Раздвинув ветви, десятилетний Элден с кроны дуба наблюдает за казнью Суфира. Рука с топором поднимается, плащ подергивается за ней, переливается алым и малиновым. Так красиво.
Удар неудачный. Суфир трясется, толпа охает. Палач снова заносит топор, с лезвия капает кровь. Второй удар - тоже несмертельный, связанные руки бьются за спиной Вдохновителя. Женщины в толпе плачут, мужчины молят прекратить мучения боголюбимой жертвы. С третьего раза палач наконец отсекает гладко выбритую голову. Взяв ее за ухо, возносит над эшафотом, из разинутого рта Вдохновителя свисают кровавые слюни, лицо искривлено в уродливой гримасе, а глаза, как и всегда, полуприкрыты.
Откуда же Элден это помнит? Значит... он смотрел на плащ только до первого удара, а затем все-таки следил за кончиной своего учителя. Всю жизнь Элден корил себя за то, что отвернулся и наслаждался переливами тряпки, не проводил Суфира, предал. Оказывается, то разум защитил неокрепшую детскую душу, вытеснил тяжкие воспоминания. Смерть Суфира была жестокой в назидание злонамеренным.
- Вот что происходит с изменниками! - кричит достомол Сарой. Он опирается на серебряную трость - драгоценный дар своего милостивого властелина Дарагана.
Элден и Шрай уходят с площади, ни словом не обмолвившись о произошедшем, как будто никакой казни достопочтенного защитника угнетенных и не свершилось.
- Я так тебе рад, - говорит Элден. - Мы лето не виделись, но я по-прежнему считаю тебя лучшим другом.
- И я тебя тоже, - отвечает Шрай. - Без тебя здесь стало скучно. Жалко, что тебя отпустили всего на день.
- Да, вечером мне надо возвращаться в храм. Но хорошо, что вообще отпустили, просто мой наставник, господин Ашмид, подозревает возможные волнения из-за... всего этого. В Ош-Лилим сейчас только жрецы.
С балкона прекрасного дворца Эртамхилор, твердыни, увенчанной пятью остроконечными башнями, в окнах которых всегда горят свечи, говорит некнязь Орай. По сторонам от него стоят его сыновья - старший Чевек и младший Лик.
- Суфир выявил омерзительное двуличие! За маской покровителя обездоленных и защитника нашего Сад-Вешта скрывалось отродье, готовящее мятеж против его сияния, блистательного Дарагана! Мы, вештаки, как его верные подданные, не потерпим нападок на властелина, ни словесных, ни деятельных. Дараган повелел казнить изменника и даже выказал нам великую честь - прислал достомола всех благодатных, благородного Сароя. С всемерной радостью мы исполнили наказ его сияния. Слава князю Сафарраша и всей Ишири!
"Слава!" - отозвалась толпа.
- Суфир скрывался в Ош-Лилим, думал, мы не посмеем войти. Что же, для властелина на его земле не может быть запретных чертогов! По его благословлению мы схватили изменника и свершили правосудие. Долгие лета Суфир при сафаррашском дворе изображал верность его сиянию Дарагану. Притворялся покровителем сломленных, невинно терзаемых по всей Ишири. Но особенно - как уроженец нашего великого города - якобы пекся о процветании Сад-Вешта. Так вот - все то оказалось ложью. Наш властелин раскрыл истинные намерения Суфира. Злые намерения. Будучи вештаком, он всех нас подставил, теперь вам, смиренным жителям Сад-Вешта, нужно преклонить головы и отдать в Кед-Феррешем старших сыновей. То скромная плата за измену Суфира. Вот теперь, счастливо скажу вам, Сад-Вешт действительно ждет процветание! Благоденствие на века!
Двенадцатилетний Чевек улыбается, глядя на отца, кивает после каждой фразы. Семилетний Лик же напуган, беспокойно крутит головой, переводя взгляд то на некнязя, то на поддакивающую толпу. Умащенные волосы обоих принцев - особенно длинные младшего - блестят чужеземными маслами. Тридцать черных сколов за флакончик выжимки из цветов ширихагских степей.
