В 1990 году меня пригласили в удивительное и совсем уж неожиданное (по тем бедным временам) морское путешествие - по странам Средиземноморья. Но до этого должно быть речное, по Волге, через всю страну. Конечный путь - Соловки. Тоже неплохо, но это наша земля, никуда не уйдет. Главной приманкой был , конечно, Запад! Страны, в которых мы должны были побывать, как известно, стали колыбелью европейской цивилизации. После десятилетий оторванности от мира нам предстояло восстановить утраченные связи, наладить прерванный диалог. Нас там ждали! Нас хотели услышать! Состав культурной миссии - так торжественно именовали нашу делегацию - по своему авторитету, известности, профессиональным заслугам был просто фантастическим. На ум приходило разве что Великое посольство Петра 1 - не больше, не меньше. Более заманчивого предложения казалось бы и придумать невозможно.
Но все оказалось не так просто....
ЗАКРЫТАЯ ТЕМА
Не сами факты, не суть, а то, что окружало их: идея, обстоятельства, механизм тайной операции, подробности, которые сопровождали ее... По-моему, это не менее интересно, чем предмет расследования. Суть же, предмет - несмотря на то, что он куда как важен, даже сенсационен - уже мало, кого волнует. Сенсационен - в прошлом. Сразу скажу, о чем речь - золоте партии, о том, куда оно исчезло. Никто не сомневался в его существовании. Обо всех расходах нам не дано было знать, но в одном мы были уверены: ведь на что-то кормились коммунистические партии мира. Назвать их чисто-партийными деньгами тоже было нельзя, партия была сращена с государством, ей, по сути, принадлежал весь наш национальный резерв. Кто кормил - партия, государство - так ли важно? Просто деньги, 'золото' назывались партийными.
Но кого сейчас занимает эта тема? За то время, то есть, с тех пор, когда она была куда как актуальна, а разговоры об этом золоте не сходили со страниц печати, прошло более двух десятков лет. С тех пор столько было всяких сюжетов, связанных с крупными суммами, обозначенных цифрами с немыслимыми нулями, столько было украдено и присвоено, что тема больших денег перестала быть сенсацией. Ею сейчас никого не удивишь. Капиталы неведомо откуда появлялись, куда-то переводились, разворовывались. Золото партии - ну что ж...Было и такое. Но это только один из немыслимых капиталов, не больше. Куда-то оно исчезло? Может, да, а может, нет. Дело-то прекращено... Тема закрыта.
Формально так оно и есть: дело прекращено за отсутствием - как пишут в судебных документах - 'состава преступления'. Подтверждено это судами самых высоких инстанций, в том числе, международных. Не было, а значит, нечего было красть и прятать.
И все-таки странно. Со времени пропажи царского золота, "золота Колчака" прошло почти сто лет, тем не менее, его ищут до сих пор. А тут - молчание. Объяснить его можно разве тем, что "царская" загадка хоть и была осенена венценосным именем, связана с фигурой легендарного генерала, но ясно: это были запасы страны, золото России. А здесь непонятно даже, о чем идет речь. Ведь тема партийной собственности никогда широко не обсуждалась, не было никаких достоверных сведений, что она имеется вообще, документов не осталось, конкретный распорядитель (сама партия) не назван. Все было преувеличено, правда куда скромнее и обыденнее. Партия жила исключительно на взносы своих членов, никаких сокровищ у нее не было. Вот и все, что можно сказать о партийных накоплениях. Все остальное - пустой разговор.
И только косвенные факты говорили о масштабах потерь, гигантском уроне, понесенном, по сути, всей страной. Игорь Бунич приводил такую цифру: за последние 10 лет существования КПСС только братским партиям была роздано 100 млрд. долларов - сумма, соизмеримая с прежним бюджетом страны. Сколько просили, столько давали - сохранились письма, все примерно одного содержания: "Просим предоставить столько-то миллионов", часто даже без расшифровки, на что. На письмах, как правило, появлялась резолюция: "Удовлетворить". Миллиарды, стало быть, были. Но не о них речь! Что ушло - то ушло. Но ведь не все роздали, не все раздарили. На черный день тоже что-то припасли. Вот это богатство и стало предметом поисков.
И уж кстати: нет такого отдельного, обособленного понятия "золото партии". Привычное клише сужает проблему. Мы говорим о золоте, как таковом, как драгоценном металле, знакомом по телевизионным картинкам: округлые слитки, на которых выбит инвентарный номер и четыре девятки. Но это не так! Золото - только символ. На практике 'золото партии' - это и валюта, и антиквариат, картины старых мастеров, и даже драгоценные камни, Весь этот набор даже удобнее золота. То должно было все же отражаться в каких-то в банковских проводках, ведь известны мировые запасы желтого металла, а произведения великих художников (все известны, это так, но сколько пропало в войну!) могут храниться просто в банковских ячейках, с годами они только набирают цену. Все это надо иметь в виду, когда говорят о партийных накоплениях.
