Аннотация: Ангелы, мы... Все взаимосвязано в этом мире. А мы живем себе и не подозреваем, не думаем об этом. Но вдруг оказывается, что миры проникают один в другого и невидимое становится явным...
***
Всем известно, что Ангелы не отдыхают, что, не зная дня и ночи, в поте ликов своих ангельских трудятся они на благо своих подопечных. Но, тем не менее, когда предоставляется такая возможность, они с удовольствием совмещают приятное с необходимым, тем более, когда все к тому располагает.
Тот светлый июльский день источал ленивое самодовольство и самодостаточность, полнился звоном мух, комаров и других летательных аппаратов, убаюкивал шелестом камыша и журчанием ручья, распластывался магическим зеркалом озера, навевавшим гипнотический сон на всю округу. И, пожалуй, вся округа поддалась его чарам, по крайней мере, не было заметно никакого движения, а стадо коров в обнимку с пастухами обездвижило на лугу.
Не хотелось.
Никому не хотелось пошевелиться.
Ни ветерка. Ни облачка.
Только чаша неба над головой с подглазурным золотом солнца. Все жило, все скрывалось в голубизне и в золоте, в зелени и в синеве, в тепле, в прохладе, в одуряющих ароматах, в переплетениях тонких запахов и тонких воспоминаний, в наплывах желаний и в грусти от неумения их идентификации, в задержке дыхания, в замирании сердца, в невозможности молвить слово... Жизнь была наполнена до краев и переливалась через край... Всем было вдосталь всего. Но не всем было этого достаточно.
Два рыбачка сидели на берегу озера, там , где выползавший змеей из травы ручей пробивал в камышах канал, по которому, медленно кружась, вплывали в озеро три липовых листа, притащенных потоком от дерева, видневшегося в отдалении, и фантик от леденца, который причмокивая сосал один из рыбаков. Второй курил что-то едкое и сплевывал в воду. Туда ,в пробитый ручьем фарватер, и забросили свои снасти рыбаки. За спинами у них, шагах в трех, торчал из земли большой розовый валун, оставленный там кем-то склонным к ландшафтному дизайну. Но, как и все на этой планете, наши рыбаки не были одиноки, хотя, конечно, и не подозревали об этом.
Высоко в небе над ними, а может быть и не высоко, а может быть и не в небе вовсе, но над ними, парили два ангела - по одному на брата.
- Порыбачим? - спросил один. Второй со всем своим благорасположением согласился. Почему бы и нет? Ведь это их прямая обязанность - приглядывать за своими подопечными, поскольку они - ангелы-хранители. Есть такая почетная должность в ангельской иерархии.
Они тут же подогнали зазевавшееся облачко к месту грядущих событий. А, может быть, то облако они себе придумали, ведь - ангелы же.
Надо сказать, что ангелы - существа ни разу не земные, видимые земным существам лишь духовным зрением - у кого оно есть. По этой причине большинство жителей планеты сомневается в их существовании. Остальные верят, хотя и тоже сомневаются. Поэтому сказать определенно, как ангелы выглядят, мы не можем. Но то, что они могут принимать любую понравившуюся им форму- это совершенно точно. Не вызывает сомнения так же то, что очень любят они принимать антропоморфную, или человекообразную видимость, поскольку как ни крути, а человек - венец творения. Вот в виде венца и являются они немногочисленным счастливчикам.
Ангелы быстро окучили оказавшееся в их расположении облачко, придав ему удобную для сидения и возлежания форму, и расположились на нем. Причем, как было заявлено, один уселся, а второй возлег. Первый, упершись локтем в коленку и возложив на розовую ладошку пухлую свою щечку, взирал вниз между круглых окатышей коленок. Второй возлежал на облаке, свесив левую руку и голову через край, правую руку закинув за шею, перебирая длинными пальцами шелковистые рыжие пряди. Кто бы заметил их там? Мало кто рассматривает облака, задравши голову, и уж это точно не наши рыбачки.
Устроившись поудобней, ангелы заболели. То есть принялись болеть каждый за своего подопечного.
И тотчас начался клев. До того сонно крутившиеся в вялых струях поплавки замерли - и пустились в пляс.
Словно свежий ветер пронесся над рыбаками и сорвал с них сонную одурь. Мужики подобрались, напружинились, и пошла потеха лова, задергались, залетали удилища, засверкала леска, засеребрилась рыбка.
Клевала, однако, мелочь, большая, крупная рыба не шла.
- Ух ты! - восхищался рыжий, конопатый, причмокивающий леденцом мужичонка, снимая с крючка очередного карасика и ласково отпуская его в наполненный водой похожий на аквариум полиэтиленовый пакет. Рыбкам в нем было просторно, они с интересом осматривались в новом для себя водоеме, не понимая, что он для них последний перед кастрюлей для ухи.
