючих нор на охоту. Свора ублюдков - хулиганов настигла Сурчевского в одном из дворов возле нагромождения мусорных контейнеров. В том, что сложившаяся ситуация не сулит ему ровным счетом ничего хорошего, Сергей Вячеславович понял потому как явно с враждебными намерениями, его окружила шайка пьяных недорослей. Уже когда они, подобно шакалам налетели на доктора, с разных сторон посылая удары точно в цель, Сергей Вячеславович, матерясь шепотом, чтобы не дай бог, кто ни будь, не услышал, стал предпринимать робкие попытки прикрыться завернутой в газету картиной. Один из хамов вырвал из рук Сурчевского сверток и с размаху стукнул им хозяина по голове. Холст лопнул, и рама повисла на шее Сергея Вячеславовича. Избиение продолжалось и после того, как спешащий ко дню рождения, упал на землю. В конце концов, поснимав с потерявшего сознание интеллигента часы, ботинки, а так же вынув из нагрудного кармана плаща бумажник, бесчинствующие негодяи, уверенные в своей безнаказанности, кривляясь и гогоча, удалились. Их жертва, пребывая в беспомощном состоянии, осталась лежать, распластанной на холодной майской земле истекая кровью, а по мере ее недостатка коченеть. Неправда ли ужасно, милейший!
- Меня, однако, позабавило, то, как рассказчик, мой случайный визави обратился ко мне. В процессе общения, с его стороны исподволь проскальзывали редко употребляемые, но милые уху любого россиянина слова. Это выдавало в нем человека, безусловно, начитанного и отличавшегося обходительностью, правда, по другим внешним признакам и любящего выпить. Увы, в нашем государстве подобное сочетание не является исключением отнюдь. Некоторые попивают исключительно для трезвости ума, другие, что бы не замечать творящегося вокруг скотства. Третьи для того, что бы скотство это культивировать. Собеседник мой, похоже, относил себя к первой категории. Между тем он продолжал.
- Нет повестей печальнее на свете, чем повести о прерванном минете. Неизвестно чем бы все это закончилось, если бы не Дмитрий Гельцевич Зоринсон, семью которого я знаю очень хорошо. Милые, отзывчивые люди. Папа его, носитель редкого имени Гельц, в прошлом ответственный производственный деятель, человек неординарный, во времена оные имел ордена, почет и привилегии. Но годы те прошли, увы, безвозвратно, как мы говорим, канули в лету веков. Некогда маленький Митя чувствовал себя за спиной папаши Гельца как за каменными стенами, будто бы сидел в равелине. Нынче же лишившись всякого прикрытия, чувствовал себя не уютно подобно брошенке и часто пребывал в нервозном состоянии. Воистину говорят, что бесталанных людей не бывает. Каждый человек чем-либо примечателен. Вопрос состоит в том, насколько благодатна почва, называемая человеческой душой, в которую как семена сеет господь нечто доброе и светлое, способна ли она питать всходы, необходимые для растущего индивида. Дмитрию Гельцевичу Зоринсону грунт достался каменистым, с избытком солончаков, малым содержанием фосфатов и навоза. К тридцати пяти годам, не найдя себя в сфере материального производства, он временами пребывал без работы. С некоей одаренностью, присущей всем представителям семейства Зоринсонов, с утра до вечера, лежа на диване, Митя строил планы на будущую жизнь. Завладевшая его сознанием бредовая идея съехать в одну из развитых европейских стран на постоянное место жительства придавала ему, на текущий момент определенную долю оптимизма. Романтик в душе и мечтатель, он искренне верил в свою исключительность, но каких-либо конкретных шагов не предпринимал, полагая, что все лучшее его ждет впереди и, безусловно, придет само, а иначе жизнь человеческая получается лишенной какого - либо смысла. Однако годы шли, а звезды на небе не складывались в желаемую для него комбинацию. Надежда тлела угольком гаснущего костра, то воспламеняясь на ветру, то практически затухая. Жена его, женщина добрая и терпеливая жалела его, иногда давая денег на пиво. Не желая выглядеть неблагодарным, Зоринсон за это, кое - что делал по хозяйству, а именно выносил мусор, варил кофе и щедро раздавал бесценные на его взгляд советы, касающиеся конкретных жизненных ситуаций. Идиллия, если так можно сказать продолжалась вплоть до того рокового вечера.
-Вот сволочи!- шлепая по бетонным ступеням в кромешной темноте с восьмого этажа на первый, ругался Дмитрий, посылая проклятия на головы тех, кто забил мусоропровод, сломал лифт и повыворачивал все лампочки в подъезде. Обязанность семейного ассенизатора его отнюдь не радовала, нес он ее брезгливо, с большой неохотой, однако деваться было некуда. Пиво он любил, что являлось фактом неоспоримым. Тапочки то и дело слетали, а из переполненного ведра сыпались загаженные бумажки и картофельная шелуха, которые впрочем, Митя не подбирал. На улице уже стемнело. Дул сильный ветер. Вокруг ни души. Почувствовав себя вне дома, Зоринсон поежился. Вдруг взгляд его выхватил из тьмы распростертое на земле тело, лежащее недалеко от мусорных баков. Подойдя поближе, Дмитрий Гельцевич, человек вообще на редкость чуткий и сообразительный убедился, что человек попал в беду. Судя по пятнам крови на светлом плаще, которые еще можно было разглядеть, а так же наличию картинной рамки на шее, что было и вовсе необычно, бедняга был со вкусом и жестоко избит, после чего ограблен. Бросалось в глаза отсутствие ботинок. Не подающий признаков жизни пострадавший, весьма озадачил Митрия, ибо необходимо было что - либо предпринять. Оставить без помощи истекающего кровью, несчастного, он не мог, не позволяли моральные принципы, привитые ему с детства родителями, людьми добрыми и ответственными. Способность к состраданию отличала его при внешней неказистости от большинства окружающих людей, делая его человеком неординарным. За это его полюбливали женщины и не чаял в нем души кое - кто из друзей.
Тряхнув рыжей шевелюрой, доставшейся в наследство от отца, Митрий что было сил, побежал к подъезду. Взятого темпа хватило до третьего этажа, далее он перешел на шаг. С трудом, забравшись на восьмой этаж, тяжело дыша, он, толкнул дверь собственной квартиры. С порога, выругавшись и по ходу обозвав жену дурой, за то, что та поинтересовалась насчет ведра, Зоринсон подбежал к телефону. Нервно путаясь в телефонных проводах, наш доброхот набрал номер скорой помощи. Подробно изложив увиденное им во дворе, сообщив при этом адрес, Митя вновь спустился вниз. Карета скорой помощи, вопреки обыкновению, подъехала на редкость быстро. Помогая погрузить бедолагу в медицинскую машину, Зоринсон испытывал чувство гордости и, восхищаясь своим поступком, про себя размышлял, что хоть он и рыжий и конопатый, и называют его бездельником, но кто, однако пытался понять его тонкую душу, особенно когда он творит дело, угодное богу. Так глядишь, кто - то посторонний и его не оставит, случись с ним нечто подобное. Несказанно приятно осознавать, что ты оказал бескорыстную помощь нуждающемуся человеку. Скупая мужская слеза застлала глаза герою. Митрий отвернулся, что бы кто ни будь, не увидел его мимолетной слабости.
Скорая увезла избитого, а Митрий остался стоять возле подъезда держа в одной руке мусорное ведро, в другой разорванную картину, оставшуюся после погрузки пострадавшего. Рамка хоть и выглядела потертой, но добротной. Что и говорить, молодой человек, раньше умели делать вещи. Митяй решил взять ее домой, и вставить в нее большую семейную фотографию, чему как он думал, будет безмерно рада его, непонимающая всех тонкостей души мечтателя жена. Придя, домой, невнятно извинившись перед супругой и сунув ей в руки пустое мусорное ведро, Зоринсон уединился в своей комнате. Сев за письменный стол и настроив настольную лампу, он внимательно принялся разглядывать антикварную рамку. Лепные, узорные финтифлюшки местами пооткалывались, видимо от удара, геометрию слегка повело. Достав, из стола маленький, оставшийся с пионерских времен молоточек Митя постукал им с торца, затем, сковырнув несколько гвоздиков, крепивших подрамник, освободил раму от остатков холста. И тут неведомо откуда выпала маленькая, сложенная в несколько раз пожелтевшая бумажечка, развернув которую рыжий бузотер был немало удивлен. Бумажечка эта, при прочтении оказалась запиской весьма интересного содержания. Митрий отказывался что-либо понимать, потому, как происходящее абсолютно не укладывалось в соразмеренный, привычный для него ритм жизни. Написана записка была химическим карандашом, но, несмотря на то, что буквы повыцвели, текст читался довольно сносно. Автор записки обращался к некоему Сидору, которого просил позаботиться о родственниках, оказавшихся в Польше без средств и потому сильно нуждающихся. Этого Сидора, как человека близкого, пишущий, убедительно просили не дать, оказавшихся в беде хороших людей на растерзание кредиторами. Взамен прилагался план, воспользовавшись которым, можно было с лихвой возместить затраты. Беда только, что деньги находились в России и воспользоваться ими писавший записку, не мог, так как был плох здоровьем и с новой властью не ладил - со дня на день ждал ареста. Также упоминалось, что Сидор в тех местах бывал. Кончалось послание жалобами на тяжелую жизнь, несправедливость и хамство новой власти, а также полное непонимание, за какие грехи и провинности им уготована такая жизнь. Как постскриптум автор просил за него помолится и не поминать лихом. Курьер, который должен был переправить картину адресату, назывался так же хорошим человеком и помимо того должен был передать кое-что на словах.
Митя покрылся испариной. Бешено колотилось сердце. Особенно будоражили воображение суммы, указанные в письмеце. Кредиторам аж по двадцать тысяч золотом! Зоринсон понятия не имел, сколько стоит рубль золотом, но интуиция ему подсказала, что речь идет о деньгах немалых. Совладав с эмоциями, приведя в порядок мысли, Митя решил, что ему, наконец - то в чем - то повезло. Взяв трясущимися от перевозбуждения руками осторожно, будто бесценное сокровище рваный холст, счастливчик попытался рассмотреть полуистертые контуры на обороте. При свете настольной лампы они угадывались с трудом.
Вот так, молодой человек, начиналась эта невероятная история. Видимо всевышний отметил, сей праведный поступок по спасению гражданина, и Дмитрий Гельцевич Зоринсон и стал тем "Сидором" к которому автор энное количество лет назад адресовал свое тайное послание. Посидев некоторое время в прострации, новоявленный претендент на овладение случайным сокровищем согласно традиции решил перекурить, ибо в нашем обществе принято любое неожиданное или серьезное дело перекуривать. Не мне вам объяснять. Окутав себя пеленой табачного дыма, думается лучше, как на темы конкретно определенные, так и отвлеченные. Достав из ящика стола пачку сигарет и прикурив, Митрий глубоко затянулся, задержал дыхание и выпустил в воздух несколько белесых колец, которые, поднимаясь вверх, играли на свету и медленно таяли. В голове ощущалась пустота. Из двух исконно русских вопросов неотступно вертелся один - "Что делать?".
Далее, молодой человек, опять же произошло нечто странное. Взбешенная распространяющимся по квартире запахом дешевого, вонючего табака, покой мыслителя нарушила его жена. Влетев, подобно Немезиде в кабинет мужа и злобно шипя, она дала Митрию "леща" так что у последнего сигарета описав дугу, отлетела в угол комнаты. Зоринсон знал о том, что супруга не терпит табачного дыма, но такой с позволения сказать выходки от нее ни как не ожидал. В считанные секунды, доведя себя до критической точки, перейдя которую люди впадают в так называемое состояние аффекта, наш герой с разворота въехал под правый глаз жене кулаком. Супруга, выросшая в деревне и привыкшая ко всему, на ногах устояла, но как говорят боксеры, погрузилась в состоянии легкого грогги. Зоринсон хотел, воспользовавшись заминкой провести хук с другой стороны и тем самым добить противника, но вовремя одумался и, взяв себя в руки, решил, что с нее, стервы, будет достаточно. Не хватало ему загубить все в тот момент, когда, может быть, решается его дальнейшая судьба, причем в удивительно выгодном для него самого свете. Вдруг жена не выдержит и умрет. Все поймут, что это убийство. Именно тогда, когда на него свой взор обратил господь, а птица-удача вот - вот снесет ему золотое яичко, оказаться на тюремных нарах, и долгими ночами в обществе гнусных, отринутых жизнью людей сокрушаться о том, какой бы прекрасной могла быть его жизнь. Разумеется, не так жалко было поднадоевшую за долгие годы совместного существования жену как странным образом попавший в его руки план, сулящий подобно 1001 ночи сказочное богатство, очертить пределы коего Митино воображение отказывалось. Тем временем женин крепкий, деревенский организм оклемался и завопил. Под одним из глаз ее наливался здоровенный синяк. Глотая, как рыба ртом воздух, его супружница на повышенных тонах, скороговоркой стала высказывать мужу уже не раз им слышанные угрозы. Митя обвинялся в тунеядстве, хамстве, пьянстве, черствости, неблагодарности, скотстве. Он обзывался альфонсом, мужланом, тупицей, фашистом и точной копией своего отца-алкоголика. У него плохо пахло от ног и изо рта. Он применял грубую физическую силу для решения спорных ситуаций с людьми более слабыми, нежели он сам, что говорило о многом и за стакан водки в компании своих друзей-собутыльников, готов был продать не только Родину, но и свою жену, которой он обязан буквально всем. Однако, услышав от мужа, что никто за нее стакана водки не нальет, она пообещала изменить ему бесплатно, просто из чувства мести и напористый по началу ее голос, перешел в жалобный надрывный плач. Захлебываясь слезами, Митина жена клятвенно обещала утром же сходить к судмедэксперту, и, взять у него справку о побоях. Подобная справка большая сила, как говорил не безызвестный булгаковский профессор Филипп Филиппович - фактическая бумажка, броня! С этой бумажкой можно подать иск на мужа в суд по поводу нанесения ей телесных повреждений и параллельно похлопотать о разводе, а там уж, по ее убеждениям, разберутся, как квалифицировать действия бытового хулигана, а заодно и какая часть мужниной квартиры достанется ей, несчастной женщине беспричинно проклятой богом. Услышав про судмедэксперта, Зоринсон едва ли не подпрыгнул на месте, будто бы его ударило электрическим током. Судьба явно благоволила к нему. Нет, разумеется, его не испугали пустопорожние угрозы, которые он никогда не воспринимал в серьез. В голове его промчавшимся метеором вспыхнула идея - ответ на вопрос "Что делать?".
Был у Дмитрия Гельцевича Зоринсона лучший друг - Анякин Сергей Васильевич - в дружеском обиходе "Змей". Прозвище осталось у него еще со студенческой скамьи. Друзья бабники, пьяницы и картежники полюбовно, причины уже не вспомнить, назвали его так. Анякин свыкся с этим, не обижался и отзывался охотно. Работал Сергей Васильевич, криминалистом, точнее сидел в лаборатории и рассматривал в микроскоп разные интересные, но малопонятные штучки. Распознав что-либо, Анякин составлял протокол, на основании которого раскручивались всякие важные дела. Работа с уликами - дело не шуточное. Дав неправильное заключение, можно было ошибочно обвинить кого-то со стороны и выгородить убийцу. Таким образом, Сергей Васильевич был человеком не то что бы важным, но держащим некоторые концы в руках и могущим существенно влиять на человеческие судьбы, правда, в весьма узком диапазоне. Однако Сергей Васильевич, своим положением никогда не злоупотреблял, что говорило о его честности. Отличающими свойствами его натуры были образованность, преданность своему делу, большое доброе сердце. Кроме того, был Сергей Васильевич человеком осторожным и рассудительным, скоропалительных решений не принимал, предпочитал все основательно обдумать, взвесить все за и против. Однако было в нем и то, чего Змей сам стеснялся и старался скрывать, а именно тяга, порой безудержная к алкоголю плюс любимая карточная игра - преферанс, играя в которую он умудрялся проигрывать зарплату. Разумеется, все об этом узнавали в первую очередь. За карточным столом, ночами, выписывая мелом кренделя на зеленом сукне, и справно после каждого удачно сыгранного мизера выпивая по чарке водки, сошлись наши друзья - Дмитрий Гельцевич с Сергеем Васильевичем, ибо и тот и другой обожали расписывать пульку. Во времена их молодости подобное времяпрепровождение, казалось, имело привкус богемности. Сколько воды утекло с тех пор, никто не считал. Знали они друг друга давно и дружили бескорыстно.
- Конечно же, размышлял про себя Митя,- Змей посмотрит на карту в свой микроскоп, подскажет, посоветует. Кому еще доверить столь деликатное дело как не ему. За долгие годы знакомства он ни разу не подводил, и заметьте, ни в чем. К Змею и только к Змею.
Зоринсон метнулся в прихожую, где на стенной полочке находился телефонный аппарат. Жена Дмитрия Гельцевича хотела, было в обиде симулировать обморок, но, видя, что к ней интерес потерян, угрюмо постанывая, поплелась в спальную. Сотрясаемый мелкой дрожью от волнения, вдохновленный приходом гениальной идеи Митрий лихорадочно набрал домашний номер Сергея Васильевича. Гудок раздавался за гудком, на том конце телефонного провода трубку снимать не спешили. Зоринсон нервничал. В жизни чаще всего случалось так, что когда он был кому-то зачем-то нужен, его находили в самый неподходящий для него момент, когда же ему кто-то становился, необходим, как говорится, днем с огнем.... То, что на дворе давно уже стояла глубокая ночь, в расчет не принималось. Наконец после серии звонков, в трубке послышался раздраженный голос подвыпившего Змея, очень недовольного, что его разбудили среди ночи настойчиво и нагло. Телефон Анякин не отключал никогда, ибо могли ночь-полночь позвонить с работы.
Митрий сумбурно, глотая гласные, попытался изложить другу то, что с ним произошло некоторое время назад. Однако Змей не был настроен на конструктивный диалог и, не проявив к истории должного интереса, обозвал ее бреднями, а Митрия поздравил с приходом белой горячки. Таковы уж они, приверженцы точных наук - скептики, не верят ничему, а выпитое вино, похоже, лишь усугубляет их неверие. Перебранившись по телефону и едва не рассорившись с другом, Зоринсон договорился с ним о встрече на завтра. Утро было уже не за горами.
Остаток ночи Митя провел, шатаясь из угла в угол своей небольшой, пустоватой, гордо именуемой кабинетом комнатки. Отдыхать не хотелось, сказывалось перевозбуждение. Несколько раз он заходил на кухню, выпивал рюмку водки и шел на лоджию курить. На улице начинало светать. Грядущий день, как ему казалось, должен был внести большие, долгожданные перемены в его ничем не примечательную, начинавшую надоедать, серую жизнь, полную всяческих коллизий и имевшую так мало радости, что походила на дурной, затянувшийся сон.
Не ложившись спать, к шести часам утра, выжатый подобно лимону, наш герой хотя и выглядел изрядно помятым, но внутренне был полон оптимизма и решимости действовать. Бриться он не стал, ибо то, что у мужчин называется бородой, у Дмитрия Гельцевича составляло с десяток рыжих волос, торчащих из подбородка, которые он изредка подстригал ножницами. Быстро умывшись, почистив зубы, наш романтик оделся и проследовал на кухню. Там Митрий сварил себе чашечку крепкого черного кофе, влив в нее граммульку водки, так сказать для пущей бодрости организма. Прием этот он усвоил по наследству от папы Гельца и иногда в ответственные моменты, что бы внутренне собраться, пользовал его. Правда, не всегда помогало. Холодильник, увы, не порадовал Зоринсона обилием еды. У жены заканчивались деньги, а до зарплаты оставалось четыре дня.
Сообразив себе, бутерброд с заветренным кусочком сыра и наскоро им, позавтракав, неожиданный счастливчик осторожно свернул холст и спрятал его во внутреннем кармане куртки. В начале восьмого Митрий выбежал на улицу.
До лаборатории, где работал его друг, добираться от Зоринсоновского дома приходилось около часа, путешествуя на вонючей, набитой работягами маршрутке. На остановке ее приходилось брать буквально штурмом. В отличие от прошлых разов, на этот, Митю не возмущали условия поездки, как всегда ужасные, вызывающие чувство отвращения ко всему общественному. Исполненный веры в светлое будущее, он попросту не замечал ничего плохого. Иной раз думаешь - удивительные вещи с человеком творит надежда. Мысли его роились и гудели подобно рою взбесившихся пчел, но, как можно догадаться, это было доброе гудение. Мой собеседник на минуту прервал свой рассказ, налив в рюмку коньяку выпил, причем, как я обратил непроизвольно внимание - выпивал он, держа рюмку за ножку, манерно оттопырив мизинец, за тем продолжил:
- Анякин встретил Митю настороженно, так как считал характер друга взбалмошным, а суждения его сверх меры радикальными. В любой момент от него можно было ожидать чего - либо невероятного, могущего выбить из привычного образа жизни, к которому все привыкли и мало кто отважится менять. Змей помнил, вернее, осознавал факт ночного звонка, но, слушая накануне, абсолютно не вникал в детали и на многое не обратил внимания, так что к утру суть разговора забыл вовсе. После крепкого рукопожатия, эксперт попросил напомнить ему вчерашнюю тему. Несколько раз, выслушав Зоринсона, Сергей Васильевич порассуждал о превратности бытия, и попросил показать ему записку и холст, на котором предположительно была начертана карта. Получив от Зоринсона требуемый материал, Змей перестал ухмыляться и с видом знатока - профессионала высочайшей пробы углубился в изучение предъявленных ему предметов. Стоит сказать, что Сергей Васильевич слыл специалистом авторитетным, разбирающимся во многих областях криминалистики и, изучая любую вещь всесторонне, с выводами не спешил. Эта основательность придавала его высокой статной фигуре особый вес. Рано поседевшие виски, как я уже упоминал, здравость в суждении, широкий кругозор и медлительность в движениях дополняли образ магистра, разве что без мантии и соответствующей квадратной шапки с кисточкой - не помню названия.
Сетуя на техническое отставание нашей науки, нищету и отсутствие реактивов в должном количестве, магистр уселся за большой, видавший виды, изъеденный пятнами кислоты стол. Все в его лаборатории было уставлено колбами, микроскопами, лампами и прочей инструментальной дрянью выпуска N-ных годов, о назначении которой простой обыватель не имеет ни малейшего представления. Митрий суетливо вертелся вокруг, опасаясь и возможно небезосновательно, что друг своими опытами испортит карту так, что ее уже не сможет прочитать никто, и тем самым похоронит возможность светлой, богатой, беззаботной жизни.
- Смотри, химик, поосторожней, помни, что держишь в руках, не иначе как ключи в райскую жизнь. Раз уж я к тебе обратился, а ни к кому другому, только тебе смог доверить сокровенную тайну, не подведи, на тебя одна надежда! Постарайся, а я уж дружище, тебя не забуду. Процент со сделки, напрямую зависит от твоего мастерства! - Митрий многозначительно замолчал, надув щеки. - Разбери подробней, вместе поедем, найдем богатство. Заживем - олигархи во снах не видели как - устали в наслаждениях не ведая. Плохо ли! Ты только представь в своем скудном рациональном воображении, насколько сильна власть больших денег! Мы купим все, что захотим. Одно твое желание и лаборатория будет твоей - работай для души. Только уж будь добр сейчас повнимательней отнесись, умоляю тебя!
Змей не слушал Митиных причитаний, принимая их, за пустую болтовню, даже не отвлекался, а, сосредоточившись - действовал уверенно, проявляя неподдельный интерес к исследуемой вещи. Медленно, для начала он перебирал полученные от друга вещи руками, принюхиваясь к ним и, казалось, не знал с чего начать исследование. Затем, эксперт долго рассматривал через лупу карту и записку. Потом, распластав холст меж двух стекол, осветил ультрафиолетом и через специальные очки изучал его сантиметр за сантиметром. Он увлекся настолько, что казалось, не замечал товарища вовсе, вернее забыл о нем. Тот нервно стал прохаживаться из угла в угол лаборатории, рассматривать различные, мудреные приспособления и, наконец, пристроившись за стареньким компьютером, стоявшим на столике в углу помещения, стал раскладывать карточные пасьянсы. Змей между тем перешел к аналитической химии - сыпал на холст синий порошок и осторожно на краешки наносил по капельке различные реактивы. Его колдовство длилось не менее двух-трех часов, по истечении которых он выгнал Зоринсона из-за компьютера. Теперь уже кое - что можно было доверить и электронике. Положив на сканер синюю кальку, Змей вывел на экран мониторчика более-менее читаемое изображение карты. Глаза его светились гордостью за собственный труд именно так, как это бывает у ученых, гениальность которых может оценить очень ограниченный круг лиц, да и то коллег-завистников, всегда готовых на подлость. Митя завизжал от восторга, бросился обнимать друга, так, что зазвенели пробирки, на массивном столе, стал целовать его, чем довел эксперта до смущения.
