Ветки дрожали по поверхности гаражей тенями, покрывая их шероховатость живой сеткой, из прорех которой тут и там рассыпались разных размеров солнечные яблоки. Лиска медленно, очень медленно протянула руку, словно примеряя старую оренбургскую шаль из бабушкиного сундука, которую потяни чуть сильнее и дырки начнут расти, обидевшись на гармонию узора...
Втянув на крышу последнюю конечность своего, как оказалось, вместительного для солнечных яблок тела, расползлась по горячему металлу удовольствием, каждой своей частицей втягивая интенсивность железа.
-Красиво лежишь, - пролетел Костиным голосом ветерок, оставив гулкое эхо металла в ошалевшей от грохота и смущения голове.
Это мне. Это Костя. Это мне он сказал. Это я лежу красиво. Буду лежать. Вспышка глупой радости тонким железным гвоздиком прошла как раз сквозь то место, в котором особенно сильно билось ударами эхо, и заискрила, выбрасывая в Лискину кровь маленькие сверкающие частицы. Некоторое время спустя, когда гвоздик растворился, разнесся железными крошками, покалывая в руках и ногах, Лиска решилась открыть глаза. Рядом с блаженной улыбкой сидел Серега: - Ты че тут растянулась? - Считаю, - промямлила Лиска. - Считаешь? - Да.
-Понятно. Много еще? - Не знаю... - Помогу, может?
Почувствовав припрятанную искренность интонации, Лиска озабоченно пожаловалась: - Ну вот, на лице сосчитать не могу... - На лице. - Да.
-Так одна. - Одна или одно? Озадаченно уставившись на Лиску, пробормотал:
- А... Ну да, пятно оно тоже может быть. Но у тя ведь маленькая, значит одна. Лиска, прищурившись от слепящих стрел солнца, тут и там пронзающих листву, загадочно улыбнулась: - Разве это пятно? Это яблоко.
-Какое ж тут яблоко, так крупинка, - изумился Серега и, смутившись неожиданной нежности слова, а может приближавшегося гигантскими скачками Кости, отвернулся, было, засопев. Но тут же, нехотя промелькнув Лиску взглядом, подытожил:
-Семнадцать всего...
Забыв про всю творящуюся сегодня загадочность, Лиска заклокотала обидой: - Как семнадцать, было тридцать три!
-Не, тридцать три не бывает, стороны две, значит, должно быть четное количество, - свалилось с соседней крыши приговором. - Ага, нос то один, - солидно возразил Серега. - Так я про зубы! - улетел смехом Костя.
Лиска закрыла глаза. Смех улетал, дробился, становясь все тоньше, прозрачнее, пока не стал таким же призрачным, как только что сверкавшее счастье. Крыша уже остыла и, затосковав, тянула Лискино тепло. И она отдавала, возвращала искрящиеся железные крупинки, потеряв как-то враз всю магнетическую способность. И сдуваемые ветром катились по крыше и падали куда - то вниз покусанные зубами солнечные яблоки...