Дверь появилась внезапно. Казалось, она возникла из ниоткуда. Я так долго искал её, но теперь, оказавшись перед ней, я замешкался. Мне было немного страшно. Я понимал, что ступи я за порог и обратной дороги уже не будет - всё, что окружало меня с самого детства, исчезнет без следа. Но что-то с невероятной силой тянуло меня наружу. Это было не слепое, сжигающее всё на своём пути, непреодолимое желание, это был, скорее, голос матери, зовущий своё потерявшееся в толпе дитя. Теперь я слышал его очень отчётливо. Описать его невозможно, но для того, кто однажды услышит его, вся самая совершенная музыка этого мира покажется скрипом ржавого гвоздя по стеклу. Чувство какой-то беспричинной радости охватило меня и потянуло вперёд. Страх окончательно прошёл и я уже готов был сделать шаг, но тут я почувствовал, что за моей спиной кто-то стоит...
Я обернулся... В пустом коридоре стоял маленький мальчик в новенькой школьной форме с букетом цветов в руке и смотрел на меня доверчивым вопрошающим полным надежды взглядом больших немигающих серых глаз.
Это был один из тех самых первоклашек, только что впервые переступивших порог нашей Школы с чувством радостного волнения перед чем-то новым и неизвестным, схожим с тем, что испытывал в этот момент я сам, но для которых всё это только начиналось...
Школа наша замечательна во всех отношениях. Построена она была так давно, что, хоть имя главного архитектора и директора в одном лице и было всем известно, но истинное назначение сооружения, и даже его название были давным-давно позабыты и открывались только Выпускникам, узнавшим о существовании Двери. Директора никто никогда не видел, и поэтому о нем слагались легенды и мифы, передаваемые из поколения в поколение. Само здание сохранилось практически в своём первоначальном виде, хотя внутренняя отделка в некоторых местах была вольно или невольно видоизменена его обитателями в соответствии с их вкусами или по недосмотру.
Все в Школе на самом деле были учениками, но, поскольку этот факт был со временем успешно забыт, те ученики, чей внешний вид был более изношенным и обветшалым, стали называть себя учителями и учить тех, кто выглядел моложе и лучше их. Учителя, которые, по их же собственному утверждению, пользовались особой благосклонностью директора, с которым, как они утверждали, они поддерживали постоянный контакт, называли себя завучами. Завучи давали распоряжения находящимся в их подчинении учителям по поводу того, как нужно организовывать учебный процесс и всеми силами старались доказать друг другу, что только они знают как правильно писать докладную директору.
Все ученики носили школьную форму. Она была самой необходимой для учёбы в Школе принадлежностью. Форма со временем изнашивалась и приходила в негодность. Тогда ученики снимали её и шли в Ателье, где специально для каждого точно по его размеру изготавливалась новая форма, которая меняла облик ученика до такой степени, что, когда он возвращался в ней в Школу, даже его близкие не узнавали его и принимали за нового ученика. Поэтому об Ателье ходили легенды. Поскольку ученика в его новой форме было не узнать, поговаривали, что те, кто уходит в Ателье, уже никогда больше не возвращаются. Правда и форму и Ателье ученики называли совсем другими словами (я уже не помню точно, какими...). Все точно знали, что когда форма по причине естественного обветшания или каких-то иных обстоятельств, приходит в негодность (а происходит это с любой формой обязательно), - значит, скоро с ней нужно будет расстаться. Но ученики так привыкали к своей форме, что расставаться с ней им очень не хотелось, как, впрочем, не хотелось им расставаться и с любой другой школьной принадлежностью, коих было великое множество, и которые ученики привыкли считать своими. Они совершенно забыли, что все принадлежности, в том числе и школьная форма, во-первых, предоставлялись им в пользование временно - лишь на период обучения, а во-вторых, ни для чего кроме учёбы в Школе не годились.
Нежелание расставаться с чем-то порождало чувство, которое ученики называли "страх". Самый сильный страх они испытывали когда думали о том, что рано или поздно им придётся расстаться с формой и отправиться в Ателье. Ведь большинство учеников искренне считало, что форма даётся им только один раз и, лишившись её однажды, они уже никогда не получат новую. Многие ученики совершенно теряли рассудок и начинали думать, что их форма - это они сами и под формой ничего нет. Отсюда и возникал самый сильный страх - страх потерять свою форму (т.е. самих себя, как они думали) и страх перед тем, что кто-то из близких им учеников лишится своей формы, и они больше никогда с ними не встретятся. Масса других страхов была связана с возможной "потерей" других принадлежностей, к которым ученики привязались за то время, пока они находились в Школе. Можно сказать, что жизнь в Школе для многих учеников проходила за двумя занятиями: накоплением школьных принадлежностей и всевозможным предотвращением их вероятной потери.
