В Одессе я бывал много раз, и - так вышло - около двух лет жил, там и работал. Потом вернулся в Москву - с женой-одесситкой. Люблю этот город, где соседи - не только справа и слева, но и через улицу, а каждая улица кончается морем. Неплохо его знаю. Был там в 91 году - после средиземноморской эпопеи (отсюда - разговор в Хайфе), когда Одесса бурлила - все обсуждали ее будущее. Споры шли в Воронцовском парке - традиционном месте сбора футбольных фанатов. Но тогда все темы заменила перестройка. Самые популярные (и желанные) слова: 'порто-франко'. Так на старый аристократический манер здесь называли 'свободную зону торговли'. Впечатления о Привозе - тех лет. Последний раз приезжал в Одессу в 2007 году. Так появилось короткое послесловие к давним впечатлениям.
Разговор с молодым одесситом в Хайфе. Устроился неплохо, квартира недорогая, но все ему здесь не нравится. "Знаете, что такое Израиль? Советский Союз с витринами". Замечает: у нас есть даже отдельная очередь одесситов на возвращение.
- И вы бы тоже вернулись? В нищую, голодную страну? - подначиваю его.
Он не подтверждает, но и не опровергает моих подозрений. Просто хмыкает:
-А Привоз?
Без Привоза Одессу представить невозможно. Нет воды - беда (хотя и не такая большая. 'Небольшое горе', - писал еще Пушкин. 'Особенно когда вино...'), нет электричества - проблемы. Но без Привоза - катастрофа. Правда, я не застал легендарного рынка с фантастическими рыбными рядами и пронзительными криками: "Дами! Риба! Риба!" Исчезновение скумбрии, бычков, глосей - одна из невосполнимых одесских потерь, но если не говорить о рыбе (не говорить - в Одессе о рыбе?), то и сейчас здесь есть все. Все - по нынешнему нашему холопьему разумению, не холопьему, а несчастному, которое исходит из того же, что изрекла одна божья московская старушка: "Чего жаловаться-то? Хлебушек-то есть", и не представляющей, что может быть другая жизнь. Где вы, старые голландцы, кто запечатлеет эту буйную роскошь, она не может длиться долго. Мне, приехавшему из убогой Москвы, кажется даже странным, ненужным, такое изобилие, как будто показывают далекие, детские, не требующиеся взрослому предметы.
Беспорядочно свисающие кровавые гроздья красного лука, янтарный, пышный, лопающийся от своей надутости перец; налившиеся темной, почти бурой кровью, тяжелые помидоры; ядовито-желтые, тонкие, уложенные ровными штабелями палочки острой корейской моркови; длинные батареи бледных ощипанных кур, нацеленные меланхолическими попками на покупателя; горы копченого мяса, куски которого являют невообразимое разнообразие форм и цветов - затухающих углей, старого золота, переспелой хурмы, нежно розовые, золотистые, темно-красные, шоколадные, почти черные, влажно поблескивающие тонкой прозрачной пленкой; тающая, чуть не растекающаяся на подносах брынза ("брынзочка" - как здесь говорят), уже своим видом рождающая вкус; фаршированные баклажаны размером с дыню, в разверзшемся чреве которых, как в пещере Али Бабы, щедро открываются все дары южных земель.
Некая особая животворная сила одухотворяет горы снеди, создавая единение покупателя и продавца. Суть этой силы - в непроизносимом заверении, которое звучит по обе стороны прилавка: "Ты не пропадешь!" Продавцы любят своих клиентов. На московском рынке продавщица с Юга почти плакала:
-Чи ж ви не торгуетесь?
Редкий покупатель, так вот, пройдя несколько раз Привоз от начала до конца, сядет потом за стол, ему уже не до обеда. На рынке он и наговорится вдосталь, и поест досыта. Когда в Москве - такое было время - на вопрос: "Можно попробовать?" (речь шла о вишне), в ответ слышали:
-10 копеек,
в Одессе не отпускали покупателя, пока не накормят его.
- Почем продаете?
-Пробуйте!
-Хозяйка, ваш товар или не ваш?
- Пробуйте!
Пробуют груши, пробуют дыни, пробуют колбасу, пробуют брынзу. У медового ряда стоит плотная, во весь ряд шеренга людей, задумчиво и отрешенно глядящих вверх, будто здесь решаются судьбы мира, и лишь слабое шевеление губ и как бы невзначай протянутая, а потом забытая ладонь, на тыльную сторону которой время от времени падает тягучая капля, выдают, что здесь тоже пробуют:
-Какой это мед?
-Цветочный. А это разнотравный.
-И тот, и тот.
Хозяйка меда бурно радуется. Оценка работы для нее не менее важно, чем коммерция.
-Люблю, когда берут разный, - светится она.
Не пропадут.
Позднее замечание. Такого Привоза уже нет. Прилавки стали отдельными магазинчиками. Легендарный одесский Привоз, по сути, исчез. Он стал большим супермаркетом. Украинских продуктов практически там не видел. Как, впрочем, их нет и на московских рынках. Все на один размер. И на вкус - никакие. На одном московском рынке слышал: 'Огурцы из Луховцов! Луховицкие огурцы!'. Только что видел, как ей подвезли картонные ящики, где ясно читалось: 'Турция'. Я подошел к девушке и спросил: 'А где Луховицы - вы хоть знаете? - 'Где-нибудь есть!', - весело ответила она. Сохранились ли знаменитые одесские помидоры? Их можно еще было - приложив небольшое усилие - разломать пальцами, надвое. Ломались они не семечкам, а по мякоти. Не выливалась ни одна капля сока - все оставалось в помидорах. Мякоть была нежно-розового цвета с белой благородной проседью - при случайном повороте она казалась кристаллической. А может, это и были кристаллы - кристаллы сахара, отчего те были такими сладкими. Их вкус был незабываем. Есть ли сейчас в Одессе такие?