Где-то под Москвой горел торф и неудачный ветерок заносил в измученный жарой город гарь подземного пожара. Серое марево заволокло бульвары и проспекты, заползало в настежь распахнутые окна, слезило глаза и вызывало неуемный противный кашель. Днем яростное солнце пробивало серый туман, нещадно калило дома, плавило асфальт, одним словом, превращало город в ад.
Да и ночами было немногим легче. Каменный многоэтажный город не успевал остыть за короткую июльскую ночь и душил горожан, не давая им спать. Метеопрогнозы не сулили близкого освобождения, объясняя это тем, что какой-то тропический, из сахарской пустыни, циклон добрался до Москвы и прочно застрял над ней, а северный антициклон-освободитель пробиться к городу никак не может. Кто пустил сахарский кошмар в Москву, и что мешает северному ветру прогнать его горожане не знали, но прогнозу верили и рвались из города прочь. Шоссе и железные дороги были забиты. Город пустел. Жители брали отпуска, выклянчивали медицинские справки, просто увольнялись лишь бы подальше удрать от тропического ада нежданно рухнувшего на Москву.
Генадию Ильичу после инфаркта случившегося четыре с лишком года назад было и вовсе худо, но покинуть раскаленный и дымный город он не мог. Он был не в силах оставить Аэлиту. Потными безсонными ночами, поглаживая левую сторону груди и с трудом сдерживая рвущий горло кашель, он беседовал с ней, и эти беседы с лихвой окупали страдания плоти. Нет, конечно же Генадий Ильич не ограничивал себя беседами, они почти все время были вместе, и вполне естественно он с интересом и симпатией, чтобы не сказать большего, наблюдал насыщенную и даже, можно говорить, разносторонюю жизнь юной и обаятельной дамы. Да, Генадий Ильич откровенно следил за Аэлитой, стараясь это делать, по возможности, не заметно, чтобы не вызывать никому не нужных нареканий и упреков. Где он только не побывал в последние месяцы, тайно следуя за ней и восхищаясь ее женственностью, манерами и умом. Она смело, а подчас и отчаянно, играла в различных московских казино, и Генадий Ильич, прячась за спины, остро радовался ее удачам и переживал поражения. Сколько раз он увещевал ее, но страсть к игре, к риску была заложена в ее натуру. Однажды тенью следуя за Аэлитой, он угодил в такое ночное заведение, о котором и упоминать-то неловко. Ах как он боялся тогда за нее, когда ее окружила весьма и весьма сомнительная компания, как их называют теперь, крутых парней. Но смекалка и женская ловкость Аэлиты еще раз поразили его. И все благополучно обошлось. Натура. Ее натура. С первого взгляда Генадия Ильича даже и потрясла женская страстность и темперамент видная во всем ее облике и манерах. Достаточно было лишь разок увидеть ее грациозную походку, ее улыбку, почувствовать ее электрическое прикосновение, чтобы сразу же и навсегда понять, - царица Клеопатра. И за ночь с ней не жалко и жизни. Да, Аэлита часто была влюблена. Ей, вдруг, нравился красивый веселый парень из цветочного магазина и она заказывала принести домой корзину роз и оставляла его пить чай с ватрушками, которые сама и пекла на скорую руку. Но чаем все и ограничивалось. Как бы ни старался гость, какие бы бы страстные, молящие взгляды не бросал на хозяйку, ближе к полуночи она тактично давала ему понять, что продолжение визита не желательно и совершенно ни к чему привести не может. Лишь однажды, когда на выставке драгоценных камней с ней познакомился элегантный и обаятельный принц из восточной страны, она чуть не уступила его настойчивости, и Генадий Ильич сходил с ума от ревности, но в последний момент, когда принц уже заключил полураздетую Аэлиту в объятия, она, вдруг, выскользнула из его рук и, задыхаясь от пробудившегося желания, мельком взглянула на Генадия Ильича, который почему-то оказался рядом, пала перед восточным деспотом на колени и умолила пощадить ее целомудрие. Ах как она, почти нагая, была хороша в тот момент! Генадий Ильич хватался за сердце и едва сдерживал слезы восторга и умиления. На следующий день принц прислал Аэлите громадный изумруд и отбыл на свою закабаленную родину. Уже ясно, что Генадий Ильич всеми силами старался быть повсеместно с Аэлитой и однажды, как ни неловко об этом говорить, он чуть приоткрыл дверь и довольно долго наблюдал ее моющуюся под душем. Ему было ужасно стыдно, но притворить дверь и уйти он не мог. Был момент когда он едва не выдал себя шумным дыханием, утишить которое он не умел, и ему показалось, что Аэлита исподтишка взглянула на него и тут-же повернулась к нему прекрасной девичьей спинкой, но утверждать этот взгляд наверняка Генадий Ильич никогда бы не решился. С этого непристойного эпизода начались и ночные неловкости Генадия Ильича. Стоило ему забыться тревожным непрочным сном, как его посещала моющаяся Аэлита и он просыпался в душевном томлении и с телесной неудобностью. Чаще всего после такого пробуждения он уже не мог заснуть, вставал, кое как умывался, и в середине ночи брел в кабинет к старенькому компьютеру на свидание со своей героиней.