Сергей Васильевич терпеть не мог целоваться с мужчинами. На этот счет у него были предубеждения. Мало того, что это просто неприятно, но и с эстетической точки зрения некрасиво. Попахивает содомией. К физической любви между мужчинами Змей относился крайне негативно. Ненавязчиво он отстранился от восторженного Митрия. Распечатав через принтер восстановленную карту, Анякин стер ее из памяти компьютера. Береженного бог бережет! Этому учили его и жизнь и работа. Как выяснилось вскоре, это он сделал совсем не напрасно. В то же самое время, за тонкой фанерной стенкой, в соседней лаборатории, где производилась экспертиза оружия, мирно сидели и выпивали, закусывая копченой колбасой два человека. Особо не шумели - рабочий день был в самом разгаре. Многие из нас, я бы сказал, абсолютное большинство выпивают на работе, но со стороны начальства, как правило, подобное не поощряется, ибо не способствует производительности. С этого момента,- рассказчик отвлекся на секунду, чтобы прикурить сигарету,- в моем рассказе появляются персонажи нелицеприятные, которые двигались, так сказать параллельно, всячески вредили и вносили смуту в предприятие наших героев. Конечно, время лечит. Теперь уже отрицательными, в истинном смысле этого слова, назвать этих субъектов нельзя. Однако крови попорчено ими не мало. Неизвестно как сложилось бы все без их участия, но я уверен - было бы лучше. Нет ничего предосудительного в стремлении к богатству. За желание жить безбедно, - рассказчик криво ухмыльнулся, пожалуй, не осудишь даже их. История знает немало примеров, когда стремящегося к обогащению, пусть даже честным путем, судили проходимцы, так же рвущиеся к деньгам и власти. Как говорится, вор у вора дубинку украл. Те, кто наживает богатство неправедно, должен отвечать перед судом по закону. Каков закон таково и государство, то бишь мы. Но нив коем случае, какие бы мы ни были, этого не должно делаться, как бывало прежде - на сборищах голодранцев, без малейшего соблюдения процессуального кодекса, лишь поигрывая на низменных инстинктах озлобленной толпы. Наступил на больную мозоль и получай дивиденды! А мозоль у большинства одна и называется нищетой. Кому, я спрашиваю, нужна идея о всеобщем равенстве? Только тому, кто собрался обогатиться за ваш счет. Жить преуспевающе - естественное желание любого человека, а когда судьба тебе подбрасывает шанс, удачно использовав который, ты можешь навсегда забыть о том, что когда-то в чем-то нуждался, то грех этим шансом не воспользоваться. Поэтому не суди, да не судим будешь.
Первый из сидевших, был облачен в белый халат, что выдавало в нем сотрудника. Внешне выглядел высоким, худым и мрачным. Бросалась в глаза некая неопрятность, которая скорее выражала безразличие к окружающим, нежели нечистоплотность. Из под копны длинных, нечесаных, ниспадающих на плечи густых волос, смотрели большие, ясные глаза. Пронзительный взгляд их не был добрым. В купе со щетиной, густо покрывающей лицо, вид его был не то, что бы жутковатым, но мог внушить обычному обывателю опасение. Манеры поведения этого человека изначально указывали на его крутой, решительный нрав и некую неблагонадежность, в плане спокойствия окружающих. Однако и первые впечатления случаются ошибочными - буяном он не был. Наоборот, умел проявить выдержку, был умен, расчетлив, но не любил, когда в его жизнь вмешивались посторонние. Друзья и коллеги ценили в нем способности к нестандартному мышлению, особое жизнелюбие, и интеллект, по нашим меркам, куда выше среднего. Так же этот тип не терпел болтунов, ценя в людях способность к конкретным поступкам, исключением, пожалуй, был только второй сидящий в данный момент напротив и выпивающий с ним. Привычка полагаться во всем лишь на собственные силы, указывала на задатки лидера. На это указывала еще одна черта - он мог в любой момент, видя в чем - либо выгоду, перешагнуть через любого и не терзаться, потом угрызениями совести. Общество, по его мнению, существовало соответственно Дарвиновским законам, и побеждать должен был сильнейший. Возможно за это, чувствуя в нем неумолимого ублюдка, его обожали женщины и очень грустили, когда он, насытившись ими, беспардонно бросал. Говоря мало, этот человек взвешивал каждое слово, будто продавал его на рынке за немалые деньги. А деньги он любил. Окружающие звали его Блэкмором, или просто Блэком. Прозвище это, стало для него вторым именем и вот почему. Когда - то, будучи еще ребенком, Блэк обнаружил в себе способности к занятию музыкой. Однако, пройдя целиком, курс обучения в музыкальной школе, он счел, что все написанное в нотных тетрадях до того как некий Ричард Блэкмор в руки не взял гитару, форменное гавно. Классика классикой, а настоящее, с присущим драйвом, можно сыграть только на электрической гитаре. Вышеупомянутый Ричи Блэкмор был для нашего музыканта настоящим кумиром, всецело завладевшим его существом. На творчестве этого декадента Блэк практически был помешан, стараясь во всем походить на него, представляя себе этого короля хардроковой гитары таким же нечесаным, небритым и презирающим на свете все то, что непосредственно его не касалось. Дворовые подхалимы уверяли его о феноменальном внешнем сходстве с предметом обожания, в чем лично я глубоко сомневаюсь. Хотя как знать, фотографии короля-гитариста я не видел. Музицировал наш герой, конечно же, хуже английского коллеги, но оптимизма не терял, считая, что все у него впереди, а постоянные репетиции сделают свое дело. Он, безусловно, отточит мастерство и приблизится к богу, а все прочие сявки, так же обожающие тяжелый рок пораскрывают слюнявые рты и забросают его своими трусами и бюстгальтерами! Нужно ли это кому, вопрос другой. Рок - музыка составляла основу его духовной жизни и была как бы топливом для движения вперед. В данном случае опять же, оговорюсь, направление "вперед", понятие относительное. Работа, которой музыкант зарабатывал копейку, называя ее вонючей, морального удовлетворения не приносила. Работал он в экспертном бюро, в отделе стрелкового оружия, через стенку от Змея. Иногда ему случалась халтура, но редко. В такие минуты Блэкмор бывал, благодушен и приветлив. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Представьте себя с дармовой монетой в руке. Кому не понравится?
Мой собеседник сделал рукой жест, смысла которого я не понял. - В тот день у эксперта по стрелковому оружию, стрелка, как называли его в нелюбимой конторе, случилась неожиданная подработка. Собутыльнику его, Якову Михайловичу Вилкину, человеку ушлому, предложили старенькое охотничье ружье по сходной цене. Задумав сделать из него обрез, на случай если, как он выражался, пользуя по привычке демагогические приемы - придется оборонять свою личность от насилия толпы, Вилкин, опасаясь за состояние стволов и не желая за них переплачивать, пришел к Блэку за экспертной оценкой. Тот оценил ружье на три с плюсом, что вполне устроило Вилкина.
Сам Яков Михайлович, существенно отличался от друга и внешне и внутренне. Дружба их держалась отнюдь не на разнице характеров, скорее они дополняли друг друга. В отличие от Блэкмора, Вилкин был болтлив и часто, слова его летели вперед мыслей. Люди такого склада особенно бывают, заметны в смутные времена. Представьте себе оратора на трибуне, возвышающегося над толпой и произносящего пламенную речь. А несколькими ступеньками ниже, стоит человек, и энергично взмахивая зажатой в кулаке кепкой, выкрикивает - Ура товарищу Троцкому! Пролетарии всех стран соединяйтесь! Смерть мировой буржуазии! Кем скажите мне, был бы этот Троцкий без таких бузотеров-второступенечников? Всегда кто - то должен быть за спиной. Если Блэка можно было уподобить королю, то Яков представлял свиту, которая собственно и делает из обычного придурка сюзерена а потом очень гордится близостью к венценосной особе. С этой своей задачей Вилкин справлялся на отлично. Если бы наша жизнь подходила под голливудские стандарты, то вышеозначенный тип, безусловно, с успехом мог бы номинироваться на лучшую мужскую роль второго плана. Внешностью своей Вилкин напоминал великого русского поэта - Александра Сергеевича Пушкина, только был малость покрупнее. От гения русской поэзии внешне его отличали безвременно начинавшая проблескивать лысина и борода, росшая довольно своенравно, а потому придавшая хозяину несколько диковатый вид. Если не брать эти мелочи во внимание, то Яков Михайлович выглядел именно так, как изображали на портретах современники несостоявшегося декабриста, пройдоху-любовника и игрока, жегшего глаголом сердца людей. Вилкин гордился внешним сходством со знаменитостью. Так же как и великий поэт, Яков Михайлович был ловеласом, и даже кое-где развратником, способным ради плотского удовольствия начхать на любые приличия. Разница состояла в том, что поэт предпочитал первых красавиц при царском дворе, Вилкин же имел всех без разбора. По роду деятельности наш бородатый Пушкин значился в графе "без определенных занятий", но без работы никогда не сидел. В данном, конкретном случае под названием человека без определенных занятий следовало понимать, что диапазон его знаний и навыков настолько велик, что для него не составляет проблем взяться за любое дело. Результат в этом случае не оговаривается. Важен сам процесс, в котором равных Якову Михайловичу деятелей, в обозримых пределах было не сыскать. С людьми Вилкин в отличие от Блэка, не вел себя нарочито высокомерно, а сходился очень легко. Простоватый, не умудренный науками и выпивающий мужик, ценил в нем не менее деятельного ума и горячее желание помогать всем и вся, чаще всего советом. Умиляло, что Вилкин мог легко разговаривать с любыми людьми на их же языке будь то милиционер, торгаш или же бомж. Подобное сочетание видимой доброты и коммуникабельности и способности к состраданию, делало Якова хорошим товарищем. По крайней мере, с такими людьми никогда не приходилось скучать. Блэкмор Вилкина знал довольно давно. Обстряпав дело, знакомцы сидели и скромно выпивали, когда неспешную их беседу прервал восторженный вопль Зоринсона, донесшийся из-за фанерной перегородки - тонкой стенки лаборатории.
Сергей Васильевич Анякин, насколько его все знали, не был склонен эпатировать коллег дурацкими выходками, к которым можно было отнести вопли среди рабочего дня в заведении, где соблюдение тишины считается нормой поведения. Поэтому Блэк (бдительность, порою доходящая до абсурда, считалась ценным свойством для работников экспертного бюро) тут же приставил к стене стакан и стал слушать, заподозрив неладное. Его примеру последовал и Вилкин.
Повертев в руках оттиск карты, и рассмотрев его с разных сторон, Змей попросил Митрия еще раз рассказать ему о случившимся с ним поздним вечером накануне. Рыжий с огромным удовольствием, считая себя прямым виновником происшествия, очень эмоционально исполнил просьбу друга. В процессе изложения темпераментный Зоринсон то и дело вскакивал с места, бегал из угла в угол отчаянно жестикулируя, корчил гримасы, хватал друга за лацканы рабочего халата, взывая к его воображению. Иногда он прерывал свой темпераментный рассказ и рассматривал карту, но не долго, затем принимался вновь красочно расписывать перспективы на будущую жизнь. Вдвоем, сообща, они отыщут клад и в одночасье сказочно разбогатеют. Хлопая себя по ляжкам и весело гогоча, Митрий живописал где и как они смогут жить, что есть и пить, на чем ездить и как отдыхать. Надо отдать ему должное, молодой человек, насколько я знаю, Дмитрия Гельцевича Зоринсона, он непревзойденный фантазер, умеет словом зажигать уж если не сердца, то воспаленные умы. Возможно послушав его, Вы сочтете Жуля Верна средней руки дилетантом. Некоторые искренне сожалеют, что нет у рыжего бузотера способности и терпения излагать все на бумаге. Глядишь бы и нашел свое законное место как какой ни будь Турсун - Заде в союзе писателей. Змей слушал, ухмыляясь, однако в душе его росла смута. Ребром становился вопрос - а вдруг? Вскоре нашего эксперта стала одолевать жажда приключений, томило желание, окунутся в пучину страстей и переживаний, подвергнуть себя опасности и, в конце концов, поймать за хвост, то, что мы называем удачей. Упрятав синюю птицу в клетку, жить долго, богато и счастливо, не отказывая себе ни в чем. Ему, рано поседевшему, высокому и видному, эрудированному, уважаемому на службе, выпивающему аккуратисту, в лице рыжего друга, нежданно-негаданно судьба давала шанс, не использовать который просто было бы глупо. Случись так, что в силу своей консервативности Анякин откажется, а Зоринсон в одиночку найдет то, о чем говорит? Как тогда спать ночами? Лучше повесится сразу. Где тогда будут обещаемые Зоринсоном вилла в Монте - Карло, дом в Лиссабоне, дачка на Ривьере, огородик в Патагонии. Яхта утонет, не появившись, новенький "Порш" разобьется, не сойдя с конвейера, а собственный цеппелин сгорит, не поднявшись в воздух. А как же голливудские тусовки и кругосветки в обществе всемирно известных манекенщиц. Положа руку на сердце, Сергей Васильевич с грустью подумал, что давно уже не хотел женщины. Вся эта беспросветная кабала со сверхурочной работой, расшатанными нервами и алкоголем очень вредила нормальной жизни, делая ее со всех сторон неполноценной. Хотелось забыть о нищете раз и навсегда, не добывать себе пропитание непосильным, бесконечным трудом, а заниматься тем, что мило сердцу и приносит удовольствие. Не сразу, но Анякин купился на Митино предложение. Шлепнув по рукам, друзья заключили друг друга в объятия, тем самым, дав обет вместе идти до конца. Сергей Васильевич поспешил к лабораторному сейфу, в котором хранил спирт. В углу его рабочего стола стояли стаканы, а на разложенной газетке подсыхала кое-какая снедь, чем соответственно можно было бы закусить.
Любят у нас, не только перекуривать, но и выпивать по любому мало-мальски значимому поводу, будь то радостное или же печальное событие, такова российская традиция. Нашему человеку завсегда важен повод, ибо задушевен он и стеснителен перед самим же собой. Всякому свинству с его стороны необходимо оправдание. Выпив проще придти к общему соглашению. Повод как видите, был значительный - начало такого авантюрного предприятия.
Митин рассказ произвел большое впечатление на Змея, но еще большее впечатление произвел на его соседей. Те, глядя друг на друга, разом протрезвев, не отрываясь от стены, отказывались верить своим ушам. Логичнее все было принять за несуразный, глупый розыгрыш. За стеной зазвенели стаканы и неукротимым потоком понеслась Митина белиберда. Под добрую выпивку и беседа идет особо хорошо. Разыгрывается воображение и становится все по плечу - нет невозможных вещей на белом свете. Блэк приложив палец к губам, другой рукой махнул, приглашая Вилкина за собой. Тихо, на цыпочках крадучись, они вышли в коридор.
Закусив несколько маленьких чарок разведенного спирта огурцами и колбасой, Анякин с Зоринсоном расстались. Митрий помчался домой. Получив от Сергея Васильевича расшифровку карты, ему не терпелось сверить ее с атласом. Некоторые географические названия казались знакомыми. Сергей Васильевич же остался дорабатывать день. Какие-либо мысли, кроме того, как допить оставшийся спирт эксперту в голову не шли, ну да это не главное.
Покуда Змей с Митрием выпивали, обсуждая план действий на текущий момент, те двое других, невольно ставших посвященными в тайну, спрятались в мужском туалете и нервно покуривали. Вытягивая сигарету за сигаретой, каждый из них молча пытался осмыслить подслушанное. Сколько времени это тянулось, я не знаю, только Митю, отправившегося, с оттиском карты и обрывками холста домой, они упустили, о чем в последствии ни раз сожалели.
План, как преступным путем завладеть богатством, перехватить поцелуй фортуны, предназначаемый другому, подставив в последний момент свою не бритую щеку созрел у них не сразу. Поначалу все произошедшее казалось бредом больного человека и воспринималось с трудом. Здравый смысл находил противоречие в том, что подобные вещи, хотя иногда и описываются в бестолковых книгах, но что бы их вот так запросто можно было встретить в обыденной жизни - этого не могло быть по определению.
Наши люди давно разучились верить в чудеса, или их умышленно отучили. А, скорее всего - чудо у них просто украли. Посомневавшись в достоверности происходящего, Блэк с Вилкиным решили, что это не иначе как судьбоносный знак и воспользоваться тем, что само идет в руки, они попросту обязаны. Ведь кому-то может так повезти! Поддавшись порыву, они решили, если происходящее с ними не сон, любыми путями завладеть картой, а затем соответственно сокровищами. Дело, при первом рассмотрении, сложным не казалось. На их стороне были неожиданность, внезапность и неизвестность. Сергея Васильевича, к тому же, Блэк знал как человека интеллигентного и мягкого, не любившего как метод решения споров силовое воздействие, а потому боявшегося вступать в конфликты с драчунами. Да и Митрий, если говорить честно, бойцом не был и надавить на него, не составляло больших проблем. Можно было его считать, как принято физиком, лириком, романтиком, кем угодно, но только не хулиганом, способным постоять за себя, не стесняясь в выборе средств.
Злодеи действовать решили быстро и напористо. Захватив по ходу из лаборатории милицейскую резиновую палку и моток скотча, два деятеля ворвались в к Змею, но увы, вязать там было некого. Митрий уже ушел. Кто он и где живет, ни Блэк, ни Яшка не знали. Змей же допив спирт, погрузился в тяжелый, глубокий сон, улегшись на кушетке здесь же, и был не контактен. Визит к нему незваных гостей его никоим образом не побеспокоил. Ворвавшиеся к Анякину джентльмены - грабители перерыли все вокруг, и даже попробовали считать информацию с компьютера, но ничего похожего на карту не нашли. Все - таки, что и говорить, Сергей Васильевич не был бы экспертом с большой буквы, редко ошибающимся догматом от криминалистической науки, если бы не умел вовремя дублировать, а, равно как и уничтожать интересную, очень важную информацию. Взбешенный Вилкин предлагал навалиться на пьяного Змея, спутать его и пытать. Выведав адрес Зоринсона, наведаться к последнему и как говорится дело в шляпе. Однако всегда здравомыслящий рокер Блэк счел такой вариант невозможным. Им было решено дождаться, пока Анякин проспится, и установить за ним слежку.
Все время пока Сергей Васильевич сопел в три дырки Блэк и Яшка, похожий на бородатого Пушкина, сидели в кабинете по соседству. Один нервно вышагивал из угла в угол, не выпуская изо рта сигареты, второй, зажав в тиски ружье, ножовкой опиливал стволы, небезосновательно полагая, что оружие в предприятии, подобном предстоящему, может сыграть положительную ключевую роль. Время от времени, кто ни будь из них подходил к стене и внимательно прислушивался к храпу в соседней лаборатории, где изволил напиться, а затем улечься спать Сергей Васильевич.
Проснувшись, Анякин некоторое время лежал с закрытыми глазами и пытался вспомнить повод, по причине которого произошло возлияние. Так бывало нередко. Вспомнив, он внутренне собрался, встал с кушетки и, посмотрев на часы, с удовольствием отметил, что рабочий день закончился несколько часов назад, и на настоящий момент, он совершенно свободен. В лаборатории царил хаос. На столе, беспорядочной стопой лежали различные заявки, материалы, запросы. До большинства из них у Змея органически не доходили руки - занятие бумагомарательством Сергею Васильевичу претило. - Буйвол с ней, с этой работой - решил Анякин и подался прочь. Прогуляв несколько часов на свежем воздухе и выпив две кружки разливного пива, Змей почувствовал себя очень хорошо. Время близилось к вечеру, и пора бы уже было поворачивать к дому.
Тем временем Зоринсон очень нервничал. Бегая по квартире из угла в угол, он не находил себе места. Его обуревала жажда деятельности. По автомобильному атласу дорог региона он определил место, куда предстояло отправиться на поиски, позвонил в справочную службу железнодорожного вокзала и узнал расписание поездов и время следования до пункта назначения. Плотно пообедав с рюмкой водки и собрав вещи в дорогу, в течение последних нескольких часов, он звонил Змею, но телефон на квартире последнего упорно не хотел отвечать. Иногда телефонировавший впадал в отчаяние и помышлял отправиться на приключения в одиночку, но затем его отрезвляли мысли о том, что невозможно предположить, в каких ситуациях ему придется оказаться, и насколько опасными для жизни они могут быть.
Я думаю, для вас не является секретом - Мой собеседник выделил последующие слова особой интонацией - что тяготы, какими бы они не были, лучше с кем - то делить, нежели противостоять трудностям в единственном числе. Ибо один, как известно, в поле воин, но хреновый.
И вот, когда моральное напряжение достигло пределов и Митрий был готов сорваться на ком бы то ни было, выплеснув океан отрицательных эмоций, в двери его квартиры постучали, при том, не воспользовавшись электрическим звонком. Рыжий встрепенулся. Оказалось, в гости к Зоринсонам забрел Пал Егорыч, их старинный приятель. Не виделись они с Митей довольно давно, а посему встрече были рады взаимно. Пал Егорыч, принадлежал типу людей никогда не унывающих, деятельных, но в отличие от Зоринсона разумных. Митин друг был высок, черняв, смугл и светлоглаз, чем-то походил на цыгана, казался как всегда веселым и бодрым, был прост в общении и остер на язык, что делало его и хозяина квартиры схожими. Привычка стучать в дверь при наличии звонка выдавала в нем человека выросшего на селе, привыкшего все сосчитывать и экономить, даже в мелочах. Городок под названием Уренск, где проживал Пал Егорыч, был маленьким и отстоял в нескольких часах железнодорожной езды. При ближайшем рассмотрении и городом его можно было называть с большими условностями. Поселок городского типа, или просто село. Однако жизнь в отсутствии всего того набора благ цивилизации, что является неотъемлемым в условиях города, ни в коем случае не делала Павла Егорыча похожим на анахорета. По свойству души он был человеком утонченным, имел образование агронома, но агрономом не работал ни дня. Надо отметить, что людям, выросшим в уренской округе, свойственны определенные черты, отличающие их от остальных прочих. При врожденном жизненном оптимизме, особом чувстве юмора и выраженной деловой жилке, уренские, все как один были скаредны, расчетливы и временами интересы других в расчет не брали вовсе. Для любого Уренца во главе угла, прежде всего, стоит свое собственное, потом родственники, друзья, кое - кто из селян. Интересы государства занимают место во втором десятке, а такая категория интересов как общественные отсутствует вовсе. Все сказанное мною, было свойственным для нашего героя, в той или иной степени. Впрочем, в купе с его достоинствами, эти черты, естественные для Уренца и осуждаемые городской интеллигенцией, были едва заметны и в целом не портили его, а воспринимались как некая изюминка. Хотя с другой стороны, что такое городская интеллигенция, я Вас спрашиваю? - Мой собеседник посмотрел прозрачными глазами и сплюнул в сторону, выражая этим свое неуважение.
Одет Пал Егорыч был по-походному, и за плечами имел рюкзачишко, из которого торчало охотничье ружье, упакованное в брезентовый чехол. Видом своим он напоминал следопыта - друга всех индейцев. Было это вполне понятным. Уренский угол, угол глухой. Леса там, не сказать, что особо уж дикие, но большие. Много болот. Начинается тайга. Зверья разнообразного навалом. Поэтому Пал Егорыч завсегда в лесу человеком был своим, в чащобах и отдыхал и работал и добывал пропитание. Приятели обнялись и троекратно поцеловались. В отличие от Сергея Васильевича, в Уренске в поцелуях между мужчинами, ничего зазорного не определяли.
