Сказочный социально-политический уклад жизни с чарующим названием 'коммунизм', приход которого был обещан всем населяющим одну шестую часть земной поверхности индивидам к восьмидесятым годам двадцатого столетия, в указанный срок не наступил. Дотошные экономисты смогут без усилий доказать, что формула распределения плодов человеческого труда в соответствии с мало внятной формулой 'от каждого по способностям, каждому - по потребностям' при вечной аксиоме, априори утверждающей безграничность потребностей при вечной проблеме ограниченности ресурсов абсурдна в любом случае, и уж тем более в стране, изнуренной погоней за призраком звания сверхдержавы, каковой территория эта объективно не являлась (если не считать сверхъестественной возможность по мановению старого маразматика уничтожить человечество нажатием кнопки).
Однако, даже в случае, когда бы фортуна вдруг повернулась к государству рабочих и крестьян передом, и всеобщее благоденствие внезапно снизошло на братскую семью народов, страна вряд ли приняла новые правила распределения товарно-материальных ценностей по причине несогласия одной очень важной для любого государства прослойки. Нет никаких сомнений в том, что элита, и так уже потреблявшая всё, чего ей хотелось, то есть фактически существовавшая в условиях коммунизма, не возражала против перемещения туда же остальной массы населения ( при условии сохранения собственных привилегий), также рад был такой телепортации и прочий народ, именуемый простым. Но существовало ещё незначительное по численности (но не по общественному весу) сообщество, находившееся между указанными выше полюсами. Миссия серединной прослойки во все времена состояла главным образом в том, чтобы, осуществляя связь между верхами и низами, при этом не допускать нерегламентированного перемещения человеческого материала вертикально вверх, дабы людям от рождения достойным не было там в вышине тесновато. Сама по себе элита, дай ей волю, не менялась бы тысячелетиями - на заре веков идеологи сегрегации в её тогдашнем выражении избрали эндогамию главным способом оградить семьи высших мира сего от дурного вливания некачественной крови. Такой способ действительно помогал не разбазарить нажитые богатства, хотя неизвестная на тот момент еще как наука генетика уже вскорости начала подкладывать уважаемым семействам свинью в образе ребёнка-выродка - уж больно противоестественны были для человеческой природы царственные кровосмешения. Необходимость разбавлять кровь была осознаваема на высшем уровне даже самыми ярыми сторонниками обожествления голубизны текущей по венам высших созданий жидкости. При этом никто не отрицал, что к подбору потенциальных доноров генетического материала необходимо подходить тщательно и въедливо. Возникшая среди наимудрейших наций традиция передавать принадлежность к числу избранных по материнской линии вовсе не несла в себе отголосков матриархата, как могло показаться поверхностным наблюдателям, но лишь имела целью оградить доступ к богатству семьи от индивидов с кровью грязных цветов, то есть сохранить семейный потенциал для существ избранных, передав его прямым своим наследникам по крови. Ведь, применив простую человеческую логику, легко уяснить, что для богатой и тем уже избранной персоны дети родной дочери являются внуками в любом случае, в то же время, дети сына - внуки лишь со слов невестки. При этом вечная страсть элиты к ведению войн не давала повода свести роль мужчины к простой функции осеменителя - этот фактор мудрые идеологи сегрегации сумели из конфликта интересов сделать движущей силой общественного развития, придав самцам духу состязательности.
С точки зрения воплощенного в элите женского начала, античный Минотавр вовсе не был внеплановым плодом царской зоофилии, но напротив, одним из успешнейших за всю историю человечества национальных проектов. Ведь существо, обитавшее в конце Кносского лабиринта, было буквально быдлом благородным, причем в словосочетании этом оба слова являются ключевыми. Существительное констатировало формальное равенство возможностей практически для всех соискателей места под привилегированным солнцем, а также отсутствие необходимости иметь особые таланты либо навыки для получения заветного приза. В то же время благородство создания (в генетическом, а не морально-этическом значении определения) формализовало ограничения наполняемости социального лифта, ведь если поставить скотство главным условием возвышения индивида над толпой себе подобных, лифт этот будет перегружен и наверх не доставит никого.
Миф о кровожадности доисторического получеловека-полумажора, вероятнее всего, выдуман лишь для устрашения обывателей: высокородной скотине не было резону пожирать людей в буквальном смысле, что, однако, не отменяло потребности в регулярных поставках человеческого материала в распоряжение твари, для обслуживания которой рабочая сила крайне необходима. Питательный процесс животного был, по всей вероятности, делом затейливым и трудоёмким, а логическое его завершение требовало участия оснащенного специальным инструментом работника. К тому же, не стоит упускать из виду благородство происхождения существа, что означало категорический запрет на обслуживание своих естественных потребностей. Случись несчастному созданию остаться наедине с собой даже при наличии пищи, оно вскоре утонуло бы в собственном дерьме, но вовсе не из-за отсутствия чистоплотности, а оттого, что высокое происхождение не позволяло убирать из-под себя. Также необходим животному потенциал интеллектуальный, а это означало, что наиумнейшие из прибывших с фекальными массами в буквальном значении этого словосочетания не контактировали, имея среди прямых обязанностей восхваление деяний твари и управление делами царского дома. И уж полным безрассудством стало бы поедать живьём привезенных на Крит особ женского пола, по крайней мере, до того, как выпользовать их для удовлетворения ещё одной естественной потребности организма скотины. Если принять как презумпцию изложенные выше факты, то нет оснований полагать, что привезенные для принесения в жертву молодые люди были несчастнее большинства своих ровесников-соплеменников, а еще вероятнее, что какая-то часть оставшихся вне орбиты царственного внимания испытывала к избранным чувство зависти.
С точки зрения человеческой, избранные, разумеется, обречены были терпеть вечные унижения - ведь в их обязанности входило не только обслуживание тела животного, но и вечное умиление всеми аспектами его бытия и восприятие в качестве божьей росы всего, от животного исходящего. Действительно, постоянное внушение себе и прочим вокруг, что испражнения твари благоухают розами, полувнятное её мычание содержит крупицы идей настолько гениальных, что не всякому дано даже осознать их глубину, а также искреннее желание прекрасной половины избранных понести от быдла могут быть восприняты как патология психики. Однако, последнее заключение может сделать лишь человек в полном смысле этого слова, к тому же человек свободный, с его прямолинейными представлениями о системе ценностных координат. Не следует забывать, что на протяжении последних тысячелетий единственной формой существования человеческих сообществ было рабство - а оно иногда в течении одного поколения способно извратить психологию целых этносов и заставить массы мыслить, опираясь на постулаты Лобачевского. Тогда окажется, что целование любой части тела животного своего господина - вовсе не унижение, но способ для достойного выделиться еще больше - ведь в рабской системе лишь барин определяет степень достоинства холопа и дает последнему шанс. В то же время, скотское отношение к тем, кому в жизни повезло меньше, а также манера хозяина своего честного благородного слова в любой момент брать это слово назад не является ложью, но лишь умением жить, либо эффективным управлением. Способность женщины обратить на себя внимание твари влечет счастие наивысшее: передать потомку благородного цвета кровь, а это уже сделает наследника существом высшей касты. Для облегчения моральных страданий приближенных во все времена служили определенного химического состава вещества, способные без особенных усилий изменять сознание потребителя в нужном направлении. Различные виды дурмана избранными усердно поглощались, вдыхались, вводились ректально, внутривенно и внутримышечно, но самые изысканные виды дури проникали в сознание индивида без прямого контакта, через наставления непререкаемых духовных авторитетов. Наконец, глупо отвергать гипотезу, вовсе отметающую моральные страдания представителей ближнего круга. Все они, безусловно, имели человеческий фенотип, но нельзя исключать той вероятности, что где-то между звеньями цепочки ДНК была у них никому не заметная, до сих пор не идентифицированная генетиками хромосома, определяющая принадлежность к породе скотской, а в таком случае разговоры о моральных нормах, принимаемых людьми, вообще не уместны.
Умение переместиться от задней части благородной скотины поближе к её же венценосному рылу всегда считалось в ближнем круге символом успешности, поэтому приближенные с хорошо подвешенными языками были у твари, как правило, в чести. С течением времени стало нормой похваляться не только количеством изничтоженного люда, но и преумножением материальных богатств - тогда в случай стали попадать созидатели. Правда, в рамках минотавроцентричной системы, мерилом становилась не эффективность созидания, а его эффектность. Та аксиома, что дураку не показывают половину работы, здесь бы не сыграла: существу с полубычьими мозгами наоборот следует показывать то, что при небольшой трудоемкости способно не отягощённую высоким интеллектом тварь впечатлить - тогда первый будет вознагражден щедро, последующим же ничего не останется, кроме как разгребать лажу уже не за самим минотавром, а за его успешнейшим прислужником.
Традиционное для патриархального уклада пребывание женщин при гениталиях твари долгое время вызывало зависть у находившихся на низшем уровне пищевой цепочки мужчин, что, в конце концов, сделало возможным воплощение доктрины терпимости в вопросах морали и выход на арену социально активных сексуальных меньшинств. Но и женский пол, не довольствуясь ролью репродуктивного органа ближнего круга, с течением веков упорно влезал в штаны эмансипации. Перемещение избранных вокруг благословенной туши являло бы собой хитровыстроенный хоровод, движущийся без особых эксцессов, если бы не одно совершенно естественное свойство организмов млекопитающих: при обилии питательных веществ - а на недостаток предназначенной для поглощения биомассы из представителей ближнего круга пожаловаться не мог никто - гипертрофируется репродуктивная функция организма. Суровый майорат даже вторых сыновей обласканных судьбой родителей лишал доступа к кормушке - что уж говорить о бесчисленных сонмищах бастардов, байстрюков, ублюдков и выблядков, кто, ощущая в своих кровеносных сосудах жидкость отличного цвета, что не позволяла замарать рук физическим трудом, также к заветному корыту стремился. А ещё существовали сообщества формально воровские, верхушки которых голубизной крови похвалиться, правда, не могли, но ничем другим от представителей ближнего круга не отличались - в то же время похотливой элите было решительно наплевать, кто именно удовлетворит её совокуплением, а отдохновение природы на детях организационных гениев своего времени, да ещё манерность, чванство, жеманность мажоров всех времен делало более привлекательным поиск партнёра морганатического.
Огромное количество претендентов на звание избранных с долей голубой крови в венах и без венозной голубизны диктовало необходимость не хороводить вокруг единственного минотавра, но наоборот, создавать скотоподобные объекты поклонения на разных уровнях и различных размеров, при этом для каждого микросообщества правила пестрели нюансами. И все равно места у заветной кормушки хватало не всем - так что дух состязательности никогда не покидал соискателей. Способы борьбы с течением веков менялись, но некоторые постулаты оставались незыблемы тысячелетиями, один из них - наличие как минимум трёх кодексов чести соискателя барской милости. Один из них применялся для общения избранного индивида с существами высшими, другой - для тех, кому не улыбнулось счастье приближенности к благословенной туше, третий, самый, пожалуй, сложный - для общения между собой - этот последний свод моральных норм, как ни один из предыдущих, нуждался в диалектическом подходе - в зависимости от степени приближенности визави к царственному телу. Такое же количество сводов моральных норм применялось избранными для отношений с потенциальными половыми партнёрами. Так индивиды мужского пола, не церемонясь с женщинами звания низкого, в то же время в отношениях с дамами высокородными являли примеры рыцарства и галантности, женщины же на всех этажах пирамиды, считая за наивысшее счастье иметь близкие отношения с достойным от рождения партнёром, самостоятельно домысливая его достоинства в том случае, когда таковых не было в помине, мужчинам менее благородным делали одолжение, давая шанс влиться в благородное семейство лишь за определенные перед собой заслуги.
Издавна были подмечены как преимущества, так и недостатки коллективизма при восхождении на властный олимп: с одной стороны, группа всегда сильнее одиночки, с другой - разногласия между членами коллектива могли в любой момент сыграть деструктивную роль. Тем не менее, объединение, как впрочем, и размежевание, избранных индивидов, продолжалось беспрерывно. В определённый момент истории группы, стремящиеся наверх, решено было называть партиями. При всём разнообразии декларируемых целей, пестроте партийных знамен, и своеобразии персоналий, выполняющих функцию хоругви, реальных партий, разнящихся именно идеологией, во все времена и у всех народов было всего две: одна группа удовлетворенная существующим порядком вещей, то есть своим местом около кормушки царственной скотины, другая - считающая себя обиженными (разумеется, незаслуженно) и призывающая высшую справедливость восстановить, стало быть, жаждущая перемен. Примитивность мышления избранных индивидов дает основания полагать, что группа вторая, отодвинув первую и обосновавшись на хлебных местах, всегда переймет и идеологию предшественников, ратуя за стабильность и спокойствие. Несмотря на кровопролития при выяснении отношений между равноуважаемыми семействами, в вопросах глобальной стратегии развития человечества антагонизма никогда не наблюдалось. Мировоззрение, основанное на неэвклидовых постулатах, приемлемо было обеими политическими силами во все времена. Главным врагом у всего ближнего круга на протяжении веков оставался человек свободный, способный посягнуть на устои основополагающего принципа бытия, а именно рабства. Действительно, такой наблюдатель сможет легко заметить голый королевский зад, даже если и придворными и оппозиционными идеологами признано наличие покрывающего царственные ягодицы дорогого убранства. Человек свободный может похерить всю систему ценностных координат, выстраиваемую десятилетиями, а то и веками, идеологами обожествления скотства. Единственный российский император, заслуживающий, по моему мнению, называться Великим, рискнул в стране вечного рабства этот уклад своим указом отменить, чем снискал ненависть не только консервативной части ближнего круга, но ещё более - радикально настроенной его части, и под всеобщее молчаливое одобрение пал жертвой последних. В единстве целей двух 'ультра' нет ничего удивительного, ведь пассионариям не нужны были освобожденные народные массы, а нужны были именно рабы, правда находящиеся в собственности уже не представителей прогнившего класса, а в их собственности - это по прошествии полувека доказали духовные наследники радикалов, придумав формы рабства куда более изощренные, чем применяли сметенные ими осколки старого мира. О роли в истории вечно безмолвствующих народных масс следует судить вовсе не по агитационным плакатам и слоганам пассионарных партий. Как правило, массы индивидов выполняли функцию тарана либо колоды для пробивания стены(а скорее междуэтажного перекрытия ) социальной пирамиды. Инертность массы обретает невероятную разрушительную силу в том случае, если колоду раскачать - вот почему с каждым столетием искатели справедливости все осторожнее прибегают к последнему аргументу, стараясь сразу по выполнении возложенной исторической миссии зафиксировать взбунтовавшихся было смердов в положении ещё более противоестественном, чем предшественники - по счастью, аморфность масс населения делает эту принуждённость терпимой. Что же до идеологии, то здесь можно констатировать единство стада с пастырями из обеих партий, поскольку рабство дает рабу одно очень существенное перед свободным человеком преимущество: если человек свободный за потребленное собой платит сам, то за раба всегда рассчитывается его господин, требуя взамен такую малость, как личная свобода. То, что рабы, как правило, потребляют немного, а значит и размер дармовщины ничтожен, нисколько чернь не коробит, и в этом безусловная заслуга тех представителей ближнего круга, на кого возложена функция идеологов: добрые сказки, в которые верит быкоголовая тварь наверху, понятны и доступны и представителям черни: каждое низкородное быдло в скрытом от всех уголке своей мелкой душонки верит, что именно оно и есть избранное существо, и лишь тотальное невезение отделяет его от загона скотов, судьбой обласканных - в этом содержится еще один намек на всеобщее равенство и возможность усесться в социальный лифт, который доставит раба наверх без особых со стороны последнего усилий. Вера в реальность быстрого взлёта скрашивает серые будни обреченных вечно прозябать в подножье социальной пирамиды, но и элиту делает немного счастливее, вселяя твёрдую уверенность, что материальные блага, коими она распоряжается, достались ей по справедливости и её представители - достойнейшие из всех, ведь сумели в свое время воспользоваться предоставленным каждому шансом (фактор голубизны крови в последние столетия визуально отошёл на задний план, но, разумеется, не исчез вовсе). Страной рабов и господ легко управляют мажордомы, формально стоящие на втором плане, алгоритм управления обкатан веками, при этом и кнут и пряник и добрая (для достойных людей) сказка играют свою роль в государственном управлении. Левый или правый уклон, декларируемый в публичной политике, компенсируется управленческим противовесом, контролируемым ближним кругом. Вот почему, возвращаясь к советской империи восьмидесятых годов двадцатого века, желаемый и элитой и чернью социальный рай был недостижим: представители класса в советском понимании среднего, компенсируя социальность декларируемых программ, жили и взаимодействовали между собой по законам рынка, денежные знаки, хоть и называемые презрительно деревянными, всё же имели реальную силу, особенно подкреплённые ресурсом, названным позднее административным. Сообщество, именуемое советским народом, несмотря на кажущуюся абсурдность посыла, было в политическом смысле нацией - со своей элитой, средним классом и чернью, при этом выполнялось главное условие стабильного существования политической нации (при том разумеется допущении, что в государство собраны именно рабы, своим общественным статусом удовлетворенные): массы черни должны длительное время быть верными лишь своему господину, не дожидаться Юрьева дня с тем, чтобы найти себе барина подобрее. То предположение, что формально образовавшиеся после полураспада полувеликой державы национальные обломки не могут состояться ввиду отсутствия среднего класса является очередной сказкой для контингента, интеллектом не слишком отягощенного: средний класс, равно как и элита и, конечно же, чернь, остались на своих ярусах социальной пирамиды, поскольку места на всех её этажах продолжают передаваться по наследству. Ничего удивительного нет в том, что, предоставив верхушке общества право насладиться неограниченной частной собственностью, а низы опустив в суровую рыночную реальность, представители нынешнего среднего класса оставили для достойнейших своих представителей лазейку в социальное общество - система, балансируя, вновь доказала свою устойчивость и способность к самосохранению. Проблема случайно получивших государственность периферий состоит лишь в том, что все без исключения рабы(в том числе - наипривилегированейшие) не видят в местном самоуправлении своего барина, а продолжают выискивать себе господина в столицах метрополий. Именно наличие собственного минотаврика, пусть даже потешного на фоне скотов великодержавных, придает суверенитета территориальному образованию и делает его население народом или нацией. Всё это актуально, разумеется, лишь для сообществ рабских, но ведь история мировая настолько бедна примерами зарождения и длительного существования наций свободных, однако изобилует фактами перерождения вольных людей в рабов, что описание такой истории будет делом непосильным для автора, ибо потребует таланта сочинительского, носителей какого за всю историю мировой литературы можно пересчитать по пальцам одной руки, а вот история исканий и обретения своего места в новых условиях представителей старой прослойки - вполне посильна и достижима - для этого достаточно лишь быть внимательным и скрупулезным наблюдателем и не лениться увиденное вокруг себя записывать.
Расчетный счет.
Не так пани, як пiдпанки.
Украинская пословица
Глава 1. Дело мастера.
Для человека, в поте лица своего добывающего себе хлеб, важно не только умение работать и уровень квалификации, но и тот круг людей, в составе какого он будет трудиться. Такой трудовой коллектив, что пересилит все невзгоды и напасти, складывается годами жесткого отбора и отсева. Начало каждой рабочей командировки ознаменовано, как правило, клятвенными заверениями в вечной дружбе членов бригады, но с течением времени бытовые мелочи, а еще больше - не оправдавшиеся надежды на большой куш подстегивают трудовые сообщества к внутренним распрям.
Работать вдалеке от дома почему-то всегда менее комфортно, но прибыльнее. По крайней мере так говорится во всех объявлениях о найме. Дискомфорт связан с необходимостью делить ограниченное жизненное пространство с такими же как и ты товарищами-гастарбайтерами, а еще неотвратимостью труда совместного, который и объединяет и разделяет субъекты в равной степени.
Второй месяц пребывания внутри такой склепанной наскоро перед отъездом бригады для бывшего харьковского частного предпринимателя Ромы Пестряка казался уже невыносимым. Судьба в лице безжалостной рыночной конъюнктуры сделала вовсе неприбыльной торговлю промтоварами на оформленном по закону контейнере 'Лоска'* (*Авторынок в Харькове). Обещанной в пылу предвыборной компании помощи от государства не поступало ни копейки, росли лишь долги, а бывший одноклассник давно уже звал на заработки в Россию - там заветная полторушка зелеными в месяц казалась реальностью.
Однако, тридцатилетний искатель рабочего счастья, ничего ранее не слыхавший о такой области строительства, как вентилируемые фасады, но теперь уже освоивший многие стадии производственного цикла, начинал понимать, что не работа с минеральной ватой, не сборка лесов и не постоянное напряжение рук, не выпускающих перфоратор, является главным препятствием на пути к достижению цели, каковой есть завершение всех этапов работы и как следствие - расчет нанимателя с наемными рабочими, а то дерьмо, что именуется с недавних пор 'человеческим фактором'.
Формальный неосвобожденный бригадир Андрей Черпаков с самого начала был с Романом в контрах - еще с тех пор, как последний потребовал отчета о том, как тратятся суточные: ушлый бригадир каждый вечер бывал навеселе, при этом деньги даже на пачку сигарет приходилось выбивать чуть ли не с боями. Выделить свою долю определенной суммой было неотъемлемым правом работника, Черпак на это, скрепя сердце, пошел, что и послужило причиной взаимной неприязни, под воздействием спиртного, употребление которого табуировано не было, перераставшей в негромкую ненависть. Одноклассник Богдан Плошенко - тот, кто подтянул Рому в далекую командировку, в технологии процесса разбирался значительно лучше Черпака и реально руководил работами, при этом договор был о равном трудовом участии и распределении зарплаты. Компенсировал свою излишнюю квалифицированность друг детства, оставляя за собой работы хоть и более ответственные, но менее трудоемкие, в иные дни вовсе не взбираясь на леса, что в свою очередь бесило Черпака - лидера формального, и последний также позволял себе вольности как то двухчасовой послеобеденный сон, невыход на работу после вечерних возлияний или походов в ночные клубы, каковые позволить мог себе крайне редко, лишь после выдачи авансов. Именно эти не очень регулярные проплаты, а если быть совсем точным - суммы траншей - стали причиной затухающей трудовой активности бригады. Выданные перед отъездом подъёмные (большинством рабочих оставленные дома родным) оказались единственной крупной выплатой. По прошествии полутора месяцев оказалось, что на заветные полторы тысячи еще даже не наработано по согласованным с начальством расценкам, выплачено на руки и в Харькове родным и того меньше, а ещё не переставали ползти слухи о том что их главный работодатель Влад Бандуренко, прозванный рабочими Лексусом - по марке используемого в Москве автомобиля - многих работавших на него 'кинул' с зарплатой, недоплатив обещанного, еще велись небезосновательные разговоры о наглой привычке шефа полученные за определенную часть работы деньги с одного объекта перенаправлять на выплату суточных и авансов работающим на другом объекте. Именно разговорам об этих со стороны начальства каверзах посвящалось начало каждого рабочего дня, сопровождаемое чаепитием и увещеванием Гены Прокудина по прозвищу Кудя о том, что кидают, конечно, везде, но как у Влада - ни в одной лавочке. Чем позже приступала бригада к производительному труду, тем меньше бывало за день сделано, соответственно заработки, и так не высокие, снижались. Сам Рома, до тридцати лет ни на стройке, ни тем более в командировках не работавший, был последним из тех, кто принимал всерьез Кудины провокации. В начале заезда для себя он считал главным - не отстать от более опытных коллег по строительному цеху, но теперь с каждым днем все глубже осознавал, что в бригаде выполняет чуть ли не основную часть работы: Кудя, помимо задатков профсоюзного лидера, отличался еще ярко выраженной рукожопостью, Бодя, и без того чувствуя, что прогадал с выбором объекта, в трезвом виде пребывал все реже - бухали, разумеется, вечерами все вместе, но утром некоторые любители продолжали, в то время, как сам бывший негоциант по утрам иногда превозмогая похмельный синдром самостоятельно, иногда прибегая к помощи баклофена, чудодейственные свойства которого познал еще в первой украинской столице, на леса каждый раз взбирался и положенное ему производил. Ошибочность своего выбора еще больше осознавал Рома, наблюдая работу на соседней захватке присланных Владом из Москвы троих харьковчан, которых революционные веяния смежной бригады обходили стороной. Игорек и Витя не то, что не были подгоняемы Димой - их бригадиром, казалось - они без указки знали, что им делать, в то же время Бодя менеджменту уделял времени все меньше, а без его чуткого руководства работа на глазах расклеивалась. Последней каплей стал отъезд неформального лидера бригады по вызову друга Сени к новому месту работы в Курск, при этом руководитель формальный - Черпаков - бразды правления в свои руки брать, казалось, и не собирался, также пребывая в расстроенных чувствах по поводу возможной невыплаты заработанного. Случись подобное к примеру, в Москве, вся бригада сквозанула бы вслед за шустрым Бодей (он, кстати, обещал узнать в Курске на счет работы для всех) но город приложения труда лишь формально считался Сибирью Западной, билет до белокаменной, не то что до дому, стоил рублями не меньше шести тысяч - таких денег у каждого на руках не было. Нет, суточные в размере двух российских сотен выплачивались регулярно, случались также и авансы, но деньги странным образом протекали у заробитчан сквозь пальцы рук. Во время разброда и шатаний в своей бригаде Рома принял тяжелое для себя решение, прежде чем открыто и честно сказать Черпаку: 'Главная моя ошибка - что я не с теми поехал' - и перешел в Димину бригаду. Там, казалось, совсем другая жизнь: не было утренних посиделок за чаем и ежечасных жалостливых завываний о том, что непременно кинут - такая вероятность и без слов давит на всех сезонных рабочих во все времена в любой стране мира, особенно не имеющих ни контракта, ни разрешения на работу, ни регистрации, ни медицинской страховки, то есть работающих 'на свой страх и риск'. Но сплоченный коллектив порой выполняет функцию лодки в суровом житейском океане. Дима - не чета Боде, который за последние десять лет ни разу по приглашению друга не съездил на отдых даже в Крым, пребывая в России на заработках - новый бригадир так и светился каким-то внутренним аристократизмом. Игорь часто повторял как заклинанье фразу 'Димон в фасадах -бог', и бригадир, участвовавший до тех пор в облицовке керамогранитом двенадцати объектов, никогда эту презумпцию не оспаривал. Он, единственный из всех, работавших в двух бригадах, не стриг волосы под ноль, одет был для гастарбайтера наилучшим образом (а расстояние, покрываемое на общественном транспорте от съемной квартиры до объекта, заставляло утром и вечером ходить не в рабочем). Когда облеченный полномочиями товарищ по бригаде начинал говорить, слушатель, даже не вникая в суть сказанного, понимал, что мысль глубока и актуальна, да и как не залюбоваться фигуристостью, осанистостью, в лучшем смысле породистостью нового друга. Двадцатитрехлетний Игорек был мотором коллектива, хотя порой и напрашивался - характер, как и Рома имел вспыльчивый, но быстро отходил. С подсобником повезло еще больше - житейский опыт и предусмотрительность тридцатишестилетнего Вити помогали в работе не меньше, чем Игорева прыть, иногда казалось, что работник, обслуживая бригаду и не поднимаясь наверх, знает все, что происходит на лесах. Отъезд Черпаковской бригады почти в полном составе сделал необходимостью 'добить' и оставленную захватку, но при хорошей организации труда выполнение этой задачи становилось реальностью. Пооперационное выполнение работы с каждым днем становилось все заметнее, а мудрые предки не зря говорили: 'Сделал дело - гуляй смело!'. На ежедневное пивко вполне хватало суточных, возле стройки нашел везде сующий свой проворный нос Игорь заросли дубаса, да в таком количестве, что один раз хватило сварить молочину, после каждого из авансов сам бог велел наведаться в один из расположенных неподалеку ночных клубов, где разудалые хохлы стали почти своими. А когда денег не хватало - они, почему-то как и прежде заканчивались внезапно - можно было взять - разумеется, заимообразно - у того же Виктора - еще одним достоинством старшего товарища было то, что последний не курил и не пил - следовательно, имел в своем распоряжении свободную наличку, а в клубе он бы умер со скуки. Работа продвигалась, хоть и не так споро, как мечталось, жизнь была если не прекрасна, то уж точно удивительна, освободившуюся после отъезда мокрофасадчиков комнату не заселили никем - а это открывало врата новых - в плане межполовых отношений с новыми знакомыми из клубов - возможностей, коими Рома первый всегда пользовался. Но главное - нашел он человека, который, являясь лидером формальным, был еще и авторитетом духовным для коллектива (для абсолютного большинства уж точно), и с кем дальнейшее прохождение по жизни вместе вселяло оптимизм.
