Павел Сергеевич Аниканов был человеком легким. Причем легким во многих значениях этого слова. Он легко и без особых раздумий брался за новое дело, а, если оно не удавалось, что тоже случалось не редко, то так же легко от него отказывался, не переживая от того, что не получилось. Он был легок на ногу: его можно было сорвать из дому хоть посреди ночи, пообещав обильную выпивку и приятную компанию, и необязательно женскую. Он быстро и легко сходился с людьми. Его улыбка очаровывала. Когда улыбался, от глаз разбегались лучики-морщинки, что придавало его лицу выражение сопереживания и внимания. Даже эти пушкинские строки " чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей" про него. Он не делал никаких видимых усилий, чтобы очаровать женщин, но всегда была очередь, желающих переспать с ним. Павел Сергеевич, как мог, сокращал очередь, и, тем не менее, со своей женой Еленой Петровной он прожил уже более двадцати лет.
Кстати, жена, в молодости увлекавшаяся изучением немецкого языка, звала его sorglos und leichtsinnig*. Сначала было в этих словах больше нежной снисходительности и ласковой насмешливости. Ну, что с него взять, таким уж уродился. Зато натура тонкая и отзывчивая. "Тонкая и отзывчивая натура" уже на третий день семейной жизни умудрилась изменить жене. Просто так. Случайно. В собственной квартире. С подругой жены. Думал, что успеет отправить подругу раньше, чем придет жена. Не успел. Жена, изумленная и потрясенная увиденным, бросилась прочь из квартиры. Аникеев устремился за ней, при этом, не забыв предупредить подругу, чтобы та не захлопывала дверь, когда будет уходить. Жену он догнал и сумел уговорить вернуться домой.
Подруги уже в квартире не было, но с женой все равно случилась истерика. Аниканов просил прощения и валялся в ногах, приговаривая, что на него словно наваждение нашло. В своем раскаянии, как всегда, был искренен. Он действительно думал в тот момент, что это наваждение, а не элементарное блядство. Для некоторых попросить прощения целая проблема, а Павел Сергеевич делал это легко. Елена Петровна, тогда еще Леночка, простила. Неудобно как-то, прожив только три дня вместе, разводиться. И родители ее в такие расходы вошли с этой свадьбой, и Паша им не нравился: "несерьезный балабол какой-то". Очень не хотелось подтверждать правоту родителей. Но вместе с прощением ушли снисходительность и насмешливость, а на освободившееся место пришли горечь и недоверие.
По окончании института Паша, устроившись на работу в НИИ, поступил в заочную аспирантуру. По складу ума был он человек цепкий и реактивный. Умел быстро вычленить главную проблему и также быстро решить ее. Диссертацию он написал за год. Но защищаться не стал, так как бюрократические препоны на пути к официальной защите: экзамены, оформление бумаг, ожидание, когда подойдет очередь, охладили его пыл стать ученым. А перестройка и вовсе поставила на диссертации жирный крест.
Перестройку и последовавший за ней бардак Аникеев принял легко и радостно. Он всегда тяготился "вниманием" государства к собственной персоне: в школе, в институте. Государство не забывало постоянно напоминать, что он должен, что обязан... Теперь же о нем попросту забыли, чему Аникеев несказанно был рад. В родном НИИ его не обременяли ни работой, ни зарплатой. Павел Сергеевич был не в обиде. Более того, такое положение дел его вполне устраивало. Он занялся коммерцией. Не заняться ею было просто невозможно: все сотрудники института ушли в бизнес. Директор с заместителями сдавали институтские площади в аренду, те рядовые сотрудники, что побогаче на своих машинах занялись частным извозом, женщины, как наиболее выносливая и трудолюбивая часть, подались в "челноки", а оставшиеся не у дел занялись посредничеством. В то смутное время для неискушенного большинства посредничество казалось тем самым деревом, на котором растут горячие, сдобные булки. Никто этого чуда-дерева не видел, но очень хотелось верить, что где-то оно растет. В перекурах и в рабочее время только и было разговоров о неких легендарных мифических Шуриках, Сергей Иванычах и Наталий Паловнах, которые цистернами продавали спирт, вагонами сахар и эшелонами зерно, а вахтер института, пенсионер Павел Никодимыч, на входе и выходе заговорщически предлагал сотрудникам: "Есть фура обуви, из Польши. Никому не нужно? Товар стоящий, сам видел, а цены просто бросовые. Если есть купец, ведите ко мне". Купцы не шли, но Павел Никодимыч не унывал, предлагая и предлагая все новый ассортимент товаров. "Спирт никому не нужен? На товарной станции три цистерны стоят. Сам видел, цены просто бросовые. Если есть купец, ведите ко мне".
Аникановв хоть и посмеивался над своими коллегами, горе - посредниками, но тоже торговал воздухом, да и рабочий день во всевозможных переговорах и разговорах пролетал незаметно. Но однажды ему посчастливилось увидеть это дерево. И даже сорвать пару булок.
- Пал Сергеич, вас к телефону.
- Я слушаю.
- Привет Паш, - звонил Пеструхин, однокурсник, с которым Аникеев очень изредка общался, и потому звонку удивился
- Здравствуй, Сергей.
- Я сразу по делу. Есть водка по очень хорошей цене. Нужен покупатель. Можем хорошо заработать.
- Целый состав и стоит в Москве, - усмехнулся Аникеев.
- Зря смеешься. Я на полном серьезе. В Измайлово на складе лежат две тысячи коробок "Распутина". Сам видел. Найдем клиента, точно говорю, хорошо заработаем.
- Ладно, попробую. Давай твои координаты, если, что получится, перезвоню, - без особого энтузиазма согласился Аникановв. Он слабо представлял, где и как сможет найти покупателя на эту водку.
Пал Сергеевич вернулся за свой стол, открыл записную книжку, машинально переворачивал страницы, думая, к кому можно обратиться. Сплошные "лирики и физики". Он закрыл книжку и отбросил ее на край стола. Пеструхин своим звонком испортил настроение. Очень уж хотелось булки с дерева. А как его найти дерево это? Да и самочувствие оставляло желать лучшего.
