Поговори хоть кто-нибудь со мной, кто не спит! Вон ведь вижу, мерцаете в 'Одноклассниках', словно светлячки на болоте. Все ищете кого-то. Так вот он - я! Здесь - весь ваш! Мы даже выпить можем с вами вполне реально, невзирая на виртуальность обстоятельств. У меня уже все приготовлено, чтобы потолковать 'за жисть'. Наливайте, наливайте... Не стесняйтесь! Я уж и не чаял, что доживу сегодня до этой минуты. Поверьте, не от хорошей жизни наливаю... Чтоб враги ваши жили, как я сегодня!
Нет, день - то начинался вроде бы хорошо. Я проснулся - там болит, здесь болит - живой! Глаза не успел продрать, дзынь-ынь-нь в дверь... Идут уже, несутся, ломятся!
Погодь, мужики! Давайте булькнем по-тихому, кто уже со мной. Итак, за детский и здоровый сон тех, кто не даёт нам спокойно выпить! Хух - чуть отпустило.
Я нянем работаю, кто не знает. Жена устроила. Она в предпринимательском зуде организовала частные ясли на дому. И мне сказала, как отрезала: 'Будешь нянь!' А куда меня ещё? 'Диван детям нужнее: они из него твой продавленный силуэт выколачивать будут', - заявила язвительно.
Едва успеваю открыть дверь, как вламываются Арджей и Тимора, плоды межконтинентальных страстей (папа афроамериканец, мама немка). Эти уже часа два как на ногах, приплясывают даже от бодрости.
'Деда!' - кричат с порога, кто на русском, кто на немецком, - 'Мы на 'Тойоте' приехали'. Ага, мысленно сожалею: 'Вас и на вертолете не укачать, чтоб хоть чуточку угомонить'. Не успеваю этих двоих принять, как приплод пошёл уже косяком... Тут тебе и Юлик с Тимошей не дойдя до двери, сцепились 'по-братски' вопя и пинаясь. В лифте, слышу, верещит Инночка, не желая завершать дискуссию с мамой, начатую ещё дома. Из параллельного лифта вываливается расхристанный Йоханес (вот уж в ком бес заблудился!), весь расписанный маминой тушью. А в домофон трезвонит Гоша, будто пожар в доме. Следом топает кучерявый философ Беня, инквизитор - почемучка.
Мужики, поверьте! Я бы этой банде дверь не открывал, если б не молодые мамочки. Слаб, знаете-ли...
Ещё по глоточку? За дам, кстати! Не знаю, что пьёте вы, а у меня французский коньяк, жена подарила - компенсация за диван, да чтобы стимул был по утрам все же просыпаться. Пообещала, что не последний. Тем и живу.
Итак, назад к нашим... Барашкам? Да нет - слишком уж безобидное определение. Вы видели Йоханеса в деле? Так вот, эта белокурая бестия, пока я принимаю запоздалых 'ордынцев', загоняет двух брательников под стол и норовит достать их там лохматым веником. Тем временем два загорелых отпрыска урбанистических джунглей уже сидят сверху и молотят что есть мочи по столешнице деревянными кубиками, подкрепляя боевой задор неистового германца воинственным гиканьем и восторженным визгом.
Инночка? Инночка одухотворённо верещит, вдохновлённая батальной сценой - куда там до неё футбольным фанатам! А Беня, с вековой мудростью Богом избранного народа в глазах, наблюдает. Ждёт своего часа!
Волосы на моей голове стояли бы дыбом, если бы ни покинули её своевременно. Жена на кухне готовит завтрак, благодушно полагаясь на моё самообладание и поощряя время от времени залетающих к ней деток восклицаниями: 'Ай вы, мои сладкие, ай вы, мои умнички!..' Я же ношусь по комнатам, выискивая Гошу. Нахожу его в ванной. Его мятежный гений уже привёл в действие все кнопочки и рычажки бабушкиного стирального агрегата, пытаясь запустить его в космос.
Время завтракать. Мужики! Что может быть веселее застольной сцены с восемью 'недокормышами'? Кстати, к столу будь сказано, пора и нам с вами вспрыснуть!.. Ну, хотя бы за то, чтобы детки наши с аппетитом грызли... не только наше неумолимо убывающее терпение!
Так вот, как я сажал всю эту компанию за стол, отлавливая одного за другим, опускаю. Процесс питания тоже протекал на вдохновении. Детки кушали и носами, и ушами, а некоторые и за шиворот складывали. Меня из человеколюбия тоже не забывали: 'Кусай деда! Будес толстый!' Ага, будешь тут с вами. Пока вы рядом, это мне не грозит. А как хорошо бы, пусть толстеньким, пусть кругленьким - да на моём диванчике... На котором не только моего силуэта - уже даже и запаха моего не осталось!