Оказалось, что Пал Егорыч собирался поехать на охоту по приглашению городских друзей, в какие - то иные, нежели уренские места, но электричка, на которой он добирался, опоздала на несколько часов. Компания, не дождавшись Павла, уехала, и он остался как бы не у дел. Поезд назад, в его родной "колхоз" шел только на следующий день, и соответственно Пал Егорыч посетил Митрия в надежде получить ночлег. Проводив гостя на кухню, Зоринсон предложил на выбор водки или чаю, однако Пал Егорыч не прочь был отужинать, а посему достал из рюкзака часть заготовленных на охоту съестных припасов и, вывалив их на стол, предложил позвать к трапезе и Митину жену. Митрий с этим категорически не согласился, сказав, что за столом с мужчинами ей делать нечего и по восточному обычаю, пускай сидит в своей комнате и занимается чем - ни будь полезным, а не греет уши в чужой беседе. У него, дескать, есть к Павлу серьезный разговор, а жена его, относительно этого дела, содержится в полном неведении. За ужином Дмитрий Гельцевич рассказал Пал Егорычу о своем приключении и ввиду неопределенности текущего момента предложил ему составить компанию в поисках сокровищ. Пал Егорыч слушал с интересом и на предложение Митрия согласился сразу, однако по свойственной ему кулацкой, прижимистой натуре стал торговаться насчет причитающегося ему процента, напирая на наличие у него ружья, которое, по его мнению, должно было полностью обезопасить предприятие. Пал запросил семьдесят процентов, Митрий настаивал на пятнадцати и уже начинал жалеть, что посвятил в свои планы друга, отличающегося исключительно расчетливым подходом. Зоринсон взывал к совести уренского охотника, однако тот абсолютно не понимал, причем здесь совесть, если речь идет о личном обогащении. Романтика романтикой, а деньги деньгами.
В это время на другом конце города в двери своей квартиры вошел Сергей Васильевич Анякин. Переодевшись в домашнее он сразу же позвонил Митрию. С рыжим объясняться пришлось около получаса. Змею очень не понравилось наличие в деле какого-то Пал Егорыча, свалившегося, будто с небес, ибо как эксперт, он не доверял, ни случайным людям, ни случайному стечению обстоятельств. То, что уезжать нужно уже завтра с утра, так же вносило диссонанс и раздражение. Сергей Васильевич не обставил свои дела на работе. Что бы ни ходить на службу, в криминалистическом бюро в продолжение нескольких дней нужно придумать для начальства нечто веское, похожее на правду. Так же раздражало и то, что если попросить Митрия перенести время отъезда на более поздний срок, Змей был уверен, что уедут без него. В душе он уже питал надежду на поиск сокровищ, тем более, что сулило это предприятие немалую прибыль и как следствие осуществление сокровенных мечт, которые с возрастом воспринимаются все более как несбыточные. Договорившись с рыжим другом о встрече с утра на вокзале, Анякин позвонил своему начальнику домой. Дрожащим, переполненным трагическими интонациями голосом Сергей Васильевич назвался больным. Описав как он тяжело страдает от того, что не может плодотворно работать в бюро, Змей отпросился на несколько дней. Начальник не на шутку разволновался, ибо за четырнадцать лет работы не было случая, что бы Анякин брал больничный лист. Шеф долго расспрашивал о симптомах болезни, давал рекомендации к лечению и наказывал впредь, относится более внимательно к своему здоровью, беречь себя. Разрешив этот вопрос с руководством, Змей почувствовал себя легче, успокоился. Как камень с души спало эмоциональное напряжение. Сергей Васильевич решил покурить и ложится спать, чтобы назавтра выглядеть "огурцом". Красная звездочка ярко мерцала в темном провале окна, время, от времени плавно вычерчивая замысловатые фигуры. Когда ей стало тесно в ограниченном пространстве, она метеорчиком вылетела наружу и, упав на асфальт, рассыпалась тысячью искр. Напоследок, выглянув во двор, Змей в испуге отпрянул от окна. Ему привиделось, что внизу, в темноте, крадучись пробираются две фигуры и веет от них какой-то враждебностью. В подсознании укрепилась тревога и жестким комом встала в горле, мешая сглотнуть слюну. Что это такое, видение или реальность, призраки, злодеи или же просто галлюцинации, Анякин не стал утруждать себя раздумьями, решив, что стоит слегка умерить потребление спиртного, ибо слышал, что плющит людей чаще всего именно из-за этого. Приказав себе, успокоится, Змей разделся и лег в кровать. Воистину говорят молодой человек, что сон отрада нищему и проклятие для богатого. Несмотря на то, что наш криминалист был не богаче церковной крысы, но уже считал себя владельцем безумных денег, то сон к нему не торопился. Перед дальней дорогой необходимо выспаться.- Приди ко мне Песочный человечек!- вспоминал он сказочное существо из прочитанных когда-то им сказок автора под фамилией Гофман, которое посещало по вечерам детишек и сыпало им в глаза волшебный песок, после чего детские веки слипались, и приходил спокойный сон. Помучившись, наконец, Анякин увидел того, кого хотел. Явилось ему нечто корявое, с пожарным ведром непросеянного песка и с размаху сыпануло, будто тушило пожар. - Определенно нужно поменьше выпивать - было его последней мыслью, перед тем как он забылся тревожным, тяжелым сном. Видение высморкалось и растаяло в воздухе.
Погода на улице стояла теплая, поэтому сидящие, напротив Змеевских окон в кустах Блэк и Яша не мерзли. Я думаю, вы догадались - двумя померещившимися Змею зловещими фигурами были именно они. Всю ночь они караулили Сергея Васильевича, когда тот спал, ровным счетом ничего не подозревая. Дозорные по очереди курили в кулак и шепотом переговаривались. За полночь Вилкин сходил в ночной маркет и купил там пива и бутербродов. Оба злыдня были возбуждены сверх меры, поэтому, просидев всю ночь и не смыкая глаз, чувствовали себя довольно бодро. Мысль о возможности завладеть большими сокровищами была приятна им обоим чрезвычайно. Впрочем, и специалист по стрелковому оружию, и его приятель, каждый из них в глубине души имел сомнение, еще не до конца поверив в реальность происходящего, Да и информации у них было маловато. На самом ли деле все так, как им представляется, и не чинит ли рок с ними злую шутку, заставляя поверить в предприятие, могущее оказаться пустым и питать себя несбыточными надеждами, а в финале оказаться у разбитого корыта?
Ровно в семь часов утра прозвенел будильник. Привыкший не опаздывать на работу Сергей Васильевич вскочил с кровати, механически потянулся и заправил постель. Уже зайдя в ванную и взяв в руки зубную щетку Змей, прервал утренний, привычный туалет и закурил. Только тут он вспомнил в деталях вечерний разговор, и все, произошедшее с ним накануне. Вместо того, чтобы идти на работу и заняться обычным для него делом, добрейшей души человек, работник микроскопа и лупы, должен был в обществе Зоринсона и еще одного, незнакомого ему типа, ехать копать сокровище. Сергей Васильевич взглянул на хронометр. В его распоряжении оставалось два часа. Зарядкой Анякин всерьез не занимался, а эпизодическая активность в этом направлении ничего кроме вреда, как он считал, не приносила, поэтому не могла восполнить дефицит здоровья, возникший на фоне пьянства и табакокурения. Со временем, убедив себя, что растущее брюшко неотъемлемый атрибут солидности, а одутловатость лица следствие бессонных ночей, проведенных в переживаниях за производственный процесс, он успокоился и к лежащим в углу гантелям не подходил. Закончив гигиенические мероприятия Змей из ванной комнаты, сразу прошел на кухню где, приготовив скромный завтрак, торопливо откушал без должного аппетита. Время безжалостно бежало, далее откладывать сбор было нельзя. Основной проблемой для Сергея Васильевича, как я понимаю, было упаковать дорожную сумку. Что может понадобиться джентльмену, коим он себя полагал, в этой поездке? С ходу определить было довольно сложно. Опыта подобных поездок Анякин не имел. Более того, на сколько затянется путешествие, было неизвестно, а о поисках сокровищ, как о профессии Змей только читал в книгах, написанных фантазерами, где подробности такие опускались. Собираться Сергей Васильевич второпях, по наитию определяя необходимость той или иной вещи. Несколько смен белья, салфетки для рук, упаковка презервативов, электробритва, галстук, туалетные принадлежности. Затем фляжка с коньяком, блок недорогих сигарет, полотенце для ног, колода карт, солнцезащитные очки, одежная щетка, китайский болванчик, считающийся семейной реликвией и прочее. Все это несколько раз складывалось в большой спортивный баул, затем вытряхивалось, перебиралось и запаковывалось снова. Уже опаздывая к условленному сроку, Сергей Васильевич надел штормовочный костюм, в котором иногда ездил к родителям на огород, помогать по хозяйству и в таком виде, неся за плечами тяжелую сумку, выскочил во двор. Утро выдалось ясным, солнце припекало. Месяц май вступил в свои права. Едучи, в переполненном согражданами троллейбусе Змей вспотел и про себя из души в душу ругал социальную систему, в которой специалист его уровня, не имеет, в отличие от заграничных коллег средств к безбедному существованию и вынужден передвигаться таким незамысловатым способом, в толпе разносортного, безродного люда. Те же, кто, неотступно следуя за ним, прокараулив всю ночь, после того как сам он сел в транспорт, тормознули проезжавшую машину и, заплатив водителю деньги, доехали до вокзала в относительном комфорте.
Митрий и Пал Егорыч прибыли на вокзал зараннее и устроившись у продуктовых палаток, среди бомжеватого вида людей неспешно потягивали пивко. Место ими выбрано было неприметное с таким расчетом, что сами они могли видеть все, что происходит на привокзальной площади. Народу вокруг, несмотря на столь ранний час, было много - царила суета. Со стороны обстановка напоминала хаотичное броуновское движение. Так как Пал Егорыч собирался на охоту, то в рюкзаке у него имелся запас провизии в расчете на несколько дней. Решено было лишних денег не тратить, а докупать еду по мере необходимости в пути. Исключение составляла выпивка, ибо без нее, как я уже отметил, молодой человек, не обходится ни одно мало-мальски серьезное мероприятие в нашем государстве, касается оно дел, отдыха или же развлечений. Таковы национальные традиции и считаться с ними, живя в нашей стране, приходится любому, независимо от желания. По дороге на вокзал, потенциальные кладокопатели зашли в супермаркет и купили два литра водки в дорогу. По приблизительным расчетам, этого должно было хватить.
Пиво пили молча, внимательно высматривая среди проходящих людей опаздывавшего Анякина. Чувствовалось внутреннее напряжение. Шуточное ли дело - ехать откапывать миллионы. Такому предприятию должны соответствовать серьезные лица и готовность к самым неожиданным поворотам судьбы. Наконец они увидели Змея. Стоя в условленном месте под вокзальными часами тот нервно переминался с ноги на ногу и курил, с жадностью вбирая в легкие никотиновый дым. Увидев его, Митрий с Пал Егорычем успокоились, неспешно допили пиво, и только после этого подошли к другу. Таково одно из плохих свойств человеческой души - заставлять нервничать ближнего своего, не имея к тому ровным счетом никакой надобности.
До отхода поезда оставалось совсем немного времени. Поначалу Сергей Васильевич испытывал некоторого рода неприязнь к Зоринсоновскому другу. Пребывая в некотором раздражении, он не упускал момента выразить свое неудовольствие наличием в компании, как он считал нахлебника. Было понятно - Змей не доверял малознакомым людям и был очень недоволен тем, что Митрий привлек к столь серьезному делу неизвестного для него человека. Натянуто поздоровавшись с товарищами по предстоящему путешествию, Сергей Васильевич решил при первом же удобном случае серьезно поговорить с Митей, и расставить, так сказать, все точки над и.
Пал Егорыч же со своей стороны осознавал птичьи права, на которых пребывал в этой компании. Волей случая и не более того, он оказался в доле и неожиданно мог рассчитывать на то, что существенно улучшит свою жизнь в материальном плане. Проявить себя, случая ему пока не представилось и все что для него не делалось, делалось авансом. С точки зрения морали, он испытывал неудобство, но и отказаться не мог - такой шанс выпадает, может быть, раз в жизни и то далеко не всем. Ему очень хотелось быть полезным, но, как и в какой форме это будет происходить, он еще не придумал.
Вокзальный диспетчер в третий раз объявил посадку в пригородный поезд, на котором друзья должны были отправиться на встречу приключениям. Наша компания поспешила на перрон. Вслед за ними прячась среди идущих, непрерывным потоком людей, не желая обнаружить себя раньше времени, крались и Яша с Блэком. Они, как им казалось, надежно шли по следу, и с течением времени, следя за разворотом событий, все больше обретали уверенность в том, что держатся правильного пути. У них было огромное преимущество, ведь кладоискатели, которых они преследовали, не догадывались о наличии конкурентов. Свой козырь злодеи намеревались пустить в ход, тщательно подобрав подходящий для того момент. Идеальным для них было бы, как они рассуждали, завладеть картой взяв Митрия со Змеем на испуг, безо всяких перестрелок и не дай бог "мокрухи". Наличие в компании третьего, незнакомого им человека раздосадовало, но и не представилось поводом для того, что бы отказаться от задуманного. Идя по следу наших друзей, Блэк с Яковом Михайловичем сели в тот же вагон электропоезда, но в салон проходить не стали, остались стоять в тамбуре, иногда по очереди подсматривая сквозь стеклянную дверь и шепотом, обсуждая дальнейшие действия.
В вагон, набилось достаточно много народа, вонь стояла нетерпимая, донимала духота. Рокот голосов усиливался, все ждали отправления, с которым поезд, как часто бывает при наших беспорядках, задерживался. Троице героев посчастливилось занять сидячие места. Ехать предстояло несколько часов. На противоположной скамейке разместилась компания, из четырех человек, они вели непринужденную беседу, шутили и смеялись. Про этих я хочу рассказать подробней, ибо как вы сможете догадаться, в последствии они так же сыграют определенную роль в том, что произойдет позже. Все четверо, по виду были одного возраста, лет тридцати с небольшим, и, если судить по их разговорам, знали друг друга уже не первый год. Сидящего в центре, одетого в камуфляж черноволосого, горбоносого, немного полноватого человека попутчики называли Тростером, вероятнее всего таковой была его фамилия. Тростер с темпераментом, присущим натурам более южным, нежели северным, жестикулируя и брызгая слюной, рассказывал про Израиль, государство, в которое он переехал на постоянное место жительства, воспользовавшись своим декларированным правом, как еврей. Вернувшись погостить в места, некогда считавшиеся его родиной, Тростер собрал старых своих друзей, которых не видел давно, и, те предложили ему провести выходные, так сказать в теплой компании, на лоне российской природы. Компания отправилась за город на отдых. Иностранец делился со спутниками впечатлениями о своей, настоящей жизни, такой далекой для нас с вами в частности. По-видимому, рассказывал он это уже не первый раз, но постольку, поскольку надо было коротать время в пути, его повествование пошло по новому, десятому кругу.
Случалось ли вам, молодой человек, отъезжать когда - либо за границу
на длительный срок? Многие говорят и я с ними согласен, что пресловутая тоска по березкам, не более чем миф. Если вы едете работать туда, или отдыхать, то есть предполагаете рано или поздно возвернутся к привычному для вас образу жизни, тому от которого уехали - ностальгии, как правило, не бывает, да и откуда ей взяться, когда вокруг много необычного и массы новых впечатлений сменяют чередой друг друга. Если же вы уезжаете навсегда, то тоска ваша понятна, и тоскуете вы по тем местам, с которыми у вас связаны приятные воспоминания. Российское разгильдяйство и хамство, та редкая душевность, которая присуща нашим людям, то своеобразие национального характера, среди которого мы выросли, согласитесь, может навеять грустные, светлые чувства. Да и стоит сказать, что Израиль страна особенная, как впрочем, и особенный народ - иудеи.
Родившись и возмужав в наших краях, но, считая себя при этом стопроцентным евреем, Тростер, когда жил здесь, во снах видел землю обетованную. Однако, поехав туда вслед за престарелыми родителями, получив вид на жительство и мало-мальски осмотревшись, ужаснулся, ибо с подобными проявлениями антисемитизма, он не сталкивался даже в черносотенной России. Это может показаться смешным, но в Израиле его все считают русским. Право, это, пол беды, но при этом ему все новые соотечественники вредят, его презирают, и если у кого что - либо пропадает, искать первым делом идут к нему! В течение нескольких лет, что довелось ему там прожить, с ним произошла интересная метаморфоза. Из уехавшего отсюда русофоба, постепенно, он превратился в русофила и начинал уже симпатизировать юдофобам.
По правую руку от Тростера сидел здоровенный, упитанный мужик, похожий на библейского голиафа, с такими же могучими руками и грандиозным пузом. Одет был толстяк в добротный походный костюм. Вид гигант, имел простоватый, таким обычно изображали на дореволюционных открытках русского крестьянина, радовавшегося обильному урожаю. Лицо здоровяка светилось детской наивностью, выдавая в великане человека доброго и безалаберного, не склонного работать умственно, зато любителя поесть и попить. Называли его Вадимом Сергеевичем, или чаще просто Вадюлькой.
Вадим Сергеевич внимательно слушал рассказ Тростера, до неприличия громко гоготал и при этом чистил ногти большим охотничьим ножом. Попутно, время от времени богатырь из-за пазухи доставал початую бутылку водки и делал из нее глоток, не закусывая ничем. Несмотря на духоту, алкоголь казалось, не оказывал на него сколько-нибудь ощутимого воздействия.
По левую руку, соответственно у окна восседал некто Славонька. Внешне, как я его представляю себе, он походил на демиурга. Тонкая кость, точеные черты лица, черные выразительные, я бы сказал жгучие глаза, черные же, ухоженные борода и шевелюра. Аккуратность и определенный вкус при общей незатейливости в одежде, в купе с живостью ума и нестандартным, изысканным чувством юмора, делали его ярким индивидуумом. С окружающей массой его роднило то, что, как и многие из нас, Славонька любил выпить водки, а быстро спъянившись превращался в кулек дерьма. Уже тогда, когда его увидели наши герои, он был на пол пути к нирване. Слушая рассказы Тростера, пытался шутить, не в бровь, а в глаз, чем поддерживал веселье в компании на должном уровне.
Четвертым в компании был человек, в пику Вадиму Сергеевичу, худым и маленьким, но до безобразия живым и деятельным. Места на скамье ему не хватило, поэтому сидел он в ногах, на большом спортивном бауле. Лысоватый, в очках, он то и дело перебивал рассказчика, пытался отвечать за него на вопросы, чаще невпопад и вообще вел себя вызывающе. Попутчики именовали его Исайкой, как позже выяснилось, взяв, производную от фамилии Исхаков. Как этот гном не пытался сконцентрировать на себе общественное внимание, все слушали Тростера.
Внутреннее радио голосом машиниста объявило об отправлении поезда. Состав тронулся и по вагону пронесся вздох облегчения, вырвавшийся разом из множества дурно пахнущих глоток. Зоринсон с товарищами оживились. Попутный ветерок, врывающийся в открытые окна, принес долгожданную свежесть, и можно было, достав стаканы, перейти к процедуре более близкого знакомства. Пал Егорыч ощутив в себе прилив хорошего настроения, извлек из рюкзака краюху хлеба шмат сала и луковицу величиной с доброе яблоко - гордость всех уренских кулаков, считающих, что овощ таких размеров растет только у них в деревне под названием Уренск, и нигде больше. Пока он нарезал сало с луком тонкими ломтиками на хлеб, делая бутерброды, Митрий разлил водку в пластиковые стаканчики и, держа их в руках, с нетерпением ждал "второго завтрака". Водка была теплой, что при иных обстоятельствах может вызвать отвращение, но, выпивая в этот раз, наши герои получили удовольствие, на чем решили повторить, не откладывая. За выпивкой болтали о том, о сем, рассказали парочку анекдотов, и Пал Егорыч уже показался Змею хорошим парнем, милым и надежным человеком. Как говорится в русской сказке - изловчился солдат, поймал трех гусей. Одного хозяйке приказал сготовить, второго за работу отдал, на третьего кувшин вина выменял. Сидит, выпивает, гусем закусывает. Худо ли?!
После выпитой третьей, каждый почувствовал в себе снизошедшую душевную благость, повеяло романтикой. Никто не сомневался в скором успехе предстоящего предприятия. Змей с Пал Егорычем пошли в тамбур покурить. Митрий же остался стеречь места. Оставшись в одиночестве, он стал прислушиваться к рассказу сидящего, напротив, в окружении друзей Тростера о мытарствах последнего в знойных песках палестины. Потомок благородных сефардов повествовал о том, как служил в израильской армии фельдкурьером и на маленькой старой танкетке - тракторе, похожем на мотоцикл развозил по передовой почту и гамбургеры, без которых израильский солдат воевать не может. Был у Тростера, о чем он не без гордости поведал и персональный УЗИ, из которого, правда, он так ни разу и не выстрелил. Служил вояка несколько месяцев верой и правдой Ариелю Шарону, пока не попал в засаду. Арабы обстреляли самокатчика из развалин какого - то домишки. Пущенная в него очередь из "калаша" прошла высоко над головой, но в результате, Тростер в течение месяца проходил курс реабилитации в армейском госпитале, после чего был признан негодным к военной службе. Вскоре командование, вручив ему какую - то медальку комиссовало героя. С тех пор Тростер работает в доме престарелых. Читает по его выражению пердунам книжки и рассказывает о своих боевых подвигах. Денег получает существенно меньше, чем на войне, но и здесь умудрился скопить на поездку в места, считавшиеся некогда родными, для того, чтобы повидать друзей и окунутся, так сказать в атмосферу, которая его взрастила.
Митрию было весело слушать рассказ еврея с комментариями маленького, злобного Исайки. Двое других, Вадюлька со Славонькой так же живо принимали участие в беседе, только Голиаф обычно запаздывал с мыслью, а демиург - Славонька был уже изрядно пьян и соображал с трудом. Хмелеющий Зоринсон проникся симпатией к сидящим напротив людям, и чувство его было настолько искренним и глубоким, что он непременно хотел с ними выпить, однако в отсутствии своих компаньонов, как человек с претензией на честность не решался.
Блэк и Яшка, завидев идущих к тамбуру Змея и того третьего незнакомого до этого момента им человека, предпочли ретироваться в соседний вагон и подглядывали оттуда через неплотно прикрытую дверь. Наши герои курили, живо беседовали друг с другом и после второй сигареты даже побратались. Наблюдая за ними, Блэк ворчал. Сказывались усталость после бессонной ночи и сильное нервное напряжение, переживаемое в течение последних суток. Ему тоже хотелось выпить, и тем самым расслабится, но увы, обстоятельства этого не позволяли. Держаться, не теряя ни формы, ни рассудка было условием успеха их аферы, успеха требовавшего, прежде всего ума, сосредоточенности и физической выносливости. Митрий же тем временем вступил в оживленный диалог с сидящими напротив. Скучать, было противно для его деятельной натуры, и начинающее его тревожить одиночество, он решил отогнать посредством радости живого людского общения. Дождавшись, когда Тростер прервет повествование, Митрий завел разговор на тему погоды, а затем расспросил о цели поездки честной компании. Из разговоров он узнал, что попутчики едут почти туда же, куда держит путь и он с друзьями. Движет ими желание отдохнуть по приглашению ихнего старого друга, главврача сельской больницы, который обещал им все виды довольствия и удовольствия - охоту, рыбалку, выпивку под уху, жаркую баньку со средним медперсоналом женского пола в обслуге и многое другое. Бывали они в тех местах по многу раз, за исключением Тростера, которого везли туда с намерением доказать, что и здесь, в медвежьем углу можно жить хорошо и недорого. На этот раз, так же как и прежде они надеялись получить приятных моментов от жизни сполна. Через некоторое время Митрий стал завидовать им белой завистью и от души желал хорошо провести время. Под конец он достал из - за пазухи карту и, показывая ее новым знакомым, стал их расспрашивать о том, не знают ли они дорогу к изображенному на ней лесному озеру, на острове которого красовался жирный черный крестик. Вадюлька со Славонькой, после того как внимательно рассмотрели карту, решили, что бывали там несколько раз и стали наперебой советовать, как туда добраться. Оба тыкали в листок пальцами, тянули, каждый на себя и чуть, было не разорвали его на двое. Выслушать что-либо вразумительное Зоринсону не удалось. Вернулись с перекура компаньоны. По выражению их перекошенных злобой лиц, пьяный Митрий осознал, что делает что-то не то. Змей резко вырвал из рук спорщиков мятый лист кальки и, сложив ее, спрятал в грудной карман походной куртки. После этого извинился перед опешившими, едущими на отдых пьяненькими людьми и отвесил Митрию звонкий подзатыльник. Драка была готова разгореться, если бы не Пал Егорыч, грудью вставший между повздорившими, призывая их, не привлекать внимание посторонних. Вняв разумным доводам друга, Змей и Зоринсон закончили препираться, но молчанием своим показывали установившуюся между ними неприязнь. Конфликт угас. Недоумевающие, сидевшие напротив Митины знакомцы поначалу оцепенели, наблюдая ссору, но затем, уверившись, что драки не будет, потеряли интерес к соседям и вернулись к прежнему занятию - беседовать и выпивать, обретая беззаботную прежнюю веселость духа. Наши герои некоторое время ехали молча. Чтобы как то разрядить напряженную обстановку, уренский охотник предложил друзьям продолжить выпивать. Такому предложению возражать не стали, по ходу решив, что карта впредь будет находиться у Змея, так как человек он был более серьезный и ответственный.
