- Вы не вернете меня к учителю? - поинтересовался Теламон, пока они с проводником петляли по коридорам.
- Со временем, - отвечал жрец. - Он получил желаемое. Он может подождать.
- Стало быть, ведете меня прямиком к больному?
- Именно так.
- Тогда расскажите мне о нем. Не хотелось бы идти неподготовленным.
- Твой учитель не рассказал тебе?
- Он прояснил предполагаемый диагноз...
- Если он решил, что тебе необходимо знать только это, значит, тебе необходимо знать только это.
- Но больной, проходящий лечение в Дельфийском храме...
- Ни капли не странно, - прервал жрец. - Лучезарный всегда покровительствовал исцелению. Впрочем, он также не будет против, если я вознагражу твою настойчивость. Полагаю, несколько общих деталей я могу изобличить. Больной - девочка 15 лет от роду. Родители отдали ее нам в возрасте пяти лет. С этих пор она проходит у нас обучение. Мы учим ее всему, что должна знать эллинка, а также наукам арифметике, геометрии, астрономии.
- Она обучаема? - изумился юноша.
- О, более чем. Мы не считаем ее состояние болезнью в том смысле, который вы вкладываете в это слово. Эта девочка сокровище, которое мир пока не способен оценить, - жрец горестно вздохнул. - Здесь я вас оставлю. Идите на свет.
- Я последую вашему наставлению. Только просветите меня ещё раз. Как я понял, моему учителю не удалось исцелить ее, вам также не удалось. Почему учитель надеется, что получится у меня, а ваша госпожа предсказывает успех?
- Одно могу сказать, юноша. Если надежды твоего учителя совпадают с предсказаниями моей госпожи, они не безосновательны. От вас зависит больше, чем вы думаете.
Жрец не лгал - огни привели его к цели. А цель спала. Теламон понял это не сразу. Черные с золотом глаза пациентки отражали ночное небо, льющее лунный свет через широкое окно. Она сидела на табурете, сохраняя идеальную осанку, не проявляя беспокойства, ни когда Теламон загородил собой окно, ни когда взял ее руку, чтобы посчитать удары сердца, ни когда воткнул ей стило в бедро. По счастью, в комнате нашлось несколько ученических глиняных табличек, на коих можно было вести записи.
Интересно, она всегда такая, в этом ли суть проблемы? Причем здесь одержимость? Стоит ли ее будить?
Когда отставной тетрарх стал слушать дыхание, он вдруг понял: если придется говорить с пациенткой, он не знает, как ее величать.
К утру наметились изменения, температура тела пациентки повысилась, на лбу выступил пот. Дыхание участилось. Ночь на Парнасе выдалась прохладная и ветреная, и Теламон, прокляв свою увлеченность, решил покинуть больную ненадолго, дабы позвать храмовых слуг уложить ее на анаклитрон. Но сначала попытался укутать больную одеялом на манер накидки. Только он схватил колкое полотно, как его остановил звонкий голосок.
- Не нужно проявлять излишней заботы, дважды мертвый.
- Дважды... мертвый?
- Я обращаюсь так к живому? Значит, ему придется умереть еще раз. Как минимум, - последнее она добавила чуть неуверенно.
- Когда это случилось? - не выпуская из рук одеяла, спросил он.
- Случилось, случится... В первый раз, когда ты родился. Второй раз, когда твоя голова ударилась о борт... острова. Третий раз... нет, еще не произошло. Это будет весьма нелепая смерть.
Теламон отпустил одеяло и резко развернулся. Он оказался с ней нос к носу; к ее тонкому, с горбинкой носу.
- Я разочарован. Дай свою руку.
Разрешения он дожидаться не стал.
- Вы действительно больны, госпожа. Несомненно, результат вашего упорства. Следовало остановиться на стиле. А лучше ещё раньше, не пришлось бы перевязывать вам ногу.
Дева с изумлением возложила ладонь на бедро:
- Так ты...
- О, как искренне! Я бы поверил, будь лет на десять моложе.
Тут дева заметила глиняные дощечки, во множестве разбросанные по столу, и перепорхнула к вместилищам целительских умозаключений.
- Да ты даже собственным наблюдениям не веришь.
- Я был обманут вами, но теперь все кончено, пусть мне покажут истинную больную.
- Я истинная, лжесын.
- Что? Как, вы еще раз...
- Дважды мертвец, трижды, четырежды. Вы мрете как муха... мухи - слишком часто. Это вводит в заблуждение. А сами себе даете точную характеристику. Лжесын.
- Хорошо, - кивнул он. - Хорошо, как мне вас называть?
- Выпей вина, старый друг, - окладистая борода лекаря отливала серебром в утренних лучах. - Ты, верно, устал с дороги.
