В этой книге этот кусочек повторен дважды - в воспоминаниях об Олеше и здесь - в миниатюрах. Дело в том, что воспоминания я писал по памяти, и к слову сказать, допустил не так уж много неточностей, не все назвал имена, Но вот совершенно недавно, разбирал старые письма - мои письма, каким-то образом они вернулись ко мне - я нашел там описание прощания с Олешей, записанное, что говорится, по горячим следам, и там были некоторые детали, о которых я забыл. Я заменил этой записью строчки в воспоминаниях, и в память об Юрии Карловиче - не меняя в письме ни одного слова - повторяю их в миниатюрах.
'Был сегодня на похоронах Олеши. Ушел с работы и вернулся - безнаказанно. Гроб был установлен в Доме писателей (где мы с тобой смотрели 'Бабетта идет на войну'). Он лежал - голубоватый, как все мертвецы. Жена сидела на стуле, не плакала. Я видел только одну слезинку. Лицо ее вообще ничего не выражало. Только когда выступали, она закрывала глаза и качалась. Выступила Вера Инбер. Она говорила об Олеше и коммунизме, говорила, что она старше его и помнит его таким, как описал его Багрицкий в 'Последней ночи' - в гимназической фуражке. Потом сказала, что 'Зависть' вошла в 'золотой фонд' советской литературы, это ему не сказали живому, пусть будет сейчас - мертвому. Здесь она заплакала. Потом выступил Лев Славин. Он говорил о чувстве Олеши удивляться. Потом Семен Кирсанов. Я слышал, как за несколько минут до этого он читал свою речь товарищу, как бы проверял на нем. Происходило это здесь же, рядом с гробом. Тот говорил: 'Да, да, неплохо'. Так что я слушал его речь дважды. Мне кажется, что чего-то главного все же сказано не было. Зал был полупустой, было много старых писателей. Узнал только Безыменского. Еще Утесова. Молодых было очень мало.
Я столько хотел сказать и услышать от него. Только ему я мог верить безоговорочно. Теперь все это ни к чему'.
Конечно, тогда я не предполагал, что спустя всего лишь три года стану бывать в доме вдовы Олеши - Ольги Густавовны, приходить туда с женой, а иногда и маленькой дочкой, и она - как-то мельком - расскажет, чем кончился тот печальный день. Она вышла из Дома писателей, чтобы взять такси и поехать домой (вышла одна? Никто ее не сопровождал? Как-то странно. Но так было - вполне в духе бедных проводов Олеши). Остановила такси и машинально назвала водителю адрес - нет, не Лаврушенского переулка, где они жили с Юрием Карловичем, и где он умер, а Камергерского, где до войны тоже был писательский дом, и там была их квартира. Они жили там! А в Лаврушенском Юрий Карлович умер. И память, непроизвольно, бессознательно вычеркнула эти четверть века из жизни.
Об этом я тоже пишу в воспоминаниях, добавив некоторые детали.