Гниляков Владимир Николаевич : другие произведения.

Воскресенье

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Воскресенье - значит рождение заново.

  
   Воскресенье
  
  
  
   Это было обычное воскресенье, не предвещавшее каких-то необычных событий. Накануне батальон вернулся с недельного выхода на учебный центр. Офицеры,
  выспавшись в нормальных, домашних условиях, окруженные любовью и вниманием семьи, утром, как положено, прибыли в подразделения, чтобы завершить не законченные дела. В отличие от жен, которые считали, что воскресные "походы" мужей в полк, это один из способов уйти от домашних дел, каждый знал, что есть дела, которые кроме командира, никто не решит, и не сделает.
   Как обычно, утром отправился в полк, командир третьего танкового батальона капитан Симонов. Необходимо было подготовить общую ведомость по выполненным упражнениям стрельб, вождению боевых машин, занятиям по боевому слаживанию взводов. Требовалось подписать акты по использованным боеприпасам, горючему, и всему тому, что съели и выпили за шесть дней, неутомимые по этой части, офицеры, сержанты и солдаты батальона. К тому же, как принято в хороших семьях, в воскресенье батальон в полном составе заступал в наряд. Это, два внутренних караула, кухонный наряд, и вся мелочь: - наряд по парку, контрольно пропускному пункту, патруль, и прочие лица суточного наряда, без которых жизнь в полку, по мнению начальника штаба, просто бы замерла, не выдержав натиска повседневности. Наверное, так оно и было бы, просто никто не рискнул это проверить! Все попытки натыкались на твердое противодействие начальника штаба полка, и незамедлительное взыскание в ближайшем приказе по части.
   Командиры подразделений, в тайне, вынашивали свои, крамольные мысли. Каждый старался "зажать" пару - тройку нужных людей, чтобы подремонтировать казарму, привести в порядок закреплённую территорию, облагородить парк боевых машин. Борьба велась постоянно, с переменным успехом. Как правило, побеждал начальник штаба полка, о чем красноречиво свидетельствовала приказная часть приказов по службе войск, после слов "обьявить выговор".
   Комбат лично проверил список личного состава заступающего в караул и внутренний наряд, сверил его с приказом по части. Всё соответствовало. Отдав указания начальнику штаба батальона, о проведении инструктажа караула и, уточнив задачи командирам рот, отправился домой. День, вроде бы, был выходным, и хотелось побыть с семьёй, которую, с частыми выездами на учения и полигоны, приходилось видеть довольно редко. Тем более что зампотех батальона майор Федоткин, самый старший по возрасту, решил в воскресенье, скромно отметить, прошедший в средине недели День рождения. Приглашены были соседи, - комбат, замполит, командиры рот, и, единственный холостяк - начальник штаба батальона капитан Слава Емельянов. Который должен был явиться после инструктажа караула. Не смог присутствовать командир седьмой роты старший лейтенант Близников, заступающий дежурным по полку.
   В семнадцать часов приглашённые собрались вокруг праздничного стола, женщины не избалованные светскими вечерами и балами, надели прекрасные вечерние наряды из своих скромных гардеробов, мужчины тоже преобразились в штатское. Все с нетерпением ждали прихода Емельянова, чтобы приступить к праздничной части. Начальник штаба батальона задерживался, женщины под руководством жены именинника Полины Ивановны, и супруги комбата Ларисы Ивановны, которая в силу молодого возраста, просила называть её просто Ларисой, сервировали стол, приготовили закуски. Мужчины, под натиском именинника, "втихаря" на кухне, опрокинули по пару стопок для "разогрева" и вышли в коридор покурить.
   Вместо ожидаемого капитана Емельянова, прибежал запыхавшийся, с автоматом через плечо, с противогазом и вещмешком посыльный, заряжающий комбата рядовой Кабуладзе. Увидев офицеров в столь не привычной одежде, смутившись, нашёл взглядом комбата, и доложил:
   - Товарищ капитан, батальону объявлена тревога!
  - Кто объявил? - спросил комбат, полагая, что, как обычно не выставили какой-то наряд, и начальник штаба полка, в свойственной ему манере, объявил всем тревогу. Чтобы лично убедиться, что свободные люди в батальоне есть.
   - Не знаю! - с трудом переводя дыхание, ответил солдат.
   - Чужие в батальоне есть?
   - Нет, но кроме нас, подняли мотострелковую роту, они тоже в парк побежали.
   - Где капитан Емельянов? - всё ещё на что-то надеясь, спросил комбат.
   - В парке, выгоняет технику! - с характерным грузинским акцентом ответил Кабуладзе.
   Как бы, отвечая на его слова, в парке, который было видно из окон коридора, разом завелись несколько танковых двигателей, через минуту, танк командира батальона, развернувшись на месте, дымя не прогретым двигателем, резво поехал к тревожным воротам.
   Товарищи офицеры, переодеваться и в парк! - скомандовал Симонов, открывая ключом свою квартиру.
   Дома, натягивая комбинезон, комбат позвонил дежурному по полку. Ещё не сменившийся старый дежурный, начальник разведки, капитан Подопригора ответил, что приехал незнакомый полковник, вручил ему пакет. Согласно шифрограмме заложенной в запечатанный сургучом конверт, третий танковый батальон и мотострелковая рота должны были выдвинуться в запасной район третьего батальона. Где им поставят задачу.
   - А, ты ничего не попутал? - Засомневался комбат, - что же, мне никого не ждать, сразу мчаться в район? Командир об этом знает?
   - Конечно, я сразу доложил начальнику штаба, командир в городе. И оперативный дивизии продублировал команду. Так, что - вперед, и с песней!
   - Не мостоукладчика, не тягачей, не зенитчиков, никого не ждать?
   - Что мне предписали, то и передаю, дословно!
   - Тогда я полетел!
   Батальон был готов к выходу, в хвост пристроилась мотострелковая рота. В стороне, не вмешиваясь в происходящее, что-то помечал в тетради незнакомый полковник танкист. Возле мотострелков прохаживался ещё один проверяющий - общевойсковой подполковник. Симонов собрал командиров рот, включая старшего лейтенанта Мамедова, неунывающего командира мотострелков. Кратко довел до них полученную задачу.
   - По машинам! Заводи! Вперед! - Пронеслось по колонне.
   По львиному рыкнув, танки, как застоявшиеся скакуны, плавно преодолевая препятствия, покидали парк. Проезжая невдалеке от дома, комбат увидел празднично одетых женщин, среди которых свою жену и старшую дочку. Женщины и детишки махали вслед уходящей колонне.
   - Не повезло зампотеху с днем рождения, придется в очередной раз отложить. Вот вернемся, объединим в одно!
  - Кстати, а где сам именинник? - комбат запросил техзамыкание. Бодрый голос Федоткина ответил. - Все! Сто! - Значит, все машины идут.
   - Странные какие-то учения! Совершенно неожиданные. Обычно, всё равно, какой-то слушок ходит, тогда-то, мол, поднимут, пойдем туда-то. А, тут, как гром среди ясного неба! И, главное, подняли только один батальон. За всю свою службу, что-то не припоминаю таких событий - размышлял Симонов.
   - Как быстро время летит, вроде бы недавно принял батальон, а прошло около полутора лет. И в Германии уже более трех лет. - Вспомнил свой приезд в Группу войск из далёкого сибирского города в Хакасии, где начинал свою офицерскую службу. - Раннее, сырое, осеннее утро, холодный, продуваемый перрон Франфурктского вокзала. Впервые попавшему за границу, всё неприветливое, чужое и враждебное. На мокрой, от прошедшего дождя, привокзальной площади приехавших ожидал военный автобус. Немногочисленные пассажиры быстро расселись в салоне, и автобус покатил, по ещё не проснувшимся улицам спящего города. Через слегка запотевшие окна машины, прибывшие, с интересом, рассматривали незнакомые, чистенькие дома, ухоженные, спрятанные в зелени, старинные особняки, тенистые скверы и парки. Просторные площади, извилистые улочки и микрорайоны современных, панельных многоэтажек.
  - На пересылку везут, - сообщил майор-связист, единственный из группы приехавший в Германию повторно.
   Посигналив, автобус миновал тяжелые металлические ворота, украшенные красными звёздами, и остановился. Прибывших разместили в казарме, гордо именуемой "Гостиницей". На коротком построении, был объявлен порядок дальнейшей работы: завтрак, затем, в десять часов мандатная комиссия, которую будет проводить начальник управления кадров ГСВГ генерал Бурцев.
   Задолго до назначенного срока офицеров собрали в большом классе. По-видимому, люди прибывали и раньше, и сегодняшняя партия приехавших, была последней. Особняком сидели старшие офицеры; заметно выделялись штабные, - какими-то неуловимыми, присущими только им, манерам и жестами. Громогласно разговаривал молодой майор, явно любующийся собою, и старающийся привлечь внимание к своей персоне. Как в последствии выяснилось, - командир учебной роты. В углу, о чём-то " не для всех" шептались два тыловика и старший лейтенант, с эмблемами трубопроводных частей. Важно взирали на разномастную публику политработники, с ними должны были беседовать отдельно, представители политуправления, и вся эта суета, их не касалась.
   Работа началась с вызова на беседу старших офицеров, причем, после собеседования, ушедшие, в класс не возвращались. Все примерно знали, где им в дальнейшем предстоит служить. Большая часть прибывших была по так называемой, "прямой замене". У многих на руках были командировочные предписания, где конкретно указывались должность, и номер войсковой части, куда они должны были прибыть. Такая бумага была и у Симонова, там значилось, - на должность командира танковой роты, в\ч, п\п и номер. Сведущие люди подсказали, это Бат-Лангельзальц, почти самая южная точка Германии на границе с ФРГ, а п\п - это полевая почта, скрывающая истинное название воинской части.
   Наконец, очередь дошла до командиров рот. Войдя в просторный кабинет, Симонов четко доложил о своём прибытии. За Т-образным столом, во главе, сидел моложавый генерал-лейтенант, справа от него, в полуоборота к двери, два подполковника и майор, с цепким взглядом, наверное, особист, отметил для себя Симонов.
   - Какое училище заканчивали, Владимир Николаевич? - Глядя в какие-то документы перед собой, спросил генерал.
   - Благовещенское танковое командное, - ответил Симонов.
   - А, с каких пор, оно стало готовить тяжеловиков?
   Дело в том, что в то время, танки делились: на легкие-плавающие, средние и тяжелые. Специалистов на тяжелые танки, в частности, готовило Ульяновское гвардейское танковое училище.
   - Я выпускался по специальности командир взвода средних танков.
   - Почему стесняетесь говорить, что училище Краснознаменное?
   Симонов вдруг вспомнил этого генерала, который вручал училищу награду, как говорят, "от имени и по поручению", а он, тогда ещё курсант, это дело снимал на фото, для истории училища, и даже, приносил генералу фотографии в номер гостиницы.
   - Так точно, Краснознамённое, и вы вручали награду! - запнувшись, ответил офицер.
   Генерал что-то написал на его предписании, и разрешил идти.
   В коридоре Симонов прочитал размашистую запись: " Считаю целесообразным, использовать в должности командира роты средних танков" и роспись "Бурцев"
   В составе группы, он был направлен в распоряжение командующего первой гвардейской танковой Армией, город Дрезден.
  Все прибывшие, были впервые в Германии, и языком владели в пределах программы сельской средней школы, и курса языка в военном училище. Может быть, пленного они и смогли бы, с горем пополам, допросить, но с кассиром вокзала, договориться было гораздо труднее. Наконец, с помощью жестов, общезнакомых фраз, типа - "Гебен зи мир битте", билеты были получены, они вышли на перрон и разместились в купе прибывшего поезда, на котором, было написано немецкими буквами, "Дрезден". Причем при посадке билеты никто не проверял. Позже выяснилось, что у немцев не принято ездить без билетов, поэтому, чисто для формальности, билеты проверяют в ходе поездки. Пришедший, с пухлым, пивным животом, кондуктор, перетянутый красной лентой через плечо, как свидетель на свадьбе, посмотрев билеты, стал, что-то с жаром доказывать. Часто употребляя немецкие слова "шнель цуг, и нихт персона цуг", смысл которых приезжие не понимали, и на что, упорно молчали. Наконец, он сходил куда-то в глубь состава, и привел советского прапорщика, который, по его признанию, служил в Германии восьмой год. Тот пояснил, что офицеры сели не на тот поезд, нужный им пассажирский, приходил позже на три минуты, а они сели на скорый, да, ещё в купейный вагон. Пришлось заплатить штраф, деньгами, которые получили на "пересылке" перед отъездом, и цену которым, ещё не знали. Великое дело - знание языка! Опытные люди, советские прапорщики!
   Погруженный в воспоминания комбат, тем не менее, внимательно наблюдал за колонной. Дорога была знакомая, и механик-водитель без лишних команд умело вел машину. Колонна шла ровно, танки ныряли на ухабах, взмахивая жерлами пушек. Короткие БМП, исчезали в ямах и вновь появлялись наверху, как поплавки удочек в сильную волну. Капитаном вновь овладели воспоминания.
   В штаб армии они прибыли перед обедом, день был субботний, но штаб работал. Кадровики быстро растолкали по частям прибывших. Отправив поездом в другие города, и вызвав дежурные машины из близко расположенных соединений. В ожидании своей судьбы остались двое, - Симонов, и, не молодой, майор Неверов, которым было приказано отдыхать до понедельника. Офицеров поселили в двухместный номер гостиницы штаба армии.
   Не смотря на разницу в возрасте, соседи быстро нашли общий язык. Так иногда бывает, когда совершенно незнакомых людей, что-то, по непонятным причинам, сближает, порождая взаимную симпатию. В воскресение, приехавшие, осмотрели Дрезденскую галерею, и музей оружия. Побродили по городу, посетили квартал, подвергшийся в сорок пятом году варварской бомбардировке американской авиации. Да, так и оставленный в руинах, как памятник об этой бессмысленной акции. Прокатились на речном трамвайчике по Эльбе, любуясь набережной. Вечером погуляли по освещенным улицам, заглядывая в богато оформленные витрины непривычно-роскошных магазинов. Устав, присели на скамейку в парке. Где к ним привязалась, плохо говорящая по-русски, толстая девица, преставившаяся турчанкой, сотрудницей госпиталя. На ломаном языке, фрау не двусмысленно выразила свои намерения, приглашая в гости. Офицеры, ещё не привыкшие к таким проявлениям европейской свободы, вынуждены были ответить словами персонажа актера Миронова из фильма "Бриллиантовая рука": "Русские офицеры облико морале!". Что не возымело действия на любвеобильную даму, пришлось скрыться от неё в мужском туалете и выходить через другой выход.
   В понедельник, в управлении кадров, Симонову объявили, что вакантной должности командира танковой роты нет. Предлагали должности командира ремонтной роты, и командира роты учебно-боевых танков в учебный полк. Он отказался, прекрасно понимая, что, если бы не та резолюция генерала Бурцева, никто бы с ним и разговаривать не стал. Поехал бы, как миленький, командиром роты в "мобутовский" полк в Бат-Лангельзальц. Это, что-то вроде нашего дальневосточного укрепленного района, но в Айзенахском проходе. На вооружении тяжелые танки ИС-3му, времен Великой Отечественной войны, и не каких перспектив.
   Через два дня его вызвали снова, предложив должность командира автороты. Услышав отказ, объявили, что вынуждены, будут откомандировать назад, в распоряжение управления кадров Группы войск. Так, как он прибыл по прямой замене в восьмую Армию, и кроме должности в Бат-Лангельзальце, других, вакантных нет. Так, что, или туда, или откомандируем в Союз. И тогда, поняв, что терять нечего, Симонов попросил разрешение позвонить генералу Бурцеву. На что подполковник, офицер управления кадров армии, удивившись, напрямую спросил:
   - Генерал Бурцев вам кто?
   - Хороший друг моего отца, - пришлось соврать Симонову.
   Через день вопрос был решен. В одной из дивизий, оказывается, был командир роты, ранее подававший рапорт, с просьбой, перевести его на тяжелые танки, так, как он, после срочной службы, окончил курсы командиров взводов тяжелых танков, получил младшего лейтенанта. Потом, успешно служил на Дальнем востоке на тяжелых машинах, и кроме них, других не знал. Офицеров, просто, поменяли местами. Так Симонов попал в эту прославленную дивизию, каково же было его удивление, когда выяснилось, что заместителем начальника штаба полка, куда он был направлен, является, прибывший недавно, майор Неверов.
   - Кажется, приехали, - мысленно отметил комбат, оглядывая батальон. Растянувшись вдоль лесопосадки, колонна входила в Монастырский лес, - район сосредоточения третьего батальона. На опушке леса, в линию, выстроились Уазики, комбат насчитал четыре, среди них машину командира полка. Сквозь деревья, просматривались колесные машины батальона, прибывшие раньше. Общевойсковой подполковник, которого Симонов видел в парке, остановив машину комбата, приказал стоять в колонне. Дав флажками команду "Глуши двигатели!", комбат поспешил с докладом к командиру полка.
   Возле Уазиков, рассматривая карту, развернутую на капоте, стояли проверяющие офицеры, которых комбат уже видел в парке боевых машин. У соседней машины, ещё над одной картой склонились командир полка подполковник Заболотный, и незнакомый седеющий военный, в плащ-накидке. Увидев подходящего комбата, подполковник Заболотный жестом указал на полковника танкиста. Изобразив в высокой траве строевой шаг, Симонов доложил:
   - Товарищ полковник, третий батальон такого-то гвардейского танкового полка прибыл в запасный район! Командир батальона, капитан Симонов.
   - Не родственник командиру дивизии? - Вместо ответа спросил проверяющий.
   - Нет! Однофамилец, - ответил комбат, хотя, его так и тянуло сказать "к сожалению". Но он промолчал.
   - Давайте вашу маршрутную карту.
   Пришлось вернуться к танку, где с докладом его поджидал командир взвода снабжения прапорщик Гриненко.
   - Товарищ капитан, колёсные машины прибыли в полном составе. Получили продуктов на пять дней и водой заправились!
   - Молодец Борис Григорьевич! Где замполит?
   - С колёсными машинами, в санитарке.
   - Передайте - Пусть там и будет!
   Вернувшись, развернул карту, сложенную гармошкой, и приготовился слушать.
   - Вам понадобится северо-запад, - подсказал проверяющий. - Задача, батальона, с мотострелковой ротой совершить марш по маршруту, - полковник назвал населенные пункты, и указал их на своей карте. И, к четырнадцати часам такого-то числа сосредоточиться в районе, и обвел на карте маленькую, красненькую бусинку района на северо-западе страны. Затем, были объявлены пункты регулирования и сроки их прохождения, места и продолжительность привалов. Наконец, исходный пункт, и время его прохождения.
   Получалось, что минут через двадцать - тридцать надо начинать движение.
   - Более подробно маршрут возьмёте с моей пятидесятитысячной карты, - закончил постановку задачи проверяющий. - Сколько в колонне танков?
   - Двадцать девять. Две учебно-боевые машины на дивизионном учебном центре.
   - Учебные танки с собой не брать. Сколько колесных машин?
   - С БТР и БРДМ - шестнадцать.
   - Оставить минимум, только для обеспечения движения и питания. Боеприпасы не брать, в случае необходимости, там получите. Разрешено иметь, не более семи автомашин.
   Колесную бронетехнику в расчет не брать, она идет обязательно. Быстро посчитайте, и доложите. Карту и радиоданные возьмите у товарища подполковника, - кивнул он на военного в плащ накидке. - Но, учтите, - закуривая сигарету, и давая понять, что официальная часть закончена, продолжил, - обращаю внимание, на радиодисциплину марша.
   Убедившись, что начальник штаба капитан Емельянов начал переносить на свою карту маршрут движения. Симонов вызвал к себе командиров рот, и командира взвода снабжения. Кратко поставил задачу, определил время начала движения, приказал, не выходя в эфир, перенастроить радиостанции. С командиром взвода снабжения, посовещавшись, решили, что из колесной техники оставить.
   Вернувшись к Уазикам, комбат увидел, проверяющего полковника разговаривающего по радио возле одной из машин. Только тут он обратил внимание, что, машина обвешана антеннами, - радиостанция. Командир полка, через плечо Емельянова рассматривал карту.
   - Ну, что скажешь? - Спросил он подошедшего Симонова, - какие соображения?
   - Маршрут отвратительный, последний раз туда ходил, когда был ротным. Мы, на учения, обычно ходим на восток, на Либерозе, а это, на запад, район возле Бурга, в этих местах обычно форсируют Эльбу, когда идут на Магдебургский полигон. По прямой, километров около двухсот, а с выкрутасами и того больше. Марш и рубежи нам уже просчитали, надо выполнять. Конечный пункт не ясен, цель и задача не определены. Как ёжик в тумане!
   - Подполковник общевойсковик и полковник танкист - москвичи, эти не чего не скажут, а, может, и не знают. Тот, в плащ накидке - старший офицер управления боевой подготовки армии, поедет с тобой. Но, похоже, тоже ничего не знает. Его задача, - проконтролировать батальон до района, так, что - держи ухо востро. На всякий случай, подошлю в этот район зампотеха полка, с новыми комплектами оборудования для подводного вождения танков, и начальника химической службы, с изолирующими противогазами. Хотел отправить с батальоном зам. командира полка, но не разрешили, у них приказ - батальон действует автономно. Главное - береги людей! Мотострелков покормишь до района, там к ним, возможно, придет прицепная кухня. Иди, докладывай, - время!
   Симонов доложил проверяющему расчет автомобилей.
   - С батальоном выходят: Топливозаправщик - ЗИЛ; восьмитонная автоцистерна - КрАЗ с дизельным топливом; полевая автокухня ПАК-200, с одноосным прицепом; машина под продукты и одноосный прицеп "бочка" с водой; санитарка УАЗ; машина с техническим имуществом и машина технического обслуживание МТО-60-техническое замыкание.