Там, в гавани Тира, где некогда швартовался гордый флот ахеменидов, в глубине памяти, он такой же старик. Теламон был моложе. Восхищенный юнец, бросивший машины войны ради минутной блажи. Тогда его мучила жажда, а сейчас...
- Ты знаешь, учитель. Моя религия запрещает.
- Как запрещает благотворительность?
- Знание незаслуженное - знание легковесное... и опасное.
- Помню, мои уроки ты принял в дар. А я не принял твоих клятв. Кто же из нас ошибался?
- Мы оба, целитель.
- Значит, я. Мои уроки были легковесны. Ты ничего не вынес.
Застежка в виде глаза, символ веры отставного тетрарха, полыхнула золотом.
- Ты нашел лучших учителей, - проворчал старик. - Как поживает царь царей, здоров ли? Благосклонны ли к нему боги?
- Боги мертвы, учитель. А царь царей живет и здравствует.
- Ну, коли так... Просто я слышал, что его поход на восток, оказался не столь успешным, как предыдущие. Его тяжело ранили, и он вынужден был вернуться... Вместе с войском. Верны ли слухи?
- Только отчасти. Ранение - ложь.
- Удивляюсь, как он за вас еще не взялся.
- Прошу прощения, целитель?
- Царь царей - человек деятельный. Оные, коли неуспешны в борьбе с внешними врагами, берутся за внутренних. Вы, со своими странными постулатами, народ подозрительный. Не удивлюсь, если какой-никакой благостный жрец назовет вас вскорости татью.
- Такое случалось и раньше. Не вижу в этом большой опасности.
- Тогда, возможно, тебе все-таки стоит выпить. Я вот выпью, - он поднял кубок, полный жидкости цвета пустой, венозной крови и осушил большими, жадными глотками.
Затем, закрыв глаза, громко, почти бесстыдно захрапел. Так не годилось. Но раз уж старик спал, добиваться чего-либо сегодня было совершенно невозможно.
Теламон родился выше. Но сам об этом узнал не сразу. Другие не узнали никогда. Благородная Мирра из Немеи умерла при родах вместе с ребенком. Андроклу Галиейскому, ее мужу, сказали, что сын выжил. Вскоре лжеотец дал лжесыну имя.
Больше века минуло с тех пор, как аргосцы разрушили Тиринф, и беженцы с родины Алкида поселились в Галиейской бухте, но новый полис все не желал расти. Пара храмов и стадион, и те за городскими стенами - все, чем могли похвастать его жители. Поэтому, после четырех лет маеты Теламона в местной палестре, отец принес богатые дары Аполлону и, с благословления старого жреца, направил сына в немейский гимнасий.
Недоросля с двумя рабами посадили на торговое судно, шедшее в Навплию с грузом хиосского вина. Желая поспеть к началу летних игр, хозяин торопил кормчего, и тот против правил вывел бирему из бухты на закате, чтобы завершить плавание к утру. Виноторговец рассчитывал в Навплийском порту перегрузить амфоры на повозки и к полудню прибыть с грузом в Немею.
Свежий ветер споро гнал судно вдоль берега, так что гребцам почти не приходилось налегать на весла. Устроившись на кожаных тюках с поклажей, Теламон рассматривал неподвижные звезды, пока его не сморил сон. Позже он силился вспомнить его в точности, но раз за разом видел лишь черное небо с парой рдяных лун и чужой, незнакомый рисунок созвездий. Проснулся он не от собственного страха, а от испуганных криков команды.
В начале лета в Арголиде погода переменчива. Случается, не видно ни единого облачка, а через час-другой затянет небосклон тучами, застучат капли по глиняным крышам, а то и сплошной стеной прольются небесные воды наземь, затопят все кругом. В этот раз дело дошло до настоящей грозы с молниями, шквальным ветром, волнами, перехлестывавшими через борт. Должно быть, решили боги наказать хиосского купца за стяжательство.
Корабельщики взялись было рубить мачту, налегли на весла, но новый удар молнии сразил старого кормчего, и людей охватила паника: Гераклов камень крутился во все стороны, звезды скрывали тучи - так что, куда грести, никто не знал. Когда Теламон проснулся, биремой уже никто не правил, гребцы орали, носились с кормы на нос и обратно, били амфоры и жадно глотали густое вино, тщась вдоволь напиться напоследок.
- Что делать, молодой хозяин? - в отчаянии бормотал старый раб, уткнувшись в край Теламонова хитона.