* * *
В 1-Б классе 332-й Харьковской средней школы было по итогам первого полугодия пятеро отличников, но первым всеми признан Дмитрий Пруденко - его умение быстро читать, способность слово в слово запоминать сложные тексты из учебников, объяснения учительницы, а также высказывания прочих взрослых и серьезных людей поражали всех. Рослый и крепкий не по годам мальчик быстро стал гордостью всей параллели, а драка на одной из перемен с третьеклассником, завершившаяся безоговорочной победой молодости, стяжала уважение от пацанов много старших - порой даже дышащие после перекуров табачищем семиклассники приходили поинтересоваться, кто же навалял старшему себя на два года. Но преуспевать во всем суждено было маленькому Диме недолго: такая неприятная наука, как арифметика, трансформируясь с годами в математику, поставила на пути замечательного ребенка серьезный барьер: как оказалось, одной памяти для продолжения вундеркиндального взлета маловато, а способность к логическому мышлению была у мальчика, разумеется, не ниже средней, но и не вровень с уникальной одаренностью в запоминании больших массивов информации. Не теряя авторитета среди ровесников и старших товарищей, Пруденко классу к четвертому скатился на слабенькие 'тройки', при том, что интеллектуальный потенциал ему позволял быть и среди первых учеников. Но для этого необходимо корпеть над тетрадками и учебниками, а особенный мальчик привык первенствовать во всем и без особого труда, так что долгие часы самостоятельных занятий почел для себя делом унизительным. В двенадцать лет произошел с Димой случай, ставший для него знамением, но какого другой подросток, вероятно, устыдился бы: на Конном рынке престарелой цыганке оставил он два миллиона купонов - довольно крупную для середины девяностых сумму денег, собранную сильной половиной класса для празднования 8-го марта. Но утраченная сумма не имела для мальчика особого значения - гораздо важнее было то, что поведала встреченная, как ему казалось, не случайно, провидица - а услышал Дима из уст пожилой и совсем незнакомой женщины четкое объяснение причины всех его неприятностей, связанных с формализацией статуса особенного, хоть и юного, человека. Именно это сочетание слов 'не такой, как остальные' заставило его перед вещуньей остановиться, а дальше, будто читая не написанный Димой личный дневник, поведала цыганка, что парню в жизни пока не везет, что завистливые люди не дают развитья его недюжинным талантам, что лишь настоящие друзья и верные подруги знают о том, что общаются с человеком, много выше себя, но даже они не осознают того потенциала, что таит в себе перспективная личность, но будет в жизни у Димы шанс, который и раскроет всю глубину его богатого внутреннего мира, самого сделает успешным, но для того, чтобы этот шанс от себя не отвести и удачу не спугнуть необходимо немедленно - через час будет слишком поздно - отдать скромной гадалке всего одну тысячу - она большего и не отважится взять с такого незаурядного человека - а остальную мелочь завернуть в бумажную двадцатку, а ее - в большего номинала купюру, потом все это в еще большую, всю кучу свернутых жгутом бумажек положить на руку гадалке и дунуть на зажатый кулак - тогда вся порча сойдет с паренька, а деньги, даже если временно исчезнут из поля его зрения, через короткое время непременно вернутся, да еще в куда большем количестве.
Откуда могла незнакомая женщина знать о собеседнике практически все - иного объяснения информированности встреченной особы, чем сверхъестественные её же способности быть не могло, а то, что сила личности чувствуется на расстоянии, Пруденко хорошо знал - ему уже не нужно было драться, чтобы доказать свое место в школьной иерархии даже среди пацанов на три-четыре года старших его, а одноклассницы всерьез рассматривали его как потенциального парня наравне с выпускниками восьмилетки - а в таком возрасте девушки, как правило, обгоняют мальчишек на пару лет и одноклассников как особей противоположного пола не воспринимают. Не прикладывая особых усилий, Дима уже перестал вести счет своим сексуальным партнершам, когда еще не все ровесники распрощались с невинностью.
Высокий рост позволял парню заняться баскетболом, а участие в команде - без особых усилий поступить в институт физкультуры - обилие 'троек' в аттестате не стало преградой. Однако, среди атакующих защитников слишком высока конкуренция, а если еще тренер прецизионен и субъективен в оценках отдельных игроков - пробиться перспективному спортсмену даже в одну из украинских команд практически невозможно. Формально отчислен был Пруденко за нарушение режима, хотя вел образ жизни много здоровее абсолютного большинства своих товарищей по команде, до двадцати лет даже не курил. Редкий косячок или хапок мокрого можно не считать, ведь 'дуют' практически все, и планом не подымишь регулярно, как табаком. Да и к спиртному относился с уважением - никогда не отказывался поддержать коллектив, но и меру всегда знал. Один из сокурсников всерьез увлекался астрологией, и по просьбе Дмитрия - вначале шутки ради - составил гороскоп. Однако, прочитав пророчества звезд, молодой спортсмен почувствовал в душе что-то, чего давно не испытывал ни перед ставшим почти регулярным сексом с новой партнершей, ни после затяжки косячка с отборной травкой. Слова об исключительной силе исследуемой личности звучали в унисон с предсказанием гадалки, а тот неоспоримый астрономический факт, что Марс расположился-таки напротив Венеры, а Солнце с неотвратимой непреклонностью входит в Водолея свидетельствовал о том, что Дима Пруденко в двух шагах от того, что вознесет его еще выше. Отставка в спорте немного расстроила молодого человека, но с таким потенциалом ему ли унывать, тем более, на горизонте замаячила не менее заманчивая перспектива. Брат тогдашней Диминой девушки Евгений Чмонько (на старших курсах уставший от плотских утех любимец дам склонился таки к моногамии) - без всякого специального образования лишь по рекомендации занял инженерскую должность в преуспевающей строительной компании. Протекцию составил их общий знакомый - еще на первом курсе вместе зависали в общаге Юракадемии. Однако, Дима решил, что родственные связи обеспечат ему более стремительный карьерный рост в той же фирме - руководила корпорацией мамина двоюродная сестра, а ему, соответственно того же колена тетка Анжелика Львовна. Полагая, что собеседование будет пустой формальностью, Дима пришел в офис прямо с пива - это был главный его прокол: пьянства строгая начальница не прощала никому. Взглянув в принесенные документы об образовании, родственница сухо сказала: 'В офисе ты мне не нужен. Могу порекомендовать человчеку, что занимается вентфасадами - сейчас это перспективно. Но пойдешь рабочим - руководителей там хватает'. Огорошенный таким нерадушным приемом, Дима даже не смог устроить скандала - и это пошло на пользу, избавив маму от необходимости после унижаться перед успешной кузиной, прося за сына еще раз. Однако, даже такой протекцией пренебрегать было глупо - последующие пять лет утепление и облицовка фасадов стали одним из объектов приложения Диминых сил. Украинский рынок строительства оказался на удивление малоемким, особенно после кризиса, а влиятельная ранее родственница под давлением интриганов- конкурентов вынуждена была от дел на время отойти. В то же время, налаженная семейная жизнь и рождение дочки понуждало молодого отца озаботиться поисками достойного дохода. Вот когда пригодились институтские связи - тот самый хваткий Женька, что ранее обошел Дмитрия в должности, уже имел выход на Москву и легально зарегистрированную там на брата фирму - туда и должен был выехать Пруденко на работу.
* * *
Игорь Равлюченко в жизни старался не терять оптимизма, и хотя, несмотря на молодость, огорчений претерпел достаточно, веселый нрав всегда выручал. Последний год неприятностями был особенно насыщен. Ушла хорошая работа на демонтаже одного из бывших цехов ХТЗ - ушла глупо, из-за въедливости начальника охраны и отчасти - собственной жадности: величайшей глупостью было второй раз за день возвращаться через проходную за медью, но уж очень нужны были в этот день деньги, а на себя под одежду сразу тридцать килограмм не спрячешь, при этом тайник видел сменщик - вероятность найти полублагородный металл на следующее утро сводилась к минимуму. Природное умение общаться с начальством сыграло наполовину: делу ход давать на стали, но на территории завода настоятельно рекомендовали больше не появляться. Деньги, вырученные за тот металл, что вынести удалось, до семьи не дошли - да и не стало бы их на решение всех материальных проблем. На питание хватало получаемых женой на карточку детских денег плюс ее же небольшой зарплаты, а нужно было еще на лечение: врач-отоларинголог, осматривавший любимую дочурку, обнаружил у той воспаление среднего ушка, понавыписывал кучу рецептов и требовал повторно прийти через две недели. Жена воспринимала всерьез слова доктора, хотя друзья говорили Игорю - и здесь он больше склонялся к их компетентному мнению - что у врачей с аптеками договоренность, и должностные лица специально пугают несведущих родителей, выписывая дорогие препараты. Однако, несколько сот гривен, которых все равно на исцеление было мало, ушли не просто так - типу, у кого квартировал, нужны были они на плату за базу вперед, но он же дал информацию, ценою гораздо выше - вывел на Славика - работодателя, что и здесь мог подыскать работу, еще и возил на Москву людей. С работой в Харькове опять не срослось - по той же причине: не фартило Игорю в этот год с металлом, на этот раз алюминием - а может, с охраной теперь нужно делиться, отдавая чуть не половину. Но все это - крохи по сравнению с тем, что можно, как оказалось, зарабатывать за столь прозрачной границей. Если верить знающим людям, при такой расценке на керам, какую дает Славик в Москве, можно поднимать за пятьдесят бакинских рублей в день. Отсутствие опыта Игоря не пугало - тот же Славик дал координаты типа, все в фасадах знающего, проездные на двоих - а это уже признак серьезности намерений работодателя. С Димой -так звали типа - еще на Южном вокзале договорились держаться вместе, что бы не случилось - тем более, он уверял, что директор московской фирмы - брат его хорошего знакомого. Однако в Москве все пошло не совсем гладко. Авансы на питание, разумеется, выдавались, но те суммы, о которых говорилось в Харькове, не мелькали даже близко. Один только раз, включив старый обкатанный репертуар о необходимости денег для молодой семьи, удалось получить по сотне долларов каждому - но высылать домой такую малость смысла не было, а в киоске у метро так заманчиво поблескивал МР3- плеер - недосягаемая харьковская мечта, да и Дима, с которым Игорь советовался во всем как со старшим товарищем, обстоятельно заявил - 'Надо брать, деньги еще будут. Считать их дело неблагородное, а к людям достойным они сами липнут'. Ожидания вновь не оправдались, но удача от друзей все же не отвернулась - встретил Игорь на стройке старого - еще по прошлогоднему Киеву - своего начальника, который свел с путешествующим Москвой на 'Лексусе' Владом Бандуренко. Последнему рабочие оказались нужны, но не в Москве - ехать нужно в восточном направлении трое суток. Однако билеты обещаны были без промедления, также суточные, не выворачиваемые, как у Славика, из зарплаты, опять же по месту работы бесплатное жилье - а в Москве разочаровались к тому времени оба побратима - все указывало на необходимость выдвигаться в восточном направлении.
Глава 2. За кабана.
Вечные творения человеческой мысли замечательны своей многозначностью. Так по одному лишь из эпизодов Бытия приверженцы идеи исключительности еврейской нации могут найти подтверждение своей теории, резонно назвав египтян, не догадавшихся творить запасы продовольствия, низшими себя существами. Но и антисемиты имеют повод сказать, что понаехали, мол, жиды, и обратили в рабство вольных хлебопашцев. В то же время, человек, не придерживающийся убеждений радикальных, сделает свой вывод: если нация, тысячелетиями растившая злаки, не осознает, что за семью тучными годами непременно идет ряд лет тощих - её сыны не только обречены на порабощение, но такая форма существования, как рабство для них наиболее комфортна - ведь, что ни говори, рабы - собственность рабовладельца, и голодная смерть их - убыток для хозяина. А те, кто к будущему своему относятся легкомысленно, в любые века найдут себе пристанище под крылом доброго барина в виде живого товара, и поспособствуют этому, выступив посредниками, инородцы, или найдутся проворные из своих - особой роли не играет.
Виктор Анатольевич Филимонов, будучи не воинствующим, но убежденным атеистом, Библию не просто уважал, он осознавал, что её изучение может дать исторической науке больше, чем тонны сомнительной подлинности артефактов, и посмеивался над добровольным затворником и несостоявшимся миллионщиком, изучавшим евангелие лишь один год из предоставленных в его распоряжение пятнадцати. Сам Виктор свободного, не омраченного необходимостью заботы о хлебе насущном времени имел маловато, чтобы погрузиться в пыль столетий, но достаточно для усвоения правил игры, царящих в современном ему обществе, своего в этом обществе статуса и возможностей своей же социальной миграции.
Опираясь на прочитанное, а также с экранов и мониторов увиденное (а современные средства коммуникации уже развиты настолько, что любой желающий может получить всю необходимую ему информацию - по крайней мере, в энциклопедических и статистических рамках), человек средних лет был благодарен судьбе за то уже, что времена классического рабства канули в лету, да и в средней исторической перспективе был скорее оптимистом, опираясь даже не на информацию, полученную из всемирной сети и литературы, а лишь на собственный, а также родных своих людей, жизненный опыт. Отлично помнивший девяностые годы двадцатого века, Виктор мог констатировать, что, как бы там сегодня не истекали желчью говорящие с телеэкранов головы, а уровень жизни украинских граждан за полтора десятка лет повысился изрядно. Покойная ныне бабушка по материнской линии, при жизни не будучи ни диссиденткой, ни буржуазной националисткой, скорее наоборот - образцовым советским человеком - пережив упадок середины девяностых, все же сознавалась, что 'после войны было куда хуже, про саму войну вообще говорить нечего', про голодовку тридцатых никогда ничего не рассказывала, но и не отрицала приводимых в средствах массовой информации фактов, лишь подчеркивая неурожайность страшных лет. Итак, на протяжении последнего века благосостояние населения Восточно-Европейской равнины, пусть и скачкообразно, но неуклонно повышалось. Необычайной щедростью со стороны власть имущих, кои, в свою очередь являются во всех смыслах прямыми потомками эффективных с вождями вместо мозгов в головах менеджеров бурной зари столетия двадцатого, можно считать уже то, что взятому под свою опеку электорату потомки предоставляют не просто шанс на выживание (какого идейные предки подвластному себе контингенту порой не давали), но еще позволяют накапливать жирок капиталов, подтапливая который, также не применяют более кровавых методов.
Законодательство, как правило, лишь формально писано для всех граждан универсальным, в то же время имеются постулаты, игнорировать какие не может никто. Это своего рода правила игры, выполняя которые человек, находящийся на любом этаже социальной пирамиды, сможет обезопасить себя от произвола властей и иных институций общественного воздействия. Есть, правда, в этой философии что-то премудро-пескариное, однако, индивид, возомнивший себя вхожим в круги, где ему по всему не место, не только не будет принят на более высоком уровне, но рискует еще и потерять природное свое обиталище. Вот почему место это нужно всегда помнить, если не хочешь в погоне за лишним потерять жизненно необходимое. Свод правил игры Филимонов всегда осознавал и выполнял, считая меньшим для себя злом минимальное общение с окружающим пространством. Кодекс поведения людей, проживающих в стране, что в данное время называется Украиной, достаточно либерален, чтобы не принуждать каждого быть законным буквоедом, ортодоксальность же мышления губит многие светлые умы.
Опыт семейной жизни Витя, разведясь с женой после шести совместно прожитых лет, считал для себя скорее положительным - в смысле осознания того, что не стоит двум людям держаться друг за друга, если совместное проживание не дает каждому из них больше плюсов, чем минусов, улыбку судьбы видел он в отсутствии рожденных в браке детей - ведь ребенок может порой стать для молодой семьи склеивающим фактором, а нельзя представить существа более несчастливого, чем маленький беспомощный человечек, ставший заложником отношений двух людей самодостаточных и взрослых, кому претит совместное проживание.
Одним из правил, установленных властью для населяющей территорию людской массы, есть пенсионное обеспечение лиц, утративших трудоспособность. Чтобы рассчитывать на такую поблажку от государства, гражданин обязан в молодости либо работать там, где прикажет страна, либо вносить в соответствующие фонды определенные суммы денежных средств. Работать на государство Виктор считал для себя большой глупостью, видя перед глазами пример собственных родителей: отец, чье трудовое участие в продукте современной ему страны превышало внесенную долю Витиной же мамы на порядки, теперь получал от государства пенсию лишь на несколько процентов большую, чем установленный законодательно прожиточный минимум, ниже которого выплат по старости не бывает даже у домашних куриц. А зная принцип преемственности власти (то есть, тот медицинский факт, что младшему Филимонову пенсию будут начислять дети, либо внучатые племянницы чиновников, облагодетельствовавших его же родителей), решил далекий еще до пенсионного возраста человек выполнять лишь минимально необходимые обязательства перед государством. Не так давно украинским законодательством установлен был пятилетний срок проплаты пенсионного страхового стажа, дающий право претендовать на пенсию в случае потери трудоспособности - именно соответствующая этому сроку сумма была внесена задним числом потенциальным пенсионером Филимоновым в кассу солидарной системы. Однако после срок обязательного страхового стажа подняли до пятнадцати лет. Витя относился к действиям законодателя с пониманием, в глубине души осознавая, что и это - слишком малая цена будущего своего пожизненного благоденствия, но внести даже её единовременным платежом уже не мог. Приоритетом украинского законодателя, как и во всех странах с недоразвитой демократией, последние десятилетия стала стабильность в той сфере социальных выплат, которая обеспечивала бы электоральную поддержку ставленникам властей - то есть в пенсионной. В течение нескольких лет подряд средняя по стране пенсия росла темпами, опережающими рост заработных плат вдвое. А это в соответствии с постулатами уже даже не экономики, а физики (закон сохранения) означает, что доля работающего при распределении продукта труда должна снижаться. Возможно, имей Украина колонии, или хотя бы постколониалиные территории, правительство без колебаний переложило бы тяжесть финансового бремени на туземцев, но вышло так, что остались в этой пищевой цепочке малороссы последними. Значит, выплаты привилегированным (с точки зрения современных идеологов) слоям населения можно было системно повышать, лишь снижая цену рабочей силы в собственной стране. Однако, законы рынка, опять же дублирующие естественнонаучные постулаты, говорят о том, что товар слишком дешевый всегда будет искать и вернее всего найдет покупателя с большей суммой денег в кармане. Такой товар как рабочая сила - мобильнее прочих, ибо неотъемлем от продавца - живого человека. Виктор Филимонов работать задешево не хотел, поэтому поиск заработков подальше от дома был для него естественен. Не подверженный воздействию идеологии, он согласен был даже работать - страшно подумать - в странах агрессивного милитаристского блока, настроенного к славянскому миру традиционно враждебно - чем снискал бы ненависть и презрение простых жителей Восточной Украины старшего поколения и злобную зависть их же прямых потомков. Но, если взглянуть на географическую карту, сразу бросается в глаза удаленность от Харькова Западной Европы, в то же время неисходимые просторы страны - великого северного соседа манят своей близкостью, а также отсутствием необходимости изучать язык межнационального общения. В молодые свои годы Виктор побывал на заработках в России дважды. Первая командировка была, хоть и денежной, но не сказать чтобы удачной - влияние ртутного состава, которым пришлось работать безо всяких средств защиты, отразилось на здоровье молодого парня. Однако, с другой стороны, тогда повезло Филимонову больше прочих членов бригады - никто из них не пережил роковую командировку дольше, чем на три года.
Вторая поездка - уже после расторжения законного брака - на два года с перерывом в два зимних месяца - позволила купить гостинку общей площадью двенадцать квадратных метров со своим санузлом. Витя точно знал, что это жилище, по всей видимости - его последнее пристанище - он надеялся, что лет минимум на пятьдесят - понимая, что больше на такой рывок здоровья не хватит, а значит, больших денег на расширение жилплощади ждать неоткуда. Те редкие гостьи, что оставались у него на ночь, не были в восторге от апартаментов, совместное проживание на таком ограниченном пространстве вряд ли могло привлечь даже с серьезными намерениями девушку, зато как ладан чертей отпугивало охотниц выйти замуж за квартиру. Переселяться же в богатый дом Витя теперь уж точно не собирался (даже если бы ему чудесным образом представилась такая возможность) - хорошей прививкой от желания усесться не в свои сани стали шесть лет 'в прыймах' - проживание на снимаемой у тещиной сестры квартире Филимонов все равно считал пребыванием на чужой территории - за скидку в десять гривен на оплату аренды выгрызали мозги на сотни долларов.
Еще один плюс был от малогабаритности квартиры - маленькая сумма оплаты коммунальных услуг. А также не было нужды у Филимонова тратиться на развлечения в том виде, какими их представляет подавляющее большинство населения постсоветского пространства. Спиртное не употреблял мужчина средних лет ни в каком виде по причине собственного алкоголизма. В молодости старался он принимать на грудь наравне со всеми, но остановиться никогда не мог. Позже семейная жизнь заставляла держать себя в руках, а после развода желание 'немного расслабиться' почти всегда влекло за собой выход из строя почти на неделю. Прибегать к услугам медицины либо гипнозу Витя не стал, и даже не из экономии, а лишь насмотревшись рядом с собой тех закодированных и подшитых, кто 'завязывал' против своей воли (в основном по настоянию семьи) - такие люди мало того, что сильно менялись психологически в период абстиненции, они еще довольно легко 'подбирали нужный код' и быстро наверстывали недопитое в продолжении месяцев в считанные дни. Итак, что бы ни вшивали тебе под кожу, и какие бы слова не нашептывал солидного вида гипнотизер - это всего лишь подстраховка для человека, твердо принявшего решение, либо дополнительные (и вовсе не эффективные) затраты для того, кто решение для себя окончательно не принял. Поэтому данная самому себе установка на то, что возобновить бесконтрольное употребление можно в любой момент, но этот 'штопор' будет точно последним в жизни, помогла, человеку на четвертом десятке жизненных лет стать трезвым алкоголиком.
Отсутствие в уголовном кодексе Украины ответственности за тунеядство - явный пробел в законодательстве страны, избравшей удешевление товара 'рабочая сила' (пусть даже с самыми благими намерениями) стратегией на перспективу. Удерживаться на прежнем материальном уровне Вите было довольно легко, учитывая его невысокие запросы. Но с течением времени социализация раздробленного было общества подрубала и его благосостояние. Обосновавшись в своей гостинке, он тогда скорее интуитивно избрал путь наименьшего сопротивления с наибольшей сиюминутной отдачей. В середине первого десятилетия нового века большинство населения в свете роста доходов занялось ремонтом жилья. Имея навыки работы в строительстве, а также определенный круг знакомств, можно было наниматься на довольно высокооплачиваемые объекты. Опыт работы промышленным альпинистом в те годы очень пригодился Филимонову, а еще больше выручала готовность выполнять работы тяжелые, а порой и вредные работы - в те времена подружился Витя с болгаркой и кувалдой, когда приходилось осуществлять демонтаж бетонных стен, с лопатой и киркой на копке траншей, перенюхал немерено растворителя, на поклейке пластиковых труб и покраске металлических конструкций. Коллеги-подрядчики ценили грамотного и пунктуального - порой до занудства - члена команды. Табу на потребление алкоголя давало Вите не только дополнительное время, но и экономило денежные средства. Вскоре он стал замечать, что если не хвататься за все предложения, как голодный волк в овчарне, можно за три-четыре дня заработать такую сумму денег, что вровень с получаемыми на отдельных рабочих местах ставками, а если посчастливится работать не за копейки дней десять - еще и расширять свой бизнес, приобретая новый инструмент вместо морально и физически изношенного. Однако, остальные товарищи по коллективу вносить лепту в общий котел отказывались, мотивируя постоянной нехваткой средств на содержание семей, расширения не вышло, правда, и коллектив не распался, Виктор лишь заявил о своем праве избирательно подходить к выбору объектов. Еще несколько лет его не часто, но звали выполнять какие-либо работы, хотя от бригады люди все больше отделялись, польстившись на стабильность выплат у крупных работодателей. Да и рынок ремонтных работ обеднел заказчиками, в то же время в полку желающих подрядиться народу не убывало. Из жилищного кооператива, где Витя работал пару лет сантехником, уволился мужчина без сожалений - жильцы в своем абсолютном большинстве, хоть и не знали точно, в какую сторону закручивается вентиль, но убеждены были в том, что четверть ставки - слишком большая зарплата для человека, не желающего производить бесплатные ремонты внутри квартир, а тут еще в результате дрязг в связи со смещением председателя, новое правление постановило и эту копеечную зарплату урезать. Полугодовой опыт работы грузчиком в супермаркете не только показал зрелому человеку его место в социуме, но и внушил отвращение к работе в родном городе главным образом потому, что начальство - особенно низшее - ханжеством и себялюбием в разы превосходившее своих же российских коллег, искренне полагало, что, давая возможность заработать двести долларов в месяц, делают невиданное одолжение рабочим. Низкие зарплаты можно было компенсировать, таская втихую что-либо домой - к большинству рабочих зала и грузчиков подкатывали с такими предложениями сотрудники охраны - но это могла быть и спланированная провокация - ведь если воруют - нужно же кого-нибудь за это наказывать. В любом случае овчинка выделки не стоила, да и считал человек с жизненным опытом порядочнее для себя уволиться с той работы, где не устраивает зарплата, чем крысятничать, блюдя традиции совка. Виктор стоял перед дилеммой: цепляться за прочие (тоже довольно эфемерные) в Харькове вакансии или в третий раз съездить на заработки в Россию, чтобы иметь денежные средства в качестве подстраховки на будущее. Весы в определенную сторону склонило событие печальное, от самого мужчины никак не зависящее.
То утверждение, что в странах третьего мира (или на новом сленге 'догоняющего развития') хорошо быть богатым и здоровым, известно всем. В Украине аксиому можно сократить, сказав лишь, что хорошо быть здоровым, а еще вернее, что плохо быть больным. В сфере социальной и уж тем более правовой выполнение индивидом определенных правил если не гарантирует ему полную безопасность, то, по крайней мере, сводит риски к минимуму, но здоровье человека - материя тонкая, зависящая от совокупности различных факторов, и на справедливость природы здесь редко приходится уповать. Порой ведущий самый здоровый образ жизни человек от обретенной вдруг или унаследованной генетически болезни сгорает, как свеча, а представитель двуногих, кого и человеком-то язык не повернется называть, убивая себя планомерно и целенаправленно, все же продолжает коптить небо долгие десятилетия. Виктор о своем здоровье, равно и как о чудесном в молодости исцелении, предпочитал не думать вовсе - по всем объективным показателям надлежало ему быть уже мертвым. Возможно, потому избегал он тех работ, где предварительно нужно было проходить медкомиссию, даже на флюорографию в последний раз ходил лет десять тому. Будь он человеком верующим, говорил бы: 'проживу, сколько бог даст', однако, из уважения к чужой религии имя того, кому поклоняется так много людей, без причины не называл, любой возможный недуг рассматривая как расплату за слишком бурную молодость. Беда подкралась совсем с другой стороны, откуда никто и не ждал. Наталья - старшая сестра Виктора - после очередного профосмотра пришла в родительскую квартиру, где проживала с детьми после своего развода- совсем потерянная и, казалось насмерть перепуганная. Сорокалетняя женщина отказывалась верить объективным результатам медицинского обследования и заключению медрадиологии. Уже позже, после изучения литературы и десятков специализированных сайтов сети в семье с робким оптимизмом повторяли заклинания, в которые так хотелось верить всем: 'Померки - не хоспис, а рак не приговор, если не упустить время'. Современное развитие медицины действительно шанс онкологическому больному дает, но шанс, разумеется, не бесплатный, причем основные расходы припадают, как правило, на первые месяцы интенсивного лечения. Родные, как всегда, оповестили Виктора о проблемах поздно - мог бы на зиму не увольняться из супермаркета. Сестру он навестил уже в хирургии перед операцией. Всегда сильная женщина, не привыкшая жаловаться на жизнь, и теперь не теряла, казалось, присутствия духа, первое, о чем посетовала - что не сходила, как обещала осенью с братом хотя бы на Барабашку * (*Вещевой рынок Барабашово - крупнейший центр мелкооптовой торговли Восточной Украины) - выбрать ему хорошего покроя и качества брюки. Сам Витя за модой даже в подростковом возрасте не следил, искренне считая, что главное в одежде - чтобы человеку в ней было вольно и удобно, а для окружающих важно не то, какого фасона тряпье, а чтобы было оно аккуратным, вовремя стиранным и не имело явных прорех - поэтому, если и появлялись на нем изредка обновки - исключительно под давлением старшей сестры. Только глубоко в глазах Наташи был не всем видимый испуг - точь-в-точь как пять лет тому назад, когда с осложнениями при диабете слегла мама. Никогда на Витиной памяти сестра ни о чем его не просила, и младшего брата всегда приучала быть человеком, а не канючащим пресмыкающимся, но сейчас увидел он, что даже сильный человек может поступиться принципами перед простым желанием жить. Прощаясь, брат с сестрой не вспоминали ни детства, ни последних лет, и - по каким-то суевериям - не загадывали ничего на будущее. Только об одном просила она на прощанье - зная, что теперь уже нет времени, требовала дать слово, что по приезде с заработков (все надеялись, что не позже чем через три месяца) Виктор пройдет все же медкомиссию, но тот под нос буркнул, уходя: 'Я лучше штаны себе куплю'.