Вчера весь вечер Аниканов выпивал с соседом, с которым случайно столкнулся на лестничной площадке, когда пошел выносить мусор. С мусорным ведром он вернулся домой далеко за полночь, жена спокойно спала, так как точно знала, что муж где-то рядом. Алексей Нилыч, так звали соседа, хоть и был старше Аникеева лет на пятнадцать, оказался мужиком крепким и живущим в достатке. Уже, подвыпив, Павел не смог не поинтересоваться:
- Хорошо живете, Алексей Нилыч. Уже после перестройки заработали?
- По-разному, что-то до, что-то после.
- Если не секрет, а где работаете?
- Числюсь в какой-то конторе, а так вольный стрелок, - небрежно ответил Алексей Нилыч.
- Это как, вольный стрелок? - спросил Павел.
- А так, что потопаю, то и полопаю, - ответил сосед, всем своим видом демонстрируя нежелание развивать эту тему.
- Все, понял.
Глава вторая.
Не заходя домой, Аникеев позвонил соседу в дверь. Алексей Нилыч был дома.
- Тем более поправить надо. Какие могут быть дела с плохим здоровьем. Проходи.
- Я вот Алексей Нилыч по какому делу.
Аниканов быстро выпил стакан и пересказал весь разговор с однокурсником. Алексей Нилыч слушал внимательно, даже очень внимательно.
- Это не туфта? Ты уверен, что товар точно есть? - спросил Алексей Нилыч, когда Аниканов закончил рассказ.
- Можно прямо сейчас уточнить. Я позвоню ему.
- Звони.
Пеструхин подтвердил реальность предложения. Потом к телефону подошел Алексей Нилыч. Он уточнил цену за товар с учетом всех интересов и попросил передать через Павла образец водки.
- Что ж Паш, давай попробуем. Попытаюсь я покупателей найти, - подвел итог Алексей Нилыч. - Если все так, как говорит твой приятель, то можем неплохо заработать.
- Я буду только рад, - ответил Аниканов и выпил уже заранее приготовленный стакан водки.
Через два дня Алексей Нилыч зашел к Павлу.
- Звони своему приятелю. Договаривайся о встрече на завтра. Я клиентов нашел.
Аниканов набрал номер и передал трубку Алексею Нилычу, который и стал договариваться о завтрашней встрече. Аниканова поразила, с какой дотошностью сосед обговаривал каждую деталь предстоящей сделки, он даже поинтересовался, как и кто будет грузить водку, сколько еще посредников со стороны покупателя.
- Зачем вы про посредников спросили, Алексей Нилыч? - полюбопытствовал Аникеев.
- А, чтобы понимать, с кем дело придется иметь. Твой приятель реально к товару отношения не имеет, поэтому важно иметь дело с первыми посредниками, навару будет больше. Понял?
- Теперь понял. А только, как же Сергей? Это он же предложил.
- Не переживай. Свое он получит, но меньше, чем мы.
Весь следующий день Аникеев провел с Алексеем Нилычем. Сначала они поехали встретить продавцов. Продавцами оказались два мужичка очень простецкие на вид. Один был повыше ростом и в плаще, другой пониже - в куртке и шляпе. Имен их Аниканов толком не расслышал, только и запомнилось, что они из-под Липецка, из какой-то райпотребкооперации. Поздоровавшись, Алексей Нилыч отошел с ними в сторонку, и минут десять о чем-то негромко переговаривался.
- Все, порядок, можно ехать, - вернулся к Аниканову Алексей Нилыч, - "откат" возьмем водкой. Нам с тобой даже выгоднее так будет.
- Какой "откат"? - не понял Аникеев.
- "Откат" - наш с тобой процент за работу, - пояснил Алексей Нилыч. - Ладно, поехали.
Встреча происходила в подземном бункере, который явно строился, как бомбоубежище на случай войны, а в мирное время использовался, как склад. Ведомые Пеструхиным, они долго шли по длинным серым коридором, пока не уперлись в массивную дверь с множеством запоров.
Пеструхин позвонил в дверь и что-то сказал открывшему. Алексей Нилыч с покупателями вошли во внутрь, а Аниканов с Пеструхиным остались снаружи. Так договорились с самого начала. Пеструхин нервничал. Как и у Аниканова эта была его первая сделка, и он боялся быть обманутым.
- Вы с продавцами об "откате" уже договорились? - спросил он Павла.
- Договорились.
- Сколько ящиков дают?
- Не знаю, Алексей Нилыч договаривался. А тебе тоже ящиками дают?
- Тоже. Не знаю только, сколько. Я ведь, как и ты не один.
Минут через двадцать вышел Алексей Нилыч с двумя незнакомыми мужчинами. В руках у него были две бутылки водки.
- Это ребята от продавца. Придется немного подождать, пока они там договорятся. А мы пока водку продегустируем.
Пили по очереди из горла и не закусывая, так как в бомбоубежище закуска и посуда не были предусмотрены. Потом, пока водку перегружали с машины на машину, выпили еще. Еще попозже, загрузив "откат" в машину Алексея Нилыча, выпили за удачную сделку и дальнейшее успешное сотрудничество. Больше Аниканов не помнил ничего. Очнулся он только утром в собственной постели. Голова не болела, но все равно было тяжело. Павел глянул на часы. Десять утра. Он откинулся на подушку, решив на работу сегодня не идти. Только задремал, как зазвонил телефон.
- Жив, Паш? - спросил Алексей Нилыч.
- Да, вроде.
- Ну, тогда заходи, жду.
Первое, что бросилось в глаза Аникееву в квартире соседа, громоздящиеся рядами ящики с водкой.
- Это, что все наше? - удивился он.
- Наше, - подтвердил Алексей Нилыч. - Половина твоя.