В этот самый миг между сном и явью внутри юного галиеянина что-то изменилось. Наверное, так бывает с лошадьми, когда с них снимают шоры, и они заново обретают зрение. На фоне мокрой палубы, прямо у себя под ногами, он вдруг разглядел подобие отцовской карты Эллады, только гораздо подробнее. Видны были все холмы и ущелья, города и дороги. По рекам бежала вода, а над Арголийским побережьем висели сизые комки, из которых вниз, к мокрой палубе срывались белые разряды. Вскорости посреди игрушечного залива он приметил крохотную, меньше комара, лодочку, которую несло прямиком на скалы. И тогда прежде робкий Теламон взял слово.
На какое-то время его поставленный на занятиях голос перекрыл и ор паникеров, и даже саму бурю. Мятущиеся люди услышали его. Нашлись гребцы и рулевые, и одни сели за весла, а вторые встали к рулю. Иные помогали раненым и вычерпывали воду. К рассвету тучи рассеялись, улегся ветер, и море успокоилось. А потом на горизонте появились башни Навплии. Три четверти товара удалось сохранить, так что хиосец сам просил спасителя составить ему компанию до Немеи, и не взял платы.
Экзамены в гимнасий Теламон сдал легко, закончив первым в своем агоне.
Агон второй.
Кос, Дельфы, Тир.
Религия Теламона имела множество догматов. Для одних братьев более остальных важен принцип тайны, для других - принцип равновесия. Принцип, которому Теламону предначертано было следовать, нельзя сформулировать одним словом. В разуме лжепотомка Галиейского владыки сей принцип сформировался в следующем виде. Развитие управляемо, но обладает инерцией. Иными словами, если вы запустили лавину, готовьтесь к тому, что она снесет близлежащий город.
Во второй день Теламон не застал учителя дома. Слуга сказал, что, несмотря на возраст, почтенный Праксагор ежеутренне направляется к асклепиону, дабы применять свои незаурядные дарования во благо народа.
- Как же случилось, что я застал его вчера?
Слуга пожал плечами.
- Даже великим нужен отдых.
У ворот дома потомков Асклепия стояла стража. На континенте такое выглядело бы, как минимум, странно. Впрочем, с тех пор как некто неизвестный поджог Книдскую школу, такая мера предосторожности была вполне уместна. Мало ли, вдруг неудачники рискнут нанести ответный удар. Между Книдом и Косом вражда тлела с незапамятных времен.
- Гляньте-ка, парни, к нам пожаловала Академия. Папирус на поясе, золотой глаз на шее, чин чином. Только ходу внутрь нет.
- Со мной милость Царя царей. Смеете перечить?
- Да восседает Царь царей на недосягаемом сидении златого трона в Городе Тысячи Врат долгие лета! - воскликнул командир, а затем чуть тише. - И к нам не суется.
Сущая правда. От божественных врат до Крабьего острова - полторы декады дороги на лучшем скакуне и ещё два дня по воде. Гетайры далеко, или так это отсюда кажется. Впрочем, за годы службы Теламон повидал разных воинов. Этим просто хотелось развеять скуку.
- Почтенный лекарь Праксагор не предупреждал, что сегодня явится его старый пациент?
Стража вздохнула, то есть буквально: все вместе.
- Почтенный ждет вас на втором этаже, в баптистерии. Мои люди вас проводят.
Меж купелей было жарко настолько, что Теламон от души позавидовал старику, примерившему тончайшую белую тунику. Праксагор склонился над нагим юношей, погруженным по шею в горячую воду целебных источников. Персты врачевателя примкнули к вискам, челу и обритому темени купальщика.
- Небольшой массаж для приятных снов, - пояснил старик. - Страдальца третий год мучают кошмары. А он даже не может толком вспомнить, о чем. Проснется среди ночи и вопит матерой сиреной, докучает родным. Они долго терпели, но таки собрали деньги и прислали сюда.
- Так как успехи, учитель?
- За два месяца мне удалось уменьшить количество криков четырехкратно. Думаю, еще два месяца, и он полностью излечится. Тебя самого травма не тревожит? С возрастом, сам знаешь, всякое возможно.
- Нет, учитель, все великолепно.
- Тогда... Я понимаю, почему ты примкнул к Академикам. Вас это роднит. Рациональность. За каждой мыслью - фундамент посылок, за каждым действием - строгий расчет, за каждой теоремой - доказательная цепь.
- Мне порой кажется, я что-то упустил, - признался Теламон.
- Возможно, - лекарь оторвал пальцы от юной головы и воспользовался полотенцем, что подал один из множества слуг баптистерия. - Но ты и так усвоил чересчур много для того, кто строил баллисты. Чересчур быстро... Пойдем, я отведу тебя туда, где мы ведем записи... Кстати, твой папирус непромокаем? Нашим скрипторам было бы интересно.
Архив располагался под самой крышей.
