Гейман Александр Михайлович. Инна, волшебница. 2 часть

Гейман Александр Михайлович : другие произведения.

Инна, волшебница. 2 часть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

Комментарии: 3, последний от 11/10/2002. © Copyright Гейман Александр Михайлович (GejmanAleksandr\|sobaka\|km.ru) Размещен: 18/02/2002, изменен: 29/09/2005. 432k. Статистика. Роман: Фэнтези До Христа. Романы Скачать FB2		Ваша оценка:

АЛЕКСАНДР ГЕЙМАН

ИННА, ВОЛШЕБНИЦА

Все права в отношении данного текста принадлежат автору.

Автор оговаривает распространение данного текста следующими условиями:

1. При воспроизведении текста или его части сохранение Сopyright обязательно.

2. Коммерческое использование допускается только с письменного разрешения автора.

3. При размещении данного текста на некоммерческих сайтах сети следует указать адрес странички автора, откуда взят текст:

http://samlib.ru/g/gejman_aleksandr_mihajlowich

4. Следует также сохранять ПП.1-4 в данном виде и расположении (перед текстом).

Теперь, прочитав\пропустив это нудное и бесполезное наставление, бесценный читатель может приступить к чтению.

ЧАСТЬ II. ПОСЛЕ БАЛА.

8. ДРУЗЬЯ И ВРАГИ.

ИННА. ЮМА. ИННА.

Если раньше Инна делила свою жизнь "до Антонина" и "после" - впрочем, когда находил веселый стих, она говорила себе "до" или "после Тошки", то теперь она ощутила, что переступила еще какой-то порог: сейчас ее жизнь делилась на "до" и "после бала". Дело было не только во встречах и событиях бала - конечно, она познакомилась со всей Теей, у нее появился Ингорд, а еще эти беседы с чародеем Тха и королем Джеком и приглашение Найры, и наконец - просьба Антонина, насчет этого неведомого художника. Все это было очень важно, Инна понимала, что в ее жизнь вошло что-то, смысл чего она пока даже не может представить - да и зачем представлять? Как уж будет - на самом деле, Инна, даром что мамина дочка, была человеком храбрым и решительным, а вовсе не комплексушкой, и теперь готова была принять то, что придет. Но главное, Инна наконец ощутила перемены в самой себе - уже не в Тее и не в иномирных путешествиях, а в привычной земной повседневности она стала замечать самые неожиданные вещи - правда, не все они были столь уж чудесны. Иногда даже наоборот - не очень-то радостны и приятны, но ведь различать опасности и подвохи тоже своего рода вещий дар.

А еще, ее время теперь стало невообразимо насыщенно. Хотя экзамены кончились и шли короткие зимние каникулы, учебы пока не было, но дни и ночи были заполнены до отказа. Ночью Инна наведывалась в Тею. Это получалось уже в любую погоду, последний раз она вообще в две ступеньки пролетела до серебряных ворот - прыг, скок - и на месте. Антонин говорил, что он ее даже не провожает теперь, а когда-нибудь она научится попадать в Тапатаку в один миг и с закрытыми глазами. Инна бегала туда иногда на полночи, иногда всего на полчаса, поболтать перед сном с Дорой или с кем-нибудь, или хотя бы посидеть у Антонина в саду, но обязательно, это уже стало привычкой, лучше уж не доесть-не доспать, чем... Она торчала бы там и дольше, но обнаружилось, что тамошние дамы народ занятой, Инесса так вообще вся была в делах, а Инну к ней почему-то тянуло, она чувствовала, что тоже нравится ей. Что до Антонина, то как раз в Тее Инна виделась с ним мало. Правда, как-то раз на обратном пути они заглянули на минуту в чужой мир, к какому-то Тошкиному знакомцу, конечно, тоже магу. Но тот мир Инне не приглянулся, не лучше Земли и уж не Тапатака, а впрочем, Антонин обещал, что они еще погуляют и в местах поприятней.

Зато они теперь часто встречались с Антонином днем. То есть как встречались - он сопутствовал Инне все так же невидимо, Тошка уверял, что так лучше - якобы, явись он в зримости и телесности, Инна все равно его не узнает - и действительно, Инна по-прежнему не могла вспомнить его внешности, когда была _дома_. Но она была уверена, что в каком виде он бы ни появился _здесь_, она его распознает, и они даже поспорили, это было при Инессе.

- Хорошо, - заявил Антонин, - по-моему, это совершенно не обязательно, но раз ты не веришь - я как-нибудь выберусь к тебе. Если ты с трех раз меня не узнаешь, то все - проиграла, и я остаюсь невидимкой.

- А если выиграю?

- А если выиграешь, то, стало быть, сможешь узнавать меня и впредь. Я даже подарю тебе свой портрет - можешь повесить его рядом с колокольчиком.

- А что, в Тапатаке тоже рисуют портреты? - спросила Инна, и Антонин с Инессой засмеялись.

Кстати, дела рисовальные и были главной причиной их дневного общения с Антонином. Он сопровождал Инну в ее поисках того неведомого художника - на всякий случай, вдруг она что не заметит. Из-за этих поисков Инна даже не поехала на каникулы домой к маме - соврала, что им много задали, и она будет заниматься. На самом же деле, ее тут как раз ждал приятный сюрприз - в первый день второго семестра Инне сообщили, что в порядке поощрения ей и прочим отлично сдавшим разрешается свободное посещение занятий. Это, правда, не распространялось на английский и кое-какие семинары, но все равно - неожиданно добавилась масса времени, а это было прямо как на заказ.

На радостях Инна в тот же день сбежала со всех занятий и отправилась бродить по городу. Так ей советовал Тошка - само собой, она уже ткнулась по части художеств куда тут можно было ткнуться - в филиал Академии, и в выставочный зал, и в галерею, кое-кого поспрашивала, но ничего путного не добилась. В картинах, что были выставлены, явно не было ничего Тапатакского, близко не было, а про художников, которые рисовали бы в стиле фэнтези, ей тоже никто ничего не подсказал. И вот - она села на первый попавшийся трамвай, вылезла где вздумается и теперь брела наугад - таким был метод поиска, что ей подсказал Антонин. Он убеждал, что достаточно просто сильно загадать свое желание, а потом довериться своему внутреннему чувству - мол, рано или поздно, оно ее выведет на искомое место или человека.

Теперь это внутреннее чувство ссадило ее с трамвая в центре старого Камска, недалеко от памятной психологической консультации психолога Темкина, "мага и экстрасенса", и Инна неторопливо гуляла по заснеженному асфальту, идя куда-то дворами и проулками, Бенга трусил сзади, а подоспевший Тошка рассказывал ей по пути кое-что занимательное из прошлого - нет, не Тапатаки, а самих этих минуемых по пути домиков.

- Представь, барышня Инна, в подполе вот этого милого двухэтажного старожила под грудой битого кирпича и всякой истлевшей рухляди до сих пор ждет своего освободителя схороненное сокровище, - сообщил он между прочим.

- Ну вот, ночью возьму лопату и займусь кладоискательством, - фыркнула Инна.

- Вынужден охладить пыл прекрасной дамы. Лопатой не получится, тут как минимум нужен лом, да и хозяев, похоже придется брать в долю. Если, конечно, ты убедишь их, что ты не сумасшедшая, а провидец.

- Я скажу, что нашла старое завещание. Или карту.

- А карта есть?

- Нету, - вздохнула Инна. - А как ты узнаешь такие вещи?

- Сами рассказывают, - последовал исчерпывающий ответ. - Да тут дело не в кладе, судьба у купца уж больно любопытная...

Но тут они поравнялись с одной лавкой, где, как прочла на доске Инна, продавались всякие изделия местных промыслов, и она прервала его:

- Подожди минутку, я загляну. А вдруг...

- Ну, если вдруг, - и Антонин умолк.

Инна взялась за ручку двери и хотела потянуть ее - и в тот же миг дверь сама открылась, сильно ударив ее по руке и пихнув назад, а на Инну едва не наскочила какая-то бабенка, выходящая прочь.

- Ой, прошу прощения! - извинилась бабенка, и Инна, уже оправившаяся от секундного неудовольствия, разглядела, что это не бабенка, а девушка ее лет, одетая дорого, но красиво и стильно - судя по всему, из круга тех, что преуспели в новое время. На неуловимо краткий миг ей даже показалось, что она ее узнала - это была... нет, ее мнимое узнавание тотчас улетучилось из головы.

В свою очередь и девушка взглянула на Инну повнимательней, неожиданно улыбнулась и сказала:

- А я тебя знаю. Ты - Инна Калугина, филологиня, верно?

- Да. А откуда? - заинтересовалась Инна.

- От Люды Китовой. Мы с ней на показе познакомились. Она ведь моделью подрабатывает, а я тоже иногда балуюсь.

Китова, и верно, подвизалась в одном из новомодных салонов, хотя и не на самых первых ролях - для попадания в типаж супермодели Люде не доставало роста - хоть и не столь катастрофически, как, скажем, Инне, но сантиметров пяти не хватало, и тут уж никакие каблуки не спасали.

- А, - протянула Инна, несколько охлажденная упоминанием сокурсницы - она все не могла простить эти слова про белобрысую комплексушку.

Меж тем красиво одетая девушка протянула руку и представилась:

- Анита. А что это мы тут в дверях? Отойдем?

- Ну, давай, только я там посмотреть хотела... - пробормотала Инна - и услышала голос Антонина:

- Не ходи. Я уж заглянул. Ничего там нет.

Они с Анитой отошли к пришвартованному тут же у бордюра новому "Ауди". Анита отомкнула пультом замок и спросила:

- Может, подвезти?

- У тебя и машина, - удивилась Инна. - Твоя?

- Отец подарил. На окончание второго курса, - объяснила Анита, подтвердив тем самым догадку Инну насчет ее ступеньки в социальной пирамиде.

- Да нет, мне тут надо походить, - отклонила Инна.

- А, - не стала настаивать Анита. - Ну, тогда еще увидимся. Да! - она посмотрела на Инну с откровенным любопытством. - Слушай, не обижайся только... Это правда, что ты мысли читаешь и тигра дома держишь?

- Что-о? - изумилась Инна. - Это из каких источников? А, ну да... Тоже мадмуазель Китова?

- Да нет, сорока на хвосте принесла.

- Значит, Усихин.

- Так правда или нет?

Инна посмотрела на нее - и вдруг сообразила. Насчет имени. Как она сразу не подумала! Анита - это ведь, наверно, Анна. Нюра, то есть - по-простому если, по-кондовому. По баб-Вариному. Она открыла дверцу и села в салон. Спросила:

- Анита, а у тебя полное имя как - Анна?

- Вот все так думают, - с каким-то забавным торжеством произнесла та. - А это родителям испанская экзотика в голову ударила, у меня и в паспорте записано - Анита. Хотя, конечно, Анита - это уменьшительное от Анна.

- Ласкательное, - уточнила Инна. - Тогда, может, ты меня домой отвезешь?

- Отвезу, - согласилась Анита. - Ты ведь в доме с башней живешь?

- Так, - произнес до того молчавший Тошка. - Ну, Инна, знакомься, я удаляюсь. Не возражаешь?

- Хорошо, - забывшись вслух сказала Инна, и Анита удивилась:

- Что хорошо? Дом с башней?

- Хорошо, что отвезешь. Рада знакомству, - поправилась Инна.

- Ладно, только я тут еще заверну в одно место, окэй?

Они поболтали дорогой о том и другом. Выяснилось, что отец Аниты хорошо знает родственников Инны - он учился на курс младше тети Иры и ее мужа и даже близко общался на каких-то там институтских КаВээНах. О светлой голове Анатолия Алексеевича он якобы до сих пор отзывался с восторгам.

- Да, папа так и говорит - живи Анатолий в Америке, он был бы богаче меня, - уверяла Анита.

А теперь, стало быть, выходило наоборот - Анитин папа компенсировал средние способности к науке хорошими успехами в коммерции.

- А чего он тебя за границу не отправил? В смысле, учиться? - полюбопытствовала Инна.

- А я сама не хочу. Я там и так все время бываю. Ну и, дорого же все-таки. И не нравится мне. Меня эти иностранцы и здесь достали.

Оказалось, что из-за дел папиной фирмы Анита частенько общается с разными его деловыми партнерами, наезжающими в Камск, вот и в эту лавку народных промыслов она заглядывала за всякими сувенирами для очередных контактов.

- Они ведь если этих матрешек и всякой хохломы не купят, то вроде и в России не были. Хотя, вообще-то, и красивые попадаются вещички.

- А кстати, - Инна решила воспользоваться случаем, - у тебя нет знакомых среди художников? Я имею в виду наших, камских?

- Да найдется, - сказала Анита. - Славка, брат двоюродный, что-то мажет. Выставляется даже. А что?

Инна прикинула - почему бы нет? Все рассказывать она, конечно, не будет, а так, в пределах разумного.

- Да понимаешь, надо разыскать художника одного. Друзья просили.

- Какого?

- Ну... Увижу, так узнаю - тот или нет.

Анита взглянула на нее и хмыкнула.

- Скорее всего, он должен сказки разные любить, - продолжала Инна. - В смысле, рисует в таком роде. Хотя не обязательно.

- Это что - какая-нибудь новая звезда восходящая?

- Да нет же. Звезда бы, так чего бы искать.

- А зачем тебе?

- Я же говорю - это для друзей. Заказ ему хотят сделать.

- Заказ, - Анита снова странно на нее посмотрела. - Портрет бабы Яги что ли?

- Ага. В полный рост. С меня написать, - засмеялась Инна.

- Нет, ты все-таки чудная. Ты ведьма, наверное. Ведьма, да?

Инна расхохоталась.

- Мы приехали уже, вон моя башня. - Она подумала чуток и пригласила: - Если хочешь, заходи. Только разносолов не обещаю.

- А у меня в сумке всякая снедь, - отозвалась Анита. - Не все же дома лопать.

И вот уже в первые два часа знакомства они с Анитой сидели у Инны в гостиной уплетая всякие лакомства и запивая кофе с мороженым. Инна уже и сама чувствовала так, будто они с ней знакомы давным-давно, и понимала, что вот так, ни за что ни про что обзавелась другом - и наверное, очень хорошим другом, Анита ей нравилась, и нисколько она не походила на эту новорусскую породу, - видимо, вырастили ее еще на старый, человеческий лад. Инна про себя только поудивлялась, что получилось немного странно - когда Ингорд стал ее рыцарем, то она настроилась так, что и эта "Нюра" тоже будет какой-нибудь иноземной дамой, даже про Найру так подумала, а кто бы мог подумать, что это здесь в Камске.

- А, да! - вдруг вспомнила Анита. - Тигр-то твой где, покажи! В той комнате, да?

- Ну, конечно, в комнате! Я его на улице оставила, разве ты не заметила? Твою машину стеречь! - отшутилась Инна. - Подойди к окну, посмотри, посмотри!

Анита вопросительно смотрела на Инну, не зная, как отнестись к такой шутке. Вдруг она решительно поднялась и подошла к окну. А Инну словно какая-то муха укусила - захотелось выкинуть коленце в Тошкином стиле. "Бенга..." - мысленно позвала она.

- Ай, мамочки! - вскрикнула Анита. - Тигр! Он же мне крышу продавит!

"Бенга, скройся!" - велела Инна, выругав сама себя. Она подбежала к окну и стал рядом с Анитой.

- Какой тигр? Где?

На заснеженном "Ауди" уже никого не было.

- Ну вот, а я поверила, - произнесла Инна, сама себя кляня за лицемерие. у нее было нехорошее чувство, что она делает что-то нечестное.

Анита растерянно смотрела вниз. Она взглянула на Инну и голосом, потерявшим шутливость, сказала:

- Нет, Инка, ты все-таки ведьма. Я тебя даже боюсь немножко.

Она отошла и молча села в кресло с огорошенным лицом.

- Анечка, да что случилось? - принялась успокаивать Инна. - Тебе показалось, вот и все. Самовнушение, это у кого угодно бывает.

- Да, а лапы отпечатались на снегу, это самовнушение, да? А Ковров на сеансы к Темкину ходит, это тоже самовнушение?

Инна растерялась. "Ну, так тебе и надо!" К счастью, в этот самый миг в дверь позвонили, и Инна поспешила в прихожую.

- Кто там у тебя, Нюрка что ли? - с порога спросила баба Варя.

- Ой, как хорошо, Варвара Зиновьевна, как кстати! - щебетала Инна, радуясь, что можно будет перевести разговор на что-нибудь постороннее. - У нас тут печенье и мороженое и чипсы... Анита, это Варвара Зиновьевна, знакомься!

- Откуда вы знаете, как меня зовут? - спросила меж тем Анита с несколько тревожным любопытством - она слышала разговор Инны в прихожей.

- Да уж знаю, - ворчливо ответила баба Варя. - Видела я тебя.

Она взглянула на девушку внимательней и спросила:

- А ты что такая расстроенная? Из-за зверюги этой полосатой, что ли? Да плюнь ты! Инка у нас дурочка еще, вишь, не наигралась в цацки-то вовремя. А люди пугаются.

- Варвара Зиновьевна - экстрасенс, - поспешно объяснила Инна, опережая вопрос Аниты.

- Так у вас тут что - шабаш, да? - совершенно серьезно спросила Анита.

Инна не выдержала и засмеялась. Баба Варя, и та тихонько смеялась, отодвинув свой кофе.

- Ну, конечно, шабаш! - сквозь смех отвечала Инна. - А ты думаешь, зачем я тебя в дом пригласила? Мы тебя... в ведьмы принимаем! Третьей - Инна захохотала как сумасшедшая - третьей будешь!

Анита наконец засмеялась вместе с ними.

- А я бы не отказалась, - заявила она. - Только мне уже домой надо.

Инне хотелось кое о чем посекретничать с бабой Варей, и она не стала отговаривать Аниту. В прихожей та тихонечко спросила:

- А это правда, что она экстрасенс?

- Правда. Она мне тебя нагадала. С неделю уж как.

- Да? А зачем тогда тебе - ну, с этим художником? Попроси ее - она же, наверное, скажет!

- Аниточка, ты гений! - Инна чмокнула свою новую подругу. - Я сейчас так и сделаю! Но все равно, завтра как договорились, к твоему брату съездим, хорошо? А то мало ли...

- Ладно, только мне еще позвонить надо будет. До свидания, Варвара Зиновьевна! - громким и приветливым голосом попрощалась Анита и прошла к лифту.

Инна выглянула на балкон и оттуда помахала ей рукой. На запорошенной крыше и капоте "Ауди" уже не было никаких тигриных следов, и Инна успокоенно подумала, что Анита, наверное, выкинет ее глупую шутку из головы.

- Хорошая девка-то, - сказала Варвара Зиновьевна, когда Инна вернулась в комнату. - Ужо я ей поворожу как-нибудь. Ну, рассказывай, как там твои-то балы?

Инна, перескакивая с одного на другое, с удовольствием пересказала все радости, события и подробности, что только могла вспомнить.

- Ага, - удовлетворенно заметила старая гадалка. - Права я была - есть у них нужда. Хоть и не понимаю, зачем им это, а ты уж помоги.

- Кстати, баба Варя, - Инна вспомнила совет Аниты, - а вы мне не поможете? Может, карты подскажут, где его искать, художника этого?

- А что же, попробую, - покивала баба Варя. - Сейчас, схожу достану колоду из сумки. Давай только за большой-от стол сядем, невместно здесь.

Она что-то бормоча долго раскладывала карты то так, то этак, поглядывая на Инну глазами, кажущимися огромными из-за увеличительных стекол очков.

- Чего-то ничего понять не могу, - наконец призналась с досадой старая ворожея. - Вот так - она показала Инне на ряд карт - получается, что его и вовсе нет. Вот так, - она снова показала, будто Инна это тоже могла видеть - ошибка выходит, неприятность. А так - что найдется он.

- А как его зовут? Где он?

Старуха молча послушала что-то внутри себя.

- Не вижу я. Мешает что-то, - с неудовольствием сообщила она Инне. - Да уж, непростая это забота, у Тапатаки-то твоей. Ну, ладно, может, я еще чего надумаю. Ты с Нюркой-то дружи, может, вы что сами разыщите...

Этой ночью Инна как водится заглянула в Тапатаку. Странно, она всегда попадала в то место и к тому из теитян, с кем ей было о чем перемолвиться. На этот раз, открыв ворота, она ступила на дорожку сада Инессы, и та словно ждала ее - поднялась навстречу из-под дерева, где о чем-то говорила со своими девчушками. Они погуляли немного по саду, Инна рассказала про неудачное гадание, и Инесса кивнула - мол, так и есть, что-то здесь не то. А потом она напомнила ей об уроке:

- Каком уроке?

- Как каком? Ты же обещала моим девочкам. Культ дамы в рыцарской культуре - ты же сама им рассказала, что у вас в Срединном мире тоже было что-то такое.

- А! - вспомнила Инна. - Но, Инесса, это же не идет ни в какое сравнение с тем, что у вас.

- Ну вот и расскажи им. Будут знать.

"Как будто я сама об этом много знаю", - про себя подумала Инна, а Инесса улыбнулась - Инна так и не поняла, услышала она эти мысли или нет. Антонин проводил ее до дому, и Инна пожаловалась ему на эту новую задачку.

- А какие проблемы, прекрасная госпожа? - удивился принц.

- Ну... Надо сидеть в библиотеке, готовиться. Время отнимать.

- Время отнимать... - Антонин пожал плечами. - А зачем отнимать? Загляни в эту свою читальню ночью. Никто не мешает, выбирай что хочешь, листай, пиши...

- Ночью? Во сне? Вот бы здорово! А так можно?

- Попробуй. К нам ведь ты дорогу находишь.

Той же ночью она это сделала. Инна ожидала, что очутится в одной из библиотек, куда она и ходила - в университетской или городской. Она еще загодя задумалась, что будет, если окажется, что всюду темно, придется включать свет, и вдруг кто-нибудь это заметит. И включится ли еще? Но все вышло гораздо лучше - библиотека была _иной_, волшебной или чуточку волшебной. Все книги отыскивались _сами_, будто кто-то принимал ее мысленный заказ, и читались легко и быстро, а когда возникали вопросы, то их как будто караулил какой-то подручный карманный справочник - перед глазами появлялась страница или отрывок, где говорилось о нужном. Но это хранилище все же было библиотекой, ведь Инна там листала именно книги, и, видимо, решила Инна, библиотека и ее книги была настоящими, земными, вот только обслуживание было волшебным - а может, во сне так и положено, может, мы, люди, просто пользоваться не умеем? И еще, это чтение открыло ей массу интересного, и Инна даже надумала написать курсовую по какой-нибудь близкой теме, а кроме того - кроме того, осенило ее в этих ночных занятиях, ведь она и все остальное может учить таким же образом, и как же это здорово, что теперь не надо будет никакой зубрежки и вообще не нужно никаких этих конспектов и первоисточников, и... Ай да Инка, ну, чем я не ведьма? - похвалила она себя, а еще подумала, что она перед Антонином теперь в таком долгу, ну просто слов нет, - да, надо, надо найти этого загадочного мазилу, - и с тем заснула.

Утром Инна шла в университет, заниматься английским, и рассматривая лица встречных прохожих, непроизвольно отмечала про себя в каждом некую _прихваченность_ - ту отметину или, лучше, печать, что привычно приписывается прожитым годам. Но Инна видела, что это не совсем годы, это скорее тот крючок, на который подцеплен каждый и барахтаясь на котором он отдает свою молодость и чудесность. Один попадался таким, другой - немножко другим образом, каждый слегка на свой лад, что, опять же, принято считать _индивидуальностью_ или характером - и в чем, как видела Инна, не было никакого своеобразия и характера. Не больше, чем в способе, каким каждый наступает на грабли, зарабатывая себе свои шишки, и чего уж тут искать личную неповторимость - лучше бы замечать грабли. Все это Инна различала так отчетливо, будто оно было написано на бумаге и подколото к каждому, как история болезни. Инна чувствовала, что еще чуть-чуть - и она сумеет это читать в подробностях, точно называя, когда и где обзавелся своими болячками господин N и как именно ими хворает. Теперь ее уже не удивлял дар бабы Вари - новое зрение Инны было чем-то очень схожим. Но все же, она совсем не считала себя чем-то лучшим и исключительным - та, недавняя маленькая глупенькая Инна могла бы так думать, а эта новая Инна понимала, что и сама-то еще совсем недавно ничем не отличалась от остальных, да и сейчас не слишком далеко ушла.

А потом она сидела на паре, и ей то и дело становилось смешно над собой. Ей казалось, что она играет роль в каком-то театре или находится во сне. Дело было самым привычным для студентки Инны - сидеть на уроке, но для _ведьмы_ Инны это было уже чем-то неправдоподобным - бал в Тапатаке ей казался уже куда более реальным, _настоящим_, а сюда она ходила - ну да, пожалуй что, играть роль. Дурацкую, сказать по правде. Перед глазами ее золотой капелькой блестел колокольчик, у доски - это Инна сделала шутки ради - разлегся незамечаемый никем Бенга, она в любую минуту могла сбежать и посмотреть все в _астральной_ или как она там? библиотеке, да и черт ли в этой библиотеке? - удрать к Антонину в Тапатаку, а то, может, еще куда - к кудеснику Тха или Найре. Время от времени она ловила на себе взгляды искоса - Усихина или сокурсниц, но Инне было все равно, что он там наболтал и кто чего думает.

С некоторым облегчением Инна вышла из корпуса и направилась к вокзалу. Ей бибикнули. Анита. Они с полминуты разглядывали друг друга, улыбаясь неизвестно чему, и обе рассмеялись.

- Я тебе звонила, а ты уже ушла, - объяснила Анита. - Думаю, сгоняю к универу, а тут как раз ты идешь. Я ведь со Славкой договорилась, поехали!

- Что, прямо сейчас?

- А ты что, не можешь?

- Да нет, почему, - и Инна уселась в Анитино "Ауди".