Подошло время, когда электричка прибыла к перевалочной станции Свиногорск, на которой наши герои должны были покинуть поезд и продолжать свой путь иными средствами. За окнами потянулся типичный унылый пейзаж, который Вы, молодой человек не раз наблюдали въезжая по железной дороге в большинство населенных пунктов матушки - России. Если учесть к тому же, что часть станции принадлежит военным, где тотальная бесхозяйственность, помноженная на тупость и пристрастие к показухе явно бросается в глаза, то возникает определенная картина в стиле писателей фантастов декадентского толка. Груды покореженного ржавого металла, отдаленно напоминающие какие - либо станки или агрегаты колоссальных, поражающих воображение размеров не ясного назначения, сошедшие с рельсов и сгнившие наполовину железнодорожные вагоны, штабеля преющих бревен, обилие ящиков, по виду новых, с непонятным и вероятно засекреченным содержимым, брошенных на товарных площадках под дождем, но охраняемые часовым. Никогда не работающие краны, бульдозеры и трактора. Масса алкоголиков выпивающих среди этого хлама, жухлая высокая трава и бесконечные бетонные заборы, испоганенные неприличными надписями.
Нашим героям, сойдя на платформу, предстояло пересесть на маленький паровозик, называемый в простонародье кукушкой и отправится по узкоколейке в глубь лесов. Зоринсон совсем захмелел. Как зачастую свойственно пьяным людям, шатаясь из стороны в сторону, он ходил по вагону, неуклюже переставляя слабеющие в коленях ноги и приставал ко всем подряд, обещая, в скором времени разбогатеть и позаботится о сирых и убогих, каковых в вагоне ехало большинство. Сплевывая по ноги, клялся никого не оставлять без внимания - накормить голодных, обуть, одеть раздетых, а страдающих жаждой напоить водкой. Ни Пал Егорыч, ни Змей не обращали внимания на босяцкие выходки друга, пока тот не упал совсем. Осторожно подхватив его под руки, компаньоны подняли Митрия и вывели в тамбур, откуда и вышли вскоре среди прочих людей на перрон вышеназванной станции. Большинство сошедших пассажиров, как и наши герои, проследовали чуть дальше по ходу поезда, где располагался низенький перрон поменьше, и начинались пути узкоколейки, уходящие круто в сторону от основной железной дороги, имеющей федеральное значение. Паровозика с парой прицепных вагонов, который обычно уже ждал подхода электрички, на месте не было. Видимо тот опаздывал с отправлением. Изнывая под тяжестью ведомого ими пьяного друга и собственных вещей, Пал Егорыч с Анякиным расположились несколько в сторонке от основного количества людей желающих ехать дальше на маленьком поезде. Сев на землю, они прислонились к невысокому, но плотному штакетнику, перевели дух. Митрия определили рядом, положив ему под голову его же рюкзак. Отсюда им хорошо было видно, как маленький, но очень важный лысеющий толстый человечек встретил веселую компанию, ехавшую, напротив, в электричке, людей, перед носом которых Зоринсон так безответственно потрясал ценным секретным документом. Человечек радушно расцеловался с каждым по очереди, оживленно о чем - то, беседуя, повел их к уазику - буханке, на бортах которой были намалеваны большие медицинские кресты. За рулем машины томился жующий папиросу флегматичный человек в засаленной шоферской кепке. Проводив их взглядом и немного завидуя, тому, как у людей решаются транспортные проблемы, наши герои закурили. Через короткое время, докурив, Змей сходил в станционный буфет и принес оттуда пару пива.
Среди людей сидящих в ожидании кукушки прошел слушок, что поезд, дескать, опаздывает из-за лесного пожара, бушевавшего по дороге, и прибудет неизвестно когда. Весть эта отнюдь не радовала, молодой человек, наших друзей, а как вы можете догадаться, очень сильно раздражала. Возмутившись, они прокляли то смутное наследие, оставленное нам строителями светлого коммунистического будущего, выражавшееся в общей безответственности и раздолбайстве, но через некоторое время, успокоились и, потягивая прохладное пиво, стали совещаться. Ничего другого, кроме того, как терпеливо ждать им не оставалось.
Не оставалось ничего иного и Блэку с Яшкой, занявшим наблюдательную позицию, напротив, в кустах. Преследователей морило, сказывались усталость и напряжение, переживаемое в течение последнего времени. Часы показывали далеко за полдень. Солнце стояло в зените, и было довольно жарко. О паровозике не было никаких известий. Змей и Пал Егорыч развернув оттиск карты, внимательно просматривали дальнейший путь и, рассчитывая время, вполголоса строили предположения о том с чего начинать поиск и как его вести. Некоторые значки на карте, напоминавшие монограммки, или наполовину истершиеся буквы кириллицы, а так же какие-то цифирьки были им не понятны. В центре карты на островке угадывался контур церквушки. Здесь же было изображено несколько крестиков, похожих на могильные, а один жирный кривой крест вероятнее всего обозначал заветное место, где и было зарыто сокровище. На карте угадывались прорисованные лесные дороги, ведущие к озеру и река из него вытекающая. В правом верхнем углу схематически изображалось подобие нескольких церквушек побольше, что вполне могло бы быть монастырем, довольно известным в свое время патриаршим комплексом, в котором владыка частенько останавливался во время поездок в эти места, принимал здесь баньку, затем соответственно на грудь, трапезничал и отдыхал. Монастырь, с приходом к власти большевиков был разграблен и закрыт, а к настоящему времени пообветшал и осыпался. Но даже, несмотря на это, стоящий на холме и видный издалека, он поражал воображение путника своим величием. Ну да это к слову пришлось, я несколько отвлекся от основной линии повествования.
В то время как Пал Егорыч и Анякин слегка заплетающимися языками в пол - голоса обсуждали детали предстоящего путешествия, прислонившись спинами к забору, с другой стороны их подслушивал некто. Простецкого вида в резиновых сапогах и кепке с лежащими рядом зачехленными удочками, он, затаив дыхание, ловил каждое произнесенное нашими героями слово. Его по началу безучастный, казавшийся утомленным взгляд наливался алчным огнем, становился хитрым. Рыбак хорошо знал места, о которых шла речь, ибо, живя здесь в Свиногорске, очень часто ездил туда ловить рыбу, имел в лесхозе, куда должен был проследовать паровозик, дальних родственников и зазнобу - бабу, у которой останавливался иногда вместо того, чтобы ловить пескарей.
Еще в детстве слышал он от бабушки - старожилки этих мест преданье о якобы пропавших в смутное, революционное время, монастырских сокровищах. Но мало ли о чем треплются старухи. Жизнь на излете, она такова - в голову лезут всякие бредни, а ты готов поверить чему угодно. Проверять, конечно, ничего не станешь, ибо разочарование в жизни уже пришло и прошло, и не надо усугублять ситуацию. Это я о старухах.
Деревенские люди - земляки, называли рыбака Кувшинчиком. Не знаю, было ли это его настоящей фамилией или прозвали они его так за скупость и необщительность. Человеком он был нелюдимым и из всех развлечений на свете наиглавнейшим считал рыбалку. Рыбалка его и развлекала, и так сказать кормила. Рыбы он вылавливал достаточно много и большей частью продавал. Жил подобно аскету - жена и трое его детишек ходили голодранцами и кроме рыбы питались тем, что удавалось вырастить на огороде. Однако в поселке поговаривали, что деньги Кувшинчик имеет немалые. Видимо на что-то копит и в силу природной жадности где - то закапывает.
Таким вот образом, молодой человек, деревенский куркуль - рыбак, мирно дремавший в тени забора, в ожидании поезда, нечаянно узнал тайну наших друзей и стал соучастником поиска сокровищ, сыграв в дальнейшем определенную роль. В его голове наделенной дремучим, самобытным умишком быстро созрел план. Дослушав до конца то, что его интересовало, рыбак, стараясь не шуметь, на четвереньках отполз в сторону и, встав, как ни в чем, ни бывало, растворился среди ожидающих на перроне людей. В общих чертах, он слышал разговор двух незнакомцев, но взглянуть на карту хотя бы одним глазком ему не удалось. Поэтому Кувшинчик решил воровским путем завладеть картой, в чем впрочем, скажу, не был оригинален. Для осуществления своего плана ему необходимо было втереться в доверие к нашим друзьям и усыпить их бдительность. То, что они были в подпитии, явно играло рыбаку на руку. Быстро смекнув, что к чему, он опрометью кинулся к знакомой бабе, торговавшей низкосортным самогоном, отличавшимся дешевизной и забористостью. Купив поллитровку, Кувшинчик некоторое время ходил от наших друзей на расстоянии, не зная как начать с ними разговор.
Митрий к тому времени частично проспался и, перекурив вместе с компаньонами, в свою очередь возмущался беспорядками, царящими на железнодорожном транспорте. Время тянулось столь медленно, что казалось, прошли месяцы с того момента как они очутились на этой богом забытой станции. Несколько раз повторяли поход за пивом. Безделье и неопределенность утомляли, действуя на компанию не лучшим образом. Нервозность росла. Наконец к шатающемуся неподалеку Кувшинчику пришла в голову блестящая идея. Не теряя ни секунды, он бросился к больнице.
Водила скорой помощи по фамилии Бобин был своего рода оригиналом, сочетая в своем характере такие качества как небывалое упрямство и флегматичность. Свойственным для первого Бобина было то, что он раз что-то решив, шел до конца, не сворачивая с пути, даже если это решение не сулило ему ничего хорошего. Всегда стоило неимоверных усилий переубедить его. Второе выражалось в том, что Игорь, как звали Бобина, вяло реагировал на происходящие вокруг события, относясь к ним сугубо иронично. Кувшинчика он знал, так как сам был не прочь побаловаться рыбной ловлей, а более авторитетного рыбака в округе, чем Кувшинчик было не сыскать. С другой стороны он его презирал за жадность и хитрость, проявляемую рыбаком в вопросах, касающихся личного обогащения. В описываемый мною момент, когда наша троица томилась в ожидании паровозика, Бобин после встречи компании друзей, приехавших в гости к его начальнику, и, свезя всю их в частную баньку на окраине станционного поселка, ставил машину в больничный гараж. Начальник Бобина или он же главврач Андрей Власьевич Костромин пригласил Игоря этим вечером принять участие в предстоящей оргии, чем, безусловно, потрафил своему шоферу. Такое случалось не часто, а подобные мероприятия, особенно в компании медсестер, Игорь любил. Настроение Бобина было хорошим. Таким и нашел его запыхавшийся от быстрого бега Кувшинчик. Еще издалека, завидев водителя, рыбак замахал над головой зажатыми в руке удочками и крича что-то невнятное. Подбежав к Бобину, деловито накидывающему большой амбарный замок на ворота гаража, Кувшинчик сбивчиво стал умолять подвезти его и еще нескольких малознакомых ему, но безусловно очень хороших людей до лесного поселка, располагавшегося не много ни мало за тридцать верст отсюда.
- Слышь, земляк, говорил он, - заговорщицки подмигивая и уверяя, что "все будет" - подбрось, Христом богом прошу, помоги. Торопимся мы с корешами, спасу нет. Ждут нас там, а паровоз, будь он не ладен, как провалился!
- Слышалось в его мольбах известное - "Брат Митька помирает, ухи просит". Но подобные жалобные нотки на водилу действия не возымели. Не узнав даже что такое "все", которое непременно будет, Бобин послал дуремара куда подальше, не желая его слушать. В деревнях у нас уже давно никто ничего просто так не делает. Тем более, что у Игоря было приглашение весело провести вечер. Еще некоторое время рыболов приплясывал вокруг шофера, широко раскидывая руки, преграждая ему, путь от гаража и упрашивая непременно ему помочь. Наконец видя, что все попытки бесплодны, Кувшинчик как последний аргумент достал из кепки сложенную вчетверо сотенную бумажку и, протянув водиле, прогнусил, что отдает последнее. Бобин остановился. Немного подумав, шофер нехотя взял сотенную, повертев ее в руках, засунул в карман штанов и, развернувшись, поплелся назад к гаражу. Рыбак сморщился - с одной стороны соглашение было достигнуто, с другой пришлось отдать деньги.
Бобин не был жаден до денег. Просто в больнице ему уже несколько месяцев не платили зарплату, а колымы, на предмет что-либо кому подвезти, случались редко. Поэтому, Игорь, рассудив, что тридцать верст туда, тридцать обратно, займет часа два не более, но зато на вечер он будет с деньгами. Сумма, не ахти какая, но все же, приятно осознавать, что в кармане у Вас что-то имеется.
Всегда бывает непросто завязать разговор с незнакомым человеком, который к тому же неприветлив, и насторожен, а тебе в свою очередь от этого человека что - то нужно. Зная это, чувствуешь себя несколько смущенно.
Кувшинчик нерешительно подошел к нашим героям, переминаясь с ноги на ногу, поздоровался и уселся в нескольких метрах. Те смерили чужака недобрым взглядом. Рыбак снял кепку и, утерев ею вспотевший низкий лоб, разгладил грязной мозолистой пятерней слипшиеся намокшие волосы. Пристроив рядом чехол с удочками, он расстегнул матерчатую рыбацкую сумку, достал оттуда по порядку: газетный сверток, купленную ранее поллитру и граненый, пожелтевший от времени стеклянный стакан. С минуту, отдышавшись, Кувшинчик развернул газету, в которой оказался простецкий обед, состоявший из краюхи хлеба, вареной картохи, куска колбасы и пары сваренных в крутую яиц. Выпивающий мужик в ожидании поезда на станции, согласитесь со мной, явление у нас обычное, но необычно было то, что чуть - чуть пригубив, рыбак широким жестом, с наигранным радушием пригласил к своему нехитрому столу и сидевших неподалеку. Зоринсон с готовностью откликнулся на предложение проходимца, ибо как я полагаю, тупо сидеть в безвестности на незнакомой станции в ожидании сокровищ, да еще с начинающей побаливать головой ему надоело. Кувшинчик щедро отмерил Митрию пол стакана, которые тот незамедлительно выпил и закусил предложенным бутербродом. Поначалу внутри у него все как бы свело болезненной судорогой, но затем отпустило. Несколько раз, икнув, Митя призвал причаститься своих компаньонов. Выпил и Змей, после чего все закурили. Голова на время просветлела, на душе стало приятно. Пал Егорыч напротив пить отказался. Сам деревенский, хорошо зная местечковые нравы, он сразу заподозрил что - то неладное и вместо выпивки, достав из чехла ружье, стал неспешно его собирать, чем не порадовал, а озадачил Кувшинчика.
Выпив еще, как говорится по "лампадке" рыбак неожиданно засобирался - свернул стол, спрятал в сумку недопитую бутылку, надев кепку, встал на ноги, отряхнулся. Тут в клубах пыли, скрепя тормозами и подлетел на УАЗике Бобин, именно так, как и просил его незадолго до того Кувшинчик. Не открывая дверки, через открытое окно Игорь крикнул - "Еду в лесхоз! Кому по пути?". Наша троица встрепенулась - казалось, сама удача взяла их концессию под свое крыло.
Рыбак, залезши в машину первым, предложил всем сбросится по тридцатничку, за чем дело не стало. Деньги казалось небольшие, а сидеть на жаре и ждать проклятого паровозика осточертело.
Машина тронулась, настроение у всех существенно поднялось. На повторное предложение Кувшинчика выпить уже на "дорожку" откликнулся и Пал Егорыч, бережно отставив в угол салона "буханки" свое ружье.
Трясло на грунтовой дороге изрядно, Бобин хотел отработать свою "сотку" как можно быстрее. Ехать нашим героям и тут же выпивать было весело. Однако не будь Пал Егорыч Пал Егорычем, если бы не приметил, что рыбак наливает друзьям вдвое больше чем себе, и в то время, когда те уже выглядят изрядно пьяными, сам почти трезв. Внутренний голос уренского, называемый с подачи Зоринсона чутьем деревенского кулака, настораживал хозяина. Пал Егорыч начал притворяться более пьяным, чем был на самом деле, а когда ему подносили в очередной раз, то норовил большую часть выплеснуть, ссылаясь на тряску. Краем глаза он замечал, как жалко Кувшинчику разлитого самогона, однако тот с упорством наливал и наливал. Так проехали они около часа. Не доезжая лесного поселка, несколько километров УАЗик неожиданно тряхнуло и повело влево. Сидевших в салоне, по инерции, сорвало с мест и стало бросать из стороны в сторону. Импровизированный стол в момент опрокинулся. Остатки самогона и закуска упали на пол. Начавши, было кимарить, Зоринсон пролетев дальше всех, больно стукнулся головой о стоящее в углу ружье. Удар был настолько силен, что мгновеньем спустя, Митя потерял сознание.
Не могу предположить, молодой человек, что ему пригрезилось в тот момент, но по собственному опыту могу сказать, что подобные случаи могут стать основанием для появления различного рода курьезов. Человек, знаете ли, существо, душевные силы которого не безграничны. У разных людей по-разному. Это как отпечатки пальцев - у каждого свои. Когда несколько дней подряд подвергаешься стрессу, считая, что на карту поставлена твоя будущая жизнь, и при этом, не успевая трезветь, напиваешься снова и снова, когда череда лиц, событий и впечатлений идет кругом, и невозможно наперед предсказать, какой бес будет править тобой в следующую минуту.
Наконец Бобину удалось остановить охромевшую на одно колесо машину. Хлопнув дверцей, он выпрыгнул на грунтовку, и грязно ругаясь, стал пинать пробитый баллон. С другой стороны машины, из салона, один за другим, потирая ушибленные места, стали выбираться на свежий воздух и пассажиры. После всех, по прошествии нескольких минут, когда уже Игорь, достал инструменты и прилаживал к машине домкрат, на дорогу выбрался Митрий. В руках он сжимал заряженное до этого Павлом Егорычем ружье. Стоявшие на улице, увидев его, разом, как по команде замолчали, хотя до этого причитали и пытались шутить. Вперив в Кувшинчика взгляд своих безумных, бездонных как пустые тарелки глаз Зоринсон взвел курки. Металлический лязг в образовавшемся вакууме прозвучал особо зловеще. Следующую секунду, забившись в истерических судорогах, словно вор на киче, Митрий заорал - Суки! Отдайте карту! Золота моего захотели сволочи! - навел на рыбака холодные, жаждущие крови стволы. С оказавшихся на линии огня пассажиров, разом слетел хмель, а рыбака к тому же бросило в холодный липкий пот. События развивались стремительно. Запамятовавший, запивший или заспавший тот факт, что отдал карту Змею, Гельцевич был настроен решительно. Реально смотреть на происходившее Митрию мешали опьянение и контузия.
Пал Егорыч в прыжке ногой попытался выбить из рук потенциального убийцы ружье, однако неудачно. Рыжая бестия дернул ружьем, машинально нажав на спусковые крючки. Грянул выстрел сразу из обоих стволов. К счастью заряд прошел высоко над головами стоящих попутчиков. Рыбак опрометью бросился в придорожные кусты с резвостью, которую невозможно было предположить, оглядев со стороны его слегка мешковатую фигуру. Впрочем, я не отрицаю того, что каждый, из нас попав в экстремальные условия способен проявлять чудеса, стоящие за гранью наших физических возможностей. Змей же, напротив, замер присев, обхватил голову руками, как будто заряд угодил в него. Его парализовал страх. Обычно, как бывало, ранее испытывая нечто ужасное, Сергей Васильевич терял контроль над мышцами, становился слабым, и не мог стоять твердо.
Бобин, находясь по другую сторону машины, не видел, что происходило, и от неожиданности, выронил монтировку из рук, которая, в свою очередь больно стукнула его по ноге.
Пал Егорыч, не потеряв присутствие духа, выкрутил из рук смутьяна ружье тут же отвесив последнему звонкую оплеуху. Змей, полностью обессилив, повалился на обочину дороги, издавая жалобные, не членораздельные звуки. Такое случается, поверьте мне на слово, когда беда уже минует - силы оставляют человека вовсе.
Видавший виды, деревенский шофер, выругался, продолжая монтировать колесо. Кувшинчик исчез в густом придорожном кустарнике и более не появлялся. Еще некоторое время, стоявшие возле машины слышали удаляющийся треск хаотично ломающихся веток, будто сохатый, почуяв облаву, уносил ноги, спасая жизнь. Виновник происшествия стоял тут же, как воробей, нахохлившись, помалкивал. Отдышавшись и выкурив сигарету, Анякин встал и, шатаясь, подошел к водиле. Бобин пристроив на место колесо, снимал машину с домкрата.
- Слышишь, земляк, а далеко ли отсюда до озера? - Не земляк я тебе,- ответил Бобин,- ты городской, а я в селе работаю, стало быть, я деревенский. Ты меня с собой не ровняй, а то ведь обидеться могу и приложить! - Игорь приветливо помахал монтажкой.- А до озера верст пятнадцать будет. В поселок можете не заходить. Отсюда метров двести по дороге отворот направо будет, так вот и дуйте, не сворачивая, как дойдете, озеро увидите. Только везти вас туда я не повезу, и не просите - предвидя следующий вопрос, продолжил шофер, - все, на сегодня накатался. Меня баня с бабами и закуской ждет и вообще хорошие люди. Я и сюда не хотел вас везти, да этот черт настоял.- Бобин кивнул в сторону леса.
Распрощавшись с водителем, наши друзья, собрав пожитки, вяло поплелись дальше по дороге, туда, куда им было указано. Игорь, лихо, развернув УАЗ, посигналил на прощание длинным гудком и растворился в клубах мелкой песчаной пыли.
Вечерело. К слову сказать, молодой человек, испытывали ли вы, когда ни будь на себе отчаяние - страшное, жестокое ощущение. Каждому человеку свойственно верить, любить, надеяться. Противостоит этим трем оно - чувство, если его так можно назвать, ни с чем не сравнимо по силе, с которой безжалостно ломает людские судьбы. Оно, конечно не так страшно как бич божий, ибо с ним можно бороться. Но мало кто умудряется ему противостоять с достоинством, да и оставляет оно после себя рубцы в душах людских, подобно плети небесной.
Рассказчик замолчал, задумался на минуту, затем встрепенулся.- Я отвлекся в сторону от повествования, в чем прошу меня извинить. В данном случае представьте, что должны были испытывать те, другие, которых выше я обозвал злодеями. В то время как наши герои выпивали в компании рыбака, ведя непринужденную запьянцовскую беседу, эти сидели в укрытии, расслабившись, предвкушая неожиданно быстрое разрешение всех стоявших перед ними проблем. Ни Блэк, ни Яша не сомневались, что в скором времени конкуренты, одурманенные хмелем, превратятся в бесформенные аморфные тела и тогда можно будет без труда завладеть вожделенной таинственной картой. Просто подойти и отнять. Или украсть, как хотите. Оставив тем самым, конкурентов на бобах, можно ехать со спокойной душой выкапывать несметное сокровище. И вообще надо признать, что были они не далеки от истины.