   - Хорошо! - Кратко согласился полковник.
   - Оставшиеся колёсные машины я заберу с собой в полк, - решил подполковник Заболотный.
   - Колесный БТР поставьте в голову колонны, мы с вами поедем на нем, - приказал обладатель плащ-накидки, - начальника штаба пересадите в комбатовский танк.
   - Ну, теперь только держись - столько начальников на одного комбата,- подумал капитан, отдавая указания начальнику штаба батальона.
   Наконец, все организационные вопросы были решены.
   По машинам! Заводи! Флажками - За мной, в колонну марш! Поехали.
   Командир батальона и проверяющий, стоя в открытых люках бронетранспортера, медленно начали вытягивать колонну в направлении исходного пункта. Для этого, фактически, пришлось разворачивать колонну в обратную сторону, и двигаться в направлении полка.
   - Что за маневры? К чему такая секретность? Может быть, опять какие-нибудь события, наподобие чехословацких? Но мы будем двигаться в сторону ФРГ, а Прага в противоположном направлении, и ближайший в этом районе крупный город, на той стороне, Ганновер. Никогда не был в Ганновере! И как-то не тянет! Странно всё это, очень странно...? Подполковник, так и не вылезая из своей плащ-палатки, почему-то сел в люк над водителем, а командирский оставил комбату. Чтобы тот был ближе к радиостанции, наверное? За всё время, только дал указание по поводу БТР, больше не сказал ни слова. Молчун! Ну да ладно, наше дело, выполнять задачу! Пока, вроде, всё нормально. Хорошо учебные машины оставили, они давно просятся в капитальный ремонт, но километраж не вышел. Колёсные машины с собой взяли неплохие, только санитарка старая, но лучше нет. Зато, замполит доволен, почти легковое авто. Замполит новый. Прежний, майор Марченко уехал в Союз, прибывшего по замене, почему-то назначили в первый батальон. Капитана Прокопец из первого, перевели в третий батальон. Пока приглядываемся друг к другу.
   Накатанная танковая трасса, стороной миновала уютный военный городок полка, опушкой леса повела на стрелковый полигон, знакомыми перелесками обходя город с востока.
   - Товарищ подполковник, кто будет обеспечивать переходы через автострады? - Стараясь перекричать шум мотора, спросил комбат.
   - На крупных дорогах комендантские подразделения. На мелких, своими силами.
   Одна из таких мелких приближалась. Сейчас будет поворот, околица деревни и переход через дорогу, далее танкодром соседнего полка. Дорога была асфальтированной и соединяла две деревни. В Германии почти нет грунтовых дорог общего пользования, даже к какому нибудь задрипанному "дорфу", деревне по-русски, ведет сносная, хотя и не широкая, дорога с твердым покрытием. Злые языки говорят, что дороги построили наши пленные за годы войны.
   Привычно раскрашенной машины регулировщиков у перехода не было, Симонов мысленно ругнулся:
   - Затеяли непонятную "войну", а простой службы регулирования не продумали. Что же теперь на каждом переходе заряжающих выставлять? Так через пару часов, заряжающие пропустив всю колонну, сядут в замыкающую машину и постепенно все окажутся или в летучке, или у замполита, в санитарке. Надо что-то придумать на привале.
   Неожиданно на переходе замаячили два солдата в форме регулировщиков, по-видимому, отдыхавших в кустах. По форме и повадкам чувствовалось, что это внештатные регулировщики, проще говоря, мотострелки из какого-то соседнего полка. Наверное, для скрытности, взяли из другой дивизии этих детей среднеазиатского народа.
   Комбат взглянул на часы, сверился с картой, асфальтированная дорога - это ещё и пункт регулирования, прошли нормально. Вот и знакомый танкодром Тейхель, здесь Симонов проводил вождение, будучи командиром роты. Сейчас этой ротой командует бывший взводный Миша Старенков, хороший парень и грамотный офицер. Дорога бежит под гусеницы танка, а мысли возвращаются в прошлое.
   Надо сказать, что его приезду в полку как-то не обрадовались, прежний командир роты - специалист по тяжёлым танкам, написав рапорт о переводе, от дел отошел, и начал, мягко выражаясь "злоупотреблять", и нее только пивом. Уже несколько месяцев ротой фактически командовал командир первого взвода лейтенант Старенков. Все считали, что замена закончилась и с отъездом отошедшего от дел ротного, последует приказ о назначении Старенкова на вакантную должность. Его кандидатура устраивала и командира батальона, и командование полка. А тут, как снег на голову, новый ротный из Сибири с "тридцатьчетверок ", конечно, ничего не знает, да и что можно знать на кадрированной роте. Симонов на их месте, также бы считал, и в чем-то был бы прав.
   С командиром батальона майором Якименко отношения сразу не заладились. Он сам недавно прибыл из Союза и хотел бы видеть возле себя, командиров опытных, давно служащих в ГСВГ. Которых не надо учить, тем более, что и у учителя, на тот момент, опыта тоже было не густо. Но, на то и называли группу войск, великой школой. Именно тут давали такой опыт командования, который не на одних курсах "Выстрел" не получишь. Порой, офицеры, прослужившие во внутренних округах многие годы, не то, чтобы батальон, или полк в боевых порядках не видели, но даже забыли, как выглядит рота в боевой линии.
   Претензии комбата к новому ротному, справедливости ради, чаще всего были обоснованы. Понадобилось какое-то время, чтобы Симонов подтянулся до уровня "старых" ротных. В этом смысле, на первых порах, ему очень помог Миша Старенков. Сразу по приезду, после откровенного разговора с комбатом, Симонов пригласил к себе командира взвода. Разговор выглядел примерно так:
   - Михаил Григорьевич, я знаю, что последнее время фактически вы командовали ротой. И ваша большая заслуга в том, что рота выглядит хорошо, не на плохом счету в батальоне. Я в курсе истории с вашим неудачным назначением командиром роты. Так получилось, что на эту должность назначили меня. Хочется надеяться, что мы найдём общий язык, рассчитываю на вашу помощь и поддержку. К чести Михаила, он ни разу не дал повода усомниться в его честности и порядочности. Напротив, Симонов многому научился у опытного взводного, например, хитроумному способу пристрелки вкладного ствола, вдвое сокращающего время на эту операцию. Сколько вместе они прошли учений и стрельб, погрузок на железнодорожный транспорт, показных и прочих занятий. В не службы, давно перешли на "ты", но перед строем, как положено - по званию. Реже, Старенков обращался - "командир". По замене из Советского Союза прибывали новые офицеры, ушел на повышение - на должность зам. начальника отдела кадров дивизии майор Неверов, вместо него был назначен командир роты Виктор Горобец, капитан, как говорят, на "выданье" с их батальона.
   Вскоре, увидев в Симонове достаточно опытного командира, неприязнь комбата пошла на убыль, а после очередных учений с боевой стрельбой, где рота показала высокие результаты, отношения выравнились до уровня других командиров рот. Седьмая танковая рота старшего лейтенанта Симонова была на хорошем счету в дивизии, командиру роты частенько поручали проведение различных показных занятий, и освоение новых методик.
   Воспоминания не мешали Симонову наблюдать за движением батальона. В это время, танкисты и мотострелки миновали танкодром, и двигались по восточной окраине города. Городок был, сравнительно, не большим, отсюда, с возвышенности, он как бы спускался к Эльбе старинными, кривыми улочками. В центре, остроконечными башенками возвышался собор, носящий имя Лютера, основателя лютеранского течения в религии. Вот на той улице, находится дом, где живут семьи русских военных, именуемый в простонародье "Гармошкою" за своеобразную архитектуру. А может быть за то, что в послевоенные годы, фронтовики после нескольких бутылочек немецкого пива, отводили душу игрой на русской гармошке, к явному неудовольствию обитателей соседних немецких домов. Вот в этом доме, Симонов получил квартиру на первом этаже, с подселением. Соседями оказались - прапорщик из полковой столовой, по фамилии Мещанкин, и его ленивая, толстая жена Таня. Фамилия запоминалась легко, так, как весь широкий подоконник в их комнате был заставлен фарфоровыми слониками разного калибра. Около четырёх месяцев Симонов прожил один, пока жене оформляли документы. Ленивая днем, Татьяна проявляла недюжинную работоспособность ночью, что было отлично слышно через фанерную стенку, разделяющую комнаты. Стало ясно, почему сам Мещанкин, работая шеф-поваром, умудрялся оставаться худым. Пришлось, с помощью солдата - каптенармуса, срочно возводить более прочную, звукоизолирующюю стену. В ожидании жены, Володя Симонов купил обои и однажды вечером, допоздна их клеил на стены. Вышло неплохо, комната стала более уютной и привлекательной. Проснувшись утром от звона будильника, Симонов не мог понять, где он находится? Судя по будильнику, пора вставать, но на улице темно! Когда он попытался встать, то понял, что все его вчерашние труды отклеились и, как одеялом, накрыли кровать. Понадобилось всё переделывать заново.
   В эту квартиру он привёз с русского вокзала в Йютербоге свою долгожданную Ларису и доченьку Женю. Сюда же, позже, привезли из роддома свою младшую, - крошечную Юльку. Всё происходило как будто вчера. Как большинство семей молодых офицеров, пользуясь тем, что женам просто негде работать, люди обзаводились детьми. Лариса была беременна, подходил срок, но она всё оттягивала свой отъезд в родильное отделение госпиталя. Муж целыми днями на службе. Лора договорилась, что за маленькой Женей будет смотреть подруга, - жена Виктора Горобец. И соседка, живущая этажом выше, годящаяся в матери - Тамара Ивановна, жена прапорщика Кондратьева. Но, на сердце, всё равно, было не спокойно. И она всячески оттягивала свой отъезд.
   И, как водится, всё произошло в самое неподходящее для этого события время. Симонов заступил в наряд - дежурным по полку. Как правило, командиры рот несли службу в этом наряде, в среднем, раз в неделю. Помимо проверки в ночное время подразделений, несения службы нарядом по парку и по кухне, проверки караулов, долгая ночь позволяла заполнить журналы боевой подготовки, оформить ротную документацию, законспектировать очередное историческое выражение, на очередном съезде, бессменного руководителя. Ночь прошла спокойно, караул и внутренний наряд несли службу подобающим образом. Утром, как положено, доложив командиру полка, проконтролировав завтрак подразделений, Симонов, согласно инструкции, отправился отдыхать, оставив за себя помощника дежурного - командира взвода. Сказать "отдыхать", значит покривить душой. Так называемый отдых, происходил здесь же, - в узкой и душной каморке, рядом с комнатой дежурного. Отделённой от неё дощатой перегородкой. Согласно Устава, дежурный по полку отдыхал не более четырех часов, в установленное время, не снимая снаряжения и не раздеваясь. Значит, в сапогах, в ремне с портупеей и пистолетом, в повседневной форме, при галстуке, на жестком топчане без подушки. Естественно, он не спал, а делал вид, в лучшем случае дремал, бессознательно чутко прислушиваясь ко всему, что происходит за стенами его утлой каморки.
   Внезапно, сквозь постоянный гул голосов, шаги, звонки телефонов, он услышал несколько раз свою фамилию, произнесенную встревоженным голосом прапорщика Кондратьева. Дверь скрипнула, полоска света упала на лицо, от чьего то прикосновения он окончательно проснулся:
   - Товарищ старший лейтенант к вам, - извиняющимся шёпотом пробормотал помощник, - прапорщик Кондратьев, по поводу вашей жены.
   Симонова как пружиной подбросили с топчана, через секунду он был уже в коридоре штаба, где его ждал взволнованный Кодратьев: - Владимир Николаевич, моя Тамара звонила. Говорит, Лариса надумала рожать. Надо срочно везти! Время, как бы, подошло! Срочно! - сбивчиво закончил прапорщик.
   Хорошее дело! Срочно! Вихрем пронеслось в голове Симонова, до госпиталя в Белице километров восемьдесят. Единственная в полку санитарная машина на ремонте, сам ночью видел её разобранную в парке. Дежурство не бросишь! Начальник штаба полка майор Дмитрошкин, как обычно болен, лежит там же в Белице. По слухам, хочет получить не строевую и махнуть в военкомат. Командир с утра уехал в штаб дивизии.
   - Где майор Харитонов? - вернувшись в дежурку, спросил Симонов у помощника.
   - Только недавно приехал с полигона, сказал, что будет на огневом городке, - ответил тот.
   - Я на огневом! - на ходу поправляя портупею, бросил Симонов, выходя в коридор.
   Майор Харитонов, заместитель командира полка, недавно прибывший из академии, за глаза звали " майором Вихрь". Прослужив в полку совсем не много, он быстро полюбился офицерам и солдатам. В течение дня его видели и на полигоне, на вождении танков и на огневом городке. Заместителя командира полка уважали, за его, как бойцы говорили, "человечность", но, он мог и жестко спросить. Но и поговорить по-человечески и помочь, по мере возможности, старался. С Симоновым они заканчивали одно Благовещенское танковое командное училище, естественно, Харитонов несколькими годами раньше. Но Симонов учился с его младшим братом Виктором в одной роте. Как говорят - мир тесен! Недаром, ходит анекдот, что в танковых войсках все родня. Невысокие, крепконогие, жилистые и по-братски дружные.
   Танковый огневой городок примыкал к парку боевых машин, здесь на специальных качалках, имитирующих движение, стояли танки. Впереди, метрах в ста, насыпан высокий бруствер. Перед ним небольшое мишенном поле, где стояли, также уменьшенные, мишени. По ним вели огонь из спаренных с пушкой пулеметов экипажи, тренируясь в решении огневых задач и отработке нормативов. Огневой городок использовался в дни, когда подразделения не выезжали на полигон.
   Подходя к парку, Симонов увидел знакомую машину зам. командира полка. Дежурный по парку - прапорщик, поправляя повязку, выскочил из помещения КТП с докладом. Симонов жестом остановив его, спросил: - Где майор Харитонов? И тут же сам увидел заместителя командира, идущего между хранилищами.
   Тот, в свою очередь, заметив дежурного по полку, прибавил шаг: - Что случилось? - обратился он к запыхавшемуся Симонову. Тот, как смог кратко, изложил ситуацию.
   - Так это же прекрасно! Глядишь, родится сын, будущий танкист! Радоваться надо!
  И обращаясь к дежурному по парку: - Врача части капитана Жирова, срочно в штаб. Из тревожных документов чистую путёвку мне, потом распишусь!
   Кому сдашь дежурство? - повернулся, обращаясь к Симонову, - Старенкову? Хорошо. Он приказом отдан? Срочно вызывай! Машину возьмёте мою, сейчас заправится и подъедет к штабу. Пошли!
   На ходу, приказав дежурному по парку оформить путёвку и заправить УАЗ, поспешил в штаб. Невысокий Симонов едва поспевал за быстро шагающим Харитоновым.
  Через двадцать минут взволнованный Симонов и вспотевший от навалившихся событий, полноватый, капитан Жиров, с громадной сумкой с красным крестом, подъезжали к дому.
  На крыльце "гармошки" их уже нетерпеливо ждала, истерзанная ожиданием, мечущаяся как испуганная наседка Тамара Ивановна:
   - Слава богу, приехали! Что же вы так долго? Я уже думала самой придётся принимать. Надя Горобец в дивизию, в медсанбат побежала за врачом. Давайте быстренько ехать, у нас всё готово!
   В комнате, на кровати сидела немного бледная Лариса, прижимая к себе не понимающую внезапную болезнь матери дочку Женю. Сама - медик, она уже собрала всё необходимое, и, слегка, морщась от боли, успокоила мужчин, не волнуйтесь не скоро - всё в порядке.
  Увидев незнакомого дядьку с громадной сумкой, и, не менее, громадным крестом на ней, до этого слегка хныкающая Женя, заголосила во весь голос. Все бросили успокаивать её:
   - Мама скоро приедет. Завтра вы с папой поедете к ней. Она вам купит братика, или сестренку. Не плачь, маму нельзя расстраивать. Ну, вот - молодец, ты сегодня побудешь у тёти Томы, вечером папа приедет, всё будет хорошо! Не плачь!
  Лора попыталась встать с кровати, но, охнув, присела вновь. Жиров начал задавать ей вопросы, про какие то схватки и воды, суть которых Симонов так и не смог понять. Причём тут воды? Но на всякий случай прихватил, поданную соседкой, фляжку с водой.
  Осторожно усадив тяжело шагающую женщину в машину, Симонов примостился рядом на потертом сидении. Тяжело дышавший врач взгромоздился на переднее сидение.
  Машина тронулась. Лариса оглянулась через заднее окно, повернулся и Володя. На крыльце дома остались стоять, утирающая передником слёзы, Тамара Ивановна, и прижавшаяся к ней, маленькая, беззащитная, машущая ручонкой Женька. У обоих родителей на глазах навернулись непрошенные слёзы, Симонов крепко сжал горячую руку жены.
   Наверное, потрёпанный УАЗик никогда в жизни так быстро не ездил, водитель выжимал из него всё возможное. Машина жалобно пищала и скрипела. На выезде из города их остановил прапорщик из автобата, с повязкой военного автоинспектора. Заглянул в салон, увидел закусившую от боли губу молодую женщину, всё понял, махнул жезлом - проезжайте. Лора терпела, как могла, за всю дорогу она не разу не вскрикнула, не застонала, хотя широко открытые, подёрнутые влагой глаза, безмолвно говорили, чего ей это стоило. Жиров, после каждой очередной кочки, оборачивался назад, жалобно приговаривал: - Ну, потерпи, маленько осталось! Молодец!
  Добрались без происшествий. В приемном покое роженицу приняли и повели куда - то наверх так быстро, что Симонов не успел толком ничего сказать жене. На прощание пообещал, что завтра постарается приехать. Долго смотрел вслед, на дорогие, усталые плечи и слегка согнутую спину жены.
   Дома, забрав у соседей нетерпеливо ожидающую дочку, передал ей от мамы привет, пообещав, что завтра мы к ней поедем. Но на завтра поездка не получилась, машина из автомобильного батальона ходила в Йютербог и Белицу только в дни прибытия русского поезда из Союза. Ближе к обеду дежурному по полку позвонили из госпиталя и сказали, что у Симонова родилась девочка, роды прошли нормально. Поехали послезавтра, на громадном, гремящем "Урале", с тентованным кузовом. Народу было не много, машину трясло и кидало на кочках. Маленькая Женя не могла усидеть на скользком, громадном сидении кузова, Володя взял её на руки. Дочка всю дорогу щебетала и спрашивала: - А, какая у неё сестричка? А, как мы её назовём? А, можно мне с ней будет играть? А, что она кушает, и как спит? В госпитале мама показала им со второго этажа, что-то маленькое, розовое, завернутое в пеленку. Уже по дороге домой Женя с сомнением сказала: - Папа, она такая маленькая, наверное, будет долго расти?
   Через несколько дней, новорожденную и счастливую маму привезли домой.......
   Размышления прервал раздавшийся в переговорном устройстве хриплый голос посредника: - Что там у нас в хвосте?
  Симонов оглянулся. Давно исчез в набежавших сумерках город, танки миновали танкодром, и теперь ходко двигались полями, окаймленными невысокими каменными изгородями, с редкими деревцами и кустиками. Батальон шёл ровно, танки покачивались на неровностях полевой дороги, выбрасывая в сторону струи выхлопных газов, вздымая к темнеющему небу облака пыли. Радиообмен был запрещён, но пока совсем не стемнело, можно было на изгибе дороги увидеть весь батальон. Вон, в клубах пыли, угадывается качающаяся на ухабах будка летучки - тех. замыкание, значит, пока идут все.
   - По-моему нормально.
   - Глаза молодые, а я вот, без очков уже не вижу, - горестно подытожил посредник.
  Внезапно начал накрапывать мелкий дождик, видимость мгновенно ухудшилась. Мелкие капельки дождя больно били в лицо, заставляя наклонять голову и отворачиваться.
   - Тяжело механикам - водителям, надо было колпаки поставить. Но кто же знал! - запоздало подумал Симонов, - за то пыль прибьет.
   - Ну, вот, а я уж думал, что мой барометр захандрил, - неожиданно продолжил разговор посредник. Я до штаба Армии, комбатом был, в сто первом учебном полку, подтверждали классность, на мастера, сам знаешь, сдают ночью. Принимали на чужом танкодроме, в дождь, слетел с макета колейного моста, скорость была приличная, танк умудрился лечь на бок, из люка не вылетел, хотя был открыт. Травма позвоночника, почти год в госпитале, уговорил дать дослужить до пенсии. Дали нестроевую. Вот такие, брат, дела! - неожиданно перейдя на "ты" - закончил собеседник. И, помолчав, продолжил, - поэтому и хожу в накидке, спина ещё с утра ноет, а дождя всё нет. Думал, ошибся мой позвонок, нет - пошёл дождь. Посредник отвернулся от дождя и закурил, - стараюсь в люк больше не лезть, но пришлось в этот раз. Не знаю какую "войну" на верху затеяли, но так, разумею, что на привале, надо тебе все для подводного вождения проверить! А едем на БТР потому, что он помягче идёт, не так спину бьет.