До болезни сестра всегда чувствовала Витино вранье - еще в пропитанную алкогольным перегаром молодость, когда ни родители, ни жена с тещей не замечали ничего подозрительного - точно определяла, который день тот 'в закваске'. Сейчас правда состояла в том, что Виктор медкомиссию все же прошел, вернее начал, но, получив на руки распечатку кардиограммы, даже со своим минимальным уровнем познаний в медицине понял, что с такой кривой разрешения на высотные работы по закону ему не положено, действовать же в обход закона он не умел, то есть не знал наверное, кому, какую сумму и через кого следует сунуть. Из-за этой неприятности пришлось отказаться от двух предложений работы в Киеве, куда без удостоверения высотника не брали. Сам Филимонов плохой кардиограммой обеспокоен не был - электроприбор показал отклонения еще в десятом классе, поставив крест на мечте о поступлении в летное училище, а с тех пор ухудшения самочувствия не наблюдалось. Заняться поправкой здоровья он, разумеется, собирался, но на сегодняшний день это было так же неуместно, как навязанная несвоевременно партии дискуссия о профсоюзах. Дома у родителей он выслушал традиционно-недовольное наставление отца, что сводилось как всегда к главной мысли: 'В тридцать пять лет люди уже свой бизнес имеют, либо должность занимают, и здесь зарабатывают хорошие деньги, а зачем ехать куда-то - непонятно'. Мама уже шестой год не вставала с постели, при этом была при полной памяти и в светлом уме - она, плача без слез, горько сказала: 'Ты у нас вечный хохол'. Племянники на дядин вопрос 'Что привезти из Москвы?' хором ответили: 'Приезжай скорее сам!'
На этом недолгие проводы завершились, и вскоре Виктор Филимонов в составе группы из 18 человек выдвинулся в столицу некогда единого государства в распоряжение фирмы со странным названием 'Кнаус-групп'.
* * *
Уверение рекрутера в том, что полторы тысячи долларов - реальная зарплата для человека, никогда утеплением и облицовкой фасадов не занимавшегося, Филимонов всерьез не воспринимал, но на половину этой суммы все же реально рассчитывал. Поначалу уверенности придавало то, что некоторые имевшие опыт работ в означенной сфере строительства ехали с ним, с одним из 'корифеев' Саней Чубовым разговорились на темы промальпинизма - Чуб работал по Харькову с веревок и мокрые фасады и межпанельные швы, но с годами склонился тому выводу, что высотнику денежнее будет в России. Рекрутера Изяслава Михайловича Задунайца Чуб откровенно презирал, называя за глаза 'пархатым запорожцем' - бригадир над тремя за свой счет привезенными земляками финансовых обязательств перед Славиком не имел, но формально обязан был последнему подчиняться. Уже через несколько дней ушлый Чуб почуял неладное с московской конторой, а спустя неделю активно искал себе и своим подчиненным, перед кем имел моральные обязательства новое место приложения трудовых усилий с большей зарплатой. 'Своих' Чуб действительно очень скоро увел на другой объект, обещая забрать туда и Витю, как только выстрелят большие объемы. Если бы не призрачная, но все же перспектива - Филимонов давно бы бросил странную фирму - с авансов на питание, учитывая возможность экономии на сигаретах, денег на билет до Харькова скопить удалось быстро. Больше всего удивляло бывалого заробитчанина то, что объемы работ в распоряжении 'Кнауса' были, финансирование объекта федерального значения также велось, и даже если фирма создана была для того, чтобы отмывать сомнительного происхождения денежные потоки, почему бы еще не подзаработать на том, для чего она существует легально? Однако, прошедшие через списки человек сорок за месяц, помимо суточных, не получили ни копейки, многие из прибывших не вытягивали и недели, понимая, что оплаты, всего скорее, не предвидится. Это при том, что производственный процесс на самой стройке был налажен, несколько сот таджиков лили монолит, ограждая фасадчиков от возможных напастей лишь натянутыми сетками, на нижних этажах вовсю орудовали отделочники, да и керамогранит на соседних захватках, взятых конкурентами, постепенно делался - объемы 'Кнауса' были все в той же поре. Что отпугивало работников - излишняя управленческая активность мало соображающего в процессе Славика или непонятно откуда взявшаяся уверенность абсолютно всех, что не заплатят - однако, Филимонов, провисев на люльках месяц, установил для фирмы рекорд по продолжительности трудового стажа. При этом все начальство клятвенно заверяло всех рабочих, что деньги непременно зайдут, стоит только закрыть все объемы. Если бы не уверения Чуба, с которым контакт не терялся, что новые объемы на новом объекте уже вот-вот будут переданы ему как полноправному субподрядчику, давно бы уже вернулся Виктор, хоть и с позором, но все же домой. Тогда и подвернулась реальная возможность отъехать далеко за Урал с двумя своими товарищами по московскому несчастью. Дима с Игорем приехали немного позже, и среди прочих славиковых подопечных всю дорогу держались особнячком, но в определенный момент времени осталось во всей фирме лишь торе рабочих. Информация о возможностях собственного трудоустройства никем из рабочих в тайне не держалась, отсутствие разрешения на работу сильно ограничивало круг возможных работодателей, особенно в Москве, отдаленность от дома Филимонова не пугала. Во время обсуждения Владового предложения свой совещательный голос Виктор отдал за отъезд, заявив, что согласен выполнять в бригаде при более опытном фасадчике функции подсобника. Будущие коллеги на предложение на удивление быстро согласились, Дима сказал, что хорошо бы предложение работы еще раз за пивом обмозговать, а поскольку новый член коллектива не пил вовсе, попросил ссудить друзей небольшой суммой сотен в пять-шесть - вернуть обещали если не с аванса на дорогу, то перезаняв у родственников, коими у обоих товарищей, как следовало из разговоров, вся Москва кишмя кишела. Витя, собравший сумму, для возможного отъезда за свой счет домой, деньги одолжил, сразу отметив свойство новых друзей жить не по средствам. Однако, вхождение в любой коллектив требует смещения приоритетов от личного к общественному. Родственник Игоря, как оказалось, пребывал в командировке, а Димин дядя не имел времени подъехать проводить племянника в дальнюю дорогу, хозяин же 'Лексуса' на деньги не был очень щедрым - спасибо, билеты купил сразу - поэтому вторую половину дороги питались в основном мивиной* (*здесь и далее - вермишель быстрого приготовления любого производителя), которой затоварился Филимонов в супермаркете. С первых дней понял немолодой человек, для чего был взят в бригаду - но альтернативой было либо ждать от Чуба погоды без особой надежды, либо ехать пустым, как барабан, домой - поэтому в данных обстоятельствах видел он для себя в поездке меньшее зло, тем более, бригада с первых дней трудовым энтузиазмом была просто одержима. Именно этот энтузиазм, и высказанное в первый день Игорьком желание работать световой день - то есть с восьми утра до десяти вечера - поначалу немного пугали подсобника, но вовсе не тем, что не выдержит мужчина средних лет такого режима, а скорым снижением производительности труда. В молодости поработал Виктор во многих фирмах, где продолжительность рабочего дня была разной, и на основании жизненного своего опыта вывел он для себя закономерность, что оптимальный рабочий день летом 9 - 11 часов, причем приоритетнее нижняя граница интервала, а работать по 12 часов в сутки можно короткие промежутки времени, имея конкретную перед собой задачу и хороший стимул. Если же административным давлением установлен рабочий день с большей продолжительностью - имитировать трудовую активность перед начальством сил, разумеется, хватит, но рабочие в течении дня станут произвольно 'отвисать', выискивая способы отдохнуть, а не сосредотачиваясь на работе. Все это актуально, когда начальство с придурью и не в меру экономливое пытается недостаток рабочих рук на объекте компенсировать увеличением трудового времени в сутках. Но выступать с такой инициативой снизу - глупо по многим причинам, главнейшей из которых является визуальное удешевление перед работодателем собственной рабочей силы. Полулегальный хохол в центре Сибири - и так не бог весть какое цабе, а если он ещё выпрыгивает на задних лапках перед хозяином, как цирковая собачка - работодатель может без всяких проверок и испытательных сроков срезать зарплату процентов на двадцать. К тому же, целью всех рабочих, какие на Витиной памяти подкинулись на участие в таком странном спурте, было вовсе не повышение производительности труда, а желание, во-первых, выделиться таким образом перед начальством из толпы себе подобных, во-вторых, иметь после повод сказать своим уже подчиненным (а люди, не отягощенные интеллектом часто мнят себя наидостойнейшими карьерного взлета), что ведь мы в свое время пахали, и ничего - не умерли, значит, и вы, мол, тоже обязаны. Еще в начальной школе при посещение цирка отложилось в Витиной памяти больше всего выступление дрессированных собак. Наблюдательный ребенок заметил, что дрессировщик бросает кусочки сахара не тем особям, которые выполняют самые сложные трюки, а тем, какие лают громче. Именно об этом, а не про клоунов, воздушных гимнастов, жонглеров и номер с участием индийского слона рассказал он родителям. Отец покачал головой, сетуя, что сын не умеет замечать главного, мама же тогда с иронией сказала: 'Подрастешь - увидишь, что у людей все точно также'. В правдивости маминых слов убеждался после Витя не раз, наблюдая, как вознаграждение получают наглые выскочки, при чем к третьему своему десятку он уже точно знал, в какое время и с чем нужно подъехать к какому начальнику, чтобы выпросить желаемое, но также он видел, у кого конкретно будет отобран кусок - и не мог себе позволить пресмыкаться, выпрашивая лишнее. Но во всех коллективах при этом находились люди, кусок хватающие без раздумий.
По счастью, в вопросе продолжительности трудового дня в лице Димы нашел Витя союзника. Но здесь увидел вскорости другую крайность. Бригадир почему-то считал себя представителем свободной профессии и искренне гордился тем, что выходит на работу не по звонку, а когда сам сочтет нужным. На первых порах почитал он необходимым выводить свою бригаду на рабочее место к восьми тридцати - это немного уязвляло смолоду привыкшего к дисциплине работника, но, наблюдая черпачиную захватку, где на леса взбирались в лучшем случае к десяти, и то в основном один Рома, осознал Витя оптимальность предлагаемого режима работы. В начале командировки заинтересовал Виктора довольно потешный со стороны метод общения бригадира с его непосредственным начальством в лице совсем молодого полпреда на всех строительных объектах города. Молодой Артур Коноваленко был во Владовой фирме в полном смысле средним звеном, причем в регионе пребывания единственным. Разговоры по мобильному с самим Владом оставались бесспорной прерогативой самого Димы. Странным в общении с начальством Вите показалась привычки бригадира всегда при планировании работы называть срок всегда меньший, чем требует трудоемкость работ. Если прежние начальники - даже освобожденные, а уж тем более работающие - всегда к оптимальному сроку старались прибавить пару дней, чтобы иметь задел во времени, то бригадир новый обещанный срок постоянно на те же несколько дней уменьшал. Это немного удивляло, поскольку производительность труда бригады - показатель легко рассчитываемый. Хвалиться неприсущей тебе скоростью - как перед девушкой хвастать своей вымышленной крутизной - актуально лишь в докоечно-ухаживательном периоде (который, благодаря сексуальной революции во многих случаях сокращен до нескольких часов), а при совместном проживании и даже ведении совместного хозяйства, когда партнеры изучили почти всю анатомию друг друга - смешно и глупо. Но к удивлению бывалого Филимонова, начальство в лице Артура каждый раз новые обещания принимало за чистую монету, что процесс выполнения задачи не ускоряло, но и санкций за несвоевременное выполнение трудовых обязательств не налагало. Со стороны это походило на ролевые игры опостылевших друг другу, но решивших любой ценой сохранить брак супругов - первое время Витя лишь улыбался с такой манеры общения с работодателем. Отношение со стороны местного начальства было благожелательным. Раз в неделю наездами бывал директор фирмы-генподрядчика Николай Филиппович Рудаков, в душе несомненно демократ, поскольку каждый разговор с малознакомым встреченным рабочим начинал словами 'Как тебя зовут?' - часто работавшему внизу Филимонову приходилось выполнять его замечания, тем более, что были они объективно справедливы и касались наведения за собой порядка возле захватки. Каждый день появлявшийся куратор Валентин обязан был по долгу службы контролировать качество выполнения работ, чем снискал ненависть всех работавших на керамограните, включая и местных - однако и его претензии были по делу - требовал проверяющий всего лишь четкого соблюдения технологии. Особенно въедлив бывал он, проверяя герметичность прилегания друг к другу матрасов стекловаты, иногда настолько распаляясь, что сам хватал кусок мягкой ваты и подтыкал в нужную щель, устраняя огрехи контролируемых им рабочих. По мнению последних, покрасневший нос куратора свидетельствовал не об аллергических процессах в организме, а о том, что дотошный управленец сует его, куда не следует. Рабочие-россияне не церемонились со своим начальством, повышая иногда голос на всех, вплоть до гендиректора, иностранцы же лишь изредка ругались со своим Артуром. Одна мелочь в самом начале командировки отвадила подсобника от ведения совместного с бригадой хозяйства: отношение к курительному табаку. Виктор бросил семь лет назад, до этого дымил как паровоз - одной пачки на день никогда не хватало. Именно потому во всех командировках остерегался он 'колхозиться' куревом - действительно, скидываясь даже вдвоем с человеком, курящим меньше, он каждый день будет последнего обворовывать, таская лишнюю сигарету из пачки. А еще на цену влияет марка сигарет - это также повод для возможных, хоть и не оглашаемых немедленно, но назревающих и позже непременно выходящих на поверхность конфликтов. В бригаде же новой пачка часто покупалась одна на всех, а бывали дни, когда вообще не покупалась в расчете на 'стрелецкие' - позволять себе такое, имея каждый день на кармане деньги считал человек для себя постыдным - вот почему в прошлые заезды, порой экономя на питании, сигаретами себя сам обеспечивал, не надеясь ни на кого.
Ведение совместного хозяйства было Филимоновым окончательно отвергнуто после трехдневной попытки вести таковое: из общей кассы выделялась некурящему и не пьющему члену коллектива треть суммы, оставшейся после традиционного для ежедневной закупки пива - Витя сказал, что проще сразу делить сумму суточных на троих, тем более, что требования к питанию у членов коллектива были различными. Старшему товарищу по приходе с работы разведенная сверх меры мивина заменяла и первое и второе, а сваренная кастрюля пшенной или ячневой с соевой тушенкой каши - завтрак и наполнение тормозка в обед - друзья же настаивали на ежедневном приготовлении или первого или второго блюда, а на работе обязательно ходили в близлежащий гастроном. Дабы удержать от развала бытовой союз, Игорь внес предложение, что они с Димой будут, ради экономии, заваривать 'вторяковый' чай из пакетиков, но Витя улыбнувшись, заявил, что следует отличать экономию от говноедства - сам он пил чай всегда крепкий. Проживание на съемной с удобствами квартире давало возможность текущие запасы продуктов разделить по ящикам навесного шкафа. Это выгодно отличало периферию от Москвы, где квартировать довелось в вагончиках, скученных вокруг небольшого одноэтажного строения с удобствами и бесчисленным количеством крыс внутри - последних специально подкармливали из большого стоящего в центре импровизированного дворика корыта, ибо извести их было технически невозможно, а так они хотя бы времянки не оккупировали в поисках пищи. На новом месте по крайней мере четвероногих спутников человека не наблюдалось.
Витя уже через неделю совместной работы стал для себя отмечать, что те участки, что ценятся по процентовке выше, разумеется требуют навыка рабочего, но скорость выполнения квалифицированных работ может быть контролируема в любую сторону надлежащим (либо безответственным) выполнением работ признанных малозначимыми. В течении двух месяцев учился человек, подрядившийся на вторые роли, делать целиком фасад, но учился главным образом не тому, как нужно работать - это можно узнать и из техпроцесса - а тому, как работать не стоит: замечая ошибки не только свои, но и признанного авторитетом бригадира, всеми силами пытался назначенный подсобником человек их не только исправить, но и упредить в дальнейшем. Еще в молодости замечал он страсть рабочих-корифеев на изрядной высоте за качеством особо не гнаться, а после, если сойдет и так - бахвалиться невиданной скоростью в руках, а если контролирующее лицо лажу все-таки обнаружит - сетовать, что контролер придирается к конкретному мастеру, ибо у других остаются незамеченными 'бока' куда более серьезные. На выправление иногда чужих, но большей частью - своих косяков уходит времени порой больше, чем если изначально придерживаться технологии. В данном конкретном случае наличие в штате заказчика куратора с красным носом, казалось, должно всю бригаду, выполнявшую большую часть работы добросовестно, заострить внимание на качестве выполнения операцию предыдущих с тем, чтобы последующие шли как по маслу. Но здесь встала на его пути препона субъективного характера, связанная со свойствами личности мелкого руководителя. Был последний во всех смыслах ортодоксальным представителем рабочей аристократии, в личном споре Пруденко нельзя было убедить ни в чем - он как стеной отгораживался не только от спорщика, но и от всякой логики. При этом иногда совершенно абсурдный порывы и Ромы и Игоря поддерживал Дмитрий безоговорочно - был он человеком ведомым и в коллективе и в паре. Все чаще засиживался латентный подкаблучник на утренних жалостливых чаепитиях черпачиной команды, податливый Игорь также не упускал шанса чуть расслабиться перед приложением своей вулканической энергии к работе. Однако был другой - вовсе не оригинальный - способ вложить начальнику в голову нужную мысль: в отвлеченном разговоре ненавязчиво, но логично объяснить какой-то посыл и больше не заострять на теме внимания. Довольно скоро бригадир уже общаясь с третьими лицами выдавал услышанную и в голове обжеванную мысль за свою. Хоть и не нравилось Филимонову строить из себя штирлица в таких обстоятельствах, когда помог бы простой разговор с логическими доводами - но иногда подверженность бригадира влиянию более сильной личности пугала непредсказуемыми последствиями, особенно когда затейливый Кудя выдвинул новую идею выбивания больших средств у жадного Влада. Поскольку не были иностранные граждане по новому месту проживания зарегистрированными, предложил неформальный гуру сделать следующий ход конем: в Харькове родные рабочих могут подать заявления в милицию о похищении людей - эта информация должна была так напугать работодателя, что даже пробудить его крепко спящую совесть. Именно теперь, по уверениям духовного наставника, правам человека уделяется большое внимание как в Украине, так и в России, и результатом такого малоадекватного наезда непременно станет выплата всей задолженности по заработной плате. Уже утром следующего дня Пруденко обстоятельно рассказывал изнывающим от похмельного синдрома авантюристам нелепость такой формы классовой борьбы - сам Филимонов в публичной дискуссии не участвовал, но во многом его стараниями ряды пассионариев дрогнули и авантюра умерла, не стартовав. Частенько вечерами в который раз рассказывал Виктор обоим коллегам, что сам за собой никого вести не хочет, поскольку в таком случае он должен был бы гарантировать всем членам бригады неукоснительное выполнение Владом его обязательств, а настолько в работодателе подсобник не уверен, но регулярные выплаты суточных, а также те суммы авансов, что попадали в руки рабочих уже делают их зарплаты сопоставимыми со средними по Украине, а если не накручивать себя на негатив и допустить, что фирма работодатель пусть не все, но большую часть заработанного выплатит по закрытию объекта, можно констатировать, что зарплата будет не в верхней обещанной точке, но и не ниже того минимума, на который лично он, выезжая из дому рассчитывал.
Экономия на питании стала источником денежной массы, которая в карманах Филимонова не залеживалась порой и по его инициативе. Виктор сразу заявил и сослуживцам и начальству, что деньги ему (вернее обозначенным им самим лицам) нужны в Харькове, по месту же работы ему вполне хватит суточных, поэтому по получении бригадой аванса он может сразу (даже не получая на руки наличных) одолжить сумму кому-то конкретно или всем коллегам поровну, с тем, однако, условием, что его родные в городе постоянного проживания получат на столько же больше - это была бы всех устраивающая кооперация - он сам экономил бы деньги на пересылке, а товарищи, кому, по их же словам, не хватало денег на питание, а также необходимо было в обязательном порядке покупать носильные вещи, получат больше авансов - ведь именно на маленькие суммы выплат сетовали абсолютно все рабочие с украинскими паспортами. Первые полтора месяца джентльменский договор неукоснительно соблюдался: каждая третья из незначительных выплат обязательно направлялась в Харьков - там целиком была Витиным отцом получаема - ровно его доля плюс та сумма, которой ссудил рабочий своих товарищей. Но на втором круге по инициативе Димы третий транш в Харьков не ушел - Витя узнал об этом из факта раздачи денег по месту пребывания бригады. Коллеги уверяли, что следующий платеж непременно закажут на Харьков, но как раз сейчас до конца месяца - небывалые скидки в 'Спортмастере' на летнюю коллекцию. Филимонов навстречу товарищам тогда пошел, а следующая выплата, действительно высланная Владом в родной город была меньше обычной - весь долг перед ним покрыт не был. Потом в бригаду перешел Рома, и потенциальных заемщиков стало уже трое. Последующие недели три перед уикендами соратники регулярно занимали (исключительно из сэкономленных на питании денег) на гламурную жизнь - ходить в ночные клубы оказалось довольно приятным занятием - Витя продолжал надеяться на отдачу денег не ему, а его семье. Следующий аванс суммой еще меньше предыдущего, выплачен был по месту работы, и тут Витя уже, выйдя из роли валютного фонда, взял всю свою долю и отправил банковским переводом - комиссионные с маленькой суммы как правило того же порядка, что и с большой, но дома деньги очень нужны, а товарищи по работе, разумеется, не отказывались от своих обязательств, но также были уверены, что имеют полное право расплатиться по кредитам, когда Влад заплатит большую сумму в счет закрытия объемов, а бессовестный работодатель с выплатами не торопился. Еще Филимонов, не стремящийся быть в курсе финансовых операций существующего рядом сообщества, как человек не глупый и не слепой замечал, что усиленное питание, тряпки, и даже прогулки по клубам - отнюдь не единственная статья расходов, которая к тому же перестает быть главной. Слово 'бакла' в обед повторялось чаще, чем названия продуктов, в отдельные дни бригада финансировала свой обед по остаточному принципу. А еще узнал малосведущий рабочий, для чего ходят в ночные клубы - заматеревший и приодевшийся с авансов Игорек осведомленно заявил непродвинутому коллеге, что 'там люди клубятся'. Теперь в молодом гуляке уже было не узнать того запуганного существа, которое видел Витя в Харькове, работая по просьбе Славика два дня на временном объекте - школьный шалопай, опасающийся домашней порки и молящий не писать замечание в дневник - других ассоциаций тогда коллега, попавшийся на краже алюминия, не вызывал, - крупными слезами плакал, жалостливо выдавливая из себя, как молитву 'Не увольняйте меня, пожалуйста, у меня жена и маленький ребенок!' Наконец, откровением было, по мнению коллег, для отсталого мужчины известие, что слово 'скорость' имеет другие значения, кроме пройденного за единицу времени расстояние, а 'чек' выдается не только покупателям супермаркетов. Разумеется, специфически используемые препараты нужны были исключительно для того, чтобы не снижалась работоспособность после бурно проводимых ночей, однако употребление дорогих лекарственных средств уже ставило под угрозу расчет с кредитором. К тому же в разговорах Дима все чаще ненавязчиво подчеркивал существенную разницу в квалификации между подсобником и специалистом, особенно тем представителем уважаемой в рабочей среде когорты, кто сделал за свою жизнь больше десяти фасадов. По поводу квалификации у Филимонова было собственное, основанное на житейском опыте мнение, что любую рабочую специальность можно освоить максимум за два месяца - а если в течение означенного срока подвижек не наблюдается - конкретному работнику следует и вовсе переключиться на другую сферу деятельности по причине произрастания рук не из положенного места либо природной тупости. Претензий к исполняющему обязанности подсобника не предъявлялось, да и глупо было бы это делать, поскольку пребывал человек на рабочем месте постоянно, часто по утрам покидая съемную квартиру много раньше остальных членов бригады, которые переняли у бригадира отношение к режиму работ и взяли за привычку, особенно по отъезде Черпака со товарищи выходить на рабочее место порой и к десяти утра. Практиковались объявляемые Димой авралы, когда выходили на леса к восьми, а слезали в девять вечера, но, то ли сил, то ли желания у младших по возрасту членов коллектива хватало максимум на три дня, четвертый же ознаменован был, как правило, выходом специалистов на работу поближе к обеду и ранним уходом домой. Филимонов вспоминал, как в таком 'авральном' режиме (но без дней отдыха) пришлось отработать четыре месяца подряд, при этом первые недели три все двенадцать часов работы были продуктивными.
Наплывы рассказов об исключительности профессионала-специалиста навевали Вите давно уже не болезненные воспоминания о семейной жизни. Сочетавшись законным браком довольно рано, да еще формально повысив свой социальный статус (перебравшись с Салтовки* (*Спальный район Харькова) в тещину квартиру в центре), молодой тогда Филимонов, даже без напоминаний со стороны матери своей суженой понимал, что материальная подпитка обретенной семьи лежит на нем - это было одним из подталкивающих к первой командировке факторов. По возвращении из Тюменской области Витя долго болел, так что значительная сумма в долларах, без проволочек выплаченная фирмой, семью порадовать не могла, особенно его благоверную огорчало отсутствие перспективы. Жена, обучавшаяся по контракту на экономическом факультете не последнего в Харькове ВУЗа, всю дорогу сетовала на непредвиденные расходы, связанные не только с оплатой обучения, но и, как сама говоривала, 'техническим обеспечением': нарабатывавшая за минимальную зарплату трудовой стаж молодая женщина не имела времени на выполнение письменных заданий - и приходилось каждый раз заказывать их квалифицированному специалисту. Однажды Витя, сидя дома в отсутствие жены, лишь с тем, чтоб убить время, следуя шаг за шагом наставлениям методички, решил означенный на обложке вариант на так сложной, сколько громоздкой работы по эконометрии. Пришедшая под вечер домой жена, увидав результаты труда всего дня, вначале посмеялась над незадачливым супругом, который, вместо того, чтобы искать работу, мается дома дурью, и созвонилась с решающим аналогичные задания опытным преподавателем-экономистом. Ученый муж отчитался о выполнении через три дня, за работу взял сумму денег, равную заработной плате молодого человека за неделю, а сверка двух трактатов не выявила никаких различий. Этот эпизод заставил призадуматься будущую экономистку - через день она принесла от одногруппниц не меньше десятка заказов. Поскольку варианты в основном разнились лишь цифрами исходных данных, уже через два дня все контрольные были Виктором решены - больше времени ушло на оформление: парень еще со школы имел жутко неразборчивый почерк.