Брат Аниты жил в другом конце Камска, и они с Анитой успели поболтать о всяком-разном, от нарядов и учебы до любимых артистов и знакомых мальчишек. Вчерашнего тигра на крыше и вообще тем мистических обе не сговариваясь, но дружно избегали. Слава, Анитин брат-художник, оказался парнем всего парой лет старше Инны, но с этакой классически артистической бородой и повадками бывалого мэтра. Он внимательно выслушал не совсем внятную речь Инны, подумал-подумал, похмыкал и попытался уточнить:

- Короче, этим твоим друзьям - им что, надо книгу проиллюстрировать?

- Да нет...

- А то, если халтуру какую надо, ну, то есть, - поправился Слава, - не халтуру, это мы, мазилы, так говорим, а заказ сработать, то найдется кого подрядить. Башли-то крутые?

- Кто?

- Деньги.

Инна смешалась.

- Да нет, не думаю, - промямлила она. - Это не из-за денег. Если это тот, кого им надо, он сам захочет.

- Что захочет?

- Нарисовать.

- Инуся, а с чего нарисовать - с картинки? С натуры? Из головы?

- Ой, Славка, да кончай ты выпендриваться, - вмешалась Анита. - Я же тебе уже все рассказала. Ты сказал, что знаешь этого художника.

- Ну... - протянул Слава и потеребил бороду. - Есть тут один чудик. Все сказки разные рисует.

- Ну вот и съездим давай, - и Анита погасила сигарету жестом, означающим конец пустым разговором. - Пошли!

Они поехали в противоположный конец города, потом немного покружили по переулкам и меж домов, и наконец остановились у какого-то подвала.

- Он тут в бойлерной дежурит. А живет не знаю где. По-моему, сейчас его смена, - поделился ценными сведениями Слава.

- А рисует он тоже тут?

- Да нет, по мелочи только. Тесно там, сыро. Пар. Темно.

- Ну, а художник он хороший? - спросила Инна.

Слава пожал плечами и нехотя ответил:

- Ну... Искра есть.

Они спускались по ступенькам, и сердце Инны вдруг забилось. "Наверное, это тот", - почему-то подумалось ей. И еще: "Может, позвать Тошку?" Но она не стала - вдруг ошибка.

- Сергеич! - крикнул Слава во влажный полумрак бойлерной. - Тут к тебе гости.

- Ну, пусть заваливают, - отвечал густой басок.

Инна прошла следом за Славой на свет неяркой лампы и увидела в углу под подвальным окошком прямо-таки былинного богатыря - высоченного и широченного мужика лет сорока, он держал в руках альбом и что-то черкал карандашом. Богатырь глянул на нее неожиданно зорко и остро. Инна приблизилась и произнесла тихонько, чуть не шепотом, с замиранием сердца, как будто называла пароль:

- Тапатака.

Как бы ни занята была Юма, а ее жизнь у Инессы странным образом была и вольной, и безумно насыщенной, во всякую свободную минуту ее мысли возвращались к Зверю Северина и тому загадочному ходу. Никто не запретил ей к нему ходить, - правда, она никому и не рассказывала, а Инесса сама не стала допытываться до истины и положилась на свою ученицу. Но, с другой стороны, никто и не побуждал Юму навещать королевский замок - там, в старой Тапатаке. Подразумевалось, что Юма ходила туда из-за Сони и больше не станет. Возможно, она бы и не стала - если бы не ее обещание Зверю, а еще Вайка. Перед сном Юма опускала веки - и Зверь вставал перед глазами как живой. И почему-то, Юме казалось, что он ее помнит и ждет. Но старая их комната была теперь занята двумя старшими девочками, и Юма не осмеливалась пойти и при них попробовать открыть _дверь_ - ту, что тогда показал ей Вайка. И потом, Юма вообще теперь редко оставалась одна - ей надо было вести свой восьмиугольник, девочки то и дело обращались к ней со своими вопросами, а еще она по-прежнему пыталась пробраться к тому своему ведомому художнику из Алитайи, и у нее два раза подряд ничего не получилось. Когда же выпадала свободная минута, обычно, вечером, Юма отдавалась чтению книг из библиотеки Инессы. Это сблизило ее с Аглаей - та тоже была заядлой книгочейкой, Тиа говорила, что они двое читают больше, чем все вместе ученицы Инессы. Так что на ночь они читали, а потом шепотом пересказывали свои книжки и обсуждали прочитанное, мешая спать остальным.

Как-то Юма наткнулась в одной из книг на непонятное место - упоминание какой-то неизвестной истории из жизни былых королей Тапатаки. В библиотеке Инессы про это ничего не нашлось, но Аглая сказала, что она как-то раз видала нужную книгу в королевской библиотеке. И Юма вместо обеда решила сходить туда и посмотреть сама. Она шла с пухлым томом под мышкой обратно, и вдруг Вайка встал столбиком у одной из стен и защелкал.

- Вайка, что?

- Там дверь. Ты же хотела! - зверек смотрел на нее, и глазенки его озорно блестели.

Булкут, как и тогда, вскарабкался по стенке и показал скрытый рычаг. Юма медлила только самый короткий миг. "Я только на минуту, - успокоила она себя, - скажу Зверю, что мне не велят у них бывать, и вернусь".

Юма предполагала, что она войдет в ту же дверь, что и раньше, но коридор, что открылся за дверью, не походил на прежний. Она поняла, что очутилась в каком-то другом месте подземелья и поколебалась - сумеет ли она найти путь? Может, вернуться? Но Вайка уже потопал по камням пола вперед, и это ее успокоило: Вайка выведет ее, он знает. Все-таки она старалась запоминать дорогу, на всякий случай, а после одного из поворотов путь ей показался знакомым - ну да, она проходила здесь в прошлый раз, вот отсюда свернуть направо - и будет дверь в зал. Она уже шла коридорами, что были ей знакомы по дворцу Антонина, ступала тихонько-тихонько и все время оглядывалась - а вдруг снова принц Северин? Вот даже Вайка тогда опоздал ее предупредить.

Она долго слушала, нет ли кого за дверью парадной залы.

- Там только Зверь, - звал Вайка, он уже сбегал взад-вперед, - пойдем!

Юма открыла дверь тихо-тихо, только чтобы проскользнуть, а потом так же осторожно затворила. Она взглянула в ту сторону, где должен был быть Зверь, и увидела неяркое мерцание - оно мигнуло несколько раз, и Юма поняла - Зверь учуял ее еще издали и приветствовал. Юма приблизилась и велела Вайке посторожить. Теперь она набралась духу подойти совсем близко к угольно-черной огромной голове, но по-прежнему почти не различала очертаний Зверя. Но глаза его говорили с Юмой.

- Здравствуй. Ты знаешь, а мне дома попало, что я сюда ходила, - начала Юма. - А еще меня в прошлый раз застукал принц Северин. Если он снова меня увидит, то...

"Не бойся", - Юме показалось, что огоньки, мелькнувшие в огромных глазах, хотели сказать именно это. Она не слышала Зверя, как Вайку, _словами_ внутри себя - может быть, потому что привыкла к булкуту и его послания сами собой облекались в речь. То, что шло от Зверя, было гораздо невнятней и отдаленней - и все-таки, она что-то улавливала.

- Поэтому я на всякий случай заранее попрощаюсь, а то даже не знаю, смогу ли снова придти, - нерешительно произнесла Юма. - А больше я не знаю, что тебе сказать. Если хочешь, поиграем, только я не знаю как.

Зверь молчал. Что-то снова промерцало в бездонных зрачках, и Юме вдруг захотелось рассказать о себе все-все. Она удивилась - и неожиданно поняла, что это ей не захотелось, а она уловила желание Зверя. Может быть, ему это было не так и интересно, поняла Юма, а просто хотелось, чтобы с ним кто-то поговорил. Она села на пол у самой огромной пасти и начала про себя рассказывать, начиная еще с жизни в том далеком родном - и уже не родном - мире, с Дылды и встречи с Инессой. Все прожитое вставало у нее перед глазами, как в зеркале Инессы - там, в лесном домике, только теперь это уходило не в зеркало, а в пасть Зверя, его дыхание веяло на нее как легкий сквозняк, но в нем не было ничего неприятного или опасного, только Юма как-то явственно ощущала что-то очень далекое и бездонное, будто встала на самый краешек скалы где-нибудь на Рыжухе и может унестись неведомо куда. Голова у нее чуть-чуть кружилась, но Юма вспоминала Инессины уроки равновесия и отгоняла это.

- Вот, а теперь мне надо что-то придумать с этим странным волшебником, который говорит, что не рисует, а я ничего не умею, - рассказывала Юма, - и мне очень стыдно перед милой Инессочкой, потому что это нужно для Тапатаки и принца Антонина, она его любит, а я ее, и мне так хочется ей...

- Юма! - еле слышно окликнул ее Вайка. - Сюда идут, прячься!

Невероятно, но булкут опять опоздал поднять тревогу! Юма заметалась. Она бросилась к двери, но оттуда уже доносились шаги, она хотела бежать к другой двери, но это было далеко, не успеть, надо было прятаться, но куда? Она подумала, что лучше всего бы сейчас в один миг вернуться домой, как тогда, к завтраку в доме Инессы, но она не успевала сосредоточиться, и все равно Северин ее заметит, он же маг, и...

"Прячься у меня", - промерцали искры в глазах Зверя. Юма замерла - как это? А Вайка уже протопал мимо нее, прыгнул, и она услышала его тихий-тихий призыв:

- Ну же!

Дверь уже отворялась. Юма бросилась туда, откуда с воздухом сквозило на нее этой бездонной странностью - к пасти Зверя, зажмурилась - и - прыгнула! - нырнула как рыбка в воду!

- Странно, Мэйтир, как будто мне послышались какие-то шорохи... - услышала она голос Северина, и вся замерла. Вот так-так, значит, опять здесь Мэйтир!

Последовала пауза и звуки непонятных движений, будто кто-то топтался на месте или кругом себя.

- Никого нет, Северин, - раздался знакомый голос - и это был голос Мэйтира. - Мой жезл ничего не показал.

- И этого ее зверька?

- Странный вопрос, знаешь ли. Уж его-то бы обязательно, да... По-моему, я когда-то объяснял тебе законы, по которым...

- Да-да, - перебил Северин. - Твой ученик ничего не забыл. Всякое излучение, тем более магическое, улавливается ловушкой, которая... ладно, мы уже не на уроке. И я уж не говорю о броне, что сам поставил вокруг этого дворца.

- Ну, если уж вникать в тонкости, то мой жезл не все способен уловить - например, м-м-м... если что-то спрятать в пасти твоего Зверя, Антонин...

- Если что-то отправить в пасть Зверю, то обратно оно уж не вернется, - заметил, посмеиваясь, Северин. - Не думаю, что нашелся бы охотник прятаться там.

Они посмеялись, а сердце Юмы замерло. А как же она тогда выберется? Неужели вот так и будет сидеть тут, в утробе Зверя?

- Так что же ты хотел рассказать мне, Мэйтир? - спросил, наконец, Северин. - Признайся, это была ошибка, вызывать сюда Соню.

- Н-ну, пожалуй... Но эта девчонка непредсказуема, знаешь ли. Кто бы мог подумать, что она ее здесь разыщет.

- Ты про ту загадочную Юму? Да, любопытно было бы взглянуть на нее...

Но Северин же ее видел! - мелькнуло в мозгу у Юмы. Не мог же он забыть? Получается, Северин утаивает что-то от Мэйтира? Почему? И... Инесса говорила, что это не Мэйтир. Но ведь это он! Или кто?.. Не будь Юма столь напугана происходящим, у нее бы голова раскололась от этих вопросов.

- Какой бы она ни была, м-м-м... это еще ребенок, принц Северин. Не ей с нами тягаться. И уж меня-то никто не мог заподозрить - очень удачно, что в это самое время я был у всех на виду. В общем, все складывается удачно. Их затея с этим искусником терпит провал. Но, сам понимаешь, я буду морочить их как можно дольше, да...

- А ты уверен, что она действительно терпит провал?

- Ну да, он даже не художник... По крайней мере, не рисует.

- А вдруг начнет?

- _Старина_ Мэйтир на это и надеется, да, - усмехаясь отвечал собеседник Северина, выделив слово "старина", и эти двое снова посмеялись, а потом Мэйтир заговорил о другом:

- Ну, а как поживают твои камни, Северин?

- По-старому. Не отвечают, - неохотно откликнулся тот.

- М-м-м... В порядке вещей. Антонин приучал к себе Соллу... э... сколько лет?

- Ох, - вздохнул Северин. - Не хотелось бы так долго.

- Ну, ну, терпение, мой принц... К тому же, двоих не достает.

- Вот именно. Где они, хотел бы я знать?

- Отыщутся. Где пять, там и семь. Они... э... притянутся друг к другу, ты ведь знаешь. Особенно, если среди них... м-м-м... Слушай, дай-ка я взгляну на рубины снова. Собственно, я ведь за этим и пришел, м-м...

Послышались шаги - Северин направился к Зверю! Сердце у Юмы ушло в пятки, и она поджалась и прижалась - она сама не знала к чему, ей казалось, что к плитам пола, так это осязалось ее коленками и ладонями. Затем Юма увидела, как над ней, в метре от ее головы, показалась рука Северина, взяла откуда-то большой кошель и исчезла. Северин не увидел ее!

Потом послышалось негромкое легкое постукивание - очевидно, от соприкосновения камней между собой, наверное, камни доставали из кожаного мешочка и разглядывали.

- Ну, так что ты скажешь, Мэйтир?

- М-да... Трудно что-то сказать. А ты не боишься хранить камни в Нимрите?

- А кто же их может достать из пасти Зверя, Мэйтир? Кроме меня, конечно?

- Ну, достать, вероятно, никто, но... м-м-м... Северин, а если он их проглотит?

Послышался сдержанный смех.

- Ты недооцениваешь мою власть, Мэйтир. Смотри! Зверь! - голос Северина стал властным и холодным. - Зверь! Буря! Волны! Шторм падает на _ту_ Тапатаку!

Юма почувствовала, что Зверь приподнялся на месте. Сама она все так же оставалась сидеть на прохладных камнях, но вместе с тем ей передавалось все то, что приказывал Северин и что по его воле вытворял Зверь - она ощущала все это: ходуном ходили волны, обрушиваясь на плотину на Безбрежном озере и перехлестывая парапет, дул ветер и с грохотом рвались обложившие небо темные тучи.

- Зверь! - продолжал Северин. - Проверь броню _той_ Тапатаки! Ударь по ней хорошенько! Туман, Зверь! Чудища! Драконы! У самой Теи! Ну, видел, Мэйтир? - торжествующе заговорил он. - Полагаю, моему брату Антонину сегодня будет не до балов.

- М-да... - одобрительно протянул Мэйтир. - Теперь я вижу, что не ошибся в своем ученике. Проводи-ка старика, я еще хотел рассказать тебе про этих незваных союзников...

Северин снова подошел к Зверю и сунул обратно, словно ставил куда-то на полку, мешочек с рубинами. Затем они с Мэйтиром стали удаляться, слова их речи стали неразличимы, и вот хлопнула дверь - они ушли.

Юма поняла, что ей надо как можно скорей убираться. Она была изумлена и ошеломлена сразу многим, чтобы об этом сейчас думать. Девочка огляделась - вокруг почти совсем ничего не было видно, но ей казалось, что она стоит в том же парадном зале, только позади какого-то неразличимого барьера. Юма даже узнала - в нескольких шагах должна была находиться еще одна из дверей парадного зала, у Антонина она располагалась где-то здесь, а сейчас пропадала в черноте утробы Зверя. "А я сама, - мелькнула у Юмы глупая мысль, - где я сама - в пасти Зверя или в его утробе?" Но где бы она ни находилась, сможет ли она выйти наружу? Выпустит ли Зверь? Юма тихо произнесла:

- Спасибо, что ты меня спрятал. Теперь мне надо домой. Ты ведь меня отпустишь?

Ее обдал какой-то упругий воздушный поток и сильно толкнул - она едва не покатилась по полу зала уже снаружи. Зверь выдохнул ее из себя. Он отпустил! Северин ошибся. Как только Юма поняла это, ее охватила такая радость, что она подскочила к этим слабо мерцающим глазищам и стала гладить огромный нос, бормоча слова благодарности. И тут ее осенило: рубины! Если она сама выбралась, может быть, Зверь отдаст ей и камни? Она, конечно же, почти сразу поняла, что Северин и Мэйтир говорили о Солле. Теперь понятно, почему семирубин никто не мог найти!

- Зверь, можно я возьму камни? - спросила Юма и просунула руку вперед - туда, в пасть Зверю, где они непонятно как находились. Пошарив наугад, она не веря своему счасью быстро наткнулась рукой на кошель - тот самый, камни внутри безошибочно угадывались ладонью. Юма осторожно потащила его к себе - и - натолкнулась на какую-то преграду. Кошель с рубинами не доставался! Она разжала ладонь - рука обратно прошла свободно. Значит, Зверь ее отпускает, но без камней. И тогда Юма стала упрашивать Зверя, гладя эту черную морду и обещая все, что приходило в голову - что придумает ему имя, что станцует для него свой любимый танец, что поиграет с ним, как он захочет. Зверь молчал, только искры в его глазах время от времени мерцали - Юме казалось, немножко насмешливо, словно это все было для него игрой. Юма вспомнила - она так сама играла, давно, в том далеком родном мире - со щенком, он хватался за тряпку, а она за другой ее конец, и так они кружили по двору, перетягивая игрушку друг у друга. Она снова сунула руку в пасть Зверю и тянула к себе мешочек с рубинами, Зверь не пускал, а она шутливо ругалась с ним - "отдай, мое, мое!" А потом Вайка подсказал ей:

- Возьми _один_!

Юма на ощупь развязала кошель и взяла один из камней.

- Ну, хорошо, можно я тогда возьму один камешек? Всего один, самый маленький, ладно? Тебе ведь не жалко! - и она осторожно потащила руку назад.

Зверь выпустил! Не помня себя от радости, Юма обхватила руками эту черную морду и громко прошептала: "Спасибо!" И уже не медля больше и не оглядываясь она побежала к выходу, даже не заботясь об осторожности. В этот раз ей повезло - она не попалась Северину и благополучно скользнула в нужный ход. Кажется, она пробежала уже половину пути, того, каким попадала сюда в самый первый раз - и вдруг услышала за собой шаги. Погоня! Северин? Кто бы то ни был, он за ней гнался. Юма припустила со всех ног, а шаги не отставали - кажется, они даже обогнали ее и топали ей навстречу откуда-то из коридора. Видимо, тот, кто за ней гнался, лучше знал ходы подземелья и ловил ее, обходя коротким путем. Юме пришлось свернуть в сторону, а потом еще несколько раз она шарахалась от этих далеких шагов, и наконец - она смогла оторваться, погони больше не слышалось. Но и она находилась неизвестно где! Заблудилась. Юма озиралась в полутьме и не знала, что делать. Решив передохнуть, девочка присела на какую-то каменную скамью.

- Сейчас, я отдышусь, успокоюсь, и что-нибудь придумаю, - вслух произнесла Юма. - Все равно милая Инессочка пошлет за мной марабу, и он меня вытащит.

Эта мысль ее успокоила. Но Юме не хотелось, чтобы ее здесь искали. Тогда придется все рассказать, и про Мэйтира тоже - и вдруг ей опять не поверят? И... вдруг Инесса будет волноваться? А может, она не в Тапатаке, у нее ведь появились какие-то таинственные дела... Лучше всего было выбираться самой. Будь тут вода... Юма прошла несколько коридоров - но как назло, все подземелье было удивительно сухим, не то что ручейка, даже лужицы нигде не нашлось. И Юма решилась - попробовать как в тот раз с Кинном Гаммом. Она зажмурилась и изо всех сил захотела очутиться в Тапатаке. Юма даже подпрыгнула, помогая своему желанию.

Ничего не получилось. Еще раз и еще - все напрасно. Тогда она села прямо на каменный пол и заплакала. Юма плакала, пока Вайка не вскарабкался ей на плечо и не куснул за ухо.

- Камень, - подсказал ей булкут.

Про него Юма совсем забыла. Она сунула руку в карман передника - камень был на месте. Только теперь Юма могла разглядеть рубин. Таких она еще не видела - камень был неимоверно волшебным даже по понятиям Тапататаки. Собственно, это был скорее огонек, чем камень - он светился, да так густо, что пальцы упирались в это свечение и не могли коснуться поверхности рубина, казалось даже, что держишь в руках какой-то плюшевый упругий комочек.

- Волшебная Солла, - попросила Юма, любуясь рубином на ладони, - помоги мне! Мне надо попасть в Тапатаку!

Она закрыла глаза и снова хотела представить, что перенеслась в Тею. Но ей увиделось совсем другое: неожиданно она сама почувствовала себя комочком на чьей-то ладони, ей даже представилось прекрасное женское лицо - на нее глядели, что-то ее сильно тряхнуло... Юма вскрикнула и открыла глаза: сработало. Она перенеслась. Под золотое небо Тапатаки.

Вот только не в Тею. Вокруг был лес и горы. Юма озиралсь по сторонам - и сообразила. Она снова была на Рыжухе! Это ее не расстроило. До Теи было, конечно, порядком ходу, а еще надо найти дорогу... Впрочем, зачем искать? Вайка уже споро топал по какой-то тропинке, этот бесценный подарок загадочного волшебника, который не волшебник.

- Что бы я без тебя делала, пушистый топтыжка! - громко воскликнула Юма и припустила за зверьком.

Путь оказался короче, чем ожидала Юма. Вайка снова увел ее куда-то вверх, снова к краю того обрыва, за которым стеной клубился туман. Вот только снегопада в этот раз не было. Зато на камнях лежало какое-то животное. Чудище. Огромное - наверное, больше Зверя. Юма тихо ахнула и попятилась. Но чудище не шевелилось. Бесстрашный Вайка уже подошел ближе, обнюхивая издали непонятного зверя. Юма вгляделась - и поняла. Это было не чудище, это была только его голова - она выставлялась из-за края обрыва, а само громадное тело распласталось на склоне скалы и пропадало из виду в провале. Походило, будто оно рухнуло с высоты. И похоже, оно было птицей - невероятно огромной. Клюв ее был открыт, выказывая безжизненно обвисший язык, а глаза закрыты.

- Наверное, - вслух произнесла Юма, потому что ей стало не по себе, - наверное, ты из тех чудовищ, что насылал на Тапатаку этот злой Северин. Наверное, ты пробовала на нас напасть и убилась, а зачем нападала? Мы тебе ничего не делали.

В этот миг птица открыла глаз и мигнула. Она не умерла. Она пока только умирала.

И вот тогда густо повалил снег.

- Да не расстраивайся ты, - утешала Анита. - Поищем еще.

- Я не расстраиваюсь. Просто я совсем было уверилась, - отвечала Инна. - Что это тот самый.

Они говорили о Сергеиче, Славином знакомом художнике - на самом деле его звали Кузьма и даже не Сергеевич, а Петрович. Сергеев была фамилия, а рисовал он все больше на мотивы сказов Бажова, и Инне после пары взглядов на рисунки стало ясно, что этот хороший художник никогда не будет _тем_ - Тапатакским: Тапатака у него уже была, и совсем другая. Не Иннина. Сергеич сам что-то такое почувствовал и даже как-то виновато вызвался поискать среди своих нужного человека. Конечно, Инна с благодарностью приняла, но разочарование было все-таки большое, как-то обескуражил ее этот промах.

- А что за слово ты ему назвала? - полюбопытствовала Анита. - Тапка-тапка?

- Тапка-тапка... - засмеялась Инна. - Да это так, брякнула.

Они сидели в машине у дома Инны. Анита не стала подниматься, отговорилась, что некогда, однако они разговаривали уже добрые десять минут - просто, как это бывает, не хотелось расставаться.

- Ну, хочешь сейчас на дискотеку завалим? - предложила наконец Анита. - Разгоним твой аглицкий сплин.

- На дискотеку?!. - Инна вытаращилась на свою новую подругу. - Ты бываешь на дискотеках?

- А что?

- Но... там же все неправильно!

- Как неправильно? - заморгала озадаченная Анита.

- Ну... Во-первых, неправильные движения, а правильно там двигаться невозможно, места мало и люди давят друг на друга, - начала перечислять Инна. - Потом, музыка совсем не та.

- Какая не та? Вальсов нет?

- Да нет, не вальсов, а она вообще ничья и ни для кого. Настоящая музыка - это когда для всех звучит то, что каждому больше всего подходит. Еще настроение неправильное. Веселье неправильное, много угрюмых, они только подделываются, что им весело, а сами не знают, что они тут делают. А про дебилов всяких и пьяных и что ребята друг с другом дерутся я уж не говорю.

Анита только головой качала от удивления - таких речей ей еще слышать не доводилось.

- Да и вообще, - добавила Инна, сама не ожидавшая, что ее прорвет вдруг такой лекцией, - танец такая важная вещь, его же нельзя просто так танцевать.

- Как просто так? То есть, - поправилась Анита, - как не просто так?

Инна немного подумала - не про бал же у Антонина ей рассказывать.

- Ну вот, например, дикари свои пляски пляшут - танец дождя или там огня. Понимаешь, они ведь это делают не напоказ, а потому что хотят дождь вызвать. Может, это все суеверие одно, - прибавила она, - но для них-то это самый жизненный случай. А если просто так что-то делать, для виду, то, значит, оно невсамделишное.

- А если всамделишное?

- А если это твой всамделишный танец, то его перед всеми же не будешь танцевать. Это же самое личное, как раздеться, нет, больше! - как свои стихи показать.

- Ну, Инка, ты даешь! - выдохнула Анита. - Ты прямо... я не знаю даже кто. Никогда такого не слышала. А ты что, стихи пишешь?

- Ну, вот еще, - фыркнула Инна. - Читаю-то совсем мало.

- Как, вам же задают? - удивилась Анита. - А я люблю стихи, только не современные, они какие-то все заумные. Слушай, Инка, - Анита оживилась от пришедшей вдруг мысли, - если не дискотека, то, может быть, в ресторан сходим?