'Когда я ем - я глух и нем': в эту сказку даже Белый Бычок бы не поверил, очутись он за нашим столом. Ор стоял, будто на восточном базаре осла торговали: в зубы ему заглядывали и хвоста накручивали.
Затем мы собирались на прогулку. Зима на дворе хоть и не сибирская, но нашу братию приходится тоже, как капусту обряжать. Одного одел - второй уже снова разделся ... Сизиф бы окочурился от таких забав! Будь на то моя воля, я бы их по окончанию одевания подвешивал на крючочки, как в кукольном театре Карабаса Барабаса. Пусть себе трепыхаются, пока мы последнего не упаковали, не стреножили.
И, тем не менее, наш норматив -пятнадцать минут. Каково?! Это с восемью-то обормотами! Я, уже весь в мыле, вываливаюсь со всей ватагой на улицу в пальто, но в домашних тапочках, усаживаю их в телегу, рассчитанную на восемь гавриков, сам смастрячил, впрягаюсь и тяну. Ни дать, ни взять - мул среднеазиатский. Да и тот бы издох от такой поклажи, не выдержав морального напряжения. Я же местная достопримечательность: машины едут - сигналят, прохожие останавливаются - глазам своим не верят: 'Неужели все ваши?'
'Да не мои, не мои это!' - уверяю всех встречных и поперечных. А седоки ещё и нетерпеливо понукают меня: 'Деда, быстрей тяни! Ну, чего встал?' Так и бурлачу по округе, совершая, то тут то там, пиратские высадки на детских площадках.
А что же бабушка? Бодро шагает сзади, то в роли запевалы, то дирижируя хором того балагана, что я тащу. 'Цыгане шумною толпой...' - скажете? Ну что вы! Я не цыган, я - старый, замурзанный цыганятами, мерин.
Тихий час у нас начинается с какофонии, которую не во всяком зоопарке услышишь в час кормёжки. Разбросав детские кроватки по нашей берлоге, с великим трудом рассовываю неугомонных по местам, выловив кого в кульбите, кого в полете, растащив сцепившихся и притащив расползающихся. Сам падаю в центре, разметавшись на манер четвертуемого скомороха времён Ивана Грозного, и пытаюсь удержать их на своих местах, дотягиваясь до кого рукой, до кого ногой, а кого и зацепив вытаращенными как у лемура глазами - лежать, мол, Бандерлоги! И голосом киплингского удава усердно вывожу: 'Спят усталые игрушки...' Ещё дёргаются ручки, дрыгаются ножки, поднимаются головки, но глазки уже затянуло гипнотической поволокой. Кто первый постучался в дверь к Морфею? Не знаю... Должно быть, я...
Кошмары не дают по-настоящему забыться. Мне грезится Йоханес в рыцарских латах верхом на бабушке, с широко разинутым ртом: 'Аttacke... los, los...'. Арджей за рулем тойеты, из люка которой наполовину высунулась Тимора в боевой раскраске воинственного племени Самбуру, с копьём в руках. Два братца: рыжий Юлик и ясноглазый Тимоша, впряжённые в колесницу, уже нетерпеливо взрывают землю копытами. На колеснице - Инночка в спартанской стойке с горшком на голове и полным памперсом в руках, словно пращу Давида, раскручивая его над головой и уже готовая запустить его содержимое в цель. 'Заходи слева, заходи справа' - кричит истошно ('Когда говорить то научилась?!' - мелькает трезвая мысль). И вся эта вакханалия гонится за мной, ещё не добитым, заляпанным кашей и обвешанным соплями. Рву последние жилы, чтобы сбежать, спрятаться, укрыться в канавке, за камешком, затеряться среди деревянных кубиков, паровозиков, у плюшевого зайчика под ушком... И только Беня не участвует в бешеном загоне. Сидит в засаде, натянув поперёк верёвочку. Ждёт своего часа...
'А...а...а...' - захожусь в немом крике охватившего меня ужаса и резко вскакиваю, затравленно озираясь. Спят бесенята, разметавшись по кроваткам, сопят себе умиротворённо, причмокивая губками, трепещут ресничками, алеют щёчками... Надо же! И вправду - милые, сладкие, золотые... Но вот что-то Гоша подозрительно сучит пальцами. Должно быть привязывает волокушу из пустых банок-жестянок к моей ноге в том кошмарном сне, из которого я только что вынырнул.
Мужики! Коли вас тоже мучает бессонница, накатим ещё по капельке! За безмятежные грёзы... ну, хотя бы изредка!
Ещё некоторое время пребываю в прострации чувств и ощущений: жив, мол, курилка. А затем играю побудку, подражая моему армейскому прапорщику: 'Рота, подъем! 45 секунд! Время пошло. Кто упал - тот отжался!!!' Поползли, змеики, глаз не продравши, из своих кроваток и, мимо меня, все мимо меня - прямиком к бабушке на кухню, на запах.