С тех пор и до защиты супругой диплома не слышал Виктор нареканий на свое тунеядство со стороны представительниц слабого пола, доходы даже позволили молодым отселиться на съемную (пусть и у родственников жены) квартиру - а фактор отселения от тещи спасал многие молодые семьи от преждевременного развала. Брался Филимонов за решение задач и контрольных, написание рефератов и курсовых проектов, пробовал себя также в решении математических заданий. В последнем, правда, не преуспел, но вовсе не из-за своей неспособности - как позже узнал, конкурентом в столь пикантном бизнесе был у него научный сотрудник мехмата того же ВУЗа, хранивший в памяти компьютера программы для решения всех типов задач, в то время как Филимонову приходилось решать с нуля. Однако, случись в жизни молодого человека какое-то чудо, и получи он возможность и свободное время для обучения в ВУЗе - непременно избрал бы математику, несмотря на любовь к экономическим дисциплинам, особенно к статистике, где за каждой цифрой в таблице виделась ему конкретная жизненная ситуация. В точных науках привлекала парня объективность отбора соискателей: какую диссертацию не написали бы за тебя научные 'негры', преподаватель всегда может на экзамене попросить испытуемого взять определенный интеграл не сложной на первый взгляд функции, как сразу обозначится уровень интеллекта студента.
Вспоминалась же теперь не сама давно уже не близкая женщина, а особенность многих, кто формализацию своего статуса отождествляет с объективным превосходством. Сразу по защите дипломного проекта жену Филимонова резко к своему благоверному переменило - не сказать, что они стали ссориться чаще, не ощущал молодой муж и измены (изучив за годы совместной жизни характер своей жены, он точно знал, что не была последняя настолько хорошей актрисой, чтобы скрывать любовную связь на стороне). Даже применяемые в разговоре 'тещины тезисы' не указывали на источник негативизма: роль матери жены сильно преувеличена злопыхателями в анекдотах и побасенках. Некоторые в летах дамы и правда рассматривают брак своей дочери как сделку, заключенную на ярмарке невест, и, в том случае, когда продешевили, чем корить свою кровиночку, или признать равноценность сторон контракта (невостребованность столь деликатного товара в высшем круге и снижение цены до уровня платежеспособного спроса), куда комфортнее винить зятя в несоответствии завышенным амбициям. Тогда недовольство избранником собственной дочери (за исключением тех случаев, когда брак влечет невиданный для девушки социальный взлет) является таким же признаком душевного здоровья тещи обыкновенной, как розовый пятак и крючкообразный хвостик есть признаки здорового поросенка. Но когда теми же категориями начинает мыслить сама молодая особа - это первый повод задуматься о целесообразности дальнейшего совместного проживания - ведь если поставить, к примеру, непременным его условием заработок мужа в тысячу условных единиц, по достижении барьера всегда окажется, что рядом есть достойные мужчины, зарабатывающие тысячу сто. А в случае семьи Филимонова жена (не менявшая, кстати, в браке фамилии) еще каждый раз подчеркивала наличие у неё диплома, не вспоминая о том, что расчетная часть проекта выполнена и вся часть теоретическая написана и отредактирована мужем. Еще знал Виктор, что некоторые сокурсники жены, также его 'подопечные', весь текст 'своего' диплома не соизволили даже целиком прочесть - тем не менее, получили на руки об образовании документ, кое-кто и с отличием, а единственного своей благоверной одногруппника, чей диплом он мог уважать, не раз после Филимонов встречал на 'Райском уголке'*,(* 'Райский уголок' - торгово-офисный центр в Харькове, юридический адрес одной из фирм по набору персонала на строительные объекты в России), среди ожидавших отправки на монолит в Нефтеюганск.
Самым тяжелым ударом по самолюбию бывшей оказался тот факт, что Витя сообщил ей о предстоящем разрыве за день до того, как она собиралась сказать ему то же самое. Но это не помешало после и ей и теще рассказывать по знакомым, что зять был ими с позором изгнан из честного семейства.
Умея мыслить рационально, а также обладая жизненным опытом, не мог Филимонов не предвидеть такого развития событий, когда долги заемщики 'замотают': люди такого типа бывают непредсказуемы и эпатажны в мелочах, но в стратегических вопросах стабильность мышления подобных индивидов определяет предсказуемость их поведения. За возвратом текущих займов Филимлнов следил зорко, поклявшись себе, что пока он жив, больше ни одна полумажорная мразь не закрысит ни копейки из денег его семьи. Досадно было, что попался немолодой уже человек на такую дешевку, как экономия комиссионных банку, но еще обиднее то, что именно в эти летние месяцы дома, даже по словам родных - а те никогда не сообщали находившемуся в командировке сыну и брату самого худшего - денег катастрофически не хватало. Однако, у подрядившегося на работы вдали от дома зарабитчанина альтернативой - домой вовсе без денег - так поступить, верно, следовало в Москве, теперь же - закат сезона, выехать на новое место вряд ли получится, а Лексус, как ни честили его чайные революционеры, какие-то деньги выплачивает - и суммы выплат сопоставимы, а то и превышают возможные для Виктора заработки в других местах.
Поэтому теперь ничего не остается, как заканчивать текущий объект, здесь же браться за новый, если навязчиво предложат. Пассионарии из родной бригады, на словах - в отсутствии начальства - против категорически, но по традиционной малороссийско-гастарбайтерской привычке в присутствии облеченного полномочиями прыть свою быстро уймут и длинные языки в специально отведенное место упрячут- это также предсказуемо, как и очередной поход в 'Сказку' или 'Зефир' в следующую пятницу. А поскольку оставался Виктор Филимонов для бригады настоящих специалистов, разумеется, не своим, но и не совсем уж чуждым элементом, дотянуть с ними до конца командировки было вполне посильной задачей.
Глава 3. Два бригадира.
Дмитрий Пруденко был уверен в своей способности разбираться в людях - тем больше нервировал его факт наличия в бригаде человека, присутствие коего считал он большой ошибкой, хотя третий работник на захватке был не лишним с самого начала, а по отъезде черпаков каждая пара рук на счету - еще предстоял разговор с Артуром о возможности оставить ребят с мокрого фасада для выполнения работ на керамограните. Дима не раз уже зарекался брать человека старше себя годами - лучшим материалом видел он ровесников и тех, кто чуть помоложе. Но случай Филимонова Виктора был особенный даже в его долгой строительной практике. Это при том, что по работе предъявить подсобнику было при всем желании нечего: управившись с делами внизу, поднимался товарищ и работал наравне с обозначенными специалистами, отсутствие бешенной скорости в руках сторицей компенсировалось неиссякаемой работоспособностью. В глубоком детстве подметил Пруденко особенность одного из немногих советских игровых автоматов, имитировавшего скачки на ипподроме: там по последней дорожке всегда скакал заданный программой 'лидер', которого почему-то легко было обогнать своей лошадью на коротком отрезке дистанции, но зато он никогда не спотыкался и не терял скорости - почти никому не удавалось обойти запрограммированного фаворита. Именно отсутствие ошибок в работе у подсобника больше всего раздражало всегда мягкого и флегматичного Диму. Витя не требовал указаний в работе, один раз в начале командировки объявив, что работать будет везде, где его труд нужен бригаде - и эти места устанавливал сам на удивление точно. Он ни в коей мере не шел наперекор бригадиру, скорее упреждая его же команды. Еще больше раздражала в человеке, стоящем ниже в иерархической лестнице, способность предсказывать поведение начальства - в средней перспективе, а также избирать правильный курс всей бригады. Опять же, Филимонов не отдавал приказы своему непосредственному начальнику, да и не имел таких полномочий, но казалось, мог спланировать работу подразделения на несколько дней вперед. Бесило умение точно подсчитать количество необходимого материала - хотя оно же выручало бригаду на выходных, когда местного кладовщика на работе не бывает. Раздражала манера одеваться - в кишки по моде двадцатилетней давности, но сказать, что подсобник по выходе в город одет неопрятно было нельзя. Раздражало то, что мужчина каждый день стирает собственные носки - среди соратников практиковалась привычка свою пару лишь понюхать и, удостоверившись, что стирать рановато, разложить аккуратно на просушку. Нервировала привычка мыть после туалета каждый раз руки, прокомментированная еще в первый день удивленным взглядом Игорька и наивным вопросом 'А зачем?', привычка в семь тридцать утра сидеть одетым в кресле возле выхода из квартиры, когда бригада еще только начинала разогревать завтрак - впоследствии узнал Дима, что вставал Филимонов и вовсе в четыре, готовил себе завтрак, тормозок на обед и еще оставалось время доспать часа полтора. Очень раздражала наличность, не переводившаяся в карманах формального подчиненного, но не потому, что зарился Дима на не своё, а оттого, что работодатель настолько не ценит квалифицированный труд своих подчиненных, что любой подсобник может сэкономить, питаясь мивиной, и быть в краткосрочном периоде на деньги богаче специалиста. Ну и что же, что кто- то у него там, дома заболел - это не извиняет занудного жлобства - вот Игорю тоже нужно собирать деньги на лечение ребенка - но это же не повод достойному человеку ущемлять себя, ограничивая во всем. Причин для неприязни было более чем достаточно, но главное, почему не мог воспринять начальник подчиненного за своего - отсутствие чувства коллективизма: всем давно известно, что не семья, и не личность, а лишь трудовой коллектив есть тем кирпичиком, из которых складываются сложные системы, и только когда эту аксиому осознает каждый член этого коллектива - тогда может вырасти из него настоящая бригада, такая, что их воспевают в балладах, сериалах, былинах и песнях, правопреемник древних рыцарских братств и казацких кошей. Этим чувством так и сиял Рома, занявший в иерархии бригады особое место, не боявшийся даже схлестнуться в словесной баталии с назойливой соседкой снизу - ей, видите ли, не нравилось, что порой летят из окна заселенной рабочими квартиры пустые бутылки и окурки, два раза получавший из дому просимые суммы денежных переводов - когда расходы членов бригады на имидж существенно превышали выплачиваемые авансы и одалживал всем своим без разговора - так радеть за товарищество может лишь существо воистину благородное; был шанс воспитать чувство это в молодом и не все еще понимающем Игорьке. И именно эту сущность категорически не принимал Витя, сразу заявивший, что его семья для него важнее работы в любых проявлениях этого действа, что работает он лишь для того, чтобы получить определенную сумму денег для оплаты того, что сам сочтет нужным оплатить, а отношения как в коллективе, так и с начальством должны базироваться исключительно на постулатах договора - формального либо джентльменского, что нормальные для данных конкретных условий производственные отношения связывают людей крепче и цивилизованнее, чем так называемые 'человеческие' отношения. Такой подход к производственному процессу так и подталкивал Диму подловить подсобника на каком-нибудь проколе, а после милостиво доказать приоритет отношений человеческих, но найти повода все не удавалось.
Разговор на лесах во время очередного всеобщего исправления выявленных красноносым куратором огрех в работе окончательно разочаровал Дмитрия в приобретенном товарище. Говорил бригадир, обращаясь к части подчиненных, безоговорочно с ним согласных, в расчете на полную поддержку о взаимоотношениях с прямым начальством азбучные для всех истины.
- Ты должен, прежде чем требовать хорошо оплаченную работу, показать начальнику, на что способен, проявить себя, заслужить хороший заказ...
- Я начальству должен только то, что взял у него взаймы, - прервал поднявшийся на тот уровень лесов, где размещались специалисты, Филимонов. - А если на одной операции можно за то же время заработать в разы больше, чем на другой - значит процентовка неверно составлена, или вообще не учитывается трудоемкость - а где объективная оценка не срабатывает - всегда можно своим за красивые глаза совершенно легально надбавить - за счет тех, кому худший участок достанется.
- Ты со своей колокольни смотришь, с уровня подсобника, а система строится на том, чтобы грамотных и квалифицированных мотивировать.
- А кто уровень квалификации будет определять, - язвительно спросил Витя, - если начальство не всегда в процессе раздупляется?
Дима оторопел - в рамках своей бригады он даже не предвидел такого вопроса, думая, что все знают, кто здесь наикомпетентнейший. Но и сомнения в осведомленности и квалифицированности прямого начальства его также коробили.
- Ты же совсем не знаешь прямого начальства, Влада к примеру, не знаешь, какого он о тебе лично мнения, а говоришь такое...
Ответ Филимонова морозом обдал кожу Дмитрия:
- Я знаю мнение Влада о себе, - сказал подсобник таким спокойным голосом, будто несколько минут тому с шефом говорил по телефону. Такого предательства Пруденко представить себе не мог - по всем неписанным правилам кроме него с Лексусом общаться не должен никто. Все остальные также с недоумением посмотрели в сторону подсобника - тот, немного помедлив, снял камень с души непосредственного начальника:
- Начальник подчиненного оценивает зарплатой - я знаю свою на сегодняшний день зарплату - могу выплаты за весь заезд разделить на число отработанных дней, могу рассчитать в день, могу в месяц - пока сумма меня устраивает - я на Влада, или на любого работодателя работаю. И если он меня до сих пор не уволил - значит и его моя работа устраивает.
- А как ты перспективу себе представляешь в этой фирме - если наберут некомпетентных на будущий год - согласен с ними на равных работать?
- Я о перспективе даже сам смогу судить только по концу сезона, когда весь расчет получу, а уж тем более говорить об этом. Сейчас меня устраивает та зарплата, что я получаю.
- Значит ты не хочешь резко увеличивать свою оплату труда, стать настоящим специалистом при других подсобниках?..
- А её не увеличишь в рамках этой фирмы резко, кроме как если у другого работника часть зарплаты отобрать - что ты предлагаешь руками Влада сделать.
- Выходит по-твоему, просто работать из года в год по той же ставке? А ты знаешь, к примеру, сколько за квадрат Владу закрывает генподрядчик?
Филимонов, не задумываясь парировал:
- Я знаю, сколько Влад платит нам, и еще знаю, что он своей доли нам ни копейки не уступит. А увеличится доля может за счет того, кто ниже в иерархии, новых то есть - как в пирамиде .
- Но ведь это правильно, нормально для всех таких фирм!
- Я не считаю это нормальным, хотя, раз изменить не могу, придется принимать такое условие, пока здесь работаю.
- Ты слышал про человека, который зарывал в землю талант? - с довольным видом победителя в словесной баталии произнес Пруденко. - Так это про тебя, ленивый человек.
Витя улыбнулся, не став заострять на том, кто из присутствующих отличается ленью, но заметил собеседнику что притча на самом деле рассказывала о трех рабах и отношении каждого к своему социальному статусу, и именно третий из персонажей, сравнением с кем его пытаются пристыдить, повел себя с господином своим как равный с равным, вернув лишь то, что от заимодавца получал. Еще сказал запутавшийся, видимо, по жизни работник, что равенство людей заключается не в том, чтобы тратить на атрибуты одинаковые суммы денег, а тратить лишь то, что может себе позволить и не больше, а независимость возникает, если личность все свои обязательства выполняет, требуя того же от социального контрагента, в то же время, любая подачка, данная сверх договоренного, и делает получателя рабом.
На такую глубокую степень тараканизации головы подчиненного Дима даже ответить сразу не нашелся, сожалея лишь о том, что до сих пор не представилось случая доказать человеку никчемность его жизненной позиции. Но вскоре случай, казалось, благоволил бригадиру. Отъезд домой, в подтверждение трехнедельной давности предсказания Филимонова, во времени отодвигался до закрытия следующей захватки. Была она разделена вертикалью на две обособленные части - к тому времени в распоряжение Пруденко перешли еще двое не уехавших домой рабочих - бригадир предложил Филимонову взять втроем обособленную половину захватки, и показать, на что способны настоящие подсобники. К превеликому своему удивлению, получил он согласие от бывшего подчиненного, теперь, стало быть, конкурента - и на облицовке керамогрантитом нового здания делового центра вместо одной бригады из шести человек заработали два коллектива - по трое рабочих в каждом.
Монтаж строительных лесов закончили почти одновременно, и то потому, что 'подсобники', подгоняемые своим бригадиром выходили каждый день на захватку к восьми утра - Дима продолжал выводить уважающих себя людей чуть попозже. Неумный, хоть и немолодой человек даже не стал запоминать московский телефон Влада, объявив, что ему и Артура координаты нужны лишь для утрясания организационных моментов. Дальнейшее развитие работ на зеркальных и равных по квадратуре захватках не могло не радовать глаз и душу настоящего специалиста: Филимонов слишком долго возился, отбивая отвесом и проверяя шаблоном каждую вертикаль для установки предназначенных для удержания оконных откосов аквилонов, и с каждым горизонтом (по верху и по низу окна) долго сношался, выставляя с помощью гидроуровня и промеряя теми же шаблонами. В результате, когда Димина бригада уже приступила к установке самого керамогранита, на Витиной захватке только заканчивали ставить профиля. Не сказать, чтобы скорость работы специалистов в разы превышала аналогичный показатель менее квалифицированных их товарищей, но разница была видна невооруженным взглядом - это давало повод словесные нравоучения аргументировать, а еще можно было расслабиться и объявить сразу два выходных подряд - в пятницу и в субботу можно было закатиться в 'Русь' на всю ночь, а днем есть у кого перекантоваться в общаге полиграфкомбината. Как водится, понедельник стал также не совсем рабочим днем, но задел был велик, шансов догнать у подсобников, казалось, нет вовсе. И тот факт, что бригада Филимонова за время отсутствия более опытных конкурентов установила все 'железо' на окна тоже не очень расстроил Диму, скорее удивил. Сам Витя объяснил, что, выставив оконные аквилоны в строгом соответствии с размерами обрамления, указанными в чертеже, он избавил монтажников от необходимости подгонки каждого откоса - можно было внизу наклепать их стандартными и при установке подгонять лишь глубину. Также ускорила работу на конкурирующей захватке стандартизация расстояний между боковыми откосами по всей вертикали: Филимонову не было нужды заказывать каждый рез обосновавшемуся внизу помощнику с плиткорезом, как это было у Димы, а заготовить рассчитанных размеров резы и поднимать их для установки пачками, как и целую плиту - к удивлению специалистов, резы ложились, не требуя подгонки. Все это не вывело бы бригаду Филимонова вперед, возможно, лишь позволило догнать квалифицированный коллектив, но злобная фортуна повернулась к последнему далеко не лицом из-за архитектурных излишеств проекта. Согласно чертежу, по прихоти дизайнера в строго определенных местах стандартная (размером 60х60) керамическая плитка и ее резы были заменены вставками из огнеупорного стекла, производимого исключительно на заводе в Новокузнецке - вставки имели размер нестандартный и подача необходимых данных, а также ответственность за их достоверность лежала на бригадирах либо прорабах. На всем фасаде здания, включая те захватки, где работали местные, практиковался метод измерения 'по факту': места вставок обходились плитой, после производились замеры, шел заказ - в течение недели стекло определенного размера с предприятия приходило в распоряжение керамогранитчиков. Такой способ замедлял процесс, главным образом за счет работы на верхних этажах: леса порой простаивали лишние дни в ожидании всего лишь нескольких черных стеклянных прямоугольников. Филимонов на свою захватку заказал стекла заранее, основываясь на данных чертежа - лишь когда пришел заказ, хватились, что отступил новый бригадир от общепринятого, хоть и нерегламентированного принципа. Простое удивление местного начальства, подогретое накрученным Димой перепуганным Артуром, вылилось в кипеш, прибегали вместе с куратором мастер россиян Иван, начальник участка молодой выпускник строительного института Саша, даже 'как бишь тебя зовут' Филиппович прикатил в очередной обозначенный день недели лишь с наболевшим для всей стройки вопросом. Всем, вне зависимости от ранга и чина, не в меру интересующимся Витя говорил, что установка огнеупорного стекла, равно как и керамической плиты, полностью в его компетенции, а если руководство стройки хочет получить гарантии - пусть представят документы, обозначающие сметную стоимость и расходы на доставку заказанных им стекол - тогда Филимонов из своей личной зарплаты - а она почти в полном объеме в распоряжении Влада - оплатит стоимость того стекла, что вследствие его неквалифицированных действий нельзя употребить в дело. Однако, кипешевали зря, все стекла, равно как и заранее приготовленные резы, на положенные места встали. А вот на Диминой захватке со стеклами как-то сразу не заладилось. Виноват был, разумеется, Артур, слишком торопивший бригадира подавать размеры - пришлось Диме самому срочно бегать по лесам с рулеткой, писать нужные цифры маркером на обломке плиты, потом диктовать данные по телефону даже не своему начальнику, а указанному Артуром лицу - все это было к тому же в понедельник, а накануне в 'Сказке' был тематический вечер - пропустить нельзя было никак, с дозировкой баклосана в обед прогадали - голова с трудом варила. Все это привело к тому, что из привезенных через неделю стекол на положенные места вставали не все (это при том, что на предыдущей захватке Дима сам вымерял четко и после сам за день установил весь огнеупор с верху до низу) теперь материал дизайна устанавливался дольше, нужен был второй человек рядом, но самым неприятным оказалось то, что шесть стекол из трех десятков заказанных были вовсе не по размеру, а точнее, в два раза длиннее необходимого размера, причем по высоте - как можно так провтыкать замеры - никто из бригады, включая самого опытного специалиста, понять не мог. Оставалась, правда, хрупкая надежда, что можно разрезать лист стекла напополам - для этой цели заказан был Артуру от лучшего производителя дорогой стеклорез, который, однако, затупился при проведении первой же линии. Пробовали получить нужный размер, используя плиткорез и болгарку с алмазным кругом - результат получался один и тот же. Такой же результат дает достаточной силы удар по стеклу молотком - огнеупор рассыпается на сотни мелких, диаметром в полсантиметра, кусочков, причем рассыпается весь лист, какой бы площади он ни был. Все шло к необходимости 'сдаваться' местному начальству. В это самое время коварный Филимонов работу на своей захватке уже заканчивал - даже проклятый красноносый, казалось, нарочно меньше придирался к конкурирующей бригаде. Дима продолжал увещевать, разъясняя своим, как следует относиться к таким, как Филимонов, людям, но его подчиненные уже начинали посматривать на Виктора по-другому. Во время очередного возврата текущих долгов, Игорек, которому звонившая регулярно жена сообщала о том, что алчные врачи настоятельно рекомендуют ребенку операцию на ушке, вдруг сказал: 'Это ведь мы столько здесь просрали, сколько Витя домой отправил', на что Рома сразу ответил: 'Зато пожили по-человечески', но и это благороднейшее существо все чаще интересовалось не Диминым мировоззрением.
В один из дней приезда начальства Николай Филиппович Рудаков пошел к подсобничьей захватке - он уже давно не спрашивал у Вити, как последнего зовут - и с места в карьер, в присутствии всех завел разговор о том, что в его фирме также не хватает людей, что можно было бы, в обход Влада, то есть минуя посредника, работать на заказчика, и что самого Филимонова видит гендиректор в коллективе бригадиром. Такой поворот событий Диму уязвлял больше всех остальных присутствующих: работать напрямую - это ли не мечта каждого гастарбайтера, на этот счет к Саше подбивал клинья ещё до своего отъезда Бодя, и, вероятно, достиг бы подвижек, подойди он к начальнику-иностранцу хотя бы трезвым, а уж человеку, работавшему в своей жизни на девяти фасадах и даже месяц обучавшемуся на специальных в Киеве курсах просто обязаны были предоставить зеленую улицу. Теперь снести такой удар по самолюбию настоящему специалисту-фасадчику было ой как нелегко - пришлось бы менять отношение, уже обоснованное и усердно вдалбливаемое в мозги подчиненным, к конкретному человеку, после признав себя в иерархии ниже, чем бывший подсобник. Но Витин ответ просто убил бывшего его бригадира: как всегда ровным голосом он поблагодарил высокого начальника за участие, но сразу сказал, что работа на керамогораните, тем более в Сибири, его не интересует, что трудоустраиваться планирует если не в своей стране, то, по крайней мере, к ней поближе, спросил на всякий случай, не строит ли компания господина Рудакова чего-нибудь в Воронеже либо Белгороде, и вежливо с высоким гостем простился. Такая реакция на подарок судьбы была, по мнению Пруденко, признаком даже не лени либо лукавства - это настоящая гордыня на грани кретинизма. Разговоры о равенстве, конечно, интересны, но не возомнил ли себя гордец равным самому Филипычу? Это как не подобрать на улице оброненный кем-то бумажник, все равно что, закончив с отличием МГИМО, поехать преподавать английский в сельскую школу, или сказать запавшей на тебя сексуально озабоченной дочке богатого отца, готовой кроме прочего, оплачивать комфортабельность интима, что не изменяешь своей жене. Это было то, чего голова мудрого по жизни человека, каковым и был Пруденко, вместить не могла.
* * *
Работа на Витиной захватке вовсе не была такой безоблачной и высокопродуктивной, как могло показаться со стороны. Легко освоив техпроцесс, человек с большим жизненным опытом сразу объявил Андрею и Сергею - двум своим новым товарищам по бригаде, что работа будет выполняться совместно и оплата делиться поровну. Понудил его к этому разговор с прежним непосредственным начальником, в котором Дима заявил, что выполняемые Виктором функции подсобника должны оплачиваться ниже, чем работа настоящих специалистов. Филимонов, готовый к такому развитию событий, попросил, коль скоро он был в бригаде подсобником, озвучить ставку и предъявить табель выходов на работу. Такового документа Пруденко на руках не имел, сожалея, что своевременно не поручил тому же Виктору табелирование работ - он вообще желал бы, чтобы подсобник имел обязанности, как полноправный член бригады, а права, как временный, но вслух этого тогда не произнес, пообещав сумму, заработанную бывшим подчиненным вскорости рассчитать.
Трудовое участие, как и оплата труда, в новом коллективе должно было равно распределяться между тремя его членами, единственное, чего сразу потребовал Филимонов - соблюдения трудовой дисциплины и оговорил, что выходные будут либо для всех одновременно, либо безоплатные, за счет отдыхающего. Вначале оба новых товарища принимали это положение как должное, но уже вскоре сначала отставание в работе от более опытных коллег порождало недовольство - каждое утро Виктор ловил недовольные взгляды Сергея и Андрея, завидовавших тому, что соседи по квартире только собираются готовить себе завтрак, в то время, как они уже выходят из дому. Но, когда выяснилось, что ущербность подсобников надумана, и можно реально обогнать специалистов, то ли лень, то ли головокружение от успехов стали расхолаживать бригаду еще сильнее. Тем более, потешить умением расслабиться не первой молодости человек товарищей не мог, сам подчеркивая, что жизнь трезвого алкоголика - очень скучный процесс, все, что он может предложить товарищам по бригаде - честное распределение продукта труда, то есть в данной ситуации - заработной платы, да и то лишь в том случае, если свои перед ним обязательства так же честно выполнит мужчина на 'Лексусе'. В Сергее часто видел Филимонов себя десятью годами ранее - та же форма зависимости увлекала молодой трудоспособный организм - и так же понимал по утрам младший товарищ пагубность привычки, но в отличии от десятилетней давности образца Виктора, вечером примыкал к веселящейся компании. Живущие в соседней комнате знали, основанный на жизненном опыте Ромы способ при помощи специфических медикаментов продлить то самой мгновенье, ради которого и употребляется вовнутрь вся противная людской физиологии химия. Витя, пройдя через когда-то через отходняки и белки, хотя и не разбавлял алкоголь медикаментами, точно осознавал, ради чего остальные согласны все это - даже в сильнейшей степени - терпеть. Разговоры о том, что является для конкретного человека причиной пагубной страсти пусты: разниться подсевшие индивиды могут лишь поводом. И у пускающего после сверхчистого белого слюни на коллекционную сорочку 'Армани' мальчика-мажора, и у бомжа, выковыривающего из мусорного бака кусок металла для сдачи, дабы хватило на сто пятьдесят укрепленной карбидом самогонки - у всего богатого спектра контингента любителей изменять свое сознание причина невыхода из полусумеречного состояния одна: в таком состоянии пребывать комфортнее. Есть относительно легко достижимая цель, есть - у каждого своя - эйфория, есть, наконец, объяснение всем неприятностям, виновник всех происходящих с человеком бед и напастей, есть цель для родных и близких пропойцы (наркомана) - пока те не поставили на нем крест окончательно. Выход из волшебной страны покажет лишь необходимость трепыхаться дальше, а способность трезвого человека реально оценивать в том числе и собственные перспективы легко завлечет обратно в мутное царство дурмана.