Но главное даже не в этом. Учесть все награбленные богатства просто невозможно. Партия распоряжалась всеми финансовыми институтами страны: Минфином, Госбанком, резервным фондом Центрального банка, бюджетом, экспортной выручкой - в общем, контролировала все. Так что если и отрезали (имеется ввиду суммы, переведенные братским партиям - единственно, на что сохранились документы) , то только ломоть. Каков был сам каравай, об этом можно только догадываться. А потом все смолкло. Владелец (КПСС) исчез, а его преемник (нынешняя компартия) не признан ни одним международным судом, стало быть, исков в Интерпол не поступало. Вполне возможно, что все названные ценности существуют до сих пор - они же никем не востребованы. Где они сейчас? Кто имеет к ним доступ? Не будем гадать. Дэн Браун с его таинственной, заговорщической прозой здесь не подмога. Будем говорить не о предположениях, не фантазиях, о фактах. 'Рукописи не горят', но ведь золото тоже. Сгореть металл (если говорим только о нем) - подобно Янтарной комнате - не мог. Где-то есть, кого-то ждет. А, может, уже и перетекает в фантастические зарплаты крупных чиновников или другие активы. Докопаться до истины трудно, да и статья не об этом, статья - о том, как прятали.
ОСТАВИТЬ РАБОТУ? ПОЖАЛУЙСТА!
А теперь - к началу истории. Итак, 90-й год. Однажды у меня раздался звонок - звонил знакомый главный редактор одной из газет:
-Не хочешь ли поплавать по России, от Москвы до Соловков, а дальше по Средиземному морю - по восьми странам Европы? Предложили мне, не могу по работе. Только надо собрать редакцию. Человек 6-8. Оторвешь людей от работы на два с половиной месяца? Подумай. Справишься? Что - сразу возьмешься? В друзьях не сомневаюсь.
Из дальнейшего разговора выяснились некоторые подробности. Создано некое общество - "Личность", смысл его названия таков: возвращение к тому, что у нас было отнято, попрано, уничтожено - личностные человеческие ценности, общечеловеческая мораль, вековые нравственные представления о добре и зле. Общество - в числе прочих новых институтов, созданных перестройкой - призвано вернуть 'моральный кодекс человечности'. Для этого оно собственную миссию, у которой свое и тоже знаковое название: "Истоки". Она и оправится в плаванье. Ей дадут возможность прикоснуться к истокам европейской культуры, колыбели цивилизации, святыням, от которой мы были оторваны много десятков лет, ну, а кроме того, представить европейцам - политикам, общественности, деятелями культуры, с которым должны встретиться ее члены, идеи нашего нового государства, нового Союза. Ведь не все представляют, что творится сейчас у нас в стране. Пусть на все вопросы ответят одни из самых авторитетных людей страны.
Причем здесь журналисты? У них тоже важная задача: они должны будут описывать все виденное и слышанное, вести как бы дневник путешествия. О встречах и будет рассказано в специальном журнале миссии, кльлоый будет выходить каждую неделю. Интеллектуальный дневник путешествия. Уже есть договоренность с типографиями, российскими и зарубежными - нас будут ждать на каждой стоянке, в том числе и всех странах, где мы побываем. Написали, напечатали, в следующем порту - следующем городе Европы - мы раздаем журнал всем желающим. Так он появится во всех странах мира.
-Согласен? - еще раз уточнил знакомый. - Тогда я позвоню председателю правления общества, Валерию Кузьмину. Не слышал? Еще услышишь.
И он добавил еще одну существеннейшую деталь: поездка для всех участников миссии будет бесплатной. Никаких денег от них не потребуется. Ведь на них возложена государственная задача. Они будут говорить от имени всей страны.
Предложение казалось волшебным. Мы не очень-то вникали в финансовые подробности предстоящего плаванья. Общество называется благотворительным, у него есть поступления от своих хозрасчетных филиалов, внешнеторговых операций, есть и добровольные взносы. Вот эти средства и решили потратить на гуманитарные цели. Таких объяснений нам было достаточно.
Но прежде предстояли встречи с руководством. Кузьмин понравился сразу. Человек умный, доброжелательный и необыкновенно обаятельный. То, что в недавнем прошлом он был полковником КГБ, чего, кстати, не скрывал, нисколько не смущало. Это было даже модно - в Комитете, значит, были свои люди. Умные, знающие, широко мыслящие, заглядывающие вперед. Они понимали неизбежность краха системы, и как-то - как, в это не очень-то вникали - способствовали ее падению. Имя Калугина было тогда у всех на устах. Широта взглядов Кузьмина, масштабность обобщений, близкая нашему сердцу оценка современной ситуации - все это вызывало немедленное расположение. Его разговор был живой, интересный, умный. Нравились нетривиальные обороты речи, умение слушать. Вкратце обрисовав задачи миссии, он заключил: "Набирайте редакцию'. Коротко и ясно. Количество и состав сотрудников отдал на мое усмотрение - как решите, так и будет, он ни во что не вмешивается. В этом отсутствии диктата - самом главном вопросе тех лет - тоже чувствовалось веяние нового времени. Доверие становилось одной из нравственных ценностей перестройки. Поэтому иы нисколько не сомневались в искренности Кузьмина.