'Ай вы, мои сладкие! Вы - мои золотые, мои ненаглядные!' - в очередной раз захлёбывается бабушка в елейном сиропе.
'Построились в кучку и марш-броском в детскую! За стол!' - все ещё пребываю я в милитаристском угаре, что, надо сказать, всегда их впечатляет. Кушают относительно спокойно - проголодались волчата!
И вот он - их звёздный час! Или момент истины! А также время грандиозных свершений! Час-пук, или великий сёр (уже задыхаюсь в поэтическом экстазе!), приближение которого я ощущаю даже моим пришибленным обонянием. Должно быть, не доступными моему скудному интеллекту соображениями солидарности, эти цветочки жизни забукетились одновременно.
Нет! Не я главный герой следующей сцены. Слаб я, знаете ли, в поджилках, чтобы биться на передовой, да без хим-защиты. Все, бабушка! Она, сердешная. Геракл ей в подмётки не годится на поприще очищения Авгиевых конюшен. За это её ежедневное подвижничество я готов простить ей все прегрешения в нашей совместной жизни, даже диван!
Одного за другим отправляю 'сильных духом' на освидетельствование содеянного, не переставая восхищаться восторженными монологами бабушки, доносящимися из ванной: 'Ай как славно, как замечательно! Полные-преполные штаны! Да ты, мой золотой! Ты, моя сладкая попочка!' (Господи, лиши ты меня, пожалуйста, хотя бы сейчас моего воображения!)
'Беня! - кричу я, между делом, самому продвинутому в нашем зоосаде. - Наложишь в штаны - пойдёшь в угол!' И так три-четыре раза, продолжая вылавливать последних засранцев, надеющихся ускользнуть от таможенного досмотра. Беня познал уже горшок, но всякий раз ждёт, пока я не исчерпаю всю палитру моего красноречия, приглашая самого 'мудрого' на княжеское сидение. Горшок-то, с музыкой, с гимном, так сказать, на случай славных дел! Так и не докричавшись, не достучавшись, утопаю снова в рутинной суете напряжённого дня, выстраивая тут же разрушаемые дворцы, крепости и замки из кубиков, железную дорогу с паровозиками, кукольные домики и прочее... и прочее... Выныриваю только тогда, когда вдруг вижу, как Беня, сняв штаны и слегка оттопырив попку, какает! Прямо на кубики, на паровозики, на ковёр, МНЕ НА РУКИ!!!
Вот она - кульминация дня! Да, чего там дня - всей моей карьеры одержимого няня! Вот он - апофеоз того часа, которого так ждал златокудрый мальчик!
И вот сижу я, весь помеченный знаками Бениного 'обожания', ничего сказать не могу - дети же кругом... Уставился 'с любовью' в эти лучезарные глазки кучерявого ангелочка и захожусь рёвом свежеохолощённого вепря. Даже бабушка прибежала взглянуть: какой же там бес у деда по рёбрам гуляет?
'Беня! Это как же так?' восклицает она, лишившись изрядной доли своего благодушия. В ответ он смотрит на нас в полном недоумении: 'Так я же ведь не в штаны! Причём здесь угол? Вы уж разберитесь там в своих альтернативах', - читаю в его глазах. И тут в моем воспалённом мозгу сложилось решение той задачи, которую я сам-же ему задал: если в штаны -то в угол. Горшок в её условиях ведь даже не упоминался!
Не знаю, мужики, как я пережил этот акт особого 'доверия' или 'признания'. Называйте, как хотите. Но, если у вас налито, давайте подлечим мой заблудший в дебрях детской психологии интеллект. И выпьем за выживание в экстремальных условиях!
Одним словом - выжил! А тут и мамочки потянулись, застучали каблучками, защебетали над своими чадушками, птенчиками, зайками, солнышками.
'Ах, славные вы мои!.. Ах, ненаглядные вы мои!..' - шепчу я про себя, любуясь красавицами, да чтобы бабушка чего дурного не подумала...
Мужики! За мамочек, пожалуйста, стоя, кто ещё может!..
И после этого - тишина! Звенящая... блаженная... долгожданная... выстраданная... И только одна мысль бьётся пойманной птицей в голове: 'Ещё десять лет до пенсии! ДЕСЯТЬ ЛЕТ!!!'
Все, будем прощаться, мужики! Иначе, снова проснусь с пропечатанной русско-немецкой клавиатурой на роже. Да и жена будет смотреть укоризненно, словно Кот Матроскин на нерадивого Шарика.
Ну что ж, бывай, мужики! Вы хоть лайкните там, чтобы я знал завтра, с кем пью сегодня. Все ж - не один!