- Тьфу, пропасть! - возмущался второй чернявый рыбак с плоской челкой в лоб и вислыми черными усами под крючковатым носом. Был он грузен не в пример первому, и словно все время выглядывал из-за забора, эдакий хуторок в степи. Ведро перед ним было заполнено рыбой далеко не так, как пакет рябого, он по каким-то видимым только ему признакам сортировал рыбу, отбирая из мелкой крупную. Остальную он, сняв с крючка, не глядя швырял через плечо, ыхая и напутствуя каждую: "Ы-ых! Пошла..." Рыбки серебряными молниями чертили воздух, ударялись о валун и сползали по нему на землю, без трепыхания и перспективы.
Первый смотрел на это расточительство неодобрительно.
- Что ты продукт переводишь? - наконец, не выдержал он.
- А нехай! - ответил чернявый и сплюнул в воду. - Да их тут туча! - вскинул он руки к глубинам. - Они крупную рыбу к крючку не подпускают. Зачем я по-твоему сачок, садок припер? Вот, вопрос...
- Отпускай, вырастет еще...
- Отпускай! Так она же сразу к крючку! Не-а, эта уже не вырастет. Куда же ее девать?
- Пожарь, уху свари... Я вот люблю такую жарить. Не надо чистить, помыл - и на сковородку. В масле офритюривается - семечки! песня! - ни чешуи, ни костей, ни кишок, ни какашок, только хруст и наслаждение!
- Да вот еще, возиться! - не согласился черноусый. - Рыба должна быть на рыбу похожа, в руки взял - и зауважал. Я такую с костями ем, у меня - вон, - блеснул он золотой пастью, - все зубы железные.
- Коту отдай? - уныло предложил вариант рыжий.
- Не люблю кошек, - отбился хуторянин и цыкнул зубом.
Из-за валуна, шествующий своей кошачьей тропой, вывернул серый кот, обозрел кругозор дурным глазом, запустил в никуда свое "мяу!", подошел переплетая лапы к лежащей вповалку в траве рыбешке, обнюхал ее подозрительно и принялся есть, тщательно пережевывая, наклоняя голову то влево, то вправо в соответствии с используемым жевательным рядом зубов.
- Вот тебе и кот, - сказал чернявый. - Легок на помине. И звать не надо. Не люблю. Брысь!
В ответ на "брысь" кот смерил мужика презрительным взглядом и завалился на бок. Потом перевернулся на спину, подставляя светлый шарик брюшка солнцу. Из пасти его торчал рыбий хвост, который он мерно пожевывал, посасывая.
Чернявый залез рукой в воду и, извлекши оттуда плоский окатыш, запустил им в кота. Камень пошел высоко и угодил в валун, разлетевшись шрапнелью осколков. Кот подскочил на месте, с перепугу едва не подавившись рыбкой, и занял полупозицию для низкого старта. Уставился на мужика изумленно, мол, чего еще ждать от придурка?
Ангелы на небе пошли фиолетовым, хотя, говорят, что эмоции им неведомы. Дескать, эмоции - удел и бремя низшего мира. Но, как известно, кого поохраняешь...
Конопатый рыбачек глянул на небо, поежился и, проглотив леденец, поднял кверху палец и предрек: "Гроза грядет!"
Как в воду смотрел!
У черноусого вдруг клюнуло, так клюнуло, что дыхание у него перехватило, а во рту пересохло от вмиг испарившейся слюны вожделения. Такую поклевку он не то, что весь день - всю жизнь ждал!
Поплавок подскочил и упал набок, а затем стремительно ушел под воду, потянув за собой леску, а за ней и удилище, к которому едва успел присоединиться наш рыбак. Удилище тут же выгнулось дугой и, показалось ему, затрещало, поэтому, как бывалый и опытный мастер ловли на удильную снасть, он сразу ослабил нажим.
И началась битва с уловом и за него!
Следующие полчаса, а то и все сорок минут, не меньше, прошли в упорной борьбе рыбака и рыбки. Черноволосый, с прилипшим к губе потухшим окурком, весь мир для которого сузился до удочки в руках, лески и рыбки на ее конце, подводил ее к берегу разными хитроумными траекториями и зигзагами, то отпуская, то снова подтягивая к себе, стараясь измотать и обессилить противника. И все твердил про себя: только бы не сорвалась, только бы не... И все прикидывал величину трофея: "Пять... десять!.. да нет же, в ем целый пуд! Сом, не иначе.." А когда показалось, что рыба ослабила сопротивление, он осторожно поднял подсак и войдя по колени в воду подвел его под добычу... И резко извлек на свет Божий!
Вода ушла сквозь ячеи сетки, и изумленные глаза счастливого обладателя трофея увидели в ней небольшого, а точней даже маленького окунька, продолжавшего яростно отстаивать свое право на жизнь, извиваясь, борясь и боксируя всеми своими плавниками.