- Сюда свозят копии всех записей со всех асклепионов Эллады, - пояснил Праксагор Теламону, наблюдавшему за снующими туда-сюда скрипторами с пирамидами папирусов. - Куча повторяющихся диагнозов. А ещё сведения о том, почем был куплен камень для ремонта крыш. Совершенный хаос. Не то, что у вас. В Зале знаний Афинской Академии все в полнейшем порядке, есть все, и нет лишнего. То немногое, чему я завидую. Нам в эту дверь. За ней мой островок спокойствия.
На широкий стол красного дерева слуга поставил блюдо с морепродуктами, два фиала и кувшин с вином.
- А! Время трапезы. Внимательно следят терапонты. И тебя не пропустили, - подметил лекарь, схватив жирную креветку. - А вот ты считаешь, пропустил. Как думаешь, что?
- Если б я знал...
Праксагор улыбнулся всей своей посейдоновой бородой.
- А ты выпей вина. Выпей и подумай.
- Имена не имеют значения, называй меня, как будет угодно, - поучала она, спускаясь к храмовому дворику.
- Но вы-то мое наверняка знаете. Мы не на равных.
- А почему мы должны быть на равных? Здоровый и больной. Убийца и жертва.
- Вы туманных речей от Сивиллы набрались?
"Называй меня как угодно", вдруг оторвалась от Теламона и подбежала к колодцу, затем слегка наклонилась над желобом, словно пытаясь увидеть в темноте свое отражение.
- Никакого тумана. Вы всю жизнь только и делали, что убивали. Или строили и чинили машины для убийства. Человек - та же машина для вас, вопрос лишь, насколько более сложная. Думаете, катапульта научится когда-нибудь философствовать? И какую неполадку вы, мертвецы, нашли во мне?
- У вас несколько повышенная температура.
- А еще?
- Вы странно спите.
- Мой отец тоже так думал. Но разве странно спать ночью, а бодрствовать днем?
- Вы спите с открытыми глазами.
Ход полемики предполагал контраргумент с ее стороны, но она отмолчалась.
- Вот видите, и я могу быть правым.
Что-то было не так, он подошел и поднял ее лицо. Все встало на свои места.
Странный сон с лунами и чужим небом посещал Теламона и после памятного путешествия в Немею, но всякий раз юноше не давалось ухватить что-то важное. Вот и у тирских берегов он, к тому моменту молодой начальник расчета тяжелой баллисты, равный дилохиту гоплитов, проснулся с чувствами обманутого ребенка.
Подготовка к новому штурму шла полным ходом, и стук топоров со стороны кедровника не прекращался даже ночью. Лагерь раскинули чуть к северу от развалин старого Тира, и громада выросшего на скалистом острове города-крепости при каждом брошенном на море взгляде напоминала о полугоде неудачной осады.
Открыв глаза, Теламон разглядел в темноте палатки вытянувшегося в струнку посыльного, и услышал срывающийся юношеский голос:
- Царь требует тебя к себе!
Помянув про себя парой крепких словечек царскую привычку ночных бдений, дилохит плеснул себе в лицо водой из кратера, накинул плащ и выскочил из палатки в теплую финикийскую ночь. Гоплиты расступались перед Теламоном, а у входа в царский шатер его подхватил под руку незнакомый македонянин и провел внутрь.
Александр оторвался от карты, поднял усталые, неспящие глаза на молодого воина и без всякого приветствия произнес:
- Осадных башен и баллист на перешейке недостаточно. Хочу атаковать с моря, да только объединенный флот велик, но беззащитен перед береговыми орудиями Тира. Да и стены города и крепки, и высоки. Ты отличился в Милете и Галикарнасе, смыслишь в механике. Говори, что думаешь.
В этот раз изменение пришло не сразу. Два фиала сладкого кипрского вина осушил Теламон в молчании, пока царь рисовал что-то на своей карте. И только перед самым рассветом схема огромной баллисты на плавучем щите-острове проступила в сумраке за спиною царя. Теламон и не помнил, как его рука схватила угольный брусок и начала чертить на куске пергамской кожи линии станины, боевого желоба, самого щита, витые жгуты жил.
- Все просто, царь. Необходимый диаметр отверстия для жгута зависит от массы метательного камня и дальности стрельбы. Твои баллисты со жгутом в десять дактилей метают камни в четверть таланта на стадий, - медленно, словно очнувшись, заговорил воин, когда чертеж был закончен. - Чтобы метнуть камень в целый талант на два стадия, тебе следует увеличить все размеры баллисты вдвое, и сделать еще такую вещь, дабы орудие не разрушилась после десятка выстрелов. Для этих стен тебе понадобятся валуны в три таланта...
- Я понял, тетрарх. Вес баллисты возрастет еще втрое. И про большие плоты тоже.
- Я всего лишь...
- Я никогда не ошибаюсь, тетрарх, пока дело касается воинских званий, - устало улыбнулся царь.
