Гермес Трисмегист. Подборка стихов в альманахе "45 параллель". Декабрь. 2010 г

http://45parallel.net/mikhail_gartsev/

Запах табака

* * *

Мы не рыбы красно-золотые...

Осип Мандельштам

Да, мы рыбы красно-золотые,

и не рёбрышки - солёной масти кость.

Прогрохочет конница Батыя,

окающая дымится плоть.

Отчего же в водном окоёме

так разбросан наш с тобою путь?

И при встрече на крутом изломе:

"Уходи! Постой, ещё побудь!"

Примитивизм, или Ответ эстетам-формалистам

Ох, художники-эстеты,

Ваши сочные портреты...

Богатейшая палитра...

Просто глаз не оторвать,

а мы с Нико Пиросмани,

закусив цветком герани,

на расклеенном диване,

оприходовав пол-литра,

распевали... твою мать.

Ох, поэты-формалисты,

Ваши строчки так речисты.

Мысли флёр окутал тонкий,

да и чувств поток не слаб,

а мы с Нико Пиросмани,

нашу встречу остаканив,

в затрапезном ресторане

на застиранной клеёнке

рисовали голых баб.

Ох уж, интеллектуалы,

без штамповки и лекала,

как играете Вы в бисер,

любо-дорого смотреть,

а мы с Нико Пиросмани,

утром встретившись в тумане,

наглотавшись всякой дряни,

по Закону Высших Чисел

не дразнить решили смерть.

Вы рисуете картины,

рассыпая бисерины,

их нанизывая вскоре

на искусственную нить,

а мы с Нико Пиросмани

у последней стали грани,

там за ней нас кто-то манит,

подслащая жизни горечь,

обещая нас любить.

* * *

Замок жемчужный

в небе завис одиноко.

Тает окружность

в мареве летнего зноя.

Мир перегружен

вздохами горьких упрёков,

лютою стужей -

нашей с тобою виною.

Символов груда

в мире разбросана зыбком.

Свет изумруда

в отзвуке горных обвалов.

В толще Талмуда

Библия прячет улыбку.

Из ниоткуда

капля живая упала.

Радужной капли

не удержать на ладони.

Силы иссякли

в мареве знойного лета.

Солнечный маклер

плавится, плачет и стонет.

Звёзды размякли

в хлябях астрального света.

* * *

С детства вижу картинку:

вдаль струится ручей...

Я бессмертной былинкой

на скользящем луче

в непрерывном движенье,

веру в чудо храня,

вдруг замру на мгновенье

у излучины дня.

Перед встречным потоком

всплесков полная горсть.

Стайки трепетных токов,

обретающих плоть.

Подражание Бродскому

Как саркофаг над Чернобылем

мрачным вырос надгробием,

так надо мной мои фобии.

Кто же мне даст ответ?

Скачут вопросы вечные,

словно друзья беспечные,

клятвы звучат подвенечные...

Мягкий струится свет...

Спорю с незримой силою,

плачу и сублимирую,

кто же найдёт мою милую.

Внятная слышится речь:

- Слушай, мужлан неистовый,

коли ты ищешь истину,

коль погрузился в мистику,

должен ты пренебречь

жизни мишурной благостью,

сладкой манящей радостью.

В Лоне Великой Слабости

верен останься Ей.

Это твоё избрание,

мягкое звёзд сияние,

рек полноводных слияние

в мутном потоке дней.

Это Её решение,

тусклое звёзд свечение,

над здравым смыслом глумление.

Чем же ты Ей так мил?

Знать, на тебе отметина,

тает в зубах сигаретина,

стынет на вилке котлетина.

В жилах избыток чернил.

Будут ли в жизни женщины,

будут разрывы, трещины.

Всё, что тебе завещано, -

только Она сбережёт.

Что Вы глядите, архаровцы,

как я шагаю к старости,

я не нуждаюсь в жалости.

Выставьте гамбургский счёт.

В жарких Её объятиях

мне не страшны проклятия

пишущей нашей братии.

Сказано ведь: "Иди!"

Вот я иду и каркаю,

кровью порою харкаю,

где б взять бумагу немаркую.

Нет мне назад пути.

Лицедей

Постиг ты тайны лицедейства,

и вот заслуженный финал:

в восторге рукоплещет зал.

Достигнув в действе совершенства,

гордись, ты про-

фесси-

онал.

И вновь на сцене, в сердце ярость,

как улей, растревожен зал,

в тебя вопьются сотни жал,

но, подавляя страх и слабость,

гордись, ты про-

фесси-

онал.

Судьбе порою шлёшь проклятья.

Тебе претит страстей накал.

Ты равнодушен и устал,

но ждут поклонников объятья.

Гордись, ты про-

фесси-

онал.

Так что ж, всему виной тщеславье.

Жизнь - фарс. Грядёт последний бал.

Проворный занесён кинжал.

Бессмертье действу иль бесславье?

Ответь ты, про-

фесси-

онал.

* * *

Я твой пасынок, Родина, я твой пасынок.

Я парнасцами твоими не обласканный.

Куст одинокий,

импульс новеллы печальной.

Гнёт атмосферы,

и... покатился по свету.

Где же истоки,

где же твой след изначальный?

В пламени веры

жажда ответа,

которого нету.

