(Авантюрно-приключенческий роман с элементами детектива)
Часть первая
Глава пятая.
Экзамен как традиционное мероприятие в ВУЗах или Таинственное исчезновение.
Кто хоть единожды числился студентом или ему каким-то образом довелось иметь отношение к студенческим кругам, тот, бесспорно, согласится с утверждением, что в целом сессия для учащейся молодежи не очень благоприятное время. Чисто внешне все выглядит так, что о таком времяпрепровождении непосвященный может только мечтать. Не надо ходить на скучные лекции, круглые сутки предоставлен самому себе, впереди каникулы - перспектива тоже весьма приятная. Благодать, да и только. А если копнуть поглубже?
Думаю, прав юморист, заметивший, что сессия - это проверка на прочность профессорско-студенческого состава. Вот только не могу вспомнить, кто конкретно это сказал. Скорее всего, этот остроумный юморист - я сам.
Американские марафонцы накануне старта едят килограммы макарон. Барьеристы пьют пиво, а конькобежцы - разведенную глюкозу. Бегуны на короткие дистанции все как один считают, что питье крепкого кофе помогает в установке рекордов.
Первый шаг на футбольное поле надо сделать непременно с правой ноги - в этом уверены чилийские футболисты, и ни один из них не поступит по другому. Чилийцы, как, впрочем, и все латино-американцы, страшно суеверны. Вера в приметы переходит из поколения к поколению, и с этим ничего не поделаешь.
Студентам, конечно, трудно тягаться с суеверными спортсменами по части употребления пищевых талисманов. За месяц приходится сдавать до пяти экзаменов - тут никакой стипендии на съедобный реквизит не хватит. Но весьма своеобразные и не требующие финансовых затрат приметы студенческое братство за время своего исторического существования все же успело наработать.
Возьмем, к примеру, теннисистов, которые не бреются перед ответственными матчами. Если некий студент захочет последовать примеру спортивных звезд, то у него появятся все шансы перенести экзамен на следующий раз. Менее болезненны такие приемы, как запихивание в рот жевательной резинки ровно за час до мероприятия или одевание с утра сначала левого носка и только потом правого.
Правда, накопленный опыт подсказывает, что наиболее надежный талисман - это заблаговременно подготовленная шпаргалка.
Хочу сказать, что процесс сдачи экзаменов в нашем институте мало чем отличался от этого волнующего явления в других вузах страны. За окном ветер лихо шелестел верхушками деревьями, шуршал внизу листьями кустарников. В институтских аудиториях и коридорах то и дело раздавались радостные возгласы и разрывающие душу стоны.
В аудитории номер шесть стояла библиотечная тишина. Тарас Тарасыч не позволял студентам сдавать экзамены со шпаргалками. Странный, не понимающий насущных проблем своих учеников преподаватель считал эту древнюю традицию признаком плохого тона. Студентам и, особенно, студенткам приходилось полагаться на свою незагруженную в полной мере память, которая, как правило, давала сбои именно в роковые минуты у доски. Жара, предложенная природой в качестве деликатеса к приятностям июня, не способствовала усвоению дисциплин. Ртутный столбик порой подбирался к плюс 30 градусам.
Мечтая о том прекрасном времени, когда я окажусь на пляже и с головой окунусь в прохладные воды Казанки, я бродил по унылым коридорам. Один за другим исчезали за внушительной дверью наиболее смелые товарищи, а я ждал.
- Разрешите? - наконец я несмело просунул голову в дверь и оказался в аудитории, где проходили испытания.
- Берите!
Получив билет у привычно-строгого преподавателя, стал с душевным разладом слушать долгий монолог, спровоцированный журналом посещаемости.
- Я вам, долой человек, скажу прямо, - разорялся препод, - вы в течение всего семестра просто-таки игнорировали мой предмет...
Я смотрел на Тараса Тарасыча и думал: препод уже начал лысеть. И в этом, пожалуй, есть немного и моей заслуги. Во всяком случае, Тарас Тарасыч клонит именно к этому, если и в самом деле слушать его выступление на полном серьезе.
- Думается, прилежной подготовкой и самостоятельным изучением учебной дисциплины вы в какой-то мере компенсировали этот изъян... Верно ведь?
Тарас Тарасыч говорил красиво.
Изображая полное послушание, я добросовестно кивал головой. Увы, словоизлияния преподавателя не отличались оригинальностью и новизной.
Тем временем суровый препод немного смягчился.