Уроки в Школе проходили ежедневно и все так к этому привыкли, что считали их чем-то само собой разумеющимся и довольно быстро, перестав воспринимать их именно как уроки, использовали это время для занятий другими делами. Дело в том, что помимо учёбы людям (как ученики сами себя называли) необходимо было следить за тем, чтобы школа нормально работала, и учебные принадлежности были в достаточно хорошем состоянии, для того чтобы ими можно было пользоваться. В связи с этим каждому ученику надлежало выбрать, какую из обязанностей по поддержанию процесса жизнедеятельности школы он хотел бы выполнять. Процесс исполнения этих обязанностей ученики называли работой.
Но поскольку способности к выполнению работы и желание её выполнять у всех были разными, решено было каждому ученику за объём и качество выполняемой им работы ставить оценку. Чем лучше общество оценивало работу ученика, тем выше была оценка. Предъявив свою оценку, ученики имели право пользоваться плодами работы друг друга в том объёме, который этой оценке соответствовал. Для удобства оценки стали печатать на бумаге и не показывать, а отдавать другим в обмен на плоды их работы, которые стали называть товарами и услугами.
Возможность пользоваться товарами и услугами очень радовала учеников. Им захотелось испытывать эту радость как можно чаще и в как можно большем объёме. Потребность их в этой радости возрастала с каждым днём и, в конце концов, многие из них совсем забыли про работу и стали заниматься только тем, что старались любыми путями получить в своё распоряжение как можно больше оценок. Эта деятельность работой в своём изначальном значении уже не являлась, хотя по привычке они продолжали её так называть. А сам процесс приобретения оценок они назвали зарабатыванием. В зависимости от количества оценок, которыми обладали ученики, их называли (в порядке убывания этого количества) отличниками, хорошистами, троечниками или двоечниками. Каждое нижестоящее (по количеству имеющихся оценок) звено, помогало вышестоящему, да и себе тоже, заработать как можно больше. Среди таких учеников даже появилась пословица - "Плох тот двоечник, который не мечтает стать отличником". Постепенно приобретение как можно большего количества оценок, товаров и услуг стало для таких учеников смыслом нахождения в Школе.
Ещё в Школе были завхозы. Они выбирались из числа самых энергичных учеников, добившихся наилучших результатов в убеждении остальных учеников в своей компетентности в деле управления хозяйством Школы. В распоряжении каждого завхоза был вверенный ему участок, который он должен был поддерживать в чистом, исправном и ухоженном состоянии, чтобы другие ученики могли спокойно заниматься своими делами - это была их работа. Если всё шло нормально, то про завхозов вскоре все забывали. А если порядка в хозяйственной части какому-то завхозу добиться не удавалось, то он начинал привлекать к себе и своим проблемам, называя их общеученическими, всё внимание общественности, и очень скоро все ученики начинали живо обсуждать вопросы о том, как помочь этому завхозу правильно вести хозяйство. Впрочем, про хозяйство все в скором времени забывали и переходили к выяснению причин, которые помешали компетентному завхозу надлежащим образом делать своё дело.
Завхозы начали ходить друг к другу в гости и интересоваться тем, как решаются похожие проблемы на других участках.
Между тем, взгляды завхозов на то, как нужно вести хозяйство очень часто не совпадали, и они устраивали встречи на высшем хозяйственном уровне, во время которых создавали видимость прилагаемых ими усилий для достижения согласия. Согласия, как водится, достичь не удавалось, и тогда одни завхозы под видом защиты своего образа ведения хозяйства начинали посредством специально созданных объединений учеников крушить участки других. При этом постоянно лишались своей формы ученики - как входящие в эти объединения, так и не принадлежащие им, - но одинаково не имевшие никакого понятия ни о способах ведения хозяйства, ни о том, почему для того, чтобы не текли трубы на своём участке нужно уничтожать трубы на чужом и лишать кого-то формы.