Уже через несколько дней я представил ему список. Набрать людей было, понятно, не сложно. Типичный ответ: 'Нужно оставить работу? - Пожалуйста'. Кто ж откажется? Такой шанс выпадает раз в жизни. Ни о чем не спрашивая и не выражая никаких сомнений, Валерий Митрофанович (имя и отчество нашего руководителя) сразу подписал его. Не скрою: я был польщен таким доверием.
Точные сроки отплытия известны не были, я находился все время на связи с Кузьминым. Журналисты, которые ждали моих звонков, до конца так и не верили, что им выпало такой невероятный шанс. Некоторые дальше Болгарии никуда не выезжали. Убедились только тогда, когда мы собрались на "Речном вокзале", где нас уже ждал теплоход. Путь предстоял долгий - в общей сложности два с половиной месяца, из них полтора - по Европе, и потому многие пришли с близкими, те долго махали вслед отчалившему судну.
Итак, в путь. Мы будем выполнять задачу всемирно-исторического масштаба. Энтузиазма было много - мысли придут. К тому же до Европы мы ждали пополнения нашей миссии - самыми светлыми умами России.
Но что-то было не так... Не заладилось с самого начала.
ОРДЕНА ИЗ ЖЕСТИ
Первые подозрения могли возникнуть уже во время месячного плаванья по Волге, ее протокам, каналам, остановкам в старинных русских городах. Никто нас не ждал, никому мы не были интересны. Мы издали только один журнал, посвященный Соловкам (кстати, неплохой), где в память о мучениках поставили шестиметровый крест. Кстати, то, что этот единственный печатный орган все-таки появился, было чистым везением. Среди участников поездки нашелся директор одной из приволжских типографий, мы узнали об этом невзначай, когда плыли уже по Волго-Дону, услышали в случайном палубном трепе. Он понял нас с полуслова, и все организовал.
Кажется, мы, журналисты, работали больше всех - не только на этот журнал, но и будущие, которые выйдут уже за рубежом. И потому старательно записывали все дискуссии, которые велись на палубе - другой работы у философов, депутатов, историков, деятелей церкви и вдруг возникшего казачества, всех тех, кого мог принять большой речной катер, просто не было. Казаки! Это был отдельный разговор. Во многих городах нас встречали их делегации - все были одеты в военные мундиры, которые усыпали многочисленные царские ордена, сапоги, кнут за голенищем. Кто их наградил? За что? Они награждали сами себя. При ближайшем рассмотрении ордена оказывались мишурой, нарезанной из консервных банок. Впрочем, где тогда было взять другой декор? А утверждать знаменитое когда-то и заслуженное сословие россиян, возвращаться к собственным истокам - все это было необходимо. 'Роль казачества в новой России' - без этой темы не обходилась ни одна дискуссия. 'Ряженые' - иронически называли мы их про себя. Но слушали их с интересом. Любимой их темой были рассуждения об особом пути России в мире и необходимости возвращения ей самодержавия. Гласность появилась вот-вот, но рассуждения их были искренни, логичны и убедительны. Бессмертная триада Уварова, оказывается, никогда не покидала страну.
Казаки запомнились еще тем, что они были главными участниками важного действа: установления на Соловках большого деревянного креста (который был приготовлен заранее). Это была наша главная миссия на Соловках. Крест торжественно пронесли по всему острову, его должны были водрузить на берегу, для чего стали - в камнях - рыть углубление. Казаки сбрасывали с себя мундиры, такая жаркая шла работа. Но вот подул легкий ветер, который скоро превратился в грозный шквал. Он мог сбить человека с ног. Ливень, обрушившийся на остров, темная вода моря - все слилось. Один казак бросил лом, побежал в укрытие, за ним другой...Скоро у креста осталось 3-4 человека (а было не меньше 50-ти). Но оставшиеся не сдавались! Только убедившись, что громадное деревянное сооружение прочно стоит в своей бетонной лунке, они покинули место сражения с грозной стихией.
Шторм смолк только к утру. Солнце светило безмятежно, как будто здесь всегда такая благостная погода. И берег был столь же пустынен, как прежде. И только среди валунов, на камнях лежал поверженный символ мук и геройства узников Соловков, дань нашей памяти их страданиям. Шквал повалил крест как спичку. Никому не пришла в голову идея возобновить работу. Мы оставили поверженный крест на берегу и отправились дальше выполнять свою миссию. Больше о нем никто не вспоминал.
