Был в Битцевском лесу,хотелось посмотреть выжили ли деревья после весеннего ледяного дождя. А их и нет. Все убрано, подпилено, все благостно. Как будто не было той мартовской трагедии, которая пригнула к земле, кажется, весь город. С центральной аллеи случайно свернул в сторону, туда, где редко, кто бывает, к долине высохшей реки, и вдруг остановился от неожиданности. Будто не было здесь леса. Печальное и жалкое зрелище. Пустынное поле, вповалку лежит множество берез, все просто устлано ими. Как будто здесь прошла жестокая битва. Конечно, литературные ассоциации: "О поле,поле..." Белые березы - белые кости. Потом уже замечаешь - не битва, резня. Таких ран деревьям не наносил никто. Их не убивали - пытали. Вырваны куски живой древесины, толстые стволы расщеплены в мочалку. И оттого, что толстые (крепкие) - еще больше ощущаешь жестокость этой резни, любое сопротивление было бы безнадежным. Но самое сильное впечатление ждало на окраине поля, где уже начинался лес. Среди устоявших деревьев вдруг увидел громадную мертвую березу. Ее с такой громадной силой выбросило сюда, что даже расщепило ствол и сорвало кору. Но одна из веток погибшего дерева зеленеет! Как - непонятно. Непонятно, чем она живет, как питается? Ведь даже пня поблизости не видно. А комель висит в воздухе. Конечно же, снова ассоциации - не знаю уж, литературные ли, художнические, возможно, наивные, но от этого не делающиеся более пронзительными и щемящими: погибшая мать и тянущийся к ней ребенок. Конечно, ветке тоже придет срок, зеленеть ей недолго, помрет и она. Но ведь непонятно как, за счет каких сил - держит и не отпускает ее береза-мать. До тех пор, пока она нужна своему дитя.Смерть. Жизнь. Снова смерть. И все-таки жизнь. Нет, береза, получается, не вся еще умерла, это только показалось, она будет жить из последних сил, пока в ней есть необходимость, пока существует ее единственное дитя. Вокруг щебетанье птиц, прыгают беспечные белки. И эта зеленая ветка. А если и она даст побег? Создаст свою семью? Почему не быть чудесам? Я долго стоял у поверженного дерева и думал, что оно бессмертно.