  Значит, правильные были мои предположения, - пойдём под воду, - грустно подумал Симонов, тоже отвернувшись от дождя и закуривая. Танкисты не любят форсирование по дну, Да, оно и понятно, сорок две тонны железа плавает плохо, всё равно, что утюг учить нырять. Хотя, легководолазную подготовку проходят все, и раз в году обязательно проводят вождение под водой, без этого не повысить классность. И, тем самым, совершить самый страшный, по мнению замполитов, грех - не выполнить взятые соц. обязательства. Правда, сами то они в воду не рвутся, да и от простого вождения наровят отлынить. А на дне тоскливо, над тобой пять метров воды, как не герметезируйся, а во все щелки капает, механик ведет машину по приборам - по гирополукомпасу. В смотровых приборах никаких рыбок не видно, только серая муть, двигатель греется, в боевом отделении жарко. Даже оттого, что ты на дне, уже становится жарко. А, если встал под водой, заглох! То связывает тебя с воздухом, светом и жизнью - радиостанция, и не широкая воздухопитающая труба, в которую и голову то не просунешь. Чтобы выйти из танка и вынырнуть на свет божий, надо открыть люк заряжающего - он самый широкий. Но он не откроется, на него давит пяти метровый столб воды. Надо уровнять давление, для чего затопить водой машину. А как дышать в это время? Умные головы продумали и это. Каждый член экипажа имеет изолирующий противогаз - ИП-46, в нем, мешок для воздуха и регенеративные патроны для очистки выдыхаемого воздуха от углекислого газа.
  Когда будут сняты призменные приборы наблюдения и через освободившиеся шахты хлынет холодная вода. Экипаж, в буквальном смысле, с замиранием сердца, вода то медленно подбирается к подбородку, начинает готовить к работе противогаз, берет в рот загубник и, вдыхая воздух носом, не дай бог насморк, заполняет им воздушный мешок. Что надышал,- тем и будешь пользоваться. Потом, натягивает противогаз на голову, снимает чеку, включает регенеративный патрон, и с надеждой ждёт. Машина заполнена водой, экипаж открывает люк, все протискиваются к нему, и, по команде, друг за другом, покидают танк. Командир, как и положено, на флоте, выходит последним. Наверху вынырнувших ждут радостные спасатели и командиры. Симонов мгновенно прокрутил все это в голове, как будто, уже проводит инструктаж перед форсированием.
   Может ещё обойдётся? Из своей службы он может вспомнить массу примеров, когда всё так хорошо написанное в инструкциях, в жизни оказывалось совершенно по - другому.
  То, отработанные газы из-за разгеметизировавшегося коллектора шли в боевое отделение, и экипаж погибал. То, танк, идущий сзади, под водой, наезжал на, внезапно, остановившийся передний, отламывалась воздухопитающая труба, результат тот же. Механик - водитель, вылезая со своего места к спасительному люку, застревал под пушкой, и экипаж выходил без него. Экипаж, передравшийся под водой за исправный противогаз, тоже не выходил на берег.
  За себя комбат не волновался, у командира не остаётся для этого времени. Главная его забота, сохранить подчиненных, он обязан подумать за каждого, не упустив никакой мелочи. Симонов в училище дважды форсировал реку Зею, уже здесь в Германии, наверное, раз пять ходил под Эльбой, так, что ему не привыкать. А как покажут себя солдаты? В батальоне много молодых механиков - водителей, вот, что вызывает тревогу.
  Всё бы ничего, но примерно треть танков прошла капитальный ремонт на военном заводе здесь, в Германии. Качество его оставляет желать лучшего, танки укомплектованы старым ЗИП и оборудованием для подводного вождения танков (ОПВТ). Более того, полностью укомплектованное ОПВТ, в среднем только на каждом третьем танке. Давно циркулируют слухи о возможном выводе дивизии в Союз, поэтому, наверное, новых танков почти нет, да и ЗИП не пополняют. Но попробуй, если, что случись, кому-то, что-то доказать. За всё отвечает командир!
   Дождик так же внезапно закончился, едва прибив дорожную пыль, слегка смочив трепыхающиеся на ветру листочки деревьев, маленькими темными пятнышками покрыв пыльные башни танков. В воздухе посвежело, в надвигающихся сумерках из низинок к дороге потянулись белесые языки легкого тумана.
   - Давно батальоном командуешь? - будто очнувшись от своих мыслей, продолжил разговор посредник. Близко склонившись к Симонову, и не воспользовавшись на этот раз переговорным устройством.
   - Почти два года! - стараясь перекричать шум мотора, ответил комбат.
   - А раньше, чем командовал? - обдав Симонова сигаретным дымом, вновь спросил посредник.
   - Ротой, четыре с лишним года, в Союзе и здесь.
   - Начальником штаба батальона, что ли, не был?
   - Нет, не был, обязанности исполнял, пока тот был на уборке урожая.
   Подполковник помолчал: - Так выходит, ты из блатных? То есть, имеешь где-то блат?
   - Да, вроде нет, - засмеялся Симонов.
   Засмеялся и посредник: - Генерал Симонов точно тебе не родственник? А, может, дядька?
  - Хотелось бы иметь такого дядьку! Да вот, беда, мои дядьки по материнской линии все хлеборобы. А по отцу, мастеровые. Один машинист паровоза, другие рабочие. Впрочем, может и дальняя родня, в тридцатом колене. Как говорят, седьмая вода на киселе. Оба вновь замолчала..... Симонову вспомнились последние месяцы командования ротой.
  С какого то времени, он вдруг почувствовал какое-то особенное внимание к своему подразделению со стороны начальства. Всё началось с того, что на отчетно-выборное комсомольское собрание роты неожиданно пожаловал начальник политотдела дивизии. Отсидел битых два часа, делая пометки в своем блокноте, задавая комсомольцам обычные в таких случаях вопросы. Как и задумывал ротный, на второй срок избрали прежнего секретаря - сержанта Конорева. После, в канцелярии батальона, начальник политотдела высказал некоторые замечания, суть которых сводилась к следующему: - Любая демократия, должна быть управляема. И то, что на второй срок избран прежний секретарь, как раз говорит об этом. В целом он остался доволен.
   На политические занятия с группой сержантов, которые проводил Симонов, зачастил секретарь парткома полка майор Бондаренко. Он, как монумент, сидел в углу класса, и одним только присутствием давил на окружающих. На занятия по проверке слаженности экипажей приехал заместитель командира дивизии полковник Шумейко. И, наконец, на ночные зачетные стрельбы подъехал сам командир дивизии генерал-майор Симонов. Посмотрел три заезда и, не сказав ничего, так же неожиданно уехал. Поговорив о чем - то у машины, с присутствующем на стрельбе, командиром батальона.
   Но больше всего Симонова удивило то, что на очередном совещании у комбата, на претензии замполита батальона капитана Жигина, о том, что в седьмой роте Симонова надо обновлять стенды в ленинской комнате, а ротный не горит желанием этим заниматься. Обычно не вмешивающийся в дела замполита командир батальона, вдруг резко вступился и сказал, что обновлять материалы надо во всех ленинских комнатах. И капитану Жигину, вместе с батальонным комсомольцем прапорщиком Мазуркевич, необходимо на очередном выходе на полигон, обойти подразделения и сделать необходимые снимки. Заодно, есть возможность побывать на полевых занятиях, и лично посмотреть, чем занимаются комсомольцы. Оставив Симонова после совещания, комбат посоветовал - ты, я знаю, фотографией занимаешься. Сделай нужные снимки, обнови стенды - не обостряй отношения!
   Надо сказать, что проводимые занятия и стрельбы постоянно контролировались и штабом полка, и офицерами штаба дивизии. Проверялись все роты, но особое внимание в этот период уделялось седьмой роте Симонова, и второй роте полка, которой командовал тоже старший лейтенант - Буряк. Про того поговаривали, что он земляк замполита полка подполковника Примак, и, вроде, они были, чуть ли не из одной деревни на Харьковщине. Может быть, также внимательно проверялись роты и других полков, Симонов об этом не знал. В это время, в Группе войск проводились сборы командиров рот недавно прибывших из Союза. Обучаемые переезжали с одного полигона на другой, где с ними проводились показные занятия. Рота Симонова накануне выиграла Армейские соревнования среди танковых рот, убедительно "перестреляв" соперников. Поэтому ей поручили готовить учебное место по огневой подготовке. Занятия прошли неплохо, обучаемым продемонстрировали новую методику пристрелки вкладных стволов и приспособлении для выверки осветителей ночных прицелов в дневных условиях. Роте была объявлена благодарность. Погода стояла холодная и дождливая, Симонов, неделю проведя на полигоне, простудился и слег с жестокой ангиной. Однажды вечером, когда он с температурой лежал дома, прибежал посыльный. Едва отдышавшись, прерывающимся от волнения голосом доложил, что роте объявлена "тревога". Симонов жил в городе, и даже по прямой, и, в основном, бегом, дорога заняла более десяти минут.
   Когда он добрался до парка боевых машин, экипажи уже закрывали ворота боксов и готовились к построению. В стороне стоял командир дивизии, зампотех полка, и незнакомый полковник. Миша Старенков, увидев ротного, на ходу доложил: - Всё нормально, командир, уложились во время. С каждого взвода заводили по одной машине - все завелись. Симонов направился к генералу и доложил о своем прибытии. Поздоровавшись за руку, командир дивизии спросил: - Ну, как здоровье?
  - Через пару дней буду в строю, товарищ генерал-майор! - ответил Симонов.
  - Рота справилась с задачей, уложилась в норматив, даже без командира роты. Хотя события показывают, что ротных надо переселять в дома ближе к полку. Взводный молодец, собранный и распорядительный. Ротой сможет командовать?
  - Вполне сможет, товарищ генерал-майор, - ответил Симонов, не вдаваясь в подробности, что Старенков уже успешно командовал ротой. Командир дивизии прибыл позже и этой истории не знал.
   Гулко стуча по брусчатке парка сапогами, быстрым шагом, в комбинезоне, с противогазом и полевой сумкой через плечо, появился запыхавшийся комбат - майор Якименко. Вместо ответа на его доклад, генерал сказал командиру батальона:
   - Как я и говорил, ротного мы у вас, по все вероятности, заберём. - Повернулся и направился к стоящей возле КТП "Волге", о чем-то, разговаривая с незнакомым полковником. Подмигнув красным глазом заднего фонаря, машина скрылась за воротами. Рота во главе с лейтенантом Зайцевым отправилась в казарму. Комбат, Симонов и Старенков присели в курилке.
   - Товарищ майор, а куда, это меня забирают? - не выдержав, спросил Симонов.
   - Куда, куда? На повышение, я думаю, - недовольным голосом ответил Якименко. - Только, вроде, сработались, и на тебе, забирают! Обращаясь к Старенкову: - Будь готов принять роту. Но, самое главное, смотрите, не оступитесь, не споткнитесь на какой нибудь мелочи. Сейчас за вами будет много глаз. Иначе, все пойдет насмарку! До приказа, работайте как раньше, в полную силу!........
   Кажется, как давно всё это было, подумал Володя, вглядываясь в очередной поворот трассы. Сумерки окончательно опустились на землю, механики зажгли фары. Симонов оглянулся назад, на фоне темнеющего леса, цепочка огней ясно обозначила колонну. Посредник, укрывшись, плащ-накидкой, покачивался в такт колебаний корпуса БТР, как всадник в бурке в седле усталого коня. Ориентироваться стало гораздо сложнее, местные предметы стали почти не видны. Подходя к очередному повороту, командиру батальона приходилось сверяться с картой и местностью, извлекать из памяти воспоминания, о том, как проходили это место в прошлый раз. Действуя, порой, интуитивно, нежели логически.
  Иногда, выполнив поворот, и потянув за собой многотонную, грохочущую махину, точно зная, что развернуть её здесь будет практически не возможно, комбат сам ещё не знал того, а туда ли он едет? И только потом, по неуловимым для непосвященного приметам, строениям, кустикам, уходящим в сторону тропинкам, линиям электропередач, командир с облегчением осознавал, что двигается правильно. Колонна батальона, грохоча мощными двигателями, сотрясая землю отполированными до блеска траками гусениц, мчалась вперед, рассекая мглу и тишину ночи.....
   Мысли вновь вернулись к дням прошедшим. Через несколько дней, Симонова вызвали в отдел кадров дивизии, подполковник Неверов довел решение командования -
  рекомендовать его на должность командира батальона. Из четырёх кандидатур выбор остановили на нем.
   - Надо готовиться к беседе с командующим Армии, он имеет привычку задавать всякие вопросы. По организации, тактике действий и вооружению подразделений нашей Армии, и армий вероятного противника. Курсу стрельб и Вождения боевых машин, по всем Уставам и руководящим документам. - Так, что должен быть готовым, - напутствовал Неверов. - Будешь пускать пузыри, выставишь в неприглядном свете нас с комдивом, мы вроде как, за тебя поручились, подписывая представление. Документы на днях будут готовы. Жди вызова.
   Жизнь шла своим чередом, занятия, караулы, дежурства, все так же, как и раньше. Но в череде этих повседневных забот, Симонов умудрялся находить время для подготовки к предстоящей беседе. Обычно это была ночь, или время для сна на дежурстве. Как-то встретившийся в штабе, помощник начальника штаба, сообщил, что командир полка подписал служебную характеристику, и она через секретную часть отправлена в дивизию. Осталось по линии политотдела написать партийную, и документы пойдут в Армию.
   Вот тут и начались странности, по видимому у заместителя командира полка по политической части по этому вопросу было свое мнение. В один из дней, рота Симонова заступала во внутренний караул полка. Как положено, ротный провел инструктаж на караульном городке, и подразделение вышло на развод. Сам Симонов в этот день в наряд не заступал, и, проводив роту, занялся в канцелярии ротной документацией. Дежурный по батальону доложил, что его вызывают на развод. Симонов поспешил на плац. Развод караулов задерживался, проверяющий подготовку караула к несению службы, секретарь партийной организации полка майор Бондаренко обнаружил, что не у всего состава караула было по две пары перчаток. Выданные накануне при помывке в бане зимние портянки, у некоторых солдат были короче установленных. Даже объяснения самих солдат, что у них есть вторые перчатки, но на улице тепло и они их просто не взяли, не возымели действие на разгневанного политработника. Не принял он к сведению то, что портяночную ткань режут на нужную длину в вещевой службе полка, а не в подразделении. Все это как представитель штаба и ответственный в этот день, Бондаренко записал в постовую ведомость. После развода рота отправилась в караульное помещение.
   Симонов понимал, что за этим событием кто-то стоит. Кому-то очень надо, именно сейчас облить грязью его и роту. Командир батальона, узнав о происшествии, выразил свое неудовольствие по поводу подготовки караула. С тяжелыми мыслями Симонов просидел в батальоне допоздна. Как командир роты, он должен был проверить несение службы караулом в течение суток. Какой смысл уходить домой на пару часов, а потом, снова просыпаться, идти в полк для проверки караула. Лучше уж поработать с бумагами пару часов, а потом проверить караул. Где-то около часа ночи он прибыл в караульное помещение и как командир роты, был беспрепятственно допущен в караул. К своему громадному удивлению, там он застал того же майора Бондаренко, который, несмотря на поздний час, беседовал с составом караула. И пытался, вызывая солдат по одному в комнату отдыхающей смены, выяснить, известные, по-видимому, только ему одному, факты рукоприкладства со стороны командира роты, и сержантов. При этом, явно нарушая требования Устава гарнизонной и караульной службы, о том, что все разбирательства надо проводить после смены караула.
   Симонов заглянул в постовую ведомость, допуска на проверку караула у секретаря парткома не было. Тогда он поинтересовался у начальника караула лейтенанта Зайцева, -
   - Почему в караульном помещении посторонние?
  И тот вынужден был, попросить майора Бондаренко покинуть помещение. Затем было бурное выяснение отношений, кто прав, кто нет. Дежурный по полку, которому были совсем не нужны запрещенные разбирательства в карауле, подтвердил правомерность требований начальника караула. А, так, как время было позднее, в штабе никого не было, и допуск выписать никто не мог, политработник вынужден был удалиться, пообещав утром вернуться.
   Утром, ещё на КПП Симонов узнал, что его вызывает замполит полка подполковник Примак. В штабе полка замполита он не застал, но встретил майора Митрошкина - начальника штаба полка, не любившего замполита, который все уже знал от дежурного по полку.
   - Командиру полка я уже доложил, по уставу ты все делал правильно.
  Наконец, появился замполит, увидев Симонова, жестом пригласил в кабинет. Когда тот вошел, свистящим от негодования шепотом спросил:
   - Что вы себе позволяете? Вы должны, немедленно извинится перед майором Бондаренко!
  Симонов ответил, что, по его мнению, он ничем не обидел секретаря парткома. Попросил разрешение, и вышел. Почти до обеда, его никто не беспокоил. Он сходил в караульное помещение, проверил посты, сделал вторую запись в постовой ведомости. Бондаренко в карауле больше не появлялся, люди успокоились, службу несли хорошо.
   Как позже Симонову рассказали: - в штаб дивизии отправили служебную характеристику на него подписанную командиром полка подполковником Кудисовым, и партийную характеристику за подписью секретаря парткома и замполита полка подполковника Примак. На первый взгляд, они были совершенно одинаковые и характеризовали Симонова с положительной стороны, но во второй была маленькая капелька дёгтя - там указывалось, что командир роты уделяет мало внимание нуждам и запросам личного состава. Ровно так, и больше ничего. Наконец, вся эта история, дошла до командира дивизии, и он потребовал от командира полка и замполита, всё же однозначно решить, достоин ротный выдвижения, или нет, если нет - обосновать свои выводы. Партийную характеристику пришлось переписать.
   Своего предстоящего назначения Симонов и желал, и, в то же время, боялся. Скорее не боялся, а опасался, не оправдать доверия людей выдвинувших его. Ротой он командовал почти пять лет. И наступает такая пора, когда человек понимает, что он вырос из этой должности, как из маленькой рубашки. Когда, наперед знаешь, что будет завтра, и послезавтра, когда, порывшись в голове, без труда находишь там схему и методику организации и проведения любых занятий из тем подготовки роты. Темы эти определены планированием и повторяются из года, в год, из периода, в период. У "старых" ротных, конспекты написаны на годы вперед, по всем темам боевой подготовки. Только меняй шапку с числом и датой. В каптерке хранятся ящики из-под осветителей, в которых сложено всё необходимое для занятий по вождению, тактике, огневой. Каптенармусу достаточно сказать лишь номер ящика и можно выезжать на занятие. Естественно, каждый стремится, как-то разнообразить занятия, придумывает что-то новое, старается сделать их более интересными. Но, тем не менее, всё повторяется из периода в период.
   Если годами, изо дня в день, ходить по одной и той же дорожке, как, например, мы ходили в школу. То, желаешь ты этого, или нет, запоминаются все изгибы тропинки, все её ямочки и бугорки. Которые помнятся через многие годы. Так и тут, за понедельником вторник, за июлем, август.
   Конечно, батальон, не рота, только по боевой технике в три раза больше. Это тактическое подразделение может действовать самостоятельно, в отрыве от основных сил полка. Поэтому у него существует маленький тыл, ничего, что он используется, в основном, на учениях и в боевой обстановке. Это подразделения тылового и технического обеспечения. Отделение технического обслуживания, способное, даже, проводить несложные ремонты, хозяйственное отделение - всеобщие любимцы, "поильцы и кормильцы", с полевой автокухней, способное накормить 200 человек. Свой собственный батальонный медицинский пункт на машине УАЗ. Тринадцать колесных машин, для перевозки возимого комплекта боеприпасов, горючего, технического имущества, личных вещей солдат. Не в каждом, даже неплохом совхозе, имелось такое количество автомобилей. В штабе батальона было два бронеобъекта - БТР-60 начальника штаба, и БРДМ-1 начальника связи. Вот такое хозяйство, в котором надо было разбираться и умело руководить. Но самое главное, это ответственность за полторы сотни молодых ребят. Разных по национальности, образованию, воспитанию, срокам службы, отношению к жизни, и своему месту в ней.
   К тому же, у Симонова не было опыта штабной работы, хотя, ротную документацию он вёл своевременно и аккуратно. Неделями, мотаясь по полигонам и танкодромам, он иногда даже хотел быть штабным, сидеть в теплом, сухом, уютном помещении. Составлять отчеты, циркуляры и другие умные бумаги. Иметь в подчинении один сейф и стол с необходимыми канцелярскими принадлежностями, и остро отточенными карандашами, в специальном стаканчике. И спать дома в постели, а ни где придется, хотя бы две недели в месяце. В жизни всё это как-то не получалось, зато, за год, он умудрялся вдрызг изнашивать слегка утепленные немецкие сапоги, именуемые в народе "бундесверами" по бесконечным полигонным болотам и хлябям.
   Будучи на беседе в дивизии, Симонов просил подполковника Неверова дать возможность поработать начальником штаба батальона. Но получил отказ, - мол, сидеть тебе на стуле ещё рано. Это, вроде, как у путника - кажется, устал? Сел, посидел. Вроде, всего - ничего посидел - пару минут, а идти дальше совсем не охота. А, если бы не останавливался, шёл бы, да шёл, то и усталость не страшна! Пока молодой, работай!
   Хотя, Симонов и сам понимал, что долго в штабе он не высидит. Нет у него той штабной струнки, которая отличает строевого от штабного. Не дано ему знать наперёд, что нужно начальнику, и как правильно угадать и опередить его желания. Ну, не научился он этому! Не у кого было учиться! Вспомнилось, как отец, старый служака, участник войны, попавший после тяжелого ранения из пехоты в авиацию. Много лет прокомандовавший ротой курсантов в школе младших авиационных специалистов, любил говорить: - Все офицеры, делятся как кони, на три категории. Первая - стройные парадные скакуны, для выездов на парады и другие значимые события. Это различные роты почетных караулов, офицеры комендатур, военные дипломаты, адъютанты и военные клерки при важных персонах. Неизменные участники светских раутов и пышных церемоний. Любимцы женщин. Вторая категория - ипподромные скакуны и цирковые кони, с детства подвергаются жесткой дрессуре и усиленной тренировке. Так же, с молодых ногтей, воспитываются и настоящие работники штаба. Всё отточено до автоматизма, но главное, предвидеть желание дрессировщика. Это вышколенные офицеры больших и малых штабов, которые редко бывают вне своей арены. Случаются, и похвала, и взлеты, но в основном это текучка, унылая, однообразная работа. Но когда они выезжают в войска, на люди, то, неузнаваемо преображаются, их отличает высокие, шитые фуражки, лоск и снисходительно, пренебрежительное отношение к своим армейским собратьям. И, наконец, третья категория, те ломовые лошади, которые делают самую тяжелую, нужную и грязную работу. Возят грузы, пассажиров, трудятся по хозяйству. Те, которые порой, подвергают свою жизнь опасности, кто постоянно находятся в трудах и заботах. Так, вот, эти трудяги - это мы, войсковые офицеры! Именно на нас держится вся армия!