Весь тираж журнала (сцена несения креста была вынесена на его обложку) привезли в Одессу, куда мы прилетели из Архангельска, и где к участникам миссии присоединилась еще одна большая группа, но уже вип-персон. Все были известны, они не сходили с экранов телевизоров. Это была - как бы сейчас сказали - главная 'фишка' нашей миссии.
Мы каждый раз поражались, слыша имена. Сергей Аверинцев, Вячеслав Иванов, Алесь Адамович, половина академического института философии, историк Владлен Сироткин, человек удивительной эрудиции, досконально знавший все не только о каждом маленьком поселке на Волге, по которой мы плыли, но и о странах, которые еще предстояло посетить, депутаты разных уровней, фамилии которых сейчас не назову, но тогда эти люди были всем известны. Из артистов - Тамара Гвердцители, Алла Иошпе и Стахан Рахимов, фольклорные ансамбли, большое количество художников, историков, искусствоведов, лингвистов. Некоторые из них много писали о Западе, но его так и не видели. Были и священнослужители, организовавшие на судне походную церковь. Ну и казаки, куда без них! В Одессе к нам присоединилась большая их группа во главе с всероссийским атаманом. Приглашен был Николай Каретников, тогда уже известный композитор, космонавт Александр Серебров, бард Александр Дольский...Маршрут: Греция, Италия, включая Сицилию, Мальта, Египет, Израиль, Кипр, Турция и снова Одесса. Возникла, правда, некоторая паника. Дело в том, что в Одессе мы должны были получить заграничные паспорта, а также разменять валюту. Получили (вернее, разменяли) по 30 долларов на каждого, на все полтора месяца, многие видели валюту впервые, и не представляли, много это или мало. Но кого тогда волновали деньги?
РАШЕН-ПОБИРАШЕН
...Белый большой теплоход "Леонид Собинов", над которым почему-то развевался мальтийский флаг... Прилетели утром, а уже к вечеру должны были отплывать. Отплытие было торжественным. Была разбита традиционная бутылка 'Шампанского', загружены трюмы невероятным количеством контейнеров. Мы собирались брататься со всем миром! В контейнерах были памятные медали, которые мы должны были вручать нашим друзьям-оппонентам по дискуссиям. На них были изображены великие люди России за всю ее историю, из наших современников: Гагарин, Сахаров, Лихачев. Медали специально заказывали известным скульпторам, отчеканили их на Монетном дворе. Каждая лежала в дорогом футляре на бархатной подкладке, предполагалось, что их будут вручать политикам, деятелям культуры, науки, просто гостям, которые придут на судно. В будущем эти медали займут - в том никто не сомневался - самое достойное место в городских музеях Европы.
И снова - какой-то просчет. Палубные философские дискуссии так и не перекочевали в актовые залы больших городов. Нас никто нигде не встречал, никуда не приглашал, не было никаких симпозиумов, никто не жаждал услышать наших певцов и посмотреть новое искусство нового государства. Кажется, наша перестройка - а мы считали, что нет важнее события в мире - не очень-то волновала этот мир. Да и знали ли о ней? Корабль плыл, предоставленный самому себе, и мы держались только надеждой: вот в следующем городе, следующем...Там нас ждут, там нас будут слушать. Но в следующем городе ждало очередное разочарование. Отчаявшись получить зал, фольклорная группа подготовила костюмную сцену из древнерусской истории - сражение русских с половцами - и устроила представление прямо на улице Палермо. На древних мостовых мелькали кольчуги, мечи, раздавались воинственные клики. Прохожие в страхе шарахались: в городе высадился десант дикарей.
Корабль разрывали слухи, недовольство, возмущение. Зачем эта миссия? В чем наша роль? Где наши слушатели? Да и существуют ли они вообще? КУже витало слово 'авантюра', но такого масштаба? И с какой целью? Понять этого мы не могли.
У меня остались буквально записанные слова Сергея Сергеевича Аверинцева, человека крайне деликатного и даже застенчивого - когда вместо обещанной встречи в Александрии с коллегами нас привезли в третьесортный музей древностей малозначительного учебного заведения. Он был в бешенстве. Я стоял рядом и просто не мог не записать его слов - с таким волнением он говорил их.
-Я не хочу, чтобы меня куда-то брали, но я хочу, чтобы надо мной не издевались. Мне уже шестой десяток лет, для меня это невозможная история. Я наивный человек, я должен был бы привыкнуть, но я понадеялся в очередной раз. Я оставил дома работу, депутатские обязанности. Мне никто ничем не обязан, но я не хочу, чтобы мною распоряжались.
Будем справедливы: иногда для нас все же устраивались экскурсии. Но делали это по самому низшему, самому дешевому разряду. Помнится, в Риме нам дали в экскурсоводы домохозяйку - видимо, в здешних турбюро держали и такой резерв на случай неожиданно большого наплыва туристов. Ее познания в римской истории не превышали уровня знаний наших четвероклассников. Мы возмутились и пошли в Колизей сами, благо, вход был бесплатным. Все остальное было для нас закрытым, недоступным. Те ничтожные деньги, которые нам разменяли, мы берегли на самый чрезвычайный случай, а еще - святое! - подарки родным. Уж без этого мы точно возвратиться не могли. Разве что в Неаполе потратились на Помпею - электричка, как сейчас помню - стоила семь долларов! Нет, не жалели, но больше такой роскоши позволить себе не могли, берегли валюту до Турции, там, говорили, самые дешевые вещи.
