Петрович Георгий : другие произведения.

Ностальгия и покаяние

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга Георгия Петровича "Серебро на холмы Галилейские" обладает одним удивительным свойством. Тексты, помещенные в ней, непостижимым образом превращаются в достояние твоей собственной памяти. Действующие лица и те события, которые с ними происходят, не проникают в твое сознание извне, а всплывают откуда-то из его глубин, и на тебя обрушивается поток времени, пронизанный любовью, спасительной и трагической одновременно. Среди первых читателей, опьяненных вкусом неистовой прозы Петровича, оказался журналист Вячеслав Суриков. Он выясняет у омского писателя тот биографический и культурный контекст, в котором создавались его сочинения.


НОСТАЛЬГИЯ И ПОКАЯНИЕ

   Омская литературная газета "Складчина", 2004
  
   ВС С чего началось ваше литературное творчество?
   ГП Слово творчество вводит меня в некоторый конфуз, но если посмотреть на ретроспективу, то я занялся литературными упражнениями, когда почувствовал, что в эмиграции, на фоне полного благополучия: здоровье, деньги, работа, отсутствие всяких социальных и бытовых проблем, душа умирает. А душа обязана трудиться. Тогда я пробовал себя сначала в поэтических вещичках. Теперь, когда я их перечитываю, с высоты времени, мне нравиться далеко не все. Некоторые вещи -- чисто ностальгический бред, но, в любом случае, это тоска по утраченному. Кстати, с греческого "ностальгия" так и переводиться, это тоска по утраченному. Русскоязычный даже если будет жить в раю, он все равно будет скучать по России. Часто неухоженной, часто хамской, может быть, недостаточно чистой, может быть где-то бандитской, может быть где-то неправовой, но он будет скучать по России, если у него есть душа. Если ее у него нет, то, как может болеть то, чего нет. А потом попробовал прозу. Началась проза с маленького эссе, которое было опубликовано в Германии, оно называлось "Грустно, господа". Потом я вспомнил, что где-то читал такое название и переделал в "Не продлевают век печали". Оно было опубликовано в нескольких русскоязычных газетах. И я тогда понял, что проза пишется труднее, чем поэзия, но "года к суровой прозе клонят". И вот с этого началось
   ВС Что послужило толчком для написания произведений, опубликованных в книге "Серебро на холмы Галилейские". Это была по-прежнему ностальгия, или что еще, ведь часть из них была написана и в Омске?
   ГП Нет, конечно, не только ностальгия. Это и покаяние. Покаяние, за то, что в молодости мы совершали поступки, за которые потом нам бывает очень стыдно. Я не знаю, есть ли человек, которому никогда не стыдно. А поскольку совесть -- это стыд перед самим собой. Ее угрызения нормальный человек должен чувствовать. То хотелось, если не реабилитироваться, и не оправдаться, то, по крайней мере, хотя бы в какой-то степени исповедоваться. Вот так появилась "Беги от него, Мельпомена". А вот "Серебро на холмы Галилейские" это так много пережитого, что просто хотелось об этом рассказать.
   ВС Вы говорите в своих произведениях, прежде всего, о своем личном опыте, или в них действуют персонажи, созданные только в вашем воображении?
   ГП На этот вопрос нельзя ответить однозначно. Простите за нескромность, но если бы Набокова спросили: "А вот когда ты писал Лолиту, ты на самом деле совращал малолетнюю", он, скорее всего, уклонился бы от ответа, и, скорее всего, это был не он. Поэтому там, кончено есть элементы творчества, но в основном, там все строится на пережитом, на том, что я видел, на том, что я знаю, на основе моего опыта.
   ВС Ваши произведения насыщены множеством очень конкретных подробностей. Читая вашу книгу, я по-настоящему открывал для себя некоторые стороны окружающего меня мира. Как происходит собирательство этих деталей, благодаря чему они появляются в ваших произведениях? Это какая-то особенная писательская наблюдательность, или что-то еще?
   ГП В психиатрии существуют такой закон Рибо. Суть его в следующем: человек прекрасно помнит вкус маминых пирожков, которые он ел пятьдесят лет тому назад, но под страхом смертной казни он не вспомнит, что давала ему жена вчера на ужин. То, что было давно, на полке памяти высвечивается очень ярко, очень образно. И самая мощная ассоциация -- это обонятельная. Запахи вызывают самые прочные и самые яркие ассоциации. Поскольку мне уже под шестьдесят, то, наверное, в моем случае, в какой-то степени сработал закон Рибо. При этом я все-таки помню, то, что было со мною вчера. И еще, ориентируясь на принцип "что прошло, то будет мило", мысленно возвращаешься и возвращаешься к прошлому. Даже чрезвычайно трудные, можно сказать, паскудные для меня ситуации, теперь по прошествию времени, уже кажутся таковыми и помнятся до мельчайших деталей. Я думаю, что у каждого человека такое есть. Просто один может об этом написать, а другой нет.