Блэк задремал, а Яков Михайлович несколько раз ходил в станционный буфет за пивом. Стараясь пройти мимо компании наших героев максимально близко, он напрягал, как мог свой слух, пытаясь мимоходом вникнуть в суть того, о чем те собеседовали с рыбаком. Но ничего интересного узнать ему не довелось. Однако, Яков Михайлович, как ему свойственно очень серьезно относился к этой игре в шпиона. Каждый раз, купив пива, Вилкин возвращался в укрытие, повторяя свой маршрут, и своим дефиле наверняка бы вызвал подозрение, ни будь его оппоненты увлечены выпивкой.
Теперь представьте себе, каким бурным было негодование и последовавшее за ним чуть ли не отчаяние преследователей, когда прямо у них на глазах, к намеченным ими жертвам, подкатила машина с приветливым шофером. Не успев, как говорится, моргнуть те, которых они выслеживали, оперативно погрузившись в машину, исчезли, уехав на большой скорости!
Куда искатели сокровищ направлялись, и музыкант и Яков знали из подслушанного ранее разговора, однако повод для расстройства был. Блэк побледнел, и некоторое время буквально впал в оцепенение. Он сидел, угрюмо молчал, пощипывая свои длинные, свалявшиеся в засаленные сосульки волосы. Со стороны можно было предположить, что человек сосредоточен в раздумьях. Но на этот раз все было не так. Рокер пребывал в полнейшей растерянности. Его с позволения сказать подельник, напротив был активен. Выхватив обрез и размахивая им над головой, метался по платформе, расталкивая сидящих повсюду пассажиров. Он был очень зол - злоба буквально кипела в нем, а что бы спустить пары, мы знаем, необходимо дурное настроение на ком ни будь выместить. Окружающие, увидев в его руках оружие, выражали свое согласие насчет беспорядков, а те, кого он толкал, в полемику с ним не вступали, предпочитая молча отвернуться. Через некоторое время, когда Блэк ожил, а бородатый двойник великого Пушкина выплеснул возмущение, пробегавшись и прооравшись, злоба и безысходность стали переходить в разочарование, близкое к отчаянию. Главным для них, наших жуликов, в этот момент было не потерять разум, они осознали это и пытались противостоять накатывавшей волне тупого пессимизма. Бесцельно бродили оба два, вставшие на путь разбоя, но ничего пока не совершившие, вокруг станции с полчаса, пытаясь снять машину и заплатив денег, домчатся до нужного им поселка, но тщетно. Едущих в том направлении не было. Между делом стали подумывать о том, что бы захватить транспортное средство, как это делают террористы, но решимости на столь серьезный шаг у них не хватило. Как появляется ангел спасения, разнесся издалека гудок приближающегося паровоза. Станция оживилась, люди на перроне зашевелились, стали вставать, взваливая на плечи свои тяжелые кули. Блэк с Яковом нервничая, безо всякого терпения метались между ожидавшими поезда. Спустя несколько минут, в клубах пара из-за поворота показался паровозик, тянущий за собой маленькие вагончики. Посадка, как бывает в таких случаях, прошла быстро, грубо и с потасовками. Опыт и знание того, что места в двух небольших вагончиках ровно наполовину меньше, чем собравшихся на перроне людей создавали нездоровый ажиотаж среди пассажиров. Все, сидевшие до этого на перроне люди устремились, толкая друг друга с диким гиканьем в две открытые кондуктором двери. У вагонов образовалась давка, полезли по головам. Блэк с Яшей с трудом протиснулись в тесное и грязное помещение. Они были далеко не первыми пассажирами, кому это удалось, однако благодаря Яшиному обрезу, которым тот бил наступавших ему на ноги людей по головам, посчастливилось занять даже места у окна
Не дождавшись окончания посадки, как в прочем бывает у нас не редко, машинист паровоза дал предостерегающий гудок, и резко дернув, пустил машину на ход. За окнами медленно поплыл провинциальный пейзаж. Поезд набирал ход. Бегущие, не сумевшие, сесть на поезд - преимущественно старухи и дети стали по малу отставать. Потянуло сквозняком. Сопутствующая вонь массы вспотевших, давно не мытых тел стала беспокоить меньше. - Все, поехали! - облегченно вздохнув, как космонавт Гагарин, молвил Яша. Переживания, оставленные в недавнем прошлом, похоже, уже его не беспокоили. Толстозадая, грудастая фортуна вновь обратила внимание на лысеющего, с кучерявыми бакенбардами ловеласа. Вилкин почувствовал приятную усталость. Откинувшись на скамье и прикрыв веки, он задремал.
Блэкмор, сидя рядом курил одну сигарету за другой. Иной раз непосредственность и самое главное, не мотивированный ни чем оптимизм, с которыми его друг относился к жизненным перипетиям, граничили с идиотизмом, представляя собой эдакую химеру. Если бы это не касалось близких ему людей, то могло бы от души повеселить, а так чаще пробивало на слезы. Волосатый считал себя калачом тертым, привыкшим видеть жизнь со всех ее сторон, в том числе и неприятных. Убежденность в этом поддерживала его в трудные минуты и помогала ко всему происходящему, относится философски. Однако денег хотелось.
На половине дороги до лесного поселка, в вагоне потянуло гарью. В лесном краю бушевали пожары, от чего и опаздывали поезда. Стало заметно теплее. Километр за километром паровоз несся по рельсам, вдоль черного, дымящегося частокола обгоревших сосен. То там, то здесь виднелись небольшие островки пляшущего огня. Машинист, давая длинные гудки, выжимал из старого железного коня последние, уже запредельные лошадиные силы. Состав мотало из стороны в сторону. Могло показаться, что в следующий момент поезд сорвавшись с путей, полетит под откос. Блэк отстукивал в такт колесам мотивчик и в пол голоса мурлыкал дорожную песню - "Трупы ужасные лежали, едва похожи на людей!". Песенка, если не знаете, про езду на поезде по плохой сибирской дороге с отморозком машинистом, кончающаяся, как Вы поняли весьма трагично.
На нескольких прогонах все же поезд останавливался. Там, глядя в окна можно было увидеть, как солдаты, призванные ликвидировать стихийное бедствие, перетаскивают через рельсы обугленные, иногда, дымящиеся бревна. - Да, думал про себя специалист по экспертизе стрелкового оружия - в нашем патриархальном государстве, среди всеобщего разгильдяйства, воровства и чиновничьего произвола техника тушения пожаров не менялась в течение последних двух сотен лет. Более того, многие навыки потеряны, утрачен дух коллективизма, и от этого результаты борьбы с огнем у нас сейчас хуже, нежели пятьдесят или сто лет назад. Любая брошенная спичка, с высокой вероятностью может обернуться всенародной трагедией, и чревата рассасыванием массы государственных средств, потраченных на борьбу с катаклизмом, а еще более разворованных под благовидным предлогом. Блэк с завистью подумал о тех, кто сидит на распределении казенных денег. Им бесам, ездить сокровища искать не надо. Все у них под рукой. Сколько необходимо, столько и взяли. Не жизнь-малина. Музыкант вздохнул и выбросил окурок в окно.
Часа через два поезд прибыл на станцию назначения. Дав длинный гудок, машинист остановил состав. Ехавший в вагонах народец стал молча вставать с мест и выстраиваться в длинную очередь к выходу. Снаружи виделось, как обремененные поклажей люди прыгали с подножек на низкую насыпь. Многие из них падали навзничь, матюгаясь, вставали и разбредались в нужном для них направлении. По началу, растерявшись, не зная, куда им податься, Блэк с Яковом Михайловичем решили идти к центру, лесхоза, ибо всякий в России знает, что там можно найти магазин, а заодно и разузнать любые новости, произошедшие в округе. Вся общественная жизнь любого небольшого, богом забытого селения вертится вокруг продуктовой лавки, продающей вино и закуску. Оживленно там бывает особенно по вечерам.
Пройдя в потоке пассажиров, сошедших с поезда по накатанной песчаной, в обрамлении высоких сосен дороге, злодеи оказались на небольшой площади, засыпанной крупным гравием и огражденной по периметру наполовину прикопанными, пришедшими в негодность тракторными шинами. Посреди ее пространства возвышался неухоженный, наполовину осыпавшийся монумент в честь погибших на войне селян, похожий на руину и воспринимаемый более как символ черной сыновней непочтительности, нежели как желание запечатлеть героический порыв. За скульптурным произведением, чуть дальше, находилось несколько казенных зданий, возле которых сновал народ. Там два злодея, считающие себя экспроприаторами и определили продмаг. Уверенной поступью они направились туда. Бегло осмотревшись, и перекурив, джентльмены удачи решили, что Вилкин зайдет внутрь и, покупая продукты, попытается выяснить что-либо, по существу. Для этого он опросит продавщиц, ибо в любом женском обществе он не терялся. Своим нагловатым поведением свойственным матерому дамскому угоднику, он способен был за короткое время, приложив минимум усилий найти подход к любой особи женского пола.
Блэк оставшись снаружи, решил постараться навести мосты к местным пьяницам, коих бродило вокруг в изобилии. Наши пьяницы, молодой человек, тождественны ветру из русских народных сказок, у которого главный герой что-то выспрашивает, после того, как его отвергли солнце и луна. Пьяницы бродят везде, крутятся в разных компаниях, спят вне дома и многое слышат. Язык у них как помело, и большинство считает долгом, поделится новостью с первым встречным.
Яков Михайлович - донжуан с начесанными кучерявыми бакенбардами и благородными залысинами, выдающими в нем умного, много думающего мужчину, обольщал женщин, с точки зрения интеллигентного человека, методами довольно простецкими, не сказать пошлыми. Его сальные комплименты касались исключительно темы взаимоотношения полов с разнообразными вариациями. Пространно рассуждая о необходимости скорейшей реализации тайных желаний, Вилкин предлагал себя на роль проводника в недоступные простому смертному кущи, намекая на необычные размеры своего мужского достоинства. Его утверждения о том, что единственная бурная, исполненная первозданной страсти ночь, проведенная с ним, стоит годов беспросветной, серой жизни, будоражило женское воображение, и летели дамы разного сорта к Яшке, подобно мухам на кучку только что вываленного навоза. Женская натура исполнена тайн, подчас необъяснима. Поведение ее трудно предсказуемо, а последующее раскаяние в ошибках маловероятно. Казалось там, где без труда можно найти оскорбительные для себя моменты, женщины не различая мерзости, подобно воску тают в руках негодяя, отдаются ему самозабвенно, и не помышляют о завтрашнем дне. А с другой стороны, добрый, надежный, скромный партнер, бывает, ими отвергнут без сожаления. Это злит, но делает женщину беззащитной и тем более привлекательной.
- А что красавица,- обратился Вилкин вальяжно прохаживаясь перед прилавком , к скучающей полногрудой продавщице, неопределенного возраста,- нет ли у вас в наличии виски-скотч, излюбленного напитка ирландских трубадуров, так сказать источника вдохновения для мятущейся творческой души. Продаете, как я посмотрю одну бормотуху. Мужики ваши от этого, поди одни алкоголики и импотенты!
- Не говори ка , соколик, - томно вздохнула в ответ продавщица, оправив на себе нестиранный халат - Где же сейчас мужика то сыскать!? Одни прощелыги вокруг.
Вскоре вокруг Якова собрался весь трудовой коллектив предприятия торговли. Ловелас балагурил, женщины смеялись. Общение проходило в непринужденной, дружественной обстановке. Продавщица, к которой Яша обратился, войдя в магазин, уже бросала неприязненные взгляды на столпившихся баб, всячески пытаясь завладеть вниманием понравившегося ей мужчины. Всем своим видом она намекала на то, что первая понравилась умному мужику и поэтому право "первой брачной ночи" принадлежит исключительно ей.
Купив водки, пряников, сигарет, пива и шоколадок, Вилкин условился с продавщицей о ночлеге, ибо на улице вечерело, а ночевать вторую ночь подряд в сточной канаве ему не хотелось. О троих незнакомцах, женщина ничего сказать не могла. По крайней мере, в магазин они не заходили. Кроме того, женщина обещала на завтра договорится с пьяницей-родственником, который мог бы подбросить Якова и его друга до озера на своем тракторе. Вилкин был доволен собой.
Тут до его слуха донесся шум драки происходящей снаружи и нецензурная брань. Яша бросился к дверям, на ходу доставая пресловутый обрез.
Как часто бывает, что текущая действительность сильно отступает от своих предначертаний, остаток пути до поселка Кувшинчик шел лесом. Испуг помалу прошел, но осталось неприятное, леденящее чувство того, что вовлечен волей случая в опасную, непредсказуемую игру, в которой шансы проскочить на "дурачка" или получить заряд дроби в задницу одинаково возможны. Идя по путанным лесным тропинкам, рыбак не терял правильного направления. Места для него были знакомыми, да и ориентировался в лесу он превосходно. Вырос как никак в этом медвежьем краю. Уже через полчаса он был на окраине поселка, но некоторое время сидел на опушке и присматривался, резонно полагая, что повторная встреча лоб в лоб с его недавними знакомыми для него нежелательна.
Темнело быстро. Раздвигая удочками паутину сумерек, Кувшинчик бодрой поступью подошел к крайним домам. Одно из чудес света - изобретение Эдисона, которому нагло присвоили название лампочки Ильича, проливали свет из окон изб, соблазняя измученного ходока, напросится к хозяевам на ночлег. Дымили баньки, распространяя аромат еловой смолы. Слышалась музыка. Кто-то заразительно смеялся. Столбы электропередачи выстраивались вдоль улицы длинною, редкою цепью. Миллионы мотылей слетались на шабаш, кружили вокруг укрепленных на столбах фонарей, бились о раскаленные стекла и, вспыхивая ярче вольфрамовых нитей, осыпались пеплом, мешаясь с дорожной пылью. Кувшинчик остановился и посмотрел в небо, пытаясь определить по своим, рыбацким приметам погоду на завтра. С запада надвигался фронт лиловых облаков. Вбирая в себя чудные, знакомые с детства ароматы, дуремар на мгновенье в мечтах вознесся на небеса. Представилось ему будто он ворон - птица много мудрая и живущая долго, парящая на ветру и беспристрастно взирающая с заоблачных высот на мир, в котором уличные фонари, превратившиеся в исполинов-светляков держа шеренгу, идут в такт громыхающим симфониям ночи на беспроигрышную войну. И он, в прошлом простой сельский бездельник, расправив могучие крылья, принимает этот величественный парад. И все грядущие победы будут объявлены победами в его честь. И признают его за великого из великих.
Неожиданно залаяла собака, прервав его мечтания. Рыбак, горько выдохнув, прячась в тени забора, неспешно побрел к магазину, где работала продавцом его зазноба. Возле сельмага Кувшинчик наткнулся на хмурого, сухопарого длинноволосого человека, неожиданно проявившего к нему явно враждебные намерения. В течение того времени, пока Вилкин разговаривал с женщинами, Блэк, не вынимая изо рта сигареты, сводил знакомство с шатающимися рядом алкоголиками, но чего-либо конкретного узнать не сумел. Разносортные люди, в разной степени опьянения вели себя по - разному. Одни принимались живо объяснять, как пройти к озеру, какие события там происходили, и когда это было, при этом просящее заглядывали в глаза. Другие невнятно мычали, допившись до полного безумия, они с трудом переставляли ноги и хлопали прозрачными глазами. Однако и те, и другие, уверившись в том, что им не нальют дармового вина тут же теряли к собеседнику интерес и ретировались. Одно удалось узнать волосатому наверняка - никто в поселке трех преследуемых ими авантюристов не видел. Отчаявшись в расспросах, рокер отошел в сторонку и присел возле забора. Мимо не торопливо прошел человек, показавшийся ему знакомым. Неожиданно будто судорогой передернуло тело.- Рыбак! Метнувшись подобно пантере, с места на несколько саженей, эксперт по стрелковому оружию оказался лицом к лицу с Кувшинчиком. С ухмылкой Мефистофеля, недобро, наводя тревожное чувство, Блэкмор, некоторое время пристально смотрел рыбаку в глаза. Затем, ощущая явное психологическое превосходство, рокер, сквозь зубы зло процедив - Ну здравствуй пейзанин. И где же твои попутчики?- схватил Кувшинчика за грудки и несколько раз мелко встряхнул.
- Какие такие попутчики? Не знаю никого! - испуганно пробормотал рыболов, пытаясь изобразить полное недоумение. В тот же миг, сильно, наотмашь Блэк ударил его по физиономии. Получив зуботычину рыбак повалился навзничь. Желая не терять превосходства, а укрепить его еще более, музыкант, как коршун, спикировал, намереваясь добить противника, но неожиданно для самого себя, напоролся животом на удочки, которые поверженный, машинально выставил перед собой. Острая боль в долю секунды парализовала агрессора. Испустив истошный, душераздирающий вопль, Блэк согнулся пополам, обмяк, затем рухнул на землю рядом с противником. Ему казалось, что удочки копьем прокололи его насквозь, войдя в живот, и торчат со стороны спины. Однако позже, не найдя на себе следов крови, волосатый перевалился на другой бок. Затем приподнявшись он принял позу, в простонародье называемую "Раком". Кувшинчик между тем вскочил на ноги и, тряхнув головой, будто растворился в сгущающихся потемках.
Из магазина, размахивая обрезом, выскочил Вилкин. Его пострадавший друг, стоя на корячках, жалобно поскуливал, чем напоминал - зверя подранка. Яков Михайлович подбежав к товарищу, помог встать ему на ноги. Музыкант, одной рукой зажимая предположительно вываливающиеся кишки, другой, указывал в темноту и, заикаясь, повторял - рыбак! рыбак! Отиравшийся возле сельмага народец, поначалу заинтересовавшийся потасовкой, при виде нового фигуранта, но уже с обрезом, лысеющего в бакенбардах энергичного Яшу, опасливо озираясь, разбежался по сторонам. Оно и понятно, когда драка разрешается с помощью огнестрельного оружия, страдают, как правило, и зрители. Неизвестно кто больше. Сотрясая, что бы выглядеть страшнее, проклятиями воздух, Вилкин спрятал оружие за полой куртки. В отместку за своего друга, за нанесенную ему обиду, он клятвенно обещал разыскать рыбака, во что бы то ни стало и обесчестить последнего путем введения ему сзади злополучных удочек.
Магазин закрыли. Работницы прилавка, выходя со двора, потянулись по домам. Новоиспеченная пассия Якова Михайловича, проходя мимо, игриво подмигнула, и призывно махнув пакетом, в котором угадывалась бутылка водки и кое-какая еда, пригласила следовать за собой. - Пошли, скомандовал Яша не мало удивившемуся товарищу. И они пошли.
Путешествия, скажу я Вам - занятие не из легких. Одно дело поручик Пржевальский, с кучкой монголов-носильщиков на лошадях верхом и полностью на государственном обеспечении, или, к примеру, Афанасий Никитин, то на кораблях, то на верблюдах. Другое дело, когда идешь пешком и тащишь на себе все свое сам! Дорога, на которую указал, троим нашим героям шофер скорой помощи, представляла собой глубокую, сильно разбитую песчаную колею, проложенную через густой еловый лес. Идти по ней было очень тяжело. В головах друзей, как пустых тыквах глухим стуком отдавался каждый шаг этого непростого, как сама жизнь пути. Зоринсон едва переставлял ноги. Подташнивало, хотелось пива. Казалось, что каждый следующий шаг может стать для него последним. Сердечно-сосудистая система иногда не выдерживает запредельных физических нагрузок. После такой оказии, случается инфаркт миокарда, а там сами знаете что. Не лучше чувствовал себя и Анякин. Он шел немного впереди, сгорбившись под тяжестью своего объемистого баула, тяжело дыша. Оба взмокли от пота, и сырость сгущающихся сумерек грозила им простудой. Немного лучше их держался Пал Егорыч, так как был более привычен к дальним пешим переходам. Сельский интеллигент, не только с внешностью, но и выносливостью цыгана, пытался остро шутить и всячески морально поддерживал друзей. Необходимо было идти вперед. Иногда он даже на них покрикивал. Однако те, с каждой минутой становились все тупее и уже не реагировали на оклики. Наконец Митрий тяжело выдохнув, рухнул на землю. Совсем стемнело. Пора было подумать о привале. Подойдя к могучей, стоящей на обочине сосне, Пал Егорыч скинул рюкзак и, прислонив к ней ружье, присел на мягкий мох. Стянув сапоги, он стал разминать гудевшие от усталости ноги. По приблизительным расчетам до озера оставалось километров пять-семь. Отдышавшись, стали хлопотать о ночлеге. Зоринсон ожил, копошась впотьмах, выискивал съестное и сервировал некое подобие стола. Змей, пыхтя, ломал еловый лапник, всем своим видом показывая, как тяжело ему дается этот незатейливый труд, благо далеко ходить не надо было. Ветви он складывал возле предполагаемого очага. Пал Егорыч таскал сушняк и смолье на костер. Вскоре сложенная горка сучьев, после нескольких попыток запалить ее, занялась веселыми, приплясывающими огоньками. Дровишки потрескивали, становилось теплее. Можно было уже без труда разобрать, как Митя на расстеленном плаще раскладывает хлеб, консервы, стаканы и прочие необходимые снедь и утварь. Небо по началу ясное, стало затягивать облаками. Приходилось уповать на Всевышнего, что бы не случилось дождя. Наскоро запив пивом, скудный походный ужин друзья, прижавшись, друг к другу, улеглись под открытым небом и сразу же забылись глубоким, тяжелым сном. Пока горел костерок, тепло от пылающих дров не позволяло их телам мучится от холода.
Яша с Блэком след в след шли за продавщицей, минуя темные проулки и дворы. Иногда они пересекали освещенные фонарями улицы. На них Вилкин мог визуально оценить женские прелести своей новой знакомой, которая всячески пыталась их подчеркнуть. Естественно, что формы, способные вызвать сексуальное вожделение, то, что радует глаз мужчины, женщины, относят к своим достоинствам. Продавщица частенько оборачивалась, так что можно было видеть ее бюст в профиль и соответственно оценить его размер, на ходу развратно повиливала бедрами, отпускала пошловатые шутки. Пропетляв минут десять, компания подошла к дому, в котором и жила вышеозначенная особа. Дом представлял собой обычную деревенскую избу - пятистенок, крепкую, с большой русской печью, сенями и двором. Внутренняя обстановка при более внимательном рассмотрении говорила о том, что мужчины в этом доме не редкость, однако постоянно никто из них здесь не живет. Блэк в позе Роденовского мыслителя уселся за столом - в скрюченном состоянии боль переносилась легче. Продавщица, которая при ближайшем знакомстве назвалась Маргаритой, быстро собрала на стол, выставив принесенную бутылку водки и кое-что из еды. Яков егозил вокруг женщины, оглаживал ее и шептал на ухо, от чего та, хихикая вульгарно, отмахивалась. Засиживаться не стали. Выпили, закусили, тут же решили повторить. Хмель еще более распалял похоть. Как говорится, молодой человек, расскажите женщине неприличный анекдот и если она не засмеется, то значит, он ей уже известен.
Музыканта уложили на русскую печь. Спать там было неудобно. Темно, тесно, душно. Ко всему раздражал стойкий запах несвежего белья, и казалось, что вот - вот клопы сбегутся на трапезу - тогда прощай отдых! Сама хозяйка, после того как все выпили и съели, показав место Блэку, где ему спать, утащила Вилкина в противоположный угол избы, отгороженный цветастой занавеской. Сейчас во тьме, оттуда слышался невнятный говорок, сладострастные вздохи чередовалось с дыханием настолько шумным и частым, что можно было предположить, будто там лежит старый астматик, терзаемый очередным приступом жестокой болезни, которая, однако, приносит некоторое физическое удовольствие. Иногда поскрипывала старенькая кровать. Разумеется, звуки эти мешали волосатому музыканту забыться и мирно отойти ко сну. Посторонние охи-вздохи разбудили и в нем зов плоти. Боль в животе отошла на второй план и сейчас, эксперта по стрелковому оружию, занимали муки иного свойства. Он был бы не прочь так же пообщаться с женщиной, пусть даже с этой продавщицей, хотя она ему не особо нравилась, но природа брала свое. Он мысленно представил - они здесь втроем устраивают оргию, как это было, если верить некоторым историкам, в старые языческие времена, в ночь на Ивана Купалы. Кружит их вихрь божественного удовольствия в хороводе вакханалии. Картинки, пробегающие в его воображении, были ярки и откровенны, так что желание плотской любви для рокера стало нестерпимым.