Но искусство, культура Запада, которую так мечтали увидеть! Она была для нас недоступна. Не меньше пяти долларов в любой музей, на любую выставку - на подобные расходы мы пойти не могли. Помнится, в Неаполе несколько человек, среди которых были не только отчаянные молодые люди, но вполне солидные ученые мужи, не имея возможности купить билет, изобрели такой экзотический способ: вихрем промчались мимо контролера, чтобы хоть на мгновение, хоть краешком глаза взглянуть на картины, что-то урвать из недоступной нам и такой притягательной культуры Запада. Их немедленно выставили, но своего они добились, ято-то посмотрели. Все это было постыдно и унизительно.
Запомнился еще один эпизод - о нем нельзя не рассказать. Нас, предварительно отобрав паспорта, выпускали на несколько часов в город. Обычно ходили по двое или группами - те, кто уже подружился на судне. Моим спутником был мой старший товарищ - Саша, прошедший войну и мечтавший стать архитектором (стал журналистом). Марсель - а наше судно остановилось у дальнего причала именно этого города - был знаменит каким-то необыкновенным зданием Корбюзье, первым в его проекте 'города солнца', его и хотел увидеть Саша, но оно находилось на окраине Марселя. Не доберешься! Моей же мечтой было посмотреть на замок Иф, существующий до сих пор и знаменитый тем, что там томился и оттуда бежал граф Монте-Кристо. Но перед глазами представал лишь неясный и бесформенный холм, возвышавшийся вдалеке от берега над морской гладью. Сколь близко мы не подходили к причалу, как не таращили глаза на далекую глыбу, ничего разглядеть не удавалось. Саша посмотрел наверх, и решительно сказал: 'Пойдем!' Дело в том, что на вершине горы, возвышавшейся над Марселем, стояла церковь, посвященная всем погибшим морякам. Он догадался: там не может быть смотровой обзорной площадки всего города, не могут быть не установлены подзорные трубы-телескопы, предназначенные для туристов. На вершину вела витая тропинка, мы поднимались по ней не меньше получаса, а в церкви - кроме привычной утвари - увидели множество макетов погибших судов, обломки корабельной оснастки, и это тоже было интересно. Мекка для спасшихся моряков и осиротевших родных! Город - как на ладони.
В телескоп надо было бросить мелкую монетку, черная диафрагма поднималась, открывался обзор. Но даже на эти нищие гроши тратиться было жалко. Вдруг именно их как раз и не хватит на подарки! Здесь мы и решили реализовать задуманное. Те, кто пришел посмотреть Корбюзье, особо не любопытничали, и отходили от телескопа, когда тот был еще открыт. В оставшиеся немногие секунды, Саша, как коршун, бросался к окуляру, и какие-то мгновения любовался великим творением. Он был счастлив. Мне же повезло меньше: на замок Иф смотрели до конца ('даже крошки со стола подъедают!' - злился я.), так что я его так и не увидел.
Нищета преследовала нас. Мы останавливались в самых дальних, безлюдных местах, у самых дешевых причалов, в нескольких километрах от городов, кто-то добирался, кто-то нет. Приподнятое настроение царило при подходе к Мальте, шутили: "Возвращаемся на родину!". Но судно пришвартовалось у самого заброшенного и безлюдного причала, по другую сторону Ла-Валетты, столицы островного государства. От нее нас отделял широкий залив, обходить который не было никакой возможности. Путь был многокилометровый, а желтый известняк мостовых прожигал кожу даже через подметки. Потратиться же на автобус мы не могли - доллар! Наиболее смелые брали в одну руку одежду и так переплывали залив. Среди них была тоненькая и хрупкая Гвердцители. Мы переглянулись, когда увидели, как смело она вошла в воду, держа платье в поднятой руке. Ее тело, нетронутое солнцем, было таким белым, что на нем едва заметно проступал нежный детский румянец. Впрочем, говорили, что поодаль ее сопровождал муж. Но все равно! Не каждый мужчина решался пересечь залив.
'Рашен побирашен' - такая пословица родилась на судне. По-моему, ее нам подарили остроумные философы.