Под ударами морских баллист стены Тира пали уже в новом, олимпийском году. Пролом в обращенной к Египту стене тирийцы успели залатать, но через три дня атакующие разрушили стену Южной гавани, и все еще незнакомый Теламону македонянин со своими щитоносцами ворвался в город. Теламон узнал его имя, Адмет, много позже, потому что тяжелая стрела тирийской катапульты пробила обитый медью деревянный борт плавучего острова и ударила новоиспеченного тетрарха в правую часть груди чуть выше соска. Галиеянин успел зажмурится - летнее солнце слепило через пролом в стене.
Агон третий.
Кос, Афины, Тир.
В гостевых палатах Теламона старый лекарь появился чуть за полдень, и сразу взял быка за рога:
- Гляжу я, скучаешь ты здесь. И вправду, на нашем острове никаких забав для молодежи не предусмотрено. И праздники далеко, и компании веселой не найти - все лекари, стражники да жрецы. Ну, так я и тут тебе помогу.
- Я внимателен, учитель, но никак не уловлю, куда ведут ваши рассуждения, - поклонился гостю молодой академик.
Праксагор, крякнув, уселся на кресло перед Теламоном, и, словно раздумывая, стоит продолжать, или нет, все же закончил мысль:
- На острове есть маленькое святилище Кибелы. Старшая из ламий хранит секрет древнего танца, коим древние приспешницы Гекаты завлекали в свои сети путников на ночных перекрестках, и те пропадали навечно.
- Ты знаешь, мы презираем низкие женские искусства, а тут еще танец, обращенный к самым темным инстинктам... Запрещено это нам.
- Ерунда, я еще знаю, вам, академикам, все эти обращения нипочем, вы удачно от них закрываетесь. Пифагорейцы вон не только вегетарианствовали, но и бобов не ели. А все почему? Из-за нелепого случая. У свободного эллина не должно быть преград в голове, а ты, как мужчина, даже сможешь получить некоторое удовольствие. Есть мнение, еще благодарить будешь.
- Она просто возьмет и станцует для меня?
- Ну, если упрощенно, цепочка такая: я упросил архонта, он обратился к жрице, она - не отказала. Представление на закате, так что можно не торопиться.
Правитель лично почтил своим вниманием молодого академика и главу врачевателей Косской школы. Он встретил их у подножия холма, провел по извилистой тропе на самый верх, потом по ступеням к проему, и оставил внутри небольшой пещеры, освещенной огнем масляных лампад.
Танец начался неожиданно. Тьма неспешно сгустилась в центре пещеры, завертелась черной юлой, и там, в окне этого маленького вихря, возникла сияющая фигура то ли нагой женщины, то ли серебристой змеи.
Внутри Теламона сразу застучал метроном, удерживая его сознание своим ритмом, споря с чудным орнаментом танца. Волшебная танцовщица, напротив, все время меняла темп, перетекая из одной позы в другую, то стелясь вдоль пола, то переставая касаться стопами прохладного известняка. Это непрерывное движение серебряного тела, сначала вкруг, потом к центру и обратно, словно сплетающее паутину, заставляло биться сердца зрителей вопреки их воле, обещало все на свете и подчиняло себе полностью.
- Какая-то мазь, - успел подумать Теламон, прежде чем его метроном дал первый сбой, и он вдруг обнаружил себя идущим вверх по тропе с Праксагором.
На мгновение академику показалось это возвращением на час назад, но вместо пещеры там, на вершине холма он заметил торжественную колоннаду Дельфийского храма Аполлона. Как же ему хотелось бежать вверх, ко входу! Однако дисциплинированный мозг еще подсказывал Теламону, где ложь, а где правда. И тот еще помнил, что стоит в пещере и наблюдает за змеиным танцем. И в ту самую минуту, когда он попытался вернуться, его захватило новое сновидение наяву.
Лицо Первого историка расплывалось в воспоминании Теламона. Воспоминание было довольно свежим, и все же... Соберите все самые обыденные черты, прикройте тенью плаща - вот вам и Первый историк. Лишь голос выдавал его с головой. Скрипучий, словно с вами говорит несмазанное колесо.
- Мы весьма дотошны, Теламон. Ищем объяснения всему и вся. Это предостерегает нас от ошибок. Если найти верные инструменты и подход - любое загадочное явление во всем космосе найдет логичное объяснение. Ты знаешь, в инструментах мы не стеснены. Подходы могут быть ошибочны, но со временем верный результат неизбежен.
- Со временем, - кивнул бывший инженер. - Возможно, не при нашей жизни.
- Такова цена, которую мы порой обязаны платить. Ты знаешь, что здесь одно явление из тысячи подозреваемых оказывается на поверку "чудесным", то есть таким, что при всех наших ресурсах не оказывается немедленно объясненным. Это очень большое число. На кривой чудес их точка на три порядка выше нашей. Принцип твоей профессии гласит...