- И что мне с ней делать? - вновь удивился Аникеев. - Это же месяц можно пить, не останавливаясь.
- Попить, конечно, попьем, - согласился сосед. - Не месяц, конечно, а так, денька два. А остальное продадим. Я уже с утра с магазинами договорился. Сегодня приедут, заберут.
- Какой вы молодец. Я бы так не смог. Возни сколько.
- А ты думал, что деньги просто так достаются.
- Я понимаю, что не просто так. Но ведь вчера полдня померзли, водки попили и заработали. Если бы живыми деньгами заплатили бы, то вообще бы все было без особого напряжения.
- Может оно и так, да не так. Много ты таких счастливцев знаешь, чтобы за один день годовую зарплату поимели?
Аниканов только помотал головой.
- И я почти не знаю, - продолжил Алексей Нилыч. - Работа действительно вроде не тяжелая. Это не мешки таскать или задницу весь день на одном месте просиживать. На такую работу, как наша, чутье надо иметь, настойчивость и немного удачи. Чтобы тебе открыли хотя бы одну дверь, надо позвонить в сто дверей. Ты вроде парень неглупый, но уж больно легко ко всему относишься.
- Это почему же? - запротестовал Аниканов. - Я люблю работать.
- Надо не любить работать, а уметь работать, - назидательно заметил Алексей Нилыч.- Будем вместе работать, научишься. А теперь пойдем "полечимся, - сосед закончил разговор и пригласил Павла на кухню.
"Лечились" они неделю. Дома Павел появился только два раза. Первый раз принес жене деньги за проданную водку. Алексей Нилыч, как и обещал, сдал водку в магазины. А второй раз, зашел за магнитофонными кассетами. Жена Аниканова на пьянство мужа решила не реагировать. Но была поражена, когда Павел выложил перед ней стопки денег.
- Видишь, сколько денег, - пьяно - горделиво заявил Аникеев. - Все твои. Трать, как хочешь. Мы с Алексеем Нилычем еще заработаем. Ты не возражаешь, если мы с ним немного погудим?
- Не возражаю. Только веди себя Павел прилично.
- Лен не беспокойся. Все будет тип-топ. Мы меру знаем.
- Ладно, балаболить. У вас хоть закусить есть?
- У нас все есть, как в Греции.
Аниканов наслаждался собственной удачливостью.
Глава третья.
Аниканов легко притерся к Алексею Нилычу. Но сосед, а теперь и партнер по бизнесу, оставался чужим и где-то даже непонятным человеком, хотя вместе они уже работали несколько лет и виделись, чуть ли не каждый день. Только и знал о нем точно, что сосед живет один. О себе Алексей Нилыч рассказывать не любил. Да и по правде Павлу было это не очень интересно. Единственной точкой соприкосновения являлся их совместный бизнес, и развались он, Аниканов на следующий бы день забыл о существовании Алексея Нилыча. Но дела у них шли пока более, чем успешно. Они удачно дополняли друг друга: коммуникабельный Аникеев легко находил продавцов, а осторожный и подозрительный Алексей Нилыч - покупателей.
Суммы их посреднических сделок уже исчислялись миллионами долларов: они торговали и нефтью, и металлами, и лесом. И даже было пытались организовать продажу оружия, но неудачно: Алексей Нилыч не смог или побоялся найти покупателя, чему Павел Сергеевич был несказанно рад, так как уж очень стремным показался ему этот бизнес.
Деньги шли к деньгам. Аниканов купил новую квартиру. В ближнем Подмосковье застолбил земельный участок. Строиться пока не собирался. Купить землю убедил все тот же Алексей Нилыч. "Земля всегда пригодится. Не будешь строиться, продашь". Каждые полгода менял машину, приобретая, все более дорогие. Не без удовольствия исполнял любые желания и жены, и дочери. Ему всегда нравилась роль деда Мороза. И теща, потрясенная таким материальным взлетом зятя, приняла его, наконец, в родственники. Только тесть по-прежнему считал его балаболом, который обязательно плохо кончит. И при случае жене всегда говорил: " Дурные у него деньги, потому что уж слишком легкие".
На работе Аниканов практически не появлялся. Забегал раз в месяц, чтобы отдать начальнику свою "ученую" зарплату и накинуть сверху еще столько же за "лояльность и понимание". Трудно сказать, что заставляло Аниканова "числиться" на службе. Предусмотрительность и осторожность не его черты характера. Скорее, это отношение к жизни, как к процессу, который идет, и пусть себе идет. Он даже не мог однозначно сказать, нравится или не нравится ему этот процесс под названием "жизнь". Не хотелось останавливаться, да и зачем?
Два-три дня в месяц Павел Сергеевич посвящал Алле Сергеевне. Визиты к ней он называл командировками. Так он всегда говорил жене, когда исчезал на несколько дней. Хотя вполне мог бы Елене Петровне и не врать. Она все равно ему не верила, и принимала его ложь с внешним безразличием. "Тебе Паш соврать, что плюнуть. Даже не задумаешься". Более того, она ловила себя на мысли, что радуется, когда муж исчезал в "командировку". Без него было покойно и уютно, и жизнь в эти несколько дней принимала уравновешенный характер.
Но больше двух-трех дней Аниканов вне дома находиться не мог. Как это не покажется странным и смешным, но он скучал по дому и жене. Алик, так звал Аллу Сергеевну Аниканов, первое время обижалась, а потом привыкла, и находила прелесть в том, чтобы считать дни до следующего прихода Павлика. Ей 35, служебный роман перерос в любовную связь, которая длится без малого десять лет. Она ни до Аниканова, ни после так и не вышла замуж. "До" не получилось, а "после" уже не хотелось или опять не получилось. Да, так ли это важно, почему случилось так или не иначе. Случилось, что теперь гадать.
Даже, если бы Алла Сергеевна узнала, как и почему она стала любовницей Аниканова, вряд ли, что-либо поменялось бы в ее жизни. За эти десять лет она вросла в Павла Николаевича, как непривередливое деревце, которое безо всякого ухода легко приживается в земле.