- А что? - Инне это даже понравилось. - Давай! А то я никогда не была в ресторане.

- Да ты что?!.

- Нет, я, конечно, была, - поправилась Инна, - на свадьбе у подруги, на Новом году там, обедать заходила как-то. А вот так, чтобы сходить вечером посидеть - ни разу.

- Ну вот и сходим! За мой счет, я богатая. Приглашаю!

- Только завтра.

- Конечно, завтра, а то мы же не одетые, - серьезно согласилась Анита.

Эту ночь Инна читала лекцию девочкам Инессы. Точнее, и мальчикам - присутствовали пажи и оруженосцы, а еще кое-то из старших теитян. Еще точнее, и лекции никакой не было, это Инна так думала, что ей придется битый час перегружать всякие сведения из своей памяти в чужие. Произошло же совсем другое - едва Инна открыла рот, как в воздухе возник какой-то большой прозрачный кристалл, а в нем появились изображения. Следуя ее словам или даже мыслям, а порой их опережая и направляя, как она обнаружила, эти изображения стали меняться и превращаться в новые. Но это было не совсем так, как в телевизоре - скорее, это походило на то, как в детском калейдоскопе один узор превращается в другой - в потоке образов тоже был свой порядок и своя уместность. Инна только мимоходом хотела коснуться таких сложных материй как женское и мужское, а больше рассказать о разных историях, вымышленных и настоящих. Но получалось не так - все эти истории в том Тапатакском хрустале преломлялись таким образом, что всегда просвечивала их сокровенная суть, а еще - проступали такие связи и отзвуки, каких совсем не могла ожидать Инна. Она сама для себя распознала и поняла много такого, что оставалось скрыто даже в той чудесной библиотеке, где она готовилась к своему занятию. Инна между делом подумала, что могла бы написать теперь даже не курсовую, а целую докторскую диссертацию, но, конечно, впихивать все это в студенческую работу она не станет, нечего выпендриваться, да и нечестно.

- Ну вот, - сказала Инесса, когда Инна завершила свой доклад, - а по совести, волшебный хрусталь сам замкнул ее рассказ, вернув все к исходным образам - рыцарь с мечом у ног дамы. - Ну вот, теперь все, надеюсь, понимают, почему мы держимся этого прекрасного установления и почему Тапатаке потребовалось удалиться от Срединного мира.

- Да, - сказала одна из девочек. - Потому что там это не могло быть проявлено в полноте и всей силе.

- Совершенно верно, Юма, - согласилась Инесса. - И что из этого следует?

- Что нам надо много заниматься, вести себя хорошо, а то мы окажемся недостойны рыцарства наших будущих рыцарей, - и другая девочка показала язык кому-то из пажей.

Все, включая Инессу и Инну, засмеялись.

- Ох, ты и язва, Альга. Всегда меня передразнишь, - благодушно пожурила Инесса.

Потом все хором поблагодарили Инну, и она еще немножко поболтала с дамами. Инна между прочим пожаловалась, что у нее нет вечернего платья сходить в гости - она не стала говорить про ресторан, потому что не была уверена, поймут ли ее теитянские феи.

- А чем тебе не нравится это? - Дора имела в виду то платье, в каком Инна появлялась в Тапатаке - она же сама его и подарила.

- Или то, что было на тебе на балу, - напомнила Инесса.

- Ой, нет, оно слишком уж шикарное! Мне его жалко для...

- Для ресторана. Это такой кабачок в Алитайе, из приличных, - пояснила Инесса прочим феям.

- А то мы не знаем, - возразила Дора. - Инна, ты всегда можешь выбрать какое-нибудь платье из наших или придумать новое.

- Ну да, - неуверенно отвечала Инна, потому что не совсем поняла, как она может _придумать_ платье. - Но как я его возьму домой?

Дора с Инессой заулыбались и заверили ее, что способ найдется. Он был более чем прост - это платье Инна унесла домой в свертке. Собственно, сверток нес Бенга ("Должна же от него быть хоть какая-то польза", - сказала Дора.). Платье было черешневое, не слишком бальное, не слишком в обтяг и не слишком свободное, - все в самый раз, просто - и вместе с тем красиво до совершенной роскошности. Утром Инна вскочила и первым делом примерила платье снова. Она была очарована еще больше вчерашнего.

- Да, - сказала Инна, - если за каждую лекцию будут по такому платью давать, я, пожалуй, пойду на ставку профессора в Инессиной школе!

Тошка посмеялся. А Анита, когда они разделись в ресторане - она повезла Инну в один из самых шикарных - завизжала от восторга и зависти:

- Инка, обалдеть! Откуда?

- Да уж не из магазина, - небрежно отвечала довольная Инна.

- Ой, ой, заважничала! - Анита не обиделась. - Тетя Ирина прислала, да?

- Уж она пришлет, - иронически покосилась Инна. - Это подарок.

Не могла же она соврать, что это из бабушкина сундука - платье на старинное ну никак не походило. Невероятно, но Анита как-то догадалась:

- Это те твои друзья подарили? Что художника ищут?

- Я нашла платье утром на спинке своей кровати, - находчиво отвечала Инна. - Его мне сшили гномы.

- Ага, ты же ведьма! - поддержала шутку Анита и больше не спрашивала.

Метрдотель указал им столик - как раз в том месте, что хотелось Инне - у окна, откуда был виден весь зал и эстрада с джаз-трио, а сами они не мозолили глаза. Они шли по залу, и Инна ловила придирчивые, с явным оттенком зависти, взгляды женщин - а впрочем, была и пара мужских. Саксофонист выдал какую-то особо виртуозную гамму, и Инне подумалось, что это в их честь. Не успели они сесть, как к ним подошли - Павел, приятель Аниты, а потом еще и Володя Усихин. Павлу Инна обещала попозже потанцевать, а Усихину изумилась: откуда у этого лоботряса деньги на такой ресторан? Как выяснилось, Усихин просто-напросто сопровождал группу американцев, повезло подшабашить. Инна отшила бы его, но из-за этих туристов, а точнее, это были не туристы, а какая-то очередная миссия по молодежному обмену, в общем, ей пришлось познакомиться и с его иностранцами, ребята как ребята, но только их уединение с Анитой вышло совсем недолгим - половину вечера они проболтали с этими американцами, а другую Инне пришлось танцевать с ними же и с приятелем Аниты. За своим столиком они сидели совсем мало, но Инна уже смирилась с этим и не жалела, только ей слегка действовали на нервы пристальные взгляды Усихина, а еще приставала Джанин, мало того, что спрашивала всякую ерунду про чепуховые феминистские проблемы, так потом стала допытываться, откуда она взяла свое платье.

- Я имею в виду, что это явно работа кутюрье, - объяснила Джанин. - Вы выезжаете за границу или это ваши российские модельеры? Может быть, одна из ваших подруг-художниц? Не удивляйтесь, я впервые в России, мне все интересно.

- Нет, я не была заграницей, - отвечала Инна. - Но у нас в городе есть школы мод, даже несколько. Вот Анита работает моделью.

- Да?

- Немного, для хобби, - пояснила Анита.

- Ну, а платье? Это из вашего салона?

- Его сшили гномы специально для Инны, - повторила Анита Иннину шутку.

Джанин засмеялась, а Вова Усихин подозрительно покосился на Инну. Вскоре число общих знакомых увеличилось - в зале появилась и мисс Китова. Люда была здесь с каким-то крутым мужиком, Павел сказал, что это местный мафиози, и даже из крупных - но на вид он был мужик как мужик, дядька лет под сорок из деловых. Впрочем, за соседним столиком разместились братки с лицами, действительно, весьма внушительными - это была охрана.

- А, он меня на вчерашнем боди-арте приметил, - объяснила Люда. - Заехал сегодня к универу и снял. Ну у тебя и прикид! - не скрывая зависти она оглядела Иннин наряд. - Отпад! А ты, - это она обратилась уже к Аните, - на следующей неделе выставляешься?

Люда имела в виду какой-то там очередной парад, на сей раз приезжали какие-то новые знаменитости из столицы, и под их крыло притыкались, естественно, и дерзновения местных салонов моды.

- Да звали, - небрежно отвечала Анита.

В общем, вечер в ресторане вышел не то чтобы неудачным, но несколько сумбурным. Инне скорее понравилось, вот только встречи со своими сокурсниками создавали отчетливый привкус студенческих посиделок, а так - из того, что могло быть в Камске... Да впрочем, причем тут Камск, призналась себе Инна. Она могла бы попасть на прием к принцу Монако, не велика была бы разница. Не бал у Антонина. Ну, а так - чисто, прилично, музыка стильная, бонтонная такая. Да и покормили неплохо, хотя они с Анитой толком и не поели. Инна уже собиралась уходить, она объяснила Аните, что ей тут надо кое-кого навестить, а на самом деле хотела заглянуть на ночь в Тею, к феям - Инесса обронила, что Найра снова их приглашала куда-то там, и Инне хотелось поспрашивать об этом.

Они с Анитой уже попрощались с ребятами, Анитиными знакомыми и американцами, и направлялись в фойе, к раздевалке. Вдруг послышался шум ссоры, раздраженные голоса и девичий вскрик. Они обернулись - Люда Китова, вся красная, что-то бросала в лицо своему кавалеру - тому самому мафиози, с которым пришла в "Ампир". Мужик с лицом резко неприятным говорил что-то негромко, но зло, и держал ее за руку. Из-за соседнего столика уже поднимался подручный амбал, ожидая указаний. Люда выдернула ладонь и выбежала в фойе к раздевалке. На ней не было лица.

- Анита, - она уже чуть не ревела, - пожалуйста, увези меня отсюда!

Тотчас из зала появился мордастый парень и шагнул за Людмилой.

- А ну обратно к Льву Валентинычу, - как собаке скомандовал мордастый. - Ну, пшла!

Инна встала у него на пути:

- Отстаньте от нее!

- Что? - наморщился бандит.

В этот миг Анита выхватила из сумочки баллончик и пустила ему в лицо слезоточивый газ. Мордастый закрыл лицо и сквозь кашель проорал:

- Убью, сука!..

- Скорей! - Анита толкнула Инну к выходу. - В машину!

Они выбежали на улицу и в туфельках залетели в Анитино "Ауди". Все получилось удачно - Анита уже выводила машину со стоянки, когда из дверей повыбегали накаченные телохранители бесцеремонного Людкиного ухажера.

- А шубы? - спросила Инна.

- Потом, - отвечала Анита, не отводя глаз от дороги. - Скажу папе, он пошлет кого-нибудь. Да не реви ты! - прикрикнула она на Людку. - У меня переночуешь, мало ли что. У папы друзья менты и в ФСБ, разберутся. Никто тебя не тронет. Я прямо сейчас позвоню. Инка, возьми мой сотовый в сумочке.

Она продиктовала ей номер, и Анита поговорила с отцом, бегло объяснив, что случилось.

- Ну, все, он нас встретит у дома, - сказала она. - Папа сказал, что прямо сейчас будет звонить своим. Прорвемся, девчата!

Успокоенная Людмила уже вытирала лицо Инниным платком.

- Что там у вас случилось? - спросила Инна. - Он домогался, да?

- Хуже, - отвечала Людмила, снова всхлипнув.

Они уже подъезжали к дому Аниты, когда их подрезал навороченный джип. Аните пришлось резко тормозить, и Инна едва не стукнулась лбом в стекло. Из джипа споро повыскакивали молодчики Льва Валентиновича. Людка открыла дверцу и побежала за угол - там уже начинался двор Анитиного дома. Один из бандитов кинулся за ней, а остальные с двух сторон обступили автомобиль Аниты.

- Все, телки, вылазьте, - велел все тот же мордастый.

Анита с бледным лицом сидела на месте.

- Хуже будет, - припугнул мордастый.

Инна стала выбираться из машины, лихорадочно соображая, что лучше сделать... Бенга! Антонин! - ее мысль метнулась от одного к другому.

- Отпустите ее, Инна тут ни при чем, - услышала она сзади себя голос Аниты.

Но рука одного из крутых уже тянулась, чтобы схватить Инну за плечо. Сделать это он не успел. Потому что его лапу кто-то перехватил и дернул так, что бандит отлетел далеко в сторону и ударился о стену дома. Во всем, что последовало дальше, Инна отчетливо разглядела только одно - как бегущая в туфельках на каблучках Люда поскользнулась и покатилась по снежной корке тротуара, а догнавший ее бандит наклонился, чтобы поднять или ударить. Что же до остальных троих, то Инна просто не видела толком, что с ними происходило - они один за другим отлетели к стене и валялись там кучей брошенных друг на друга мешков, что-то хрипя и подвывая. А последний, тот, что был подле Людмилы, заметив наконец, что происходит неладное, устремился назад, к "Ауди" и джипу, на ходу что-то доставая из пиджака. На пути его откуда-то выросла стройная мужская фигура, и только теперь Инна все поняла.

- Ингорд! У него... - она не знала, поймет ли он слово "пистолет", и крикнула иначе - ...оружие!

Отморозок уже держал свой пистолет в руке. В неуловимую глазом долю мгновения Ингорд очутился рядом с ним. А затем все так же неуловимо для глаза этот пистолет оказался у Ингорда в левой руке, а бандит отлетел к стене, свалившись в снег рядом со своими дружками. Ингорд меж тем помог подняться Людмиле и подошел к Инне, рядом с которой уже стояла Анита.

- Так вы это называете оружием, Инна? - спросил Ингорд голосом совершенно спокойным и теплым. Он взглянул на пистолет, пожал плечами, а затем как клочок бумаги или ломтик пластилина скомкал металлическое изделие и бросил на тротуар. - Это не оружие, это хлам.

Инна смотрела на него и чувствовала то, что невозможно передать словами. Ей казалось, прошла целая вечность, прежде чем она опомнилась. Она взглянула на своих подруг, во все глаза наблюдающих за ними, сообразила, что они стоят на морозе в одних вечерних платьях и попросила:

- Анита, ты меня не отвезешь домой? По-моему, нам теперь ничего не угрожает.

- Вне всякого сомнения, госпожа, - подтвердил Ингорд.

- Люда, иди к нам домой, скажи папе, я скоро, - попросила Анита и уселась в машину. - Не замерзнешь?

- Дойду, - отмахнулась Людмила - до Анитиного подъезда было всего-ничего.

Инна опустилась на переднее сиденье рядом с Анитой и, чуть поколебавшись, протянула руку. Ингорд поднес ее к губам и поцеловал, встав на одно колено. "Встретимся в Тапатаке", - глазами сказали они друг другу, а потом он шагнул куда-то в тень - и исчез.

С ошарашенным лицом Анита вела машину и ничего не говорила. Но Инна сама чувствовала, что должна что-то объяснить.

- Это Ингорд. Он мой рыцарь, - сказала она.

- Да? - отвечала Анита как-то отстраненно.

- Аниточка, я тебе потом все расскажу, - просительно произнесла Инна и положила руку на локоть Аниты. - Просто это... необычно.

- Да уж, - вздохнула подруга.

В этот миг у Инны в голове возникла картинка, как тогда с Ковровым в кабинете Темкина: зал покинутого ими "Ампира". Там был переполох - под визг женщин ее Бенга таскал по залу вопящего от ужаса мафиози Льва Валентиновича, меж тем как публика ресторана шарахалась по сторонам и давила друг друга, стараясь выбраться в фойе. А затем - "О Боже!" - воскликнула Инна - тигр по-кошачьи присел на тело ополоумевшего бандитского авторитета и стал прудить лужу.

- О, Боже! - вслух воскликнула Инна.

- Что? - отозвалась Анита, но в этот миг ей по сотовому позвонили. - Папа!.. А, Паша... Что? Да-а-а? - и Анита покосилась на Инну, которая в этот момент сама созерцала зрелище перед ее внутренним взором. - Валентиныча? Так ему и надо, придурку... Да нормально, я уже звонила папе... Передам... А ты сам поговори, - и Анита протянула телефон Инне, - это тебя. Павел. - Инна сделала отстраняющий жест. - Нет, она не хочет... Ну, чао...

Анита отложила сотовый и сообщила:

- Там у них буча в "Ампире". Какой-то тигр чуть не съел Валентиныча.

- Не съел, а помочился, - поправила Инна. - На. Валентиныча. Я уже знаю.

- И откуда, можно спросить?

- Ну... мне тоже позвонили. Только мой сотовый немножко другой, - Инна примирительно улыбнулась.

- А ты не... это не ты натравила?

- Тигра-то? Да нет, конечно! - искренне опровергла Инна.

- Жаль. А я бы обязательно, - возразила Анита.

- Ты вообще молодец! - горячо отозвалась Инна. - Я очень рада, что у меня есть такая подруга.

Анита отвечала признательной улыбкой. Они подкатили к дому, и Инна попросила несколько нерешительно:

- Аниточка, знаешь что. Если разговор зайдет про ту драку, то говори, что это твоего папы охрана. Никто ведь ничего не видел. Так... проще.

Анита подумала, кивнула и спросила:

- А тигр?

- Ой, да кто в него потом поверит! Поговорят и забудут, - успокоила Инна.

Это же самое Инне подтвердил и Антонин, когда она поднялась к себе.

- Бенгу, Иннусенька, ты послала к тому дядьке сама, - отмел он ее упреки. - Ты же подумала про тигра, вспомни-ка. А что ему было тут делать, если Ингорд. Вот он и порезвился в другом месте.

- Ну, а ты? Я же о тебе тоже подумала!

- Ну, еще бы! Чуть колокольчик не оборвала. Но для меня тоже совершенно не было работы. Да и для Ингорда, сказать по совести. Но тебе, конечно, лучше не слишком выставляться, пусть считается, что это папа твоей подруги послал людей. А тигра забудут. Да и зачем тигр? Показала бы на гада мизинчиком и сказала: "Замри!"

- А так можно? - Инна опять не могла понять, шутит Антонин или говорит всерьез.

- А ты попробуй, - и Антонин покатился со смеху. - Кстати, - заметил он перед уходом, - один-ноль. Ты проиграла.

- То есть?

- Ты говорила, что узнаешь меня, если я появлюсь здесь у вас. А сама даже отказалась со мной танцевать.

- ?

- Я сидел слева от приятеля Аниты. Такой задумчивый брюнет с золотым перстнем на правом мизинце.

- А!.. Правда? Антонин, это нечестно! - возмутилась Инна. - Я была не готова! Ты должен был предупредить меня заранее!

- Мы так не договаривались, - возразил Тошка. - Проиграла, проиграла!

Инна всерьез рассердилась.

- Ты не хочешь прогуляться в Тапатаку? - меж тем невинно предложил Антонин.

- Нет, - отрезала Инна. Она бы и спиной повернулась, если бы только видела, где в этом миг находится Антонин.

Тапатака, конечно же, не единственный, не лучший и не высший из чудесных миров, есть и другие, множество. В этом множестве есть столь загадочные и отдаленные, что о них никогда не слыхали в Тапатаке - как, вероятно, никто не слышал о Тапатаке и там. Что же до миров знакомых, то политикой Тапатаки всегда было добрососедство - и не более того. Как любая страна, она, конечно, не желала себе врагов, но, с другой стороны не слишком нуждалась в друзьях. Друг с другом больше общались не страны, а их жители, - так, среди молодежи Теи обычно находилось сколько-то непосед, а иные оставались таковыми на всю жизнь. Но большая часть тапатакцев мало интересовалась зарубежьем - всему был свой срок, и когда такой наступал, то обитатели Тапатаки уходили в последнее путешествие - обычно, со своим королем. А раньше того - к чему загадывать о неведомом? - и такой же в целом была линия самой Тапатаки. Несколько раз ее приглашали для участия в разных там волшебных собраниях и пробовали втянуть во всякие междувселенские союзы, но отношение Тапатаки к этому было неизменно прохладным, так что ее давно уже оставили в покое, предоставив самой себе.

Однако, теперь изменилось и это. В одно и то же время к принцу Антонину пожаловало сразу несколько посольств. Выяснилось, что в междумирье давно уже творится серьезная междоусобица, причин и целей которой в Тее так и не смогли уразуметь. Меж тем, Тапатаку склоняли к тому, чтобы принять чью-либо сторону, а взамен дружно обещали помощь. По словам полномочного посланника прекрасной мечты Акамари - это так называла себя страна Найры: прекрасной мечтой, Тапатаке все равно невозможно будет остаться в стороне, а победив вместе с акамарским союзом, она обеспечивала себе защиту от всяческих вторжений Нимрита. Такую же помощь обещало и Великое Средоточие Н'тхи, некое странное образование, разношерстный конгломерат самых невероятных миров, где как будто главенствовал мир-город Хло, откуда и прибыл кудесник Тха. Правда, натхийское Средоточие, по крайней мере, не сулило бед и не грозило карами в случае отказа, на что по-женски тонко, но и столь же ядовито намекнула неотразимая прелестница Найра. О, нет, никто, конечно же, не собирался нападать на Тею. Просто когда - Найра употребила не _если_, а _когда_ - когда плотина Теи рухнет и в нее хлынет из Нимрита невесть что, то Акамари трудно будет удержать иных своих союзников от того, чтобы не использовать такой момент... - Для мародерства, - продолжила за нее Инесса, на что сияющая Найра дружелюбно возразила: - Ну что ты! От того, чтобы не ознакомиться хотя бы с толикой ваших знаменитых чудес! Ведь иначе они будут навсегда потеряны, правда? А тут хотя бы что-то спасут. - В переводе с языка дипломатии Найра обещала при первом удобном случае основательный грабеж Теи - то есть, почему грабеж? - спасение ее бесценных чудес! Пилюлю золотило лишь то, что Найра предлагала Тапатаке не просто союз, а верховенство в нем, отдавая должное искусству, магическому дару и духу жителей волшебной страны. Акамари, по словам Найры, вовсе не стремилось главенствовать, уступая это умам Теи - что в кругу Антонина истолковали как хитрый прием, ведь тогда на Тапатаку и приходился бы главный удар противной стороны.

Можно было бы сказать, что такая дипломатия просто толкала Тапатаку в союз со Средоточием Н'тхи, не будь цели этого Средоточия столь туманны и чужды для Тапатаки. Поэтому наилучшим для страны Антонина оставалось стоять в стороне, а предложения обоих противников не принимать, но и не отклонять раньше времени - что и исполнил принц Антонин. И все же, к уже немалым опасностям, похоже, добавлялись новые, делая положение Тапатаки и вовсе уязвимым.

В это-то время нежданно-негаданно напомнил о себе Северин. Он разыскал Антонина в его уединении в старой крепости. - Теперь ты понимаешь, Антонин, - сказал ему мятежный брат, - что я не придумал ту угрозу для Тапатаки, в случае, если ты станешь ее королем. - Северин, эта угроза возникла не без твоего участия, - возразил Антонин. - Вовсе нет. Промолчи я при коронации и останься Тапатака на месте, это мало что изменило бы. Ты не читаешь в Нимрите, Антонин, а я - читаю. К стране давно подбиралось нечто почти неотвратимое. - И что же теперь? Никак, ты тоже предлагаешь нам помощь или союз? - с невеселой улыбкой осведомился Антонин. - Я предлагаю вернуться всем назад. Огласи это на Совете Теи. - Это я обещаю, - согласился Антонин, - но не больше этого. А как же насчет короны? Ты снова думаешь ее принять? - Да, разумеется. - Без Соллы? - Когда все вернется на свои места, вернется и Солла, - заверил Северин. - Северин, - спросил принц Антонин, - если тебе дорога Тапатака, а я никогда не считал тебя двуличным злодеем и нашим врагом, если ты хочешь ей добра, не проще ли помочь нам хоть бы своим ключом и жезлом? - Антонин, - сдержанно отвечал Северин, - когда все тут будет рушиться, обещаю встать у дворцовых ворот с жезлом и ключом от Нимрита и помочь Тапатаке - если только Тапатака это захочет. - То есть примет твои условия. - Вот именно. - Вряд ли, Северин. Похоже, ты ничего не понял, - вздохнул Антонин. - Ты ведь знаешь, король может совершить последнее путешествие не ранее, чем станет готов к тому. Я ведь прыгнул в Нимрит, Северин. И Тапатака за мной последовала. Я не короновался - из-за Соллы, но это ничего не меняет. Я до сих пор в последнем путешествии _короля_ - и со мною вся Тапатака. А из последнего путешествия не возвращаются. - Это ты ничего не понял! - закричал Северин. - Ты же ничего не видишь, слепец! Если бы ты умел различать Тень! Ты думаешь, что знаешь о теитянах все - а ты ничего не знаешь. Ты доверяешься им, из-за этой, как ты думаешь, верности королю, а как раз самые верные могут предать и предают тебя, Антонин. Берегись! - Северин, скажи мне откровенно, - прервал его брат. - Я никогда не воспользуюсь этим. Тебе же дорога Тапатака, я вижу. Если все будет так, как ты говоришь, и мы будем стоять на пороге гибели - ты же все равно не выдержишь и придешь на помощь, ведь так? - Нет, Антонин, - холодно отвечал принц Северин. - Не приду.

(из Новой хроники Тапатаки)

9. НЕМНОЖКО БОГА И БОЙ ТЕНЕЙ.

ЮМА. САША ПЕСКОВ. ИННА.

Юма глядела в глаз огромной птицы, и мало-помалу страх оставил ее. Если это и было чудище, насланное Северином, то оно слишком ослабло, чтобы напасть и поранить. Мало того, ей стало жаль раненное существо, сейчас оно было не огромным чудищем, а чем-то беззащитным и беспомощным, как раненный котенок. Ей показалось даже, что от Птицы исходит просьба о помощи - столь же отдаленная и неясная, как голос, каким с ней разговаривал Зверь.

- Она хочет есть, - сказал ей Вайка.

- Чем же я могу его накормить? - удивилась Юма. - Здесь ничего не растет, а ей ведь надо, наверно, так много...

Вайка забрался на камень, оказавшись вровень с клювом и долго пробыл там, то стоя столбиком и прислушиваясь к чему-то, то крутясь на месте, будто танцевал какой-то танец или играл с кем-то невидимым.