   Ночь, между тем, плотно укрыла землю непроницаемой чернильной мглой. Фары с трудом пробивали темноту, выхватывая из ночи, то высокие деревья на обочине, то мелкие кусты в колее, то встрепенувшихся куропаток, суматошно машущих крыльями и бегущих перед машиной. За придорожными деревьями мерцали огни дальних и близких деревушек. Иногда дорога вплотную подводила грохочущую колонну к околицам. И тогда, были видны ухоженные, освещенные улочки, немногочисленные, светящиеся вывески "гаштетов" и магазинов. Редкие фигурки людей, прогуливавшихся вдоль домов с ярко освещенными окнами. Они, как бы, не обращали внимания на шум проходящей колонны. Симонов и раньше замечал, что немецкая детвора, никогда не прибегает к дорогам смотреть на проходящую советскую технику. У нас, сейчас бы, вся деревня высыпала смотреть на могучие танки. А, тут - нет! Другое воспитание, понятия и нравы. А, может, и наши пацаны на немецкие танки тоже не прибежали бы глазеть?........
   Комбат, посмотрел на затихшего, явно придремавшего посредника и спустился в БТР. Водитель, бывший московский таксист, ефрейтор Романов, мельком взглянул на него и вновь впился глазами в набегающею дорогу. Внутри машины было тепло и шумно, уютно светились приборы на щитке водителя, ровно гудели двигатели. В полумраке десантного отделения, качаясь в такт движению, дремали два связиста. Симонов включил подсветку, изучая карту. Свое местоположение он знал, минут через двадцать - пункт регулирования при пересечении крупного автобана. Немного дальше, район привала, по опушке соснового леса. Батальон больше четырёх часов в движении, надо людей покормить, технику проверить, посмотреть горючее. Плохо идти без связи, в режиме радиомолчания. Как кот в мешке, не знаешь, что у тебя с хвостом делается? Все ли идут, или половина батальона отстала и блукает где - то по немецким лесам? Сейчас остановимся - посмотрим.
   Справа неожиданно набежала свеженакатанная гусеничная колея и слилась с трассой батальона. Наверное, тоже, какой то бедолага комбат ведет свой батальон невесть куда, - подумал Симонов. - Чтобы не организовывать дополнительный переход через автотрассу, начальство, на время объединили два маршрута в один, а потом, снова разведёт. Впереди обозначились огни стоящей техники. Несмотря на поздний час, на переходе скопилось большое количество остановленных регулировщиками гражданских машин. Поперек автострады стоял раскрашенный ГАЗ -66 службы регулирования, с мигалкой и включенными фарами. С другой стороны такой же пестрый УАЗ с надписью военной автоинспекции. Молодцеватые регулировщики, поторапливали танкистов вращая полосатыми жезлами, лихо, отдав честь проходящему БТР. Сразу видно, штатная, коменданская служба регулирования! Дремавший обладатель плащ-накидки, притормозил БТР, тяжело спрыгнул с него, махнул Симонову рукой, слегка прихрамывая, направился к стоящему неподалёку, знакомому УАЗику посредников. Колонна двинулась дальше, к району привала.
   Слева, в свете фар, стали просматриваться молоденькие сосёнки, ровными рядами выстроившиеся вдоль дороги. Проехав ещё немного вперед, Симонов принять левее, и остановил колонну. Встав на крышу машины, фонариком скомандовал "Глуши!". Когда комбатовский танк, идущий следом, заглушил двигатель, голосом приказал "Офицеров в голову колонны!" Какое то время постоял на БТР, наблюдая, как подтягиваются огоньки колонны, с волнением, мысленно пересчитывая подходящие танки. Поняв, что количество двигающихся светящихся точек перевалили за двадцать пять, успокоился, и стал взглядом искать сдвоенные фары автомобилей. Но темнота не позволяла определить тип и марку машины, пришлось бросить это занятие и спуститься к подходящим к бронетранспортеру офицерам.
   Пыльные, уставшие танкисты, собрались с левой стороны машины. Не привыкшие к внезапно наступившей тишине, они громко разговаривали между собой. В темноте красными огоньками светились крепкие сигареты "Гуцульские", с фигурой пастуха на пачке, прозванные в народе "Замполит на охоте". Из разговоров, комбат понял, что уже имело место столкновения танков. Командир третьего взвода седьмой роты, жарко спорил с командиром восьмой роты о том, кто будет менять подкрылки, бревно для самовытаскивания и погнутый ящик ЗИП на последнем танке седьмой роты. Тот, в свою очередь, обвинял механика впереди идущей машины за резкое торможение, в результате чего всё и случилось.
   Увидев комбата, голоса споривших, приутихли. Симонов остановил, собирающегося подать команду, начальника штаба - Курите, курите! - Сам, прикурил от чей то зажигалки, и, с наслаждением, затянулся. Подошли офицеры девятой роты и замполит батальона. Обходя танки справа, сигналя, плавно покачиваясь на кочках, в средину колонны проследовала автокухня. Вскоре, к собравшимся, присоединился командир взвода снабжения, прапорщик Гриненко. Не было только именинника, зампотеха, майора Федоткина. Симонов выслушал доклады командиров подразделений. По неизвестной пока причине, встал один танк восьмой роты. В ходе марша были мелкие неполадки, которые устранялись экипажами и машины догоняли колонну. С отставшей машиной остался зампотех батальона и летучка. За исключением её, все танки и колёсные машины были на месте, и даже капризная "санитарка", которая, обычно, дальше тридцати километров от полка не отъезжала, на этот раз, держалась изо всех сил. Замполит, капитан Прокопец, который на ней ехал, смеясь, утверждал, что это, исключительно благодаря, личной симпатии к нему, и его заслуженному авторитету. Можно было поспорить, но факт, остаётся фактом, - она ехала. Командир батальона кратко поставил задачу: покормить личный состав, проверить технику, кому необходимо, переключиться на другую группу топливных баков, по возможности обеспечить отдых механиков-водителей. Обратив особое внимание на соблюдение мер безопасности при совершении марша, уточнив время готовности к движению. Командиры поспешили к своим подразделениям.
   - Ну, что вы успели на ходу сготовить, Борис Григорьевич? - обратился комбат к прапорщику Гриненко.
   - Каша гречневая, с мясом, товарищ капитан, и чай!
   - Значит, наша обновка не подвела? Можно на ней и на ходу готовить, и дрова не нужны?
   - Конечно, без проблем! Поругали нас тогда за дело! Зато, теперь, удовольствие, а не работа, едем потихоньку и варим.
   Дело в том, что в этом выходе, впервые принимал участие ПАК-200, новая автокухня на базе ЗИЛ-131. Точнее, новой была только сама будка со всем оборудованием. Новые котлы, работающие на дизельном топливе, система постоянного подогрева готовой пищи, увеличенная ёмкость для воды. Но самое главное, чего не было ещё ни в одном батальоне, чешский одноосный прицеп - рефрижератор. В батальоне и раньше была кухня, - старая разбитая будка на базе ЗИЛ-157, по сроку подлежащая списанию. В которой, не только на ходу, на месте, было не безопасно работать. Котлы могли запросто выпасть на дорогу через сгнивший пол, они работали только на дровах, которые, приходилось возить с собой. Многочисленные заявки и просьбы дать новую машину, результатов не возымели. Григорий Фомич Губачев, подполковник, командир второго батальона, используя старые, ещё московские, связи, где-то отхватил новый ПАК на гусеничной базе. Другое дело, что на нем тоже невозможно было готовить пищу на ходу, по причине удивительного не совпадения длины гусеничной базы МТЛБ, с расстояниями между кочками на танковый трассе. Машину било, то носом, то кормой, пища превращалась в месиво. Симонов звонил всем знакомым тыловикам, пытаясь получить новую кухню. Наконец, прежний сослуживец по Туве, занимающий солидную должность в штабе тыла Группы
  войск, откликнувшись на вопли о помощи, позвонил как-то вечером. Было необходимо, в течение трех дней, на автомобиле ЗИЛ-131, без кузова, приехать на базу тыла, в пригороде Берлина. Получить и закрепить на колесной базе новую будку кухни, получить прицеп - рефрижератор и благополучно приехать назад.
   Вся проблема заключалась в том, что свободного ЗИЛ-131 в батальоне не было, старый ПАК стоял на ЗИЛ-157. Нужные машины были загружены боеприпасами, а одна, тех. имуществом. Но в батальоне в это время был ЗИЛ-157, который ежегодно отправляли в Союз на уборку урожая. На свой страх и риск, Симонов приказал перегрузить тех. имущество в уборочный автомобиль. С освободившейся машины сняли кузов, благо подполковник Шкоркин - зампотех полка был в командировке. По тревожной путёвки, машина вышла в рейс. Спустя трое суток, после обеда, когда Шкоркин, вернувшись из командировки, вместе с командиром полка, стояли перед штабом. В ворота КПП въехал явно чужой ПАК, с диковинным прицепом. Зампотех, с ужасом, по номеру узнал машину третьего батальона, которая должна была стоять в боксе, загруженная тех.имуществом. За которое, он отвечал персонально, вместе с комбатом, а номер машины, перевозящее имущество, он знал наизусть. Последние надежды и сомнения разбил сидящий в кабине прапорщик Гриненко, с третьего батальона. Обновка была остановлена. Под предлогом проверки боеготовности, прапорщику было приказано немедленно представить к штабу возимый комплект тех. имущества. Сюда же, был вызван комбат три. Зампотех предвкушал, как комплект просто не привезут, так как его везти то не на чем. И, он обвинит Симонова в подрыве боевой готовности, это дело серьёзное, без выговора не обойтись. Шкоркин не был ни подлым, ни злым человеком, но как любой начальник, он не выносил, когда по его службе дела решались без него. А у Симонова, просто, не было другого выхода, и он решил, что победителей не судят, а, если и судят, то не строго.
   Гриненко через десять минут подкатил на машине с имуществом. Обвинение было снято. Потом, они все вместе осматривали новое приобретение, и чешский прицеп холодильник. Всем понравилось! Через неделю батальон получил из артполка машину под тех. имущество. Старый ПАК передали в резерв, на уборку урожая. Симонову, чтобы другим не повадно было, объявили на совещании выговор, впрочем, никуда его не записав. А новая кухня осталась, радуя людей, облегчая нелёгкий солдатский быт.
   Командир батальона, вместе с начальником штаба и замполитом направились к центру колонны, где, распространяя сумасшедшие гастрономические запахи, стояла кухня. Экипажи получали пищу, танкисты, на трансмиссионном отделении боевых машин, используя неяркую подсветку тактического номера, кушали, стуча ложками по стенкам котелков. Предусмотрительный Гриненко распорядился установить походный стол и стулья, за которым уже кушали все трое посредников. Пожелав им приятного аппетита, офицеры приступили к еде. Уже в конце, запоздалого ужина, в хвосте колонны раздался шум подошедших машин. Вскоре из темноты появился майор Федоткин, во главе своих ремонтников, и экипажа танка. На немой вопрос комбата, зампотех, покосившись на посредников, коротко доложил, что всё в порядке. Впрочем, посредники и не вмешивались в происходящие события. В установлено время, батальон продолжил марш.
   Снова перед глазами побежала серая лента полевой дороги, с бесконечными развилками и поворотами. Накатанная чьими-то гусеницами трасса снова ушла вправо, и скрылась в темнеющих поодаль перелесках. Фары проходящих танков, на мгновения выхватывали из темноты, столпившиеся на обочинах не высокие разлапистые ели, незнакомые пышные кусты каких то растений, по русско-белоствольные, стройные берёзки. По-прежнему молчаливый подполковник-посредник, поудобнее усаживаясь в люке, как бы невзначай, спросил:
   - Что с танком случилось? Почему отстал?
   - Воздух засосало, не успел переключиться на другую группу баков, - ответил Симонов, который уже уточнил у Федоткина причину отставания.
   - Надо поторопиться, чем раньше придёшь в назначенный район, тем будет больше времени подготовиться к дальнейшим действиям. А дела там предстоят большие, - посоветовал подполковник, поплотнее укутываясь в плащ-накидку, помолчав, продолжил: - Больше, пока, ничего сказать не могу. Потому что и сам, путём, не знаю.
   Замполит батальона капитан Прокопец, уговорил комбата разрешить ему находиться в люке заряжающего танка командира батальона. Сейчас они ехали следом за БТР, вместе с начальником штаба.
   Симонов гнал колонну с максимально возможной скоростью, то и дело поторапливая водителя. Танки набрали необходимую безопасную дистанцию, и теперь шли ровной светящейся, грохочущей лентой. Можно было бы ещё поднажать, но это было не безопасно в условиях ночи и сильной запыленности. Комбату почему-то вспомнился случай, когда, служа ещё в Сибири, в Хакасии, на Т-34, он один гнал танк после занятий с танкодрома. Местность голая, как у старика коленка - степь. Вышка танкодрома - сзади, два одиноких здания полевого парка - впереди, палатки лагеря - справа, слева - блестящая гладь озера, как мираж в пустыне. Раскаленное солнце в зените, жара. Дорога шла круто под гору, в сторону озера, и он с мальчишеской, безалаберностью и озорством, решил проверить до какой скорости можно разогнать танк. Чтобы ветром обдувало, до свиста в ушах! Прибавил газу, машина рванулась вперед, стрелка спидометра поползла вправо. В какой-то момент, он почувствовал, что ревущий на бешеных оборотах двигатель, уже не помогает, а тормозит движение танка, мчавшегося под гору. Выжал главный фрикцион и выключил передачу - машина пошла накатом. Мелькали кустики и мелкие деревца, внутри танка всё грохотало и гремело, казалось, что этот ветеран войны, вот, вот взлетит в воздух. Приближался поворот и озеро за ним, стрелка спидометра ушла за шестьдесят, скорость увеличивалась. Пора тормозить! Педаль тормоза ушла вниз, но скорость не снижалась. Танк, гремя всеми своими внутренностями, несся к озеру, как разъяренный зверь, будто собирался его сходу перепрыгнуть. Симонов попробовал повернуть влево, но машина не слушалась рычагов и мчалась в озеро. В голове промелькнула глупая мысль: - Сколько сейчас будет брызг и пузырей! А глубина тут приличная! И рыбки с лягушками, наверное, удивятся и посмеются?
   Вспомнил преподавателя вождения из училища, который говорил, что недостатком "тридцать четверок", как раз является, то, что на большой скорости ленты не успевают захлёстывать барабаны фрикционов и машина становится неуправляемой. Это особенно проявилось при совершении марша через Большой Хинган, во время войны с Японией.
  Мысли пронеслись мгновенно, а руки уже потянули оба рычага на себя. Дрожащая от напряжения нога, до упора вдавила педаль тормоза. Танк нехотя начал сбавлять скорость. Потихоньку отпуская левый рычаг, Симонов отводил машину от воды. Когда стрелка спидометра приблизилась к отметке пятьдесят, он резко отпустил рычаги и тормоз, и вновь, плавно, начал тормозить. Машина повиновалась, и глухо урча двигателем, вскоре остановилась. Только после этого незадачливого испытателя пробил холодный пот. С трудом, выбрался через передний люк на улицу, и закурил. Обошел танк, заглянул под днище - вроде, ничего не отвалилось. Не спеша, доехал до полевого парка, поставил машину на место. Дежурный по парку лейтенант с соседнего полка, видевший всё происшедшее, понимающе спросил: - Сколько выжал? Симонов понял, что отпираться нет смысла, наверное, он здесь уже не первый, сдержанно соврал: - Под семьдесят! Но можно ещё немножко, если бы не озеро. Дежурный продолжил: - В прошлом году, один чудак, на "сучке" - самоходке СУ-100. Тоже разогнался, но, маленько, промазал, слава богу, чуть-чуть отвернул, попал на мелководье. Заехал от берега воду, в ил, метров на двадцать, хорошо догадался, - на ходу движок заглушить, гидроудара не было. Потом целый день двумя танками доставали, все троса пришлось соединять! Накувыркались, ради чего? Тактико-технические характеристики надо знать, там максимальная скорость написана! Для дураков! И не фиг экспериментировать! Точно, согласился Симонов - свою технику надо знать, да, и противника тоже.
   Вернувшись мыслями к своему назначению комбатом, в тему вспомнил, что этому предшествовало:
   Обычай командующего Армии углубленно спрашивать претендентов на вышестоящие должности по различным вопросам тактики, организации подразделений, ТТХ, в войсках знали. И к таким встречам готовились, готовился к ней и Симонов. Поговаривали, что на столе командующего под стеклом лежат заранее заготовленные вопросы и ответы. Так, что, как говорят, "лапши на уши" не навешаешь. Накануне майских праздников Симонова вызвал на беседу командующий. В Дрезден они поехали вместе с командиром второго батальона подполковником Шкред, которого тоже, за чем-то, вызвали армейские кадровики. Поехали накануне после обеда, с тем, чтобы приехать вечером, устроиться в гостиницу и отдохнуть. А утром, предстать перед светлыми очами начальства бодрыми и свежими. Прибыли к двадцати часам, устроились в гостинице штаба Армии, в старинном, готического стиля особняке, в глубине тенистого, с вековыми деревьями парка. Обычно, сюда селили приезжих старших офицеров, Симонову повезло, вместе со Шкредом поселили и его. Ужинать спустились в буфет, после пары рюмочек хорошего коньяка и порции традиционных немецких сосисок, завязался обычный в таких случаях разговор. Петр Михайлович, так звали подполковника, признался, что примерно знает, зачем его вызывают. Ещё несколько месяцев назад, он имел телефонный разговор с командармом - сослуживцев по службе в молодые годы. Его, как он сказал, "сватают" на отдельный армейский танковый батальон пяти ротного состава. А зачем мне это? -
  продолжил Шкред, - тут должность подполковничья, и там тоже. Тут три роты, а там пять и обслуги в два раза больше. Батальон стоит в пригороде, на берегу озера. Будет генералитет на рыбалку ездить, всех ублажать надо, кланяться и улыбаться. А я, брат, этого не умею! Отказался. Вот теперь и вызывают для уговоров. Не знаю, как отбиваться буду!
   Без десяти девять они были в приёмной командующего. Адъютант, молча указал им на старинные кресла вдоль стены, под батальной картиной в массивной раме. Симонов, пытаясь справиться с волнением, стал рассматривать убранство помещения. Мебель, по-видимому, осталась ещё от немецких владельцев. Справа от дубовой двери, громадное, в человеческий рост, трюмо, с начинающим желтеть зеркалом. Рядом, не менее старые часы, в деревянном футляре, с медленно качающимся медным маятником. Затем, ряд мягких, обтянутых кожей кресел. Окно, полузакрытое тяжёлыми портьерами. Стол адъютанта с телефонами и стопкой документов. Далее, за такими же ниспадающимися портьерами, двери в кабинет командующего.
   Судя по всему, хозяин кабинета был уже на месте. После их прибытия, на столе зазвонил звонок, капитан скрылся за массивными дверями. Вернувшись, жестом пригласил подполковника - Прошу! Закрыв за Шкредом дверь, вернулся на своё место, и углубился в бумаги. В приёмной повисла, как показалось Симонову, гнетущая тишина. Мерно, тихо тикали ходики, в такт качанию медного круга за прозрачным стеклом. Под лёгким ветерком в открытую половинку окна, слегка шевелилась тяжёлые шторы. Из кабинета доносились приглушенные голоса, которые постепенно набирали силу, становились всё громче и громче. Где-то внизу, на первом этаже, открыли дверь. Еле заметный сквознячок потянул от двери к окну, скрипнул дверью в кабинет командующего, голоса стали слышны отчётливо. Шкреда было почти не слышно, он что-то отвечал негромко. Голос командующего гремел набатом:
   - Да, что ты заладил, как попка, не пойду! Будет приказ - пойдёшь, как миленький! Но, я хочу, что бы ты сам понял! Ну, некого мне больше ставить, если бы тебя не знал, не вызвал бы! Да, Армия большая, так и батальон тяжёлый! Он за прошлый год ЧП больше принес, чем иной полк! Назначенный комбат, год назад так лихо начал, вроде, всё шло нормально! Так нет, загулял! Кое-кто из штабных, тоже к этому руку приложили! Ладно, с этим позже разберусь, - Шкред, что-то сказал в ответ. - Нет, не будет больше пикников и шашлыков! Каленым железом! Да, что я тебя уговариваю! Некого ставить, понимаешь - некого! Что? Этого мальчишку, старшего лейтенанта? Хватит! А я сказал, пойдёшь! Всё, отправляйся назад! Жди приказа! Всё!
  Симонов понял, что о старшем лейтенанте, это, про него.
   Послышались шаги, дверь открылась, на пороге появился раскрасневшийся Шкред. Переступив порог приёмной, он шумно выдохнул и, достав носовой платок, вытер вспотевший лоб. На вопросительный взгляд Симонова, махнул рукой и направился к двери. Но вместо двери пошёл в трюмо, упершись ногами в тумбочку, чуть не упал, и остановился. Вполголоса выругавшись, шагнул в дверь и скрылся за ней. Адъютант, прыснув в кулак, склонился над столом.
   Кивнув вскочившим при его появлении офицерам, в кабинет прошёл, плотно прикрыв за собой дверь, член военного совета Армии.
   Тягуче, медленно тянулось время. Часы, вроде, тикали, а минутная стрелка стояла, как приклеенная. Симонов понимал, что после такого разноса, заходить в кабинет, всё равно, что войти в клетку с разъяренным тигром. Он перехватил сочувственный взгляд адъютанта.