- Развитие управляемо, но обладает инерцией. Может, перейдете к делу.
- Да, мы слишком долго отрицали многие вещи. Предвиденье, астральные путешествия... Объясняли все либо самовнушением, либо гипнозом, не говоря, о банальном шарлатанстве с применением различных технических средств, как, например...
- Я хорошо знаком с нашей задачей здесь, Первый историк. Это у меня в голове.
- Да. Совмещение мозгового импланта с гипнопосылкой. Я порой забываю, что некоторые из нас не воспитываются в обществе себе подобных. Это необходимая жертва. Ещё одна из многих.
- Да, возможность передавать ощущения своим предкам или потомкам на далеких звездах в режиме реального времени - это воистину прорыв. И перспектива, захватывающая дух. Жаль, дар зависит от генетического сходства. Чем слабее сходство, тем слабее связь.
- Помимо того, что дар крайне редок, и даже, как говорят некоторые преданные анафеме ученые, контрсистемен. Ни одна математическая модель не смогла достоверно предсказать появление дара у будущих детей. И наоборот, он порой появлялся там, где его не ждали.
- Чистейшая правда. Как и то, что с каждым поколением общее число одаренных падало. Развитие контролируемо...
- Но имеет инерцию. Что вы от меня хотите?
- Видите ли, Теламон. Наши предки прилетели на эту планету примерно четыреста лет назад... - историк приподнял десницу, дабы оградить себя от перебивания. - Я не буду углубляться, как вы и желали. Мы за это время использовали разные подходы. Вплоть до прямого смешения генов. Добились кое-каких успехов, но процесс этот весьма не быстрый. Может, лет восемьсот, может, тысячу. Однако война... Война выводит человека на пик, на грань, особенно большая война, и затяжная. Помните тот случай, просто сокровище, с послушницей из местного храма? Мы тут тогда еще не обустроились. Слишком неспокойно было.
- Да, когда город грабили. Ее храм не стал исключением. Они наотрез отказались уходить. А потом их насиловали и резали на части.
- Ну, ту, о которой ведется беседа, наши забрали в почти приемлемом состоянии. А потом она вещала нам о предке тогдашнего Второго Хранителя Тайн, который ремонтировал двигатели летуна в системе Виноградаря. Многих терминов она, разумеется, знать не могла, поэтому говорила на межзвездном стандартном. Ваш случай чем-то схож.
- Причем здесь мой случай?
- Сейчас я к этому подойду. Мы стали Ядром эллинской науки, без наших машин они бы не устояли перед ахеменидами. Но теперь ахеменидов нет. А поход нового Царя царей прервался. Этот новый Царь царей, он не без странностей. И его новая блажь суть угроза нашему доминированию. Раньше он вел войну, а теперь широко насаждает знания. Это плохо. Эпоха мира принесет расцвет науки, уменьшит долю мистического. Пока это под нашим контролем, но вскорости наши исследования осложняться. А возможно, и вовсе остановится. Нам чрезвычайно необходимы еще пара-тройка веков..
- Вы хотите, чтобы я убил царя? - прямо спросил Теламон.
- Не совсем. Видите ли, в нашей ситуации этого будет недостаточно.
Собственно, тогда он и познакомился с Праксагором с Крабьего острова. Началось с того, что воин тонул. Тонул в потоке слов и образов. Незнакомые рты нараспев произносили слова, и Теламон знал, что слова их истинны. Но сейчас они говорили гуртом, и он ничего не мог разобрать. Он пытался зажмурится, дабы не видеть незнакомые карты и чертежи. Он пытался заткнуть уши руками, дабы не слышать какофонии голосов. Но все бесполезно. И тогда он попытался услышать. Это чуть не свело его с ума.
- Непредвиденное повреждение, - говорила женщина в странных, плотно облегающих тело одеждах, сидевшая в его голове. - Немедленная разблокирование памяти - приоритетная директива...
Затем мужчина в белом хитоне:
- Посттравматическая кома, довольно распространенный исход при повреждениях головного мозга... Стандартной терапией в этом случае...
Что является стандартной терапией, он так и не узнал. Потому что его подхватил новый поток... информации? Да, информации. Она, словно неспокойная морская вода, немилосердная к случайно выпавшему за борт, забралась ему в уши, рот, грудь... легкие?
- Соберись с силами, сын Андрокла! И протяни руку, иначе даже мне тебя не вытащить!
Теламон сделал все, как ему сказали и на мгновение ему удалось вынырнуть. А большего и не требовалось.
Много позже, он услышал, достопамятный громовой голос, но уже в другой тональности.