- Это волшебная Птица, - сообщил он наконец. - Даже больше, чем я. Ей не нужна твоя еда.

- А какая же?

- Волшебная.

Юма задумалась. Из волшебного при ней был только Вайка, да разве же она скормит его этой непонятной Птице. А больше ничего, только рубин, но это для Антонина. Да ведь не будет же Птица есть камень?

- Почему не будет? - возразил Вайка. - Как раз подойдет!

Юма достала Соллу, она не собиралась ее отдавать, просто хотела посмотреть на рубин.

- Ну что ты, Вайка, - сказала девочка, - это же камень Антонина! Посмотри, как он светится. Разве он согласится, чтобы его проглотило еще одно чудище?

Она подняла камень, и Солла засияла так, что вокруг ощутимо посветлело, а краски стали ярче и насыщенней, а ведь был еще день, и солнце светило сквозь кружащие снежинки. И в лучах этого рубинового сияния Птица вдруг приоткрыла и второй глаз, как если бы это свечение уже придало ей капельку сил. Ее клюв чуть шевельнулся, а горло выдохнуло слабый хрип, будто Птица пыталась что-то сообщить.

- Она его просит, - сказал Вайка.

Юма стояла с рубином в руке в полном замешательстве. Чем больше она смотрела на умирающую Птицу, тем сильнее проникалась ее болью и стремлением выжить. Но... камень был нужен также и Тапатаке!

- Но нам тоже надо выжить, - нерешительно произнесла она вслух, обращаясь то ли к Птице, то ли сама к себе. - Это для Антонина и милой Инессочки, и девочек, и Туана, и...

Желтый глаз мигнул. Птица ее слышала! Она понимала! Уйти вот так, под этим понимающим и зовущим взглядом у Юмы не было сил.

- Птица, - решилась Юма. - Я так не могу. Я спрошу Соллу, и если она сама согласится, то...

Юма положила рубин на ладонь и загадала:

- Волшебная Солла! Если ты согласна...

Камень сильно просиял - и вдруг скатился с ладони в сторону этого раскрытого и просящего клюва, хотя Юма стояла твердо и держала ладонь совершенно ровно, недаром же она училась равновесию в домике Инессы. Юма подняла рубин и быстрей, чтобы ни о чем больше не думать, подбежала к этому клюву и положила рубин на язык, ближе к глотке. Она сразу же отвернулась и отбежала назад.

- Мамочки, что же я наделала! - сказала Юма и оглянулась.

Она почему-то думала, что Птица сразу оживет, а может, и улетит - ведь рубин был ужас какой волшебный, главный камень Тапатаки. Но, видимо, раны Птицы были слишком серьезны, а может, недоставало сил одного только камня, ведь вся Солла - это семь рубинов. И Птица не ожила и не улетела - но и жертва Юмы была не зря: по огромному телу пробежала дрожь, Птица встрепенулась, пошевелила клювом, издала короткий и чистый звук, а в зрачках ее засветились огоньки - Юме показалось, это Птица так улыбалась - ей, Юме.

- Молодец, не пожадничала, - раздался чей-то голос.

Юма повернулась. В паре шагов от нее стоял ее странный художник, Саша.

- Саша!

Волшебник из Алитайи приветливо помахал рукой.

- Ты не видела меня, я за тобой уже минут десять смотрю. Не хотел мешать. А почему тебе было жалко алмаз?

- Это рубин, - отвечала Юма. - А ты что, снова спишь?

- Ага, наверное, - беззаботно отвечал этот непонятный волшебник. - А что ты здесь делаешь?

И Юма рассказал ему все-все, что знала сама, начиная с появления Инессы в ее мире. Все получалось очень странно, не так, как ей говорили в Тее - не она разыскала своего ведомого, а он ее, и не она подсказывала ему, что делать, а сама ждала от него помощи и совета. Но Юма даже рада была теперь, что так выходило. А то ведь в Тее она не могла об этом рассказать никому. Потому что тогда ее, наверное, не пустят к Зверю, а он ждет. И потому что Птица... разве она имела право отдать ей камень Антонина?

- ...И вот Зверь не захотел отдавать мне все камни, - заканчивала Юма свой рассказ, - и я уже думала, что уйду ни с чем, но Вайка подсказал мне, и я попросила один.

- Ну, это понятно, - заметил Саша. - Наверно, он не отдал все сразу, чтобы ты пришла снова.

- Ты думаешь? Да, правильно... Но я все равно не принесла камень Антонину, - вздохнула Юма.

- Я думаю, тебе и все остальные придется отдать этой Птице.

Они оглянулись на Птицу. Та смотрела на них, будто все слышала и понимала.

- Ее, наверно, надо лечить, - тихо сказала Юма. - Наверно, камня недостаточно. Только я не знаю, как мне это сделать и смогу ли вообще сюда приходить. И я не знаю, как это рассказать Инессе, потому что я все-все нарушила. Ведь эта Птица, наверно, наш враг, а я ее спасаю. Да еще рубин. Да еще Зверь. Да еще этот предатель Мэйтир.

Саша пожал плечами.

- Можно и не говорить. Если спросят - ну, тогда и расскажешь. А так - просто молчи.

Юма сделала забавный жест - похлопала себя по щекам обеими руками: на ее родине это означало что-то вроде "не знаю, что сказать, и молчу".

- Саша, - заговорила она о другом, решив хоть что-нибудь сделать хорошее сегодня, - а я ведь к тебе дважды пробовала добраться и не сумела. Ты правда пишешь стихи?

- Ага, - отвечал Саша, и они немного поговорили об этом. Он был очень заинтересован, когда узнал, что в Тапатаке тоже есть поэты.

- Вот Кинн Гамм, он сочиняет снег.

- Сочиняет снег?

- Ага, и очень хорошо. Каждую снежинку отдельно!

- Надо же, - искусник Срединного мира покачал головой. - Нет, мне так слабо.

- А как ты делаешь?

- Ну... Вообще-то в наших стихах главное метафора. Понимаешь, у нас поэт - это такой сводник...

- Кто?

Саша засмеялся.

- Устроитель брака. Причем, сочетать можно что угодно с чем угодно. Скажем, можно сравнить поток с прыгающим по камням гривастым львом. И получится так, что горная река сможет превращаться во льва и бежать себе где-нибудь по сухой саванне, где ни гор, ни воды-то нет. А можно даже еще интересней - связать сразу много вещей. И тогда небо будет узелком, который несут в руке, а еще, например, рыбой, а еще океаном, где плавают всякие звездные суденышки. Понимаешь, как интересно - целый океан, а его самого ловят как рыбу или складывают в узелок и несут под мышкой. Хотя, конечно, на самом деле небо остается на своем месте, но как бы и немножечко в узелок превращается.

Юма развеселилась.

- Какое смешное волшебство! А ты знаешь, у нас ведь такое тоже бывает. Вот Зверь - он же тоже как бы сразу вся эта ужасная прорва, весь Нимрит.

- Ага, наверно, - согласился Саша. - Вот и наши стихи - это что-то похожее.

- Тогда у вас сильное волшебство, - сказала Юма, проникаясь уважением к своему необычному собеседнику. Ей вдруг в голову пришла одна еще неясная мысль. - Саша, а ты мог бы, например, сочинить такие стихи, чтобы вот вся эта птица стала такой... такой - ну, маленькой, вот как Вайка или меньше?

- Запросто.

- Сделай! Сейчас! Пожалуйста, - попросила Юма.

- Зачем?

- Тогда я смогу унести ее с собой и ухаживать за ней дома! Я же не могу ее просто так бросить, а ходить сюда не смогу и рассказать тоже нельзя!

Саша уставился на нее.

- Но... это же так получается только в стихах. На самом деле никто ни в кого не превращается.

- Превращается! Есть же Зверь!

Саша забавным движением почесал нос.

- И ты думаешь, у меня так получится?

- Да! Ты же волшебник! - Юма вовремя вспомнила его же слова, сказанные в прошлый раз. - И ведь это же сон! Ты сам говорил, что во сне все можно!

Искусник из Срединного мира колебался самую малость.

- А ведь ты, малыш, совершенно права.

Он поднялся с места и походил взад-вперед, что-то бормоча.

- Что ты делаешь?

- Настраиваюсь! Не отвлекай. Лучше пожелай мне вдохновения, - неожиданно сердито отвечал ее странный друг, и Юма стала желать ему вдохновения - произносила совсем тихонечко:

- Вдохновение-вдохновение! Желаю тебя Саше, чтобы он сочинил, что нужно!

- Вот, слушай, - поэт из Алитайи остановился и прочел:

Когда сердце откликнулось,

то уже не громадина-птица

лежит на скале,

а пичуга

с подбитым крылом

на волшебной ладони

ребенка

- То, что надо, - одобрила Юма. - А почему моя ладонь волшебная?

- Ну, это поэтически, - отмахнулся Саша.

Они оба смотрели в желтые глаза Птицы, ожидая невесть чего.

- Нет, не превратилась, - вздохнул наконец Саша.

В этот миг Вайка сильно защелкал. На камне рядом с ним лежала птица, небольшая, с галчонка. Галчонок открыл клюв и пискнул.

- Вот так да! - ахнул Саша. - Значит, вот как оно!

- Ну да, - отвечала Юма. - Ты же сам сказал, что небо остается на месте, но немножко превращается. Вот и Птица.

- А ты уверена, что это та?

- Ну, конечно! Ты такой странный волшебник, сам делаешь и не веришь, - засмеялась Юма. - Посмотри на глаза. И тело поранено. И...

- Ага, - согласился Саша. - Знаешь что, Юма, ты все-таки постарайся меня разыскать. А то я все это забуду, а не хотелось бы.

- Саша! - Юма хотела сказать "спасибо".

Но уже только клочья тумана таяли над землей. И Юма принялась спускаться с Рыжухи, осторожно держа в руках раненную птицу - впрочем, нет, не птицу, а - Птицу, с большой буквы, Юма знала, что это она и есть, и все, что будет с этим галчонком, передастся и Птице.

- Я назову тебя Чка, - сказала Юма. - Хотя, конечно, на самом деле ты не Чка, а большая Птица.

А потом она выбралась на дорогу, и прямо под горой на нее наткнулся дозор рыцарей.

- Юма! - окликнул ее Ингорд. - Что ты здесь делаешь?

- Я была на Рыжухе, - отвечала она. - Разговаривала с Сашей. Вы меня не подвезете?

Рыцари переглянулись. Они не стали больше ни о чем ее спрашивать.

- Юма, сейчас здесь уже опасно, - предупредил Кинн Гамм. - Мы только что сразили двух чудовищ. Пожалуй, лучше будет тебя сразу переправить к Инессе.

Он не стал ее подсаживать в седло, а, наоборот, спустился на землю.

- Возьми-ка меня за руку. Ингорд, ты не подтолкнешь нас? Держись крепче, Юма.

И вот они уже оба стояли в саду Инессы. Фея поднялась со скамьи им навстречу:

- Ну, что на этот раз?

- Ничего особенного. Подвезли по пути с Рыжухи, - отвечал Кинн Гамм. - Общалась со своим искусником. Ну, забегай! - напутствовал он ее, и Юма отправилась в дом - ей надо было устроить жилище для Чки.

Попозже она разыскала милую Инессу, ожидая от нее вопросов или какого-нибудь выговора - ведь ее не было в Тее довольно долго.

- А, это ты, Юма... - фея взглянула на нее как-то рассеянно. - Можешь не рассказывать, что там у вас было с твоим Сашей.

- Почему?

- Совет Теи решил не вмешиваться. Как вы будете теперь встречаться и что у вас будет происходить - это касается только вас двоих, Юма. И не расстраивайся, если будет получаться не то, чего ты ждешь и хочешь. Здесь надо довериться неизвестности.

- Неизвестности, - эхом повторила Юма.

- Юма, - вдруг сказала Инесса, - а что у тебя с рукой?

Вокруг правой ладошки Юмы лучилось неяркое мерцающее свечение - она обнаружила это лишь сейчас, после вопроса Инессы.

- А... Ну, это поэтически, - и Юма _волшебной ладонью ребенка_ воспроизвела

небрежный взмах Сашиной

руки.

Свечение

не свечение, но

какой-то белый ореол вокруг пальцев своих ладоней Саша Песков и впрямь различал вполне отчетливо - особенно, если смотреть на них на однотонном фоне, а то на фоне пестром и с узорами этот ореол терялся. Он подвигал ладонями, сводя пальцы одной в стык с пальцами другой и разводя их снова. Свечение между пальцами то сливалось в сплошные полосы, то сужалось и растягивалось, как будто это была какая-то упругая вата, так это ощущал Саша, а еще он, присмотревшись, заметил какое-то посверкивание, слабое искрение, если пальцы развести медленно и не очень далеко. Кончики пальцев стали зудеть, будто прихваченные чем-то горячим, и Саша Песков прекратил свои опыты, а их он делал из любопытства - прочел накануне статью про то, как развивать виденье ауры и решил попробовать. Оказалось, все не шибко-то и сложно.

Потом он постоял у картины - той самой акварельки, о которой спрашивала эта малолетняя гостья, фантом из... Бог весть откуда. Саша Песков сдвигал глаза так и этак, пробуя, как с пальцами, разглядеть какую-нибудь ауру - и конечно, ни фига не разглядел. Даже хуже, начал испытывать какое-то непонятное томление и неудобство, как бывает, когда что-то мелькает на грани памяти и все же никак не может вспомниться.

- Ладно, - сказал он сам себе, - тоже мне, йог выискался. Не буду отбивать хлеб у Векслера.

Кстати, к Векслеру Саша Песков и собирался сходить, посоветоваться насчет своих воображаемых миров и еще спросить про эту самую акварельку. Он еще поколебался, не позвонить ли сначала, а потом решил нагрянуть экспромтом - ну, не окажется Бори, так не окажется, прогуляться полезно, снежок вон какой сказочный, а то он закис совсем, один маршрут - работа-дом, даже девки и те что-то нынче от него отстали.

Саша Песков вышел на Кампрос и у булочной надумал зайти купить хлеба, а то, глядишь, засидится в гостях и будет закрыто на обратном пути. У прилавка он услышал какую-то непонятную перебранку:

- Мужчина, я вас в вытрезвитель сдам! - грозилась продавщица какому-то мужику в нелепых одеждах - фуфайке вроде толстовки на голое тело и коротких штанах, какие носят о пляжную пору. - Откуда я знаю, где эта ваша мадам!

- Может, ты ее видела, - продолжал допытываться мужик, никак не откликаясь на угрозы. - Волосы чуть-чуть срыжа, глаза серо-голубые.

Товарка продавщицы засмеялась - такие приметы подходили для половины девушек Камска.

- Да я таких тысячи за день вижу, сколько можно повторять, - раздраженно отвечала доведенная до каления женщина. - И незачем мне тыкать, мы с вами на ты не пили.

- Нет, ты бы ее узнала, если видела, - возразил мужик. - Это рысь.

- Ох, мужчина, шли бы вы отсюда, а то я, и правда, милицию вызову, - вздохнула продавщица. - Не видела я никакой рыси. Не мешайте, мне покупателей обслуживать надо! Что вам? - обратилась она к Саше Пескову.

- Черного буханку. Что это с ним? - спросил Саша, глядя в спину удаляющегося мужика.

- Да вот пристал, - объяснила напарница, - светленькую девушку он разыскивает, понимаешь ли. Ни имени, ни адреса.

- На пьяного не похож вроде.

- Да с приветом он, - с досадой отвечала продавщица. - Зима, а он в шортах. Откуда только взялся?

- Ага, я тут пять лет работаю, всех уже знаю, а этого не видела, - согласилась другая.

- Может, его только что выпустили, - пошутил Саша Песков. - Из психушки.

Он вышел на улицу и у дверей снова наткнулся на того мужика. Саша глянул ему в лицо - и дальше произошло необъяснимое. С первого же взгляда он понял невероятное: что это бог. Или даже - Бог. При всем том соображение Саши Пескова нисколько не помрачилось, он понимал, что перед ним человек во вполне земной телесности, причем такой, которая не слишком-то совершенна - у мужика было пузико, кривые ноги, бородавки на лице, а еще он шмыгал носом на холоде, что было немудрено при таком незимнем наряде. Саша понимал также, что Бог ну никак не может вместиться даже и в совершенное тело - но странное дело, одно никак не противоречило другому, - столь же отчетливо Саша Песков сознавал, что перед ним даже не святой или там просветленный, а именно бог (если не САМ БОГ), и никакие бородавки тут ничего не могли изменить. Все это уживалось в Сашином восприятии абсолютно естественно и без всякого принуждения, не то что не образуя противоречия, а прямо-таки в теснейшем добрососедстве. Да и кто сказал, что Бог не может иметь пузико и кривые ноги? Это уж наше человеческое безделье полагать на Его счет всякие выдумки, а Его Божье дело - поплевывать на них со Своей высокой башни и располагать, как Ему удобней. И поэт Саша Песков принял Божье расположение насчет бородавок и всего прочего как должное. И столь же должным и правильным ощутилось внутри Саши стремление чем-нибудь помочь этому грустному Богу, шмыгающему носом на уральском морозе.

- Вы кого-нибудь ищете? - поинтересовался Саша Песков.

- Да женщина тут у вас есть, - невесело вздохнул Бог. - Найти хочу.

- А вы... - и дальше Саша подумал насчет божественного всеведения - дескать, разве его нет или почему бы им не воспользоваться в этом случае.

- Да нельзя мне, - досадливо отвечал Бог, без слов угадав Сашин вопрос. - Сама она должна придти. Вот ты бы и привел, а? Как - приведешь?

Саша Песков только хмыкнул, находя излишним спорить. Но вот так бросить Бога в одной рубашке на холоду он тоже не мог и продолжал разговор:

- Вам бы одеться потеплее. На ноги что-нибудь, штаны, шубу. У нас так зимой не ходят.

- Хорошо, одевай, - согласился Бог. - Пойдем!

И как-то глубоко отстраненно поражаясь происходящему, Саша Песков повел Бога к себе домой, соображая на ходу, какие излишки теплого белья у него найдутся. Он вез Бога в троллейбусе и по пути подумал, что держать его у себя будет не слишком удобно - одна комната, одна кровать... ну и все прочее - причем, думалось Саше Пескову, это не ему, Саше, а Богу так будет неудобно. Но куда же его поселить? У кого же еще есть свободная и годная к Божескому обитанию площадь? Да у Саши Сироткина! - тотчас пришел ответ. Но...

Они сошли на своей остановке, и Саша Песков поделился своими сомнениями:

- Вам, наверное, жить негде...

- Негде, - с готовностью подтвердил Бог.

- Тут есть одна квартира, она совсем свободна. Но, понимаете, ее хозяин, Саша Сироткин, он сейчас далеко. Если бы у него спросить, то, я думаю, он разрешит, но...

Бог понимающее кивнул и беззаботно отвечал:

- Спросим.

"Как?" - хотел, но не успел спросить Саша Песков. Потому что в следующий миг они уже стояли перед Сашей Сироткиным. Не он к ним перенесся, - нет, он-то был у себя на теплом Юге, где-то в Предкавказьи - вокруг Саши Сироткина был сад со свежими саженцами слив, вдали виднелись горы, а снега не было совсем.

- Саша! - позвал поэт Саша Песков.

- А, это ты, старина, - Сироткин почему-то ничуть не удивился такому визиту.

- Понимаешь, тут... - Саша Песков чуть запнулся - ...человеку надо бы пожить у нас в Камске. А твоя хата свободна, так если бы...

- Ему? - Саша Сироткин кивнул в сторону Бога и пожал плечами. - Ну, так какой разговор, старина. Пусть живет.

- А...

Сироткин понял по-своему:

- Да ничего, я завтра брату буду звонить, предупрежу. А то он ко мне заходит присматривает, ну и, чтобы не удивлялся. Ты чего не пишешь-то?

И в один миг - пропал огород Саши Сироткина вместе с его хозяином, уже на улице зимнего Камска стояли поэт Саша Песков и Бог с ним бок-о-бок. И Бог благодушно сказал:

- Ну вот, разрешили.

Саша Песков не заходя домой отвел Бога на квартиру Сироткина - и только уже у самых дверей он вспомнил: ключ! Ключа-то у них не было! Да и вообще был ли ключ? Сироткин-то запирал на электрозамок, который, кажись, был настроен на его поле, а...

- Э-э... - протянул он, собираясь изложить Богу эту заковыку. Но Бог уже протянул ладонь к нужному месту - и - диво дивное, чудо неслыханное - дверь отворилась.

- Ну, все, паренек, я тут уж сам, - милостиво произнес Бог. - Иди, а то у тебя разговоры важные.

И он вошел в квартиру Сироткина и захлопнул дверь перед носом Саши Пескова. А поэт Саша Песков ни о чем более не думая зашагал - нет, не к Векслеру, какой уж тут Векслер, хотя, как он подумал уже много позже, с ним-то бы и можно было все это обсудить. Но сейчас ни этих, ни других мыслей у Саши не было, и шел он домой. И уже дома, когда он вскипятил чаек и сел за стол, качнулся пол и чуть не слетел со стула поэт Саша Песков и стал наконец дивиться произошедшему - маятник его душевно-умственного состояния откачнулся назад. И естественно, первой мыслью Саши было то, что он сам отвел какого-то проходимца в квартиру, где, по крылатому выражению одного великого сталкера, деньги лежат, - правда, квартира была чужая да и ключа он не дал, да и денег там, наверно, нету, а вот вещей всяких редких - до фига. Но подумавши покрепче, Саша все-таки этому не поверил. Допустим, ему померещилось насчет Бога и так далее - но такой морок еще надо уметь напустить, - и стало быть, это гипнотизер экстра-класса, а зачем такому Камск и квартира Сироткина? Уж такой мог бы повкуснее обтяпать дельце! На Багамах жил бы где-нибудь да в Лас-Вегас наезживал снимать жирные куши с беззащитных мафиозных рулеток. И ведь замок-то, на чужое биополе настроенный, он не моргнув глазом отомкнул, а зачем бы ему тогда вообще Саша Песков - сам пошел бы да зашел. Стало быть... И Саша Песков успокоился. Бог или не Бог, а что сделано - то сделано. "Это во мне наследие тоталитарного прошлого заговорило - всюду вредителей и врагов народа подозревать", - сказал сам себе Саша Песков и сел есть черный хлеб с селедкой и чаем.

- Подумаешь, Бог, - вслух произнес он. - Ну, проводил мужика на пустую хату. У меня тут недавно похлеще творилось.

Он стал оглядывать кухню, вызывая из памяти произошедшее - девочку, что стояла на газовой плите и не обжигалась горящим пламенем. Вскоре ему стало как-то не по себе - начало казаться, что и сейчас вот-вот повторится что-нибудь такое же. Ему даже стал чудиться чей-то взгляд, будто давешняя девчушка и сейчас стоит на плите и рассматривает его. Это Саше Пескову не понравилось, и он пошел в комнату, бухнулся на кровать и твердо вознамерился крепко выспаться, оставив все действия и размышления завтрашнему дню. Свет на кухне он выключить забыл и уже не стал вставать, было лень и, главное, как-то спокойней, при свете-то.

Он не заметил, как долго он спал - Саше показалось, что он лишь закрыл глаза и сразу подскочил как ужаленный: перед закрытыми глазами стояло видение с акварели на стене, а в нем - та девочка. Саша поспешно раскрыл глаза - дивный город его сна исчез, но девочка - нет: она все так же стояла напротив. Дверь на кухню была закрыта, и свет в комнату почти не попадал, был полумрак, и однако же - девочка была освещена и видна, как если бы ее освещало солнце. На ней было давешнее пурпурное платьице, и губы ее беззвучно шевелились, она что-то говорила, но речь, как и в первый раз, оставалась не слышна уху Саши Пескова. Он закрыл глаза - и вокруг этой девочки тотчас восстановилось видение города, солнечным днем его она и была освещена, а вовсе не тусклым электричеством квартиры Саши Пескова. Более того, Саша почувствовал, что он и сам находится там, _внутри сна_, в этом городе рядом с девочкой, и поняв это, непроизвольно открыл глаза. Вокруг была квартира Векслера, но девочка - девочка оставалась на месте. А затем словно начал качаться какой-то маятник: с сердцем, замирающим, как от прыжков над высотой, Саша Песков стал ощущать себя то в квартире на постели, то в том городе напротив девчушки в пурпурном платье, перепрыгивая из одного места в другое во мгновение ока. У него сильно закружилась голова, и он сделал усилие, чтобы остановить эти качели, что-то треснуло - и вдруг он услышал детский голос, звучащий в установившемся наконец равновесии - Саша Песков сидел у себя дома, на кровати, а девочка стояла напротив него, но теперь и город был виден вместе с ней, как будто квартиру разрезали пополам и приставили к этой оставшейся половине пейзаж другого мира.

- ...Ты дурак, ты глухой, глухой! - кричала на него девочка. - Ты злой, ты нарочно делаешь, чтобы не слышать, ты не хочешь мне помочь!

- Юма, зачем ты так орешь? - остановил ее Саша Песков.

- А если ты... Ты услышал! - закричала малышка так, что задрожали стекла, а Саша Песков испугался, что прибегут соседи. - Услышал! - повторила она торжествующе и уже спокойней. - Ну вот, получилось.

- Что получилось? - спросил Саша, смутно вспоминая что-то столь же смутное.

- Я попросила, чтобы ты приснил себе, что проснулся в своем Срединном мире, - объяснила кроха что-то несусветно заумное. - А то ты ничего не помнишь, а я до тебя два раза не добралась.

Саша Песков заморгал.

- Но я и сейчас ничего не помню, - отвечал он наконец.

- Ну да, а мое имя? - возразила девочка.

- Какое имя? А... - сообразил он. - Это у меня само так сказалось.

Они молча разглядывали друг друга, и Саша Песков наконец попросил:

- Может, лучше мне все объяснить? Я, наверно, действительно тупой. Кто ты? Что это за страна?

