Аннотация: Рассказ в некотором роде является логическим продолжением рассказа "Проклятие Эстер".
Раечка
Внезапно поняла, что теперь кроме меня, никто и не знает о ней. Я говорю о своей бабуле, о любимой Раечке. Она умерла, когда мне было 15 лет, многие ее рассказы я помню, конечно, потом что-то дополняла моя мама. А вот теперь - никто не дополнит. А история ее была необыкновенная... у нее была яркая юность, а детство... какое у нее было детство! Стараюсь вспомнить все, что знаю, не хочу, чтобы память о ней ушла вместе со мной.
В раннем детстве она слышала идиш, но говорить не говорила на нем, а я помню, что иногда со смехом произносила каких-то два-три слова. Как они звучали на идише, я уж и не вспомню, но она говорила, что означают что-то вроде "говно на палочке". Я пыталась повторить, она мне этого не разрешала. Хотя нет - она вообще-то мне все разрешала, но просто - активно не советовала их повторять.
При рождении ее назвали - Рахель, я же помню ее как Раечку. Она была третьим ребенком у "синеглазой принцессы" , моей прабабушки Лены - о ней я однажды писала в рассказе "Проклятие Эстер".
Суровая Эстер, ее старшая сестра прокляла ее и "весь женский род по ее линии" - о чем сама Лена вспоминала неоднократно, а потом и ее дочь Раечка. Проклятие Эстер коснулось и Раечки, и моей мамы и надо думать, меня. И я очень надеюсь только, что оно прервалось на пятом поколении, на моей дочери.
В шестнадцать лет моя прабабка Лена, юная красавица, "синеглазая принцесса" с косой до попы, опоздала на пароход в Одессе и не уехала к своему жениху в Америку. "Так вот мы и не стали американцами", говорила моя Раечка. Да, не стали. Не судьба нам была жить в Америке наследниками молодого богатого фабриканта, жениха красавицы Лены.
Зато синеглазая принцесса в семнадцать лет родила своего старшего сына Яшу, а потом, год-полтора спустя и второго, а еще чуть позже - мою Раечку. Итак, у Лены было трое детей, а самой ей было в тот момент чуть за двадцать. Я так и не знаю, женился ли на ней тот самый биндюжник, или нет, но содержал ее и своих детей неплохо. Они жили тогда в Батуми.
Бабуля мне рассказывала о шикарном доме у самого моря, со ступенями, убегающими в воду, с огромным садом, и еще она помнила, что одевали ее в кружевные трусики и рубашечки.
Молодая мать только родила четвертого ребенка, когда однажды ее биндюжник пропал. (К слову, объявился он спустя много лет, а потом снова пропал - уже навсегда). На самом деле я не могу утверждать наверняка - пропал ли он тогда, бросив ее в Батуми, или в его отсутствие в дом нагрянули красные, и ей самой пришлось бежать. Так или иначе, она вынуждена была уехать, куда глаза глядят - это факт. А глаза ее глядели в сторону Москвы - может, там кто-то был у нее, может просто так - но добралась она до Загорска, там и осела на долгие годы.
Четвертый ее ребенок родился в год, когда началась гражданская война, все вокруг пошло кувырком. Она осталась совершенно одна с четырьмя маленькими детьми - старшему, Яше - было лет восемь, не больше. А самой ей исполнилось... точно не знаю, сколько, но если и было лет двадцать пять - то и хорошо. Немного ей было лет, однако простить и понять то, что она сделала - все равно невозможно. И моя Раечка ей никогда этого не простила.
А молодая многодетная мать, синеглазая принцесса, поступила просто. Рассудив, что четверых ей точно не прокормить, она их рассовала... по детским домам! Всех, кроме самого младшего, да и того, подозреваю, оставила при себе лишь потому, что он был грудным - таких наверное в детские дома не принимали. А "больших" (напомню, что старшему было около 8 лет, среднему примерно 6, а Раечке не было и пяти) она оставляла в тех детских приютах, которые попадались ей на пути через Украину в Москву. По одному раздавала детей, что было уж совершенно изощренным садизмом, потому что дети были очень привязаны друг к другу.
В результате еврейские дети, знающие с рождения достаток и даже роскошь оказались в разных приютах на территории Украины во время гражданской войны.
Раечка много рассказывала - дети злее и беспощаднее взрослых, дети редко упускают шанс для издевательства над беззащитными. Ее били, дразнили жидовкой и не давали прохода. Она все время плакала и пряталась на чердаке. Воспитатели, если таковые и имелись, внимания на это не обращали, а может, и поощряли - кто ж знает?
Спасала ее старая нянечка, она подарила девочке нательный крестик, велела надеть на шею и не снимать, а когда дразнить начнут - показывать его обидчикам. Раечка говорила, что ей этот крестик помогал, она вспоминала старую нянечку всю свою жизнь.
Не знаю точно, сколько времени провела она в детском доме, но в один прекрасный день за ней явился старший брат, каким-то немыслимым путем вытащил ее оттуда (думаю, побег организовал). Затем они отправились за вторым братом, и уже втроем в товарных вагонах дети отправились за непутевой матерью. Каким образом Яша узнал, где именно находятся младшие, неизвестно.
Все трое однажды появились в Загорске - не сказать, чтобы мать очень обрадовалась, однако с тех пор они жили вместе. Раечка говорила, что она не знает, собиралась ли мама их вообще забирать из этих приютов.