   ВС Как вы для себя определяете то литературное направление, которое вы для себя выбрали? Кого вы видите среди ваших предшественников?
   ГП Есть некоторые понятия, которые в результате, того, что наше общество болело, из позитивных превратились в почти ругательные. Вот, например, слово "соцреализм" -- почти ругательное. Сразу представляется "Девушка с веслом" Ивана Шадра. А, на самом деле, все величайшие произведения -- это реализм и ни что иное. Именно реализм -- то, что есть, и то, что было. В этот ряд войдет и "Мастер и Маргарита" Булгакова. Это любимая мною вещь. Этого же не было. Вот если бы вы меня спросили: "Кто твой любимый автор?" Я скажу, что мои увлечения теми или иными писателями были скачкообразными. Как все дети, я увлекался Дюма, Луи Буссенаром, Жюль Верном. Затем, в юношестве, -- Франсуаза Саган "Немного солнца в холодной воде". Сейчас я ее перечитываю и нахожу перевод ужасным. И вся европейская классика. А потом ты доходишь до "Мастера и Маргариты". И после Булгакова наступает читательский ступор. После этой книги я не мог ничего читать лет десять. Я не мог себя заставить. Потому что, чтобы я не читал, все казалось мне столь незначительным, что я даже не хотел портить зрение. Даже Солженицын, которого я перечитывал за границей, не произвел на меня такого впечатления. А следующее потрясение -- набоковский "Дар". Читаешь и понимаешь, он настолько недоступен, он настолько велик, что после него опять какое-то время я ничего не мог читать. Поэтому сказать, что я исповедую такую-то школу, такое-то течение было бы неправильным. Я хотел бы быть похожим на Бунина. Но это невозможно. Но, по мере возможности, хотелось бы приблизиться к тем, кого я люблю. Я считаю, что все наши почвенники вместе взятые, от Распутина и иже с ним, если собрать все их произведения, то они даже рядом не стоят с бунинской "Деревней". Может быть, я не прав. Это мое субъективное мнение. Поэтому, естественно, что хочется писать так, чтобы было интересно. Это главное. А сказать, что я исповедую какую-то школу в литературе, я не могу.
   ВС У вас всегда крепкий, продуманный сюжет. Как вы его создаете?
   ГП Кто такой прозаик? Прозаик -- это сочинитель. То есть на фоне самого правдивого сюжета, есть элемент сочинительства. У меня это почти что отсутствует. Почему крепкий сюжет? Если это на самом деле так, как вы говорите. Потому что это документальное воспроизведение пережитого.
   ВС Считаете ли вы, что пережитое может быть интереснее воображаемого?
   ГП Нет, я так не считаю. Иначе я бы не любил "Мастера и Маргариту". Просто, может быть, я на большее не способен. Я не способен так вообразить, как вспомнить. Я считаю себя не прозаиком, я считаю себя бытописцем.
   ВС В какой степени, все-таки, в ваших произведениях вы используете элемент воображения?
   ГП Например, когда я попробовал написать рассказ "Ты зачем включил магнитофон", и остановился на фразе: "Через несколько лет он женился, и когда, вместе с женой, встречал особо гадкого, нечистоплотного человека, хитренько переглядывались с ней -- а не спросить ли его: "Ты зачем включил магнитофон?" И рассказ не получился. И он у меня лежал год или два, пока я не придумал, как переделать концовку. И он зазвучал совершенно по-другому. То есть без элемента сочинительства, рассказ был бы куцый, рассказ был бы сырой, и он бы не впечатлял. Но, сочиняя концовку, и описывая в ней, как стрелы дождя проникают сквозь тюремную решетку, я ориентировался на опыт.
   ВС Кто из современных писателей привлекает ваше внимание, за чьим творчеством вы стараетесь следить?
   ГП Из мужчин, а наш писательский цех в основном состоит из мужчин, это Борис Акунин. У него великолепный язык. Из женщин -- это Дина Рубина и Татьяна Толстая. Но Дина Рубина не всегда бывает правдива. Но вот, элементарно, -- "Высокая вода венецианцев". В двух словах: мама узнает, что у нее злокачественная опухоль, и вместо того, чтобы пойти в больницу и помчаться к онкологам, она уезжает в Венецию. Сюжет не нов, он уже обыгран Солоухиным, в рассказе "Приговор". Сюжет этот обыгран Энветема в рассказе "Яйца по-китайски". Там была правда, здесь была ложь. Потому что не будет умирающая мать своей 16-летней девочке хамить и дерзить перед отъездом, потому что она оставляет ее, кровиночку, как сироту в потенциале. То есть, великолепный язык, великолепный сюжет, лихо закрученный, вплоть до аморалки в каком-то занюханном отеле с итальянским мальчиком. Лихо закрученный сюжет, а я не верю. Хочется даже крикнуть: "Я не верю". А вот Толстой веришь, когда читаешь. Пушкин бьет палкой калмыцкого мальчика с глазами молодого Ленина. Это явный вымысел. А ей хочется верить. А Дине Рубиной -- нет, хотя повторяю: язык великолепен и у той и у другой.