- Вы, конечно, парень неплохой, - продолжил он, а мне хотелось продолжить дальше, но я промолчал, поскольку эти эпитеты касались меня самого.
- У вас, похоже, имеются и способности. Я бы даже сказал: талант, - развивал Тарас Тарасыч свои удивительные предположения, - но, вместе с тем, у вас...
Тут он запнулся и зажмурился, словно перед прыжком в пропасть. Или перед тем, как сбросить в бездну меня.
- У вас... есть маленький недостаток - вы лентяй. Я бы сказал даже: большой лентяй, - перечеркнул он все сказанное прежде.
"Каков нахал" - подумал я про себя, но вслух этого не сказал. Вслух я вовсе ничего не сказал.
Я изобразил. Как штангист на помосте, я набрал в легкие побольше воздуха, выпрямился и выпятил грудь. Эти мои движения должны были говорить о том, что я всеми фибрами своей души постараюсь себя реабилитировать.
Конечно, препод прав. Действительно, в последние дни я стал уходить с занятий. Игнорированию способствовало то, что Тарас Тарасыча игнорировало начальство, ставя его урок последней парой. А с последней пары принято уходить домой, чтобы заняться самообразованием. Пойти в читальный зал Ленинской библиотеки или в пивнушку в парке имени Горького.
Другая причина ухода с лекций состояла в следующем.
Всякий раз, когда я начинаю излагать эту историю, я задумываюсь и не верю: неужели она произошла на самом деле? Наверное, все-таки да, раз я ее очень хорошо запомнил.
Итак, Тарас Тарсыч после того, как заканчивал лекцию, по обыкновению обводил слушателей взглядом и спрашивал:
- Если у кого-то есть вопросы, то можете их задать?
Студенты, увлеченные мыслью поскорее избавиться от внимания дотошного преподавателя, обычно молчали. Не видя никакой инициативы, Тарас Тарасыч всегда был недоволен. Даже обижался: "Вот раньше были студенты так студенты. Сильно дисциплинами интересовались. Вопросы задавали, даже отпускать от себя не хотели!"
Однажды я сажусь в первый ряд и на этих словах поднимаю руку:
- Можно задать вопрос?
- Можно, - говорит преподаватель и внимательно смотрит на меня, наверное, ожидая какой-нибудь подвоха.
Но все путем. Я задаю вопрос. Нормальный такой. Специально готовил.
А на последующих занятиях Тарас Тарасыч уже сам ищет меня взглядом, и мне приходится сидеть каждый раз на передних партах.
- Да, у меня есть вопросы, - подтверждаю я.
Так продолжается до тех пор, пока однажды я не сажусь за последнюю парту из-за одной девчонки. Я успеваю с ней кое-что обсудить. Занятия заканчиваются, и что же я слышу на "камчатке"?
Тарас Тарасыч оглядывает студентов и спрашивает у курса:
- А где тот туповатый студент, который замучил меня настырными вопросами?
Я сразу притаился, как американец во Вьетнаме. Я чувствовал себя так, словно в мое горло вонзили китобойный гарпун и теперь ищут, куда бы воткнуть второй.
Понятное дело, что после этого происшествия посещать занятия Тарас Тарасыча стало для меня каторгой. Ситуация напрямую сказалась на посещаемости.
Сегодня настал час расплаты. Думается, на моем месте ни один студент не рассчитывал бы с одного заходя сдать предмет. Ни один. Кроме меня, естественно. Я рассчитывал.
Получив билет, я сел на свободное место у окна.
Тарас Тарасыч озадаченно проводил меня своими напрягшими локаторами. Я чувствовал, как сквозь мое беззащитное тело прошлись пронизывающие инфракрасные лучи и, не обнаружив ни одной шпаргали или намека на нее, вернулись эхом к хозяину. Тарас Тарасыч прав, я - лентяй. Когда весь институт как один готовился к сессии, я как феномен не написал ни одной бумажки с полезным текстом.
Стоп! Я еще раз перечитал вопросы.
О! Это - темный лес. Страшно - аж жуть!
Напрасноя напрягал имевшиеся извилины. Мысли об экзамене - тяжелые и сумбурные - куда-то ушли, а их место заняли грезы - чистые и светлые.
Ко мне явилась Регина. И сердце у меня заколотилось, словно пшеница или рожь. Словно явление происходило наяву.
Затем как в кинематографе сразу вслед за лицом девушки неведомый режиссер смонтировал лицо Глеба, и меня передернуло словно от зубной боли.