- Я Юма. А это Тапатака, я тебе уже два раза все объясняла, - сердито отвечала девчушка.

- Ну, объясни в третий. Может, до меня туго доходит. Как до жирафа. Что ты от меня хочешь?

Кроха сердито топнула ногой.

- Нарисовать Тею! И всю Тапатаку. Ты все знаешь, знаешь, ты сам волшебник, а притворяешься, противный! - снова закричала она.

- Я волшебник? - Саша Песков разинул рот. - Я?!.

Он засмеялся. Похоже, его удивление в чем-то убедило эту странную Юму из неведомой Тапатаки.

- Значит, ты и правда ничего не вспомнил, - вздохнула она.

- Знаешь что, - предложил Саша, - давай я все запишу. Тогда точно уж не забуду.

И Юма принялась пересказывать в третий, как она утверждала, раз все, что знала сама. Она перескакивала с одного на другое и время от времени останавливалась и ждала, когда Саша нацарапает у себя в дневнике свои закорючки, а еще спрашивала:

- Ну, теперь-то вспомнил?

И странное дело, Саше Пескову почему-то стало казаться, что он и впрямь слушает что-то знакомое и даже что-то вспоминает - наверное, мне это действительно уже снилось, - думал он мельком.

- ...И милая Инессочка сказала, что они теперь не касаются наших встреч с тобой, а Кинн Гамм сказал, что все равно будет помогать мне со снегом, а еще Туан, чтобы я не бегала на Рыжуху, а мне все равно туда надо, потому что Чка просит есть, и она хотя немножко ест зернышки, но я знаю, что ей надо еще отдать рубины, и мне снова придется их просить у Зверя, а я боюсь, что меня поймает Северин.

- Стоп, стоп! - прервал Саша Песков. - Я не понял, зачем тебе бежать на Рыжуху? Если твоя Чка у тебя дома, скорми ей рубин, ты же говоришь, что она и Птица одно и то же.

- Да, - согласилась Юма, забавно наклонив голову. - Я не подумала. Только камень могут заметить.

- Ну, а я чем тебе могу помочь? Ах, да! - спохватился он. - Юма, но я же не художник. Рисую как курица лапой.

- А это? - девочка показала на ту картину.

- Это не я. Даже и не знаю кто. И Векслер не знает, я спрашивал уже, - с досадой отвечал Саша. - Ему подарил кто-то.

Юма смотрела на него с расстроенным видом.

- И я так и не понял, зачем рисовать твою Тапатаку, - продолжал Саша. - Знаешь, я теперь даже стихи почти не пишу, как-то не пишется, а уж...

- Нет! - горячо возразила Юма. - Ты можешь, ты должен!..

Саша Песков только криво улыбнулся.

- Да! Должен! - девочка снова топнула ногой и взахлеб принялась доказывать: - Потому что тогда у нас будет щит, а иначе на нас нападают всякие чудища, и плотина может не выдержать, и нас заставят воевать, а этот Северин сам травит Зверя, чтобы мы скорее ему сдались, и милая Инессочка так переживает, а Мэйтир всех предал, а я никому не могу рассказать, потому что сама виновата из-за этих рубинов, а еще ты такой вредный, говоришь, что ты не художник! - и Юма расплакалась, вытирая слезы кулачками и сердито глядя на Сашу Пескова.

Из такой речи понять ничего было нельзя, и все же Саша Песков каким-то образом понял: видимо, откуда-то пришло к нему знание, если будет картина - или картины? - то образ этой ее Тапатаки будет поддержан всем тем множеством глаз, что будут ее видеть, а это как-то поможет этой стране сохраниться уж Бог весть там в каких мыслимых вселенных - она будет воображаться _так_, правильно, как она есть. "Есть", - усмехнулся Саша про себя. Все-таки у него, наверно, крыша поехала, куда уж дальше. Но девчушка-то плакала в шаге от него, по-настоящему, а даже если и нет, даже если это и был бред, то жалко ее все равно было и помочь - хотелось. Вот только как?

- Знаешь, - девочка вытерла слезы и примирительно улыбнулась, - ты, наверное, упрямишься, потому что ничего не видел. Давай я покажу тебе Тею! Она тебе понравится.

- Ну, покажи, - развел Саша руками - дескать, хуже уже не будет.

Он ожидал чего-нибудь вроде кино, но каким-то образом Юма вдруг до него дотянулась, взяла за руку и повела за собой. Так он и ступил на теплую мозаику тротуара сказочной страны - небритый, босой и хорошо хоть в джинсах, потому что заснул не раздевшись. Они шли по Тее, Юма показывала на здания и набережные, Саша Песков слушал, но как-то в пол-уха, потому что происходящее было лучше, чем прекрасно - оно было _несбыточно_ прекрасно, и для него сейчас больше значили не имена улиц и обитателей, а все сильнее ликующая в нем радость, что все это возможно. Он ощущал ее в себе все яснее, каким-то огромным молниеносно ветвящимся деревом, различая по отдельности каждый листочек и веточку в их прорастающей и ликующей прелести, а затем эта радость подхватила его вместе с его провожатой, и вот они уже летели над Теей, оба, смеясь и забыв про все на свете - про гибельную угрозу, про все "надо", про шмыгающего носом Бога и милую Инессочку, а потом обнаружилось, что розоватое солнце сказочного мира - это надувной шарик, и они с Юмой поиграли, дуя на него и перекидывая друг другу, хотя, конечно, солнце оставалось на месте, это они кувыркались вокруг него, дурачились, и Саша Песков подумал, что вообще-то Тапатака тут ни при чем, это и в его мире так можно, просто никто не знает, а еще он подумал: "Сумасшедшая девчушка! Да неужели же я смогу это нарисовать? Ведь

никто же не

сможет..."

- Антонин,

по-моему, никто не

сумеет это нарисовать, - несколько виновато говорила Инна. - То есть я, конечно, еще буду искать, но все-таки у нас на Земле таких волшебников нет, наше искусство - оно все же, как бы это сказать...

- Приземленное, - шутливо подсказал Антонин.

- Да нет, - возразила задетая Инна, - почему, у нас очень много было всяких возвышенных личностей, вот Блок, например, или Эдгар По, да и сейчас есть. Но, понимаешь, Тапатаку так, в картине, не передать. Здесь надо волшебство, а не искусство.

Антонин забавно сморщил нос и покивал.

- Ладно, прекрасная госпожа, давай отложим эти разговоры до другого раза. В двух шагах нас ждет несравненная Найра, и ни к чему это обсуждать при ней. К тому же, она обещала нечто незабвенное.

- А генерал Сильва будет? - спросила Инна.

- А что?

- Ну, чтобы ее как-то сдерживать. А то я этой Найры как-то опасаюсь, - призналась Инна.

- Не ты одна. Но генерала Сильвы не будет... - Антонин лукаво глянул на нее, - ...будет Ингорд. Смею уверить, это более чем равноценная замена, в смысле твоей безопасности.

- О! - Инна обрадовалась. - Как здорово!

Они сделали еще шаг, а шли они в каком-то черном пространстве, и вдруг, как если бы они вывернули из-за угла, стали видны Найра, Ингорд и Инесса.

После приветствий - шумных у Найры и спокойных у Инессы и Ингорда - Найра поинтересовалась:

- Как тебе последний подвиг твоего рыцаря, Инна? Ты уже вознаградила Ингорда?

- О, - отвечала Инна, кинув признательный взгляд на Ингорда, - я даже сказать не нашла что! Он так их быстро раскидал, этих четырех отморозков!.. Я и подумать не успела, кого мне позвать на помощь, как уже все кончилось.

Засмеялись все, а у Ингорда раздвинулись уголки рта.

- Инна говорит про неудачливых хулиганов в ее мире, они хотели обидеть ее подругу, к своему великому несчастью, - пояснил Антонин для Найры. - Инна просто пока не видела наших рыцарей в деле. Я ей не сказал еще про того треххвостого скорпиодракона, что сразил Ингорд. Хотел, чтобы он сам.

- Да? - Инна вперилась в лицо Ингорда. - Как все было? Он был большой? Ты... ты не ранен?

- Мы были в дозоре, - немногословно отвечал Ингорд. - В последнее время Тапатаку осаждают всякие твари. Как-то проходят сквозь щит. Мы бы выбрасывали их в Нимрит, но без ключа от бездны это не всегда удается. Приходится убивать.

- Не в сад же Нейи их помещать, - вставила Инесса, как бы желая оправдать действия теитянских рыцарей в глазах Инны. - Это не твой тигр, он-то у нас знай себе дрых.

- У Инны есть тигр? - заинтересовалась Найра. - А где он?

- Да дома, - отмахнулась Инна, - оставила стеречь квартиру. Но он сразу откликается, если позвать.

- Позови, позови! - оживилась Найра. - Ужас как хочется взглянуть на него!

Инна вспомнила, как Дора дарила ей Бенгу и повторила: подняла палец вверх, мысленно позвала тигра, а вслух произнесла:

- Пумс!

Тигр возник рядом с ней с обычным ленивым позевыванием, - однако, оно тут же сменилось недружелюбным рыком, когда Бенга заметил напротив Инны Найру.

- Да какие же мы сердитые, - смеясь, Найра стала изображать рычание и шутливо грозить кистью, сжатой под вид тигриной лапы. - Инна, ну пожалуйста! Позволь мне немного размяться с ним, я ручаюсь, что смогу завить ему усы!

- Ну еще чего! - вскричала Инна. - Конечно, не позволю! Бенга, домой!..

- По-моему, Найра, ты обещала угостить нас каким-то редким зрелищем, - сдержанно напомнил Антонин.

- Разумеется, - отвечала Найра с самой обольстительной улыбкой. - Идемте. Это соседний мир. Странно, Антонин, что вы туда ни разу не заглянули.

Они тронулись следом, а Инна с Ингордом чуть отстали. Она поднялась на цыпочки и поцеловала Ингорда в щеку.

- Это чудище первое из моих подношений к ногам прекрасной дамы, и сразу такая награда, - произнес слегка смущенный Ингорд. - Вам надо быть взыскательней, Инна. Вы и так ни за что ни про что подарили мне розу.

- Да! Розу! - спохватилась Инна. - Вот!

Она была совершенно уверена, что и теперь в руке ее окажется роза, и правильно - она оказалась, прекрасная желтая роза, и Инна вручила ее своему безупречному рыцарю, Ингорду, лучшему воителю Тапатаки. И конечно, Ингорд принял ее с величайшим почтением и благодарностью, и однако же, эта благодарность не могла скрыть его изумления и даже, показалось Инне, некоторого смятения. Впрочем, он тут же оправился и поклонился:

- Вам лучше знать, Инна, что вы делаете.

Они стали нагонять остальных, и Инна, чтобы сменить тему разговора, заметила:

- Впервые видела, чтобы мой Бенга на кого-нибудь так ощерился. И ведь сам, Найра его не дразнила.

Ингорд кивнул, и они обменялись понимающими взглядами.

- Не отставайте, мы уже почти пришли, - окликнула меж тем Найра.

Инна и Ингорд поравнялись с остальными, и от Инны не укрылось, как Антонин с Инессой переглянулись, заметив желтую розу на груди Ингорда.

- Инна, а ты уже знаешь значение этих роз? - тихо поинтересовалась Инесса. - Вероятно, нет?

- Кто же ей мог объяснить, - заступился Антонин. - Как-нибудь напомни Кинну Гамму, впрочем, могу рассказать и я - в Тапатаке есть одна легенда о _неподаренной розе_.

- Это не легенда, - заметила Инесса.

- Мы уже на месте, - объявила меж тем Найра. - Непобедимой тебе тени, Гункар.

Она обращалась к какому-то лысому крепышу с пронзительным взглядом выцветших серых глаз. Все они уже находились на утоптанной земляной площадке перед какой-то террасой, с нее-то и взирал на них Гункар.

- И тебе, неотразимая Найра, - отозвался Гункар. - Это и есть твои гости? Я опять не заметил, как ты выскользнула из тени.

Найра рассмеялась.

- И никогда не заметишь, Гункар. Это Ингорд и Антонин, а дамы - Инна и Инесса.

- Что же, пойдемте, игры вот-вот начнутся, - сделал Гункар приглашающий жест. - Нам оставлена ложа.

Они поднялись и, ведомые Гункаром, прошли в ложу. Как поняла теперь Инна, место, куда привела их Найра, было задним двором сооружения, служащего чем-то вроде трибун стадиона или театрального амфитеатра - это зависело от того, каким зрелищем собиралась их поразить Найра. Из ложи открывался вид на застеленное циновками поле величиной чуть больше хоккейной площадки, а в середине его был невысокий помост. Внизу вокруг этого помоста сидело человек тридцать.

- Участников уже представили, - сказал Гункар. - Ты малость опоздала, Найра. Но я расскажу обо всех по ходу состязаний.

Какой-то человек поднялся и зычно возвестил начало великих влтс...ких - Инна не разобрала названия - игр. На помост поднялась первая пара и, поклонившись публике и друг другу, один сел напротив другого. Из громко сделанного объявления они узнали, что один из игроков мужчина, а другой женщина.

- Дигур очень силен, - негромко прокомментировал Гункар, - но Ийи я считаю опасней. Посмотрим, предстоит равный поединок.

После этих слов Инна настроилась смотреть какую-нибудь схватку вроде каратеистских, уже с некоторым внутренним протестом, что женщину ставят биться с мужчиной. Но бойцы сидели все так же неподвижно, меж тем как по ложам вдруг начал разноситься гул и выкрики одобрения и поддержки, как если бы там на помосте происходил бой, и зрители отзывались на его течение. Недоумевая, Инна оглянулась на своих спутников и поняла, что они-то все прекрасно видят - с лицами хоть и невозмутимыми, но Антонин, Ингорд и Инесса явно наблюдали за тем, что происходило там, на помосте. Она попробовала присмотреться - и вдруг тоже увидела: сами поединщики оставались недвижны, но их тени! Они невероятным образом метались по помосту, нападая и отражая выпады одна другой. Внезапно как будто кто-то навел на резкость - Инна стала видеть все отчетливо, как в театре теней, ей даже показалось, что тени эти обрели объем, телесность, будто два настоящих бойца вели схватку.

- Не удивляйся, это я тебе чуть помог, - пояснил внутри нее Антонин. - Я подумал, что иначе тебе будет скучновато.

- Спасибо, - поблагодарила Инна, тоже включаясь в созерцание поединка.

Бой выдался жестоким, но не слишком длинным - после нескольких взрывных стычек две тени расцепились и стояли друг против друга, как показалось Инне, переводя дыхание перед новой схваткой. Судьи объявили ничью, и оба противника покинули помост.

- Я же говорил, предстоит равный бой, - заметил Гункар.

- А мне показалось, оба ушли недовольными, - сказала Инна.

- Ну, еще бы! - ухмыльнулся Гункар. - Обоим теперь ждать целый цикл, пока им снова разрешат войти в число соискателей.

- Соискателей чего?

- Новой ступени в лестнице Посвященных и Правящих, разумеется, - отвечал несколько озадаченный Гункар. - Только победитель получает новое звание.

- А, у вас так происходит отбор правителей! - догадалась Инна.

- Разумеется, _так_, - отвечал Гункар, покосившись на Инну. - Зачем бы иначе они стали вступать в схватку? Или прекрасная Инна знает другой способ выявить достойного?

- Ну, например, можно провести конкурс на замещение... - начала Инна и осеклась, сообразив, что, во-первых, она совсем не знает этого мира, а это, наверное, лучше особенно не показывать, а во-вторых, ведь они присутствовали как раз на своего рода конкурсе.

Гункар посмотрел на Инну как на полоумную и недоверчиво хмыкнул.

- Мои спутники издалека, - небрежно пояснила Найра.

Гункар снова хмыкнул.

Меж тем состязание продолжалось. В одном случае снова была ничья, а в двух других были объявлены победители, причем, Инна не смогла заметить, в чем же именно заключалась победа. А затем произошло неожиданное - после одного особенно ожесточенного единоборства, когда две тени внезапно слились в одну, один из противников вдруг вскрикнул, схватился за сердце и замертво повалился на помост, а его победитель вскочил с места с торжествующим криком. Гункар поднял руку вместе с иными зрителями, приветствуя победителя и сказал:

- Каррик сам виноват, решил взвинтить ставки.

- Он что, затратил слишком много сил? - спросила Инна, содрогнувшись от произошедшего.

Гункар ухмыльнулся:

- Можно сказать и так.

- Он поставил на кон свою тень, - снова пояснил внутри нее Антонин. - Сожалею, что позволил Найре тебя сюда затащить. Если хочешь, то можешь покинуть игры, я провожу. Кажется, я уже понял замысел Найры.

- Нет, я останусь, - твердо отвечала Инна, переборов уже возникающее в ней неприятие этого зрелища - ведь она-то еще не разобралась в "замысле Найры".

Потом еще был групповой бой, трое на трое, а затем небольшой перерыв, во время которого они закусили чем-то вроде треугольных пирожков с мясным желе - впрочем, ели Найра и вдруг проголодавшаяся Инна, теитяне попробовали лишь напитки. На помосте меж тем происходили, как назвал Гункар, промежуточные игры - что-то среднее между показательными выступлениями и учебными боями.

- А что будет дальше, Гункар? - поинтересовалась Найра, краем глаза следя за схваткой на помосте. - Я полагаю, самое интересное оставлено на конец?

- Правильно полагаешь, неотразимая Найра. Предстоят поединки двух пар Верхних, это происходит не в каждом цикле. Так что тебе с твоими гостями _издалека_ повезло, - усмехнулся Гункар.

- Мне всегда везет, - усмехнулась и Найра.

Новые бои отличались от того, что было до сих пор. Было видно, что состязаются бойцы - или, как их назвал Гункар, соискатели высших ступеней. Эти выводили на помост не тень, а точнее, возможно, и тень, но владели они ей так, что друг с другом бились сразу несколько теней, а начиная с третьего поединка эти тени превратились - по крайней мере, с виду - в полноценных бойцов. В одном из последних поединков один из соискателей выставил какую-то зверюгу, нечто между кабаном и медведем, только поразительно верткую и прыгучую для такого облика. Но, похоже, его противник был готов к такой тени и ответил хитро - небольшой, с гадюку, змеей со скорпионьим жалом на хвосте. Гункар восхищенно помотал головой:

- Зулимский аспид! Да, Джхи недаром занял ступень Двуглавого! Один укус, неважно, жала или пасти - и врагу конец.

- Гладиаторские бои, - процедила, скривившись, Инна.

- Что? - повернулась к ней Найра. - Можешь не слушать, Гункар, - милостиво кинула она их хозяину, - это не твои дела.

- У нас было нечто похожее в одном городе, в дикой древности, - объяснила Инна. - Там власти на потеху толпы заставляли сражаться друг с другом зверей. И людей тоже.

- Со зверями?

- Не только. Друг с другом тоже. Чернь была в восторге.

- Твой мир начинает меня все более интересовать, Инна, - заметила на это Найра. - Надо будет как-нибудь к тебе выбраться. А что, там тоже бились тени?

- Нет, тела, - отвечала Инна с некоторым ядом. - Да и в новую ступень их за это не возводили.

- За что же они тогда сражались? - спросил Гункар, заинтересованный рассказом Инны. - Бессмыслица.

- За палец.

- Как?

- Когда кто-то побеждал, то зрители опускали большой палец вниз и победитель убивал проигравшего. Но если тот бился как герой, то толпа поднимала палец вверх, требуя сохранить ему жизнь. Вот за этот палец они и бились, - Инна сама не ожидала от себя такой мрачной язвительности.

- Интересно, - пробормотал Гункар, о чем-то на миг задумавшись.

А на ристалище теней тем часом бой разворачивался весьма драматично: прыгучий хищник сумел один раз поранить змею, но был вынужден отдернуть морду, избегая удара жалом. Теперь он прыгал вокруг, дожидаясь, очевидно, когда силы покинут этого зумлайского или как там его аспида, а змея скользила за ним по помосту, делая выпад то ядовитой пастью, то шипом на хвосте, и похоже, зверь тоже уже порядком устал. Наконец, ползучему чудищу удалось восторжествовать над чудищем четырехлапым - обманный выпад заставил того подскочить в воздух на всех четырех, а в следующий миг, когда хищник был еще в воздухе и не мог увернуться, змея молниеносно скользнула под него и впилась ядовитыми клыками. Казалось бы, это была победа, но то ли то было последнее усилие зверя в отместку за свою гибель, то ли неосторожность самого аспида, так или иначе, зверь упал своей тушей на ужалившего его гада и полностью накрыл, придавив к помосту. Было очевидно, что выбраться из-под такого груза аспид не сможет, а то есть, со всей очевидностью, также обречен на смерть, хотя и не столь быструю.

Двое замерших в неподвижности бойцов повалились на пол - по телу одного пробежали судороги, и он тотчас застыл в нелепой позе, второй же продолжал слабо шевелиться, как бы извиваться, из горла у него шла кровь. Зрители в ложах разразились криками, а Инна испытала дикое омерзение, захватившее ее до самозабвения - и вот в этом самозабвении она внезапно подумала, с какой-то холодностью, что глупо было пытаться справиться с этой кусачей тварью силой и что ее Вайка тут сгодился бы куда лучше. Когда она осознала эту странную мысль, то так удивилась, что забыла даже и это свое отвращение к происходящему. Какой еще Вайка? Да еще _ее_? И почему бы он справился лучше? Нет уж, скорей бы все кончилось, а то этак и крыша уедет!

- Так кто же победил? - допытывалась меж тем Найра.

Обоих соискателей уносили прочь с помоста, и было видно, что один все еще шевелится.

- Никто, - отвечал Гункар. - Дзекул тоже умрет. Конечно, он мог бы отпустить свою тень, но что ему тогда делать на Лестнице Посвященных?

- Осталось что-то еще? - холодно осведомилась Инесса. - Признаться, эти танцы теней несколько однообразны.

- О! - ошеломленный Гункар покрутил головой. - Ну и привередливы же твои подруги, неотразимая Найра. Лучшие бои за несколько циклов, а им скучно! Но погодите, под занавес остались Каррит и Лхай. Они с _Предпоследней_ ступени. Не решаюсь даже загадывать, что мы увидим.

Действительно, они увидели то, что никак не ожидали - бой одиночных теней, не зверей и не бойцов. Но из теней одна была _светлая_, другая же почти черной.

- Это, - разъяснил Гункар, не дожидаясь вопроса и поняв, очевидно, полное неведение своих гостей насчет игр, - это потому, что эти двое представляют две линии посвящения. Между прочим, крайне редко линии выходят на ристалище друг против друга. Обычно состязаются двое внутри одной линии. Кстати, я только сейчас узнал, кто из какого Посвящения. До последней ступени это держится в тайне.

Этот поединок захватил даже Инну. Она заметила, что и теитяне на сей раз внимательней следят за тем, как протекает схватка. Вихрь теней был таким, что на помосте, казалось, бьются не тени, а два смерча - а иногда они сливали в один, из светлой и темной полос. Инна снова не заметила, когда все решилось. Но только черный вихрь стал отступать, превратился в обычную тень, и та наконец отползла к своему владельцу, тогда как в центре помоста осталась одна, светлая, почти прозрачная и немного посверкивающая тень.

Найра спросила у рукоплещущего с остальными зрителями Гункара:

- А почему сейчас оба живы? Я думала, кто-нибудь умрет.

- Умерь свою кровожадность, несравненная, - покосился на нее Гункар. - В таком единоборстве это невозможно. Вот если бы бились тени одного темного посвящения - другое дело.

- А, два неистребимых начала, понимаю. Но все же, что достанется победителю?

- Руководство циклом, разумеется.

Зрители меж тем потянулись из лож, и Найра после благодарностей Гункару за незабываемое зрелище предложила своим спутникам:

- Собственно, то, на что я приглашала вас поглазеть, Антонин, уже завершилось, но как насчет того, чтобы по-дружески поболтать в какой-нибудь местной таверне? Посмотрим, как живет здешний люд.

- В мире Инны это называется - заглянуть за кулисы, - откликнулся Антонин.

- Ну, театр есть не только в Срединном мире, - махнула рукой Найра. - Так как - согласны? Гункар, ты не проводишь нас куда-нибудь, где готовят получше?

- Провожу, но, увы, не смогу составить компанию, - отвечал Гункар. - Мне надо будет вернуться на ристалище, у меня ведь есть кое-какие обязанности.

Он оказался достаточно любезен, чтобы не только самому отвести их в какой-то трактирчик, но и переговорить с хозяином - место для Найры и ее спутников выделили одно из лучших, а блюда подали по заказу, что сделал Гункар. Впрочем, Инна только попробовала по кусочку того и другого, есть она не хотела, да и теитяне почти не притронулись к еде. Ингорд молча оглядывал зал, меж тем как Антонин и Инесса затеяли с Найрой какой-то не совсем понятный Инне разговор - ей показалось, что они сдержанно продолжают некий незавершенный спор. Инна перестала ловить обрывки фраз вокруг себя - аборигены, как и можно было ожидать, в основном обсуждали прошедшие состязания - и прислушалась к словам Найры и Антонина.

- ...Почему же, я и не собираюсь осуждать местный порядок, - отвечал принц Антонин на какое-то утверждение Найры. - Для Тапатаки он был бы невозможен, но я видал и куда более странные установления куда более невероятных миров. А внимание местных жителей к тени, я полагаю, объясняется свойствами не их психики, а здешнего воздуха и солнца. Им было легче заметить, что тень не так точно отображает движения вслед за своим владельцем. Ну, а потом уж они стали учиться этому своему _теневому_ искусству.

- Я бы сказала, что они им одержимы, - вставила Инесса. - Не знаю, заметила ли ты, Найра, но у многих из этих соискателей скорее тени владеют человеком, нежели наоборот.

- Ага, - торжествующе отвечала Найра, - стало быть, ты признаешь, что тут главное вопрос бдительности и владения собой. Чтобы тень не подчинила себе того, кто отважился на игру с ней, эту тень следует знать как себя.