Но завхозы знали почему. Многие из них на самом деле не знали, как нужно управлять хозяйством, но, зато они отлично знали как, имея это хозяйство в своём распоряжении, зарабатывать оценки, что они и делали всеми, доступными им средствами. Зарабатывание отнимало у них очень много времени и сил, поэтому ни на управление хозяйством, ни на саму учебу, ни того, ни другого уже не оставалось. Доверенный им участок приходил в состояние полной разрухи. Недовольные таким положением дел ученики выбирали нового завхоза и, как правило, всё повторялось.
Ученики в таких хозяйствах вынуждены были забросить учёбу и начать заниматься зарабатыванием, потому что их настоящая работа в условиях плохо организованного хозяйства не приносила достаточное, для того чтобы спокойно заниматься учёбой, количество оценок.
Для подготовки вновь прибывших учеников к началу или продолжению учебного процесса и их будущей работе были придуманы и организованы специальные подготовительные учреждения, которые стали называться учебными или образовательными. Но истинное их назначение вскоре утратилось, и весь процесс подготовки учеников был сведён к сообщению им максимально возможного количества информации об устройстве школы и существующих в ней учебных принадлежностях. О том же, для чего могла пригодиться эта информация и как её использовать, ученикам не сообщалось - не потому, что от них хотели что-то скрыть, а просто сами учителя давным-давно утратили (или ещё не обрели) это знание. Всё это походило на то, как если бы кому-то на протяжении многих лет во всех подробностях объясняли устройство корабля, но ни о том, для чего он нужен, ни даже само его название "корабль", не упоминали.
Обладание принадлежностями и их использование (почти всегда не по назначению) доставляло ученикам особое удовольствие. И они стремились к тому, чтобы испытывать его как можно чаще. Но отличники, которые уже вкусили все возможные удовольствия, которые можно было получить в обмен на оценки, всё же не были удовлетворены. Они чувствовали, что им всё равно чего-то не хватает, а чего именно, они никак не могли понять - что же такого ещё могло быть, чего у них ещё нет. И тогда они начинали искать - что бы это могло быть. Постепенно, всматриваясь внимательно во все те принадлежности, которые были в их распоряжении они задавались вопросом - может быть, мы как-то не так их используем, может у всех этих вещей есть какой-то иной смысл, чем тот, который мы до сих пор им придавали?И рано или поздно они находили этот смысл - истинный смысл школьных принадлежностей. Смысл этот был спрятан очень надёжно - он просто лежал на самом видном месте - в самом названии этих вещей, которое многие уже позабыли. И узнав его, они испытывали ни с чем не сравнимую радость от этого открытия. После этого уже ничто в Школе не могло доставлять им столько удовольствия, сколько они получали, открывая для себя истинный смысл того, что окружало их всё время, и к чему они так стремились.Они чувствовали, что таких открытий у них впереди ещё великое множество - и все они также лежали на поверхности и были неразрывно связаны друг с другом. Стоило совершить одно открытие, и оно неизбежно приводило их к следующему. И этот процесс затягивал с такой невероятной силой, что они уже не понимали, что может быть интереснее.
Постепенно становилось ясно, что для совершения всех этих открытий им совсем не нужно было столько принадлежностей, сколько у них было и всё, что им на самом деле было необходимо, умещалось в обычном школьном портфеле, которого у них уже давным-давно не было - в него просто не помещались все те принадлежности, которые они накопили.
Портфель нельзя было приобрести в обмен на оценки. Его можно было только изготовить самому или получить в подарок от выпускника. Набор принадлежностей в портфеле был у всех разный и зависел только от того, что именно было более подходящим для каждого ученика в данный момент. Постепенно этот набор сокращался - ученики по мере обучения избавлялись от ставших уже не нужными принадлежностей, и к моменту выпуска из Школы в портфеле уже ничего не оставалось. Да и сам портфель уже был не нужен, впрочем, как и все остальные учебные принадлежности, включая форму.
В какой-то момент все ученики открывали для себя существование Двери, через которую можно было покинуть Школу. На самом деле весь процесс обучения в Школе вёл к этому Знанию, приобретя которое обычный ученик становился Выпускником.