Кончилась качка,

передохни, друг опальный.

Стихли бои

и не свистят больше пули.

Что же ты плачешь

пасынком родины дальней,

корни твои

сеткой венозной раздулись.

Щедрую почву

тело беззлобно отторгло,

а в поднебесье

птиц перелётная стая...

В круге порочном

ты наступаешь на горло

собственной песне...

...облако медленно тает.

* * *

Идеально рассчитано,

словно Богом даровано.

Шёлком, золотом выткано,

у других не своровано.

Но ногами орудуем

мы на праздничной скатерти.

Всё покатится кубарем

да к такой-то там матери.

Видно, в жизни не ценится

то, что Богом даровано,

и судьба наша мельница

перемелет ворованное.

* * *

С этой песней протяжной и тяжкой

отогреть свою душу присел.

Хлестанула судьбина с оттяжкой,

выпал многим знакомый удел.

И запел, застонал и...

забылся.

Всё куда-то в туман отошло...

словно солнечной влаги напился,

на душе хорошо-хорошо.

Год сидел или месяц,

не знаю,

стал травою и мхом обрастать,

только птиц быстрокрылая стая

позвала меня в небо опять.

Я рванулся...

и вместе со стаей

полетел в перехлёсте огней,

и то место, где сердцем оттаял,

за спиною осталось моей.

Где найду я ещё эту радость,

ту, что глушит отчаянья крик.

Эта сладкая светлая слабость

в этой жизни нам только

на миг!

И так стаи, стада и селенья

всё, что движется, дышит, живёт,

припадут к роднику на мгновенья,

и инстинкт их толкает вперёд!

* * *

Ты подошла к окошку

с улыбкою виноватой

и протянула ладошки

к жёлтой косе заката.

Время сужает рамки,

я раздвигаю границы.

Долго ещё подранки

будут ночами сниться.

Всё - что ушло в бессмертье,

вспыхнуло и пропало, -

ночью, Вы мне поверьте,

светится в полнакала.

Выщерблено на камне,

где-то там затесалось,

иль протоплазмой в магме

будит слепую ярость,

вновь прорываясь к жизни

каждой угасшей клеткой...

Вдруг тормозами взвизгнет

у роковой отметки.

Ван Гогу

Все мы бренны в этом мире солнца,

света, птиц, полей, цветов, лугов.

Жизнь, она строга к своим питомцам,

и её закон простой - суров.

Смерть нас косит сильных, стойких, крепких,

очищая место для других.

Отдают свой сок последний клетки,

превращаясь в твёрдый, сбитый жмых.

Смерть нас косит, но хотя мы тленны,

до корней ей наших не достать.

И на спелом поле жизни бренной

мы взойдём густой стеной опять.

Мы взойдем звучнее, ярче, краше,

как ар-хан-ге-лов небесных рать.

Нас так примут.

Жаль при жизни нашей

не сумели нас вот так принять.

* * *

Поле всё золотое...

Всё назойливей зной.

Я спасаюсь от зноя

средь прохлады лесной.

Но я в мире изменчивом -

вечный пленник полей...

Мягким локоном женщины

льётся солнца елей.

* * *

Громов громогласный раскат.

Растенья, увядшие, жгут.

Усталые кони хрипят.

Погром, революция, бунт.

А черти разложат пасьянс,

сдается знакомый расклад.

Фортуна смеётся анфас.

Эсер, коммунист, демократ.

Я вижу крутящийся шар.

Я слышу разбойничий свист.

Сминающий душу удар.

Нацист, экстремист, террорист.

* * *

Когда остался я один,

запал сработал безотказно:

взрыв...

Ядовитый цвет лосин...

Плыл ядовитый цвет соблазна.

Но, как бывало, и не раз,

ко мне пришло на помощь чудо:

лучистый свет кошачьих глаз

в прожилках теплых изумруда.

* * *

Ну, вот и всё.

Последний росчерк

пера, зажатого в руке,

и целый ряд безмолвных точек

растает где-то вдалеке

............................

И там, летя в пыли астральной,

в наплыве лунных анфилад,

всей сутью нематериальной

ты ощутишь ТОТ терпкий взгляд

со дна хрустального колодца

в янтарном просверке конька,

и крепко сдобренный морозцем

ТОТ пряный запах табака.

* * *

Порою сумеречной, росной -

природой русской заарканен -

я выхожу на берег плёса,

посеребрённого в тумане.

Передо мной разверзлась вечность.

Окутан дымкой серебристой,

меня в лицо целует вечер,

такой пронзительный и чистый.

Здесь обозначена примета

дробящих воздух междометий.

На стыке музыки и света,

на рубеже тысячелетий.

* * *

Ты на кресте распят и предан.

Ты жертва.

Жертвой стать легко,

брезгливой жалости отведав.

- А благо?

- Благо далеко.

Но Высшее Предназначенье

с лица смывает боль и страх,

и вкус хмельного упоенья

на окровавленных губах.

No Михаил Гарцев, 2000-2010.

No 45-я параллель, 2010.

Комментарии: 18, последний от 20/12/2012. © Copyright Гермес Трисмегист Размещен: 13/12/2010, изменен: 04/05/2011. 15k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия

Гермес Трисмегист : другие произведения.

Подборка стихов в альманахе "45 параллель". Декабрь. 2010 г