Андрея больше восхищало обилие у высококвалифицированных товарищей связей с женским полом - за одно это он согласен был оплачивать вход в клубы, далеко не всегда свободный даже для девушек. Походы в увеселительные заведения, а также внутренние вливания, пусть и не ежедневные, производительность отнюдь не повышали. Также выдаваемые на руки авансы снижали будущие по концовке выплаты - это само собой вытекало из трудового договора. Неосознаваемая скорость утекания денег порождала недовольство контингента начальством. В этом плане необычайно гуманным по отношению к наемным работникам казался Филимонову давний способ выплат зарплаты по прибытии домой - тогда был, по крайней мере, шанс довезти до семей максимальное количество дензнаков. И в относительно бедные девяностые, и в жирные нулевые, и в победоносные десятые для малороссийского заробитчанина ( разумеется, если он не пользовался высокой протекцией и не был частью системы), как оказалось, единственным способом получить за свой труд существенную сумму наличных было соблюдение режима и воздержание от всяких нехороших излишеств. Теперь никто не собирал - даже на время - паспорта и не штрафовал за пребывание на рабочем месте в нетрезвом виде - но сейчас, как и тогда, прямым результатом потуг обрести рабочими свое право путем возлияний становилось недополучение их семьями заработанных денег. Товарищи по труду почти все имели малолетних детей - только поэтому Витю убивало их беспечное отношение к деньгам. Женам, даже рогатым, он вряд ли сочувствовал, искренне полагая, что ни один гастарбайтер супругу (совершеннолетнего, трудоспособного человека) обеспечивать не обязан, если, конечно, не боится, что оставшаяся в одиночестве молодая женщина не найдет себе по месту постоянного проживания спонсора, способного удовлетворить не только материальные её потребности. Такая его убежденность не раз становилась причиной скандалов с женой - последняя была уверена, что затраты на ее одежду, обувь и косметику (причем поддержания всех атрибутов имиджа на должном уровне) являются защищенными статьями семейного бюджета, при этом ни разу за время совместного проживания она не поинтересовалась, чего же хочет сам Виктор - в 'тучные времена' Филимонов принимал стилизацию жизни философски, хотя и без энтузиазма, а во времена безденежья стремление 'сравняться с Вандербильдихой' сильно напрягало. Однако содержать ребенка оба супруга обязаны - хоть по закону, хоть по понятиям - а денежные переводы товарищей домой никак не покрывали и половины прожиточного минимума - минимального даже в соответствии с законом денежного участия отца в воспитательном процессе, а были из приятелей те, кто просил из дому денег выслать. Все эти размышления не только убеждали Виктора в правильности избранной им тактики, но еще заставляли восхищаться мудростью принимающей стороны, помогающей вытрусить деньги из пребывающих от самих себя в восхищении хохлов.
После очередного захода в 'Русь' Андрей, то ли из жалости к неблагополучному коллеге, то ли намереваясь подколоть, начал было выпытывать, а пробовал ли Филимонов хоть раз в жизни красную рыбу, и когда в последний раз был в ресторане с девушкой, и есть ли у того дома такие друзья, чтобы вот так вдруг приехали к нему домой и сказали: 'А давай затусим', и не жалеет ли, что так беспросветно живет, что жизнь проходит мимо - нет бы приодеться с очередного аванса - тогда бы он многим посетительницам клубов стал интересен. Но Виктор так искренне в ответ расхохотался - впервые за командировку, и ответил, что все описанные признаки крутизны - от друзей халявщиков до уцененных тряпок и той же категории девиц (ведь мечтавшая в начале вечера о мальчике-мажоре, но успокоившаяся под хохлом-гастарбайтером на съемной квартире особа должна сильно сбрасывать себе цену в процессе безналичного на ярмарке тщеславия торга), ассоциируются у него с алкоголем -он может развязаться в любой момент, и даже, вероятно, какое-то время будет наслаждаться жизнью от самого себя пребывая в восторге, но сейчас все это он воспринимает как способ вытянуть из него те деньги, что очень нужны дома его семье. Озадаченный непонятным мировоззрением коллеги, учитель жизни махнул рукой и счел для себя за лучшее чудаковатого товарища больше не трогать. Однако, рассмешила бригадира лишь форма поставленных серьезных вопросов и те приоритеты, что маячат перед товарищами, маня к блестящему и дешевому. Об ошибках в жизни он, хоть и не истекал на уши товарищам душевным поносом, действительно сожалел. Жалел Витя, что в свое время выбрал не ту девушку, а ту, что любила- да и, верно до сих пор любит - его самого - не то что не заметил - просто обошел стороной. Теперь это никакими ресторанами не поправить, ведь точно ему известно, что не бросит эта, настоящая в его жизни женщина мужа и ребенка. Жалел о том, что именно к любителям тусни в молодости часто тянулся - из-за чего люди, способные на дружбу настоящую его как потенциального друга воспринять не могли. Жалел, что не находился рядом с родными людьми, когда был им нужен - отец, человек с характером тяжелым, при этом искренне не понимающий, в кого пошли сын и дочь, что не могут ужиться в своих семьях, мама, до болезни державшая на себе весь дом и превентивно нивелирующая лишь назревающие скандалы, сестра, всю жизнь пытавшаяся выставить себя человеком сильным, племянники, кому родной дядя мог, в зависимости от ситуации, заменить то друга, то старшего брата, то отца - все они в близком человеке очень нуждались - когда Витя был совсем рядом - но в то же время далеко под собственным мнением. А теперь вот еще красная рыба, вкуса которой он то ли не знал, то ли забыл - ну как этому не повеселиться. Грустно же было оттого, что не видел Виктор ни одного человека из всех, с кем довелось в этот сезон работать, того, кто мог бы войти в его бригаду - не важно, возглавит он подразделение или будет простым рабочим. Есть люди, с которыми найти - себе накладнее, чем с иными потерять. Но хуже всего, когда с первыми найдешь много: глупость заставит компаньонов быстро промотать свою долю, жадность - позариться на кусок партнера, тщеславие поможет найти объяснение, почему товарищу деньги лишние, а самому достойному человеку - принадлежат по праву. Чтобы пойти на такое, нужно переступить определенную грань, но специфического химического состава вещества легко индивида на судьбоносный шаг подтолкнут - уже подталкивают воровать у собственных детей - что же говорить о человеке совершенно чужом.
Сбивать же коллектив в Харькове непросто - в свое время он был младшим в бригаде - из тех, кто жив до сих пор не каждый согласится ехать за четыре часовых пояса. Везти людей - нужны свободные деньги - а все возможные заработки уже запланированы расходами на семью. Еще легко мог Витя подсчитать затраты, связанные с отъездом, и то, что окупятся они лишь если ехать с ранней весны на весь сезон. Но на длительное время больше уезжать из дому не собирался. Еще знал о недавней размолвке генподрядчика с Владом, а это навевало мысль, что зовут лишь в пику Лексусу, но до нового приезда работников отношения сильных мира сего между собой могут наладиться - тогда, уже из уважения к равному себе можно услышать ответ, что 'вакансий нет'.
Итак, Филипычу вовсе не наотмашь - скорее тщательно просчитав возможные прибыли и убытки и блюдя свои интересы - дал Филимонов отрицательный ответ. Однако, необходимость оставаться вдали от дома еще возможно не один месяц также была работником осознаваема.
Глава 4. А был ли подсобник?
Выражение 'у нищих слуг нет' подразумевает, помимо прочего, отсутствие такой высокооплачиваемой челяди, как 'душевные ассенизаторы'. Богатый люд, приходя, к примеру, к дорого берущему психологу, выплескивает унылые подробности своей личной жизни, душевные лекари проблемы своих пациентов называют комплексами, предлагая за определенную сумму от нежелательной совокупности представлений избавиться. Среди пациентов встречаются социально неадаптированные типы, тянущиеся к социуму, их отвергающему, а бывают особи до крайности самовлюбленные - эти жалуются, как правило, на то, что окружающие не воспринимают индивида за пуп вселенной. Специалисты пытаются помочь лишь обеспеченным клиентам. Малообеспеченные слои населения пользуются порой услугами провидиц и гадалок, хотя, в условиях тотального безденежья, бабка - такая же неважная замена психоаналитику, как песок овсу, а димедрол - героину. Абсолютное большинство людей, кому, имей они деньги, психологи, несомненно, предложили бы свою помощь, не только неплатежеспособны, но порой вынуждены пребывать внутри закрытых однополых коллективов, что проблемы лишь усугубляет, а душевное дерьмо по мере накопления изливать на головы временным своим сожителям. Не все соседи соглашаются терпеть столь экстравагантную форму испражнения - вот почему в закрытых (даже добровольно собранных) коллективах далеко не всегда царит идиллия. Не далее чем на третьем месяце жизненного цикла такого социума начинают происходить процессы не совсем конструктивной направленности, а уж когда живут люди вместе почти полгода - точка кипения близка, от искры каждого несвоевременно или не к месту сказанного слово может вспыхнуть настоящий пожар противостояния.
Возможно, именно поэтому многие работодатели устанавливают срок вахты для наёмных рабочих до трех месяцев, но банальная жадность заставляет облеченных полномочиями людей пренебрегать ротацией кадров. За долгие месяцы сами рабочие осознают свою значимость - порой слишком себя переоценивая, но, как правило, законы рынка устанавливают равновесие, а это означает, что начальник с подчиненным, случись продолжительному сотрудничеству, друг друга стоят. Взаимное недовольство социальными контрагентами в глаза не высказывается: начальство боится потерять слишком дешевую рабсилу, работник - лопухастого плательщика зарплат, при этом нижестоящая сторона, не имея средств да и выходов на профессионального помощника в деле душевного здоровья, постоянно выносит себе и окружающим мозг, жалуясь на жизнь всем, кто ни попадется под руку, а еще, умело находя лазейки в контроле за трудовой дисциплиной, порывается не по назначению использовать рабочее время суток. На строительстве делового центра к осени все местные - от рабочих до начальства - знали из первых уст, что рабочим с украинскими паспортами живется очень плохо, мало того, что дома никакой работы вообще нет, а здесь сильно кидают с зарплатой, при этом методом наблюдения было установлено, что на хохляцких захватках раньше десяти утра работников искать бесполезно, можно встретить одного лишь Витю Филимонова. Он, еще будучи бригадиром, приезжал всегда к восьми, начиная работать сам - прибывшие позднее его формальные подчиненные подтягивались без лишних разговоров. Осознав, что и как бригадир, и как подсобник он выполнял практически одну и ту же работу, в то же время не имея рычагов давления даже на тех, кто формально ему подчинялся - договор о равном разделении труда и зарплат оставался в силе, обращаться за поддержкой к единственному в регионе представителю среднего звена было бы не только аморально, но и небезопасно, после двух-трех неудачных попыток выводить подчиненных вовремя, решил Виктор просто работать так, как привык смолоду - не расслабляясь и не перенапрягаясь, все остальное же пустить на самотек. Такой подход, однако, дал некоторые плоды: Андрей с Сергеем, недовольно бурча, все же поднимались и выходили - иногда на полчаса позже, иногда на час, но много ранее специалистов - у тех формальный повод расслабляться был - ожидали по новой заказанных огнеупорных стекол. Однако, бывали дни, когда личный пример не вдохновлял - как правило, следовали они за днями денежных выплат. Филимонов, не заостряя внимания на причине, не раз подсказывал Артуру, что все авансы неплохо бы переводить в Украину - тот привычно кивал головой, но после аналогичного разговора с Дмитрием принимал всегда обратное решение. Общепризнанное мнение, что поступление в должность прибавляет ума - топорная ложь, а вот снижение интеллектуального потенциала у обретшего полномочия наблюдается довольно часто. Почему-то откровенно абсурдные доводы часто принимаются начальствующим субъектом за чистую монету.
Версия о быстрой деградации личности под действием психотропных веществ - сильно преувеличенная страшилка, особенно когда базовый уровень не больно высок: за два-три месяца редко кто успеет сколоться, но используемые не по назначению медикаменты часто не преднамеренно, но все же мешались со слабоалкогольными напитками - тогда поведение любого потребителя начинало вызывать опасения. В съемной квартире не то что бы организовался притон, но порой останавливались на ночевку вмазанные типы - отдельная комната была в распоряжении всех желающих. Когда на ночь приводилось более двух знакомых противоположного пола, вторая пара вынужденно обосновывалась на кухне. Еще неделю проживала в квартире новая Ромина пассия, пившая, вероятно, вместо воды, слабоалкогольные 'страйки' - от этой всю дорогу разило перегаром, запах которого был Виктору знаком еще с девяностых: тогда мудрые малороссийские бутлегеры додумались запрещенные было 'Юпи' бадяжить с водой и спиртом - так выбрасывались в продажу большие партии дешевых портвейнов. Химический состав пойла, вероятно, не подлежал перевариванию желудками простых смертных, поэтому запах того же перегара постоянно стоял и в туалете. Следует отметить, что участие в увеселениях было сугубо добровольным, товарищи по работе, не отрицая наличия у каждого перед Виктором сравнительно большого долга, на его авансы больше глаз не косили, но по мелочам (из суточных) частенько занимали - перебиться до следующей выплаты, иногда брали в долг хлеб, чай или луковицу - это все добросовестно отдавалось. Уже без удивления замечал Филимонов, что, экономя половину суточных, питается все же качественней и регулярнее живущих на широкую ногу товарищей. Закончив свою захватку и понимая, что его одного домой не отправят (к тому же Влад порадовал, выслав заработанное за последний объект домой раньше, чем закрыл обязательства по объекту прошлому) откликнулся Витя на просьбу начальства (теперь оно рабочих о переходе на следующий объект лишь просило) сделать недоступную для работы ни с лесов, ни с люльки сторону 'банки' - выступающей одетой в бетон лестницы. Работать нужно было с веревок, желательно с одним, подающим с установленных рядом лесов инструмент и материалы, подсобником - выбрал Сергея, который в последние недели почти не пил. Да и во всей квартире участились дни затиший, когда почти все сожители начинали мыслить адекватнее, многие даже на время зарекались от возлияний, но Витя цену таким клятвам знал не понаслышке - сам несколько лет кряду пытался пить не больше нормы.
О том, что в таких длительных командировках лучше с сотоварищами задушевных бесед не вести знал опытный гастарбайтер из собственного опыта, тем более, его мнение о том, что место работы - не наихудшее, а в свете уходящего сезона - оптимальное - с начала лета не изменилось и было контраверсионным мнению большинства: теперь уже безо всяких чаёв постоянно слышались жалобы на жизнь, не жаловаться было моветоном. В таком состоянии общественного мнения Виктор, считавший лишним повторять уже не раз им же высказанное, предпочитал отмалчиваться, тем более, плач и стенания никак не изменяли ни необходимости закончить работы, ни манеры общаться с далеким и близким начальством, которая, приобретя некую фамильярность, менее подобострастной не стала - что нормально для такого рода коллективов. В пятничный вечер (неразумный Артур снова выдал на руки небольшую сумму денег в четверг) сильно обозленные друзья вернулись из похода в 'Засаду' на удивление рано, не пройдя на входе фейс-контроль, но больше бесило то, что прямо перед ними вошел в элитное по местным меркам заведение подъехавший на своей 'Хонде' их же возраста мужчина откровенно среднеазиатской внешности. Желая, вероятно, вызвать в собеседнике чувство сострадания, истый славянин повторял, обращаясь то к Вите, то к пренебрегавшему светской жизнью Сергею: 'Ну и кто из нас после этого таджик?'. После третьего такого вопроса утомленный Филимонов спросил, чем именно, по мнению коллектива хохлы лучше таджиков - наткнувшись на полное непонимание услышал версию по его мнению до смешного странную.
- Ну как, Украина же была частью России сколько лет...
- Никогда Украина не была частью России, - констатировал Витя, подумав, добавил: - колонией долго была, да и продолжает оставаться, а это большая разница - как между женой и проституткой: выполняемые функции те же, юридический статус разный. Так ведь Средняя Азия в империи в том же статусе была. Хотя, ваша правда, хохлы должны быть на особом месте при всех властях и режимах - даже когда здесь титульная нация сменится - несколько сот лет и будут здесь рулить всем китайцы, или таджики ваши любимые - но и тогда хохлы вторым сортом останутся. А хохлы под мнением - как читающие мораль шлюхи...
- За что же ты так презираешь свой народ? - с горечью спросил не настроенный на диспут, а на поход в другой клуб Игорь.
- Я со своим народом в отношениях сложных, - туманно ответил Витя, - а вот хохлов действительно презираю. Но ведь они другого к себе отношения и не заслуживают: народ, любезно простивший геноцид - это просто сборище дешевок, им какую зарплату не положи - все будет слишком высокой. Даже когда Москва почернеет - в нацистском смысле - хохлы все равно там останутся тварями второсортными - и они уже этот выбор для себя сделали!..
Зная об убогой части своей нации много больше, посему искренне полагая, что разбирается именно в психологии хохлов, не думал Виктор, что убогие твари другой этнической принадлежности сильно со знакомыми ему персонажами разнятся, зная главную черту этих существ: приемлемость думать так, как им велят духовные авторитеты. При этом научать думать, как положено, не нужно всех подряд - достаточно вправить мозг ключевым игрокам - они, как в сетевом маркетинге, будут впаривать необходимые постулаты зависящим от них же индивидам. Последние будут вынуждены мировоззрение принять, даже если не согласны.
Очень комфортно думать так, как положено - в составе не важно какого размера социума - удобно считать, что другого выхода не было. Вполне возможно, так было во времена исторические, но на своей памяти Виктор не мог припомнить, когда обстоятельства не давали ему выбора. Россказни о том, что дома жить нельзя - лишь жалостливая песня убогих славян - окидывая взглядом прошедшие полтора десятилетия, видел немолодой человек все собственные ошибки - причиной была то глупость, то самоуверенность, а иногда простая лень, но никогда не поползновения против него лично со стороны общества. Возможно потому, что поведение всех членов этого общества с кем довелось близко общаться, всегда легко предсказуемо. Можно даже ввязаться в их игру, не забывая, правда, о том, для чего берут из низов индивидов на верхние этажи социальной пирамиды. Это также будет выбором самого человека, причем выбором надолго, а возможно на всю жизнь - но сейчас запасной жизни у Филимонова не было. С него хватит уже того, что в составе этого коллектива ему, вероятно, работать еще несколько месяцев: отъезд в западном направлении отнюдь не означает окончания трудовых отношений - и снова действия работодателя можно обосновать логически: нужна Лексусу дешевая рабсила, а эти даже из хохлов далеко не самые дорогие. Хотя почему 'эти'? Сам Филимонов давно один из них, мысли, даже высказанные вслух, в конкретных обстоятельствах ничего не значат, важно лишь согласие на продолжение трудовых отношений - а оно вытекает из молчаливого продолжения работы. Больше того, чем дольше пробудет он с этим работодателем - а соответственно и в этом коллективе - тем больше шансов, что оставшиеся деньги позволят на будущий год не ехать наобум куда и с кем попало - то есть купить то время, когда можешь находиться рядом с родными людьми, считая счастливыми каждый день, месяц, и так хочется верить, что и год, когда все живы и все вместе. Себя Витя в этой цепочке слабым звеном никогда не мыслил: сильно тревожили отец и мама, а с недавних пор - сестра. Дома самый напряг с деньгами минул, Наташа проходит уже четвертую химию из назначенных шести, на питание родительских пенсий и ее зарплаты всегда хватало. Правда пенсионному фонду придется подождать Витиных взносов еще несколько лет (а, возможно, десятилетий) - сейчас долг велит гражданину своей страны Филимонову тратить заработанные средства лишь на близких людей. На себя одного хватит прожиточного минимума более чем - ведь если не жить, а доживать - комфортнее места, чем Украина, не сыщешь, вот только придется смириться с дешевой ценой своей работы - а это значит, что, пока есть хоть малейшая возможность, нужно заработать денег как можно больше. Поэтому сейчас дорабатывать в таком составе и по таким расценкам - оптимальный для рабочего вариант, тем более, трезвые дни случаются все чаще, а без денег коллеги становятся вполне адекватными людьми, Витя даже сочувствует им, когда те с гордостью называют себя хохлами.
* * *
Следующая ночь с субботы на воскресенье была шумной и нескучной -повеселее иных новогодних. Началось с истерики дамы, приведенной Игорьком - она вдруг категорически воспротивилась располагаться в отдельной комнате, требуя снимать номер в мотеле. Денег не то что на номер - и на такси, добраться до заветного коттеджика не было, даже если занять у всех обитателей съемной квартиры - Витя свои отправил домой банком еще в пятницу, остальной контингент успел уже побывать в ночном клубе и остаток каждый для себя придерживал. Стремящуюся предстать порядочной девушку насилу отговорили от опрометчивой поездки, мотивируя тем, что вот-вот может пойти дождь. Погода действительно уже три дня натягивала то, что пролиться по неведомой никому причине никак не могло.
Пока пришедшая парой с Андреем выбирала, какой матрац удобнее кинуть на кухню, в комнате процесс закончился - но и тогда голубкам не судьба была уединиться - Рома привел целый квартет любителей покурить с пачкой заказанного по телефону микса. Один из новых друзей оказался сыном управдомши - всегда приветливой и жизнерадостной старушки, говорившей по соседям, что парень давно уже на заработках в Москве. После искали активированный уголь - друг сына Валентины Ивановны уже трое суток ничего не ел и вдруг ощутил острую необходимость проблеваться. Под утро часа в четыре заявился Серега, который уходил пообщаться со старыми знакомыми с мокрого фасада, квартировавшими в соседнем квартале - состояние напарника подсказало Вите: рано утром вдвоем они не выйдут, хотя Сергей и божился, что поспит часа три и к восьми будет в распоряжении Филимонова. Выход на работу в воскресенье уже давно обязательным не был, но сибирская осень не часто радует теплыми сухими днями - поскольку дождь так и не пошел, решил Витя на работу пойти, в надежде, что напарник хотя бы к обеду придет в человеческое состояние - полное отсутствие денег у обитателей квартиры вселяло слабенькую на это надежду. Без напарника утеплять минплитой фасад трудновато, но возможно, если грамотно разложить материалы на установленных рядом лесах. Это, правда, работа подсобника, но если его нет - какие могут быть амбиции.
Расставив на разных уровнях тюки с ватой, Витя, не теряя надежды на выход на работу коллеги, решил начинать самостоятельно: подвешенные к страховке инструмент и материалы давали возможность одному работать - правда в несколько раз медленнее, чем вдвоем. Можно было оставить работу на завтра, но собирающийся дождь наводил на грустные мысли: несколько часов потрачены на подготовительные работы, и если сейчас сворачиваться - выходит, что потрачены зря. Всю работу по утеплению стены вдвоем можно было бы закончить часа за два - тогда с чистой совестью шабашить, одному немного дольше, да и опасно тянуться за стекловатным матрацем. Азарт взял верх над рассудительностью: Витя знал, что практически любую работу можно организовать, используя любое количество рабочих. В одиночку не справиться лишь с теми задачами, что требуют одномоментного приложения большой физической силы - в данном случае этого делать было не нужно. Три часа самостоятельной работы - и осталось пройти только верхний этаж. Основная веревка, завешенная по центру микрозахватки, давала возможность высотнику дотянуться перфоратором и молотком до любой необходимой точки приложения усилий, но сильно усложняла возможность завесить седушку на нужном уровне, и после с нее же на леса вновь взобраться. Здесь бы спускаться с крыши и идти сверху вниз - на крышу можно вылезать с лесов - тогда точно нужен подсобник: к себе пак с шестью матрацами ваты не привесишь. Теперь точно время шабашить, но снова взыграл в бывшем промальпинисте спортивный интерес: осталось пройти всего три им самим определяемых уровня- он закроет сегодня бетон утеплителем полностью, и тогда уже точно шабаш. Витя часто посмеивался над своими, страдавшими синдромом Ивана Денисовича, товарищами, но сейчас сам не на шутку увлекся состязанием с работой. Закончив работу на предпоследнем уровне, отстегнул страховку - этого делать было нельзя, но спасательная веревка сильно оттягивала влево, попробовал с раскачки ухватиться за стойку лесов - с первого раза не получилось. Можно было спуститься метра на два ниже и вылезти на предыдущий уровень лесов, как делал полчаса назад, утепляя низ - но очень уж захотелось дотянуться рукой до заветной железяки без лишних телодвижений. 'На следующем уровне точно съеду' - пообещал себе упрямец и начал новую раскачку. Вдруг по центру грудной клетки задавило сильнее обычного - давило уже несколько дней - пока погода стояла на дождь, также тяжеловато было дышать - чтобы отпустило, приходилось несколько раз в день на пару минут останавливаться, но теперь воздух стал почему-то твердый - почти ватный, а главное - левая рука: раньше она лишь ныла в плечевом суставе, сейчас же было впечатление, что кто-то кость долбит тупой пикой перфоратора. Левой рукой придерживал Виктор петли на сильно раскатанной восьмерке - от боли он не осознал, куда ушла рука, правая же опять не дотянулась до спасительного железа лесов. Петля перед глазами соскочила, сбитая переставшей подчиняться рукой - в ушах слышались слова первого наставника, что, если не уверен в себе, следует зажимать нижний хвост основы между верхом натянутой веревки и металлической спусковухой - и это требование Витя проигнорировал. Высотник ощутил, что съезжает вниз - скорость ему показалась слишком низкой для свободного падения. Правая рука была уже на веревке - попытка удержаться успеха не имела, лишь резкая боль в обожженной веревкой ладони и мысль в голове: 'Рука-то правая, если сильно покалечил - как же теперь работать?' - все это происходило параллельно с неудачной попыткой вдохнуть побольше воздуха. И вдруг дышать стало на удивление легко, воздух каким-то чудом в легкие проник и много, да еще свежего, почти обжигающего - жаль только, ничего вокруг не было видно: перед глазами лишь красная пелена - и сразу все исчезло.
* * *
Сильный организм сильного человека оказался на удивление жизнеспособным: вскрытие установило, что, несмотря на перенесенный обширный инфаркт, клиническая смерть наступила лишь спустя три часа после падения. За это время на квартире успели не только проспаться и проснуться абсолютно все, но еще подсчет наличности в карманах дал возможность приобрести вскладчину пять литров пива. Как ни хотелось Сергею прийти на помощь бригадиру - пиво, все же было рядом и, казалось, распитие не займет много времени. Но сразу уходить - не принято, традиционно необходимый в таких случаях разговор закончился традиционным выводом о необходимости взять еще, подкожные сами вылезали из заначек, а когда сбегали и приняли - оказалось, уже время обедать. После обеда обоснованно решили, что выходить в воскресенье на полдня глупо - лучше уж в понедельник с новыми свежими силами дать жизни. Вечером пошел дождь. Отсутствию товарища удивились, но решили, что может и к лучшему, может, срезал наконец монашествующий субъект себе бабу - и он бы пожил по-человечески хоть пару недель до отъезда, да и мозги его прочистятся естественным способом. Непогода обложила город - ночью дождь не прекращался, а поскольку даже в ясные дни работники с далекой Украины раньше десяти на деловом центре не появлялись, труп обнаружили россияне. Перед таким чрезвычайным происшествием блекнут все внутренние в рамках бригады и фирмы разногласия. Особенно волновало как рабочих, так и начальство, что несчастный случай никак нельзя было замять вовсе, но связей как у Лексуса, так и у местного начальства хватило, чтобы выход информации был минимальным.
Тело родным покойного доставили поездом за счет фирмы. Дима, имея врожденную склонность к диссидентству, иногда тихонько говаривал подчиненным: 'Вот видите, как сломали человека просто пополам, вот же какие сволочи', - имея в виду, разумеется, начальство. Заход денег за предыдущий объект был омрачен необходимостью рассчитаться по долгам, теперь уже с правопреемниками кредитора. Но на импровизированном собрании единогласно решили, что, во-первых, не стоит удручать любящих людей еще одним напоминанием о покойном, с которым, кстати, до командировки никто лично знаком не был, и тот факт, что сам Филимонов соглашался на роль подсобника, то есть на заведомо меньшую зарплату, а он обязательства свои всегда чтил, а еще то, что деньги эти Виктор накопил, сэкономив на питании - то есть они, по мнению трудового коллектива, не были из зарплаты, а стало быть и лишние - ведь мог же он их как нормальный человек и потратить - дали коллегам моральное право установить расчет по КТУ в соответствие с суммой фактической задолженности - она оказалась примерно равной у всех троих.