- А может, лучше отважиться обходиться без такой игры? - спросила Инна, у которой в памяти так и стояли картины недавнего смертоубийства.

- Или без тени, - кивнул Антонин, а Инесса бросила Инне одобрительный взгляд.

- Однако, принц Антонин, - возразила Найра, - даже сторонники светлого посвящения этого не делают. Они не отказываются ни от тени, ни от владения ей - они _высветляют_ тень! Кстати, мне такой путь видится привлекательным.

- Это уже не тень, Найра, - отвечал Антонин.

- Ну, все равно, - настаивала та. - А отказаться от тени, как ты говоришь, это значит отказаться от половины себя. И не думай, что эта половина исчезнет, если ее отвергнут. Скорее, она будет искать способа восстановить целое, но уже под своим началом.

- Я не сказал - отвергнуть, я сказал - обойтись _без_, - поправил Антонин. - Но все же, ты ведь к чему-то клонишь, Найра?

- Вероятно, к тому, что неприкаянная тень Тапатаки бродит вокруг нас и требует, чтобы ее впустили, - произнесла Инесса.

- Ты сама сказала! - подняла ладонь Найра. - Но, Инесса, это еще не худшее. Хуже, если за ненадобностью хозяину тень прибрал к рукам кто-то _чужой_.

- Кто же?

- Ну, Вселенная безбрежна, - уклонилась Найра и продолжала в интересующем ее направлении. - Антонин, я не спорю, твоему миру долго удавалось пребывать в блаженном отстранении от мирового раздора. Но, как вы убедились, и это не вечно. Ваша ошибка, что вы считаете беды Тапатаки только ее бедами. Но это - часть мировой битвы. Осознай, Антонин - вы уже втянуты в войну.

- Найра, ты поистине неутомима, - засмеялся Антонин. - Признайся, вся наша прогулка сюда...

- Эй, вы! - раздался в этот миг требовательный оклик. - Что вы себе позволяете?

Этот гневный возглас принадлежал поджарому мужчине, в котором Инна узнала недавнего участника игр. Возмущенный соискатель поднялся из-за стола, где он, очевидно, праздновал победу в компании своих сторонников и, кажется, некоторые из них тоже выходили сегодня на помост. Все они враждебно уставились на компанию Найры.

- Чем недоволен владыка победоносной тени? - осведомилась Найра с виду спокойно, но Инна почувствовала мгновенную, какую-то хищную перемену в этой поразительной женщине, будто она приняла боевую стойку.

- Как чем! Ты же нагло осмеливаешься касаться меня своей недостойной тенью!

Инна глянула - светильник вверху отбрасывал тень Найры так, что она не могла попадать на говорящего, и Инна сообразила - тот имел в виду свою тень: она падала так, что перекрывалась тенью Найры.

- Правильно, Витаг! - по столу недавних бойцов на играх пробежал гул негодования.

- Владыка, - отвечала Найра все так же невозмутимо, - это не я, а ты нарочно стал отпихивать мою тень. Я это давно заметила.

- Что?!. - подскочил Витаг. - Ты осмеливаешься перечить мне, правителю четвертой ступени?

- Это оскорбление, Витаг! - бросил один из его приятелей. - Проучи-ка ее, она нарочно нарывается!

- А ну-ка, ты, рыжая... - угрожающе произнес Витаг, выходя из-за стола и направляясь к Найре. На следующем же шаге он шлепнулся на пол, и откатился назад - это выглядело так, как если бы Витаг был привязан к резиновому тросу, который, спружинив, повалил его.

- Что же ты так неловко, владыка? - с издевательской участливостью осведомилась Найра, тоже вставшая из-за стола, и теперь Инна заметила - тень ее лежала на тени Витага, как бы придавливая ее, и у Инны возникло впечатление, что эта-то тень и была тем резиновым тросом, что потянул Витага назад.

- Витаг! - в этот момент воскликнул другой. - Посмотри-ка, те трое рядом с ней, они спрятали свои тени!

- Взять их! - проорал Витаг, поднимаясь на ноги.

Все, кто был за его столом, устремились к столику Инны и ее друзей, а за ними, как успела заметить Инна, последовали и многие из посетителей этой таверны.

"Сейчас начнется", - подумала Инна - и больше ничего она уже подумать не успела. Могучие руки Ингорда бережно подвинули ее к стене, и дальше она все наблюдала из-за спин Ингорда и Антонина, а то есть воспринимала то, что происходит, почти исключительно на слух. Слышались треск мебели, ругань туземцев и стоны, перед ней же находился Ингорд, исполняющий неуловимо быстро какой-то невиданный танец, а слева в таком же танце был занят Антонин, Инессу она не видела, лишь огненно-рыжая голова Найры появилась на миг-другой в поле зрения Инны. И только на самый короткий миг, когда Ингорд почему-то сместился в сторону, перед Инной возник какой-то здоровяк с перекошенным ртом и безумными глазами, и она, без какого-либо сознательного усилия, выставила перед собой мизинец и выкрикнула: "Замри!", как это недавно ей советовал Антонин. Сработало ли такое заклятие или нападавший просто опешил, но он действительно застыл на месте, а в следующий миг уже отлетел куда-то, отшвырнутый как перышко молниеносным движением Ингорда. Кажется, все уже стихло, и выглянув из-за спины Ингорда, Инна увидала, что нападавшие рассеяны или валяются вдоль стен, но несколько из них успели опомниться и теперь, сидя прямо на полу, сосредоточенно пялятся на них, не делая попыток приблизитьcя. "Тени! - поняла она. - Они напускают на нас свои тени!" Внезапное чувство опасности заставило ее обернуться. На стене рядом с ее тенью уже нависала чья-то _светлая_ тень - и в этом нависании не было ничего особо приятного и светлого.

- Бенга! - в голос крикнула Инна, и появившийся в тот же миг тигр с рычанием сцепился с каким-то слабо искрящим сгустком, а Инна заметила, что по стене ползут еще новые тени.

- Отодвинься от стены, Инна, - спокойно произнесла Инесса. Фея повернулась кругом с вытянутой перед собой ладонью, и Инна увидела - ползущие по полу тени остановились, затем поднялись вверх и как-то расплющились в воздухе, будто наткнулись на какой-то экран - его-то, очевидно, и очертила вокруг них Инесса. Ошарашенные бойцы теней наблюдали за этим разинув рот, а один из них корчась, катался по полу - видимо, это был тот, чью тень в эту минуту трепал тигр, а еще Инне показалось, что среди толпящихся у дальней стены посетителей она заметила растерянное лицо Гункара.

- Ну что ж, пора уходить, - заявил как ни в чем не бывало Антонин. Ни он, ни Ингорд даже не запыхались.

- Еще нет, - процедила Найра. Она подошла к толпе у стены, сделала несколько разящих движений и выволокла за ухо на середину зала верещащего от боли или ужаса Гункара.

- Это еще что такое, паршивец? - вопрошала Найра, будто бранила нашкодившего кота. - Ты что же такое задумал, гадина? По-твоему, я не догадалась, кто это все подстроил?

- Найра, нам пора! - позвала Инесса, холодно взирающая на эту расправу.

- Сейчас мне некогда, Гункар, - бросила Найра свою жертву на пол, - но я еще вернусь. Жди!

Она присоединилась к остальным - Антонин уже входил в открывшуюся _дверь_, за ним последовали Инесса и Инна, и наконец Ингорд с Найрой. Они шли в той же непроглядной пустоте сколько-то времени, и Инна различала только своих спутников. К ее удивлению, никто не выглядел огорченным или рассерженным. Антонин даже насвистывал что-то веселенькое, подмигивая Инне - а ехала она верхом на Бенге - и Инессе, и только Найра шла насупившись. Они дошли, как сказал Ингорд, до развилки, и Антонин принялся благодарить Найру за полученное удовольствие. Он благодарил так долго и в таких изысканных выражениях, что даже Ингорд наконец не смог удержаться от улыбки, а Инне стало жалко Найру.

- Ну, хватит, хватит, Антонин, - заступилась она. - Найра и так переживает!

Найра метнула на нее быстрый взгляд, и вдруг рассмеялась.

- О да! - воскликнула она. - Не могу отрицать - вся моя затея потерпела полное фиаско.

- Триумф! - вскричал Антонин, и рассмеялись уже все.

Они попрощались с Найрой, и тогда Инна напомнила:

- Ты обещал рассказать мне одну легенду, Антонин.

- Я тебя провожу, - кивнул принц Тапатаки, а Инна простилась с Инессой и Ингордом.

ЛЕГЕНДА О НЕПОДАРЕННОЙ РОЗЕ

Нет Дамы без Рыцаря, как нет и Рыцаря без Дамы, и этот закон непреложен не в одной лишь Тапатаке, но правит в каждом из известных и безвестных миров. Может только казаться, что у рыцаря нет дамы, или же обратное - что дама лишена рыцаря, но это значит лишь, что служение рыцаря вершится под незримым покровительством - так же, как даме сопутствует незримое рыцарство. Кроме того, в иных мирах бывает, что дама или рыцарь не сознают этого тайного служения и разве что догадываются о великом Законе, не во всех мирах он открыт и явлен всем - такое возможно. Но невозможно, чтобы дама - если она дама - и рыцарь - если он рыцарь - оставались один без другого, на то они Дама и Рыцарь.

Что до Тапатаки, то там этот закон мало сказать открыт и всем известен - он одна из твердынь прекрасной страны. Вот и эта Дама, когда пришел ее срок, избрала себе Рыцаря, и испытав его, удостоверила его рыцарство белой розой.

О розах, коих пять, нелишне заметить, что они не есть нерушимая часть великого Закона, а составляют отличие рыцарского служения чудесной страны. Белая роза дарится дамой, когда ее рыцарь прошел испытания и оба могли убедиться, что они могут и хотят составить пару, ведь обычно дама и рыцарь бывают молоды, иногда даже совсем юны, когда решают избрать один другого, и испытание позволяет избегнуть ошибки. Затем дарится роза розовая, обычно - при первом подвиге в честь дамы, точнее, при первом подвиге, что заслуживает розы, ведь рыцарь Тапатаки совершает их во множестве, и эта, розовая, - роза поощрительная, роза надежды. За ней следует роза голубая или же темно-красная - за подвиг, возможно, не самый великий, но особенный: такой, какого не посвящали еще ни одной даме. Есть также и черная роза - обычно, ее испрашивает у дамы сам рыцарь перед долгим странствием и разлукой. Желтая роза дарится предпоследней - она означает, что рыцарь дамы выдержал все испытания и совершил все назначенные подвиги, и теперь только даме решать, когда ей отпустить рыцаря, освобождая от служения - служения не только ей, но всем и всему, ибо дама наследует все совершенное ради нее, а рыцарь свободен. И когда дама решается даровать своему рыцарю последнее путешествие, она дарит пятую - алую - розу. Не все из этих роз непременны, и редко служение рыцаря собирает все пять цветков - дама может начать с голубой розы, минуя розовую, а может не дать и эту, не всегда также служение рыцаря отмечается черной розой, ведь и разлука этих двоих вовсе не обязательна. Но три розы - белая, роза избрания, желтая, роза свершения, и алая, роза освобождения - вот эти розы дарятся всегда.

Однако путь этой Дамы и Рыцаря сложился не совсем обычно. После белой розы Рыцарю не досталось уже ни одной - не то чтобы Рыцарь не совершал подвигов, нет, их было не счесть, но Дама была взыскательна выше всякой меры, и узнав о новом свершении ее Рыцаря, говорила: "Нет, еще не время для розы. Мой Рыцарь способен к подвигу более достойному его рыцарства", а это понуждало Рыцаря к новым поискам. Нелишне упомянуть также, что подвиги рыцарей не всегда есть дело войны и меча, и здесь все своеобразно для каждой пары, а точнее - все сообразно рыцарскому дару и тому, как направляет его дама. Например, создание ключа от Нимрита и появление Зверя было некогда великим свершением сразу нескольких рыцарей, а снегосложение Кинна Гамма есть не что иное как его необычное и чудесное открытие во славу своей дамы. Итак, требовательность этой Дамы была одновременно же и знаком высочайшей веры в ее Рыцаря, что, разумеется, воодушевляло его - и однако же, никак не выводило на путь, что раскрыл бы его рыцарский дар в полноте. И наконец, Рыцарь пришел к Даме испросить черную розу странствия и разлуки, и эту розу Дама ему даровала, а Рыцарь отправился в путешествие хотя еще не последнее, но дальнее и долгое, полагая где-нибудь в иных мирах отыскать и создать то, что заслужит хотя бы какой-то из роз Дамы.

Шло время, многие рыцари завершали свое служение, обретая свободу, а дамы принимали их наследие, добавляя его к дивным и прекрасным отличиям волшебной страны; в Тапатаку приходили новые короли и в свой срок уходили в последнее путешествие, а с ними покидали дивный мир иные из дам и рыцарей, и уже не так много оставалось тех, с кем совпала юность этой Дамы и Рыцаря - но странствие Рыцаря все еще не сделало круг и не возвратило его к Даме. И наконец, Дама прониклась беспокойством и сама решила отправиться в путешествие и, разыскав Рыцаря, увенчать его служение сразу голубой и желтой розой - ведь сам срок его странствий был чем-то поразительным и чудесным и заслуживал этих роз.

Но разыскать Рыцаря оказалась не так-то просто, и Даме самой пришлось долго скитаться и подвергнуть себя множеству невероятных и неимоверных опасностей и испытаний. Неслыханным было то, что во всех этих опасностях Рыцарь ни разу не явился, чтобы помочь Даме, а это было просто немыслимо по понятиям Тапатаки. И Дама поняла, что с ее Рыцарем приключилась какая-то совсем страшная беда - такая, что даже волшебная сила их преданности друг другу не могла с этим справиться. Но все же удача сопутствовала Даме, а возможно, так велика была сила ее желания найти своего друга, но каким-то образом ей удавалось выстоять во всех опасностях и вытерпеть все лишения, вырваться из всех ловушек и одолеть все помехи. И так получалось, что в этом долгом скитании Дама везде шла по следам своего Рыцаря и узнавала о его подвигах, а их было сотворено невообразимое множество.

Когда Дама нашла своего Рыцаря, - а она, конечно же, нашла его, - открылась причина, по которой Рыцарь не мог явиться на защиту своей Дамы - он лежал мертвым в одном из дальних и грозных миров, и это другая история, как Рыцарь туда попал, почему принял телесность, доступную смерти, за что сражался и в какой битве погиб. Но хотя и было его тело открыто смерти, оно не было открыто тлению, и Рыцарь пребывал мертвым, но нетленным уже много-много лет того чужого мира, а жители его, пораженные этим, укрыли Рыцаря в особой пещере, вдали от праздных глаз или кощунственных рук. И только Дама могла бы объяснить им причину, почему смерть все же не вполне завладела ее Рыцарем - ведь еще не освободила его от служения Дама, не подарив ему ни алой, ни даже желтой розы. И когда она собиралась вложить ему в руку эти розы, Рыцарь открыл глаза, а в тело его вернулось тепло жизни, и он рассказал Даме, что она напрасно удивлялась его отсутствию в грозные минуты ее странствия - Рыцарь неизменно сопутствовал ей, он-то и был той удачей, что направляла Даму на пути к нему и спасала в опасностях, в том была вся воля и вся сила, весь разум и все сердце Рыцаря, раз уж не мог он подвигнуть на то свою телесность. И тогда Дама увенчала его всеми розами сразу - темно-пунцовой, голубой, желтой и алой, а Рыцарь вернул черную розу в знак исцеленной разлуки, и Дама об руку с Рыцарем ушли в последнее путешествие.

(из Собрания великих снов Тапатаки)

10. ВХОД С БАЛКОНА.

ИННА. САША ПЕСКОВ. ИННА.

Стол был застелен самой красивой скатертью и сервирован дорогим тети Ириным сервизом, в вазе на столе стояло два алых пиона, ковер на полу был дважды пропылесосен и чтобы туда не напАдала Бенгина шерсть Инна нарочно отослала тигра погулять, хотя Бенга оставлял следы и ронял шерсть только лишь когда находился в квартире в телесном своем виде, а так его видели только глаза Инны - ну и, прочего по-волшебному зрячего народа. За окном был белооблачный зимний день, с какой-то весенней уже искоркой солнца, а в квартире - празднично и нарядно, и при всем при том настроение Инны было каким-то смутным. Она ждала Антонина - вчера они поспорили, Инна настаивала, что он тогда в ресторане сделал нечестно, надо было ее предупредить заранее, что он там будет. И тогда Антонин назначил ей свидание у нее дома, сегодня, днем, а Инна приготовилась изо всех сил разглядеть его, в каком бы виде он не появился. Теперь она немного нервничала, и не только из-за этого - ее мысли нет-нет, да поворачивали на ту желтую розу, что ее угораздило подарить Ингорду. Хотя Антонин ее немного успокоил, объяснив, что от желтой розы до алой может пройти целая вечность, и Ингорд может еще совершить - да и совершит, конечно же, - много чудесного в честь своей дамы, а желтая роза значит лишь, что рыцарь предоставлен сам себе и своим дорогам, - так сказать, уже не на службе, и это Иннино дело, если она захочет отметить иные из дерзаний Ингорда розой пунцовой или голубой. И все же на душе Инны было как-то нехорошо. Она поняла из объяснений Антонина, что все-таки тут царит не одна прихоть дамы, и розы дарятся не так-то случайно. Неужели же ей с Ингордом назначена скорая разлука или... она даже не хотела это додумывать, какое там "или", слишком ее это тревожило.

Инна сама теперь чувствовала, что быть дамой рыцаря - это нечто, не схожее ни с чем из того, что принято между мужчиной и женщиной. И дело было не только в волшебности, в Тапатаке все было волшебным и чудесным, но и там это было делом совсем другим, нежели, к примеру, любовь или супружество. В каком-то смысле - но в очень особом смысле - да, это была любовь и брак, но даже для магического союза совершенно особенные. Ее принцем по-прежнему оставался Антонин, хотя Инна даже не загадывала теперь, во что перейдет или может перейти их общение - да и может ли? А Ингорд... Ингорд - это совсем другое. Он был теперь как бы ее часть, в его судьбе Инна теперь _участвовала_ - хотя объяснить это словами ей было невозможно.

И вот, в этом раздвоенном состоянии, переходя в мыслях от Антонина к Ингорду и от опасений к ожиданию, Инна во второй раз уже переставляла столовые приборы, прислушиваясь ко всякому стуку за дверью. От этого ее отвлек шум за окном, будто кто-то возился там на ее балконе. Заподозрив очередную выходку дебила Усихина и заранее готовая сделать с ним не знаю что, Инна подошла к окну на балкон. Сердиться на Усихина она поторопилась - Володи там не было. Был другой - соседский внук Гошка, сорванец одиннадцати лет. Собственно, на балконе его еще целиком не было - он только пытался забраться, как-то вскарабкавшись снизу со своего балкона. Теперь он пыхтел и возился, пытаясь перелезть через перила и опасно зависая на высоте.

- Гошка! - ахнула Инна. - Подожди, держись!

Она поспешила на помощь и, схватив огольца за рубашку, втянула к себе. Как положено, вначале поахав и поругав, Инна вспомнила о скором приходе Антонина и свернула воспитательную работу.

- Пойдем, отведу тебя вниз. И бабушке все расскажу! - пригрозила она.

- Тетя Инна, - невинно спросил юный хулиган, увидев в комнате накрытый стол, - а можно я тоже чая попью?

- Нельзя, - сурово отрезала Инна, вызывая сама у себя в памяти интонации строгой наставницы Инессы.

- Почему?

- Это не для тебя.

- А для кого? Вы своего мальчика ждете, да?

Инна проигнорировала нахальный вопрос, но испорченное дитя не унималось:

- Тетя Инна, а можно я хотя бы торта возьму? Ну, пожалуйста! Маленький кусочек.

- Не за что тебе торт, - отрезала Инна. - Ведешь себя никуда не годно.

- Жалко, да?

Инна меж тем уже отперла входную дверь и потянула юного верхолаза за руку. Гошка все упирался:

- Ну, тетя Инна, ну, не охота мне домой, можно я у вас посижу? Ну, пять минуточек?

- Никаких минуточек! - прикрикнула Инна и потащила Гошку этажом ниже. Она позвонила в его квартиру, и только тогда жизнерадостно ухмыляющийся озорник сообщил:

- А дома никого. А у меня ключей нет. Они с той стороны висят. Тетя Инна, а вам все равно придется меня чаем поить, я же не могу тут в подъезде сидеть, пока дверь не откроют.

После этого Инна обозлилась уже всерьез.

- Ну уж нет! - заявила она. - Стой и жди здесь. Я сейчас поднимусь к себе и сама слазаю на твой балкон!

Гошка вытаращил глаза.

- Тетеньки по балконам не лазают!

- Я не тетенька, я баба Яга! - отвечала на это Инна и побежала домой. Она на самом деле так и задумала.

На балконе она глянула вниз и ей стало немножко не по себе. Но только немножко - как-никак, позади были переделки и поопасней, а Инна была уже совсем другой Инной, не той маминой дочкой и синим чулком, что однажды летом приехала к тете Ире поступать учиться на филолога. Она привязала к перилам сложенную вдвое бельевую веревку и храбро через них перелезла. Дальше получилось не так ловко, в какой-то момент она начала скользить по этой веревке, сердечко екнуло, но тут же своим ведьмовским зрением она увидела происходящее как бы со стороны и заметила, что нога ее уже в десятке сантиметров от перил Гошкиного балкона. Тут же она на них и оперлась и лихо соскочила на пол. Мысленно похвалив себя - вот, даже Бенги не понадобилось, не говоря об Ингорде - Инна толкнула дверь на балкон и обнаружила, что та заперта на шпингалет. Она слегка удивилась этому, но отступать уже было некуда, не обратно же домой лезть. Вот теперь-то ей Бенгина помощь понадобилась: эти задвижки сдвинул тигр - сначала одну, а затем, подвинув внутреннюю дверь, и на наружной двери.

Когда Инна отперла злополучную дверь, то ее ждал новый сюрприз - Гошки в подъезде не было. Выругавшись про себя на негодника, Инна поднялась к себе, ожидая, что тот все-таки пошел к ее квартире несмотря на полученное приказание. Гошки не было и там.

- Гоша, ты где? - окликнула она, заглядывая в колодец подъезда.

В ответ прозвенел колокольчик Антонина, а он сам весело сообщил:

- Гоши нету, есть Тоша. Два-ноль в мою пользу!

Инна оторопела.

Перебранка, что последовала за этим, была из самых свирепых, что когда-либо состоялись у них с Антонином. И конечно же, этот отпетый шалопай от всего отпирался.

- Ну как же, - радостно спорил он, - все было законно. Я обещал прийти и пришел. Я предупреждал, что тебе трудно будет меня узнать - ты заранее знала. И сама же меня выставила из дому! А я ведь так просился. Даже торта не дала, жадина!

- Тошка! - завизжала уязвленная Инна. - Принц Антонин! Я больше не желаю обсуждать это! И...

- Понял, удаляюсь, - преспокойно отвечал Антонин. - Кстати! Прихвачу-ка я ключи, верну на место. А то еще заподозрят, что у них тут побывал форточник, сама знаешь, на кого падет подозре...

- Вон! - велела Инна, действительно, совсем забывшая про эти проклятые ключи да и все еще не отвязанную веревку. Меж тем сама собой развязавшаяся веревка вползла в комнату и улеглась у ее ног, миг-другой выжидательно помедлив в позе кобры или вопросительного знака - дескать, не соизволит ли барышня Инна сменить гнев на милость? Но Инна по-настоящему расстроилась. Не так из-за самой проделки Антонина и того, что ей пришлось лазить по балконам. В положении она, конечно, побывала самом дурацком и смешном, но и это еще было полбеды. У Инны теперь оставался всего один, _последний_, случай узнать Антонина, когда он появится у нее. А после, стало быть... И ведь он над этим еще подшучивал! Для Тошки, похоже, это было всего лишь поводом подурачиться, а Инна почему-то придавала этому какое-то особое значение, она как бы _загадала_, что если сможет распознать Антонина, то...

Тем временем в дверь позвонили.

- Я тут мимо проезжала, с твоей шубой, держи, - оживленно начала Анита с порога и остановилась, заметив, очевидно, хмурость своей подруги. - У тебя случилось что-то?

- Да нет, нет, проходи, - отмахнулась Инна, радуясь возможности как-то отвлечься.

- Ты что, ждешь кого-то? - спросила Анита, увидев накрытый стол.

- Уже нет, - отвечала Инна тоном, дающим понять, что не собирается это обсуждать.

- А... - Анита чуть кивнула, уяснив для себя, из-за чего Инна сегодня так накуксилась. - Я хотела тебе позвонить, конечно, потом смотрю, ты на балконе, значит, дома, ну я и...

- Садись, - пригласила Инна, - будем торт есть. Я уже кофейник поставила.

Они сели пить кофе с тортом и мороженым, и Анита трещала:

- Инка, ты представляешь? Этот Валентиныч звонил потом папе, жутко извинялся, дескать, это все его холуи нагадили, он, мол, посылал их извиниться, а они не поняли... Мол, знал бы он, что это подруги его дочери, ну и прочее такое. Шубы сам привез.

- Ага, - отвечала Инна с набитым ртом.

А любопытная Анита меж тем все-таки не удержалась от вопросов:

- Инка, а ты зачем на чужой балкон лазила? Тайна?

- Да нет, по глупости, - отвечала Инна. - Тут...

В этот миг в стекло балконной двери сильно постучали. Сердце у Инны подпрыгнуло - она невесть с чего решила, что это снова Антонин. В один миг она подскочила к балкону, чтобы тут же разочароваться, удивиться и озадачиться одновременно: за дверью стояла... Найра! Инна оглянулась на Аниту, миг поколебалась и - куда деваться - открыла дверь.

- Найра, - заявила она вместо приветствия, - вообще-то у нас принято ходить в гости через двери, а не балконы.