   ВС Какое место литература занимает в вашей жизни?
   ГП По профессии я врач. Опять я вынужден возвратится в к тому, что называется душа. Никто не знает, где она есть. И сердце это, в сущности, анатомический орган. Древние иудеи не пили кровь, потому что считали, что душа человеческая -- это кровь. Нельзя есть душу. Поэтому обязательно нужно, чтобы жертва была обескровлена очень хорошо. Это тяжелое занятие литературой, но сладкое. Когда целый день твой мозг занят одной, труднореализуемой фразой. И, в конце концов, ты находишь оптимальный вариант, как досконально точно выразить то, о чем ты хотел сказать. Может быть, это и называется творчеством, хотя я избегаю именно этого выражения. И тогда на задний план отодвигается твоя основная профессия и выходит на первый план занятия литературой. Это интересно. Если вам скажет какой-нибудь писатель или поэт: "Вы знаете, я пишу для себя, я пишу в стол". Не верьте ему -- он лукавит. Никто не пишет в стол, все пишут для того, чтобы их мысли кто-то прочитал. Это не правда, другое дело он написал, а его никто не читает. Тогда он говорит, да, конечно, да я пишу для себя, я пишу в стол. Или складываются объективно так обстоятельства, что автор умирает, а произведение все еще не опубликовано, все тот же "Мастер и Маргарита". Но все, повторяю, пишут для того, чтобы их мысли были прочитаны.
   ВС Что вас связывает с Омском? Что для вас значит этот город?
   ГП Я не коренной сибиряк. Но прожил в Сибири уже больше 30 лет. Начнем со слова патриотизм. Я не люблю пафос, я не за квасной патриотизм. Но если бы меня спросили, ты патриот или не патриот? То я сказал бы: я патриот и патриот Сибири. Почему Сибири спрашивается? Почему не Урал, почему не Казахстана, почему не средняя полоса России? Я где-то 28 лет прожил на Урале. И когда я приехал в Сибирь, я был поражен. Нам часто кажутся некоторые вещи банальными. Вот, скажем, "все познается в сравнении". При всей избитости это фразы, в ней глубокий смысл. Когда я жил на Урале, я думал, что Урал это красиво, что на Урале хорошие люди, что у меня была хорошая компания, меня окружала интересная публика. И, потом, я приезжаю из Перми в Омск, и я поразился насколько красивые здесь люди. Пусть не обидятся на меня уральцы. Насколько ярче, крупнее, физически здоровее кажутся сибиряки на фоне жителей пермской области. Причем, я говорю о местах, где я жил с трех лет. А Сибирь я полюбил сразу и навсегда. И помню о ней, где бы я ни был. Я проехал на машине всю Россию -- 5550 км от города Бад-Кройцнаха в Германии до Омска. Я скажу, что и Пермь и Челябинск, они все проигрывают по сравнению с городом Омском по всем параметрам: от деревенек, которые выглядят богаче, фундаментальнее, как-то основательнее, по сравнению с теми халупками, которые я видел в Кировской области на Урале, в Рязани, в Подмосковье. На фоне этих мест Омск выглядит гораздо презентабельнее. А потом, что такое родина? Все равно это что-то маленькое. Вот для меня дом моей тещи в Таре или бабушки моей жены в Екатериновке, это моя маленькая родина. Даже помню запахи, например, как пахнет во дворе в Таре. Там запахи более насыщены, чем в Омске, потому что там зелени больше. За Сибирь не стыдно. Есть регион, за который могло бы быть стыдно. Я родился в промышленном центре в Череповце. Может быть, он промышленный, может быть он криминальный, не знаю. Но за него нет внутренней гордости. А за Сибирь есть внутренняя гордость, я всегда знаю, что в Голландии, в Израиле, в Америке, когда спрашивают, откуда ты, говоришь я из Сибири. И я вижу, что человек смотрит на тебя с внутренним уважением. Да, я ничего не сочиняю, так оно и есть. Понятно, что нельзя всех под одну гребенку, и нельзя всех обобщать. Но в основном наше общество здоровее, чем, скажем так, среднестатистическое российское. Я могу дать этому объяснение. На Урал в Пермскую область, туда отправляли каторжан. В Сибирь тоже отправляли каторжан, но только какой-то процент. В Сибирь, в основном, ехали люди сильные и энергичные. Они сами завоевали Сибирь, сами искали себе лучшее место под солнцем. И, исходя из этого, сибиряки мне лично симпатичнее, чем люди других регионов.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"