А его любовницей она стала из-за спора, который затеялся в мужской компании. Павел Сергеевич вместе с сотрудниками из отдела выпивали по случаю получки. Начали с обеда, и к концу рабочего дня были в той приятной кондиции, когда хочется поговорить о бабах. Это было время, когда Аниканов уже зарабатывал неплохие деньги, но еще продолжал исправно посещать службу. Кто-то из компании, когда уже надоело говорить о политической ситуации в стране и как ее изменить, неожиданно пьяно и невпопад произнес:
- А, Аллочка, цаца у нас какая. Никому не обломилось?
- И не обломится, - поддержал тему кто-то из мужиков.
- Это почему же? Что, кто-то уже пытался? - живо заинтересовался Аниканов.
Никто не ответил. Даже, если кто и пытался, кому охота признаваться в своей неудаче. Аллочка, надо признать дама была видная. Высокая, но не стеснявшаяся своего роста, и поэтому ходила, не горбясь, как иные девушки, а всегда с прямой спиной. Правильное и одновременно очень обаятельное лицо. Работу всегда выполняла добросовестно и почти всегда вовремя, поэтому в отделе была несколько особняком, хотя всегда с готовностью сдавала деньги на общие мероприятия, но на них долго не засиживалась. Может быть, поэтому, а, может, действительно, кто-то из мужиков нарвался на отказ, но сложилось о ней мнение, как о девушке неприступной.
- Мужики, предлагаю пари, - с азартом произнес Пал Сергеевич.
- Это, какое еще пари?
- Спорим, что через неделю она будет со мной в койке.
- На что спорим. На интерес или как? - спросил тот, кто первым начал первый разговор.
- На коньяк спорим. Если я проиграл с меня ящик. А, если выиграл, то с вас со всех ящик. По две бутылки с носа получится. Идет?
- Идет. А, как мы узнаем, кто выиграл?
- Мужики, вы же меня знаете. Если проиграю, честно скажу. Если выиграю, и говорить ничего не надо. Сами увидите. Ну, так как?
- Все, договорились.
На следующее утро Аниканов, придя на работу, решил повнимательнее рассмотреть объект спора, чтобы решить, какие действия надо будет предпринять. Увиденное, не особенно не вдохновило его, но и не разочаровало. Интересная, но без изюминки. Перед тем, как уложить женщину в постель, Пал Сергеич всегда пытался представить, как она в ней себя поведет: насколько сведуща в любовных утехах, темперамент, ведомая или ведущая. Эти фантазии-представления и возбуждали его, и позволяли составить, как он сам любил называть, "психологический портрет". Исходя из созданного им представления, Аниканов выбирал тот или иной стиль поведения в отношении будущей жертвы. "Жертва", наверное, громко сказано, он же не охотник, а всего лишь любитель вкусненького. "Рыба, - определил он для себя. - Но не безнадежная. Вполне можно "раскочегарить". Теперь вчерашний пьяный спор наполнился для него определенным смыслом. И ключевое слово здесь было "раскочегарить". В том, что он ее уложит, Аникеев не сомневался, главное, получится ли раскочегарить.
Уже через час у него сложился план действий. Сначала он позвонил приятелю, который жил у жены, а свою квартиру использовал для холостяцких развлечений. Приятель без проблем согласился предоставить ему свою квартиру. Аниканов договорился с ним встретиться, чтобы взять ключи. Потом позвонил жене и сообщил, что срочно на два дня срывается по делам, пообещав вернуться в воскресенье. Ему действительно надо с Алексеем Нилычем уехать за город на деловую встречу, но не обязательно же уезжать из своего дома. Елена Петровна, если и расстроилась, то как-то очень равнодушно или просто не показала виду. Верила ли она в "дела" мужа? Она и сама бы затруднилась бы ответить. Ей было проще совсем не заморачиваться на эту тему. Тем более, что после отлучек муж в дом всегда приносил хорошие деньги.
Позвонив Алексею Нилычу, предупредил того, что поедет не из дома, и договорился, где и во сколько они будут встречаться. Алексей Нилыч, не выказав никакого удивления, только уточнил время и место встречи. В обеденный перерыв Аниканов добежал до метро, и в вестибюле станции, в киоске купил два билета в театр. Он посчитал, что в случае с Аллой наиболее подходит вот такая комбинация: обходной маневр с походом в театр. А дальше, как получится. Пал Сергеевич отнюдь не был самонадеянным человеком. Он прекрасно отдавал себе отчет, что все может закончиться, даже, не начавшись. Допустим, Алла отвергнет его предложение с театром. Все может быть. Хотя в глубине души почти не допускал возможности неудачи. Но, если даже все сложится неудачно, в записной книжке всегда есть телефон дежурной подруги, которая, если и не скрасит горечь поражения, то, по крайней мере, докажет, что все его сегодняшние хлопоты были не напрасными.
Вернувшись в отдел, Аниканов улучил момент, когда Алла осталась одна, и решительным шагом направился к ее столу.
- Алла, - наклонился он над столом. - Скажи мне, пожалуйста, только скажи правду. Ты сегодня вечером свободна?
От вопроса Алла покраснела и не сразу нашлась с ответом.
- А что? Ты что-то хочешь мне предложить?
- Хочу Алла, хочу. Только не руку и сердце, а культпоход в театр. Мы с женой сегодня должны были пойти. Но час назад позвонила, сказала, что у нее какие-то неотложные дела и предложила, чтобы билеты не пропадали сходить с кем-нибудь еще, кто любит театр. Ты ведь любишь театр?
- Люблю, - на полном серьезе ответила Алла.
- Так я могу надеяться, что ты не откажешь мне в совместном приобщении к прекрасному?
- Не откажу, - все так же серьезно ответила девушка.
- Вот и договорились, - искренне обрадовался Аникеев. Первый шаг к победе сделан. - Я сейчас отъеду по делам, а в половине седьмого буду ждать тебя у театра. Договорились?