   На столе трелью зазвенел звонок, адъютант скрылся за дверью.
  Ну, вот и всё! - тоскливо подумал Симонов, - сейчас вызовут мальчишку, старшего лейтенанта. Помнут и выбросят - подход, отход, фиксация!
  Адъютант тут же вернулся, обнадёживающе подмигнул, открыл дверцу одного из шкафов. За ней оказались электрический чайник, набор посуды и какие-то баночки. Вскоре запахло ароматным кофе, офицер на подносе пронёс в кабинет две дымящихся кружечки, молочник и сахарницу. Вернувшись, доброжелательно пояснил:
  - Кофе решили попить! Посиди! Кофе будешь?
  Симонов отрицательно, судорожно замотал головой. В приёмной вновь наступила тишина. Володя на миг представил, что открывается дверь, входит командующий, а старший лейтенант сидит и пьёт кофе. Занятно! Несмотря на все волнения, он тихонько улыбнулся. В томительном ожидании прошло ещё полчаса. На столе, неожиданно громко, зазвонил телефон, адьютант поднял трубку, жестом пригласил - проходи! Открывая дверь, ободряюще шепнул - Не пуха...
   В кабинете буквой Т стояли огромные покрытые зеленым сукном столы. В дальнем конце длинного стола, лицом друг к другу сидели, командующий Армии генерал - полковник и член Военного совета. Между ними на столе стояли чашечки из-под кофе. Генералы изучающее рассматривали вошедшего Симонова. Вспомнив полученный утром в управлении кадров инструктаж, Симонов стараясь не топать по мягкому ковру, строевым шагом приблизился к столу и доложил о себе. Командующий жестом пригласил его сесть. Володя сел со стороны Члена Военного совета за три стула от генерала, Неожиданно лишними оказались руки, их просто не куда было девать, наконец, он уместил их на коленях, и застыл в ожидании. Впрочем, разговор свёлся к обычным в этих случаях вопросам, о положении дел в подразделении, воинской дисциплине, состоянии техники. Член Военного Совета, задал дежурный вопрос о социалистических обязательствах и семейном положении. Симонов, как мог, обстоятельно рассказал о своей роте, выполнении плана боевой подготовки, соц. обязательств. Не забыв сказать, что рота заняла первое место в Армейском соревнованиях по огневой подготовке и поощрена командующим. Стороны остались, по мнению Симонова, довольны друг другом, тем более, что командующий не стал удручать себя каверзными вопросами. Пожелав удачи, и ничего не пообещав конкретно, его с миром отпустили. Облегченно вздохнув, и стараясь идти прямо, Симонов направился к двери. И когда он уже взялся за дверную ручку и решил, что всё позади, сзади раздался голос командующего:
   - Товарищ старший лейтенант, а куда входит сорок первая и сорок вторая группы полевой артиллерии?
  От неожиданности Симонов опешил, но, четко повернувшись, ответил:
   - В состав третьего армейского корпуса армии США, товарищ командующий!
   - Хорошо, идите!
   - Есть!
  Дверь за старшим лейтенантом бесшумно закрылась, в приёмной он опустился на стул.
   - Ну, как дела? - спросил адъютант.
   - Нормально - ответил Симонов, и вышел.
  Шкред ожидал его в курилке, Володя сел напротив и тоже закурил.
   - Что так долго? - помолчав, спросил Петр Михайлович.
   - Кофе пили, - неопределённо ответил Симонов.....
  Танковая колонна, между тем, оставляя позади притихшие посёлки и спящие города, пересекая лесные просёлки и пустынные ночные автострады, неуклонно двигалась на север, сотрясая тьму грохотом десятков двигателей и лязгом гусениц.
  Посредник дремал, завернувшись в свою плащ-палатку. Местность была почти незнакома, Симонов то и дело сверялся с картой, освещая мощным прожектором окрестности. До района предполагаемого привала минут тридцать хода. Около трёх часов идём. Люди устали, технике тоже надо отдохнуть, горючее проверить. А тут самый блуд начался, как комбат Якименко говорил, что ночью все кошки серые. Заблудиться запросто, ни одного местного предмета, чтобы отметиться, перелески, или как по сибирскому говорят колки все на одно лицо. Как китайцы на демонстрации. Перекресток в свете фар, а от него дороги на все четыре стороны. Симонов зажёг красный цвет фонарика, и, повернувшись к колонне, стал размахивать им в разные стороны, предупреждая об остановке. Приказал водителю БТР остановиться, склонился над картой. На карте дорога одна и никакого перекрестка. Но лес, есть лес - два трактора по нему проехали, вот уже и перекресток. В Сибири служил, в Монголию ходили, там, вообще, в пустыне дороги в разные стороны, как лучи, одни направления. Но и там выходили из положения. По компасу, отойдя от танка подальше, надо было взять азимут на виднеющуюся на самом горизонте горушку, бархан или "пуповинку", отмеченную на карте, взять азимут, направить, туда управляя механиком-водителем танк, приказать ему установил по гирополукомпасу направление и - вперёд! А уже через минуту, машина спустится в котловину, и "пупка" не видно. Так и едешь по компасу, и азимуту, как в море на корабле. На броню БТР поднялся Емельянов:
   - Я, что-то тоже не пойму, куда ехать? Надо на бронике сгонять вперед, за лесом, справа, должен быть километрах в двух, под лесом, посёлок. Но, по какой сейчас дороге ехать? Я, думаю, прямо! Симонов, вобщем, придерживался того же мнения, но вот посёлка мы оттуда едва ли увидим. Он будет в ложбинке, поэтому надо подъехать поближе. Значит, поедем направо.
  Всадник в плащ-палатке в разговоре участия не принимал и независимо курил, сидя на башне.
   - Капитан Емельянов, остаётесь с колонной. Ждать! - Симонов вопросительно посмотрел на посредника. Тот опустился на крышу БТР, обнял правой рукой ствол пулемета, продолжая курить, махнул рукой - Поехали!
   Машина, слегка присев на задние колёса, рванулась вперёд. Покачиваясь на неровностях дороги, БТР резво побежал вдоль пшеничного поля к темнеющему лесу. Жёлтая, примятая колея среди зелёной травы, указывала направление движения. Вскоре лесная дорожка сделала хитрую петлю вокруг небольшой рощицы и вернулась к дороге, по которой они недавно проезжали. Кружим! Похоже, блудим, - вспомнил Симонов старую охотничью, забайкальскую примету, - надо выбираться куда-то повыше, откуда хоть, что-то видно. Проехали ещё вперед, приминая густую траву, краем поля, двинулись в сторону едва заметной высотки, просматриваемой на фоне уже светлеющего неба. Капитан чувствовал, как медленно, словно вода в мокрый песок, уходит дорогостоящее время. Знал, что уставшие, за этот многочасовой марш, механики-водители, обрадованные неожиданной остановкой, в ожидании, просто, напросто заснут, сидя за рычагами. И потом потребуется ёще масса времени, чтобы сдвинуть многотонную махину колонны с места и втянуть её в прежний темп движения. Тем более, в режиме радиомолчания. Неожиданно дорогу преградил кусок свежевспаханного поля, отделяющий машину от долгожданной высоты. Водитель притормозил.
   Вперед! - скомандовал Симонов, не оглядываясь на посредника. БТР плавно закачался па бороздах пахоты. Вот и вершина пригорка. Всё верно: - справа мерцают в светлеющем мраке ночи огоньки деревушки со странным названием Хунделюфт - Собачий воздух, попытался перевести Симонов, вспомнив большую часть известных ему немецких слов. Прямо, по ходу движения, цепочкой убегали в темноту столбы линии связи. За ними, угадывалась в ночи насыпь грунтовой дороги. Слева, на горизонте, светлело, освещая ночное небо, зарево, невидимого отсюда большого города. Судя по всему, - Магдебург, - сверяясь с картой, определил Симонов. Грунтовая дорога выведет к переходу через автостраду, и пункту регулирования, а, там, через двадцать минут, очередной привал. Надо побыстрее возвращаться к колонне: - Романов, поехали! Видишь впереди насыпь, выезжай на неё! БТР перемахнул истоптанный выгон перед дорогой, взвыв двигателем, выехал на насыпь.
  Там оказалась хорошо наезженная танковая трасса. По которой, судя по всему, совсем недавно прошла довольно большая колонна. Земля была отполирована десятками гусениц. По-видимому, организаторы этих маневров, желая сократить службу регулирования, вновь, на время объединили маршруты. Выведя их на один переход через оживленную автомагистраль.
   Ночь понемногу отступала, оставляя мглу в низинках и мрачных оврагах. Даже под кронами соснового леса, где сейчас шёл БТР, были различимы стволы деревьев, пеньки и кусты на обочине. Вдруг, в свете фар, что блеснуло в траве рядом с дорогой, Симонов включил и направил туда прожектор. Земля, рядом с дорогой, была истоптана следами людей и колесами автомобилей, обильно полита дизельным топливом. Кругом валялись куски промасленной ветоши, и обрывки газет. Всё говорило о том, что здесь ремонтировали какую-то технику, делали это быстро и неряшливо. Под разлапистой сосной, на промасленном брезенте, лежали три снаряда от танковой пушки.
   Романов, стой! - скомандовал комбат. Хотя, водитель, увидев снаряды, уже остановился сам. - Вот это фокус!
   Комбат и посредник спрыгнули на землю. Симонов осмотрел боеприпасы - бронебойно - подкалиберные к 115 миллиметровой танковой пушке. По-видимому, танкисты для производства каких-то работ внутри машины, выгрузили снаряды, а потом, в темноте и спешке их забыли. Офицеры переглянулись, оставить тут чужие снаряды нельзя, неизвестно кто их найдёт приближающимся утром, взрослые пол беды - немцы народ дисциплинированный. А если дети? Нанести на карту и сообщить на посту регулирования? Другие люди не зная места, могут просто их не найти в темноте. С другой стороны, неизвестно, что с этими боеприпасами делали их хозяева, может, роняли, или ещё что-нибудь. Может взрыватели от падения, уже взвелись, и сейчас только тронь? Вот, задача? Оставить одного из связистов для охраны? Когда в толчее учений за ними приедут? Как он, не зная ни обстановки, ни местности, найдет потом своих? Так можно потерять человека в чужой стране, комбату же поставят потом это в вину. Нет, всех своих держу с собой. Симонов постучал подобранным обломком гаечного ключа по броне:
   - Связисты, к машине! - На свет божий явились две заспанные физиономии. - Ко мне!
   - Расстелем в машине брезент, аккуратненько, положим, сдадим регулировщикам, - пояснил комбат свой замысел, и чуть слышно добавил. - Если примут?
  С особой осторожностью загрузили снаряды в БТР, собрали ветошь и газеты, ещё раз осмотрев все, вокруг тронулись дальше. Проехав немножко и свернув влево, на лесную дорогу, вскоре подъехали к батальону. Командиры рот и именинник - майор Федоткин ожидали у комбатовского танка, о чем-то весело переговариваясь. В предрассветных сумерках, по танкам сновали экипажи, кто-то кого-то звал, выкрикивая в темноту имя, стучали крышки лючков на трансмиссиях, шипели влагомаслоотделители. Народ не спал!
  Командиры рот кратко доложили - пока все машины в строю. Одна машина седьмой роты встала, но зампотех со своими технарями быстро поставил её в строй.
   - Боеприпасы не потеряли во время ремонта? - спросил комбат, и рассказал о находке.
  Времени для разговоров не было: - По машинам! - разнеслось над колонной. Заводи! Вперёд! Разом, выбросив в сторону белёсые дымы двигателей, колонна слаженно тронулась с места.
   - Хорошо, одновременно тронулись! - отметил посредник. - Натренированные!
  Несколько минут Симонов ехал медленно, а затем, приказал прибавить скорость. Колонна шла монолитно на малых дистанциях. Миновали лес, впереди в рассветной дымке, изредка замерцал одинокий огонёк, на фоне чего-то большого и серого. Подъехав ближе, офицеры разглядели нещадно дымящий танк, тянувший на буксире своего сломавшегося собрата. Завидев догоняющую колонну, машины приняли вправо, к полю, но продолжали идти.
   - Учебную машину тянут, - подумал Симонов, разглядывая помятые полки заднего танка. Ещё раз, мысленно поблагодарив случай, за то, что его учебно-боевые машины на момент тревоги остались на полигоне. По-видимому, вот они хозяева потерянных боеприпасов. Так же, как у меня, в тех. замыкании нет тягача, вот и тянут танком, - подумал комбат. Не бросишь же бедолагу посредине Германии. БТР поравнялся с танками. Сидящий в командирском люке первого танка, танкист даже не повернулся в их сторону, всем своим видом показывая, - Да, еле плетусь! Но мог бы с вами посоревноваться на перегонки, если бы отцепить этого неудачника! Он вёл себя так же, как капитан еле плетущейся по реке баржи, не желающий, даже взглянуть на обгоняющий его белый теплоход-красавец.
   Симонов включил прожектор, направил его перед танком-тягачоми, помахал вверх-вниз, требуя остановиться. Машины встали, посредник рукой попросил танкиста подойти к БТР. Не видя званий подъехавших, но, понимая, что в голове танковой колонны на БТР может ехать только начальство, тот нехотя повиновался. Подойдя к бронетранспортеру, задрав вверх голову, доложил: - Заместитель командира такого-то танкового батальона по технической части, старший лейтенант такой-то!
   Посредник назвал себя, и жестом показав, чтобы тот снял шлемофон, спросил:
   - У вас все боеприпасы на месте? В неисправной машине посмотрите в креплениях над подогревателем!
   Едва дослушав посредника, танкист быстрым шагом направился к буксируемому танку, поднялся на броню и заглянул вовнутрь. Вскоре из машины выскочил весь экипаж, и начал доставать из танка какие-то брезенты, коробки с пулеметными лентами, вещевые мешки и автомат.
   Чуть не бегом чумазый старший лейтенант вернулся к БТР: - Трех бронебойных нет, товарищ подполковник! - виноватым, упавшим голосом доложил он.
   - Забирайте, растеряхи! - посредник указал на открытый связистами люк десанта. - Я вынужден буду доложить о происшедшем по команде! И пересчитайте весь боекомплект, может, ещё что-нибудь потеряли!
   - Опаздываю на пункт регулирования! - доложил Симонов, невольно прерывая воспитательный процесс.
   - Поехали! - коротко ответил посредник, записывая что-то в свою тетрадь.
  Впереди появились какие-то огоньки, неясное движение, отблески фар. Вот отчётливо обозначился переход через автостраду, полосаты машины регулировщиков, яркие всплески желтых мигалок на их крышах - пункт регулирования. Неожиданно для Симонова, никто не останавливал колонну. Танки и БМП лихо перескакивали через дорогу, ныряли под насыпь, мощно гудя двигателями, взбирались на пригорок, и устремлялись дальше к темнеющему в утреннем тумане лесу. Проехав ещё с километр, комбат остановился для привала, вытянув колонну вдоль леса. Не успели затихнуть двигатели танков, как примчались на двух машинах московские посредники, с ними полковник с эмблемами сапёра. Следом, оглашая лес ревом моторов, припылила колонна порожних "Уралов" с прицепами и замерла напротив танков. Симонов и посредник направились к "УАЗикам"
   Ответив на приветствие и поздоровавшись, полковник танкист попросил достать карту и, как показалось капитану, торжественно объявил:
   - Министром обороны проводятся командно- штабные учения со штабом Группы войск, нижестоящими штабами до дивизии включительно. С реальным обозначением, на отдельных этапах, действий войск. С целью проверки оперативных расчетов и нормативов. А также обученности и проверки боевой готовности войск, в условиях максимально приближенных к боевым. Вы, участники этих учений. Уточняю задачу:
   - Продолжительность привала увеличивается. Начало движения - указал время. Организовать необходимый отдых личного состава, питание и подготовку техники. Дозаправку танков осуществить из дополнительных бочек. Мотострелковую роту заправить из транспорта батальона. После дозаправки дополнительные бочки сдать под роспись, командиру автороты, кивнув, на появившегося в это время, автомобильного капитана. Укрывочные брезенты также сдать. С танков убрать в автомобили всё лишнее, включая ваши печки для обогрева.
   - Под воду готовят, - тоскливо подумал Симонов. Как бы в подтверждения его мыслей, полковник продолжил: - Ваш батальон определён для форсирования водной преграды по дну. Завтра, - полковник посмотрел на светлеющее небо на востоке, - нет, уже сегодня, во второй половине дня. Время уточнят! Более подробно задачу на форсирование доведёт зам. начальника инженерной службы Армии.
   Полковник инженерных войск развернул свою карту и кратко довел следующее: Форсирование осуществляется вне соприкосновения с противником. Первыми форсируют водную преграду мотострелковые подразделения на БМП. Для мотострелковой роты, приданной батальону - вот с этого рубежа. Для танкового батальона Симонова участок форсирования - указал на карте, район герметизации техники в полутора километрах от уреза воды, - вот здесь - небольшая роща в ложбине. Обеспечение форсирования, разведка дна, подготовка маршрутов выдвижения к водной преграде, и на противоположном берегу, эвакуационно-спасательная служба, осуществляется силами и средствами инженерных войск Армии. Всё, что должно плавать, идёт вплавь. Автомобильная и специальная техника переправляется по понтонному мосту, который наводится силами понтонно-мостового полка ниже по течению, вот в этом районе. График форсирования и переправы техники, время готовности, будет определено по прибытию в район. Район сбора на противоположном берегу, - указал на карте. Собираясь уходить, добавил, что не исключена возможность приостановления форсирования, для прохода судов сверху по течению, по команде комендантской службы.
   Кратенько и не ясно подумал Симонов, впрочем, саперы всегда думают своими категориями: " При температуре воды от минус тридцать, до плюс сорока, нормальном атмосферном давлении, связка ломов тонет, как правило, немного быстрее, чем один лом". Лучше прикинуть, что имеем: Если подвезут десять комплектов оборудования для подводного вождения (ОПВТ), выкрутимся, что не хватит, возьмём с других машин. "Замочку" танков делать, наверное, не будут - нет времени. А, вот на герметичность проверить должны помочь - своими силами не справиться. Воздухопитающие трубы есть на всех машинах и, вроде, не мятые. Связь проверим, должны же снять запрет на работу радиостанций, под воду без связи не пойдёшь. Клапана на выхлоп, кажется, тоже все, если нет, возьмём из новых комплектов. С остальным разберемся на месте. Только бы ОПВТ подвезли во время! Вон, уже посредник в плаще машет с БТР, наверное, кушать зовет.
   На броне машины, по-прежнему не снимая своей брезентовой бурки, восседал посредник с миской и ложкой в руках:
   - Пойдём, командир, покушаем! Москвичи всё равно тоже едят возле ПХД. Так, что и нам не грех! Предчувствуя скорое окончание своей миссии, подполковник был настроен дружелюбно. - В Армии подняли четыре танковых батальона, один мотострелковый, три мотострелковые роты, артиллерийский дивизион. Ну и армейские части - саперов, связистов, вон, - кивнул он на "Уралы", - армейский автобат прикатил. Не повезло тебе! А, может, наоборот повезло! Уедешь в Союз, больше такой войны нигде не увидишь, там масштабы поменьше! Ты, парень молодой, тебе это на пользу! В службе пригодится!
   Прапорщик Гриненко умудрился сварить что-то наподобие макаронов по-флотски, только намного жиже. Что-то среднее между ними и супом, но вполне съедобное. Над колонной слышался негромкий смех, стук посуды, приглушенные голоса. За нешироким полем просыпалась небольшая немецкая деревня. В небо потянулись редкие струйки дыма, в огороженный электрическим пастухом загон выгнали одинаковых черно-белых коров, стучали ворота, где-то негромко играла музыка. За высокой оградой крайнего дома забубукал заведенный двигатель, выстреливая высоко вверх, почти геометрически ровные, кольца дыма.
   А ты заметил, у них собаки не лают? - неожиданно спросил подполковник.- Наверное, так обучены! Действительно, вдруг поразился Симонов, не "брешут" собаки, как в любом русском селе. А он, глядя на почти идеалистическую картинку утренней деревни, не мог понять, что-то в ней не хватает? Лая собак не хватает! Обязательного звукового оформление любой русской деревни - криков петухов и перекликающегося лая псов.
   - Может у них собаки как волки - не лают? - Спросил Симонов.
   - А, что волки точно не лают? - удивился подполковник. - А я и не знал!
  Конечно, не лают, в Забайкалье каждый пацан это знает. В свою очередь, мысленно усмехнулся Симонов. Ему вдруг вспомнился курсантский отпуск, в далёком отсюда забайкальском посёлке. Он спешит в гости к своей Лариске, будущей жене, проходящей обязательную после медицинского училища отработку, в забытой богом таёжной деревне. Все поезда, которые останавливаются на ближайшей к ней станции, уже прошли. Наконец, на почтово-багажном он приезжает под вечер на станцию. От неё до деревни рукой подать, каких-то четырнадцать километров. Паром через речку уже не ходит и прикован замком и железной цепью к причалу. Но, не остановить любящее сердце. Одежду курсантским ремнем пристегнул на подвернувшееся брёвнышко, лишь бы сапоги не утопить, и вплавь. Течение сильное, снесло далеко, выбрался на берег. Август в Забайкалье, уже не лето, да и вода холодная. Мигом оделся и бегом, пробежал километра три, вроде согрелся, теперь можно быстрым шагом. Пошагал по песчаной дороге под густыми елями. Места там глухие, слева темная громадина сопки, справа травянистый распадок, с руслом таёжного ручья в вечернем тумане. Вокруг ни жилища, ни огонька. Прошёл примерно половину, стемнело. С какого-то момента Симонова стало не покидать чувство, что за ним кто-то смотрит. Оглянётся назад - никого, вроде, нет! Наконец, он увидел в сумерках две невысоких тени сзади себя, на фоне песчаной дороге. Волки! Похолодела спина, появилось жуткое желание побежать! Не поворачиваясь к ним спиной, подошёл ближе к деревьям, подобрал сухую ветку, чиркнув спичкой, зажёг. Еловая ветка вспыхнула факелом, освещая всё вокруг. Держа ветку перед собой, Симонов направился в сторону неясных теней. Фигуры шарахнулись в сторону, прижались к земле, раздался лай. Фу ты, неладная! Собаки! Сразу отлегло от сердца. Изредка оглядываясь, заспешил дальше. К любимой, в таёжную глушь, добрался к утру.