Боже! Как я про него забыл? Внутренним взором я видел цветное широкоформатное кино: ослепительно белый снег, желтоватое зимнее солнце, мы с Глебом сбрасываем шубы с плеч и, стоя друг против друга, медленно поднимаем пистолеты...
Забыв о друзьях-спасателях, находящихся сейчас за окном, я внезапно стал искать в уме различные варианты решения проблемы мирным путем.
Увы! Тут двигатель моих мыслей стал сбоить. Если была бы какая-нибудь зацепка!
И тогда я обратился к вечно живой классике. Как писал поэт: "искать в истории примеры надо".
Пример я отыскал в литературе. На ум пришла история Татьяны, которая, страдая от любви к Онегину, тем не менее "другому отдана и буду век ему верна".
А что, сели?.. Глеб, конечно, не нежное создание. Но при должном поиске сачок и для него можно найти.
Я стал искать. Однако мой поиск был прерван. Это друзья за окном в нетерпении начали подавать такие бурные знаки, что мог заметить экзаменатор. Более тог, они отчаялись и уже перешли к недвусмысленным намекам. Жестами они объясняли мне, что сделают со мной, если я с должным уважением не отзовусь на помощь. Я, наконец, переключил на них внимание.
От меня теперь требовалось немногое. Во-первых, показать спасателям доставшиеся мне вопросы. Во-вторых, делать это незаметно. А это, между прочим, тоже искусство.
Зашелестели за окном конспекты. Машина, предназначенная для моего спасения, заработала вовсю. Ответы были найдены и к окну приложен открытый на нужной странице учебник. Списывай - не хочу!
Сделав вид, что меня заинтересовал воробей на дереве или низко летящий "Томогавк", если хотите, я стал быстро сдувать текст с книги.
С такими партнерами можно и пятерку заработать, радовался я.
Однако стать отличником мне не удалось.
Увлеченные оказанием первой неотложной помощи, ребята не сразу заметили, что к институту подходит декан факультета. А декан, надо сказать, сразу увидел подозрительно столпившихся у окна студентов.
- А ну марш отсюда! - привычно прогнал он горе-спасателей.
Я же, проклиная декана, так некстати появившегося в моем романе, склонил голову над густо исписанным листком. Это я всем своим видом показывал, что не имею никакого отношения к озорникам на улице. Краешком глаза я обратил внимание на то, что декан подозрительно покачал головой и дальше потопал своей дорогой.
Через три минуты - о, боже! - он появился в аудитории. Скрипнув дверью, он вошел к нам и своим скрипящим голосом заявил:
- Тарас Тарасович, обратите внимание: там, через крайнее окно подсказывают вашим двоечникам.
Декан ушел. Тарас Тарасыч, усомнившись в моей честности, подошел к моему окошку. Тщательно осмотрел деревянные рамы, двойные стекла в окне, потом обвел меня удивленным взглядом и недоуменно пробормотал:
- Какие подсказки? Тут же двойная звукоизоляция!
И он был прав. Подсказывать при всем желании никто, даже с самым сильным голосом не смог бы.
"Ах, Глеб, Глеб... - думал я растерянно, - как ловко ты отстранился от участия в моих экзаменах. Передатчик и приемник были бы намного надежнее, чем эти оригинальные идеи моих сокурсников!"
Когда пришел черед идти к доске, я сконцентрировал все внимание именно на своем красноречии. И, конечно же, только благодаря, во многом "плагиату", я получил твердую четверку и выскочил радостно коридор. Там меня окружили ребята, с понятным волнением ожидавшие результатов секретной операции.
После моих слов их всех охватил непередаваемый восторг и... желание продолжить подобную практику.
- Привет, поздравляю, - ко мне подошел откуда-то взявшийся Глеб.
Я автоматически протянул ему руку.
Как старый актер, который знает, когда лучше всего появляться на сцене, он пришел к концу экзамена. Впрочем, обрадованный столь удачной сдачей, я не особенно был сердит на него.
- Что с тобой? - удивился я.
Вид у него был более чем странный. Я даже бы сказал, растерянный.
- Регина пропала! - сообщил он упавшим голосом.
- Как пропала?
Глеб вытер широким жестом пот со лба и тяжело выдохнул:
- Как пропадают люди?..
- Как? - не понял я его. - у меня никогда не пропадал никто. Так что, не обессудь, я не знаю.
- Хорошо, я расскажу. Вчера я ходил на пляж. Пока я купался, кто-то унес мои очки.