Надо отметить, что дружок его, восседающий ныне на самом вулкане страстей обладал одним, на взгляд Блэка сволочным свойством. Будучи ловеласом, как я уже упоминал, Яков женщин имел, немереное количество, не разделяя их ни по возрасту, ни по внешним данным, ни по социальному статусу. Если какая и отказывала ему, он не расстраивался и тут же находил себе другую. Несмотря на это, Вилкина отличал собственнический инстинкт, комплекс, выражающийся в том, что если та, которой он уделил чуточку мужского внимания заводила с кем-либо флирт, то это, мудак в бакенбардах расценивал как измену, со всеми вытекающими из этого последствиями. Яков Михайлович, всегда был готов, как и великий русский поэт, можно сказать духовный его наставник, затеять дуэль, с каким ни будь честным гражданином, при том, не умея стрелять. Делить женщин с кем- либо, сколько бы их не было, Вилкин не хотел ни при каких условиях. Блэк это знал. Но и терпение его было не безгранично.
Неожиданно задребезжало оконное стекло. Кто-то настойчиво в него стучался. За занавеской, в углу, где Яков пользовал хозяйку, стало тихо. Послышался приглушенный недовольный, больше походящий на ворчание шепот - Несет кого-то нелегкая! Обожди соколик, я мигом. Какой муж? Нет у меня мужа, обожди.
Музыкант, лежа на печи, видел, как из-за занавески вышла женщина в ночной рубашке, с накинутой на плечи шалью. Подойдя к окну, некоторое время она всматривалась в темноту, затем, щелкнув шпингалетом, открыла створки. Блэк почувствовал веяние прохлады. Маргарита, между тем перегнувшись через подоконник, в полголоса заговорила, немного смущаясь, местами переходя на шепот. Ее собеседник по ту сторону окна, не стеснялся, говорил громко, и слышно его было хорошо.
- Ты зачем приперся?- Иди вон, ко мне родственники приехали, некогда мне тут с тобой,- приглушенно тараторила продавщица - Ритка, я к тебе пришел, пусти переночевать - настаивал собеседник.- Ишь ты кобель, как приспичит, ночь-полночь тут как тут! Иди отсюдова!
Волосатый, лежа на печи насторожился. Голос незнакомца, а особенно манера разговора ему показались знакомыми.
- Ритка, пусти, плохо мне, вот челюсть болит,- настаивал тот,- фашист какой-то возле магазина в челюсть приложил, когда к тебе, зазноба моя, шел! Тут для рокера моментально все прояснилось. Он, поднявшись на одном локте и вытянув другую руку, указывая ей в сторону окна, закричал - Яша, рыбак, там рыбак! Было слышно, как Вилкин вскочил с кровати и включил в комнате свет. Электричество резануло в глаза. Желая выставить себя суровым, бескомпромиссным мужчиной перед дамой сердца, с которой этой ночью поделил ложе, Вилкин как был, в семейных трусах кинулся на улицу, схватив со стола чайник, то первое, что попалось ему под руку. Кувшинчик, оцепенев от резкого света, стоя с той стороны окна, уловил краем глаза движение в хате, грозящее для него физической агрессией. Быстро смекнув, что незнакомец в трусах побежал в сени не чаек пивать, рыбак попятился от окна, затем, развернувшись, пустился наутек огородами, благо все тропинки были ему хорошо известны. Выбежав на улицу, как и следовало, ожидать, Яков растерялся. Резкая смена яркого электрического света на сыроватую темень, дезориентировала человека. Попытавшись спрыгнуть с крыльца, Вилкин поскользнулся и, пролетев несколько метров, вперед больно стукнулся коленом об деревянный настил дорожки ведущей к нужнику. Рыбака и след простыл. Истово ругаясь про себя, бородатый мошенник встал, потирая ушибленное колено, некоторое время искал в темноте, выпавший из рук чайник. Свет в избе погас. Дверь в сени Вилкин так же нашел не сразу. Войдя в избу, Якова перекосило. Вокруг было "выколи глаз". Из-за занавески, откуда он выскочил несколькими минутами ранее, раздавались сладострастные стоны, даже более откровенные, чем некоторое время назад, когда он сам творил с продавщицей любовь.
Что такое дорога домой! Понятие это является родным для любого человека и вызывает в большинстве случаев приятные ассоциации. Особенно она приятна, когда Вам есть куда спешить. В случае с Игорем Бобинным, ему было, куда торопиться. Весь путь, от места высадки троих друзей и до самого поселка, он ехал, выжимая из машины последние соки. УАЗ натужно сопя зарывался в песок, но неуклонно продвигался вперед, развивая на прямых участках проселка крейсерскую скорость. Игорь торопился, ибо не сказал начальнику, куда и зачем поехал. Андрей Власьевич Костромин, главный врач станционной больницы, был гневлив, на расправу скор и не всегда объективен. Однако случались с ним и приливы настроения лирического, во время которых, он представлял собой человека особенных душевных качеств. В эти моменты Андрей Власьевич мог запросто поздороваться за руку, расспросить о житье-бытье, после чего пригласить распить с ним бутылочку винца. Хоть хамоватость и была присуща главному врачу сызмальства, но уж если подчиненные его, в чем-либо нуждались действительно, то помогал всеми средствами, коими располагал. Так на одной некрасивой и одинокой бабе он обещал жениться. Свадьба не состоялась, но зато те пол года, что главный врач, как казалось, за ней ухаживал, были самыми яркими в ее безрадостной жизни. При внешней рачительности, местами скаредности, Костромин любил весело гульнуть и не гнушался общения с простыми смертными. Вообще Игорь считал его за человека своеобразного, но достойного уважения, от которого можно было не только получать выговора, но и иметь кое-какую пользу. В настоящее время главный врач находился вместе с приехавшими к нему друзьями в бане, и давно уже мог хватиться Бобина, на предмет что- либо подвезти или еще по какой причине. Опять же, как я говорил ранее, Костромин пригласил шофера, составить им компанию, что случалось крайне редко и считалось у местных людей знаком особого расположения.
Бобин не тешил себя мыслью о том, что ему уготовано среди друзей Костромина почетное место. Вероятнее всего он был необходим, чтобы таскать дрова и воду, смотреть за печью, парить гостей и если что сбегать по поручению, в магазин или же за бабами. Однако в любом случае ему удавалось попить-поесть на халяву и пообщаться с подружками, так как, гости, вырвавшись в деревню, упивались быстро и уже к середине вечера ничего не могли. Экономя минуты, Бобин решил машину в гараж не ставить, а ехать к веселью прямо на ней. Конечно, Костромин не одобрял пьяной езды за рулем, но только в том случае, если не везли его, тоже пьяного.
Уже начинало темнеть, когда Игорь, прилетев, будто на пожар, осадил машину у дома, обнесенного высоким свежеокрашенным забором. Именно за ним и располагалась баня, в которую отправились Костромин с друзьями. Из глубины двора доносились громкие пьяные голоса, веселый смех и провоцирующий бабий визг, что водила отметил про себя с особым удовольствием. Подойдя к воротам и громко постучав, Игорь повел носом. Пахло жареным мясом, от чего аппетит разыгрывался с особой силой, и откуда-то изнутри поднималось интересное, внушающее неукротимый оптимизм чувство. Калитку отворила хозяйка бани. Узнав Игоря, старуха махнула рукой в сторону бани - парятся, дескать, милок, иди туда.
Двор был аккуратно прибран. Не наблюдалось типичное шевеление домашних тварей, так свойственное деревенскому пейзажу. Дорожки были чисто выметены, территорию возле бани озарял электрическим светом фонарь, висящий на одном из деревьев. Еще только войдя во двор, Бобин заметил мелькание возле бани обнаженных тел, некоторые из которых принадлежали женщинам. Гости, немного выпив водки, казались неуклюжими, подобно обкуренным патрициям путались в простынях, стесняясь обнажить тело. Андрей Власьевич и женщины подобной глупостью не злоупотребляли, предпочитая лицемерию вульгарный натурализм. Андрей Власьевич считал себя персоной важной, поэтому был выше того мнения, которое может сложиться о нем у простых людей. Бабы же, работницы больницы, понимали, для чего были приглашены, поэтому отрабатывали номер, видом своим, возбуждая похоть у городских гостей. Завидев, Бобина, Андрей Власьевич замахал руками, возмущаясь тем, что тот долго заставил себя ждать, а без него, на все руки мастера, любой праздник не праздник. Бабы, знавшие Игоря по больнице и не чаявшие в нем души, восторженно визжа, окружили его, помогая раздеваться. Быстро разнагишавшись, водила сходу оценив обстановку схватил пустые ведра и побежал за водой. Близкое знакомство с гостями начальника у него произошло позже, за стаканом водки, который те решили выпить перед тем, как идти париться. Как Бобин, знаток русской бани ни отговаривал их от обильного возлияния, перед походом в парную, те настаивали на своем. Попарившись на сколько у кого хватило здоровья, облившись холодной водой, мужчины уселись в предбаннике. Длинный струганный стол, был накрыт в расчете на то, что никто из гостей ни в чем не будет терпеть недостатка, и хлебосольство Андрея Власьевича запомнит надолго. Водка и закуска - грубая деревенская, но здоровая еда были в изобилии. Выпивая и закусывая, вся компания вела себя непринужденно. Мужчины и женщины громко разговаривали, смеялись, шутили друг над другом, рассказывали анекдоты и забавные истории, иногда с пошловатым оттенком. Мужчины между тем оказывали знаки внимания женщинам, пытаясь как бы, между прочим, коснутся их обнаженных тел, женщины же строили глазки и жеманничали. Андрей Власьевич вел себя как истинный хозяин-доброхот, произносил помпезные тосты, важно выпячивая живот, настойчиво предлагал отведать того или иного блюда. Игоря, слегка фамильярничая, он называл голубчиком, а работавших у него медсестрами, присутствовавших здесь женщин - шлюшками. Глупый и добрый великан - Вадим Сергеевич или в просторечии Вадюлька, зычно гоготал над шутками и водку выпивал стаканами, хотя, глядя со стороны, казалось, что не пьянеет Голиаф вовсе. Тростер захмелев, сбросил с себя простыню, с присущим южной бесстыдной натуре интересом, открыто рассматривал красоток, подбирая себе ту, с которой предположительно проведет ночь. Несколько раз он рассказывал об израильском своем приключении, но его никто не слушал, так как друзья эти рассказы уже знали наизусть, а деревенских баб заморские диковины не интересовали. Медицинских работниц в восторг более приводил вид внушительного эрегированного фаллоса, нежели байки о службе в израильской армии. По мере того, как пьяный туман все более и более застилал Тростеровские очи, речь его становилась невнятной, сексуальная агрессия слабела и посреди прелестей деревенской жизни, томило желание поспать. Славонька поначалу обращал на себя внимание прежде всего своей сдержанностью. Выпивал не спеша и, закусывал манерно. Присутствующим женщинам он нравился больше чем Тростер хотя бы тем, что не корчил из себя героя и что свойственно далеко не всем, обладал чувством такта. На героев бабы насмотрелись сполна, живя в деревне. Представится такой Джеймсом Бондом, а на поверку герой - штаны с дырой! Выпьет, закусит и весь героизм, что бабу побить. Никаких отголосков галантного века. А бабы понятно по галантному веку скучают.
Маленький Исайка вертелся как пропеллер, то и дело встревая в разговоры, затем, напившись плакался женщинам о своей пропащей судьбе утыкаясь им по очереди в массивно свисающие груди а те по матерински поглаживали маленькую, начинающую лысеть голову и смеялись. Утомившись, поспав пару часов незамеченным, он немного, протрезвев и найдя под лавкой старую гитару, сыграл и спел пару романсов, чем напротив заставил рыдать баб.
Бобин выпивал и закусывал с охотой, внимательно слушая тех, кто сидел за столом рядом. Время от времени Игорь выбегал подбросить дров в печь, принести воды или попарить кого желающего. Он даже умудрился потискать в парной фельдшерицу, которую вожделел давно и договорился с ней насчет встречи, для более близкого так сказать знакомства. От таких успехов водила вдруг ощутил прилив хорошего настроения и решил поведать за столом о событиях, произошедших с ним некоторое время назад. Так как он весь вечер молчал, а тут вдруг стал говорить, все сидевшие за столом прислушались. Да и к тому же веяло от него какой-то силой, здоровьем, энергией, что подкупало присутствующих, вызывало в них к Игорю симпатии. Рассказав о странном поведении Кувшинчика, которого присутствовавшие здесь местные знали, об интересных пассажирах, стрельбе и особо упомянув о золоте, за которым якобы они ехали, Игорь осекся, заметив, что присутствующие слушают его с особым, серьезным интересом, воспринимая все это отнюдь не как добрую шутку. Затем гости наперебой стали рассказывать о том, что встречались с этой чудаковатой троицей и более того - видели какую-то странную карту, которой те очевидно очень дорожили. Выслушав до конца и сведя все факты воедино, Андрей Власьевич хватил стакан водки, почесал лысую голову, похлопал себя по большому, круглому животу и приказал всем замолчать. В установившейся тишине, слегка твердым, управленческим голосом, четко печатая каждую букву, он начал вслух рассуждать о том, что не плохо бы присмотреть за незнакомцами, а клад, если таковой имеется, является собственностью государства, и он как административный представитель имеет все права и полномочия завладеть чем-нибудь подобным, оцениваемым в большие деньги, а получив их жить безбедно, соответственно своим запросам. Костромин говорил, наблюдая при этом реакцию сидевших с ним людей. Первым понял главврача и всецело поддержал его Тростер, предлагая опереться на его богатый военный опыт, полученный им во время службы в израильских коммандос. Разумеется за хорошее вознаграждение. Остальные присутствовавшие, за исключением Бобина, были не прочь принять участие в авантюре, кажущейся на первый взгляд весьма интересным предприятием и как знать, может быть прибыльным. А у Исхакова даже случилась эрекция.
Бобин же считал все пьяной глупостью, небывальщиной, а всеобщее согласие, я бы даже сказал порыв, отправляться за каким-то сокровищем, не иначе как блажью. И действительно, о каких сокровищах может идти речь, когда все здесь, под рукой - и выпивка, и закуска и охочие до любви бабы. Пришлось Андрею Власьевичу накричать на подчиненного, упрекая того в неблагодарности и в приказном порядке попросить готовить больничную машину к поездке в лес.
Немного поспорив и видя непреклонность начальника, решив не вредить самому себе, Бобин согласился, надеясь, что к утру все забудется. Пьяная компания собралась, было с спозаранку, прихватив ружья, сообща отправляться на охоту к тому самому озеру, а заодно на месте разобраться, насколько соответствует действительности их предположения, насчет клада несметных сокровищ. Принятое решение взбодрило компанию, придало их отдыху интересную цель. Все будто встрепенулись, ожили. С новой силой пробудился интерес к вину и женщинам. Еще долгое время продолжали париться, выпивать и балагурить. Помрачневший, недовольный тем, что приходится поступать против своего желания Бобин, в скорости повеселел, а когда выпил брудершафт с фельдшерицей, которую вожделел, уже был согласен на все. Алкоголь чаще примиряет, чем ссорит. Спать легли глубоко за полночь, навеселившись до сытого состояния, устав от праздника и до конца, исчерпав остатки сил. Вадим Сергеевич, будучи по жизни человеком непритязательным, даже в трезвости излишний комфорт презирал, а уж пьяным и вовсе походил на спартанца - мог прилечь отдохнуть где угодно и с кем угодно. На этот раз, даже не потрудившись одеться, он как был в неглиже, пристроился поспать на лавке, той же, на которой до этого восседал за столом. Понятно, что никто из присутствовавшего на пьянке бабья, делить с ним подобное ложе не собирался. Да и сам Голиаф, к концу застолья изрядно поднабравшись, обмяк и на близости ни с кем не настаивал. Там же, в углу предбанника устроился и Исайка на полу, укрывшись половиком. Стеганый половик был достаточных размеров, так, что лежать под ним Исхакову было тепло. Остальные, за исключением Бобина и его пассии, которые предпочли уединиться в машине, отправились спать в хозяйский дом, в котором, хоть и стоял своеобразный деревенский духан, ночевать было существенно приятнее.
Если Вы охотник или турист, или просто человек, обожающий путешествовать, то знаете наверняка, как неуютно ночевать в лесу под открытым небом. Может пойти дождь и Вы промокнете. Костер через некоторое время гаснет и становится холодно. Если развести его большим, наверняка что ни будь, сгорит, если маленьким, тепла будет недостаточно и придется часто просыпаться, что бы поддержать пламя. А гнус если летом?! Не говорите мне ни чего. На этот раз дождя не случилось. Несмотря на то, что с вечера небосклон затягивало облаками, утро выдалось погожим. Воздух был сыроватым, и к рассвету холод стал пробирать до костей. Первым проснулся Пал Егорыч, но не только потому, что лежать на лапнике возле погасшего костра для него стало невыносимым - живя в деревне и частенько похаживая на охоту, он свыкся с экстремальными условиями, а потому, что вставать ни свет, ни заря, для него вошло в привычку. Любой кулак в его селе свято соблюдал заповедь - кто рано встает, тому бог подает! Что бы успеть засветло, переделать все распланированные накануне дела, крестьянину приходилось встречать рассвет уже на ногах. Подобным образом экономилось электричество, цены на которое, росли неуклонно из года в год. Севши, и потянув застывшие от холода члены, охотник решил для начала развести костер, отогреться и заодно приготовить что-нибудь на завтрак. В тот момент, когда проснутся его друзья, необходимо было выпить и закусить, для того, что бы генерировать внутреннее тепло, столь необходимое, после ночи, проведенной лежа на холодной, сырой земле.
Что друзья не испытают восторга от ночлега в лесу, Пал Егорыч не сомневался, поэтому, хоть как-то пытался скрасить ужасные впечатления при их неминуемом скором пробуждении. Зоринсон же с Анякиным, лежа на лапнике, во сне отчаянно жались друг к другу, отбивая зубами мелкую дробь. Могло показаться, что они вовсе не спят, как это свойственно людям, а подобно гадам впали в глубокий анабиоз. Вскоре Пал Егорыч запалил костерок, да и солнце, все выше поднимаясь над горизонтом, прогревало воздух - стало теплее. Подержав на огне несколько банок консервов и разлив по стопочке припрятанного в рюкзаке уренского самогона, сельский интеллигент с внешностью цыгана, принялся будить друзей, что давалось ему с трудом. Те наотрез отказывались пробуждаться, ссылаясь на то, что уснуть им удалось лишь под утро и, дескать никакого отдыха у них не было вовсе. Однако после того как следопыт, в одиночку принялся за завтрак, выпив самогона, его друзья стали проявлять интерес к жизни - потягиваться, зевать, разминать конечности, потирать остывшие носы. Когда же аппетитно чавкая, уренский охотник налил себе по второй, те, матерно сетуя на превратности бытия, проснулись окончательно. Рассиживаться за завтраком резона не было. Стол выглядел жалким. Есть в основном было нечего, и Пал Егорыч еду экономил. Не умывшись, проглотив наскоро по паре стопок самогона и паре же бутербродов, перекурив после этого, отправились дальше. Окончательно согрелись уже по пути, идя все той же песчаной колеей, навьюченные поклажей. Несмотря на ясное, солнечное утро, в лесу было тихо. Друзья шли молча. Через час пути, в стороне от дороги послышался визг бензопилы и шум падающего дерева. Потянуло дымом костра. Кто-то в лесу разрабатывал делянку. Пал Егорыч, задававший в ходьбе темп, остановился и приказал ждать. Сам же пошел на звук, намереваясь у местных лесорубов узнать, далеко ли им идти до озера. Отсутствовал он недолго, пришел, неся в руках две лопаты, которые, как похвастался, взял у трудяг на прокат. При этом ехидно улыбался. Друзья поняли: рачительность кулака, растворившаяся у всех уренских в крови, оказал добрую услугу, и промолчали, даже тогда, когда Пал Егорыч навесил им нести по лопате. По его словам, мучиться оставалось не более километра. Дорога стала более укатанной, шлось легче. Вскоре меж стволов деревьев показалась сверкающая водная гладь.
Обижаться или не обижаться на друзей, и по какому поводу, дело сугубо личное. Я лично, по долгу обижаться не могу. Поверьте мне, мало кто выигрывает от взаимных обид. Яков Михайлович Вилкин обнаружив факт прелюбодеяния со стороны друга, обиделся крепко, но сцен устраивать не стал. Нащупав в темноте скамью, молча на нее, опустился и стал смотреть в квадрат окна, где было видать, как в рваных облаках мечется ухмыляющаяся луна. Казалось, она издевается, глумится над горе - ловеласом. Нутро томило ощущение потерянности. Возмутительно несправедливо с ним обошелся Блэк, да и баба была хороша. Не взирая на то, что мимо себя бородатый не пропускал ни одной юбки, он почему-то верил в сказки о женской верности и даже вообразить не мог, что какая-то посмеет изменить такому галантному красавцу как он. Сколько времени прошло, осталось не замеченным. За занавесью стихли стоны. Вскоре из алькова появился Блэкмор. Уверенной поступью, мимо сидящего у окна Якова, музыкант молча прошел на двор. Видимо после любовных утех его припекло справить нужду. Подождав, когда изменник выйдет в сени, наш сердцеед, исполненный праведного гнева, ведомый жаждой мщения за поруганную честь, устремился к продавщице, поначалу желая, как Отелло расправится с ней. Затем поостыл и занял свое, как ему казалось законное место. Женщина, ни сколько не смутившись, приняла Вилкина без слов и горячо, как будто он никуда и не уходил. Снова изба наполнилась звуками любви. Взлохмаченный рокер, появившись с улицы, не удивился подобному повороту дел. Не обращая никакого внимания на то, что продавщицей опять занялся Яша, залез на свое прежнее место - на печь и по хозяйски устроившись, заснул мирным, спокойным сном. Женщина его более не интересовала. Равновесие было восстановлено.
Маргарита, простонав всю ночь, встала еще до того, как начало светать очень довольная и с виду отдохнувшая. Пока два ее гостя спали, она приготовила завтрак, сбегала к родственнику и, плеснув тому, стакан водки, договорилась, что тот подъедет к ее дому на тракторе часам к восьми и, взяв ее друзей-любовников, отвезет на озеро. Вернувшись, работница торгового прилавка прихорошилась, собрала на стол и нежно принялась будить мужчин. Умывшись, одевшись и позавтракав Яков Михайлович и Блэк долго и сердечно благодарили гостеприимную хозяйку, на что та, не смущаясь приглашала приезжать к ней еще и обязательно опять вдвоем. Это недвусмысленное предложение примирило, все еще обижавшегося Вилкина с компаньоном, однако тупые отголоски жестокой обиды, в сердце у бородатого бабника некоторое время оставались. Подъехал на тракторе обещанный родственник с прицепленной небольшой телегой. В прицепе, преследовавшие нашу троицу архаровцы, с комфортом расположились на расстеленной по полу соломе. Пьяный тракторист дернул за рычаги, и трактор, выпустив из трубы облако черного дыма, рванул в сторону леса. Женщина, смахнув слезу расставания, долго стояла у калитки и махала во след уезжавшим белым платком. - Смотри Яша,- музыкант указал на удаляющуюся машущую фигурку - жены так не провожают!