Влад, обещавший отъезд именно домой, опять пошел на иезуитскую хитрость, чтобы оставить людей работать в Москве: обещанного продления регистрации по прибытии в столицу сделано не было, пообещал мужчина на 'Лексусе' уладить формальности в течение нескольких дней, а это время поработать еще на одном объекте - затянулась волокита, разумеется, на недели, и когда листочки с липовой миграционкой были на руках, жаль было оставлять неоплаченную работу и в белокаменной, да и сибирский долг висел, в случае внезапного отъезда выбить его не было бы никакой возможности. Все же хитрость начальства саднила наемным рабочим, и вечерами - чаще после достаточного количества принятого крепкого пива - заводились в коллективе разговоры, что начальство - бессовестное и неблагодарное, и как вообще можно быть такими подлецами, чтобы жить по принципу 'кто везет, на том и едут'. Все это, естественно, говорилось между собой, но и в личном общении с работодателем некоторые подвижки наблюдались. Во-первых, практически погашена задолженность за позапрошлый объект. Деньги, пусть и небольшими суммами, но все же выдаются заслужившим их людям по месту работы. Влад взял моду на звонки не отвечать - к нему достучаться можно теперь лишь через SMS-ку. Один раз, когда сил уже не было ждать выплаты, отправил Дима необычайное по дерзости послание. 'Доколе ( слово это подобрал сам бригадир, до сих пор присущей ему эрудицией гордившийся) будет продолжаться этот обман? Неужели мы не увидим наших денег?' Ответствовал Лексус личным звонком, сообщив, что никогда никого не обманывает и посему не заслуживает такого к себе обращения - и деньги в сумме по три тысячи рублей каждому уже на следующий день выплатил. Рома больше переводов из дому не получал. Игорю жена сообщила, что дома с дочкой все наладилось, на операцию деньги нашлись - теща оформила кредит и еще одолжили у троюродной сестры - все ждут его с деньгами, чтобы раздать долги. В принципе, его родные могли и не кредитоваться - как раз тогда Влад выплатил за Сибирь большие деньги - почти по двадцать тысяч русскими каждому перепало. Но выплата припала на небывалую в 'Спортмастере' акцию: тридцать процентов цены на любую покупку списывалось за счет накопленных на карточке бонусов от прежних покупок - а в том, что у наших героев большие накопленные пластиковые суммы были, не стоило и сомневаться. Все модники и модницы в один голос скажут, что такую удачу упускать нельзя - нужно брать. А оптимистическая развязка семейных проблем подчиненного стала еще одним доказательством той теории, постулаты которой Дима все время доводил до подотчетной ему паствы: если не запариваться пересчетом денег, а тратить все, что есть - новые непременно придут - сам не узнаешь, откуда - выискивать же источники - не гоже достойным людям. Теперь лишь посмеяться можно над плебейскими рассуждениями бывшего подчиненного: мол 'если на выбрыки денег не хватает - приделай к жопе дно и живи по средствам'. Да и как можно считать 'выбрыками' или 'коныками' простые человеческие желания пристойно одеваться, со вкусом питаться, общаться на надлежащем уровне с ровней, пользоваться последними достижениями техники - словом чувствовать себя полноценным человеком? Ведь не зря сказано кем-то сильно мудрым, что человек есть то, что он ест. А еще пьет, курит, вдыхает, носит на себе, употребляет - в общем потребляет. И всякий, потребляющий то же, что люди сильные и успешные, с каждым приобретением становится все более физиологически сродни самым незаурядным потребителям - а отказывая себе в удовлетворении таких естественных для нормального человека потребностей ввергаешь самое себя в ту бездну, из которой нет выхода.
Сезон точно завершался, продолжительность светового дня не давала уже возможности выкладываться на захватке в полную силу, и это наводило руководителя низового звена на раздумья, о результатах необычного заезда и некоторые выводы об окружающих его людях. Меньше всего хотелось вспоминать о странном подсобнике, но мысли все же уходили в грустную сторону. Это при том, что сама судьба сделала правильный выбор. Нет, не хотел, упаси господь, Пруденко ничьей смерти, если бы командировка завершилась без трупов - было бы вообще шикарно. Но, если включить логику, то бригада с несчастным случаем на стройке ничего не потеряла, скорее наоборот. Бесспорным неудобством можно считать то, что не у кого перехватить теперь до выплаты суточных сотню-другую. Но, если вдуматься - как бы здесь Филимонов питался отдельно, когда жить приходится в вагончике, воду вносить из открываемого в подвале ремонтируемого дома крана, в жилище лишь одна электроплитка, да и подвал закрывается в девять вечера. Как была бы здесь не к месту странная, если не сказать подозрительная, привычка мыть руки после уборной и стирать на ночь носки. Но больше угнетали высказывания случайного в бригаде человека, которые, если вдуматься, полны были тайного смысла, а если отбросить этикеты, можно было сказать, что подсобник порой просто издевался над сбиваемым надолго коллективом, подрубая, порой, всяческие устои. Теперь уже совершенно ясно, что вовсе не комплиментом, а скрытым язвительным подколом было изречение подсобника, что Пруденко был таким же баскетболистом, каким стал фасадчиком - и это от человека, не имеющего такого грандиозного опыта в облицовке фасадов, а в баскетболе и вовсе ничего не смыслящего. Сейчас начинал понимать образованный и уважаемый уже в определенных кругах человек, что же раздражало его в подсобнике с самого начала: его несоответствие. Чужой это был человек для бригады тем уже, что, пытаясь выпендриться, а, вполне возможно, посягая на монополию власти над соратниками, высказывал мысли, противоречившие общепринятым нормам и здравому смыслу, да еще требовавшие дополнительной для собеседника информированности - куда проще общаться, к примеру, с Игорьком, на многие случаи жизни имевшим цитаты из рэпака. Кстати, отношение бывшего товарища к альтернативному жанру было непонятным: всеми признано, что рэп - музыка протестная, те, кто читает - реально против власти, Филимонов же, выслушав последние альбомы, назвал стиль 'моя половая жизнь в искусстве', а исполнителей - более достойными государственных премий, нежели редакции федеральных телеканалов - ведь новомодные провозвестники специфического образа жизни несут в массы идеи, для государства полезные. Так массовое употребление различного рода наркоты во-первых сделает богаче людей, облеченных полномочиями и крышующих столь экстравагантный бизнес, во-вторых - вытянет в реальную экономику деньги, большинству денежных лохов лишние, и наконец существенно снизит коэффициент дожития до пенсионного возраста того человеческого материала, что и в молодости для страны был скорее балластом - а в таком сверхсоциальном государстве, как Россия это существенно разгрузит бюджеты будущих периодов. Нельзя было здесь не усмотреть намек на эксперименты товарищей в области фармакологии, но так мыслить мог только полный профан. Всем прекрасно известно, что спиды - никакие не наркотики, а просто препараты амфетаминного ряда, мобилизующие внутренний ресурс человеческого организма. Людям, избранными не рожденным, даже не понять, зачем нужно лишнее время существам благородных кровей. Древние предания о каплях Датского короля и аналогичных снадобьях, вероятно, не лишены оснований, а самое главное, что указывает на правдивость легенд - что чудесная сила действовала не на всех, а лишь на тех же избранных - простолюдинам нечего было даже пробовать колдовское зелье - так ведь и теперь доступные препараты помогают не всем, не очень умные люди обыкновенные, принимая особые лекарства быстро деградируют - грех так говорить о друге, но ярким подтверждением тому являются неадекватные всплески своемыслия Игорька. Человек, по всей видимости, политикой интересующийся (либо интересовавшийся не так давно), Виктор никогда не мог дать прямого ответа на краеугольный вопрос, куда же должна двигаться Украина - к Европе или к России, начиная смутные разъяснения, что важно не направление, а то, в каком статусе народ собирается в избранном направлении перемещаться - а этот вопрос собеседник считал окончательно решенным народным волеизъявлением (он часто цитировал не ведомые оппоненту источники). Когда в теленовостях был показан сюжет о всеобщей демонстрации кого-то там в какой-то из Западноевропейских столиц, вся бригада усердно кивала Дмитрию после его слов, что вот там настоящая борьба за свои права свободных людей, у нас такого не будет, потому что одно быдло вокруг. Один Филимонов язвительно ответил, что как раз сейчас и показали то самое стадо баранов, которому в кормушку засыпали много, а оно хочет еще больше, что сочувствовать тем, кто за час зарабатывает больше, чем он за день(а в отдельных странах сумма сопоставима со среднемесячной зарплатой) не собирается, а быдлом предлагают стать время от времени каждому, и человек все время решает, принять ли ему это заманчивое предложение. Тлетворное влияние индивидуалиста ощущаемо до сих пор. Последняя выплата аванса была перед выходными - грех было не отметить. Но Рома, без сильных препаратов давно скучающий (в Москве они, безусловно, есть в продаже, но очень уж стремно начинать поиски, не имея реальной поддержки), ушел в сливу на три дня - срок не большой, но под конец опять переборщил с баклой - а один из побочных эффектов передозировки заключается в произвольном во сне расслаблении мышц кишечника. И как только у Игоря язык повернулся употребить по отношению к близкому другу это грязное слово 'обосрался'? Ведь Рома - просто большой ребенок, а вовсе не 'мальчик-полумажор микрорайонного на ХТЗ масштаба', все свои вредные привычки неоднократно обещавший бросить, лишь только встретится в его жизни та единственная и неповторимая девушка, ради какой бросать стоит. Сам запутавшийся человечек - Игорек - ни за что бы до такого не додумался - видимо, в свое время наслушался дурных от подсобника речей. А ведь совсем недавно смотрели все вместе передачу-лекцию по истории средних веков - там диктор рассказывал об одной из профессий среди оруженосцев сплоченного духовной связью рыцарского ордена. Поскольку облачение благородного человека в латы, равно как и разоблачение - процесс трудоемкий, выдвинули средневековые затейники как ноу-хау идею проделывать снизу спины небольшой лючок, через который, случись коричневой беде, извлекались продуты жизнедеятельности организма храброго воина. Даже девиз у них был специфический, типа 'стыдиться должен не тот, кто обосрался сам, а тот, кто считает это постыдным'. Очень жаль, что времена, когда подлинное благородство ценилось и не могло быть подвержено осмеянию, канули в Лету. Свысока смотрел при жизни недалекий человек на сверхъестественные способности отдельных личностей, - это огорчало Пруденко, он даже порой остерегался рассказывать, что не за долго до командировки побывал по настоянию жены у экстрасенса - тот с первого взгляда обнаружил в ауре посетителя преобладание лучей синего цвета - а это подтверждало гипотезу гадалки и пророчества звезд о незаурядности персоны. Теперь можно с уверенностью сказать, почему не верил циник экстрасенсам: в ауре самого Филимонова, если взять за основу методические указания, не было даже голубых либо зеленых лучей - человек без способностей и харизмы более успешному своему товарищу просто завидовал. И странные слова о том, что Дима сам себе назначит цену не далее как в текущем году - лепет малоосведомленного лузера. Некоторые моменты в производственной сфере ушлый подсобник, разумеется, мог предсказывать, но в главном он точно ошибался. Ведь в клубах, ресторанах и букмекерских конторах Дима не только развлекался - он еще проводил ту работу, которую не оценить не то, что какому-то Филимонову, но и верные подчиненные вряд ли пока еще осознают, что сделал лидер для коллектива. В записной книжке мобильника сохранены номера встреченных в местах с суровым дресс-кодом незаурядных личностей - есть даже телефон типа, который в Москве два раза накуривал самого Ноггано. Присутствуют также координаты людей, очень в жизни полезных и в следующем сезоне могущих пригодиться. Один из завсегдатаев конторы Альберт приглашал Диму с бригадой на отделку - у него расценки на квадрат всего - по тысяче рублей. Еще есть телефон Артема - у того строительные фирмы функционируют и в Новосибирске, и в Омске, и в Кемерово, и в Новокузнецке. Там же телефон Виктора Павловича - он обещал, помимо прочего, посодействовать налаживанию отношений с миграционной службой. Но главный предмет гордости Дмитрия Пруденко - визитная карточка Николая Филипповича Рудакова - этот достойный человек соизволил пригласить работать на него - а, как всем известно, визитка генерального директора просто так заурядным людям на руки не выдается. Если привезти людей - все будет по другому. В конце концов, можно продолжать работать и с Владом - человек на 'Лексусе' уже не раз намекал, что набери Пруденко людей, расценка этого года будет выплачиваться самому бригадиру, рабочим же он сможет положить какую сам сочтет нужным сумму за квадратный метр. Что же мог знать посредственный подсобник о цене человека незаурядного? А слова Филимонова 'Никогда у вас ничего по-другому не будет' вообще звучат абсурдно.
Просто диву даешься, сколько шансов у выходца из сопредельного суверенного государства в России, могло быть еще больше, если бы не поспешил Дима в свое время с женитьбой: многие завидные невесты были бы рады такой как он для себя партии, прошедший сезон тому подтверждение. И это при том, что сама супружеская измена целью никогда не была, просто глупо не завершать процесс, когда начало уже пройдено и оплачено. А если не поскупиться на соответствующего уровня одежду, можно будет пройти даже в 'Засаду' - там клубится контингент взрослый и солидный, да и дамы совсем другого уровня - вот когда все намеки на второсортность покажутся лишь нервическим бредом желчного неудачника. И все же одно - связанное именно с личной жизнью - выражение Виктора саднило душу перспективного малоросса, а именно утверждение, что своими загулами товарищи по работе 'вырывают кусок изо рта у собственных детей'. Хотя воспитание потомства - не его собачье дело, но малые суммы переведенных домой денег немного угнетали всех. При этом обязательств перед родными маленькими существами никто не отрицал - нарекание вызывали лишь малые зарплаты. Фотографии детей почти у каждого были фоновым рисунком приобретенных уже в Москве с авансов смартфонов и планшетов - это ли не доказательство нежной любви и отеческой заботы? Но боль обиды, на которую уже не ответишь, скребла что-то внутри. Коробила до тех пор, одним пока вечером не зашли побратимы совершенно случайно в банк - проверить, не дешевле ли пополнять счет мобильного телефона через банковский терминал - там действительно не взималась комиссия, но для этого необходимо было открывать в банке счет. Липовая регистрация прокатила - счет в рублях открыт был на Игорька. И тут вспомнился Диме его же летний разговор с Витей - тогда еще дотошный подсобник не был вычеркнут из благородного сердца окончательно - Пруденко божился, что непременно откроет на дочкино имя расчетный счет в евровалюте, чтобы собрать к совершеннолетию наследницы круглую сумму. Тогда Филимонов улыбнулся, сказав, что для накопления лучше бы подошел депозит, а евро - валюта сейчас стабильная, но 'в долгую' неплохо бы разделить сумму и вкладывать часть в гривне, где проценты больше, часть в долларах, часть действительно в евро. С тех пор подчиненный не раз себя дискредитировал в глазах руководителя, к тому же у него ведь при жизни не было ни экономического образования, ни опыта работы в финансовой сфере, а евровалюту очень рекомендовал еще один друг по букмекерской конторе Аркадий - выпускник одновременно и экономического и юридического ВУЗов - у него расчетных счетов было не меньше десятка. Все знают, что евроинтеграция Украины - процесс необратимый, и, даже если не заладится с работой в России - будет к чему стремиться, а именно этот банк так и пестрит филиалами в Украинских городах, да и на западные финансовые рынки давно уже вышел. Открыть счет на ребенка-иностранца, да еще без документов, в банке, разумеется, не могли, но расчетный счет на имя самого Пруденко в евровалюте был открыт незамедлительно - для этого нужно было внести лишь символическую сумму в пять евро. Так же поступили Игорь и Рома - у последнего пока еще признаваемых детей не было, но отделяться от коллектива он не стал, найдя идею оригинальной. Андрей и Сергей также хотели присоединиться к братству заботящихся о своем потомстве, но в тот вечер документов при себе не имели, а на следующий день десять евро, вернее эквивалентная сумма в рублях, оказались крайне необходимы по случаю пятницы. Однако и они вскоре заветный счет откроют - откроют его в нужном банке, в правильной валюте, получив на руки столь необходимую каждому заробитчанину вещь, как пластиковая карточка - она будет символизировать то, ради чего и трудятся гастарбайтеры, превозмогая невзгоды и лишения на просторах не совсем чужой для себя страны - будущее благосостояние собственных детей.
Харьков, 2013
Гражданская позиция
А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших;
не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его
и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его,
где нет ни Эллина, ни Иудея...
Послание к Колоссянам святого апостола Павла, 3 (8 - 11)
Глава 1. Звонок из прошлого.
Имя дается человеку один раз и на всю жизнь. В детские годы оно определяет многое в существовании маленького создания, а еще не все имена приемлемы во всех странах мира. И родители должны трижды подумать, прежде чем принять столь важное для своего ребенка решение. Яков Гельман и его жена Мария, проникшись популярным в семидесятые среди советских евреев тезисом, что ехать 'таки надо', решили, узнав о скором прибавлении семейства, если родится мальчик - именоваться ему в честь дедушки по отцу гордым библейским именем Давид - в таком случае на земле обетованной станет он для всех своим. Бабушка по материнской линии Роза Иосифовна была очень рада настрою пары на возвращение к родным пенатам - она также надеялась выехать на землю обетованную вместе с молодой семьей. Однако, Яков Давидович, помимо приверженности идеям сионизма, отличался еще невиданным жизнелюбием и любвеобилием - супруга, уличив его в измене, хоть и была на шестом месяце беременности, инициировала бракоразводный процесс, чем несказанно огорчила собственную мать: Роза Иосифовна по паспорту значилась... гагаузкой, и это обстоятельство делало ее надежды на самостоятельную репатриацию несбыточными. Что заставило образцового совслужащего, а до 17-го года - (согласно записи в трудовой книжке) - профессионального революционера Иосифа Залкинда сказаться лицом далеко не семитской национальности - о том семейная легенда умалчивает, но целесообразность конспирации под сомнение никогда никем не ставилась. Доказывать же свою принадлежность к нации, представители которой способны на такую подлость, как оставление Родины в трудный для последней период (а таковой период, несмотря на декларируемые успехи в деле построения развитого социализма, продолжался всегда) было в те мрачные годы небезопасно, или, по крайней мере - чревато потерей пригретого рабочего места, если последнее не подразумевало приложения тяжелых физических усилий. Вот почему в ситуации вокруг молодой семьи наблюдался тот редкий случай, когда теща встала на сторону зятя - однако упрямство Марии, категорически не желавшей прощать измены, сыграло деструктивную роль. Разлучнице ее подлость счастья не принесла - Яков Давидович выехал для воссоединения с родней на землю предков через год уже вместе с новой женой, оставив и любовницу в интересном положении. Но, вопреки советам мудрой своей родительницы, Мария не воспользовалась последним шансом и не стала просить о возвращении блудного супруга в семью. Мало того, молодая мама, не согласуя свои действия с прочей родней, сама зарегистрировала рожденного ребенка, назвав его уже именем собственного отца Алексеем. Бабушка имени вычеркнутого из сердца бывшего в доме слышать не желала, а мальчика можно было назвать и в честь прадедушки (своего папашу она всю жизнь боготворила), и упорно звала внука Лёсиком, а иногда Йосиком.
Телосложением и крепостью мышц не состоявшийся Давид не годился в Голиафы, хотя и в хлюпиках не ходил. Однако вовсе не физическая сила определяет, к какой категории относится ребенок - к тем, кого бьют, или к тем, кто сам дубасит других. Алеша определенно был среди первых - это можно назвать мягкотелостью или слабостью характера. Бабушка утверждала, что здесь сказывается то, что мальчик пошел в собственную мать - Роза Иосифовна считала родную дочь человеком слабым и безвольным и неоднократно при близких и неблизких знакомых этот факт подчеркивала. Однако, маленький Алексей, кому слабость характера с лихвой компенсировали развитой интеллект и наблюдательность, очень рано стал подмечать, что родная мать как личность много сильнее его бабушки - лишь благородной снисходительностью и природной интеллигентностью объяснялось стоическое ответное молчание, принимаемое определенного склада людьми за слабость.
Как известно, в Советском Союзе официально еврейского вопроса не существовало, что, однако, не мешало в либеральные десятилетия увядания супердержавы представителям каждой народности иметь свои убеждения на счет богом избранной нации. Бабушка Роза во всех разговорах с людьми любой степени знакомства считала своим долгом упомянуть о пережитом ее соплеменниками в двадцатом веке, вскользь намекая, что не только в Германии тридцатых-сороковых имели место факты высшей несправедливости, каждый раз в конце повторяя: 'Ну вы же понимаете, что так нельзя поступать с евреями?!'. Мама высокопарных тирад старалась не слушать, уходя по возможности в другую комнату коммунальной квартиры, но однажды во время родственных посиделок ответила на извечный рефрен резко, хоть и корректно: 'Так нельзя поступать ни с кем из людей!' Посыл родной матери Мария Алексеевна не отрицала, но поставила пожилую женщину на несколько секунд в ситуацию прямо скажем неловкую, заставив в очередной раз напомнить всем присутствовавшим о своем больном сердце и схватиться рукой за то место на левом боку, где, по мнению пожилой женщины, болезненному органу и надлежало располагаться.
Еще один стереотип - на этот раз признаваемый всеми - был сломан в голове аналитически мыслящего мальчика после совместного с бабушкой путешествия в гости к родне. До далекого от Харькова Омска добирались с пересадкой в Свердловске - а там на пассажирский поезд ни купейных, ни плацкартных билетов в кассе не было, пришлось садиться в общий вагон. Сам факт перемещения по стране низшим классом угнетал представительницу старшего поколения - не в пример мальчику, который, запрыгнув на верхнюю полку, смотрел всю дорогу в окно - это было самым его любимым в пути занятием. Однако, Роза Иосифовна, поставив на уши весь общий вагон и несколько плацкартных (а точнее проводников указанных подразделений железной дороги) возмущалась именно невозможностью везти ребенка в нормальных, по ее мнению, условиях. В день посадки перейти не вышло по причине действительного отсутствия свободных мест в плацкартах, но уже наутро, когда ехать оставалось часов восемь, бабушка с гордостью великой комбинаторши вернулась к спящему внуку, растолкала его с радостным известием, что всего за десятку можно перейти в нормальный вагон - и Алеша продолжал путешествие на такой же полке плацкартного вагона - брать белье и матрац на полдня не было никакого смысла. Однако подвиг старушки стал предметом ее бахвальства перед всей родней, а мальчик, понимавший, что десять рублей - это сумма, необходимая ему на школьные завтраки на два месяца, к тому же зная, с каким трудом мама выкручивает из семейного бюджета даже эти копейки, постиг вдруг, что заезженный догмат о стариковской мудрости бывает безоснователен, а порой интеллект старого человека с годами может и притупляться.
Алексей так никогда и не узнал, было ли второе мамино замужество способом выйти из-под угнетающей опеки старшего поколения или результатом глубокого чувства - но переезд к отчиму на втором уже десятке жизненных лет внес в жизнь подростка коррективы. Бабушка на свою дочь обозлилась еще сильнее, узнав, что избранник последней ни в каком колене не имел ни капли еврейской крови - Роза Иосифовна все еще надеялась разыграть национальную карту для выезда в цивилизованный мир.
Для самого Алеши переезд означал, прежде всего, смену учебного заведения - в старой школе он не был, разумеется, среди признанных авторитетов, но успокоился уже тем, что к нему особых претензий никто из ровесников не предъявлял, учителя же еще в начальных классах определили, что мальчик объективно тянет на золотую медаль.
Внедрение в новый коллектив - процесс, как правило, нелегкий. Нельзя сказать, что на Салтовке, где зарегистрированно проживал отчим, царил какой-то оголтелый антисемитизм - вообще подростки, чувствуя слабину в новом товарище, могут зацепиться за любую мелочь: цвет волос, длину и форму носа, наличие на последнем очков, размах ушей, деталь одежды, рост - не важно, слишком высокий или слишком низкий - но Алексея Гельмана почему-то встретили, напирая именно на пятую графу, и утро первого дня в новой школе началось с того, что портфель инородца был перебрасываем его новыми одноклассниками - не сказать, чтобы с ненавистью - даже не без добродушия, с целью проверки на вшивость. Вхождение в новый социум всегда давалось Алеше с трудом, но такое начало общения вовсе ничего доброго не предвещало. После нескольких удачных пасов портфель новичка вдруг оказался в руках только что подошедшего одноклассника - можно сказать, что перехватил он чужую вещь случайно и не спешил продолжать начатую сверстниками игру. К завладевшему учебно-спортивным снарядом подкатил заводила веселой забавы Серега Пыжук и, глядя с высоты одной человеческой головы, но мимо глаз собеседника, сказал на вид физически не столь развитому своему однокашнику, казалось, немного подобострастно, по крайней мере зазывно:
- Смотри, Витек, к нам жида на перековку прислали!
Человек с чужим портфелем в руке, напротив, взглянул однокласснику прямо в глаза и прямо же спросил:
- А ты что, нацик?
В конце восьмидесятых на такой вопрос люди определенного сорта еще не отвечали с гордостью утвердительно, 'зиги' не кидались во всеуслышание на всю улицу - по крайней мере, в Харькове - и пока туговатый в мыслях Пыжук соображал, как бы покорректнее ответить, тот, кого назвали Витьком, вручил Гельману его имущество и ненавязчиво махнул рукой, приглашая за одну с собой заднюю парту. Скорее, чем дружеские чувства, инстинкт самосохранения увлек Алексея на 'камчатку', где и просидел он бок о бок с неожиданным своим спасителем не один год. Взаимососедские отношения с Витей Филимоновым, разумеется, не решили всех проблем новичка в классе, но это было уже что-то, ибо начинать новую жизнь в новом коллективе в полном одиночестве не только тоскливо, но и небезопасно.
Отношения сидевших за одной партой вряд ли можно было назвать дружбой, хотя от общения с другими сверстниками они кардинально отличались, и Алексей Гельман даже мог определить, чем. Всем соученикам, казалось, было что-нибудь нужно от признанного и в новой школе отличника: кто просил перекатать домашнее задание, кто - объяснить материал на перемене, кто - составить развернутый план будущей работы или сочинения. Со временем и пацаны на него перестали смотреть, как на отъявленного чужака, даже Пыжук пробовал изобразить на лице уважение, и девчонки подходили с томно-заискивающими взглядами наперевес - Алеша цену этим знакам внимания прекрасно знал и каждый раз перебирал в мыслях, в чем же интерес очередного просителя. И только Филимонов ни разу не попросил ничего списать, не имея готового домашнего задания - или решал сам на скорую руку, или смело получал заслуженную единицу. Одним из проявлений недюжинных интеллектуальных способностей Алексея стало систематическое решение на контрольных по расчетным дисциплинам всех вариантов задач. Но и здесь сосед по парте ни разу не воспользовался готовой отправиться по классу шпорой, предпочитая решать самостоятельно - Гельману было даже интересно, когда же соученик польстится на 'халяву' - ведь он сам от одноклассников за услугу ничего не требовал. На контрольной по алгебре в десятом классе долгожданное наконец свершилось: Витька, прежде чем дать одной из исписанных тетрадных страниц путевку в жизнь, долго начертанные на ней примеры рассматривал. Правда, такого морального удовлетворения, как ожидалось, Алеша в момент истины не ощутил - намучился он с четвертым заданием третьего варианта, где вместо простого ответа получился целый хвост суммы тригонометрических функций - и сам оказался в цейтноте - переписывал набело свою работу уже наспех, за две минуты до звонка. На перемене, просматривая в уме все решенные собой задания и дойдя до третьего варианта, Гельман вдруг похолодел, как лоховатый профессор, вспомнивший о невыполненной инструкции советского резидента: в злосчастном четвертом задании с самого начала были им перепутаны знаки - вот откуда такой длинный ответ в тривиальном примере, вот почему он потратил десять драгоценных минут на пустяковые действия, вот по какой причине взаимно не сокращались и в сумме не обнулялись обязанные это сделать функции. И что теперь будет при проверке работы, когда у половины писавших вариант преподаватель найдет одну общую ошибку? Алексей метнулся в математический кабинет - шпоры, как правило, забирал кто-нибудь из списывавших, но те же потребители интеллектуальной услуги могли - по безалаберности - забыть их под крышкой последней парты. На этот раз так и было - без труда обнаружив лист с решениями для третьего варианта, парень взглянул в него - и остолбенел. Сам он со знаками действительно напортачил: в первом же действии вместо положенного минуса красовался плюс, но был этот коварный знак безжалостно перечеркнут, как и все последующие действия, вместо них до безобразия корявым филимоновским почерком записано короткое правильное решение и простой в виде квадрата синуса ответ. При этом сам сосед по парте писал первый вариант. После никогда об этом случае одноклассник не вспоминал, вероятно, не считая его важным - как если бы одолжил соседу по парте на время занятий ручку. Алексей же осознал, что еще меньше понимает мотивацию сидящего рядом человека.