ЗРЕЕТ БУНТ
Единственно, кто был при деле - сам Кузьмин. В каждом порту его ждала машина, мы гадали: налаживает связи с отцами города и общественностью? Нас все-таки где-то ждут? Нет, ничего такого не было. Бесполезность и бессмысленность путешествия становились все явственней. Более-менее рациональный ответ пытались найти в Израиле: не пробный ли мы камень перед установлением дипломатических отношений с этой страной, которых тогда еще не было? Но зачем остальные семь стран? Слишком дорогое удовольствие для дипломатических игр. Тем не менее, в каждом порту на борт поднимался советский консул, вел с нами просветительские беседы, полагая - и не напрасно - что многие впервые за рубежом. Помнится, что особенно он нас стращали в Египте. 'Вы знаете, что даже в кефире есть градусы? Поймают, оставят на неделю, будете мостить мостовые. Или будут бить бамбуком по пяткам. Так что будьте осторожны!'.
Первые слова на ломаном русском языке, которые мы услышали от египтян, во множестве толкущихся у пирамид, были: 'Водка есть?'
А на самом судне жизнь стала все больше напоминать сумасшедший дом с бассейном без воды. Мы - сумасшедшие, давшие себя обмануть, пустой бассейн - символ бессмысленности нашего плаванья. Мы не знали, куда себя деть. Ни одной поставленной задачи мы не выполнили. Были ли они вообще? Для чего все затеяно? И кого собрал Кузьмин? В капитанской рубке был коротковолновый приемник, до нас доходили некоторые обрывки новостей с Родины. В один из дней мы испытали потрясение, от которого долго не могли придти в себя. Убит священник о. Александр Мень! Не найден убийца, неизвестны мотивы злодеяния. Мы ходили растерянные, подавленные. Но не все! Вдруг объявилась некая, хорошо сплоченная группа молодых людей, которые шумно радовались этому убийству - неправильный священник, заслужил свое. Радость была непосредственной, бурной - будто осуществилась их давняя мечта. Это бесчеловечное ликование не укладывалось в голове. С какими же людьми мы вступаем в новую Россию?
Другой раз, и примерно такое же чувство мы испытали в Стамбуле. Мы сошли на берег, многие уже перешли мост, отделявший порт от города. Сейчас мы узнаем, где находится знаменитый подземный турецкий базар, и от души потратим оставшиеся у нас доллары! Купим наконец подарки! Но спешили не все. Некоторые сбегали по трапу, и тут же выстраивались вдоль борта. Людей становилось все больше, они закрыли собой всю носовую часть корабля. Намечалась какая-то хорошо продуманная акция. Какая? Приветствие Византии, давшей России религию? Но город услышал другое Все, как по команде, стали вдруг истошно кричать: 'Константинополь! Отдавай наш Константинополь!' С этими криками группа пошла по улицам Стамбула, и скоро потерялась из вида.
Так или иначе, но атмосфера становилась все более тяжкой, невыносимой, начались склоки, раздоры. Так бывает всегда, когда энергия людей, не находит выхода, когда первоначально благородные помыслы начинают подгнивать как застоявшаяся вода. Находиться на корабле стало неприятно, любые заграничные картинки оставляли нас равнодушными. Часть участников - видимо, у них была валюта - с середины плаванья вылетела из Неаполя в Москву - настолько все стало мерзко и неприятно. Полезное дело находилось лишь у экипажа: после каждой остановки корма все больше заполнялась подержанными машинами: в каждой стране они знали адреса.
Нас перестали интересовать творческая жизнь на самом судне, нам скучны стали палубные дискуссии, мы не видели в них смысла. И сколько потеряли! Аверинцев выступал в почти пустом салоне - собиралось пять-шесть человек. Он читал свои евангельские стихи, говорил о каждой из стран, к которой мы подплывали, о ее истории, культуре, говорил то, что мы бы нигде не прочитали, но его никто не слушал. Тамара Гвердцители (которую на судне прозвали Ркацители) на полуфразе обрывала романс - слушатели расходились. Столики философов, расставленные на палубе, уже никто не окружал, они вели дискуссии между собой.
Постепенно зрел бунт. Сначала шушукались в каютах, потом собирались в салонах, наконец, написали петицию Кузьмину, ждали от него объяснений. Удивительным образом, он и сам не избегал встреч, стремился к ним. Его способность обращаться к каждой группе людей на их языке была поразительна. С философами он говорил как философ, с артистами был артистом, своего человека в нем видели художники и депутаты. Да, так получилось - к сожалению, объяснял он. Не все удалось, не все сумели организовать, не все в его команде оказались на высоте. Знаем ли мы, что его поручения не выполнялись? Пусть это будет первым и важным уроком Европы: она должна научить нас новому образу жизни - четкости, организованности, ответственности. Его убежденность, доверительные и в то же время деловые интонации, наконец, личное обаяние делали свое дело, надежда у людей не угасла. В конце концов, нас ждали другие страны. Может, все-таки мы встретим слушателей!