- Прости, царь. Это всего лишь мнение скромного врачевателя, но я не вижу для него будущего в твоей армии. Рану я зашил, и от нее он оправляется на удивление быстро, но голова - другое дело. Весьма прискорбное падение. Надеюсь, царь, ты учтешь сей факт на будущее, и всякий в твоей армии, кто отправился в бой без шлема, будет строго наказан...
Снова тьма. А через время, Теламон не знал, сколь длинное, его глаза смогли открыться. Над ним, возложив длань на тетрархово чело, возвышался седовласый лекарь. Горло юноши горело подобно пустынным землям Египта, и все же он произнес:
- Вам удалось структурировать мою память, вы из Академии?
- Академии? - сурово произнес старец. - Аполлон, смилуйся! Никогда я не принадлежал к этим чванным собачьим сынам. Царь никого из них к тебе и на выстрел твоих баллист не подпустил. Впрочем они не очень и старались. Что ты сказал насчет памяти?
- Ничего.
- Тогда запомни, чтобы там не случилось - ты все сделал сам. Кстати, я знаю - ты Теламон, сын Андрокла Галиеского. Если что понадобиться - зови Праксагора с острова Кос.
Затем царь провозгласил Теламона героем пред прочими эллинами. А Теламон провозгласил, что считает необходимым отплатить долг своему спасителю лекарю Праксагору, ежели царь сочтет необходимым освободить его от иного долга. Царь, на удивление, счел. Сам Праксагор был премного удивлен. И отказался принять от юнца клятвы верности. Однако он заявил, что почтет своим долгом обучать своему искусству каждого, кто выразит желание.
Армию великого Александра ждал Египет. Теламона ждала иная жизнь.
Агон четвертый.
Кос, Дельфы, Дельфийская дорога.
От проводника и осла Теламон отказался. Сын рыбака настойчиво навязывался в первые, а его родитель - сбагрить второго, однако Академик был неумолим и заплатил только за слова.
- Славная бухта, даже в бурю вода там вполне спокойна. Пусть для биремы и мелковато. Братья-рыбаки до поры промышляли, а ныне совсем пусто. Рыба ушла в море. И все же, господин...
- Дорога предстоит недальняя, - оборвал господин.
С утра к Теламону никто не пришел, и он прекрасно проспал до обеда. А после обеда уже он ни к кому не пришел, кроме семьи рыбака, да еще нескольких портовых работников, кои собственно на рыбака и указали.
Десять стадий были для тетрарха армии Александра легкой прогулкой, если он тетрарх. Теламон почти забыл. Тем острее было наслаждение. Сбросив одежды, Академик погрузил больные ступни в прохладный ил.
- Как долго летаргия может длиться? - спросил Теламон.
- Декады, - отвечал Праксагор, тщательно пережевывая кусочек козьего сыра. - Меня беспокоит, что время просветления сокращается. В последний мой визит она держалась около шести часов.
- А раньше?
- Прости?
- Вы же наблюдали ее раньше? До того, как она попала в храм.
- До того - дни. Как врач, я был против сделки, но отец настоял. Как бы то ни было, это слабо зависит от места. Больше - от времени.
- Которого все меньше, - горько констатировал Теламон. - А каковы условия сделки?
- Согласно одному из них я могу время от времени посещать больную в храме, дабы затем отчитываться о прогрессе ее семье. Большего мне знать не надобно. С другой стороны, очевидно, что получили жрецы.
- Вполне, учитель.
Теламону на мгновение показалось, что глаза наставника сверкнули.
- Конечно, Сивилла может быть только одна... Но ты же видел это?
Ученик неуверенно покачал головой:
- Я видел слишком мало, учитель.
- Еще увидишь. А пока лучше выспись, это продлиться не один день.
Проснулась она через два, в полдень. Теламон был первым, кого она увидела.
- Сколько я спала?
- Двое суток, - отвечал тетрарх, не моргнув глазом.
- Другие бы сказали: несколько часов, но с тобой постепенно привыкаешь к правде.
- Как ты себя чувствуешь?
- Как тот, кто не распоряжается своей жизнью. Прескверно. Ты приготовил диагноз?
- У меня есть маленькая теория.
Девчонка презрительно фыркнула.
- Иной бы уже трактат написал. Послушай, неужели надо иметь голову ученого, чтобы понять: то, что со мной происходит, как-то связано с тем, что я умею.
- И что же?
- Не зли меня, лжесын.
- И не пытался, - он поднял со стола глиняную дощечку. - Расскажи, а я запишу.