   Вызвав к себе командиров танковых рот и неунывающего мотострелка, комбат кратко довел полученную задачу. Обратив особое внимание, на подготовку техники, соблюдение мер безопасности, своевременную готовность к движению.
   Вскоре, по пчелиному, зажужжали малогабаритные заправочные агрегаты, глухо застучали перекатываемые к автомашинам пустые бочки, в конце колонны басовито загудел мотор заправщика, подъехавшего к БМП.
   В установленное время колонна тронулась в путь. Вновь замелькали километры, чужие, опрятные деревеньки, пригороды небольших городов, ухоженные безлюдные поля. Маршрут движения проходил теперь по накатанной танковой трассе, до блеска отполированной сотнями гусениц прошедших здесь боевых машин. Всё говорило о близости крупного полигона. Мысли привычно вернулись в недалекое прошлое.....
   Восьмого мая был подписан приказ о назначении Симонова командиром танкового батальона в соседний полк этой же дивизии. На праздники пришлись приём и передача должности ротного. Не обошлось и без традиционной "отходной", не гоже игнорировать обычаи. Предложение объединить "отходную" Симонова и вступление в должность Старенкова, народом было с негодованием отвергнуто, - "совмещение, дескать, запрещено Уставом". Собрались в ближайшем "гаштете" рядом с территорией полка. Хозяин заведения, пожилой немец с протезом кисти правой руки, узнав цель и причину прибытия гостей, был счастлив помочь. За многие годы соседства с русскими, он прекрасно изучил наши нравы и обычаи. И через десяток минут, в отдельной комнате, громко именуемой "залой" было всё готово. Напротив двери, как у нас бы сказали - в красном углу, от потолка до пола, красовалась на картине в рост, фигура знаменитого советского воздушного аса - Покрышкина, в парадном мундире, со всеми наградами. От неё, почти до дверей стоял длинный стол, со всем необходимым для праздника. Знаменитый лётчик как бы присутствовал на всех проводимых здесь мероприятиях. Гансу, так звали хозяина, не раз предлагали заменить героя лётчика, на не менее известного героя танкиста, учитывая специфику соседей. Но тот был непреклонен. Оказывается, во время войны, уже в сорок пятом году, тогда ещё юноша Ганс, закончил школу пилотов "люфтваффе". Участвовал в боях на подступах к Берлину и был сбит Покрышкиным. Причём, как утверждает Ганс, русский ас намеренно оставил его в живых, и после боя, раненого немецкого летчика доставили победителю. По- видимому, желая отругать немца за бездарно проведенный бой, а, увидев, перед собой почти ребёнка, Покрышкин приказал определить его с советский госпиталь. В благодарность за это, в последствии, была заказана и установлена эта картина. А хозяин "гаштета" до сих пор с большим чувством и явным удовольствием рассказывает эту историю.
   Застолье удалось на славу, друзья поздравили Володю с новым назначением, вспоминали прошлые учения, стрельбы и занятия. Комбат, недавно получивший подполковника, пожелал успехов, удач и, просто "военного везения". Симонов поблагодарил собравшихся за совместную службу, особо отметив, что в его успехах и новом назначении большая заслуга его друга - Миши Старенкова, которому он, также, желает отличного командования ротой. Поблагодарил подполковника Якименко за науку и участие в его судьбе. Все были довольны, веселье продолжалось далеко за полночь. Мрачным оставался лишь замполит батальона капитан Жигин, он как-то быстро опьянел. И всё порывался выяснить почем Симонов, по его мнению, так и недооформил ленинскую комнату? А, вот, теперь уходит, бросив всё на полпути. Его пытались остановить, но он всё время возвращался к этой теме. На следующий день девятая рота выезжала на полигон, и, к неудовольствию части собравшихся, комбат предложил расходиться по домам. Напомнив командиру девятой роты, время выезда и предупредив, что бы не было опоздания. Хотя, как про себя отметил Симонов, можно было не напоминать. Все и так прекрасно знали, что после любых совместных застолий, во сколько бы они не закончились, даже если он не выезжал сам, Якименко всегда приходил утром провожать подразделение. И горе было тому командиру, кто допускал опоздание, правило было одно - "Первый выстрел в девять часов". За это его любили и уважали - "Служба есть-служба!"
   Все высыпали из "гаштета" под звёздное небо, закурили, и небольшими группками направились по домам. Якименко, Старенков, Симонов и Жигин пошли вместе, замполит сильно захмелел и всё норовил куда-то уйти, часто останавливался, нёс какую-то чушь. Оглашая спящее предместье громкими криками и руганью. Симонов попытался его урезонить, предлагая не шуметь - не хватало ещё попасть в комендатуру. Тогда тот, вспомнив былые обиды, злосчастную ленинскую комнату, переключился на него. Закончилось всё тем, что Жигин полез в драку на Симонова, и был несколько раз, повергнут на землю, к неописуемой радости старого комбата. Который после очередного падения политрука, громко приговаривал: - "Так его, так!". Наконец конфликт, с помощью Старенкова, был улажен, Жигина отряхнули и передали жене, благо их дом был рядом. Остальные благополучно добрались до своих квартир. Симонову, к этому времени дали квартиру в новом доме, рядом с полком, комдив выполнил своё обещание. Вещи они с Ларисой не распаковывали, ожидая очередное переезда.
   Утром Симонов, прибыв за документами в полк, встретил в роте Старенкова, тот, смеясь, рассказал, что дважды поднимал Жигина, как будто лишь для того, что бы Володя в очередной раз его уронил: - "Ты, командир, его не бил, он полезет с кулаками, ты его оттолкнёшь, он опять упадёт - пьяный, а комбат подбадривает, - так ему, так!". Старенков построил седьмую роту, прежний командир попрощался с каждым за руку, поблагодарил за службу, пожелав всех благ и удач. И самого долгожданного для солдата, - своевременного "дембеля". На том и расстались. Получив в штабе предписание, на следующий день Симонов отправился к новому месту службы......
   Бронированное, извивающееся тело мощной танковой колонны продолжало проглатывать километры разбитых лесных дорог, оглашая ещё сонный, окрестные леса рёвом моторов и лязгом гусениц. Погружённый в свои мысли, комбат, тем не менее, внимательно следил по карте за правильностью движения батальона. Хмурое утро постепенно переходило в унылый пасмурный день, изредка, с низких небес начинал накрапывать по-осеннему заунывный дождь.
   - Чертова погода, - кутаясь в плащ-накидку, в который раз повторял посредник, пытаясь спрятать лицо за крышкой люка.
   - Спуститесь вниз, - щелкнув переключателем, предложил Симонов, - зачем вдвоём мокнуть, под меня на сидение садитесь, оттуда дорогу тоже видно. Романов, - обратился комбат к водителю, - дворники включи! Подполковник ничего не ответил, но через некоторое время исчез в водительском люке. Вскоре Володя почувствовал шевеление под своими ногами, увидал шлемофон посредника в темноте машины, ниже себя.
   - Накидку возьми, - голосом посредника прохрипело в наушниках.
   - Не надо, - отказался комбат, - я всё равно уже мокрый.
  Местность преобразилась, мрачные хвойные боры, сменили островки ивовых рощиц, более мощная и сочная растительность лугов, говорила о близкой воде. С высоты бронетранспортёра, просматривались блестящие под неярким солнцем блюдца мелких озёр и стариц.
   - Не хватало ещё в какое-нибудь болото врюхаться, - подумал Симонов, внимательно рассматривая карту. Да, вроде всё правильно, маленько покрутимся среди этих озёр, от одной деревни к другой. Потом, довольно большой массив смешанного леса, автобан - Потсдам - Магдебург, затем не широкий канал Эльба - Хафель, через который саперы должны навести понтонный мост, далее километров через двадцать, река Эльба. Перед ней район герметизации, куда и надо прибыть.
   Дождик незаметно прекратился, но по небу, едва не цепляясь за верхушки крупных деревьев на горизонте, по-прежнему ползли на восток тёмно-серые тучи. Дорога петляла между рощами, маленькими озёрами и заросшими травой болотами, по высокой и достаточно широкой дамбе.
   - Интересно, а рыба тут водится? - вдруг послышался в шлемофоне голос посредника, который, оказывается, уже давно стоял позади комбата, в открытом люке десантного отделения. За его спиной, как два кота, щурились на тусклое солнце, оба выспавшихся связиста.
   - А домой из армии приедут, тоже будут рассказывать, как тяжело было служить, учения, бессонные ночи, не доедали, пили воду из лужи - неожиданно для себя, вслух подумал Симонов.
   - Ты, это про связистов? - Спросил посредник, оборачиваясь к солдатам.
   - Так, уж, конечно не о вас, - засмеялся комбат.
   - Связисты, - это армейская интеллигенция, - нервы армии.
   - Ну-ка нервы, марш в машину, - притворно рассердился подполковник, закрывая люк.
  Вскоре его фигура вновь, привычно, восседала над водителем.
   - Хорошо бы порыбачить, - подумал Симонов, вспоминая детство, хрустально чистую забайкальскую речку, друзей пацанов. А тут, одно название - Эльба, не река, а европейская канализация, рыбку поймаешь, есть нельзя, бензином пахнет. Ему вспомнился курьёзный случай годичной давности. В полку проводили занятия по подводному вождению танков в районе населенного пункта Галин, на реке Эльба.
  Собрали всех командиров рот полка, занятия прошли неплохо, на тактическом фоне, с использованием имитации. Подрывы которой, осуществлял начальник инженерной службы полка, по-украински дородный, с пышными усами, и лихим чубом, капитан Вася Бондарь. Часть имитации осталась, Вася попросил разрешения у командира полка подорвать её в воде. Тот не подумав, разрешил. Бондарь снарядил взрывчатку, с длинным бикфордовым шнуром. На берегу не было камней, их вообще нет на Эльбе. Вася примотал
  сооружение к палке телефонным кабелем, а палку глубоко воткнул в большой кусок вырезанного берегового дёрна, и со всем этим погрузился в большую, саперную, резиновую лодку. С громадным вентилем для накачки компрессором в кормовой части. Выехав на стремнину, достаточно далеко от берега, сапёр запалил бикфордов шнур и бросил "адскую машинку" в воду. Повернулся, и не спеша, выражая, полное пренебрежение к опасности, стал выгребать к берегу. Кусок дерна со всем, что было примотано к нему, телефонным кабелем зацепился за проклятый вентиль, и, слегка утонув, тащился за лодкой. Никто из стоящих на берегу офицеров этого не видел, все ждали результатов взрыва. Всплывёт из этой грязной воды хоть единая рыбка, или нет?
  До берега остались считанные метры, когда "адская машинка" рванула. Рванула, ещё и как! Раздался оглушительный грохот, в небо вздыбился на несколько метров фонтан воды,
  донной грязи, и оранжевого пламени взрыва! Лодка, получив мощнейший толчок, как глиссер вылетела на берег, и с оглушительным хлопком лопнула. Незадачливый подрывник кубарем выкатился на берег, ошарашено тряся головой, и щупая ладонями уши и шею. Замершие от неожиданности зрители, спрыгнув с обрыва, бросились к нему. Вася был жив, и, даже не ранен, его сильно контузило, меховой воротник куртки, сзади, от температуры закудрился, тыльная часть ушей и шеи были сильно обожжены. Пострадавшего перевязали, и отправили в медсанбат. Несколько недель он плохо слышал и почти не разговаривал. А когда сапёр окончательно выздоровел, командир полка объявил ему строгий выговор за нарушение мер безопасности. Сработало незыблемое воинское правило, усвоенное Симоновым ещё с курсантских лет, - "Пункт первый - командир всегда прав! Пункт второй - если сомневаешься, читай пункт первый!".
   У командира много прав определенных Уставом, но ещё больше обязанностей и ответственности. От командира зависит вся повседневная деятельность, а порой, и жизнь подчинённых, их удачи, победы и поражения. На том построена армия!......
   Симонов вспомнил, как на очередном построении в новом полку, его представляли личному составу. Командир полка, как следует в таких случаях, объявил, что к нам в полк на должность командира третьего танкового батальона прибыл старший лейтенант Симонов, прошу любить и жаловать! После прохождения торжественным маршем, старший лейтенант остался один на один со своим батальоном. Начальник штаба батальона капитан Емельянов представил ему заместителей и командиров рот, здороваясь, Симонов сопоставлял услышанную краткую характеристику на каждого, полученную от командира полка и свои первые впечатления от знакомства с будущими подчинёнными. Заместитель по технической части - майор Маликов, - полноватый, степенный офицер, возрастом, где-то за сорок. Судя по характеристике данной ему командиром полка, в беседе накануне, - готовится к замене в Союз - по сроку, в меру ленив и инертен. Производит впечатление знающего себе цену человека, способного выполнять свои обязанности, но которому, всё просто надоело, и сейчас его главная задача, дожить до замены, не вступая в конфликт с новым начальством. Мешать, скорее всего, не будет, но и особой помощи ожидать не приходится.
   Заместитель по политической части - майор Марченко, служил в каком-то спецподразделении, и был списан по необъявленной причине, владеет немецким языком, что, впрочем, скрывает. Навыков организации партийно-политической работы не имеет, сам от своей неумелости страдает, но вынужден дослуживать на этой должности. Танк не знает, заменяется в Союз осенью. Симонов козырнул и протянул руку для рукопожатия. Про себя отметил - рука у замполита вялая, явно на диверсанта не тянет, всего скорее был переводчиком в каком либо центре, или сидел на контроле радиоперехватов. Услужлив и стеснителен, типичный штатский служащий. Ну, да ладно, - лишь бы не "стучал", и не мешался. С этим сработаемся.
   Наиболее интересной фигурой был сам начальник штаба - капитан Слава Емельянов. Со слов командира полка, закоренелый холостяк, гроза местных вольнонаёмных дам из медсанбата, любитель шумных компаний и ресторанов. Вместе с тем, работу начальника штаба знает, документация и планирование всегда в порядке. Прославился тем, что на вопрос бывшего командира полка, убывшего в прошлом году по замене, о причинах неопрятного вида усов Емельянова. Слава, обидевшись, ответил, мол, вы на свои посмотрите, сами на Пиночета похожи. Симонов знал о его скандальном характере по рассказам, но близко они знакомы не были. С этим надо ухо держать востро, подумал комбат, он явно обижен, что назначили не его. Считает себя выше прибывшего, постарается перейти на "ты", что нельзя допустить. Для начала, надо проверить штабные документы, там не может быть всё в порядке, указать на эти недостатки. Тем самым продемонстрировать, что тоже кое-что знаешь и сразу поставить его на место.
   Командиры рот, все как на подбор старшие лейтенанты - Близников, Толецкий, Луков. С ними Симонов встречался на полигонах, стрельбах, всяческих сборах. По сроку командования ротой он был старше их, как ротный пользовался уважением. Поэтому, с этой категорией проблем не предвиделось, он был, выдвинут из своих. Многие командиры взводов тоже его знали, как говорят, в лицо.
   До него, этим батальоном командовал Иван Иванович Вайнагин, ушедший на тыловую работу. Командир был опытный, знающий, в возрасте. После его ухода, за три месяца, былые порядки, не поддерживаемые должным образом, изрядно пошатнулись, дисциплина снизилась, слава угасла. Несколько месяцев Симонов, буквально, жил в батальоне, изматываясь, сам, и не давая спуска другим. Постепенно дела налаживались, он нашёл взаимопонимание с людьми, его приняли как командира. Вскоре Симонов получил "капитана", уехали майоры Маликов и Марченко, на их место пришли: - зампотех майор Федоткин, и замполит капитан Прокопец. Но это были люди, которые, уже пришли к нему, в его батальон!.... Впереди зазеленели прибрежные кусты, закрывающие подход к каналу. В проходе между густых зарослей появился регулировщик в синем комбинезоне, белой каске и крагах. Подняв полосатый жезл над головой, четко повернулся и указал направление движения. Повинуясь его команде, БТР поднырнул под свисающие ветки и оказался на понтонном мосту через канал. На противоположном берегу, где накатанная с моста колея скрывалась в тени кустов, также маячила фигура регулировщика. Машина осторожно въехала на настил, присевший под её тяжестью, в щели между понтонами искрящейся стеной брызнула вода, обдав холодным душем Симонова и посредника. Ребристая спина моста вздымалась бугром перед идущим бронетранспортёром, прогибалась, и как живая, вновь поднималась за его кормой. По бокам на понтонах стояли сапёры, жестами подбадривая водителя. Регулировщик на противоположном берегу остановил машину, спросил позывной, взглянул в висящую на груди планшетку, и уверенно показал влево. Водитель Романов повернул в указанном направлении, и машина ходко побежала по истерзанной гусеницами колее. Комбат и посредник едва успевали прятаться за люки от хлещущих по броне веток. Прибрежные кусты поредели, трасса поднялась на пригорок, колонна вошла в мрачный сосновый лес. Мощные сосны стояли по сторонам, как часовые, оберегая от приезжих угрюмый сумрак чащи.
   За очередным поворотом, дорогу в узкой просеке загородил чей-то "обоз". Крытые брезентом "УРАЛЫ", "КрАЗы"- топливозаправщики, тесной колонной сгрудились под деревьями, закрыв дорогу. Голова колонны терялась где-то впереди, в зарослях леса.
   Симонов спрыгнул с остановившегося БТР, пошёл вдоль чужой колонны, спрашивая у попадавшихся солдат, где их командир?
   - В "кунге", - ответил один из встретившихся водителей, поспешно застёгивая воротник, - в средине колонны!
   Наконец, среди разномастных машин, Симонов разглядел "УРАЛ - бабочку" со спальным прицепом. Возле машины стояла группа, оживленно разговаривающих, разномастно одетых офицеров. Представившись, комбат спросил старшего.
   - Я, майор Бетехтин, - басовито и враждебно ответил, рано располневший, майор, в потёртой шинели - В чём дело?
  Симонов обрисовал ситуацию и попросил, загнав машины между деревьями, пропустить танки. Или проехать вперед километра два, где, судя по карте, есть возможность разъехаться. Майор категорически отказался от этого предложения, распаляясь до крика, раскрыл свою карту, показывая назначенный ему район. Действительно, получалось, что он находится в своем районе. Тыловик доказывал, что они первыми сюда приехали и никуда дальше не поедут. Машины с прицепами между деревьями загонять не будет, дескать, потом не выехать. Симонов, поняв, что договориться будет невозможно, повернулся и пошёл к танкам, на ходу обдумывая возникшую проблему. Несговорчивый тыловик, громко возмущаясь, последовал за ним.
   Посредник ожидал Симонова возле БТР, выслушав комбата, взглянул на часы:
   - Времени в обрез, можешь опоздать. Что будем делать? Судя по номерам, машины не из нашей Армии, пока выясняешь, всё пропадёт, опоздаем! Что решил, комбат?
   - Буду просеку расширять! Вы, свидетель, другого способа выполнить приказ у меня не было! - помолчав, ответил Симонов.
   По его команде, БТР втиснулся в хвост тыловой колонны, влево, между соснами. Вернув на законное место начальника штаба, комбат пересел в свой танк, поставил задачу экипажу. Механик - водитель, старослужащий Вася Грабинский, предвкушая представление, поднял и застопорил передние подкрылки. Командир машины развернул башню пушкой назад.
   - Пойдёте за седьмой ротой, пусть деревья пообломает. БТРу, тогда, будет легче идти, - приказал комбат Емельянову.
  Собравшись у замыкающей машины, водители тыловой колонны с лёгкой иронией наблюдали за приготовлениями танкистов.
   - Товарищ майор, - обратился Симонов к майору Бетехтину, - уберите людей за машины.
  Опустившись в башню и закрыв люк, комбат по ТПУ обратился к водителю:
   - Вася, левой гусеницей осторожно упрешься в ствол сосны, немножко под углом, чтобы дерево не упало на машины. Потом, обороты до полика, - свалишь. Когда сосна упадёт, езжай гусеницей прямо по ней, или правее ствола. Смотри, чтобы он не попал под брюхо, иначе зависнешь, и сядем. Понял? Вперёд!
   Танк, подминая мелкие сосёнки, грозно двинулся к крайней, могучей сосне. Уперевшись отполированной гусеницей в ствол, утробно рыкнув, без особых, видимых усилий, стал клонить дерево к земле. Сосна затрещала, и, цепляясь ветками за соседние деревья, обламывая сучья, с грохотом рухнула, сотрясая землю. Как не старался механик аккуратно положить ствол, на узкой просеке, сосна, всё равно, падая, длинными ветвями, слегка, накрыла крайние автомашины, царапая тенды и кабины.
  С оглушительным треском, ломая толстые сучья, сдирая коричневую кору с поверженного ствола, волоча за собой зацепившиеся пышные ветки, танк, не спеша, деловито двинулся к следующему дереву. С интересом наблюдавшие за этим поединком водители автомобилей предусмотрительно убрались за грузовики.
   С подчеркнутым безучастием, взиравший на приготовления танкистов, крикливый, майор, после падения сосны, с несвойственной его полной фигуре прыткостью, храбро выбежал перед идущим танком, что-то крича, суматошно размахивая руками. Симонов дал команду остановиться и открыл люк.
   - Подожди, капитан, зачем сразу нервничать? Сейчас попробуем съехать с дороги! Ты, что-же делаешь? Машины ветками побьешь! Подожди!