- Да? - отвечала Найра самой дружеской и чарующей улыбкой. - Прости, учту на будущее. Я же у тебя впервые, увидела, как Антонин перелазил через перила, вот и подумала, что в вашем мире... Зачем ты наступила мне на ногу, Инна? У вас так принято здороваться?

Инна тяжело вздохнула и махнула на все рукой. В конце концов, она ведь все равно собиралась рассказать Аните про Антонина и Тапатаку. А Найра вошла внутрь и сразу принялась дразнить Бенгу - оскалившись, как он, делать угрожающие выпады согнутой в локте рукой. Бенга зарычал, неслышно для Аниты, а та вытаращила глаза, не понимая причин столь неуместных жестов еще одной Инниной гостьи. Инна схватила Найру за руку и потянула к столу.

- Это Найра, - представила она ее Аните. - Она тут дышала на балконе.

- Анита, - назвалась ее подруга и поинтересовалась, окинув взглядом довольно экстравагантный наряд Найры - красное с черными искрами платье-распашонку длиной чуть ниже бедер и фиолетовые шорты с бахромой: - Где ты оторвала такой прикид?

Как ни странно, Найра поняла вопрос Аниты:

- Это мой походный костюм, - пояснила она небрежно. - У вас здесь такие не носят, да?

- Найра иностранка, - поспешно вставила Инна.

- Скорее, чужеземка, - хохотнула та.

- Да? - удивилась Анита. - А где ты научилась говорить по-русски? Или ты у нас долго жила? Совсем нет акцента.

Найра скорчила гримасу недоумения.

- Учиться говорить? Зачем? Это же долго! Рот сам все сделает.

Анита захлопала глазами.

- У Найры способности к языкам, - снова вставила Инна.

- Ну, вот еще, - не согласилась та. - Не более, чем у тебя, моя дорогая. Когда мы были на боях теней, ты болтала с Гункаром не хуже меня, разве нет?

- Ну, я... - залепетала Инна, не зная, как поворотить от ненужной темы.

- Ты улавливала вместе со смыслом и принятые там формы звуков, милая Инна, - наступательно продолжала Найра, - а если это можно тебе, почему нельзя мне?

- Ты что, тоже филолог? - спросила Анита, по-своему поняв слова Найры. - Изучаешь языки, как Инка?

Найра снова хохотнула:

- Я-то нет. А вот Инне, если она собирается _учить язык_, придется оставаться филологом всю жизнь.

- Ну и что такого, - пожала плечами Инна. - У нас так и принято - многие ученые всю жизнь посвящают изучению языка.

- Да-а? - изумилась Найра. - А, понимаю. Это, вероятно, затем, чтобы не лишать себя куска хлеба. А то если один раз все понять, то потом нечего будет изучать.

- Давайте посмотрим телевизор, - предложила Анита, не находя интереса в этом лингвистическом споре и желая выручить Инну, которая явно проигрывала этой рыжей заграничной мадам. - Сейчас по-местному ТэВэ как раз будут боди-арт показывать. Там наши девчонки были.

- Что это за картинки в коробке? - поинтересовалась Найра сразу, как появилось изображение.

- Это телевизор, - процедила Инна сквозь зубы, мысленно попросив Найру не задавать больше идиотских вопросов.

- Ты что, не видела телика? - недоверчиво осведомилась Анита.

- Конечно, нет, - отвечала Найра, игнорируя послания Инны. - Я же у Инны впервые.

- Найра хочет сказать, что не видела мой ящик в работе, - по-своему поправила Инна и быстро предложила: - Найра, попробуй кофе. А вот торт и мороженое.

Акамарская воительница пивнула кофе и отставила, сморщившись:

- Фу, какая горечь.

- Тогда сок, - Инна подвинула фужер. - Это сладко. И торт.

Найра съела кусок и закивала:

- У-у, вкусно! Я съем еще, - и она придвинула к себе весь торт и принялась его уплетать, не обращая внимания на Аниту, таращащуюся на нее во все глаза.

- Так что это за картинки в ящике? - снова спросила Найра, врасплох застав Инну, решившую было, что опасный оборот разговора позади.

К удивлению Инны ее подруга восприняла этот вопрос как нормальный и принялась объяснять - видимо, Анита подумала, что Найра изображает из себя иноземку и решила ей подыграть:

- Это телевидение. Есть такие устройства, называются камеры, они снимают все на пленку и потом транслируют в эфир.

- Стоп! - остановила Найра. - Что значит снимать на пленку?

Инна и Анита общими усилиями кое-как растолковали про "снимать", "телевизор" и так далее.

- Ага, - сказала наконец Найра. - Значит, вы тут сооружаете такой стеклянный глаз, наставляете на что-нибудь интересное, а он рассылает, что видит, по таким коробкам. А я-то было подумала, что это окошко снов какого-нибудь вашего медиума... А что же, вам лень самим послать свое зрение в нужное место?

- Найра, у нас тут так не умеют... то есть, не все умеют, - поправилась Инна, вспомнив про то, как сама _чувствами_ заглядывала в кабинет Темкина, когда тот отхаживал многострадального профессора Коврова.

- Ну, так пусть научатся! - пожала плечами Найра. - А то ведь так и будут прикованы к этому вашему телевизору. А, - сообразила вдруг она, - так вы это затем и делаете! Вон оно что! Да, это интересно придумано...

- Что придумано?

- Ну, эта ваша игра в прятки от самих себя. А я-то думаю, что за странный мирок ты себе облюбовала - все живут во сне. Значит, вы это всё нарочно, наверно, так интересней жить, когда ты про себя ничего не знаешь... Ты знаешь, Инна, а в этом что-то есть. Театр во всю планету - это грандиозно! Хорошо, что я к тебе заглянула.

- Весь мир театр, и люди в нем - актеры, - процитировала начитанная Анита. - Слова Шекспира, - пояснила она.

- Это Бог, что создал ваш мир?

Инну на протяжении всего разговора кидало то в жар, то в холод, то в смех.

- Нет, - сквозь хохот отвечала она, - это только пророк его! Шекспир писал пьесы.

- Девчонки! - позвала меж тем Анита. - Смотрите, боди-арт показывают. Смотри, вон Людка! А вон и Валентиныч...

Найра, заинтересованная зрелищем, вновь затребовала объяснений, и слово за слово Инна с Анитой рассказали ей и про искусство разрисовки голого тела, и про Люду с Валентинычем, и про памятное происшествие в ресторане.

- А что же, Ингорд не снес голову этому местному мафиози? - удивилась Найра.

- Нет, - отвечала Инна.

- Ох, меня там не было! - пожалела Найра.

- Нет уж, - отозвалась Инна. - Тебя не надо.

- На него тигр помочился, - вставила Анита.

- Да-а? - обрадовалась Найра. - Что ж, тоже неплохо! Значит, вот зачем ты держишь этот полосатый тюфяк! - и она снова принялась махать согнутой наподобие кошачьей лапы рукой в сторону оскалившегося Бенги.

- Оставь Бенгу в покое! - потребовала Инна, отказавшись уже от надежды сохранить свои волшебные секреты - все равно придется все объяснять Аните.

- А ты что, не боишься Инниного тигра? - внезапно спросила Анита Найру.

Та расхохоталась.

- Она дерется, как Ингорд, - отвечала вместо нее Инна. - А разве ты видишь Бенгу?

- Догадываюсь, - тихо отвечала Анита.

Меж тем Найра доела весь торт и осведомилась:

- Инна, а у тебя нет еще такого же? Мне понравилось!

- Торта нет. Ешь мороженое. Апельсины вон, - предложила Инна, обменявшись взглядом с Анитой.

- У! - воскликнула Найра, отведав мороженого. - Тоже вкусно. Я люблю все сладенькое, кисленькое, остренькое, солененькое, мясное, рыбное, пряное, только не горькое, как этот ваше кофе, и чтобы досыта!

- Найра, - поинтересовалась Анита, - а ты не боишься за фигуру с такими вкусами?

В ответ та поднялась с места, сдернула свою распашонку и повернулась кругом:

- Ну-ка, какие изъяны в моей фигуре?

Таковых не было.

- Да, - со знанием дела заметила Анита, - тебе впору супермоделью быть! Тем более, ты такая высокая.

- Супер?..

- Моделью, - и Аните пришлось объяснить все уже на тему мод, выставок и манекенщиц.

- Кстати, - вставила Инна, - по пятому каналу как раз ФэшнТиВИ, - она переключила, - вот, Найра, смотри.

Найра долго глядела на происходящее и внезапно задала вопрос, что не лез ни в какие ворота:

- А почему не показывают, какой каждая собрала отряд?

- Отряд?!.

- Ну да. Я так понимаю, они ведь затем и выходят на этот ваш подиум. Чтобы собрать себе отряд из мужчин, которые их захотели. Мне бы хотелось взглянуть на мужчин, которых завербовала вон та черненькая.

Анита и Инна переглянулись в полном обалдении. Они еще раз ей стали ей все объяснять.

- И вы говорите, что они потом не подпускают к себе всех своих мужчин и даже их не знают? - недоверчиво осведомилась Найра. - Зачем же тогда собирать отряд?

- Да не собирают они никакого отряда!

- То есть, конечно, - объясняла Анита, - у модели есть поклонники, некоторых она, конечно, знает и...

- Спит с ними, - уверенно вставила Найра.

- Ну да, но далеко не всегда и не со всеми, и не каждая, - обиженно возразила подруга Инны.

- То есть она выходит их только дразнить? Вот так повертит дыркой, а потом уйдет и даже не станет созывать вместе и не поведет за собой как момми их отряда? Да? Ну и мир вы тут отгрохали! - в изумлении трясла головой Найра. - Никогда не слышала ничего подобного. Кажется, теперь я понимаю...

- Что понимаешь?

- Да... Я ведь к тебе по пути завернула, Инночка. Дело у меня тут. Понимаешь, Бог от нас к вам сбежал.

- Кто-о-о? - Инна и Анита дружно разинули рты.

- Да Бог, - досадливо отвечала Найра. - Увидел какую-то рысь у вас тут в городе и влюбился. Ищем вот теперь. Если ты увидишь Бога, то скажи мне, ладно?

Анита с Инной в голос хмыкнули.

- Ну, девчонки, мне пора. Тут у вас очень мило, торт вкусный, я к вам обязательно загляну, - светски заворковала Найра, поднимаясь с места. - А с Валентинычем ты все-таки зря так мягко. Я бы его, гада, сутки поила кофе.

Инна с Анитой захихикали.

- Представляю, что ты сделала с Гункаром, - вздохнула Инна.

- Да! - вскричала Найра. - Ты мне кстати напомнила! Я же еще не рассчиталась с этим предателем! Ну, все, лечу!

- Найра, - строго предупредила Инна, - хоть уйди по-человечески! Чтоб без фокусов!

- Я тихохонько, - невинно заверила Найра - и исчезла в один миг, растаяла у них на глазах.

Бенга засопел и сразу расслабленно прилег на пол. А с улицы в открытую форточку послышался детский крик:

- Бабушка, смотри! Смотри скорей, женщина по воздуху летит!

- Стерва! - в сердцах выругалась Инна. - Ну ведь говорила же, говорила я ей! Вот ведь выдерга, а?

Анита сидела с несколько ошалелой улыбкой.

- А мне Найра понравилась, - заявила она наконец. - Она такая непосредственная, совсем без комплексов.

- Да уж куда непосредственней, - вздохнула Инна. Она взглянула на Аниту, и они вдруг заулыбались друг другу, каждая понимая другую, в каком та положении.

- Ты мне покажешь своего Бенгу? - вдруг попросила Анита с некоторым лукавством и смущением одновременно.

- Да вот он, - повела рукой Инна, повелев тигру отелеситься. - Можешь погладить, не бойся, он - это все равно что я.

- Ух ты... - восторженно ахала Анита, подсев к Бенге и осторожно дотрагиваясь до роскошной шерсти. - Ух ты!.. Ну, ну, я же не Найра, я тебя люблю, Бенга красавец...

Тигр равнодушно зевал.

- Аниточка, я тебе все-все расскажу, только давай сначала еще кофе выпьем, - сказала Инна. - Мне отдохнуть надо, а то я от этой Найры совсем одурела. А у меня и так настроение ни к черту, я Антонина второй раз не узнала и еще Ингорду не ту

розу подарила, сразу

желтую.

Настроение

у Саши Пескова

было хуже, чем паршивое - он переживал нечто вроде жесточайшей ломки. Когда в его памяти всплывали картины прекрасной страны, то он заново, хоть и слабее, испытывал тот же беззаботный и беззаветный восторг, что и тогда, в золотом небе этой волшебной Тапатаки. Но потом... потом наступало что-то вроде похмелья - мир повседневный казался особенно зауряден и убог, хотя... хотя... Нет, дело было не в убожестве окружающего мира - наоборот, Саша Песков с замиранием осознавал внутри себя нечто вроде чудесного предчувствия - что и этот земной мир можно увидеть в его Тайне, - возможно, иной, нежели тайна волшебной страны, но такой же божественной, прекрасной и неизбывной. Загвоздка была в нем самом - его самого на это не хватало: серым был не мир, а его собственное зрение. И никогда еще Саша Песков не ощущал самого себя столь бездарным, не годным не то что к живописи, а ко всякому художеству вообще.

Уж он-то понимал, какой редкостный, невероятный шанс ему выпал. Он пережил соприкосновение с тем самым "настоящим искусством", в потере которого Саша про себя обвинял своих собратьев, писателей и художников, о котором сам столько думал и столько насочинял всякой писанины. И что же? Да то, что он сам для него не годился - разгадка оказалась проще некуда. А после этого что было ругать современное искусство, рутину официальной культуры или пустопорожний выпендреж авангарда. Но и это было не все. Мало того, что Саша Песков не умел и не знал путей, чтобы вывести на свет это свое новое "истинное искусство", он и в старом безнадежно разочаровался - по крайней мере, сам для себя. Что хитрого написать книгу, он мог, ну - _мог_ написать такую, что читатели будут ахать, плакать, смеяться или же забывшись сжимать кулаки, сочувствуя боям его героев. И что? Зачем? Для кого? Еще одно чтение для забавы публики? Да пустота же сущая...

А тут - тут была целая страна, в кои-то веки его искусство было кому-то _нужно_, вряд ли оно вообще было когда-нибудь нужно вот _так_ - и он не мог сделать ничего ровным счетом. Саша Песков даже честно пытался что-то намалевать, краски купил сходил, кисть - и, конечно, чуда не произошло. Никакая волшебная сила не стала водить его вдохновенной кистью, он мазал бумагу час - полное фуфло. А хуже всего, ему этого _не хотелось_, то есть он помочь-то хотел миру Юмы, по-настоящему хотел, и как-то передать его, изобразить, рассказать - ему и как художнику какому-никакому этого сильно хотелось, но к холсту и кисти Сашу Пескова при этом не звало ну вот совершенно. Что-то тут было неладно, и где-то в глубине души он знал, что Юма все-таки в чем-то ошиблась, будь она хоть тыщу раз волшебное создание.

Из-за всего этого Саше Пескову было погано, мутно, муторно. И еще, не с кем было посоветоваться обо всем. Не в том даже дело, что не поверят или засмеют. Ну, положим, поверят - а кто тут что может подсказать? Может, Векслер? Но почему-то у Саши Пескова последние дни никак не получалось связаться с Векслером - звонил, того не было дома, заходил попозже, чтоб застать врасплох - Векслер в эту ночь ночевал где-нибудь у родителей. А то вообще никто трубку не брал, хотя, как знал Саша Песков, в квартире Векслера всегда кто-нибудь был, и вот так продолжалась уже вторую неделю. Все же Саша Песков решил снова попытаться и вышел из дому, направившись к Боре. "Хотя бы прошвырнусь, а то башка и так распухла", - сказал он сам себе.

Он ждал битый час у подъезда - двери, как водится, запирались на ключ, и за все время никто не вошел и не вышел, а когда какая-то бабка все же выглянула и Саша Песков сумел войти, то - вновь вотще. На звонок в дверь Векслера никто не откликнулся. Саша еще полчаса подождал в подъезде, заодно и согрелся, а пока грелся, размышлял, как ему изложить все дело Борису. У него уже целый диалог сочинился - непроизвольно, конечно, и увлекшись этим сочинительством он вдруг посоветовал себе - репликой за Векслера - попробовать самовнушение. Аутотренингом Саша Песков не занимался - и с ходу от такого предложения отказался, но зато в голове его в этот момент всплыла яркая картинка одной старой-престарой телепередачи, а впрочем, это был, кажется, документальный фильм о скрытых возможностях человека. И там, это поднялось в памяти Саши столь же отчетливо, как если бы он по-настоящему смотрел телевизор, в одном из эпизодов этого фильма люди под гипнозом рисовали картины. Одному из таких было внушено, что он - художник Илья Репин, и тот даже расписался росписью Репина на картине, а сама она была хоть и не того полета, а все же вполне приличной - и разумеется, после гипноза мужик никак не мог поверить, что картину нарисовал он сам.

Это воспоминание зацепило Сашу Пескова. Он не стал уже дожидаться Бори и вышел из дома с чувством какой-то близкой разгадки. Похожее у него бывало, когда начинало писаться какое-нибудь застрявшее на трудной строчке стихотворение. Вот и теперь он почти решил задачу, совсем чуть-чуть оставалось, как бы всего лишь последнее слово в строчку вставить - и лелея в себе счастливое чувство охотника, почти подкравшегося к добыче, Саша Песков тихонько побрел по улицам наугад - тихонечко, спешить некуда, главное - не спугнуть. Дом Векслера был почти на набережной, и блуждания наугад повели Сашу по улочкам старого Камска. Он шел, рассеянно поглядывая на падающий с неба снег, на еще не зажженные фонари и прохожих, на крыши и стены с табличками всяких контор, и вдруг - вдруг надпись одной из них царапнула его взгляд. "А.П.Темкин. Психолог." - прочитал Саша, а рядом на вывеске побольше шла надпись "Фактор Эс. Психологический центр". Саша Песков припомнил - кажется, этот Темкин как-то выступал по местному ТВ и, помнится, гипнозом он тоже... Ну да! Торжествующе хмыкнув, Саша Песков поднялся на крыльцо и вошел в здание. Ну вот и дописанная строчка! - подумалось ему, и сердце пару раз колотнулось.

У Темкина ему пришлось немного подождать, и это было к лучшему, он немного успокоился и обдумал, как ему правдоподобней изложить свое дело. Саша только еще слегка поволновался насчет финансов, вдруг этот Темкин такие гонорары назначает, что... А потом он плюнул, решил, что заплатит в любом случае - и выкинул из головы.

- Понимаете, - излагал он десятью минутами позже в кабинете Темкина, - я вот задумал одну книгу, но мне вот что не дает покоя - как-то я ее не представляю, в смысле, страну эту. Хотя у меня есть какой-то образ внутри...

- А какую книгу? - спросил сочувственно кивающий психолог.

- Э... Ну, сказку. Знаете, красивую такую. А то сейчас все чернуха в моде, порнография всякая, а мне вот хочется...

- А, понимаю, понимаю... - закивал Темкин.

Уяснив дело, он даже воодушевился.

- Знаете, что... напомните, как вас?

- Саша.

- Знаете, Александр, меня это все заинтересовало. Я вам вот что предложу - вы ведь, наверное, как все молодые писатели, человек небогатый? Значит, по оплате - давайте это считать нашим общим экспериментом. Соответственно, расходов у вас не будет... - Темкин глянул на Сашу Пескова и удовлетворенно кивнул: - Ага, стало быть, я правильно уловил, что вас этот вопрос смущает!

- Ну да, - признался Саша Песков.

- Ну, а мой интерес простой. Картину свою вы и так при мне будете рисовать, а вот что до книги, то я бы рад был оказаться вашим первым читателем.

Саша Песков хмыкнул.

- Аркадий Петрович, я согласен, мне это даже приятно было бы, вот только насчет книги не могу ручаться, понимаете, вдруг не напишется...

- А вот я в этом как раз и не сомневаюсь! - авторитетно перебил Темкин, и Саша Песков безошибочно заподозрил психологические штучки - знать, Темкин ему задает установку на успех, так подумалось Саше.

Темкин провел его в другую комнату, с затемненными окнами, усадил в кресло и принялся подготавливать какое-то свое оборудование, расхаживая меж тем туда и сюда и разговаривая на ходу с Сашей:

- Откладывать не станем, первый сеанс проведем прямо сейчас, вы дома придете попробуете кисть, ну, а в следующий раз уж приносите ко мне все ваши рисовальные принадлежности... где этот шнур? а, вот... Так, Александр, смотрите вот в эту сторону... Расслабьтесь, голову откиньте на спинку, руки на подлокотниках...

Саша Песков, устроившись поудобней в кресле, стал следить, как велел ему Темкин, за мигающим светом какого-то аппарата. Сначала краем глаза он видел психотерапевта и слышал его голос, а затем его начала завораживать это ровная световая пульсация, и вдруг - вдруг он увидел Юму, она стояла чуть в стороне от этого мерцающего колеса и смотрела на Сашу выжидательно и дружелюбно. Он чуть не выпрямился в кресле от неожиданности, но ведь Темкин говорил расслабиться, и Саша Песков удержался, а потом подумал, что он впал в транс, и тогда только сообразил, что - нет, не впал, напротив, очнулся, голова была совсем не сонная. Далее, он сообразил, что больше не слышит голос Темкина и повернул голову, чтобы узнать, что случилось.

Темкин спал! В транс впал сам гипнотизер! Позабавившись ситуацией, Саша Песков хотел уже встать с места и то ли разбудить Темкина, то ли по-английски уйти домой, а то как-то неловко. Но Юма сделала предупреждающий знак и подошла к Темкину. Она взяла его голову в свои руки, приподняла, и Темкин вдруг заговорил - так и не открыв глаза.

- Юма поможет нам поговорить с тобой, Саша, - зазвучал голос Темкина с какой-то странной интонацией - не то чтобы холодной и не то чтобы безжизненным голосом робота, но как бы интонацией какого-то невероятного отдаления.

От такого обращения и тона у Саши по спине побежали мурашки.

- Мое имя Кинн Гамм, я тоже поэт, а еще погодник, я сочиняю снег. Ты уже был в нашем мире, и тебе нетрудно будет понять и поверить. Не все из жителей и нашего, и вашего мира могут так просто гостить друг у друга, это сложно для многих и требует большой силы. Нам она нужна для своих дел, вам для своих, поэтому очень редко кто-нибудь может общаться разговаривая, как вот ты с Юмой. Вот и нам с тобой сейчас лучше пообщаться вот так, через посредника, а то мы, хоть и коллеги, сочиняем на языках совсем разных. Возможно, когда-нибудь ты научишься понимать и переводить то, что я рассказываю, я даже не сомневаюсь в этом. Но это слова о будущем, а мой разговор о настоящем.

- Да-да, Тапатаке нужна моя помощь, Юма говорила, - начал Саша Песков. - Я как раз придумал способ, чтобы мне как-то нарисовать вашу...

- Неправильный способ, - прервал его загадочный собеседник, - и ты не сам его придумал, это подсказка Юмы, чтобы я мог кое-что тебе объяснить. Да, мы хотели такой помощи и побудили Юму найти в вашем мире художника. Она разыскала тебя, а ты - ты не рисуешь. Ошибки бывают и в нашем мире, хоть он и волшебен. Здесь же произошла даже не ошибка, а нечто особенное. Все дело в даре твоей волшебной помощницы. В обычном случае она стала бы твоей водительницей, музой, как вы это называете, ты рисовал бы свои картины - или писал стихи, и все было бы на своем месте. Сейчас у нас мало кто в Тапатаке этим занимается, мы, можно сказать, забросили ваш мир, но когда это происходит, то происходит так. Но твоя Юма необычна, да и ты тоже, - видимо, потому она тебя и разыскала. Твой путь не совсем путь художника или поэта. То, что ты ищешь, это свершения искусника - в нашем, Тапатакском смысле слова, а вы это называете магией и волшебством. Произошла не ошибка - просто Юма сделала куда больше того, что было нами загадано, да и твои искания превосходят возможности земного художества.

- Откуда ты знаешь про мои поиски?

- Ты уже был в Тапатаке и кое-что делал - как маг-искусник. А это, кстати, и вовсе необычно, чтобы искусник помогал своей музе, а не наоборот. Думаю, я не ошибусь, если предположу, что ты иной раз невзначай думаешь о куда большем. Тебе ведь приходят иногда в голову странные желания, вроде переставить в небе звезду или поправить пейзаж в вашем мире или сделать что-нибудь вовсе непонятное, например, согласовать дуновения?

Саша Песков хмыкнул - как раз на днях он поймал себя на таких вот необычных мыслях.

- Ну... Но это же так, случайные мысли!

В иномирном голосе Темкина явственно зазвучали смешливые нотки:

- Случайные... Откуда случайному взяться во множестве множеств миров? Есть непонятное, есть непостижимое, есть пришедшее ниоткуда, но случайное? Но в общем, я тебе уже все рассказал, поэт Саша.

Саша Песков заморгал:

- Но я ничего не понял! Что это все значит? Что мне теперь делать?

- Ничего особенного, идти свой путь. Рисуй, что хочется, или пиши стихи. Если ты не будешь стоять на месте, то рано или поздно, с Юмой или без, ты пройдешь достаточно далеко, чтобы, положим, нам однажды побеседовать иным образом, - скажем, мы скоротаем время за сочинением снегопада. И может быть, ты даже научишь старого погодника Кинна новым приемам рифмовки или прочим вашим авангардным штучкам, как знать.

- А Тапатака? Как ей помочь?

- Да все так же - иди свой путь. Если ты что-то сможешь для нас сделать, то придешь к этому сам. А Юма перестанет переживать из-за своих мнимых ошибок - уже это помощь для Тапатаки, этот чудо-подкидыш подает такие надежды, и вся Тея ее очень любит.

- Да-да, она такая забавная... такая... Кинн, а то, что ты мне сказал - это что, решение... э... властей Тапатаки?