- Договорились, - эхом отозвалась Алла.
-
Пал Сергеич не был театралом, хотя в студенческие годы бывал и на "Таганке", и в "Современнике". Вместо этих театров он вполне мог побывать и в других, если бы в них было так же трудно попасть. Билеты в эти театры распроданы на месяцы вперед, а ты все равно умудряешься пройти, и победоносно окидываешь публику со своего раскладного стульчика. Он испытывал кайф только от того, что он смог то, чего многие другие не смогли. Сегодня все гораздо проще: плати деньги и занимай место согласно купленным билетам.
Аниканов сразу отметил, что Аллочка пришла к точно оговоренному времени.
"Или клюнула, или очень в театр хотелось", - здраво рассудил он.
Спектакль его мало занимал. Все первое действие он моделировал дальнейшее развитие событий, вплоть до мелких деталей, которые приятно возбуждали. В антракте Пал Сергеич угостил Аллу шампанским, а сам принял два раза по "пятьдесят" коньячку. Поэтому второе действие он провел в легкой полудреме, почти незаметной постороннему глазу. По отношению к девушке был абсолютно сдержан, даже не пытаясь, хотя бы, коснуться плечом плеча. Он решил не размениваться на мелкие знаки внимания, а добиться всего разом в удобном месте и в удобный момент. "Оптом дешевле", - так по-торгашески он определил свою задачу на сегодняшний вечер.
Когда после спектакля, они вышли из театра, Алла посмотрела на Аниканова, словно интересуясь, а, что будет дальше? Так, по крайней мере, показалось Пал Сергеичу. Он крепко взял Аллочку под руку.
- Пойдем, у меня за углом машина стоит.
Разместившись в машине, Аниканов произнес заготовленную и уже не раз проверенную фразу:
- А не отметить ли нам такое важное мероприятие как культпоход в театр? Я лет пять в театре не был.
- А что есть предложения? - Аллочка внешне безразлично пожала плечами.
- Буду думать, что предложить, - он сделал паузу, будто действительно не знает, что предложить. Он уже собрался произнести очередную заготовленную фразу типа: "Есть у меня один укромный уголок"..., как Аллочка неожиданно произнесла.
- Не ломай голову. Если не возражаешь, то отметить можем у меня.
- Аниканов с удивлением и недоумением посмотрел на нее: такой поворот событий он не просчитывал. Она прочитала, как ей показалось, в его взгляде вопрос и поспешила добавить:
- Я живу одна. У меня своя квартира. Родители купили, когда я закончила институт. Посчитали, что с квартиры начинается самостоятельная жизнь.
- Поехали к тебе, - легко согласился Аниканов. Он уже успел просчитать, как и когда сможет отдать приятелю ключи от квартиры. - Даже любопытно посмотреть, как ты живешь.
- Живу, как все живут. Мягкая мебель стенка, диван и прочие прелести жизни.
Аллочка не лукавила. Стандартная мебель, чистенько, аккуратненько. Посуда, книги стояли там, где и полагаются им стоять: на полочках за стеклом. Пал Сергеевич даже был разочарован увиденным, так как считал, что жилье, обстановка часть человеческой сущности. Он уже предполагал, что и ночь с Аллой будет такая же стандартная и аккуратная. "Ладно, что раньше времени себя накручивать, - решил про себя Аниканов. - В конце концов, только одна ночь". Он поудобнее откинулся в кресле в ожидании, когда Аллочка вернется с кухни.
Минут через десять она вошла в комнату с подносом, на котором аккуратно на тарелочках лежали порезанные сыр и колбаса, а в двух вазочках соответственно располагались конфеты и варенье. Поставив поднос на столик, она отошла к серванту, и вернулась с двумя рюмками и бутылкой коньяка. "Нормально, - повеселел Аниканов, - может, и не так скучно будет. В случае чего, у меня тоже бутылка есть".
- Наливай, - решительно произнесла Аллочка. - Будем отмечать окончание культурного мероприятия. Мы ведь для этого собрались?
- Так, так, - ответил Аниканов, аккуратно разливая коньяк.
Дальше события развивались так, как и предполагал Пал Сергеевич. Единственная неувязка в плане - Аллочка пила с ним почти на равных. В паузах они говорили о всякой ерунде, но за пустой болтовней, он - кот, она - мышь, которая покорно ждет, когда ее слопают. Аниканов не стал дожидаться, когда закончится коньяк, а решил действовать. Встал, подошел сзади к ее креслу и положил руки ей на плечи. Она, не оборачиваясь, протянула ладонь его руки к своей щеке и поцеловала ее. От такой покорной ласки Пал Сергеевич даже слегка опешил. Ему хотелось еще поиграть в кошки-мышки, а тут такая покорность. Он вышел из-за кресла, притянул ее к себе и резко поцеловал в губы, так резко, что она даже вскрикнула от боли.
- Извини, не хотел.
Он уже успел расстегнуть на ней кофточку, скинуть бретельки лифчика, но, когда Аниканов, пытался залезть ей под юбку, Алла каждый раз убирала его руку.
- А вот этого не надо.
Пал Сергеевич пребывал в некотором недоумении. Он никак не мог понять логику ее поведения. "Неужели на динамо нарвался"? - неприязненно подумал он об Аллочке. Аллочка между тем окончательно отстранилась от него.
- Хватит, - сказала она, застегивая кофточку.
- Хватит, так хватит, - согласился Аникеев, - Давай тогда выпьем.
Они допили бутылку, и Аникеев решил, что, пожалуй, надо уходить.
- Спасибо, Аллочка за все, Буду собираться, - сказал он, поднимаясь из кресла. Аллочка, не отвечая вслед за ним поднялась из кресла, и вплотную приблизилась к нему, неожиданно нежно положив ему руки на плечи.
- Не спеши.
Уже в постели прошептала:
- Сделай так, чтобы было хорошо. Ты у меня первый.