  Минут через пятнадцать, тыловая колонна всё-таки умудрилась, втиснуть свои машины и прицепы между стволами, по возможности, освобождая дорогу танкам. Батальон, вслед за машиной комбата, медленно двинулся по просеке, стараясь не зацепить автомобили. Пришлось положить ещё три сосны, для обеспечения прохода, к неудовольствию и великому сожалению Симонова, всегда с любовью таёжника относившемуся к деревьям. В щепки, измолотые гусеницами танков, они так и остались лежать на просеке, немым укором безжалостным людям.
   Простившись с лесом, колонна поднялась на не широкое плато, простирающееся до самой реки. Рукотворный остров между каналом и Эльбой, поросший невысоким редколесьем, был густо "нашпигован" войсками. Под редкой зеленью, укрытые маскировочными сетями просматривались танки и БМП, торчали железными боками различные плавающие машины, неестественными буграми высились понтоны на мощных КрАЗах. Стояли летучки и штабные машины, топливозаправщики и полевые кухни. Над деревьями раскачивались разнокалиберные антенны и тарелки ретрансляторов. Связисты в касках, с катушками на вспотевших спинах, тянули провода линии связи; на опушке, голые по пояс артиллеристы, чистили прицепные пушки, гоняя длинные штанги в стволы, туда, сюда. Как будто, и в правду, собирались немедленно стрелять по невидимому врагу. Всё происходящее, походило на кадры кинофильма "Великая Отечественная".
   Создавалось впечатление, что все мало-мальски пригодные для размещения и маскировки зеленые массивы и маленькие колки заняты подразделениями, прибывшими накануне. Раскисшая от нудного дождя земля была исполосована множеством гусеничных и колёсных следов, причудливо пересекающихся и разбегающихся в разных направлениях. Попробуй тут отыскать именно ту рощицу, которая указана тебе на карте, маленькой, как булавочная головка, красной бусинкой. В голове всплыли перефразированные слова известной песни - "Где эта милая роща? Дождик шумит над тобой!"
   - Наверное, вон, та? Нет, она намного меньше и по очертаниям явно не она! Тогда, следующая? Тоже, не похожа, какая-то вытянутая и очень редкая!
  Пологий уклон, к мелькающей между кустов Эльбе, переходил в высокую, рукотворную, защитную дамбу. Тянущуюся вдоль берега, на сколько хватало глаз. Симонов взглянул на карту. Именно здесь, проходит левый фланг участка форсирования, где и должен находиться его батальон. А, вот и его "милая" роща! Маленький зеленый островок, невдалеке от берега. Нет, как сапёры говорят - " от уреза воды". А здесь, или кто-то нас ждёт, или лесок уже кем-то вероломно занят, - стоят машины и ходят люди.
   - Кто первым встал, того и валенки! - усмехнулся комбат. Под деревьями укрылись летучка, два тяжёлых гусеничных тягача и пара "Уазиков". Возле машин, над развернутой на капоте картой, склонились несколько офицеров, среди которых, Симонов без труда узнал своих московских проверяющих. Комбат взглянул на часы - пришли вовремя, даже не смотря на непредвиденные задержки, почти на пять минут раньше. Компактно собрав колонну вдоль опушки рощи, остановил танк, подождал, спрыгнувшего с подошедшего БТР посредника в плащ-накидке. Вместе с ним, путаясь ногами в мокрой траве, направились на доклад к начальству.
   Подойдя ближе, Симонов определил в одном из горячо спорящих офицеров, незнакомого, худощавого генерала в полевой форме. И направился к нему, как к старшему по званию, для доклада. Тот жестом остановил его, продолжая что-то эмоционально доказывать москвичам. До Симонова долетели обрывки фраз:
   ...Да, что тут говорить! Мы тут, по три раза в год форсируем! ...И профиль дна известен, течение не изменилось, дожди были не сильные! Да, проверили всё, как положено, я ручаюсь! Вход и выход, створные знаки обозначим через час! - Отойдя на несколько шагов, к стоящей неподалеку машине, обернувшись, добавил, - я ещё подъедут, пусть готовятся!
   Симонов доложил полковнику танкисту о прибытии батальона. Тот, молча поздоровался с прибывшими офицерам за руку, и пригласил к развёрнутым на машине документам:
   - В районе герметизации, произвести необходимую маскировку. Подготовит танки к форсированию водной преграды по дну. Участок форсирования прежний. Мотострелковая рота преодолевает Эльбу в плавь, с ранее указанного рубежа. Колёсная техника переправляется по понтонному мосту, в километре ниже по течению, - указал время. Район сосредоточения на противоположном берегу, для мотострелков - указал, для танкового батальона - указал небольшую балочку, метрах в трёхстах от воды. Воздухопитающие трубы не сбрасывать, а снять в указанном районе. В этом пакете новые радиоданные, таблица позывных, сигналы управления, вернёте их позже. Режим радиомолчания снят. Время готовности - указал. Остальные вопросы подробно доведут командиры обеспечивающих подразделений.
   Москвичи отошли в сторону, слушая доклад армейского посредника и делая пометки в своих тетрадях. Симонов вызвал к себе всех офицеров и прапорщиков батальона и мотострелковой роты, коротко уточнил задачу. Представил старшего лейтенанта ремонтника, который со своими подчинёнными будет проверять герметичность танков. Затем с командирами рот и капитаном сапёром прошли к берегу, для уточнения на месте задач и порядка взаимодействия. Сапёр показал схему профиля дна - получалось, что в пяти метрах от берега, дно резко уходило вниз, до глубины трёх метров, затем медленно понижалось до четырёх, преодолевало два солидных бугорка и плавно выходило на пологий берег. Наметил, где будут вход в воду и выход. Указал места расположения спасательно-эвакуационных средств. Кстати, средний танковый тягач, успешно преодолев Эльбу по дну, уже стоял на противоположном берегу, возвышаясь трубой-лазом.
   Экипажи разворачивали на трансмиссии комплекты ОПВТ, выполняли необходимые работы, собирали воздухопитающие трубы. Начальник связи батальона прапорщик Лушников, за глаза величаемый "Луникоф", по аналогии с немецкой водкой, с лёгким румянцем, на неузнаваемо свежем лице, сновал по машинам. Вместе с проснувшимися связистами, проверяя на танках связь, под недремлющим оком капитана Емельянова.
  Но машины из полка с новыми комплектами ОПВТ не было. По докладам командиров рот, комбат знал, что четыре ветхих комплекта, вообще, не подлежат установке, неплохо было бы заменить ещё три в седьмой роте. Но с этими, в крайнем случае, можно обойтись, подлатать слегка. Время шло, а долгожданных посланцев не было. Посредники, решив свои дела, уехали, захватив с собой обладателя брезентовой бурки, которую тот, так и не снимал.
   Отпустив офицеров, Симонов остался на берегу один. Тусклые лучи солнца с трудом пробивались сквозь низкие облака. Накрапывал мелкий дождь, вдоль Эльбы дул пронизывающий, холодный ветер. Маслянистые, желтые волны реки лениво лизали берег, с шумом откатываясь назад. От свинцово-тяжёлой, в мелких волнах, медленно движущейся массы воды, веяло могильным холодом, враждебностью и необъяснимой тревогой. Комбат даже поёжился, плотнее кутаясь в плащ-накидку. Побродив по берегу, Симонов подыскал среди прибрежных кустиков место своему танку, откуда он будет руководить форсированием. Здесь его и нашёл, наконец-то прибывший, зам. командира полка по технической части подполковник Шкоркин:
   - Ну, как доехали "барбосики"? - вместо приветствия спросил подполковник, - мы вам привезли десять комплектов ОПВТ! Хорошо успели! Еле вас нашёл на этом "Бородинском поле", благо народу и войск столько, что никто на нас внимания не обратил. Федоткин, наверное, уже распределяет комплекты.
   "Барбосиками" Шкоркин ласково величал всех подчинённых.
   - Времени в обрез, товарищ подполковник, хорошо бы все танки на герметичность проверить. Да, и выпускные клапана посмотреть бы не мешало, не дай бог какой забарахлит, - ответил Симонов. Разговаривая, они направились к батальону.
   Экипажи тяжёлых тягачей выкладывали к берегу буксирный трос, неся его на плечах, разматывая с лебедки, попыхивающего дымком, тягача.
   - Чьи ремонтники? - спросил зампотех.
   - Не знаю, или армейские, или из местных. Ими старший лейтенант командует, и летучка с приспособлениями для проверки герметичности, тоже его.
  Танкисты споро устанавливали на танки оборудование, закручивая коловоротами болты герметичной крыши трансмиссионного отделения. Навстречу счастливый экипаж дружно переносил из глубины рощи, где спряталась полковая машина, новый комплект ОПВТ.
   - Весь набор получили? - поинтересовался комбат.
   - Весь! - за всех бойко ответил командир. - Мы с таким оборудованием, до Берлина дойдём, товарищ капитан!
   - Поздно спохватились, ребята, по моей карте Берлин теперь у нас сзади. А главное сейчас для нас - на тот берег попасть!
   - Ну, желаю успехов, не буду глаза мозолить, пока меня кто нибудь не прищучил, поеду потихоньку. Пехоту придётся кормить с твоей кухни, командир так решил, поваров не хватает. Передам, что у вас всё в порядке. Удач! - Попрощался подполковник Шкоркин и исчез в кустах, как настоящий разведчик, в направлении своей машины.
   С головы колонны, от комбатовского танка, к хвосту, двигалась летучка ремонтников, проверяя машины на герметичность. Принцип проверки был достаточно прост, на подготовленном к форсированию танке закрывали люки, на машину устанавливали специальный прибор, с манометром. Компрессором создавали давление внутри, а затем, по его падению определяют готовность танка. Экипажи ползали по броне, замазывая специальной замазкой маломальские щели и неплотности.
  Над колонной закачались устанавливаемые воздухопитающие трубы. Зацокали, выпуская клубы отработанных газов клапана выхлопных инжекторов.
   В самый разгар работы, вновь приехал худощавый сапёрный генерал, как Симонов понял
  - старший на этом участке форсирования. Следом прикатили уже знакомые московские проверяющие. Обошли колонну уже почти готовых танков, осмотрели тягачи, катер и водолазов эвакослужбы. Командный пункт комбата, в составе танка, БТР и БРДМ. Приказали, сюда же перегнать санитарку с фельдшером. Фельдшера в батальоне не было, его с успехом изобразил прапорщик Фокша - комсомольский вожак, с красным крестом на сумке через плечо. В целом, оставшись довольным увиденным, генерал, слегка заикаясь, и проглатывая окончания, спросил:
   - Когда будешь готов, комбат?
   - Минут через сорок, товарищ генерал - ответил Симонов.
   - Теперь слушай меня, - продолжил генерал, - о готовности доложишь мне, позывной
  "Волна -3" и коменданту участка. Всю "войну" начнут мотострелки, по моей команде - ты своим продублируешь! БМП одновременно в линию, на плав, на ту сторону. Затем на их место выдут мостовики, сбросят понтоны, начнут собирать мост. Ты ждёшь! Дам команду - начинай! Запомни, в воде три танка - один - выходит на тот берег, второй - на средине, третий - на входе! И не иначе! Подойдет время, свои колёсные машины отправишь к готовому мосту. Последним в воду пойдешь сам, выйдешь на тот берег, на себя, вплавь примешь БТР и БРДМ. У тебя на всё, про всё, времени в обрез! Его засекают от начала движения первой машины, и по прибытию последнего бронеобъекта на ту сторону! Всё понял?
   - Да, вот ещё, что! Если по радио получишь сигнал "Проход", или увидишь трехзвездную, красную ракету, слева, вход танков в воду прекратить, будем пропускать баржу, или буксир. Пройдёт посудина, доложи коменданту участка. По его команде продолжишь. Всё понял?
   - Так точно, товарищ генерал, - ответил Симонов, сам, поражаясь тому, как генерал понятно, сжато, простыми словами довел задачу.
   - Тогда, удачи! - пожелал тот, садясь в машину.
   Наконец, работы были закончены, и Симонов построил батальон. На всё это безмолвно взирали, оставшиеся после отъезда генерала, московские проверяющие, не коим образом не вмешиваясь в происходящее, прячась от дождя в кабине своей, стоящей под деревьями машины. Командир батальона коротко напомнил подчиненным задачу, определил порядок преодоления водной преграды, довел меры безопасности и последовательность действий при эвакуации экипажа, в случае затопления машины.
   По команде, танкисты заняли свои места в боевых машинах. Симонов ещё раз запросил по радиостанции каждый экипаж и убедился в работоспособности средств связи. Не задолго до назначенного срока, доложил по радио о готовности батальона. Потянулись томительные минуты ожидания. Волновались все. Конечно, волновался комбат, впервые в этой должности форсирующий Эльбу. Отвечающий за всех, и за всё, что происходит сейчас и, что может произойти через несколько минут в его батальоне. Он очень верил в своих солдат и офицеров. Знал, что они обучены, знают технику, и способны выполнить поставленную задачу. Но неясное беспокойство, легкое, как облачко на синем небе, нет-нет, да и закрадывалось в душу. За каждого не додумаешь, каждому свою голову не приставишь, трудно предвидеть все. Волновались и офицеры. В меньшей степени за себя, лично, это отодвигалось на второй, или, даже, третий план, больше за своих подчинённых, за своё подразделение. Несомненно, больше всех волновались главные герои сегодняшнего дня - механики-водители, которым непосредственно придётся вести тяжёлые боевые машины под воду. И от их умения и мастерства будет, возможно, зависеть большее, чем просто выполнение учебно-боевой задачи. Одно дело, тренировки на гидротренажёре, или учебное вождение на водоёме, где вода, лишь на половину скрывает башню, и то, на пару, тройку минут. Где вместо тоненькой воздухопитающей трубы, стоит широкий труба-лаз. Через который, можно без труда вылезти на свет божий, в случаи надобности. Эльба - совсем другое дело, это крупная судоходная река, почти пять метров воды над головой, незнакомое дно, коварное течение. Да, и мало ли, что может случиться. Не зря же ходит меж танкистов масса всевозможных, жутких рассказов о трагедиях и происшествиях на подводном вождении. А, механик-водитель сидит в машине ниже всех, и если, что, его первого зальёт, и противогаз одеть не успеешь. А, если затопит, попробуй во всей амуниции выбраться из-под пушки, ни за что, не зацепившись и не застряв.
   Симонов видел, что над некоторыми машинами, над закрытыми командирскими люками, поднимаются к небу лёгкие табачные дымки. Курят, черти, через лючок для ракетниц - без труда догадался комбат. Хотел, было отругать по радио, но передумал, вспомнив, что и сам, будучи курсантом, иногда, делал точно так же, в минуты волнения. Поэтому, сидя в открытом люке, закурил и сам, щёлкнув нагрудным переключателем, не называя себя, предупредил в эфир, чтобы по окончанию, не забыли закрыть лючки. Естественно, все поняли, кому принадлежит этот голос и о чем идёт речь.
   Посредники перешли на БТР, и расселись в открытых люках, к явному не удовольствию начальника штаба. Водитель бронетранспортера ефрейтор Романов продолжал что-то "колдовать" под машиной, периодически, то, исчезая под брюхом, то, ныряя во внутрь, открывая и вновь закрывая створки водомёта, и чем-то, стуча внутри.
   Наконец, справа взвилась в небо трехзвёздная зелёная ракета, и по радио поступил долгожданный сигнал. Всё, началось! Симонов продублировал его по УКВ связи мотострелковой роте. За соседними кустами фыркнули заведённые двигатели, и на пологий берег, ровной боевой линией, мягко покачиваясь на ухабах, буквально, вылетели боевые машины пехоты. Почти одновременно они достигли реки, плавно окунулись острыми носами в воду. На какое-то мгновение, скрылись корпусами в волнах, и вновь появились, грациозно покачиваясь на лёгкой зыби, устремились к противоположному берегу. Далеко справа, ниже по течению, было видно, как переправляются через Эльбу БМП, гусеничные самоходные паромы перевозят танки, неуклюже плывут зенитные "Шилки". Мотострелки ещё не достигли и средины реки, как на прибрежный песок выехали понтонёры. Сначала трёхосные "Зилы" выкатили прицепные катера, на несуразно высоких ногах-колёсах. Спустили их на воду. Неуклюжие на суше, подняв ненужные теперь колёса, маленькие судёнышки на воде, оказались удивительно резвыми и вёрткими. Запустив моторы, они лихо отошли на глубину, развернулись носами к берегу, застыли в линии, слегка развернувшись по течению, подрабатывая двигателями. И стали похожими на молодых щурят, затаившихся в прибрежной траве, в ожидании добычи.
   Следом, перебирая громадными, ребристыми колёсами скользкую дорогу, покачиваясь, как высоченные стога сена, выползли мощные "Кразы", с зелёными понтонами на могучих спинах. Одновременно развернулись задом к реке, ровной линией, поочерёдно сдавая назад, резко останавливались, войдя задними колёсами в воду, и как бы, стряхивали с себя квадратные понтоны. Те, с шумом падали в реку, чудесным образом раскрывались, перекатываясь мокрыми боками. И вскоре на воде покачивался вместительный металлический плот. Стоящие в готовности юркие катера, как собаки пастухов сгоняют баранов, собирали их вдоль берега в качающуюся металлическую ленту. На берегу и по понтонам сновали солдаты - сапёры в оранжевых, резиновых костюмах, с длинными баграми в руках.
  "Только в армии, мост строят вдоль реки" - как в известном анекдоте, отметил комбат.
   По-видимому, получив команду, вышли на средину реки, на своём катере спасатели, обеспечивающие батальон, и встали на якорь Боевые машины пехоты, приданные батальону Симонова, дружно выбрались на противоположный берег, построились во взводные колонны, и скрылись в зелени кустов.
  . - Скоро пойдём и мы! Надоело ждать! - в подтверждении мыслей Симонова, в наушниках шлемофона щёлкнуло, и в КВ. сети далёкий голос скомандовал:
   - Узор- 9, я Волна-3 - Вперёд! Вперёд!
   - Ну, с богом! - неожиданно для себя, вслух подумал комбат.
  В груди перехватило дыхание, как перед командой "Марш!" у бегуна на стометровке. С трудом, набрав воздуха, он выдохнул:
   - Узор-70, я Узор-9 - Вперёд! Вперёд!
   Танк командира седьмой роты старшего лейтенанта Близникова, выбросив тугую струю дыма, двинулся к реке. За несколько метров до воды, он был остановлен взмахом флажка майора Федоткина. Прапорщики - старшие техники рот, ещё раз придирчиво осмотрели машину, растопорили выпускные клапана. Получив "добро", по "лягушачьи" квакая выпускными клапанами, машина продолжила движение. На входе в Эльбу, танк слегка приостановился, будто пловец, ногой пробуя воду перед заплывом, и решительно двинулся вперёд. Сразу у берега, машина круто ушла вниз, мелькнув вздыбившимся кормовым бронелистом, с одиноко прикрученными к нему запасными траками. Вода вспенилась и забурлила гигантской воронкой за исчезнувшим танком, беснующиеся волны сомкнулись. На поверхности остались лишь стремительно погружающаяся воздухопитающая труба, и часть антенны, с красным флажком на верху. Разрезая трубой, как перископом подводной лодки, набегающие волны, бурля воду выхлопными газами, машина двинулась к противоположному берегу. Изначально, направление движения было выбрано, верно, и Симонову, даже, не пришлось поправлять механика. Упорно двигаясь вперёд, качающийся столбик трубы, преодолел средину реки, и стал, на глазах, расти, поднимаясь из пучины. Вскоре, разгоняя волну, на поверхности появилась пушка, затем командирская башенка, солидно раздвигая воду, поднялась сама башня. И, наконец, корпус танка, с которого обильно стекала, многочисленными потоками вода. Блестя, под редкими лучами солнца, мокрой броней, танк, как громадная морская черепаха, пополз к берегу, шумно отфыркиваясь двигателем. С грохотом, открылась крышка герметизации моторного отделения. Машина окуталась облаком хлынувшего изнутри теплого воздуха и водяных брызг.
   Симонов, намеренно, не запускал в воду очередной танк, не только для того, что бы убедиться, что всё пройдёт нормально. Но и для того, чтобы продемонстрировать сидящим в машинах очередным экипажам, что всё не так уж страшно, как рассказывают досужие паникёры. Он точно знал, что сейчас не один десяток взволнованных глаз, из темноты закрытых боевых отделений, в приборы наблюдения, с замирание сердца, наблюдают за танком командира седьмой роты. Каждый, внутренне страшится предстоящего форсирования, в тайне, даже от самого себя, желает уже оказаться на том берегу, и в тоже время, жаждет попробовать, примерить эти ощущения на себя. Риск и страх! Чувство самосохранения, и чувство долга! Захватывающее чувство преодоления этого страха, ощущение победы, в первую очередь над самим собой, и только потом, над страхом и нерешительностью! Успешное и грамотное форсирование одной машиной Эльбы, наглядный пример для остальных. Может быть, лишь маленькая помощь, в преодолении большого страха! Но действенная! И нужная!
   Вскоре на противоположном берегу была вторая машина, третья, четвёртая...Незаметно начала форсирование восьмая рота, её танки, также без приключений, выходили на плоский, песчаный берег, на другой стороне, и не спеша, направлялись в назначенный район. С высокого берега, из люка своего танка, комбат видел, как за ближайшим бугорком, качаясь, исчезали снимаемые воздухопитающие трубы, там же экипажи быстро разгеметизировали машины.
   Понтонеры, между тем, с помощью своих юрких катеров, наконец, развернули мост поперёк реки, соединив металлической лентой оба берега. И сейчас заканчивали на нём последние работы.