Но, в конце концов, последним иллюзиям пришел конец. Единственными, кто восстал, были артисты. Им обещали зарубежные гастроли, где они? Они хотели заработать, привести домой валюту - их обманули. Они устраивали шумные митинги, направляли к Кузьмину делегации, и он, надо сказать, разделил с ними их взволнованность, пошел им навстречу. Предпоследним портом перед возвращением в Одессу (последний - Стамбул) была кипрская Ларнака. Поднявшийся на борт очередной советский консул в очередной раз предупредил нас: 'Подходя к морю, не оглядывайтесь по сторонам'. По сторонам на песке лежали и загорали девушки топлесс. В Ларнаке невостребованные и уникальные медали, так и оставшиеся лежать нераскрытыми в своих дорогих бархатных коробочках, руководство миссии продало, как металлолом, и на эти деньги закупило японскую радиотехнику - телевизоры, магнитофоны, видики. Каждому артисту вручили по коробке - накал был снят, возмущение поутихло.
ГДЕ СПРЯТАТЬ ЛИСТ? В ЛЕСУ!
Авантюра! Мы уже понимали, что попали в какую-то странную авантюру, но какую? В чем и как нас использовали? Тема "золота партии" все же возникала - но только в частных разговорах, как одно из экзотических предположений, но не становилась главной: была чересчур фантастична. И чем могла пригодиться наша миссия? Ответа не находили.
Но вот, что удивительно: по возвращении, когда 'золотая версия' стала наиболее вероятной (а о публикациях странного плаванья писалось много), и в нее уверовали даже участники путешествия, никто из них в обсуждении не участвовал. Не появлялось их статьи (а могли бы!), они нигде открыто не выражали возмущения, никто не давал интервью. Почему? Одно из объяснений: так или иначе, но все мы были обязаны нашему руководителю, а если откровенно - куплены им. Полуторамесячное халявное путешествие по Средиземному морю, первая для многих вылазка в закрытый мир, масса впечатлений, которые мы все же привезли - как можно кусать руку, которая протянула нам столь щедрый, невероятный для тех лет подарок? И как бы ни относиться к Кузьмину, 'закладывать' его, идти в высокие инстанции, возмущаться, жаловаться - это было не совсем порядочно. Понятие чести тогда еще не до конца исчезло.
Но существовало и еще одно объяснение, еще одна версия, и возможно, наиболее вероятная: боялись. После того, как мы вернулись в Москву, тему предлагали разным изданиям: либеральной в то время "Литературной газете", смелым "Московским новостям". Никто из их корреспондентов не участвовал в плаванье, все были независимы. Но известные журналисты, с которыми мы говорили, качали головой: "КГБ? Лучше не связываться". О тайных деяниях этого Комитета тогда много говорили, 'конторе глубокого бурения' приписывали невероятно могущественную власть (не обходилось дня, чтобы не появлялись факты - один страшнее другого), а потому, несмотря на все сладкие приманки свалившейся на нас гласности, мы не знали, на что она еще способна. Вероятно, на это тоже рассчитывали режиссеры спектакля, и оказались правы. Да и с Кузьминым по чести уже не хотелось объясняться. Иллюзии по отношению к нему постепенно таяли. Устали от его демагогии. 'Хороший Комитет' - в его лице - становился все менее убедительным. А потому, пошумев, история странного средиземноморского путешествия, еще и не подкрепленная догадками ее участников, скоро перестала вызывать интерес, забылась и ушла в небытие. Больше к ней не возвращались.
Но об одной гипотезе я хочу рассказать. Пришла она в голову не одному мне, но за неимением доказательств развития не получила. Что было наиболее странным в нашем плавании? Медали. Да, их специально заказывали скульпторам, чеканили в неоправданно большом количестве, складировали в трюме - зачем? Ведь изначально было ясно, что они не понадобятся. Много позже, когда писали о золоте партии, сообщали такой факт: в Шереметьево доставлялись какие-то контейнеры (опять контейнеры!), к ним прилагалась строжайшая директива, обращенная к таможенникам: "Не досматривать!". Похоже, не правда ли?
В одном из детективных рассказов Честертон спрашивал: "Где лучше всего спрятать лист?". И отвечал: "В лесу". Вот и ответ на вопрос. Не в тех ли контейнерах, что медали, мы развозили по разным странам Европы накопленные богатства партии?
Кто были получатели? Куда - предположительно - направлялся в каждом порту наш властный и обаятельный руководитель? Не в братские же коммунистические партии, как предполагали позже, они уже тогда дышали на ладан, скорее всего, в офисы совместных предприятий, которые именно в то время - конец 80-х, начало 90-х - стали, возникать, как грибы, на Западе. Но что могла дать нищая на то время Россия богатой Европе? И почему они эти совместные фирмы, вдруг разом исчезли? Это тоже оставалось загадкой.
Что за крытые фургоны приходили ночами к причалу, где стоял наш 'Собинов' (их видели некоторые участники поездки), чем-то загружались и исчезали в темноте? Что они увозили? Об этом вспоминали тоже. Видели их!