Дома тем временем происходили естественные для молодой семьи события - мама с отчимом ждали ребенка. Такой каверзы обычный тинэйджер порой не прощает и кровным родителям - когда вдруг из единственного ребенка надлежит превратиться в старшего брата - и Алексей все чаще бегал из дому к бабушке - хоть и неприятно было выслушивать все то, что изливалось за глаза насчет его родной матери, но в данном деликатном вопросе нашел он в Розе Иосифовне тактического союзника - а той всегда льстило, когда ее выслушивают без пререканий. Дошло до того, что каждый день после уроков ехал парень в центр, а не шел домой - особенно когда мама села за 56 дней до предполагаемых родов на декретный больничный. Но однажды, вернувшись утром в понедельник с тем лишь, чтобы взять сумку и пойти в школу, подросток обнаружил мать в таком состоянии, в каком раньше никогда не видел. Отеки на всех конечностях, синяки под глазами, желтизна кожи на лице - ко всем этим признакам скорых родов подросток привык давно, но впервые Алеша всмотрелся в ее уставшие ото всех и от всего глаза - и не на шутку испугался. Даже вопрос 'За что ты с нами так, когда ты нам очень нужен?' меньше покоробил подростка, чем этот страшный взгляд - до этого казалось Алеше, что мать способна выдержать и пережить все на свете - и вдруг он ощутил реальную опасность близкого человека потерять. Сын в ответ ничего сопливо-лирического бормотать не стал, но с этого дня поездки к бабушке прекратил, все свободное время уделял лишь выполнению маминых поручений - главным образом выстаивая в очередях, которые и до того были естественным атрибутом советского бытия, но в начале девяностых выросли вдруг как на дрожжах - вот почему после рождения сестры походы за детским питанием на молочную кухню считал он для себя отдыхом - там очередей никогда не было. Маленькая Соня была похожей на обоих биологических родителей, и, хотя красавицей в маму не вышла, все - даже недоброжелательные наблюдатели - вынуждены были признать, что перед ними, безусловно, очень симпатичный ребенок. Старший брат оставался за ней приглядывать с удовольствием, вот только по двору с коляской гулять почему-то стыдился.
Была Сонечка ребенком добрым и открытым - даже чересчур открытым, тянущимся с естественной добротой ко всем окружающим без разбора. Однако взаимности дождаться ребенку суждено было далеко не всегда. Даже в родственном кругу, где, казалось бы, детям делить особо нечего, на сходы по случаю знаменательных дат девочку вскоре брать перестали -эпизод на праздновании бабушкиного юбилея, ставший тому причиной, запомнился Алексею. Четырехлетняя девочка, пытаясь играть со своим на год младшим кузеном, по словам его матери - их с Соней тетки - побила меньшего родственника, доведя до слез и крика. Во все это верили все присутствовавшие взрослые, кроме брата возмутительницы спокойствия - наблюдательный Алеша видел, в чем состояла хитрость мудрого не по годам бойца. Пацаненок применил иезуитски-гениальный тактический ход: подойдя внезапно и без всяких церемоний больно стукнув старшую свою родственницу, ребенок вдруг сам взревел благим матом, будто его убивают. Бедная девочка вообще не представляла такого способа общения, да еще была твердо убеждена, что младшего - а значит слабейшего - бить нельзя ни в коем случае. Взрослые не особо вникают в межличностные отношения детей, к тому же мамаша мнимого потерпевшего моментально раскрыв свою мускулистую исполкомовскую пасть, не оставила шансов на оправдание - а престарелая именинница всегда была рада иметь подтверждение собственной гипотезе, что как уязвившая ее родная дочь, так и все ее семя есть исчадие подлости и общечеловеческой неблагодарности.
Что уж говорить о дошкольном учреждении, где - Алексей это хорошо помнил - не прощается никому никакая слабость - сам он имел хотя бы достаточно смекалки, чтобы избегать явных угроз, но сестренка, казалось, инстинкта самосохранения была напрочь лишена, открывая свое маленькое сердечко навстречу каждому и в основном получая в ответ лишь болезненные удары - люди в любом возрасте рады-радешеньки встретить кого-нибудь слабее себя и отыграться на слабаке за все собственные унижения. Упадок начала постсоветского периода сделал маму безработной - это позволило Сонечку из детского сада забрать, но все старшие в семье с содроганием думали о том, что ждет с трудом адаптирующегося к коллективу ребенка в средней школе. Только сама девочка была, казалось, безгранично счастлива рядом с близкими и любящими ее людьми. Прочитанные ей вслух сказки и просмотренные мультфильмы воспринимала она как часть реальности, всерьез думая, что можно написать письмо героям Диснея или друзьям деревянного человечка из убогой коморки перебравшегося в огромный театр. Возможно, обитай малышка в высшем социальном кругу, поведение ее воспринималось бы лишь как милые причуды, может, нашли бы изменения в цвете ее же ауры или какие-то экстрасенсорные способности - но людям, обреченным прожить свой век в подножии социальной пирамиды и призванным унавозить почву для процветания индивидов более достойных, не пристало придуриваться и повторять всякие глупости.
Пока мама сидела дома с сестрой, Алексей кончил с золотой медалью курс средней школы и поступил - как бы сказочно это не звучало, но без всякой поддержки - на бюджет экономического факультета одного из самых престижных харьковских ВУЗов. На вопрос своего однокурсника 'А кто у тебя здесь?' честно ответил парень, что никого - и, вероятно, был отъявлен лжецом.
Почему на церемонии посвящения в студенты оказался никуда не поступавший Витька Филимонов - Гельман объяснения не находил ни тогда, ни после, но именно он познакомил бывшего своего одноклассника по салтовской школе с бывшей же одноклассницей по школе в центре - а тогда уже - однокурсницей. Роман сверстников развивался настолько стремительно, что еще до армии - а призывался Виктор осенью того же года, когда окончил школу - стал призывник женатым человеком. Одно время Алексей подумывал, что именно в этом был интерес Филимонова - выйти через мальчика из центра на личный контакт с представителями более высокого социального круга - тогда товарищу с окраины можно было бы лишь посочувствовать, ибо сразу встретилась ему в полном смысле девушка-хищница, способная ради достижения даже не цели, а среднесрочной задачи подмять и использовать любого человека - это Гельман знал еще с младших классов, и, если бы Филимонов хоть немного прислушивался к мнению товарища, предостерег последнего от шага опрометчивого. Но Алексей, как уже не раз бывало, то ли из деликатности, то ли опасаясь, что не так поймут, предпочел смолчать.
Учиться в ВУЗе оказалось занятием интересным, но слишком уж легким - даже в те годы, когда всемирная сеть еще не опутала планету, и те из студенческой братии, кто жаждал знаний, вынуждены были ради небольшой цитаты в пару-тройку абзацев просиживать часы в библиотеках. Какой бы ничтожной ни была стипендия отличника, в семейном бюджете сумма оказалась значимой, а попытки искать достойно оплачиваемый приработок студенту из 'уличных' в середине девяностых в самом Харькове могли вызвать лишь улыбку. Выходя на перекуры с новыми своими однокашниками (Леша покупал самые дешевые с фильтром сигареты и курил лишь на перерыве между парами - при таком распределении ресурса пачки хватало на неделю), завидовал он тем, кому доверяли навороченные парни помывку папиных (а в отдельных случаях и собственных) машин, прикидывая, что за час можно легко заработать сумму, какой бы хватило на питание четверым на день. На медленно издыхающем 'почтовом ящике', где продолжал инженерить отчим, изрядно подупавшие зарплаты выплачивать норовили все больше натурой: крупами, макаронами, консервами. В иные дни ни консервы, ни тем более забытого мяса в рационе семьи вообще не планировалось, а когда 'белковый праздник' все же наступал - большую часть самой полноценной пищи без раздумий отдавали Сонечке. Однако какая-то внутренняя препона удерживала Гельмана от искушения напроситься к однокурсникам в обслугу. По окончании первого курса решил Алеша поправить материальное положение свое, но главное - семьи - традиционным для студента способом, начав 'трудовой семестр'. В те поры бывшие комсомольские и профсоюзные вожаки из разных ВУЗов резонно для себя постановили, что переброску рабочей силы в районы крайнего севера России следует поставить на широкую ногу, студенчество на первых порах из процесса исключено не было, но в бригадах - правопреемницах стройотрядов - людей, стремившихся к получению высшего образования с каждым годом становилось все меньше. Ежегодно по весне студент сдавал досрочно сессию, возвращаясь к октябрю - в деканате даже перестали спрашивать, зачем ему в апреле 'хвостовка'.
Стал Алексей, сам того не желая, не только главным, но и единственным кормильцем семьи по причине трагической - сразу после первого его строяка умер отчим. Про конкретный случай можно безошибочно сказать 'умер от жизни', хотя в медицинском заключении и фигурировал инсульт. От этого недуга спасали людей и в бедные девяностые - главное было не упустить драгоценные часы, обратившись за интенсивной медицинской помощью вовремя. Но муж Алешиной мамы пал жертвой собственной обязательности и преданности семье, повторив печальный путь тех представителей любой нации, кто идет к врачу за три дня до смерти, а не до болезни. Хотя - по маминым рассказам - тревожные симптомы проявлялись с понедельника, решил все же немолодой мужчина дотянуть до четверга - последнего дня трудовой недели, на который планировалась выдача зарплаты - причем именно выплата условно твердыми купонами*, а вовсе не пшенкой.(*купон (купонокарбованэць) выполнял функцию национальной в Украине валюты до введения в 1996 году гривны). Злая усмешка судьбы: и в четверг предложили лишь крупы, пообещав выдать деньги непременно на будущей неделе. Вызванная на дом в пятницу участковый терапевт была врачом опытным, и не только сразу по осмотре больного позвонила в неотложку, но еще осталась дожидаться кареты скорой помощи. Правда, на этот раз умудренная жизненным и профессиональным опытом женщина стремилась лишь обезопасить себя - чтобы летальный исход не повесили после на нее. И мать и сестра казались совсем раздавленными приехавшему было в радостном расположении духа Алексею - ведь он привез с собою купленные в Москве на заработанные рубли четыреста тридцать пять долларов - а это несколько больше, чем семья из четырех человек потратила на питание за весь предшествующий год. Деньги на удивление быстро растаяли, правда, не исчезнув бесследно, а воплотившись отчасти в запасы продуктов (овощей, сахара, муки, круп, а также тушенки и рыбных консервов - в условиях гиперинфляции шаг более чем дальновидный) - это уже вселяло в потенциального экономиста некоторый оптимизм и отогнало глупые мысли о помывке мажорских машин. Поездка же после второго курса была еще успешнее - Алексей 'забурел' настолько, что даже отказался от весьма заманчивого приработка дома. Вернувшийся к тому времени не только из армии, но и из первой своей заробитчанской поездки Филимонов затеял (должно по наущению жены) бизнес, связанный с написанием контрольных и курсовых работ. Гельмана опять что-то удерживало от искушения ввязаться в авантюру - не хотел он быть даже интеллектуальной у однокурсников прислугой - Витька такое его поведение считал смесью благородства с чистоплюйством, называл благоплюйством, и однажды сказал: 'Если у одного от природы есть деньги, а у другого - мозги - таким контрагентам остается лишь найти друг друга и сговориться о цене. Что же, я - профессиональный подчиненный и гастабайтер, тебе - будущему экономисту - это должен объяснять?' Но школьный товарищ никогда не настаивал на реализации другими людьми своих идей - лишь предлагал выбор. Алексей предложение тогда отверг, о чем после не раз сожалел.
Роза Иосифовна всякий раз при личной встрече не уставала нахваливать внука, без обиняков намекая, что теперь ему самое время жениться на красивой еврейской девушке - к тому времени Израиль с тяжелым для привычных к умеренным широтам климатом перестал быть землей ее вожделения, путеводной звездой замерцала Германия, а внук казался более надежным 'паровозом', чем родная дочь. От разговоров на деликатную тему Алеша старался по мере сил уходить - тем более, предлагаемая бабушкой девица - объект плановой страсти - мало того, что была пятью годами старше потенциального жениха, но само ее изображение на фото доказывало субъективность такой категории, как 'красота' - уж больно походила запечатленная особа на израильского агрессора, каким его образ видели советские карикатуристы-патриоты, рисовавшие для журнала 'Крокодил'. Однако не эти мелочи занимали студента на третьем курсе, а появившаяся в его жизни Катя.
***
Вернувшийся в родные Хомуты сын председателя колхоза Василий Гайдученко привез с собой из славного города Брянска не только диплом агронома, но и молодую жену Антонину. Отец его Григорий Степанович - ветеран войны и крепкий хозяйственник - не напрасно стяжал авторитет человека мудрого, и действия сына нашел рассудительными, признав в невестке союзника по обеспечению 'тылов' семьи. Действительно, в работе помощь Василию ни от кого не требовалась, а с такой мощной поддержкой, как имел он от рождения, жизнь в родном селе представлялась безоблачной. Был Вася у родителей младшим ребенком, но единственным сыном - всех дочерей отец уже успел выдать замуж - жить молодым предстояло в родительском доме. Жену председательского сына в селе за глаза окрестили Кацапкой - за последующие десятилетия ее познания в украинском языке не продвинулись ни на йоту - однако, вовсе не языковой барьер стал препоной для общения с односельчанами - в те времена и местное население все увереннее переходило на твердый правильный суржик. Председателева невестка о самой себе была мнения весьма высокого, искренне полагая, что вхождение в сельскую элиту - это тот минимум, на который она вправе рассчитывать. Никогда не высказывая претензий новой семье, она, тем не менее, держала солидную дистанцию с абсолютным большинством односельчан. Еще на выданье стояла девушка перед нелегким выбором, когда серьезность намерений выказывали двое претендентов на ее руку и сердце. Но вторым поклонником был окончивший военно-морское училище одноклассник - за тем надлежало следовать, согласно приписке, на Тихоокеанское побережье, лелея хрупкую мечту лет через тридцать выйти в адмиральши. Жену Василий ласково называл Тосей, сама же молодица, обосновавшись в колхозной конторе, требовала обращения к себе по-отчеству - так и стала для односельчан Тосей Федоровной. Одним из бесспорных своих талантов считала она умение воспитывать детей - подтверждением тому было безропотное послушание старшей дочери, начиная с двухлетнего возраста последней. Любила Тося Федоровна нравоучительно повторять незадачливым соседкам: 'Как это возможно, чтобы дети - и не слушались? Здесь все от родителей зависит. Вот когда я своей Кате накажу - выполнит беспрекословно. А все потому, что в строгости нужно детей держать!'. Катя действительно была на редкость исполнительным, при этом смекалистым и не подлым ребенком - таким девочкам в былые годы доверяли глядеть младших братьев-сестер - погодков. Сбоить начала строгая воспитательная система, когда в возраст, дающий возможность свободного перемещения, вступила младшая дочь Аня. Антонина, выводя за руку девочку и наказав - как двумя годами ранее старшей - подождать у калитки две минуты (а этот временной промежуток у холящей собственную красу молодой особы может растянуться порой и на полчаса), привыкшая обнаруживать Катю на том самом месте, теперь могла уже через минуту услышать из открытого окна злорадно-обеспокоенный крик доброжелателя:
'Там Ваша Нюнька на перелазi висить, зараз гепнеться!'.
И действительно, проворная, с шилом во всех мыслимых и немыслимых местах девчушка ухитрялась в считанные секунды найти себе на эти места приключений - стоило лишь взрослым немного притупить бдительность. Тося Федоровна уверяла всех - в первую голову - себя - что младшенькую они, как водится, балуют, система же строгого воспитания технически не может давать сбоев. Однако, единственным человеком в семье, кто мог призвать к порядку младшую дочь, оказалась, как ни странно, дочь старшая - при этом за все детство не было такого случая, чтобы Катя на сестру даже прикрикнула - не то чтобы замахнулась или ударила.
В школьные годы с Катей не нужно было ни заниматься, ни проверять ее по какому то ни было предмету - единственное, что беспокоило родителей -за учебниками сидела девочка слишком уж долго - дольше просиживала она лишь в сельской библиотеке. Сама дочка объясняла излишнюю свою старательность тем, что каждый раз проверяет себя не только по последней теме, но и повторяя предыдущие, и если обнаружит, что какую забыла - открывает учебник на странице неподдающегося параграфа и учит заново - так девочка, сама признававшая, что не имеет природных способностей к точным наукам, знала их все же на 'отлично', обоснованно уверяя, что школьную математику и физику способен освоить любой, при том, однако, условии, что человек хочет именно знать, а не получить отметку. Аня же, по всему, уже класса с седьмого не хотела ни того ни другого, и все попытки старшей сестры подтянуть младшую стали лишь традиционными для общения монологами.
Хозяйство Василия Григорьевича, между тем, крепло и расширялось, даже смерть отца не подрубила основ - и медалистка сельской школы имела возможность выбирать из многих ВУЗов. Однако выбрала Катя педагогический, к тому же украинский язык и литературу, чем несказанно огорчила родную маму. Не то, чтобы этническая россиянка имела что-то против изучения автохтонного языка - в данном случае мать смотрела на проблему с чисто женской точки зрения, искренне желая дочери лишь человеческого счастья. Ведь 'пед', да еще филологический - это просто ярмарка невест при катастрофической нехватке на скамье рядом потенциальных женихов. Опираясь на мнение подруг молодости, обучавшихся в украинских городах, знала Антонина, что, если и поступать на филфак - непременно на русский - тогда, поехав за мужем по распределению, легче найти работу на новом месте. Правда, в девяностые ситуация несколько изменилась - свалившаяся всем на головы независимость не только прошлась острым ножом по сердцам и душам таких как Тося Федоровна вынужденных эмигрантов, но еще лишила парней выгодных распределений, обретенный же украинским языком статус государственного вселял очень слабую надежду на перспективы. В том же, что старшая дочь, в отличие от младшей, будет испытывать затруднения в поисках спутника жизни и может вообще остаться в старых девах из-за своего синдрома синего чулка, Антонина Федоровна ни секунды не сомневалась. Поэтому, когда на четвертом курсе Катя объявила, что выходит замуж - удивились в семье все.
***
Традиция заселять в одном корпусе общежития студентов с разных факультетов, быть может, и противоречит нормам корпоративности и келейности, но, безусловно, благоприятна для отдельных представителей студенческой братии. Если быть до конца честным, сам Алексей никогда бы в общагу не пошел - будучи коренным харьковчанином, он не видел необходимости тревожить чужое жилище, надеясь, что никто не потревожит его места проживания. Совсем другое дело - Витька Филимонов, которому формально в общежитиях вообще делать было нечего - даже задания контрольных, что он решал за деньги, собирала ему жена. Нельзя также сказать, что был то человек, ищущий общения везде, где только можно. Но с некоторыми Лешиными однокурсниками он на каких-то интересах сошелся, был не в одном корпусе частым гостем и иногда предлагал Гельману составить ему компанию. Итак, можно сказать, что Витька был косвенно причастен к знакомству Алексея с будущей женой. Однажды не оставивший на входе документы студент искал, где бы обосноваться на ночь, а Катина соседка в ту как раз ночь осталась у своего парня. Все случилось само собой, да и дальше шло, будто по предначертанному - Алексей даже не аналитическим своим умом уразумел, а просто почувствовал, что лучшей жены, чем эта девушка, ему точно не сыскать - и даже не потому, что был у нее первым в ее девятнадцать, и не потому, что была с ее стороны инициатива на продолжение отношений направленная - скорее наоборот, понял, что если ни разу больше не зайдет в ту комнату общаги - не только не услышит в свой адрес от Кати нареканий - у нее их даже в мыслях не будет. Когда на следующий день подошел он к девушке с предложением пойти в ресторан, та, улыбнувшись, ответила, что приглашение примет, только если каждый платит за себя. Алексей не понял, считать ли такой ответ обнадеживающим с точки зрения развития отношений, но в тот же вечер осознал рациональность поведения своей будущей жены: сумма, что он всегда носил при себе, лишь для студенческой складчины оказалась значимой - а ведь были это деньги из бюджета семьи, где на хлеб уже копеек не считали, но и излишеств позволить не могли. После судьбоносного ужина Катя долго смеялась, рассказывая, что сама впервые в жизни была в ресторане и очень переживала, что собственных денег на ее скромный заказ не хватит. К тому же был Алеша не принципиальном, но скорее прагматичным противником мезальянсов - девчонка с менее престижного факультета была ему 'социально ближе' навороченных однокурсниц. Дресс-код - воистину гениальная придумка идеологов социального апартеида, при этом на удивление гуманная по отношению в первую очередь к здравомыслящим обитателям нижних этажей пирамиды, ибо дает им понять, с каким именно рылом в который конкретно ряд не стоит потыкаться, при том, что цена обертки ровно ничего не говорит о качестве упакованного товара. Свадьбы решили не играть, а лишь, расписавшись в ЗАГСе вдвоем распить в кафе бутылку шампанского - да и ту заменили в последний момент сухим вином: предшествовавшее бракосочетанию лето не принесло Гельману больших денег. И в семье невесты были временные материальные затруднения: там известие о браке старшей дочери ни эпатажа, ни фурора не вызвало - отчасти потому, что, не успев даже закончить среднюю школу, усердно выходила замуж младшая. Отъезд сестры из родительского дома стал для Ани фактором расслабляющим, родители же горячо любимой дочурке всячески потакали, обдуманно решив, что бешенное гормональное развитие не побороть - так пусть уж перебесится - чем раньше - тем лучше. Однако родительской опекой младшую дочь не оставляли, и когда та с очередным своим кавалером доскакала аж до Питера - наняли даже частного детектива, чтобы блудную дочь найти и в семью вернуть. Понятно, что на финансирование обустройства личной жизни старшей - более благополучной - дочери в тот короткий период не нашлось бы средств.
Просто убило известие об ужасной женитьбе потомка Розу Иосифовну - на фоне реакции ее отношения с родной дочерью можно было бы назвать человеческими. Внук для старой женщины просто перестал существовать. Мария Алексеевна, впервые увидав невестку, глубоко, но с облегчением вздохнула. Но главное - к новому члену семьи сразу потянулась Соня - к тому времени ей оформили в школе индивидуальное обучение, и Катя сразу, ничего не спрашивая и не прося, перехватила у матери формально неблагополучной девочки прерогативу воспитания - и не зря. Девочка на дому прошла за год такой курс, как ее сверстники не проходили за всю начальную школу - интеллектуальный потенциал сестренки оказался не ниже, чем у всеми признаваемого способным брата, но умеющая давать объективную оценку Катя утверждала, что способности ребенка в пределах нормы, хоть и ближе к верхней ее границе. А еще - учила некровная родственница общению с внешним миром, выводя Соню из уютной, но ненадежной скорлупы медленно, но уверенно правильно. Слышал Алеша от жены те же стихи и сказки, что в детстве от мамы и не только, слышал другие - тоже наивные и добрые - в огромном количестве - не только на русском, но и на украинском, английском, немецком, даже на идише, о котором знал лишь Алексей, что язык сей немецкому сродни, помнила Катя также содержание огромного количества детских фильмов и мультиков и краеугольные из них цитаты. Но главное - жена не снисходила до уровня его сестры - она сразу показывала, что сама в такой же доброй и волшебной стране проживает, уходя туда в каждую свободную минуту, но, что не менее важно - может в любой момент оттуда выйти и этот же бесценный свой мир от посторонних защитить, и ровно так же может научиться поступать и Соня. Вряд ли изучали в педагогическом ВУЗе так углубленно психику и психопатологию особенных детей - скорее всего будущая учительница просто от природы умела с такими обращаться. Подвижки в воспитательном процессе не могли не радовать маму, однако через некоторое время стал Алексей замечать неладное в ее поведении. Первым ощутимым симптомом стало возвращение того взгляда, каким испугала сына женщина перед рождением дочери. Уход от внешнего мира Марии Алексеевны был тихим и постепенным - все чаще женщина сидела, ни на что не реагируя, глядя в окно или в стену. Казалось, она позволила себе не быть сильной, осознав, что теперь есть на кого оставить семью - как после войны, когда действие окопного синдрома заканчивалось, болячки выскакивали неведомо откуда, и непонятно почему молодые здоровые мужчины умирали. В непростой домашней атмосфере - а проживала семья по-прежнему на жилплощади покойного отчима - в двух (включая проходную) комнатах трехкомнатной коммуналки - ценой невероятных усилий прежде всего молодой жены удавалось сохранять мир и спокойствие. И когда с очередных заработков уже на пятом курсе стал позволять себе Алексей перед приходом домой посещать распивочные заведения - однажды вечером к нему, сидевшему за пивом и соседом, радым каждому, кто даст хлебнуть на шару, вышла уставшая Катя, кышнула зашуганного Петровича в его комнату и спросила Алешу, глядя ему прямо в глаза: 'Зачем ты себя убиваешь?' - муж оторопел, переводя дух, потом что-то сказал, что пьет исключительно на свои - теперь ведь не такой с деньгами напряг, как раньше, да и не в таком уж он неприглядном виде - но жена его резко прервала, заявив: 'С собой делай что хочешь, мне в таком случае тоже плевать, а вот они, - махнула рукой в сторону комнат, где спали мать и сестра, - чтобы тебя больше в таком состоянии не видели!'. Этакого своеволия не стерпел бы ни один уважающий себя мужик - Леша тоже, пересчитав наличную в кармане гривну, вышел из дому на ночь глядя и пошел блуждать между ночными киосками - но почему-то, подходя к очередному, ни пива, ни слабоалкоголки, ни водки не брал, только продолжал размышлять. 'Убивать себя' - это женой сказано вовсе не по адресу. Вспоминал он слабых на алкоголизм коллег своих по заробитчанству, но все больше - школьного товарища. Вот уж кто действительно водкой убивался в последние годы - так это Филимонов. Просто удивительно, как ни Витькина жена, ни теща не замечали этого - или просто не хотели замечать. Никто никогда не мог сказать, что пил примазавшийся к студенчеству молодой человек за чей-то счет - но и сам Виктор 'хвосты рубал' без жалости, отгоняя халявщиков грубо и резко. Казалось, даже не алкогольное опьянение было целью жизни давно знакомого человека - хотел он потребляемыми декалитрами что-то в прошлом своем изменить, то ли поправить. Еще думал Алексей в ту долгую ночь о том, что же он сам хотел бы поправить в своей жизни - в прошлом жаловаться было особо не на что, а вот будущее - не то, чтобы пугало, но и радужным человеку с интеллектом казаться не могло. В глубине души понимал Гельман, что слишком амбициозен, что порой видит себя в том социальном кругу, где он не рожден, где ему по всему не место, и это лишь на основании наличия интеллектуального потенциала, который - если быть честным перед самим собой - не так уж и высок - поступи в свое время Алексей на естественнонаучный факультет - объективная оценка высветилась бы довольно скоро. Пройдя после школы действительно нелегкие экзамены, он получил билет на осмотр следующего этажа социальной пирамиды - но вовсе не на проживание там. В перспективе таким, как он, случайно очутившимся в кругу достойных, светило усердно барахтаться всю оставшуюся жизнь, чтобы где-нибудь под пенсию обрести то право, какое большинство однокурсников имеют то рождения - а ведь это далеко не самый верхний даже для Харькова уровень. По получении дипломов большинство однокашников займут те места в тех конторах, фирмах и учреждениях, куда при прочих равных условиях влиятельные родственники привели бы их за ручку и без документа о высшем образовании - просто договорились между собой уважаемые люди, что 'поплавок' также должен быть непременным атрибутом местечковой элиты. Но наличие атрибута при отсутствии сущности - это лишь фикция, по-народному говоря- понты, каковые и рисовал себе парень последние годы, увлеченно играя в бисер. В минуты откровения перед собой негодовал Алексей, что не ввели в свое время платного высшего образования - по крайней мере в престижных ВУЗах - в сегрегации ничего плохого он сам не находил, даже сознавая, где надлежит пребывать лично ему. Ездить бы Алексею Гельману в ту же Тюменскую область просто на лопату, опровергая пошленький бородатый анекдот - на выходе финансовый для семьи результат был бы лучшим. Итак, если копнуть глубже - пять последних лет можно считать потерянными - и все из-за собственного тщеславия. Вот и выходит: будущее свое он уже определил своим же выбором в прошлом. Но в одном жена жестоко права: все эти самоковыряния и страдания не юного уже Гельмана не должны ложиться тяжестью на близких людей. Ведь лишь самому пьющему кажется, что со стороны его состояние незаметно, а для душевного равновесия сестры, кто в силу возраста и не может понимать, что и почему вдруг так меняет незаслуженно, быть может, обожествляемого ею брата, номера в исполнении последнего могут стать роковыми.