После Элден тепло прощается с Шраем, говорит, что они еще обязательно встретятся. Ведь, когда Элден станет нечистым жрецом, он сможет выходить из храма. Потом отправляется домой, обнимает мать. С ней он за сегодня видится уже второй раз, конечно, едва перешагнув порог Ош-Лилим, он сразу же бросился домой. Там его встретило благополучие, небывалое со времени казни отца. Мать сообщила, что господин Ашмид перечисляет даже больше оговоренного. Он заявляет, малыш Элден делает невероятные успехи и ее сына ждет большое будущее.
Вечером Элден возвращается в Ош-Лилим. Навстречу бегут люди - мужчины, женщины и дети. В руках и за спинами некоторых - мешки и котомки с мукой, посудой, бронзовыми украшениями, у других - ничего. Однако на лицах совершенно всех - страх. За первой волной бегущих следует вторая, там окровавленные, перебитые, полусогнутые. Элден слышит слова "сафарши", "каратели" и "Дараган". Но чаще всего доносится "глупец Орай".
Далее шагов пятьсот Элден никого не встречает, а потом в конце широкой дороги, всегда оживленной улицы кожевников, скорняков и красильщиков, вырастает пылевое облако. Всадники.
Элден кидается за телегу, стоящую у глухой стены дома-саркофага. Два сафарша спрыгивает с лошадей, подходят. Они не заглядывает под телегу, что там может быть интересного? Им нужно проверить то, что на ней. Вештаки в спешке оставили много добрых вещичек. Вот и здесь сафаррашские солдаты находят малахитовый ларчик, гребешок, инкрустированный агатами, колье с россыпью опалов, сережки с какими-то незнакомыми Элдену каменьями. Он слышит, что это все "для лапушки дочурки". Ему хорошо видно, как мародеры скидывают поживу в лежащий на земле мешок. Туда летит амулет то ли с рубином, то ли с яшмой - слишком быстро упал, Элден не успел определить. Такие талисманы вештакские ловкачи с немалой маржой продают несведущим заезжим, утверждая, что изделия сии покрывают носящего броней, непробиваемой для порчи и сглаза нечистых. Конечно, продавцам известно, что это сказки, но невдомек торгашам, что и сами они недалекие. Элден после лета постижения мудрости в храме может сказать точно - никакие порчи и сглазы нечистые вообще не насылают!
Из доспехов на сафаррашских солдатах лишь кожаные нательники, Дараган даже не удосужился посылать в Сад-Вешт тяжелых латников. С нератным людом и эти справятся, а вештакские воины не станут вмешиваться, пока их самих не атакуют или не прикажет некнязь Орай. А он не прикажет.
Один из сафаршей отходит к стене противоположного дома, спускает портки. Пьяно молвит, что сейчас внесет свою лепту в благообразное вештакское искусство, и мочится на переплетения букв, изумительную каллиграфическую вязь. Элден готов был бы поспорить, что в то мгновение его собственные глаза стали огромными, как у милашки Ашмиль с вербного конца. Это же начертаны слова во хвалу Чудотворца! Как этот всадник может вершить подобное святотатство?! Потом подходит второй и следует примеру соратника. Элден чуть не плачет от стыда и бессилия. В Сафарраше ведь тоже молятся Чудотворцу! Теми же самыми словами, что здесь сложены, абсолютно теми же самыми! Там тоже бережно расписывают стены молитвами и хвалами, всего только что на своем письме, сафаррашскими буквицами. Как эти солдаты могут осквернять изречения во славу своего Заступника?! Может, они просто не умеют читать по-вештакски? Да и по-сафаррашски, наверное, тоже? Надо бы им тогда научиться!
Обчистив телегу, сафарши уезжают прочь, и Элден бросается к храму. Много времени из-за них потеряно, теперь следует поспешить, а то порки от Ашмида не избежать. Навстречу под низкой пеленой плывут синюшные тучи, взглянув на них, Элден замечает нечто более ужасное, нежели осквернение славословий. К великой башне, что высится над Ош-Лилим, с земли привязаны веревки, штук пятнадцать-двадцать. Элден оглядывается: и остальные шесть башен опутаны, как мачты лафортийских каравелл, что он видел на гравюрах. Неужели?! Только не это!
Он врывается в храм, здесь повсюду сафарши. Маленький послушник никому не интересен, он сразу несется к Ашмиду. За вратами молельни раздаются голоса, резкие и раздраженные. Элден приоткрывает дверь и, высунув голову в щель, остается на пороге.