Неожиданное признание, сделанное в самый кульминационный момент, если и не ошеломило Аниканова, то ввело в определенную растерянность: "Такой кайф поломала. Придется предохраняться. Как-то все по-книжному получается. Ты у меня первый". Раскочегарить ее так и не удалось.
В понедельник он привез на работу ящик коньяка. Мужики были удивлены не тем, что у того ничего не вышло, а тем, что он в этом признался. Аниканов же решил не хвастаться свой победой, а предпочел проиграть. Он посчитал неуместным обсуждать то, что у него произошло с Аллой. Такое обсуждение он посчитал постыдным, а потому и неприличным.
Пал Сергеич всю неделю, пока был коньяк, приезжал к вечеру на работу. После работы провожал Аллу домой, и на пару часов у нее задерживался. Он привязался к Алле, как та кошка, которая, выйдя из дома бредет в другой дом, из которого ее не гонят, но и не заставляют остаться.
Аниканову было с Аллой и удобно, и комфортно. Захотел пришел, захотел ушел. Это не значит, что не имел никаких перед ней обязательств за эти десять лет. На аборты он отправлял ее к самым дорогим врачам, купил ей машину, помог однокомнатную квартиру превратить в двухкомнатную. Если жене о своих делах он практически ничего не рассказывал, то Алле каждую сделку расписывал до мельчайших подробностей. Она была замечательным и внимательным слушателем, потому что все ее вопросы и замечания были всегда по делу.
Алла после первого аборта решила порвать с Аникановым. Ей было обидно, что он так с ней обошелся. Отправил к врачу, никак, не посчитавшись с ее желанием. А тогда ей хотелось родить ребеночка. Но он был после так трогательно заботлив, так убедительно изложил, почему надо было поступить именно так, что она его простила. Да и как не простить, если он целую неделю приходил с огромными букетами цветов. Трудно сказать, любила ли она Аниканова, но в силу своей инертности Алла настолько к нему привыкла, что ничего не хотелось менять. Красивая и ухоженная, она оставалась все той же "рыбой", вялой и безвольной. Даже секс был ей необходим только потому, что так хочет он. По началу Аниканов огорчался от ее такой аморфности, но потом тоже привык, а в постели "зажигал" с другими женщинами. Алла - надежный приют, в который он всегда может вернуться, словно бездомный бродяга.
Глава четвертая.
Аниканов позвонил в дверь и стал ждать, когда Алла откроет дверь. Она не раз предлагала ему, чтобы у него были свои ключи от квартиры, но Пал Сергеевич всегда решительно отказывался. На это у него были, как он сам считал, веские причины. Во-первых, ключи может совершенно случайно найти жена, и придется врать, объясняя происхождения ключей. Во взаимоотношениях женой и так лжи хватало, так зачем же ее плодить еще. Во-вторых, ключи налагали на него дополнительную ответственность, делая его более домашним по сути в чужом доме. В-третьих, он справедливо полагал, что у Аллы может быть своя жизнь, а наличие ключей у него - вмешательство в эту жизнь.
- Здравствуй, еще не спишь?
- Здравствуй. Ты же знаешь, что я всегда тебя жду, - без тени обиды ответила Алла Сергеевна. И хотя она была в домашнем халате, выглядела так, словно ей через десять минут отправляться на светский прием.
- Знаю, знаю. Это я так сказал, почти не подумавши.
- Ужинать будешь? У меня все горячее.
- Если ты не ела, то перекушу с тобой.
- Тогда, мой руки, будем ужинать.
- К ужину есть что-нибудь.
- Найдем.
Аниканов уже был слегка навеселе, но Алла Сергеевна никогда не устраивала ему сцен по этому поводу, что, по мнению Пал Сергеича шло ей в актив. После ужина, как обычно, уселись на диване с чувством сытого удовлетворения. Аниканов раздумывал, сразу ли лечь спать или рассказать о предстоящей сделке. Решил все-таки рассказать. С женой он никогда не делился своими планами, проблемами, так как чувствовал, что это ей абсолютно неинтересно.
Жене было не только неинтересно, но и стыдно за то, что муж банальный торгаш. Ей казалось, что муж, как личность деградирует. И только деньги, которые он приносил в дом, примиряли ее с его деятельностью. Связующим звеном в жизни оставалась только дочь. Как у людей, у которых глубина чувства подменялась любвеобильностью, Аниканов обожал свою дочь. В этом не было чего-то странного или удивительного: женщину можно поменять, то дочь никогда.
Если в детстве, дочь просто инстинктивно тянулась к отцу, чувствуя, исходящие от него тепло и нежность, то, повзрослев, не только не осуждала его за более, чем прохладные отношения с матерью, но даже частенько была на его стороне. Возможно, влияли и те материальные блага, которые доставались ей от отца. Тем не менее, о жизни дочери Аниканов знал больше, чем жена. Он был с дочерью откровенен в той мере, которая позволяла ему в ее глазах оставаться порядочным человеком, поэтому, когда заходил разговор в его взаимоотношениях с матерью, он говорил дочери только одно: "Не суди меня, а тем более мать. Так сложилось". О делах рассказывал ей только в общих чертах, избегая подробностей, справедливо полагая, что такие подробности не для ушей ребенка. Поэтому из близких людей, с кем он мог поделиться своими проблемами, оставалась только Алла Сергеевна.
А проблема перед ним возникла серьезная. Даже не проблема, а скорее соблазн быстрого и легкого заработка. Такого рода сделок у него было великое множество, но не в таких размерах. Соблазн был в размерах потенциального годового заработка. Звонил Пеструхин. После той первой совместной удачной сделки они практически не виделись. Звонку Аниканов обрадовался, так как Пеструхин звонит всегда только по делу, и обязательно выгодному.
- Привет, Паш. Как жив-здоров?
- Здоров. Живу, вроде не жалуюсь. А ты-то сам как?
- Тоже нормально. Слушай, я по делу звоню.
- Кто бы сомневался. Ты всегда только по делу звонишь.