- Бог ты мой! А сегодня ты пошел с Региной?
- Да.
- И она пропала?
- Да.
- Очки хоть целы?
- На этот раз очки целы.
- Ну, ты даешь! - удивился я. - Раз вещи пропадают, ты на хрена Регину взял с собой?
Сказал и задумался. Явную глупость в сердцах произнес!
Я почесал затылок. Плохой жест, некультурный. Непроизвольно так поступил. Тут потеряешь голову!
- А может... она не выдержала твоей учености и ушла домой? - предположил я самое вероятное.
- В купальнике?
- В купальнике, говоришь? Что же, одежда осталась на песке?
- В том-то и дело.
- Странно! - подтвердил я.
Мне и раньше не нравилась манера Регины исчезать по-английски, то есть не прощаясь. Но случившееся переходило всякие границы!
- Может, утонула? - предположил я самое страшное.
- Не может этого быть!
- Почему?
- Она не умеет плавать.
- И что с этого? Тем более могла утонуть. Знаешь, сколько людей ежедневно погибают на водных просторах нашей бескрайней родины?
Глеб скривил рот в усмешке.
- Да она глубже, чем по колено, никогда в воду из-за этого не заходила. И потом, я всегда был с ней рядом. Только на минуту отлучился за квасом. - и добавил уже совсем с другим выражением: - Понимаешь, звонил ей на дом... Ни одетая, ни в купальном костюме она не появлялась.
- Поехали!
- Куда?
- К Регине!
- Зачем?
- Так надо! Ни мне тебе объяснять...
Дверь нам открыла высокая стройная женщина в бигудях:
- Извините, Глеб, я не ждала вас, - сказала она, пропуская нас в прихожую.
Мы прошли в зал.
- Нет, Регина пока не возвращалась.
Она села на диван рядом с нами. Закинула ногу за ногу.
- Глеб, что-нибудь случилось?
- Еще не знаю, - Глеб и в самом деле не знал, что ответить.
Сразу видно, не обладает он даром импровизации.
- Не хотим вас пугать, - вмешался я, - но все крайне подозрительно.
Я подтолкнул локтем Глеба и, ободренный поддержкой, он как на духу выдал всю имевшуюся у нас информацию.
Волнение Глеба между тем передалось и Настасье Петровне. Пройдя в комнату дочери, она вынула из ящика записную книжку Регины. С нашей помощью набирая номера, она обзвонила всех подруг Регины. Наиболее осведомленные могли, увы, сообщить только то, что она ушла со своим парнем на пляж.
Вконец расстроенная и не на шутку взволнованная, Настасья Петровна опустилась на диван.
И тут зазвонил телефон, который так долго мы занимали.
С прытью горной антилопы мать подскочила к аппарату.
Некоторое время было тихо. Мы слышали только треск в трубке и "алло, алло" Настасьи Петровны.
Потом из наушника довольно громко раздалось:
- Мама, у меня все в порядке. Не волнуйся. Я на даче у подруги, готовимся к экзамену. Сдам химию, появлюсь", - не прощаясь, Регина бросила трубку.
Узнаю ее характер. Похоже, и с мамой она также ласкова, как и со всеми.
- Напугали вы меня, - набросилась на нас мама Регины, - больше так не делайте. У меня чуть сердце...
Мы заторопились домой. Как-то одновременно вспомнили, что у нас есть одно важное и безотлагательное дело.
- Даже чай не стали пить!
Да, мы даже чай не стали пить! Это правда.
- Жаль, что так получилось, - сказал Глеб на остановке.
- Хорошо, что так получилось, - возразил я.
- В этом смысле да...
- Ладно, с кем не бывает, - вздохнул я, сделав вид, что простил небольшое недоразумение.
Видя его угнетенное состояние, я всю дорогу шутил и болтал безумолку. Главное, сбить паническое настроение друга. Думаю, я преуспел в этом.
Около подземного перехода на кольце я увидел, как женщина тянула за собой хозяйственную сумку на колесах.
- Простите, но у вас ребенок выпал! - не удержался Глеб от остроты.
- Знаю, знаю, - улыбнулась женщина.
Глеб снова шутит. Считая свою миссию выполненной, я сел в троллейбус. Теперь мы шутили вместе. Так получилось, что Глеб встал рядом с этой женщиной.
- Вы скоро выходите? - спросил он.
- А вам не все равно?
Женщина перетащила свою коляску подальше от нас.
- Что, не вышло осуществить знакомство? - съязвил я, немного понизив голос для приличия.