- Что, нечистое отродье, у нас приказ храм пока что не трогать, но на его блох это не распространяется! - кричит сафарш. В его руке факел, совсем близко от лица стоящего на коленях Ашмида. Свет очищает грязный снег волос и бороды. Наставник замечает ученика и мимикой призывает его уходить, вслух приказать не может то ли из-за боязни обратить внимание сафаршей на Элдена, то ли из-за сломанной челюсти.
Элден колеблется, как можно оставить учителя в беде?
- Прости, нам уже сегодня возвращаться, - кричит солдат, - но вот тебе на память Дараганов дар! - И факел касается лица Ашмида.
Элден, не затворяя дверь молельни, мчится прочь из храма, проскакивает между сафаршами, тем на него плевать.
По улицам со всех концов Сад-Вешта людей сгоняют к дворцу Эртамхилор, вероятно, там произойдет нечто важное. На детей не обращают внимания, и Элден безнаказанно сворачивает с широкого Бычьего прогона, минуя брошенные дворы вештаков, выходит на пустынную Черешневую дорогу. Тоже направляется к дворцу некнязя, но зато в одиночестве, без этих окриков и хлестаний кнутами по земле.
В стороне он улавливает мужские голоса, мягкие и вкрадчивые, будто какое-то воркование. Элден оставляет позади проулок, очутившись на Гусином выводе, замечает впереди, по пути к Эртамхилору, трех сафаррашских мечников и вештакскую девочку лет семи-восьми. На ней грубое платьице и поношенные башмаки, но не дранье; нет никаких украшений - даже сережек, - но девочка опрятна, и распущенные светлые волосы спускаются до пояса. Она явно из низов, но из тех благочестивых семей, что не стоят вереницей вдоль оживленных трактов, требуя черного скола, а зарабатывают его скромным трудом. В руке у нее сеточка с двумя ломтиками черного хлеба и облезлым кувшином с треснутой ручкой. Сафарши видят Элдена, но быстро смерив его взглядом и не обнаружив в запыхавшемся мальчишке угрозы, снова поворачиваются к девочке. Один из них, самый толстый, просит разрешения попить из кувшина, девочка неуверенно кивает. Достав сосуд, он гладит ее по голове и возвращает сеточку. Бородатый в потертом нательнике кладет ей на плечо большую ладонь, что-то сказав, ведет к узкому проходу меж глухих стен домов-саркофагов, ведущему на сейчас безлюдный задний двор. По другую сторону ступает высокий с мечом в длинных ножнах, приобнимает ее за талию, запустив руку за скрывающие спину волосы девочки. Она держит в тонкой руке сеточку с двумя ломтиками хлеба, что-то говорит солдатам, а те ей мягко отвечают, поглаживают ее. Третий, потный толстяк с кувшином, тянется за ними.
Что же Элдену делать? Как спасти девочку? Здесь никого, да и потом у них мечи. А если бы даже не было, все равно никто бы не вступился: в городе паника, все думают о своих шкурах. Хотя и раньше далеко не первый встречный помог бы. Может, бросить в них камень? И что тогда, даже если попадет, вреда особого не причинит, а потом... они поймают его и поведут на задний двор тоже. Элден от бессилия закусывает до крови губу, слезы катятся по щекам. "Да здесь молоко! - выкрикивает толстяк и сплевывает белую струю. - Тьфу ты... Я-то думал, что получше". Он кидает облезлый кувшин в стену дома, на стене остается молочная клякса, тонкие полоски скользят по шершавой поверхности в сточную канаву. Элден что есть мочи срывается с места. Он успевает убежать уже далеко, но все равно слышит крик девочки - настолько тот пронзительный.
Элден возвращается на Бычий прогон, окликиваемые сафаррашскими всадниками вештаки спешат к Эртамхилору. В канавах по сторонам дороги Элден видит разрубленные тела, отсеченные головы. Прямо посреди улицы лежит нагая женщина с ободранной кожей, веревка с одной стороны скручивает несчастной руки, а с другой - концы оборваны. Вероятно, женщину привязали к лошади, да так и волокли. Может, сразу упала, может, сперва удавалось поспевать. Женщина еще жива, ободранные ступни водят по земле, поднимая сухую пыль. Все проходят мимо, а если кто остановится, получит от всадника кнута.