Привязан, я Вам скажу, наш сельский житель к сеновалу. На сене родятся, любят, отсыпаются. В сене прячутся от холода и плохих людей. Сеном кормят скотину. Оно же является и валютой, неким денежным эквивалентом в нашей нищей деревне. Сено - своего рода сельская поэзия! Убежав от Вилкина, скрывшись под покровом наступившей ночи, Кувшинчик, перелезая за забором забор, дошел до дома своих родственников. Однако в избу на ночлег к ним проситься не стал, осторожно, что - бы не разбудить хозяев, рыбак крадучись пробрался на сеновал, и там зарывшись в прошлогоднее, ставшее жестким от зимних морозов сено, дал волю своим чувствам. В течение дня ему хронически не везло. Неудачи преследовали по пятам. Изначально он потерял тех, кто имел при себе интересующую его карту, да так, что мерзавцы, на кого он потратился, купив самогона и разделив с ними закусь, едва не подстрелили его из ружья! Затем, добравшись до лесхоза пешком, несмотря на то, что платил за машину, получил возле магазина в морду, от абсолютно незнакомого ему человека. Придя, домой к женщине, которую считал своей любовницей, и время от времени дарил скромные подарки, обнаружил у нее двух кобелей, которые так же хотели рыбака за что-то избить. Было похоже на то, что его, невзрачного, бедного селянина преследуют какие-то нахальные, враждебно настроенные люди и не связано ли это с той игрой, в которую ввязался рыбак.
Видимо точно, - размышлял он, лежа в сене, - золотой клад не блеф! Может быть, учитывая опасности, с которыми приходится сталкиваться, разумнее забыть все и спокойно вернутся домой, считая пережитое тяжелым сном. Но нет, я не таков, думал про себя, Кувшинчик, - не зря батя меня порол по пятницам и средам, своей тяжелой, жестокой рукой. Не будь я Кувшинчик - сельский рыбак, первый, так сказать на деревне парень, хитрый и независимый, если не заберу себе эти деньжищи. Я здесь живу, и принадлежат они мне и только мне!
Рыбак принялся размышлять о тех вещах, на которые он потратит это богатство. Мысли лезли в голову одна за другой и были очень приятными. Думал он, что выкупит для начала зазнобе - продавщице Ритке в лесхозе магазин и станет его директором. Она будет там торговать, а он будет отовариваться у нее бесплатно. Из семьи своей уйдет - ну ее к лешему, одни затраты! Купит себе машину УАЗ, как у Бобина и японский телескопический удяк. Плавно мысли его, будоражащие воображение перешли в сон.
Проснулся рыбак с первыми петухами и выбравшись с сеновала, поспешил по тропинке, ведущей за околицу в лес, иногда с шага переходя на трусцу, для того, чтобы мышцы его не заиндевели на холоде. Воздух был перенасыщен сыростью, на полях оседал туман. Небосвод постепенно светлел. Наступал день, сулящий, как казалось рыбаку, грандиозные перемены в его серой жизни.
Есть люди, интересного казалось бы свойства. Самолюбие их граничит с самодурством. Они все помнят, они все знают, они во всем уверены. Это не просто упрямство - это хуже! Андрей Власьевич Костромин спать ложился спать, будучи сильно пьяным, однако хозяйке строго настрого наказал разбудить его с утра пораньше. Старушка побаивалась главного врача, ибо знала его как человека сильного и решительного, умевшего навязать другому свою волю. К тому же главный врач, имел определенные способности - будучи пьяным, и выкидывая разнообразные глупые фортеля, никогда не забывал ни того, что с ним происходило, ни того с кем разговаривал и о чем просил. Чувства стыда, понятно ему было чуждо. Если же распоряжения и просьбы его, какими бы абсурдными не были, игнорировались, то очень обижался и долго об этом помнил. Хозяйка вежливо потрясла храпевшего Костромина за плечо, и как только тот раскрыл глаза, со словами - Вставай батюшка, пора! - поднесла ему стакан капустного рассола. Андрей Власьевич с жадностью опустошил стакан мутной соленой жидкости и от удовольствия крякнул. В голове вертелась крылатая фраза - "Есть еще женщины в русских селеньях". Грубо растолкав спящих в избе подчиненных ему медсестер, принимавших участие во вчерашней оргии, Андрей Власьевич наказал им поднять на ноги своих гостей и также обнести их рассолом. - И поласковей с ними,- грозно добавив, вышел во двор, где брезжило раннее утро. Во дворе, оправившись и просморкавшись, главный врач подошел к стоявшей неподалеку машине скорой помощи, в салоне которой спал утомленный своей, жадной до любовных утех спутницей, его шофер. Костромин заглянул в окно УАЗика. Влюбленная пара лежала на медицинских носилках, тесно прижавшись, друг к другу, накрывшись парой овчинных тулупов, возимых Бобиным с собой в машине всегда, независимо от времени года, так, на всякий случай. Андрей Власьевич с шумом открыл дверку в салон. Любовники встрепенулись. Игорь вскочил, с спросонья хлопая глазами, и как бывает всегда в таких случаях, когда будит тебя испуг, не понимал где он, с кем, и что от него хотят. Подруга же, как типичная представительница слабого пола, повизгивая забилась в угол салона, однако сориентировалась быстрее мужчины. Узнав в возмутителе их спокойствия Андрея Власьевича, визжать, перестала и заулыбалась, стыдливо прикрывая руками свою наготу, срамом которую назвать, не повернулся бы ни один мужской язык. Шутейно погрозив ей пальцем, Костромин наказал Игорю "раскачивать керогаз", что означало, что в скором времени начальнику нужна будет машина.
Гостей, несмотря на то, что медсестры имели богатый опыт в этой области, приводили в чувство не менее часа. Костромин нервничал и грозился кого-нибудь уволить, для острастки. Быстрее всего удалось пробудить ночевавших в бане гиганта Вадюльку и Исайку. За ночь баня остыла. Те замерзли и, пробудившись, рассолу предпочли горячий чай с лимоном. Проснулся и Славонька. Израильского спецназовца после долгих, безуспешных попыток реанимировать, всем миром, на руках отнесли в скорую помощь и, уложив на носилки, дали возможность досматривать сны уже в машине, на что грозный главнокомандующий Андрей Власьевич заметил о природной лени и нестойкости духа, которые присущи людям южных кровей, в частности евреям. Женщин с собой в лес по началу не взяли. Главный врач приказал им махнуть по "соточке" водки для храбрости и быстренько, по холодку валить по домам, к своим мужьям под теплый бок, до особого, его распоряжения. Сев в машине в кабину, рядом с Бобинным, Костромин, открыл небольшое окошечко в переборке, отделяющей в УАЗе - буханке кабину от салона, для того, что бы иметь возможность разговаривать с сидящими позади. Смахнув небрежным движением, крупные капли пота с высокого, покатого лба, в типичной для себя манере, несколько свысока продолжил - Ну что, алкоголики, предлагаю, съездить поохотится, для этого у нас места подходящие. А заодно и посмотрим на тех придурков, что приехали сюда копать какое - то золото. Сколько здесь живу, ни разу про такое не слышал. Интересно! - Хихикнув так, что смешок больше походил на хрюканье, главный врач неопределенно махнул рукой, что означало для Бобина команду "Трогай!". Игорь тронул машину с места довольно резко. Пассажиры, в салоне матерясь, попадали со своих мест.
- Да, молодой человек, мой рассказчик раскурил сигарету и после недолгой паузы продолжил - Имей бы я хотя бы крупицу того великого дара, коим господь наделил Ивана Тургеньева, тогда бы мог более красочно описать те чувства, которые испытывает мужчина, человек с ружьем, отправляющийся в компании таких же как и он сам любителей природы погонять дичь по нашим необъятным лесным просторам. Как охотники, верные законам своего волчьего братства, облачаются в комбинезоны, пропахшие порохом и потом, как после долгого пути на машине по лесным труднопроходимым дорогам расчехляют свои ружья. Как, выпив по стаканчику вина, расходятся кто - куда в поисках добычи. И как необыкновенно приятно бывает, добив прикладом ружья попавшегося в силки верещащего зайчишку сделать из него рагу. А потом, уже выпив более основательно и поужинав, усесться тесным кругом возле костра и петь заунывные песни, держа на коленях прохладные, вороненые стволы, заряженные пулей, на случай, если неожиданно на запах дыма выйдет медведь.
В силу своих природных свойств Бобин считался водителем "от бога". Любое транспортное средство в его руках, будь то трактор или велосипед, оживало, обретая душу, существовало само по себе и в благодарность пыталось не подводить при любых обстоятельствах. Технику Игорь любил, заботился о ней и ездил с ветерком, так, что даже Андрей Власьевич при всей суровости своего характера и неизменном желании всегда выглядеть невозмутимым, время от времени нервничал в пути. В такие минуты он хватался за сердце и потел, за что иногда выговаривал лихачу свое неудовольствие. Некоторое время Костромин со товарищи колесили по поселку. Сначала заехали к главному врачу домой, кладовка которого представляла не иначе как филиал продуктового склада, и набрали в дорогу выпивки и еды. Там же захватили и ружье. Второе попросили в пользование у пьяницы - соседа. У него же разжились и патронами, налив стакан водки. Когда выезжали из поселка, настроение у всех было приподнятым. Тростер проснулся, и долго не мог вникнуть в ситуацию, кулаками по - детски тер глаза, остальные, уже выпив за одно с соседом, у которого брали ружье, выпили водки, и теперь веселясь, закусывали бутербродами.
На лесной дороге сильно потряхивало. Бобин, не обращая на это внимания, газовал, крепко держа в руках руль. Раз или два, по просьбе коллектива останавливались справить нужду и перекурить, ибо главный врач не терпел, когда в машине скорой помощи курили, по крайней мере, в его присутствии. В какой - то момент Игорь притормозил.
- Вот, здесь, я высадил давеча этих, что за золотом ехали. Колесо у меня на выстрел полетело. Пока менял, рассорились, пальбу устроили. Пьяницы бестолковые! - На ходу Бобин приоткрыл окно и высморкался "в три пальца". Надо сказать, сделал это он достаточно манерно, не запачкавшись, за чем виделась привычка, наработанная годами. - Рыбак, испугавшись лесом, ушел, а другие трое пешком по дороге пошли.
В леспромхоз заезжать не стали, повернули сразу к озеру. Провизии в машине было предостаточно, да и свои разъезды по району на служебной машине в нерабочее время, главный врач афишировать не любил.
Выйдя на берег, взору Сергея Васильевича Анякина, несколько обогнавшего своих друзей, предстала удивительная по своей красоте картина. Лесной водоем, довольно - таки внушительных размеров обрамлял строевой сосновый лес. Берега кое - где поросли камышом, а кое - где спускались к воде пологими, песчаными пляжами. Солнце взошло достаточно высоко, от чего водная гладь сверкала подобно гигантскому зеркалу, подойдя к которому и посмотрев сквозь него, можно было увидеть кусочек таинства подводного мира. В аккурат напротив того места, на которое вышли наши герои, метрах в двухстах от берега, находился островок, поросший кустарником и редкими деревьями. Судя по тому, что на этом клочке суши, окруженным спокойными водами, виднелись развалины какого - то архаичного строения, именно он, этот островок и представлялся целью путешествия. Разумеется, вы можете спросить, на кой ляд, извиняюсь, и кому понадобилось строить культовое здание вдали от людского поселения, в непролазных, богом забытых местах, на островке лесного озера? Не слово же божье проповедовать медведям в этой глуши, пытаясь обратить их в православную веру. А причина здесь вот в чем - слышал я такую историю. Жил в тех краях, в конце девятнадцатого столетия помещик Николай Строгов. Все земли в округе, с находящимися на них лесами, угодьями, урочищами принадлежали ему. Основное население работало на его деревообрабатывающих мануфактурах. Богат был помещик. И вот произошла такая коллизия. Служил у него приказчиком некий Фрол, красавец - мужик, смышленый, дерзкий, косая сажень в плечах. Надо было спутаться приказчику с женой хозяина, соблазнил он ее и бежал, прихватив с собой часть строговских денег. Фрола поймали. Барыню отправили домой, а вора - беглеца, присудив ему каторжные работы, отправили в Сибирь. Поклялся приказчик отомстить своему бывшему хозяину. Не засиделся буйный Фрол в остроге, появился через какое - то время в этих местах с шайкой разбойников и стал лютовать. Случись барину однажды под рождество возвращаться с одной из своих заимок в поместье. Путь лежал по льду озера, здесь - то и устроили разбойники на него засаду, погнались за ним и стали настигать. И вот, в тот момент, когда казалось, что помещику надеяться уже было не на что, с острова наперерез преследователям бросилась стая волков, распугав всю погоню. В честь своего чудесного спасения и дал помещик обет, построить на островке часовенку во славу святого Николая, изображаемого зачастую на иконах с волком, который ему служит.
С тех давних пор, оказавшись без людской заботы, рассыпалась церковка, остались лишь поросшие кустарником остатки стен, да несколько трухлявых лиственничных крестов, указывавших на то, что под ними нашли покой кое-кто из монахов, или набожных селян, имени которых уже не сыскать, ни в архивах, ни в памяти людей. Таков наш удел, молодой человек, настанут времена, когда и о нас уже никто не будет помнить, а мы, обратившись горсткой праха рассыпимся на миллионы песчинок, и будет нас носить...ну да ладно, - рассказчик небрежно махнул рукой.
Уже только на берегу, троица наших друзей осознала то, что изначально было упущено ими из виду. Не один раз, каждый из них пристально рассматривал карту, пытаясь расшифровать надписи и споря насчет несущественных деталей. Но то, что им может понадобиться лодка, в головы им пришло только сейчас, когда они в буквальном смысле едва не замочили ноги. Митрий, как свойственно людям его темперамента тут же запаниковал - стал кричать на компаньонов, театрально закатывать глаза и хвататься за сердце. Анякин, устало повалился на поросшую лишайниками землю и молча закурил. Волю чувствам не дал один Пал Егорыч. Ему, человеку сельскому, чувство полного отчаяния от рождения было чуждо. Люди его породы, сталкиваясь с неожиданными трудностями, не поддаются унынию, а пытаются мобилизовать все свои внутренние силы и постараться выйти из затруднительного положения. Так получилось и на этот раз. Прикинув расстояние, которое предстояло преодолеть по воде, уренский охотник приказал друзьям сделать небольшой привал, а сам пошел вдоль берега, что-то высматривая по прибрежным кустам. Основываясь на своем богатом охотничьем опыте, Пал Егорыч знал, что очень часто по берегам таких глухих озер, местные рыбаки прячут самодельные лодки, бросая их так перевернутыми, или на худой конец, пристегнутыми к какому-либо дереву простой цепью. Друзья его, видя спокойствие искушенного в лесных путешествиях человека, успокоились, развели небольшой костерок и наскоро перекусили повторно, ибо завтрак был скуден, а утренний переход, как ни крути, требовал от их изнеженных городской жизнью тел некоторых усилий. На худой конец, решили они, можно будет соорудить подобие плота для перевозки вещей, а самим же добираться вплавь. Не отрекаться же из-за таких пустяков от собственного счастья, здраво рассудили они. Тем более, что солнце взошло уже над верхушками леса, утренний туман рассеялся и стало тепло.
Пословица гласит, что быстрой езды не любит только тот русский, на котором ездят. Блэк и Яков Михайлович отправляясь из поселка, пообещали трактористу налить стакан, если тот их домчит так сказать, с ветерком и теперь, доехав до озера, вылезали из телеги, потирая ушибленные места. Несмотря на расстеленную в телеге солому, на протяжении всего пути, на каждой кочке, коих было великое множество, их швыряло из стороны в сторону, так, что они ощущали себя тараканами, попавшими в детскую погремушку. Уже приехав, оба пришли в такое расстройство духа и телесных сил, что, выпив по стакану водки вместе с механизатором, обоих стошнило и требовалось время, чтобы привести себя в порядок. С полчаса, полежав и оклемавшись, лохматый с бородатым, худо-бедно расходились. Учуяв запах дыма, отчетливо распространяющийся по утреннему воздуху, соблюдая осторожность, преследователи решили подкрасться с подветренной стороны и там уже действовать согласно обстоятельствам. То, что цель близка, у обоих сомнения не было. Иногда со стороны костра доносились голоса. Подобравшись на довольно таки близкое расстояние Вилкин, с приятелем - музыкантом увидев завтракавших, Змея и Зоринсона еще раз убедились, что находятся на правильном пути и решили немного понаблюдать за тем, что будет происходить дальше в лагере противника. Случилось так, что у Митрия неожиданно свело живот. Мучаясь коликами Зоринсон, поставив в известность друга, сиганул в отстоящий неподалеку кустарник. Решив, что время действовать настало, Блэк и Яша, прячась за стволами деревьев, короткими перебежками, бросились наперерез. Отбежав на некоторое расстояние, Митрий стал путаться, расстегивая брючный ремень. Вся мысль его в этот момент была направлена на то, чтобы как можно быстрее освободить распираемый газами кишечник, поэтому на шорохи за спиной неопытный кладоискатель не обратил внимания.
Ну, что, берем?! - шепотом предложил Яков Михайлович, доставая из-за полы куртки обрез, - Нет, подожди, пусть погадит спокойно, - шепотом же, сквозь зубы процедил Блэк, а то с испугу нас запачкает. Фу! Какая вонь!
Два разбойника желавшие неожиданно разбогатеть с помощью насилия, сидели всего в нескольких метрах за спиной Дмитрия Гельцевича. Во всю щебетали птицы. Природа радовалась наступившей весне. В душе царила некая приподнятость, хотелось ощущать себя частичкой всеобщего торжества.
Сделав свои дела, встав и натянув штаны, Зоринсон вдруг почувствовал упершуюся в затылок вороненую сталь стволов и одновременно злобный шепот приказал молчать и не дергаться. В душе как будто что-то оборвалось, ноги налились свинцом, язык отказывался повиноваться. Грубо схватив, испуганного, не сопротивляющегося насилию Митрия, насильники поволокли его в глубь леса. Оттащив жертву на некоторое расстояние, Яков и Блэк учинили допрос с пристрастием. Запихав в рот Зоринсону в качестве кляпа носовой платок и связав руки его же брючным ремнем, злодеи стукнули его несколько раз в живот и приставили в пах обрез с взведенными курками. Когда Яков Михайлович извлек изо рта пленника кляп, Митрий, изменившийся в лице, дрожащий подобно осиновому листу, с выступившей на лбу крупной испариной, заикаясь, ответил, что карты у него нет. Злодеев его ответ не устроил. Тогда на гарантии сохранения ему жизни, Дмитрий Гельцевич сообщил, что карта находится у его друга Анякина, сидящего в данный момент у костра с сигаретой в зубах. Пнув с досады его в живот, еще раз, Блэк жестом призвал своего подельника следовать за ним к костру и, угрожая обрезом все-таки добыть желаемую карту. Связанного Зоринсона оставили на месте экзекуции, вставив кляп на место.
Однако, подбежав поближе, похитители Зоринсона увидели, что Пал Егорыч вернулся и стоя с ружьем возле костра, беседует со Змеем, причем оба внимательно всматриваются в окружающий лес. Выругавшись и сплюнув в сердцах, пригнувшись Блэк, а за ним и Яша ретировались, отойдя на приличное расстояние и найдя укромное место, залегли.
Пал Егорыч, обследовав берег, действительно невдалеке обнаружил рыбацкую лодку, на вид довольно сносную, для того, что бы плавать на ней по озеру. Лодка лежала в зарослях камыша возле кромки воды. Это указывало на то, что ей пользовались не так давно. Пал Егорыч пришел сообщить эту радостную вещь друзьям, но отсутствие Зоринсона его озадачило. Тревога Сергея Васильевича передалась и ему, ибо Митрий отсутствовал уже довольно долго. Этот факт казался особо возмутительным. Казалось, что уренский следопыт нашел блестящий выход из сложившейся тупиковой ситуации и можно продолжать путь, но, увы, по вине одного засранца приходилось стоять на месте и нервничать.
Дмитрий Гельцевич оказавшись брошенным в лесу, со связанными руками, извивался угрем, пытаясь, освободится от пут. Позвать на помощь он не мог - мешал сопливый платок, бесцеремонно засунутый Яковом вместо кляпа.
Когда уже ремень, стягивающий руки дал некоторую слабину, неожиданно перед пленником, из кустов, словно ниоткуда появился Кувшинчик. Бесшумно ступая, держа удочки наперевес, он склонился над Зоринсоном, ехидно ухмыляясь. По - видимому, хитрый рыбак изначально наблюдал за допросом и все слышал. Митрий радостно замычал, искренне полагая, что этот приветливый человек освободит его, но рыбак, передразнив беспомощного узника, в свою очередь пнул Митрия и бесшумно, словно Маугли растворился в окружающем пейзаже.
Некоторые люди, которых, молодой человек, я встречал на своем жизненном пути, считали - что не бывает, худа без добра. Возможно, они и правы. В данном случае оттого, что рыбак зафутболил Митрию ногой в живот, одна из петель ремня слетела с рук несчастного, после чего тот без труда освободился. Вскочив на ноги, что было сил, он пустился наутек к костру, где находились его друзья, с которыми он мог почувствовать себя в безопасности.
Наши герои уже явно заподозрили что - то неладное, когда увидели ошалевшего друга с вытаращенными глазами, скачущего к ним, отчаянно жестикулирующего и пытающегося что - то прокричать, однако безуспешно. Впопыхах Зоринсон забыл вытащить кляп. Подобное поведение одного из компаньонов очень насторожило наших искателей сокровищ. Митрий подбежав, сообразил, в чем дело и, освободившись от тряпки, заикаясь и глотая согласные, буквально на ходу попытался рассказать, что же с ним, в конце концов, приключилось. Из сумбурного объяснения - потока белиберды, Пал Егорыч и Змей уяснили, что их товарищ был схвачен бандой вооруженных людей, подвергался жестоким пыткам, однако ничего им не сказал. Только благодаря личному мужеству при удачном стечении обстоятельств, ему удалось вырваться из хищных лап и бежать, но его преследуют и совсем скоро, вооруженные до зубов молодчики будут здесь! Друзья, быстро оценив обстановку, похватав поклажу, устремились к спасительной лодке. В арьергарде бежал Пал Егорыч, угрожающе помахивая ружьем, что, по его мнению, должно было отпугнуть преследователей, если таковые имеются на самом деле. Без крайней к тому нужды стрелять он не собирался. Добежав до лодки, наши герои без промедления отчалили от берега. Весел в лодке не было, поэтому вместо них в ход пошли лопаты. Митрию досталась совковая. Здесь еще раз стоит упомянуть предусмотрительность уренского следопыта и воздать должное его сообразительности. Зоринсон с Анякиным загребая интенсивно, с большой частотой, быстро продвигали суденышко вперед. Форштевень с шумом разрезал спокойную гладь озера, от чего по воде бежала небольшая волна. Пал Егорыч сидя на корме, держал ружье на изготовке, и пристально всматривался в поросшие камышом берега.
Ни Блэк, ни его подельник Яков Михайлович, не были готовы к подобному повороту событий и потому поначалу растерялись, не зная, что им предпринять в сложившейся ситуации. Только увидев, что троица преследуемых ими кладоискателей задала стрекоча, музыкант, так как отличался более решительным, суровым нравом, выхватив у товарища обрез, бросился вдогонку, но кустами, что бы не обнаружить себя и не дай бог, не попасть под ружейный выстрел. Бородатый Пушкин бежал за ним, как говорится, дыша в затылок. Двигаться по стерне, разумеется, было труднее, поэтому к тому месту, где отчалила лодка, они выскочили, когда наши герои были уже метрах в двадцати от берега. О том, что Пал Егорыч отыскал плавсредство, Блэк не предполагал и когда увидел, сгоряча, сходу выпалил из обреза во след, оказавшимся уже в недосягаемости нашим друзьям. Выстрел больше походил на плевок. В клубах порохового дыма из ствола вылетел горящий пыж и, упав метрах в пяти в воду, зашипел. В бессилии, опустив оружие, волосатый поинтересовался у товарища, не собственноручно ли тот заряжал патроны. Яков Михайлович смущенно отвел взгляд в сторону. Пал Егорыч прекрасно видел сидя на корме выбежавших, на берег преследователей и мог бы без труда из обоих стволов снять мерзавцев. Однако свойственно своей человеколюбивой натуре решил - пусть живут, ограничившись тем, что показал им средний палец руки, что в странах англоязычной традиции означало бы " FUCK".