О таинственном перемещении золотых запасов партии (страны) говорит еще один факт. После путча 91-года управляющие делами КПСС, действующий на то время, и бывший, в руках которых находились все расписки, все адреса, свидетельствующие о том, на что и как партия тратит свои деньги, один за другим покончили с собой, притом странно одинаковым способом: выбросились из окна. Документов после них не осталось, сейфы оказались пусты. Тайну унесли с собой. Была, стало быть, тайна. Но не было даже попыток проникнуть в нее. Дело, как мы говорили, закрыли.
Спросить бы обо всем у самого Валерия Митрофановича. Наверно, поздно - какие следы сейчас остались? Что докажешь? В первые дни по возвращении кто-то рассказывал о звонках Кузьмина: заберите, мол, свой зарубежный паспорт. А спустя еще какое-то время мы узнали, что затевался новый вояж - по водам Азии (тоже миссия? Не назвали бы 'Истоки'...). Но после путча все развалилось. Кузьмин окончательно исчез из вида. Поисковая система дает сейчас дает такую ссылку, датированную аж 89-м годом, т.е. еще до нашей поездки: руководитель Демократической, потом Социал-демократической партии Советского Союза. Всего этого мы не знали. Потом имя Кузьмина появляется уже в связи с какими-то теплоходами (не дублировалась ли все-таки наша поездка?), и наконец, о нем говорилось как об основателе крупного коммерческого предприятия. Все это - за пределами конца 80-х, начала 90-х. Дальше - никаких справок.
МЫ НЕ ЗНАЕМ СВОЮ ИСТОРИЮ
Такие вот обстоятельства, такие детали нашего плаванья, верен ли вывод? Судите сами. Но если оставить в стороне детективную часть истории, не задаться ли вопросом - почему не возобновить расследование? Царское золото вывезли из Петрограда в связи с опасением, что город захватят германские войска, прятали по всей России, все дальше на Восток, наконец, началась его одиссея по Транссибирской магистрали, и вдруг оно пропало, словно в воду кануло - возможно, в буквальном смысле: его ищут даже на дне Байкала. Ищут! Почти сто лет отделяет нас от него, но оно все еще будоражит умы. А от тайны золота партии нас отделяет менее одного поколения, не такой уж большой срок - что ж, отдать этот сюжет на откуп историкам и авторам детективных романов?
То, что золото партии, золото Россию не под толщей вод, не в местах недоступных - факт, усилий на поиски, во всяком случае, физических, надо куда меньше, чем на поиски золота Колчака. Понятно, что это был не единственный способ спрятать неправедные богатства, существовали десятки других (авиаперевозки - видимо, один из них), но здесь надо понимать, насколько грандиозны были объемы именно нашего груза. Судить об этом можно только косвенно: по стоимости двух путешествий - по Волге и Средиземному морю. Ладно - Россия, но восемь зарубежных стран, по которым бесплатно прокатили шесть сотен людей, это же гигантская сумма! Чудес не бывает, поездка должна была окупить себя. Причем, многократно, иначе она теряла смысл. Вот и прикиньте, какова примерная стоимость нашего груза.
Меряется ли деньгами интеллект? Сомнительно. Но ведь какой ширму придумали для этой авантюры! Каких людей, заманив их, по сути, обманом, заставили участвовать в сокрытии криминального преступления! Безнравственность и преступность идеи очевидна, но не забудем еще один факт: среди нас были ученые, политики, философы, творческие люди. Не раскрыв им истинную цель поездки, обманным путем распорядились их временем, нисколько не посчитавшись при этом с их собственными планами. Главенствовала по-прежнему государственная идея, человек - какие бы ни были у него заслуги - в расчет не брался. До боли знакомая концепция... Кузьмин - даже по возвращении в Москву - даже не счел нужным для себя объяснится с членами 'миссии'. Задача, поставленная партией и правительством, успешно выполнена, дело сделано - зачем понапрасну тратить слова? Какой-то Аверинцев недоволен? Переживет - такое время. Ломается все государство, на кон поставлены реальные ценности, сумма которых запредельна. Вот, что надо было спасать в первую очередь. Абстрактные мысли философов подождут.
Кузьмин оказался прав. Ни в одном из последующих выступлений Сергей Сергеевич никогда не упоминал о бессмысленном плавании. Право, жаль.
Дадут ли что-то поиски? Нужно ли тратить усилия? Не перекроет ли стоимость поисков найденных сумм? Это, что называется, прагматика. В России появилось много денег (нефть, газ), может, забыть о прежних капиталах? Вот тут и встает вопрос: каковы приоритеты? Прагматика или правда? Что предпочесть? Операция 'Собинов' (назовем ее так), была не так проста, к ней были причастны тысячи людей, и они взяли верх над всем народом. Тысячи людей, но они взяли верх над миллионами. Вывод за пределы страны 'золота партии' - это, по сути, поражение страны, ее постыдная страница. Забудем о ней? В истории России и так много лакун. И так много загадок, которых предпочитают не касаться, дабы не уронить ее авторитет. Смиримся и с этой? Смиримся с тем, что так никогда и не узнаем до конца свою историю?