   Московским посредникам, которые, в начале, с интересом наблюдали за форсированием танками Эльбы, вскоре наскучило это занятие. Они, о чем-то беседовали, прохаживаясь по берегу, не встревая в дела Симонова. Армейский посредник, в своей неизменной плащ-накидке, пришёл к комбату на танк покурить. Как бы невзначай, обмолвился о том, что завтра батальону предстоит выполнить штатным снарядом 3"б" упражнение стрельб на Магдебургском полигоне. И поэтому, его отъезд, к сожалению, отменяется, до окончания этого мероприятия.
   - Ничего себе, новость, - слегка опешил комбат, - не успели ещё из воды вылезти, а тут, на тебе, ещё и штатная стрельба! Как говорится, из огня, да, в полымя! Только, наоборот! Такими темпами, мы за неделю, план боевой подготовки за полугодие выполним!
   Прибежавший водитель автомашины-радиостанции посредников, что-то доложил полковнику танкисту. Тот, со своим товарищем, направился по склону к танку командира батальона.
   Большая часть батальона, к этому времени, уже форсировала водную преграду и сосредотачивалась в назначенном районе. В воде находилось две машины девятой роты, ещё один танк подходил к реке. Таким образом, на нашем берегу оставалось две машины куцего, по причине отсутствия учебного танка, замыкающего взвода батальона. А, также, танк комбата, БТР начальника штаба, и БРДМ начальника связи. Колёсные машины батальона, уже, выдвинулись к построенному мосту. По которому, как бы, проверяя его прочность, медленно ползли "КрАЗы" понтонёров, несуразные без своих привычных понтонов на "голых" спинах. С комбатом, на обеспечении форсирования, остались летучка и санитарка.
   Полковник танкист, легко поднявшись на броню, сквозь шум двигателей, прокричал под шлемофон, на ухо Симонову - продолжать форсировать в том же духе! Загадочно пообещав скорой встречи на том берегу.
   - Он думает что, я не знаю о предстоящей стрельбе, - догадался комбат, - ничего, нам главное, на тот берег перебраться без потерь! Главное, попасть за Эльбу!
   Посредники уехали, оставив при батальоне армейского подполковника.
  "Добро" на движение очередной машины к воде, почему-то долго не давал майор Федоткин. Оказалось, на машине был установлен колейный минный трал КМТ-6, дополнительные ножевые секции которого, погнутые во время марша, не стопорились. Да, и сам трал, самопроизвольно, потихоньку, опускался вниз. И механик- водитель вынужден был периодически его приподнимать, поддергивать, как деревенский мальчишка, сползающие трусы. Наконец, ремонтникам удалось закрепить трал тросом, принесенным из летучки. Зампотех взмахнул флажком, Симонов запросил экипаж по радио, получив доклад, скомандовал, - "Вперёд!". Танк смело вошёл в воду, исчез в глубине и направился к противоположному берегу, обозначая своё местоположение движением не широкой трубы - воздуховода. Когда машина почти достигла средины реки, комбат дал команду на движение очередного танка. Теперь на берегу оставался только его машина. Взглянул на часы, - укладывались, даже с запасом! Всё правильно - машин не тридцать одна, а двадцать девять, плюс, общая слаженная работа, позволила оперативно выполнить задачу. На танк поднялся капитан Емельянов.
   - Кто у вас в экипаже? - поинтересовался Симонов.
   - Я, водитель, два связиста, замполит, - ответил начальник штаба и, покосившись на посредника, спросил: - Вы, товарищ подполковник, с нами?
   - Нет, уж, увольте! Я, вон, на санитарке, по мосту. Стар уже, под парусом ходить, - усмехнувшись, ответил тот.
   - В БРДМ - водитель, связист, прапорщик "Луникоф", - продолжил Емельянов.
   - Обязательно проконтролируйте, что бы все были в спасательных жилетах, особенно Лушников и замполит, - приказал комбат.
  В это время Симонов заметил, что передний в воде танк, почти миновал средину реки, но начал отклоняться вправо. Наверное, сносит течением, предположил комбат и запросил экипаж по радио. Ответа не последовало.
   - Этого ещё не хватало, - с трудом справился с волнением комбат. Может, моя радиостанция барахлит? Он запросил БТР, тут же последовал ответ связиста - значит, станция работает.
  Не отвечал на запросы и экипаж задней машины. Не смогли войти в связь с танками связисты с БТР. Внезапно впереди идущий танк повело влево, и он остановился. Это было видно, по неподвижно торчавшей воздухопитающей трубе. Но двигатель работал, обозначая себя бурлящей водой, и лёгким дымком, над притихшими, в вечерних сумерках, волнами. Задняя машина продолжала неумолимо идти вперёд, с каждой секундой сокращая расстояние до остановившейся. Необходимо было немедленно остановить её, или, хотя бы, каким-то образом, изменить направление движения. Иначе, она, не управляемая с берега, вслепую двигающаяся под водой, врежется в остановившийся танк. От удара может, нарушится герметичность обеих машин, отломится воздухопитающая труба, танк может, просто-напросто, перевернутся. Во внутрь хлынет вода, у экипажа мало шансов выжить. В лучшем случае, четыре трупа и затопленный танк.
   Тщетно комбат пытался вызвать экипажи по радио. Оба танка упорно молчали, никак не реагируя на вызов. Оставалось одно, смотреть, ждать и надеяться. Развязка неумолимо приближалась, расстояние между машинами становилось всё меньше, и меньше! С берега казалось, что двигающаяся воздухопитающая труба задней машины, вот, вот столкнётся со стоящим столбиком трубы передней. Вот, одна труба, заслонила другую, они почти слились! Всё!..Удар! Но, нет! Задняя машина, еле заметно, стала смещаться вправо! Дальше, дальше! Трубы начали расходиться! Между ними появился просвет, он увеличивается. Машины поравнялись, теперь их разделяет несколько метров. Разрезающий воду, как плавник акулы, столбик трубы двигающегося танка, прошёл по воде, бурлящей от выхлопных газов машины, замершей на дне. Фу, кажется, разошлись! Спасибо течению и счастливому стечению обстоятельств. Люди, сидящие на пятиметровой глубине во чревах своих грохочущих, бронированных монстров, даже не подозревали, какой смертельной опасности только что подвергались. Катер спасателей нарезал круги вокруг танков, находящихся под водой, в готовности немедленно оказать помощь, если она понадобится.
   Замыкающий танк продолжал двигаться к берегу. Его судьба, в настоящее время, волновала Симонова в меньшей степени. Противоположный берег плоский, он не далеко, рано, или поздно, танк на него выйдет, люди будут вне опасности. Другое дело, первый танк, стоящий по непонятным причинам, посредине реки, не отвечающий на запросы, и ни как не обозначающий своих намерений. Между тем, начинались сумерки, упавшие на землю стремительно, как это бывает, чаще всего на юге. По-видимому, экипаж, наблюдая из темноты замершего под водой танка, через воздохопитающую трубу за маленьким пятнышком света, тоже увидел приближение ночи.
  Во всяком случае, зажег топовый фонарь на вершине трубы. Над водой замерцал красный, хорошо видимый огонёк. Хорошо! Значит, экипаж жив!
   Но бесконечно находиться под водой танк, к сожалению, не может. Не получая необходимого количества воздуха для охлаждения, машина неизбежно перегреется и двигатель заклинит. Для спасения экипажа, танк придётся затопить. Вытянуть машину на берег тягачом нельзя, так как связь отсутствует, не возможно согласовать действия. Если, под воду спустится водолаз, начнёт цеплять трос, а танк, вдруг, поедет и задавит человека. В любом случае, необходимо заглушить двигатель. А, если есть возможность выехать самому, тогда, зачем глушить мотор? Потом, не заведёшь. Задачка, что надо! Скоро закончатся, отведённые на форсирование два часа, батальон получит "неуд" - вот, тебе, ещё один тупик!
   Симонов доложил коменданту участка, и обладателю позывного "Волна-3" о происшествии. Последовала команда - "Ждать!"
   - БТР и БРДМ в воду, на ту сторону, побыстрее! Стоящий танк обходить ниже по течению, справа, - отчеканил комбат, все ещё стоящему на танке начальнику штаба, - по моей команде, в колонне. Вперёд!
   Соскочив с танка, Емельянов побежал к своему бронетранспортёру, на ходу объясняя задачу прапорщику Лушникову. Как только они доложили о готовности, Симонов скомандовал "Вперёд!" Бронетранспортёр осторожно спустился к воде, открыл створки водомёта, волноотражатель, и поплыл, разрезая носом волну, оставляя за собой бурунный след. Следом, как утёнок за уткой, плюхнулся в воду и поплыл, преодолевая течение БРДМ, далеко обходя стоящий на дне танк. Тем временем, последний вошедший в воду, танк девятой роты, наконец, вышел на противоположный берег, командир открыл люк, сориентировался, и попылил к остальному батальону.
   Вскоре примчался всё тот же худощавый, быстро говорящий, сапёрный генерал-майор. Выпорхнув из машины, стремительно поднялся на танк к Симонову, сдёрнул с него шлемофон. Одел себе на голову, после чего, коротко спросил:
   - Позывные! - Комбат назвал. Попытавшись несколько раз безуспешно войти в связь, генерал сел на башню и закурил. - Все переправились?
   - Вот, он остался, - показал Симонов на воду, - да, моя машина.
   - Что со связью?
   - На берегу была нормальная, зашёл в воду - пропала!
   - У тебя как в анекдоте - "Так точно, связь есть, но не работает" У вас, "бронеголовых", всё время, что-то не так! - С раздражением повысил голос генерал, - всё время что-то не срастается! Зато форса - мы, танкисты! И уже более спокойно, спросил. - Что делать будем? Наверх докладывать, или сами попробуем разобраться? Симонов молчал, да, его мнение, по-видимому, никого не интересовало.
   - Катер спасателей к берегу, - тоже помолчав, приказал генерал.
  Симонов связался со спасателями и передал приказ. Наклонясь на борт, катер, разворачиваясь, направился к берегу.
   В это время, внимание комбата привлёк плывущий к противоположному берегу БТР начальника штаба батальона. Он явно тонул, корма машины просела глубоко в воду, и была, почти вровень с рекой. Лёгкий БРДМ, по-видимому, давно обошёл своего более грузного, тонущего собрата. И, уже, выходил на берег, разбрызгивая лужи на песчаной косе. Капитан Емельянов, и замполит капитан Прокопец сидели в верхних, открытых люках бронетранспортёра, в спасательных жилетах, с явной тревогой поглядывая, то, на близкий берег, то, на тонущую корму. Симонов на большом расстоянии не видел их лица, но по поведению и жестам, мог предположить, что оба изрядно напуганы.
   - Два капитана на одной тонущей посудине, а третий мореход, на берегу, - со злой иронией подумал комбат о себе и о своих подчинённых.
   Берег, куда сносило тяжело плывущий транспортёр, был обрывист и крут. Наконец, с очередной попытки, машина зацепилась передними колёсами за долгожданное дно. И, наверное, заглохла, так, как осталась неподвижной, медленно погружаясь кормой.
  Замполит неожиданно вскочил, перемахнул через открытый люк, пробежал по короткому носу машины, оттолкнулся и прыгнул в воду.
   - Однако, сдрейфил, Владимир Дмитриевич, жить захотелось, вон, как в одежде сиганул! А людей бросил, - мысленно осудил комбат подчинённого, - не ожидал, если честно признаться!
  Прокопец по пояс в воде выбрался на берег, схватил трос с подошедшего танкового тягача спасателей, и опять по пояс в воде потянул его с лебедки к БТРу. Симонову стало стыдно за свои сомнения.
   - Владимир Дмитриевич оказался на высоте! А, вот ты, сидишь, ни чего не предпринимая, а люди, твои подчинённые, могут погибнуть!
   Вскоре БТР был на берегу, из его внутренностей ручьём вытекала вода.
  Генерал, по-видимому, тоже наблюдавший за происходящим, несмотря на весь трагизм случившегося, с явной иронией спросил:
   - Это, случайно, не твои, под тем берегом с бредешком рыбачат?
   - Мои, товарищ генерал, - потупившись, ответил Симонов.
   - А в воду кто прыгнул?
   - Замполит батальона капитан Прокопец, - даже, с некоторой гордостью сказал комбат.
   - Редкий замполит, молодец! - похвалил генерал. И уже, обращаясь к запыхавшемуся командиру спасателей, продолжил:
   - Осторожно подойдёшь к трубе, причалишь, покричи им вниз, узнай, в чём дело. Потом, по радио скажешь нам! Понял? Капитан, в спасательном , малиновом жилете, собрался, было, бежать к катеру, но его остановил Симонов:
   - Товарищ генерал, так ничего не получится! К трубе причалит, - катер тяжёлый, сильное течение, - может трубу отломить. Там внутри от двигателя такой грохот, что никто ничего не услышит, разрешите, я сам! Произнося всё это, комбат оторвал от белого флажка, торчавшего в люке, ткань. На листке рабочей тетради, торопясь, размашисто написал, большими буквами "НАЗАД. НАЗАД. Не выйдет, ГЛУШИТЕ ДВИГАТЕЛЬ". Завернул писанину в материал, туда же положил валявшийся на полке болт. Разрешите?
   - Давай! - махнул рукой генерал. Симонов, вместе с сапёром побежал к катеру. Перепрыгнув через борт, капитан в жилете рявкнул "Вперёд!". Катер развернулся на месте, и помчался к огоньку воздухопитающей трубы. Он зашёл сверху по течению, и начал медленно сплавляться вниз. Симонов пытался дотянуться до трубы, но было далеко, и он, едва, не выпал из лодки. Зашли ещё раз, пока целились, Симонов приказал ближе сидящему сапёру, как подойдут к трубе стучать по ней, валяющейся на дне железякой, что есть мочи. Теперь катер подошёл поближе, даже шаркнулся о трубу. Изловчившись, комбат закинул в неё послание, а боец постучал железкой. Катер спустился ниже по течению, подрабатывая мотором, остановился. Все неотрывно смотрели на трубу. Поняли, или нет? Нашли записку, или в темноте, грохоте, и капающей воде, не заметили послание. От этого сейчас зависело многое!
   Однотонно бурлящая выхлопами вода, как-то изменила тембр звука. Неожиданно всплыли громадные пузыри, они с шумом лопались, в сумерках, над водой, резко запахло отработанной соляркой, горелым маслом перегретого двигателя. Огонёк на трубе качнулся, пополз назад, снова встал, пошевелился из стороны, в сторону, дернулся вперёд, опять встал.
   - Не могут тронуться, сейчас заглушат двигатель! - догадался Симонов. - Ну, давайте, ребята, рычаги во второе положение, заднюю, и тихонько с рычагов, назад. Чтобы не заглушить!
  Как будто услышав его, машина выбросила из воды облако дыма и гари, фонарик резко пошел назад, вновь замедлил ход, и всё увереннее, и быстрее пополз к берегу.
   - Кажется, выехали! - Хотелось кричать Симонову, - Давай! Давай!
  Слева, в темнеющее небо, взмыла, необычно яркая трёхзвёздная, красная ракета, за ней ещё, и ещё одна. Катер помчался к берегу, и уткнулся в песок ниже предполагаемого места выхода танка. Симонов спрыгнул на землю, отошёл в сторону и стал ждать танк.
   Красный огонёк стремительно приближался к крутому берегу, наверное, механик решил идти до последнего. Вот до берега пять метров, три,- танка ещё не видно в глубине, но выталкиваемая им вода выплеснулась на берег, и растеклась по сторонам. Наконец стремительно, как водяное чудовище, вспенивая воду, в глубине возник задний броневой лист. Вымытые водой, блестящие в сумерках гусеницы. Крыша моторного отделения, с вздутой тканью герметизации, следом, башня, в потоках бегущей к носу воды. Гулко выстрелили выпускные клапана, спрятав машину за облаком прогорклого, маслянистого дыма. Танк выехал на берег, резко присел кормой, дёрнулся, и заглох, повиснув пушкой над взбудораженной водой.
  Стало удивительно тихо, так тихо, что можно было услышать голоса саперов, разводящих мост для прохода баржи. В танке что-то осторожно стукнуло, ещё, и ещё раз. Медленно приоткрылся командирский люк и замер. Также осторожно поднялся люк заряжающего, со щелчком встал на стопор. Над люком появилась голова в изолирующем противогазе, с круглыми стёклами-глазами и ребристой трубкой, посмотрев во все стороны, скрылась в башне. Из люка командира вылез младший сержант Вихорев, спрыгнул на землю. Не обращая внимания ни на генерала, ни на комбата, сел на мокрую землю, прислонившись спиной к влажному опорному катку, устало, раскинув руки, отрешенно глядя куда-то, перед собой. Как будто, и впрямь, увидел там, что-то интересное, видимое только ему. Наводчик, ефрейтор Гулобшоев, и заряжающий, старослужащий Лятифов, выбрались на трансмиссию, молча, обессилено сидели на мокрой броне. Открыв свой люк, попытался выйти механик водитель, но, по-видимому, надышался газов. Его стошнило, и он, головой вниз, прилег на лобовую броню. К машине, со своей медицинской сумкой, уже спешил прапорщик Фокша. Неожиданно для себя, краем глаза, комбат увидел, что стоящий в сторонке худощавый сапёрный генерал, несколько раз быстро, размашисто перекрестился.
   Чуть позже, генерал и Симонов обошли машину. На самопроизвольно опустившейся, правой, ножевой секции КМТ, висел громадный, как стог сена, увитый водорослями, мокрый кусок донной глины. Который, судя по торчавшим из него корням, какого-то неизвестного дерева, был лишь малой частью того, что осталось на дне. Генерал повернулся к капитану сапёру из спасательного катера, с металлом в голосе спросил:
   - Кто проводил разведку дна?
   - Мои водолазы, товарищ генерал, - виновато, доложил тот. Отпираться не было смысла.
   - Времени нет, я со своими разгильдяями, сам разберусь! Но и ты, комбат, со своих технарей тоже спроси, почему трал упал? Куда девалась связь? Кто машину готовил? - Сурово глядя на обоих капитанов, продолжил генерал, с трудом сдерживая гнев.
   - Разговор с вами не закончен! Меру вины каждого определим! Главное - людей не погубили. Им, солдатам вашим, спасибо надо сказать!
   - У тебя часы есть, комбат? Снимай! - Симонов, недоумённо снял и подал свои "Командирские" генералу. - Стройте всех, кто на берегу.
   Через пару минут, Симонов построил на траве возле танка всех оставшихся, из своего батальона и пятерых спасателей, включая, облаченного в доспехи, водолаза. Напротив был построен спасенный экипаж. Не дожидаясь доклада, генерал вышел между короткими шеренгами, и на секунду задумался. Освещаемая яркими огнями, оглашая темнеющие берега мощной сиреной и тяжёлыми вздохами могучего двигателя. По фарватеру, как раз там, где ещё недавно стоял под водой застрявший танк, вниз по течению, важно проплыла громадина самоходной баржи. Глядя на несущиеся над водою пузатые борта судна, генерал с чувством несколько раз повторил:
   - Спасибо, сынки! Спасибо! Молодцы! Воскресли! Бог дал, воскресли! - пожал руки экипажу, вручил свои часы и часы Симонова, командиру и механику-водителю.
   Дружески похлопав командира танка по плечу, ещё постоял немножко, о чём-то думая, и направился к машине, жестом пригласив с собой Симонова:
   - Баржа очень кстати. Я думаю, из-за неё задержка форсирования и произошла. Как только мост сведут и дадут команду, пойдёшь на своём танке в воду, на ту сторону, по тебе время и засекут. Этого "утопленника", с новым механиком и офицером, пошлёшь к мосту, и оставшиеся колёсные машины тоже, я распоряжусь, что бы их на тот берег пропустили. Всё понял? Действуй! Хлопнул дверкой машины, и укатил.
   Вскоре понтонёры вновь свели концы разъединенного в средине моста, комендант участка дал команду всем продолжать форсирование. По понтонам глухо застучали колёса проходящих машин. Управляемый прапорщиком Филимоновым - техником роты, с майором Федоткиным в командирском люке, злополучный танк, по мосту перебрался на другую сторону. Симонов запросил по радио начальника штаба, приказал ему наблюдать и руководить комбатовской машиной. Дал команду экипажу "По местам!", закрыл за собой люк. Танк спустился к Эльбе, резко, как бы провалившись, ушёл под воду, оставив над рекой лишь водухопитающюю трубу. Наблюдая из башни в призменные приборы мутную, с пузырьками воздуха речную воду, слушая ровный гул двигателя, комбат пытался понять причину потери связи с машинами. Что, едва ли не стало основой крупного чрезвычайного происшествия с гибелью людей. Когда стечение сразу нескольких факторов: неисправность оборудования трала, внезапная потеря связи, формальная разведка дна реки, могли стать причиной трагедии. За своими тяжелыми мыслями он не заметил, как машина преодолела реку. В смотровые приборы снова стал, виден берег, в вечерних сумерках, понтонный мост, огни двигающихся по нему машин. Симонов открыл командирский люк - Эльба была позади! Батальон уложился в указанный норматив по форсированию.
   Р.С. На следующий день, при подготовке к стрельбе, выяснилось, что на обеих потерявших связь машинах, отсутствовали уплотнения изоляторов антенных вводов. Ввиду чего, туда затекла вода, произошло замыкание на корпус, и потеря связи. Позже выяснили, что уплотнения похитили для изготовления самодельных браслетов к часам, заряжающие этих машин старослужащие рядовые Лятифов и Хайдаров. По прибытию в полк они были наказаны командиром батальона, и отбывали арест на гарнизонной гауптвахте.
   Водитель бронетранспортёра ефрейтор Романов, не закрутивший сливную пробку на днище БТР, был наказан начальником штаба батальона. Понесли наказание и другие должностные лица батальона.
   С худощавым сапёрным генералом комбат Симонов больше не встречался, по понятным причинам, происшедшие события не получили широкой огласки.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"