Постоялый двор по дельфийской дороге был не первым на их пути. Уже второй год они колесили по всему эллинскому миру, и Праксагор не мог нарадоваться ученику. Тот схватывал все на лету: и которой из игл зашить рану на бедре, и как пустить лишнюю кровь, и каким отваром лечить головные боли. Почти во всем Теламон мог заменить учителя. Единственным, что Праксагор по-прежнему лечил сам, были недуги душевные. Он сам вел длинные беседы с больными, массировал им головы, иногда прописывал отвары.
В этот раз случай казался тяжелым. В теле десятилетнего Ипполита умещались сразу два мальчика: добрый, тихий собственно Ипполит, и ужасный Телегон, сворачивающий головы птицам. Когда он вцепился зубами в горло воспитателю, отец Ипполита, знатный афинянин, решился везти сына к оракулу. В месяц восьмой, что соответствует Афинскому Антестериону, стоял безутешный отец со своим дитем и слугами среди прочих на ступенях храма Лучезарного. Медленно двигалась очередь, но к закату услышал он такие слова:
В месяц Гераклий в ином обороте
Пройди дорогой хоженой к дому путника
Там встретит твой сын жизнь и смерть.
Собственно афинянин на следующий год и проделал путь по дороге от Афин, заходя в каждый постоялый двор. Пока, наконец не набрел на Праксогора... с Теламоном.
Потом целую декаду повторялось одно и то же: Праксагор садился перед мальчиком, брал кольцо на нитке и раскачивал его, не забывая считать до десяти. На счете "семь" тот обыкновенно засыпал, и тогда почтенный Асклепиад вел поочередно разговоры с обоими, пытаясь примирить два рассудка. Афинянин рассказал о втором мертворожденном близнеце, но это не приближало Праксагора к успеху. Дело шло медленно, хотя приступы, когда из-под светлого личика Ипполита проступала злая личина его брата, становились реже, и не такими острыми.
Наконец, Теламону это наскучило, и он заявил Праксагору, что берется излечить юного афинянина за один сеанс. Пока лекарь вызывал то Ипполита, то Телегона, ученик пальцами пытался уловить тепло от разных сторон головы мальчишки. А когда, наконец, дождался нужной картины, резко ткнул пальцем в одному ему заметную точку чуть левее темени.
- Ты убил его, - махнул рукой Праксагор. - Я не учил тебя этому.
После трех дней без единого приступа афинянин одарил лекарей пятью талантами серебра. Старик денег не взял.
После случая с Ипполитом Праксагор стал задумчив. Ранее он любил поболтать с учеником на разные темы, потом это случалось реже. Некоторое время они оставались на постое, пережидая пришедшие с юга тучи; когда тучи рассеялись, учитель сказал:
- Ты должен увидеть нечто.
Спустя два дня они топтали узкие улицы священных Дельф, выискивая кратчайший путь к южному склону Парнаса.
- Учитель, возможно, я что-то путаю, но сегодня не день рождения низвергателя Пифона. Не правильно ли будет дождаться следующего года?
- Оракул иной раз проявляет милость к сильно страждущим, - пошутил старец, но затем много серьезнее добавил. - Время не терпит. А у пророков есть обязательства и перед смертными.
- Но перевесят ли они те, что у них есть перед богами?
Праксагор смолчал, вновь ушел с головой в тяжкие раздумья.
На лестнице их ждали. Обритый наголо жрец преклонных лет приветствовал паломников:
- Итак, ты вернулся, асклепиад, как и было предречено.
Праксагор раздраженно отмахнулся:
- Оставь свои глупости при себе, привратник, мне нужна только твоя госпожа.
- Она не будет говорить с тобой, асклепиад. Не о чем, - привратник вдруг перевел взгляд на Теламона. - А вот с ним поговорит чуть позже.
- Как интересно, - отметил Косский.
- Ты знаешь правила, почтенный, - игнорировал жрец. - И знаешь, где следует ожидать.
Пока они ждали в маленькой комнатке с четырьмя лампадами и одной мраморной скамьей, учитель разговорился:
- Если ты благодарен мне за оказию увидеть храм Аполлона изнутри, не будучи изрубленным мечами, не спеши. Мы здесь по делу, и дело это предстоит, в первую очередь, тебе.
Теламон благоговейно слушал.
- Не скрою, твое решение по последнему пациенту вывело меня из себя, но также и натолкнуло на новую мысль. Что, если дать тебе еще одну возможность, тем более, что мы от нее не так далеко? Обещаю, приключение будет весьма познавательным. Тебя уже удостоили личного разговора с Сивиллой... Перед тем, как тебя к ней отведут, я должен кое-что сказать. Ты ведь знаешь, что такое одержимость?
- Вы имеете ввиду болезнь, когда пациенту кажется, что некто внутри толкает его на неадекватные поступки, как с Ипполитом? Или сумасшествие, вызванное внешним раздражителем, как у Париса, похитившего Елену и обрекшего Илион на гибель?