- А чего без дела по телефону сопли жевать. Соскучился - встретился. Так зачем?
- Согласен. Значит, не соскучились. Какое дело? Излагай.
- Дело денежное, конечно. Иначе, чтобы я тебе звонил, но разговор не телефонный. Надо встретиться, и при встрече все переговорить.
- Без вопросов. Где и когда?
- Через два часа устроит?
- Да, где?
- Давай, в метро на Маяковке.
- Договорились.
Встреча в метро не удивила, не насторожила Аниканова. За годы, проведенные в коммерции, он вынес убеждение, что самые удачные сделки совершаются не в шикарных офисах, а вот в таких местах, как метро.
- Привет, Паш.
- Привет, - Павел Николаевич оглядывался вокруг, ища взглядом того, кто его окрикнул.
- Вот, как зазнался, что не узнаешь старых друзей.
В мужчине с опухшим лицом и неряшливо одетым, Аниканов с трудом признал Пеструхина.
- Извини, столько не виделись, что не сразу признал, - смутился Павел Николаевич.
- Ничего, ничего. С кем не бывает. Во-первых, годы не красят, во-вторых, я с "бодуна". Голова трещит, сил нет. Поэтому без машины. Да и спокойнее так встречаться.
- Да, да, конечно, - торопливо согласился Аниканов. Он поймал себя на ощущении, что ему хочется бежать отсюда, но, тем не менее, спросил: "Какое дело у тебя"?
- О делах, точнее о деле и хочу с тобой поговорить. Есть партия бытовой техники. Стиральные машины там, пылесосы, микроволновки. Фуры стоят в Смоленске на растаможке. Цены смешные. Запас - процентов 60. Я уже нашел клиента, который все сразу заберет в Москве. Наш навар 50 процентов.
- На какую сумму товар?
- На 800 штук "зеленых".
- Ничего себе, - присвистнул Аниканов. - Откуда взять такие деньги. У меня лично таких бабок не имеется. Нет, Сереж, это предложение мне не подходит.
- Паш, не спеши. Ты вдумайся, зараз срубить 400 штук. Когда еще такой случай выпадет?
- Может быть, и никогда. Что толку в ступе воду толочь, если денег нет.
- Паш, говорю тебе, не спеши. 250 я достану. Ты же сам понимаешь, были бы все деньги, я бы тебя не позвал. Ты же можешь перехватить деньги? Они нам, максимум на два-три понадобятся. Сделка, никакого геморроя. Только и дел, что деньги из кармана в карман переложить. Я не поверю, что такому удачливому коммерсанту как ты не у кого взять денег. Напрягись, сделка стоит того.
Аниканов задумался. Сделка его заинтересовала. Он уже прикидывал в уме, где и как сможет набрать денег.
- Хорошо Сергей, я подумаю, что можно сделать. Время терпит?
- Ты сам знаешь, что при таких сделках времени всегда нет. Купец может и других клиентов найти.
- Хорошо. Завтра в конце дня постараюсь дать ответ. Куда позвонить?
- Запиши мой мобильный.
Расставшись с Пеструхиным, Павел Николаевич, стал прокручивать в голове все возможные варианты. Сделка его заинтересовала. Он хорошо помнил то первое дело со своим однокурсником, которое положило начало его коммерческой карьере. Да и сумма, которую можно поиметь, выглядела очень привлекательной. Он уже представил, как использует заработанные деньги. Его совсем не насторожил непрезентабельный вид Пеструхина. "Мало ли, кто как выглядит. Во-первых, с бодуна, во-вторых, внешний ничего не значит. Сам бывало и похуже выглядел", - сразу отмахнулся он от малейших подозрений.
Аниканов уже некоторое время вынашивал идею создания какого-нибудь фонда, чтобы заняться благотворительностью. Пал Сергеевич был человек отзывчивый. Он редко отказывал, если мог помочь. С другой стороны, хотелось признания, славы. Он понимал, что сами по себе деньги для него мало, что значат. Он живо представил, как учредит премии своего имени для талантливых ученых, будет вкладывать деньги в интересные проекты. О нем услышат, будут писать, а там, глядишь, можно и в политику податься. Поэтому эти деньги были бы, как нельзя кстати.
При всей своей коммерческой успешности у Аниканова никогда не было денег про запас. Он не умел или не хотел копить, откладывать деньги на "черный день". Заработанное, он тратил на подарки жене, дочери, любовнице. С тихой радостью давал взаймы знакомым, не надеясь на возврат долга, так как всегда говорил: "Отдашь, когда сможешь". Это его фраза, словно индульгенция, освобождала бравшего взаймы от необходимости долг возвращать. На покупку чего-либо солидного, крупного денег не хватало, и он сам легко брал взаймы. Долги всегда отдавал вовремя, поэтому его охотно ссужали деньгами. Но такую большую сумму Павлу Николаевичу еще не приходилось занимать. Вечером дома он в очередной раз прикидывал варианты, как и где можно раздобыть такое количество денег.
Эту сделку ему хотелось бы провернуть без Алексея Нилыча. Не потому, что Аниканов не хотел делиться, а просто он не видел места в этой сделке для своего соседа. А брать в долю только за хорошие отношения, Пал Николаевич посчитал несправедливым. Алексей Нилыч и так в последнее время играл роль английской королевы - разделить деньги. Всю черновую работу - встречи, звонки - приходилось делать Пал Сергеевичу. По крайней мере, таким образом ситуация представлялась Аниканову. И вот, наконец, пришел тот случай, когда можно и нужно поработать исключительно на себя. Тем более, что предприятие предстояло несложное. Продавцы и покупатели в наличии. Дело только за деньгами. Но, как Аниканов не прокручивал возможные варианты, даже теоретически необходимая сумма не получалась. Он сосчитал всех знакомых, кто может дать взаймы, прикинул, что можно заложить: машину и земельный участок так и с недостроенной дачей. Все равно не выходило. "Ладно, - решил он, наконец, - не буду заморачиваться. Завтра начну собирать деньги. Сколько получится, столько получится".