Утром не спавший ни минуты Алексей сидел на кухне за крепким чаем - Катя о вчерашнем больше ни в тот день, ни позже не говорила. Вопрос о злоупотреблении спиртным дома в последующие годы не поднимался по причине отсутствия проблемы.
За неделю до защиты диплома - должно из чувства сострадания и элементарной человеческой жалости, а может - из национальной солидарности - дал декан факультета Алексею адрес создаваемого на базе техникума колледжа - там формировался преподавательский состав. Это не было ни распределением, ни даже формой блата - просто возможностью работать по специальности. Однако Гельман, съездив на собеседование и срисовав для себя картину перспектив, сразу соглашаться не стал, проходя пешком по центру города, начал планировать наперед - и увидал будущее почти беспросветное. Зарплата предполагалась по харьковским меркам, может, и неплохая, но в разы меньшая тех, к которым он привык на 'отхожих промыслах', увеличение денежного довольствия планировалось не ранее, чем преподаватель защитится (а для соискателя остепенение - процедура настолько же затратная, как и нескорая), приработков не виделось молодому выпускнику никаких (легенды об астрономических суммах взяток в период сессии неглупый человек всерьез не воспринимал, не зная по опыту, но прогнозируя, что даже если начнет процветать в недавно аккредитованном учебном заведении столь пикантный бизнес, брать все будут ровно 'по чину', а случись неожиданному проколу - именно его, как уличного, первого примерно накажут). Для совместительства времени также не найдется (знал Алексей, что любой, выполняющий два дела одновременно хотя бы одно из них делает плохо). Но это все были причины, так сказать, стратегического характера, а была и одна совсем прозаичная: у потенциального преподавателя, случись ему на замещение вакансии согласиться, не было приличествующей должности ни одежды, ни обуви - последнее время денег в доме постоянно не хватало. Катя ждала ребенка - теперь приоритет в питании имели уже двое членов семьи, регулярно приобретаемые лекарства для мамы также стоили изрядно. А еще назрел вопрос о расширении жилплощади. Оптимальным на то время вариантом был разъезд с соседом, с приобретением ему равноценной гостинки - сам Аркадий Петрович давно уже никаких операций с наличными, кроме покупки спиртного, не производил - стало быть, нуждался в провожатом по бюрократам и кассам. Эпоха всеобъемлющего кредитования банками физических лиц любой валютой в те времена еще не наступила, а отправка очередной бригады в город на полярном круге Салехард планировалась через пару недель после защиты диплома - Алексей склонялся к варианту зарабатывать деньги привычным уже для себя способом. Оставалось склонить к тому же мнению жену. Но та на удивление спокойно восприняла решение супруга, а попытки заверить в бесперспективности потуг заработать на расширение по месту жительства прервала четкой фразой: ' Я за тебя замуж выходила - а будешь ты преподавателем или сезонным рабочим - решай сам. Все, что обязана, я для семьи сделаю'. Потом, немного подумав, добавила: 'Ты знаешь, что делаешь'.
Следующие три года приезжал Алеша домой на пару недель каждые три месяца, деньги регулярно получая и в разных валютах откладывая на депозиты в разных банках. Все это время Катя так умело вела домохозяйство, что из заработанного удалось достаточную сумму собрать. Заранее оговоренная с пребывавшим в трезвом состоянии соседом покупка последнему отдельной комнаты уже виделась реальностью - когда в дела семейные вмешался игрок, семье не чужой. После 'жуткой' женитьбы собственного внука, но особенно - узнав о прогрессирующем заболевании дочери, Роза Иосифовна ни с того ни с сего озаботилась судьбой внучки. Следует отметить, что старая уже женщина сумела-таки восстановить историческую справедливость и документально подтвердить собственное еврейство. Но проклятущая волокита продолжалась слишком долго, а тем временем непорядочные немцы ужесточили правила въезда на территорию собственного государства для нетрудоспособных преклонного возраста лиц. Оскорбленная в лучших чувствах старуха в каждом разговоре называла такую подлость повторным холокостом, не переставая картинно хвататься за размещенное у нее на уровне поджелудочной железы сердце. Однако, таким способом вызывая в окружающих жалость либо смех, заветное перемещение в цивилизованный мир не осуществить. А вот стоящая на учете в психоневродиспансере внучка - в случае признания недееспособной ее родной матери - в опеке остро нуждалась - и за право несчастное создание призревать можно было поспорить - в случае необходимости - и в судебном порядке с временно (а если копнуть глубже - уже довольно долго) не работающим, к тому же проживающим в коммунальной квартире старшим братом девочки. В том, что Сонечка нуждается в наблюдении такими специалистами, каких не сыскать в Украине, также можно было убедить представителей различных благотворительных фондов - а там есть шанс, что для пожилой, но энергичной женщины, так много свершившей ради больного ребенка, сделают исключение, ибо больше сопровождать несчастное юное существо просто некому. Разумеется, ради этого необходимо мать девочки госпитализировать - но ведь патология психики налицо! Также сосед по коммуналке не должен поддаваться на провокации и твердо отстаивать собственные права - а то, что заслужил он за свою нелегкую жизнь квартиру по меньшей мере изолированную - ясно, как божий день. Да и внук обязан понимать, что доходы его официальными справками не подтверждены, а значит, могут заинтересовать налоговую службу суверенного государства, а также - миграционное агентство страны временного пребывания. Все вышеперечисленное ни коим образом не следует считать со стороны старухи подлостью - лишь действиями, призванными восстановить душевное здоровье обожаемой внучки. И, хотя прекрасно понимал Алеша, что и родной матери без диспансеризации суждено прожить условно полноценной жизнью не на много, но все же дольше, видел, что боится Соня родной бабки больше, чем некогда сверстников, при каждом визите старой дамы закатывая истерику, прижимаясь то к нему, то к Кате, да и не хитромудрые еврейские программы, реализуемые в Штатах, Германии или Израиле необходимы девочке, а нужен ей р о д н о й человек, способный не вести за ручку, а просто поддержать в нужный момент, не дать упасть, поднять, если споткнется - и такой человек рядом был - а будет ли таковой в хваленой зарубежной клинике - большой вопрос - вдруг там на высокооплачиваемых должностях работают такие же психологи, какие здесь экономисты? Однако, пожилая женщина оказалась на удивление профессиональным игроком. Единственный раз за все годы совместного проживания увидел Алексей нервный срыв у своей жены - когда пыталась Катя не допустить принудительной диспансеризации Марии Алексеевны - но мудрая старушка предусмотрела и это - вместе с санитарами в квартире находился наряд милиции - а зафиксированное должностными лицами при исполнении неадекватное поведение молодой женщины стало лишним козырем в морщинистых руках представительницы старшего поколения.
После благополучного отлета бабушки с внучкой в Нью-Йорк все у семьи Гельманов стало как будто налаживаться: у милиции и налоговой вопросы к Алексею перевелись, его самого взяли - с любезной протекции родной тетки - той самой, чей малолетний сынок некогда отличился в неравном бою- на низовую, но все же должность в райотделе финансов, изнывающий в безденежной абстиненции Аркадий Петрович пошел-таки на мировую, успокоив пропитое сердце приватизированной комнатой в общаге. Но трехкомнатная изолированная квартира троим нынешним обитателям казалась теперь слишком просторной. Катя с тех пор ни разу ни про свекровь, ни про малолетнюю золовку не вспомнила, если навещала Марию Алексеевну в диспансере, то в противофазе с мужем, сам же Алексей боялся даже заводить разговор на больную тему. Страшный диагноз, поставленный сыну врачами - ДЦП - сам Алексей порой в мыслях считал расплатой за собственное малодушие - хотя и мистического мировоззрения не придерживался, и уверен был, что болезнь генетически не передается.
***
Чем ниже уровень социальной пирамиды, тем крепче держатся его обитатели за полученное от рождения место под иерархическим солнцем. Элита же сельская остается на своих местах порой тысячелетиями. Проносятся ураганами войны и революции, меняются государственные флаги над входом в контору и портреты вседержителей над столом сельского головы - но во главе самоуправления остаются, как правило, представители тех же родов из добрых людей - если, разумеется, не допустит кто-нибудь из рода роковой ошибки, вступив не в ту партию, либо, взяв в руки оружие, встанет под знамя не той державы.
Василий Гайдученко недолго проработал в управляемом родным отцом колхозе, перебравшись в сельсовет на выборную должность - и пока оставался отец его в силе, казалось, не было успешнее в селе семьи. Одно лишь огорчало Василия Григорьевича - отсутствие сына, прямого наследника - но и это не уменьшило отцовской любви к дочерям, воспитанию которых всецело отдавалась жена. Правда, порой ловил себя на мысли не последний в Хомутах человек, что девочки внимания и забот получают не поровну, что требующая всего и сразу младшая может получить больший кусок лишь за счет того, что не додано старшей, про кого жена часто говаривала: 'Ну, она же не просит - значит ей и не нужно' - однако в воспитательную систему Тоси Федоровны муж старался не вникать, к тому же чувствовал в беспроблемной и всегда послушной Кате какую-то внутреннюю непокорность. Хотя со стороны могло показаться, что младшая из родителей веревки вьет, однако умела Аня и подластиться вовремя, зная, когда и с чем подойти к отцу, а как - к матери - чему не могла (или из упрямства не хотела) научаться Катя. Одно время большой ошибкой считал Василий Григорьевич данное младшей дочери разрешение после поступления в ВУЗ жить на отдельной съемной квартире в Харькове: впустую оказались потрачены и деньги за первый курс контрактного образования - в аудиториях Аня почти не появлялась, и еще были не меньшие затраты на то, о чем в семье после вспоминать было не принято - зато как возрадовалось отцово сердце когда та, что пропадала - вдруг нашлась! Если бы не тяжелые в финансовом отношении времена, никогда бы не позволил Василий Григорьевич старшей дочери выйти замуж без приличествующего свадебного обряда. Прибывшего уже в статусе оштампованного зятя на первые смотрины Алексея без ложной деликатности за столом тесть спросил - как же так, что он - еврей, зарабатывает ' на лопате' и не кажется ли молодому человеку, что он позорит свою нацию. На это не потерявшийся Гельман поправил обретенного родственника, что тот, должно быть, имеет в виду жидов - тогда бесспорно позорит. Вмиг сбросивший пелену застольного хмелька, Василий Григорьевич спросил, а в чем же зять видит разницу между жидом и евреем - получил ответ, что различие такое же, как между хохлом и украинцем. На этом разговор со скользкой национальной темы сошел - ведь в тот день были двойные смотрины: Анна сидела рядом со своим будущим мужем Виталием - подающим большие надежды интерном мединститута, сыгравшем в судьбе девушки огромную роль. Речь зашла о будущей специализации медика - все точно знали, что предстоит молодому человеку совершить прорыв в области наркологии. Об этом зять будущий мог говорить часами, но описание преимуществ заместительной терапии прерваны были беспардонным выпадом Екатерины. Она предложила практиковать азиатский метод исцеления, когда перед прикованным к койке пациентом лишь два ведра: одно с водой для питья, другое - пустое, куда надлежит блевать. Поскольку все остальные функции организм, изнуренный продолжительным потреблением специфических препаратов, выполнять не может, затратность прожекта тем и исчерпывается. Кто переживет такую ломку - тому впредь неповадно будет расслабляться с использованием дури, а если какой пациент дорогой к исцелению издохнет - невелика потеря. Закончила Катя как всегда ровным, скрывавшим все эмоции голосом:
- Вот же ублюдочное будет здравоохранение: на операцию не виноватым в своей болезни, даже детям, нужно по миру подаяние просить - некоторые выродки и шоу из этого делают, а чтобы мальчику-мажору комфортнее было переломаться - здесь, конечно, без государственных денег не обойтись. А ведь знают же скоты, что за папины деньги себе не только кайф покупают, но и в нагрузку ломку к нему. А то бы положили такое существо под капельницу с героином - и пусть кайфует, пока у семьи денег хватает, а у него - здоровья...
Дочь старшая априори не считала ни наркоманов, ни алкоголиков достойными жалости - еще пару лет назад с ней безоговорочно согласился бы и родной отец. Но в последнее время проблема коснулась его семьи, а главное - насмотрелся он, каких нечеловеческих страданий претерпевают люди разных возрастов, но прежде всего - дети, да не простых людей, а наидостойнейших, с кем ему в жизни не тягаться - а дочь вот так жестоко, без всякого милосердия готова вычеркнуть раз оступившихся из полноценной жизни - и все это, вероятно, лишь из зависти - что на требующую родительского внимания и заботы младшую сестру тратится больше денег, чем выделяется ей. Аня весь оставшийся вечер молчала, жених ее также счел лучшим для себя притихнуть - семейное действо было испорчено. А ведь хотелось родителю в торжественной обстановке предложить старшей дочери сразу после окончания курса место учителя в центральной Хомутовской школе - здесь, под родительским крылом, и карьера бы пошла в гору бодрее, и можно было бы восполнить недоданное ранее - но такая неблагодарная тварь, по видимому, не заслуживает отцовского покровительства. Наутро сердце Василия Григорьевича поостыло, но дочь от предложения вежливо отказалась.
Еще один визит совершили супруги Гельманы в Хомуты через несколько лет - когда статус населенного пункта уже повышен был до поселка сельского типа. Возглавлявший поселковый совет Василий Григорьевич гордился готовой к воплощению в жизнь новой своей идеей: в самом центре замышлялось строительство лечебного заведения абсолютно революционного типа. То был дом престарелых - но не простой, а для привилегированных клиентов. Подобное заведение для простолюдья уже существовало на окраине раскинувшегося на десять километров вдоль трассы селения - именовалось домом инвалидов и было местом последнего пристанища не только стариков, но и всяческих неблагополучных, включая детей, которые постоянно лазили по местному кладбищу в поисках чего-нибудь съестного, либо в надежде стрельнуть у поминающих сигареты. Вновь возводимый объект должен был принимать - разумеется, не бесплатно, а за перечисление определенной части пенсии - контингент совсем другого ранга. Узнав о новаторстве отца, Катя вновь обожгла креативщиков потоком холодного цинизма, отрезав пути к взаимопониманию:
- Зачем здесь вторая богадельня? Лучше бы роддом построили - до райцентра тридцать километров - бабам рожать не наездиться...
Тип необходимого лечебного заведения назван был молодой женщиной навскидку, исходя из человеческой логики и здравого смысла - не знала она, что именно перинатальный центр и планировалось ранее открыть в Хомутах. Однако, по рассмотрении бизнес-плана чиновниками и депутатами всех уровней вплоть до областного совета оказалось, что проект требует неподъемных для бюджетов всех уровней капиталовложений, в лучшем случае возникнет очередной долгострой. Неосвоенные финансовые ресурсы уйдут вовсе из района, а на будущий период большую сумму не выделят- неосвоенные средства не имеют свойства накапливаться. Вот и вышел избранный поселковый голова с новаторской, разработанной под его чутким руководством его же секретарем инициативой обустроить то богоугодное заведение, на какое выделенных средств хватит, заложив также традицию не то чтобы безубыточности объектов социального назначения, но хотя бы частичной окупаемости. А главное - под нового типа проект согласны были выделить средства частные инвесторы - а это уже гарантия претворения планов в жизнь.
Василий Григорьевич в те времена имел виды на депутатское место в райсовете - новая, альтернативная системы избрания достойных представителей народа в органы самоуправления была ему по душе. Главным достоинством демократии по-украински оказалось то, что люди случайные по-прежнему влиться в мелкопоместную элиту не могли. Так во времена советские, когда один американский доллар стоил (судя по бюллетеням в 'Известиях') 60 копеек в течение трех десятилетий, абсолютное большинство законопослушных граждан, кроме чувства гордости за финансовую систему своей страны, ничего с этого не имели, а после либерализации всей экономики, в том числе и валютного курса, то же самое властное меньшинство, что ранее имело за копейки в принципе все, положило своим представителям такие зарплаты в конвертируемой уже национальной валюте, что сумело купить себе прежний уровень жизни уже по рыночным ценам - и те достойные, кто во времена советские покупал в спецраспределителе черную икру по 3 рубля за кило, теперь могли себе позволить выложить за тот же килограмм и тысячу честно заработанных американских долларов. Однако само осознание массами того, что есть шанс вовремя свои накопления из одной валюты в другую перебросить, дает уже некоторое ощущение субъектности любому индивиду - хотя и в либеральные времена абсолютное большинство резидентов и нерезидентов ни тренд, ни экстремумы угадать не может и на резких биржевых скачках лишь проигрывает.
Так и в политике публичной визуальная борьба между партиями, идеологическими платформами не разнящимися по причине отсутствия последних, вселяет в электоральный легион веру в собственные силы. Те же персоналии, кому по должности электоральное стадо положено доить, могут, вовремя предвидя, или дождавшись, когда конкурент не вовремя предаст, перескочить выше одной ступенью по властной лестнице. Василий Гайдученко на политическом столе карты разыграл умело, правильно вступив в одну партию, вовремя переметнувшись в другую, по воле народа сменив ее на третью, а после - вновь вернувшись в первую, при этом занимая все время тот самый кабинет, куда еще при живом отце въехал по праву почти что наследования. Что же касательно его революционного социального назначения прожекта - хотел он сделать предложение о трудоустройстве уже не дочери, а зятю - но Алексей место в райотделе финансов бросать тогда не собирался. Довольно быстро освоив новую для себя (указанную в дипломе) специальность, он вскоре свою должность перерос - да и во всем отделе не сомневался никто, что вместо уходящего на пенсию пожилого чиновника, помнившего на рабочем месте еще годы волюнтаризма, назначен будет Алексей Гельман. Однако в дела служебные неожиданно вмешался всемогущий Амур.
Один из заместителей начальника профильного облуправления отличался не только пристрастием к молодым представительницам прекрасного пола, но еще и глубокой порядочностью, всегда принимая живое участие в судьбе каждой из своих близких подруг. Аккурат после торжеств, связанных с проводами заслуженного аппаратчика на заслуженный же отдых, было объявлено о назначении нового начальника райотдела, вернее его начальницы. Но одним ударом по самолюбию Алексея не ограничилось: хотя слово 'тупость' не принято применять по отношению к красивым девушкам да еще и со связями, но другого термина для оценки уровня интеллекта новой руководительницы Гельман подобрать не мог. Должность заместителя в небольшом подразделении учета и контроля предусмотрена не была - оставаясь на прежней ставке, служащий продолжал выполнять функции начальника отдела, терпеливо ожидая каждый день приезда обладательницы заветного права подписи. Все подчиненные привыкли к тому, что начальница особенно хороша собой бывает по вторникам, в который день недели покидала рабочее место в обед - это наблюдение дало повод болтунам породить грязные слухи, что у сановника по одной такой знакомой на каждый день недели - спорили злопыхатели лишь о том, есть ли девушки на субботу-воскресенье, или же уикенд важный чин, блюдя традиции добродетели, проводит в кругу семьи. Спущенная на должность особа была выше дешевых сплетен - вообще, казалось, мирские хлопоты девицу не интересовали, лишь в общении с выполнявшим ее обязанности подчиненным любила подчеркивать наличие у нее документа об образовании, каждый раз рефреном повторяя: 'Вы же знаете, что диплом экономиста в Харькове просто так не получить!' - Алексей, прекрасно знавший, чего стоит полученный в Харькове диплом экономиста, лишь многозначительно кивал ей в ответ. Ощущения он испытывал как в школе, когда решал за отсталых своих одноклассников контрольные работы.
Тучи над выбеленной головкой начальницы стали сгущаться по прошествии нескольких лет - но то была прогнозируемая горькая участь всех молоденьких смазливеньких конкубин: чем больше жаждет она формализации своего более чем неопределенного статуса, тем меньше партнер желает ее саму. Тому есть много причин, одна из которых - годы, подрубающие базис основанных на половом влечении отношений и подстегивающие выход на арену молодых хищниц. Но и без тлетворного влияния соперниц, когда мужчина начинает планировать дальнейшее существование, включая именно головной мозг, ему приходят в мудрую голову мудрые же мысли, что развод со всех точек зрения нецелесообразен, что с молодой женой спать, конечно, приятнее, но со старой жить комфортнее, ведь на содержание оставшихся с матерью детей алименты платить в любом случае придется - и это лишь минимальное участие отца в их дальнейшей судьбе. Да и сама прежняя половинка, если не полная дура, оттяпает по закону причитающуюся ей часть совместно нажитого имущества. А в том случае, когда мужчина делал карьеру, используя властный ресурс высокопоставленного тестя - брошенная супруга может приложить все усилия, чтобы отравить жизнь неблаговерному своему благоверному и новой его избраннице - и здесь ее сановный папа также имеет право дать человеческим эмоциям приоритет перед благородством и деликатностью. Вот почему к браку с бывшей тайной своей страстью облеченного полномочиями мужчину может подтолкнуть либо большая любовь, либо не меньшей глубины глупость. Чаще стороны идут на мировое соглашение, а поскольку видит каждый бюрократ в государственных ресурсах часть своей собственности, то и расчет за потребленные услуги, в отличие от расчета с отъявленными жрицами любви, производится должностями, назначениями, привилегиями и вообще тем, чем изобилует пока еще государственная кормушка. Однако начальнице райотдела, учитывая ее низкий интеллектуальный потенциал и завышенные запросы, своей должности было откровенно мало. Быстро проскочив стадию депрессии, главным признакам которой у крашеных блондинок является постепенное почернение корней волос, особа эта голову вовсе вытемнила, стала наряжаться менее броско, а с Алексеем общаться не так высокомерно. Несколько раз - чего прежде не бывало - вызывал Гельмана лично начальник райисполкома. Конторский планктон, имеющий природное чутье на 'такие дела' вновь стал к формально равному сотруднику относиться с ярко выраженным подобострастием. Всем становилось ясно, что ход своей карьере может теперь дать сам давно заслуживший повышения человек, но деянием, за какое должен перестать себя уважать, в то же время, снискав зависть многих неизбранных.
Алексей, никогда тугоумием не отличавшийся, понял для себя, что расставание с бюрократическим поприщем - дело считанных недель, когда в рабочих разговорах стали мелькать, перемежеванные приторно-похотливыми взглядами, прямые намеки на те рестораны, в каких любит бывать вышестоящая особа и какие она блюда там предпочитает. В эту красивую с двумя извилинами головку и мысли не придет разделить в ресторане счета - скорее оскорблением для себя почтет избалованное создание необходимость поглощенное собой же оплатить. К тому же ловил себя Алексей на том, что вся эта грудасто-ногастая биомасса его как мужчину влечет куда меньше, чем даже увядающая красота жены. И вообще - подбирать попользованную из-под старого козла девку - это уже предел унижения, пристойнее было бы в свое время не выпендриваться и мыть их сынкам машины, да верно и доходнее. Вторым вариантом развития событий было, проигнорировав знаки внимания, сохранить status quo - вряд ли в таком случае он из чиновничьей братии будет изгнан - найдет оставшаяся в статусе девушки-приза для лоха-чемпиона себе другого 'тягача' - но тогда термин 'прозябание' как нельзя более точно охарактеризует дальнейшую на госслужбе перспективу. Посредине четвертого десятка лет жизни, когда человек уже все умеет и еще все может, нужно было менять Алексею Гельману свою жизнь коренным образом - вот почему неожиданный звонок от прежнего школьного товарища воспринял бывший экономист как некий знак - хотя стразу был немного ошарашен.
Чтобы Витька Филимонов обратился даже к кому-либо из близких людей с просьбой - а он именно просил узнать о возможности устроиться на работу в той фирме, через которую Алексей раньше ездил на заработки - должно было случиться нечто неординарное, если не страшное. Иногда казалось Гельману, что амбициозностью товарищ, не привыкший быть никому обязанным, превосходит его самого. Алексей вдруг отметил для себя, что никогда после школы с одноклассником близко не общался и тем более не работал вместе - хотя они примерно в одно и то же время выезжали на заработки в одном направлении. С протекцией у Гельмана не вышло - прежнее среднего звена руководство либо работу вдали от дома забросило, либо поднялось на недосягаемый для простых работяг уровень. Не унывающий Филимонов вскорости вышел по рекламе в 'Премьере' на вывозившую людей в Москву организацию - но ехать с ним Гельмана сам отговорил, попросив лишь быть на связи, сказал, что вызовет товарища, если в сопредельной столице склеится. Витьке в тот год по всем статьям не фартило - Алексей уже перестал надеяться на этот канал получения работы и ходил на встречи и собеседования к другим работодателям, также обещавшим высокие заработки вдали от дома. Однако, через месяц на зазвонившем телефоне высветился незнакомый российский номер - как всегда бодрый Филимонов извинялся за невыход на связь вовремя, рассказал, что предчувствия его не обманули, первая фирма действительно оказалась лажовой, и он теперь вынужден заехать еще дальше, куда товарища с собой не зовет, но может дать номер Гельмана знакомому еще по работе в Харькове - у того вскоре должен выстрелить возле МКАДа неплохой объект.
Когда жене, принявшей решение главы семьи как всегда философски (конкретную причину ухода с госслужбы ей было знать не обязательно, но догадливая Катя сама давно понимала необходимость смены места приложения усилий мужа), Алексей сказал, по чьим 'связям' предстоит выехать на заработки за прозрачную границу, Катя, грустно вздохнув, спросила лишь про общего некогда знакомого:
- Что ж он - до сих пор пьет?
Алкоголизм, вопреки утверждениям многочисленных экспертов, оплаченных рекламщиками антипохмельных препаратов, есть болезнь, сама по себе не смертельная, но неизлечимая - поэтому каждый страдающий алкогольной зависимостью стоит перед выбором из двух всего альтернатив: либо завязать - не важно на какой срок - либо сгореть от усугубленных водкой недугов. Витька был из первой когорты - бросив пить вскоре после собственного развода, сумел он заработать себе на не бог весть какое, но все ж отдельное жилье. Интересно, что и до своего вхождения в период трезвого существования завязывал пьющий с употреблением спиртного перед каждой командировкой, что делать и Алексею настоятельно рекомендовал. Но для товарища своего находил он другую, чем для себя мотивацию неупотребления: 'Я всего лишь запойный - для меня каждый штопор - потеря денег да и все. А тебе пить нельзя, чтобы слабости не показать. Через эту слабость тебе могут за твою же силу отомстить - ведь ты не сможешь через человека переступить'. Что тогда, в далекой молодости имел ввиду товарищ - Алексей понять не мог, думал, вероятно, что это очередной Витькин полупьяный бред. Но теперь, уезжая в неизвестность, сказал трезвый алкоголик то же самое вышедшему его проводить потенциальному коллеге.
Однако в тот беспокойный вечер пропустил эти слова Гельман мимо ушей.
Через неделю после звонка товарища вышел на связь с Алексеем и тот, кому надлежало стать на ближайшие месяцы непосредственным начальником бывшего экономиста - выехал в Москву новоиспеченный рабочий в гордом одиночестве, зная лишь станцию метро, номер маршрутки и название остановки, где строящийся объект расположен.
Глава 2. Москва июньская.
В а н я (в кучерском армячке). Папаша! Кто строил эту дорогу?
П а п а ш а (в пальто на красной подкладке). Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька!