Неожиданную и очень увлекательную книгу написал Вл. Новиков - картинки, миниатюры о современной жизни. Неожиданную - потому что ее название не предполагает занимательного содержания, оно сухо, почти протокольно "Словарь...". Правда, дальше следует "...модных слов", но и это не очень-то останавливает внимание. Ну и что? Разве мы не живем среди них, не слышим каждый день, не знаем их значения? Но открыв любую страницу, прочитав любую миниатюру, уже не оставляешь книгу, скорее наоборот - откладываешь в сторону захватывающий роман, до которого, наконец, дошли руки, и читаешь "Словарь" уже от корки до корки.
Впрочем, и сам автор дает книге точное определение - заголовком, просто мы ленимся задуматься над ним. "Модный" - это ведь не просто распространенный, притягивающий общее внимание, но и обозначающий новые смыслы, новые тенденции, а поскольку язык - не только знаковая, семантическая категория, хотя в данном контексте вторичная (первично все-таки само явление), но плотская, осязаемая, как верстовые столбы, обозначающие, показывающие путь, то вдвойне интересно проследить этот путь и тенденции. Подзаголовок книги - мелкими буквами, но кто читает их? - "Языковая картина современности", и эти слова наиболее полно и точно говорят о ее содержании.
Какие же это тенденции? Прежде всего - вхождение России в современный цивилизованный мир, от которого мы были оторваны много десятилетий, освоение ею неких этических, нравственных норм, ставшими привычными, обыденными "там", но для нас все еще в новинку. Впрочем, освоение идет стремительными, гигантскими темпами, в этом смысле мы прилежные ученики. Хороши или плохи эти нормы - отдельный вопрос, здесь важно другое: "глобализация" именно в этом, данном случае - нравственном, этическом - проходит стремительными темпами и наиболее успешно.
Конкретный пример. Автор рассматривает слово "грузить" - в его новом общеупотребительном значении: сообщение человеку ненужной ему информации, причем, насильно, настойчиво, не взирая на то, что она ему не нужна. "Там" это не принято, не проходит, там более осторожны в разговоре, мы же только привыкаем к этому. Хорошо это или плохо? Что это - деликатность или неискренность? Так просто не ответишь. Но помню разговор с девушкой-инвалидом (ДЦП), талантливым математиком, которая полгода прожила в американской семье (просто пригласили незнакомого и больного человека - распространенная практика в Штатах). Она опубликовала там несколько математических статей, на которые обратили внимание, потом вернулась домой. Что ее здесь ждет? Будет клеить картонные коробочки. И тем не менее говорила: "Я бы не смогла жить в Америке. Мне там было трудно. Здесь я смогу позвонить подруге, излить душу, а там - иди к психиатру или священнику. Нет, не смогла привыкнуть к американской жизни".
Боюсь, что и эта наша добродетель (которая, как водится, продолжение наших недостатков) тоже стремительно покидает нас. Эту тенденцию, эту особенность и подмечает автор "Словаря", приводит свои примеры, свои соображения. При этом не теряет надежды что мы "все-таки когда-нибудь подобреем друг к другу. И в ответ на наши исповеди и жалобы услышим от своих близких не раздраженное: "Не грузи!", а участливо-сочувственное: "Не грусти".
Понятно, что язык не только знаковая, семантическая категория, хотя и вторичная (первично все-таки само явление), но она не отстает от реальности, иногда даже опережая ее (придуманное Хлебниковым слово "летчик"), и уж во всяком случае, подмечает все тончайшие перемены в ней и вербально закрепляет их. В "Словаре" приводится выражение "актуальное искусство", странно прозвучавшее бы в академической среде, и, тем не менее, широко используемое на практике, означающее новое явление в нашей жизни: массовый приход в нее авангардного искусства, необходимость, неизбежность этого, ибо только его средствами можно передать реалии новой действительности. Впрочем, это не значит, что оно находит повсеместный дружественный прием, скорее, неприязнь и даже враждебность. И в связи с этим - размышления автора: почему же модерн так трудно пробивает себе дорогу в России (тенденция, кстати, характерная для всех стран, но наиболее полно проявившаяся в нашей), и кто в этом повинен - творцы или публика? Возможно, наследие советских лет: "формализм", а с ним, как нас учили, надо бороться. Возьмите, к примеру, наших современных композиторов. Они широко исполняются на Западе, а в России даже не знают их имен.
Вот другие модные слова - и их оценка с точки зрения новых реалий, а именно: необходимость их появления. Это - "вызов", "зомбировать", "востребованность", "знаковый", "успешный", "проблема", "прорыв", "сценарий", "формат". В чем дело? Разве мы не произносили их раньше? Разве предполагали в них другие смыслы? А сейчас они попали в разряд "модных", многослойных, наполненных особенным, не сразу постижимым контентом (тоже модное слово). Новиков объясняет это явление, каждому слову посвящая исторический и этимологический экскурс, щедро одаряя нас литературными ссылками, в том числе на классические образцы. Мы же отметим то, что объединяет "новояз": произошла некая селекция, отбор, не столько в языке, сколько в жизни, в результате чего эти слова заняли первую ступеньку. Привычные и, казалось бы, ничем не выделяющиеся выражения перетянули на себя схожие по смыслу, а потом отбросили их (диктаторские привычки! Но на то и мода), объявив себя единственным языковым полпредом новой реальности. Нам лень, да и смысла нет искать другие выражения, а вдруг их надо объяснять, зачем такая обуза, здесь же поймут с полуслова. Добавлю, что "модные" они еще и потому, что сами ситуации, которые обозначают, стали типичными, остро важными для каждого из нас. Часты ситуации - часты и слова. Мода - когда ей следуют массы.
Или вот еще одно слово, которое выбилось на первые позиции: "достал". Поймут ли нынешние молодые люди, в каких случаях его произносили? Когда-то с ним ассоциировалось понятие, обозначающее не очень достойные, унизительные действия человека, на каковые, впрочем, его обрекали обстоятельства. Сейчас оно выступает в другой роли, у него появился новый смысл. Автор пишет, что в нынешней "очень напряженной и нервной жизни люди чаще обижаются друг на друга, вот и глагол "доставать" приобрел другое значение: "донимать, изводить". Но это еще не все! Выйди "Словарь" чуть позже, когда в стране стали происходить иные события, автор дополнил бы этот кусочек еще одним замечанием: "Именно глагол "Достали!" собрал людей на оппозиционный митинг". Вот на какие верхи забралось некогда рядовое бытовое словечко: несло в себе рабскую суть, а сейчас стало лозунгом.
Не проходит Вл. Новиков мимо такой особенности нашей бытовой жизни, как стирание граней между нормативной и ненормативной лексикой. Это бывает особенно симпатично, когда мат звучит в устах милых дам. Тоже подражание Западу, где "неприличных" слов практически нет, все произносится без эмоций и без запинки? Возможно. И все же русский мат - категория особая, у него другая, более сильная энергетика, она вовлекает в себя больше смыслов, чем в других языках - не завоевывая этим, впрочем, права на легализацию. К русскому языку - именно учитывая особенности русского мата - более чем к другим, относится суждение Бальзака: что как бы ни была важна, значительна мысль, которую вы хотите донести до читателя, но если во фразе есть одно неприличное слово, обратят внимание исключительно на него, мысль будет потеряна.
Тем не менее, такая "культурная революция" все же произошла. Не все к ней готовы, и потому появляется множество слов-мостиков, слов-заменителей, которые должны примирить людей с новой лингвистической реальностью. Как пример, Вл. Новиков приводит общеупотребительное "блин", нисколько, впрочем, не скрывающее первооснову. Ну, что ж, заменители - еще по-божески. Недавно в Интернете появился ролик, где председатель Государственной думы произносит еще недавно не принятые к употреблению в столь высоком месте слова, правда, произносит их в сторону, но камера все же схватила их. Впечатление, что рухнула какая-то плотина. Художественная литература, ТВ (правда, с запикиванием), газеты, журналы (где разве только одну букву заменяют интернетовским знаком), короче, все что говорится, печатается, показывается, все переполнено модной светской лексикой. В самом деле - что здесь такого? Есть в жизни, почему не может быть на бумаге, на сцене, на экране? Что за ханжество! Даже малыши в песочнице, не выговаривающие все буквы, уже тарахтят на взрослом брутальном языке. Привыкайте!
Все так. Тем не менее, автор "Словаря" утверждает, что не так все уж и безобидно. Он высказывает опасение, что снижение речевого стандарта - это облегчение, упрощение межличностных отношений, а это уже серьезно. Вот совсем недавнее интервью главного режиссера успешного театра (он же, кстати, известный драматург). чуть ли не с гордостью говорит, что его театр легализовал мат на сцене. Осознавая все-таки, что не все отнесутся к этой новации с должным пониманием, кто-то увидит в непривычно оформленных для сцены репликах неуважение к зрителю, поясняет: "На таком языке говорит власть, которую мы не уважаем". Т.е. это не этический, а политический акт? Не совсем понятно, ибо следует замечание: "Мат становится конъюнктурой, с одной стороны, а с другой -- нормой лексики". Норма - разве с этим поспоришь? Го вот ниже приводит случай в их театре, когда темпераментный зритель, не в силах сдержать своих эмоций, выбежал на сцену, встал в угол и - прошу прощения за вульгаризм, но так в газете - пустил струю.
Осторожность в выборе слов, опасность бездумного следования моде - вот еще один урок "Словаря". Известно, что современный язык засорен тюремной, лагерной лексикой. Привычным стало слово "беспредел", пришедшее из тех мест. Нет, нельзя произносить его по любому поводу, - предупреждает "Словарь". Здесь вспоминаются слова поэта - не помню имени - сказавшего: "Не называй. Произойдет". Вот и автор "Словаря" в связи с этим приводит сказочку Льва Толстого, когда мальчик без причины кричал: "Волк! Волк!" А когда волк явился по настоящему, ему не поверили. "Так и мы с вами, - читаем в книге, - должны приберегать жуткие слова для крайних случаев". В самом деле, есть некоторая, недостаточно исследованная связь, когда язык материализуется, и утверждает себя как явление, факт жизни.
Понятно, что задача, которую поставил перед собой Новиков-филолог - создать "Словарь модных слов" - он поручил Новикову-писателю. Эссе сопровождают каждое приводимое слово, притом они не претендуют на всеохватность или "истину в последней инстанции", что можно было бы ждать от словаря - так и ждешь добавления: "академический", что, впрочем, потом и обнаруживаешь: "Словарь" рекомендует некий академический Совет. Заметки субъективны, остроумны, изобилуют личными впечатлениями. А подчас бывают так актуальны, живы, как будто это газеты. Как пример предметности, актуализации анализа приведем разбор слова "амбициозный", также попавшего в разряд "модных". Когда-то, пишет автор, у него было негативная коннотация, сейчас - положительная. Но почему!? "Ветка метро "Киевская" - "Международная" куда как амбициозна, но по ней некому и незачем ездить. И это в то время, когда без быстрого транспорта остаются столько много плотно населенных районов. Заметим, впрочем, что иногда эссе излишне назидательны, попадаются даже трюизмы, но, в конце концов, надо же сделать какую-то уступку такого рода литературе! Любой словарь - наиболее консервативная часть литературного творчества.
Но коли взгляд субъективный, то чтение тянет на диспут, спор, несогласие. Хоть и "академическая" рекомендация, но слепо принимать ее нельзя.
Вот толкование распространенного (и скажем прямо - надоевшего) присловия "как бы", о котором уже написано немало нехорошего и осуждающего. Новиков, не претендуя на оригинальность, также утверждает: "ничего не значащее, просто засоряющее речь". И добавляет: к счастью, мода уже пошла на убыль, скоро исчезнет.
Исчезнет - возможно, но прежде ему надо отдать должное: это своеобразная революция в языке. "Как бы" - протестное слово, языковый бунт против прямолинейности, однозначности, упрощения. "Как бы" - тоненькая пленочка, отделяющая всем известное, очевидное и простое понятие от его истинной многосложной и глубинной сути, многообразия смыслов, которое несет. "Как бы" - бунт против ханжества, лжи, пафоса, которые привели к тому, что мы перестали верить словам - и с этой точки зрения его появление есть знамение времени. Скажите громко "как бы любовь" - не получится. Понятие, сопровождаемое этой частицей, лишено выспренности, противно нажиму, языковому насилию, "высокому штилю" вообще. Что с того, что фраза становится зыбкой, неуверенной? Именно спонтанность, приблизительность, небрежность в разговоре - своеобразный знак его качества, свидетельство искренности, именно тогда рождается доверие к собеседнику.
Не вчера эта частица изобретена. Сам же автор приводит строчку Тютчева:
Здесь день стоит как бы хрустальный.
И замечает, что порой (все-таки!) она придает словам "тонкую лирическую интонацию". Т.е. Тютчев применил его умело, даже гениально, не то, что вы, нынешнее племя. Хотел бы увидеть, как современный поэт вставил бы это присловие в свой стих. Сколь бы тот ни был глубок и оригинален, немедленно вызвал бы ироническую реплику.
Чем все-таки хороша эта частица? Первый человек - вернемся к приведенной строчке - который нашел троп "хрустальный" был, безусловно, жутко талантливым. Ведь именно им он точно обозначил эфемерную, неземную красоту, до которой не то, что дотронуться, взглянуть на нее нельзя: разрушится, исчезнет. Но уже ко времени Тютчева сравнение стало расхожим, пошлым. Великий поэт возвращает ему первозданный смысл. Он потрясен, растерян, не верит красоте открывшейся картины. Хрустальный день? Или как бы хрустальный? Он смущен, не смеет закрепить открывшееся необыкновенное видение стершимся понятием - потому появляется "как бы". "Как бы хрустальный" - для времени Тютчева это выражение имело благоговейный оттенок, не прямо обозначенное восхищение, именно такое, которое точно обозначало его состояние.
Так надо подходить и к нынешнему "как бы". Таблетка правды. Другое дело, что частичка перешла в масскультуру, стала раздражать. Где-то, кем-то удачно найденное определение (манера, стиль) со скоростью цунами завоевывает все пространство. Но без этого не обойтись, подобная "катастрофа" неизбежна. В Древней Греции было две богини любви, две Афродиты: небесная и пошлая. Как бы сейчас сказали - "амбивалентная богиня".
Но между тем, почитались обе - и той, и другой возводились храмы. Это тоже не надо забывать.
Но вернемся к "Словарю". Электронное общение, пришедшее на смену почтовому, потребовало своего языка, своих выражений, и они были созданы. Выбран был путь краткости, но еще и развлечения, игры, прикола (слова, кстати, которое на вполне законных основаниях тоже попало в "Словарь"). А принцип - писать, как слышишь. Беру примеры из книги Новикова: "аффтар", "кросавчег", "выпей йаду". Есть и другие. Не обошлось, конечно, без уже хрестоматийного: "превед медвед". Дальше Новиков пишет: это тоже модное, временное явление, оно тоже пройдет. Наверно. Только не надо так походя писать об этом. Само появление интернетовского языка с его нарочитым искажением слов требует все же более серьезного и уважительного разбора. Подобные "праздники непослушания" уже были в нашей стране, о них сам автор и говорит. В 60-е годы появилась детская книжка о двух городах, в одном из которых писали по правилам, а в другом - как придется. На обложке этой книги стояло: "И фсе-тки она харошая". А Хармс с его знаменитым циклом: "Анегдоты о Пушкине" - через "г"? Здесь заметим, что Даниил Хармс вообще не очень жаловал грамматику, но в данном случае искажение намеренное, умышленное, о чем еще скажем. У Новикова есть и другие примеры, их немало. Но раз так - вряд ли они случайны. Здесь приходит на память другая максима - кажется, Козьма Прутков: правила созданы, чтобы их нарушать. Более современное: дали листок в линейку - пиши поперек. Это уж точно Бродский. Противостоять диктату - естественная потребность человека. В данном случае диктат грамматический - ну что ж, такое время, все авторитеты сомнительны, не посчитаемся и с грамматикой. Так родился компьютерный язык. Протестное настроение может вызвать улыбку, но не иронию.
С Хармсом, конечно, сложнее, но здесь тоже протест - против глянца, общепринятых, покорно принимаемых и застывших норм. От Хармса не надо защищать Пушкина - поэт в этом не нуждается. Хармс против самого факта массового бездумного поклонения любым авторитетам - Пушкин это бы одобрил. Понял бы, что для таких задач можно прибегнуть к абсурду и гротеску. Оценил бы. "Олбанский язык" - как именуют интернетовскую письменность - из того же ряда. Не просто балагурство, а часть интернетовской свободы, которая стала значительным фактором нашего социального и политического существования. И об этом тоже хотелось бы прочитать в "Словаре".
Меняется язык - течет время. А эта небольшая книжечка - "Словарь модных слов" - построена так, что дает явственно ощутить это течение. Как быстро меняются пейзажи берегов...Что делать - ведь и река такая бурная. Сами пейзажи могут нравиться и не нравиться. Не нравится - ваше личное дело, других не будет. Важнее понять их, разгадать. Где мы, куда плывем, что нас ждет? Как ни удивительно, но наш бытовой, будничный, такой привычный язык тоже скрывает в себе эту возможность - он знает наши с вами судьбы. Сначала предсказывает, потом утверждает.
Книга Новикова как раз на эту тему. Она поможет всем, кто говорит и пишет - понять и новые слова, и новое время.