Рыжий, забывший на время поединка, за которым следил с открытым ртом, обо всех своих снастях, повалился на спину с диким хохотом:
- Вот это добыча! - орал он сквозь смех. - Акула! Кит!
Чернявый медленно налился пунцовой злобой. Перво-наперво, серьезным взглядом через плечо он заткнул фонтан излияний рыжего. Затем, бросив удочку, он перехватил лесу у крючка и вынул улов из подсака. Окунек подбоченился и, изогнувшись, исхитрился свысока посмотреть на обидчика. Мог бы говорить - сказал бы, наверное, много чего ему... Если бы успел. Громадная, привыкшая к тяжелым поноскам рука обняла и сдавила его, смяла насовсем и окончательно. Рыбак молча сопел со сжатым кулаком наперевес, ситуация требовала разрядки. Оглянувшись, он уперся взглядом в розовый валун, от подножия которого неизвестным ветром давно уже сдуло отобедавшего кота. "Чтоб тебя," - сквозь клапан рта с шипением начало стравливаться бушевавшее внутри давление, он размахнулся, собираясь впечатать останки рыбы в камень, но...
Но белый ангел на небе шевельнул пальцем...
Но поехала опорная нога у рыбака, он взмахнул руками, потерял равновесие и... рухнул на берег, головой в аккурат на камень, на котором стоял до того, как связался с окунем.
От тупого удара камень оросился кровью из камнем разбитой головы, сознание мужика свернулось в точку в межбровном пространстве, а сам он затих в ненарочной медитации. Окуньку не повезло больше: несмотря на то, что из раскрывшейся ладони он выпал прямо в воду, это не привело его в чувство. Перевернувшись мутно-белым брюшком с отметинами стискивавших его пальцев к небу, он и показывал, и взывал. И, надо думать, был увиден и услышан.
- Ах, ты ж Господи! Ах, ты ж Боже мой! - запричитал рябой. - Боже! Боже! Боже! Господи! Господи! Господи! Да что же это такое? Да как же это? Господи! Боже!
Он так долго и искренне взывал к Господу, что Господь, в конце концов, услышал его и, перегнувшись через облако, глянул вниз со своего Седьмого неба. Увидев ниже под собой двух своих сотрудников ангельского чина, понял, что ситуация под контролем и не требует его непосредственного вмешательства, но из интереса, чем закончится дело, остался понаблюдать.
- Врача! - стал звать рыжий рыбак. - Врача! Но, сообразив, что врач далеко и не услышит, а телефона у него нет, правда, нет, и никого поблизости тоже нет, бросился, как был, за врачом бежать. Далеко отбежать не успел, шагов на пять, не больше, когда был остановлен осенившей его простой мыслью. "Да как же это можно? - удивился он собственному легкомыслию. - Это никак нельзя!"
Вернувшись назад, он смотал удочки, собрал пожитки в рюкзачок и забросил его за спину. Пакет с рыбой удобно взял в свободную руку. Торопливо тронувшись с места, возле распростертого коллеги он остановился, просветленный еще одной интересной мыслью. Крякнул, и со словами "тебе сейчас не до того..." и "...не пропадать же добру..."перелил улов бедолаги из ведра в свой садок. Подняв пакет на уровень лица, посмотрел рыбу на свет и удовлетворенно улыбнулся: добыча стала больше, следовательно, он все сделал правильно.
На облаке качнул своей головкой рыжий ангел, Ангел Златые Власы, и шевельнул пальцем.
Рябой мужичонка бросился спасать товарища, но как-то неловко бросился. Камень, казавшийся таким надежным, выскользнул из-под ноги его, нога поехала по глиняному откосу, и он всем своим весом сел на нее. Кость хрустнула, как ржаной сухарь, и в голову ударило шипящим помрачением... А следом рубанула боль. Сознание свернулось вокруг боли, оставив за рамками восприятия собственный крик, которого по этой причине возможно и не было.
Налетевший ветерок опрокинул упущенный из рук новоиспеченного страдальца пакет с рыбой в воду. Рыба, вспенив прибрежную муть, окунулась в свободу.
Празднуй, рыба, праздник жизни!
Ангелы, рыжий и белый, посмотрели друг на друга. И тогда в приемном покое отделения скорой помощи раздался анонимный звонок, сообщивший о происшествии на рыбалке.
Помощь подоспела вовремя.
Ангелы вновь посмотрели друг на друга, прыснули радужными фонтанчиками, что в видимом людям спектре проявилось призрачным золотым свечением. Золото на белом и голубом - оно недаром так любимо.
Потом ангелы тихонько подняли очи горе: видел ли Сам?
А Господь Батюшка уже распустил бороду, укрываясь, и в бороду ту ухмыляясь.