Что удивительно - при таком отношении к ним родной матери все трое выросли очень теплыми и любящими друг друга людьми.
Что касается четвертого, младшего, то, едва ему исполнилось шестнадцать, он угодил в детскую колонию, потом объявлялся несколько раз, а потом и вовсе исчез из их жизни подобно своему отцу.
Синеглазая красавица, к счастью, имела "профессию" - ее в свое время обучала Эстер, в результате Лена превосходно знала польскую кухню. Во время гражданской войны она устроила нечто вроде столовой у себя на дому. К ней ходили "столоваться" большевики, и почему-то именно в ее доме они устроили склад, где хранили листовки и прокламации.
Однажды на квартиру нагрянули белые, перевернули все вверх дном, нашли эти листовки и требовали выдать им подпольных. Однако мать, некогда сдавшая в детский дом троих родных детей, проявила неожиданную стойкость и никого не выдала. На глазах у детей ее хлестали нагайкой по лицу. Старший, Яша, попытался заступиться и тоже получил удары нагайкой.
Яша поступил в мореходку, выучился, и пошел во флот. В конце двадцатых годов их судно причалило к немецкому портовому городу (кажется, Раечка говорила, что это был Гамбург). Русские моряки гуляли по городу, когда там началась демонстрация рабочих против правительственного режима. (Я пыталась сейчас проверить эти данные - в Гамбурге было восстание в 1923 году, но для этого года Яша был слишком молод, я помню, Раечка говорила, что ему было лет 20 в тот момент - так что, возможно, это была демонстрация против зарождающегося фашизма?.. такие тоже были, в конце 20-х годов). Разумеется, наши моряки не могли не остаться в стороне и не поддержать своих товарищей-пролетариев! Небольшой группой они примкнули к демонстрации. Рабочих разгоняли резиновыми дубинками. Яшу привезли домой с отбитыми легкими и почками. Он умер в течение нескольких дней.
Средний брат Изя (я его помню как дядю Володю) встретил молодую красавицу-казачку. Обоим было лет по восемнадцать. Никакие запреты со стороны матери, а также со стороны родителей невесты их не остановили - он увез свою казачку на велосипеде прямо в ЗАГс, где они и поженились. И кстати, жили очень счастливо, их дочка стала двоюродной сестрой моей мамы. В юности они поддерживали связь и дружили. (У меня в Москве есть две троюродные сестры, внучки дяди Володи, с которыми я встречалась несколько раз в детстве. Я давно ничего о них не знаю.)
Моя Раечка, когда ей было лет шестнадцать, увлеклась художественной самодеятельностью и участвовала в "агит-спектаклях" - действо проходило в "народном" театре под названием "Синий треугольник". Она вообще была очень активная, веселая, необыкновенно хороша собой. Она занималась и спортом, и даже на коньках каталась, и на байдарках ходила. А в этом своем "Треугольнике" она познакомилась с красавцем Костей, как оказалось, "дворянских кровей". Правда, в те годы он это тщательно скрывал. Можно представить себе ужас его матери, когда она узнала, что сын собирается жениться на еврейке. Я уж не говорю о том, что думала и как реагировала на это Лена.
Мою маму Раечка родила в неполные восемнадцать. Она назвала дочку Наташей потому, что во время беременности читала "Войну и мир". Она вообще очень много и постоянно читала, хотя не получила никакого образования кроме десятилетки.
Она всю жизнь вспоминала своего Костю, с которым развелась спустя четыре года. Они однажды сильно поссорились, и в пылу он назвал ее "жидовкой". Она немедленно указала на дверь и больше никогда с ним не разговаривала. Он безуспешно вымаливал прощение много лет. Даже когда она вышла замуж второй раз, даже когда родила ребенка от нового мужа. Он очень любил ее, больше никогда не женился, писал ей письма с фронта (был летчиком), которые она хранила всю жизнь и на которые никогда не отвечала. Я думаю, это была ее единственная любовь. Она показывала мне его письма - серые хрусткие треугольники.
Она родила еще троих детей, двое из которых умерли от тифа во время войны. Мальчика, родившегося перед войной, она назвала Яшей в память о любимом брате. Она мне рассказывала об этом ребенке, называя его "Яночка". В ее шкатулке хранилась крошечная овальная фотография трехлетнего очаровательного малыша. Она его обожала, говорила, что он был необыкновенным, удивительно умным и тонким ребенком, и была уверена, что его "сглазили". Однажды пришла к ней соседка, смотрела долго-долго на ее Яночку и сказала - "Чисто ангел!.. не жилец".
Не жилец и оказался...
Она была нежной матерью своими детям. У Лены с возрастом совершенно изменился характер. Она считала, что все ее ненавидят, ждут ее смерти, и могла внезапно уйти из дома на целый день, а Раечка с моей мамой-подростком сбивались с ног в ее поисках.
Правда, материнские чувства в некоторой мере посетили Лену - когда моя мама была маленькой, она часто нянчилась с ней, и мама помнила огромную коммуналку в Загорске, где нередко оставалась. Мама была болезненным и слабым ребенком, и часто болела с высокой температурой. Тогда моя прабабка, бывшая синеглазая принцесса, в истерике металась по квартире и стучала во все соседские двери и плакала, и кричала - "Спасите, спасите, Наточка умирает!"
Моя Раечка пережила страшное детство, счастливую и веселую юность и тяжелую жизнь, в которой похоронила двух детей.