Весь следующий день Аниканов посвятил телефонным звонкам и деловым встречам. Ему на удивление легко удалось собрать почти 400 тысяч, а точнее 396. 50 тысяч наскреб из своих запасов. Большую часть суммы дал знакомый банкир, у которого он одалживался и раньше. Несмотря на всю свою внешнюю респектабельность, был он самым настоящим бандитом. Его и в банке на почетной должности держали для одного - выбивание денег из должников. С ним его в свое время познакомил Алексей Нилыч.
- Крупное дело заварил? - спросил банкир, услышав запрашиваемую сумму.
- Да, дело одно наклюнулось. Мне деньги нужны буквально на несколько дней. Сразу, как продам товар, деньги тут же вернул. Ты не волнуйся. Все будет в порядке.
В Аниканове была черта, которая ему самому ужасно не нравилась. Он начинал заискивать, когда просил деньги.
- Я не волнуюсь, Это тебе волноваться надо, если, что не так. Как обычно, полпроцента в день. Пиши расписку.
Пал Николаевич быстро написал хорошо знакомый ему документ. Пересчитал деньги и еще раз повторил:
- Ты не волнуйся, все будет в порядке.
Ему очень хотелось собрать ровно 400 тысяч, и он надеялся не без основания, что недостающие деньги даст Алла Сергеевна, поэтому вечером поехал к ней. Пал Николаевич никогда еще не просил у нее денег. У него был, как ему казалось, незыблемый принцип - близких в свои дела не вмешивать. Но уж очень заманчивой казалась предстоящая сделка, и он решил поступиться принципами. Да и деньги возьмет, максимум на неделю. Зная Аллу, как женщину рачительную, не сомневался, что деньги у нее есть. И, тем не менее, начать разговор о деньгах было ему нелегко. Он привык заботиться о ней. Привык, чтобы она о чем-то просила, а не он. Привык, что она выполняла все его желания. Вдруг откажет. Скажет, что таких денег у нее нет. Не будешь же проверять или высчитывать, как она распоряжалась теми деньгами, которые он ей давал? Боязнь отказа, мешала начать ему разговор на эту тему.
- Иди сюда, Хочу кое-что тебе рассказать, - он притянул Аллу Сергеевну на диван.
Аниканов очень подробно рассказал о том, что предложил Пеструхин. Выложил даже потаенную мечту о благотворительном фонде. Живо в лицах изобразил с долей комизма, как долго пришлось уламывать одного партнера, чтобы дал "10 штук". Сказал, что всю сумму набирать все равно не будет. 400 тысяч и так хорошая предоплата. Пусть Пеструхин договаривается с "купцом", что остальные деньги после реализации товара. И, если Пеструхин не договорится, то это его проблемы. Хотя будет жаль, если сделка сорвется, а под конец спросил:
- Слушай, Алик (Алле Сергеевне очень нравилось, когда он так ее звал), мне до 400 тысяч не хватает четырех. Честно говоря, у кого можно взять, я уже взял. У Нилыча взять могу, но не хочу. Хочу сделку без него провернуть. У тебя случайно нет чего-нибудь в загашнике?
Последние слова дались ему очень тяжело, хотя внешне все выглядело как пустячная просьба. В этой просьбе он чувствовал какую-то свою внутреннюю несостоятельность.
- Могу, конечно. Тебя, когда деньги нужны?
Алла Сергеевна так же легко согласилась на просьбу Аниканова. Чуть ли не впервые он нуждался в ее помощи. Ей так хотелось быть ему нужной и полезной, что даже как-то забылись прежние обиды.
- Можно завтра. Спасибо тебе, родная.
Пал Николаевич был искренне растроган и удивлен одновременно. Он спрашивал Аллу на "авось". А она, какая молодец, оказалась. Сумела кое-что сохранить на "черный день". К жене бы он с подобной просьбой никогда бы не обратился.
Глава пятая.
На следующий день Аниканов позвонил Пеструхину.
- Слушай, Сергей. Я сумел только четыреста найти. Больше не было никакой возможности. У тебя 250. Договорись с продавцами, что 650 тысяч предоплата, а через день-два отдадим остальное. Ты же сам говорил, что покупатели есть.
- Есть. Только согласятся ли продавцы, - в голосе Пеструхина прозвучало сомнение. Он был разочарован, так как был почти наверняка уверен, что Аниканов найдет всю сумму.
- Это Сергей уже твои проблемы. Мы и так отдаем сумму более, чем внушительную. Давай, крутись. Если до вечера результата не будет, я деньги возвращаю людям.
Вечером Пеструхин позвонил.
- Они согласились. Но ты не представляешь, сколько мне уламывать им пришлось. Я чуть ли не всеми своими родственниками клялся.
Через час они встретились там же в метро. На сей раз Пеструхин выглядел приличнее и молодцеватее. Чисто выбрит, а на куртку по-щегольски был намотан шарф. Аниканов передал ему кейс деньгами.
- Возьми вместе с кейсом, - сказал Аниканов, когда заметил попытку Пеструхина открыть кейс. - Ровно четыреста тысяч. Нечего в метро с такими деньгами светиться.
- О, кей, - легко согласился Пеструхин. - Поверю на слово. Мы же с тобой не халявщики, а партнеры, - ухмыльнулся он.
- Товар, когда будет у тебя? - заговорил о деле Павел Николаевич.
- Завтра утром передам деньги. Оформлю документы. В обед встречаюсь с покупателями. Вечером с тобой будем считать дивиденды.
- Моя помощь нужна?
- Да, нет. Сам справлюсь. Вечером встретимся, я передам тебе деньги. Обычная схема, ничего нового.
Уверенный и деловой тон Пеструхина не давал поводов к беспокойству. К тому же Аниканову совсем не хотелось принимать участия в сделке. Видеть опять эти тупые рожи. Пусть Пеструхин поработает один.