Худо - бедно усилиями наших героев, разгребающих спокойную гладь озера лопатами лодка двигалась к острову. Блэк, стоя на берегу в камышах, с неизбывной тоской в глазах следил за уплывающим от него, как казалось сокровищем. Яков Михайлович как всегда в подобных ситуациях, обуреваемый жаждой деятельности, мелким бесом вертелся вокруг, уверяя друга, что далеко еще не все потеряно. Простояв в неизменной позе минут десять, эксперт по стрелковому оружию, собрался с мыслями, и взял, как говорят о нас, мужчинах, себя в руки. Отобрав у Вилкина патроны, он уселся на расстеленной, на земле куртке и аккуратно разложив вокруг необходимые для того причиндалы, принялся со щепетильностью оружейника перезаряжать патроны, делая это не торопливо, целиком отдаваясь своему занятию. Яков Михайлович совладав с обидой, которую вызывает чувство позора, также нашел себе занятие. С заинтересованным выражением лица, таким же, как до него ходил вдоль берега Пал Егорыч, он отправился вокруг озера, в надежде, как и наши друзья, отыскать какую - либо припрятанную рыбаками лодку. Ноги его в местах впадения в озеро лесных ручьев по колено вязли в сырой грязи, камыш резал руки, но бородатый упорно шел вперед. Найдя длинную очищенную от коры палку, он работал ей как копьем, местами опираясь на нее, местами раздвигая высокую озерную траву.
Хитрый, деревенский рыбак Кувшинчик, прячась, в лесной чаще, предпочитал выжидать, не предпринимая до поры до времени никаких активных действий, однако зорко следил за всем происходящим и вырабатывал свой, отличный от других план. О наличии лодки, на которой уплыли наши друзья, рыбак знал, так как бывал не раз на этом озере, и даже как-то ею пользовался. Он так же знал, что более, пригодных для плаванья лодок поблизости нет. Те, которые валялись по берегам в радиусе километра, были слишком стары и отличались ветхостью. Когда Яша, водя пытливым взглядом по сторонам, отправился вдоль кромки воды, Кувшинчик, наконец, покинул свое убежище, и осторожно ступая, стараясь не шуметь, пошел следом за ним, держась немного в стороне. Отойдя на достаточное расстояние, от оставшегося при оружии Блэка, злопамятный и коварный рыбак решил, избавиться от одного, из постоянно переходящих ему дорогу, конкурентов. Подобрав попавшийся ему на глаза увесистый обломок кирпича, Кувшинчик с силой метнул его в ничего не подозревающего об опасности, идущего чуть впереди Вилкина, но промахнулся. Снаряд пролетел мимо, наделав много шума. Бородатый донжуан, подумав, что это белка прыгает с дерева на дерево, присел, затаился и некоторое время вертел из стороны в сторону лысеющей головой. Насторожив противника, дальнейших попыток покушения рыбак решил пока не предпринимать, а вернуться на то место, откуда был виден и заряжающий патроны волосатый и те с картой, которые в данный момент уже высаживались на остров.
Я думаю, мой друг Вы не будете отрицать, что чем выше человек стоит на социальной лестнице, тем легче ему даются в случае необходимости дальние расстояния. Он передвигается в более комфортабельных условиях. А мы, простые, ему завидуем. Пожалуй, из всех, описанных мною персонажей, лучше других до озера добирался главный врач станционной больницы Андрей Власьевич Костромин с компанией своих друзей. Севши на больничный УАЗик - машину повышенной проходимости все они под благовидным предлогом поездки на охоту, всю дорогу до озера выпивали и закусывали. В салоне машины царила непринужденная атмосфера, много шутили и смеялись. Несмотря на то, что иногда трясло, путешествие казалось им легким и приятным. Воздух, полный весенних настроений, пронизывали солнечные лучи. Ничего не предвещало перемены погоды. Впереди всю компанию ждало продолжение праздника на лесном берегу с выпивкой, шашлыками и пьяной стрельбой из ружей, а если возникнет желание вновь пообщаться с противоположным полом, то шофер Игорь, душа - человек, непременно съездит в поселок и привезет давешних медсестер.
Путь показался коротким. Высадились из машины на берегу, в живописном месте, где из озера вытекал широкий ручей, соединяющий его с рекой спокойно несущей свои воды в уделы иные - мир больших городов и скопившегося в них народа. Как бывает в таких случаях, у людей было превосходное настроение, каждый потягивался, разминая затекшие мышцы, и радовался продолжающейся жизни на всю силу своего характера. Неожиданно ветер донес звук - некое подобие выстрела. Все молча, с укоризной посмотрели друг на друга, полагая, что кто-то из них, забывшись, с шумом испортил воздух, что само по себе неприятно. Необходимо было вынести невоспитанному человеку порицание, ибо, когда приедут девушки, подобные босяцкие выходки лягут позорным пятном на всех сразу. Убедившись в том, что звук был посторонним и раздался, откуда - то издали, Костромин, накинув на плечо ремень двустволки, взял в руки армейский бинокль сильного увеличения. Окинув всех присутствующих пристальным взором, Андрей Власьевич отозвал в сторонку Тростера, который накануне, в кругу друзей кичился своей службой в еврейском спецназе, и выставлял себя эдаким ближневосточным "Рэмбо". Тихо, шепотом, коварный медик предложил сходить вместе в разведку. Остальные в это время, в хорошем расположении духа вынимали из машины провизию и разводили костер. Главный врач, помнил рассказ своего водилы Бобина, о незнакомцах, ехавших вчера за золотом, которое в этих краях, по общему убеждению не водилось. Всесторонне обдумывая этот факт, эскулап становился неразговорчивым, как бы смотрящим внутрь себя. Было видно, что происходят у него внутри некоторые борения. Сопоставив все и сведя воедино, главврач решил не отказываться от идеи разбогатеть благодаря неожиданным обстоятельствам. Ведомый своим административным чутьем, он подозревал, о том, что не все тут, как говорится чисто и ухо нужно держать востро. Каждый следующий момент, когда ты, ничего не подозревая, пребываешь в расслабленной неге, может стать определяющим в твоей дальнейшей судьбе. Нужно быть готовым, не упустить своего звездного шанса, или хотя бы, по крайней мере, не сесть в грязную, вонючую лужу.
Тростер разумеется, предпочел бы остаться среди дружной, готовящейся к продолжению праздника компании, мало чего он давеча наобещал спьяну, однако отказать в просьбе гостеприимному хозяину он не мог. Не верилось ему, приехавшему из маленькой древней, но бедной страны, что вот так запросто, покопав лопатой землю, можно разбогатеть. Тогда, когда он жил здесь, то был таким же, как и все остальные, но существование там, столь насыщенное присутствием мошенников и террористов наложило на его некогда российскую душу черное, несмываемое пятно. Он, даже в воображении не мог представить, что жизнь сама по себе способна преподносить неожиданные, приятные подарки. Место под солнцем, считал он, каждый должен отвоевывать с оружием в руках в знаковом противостоянии двух круглоносых наций, одна из которых носит поголовно "арафатки", другая же, что бы избежать солнечного удара, лысины маскирует шапочками под названием "кипа". Обернувшись, с чувством подспудной тоски, израильтянин, окинул взглядом друзей, раскладывавших на импровизированном столе различные разносолы. Решив не травить самого себя, сглотнув слюну, в следующий миг, Тростер поплелся за уверенно шагавшим Костроминым, в сторону, откуда послышался выстрел. Потухшим взором еврей смотрел под ноги, представляя в своих фантазиях стакан водочки "с запотевшего графина" и бутерброд со шматком ароматного сала, заправленный ядреным хренком. О своем национальном блюде маце, он решил до возвращения в землю обетованную не вспоминать.
Минут, через пять, обогнув небольшой заливчик и продравшись сквозь заросли камыша, разведчики вновь вышли на возвышенное место, откуда открывалась более широкая панорама озера, с островом посредине. Тростер изумился. Оттуда, где из озера вытекал ручей, оно представлялось куда более скромных размеров. Шедший, на несколько шагов впереди, Андрей Власьевич, резко поднял руку вверх, жестом приказывая остановиться. Тростер, национальными чертами народа, коему он принадлежал, являлись кроме прочих, трусость, чаще выдаваемая за рассудительность и осторожность, мгновенно замер на месте. Затем, главный врач, достав из футляра бинокль, долгое время рассматривал в него окружавшую их местность. Несколько раз, по-видимому, стекла оптического прибора запотевали, тогда командир доставал из кармана кусок медицинского бинта и тщательно протирал линзы. Досконально обозрев окрест, Костромин, приложив палец к губам, предложил то же самое и своему спутнику. Бинокль имел сильное увеличение, и то, что находилось на довольно таки далеко, казалось близким, чуть ли не на расстоянии вытянутой руки. До этого, сквозь магические линзы, Тростер смотрел только один раз, когда служил в армии, но видел, лишь песчаные дюны, да голубое небо, в которое смотри, не смотри, ничего не высмотришь.
На этот раз картинка была более разнообразной. Вскоре, на острове, он различил, вытащенную на песчаный берег лодку, а у располагавшихся неподалеку развалин, копошащихся троих людей. Судя по всему, это и были те давешние попутчики, которые в электропоезде сидели напротив. Затем градусами тридцатью левее, на берегу, казавшемся противоположным, он увидел человека, сидящего на земле и производящего руками замысловатые манипуляции. Издали могло показаться, что незнакомец добывает огонь способом трения. Движения его, несмотря на видимую нервозность, отличались точностью. Что именно он делал, Тростер догадаться не мог. Метрах в пятидесяти дальше по берегу, к нему пробирался, то и дело увязая в грязи, бородатый человек. Путь ему давался с большим напряжением физических сил. Одежда бородатого была запачкана также грязью. Оторвав от глаз бинокль, израильтянин посмотрел на главного врача. Во взгляде читался вопрос - Что все это могло бы значить? А значить это могло, если судить по решительному виду командора, только то, что присоединится к компании выпивающих друзей, Тростеру придется не скоро. Поэтому израильский коммандос оживился, когда Костромин, слегка нагнулся к его уху и прошептал - Дружище Битнер, - так главный врач обращался ко всем людям, имевшим в его жизни проходное, второстепенное значение, - дуй-ка на стоянку и позови ко мне Бобина, только без шума!
Тростер, обрадовавшись возможности перейти от скучного, не понятного для него занятия, к более желанному, воспарил духом и быстро посеменил назад. Андрей Власьевич же, устроившись поудобнее, продолжил наблюдение.
Бывают, Вы не станете отрицать, в нашей жизни моменты, когда необходимость обязывает к единоначалию. Кто - либо, самый опытный, умелый и решительный должен брать руководство в свои руки, а остальные ему беспрекословно подчинятся. От этого подчас зависит судьба всей компании напрямую. Оказавшись на острове, Пал Егорыч, осознавая, что дело принимает неожиданно опасный разворот, всецело взял командование на себя. Отдав ружье Анякину, уренский следопыт, наказал ему спрятаться в прибрежных кустах и зорко следить за ситуацией.
- Если кто будет подплывать, сперва пальни в воздух, не послушают, на поражение - со всей серьезностью напутствовал он Змея, по долгу работы, постоянно сталкивавшегося с преступлениями, однако самого выстрелить в человека, наверняка бы не сумевшего. В этом конечно надежи на него не было никакой. Дотошно проинструктировав друга, охотник вместе с Зоринсоном, взяв с собой карту, направились к видневшимся в зарослях кустарника развалинам часовенки. Дмитрий Гельцевич чувствовал себя немного "не в своей тарелке". То, что с ним произошло совсем недавно, я имею в виду эпизод с его похищением, не могло, не отразится негативно на его душевном настрое. Теперь уже не вызывало сомнения то, что поиск сокровищ, мероприятие опасное, сопряженное с риском и могущее привести к непредвиденному, подчас трагическому финалу. Должно, было пройти какое - то время, что бы Митрий успокоился и перестал шарахаться своей тени. Что и говорить, есть среди нас впечатлительные натуры.
Прятаться в кустах, Сергей Васильевич и не помышлял. Он присел на свой баул и закурил. Тот человек, который стрелял, сидел на берегу напротив и занимался каким - то малопонятным делом. Прятаться, как и Змей, он, по-видимому, не собирался. Друг другу они были хорошо заметны. Анякин изумился, внимательнее рассмотрев незнакомца.- Надо же, как похож, на работавшего за стенкой в нашем бюро Блэкмора.! Есть на свете двойники! Вот может быть и у меня есть какой ни будь двойник, скажем, например, в Швеции, или в Италии.
Тщательно обследовав развалины и поблуждав с полчаса вокруг, Пал Егорыч и Зоринсон пришли в недоумение. Ландшафт, за те долгие годы, что минули с того момента, когда рисовалась карта, по-видимому, здорово изменился. Вокруг разросся кустарник. Могилы, коих вокруг часовенки, было, не мало пришли в упадок. Кресты на них сгнили, и холмики почти сравнялись с землей. Ориентиров, указывающих на стороны света, на карте не было обозначено. Где и как искать место, помеченное на жирным крестиком, было не понятно. От этого душу выгрызала пустота, хотелось разрыдаться. Друзья, истоптав все ноги и обессилив в конец, устало опустились на землю. Молча, выкурив по сигарете, выпили по стаканчику уренского самогона залпом, не закусывая. Огненной жидкостью обожгло горло, но мысль от этого яснее не стала, и чувство потери не прошло. Неслышно подошел Змей и присел рядом. Молча выпили по второй, уже в компании Анякина. Тоска стала отпускать.
-Ты, что пост оставил, - отдышавшись, уренский следопыт возмущенно обратился к Сергею Васильевичу.
- Да пошел ты к буйволу! - парировал Змей, - я там сиди на ветру, а вы здесь выпивать!
- Вот так вот, Змеюшка. - в разговор вступил Митрий. - Похоже поиски наши на этом закончились!
Зоринсон произнес это необыкновенно жалобно. Анякин разволновавшись, обратил внимание, что у друга на глазах навернулись слезы.
- Митя, что случилось? - поинтересовался эксперт.
Пал Егорыч и Дмитрий Гельцевич, перебивая друг друга, видя в рассудительном Сергее Васильевиче последнюю надежду, изложили ему свои опасения. Тот, выслушав спокойно, попросил справедливости ради налить ему еще стаканчик горячительного и дать посмотреть карту. Выпив самогону, Змей достал маленькую складную походную лупу и некоторое время рассматривал документ. Уренский охотник, "верная рука - друг индейцев" и его рыжий бузотер - компаньон, обреченно молчали, без интереса наблюдая за действиями догмата от криминалистической науки. Закончив исследование, Анякин курил, глубоко над чем-то раздумывая, затем снова взял в руки карту. Прошло часа полтора, пока Сергей Васильевич не озвучил выводы своим друзьям. Развернув перед ними предмет изучения, он обратил внимание на образ восходящего солнца в одном из углов листа, резонно предположив, что это восток. Цифирьки слева сверху над злополучным крестом, это шаги, сажени, метры или что - то вроде этого. А вот откуда надобно их отмерить, это уже загадка. Скорее всего, отсчитывать нужно от алтаря, ибо в православной традиции алтарь повсюду считали за "заглавную букву". Только вот где искать алтарь, эксперт не знал, ибо был не крещен и, бывая в храмах, исключительно с экскурсионными целями, подобным деталям не придавал никакого значения. После его доклада, лица его друзей просветлели, в их глазах вновь появился блеск, и жажда деятельности вновь взяла верх над безразличием. Пал Егорыч заверил, что с детства, родители, люди набожные водили его в церковь и заставляли перед алтарем преклонять колена. Так, что после совместно выпитой третей дозы, тут же отправится искать алтарь в развалинах святилища.
На этот раз пили веселее, за удачу. Перекурив, следопыт отправился лазить по руинам, Анякин с Митрием пошли на берег, понаблюдать, что происходит в лагере так сказать, незнакомого пока еще, им врага.
Между тем, Тростер прибежав к месту стоянки, изумился, насколько быстро его друзья подготовили место для пиршества. На поляне горел, весело потрескивая приветливый костерок. Возле него лежала кучка припасенного хвороста. Между костром и машиной, компания соорудила достархан, повытаскивав из УАЗа больничные матрацы и побросав их вокруг стола, где красовалось обилие вина и закусок различного свойства, от ядрено-соленых до жареных и пареных. Компания, не дожидаясь ушедших в разведку, уже начала выпивать и закусывать, так сказать для разогрева. Вернувшегося из разведки "моссадовца" приняли с душой, налив ему выпить и дав на закуску полюбившийся бутерброд с салом. Тростер с чувством глубокой благодарности осушил стакан и, пережевывая сало, запинаясь, сообщил Бобину о том, что его хочет видеть шеф. Игорь, ворча, поднялся с нагретого им матраца, и нехотя побрел в направлении, указанном евреем. После его ухода веселье продолжилось. Великан Вадюлька, подбросил в костер дров и приготовился жарить шашлычок. Славонька и Тростер нанизывали на шампуры куски ароматного промаринованного мяса. Исхаков резал овощи. Время от времени произносили красивые тосты и выпивали. Солнце перевалило зенит. Настроение улучшалось с каждой новой выпивкой. Можно уже было посылать за бабами.
Бобин своего начальника отыскал не сразу. Андрей Власьевич, хорошо замаскировавшись в прибрежном кустарнике, усердно наблюдал за происходящим на озере. Цыкнув на своего водителя, чтобы тот вел себя тише, жестом приказал Игорю пригнуться, и молча протянул ему бинокль. Бобин, пребывая в легком недоумении, однако вопросов не задавал, а внимательно посмотрел туда, куда указал ему начальник. На берегу напротив, он увидел двух, незнакомых ему субъектов. Один встал с земли и, подняв подстилку, на которой сидел, оказавшуюся курткой, отряхнув ее, надел. Вида человек был неприглядного. Длинные, растрепанные, грязные волосы свалялись в космы, чтобы расчесать которые, нужно было очень потрудится. Лицо покрывала густая щетина, движения его были резки, но продуманы. Со стороны было видно, что с утра у человека что - то не заладилось. Лохматый поднял с земли же обрез и, зарядив его на оба ствола, заткнул за пояс. - Эдак можно и яйца себе отстрелить - подумал Игорь, но затем решил, что такой отстрелит скорее кому другому, нежели себе.
Его спутник, обладатель бороды и залысин, приняв неестественную позу у кромки воды, отмывал грязь с одежды. Делал он это, не спеша, с особой тщательностью. Переведя свой взгляд в сторону острова, Бобин заметил еще двоих, мирно возлежащих на песке, возле перевернутой лодки. В них он узнал своих вчерашних пассажиров. Те беззаботно курили, ведя неторопливый диалог.
- Они самые! - Шофер оторвал от глаз оптический прибор.
- Слышь, Игорек, - Костромин припустил в свой голос немного елея, и как бы просил, однако за просьбой улавливались командные нотки,- дуй в поселок, найди резиновую лодку, кровь из носу, и побыстрее!
При этих словах Бобин скис. Ехать ему очень не хотелось, однако спорить с начальством в деревнях не принято. Хочешь - не хочешь, а просьбы вышестоящих выполнять - жизненная необходимость.
- Никаких баб! - отрезал главный врач, потом, подумав, хитро по-ленински ощерившись, смягчился. Протерев платочком вспотевшую плешь, продолжил - И то, верно, прихвати из тех, что были, парочку, пусть думают, что у нас пикничок, и мы не при делах. Да и гости мои разлюбезные о лишнем помышлять не будут! Пущай под юбки смотрят, всяко лучше!
Игорь, не теряя лишних минут, быстро на полусогнутых ногах побежал к машине, решив, что ехать придется все равно, однако стакан водки под горячий шашлычок он пропустить сумеет. И дорога веселее будет, и обернется быстрее. Действительно, пробежав несколько десятков метров, он на мгновенье остановился и повел носом. К его внутреннему, глубокому удовлетворению по лесу распространялся тонкий аромат жареного мяса. Примерно такой же, как он уловил и вчера, подъехав к бане. Вдохнув запах полной грудью, шофер припустил еще быстрее.
- Ну, что, Яша, - Блэк выглядел суровым. Таким Вилкин не видел друга ни разу, - доставай фанфурик, выпьем, подумаем.- Музыкант был раздосадован не на шутку. Вспоминается русские поговорки типа "Видит око-зуб не ймет", "Хороша Маша да не наша", "Близок локоток, да не укусишь" и.т.д.. Вот они, те, кого преследовали, всего в каких-то двухстах метрах, валяются возле перевернутой лодки на песке, вызывающе подкуривая, нежатся в лучах весеннего солнца и осознавая свою недосягаемость, видом своим несут оскорбление ему, специалисту в области стрелкового оружия и его бестолковому компаньону, на четвереньках стоящему у воды и устроившему маленькую постирушку. Никогда еще судьба не строила ему такой козьей морды. Злоба кипела внутри, и приходилось прикладывать немало усилий, дабы обиды перевести в иную плоскость, чтобы не навредить делу исподволь, сгоряча. Яков Михайлович прервав водные процедуры, с готовностью откликнулся на призыв друга. Давно уже было пора, на его взгляд слегка снять стресс, да и согреется. Все его тело снаружи от общения с холодной водой покрылось мурашками и мелко вибрировало.
За легким ленчем, желающие экспроприировать у наших героев пока еще не найденное сокровище, решили: поскольку переплыть незамеченными на остров им не удастся, да собственно и не на чем, то нужно запастись терпением и ждать во что бы то ни стало. Те, на острове, откопав богатство, рано или поздно, причалят к берегу. До железной дороги добираться придется лесом. А лес, как говорят маститые браконьеры, - укроет все. Главное все рассчитать и затаится.
Надо отдать должное патлатому рокеру, рассчитывал он все верно, шел по оптимальному пути. Разумом, вороватостью и выдержкой, тем более малость одичавший, напоминал он, того легендарного разбойника Фрола, некогда прославившего эти места своими дурными деяниями.
Выпив на двоих с Вилкиным бутылку водки под пряники и тем, заморив червячка, обманутые судьбой джентльмены удачи решили провести рекогносцировку, для чего удалились в лес.
Тем временем наши герои, чувствовали на острове себя вне досягаемости. Пал Егорыч, пролазив по развалинам не более получаса, отыскал алтарь, вернее то место, где исходя из архитектурной разметки часовни, он должен был располагаться. Трижды проанализировав свои догадки и уверившись в истинности предположения, он позвал своих друзей. Те не замедлили явиться, ибо хмелек забирал у них силы, а обстановка томила бездельем. Без труда, определившись со сторонами света, троица развернулась лицами на восток. Змей еще раз попросил посмотреть карту. Дело стояло за тем, что бы разгадать загадочные цифры над крестиком, необходимо было привязать их к доступной метрической системе. Вопрос о саженях решили закрыть, ибо как резонно заметил Митрий, клад закапывали не во времена былинных богатырей, а гораздо позже. В качестве эталонной единицы измерения, Зоринсон предложил свои услуги, ибо шаг его примерно и равнялся метру. Роста он был невысокого, а суетливые манеры делали его походку семенящей. И так по команде Змея, Митрий стал отсчитывать шаги, стараясь не сбиться с заданного направления. Перебравшись через развалины стен, он продолжил отмерять расстояние уже за пределами часовенки, там, где среди разросшегося кустарника угадывались кое - где старые могилы. Следом за ним пробирались и его друзья. Каждый из них в руках держал по лопате. Отсчитав положенное количество шагов рыжий остановился. Оглядевшись, он замер. Казалось со стороны, что грудь его остановилась на вдохе, тело пробирает мелкий озноб, а сам он вот-вот рухнет оземь, лишившись чувств. Мир встал с ног на голову.
-Нет, так не бывает, вернее так не может быть!- Митрий видел перед собой ржавый, железный ларец, на четверть торчащий из земли. Когда - то тот живописец, или еще кто, поленился, как следует закопать сундучок в надежде на то, что скоро заберет его назад, или копали не глубоко, страшась потревожить чей-то прах. Со временем земля на могиле осела, и крышка от ларца оказалась торчащей из земли. Однако каково было качество железа!
Мой собеседник причмокнул губами.
Представляете, сколько лет кованый ларец пролежал в земле и отнюдь не проржавел насквозь, а сохранил свою форму, и как выяснилось позже, крепость. Зоринсон зажмурился, шумно выдохнул и, что было сил, проорал, да так, что за ним несколько раз повторило эхо - YES!!! МЫ БОГАТЫ!!!- Несколько раз дернул в воздухе рукой и принялся отплясывать. Не красиво - как мог.