На площади пред дворцом Эртамхилор толпа, Элден продирается сквозь. Почти у стен, шагах в пятидесяти от ворот, в петле висит Орай. Глаза некнязя выпучены, на губах кровавая пена, розовые слюни свисают до живота, вылезшего из-под порванного кафтана. На балконе стоят достомол Сарой и сыновья некнязя. Чевек выглядит безучастным, совершенно отстраненным, а Лик захлебывается слезами. Оба мальчика взъерошены, и волосы их больше не блестят, а у старшего еще разбиты губы и багровый синяк на всю щеку.
Сарой водружает корону Сад-Вешта на голову Чевеку и передает ему белоснежный свиток, величиной в полроста мальчика, с начертанными в благодатных храмах письменами покорности.
- Встречайте своего нового некнязя! - кричит достомол.
Вештакам приказывают стать на колени. Запинаясь, Чевек принимается читать клятву верности достопочтенному его сиянию властелину Дарагану.
- Громче! - повелевает Сарой.
Чевек сглатывает. Его тонкий голосок летит над площадью, руки некнязя дрожат, разбитые губы путаются в буквах. Тогда Сарой стукает серебряной тростью по бедру Чевека, и мальчик правильно произносит ранее сказанное неверно.
- Дабы не допустить измен впредь, - кричит достомол, - наш властелин оставляет часть смиренного воинства на пиках и отрогах Рун-Халима. Солдаты его сияния призваны блюсти порядок день ото дня, они не позволят скрыться злым намерениям, подобные Суфиру теперь не спрячутся в ваших храмах. Будьте уверены: с вершин Рун-Халима воины богоизбранного повелителя обозревают весь Сад-Вешт, словно они - впрочем, так и есть! - око Заступника!
За спиной Элдена раздается сначала шипение, а затем ужасный грохот. Он одновременно со всеми оборачивается, и... вместо одной из семи великих башен над домами уже не возвышается, а просто торчит уродливый огрызок! Веревки от земли к остальным башням туго натянуты. От следующей отваливается верхушка, потом средняя часть, они падают в разные стороны и обе - на дома вештаков, вздымая к низковисящей пелене и грозовым тучам под ней облака светло-коричневой пыли. Обломки же похоронят под собой людей! Хвала Чудотворцу, дом Элдена далеко от ближайшей башни, точно не заденет. Но Шрай... Он же живет рядом с тем местом, куда рухнула верхушка второй башни! Элден кидается туда. Сейчас это важнее всего, затем он побежит домой, а дальше вернется в храм, тот солдат сказал, что им скоро оттуда уходить. Надо помочь Ашмиду, только бы он был жив! Элден уносится с площади и слышит за спиной пробирающие до костей громогласные речи достомола:
- Нет предательствам, нет скверне, нет заблуждениям! Да правит вечно смиреннейший из живущих благородный князь Дараган!
Дом Шрая разрушен, но не полностью. Дальняя от дороги часть жилища погребена под обломком башни, а ближняя выстояла, только облицовка осыпалась, и входную дверь перекосило. Вот бы Шрай оказался в уцелевшей половине! Или бы вообще его не было дома!
Надежды Элдена не оправдываются. Он входит, переступая через битую посуду, отводит полог, скрывающий дальнюю комнату. Побледневший Шрай сидит в углу, одна нога, начиная с неестественно вывернутого - в другую сторону! - колена, зажата под серым обломком башни.
- Элден, - шепчет Шрай.
- Подожди, я сейчас. - Элден оглядывается по сторонам. - Я приведу помощь, мы тебя освободим!
- Нет, сначала сходи вот в ту комнату. - Шрай указывает на чудом не обрушившийся проход в самое дальнее от входа помещение, куда от придавленной ноги, подмяв под себя стену, тянется упавшая башня.
- Зачем?! Шрай, не бойся, мы тебя вытащим!
- Когда это случилось, там была Сольмиль.
Хоть они и не играли вместе, Элден, конечно, помнил милую Сольмиль - это сестренка Шрая. А не играли, потому что она слишком мала - на пять лет младше Шрая и на три лета - Элдена.
- Я не слышу ее, - говорит Шрай. - Оттуда не раздалось ни звука. Проведай, пожалуйста, ее. Она наверняка хочет пить еще больше меня.
- Хорошо. А потом я побегу за помощью! И лекарем. Мы вылечим твою ногу, - молвит Элден, заходя в черноту дальней комнаты.