Дверь притягивала учеников с какой-то невероятной силой - вернее, не сама Дверь, а то, что было за ней. А за ней был Дом - их настоящий Дом. И тут они осознавали, откуда взялась эта древняя тоска всех учеников, не объяснимая раньше и такая понятная теперь. Это Знание приходило совершенно неожиданно к каждому в отдельности, приходило в тот момент, когда его меньше всего ждали. Его невозможно было получить со слов кого-то другого или поделиться им с кем-то ещё. Нет, конечно, и про Школу и про Дверь и про то, что за ней можно было рассказать, но для тех, кто не знал об этом из своего собственного опыта, это была не больше чем сказка - выдумка "этих странных умников, которым нечем больше заняться, кроме как рассказывать всякие небылицы". Каждый получал Знание лишь тогда, когда сам был готов к нему. И тогда уже не требовалось никаких доказательств и обоснований. Откуда-то появлялось ощущение, что ты знал это всегда, просто на время позабыл. И теперь, когда память вернулась, Дверь становилась такой же реальной, как воздух, которым все дышат. И тогда ученики начинали искать Дверь. Поиск мог закончиться мгновенно, а мог тянуться очень долго, но всегда приводил к цели. Иначе и быть не могло, - Знание было заложено изначально в самой сущности учеников.
Вновь обретя Знание, Выпускники уже не могли оставаться прежними. В их сердцах теперь не находилось места ни страху, ни гневу, ни зависти, ни привычным привязанностям и желаниям. Они уже не могли воспринимать других как скрытый или явный источник опасности для себя (ведь именно чувство опасности всегда подвигало людей на агрессивное поведение), ибо осознавали, что никто и ничто вне их самих и, даже они сами, не может причинить им вреда. Теперь все остальные были для них такими же учениками, как и они сами. Поведение учеников говорило Выпускникам только о том, насколько далеко каждый из них продвинулся в своём познании. Становилось абсолютно очевидно, что дурные поступки совершаются лишь по незнанию, а осуждать, к примеру, годовалого ребёнка за то, что он порвал вашу любимую книгу, по меньшей мере, глупо.
Всё вокруг, весь привычный мир терял для Выпускников свои прежние очертания и воспринимался совсем по-другому - таким, каким они его ещё никогда не знали. Они открывали совершенно новые, непривычные для себя краски, звуки, запахи, ощущения и эмоции - всё было совершенно иным, да и они уже были совсем не те, что раньше. Хотя, вернее было бы сказать - потому что они уже были совсем не те. Они изменились, и мир изменился. Ведь было уже совершенно очевидно, что есть весь этот мир.
И сердца их переполнялись такой любовью к этому новому миру, что ничто не могло быть сильнее этого чувства. Оно не имело ничего общего с тем, что ученики обычно называли этим словом. В нём не было и следа того чувства "правообладателя", замешанного на эгоизме, корысти, тщеславии, комплексе неполноценности, сексуальном влечении и привязанности, которое принималось за любовь. Нет, это скорее было сродни тому, что испытывает мать к своему новорожденному дитя, когда впервые берёт его на руки и прижимает к себе. И с этим чувством, Выпускники познавали мир заново, как если бы они только что пришли в него. Их новое Знание проявлялось во всём, что бы они теперь ни делали - на всём оставался отблеск чистого вечного пламени из очага родного Дома. И частицы этого огня проникали в сердца тех, кто так или иначе соприкасался с ним, и уже оставались там навсегда. И новые ученики начинали свой долгий путь Домой. А Выпускникам, постепенно, каждому в свой час, приходило время покидать Школу.
И вот теперь я стоял у Двери, и что-то во взгляде этого малыша ясно давало мне понять, что осталась ещё какая-то нить, связывающая меня со Школой и лично с ним. Я поднял руку чтобы помахать ему на прощанье и обнаружил, что всё ещё держу в ней уже совершенно пустой портфель. Невольно улыбнувшись, я протянул его мальчишке, и тот принял подарок с таким трепетом и осторожностью, как будто это была величайшая драгоценность, и по щекам его потекли слёзы. Это были одновременно и слёзы радости и какой-то светлой грусти, такой знакомой нам всем с самого детства. Я потрепал его по голове, присел и, глядя ему прямо в глаза, сказал - Не плачь, всё хорошо! Скоро и ты будешь Дома, а пока тебе ещё столько всего предстоит узнать и столько всего сделать... Ну, мне пора, буду ждать тебя на той стороне!
Я повернулся и уже без всякого замешательства уверенно шагнул за Дверь.