- Считай, что так. Но этот разговор с тобой попросил устроить Юму я - мы с ней дружим. До свидания, поэт Саша, посматривай в небо, я буду с тобой здороваться, - прозвучали последние слова, и Юма опустила голову Темкина на стол и разжала ладони.

Психолог тотчас сладко засопел. Юма еще какое-то время оставалась подле него, весело глядя на Сашу Пескова, а он, не зная, что ему сказать, развел руками - ну, мол, теперь все понятно, поговорили, спасибо, приходи. Девчушка, похоже, поняла его - серьезно кивнула, помахала ладошкой и исчезла. А Саша Песков тихонько подошел к столу, подобрал листочек бумаги и написал записку Темкину - дескать, все было высший класс, вы мне очень помогли, до свидания. Оставив записку перед лицом спящего гипнотизера Саша Песков осторожно отошел к двери и отправился прочь, на уже свечеревшие улицы Камска. Он ощущал небывалый подъем, прямо-таки распирало Сашу Пескова от воодушевления. Значит, вот оно что! Путь мага... Интересно, а какие стихи теперь у него будут?

Но вместе с тем Саша Песков испытывал какую-то нежную благодарность к своей Юме и к этому неведомому Кинну с их чудесной страной. Камень с его души свалился - но тем более ему хотелось как-то помочь этому миру. "А может, мне просто найти какого-нибудь художника? Ведь есть же, наверное..." - осенило его. А придя домой и подобрав из почтового ящика одну из местных бесплатных газет, Саша Песков натолкнулся в разделе новостей на заметку - в Камске открывалась выставка художников, работающих в жанре фантастической и фэнтезийной живописи. "Ну, еще бы не волшебство!" - торжествующе подумал про себя Саша. Конечно, уже на следующий день он был на этой выставке - и на том его волшебное везение, если такое было, закончилось - осмотр картин и его расспросы ничего не принесли. Все интересное, что ему удалось услышать, было замечание одного из участников, крепкого мужика уже в годах, похожего на легендарного Ермака. Он прохаживался вдоль своих работ, на них были все больше сюжеты про Хозяйку Медной горы, и на несколько сбивчивые расспросы Саши этот Ермак заметил, почесывая подбородок, завешенный густой бородой:

- А ты знаешь, паренек, меня не так давно расспрашивал кто-то о чем-то похожем... Кто же это, дай-ка вспомнить...

- Из художников кто-нибудь? - с надеждой подсказал Саша.

- Да нет, девушка одна интересовалась. Какую-то сказку ей надо было нарисовать, как ее... Тапка, что ли?

- Тапатака, - машинально поправил Саша Песков и лишь мигом позже внутренне подскочил: кто-то спрашивал про Тапатаку!

- Во-во. Слушай, а может, она тебя искала?

Саша Песков слабо улыбнулся.

- Я не рисую.

Итак, круг, похоже замкнулся. Вероятно, понял Саша, кто-то еще из посланников чудесного мира пытался решить все ту же задачу - и, похоже, столь же безуспешно. Несколько приуныв, он направился прочь, раздумывая на ходу, чтобы тут еще предпринять, и в рассеянности едва не столкнулся на входе с двумя молодыми девушками. Он окинул их равнодушным взглядом и мельком подумал: "Сикушки какие-то из богатых". Потом он подумал, что неправ, и немного устыдился - глаза обеих девушек вовсе не были кукольными, наоборот, в них была искорка, особенно, у одной, низенькой. Но ему было не до умненьких девочек, и наскоро буркнув: "Извините" Саша посторонился, пропуская

входящих и вышел

прочь.

- "Извините"...

Чуть с ног

не сбил! - обернулась Инна вслед странному парню, уже выходящему на улицу.

- Творческая личность, - отозвалась Анита, скорчив забавную гримаску. - Весь в своих мечтаниях. Может, это тот самый твой художник!

- Он-то? - Инна задумалась на миг. - Н-не знаю... Вот картины посмотрим...

Они не спеша направились вдоль стен и почти сразу наткнулись на художника Сергеича, Кузьму как его там, Инна так и не вспомнила отчество.

- А, девочки! - тряхнул бородой художник, церемонно здороваясь с ними. - Что, тоже эту... Тапку-тапку пришли искать?

- Почему - "тоже"?

- А тут... парнишка один спрашивал уже. Только что здесь был.

- В бежевой куртке, с черными волосами? - повинуясь интуиции, сразу спросила Инна.

- Во-во. Ваш приятель, что ли?

- Я же говорила - это он, - негромко произнесла Анита.

- Н-не знаю, - снова повторила Инна с сомнением. - Нет! - сообразила она. - Зачем бы он тогда спрашивал про Тапатаку? Он бы сам ее нарисовал!

- А откуда он тогда знает?

- Ну... - Инна пожала плечами.

"Действительно, откуда? - подумала она. - Надо будет рассказать Антонину. Или Доре. Или Инессе".

- Может, он тоже там бывает. Ты его не встречала? А, Инка? - продолжала Анита, почему-то увлеченная этой темой - очевидно, ей хотелось какой-то причастности к Инниным ведьмовским делам.

- Вижу, ты на него запала, - отвечала Инна, не желая обсуждать это раньше времени - ей хотелось сначала поговорить с Антонином. - У тебя же Егор.

- А, - Анита снова скорчила гримаску, - ну его! Болтается в своей столице да по заграницам. Все бизнес. Бизнесмен новорусский.

- Сама-то кто, - фыркнула Инна, иронически покосившись на подругу. Они говорили про поклонника Аниты, практически уже ее жениха.

- Я свободный человек и девушка из интеллигентной семьи, - гордо отвечала Анита. - И еще подруга ведьмы.

- Тихо ты, - оглянулась по сторонам Инна.

- Знаешь, Инка, надо расспросить Сергеича про этого мальчика. Хочешь, я сама сейчас подойду?

Инна не отвечала. Она разглядывала картину некоего Т. Хока, одного из иностранных участников выставки. Нет, там была не Тапатака. То, что там было нарисовано, удивило Инну больше, чем если бы там была страна Антонина, - удивило настолько, что заставило замереть. А на холсте был нарисован помост, двое сидящих в полулотосе людей в разных его концах, и из тел этих людей вытягивались темные полосы и надвигались друг на друга, превращаясь на ходу в какие-то хищные фигуры. Это был бой теней - тот самый, который Инна не так давно наблюдала своими глазами вместе с теитянами и Найрой в мире Гункара.

Если тебе не удалось захватить тень целиком, расщепи ее и и захвати хотя бы лоскут, если не удалось вырвать лоскут - отщипни хотя бы нить. А если добыча ускользнула, то пошли по следу лазутчика, и пусть он установит Глаз и сделает так, чтобы добыча взглянула в его зрачок. И когда она увидит там тень, Глаз увидит ее.

Из Науки Теней, Наставление Соглядатая

11. ТЕРНИИ И ЗВЕЗДОЧКИ.

ИННА. САША ПЕСКОВ. ИННА.

- Инка, я уже подъехала, выходи! - позвонила Анита из своего "Ауди".

В этот день они ехали на показ мод, тот самый, с участием столичных салонов, о котором недавно упоминала Люда Китова. И Люда, и Анита в нем участвовали, но не от и до, и большую часть времени Анита собиралась просидеть рядом с Инной в качестве зрительницы. Инна не то чтобы очень уж интересовалась модами и показами, но ей хотелось посмотреть на выходы Аниты и Людки, это раз, а во-вторых, у нее появилась мысль сделать подарок Доре и Инессе - тоже придумать для них по платью, и она надеялась, что подсмотрит там что-нибудь миленькое.

Открыв дверцу автомобиля, Инна увидела на заднем сиденьи Найру. Эта встреча никак не относилась к числу приятных неожиданностей, и Иннино лицо это отобразило. Найра засмеялась.

- Успокойся, на сей раз я не стану объедать тебя, сжирая все твои сладости, я только загляну на этот ваш показ.

- Как ты забралась в машину Аниты? Наверное, в окно, как всегда? - съязвила Инна в стиле Инессы, как раз вспоминая ее в эту минуту и хорошо теперь понимая колкости феи в адрес Найры.

- Ну вот еще, - невозмутимо опровергла Найра. - Твоя подруга гостеприимно распахнула дверцу.

Анита отвечала на взгляд Инны своим - в нем без слов читалось: "А что я могла сделать?"

- Билеты только на двоих, - предупредила Инна, хотя Анита как участница показа и дочь одного из спонсоров, могла, конечно же, устроить место и для Найры.

- Обо мне не волнуйся, - заверила Найра с очаровательной улыбкой. - И не думай ты так громко: "Стерва, стерва!". Я не собираюсь тебе докучать, я здесь по делу.

- По какому? Хочешь набрать мужчин как момми своего отряда? - снова подколола Инна.

- Я же говорила, - напомнила Найра. - Наш Бог где-то тут у вас болтается. Приходится искать.

- А показ мод тут при чем?

- Ну как же! Он ведь ищет свою прелестницу. Наверное, девочка красивая, значит, может, появиться на этом вашем мероприятии. Значит, и Бог может придти. Бог его знает, конечно.

Анита и Инна хмыкнули. Рассуждение было вроде бы вполне логичным, и все же Инна как-то не могла воспринять его всерьез. Или Найра говорила о каком-нибудь их святом, может быть, сановнике каком-то, или попросту издевалась - так это представлялось Инне. Она, конечно, уже нагляделась на разные чудеса. Но чтобы Бог... Уж эта Найра.

В "Сокольник", где и проходило шоу, их пустили всех троих - Аниту знали, а про Найру, очевидно, подумали, что она с ней, как и Инна. Но и дальше все было так, как и предсказывала Найра: когда Анита с Инной уселись на свои места, кресло справа от Инны почему-то сразу освободилось, и Найра его тотчас заняла.

- Не волнуйтесь, - заверила она, перехватив взгляды своих спутниц, - он сюда уже не вернется. У этого толстого дядьки появилось срочное дело.

Толстым дядькой был, как сообщила Инне Анита, вице-мэр - тусовка под вечер собралась солидная, добрая половина Камского бомонда, что объяснялось, опять же, по словам Аниты, не только столичными знаменитостями, но и покровительством действу со стороны супруги губернатора. Эти важные дядьки, чиновные или просто богатые, сидели со своими дамами в первых рядах, и возле некоторых - вероятно, сообразно официальному статусу - и здесь вертелась охрана: уж больно мордасты и атлетичны были эти заплечные якобы референты.

Найра сидела с рассеянным видом, наклонив голову набок, как будто прислушивалась к чему-то, и наконец объявила:

- Бога здесь нет.

- Ну и слава Богу, - отвечала, фыркнув, Инна. - А то представляю, что бы ты здесь устроила.

- Нет, не представляешь, - серьезно возразила Найра.

- Зато Валентиныч на месте, - заметила Анита и кивком головы указала на столпа местного теневого дополнения к официальной табели о рангах.

Лев Валентинович, Валет, как его называли в известных кругах, старался держаться на уровне - как король. В его облике и манерах не было не только ничего блатного, но и нуворишского: он был одет в респектабельный приличный костюм, сопровождающая его дама - в светское платье, все это должно было создавать образ скорее какого-нибудь видного политика, предпринимателя или чиновника. С некоторыми из таковых, что присутствовали здесь, Валентиныч здоровался с подчеркнуто солидным видом - впрочем, когда он хотел направиться к рядам, где расположилась официальная верхушка, на его пути вырос мужчина в сером костюме и о чем-то негромко поговорил, после чего Лев Валентинович изменил свой маршрут. Инна заметила, как один из молодых людей в его свите, поглядел в их сторону и, вероятно, узнав Аниту, что-то сообщил на ухо хозяину. Валентиныч повернул и направился к их креслам. Молодые люди, предупреждая приближение босса, поговорили с теми, кто сидел рядом с Анитой, и кресла опустели.

- Добрый вечер, Анита Юрьевна, - поздоровался Лев Валентинович, опускаясь в кресло рядом. - Слышал, тут мои охламоны доставили беспокойство вам с подружками. Хочу лично принести свои извинения.

- Это что, тот самый, на которого кошки ссат? - громко спросила Найра, и Инна непроизвольно захихикала. Она ничего не могла с собой поделать, она понимала, что все это не к месту, но удержаться было невозможно - что она была бы за ведьма, не почувствуй с первых слов, что присутствует при начале еще одного Найриного концерта.

Валентиныч не повел и бровью при этих словах, нарочито обозначая _неслышанье_ вызывающего вопроса, но кончики ушей его все же покраснели.

- Я уже вашему папеньке объяснял, послал дураков проводить вас, а они разборку какую-то хотели устроить. Правильно им ребята Юрия Петровича врезали, - продолжал Валентиныч. - Я их заставил неделю Людмиле Сергеевне цветы привозить с утра, всех четверых.

- Она рассказывала, - отвечала Анита с каменным лицом.

- Да, кстати, - с важным видом добавил Лев Валентинович. - Папе вашему передайте. Тут у меня хороший боец есть, не как эти придурки. Так что при случае можно попробовать их в паре, ну, с тем, вашим, - красивый бой, я думаю, получится.

Валентиныч сделал знак и откуда-то сзади вышагнул элегантно одетый молодец, черноволосый и с косичкой - прямо вылитый Кристофер Ламберт, только глаза были с разрезом, выдавая восточную кровь.

- Кто хороший боец? - опять громко спросила Найра, нахально вмешиваясь в разговор. - Вот этот мешок? Против Ингорда?!. Нет, я умру со смеху!

Она покатилась, не обращая никакого внимания на окружающих.

- Не могу поверить, - во всеуслышанье заявила Найра, обращаясь неведомо к кому, - чтобы такого клоуна мог кто-то бояться. Да кто такого вообще пустил в бандиты?

В этот момент Инна пожалела не Валентиныча, его-то было не жаль, и не его спутницу, а Аниту - она замерла на месте, совершенно не представляя, что бы тут сказать и как вообще выйти из положения.

- Девушка... - начал, багровея, Валентиныч и косясь в сторону высокого начальства. - Вы бы вели себя...

- Помолчи, ты уже все сказал, - махнула рукой в его сторону Найра, и Валентиныч вдруг замолк с открытым ртом, жуя челюстью и ошеломленно пуча глаза.

А Найра поднялась с места - и представление началось. Неуловимым движением она вдруг притянула к себе того, с раскосыми глазами, и приблизила губы к его лицу со звуком смачного поцелуя. Тут же она отшатнулась и протянула жеманным голосом:

- Нет-нет, не так скоро, милый мальчик! Ты еще должен заслужить мою нежность!

Вслед за тем, этих движений Инна даже и не заметила, Найра закинула "Горца" на подиум - они с ним уже стояли там друг против друга, не то как танцевальная пара, не то как участники показа. Похоже, только в этот момент "Горец" начал соображать, что с ним что-то делают без его разрешения. Он очумело огляделся и попытался спрыгнуть назад. Не тут-то было. То, что принялась проделывать с ним Найра, со стороны выглядело неким подобием танца, хотя и без явного сходства с каким-либо определенным его видом - а больше всего это походило на танец Зайца и Волка из мультфильма "Ну, погоди". Для неискушенной и ничего не подозревающей публики это выглядело, как если бы молодой мужчина исполнял танец ритуального галантного ухаживания за дамой - красивые наклоны, грациозные повороты, какие-то замысловатые па, но для взгляда сколько-нибудь толкового, даже Инна это замечала, открывалось иное: "Горец" вначале пытался просто покинуть подиум, потом всерьез попробовал сразиться с Найрой, но, быстро ей укрощенный, просто-напросто таскался взад-вперед по помосту поворачиваясь и сгибаясь под ее неуследимыми, но точными толчками и тычками. В конце концов, он рухнул у ее ног, что выглядело со стороны изящным падением на колени учтивого кавалера. Зал разразился несколько вялыми аплодисментами, а Инна услышала, как женщина в ряду позади нее, поделилась с кем-то:

- Танец довольно забавный, но я что-то не понимаю насчет покроя костюма... Неужели это модельный пиджак?

Хулиганка Найра меж тем раскланялась по сторонам, а затем закатила глазки и в несколько движений подняла подол своей юбки - на сей раз она была одета по вполне современным земным понятиям, даже стильно. Покривлявшись так к восторгу зала, она спрыгнула с подиума, сдернула за руку уже ничего не соображающего "Горца" и небрежным движением толкнула его прямо на руки молодцам из свиты Валентиныча.

- Лев Валентинович, - услышала Инна голос одного из приближенных Валета, - я эту бабу прошлым летом в охране президента видел. Точно, точно!..

Найра заняла свое место с невинным видом. Она ничуть не запыхалась. Зато Валентиныч сидел с таким выражением на лице, будто кол проглотил - весь багровый и делая глотающие движения ртом, будто ему не хватало воздуху. Неожиданно он поднялся и спешно засеменил куда-то, сопровождаемый недоумевающей свитой.

- Что это с ним? - задала Найра вопрос из разряда риторических. - Сидел, сидел... Вдруг вскочил, побежал... Ни здрасьте, ни до свидания. Какой-то он чумной.

Инна хихикала, да и Анита улыбалась, хоть и несколько неуверенно - опасалась каких-нибудь нежелательных последствий, поняла Инна.

- Схожу-ка я попудрю свой носик, - поднялась Найра. - Где это тут?

Они с Анитой остались вдвоем, и Анита негромко сказала:

- Да, Инка, я теперь понимаю. Она действительно стерва.

- Вот именно, - согласилась Инна. - Ее даже Антонин опасается. А Бенга как ее ненавидит!

В этот миг в голове у нее, как уже бывало, всплыла картинка - искаженная не то от боли, не то от ужаса, а может, от того и другого физиономия Валентиныча. Он сипел и вжимался спиной в стену туалета, а в лицо ему звучал голос Найры:

- Ты понял меня? Ищи Бога! Всех своих шестерок на уши поставь, пусть все ищут! Ну-ка, что ты должен сделать?

- Ы-ы...

- Не слышу!

- Найти... х-хы... Бога, - отпыхиваясь, прохрипел бедолага-бандит.

- Правильно! - и вдруг лицо Найры вдвинулось в поле внутреннего зрения Инны, развернулось к ней, и Найра произнесла, глядя ей в глаза: - Инна, не подсматривай! Это тебя не касается. - И всю картинку задернуло пеленой, будто Найра закрыла ее некой серой шторой.

Инна не стала рассказывать Аните, как Найра пудрит носик - и кому пудрит. А Найра, вернувшись к ним, вела себя паинькой, и остаток вечера прошел уже без эксцессов. Найра всего-навсего весело комментировала выход моделей, отпуская замечания насчет интимной жизни каждой, называя имена поклонников, особенности темперамента, обстоятельства первой связи с мужчиной и так далее - можно было подумать, что она зачитывает выдержки из кем-то составленного каталога.

- Ты не можешь сделать, чтобы она заткнулась? - на ухо спросила Анита Инну. - А то в заднем ряду слушают.

- Могу, - шепотом отвечала Инна, - но тогда она что-нибудь похуже выкинет. Пусть уж треплет, а то еще летать начнет!

В конце концов сзади них прозвучал любопытный женский голос:

- Девушка, а откуда вы все это знаете?

- А откуда я знаю, что у вашего мужа любовница позавчера уехала на курорт? - с готовностью откликнулась Найра, обернувшись к вопрошавшей. - Вы думаете, почему он вчера не задержался на своем вечернем _совещании_? Я - начальник секретной службы и все знаю! - гордо объявила Найра, а дама сзади обиженно хмыкнула и замолчала.

Когда они покидали "Сокольник", а Инна с Анитой наконец сообразили, что это лучший выход из положения, Найра выдала:

- Надо же, а вы меня не обманули! Я ведь решила, что вы пошутили насчет этой вашей демонстрации мод. Оказывается, ваши момми и впрямь не собирают отряды!

Инна с Анитой обменялись взглядами, не находя слов. А Найра вдруг уставилась куда-то на другую сторону улицы.

- Вот он!

- Кто?

- Бог! - и эксцентричная посланница из таинственной Акамари сорвалась с места и ринулась по ступенькам вниз.

Очевидно, не только она - его, но и ее саму заметили. Найра не одолела и пяти ступенек, как с разбегу налетела на что-то, что отбросило ее назад, как резиновая стена. Тотчас вскочив на ноги, Найра снова кинулась вперед - и вновь была отброшена невидимой преградой. А Инна, посмотрев через дорогу, увидела ничем не примечательного мужика, что не спеша шлепал по тротуару и уже поворачивал за угол дома. В свете ночных фонарей, тем более, с расстояния, его нельзя было разглядеть как следует. И все же у Инны возникла неколебимая уверенность: этот заурядный прохожий был Бог, и может быть даже - Сам Бог, и теперь она уверилась, что слова Найры об этом не были иносказанием или шуткой. Это было удивительно даже для нее, с ее привычкой к чудесному и необъяснимому, и Инна замерла, не обращая внимания на призывы Найры. А та в отчаянии кричала, оборотив лицо к Инне:

- Инна! Помоги мне!.. скорее!..

- Чем? - отозвалась наконец Инна, сердито и растерянно одновременно.

А Бог меж тем канул в темноте, и Найра, снова ринувшись на невидимую стену, пролетела ее насквозь и чуть не покатилась по ступенькам. Она пробежала до самого тротуара и только затем остановилась, каким-то чудом удержав равновесие, и тогда повернулась к Инне и глядя снизу вверх произнесла с нехорошим выражением на лице:

- Ты не помогла мне.

- Чем? Чем я могла помочь тебе? - раздраженно отвечала Инна. - Я даже ахнуть не успела.

- Все равно, - холодно сказала Найра. - Ты не захотела помочь мне.

Потеряв свой обычный задор, как-то вся насупившись, Найра сухо попрощалась не глядя в глаза Инне и Аните. Инна уже приготовилась к новому сеансу левитации, но нет. Как ни сердита на Инну была Найра, она не стала лишний раз подставлять ее - просто отступила на шаг и слилась с тенью.

А следующим вечером у Инны была новая необычная встреча. Она возвращалась с прогулки по улицам Камска и почувствовала позади себя чьи-то кошачьи шаги. Обернувшись, Инна заметила мерцающие зрачки - они приближались, как-то толчками, как если бы зверь догонял ее прыжками. Инна не особенно испугалась - Бенга трусил тут же рядом, и еще у нее ведь был Ингорд, но все же насторожилась. Зверь поравнялся с ней, и тут Инна увидала, что это была рысь. Как только она ее разглядела, тени сдвинулись, и рядом с Инной оказалась обычная девушка, ее ровесница или немного старше.

- Привет! - усмешка незнакомки определенно отдавала каким-то кошачьим оскалом. - Как ты меня узнала?

- Топаешь как слон, - нарочно отвечала Инна. - За квартал слышно.

- Ой, ой! - обиделась рысь. - Ты куда?

- Домой.

- А со мной не хочешь? Повеселимся!

- Нет, - отказалась Инна. - Мне и так весело.

- Ну, до скорого! - и рысь снова перешла на прыжки и убежала куда-то дальше по улице.

Только тогда Инна вспомнила слова Найры о какой-то рыси, в которую якобы влюбился Бог. Выходит, и это не было шуткой. Но Инна даже не задумалась, рассказать ли Найре об этой встрече. Она действительно не хотела помогать ей. И возможно, как раз в этом Инна была не права. И то сказать, она ведь не представляла, что это такое - жить народу целого мира, зная,

что его оставил

Бог.

Нет,

не сразу беседа

с богами - на это Саша Песков и не замахивался, он только выбрался на то свое место на набережной и расположившись там, как в прошлый раз, снова стал ждать знака. Он глядел туда, за леса на другой стороне великой реки, сам не представляя, что именно должно оттуда придти, но с какой-то внутренней уверенностью, что ему откликнутся. Долго ждать не понадобилось - через какой-то десяток минут на той стороне в небе появилась темная точка. Она приближалась быстро, и вскоре Саша увидел, что это какая-то большая птица.

Птица приближалась - и судя по всему, направлялась точно на то место, где он находился. Саша уже мог ее разглядеть, и хотя он как горожанин не был знатоком пернатых, но в этой птице безошибочно угадывался посланец из царственного рода - в оперении коричневого, даже бурого цвета и с распушенными на краях крыльями в узнаваемой орлиной распростертости. Птица подлетела и чуть ли не зависла в паре десятков метров у него над головой, а потом описала большой круг, двигаясь против солнца, и что-то крикнула. И тогда Саша Песков загадал, что если она сделает еще один круг, то... - он даже не знал, какое именно "то" - в общем, как бы знак, что это все для него и взаправду. Орел - или лунь - или канюк, или кем там еще была эта большая птица - словно услышал его, и повторил этот круг и, будто в этом и была цель его появления, сразу же направился обратно, через реку, на ту сторону.

А дальше... Дальше произошло нечто немыслимое. Саша Песков вдруг обнаружил, что он тоже летит в этом белом небе - река и берег, откуда он только что смотрел на орла, внезапно оказались внизу, под ним, и все это произошло буквально во мгновение ока, не было никакого рывка или сотрясения, никакого перехода вообще, просто вдруг Саша Песков оказался там, где его глаза миг назад видели птицу - и вот как раз птицу-то он видеть перестал, исчез орел, а зато появилась какая-то ослепительно яркая звездочка - она летела справа и чуть выше его, а может, не летела, просто находилась там, и Саша Песков устремился к ней, даже не задумываясь зачем - просто ему туда было н_а_д_о.

А давайте-ка последуем за этим путаником Сашей Песковым, - сказали четыре любопытные вороны, - чего эта птица забралась в наше небо? И ведь нет, чтобы податься в крыло ворона - куда! Записал себя, вишь ты, в орлы, такого он, видишь ли, полета! Высоко собрался, стало быть - а ну-ка, ну-ка, куда? Ах ну да, нацелился, конечно же, пробить хрустальную крышу - и пробивает ведь, гляди-ко, проходит как игла сквозь парниковую пленку, а что теперь - а теперь Земля уже не поймешь где, ни внизу и ни вверху, где-то в стороне, стало быть, эти небеса тот самый космос, да только он почему-то вовсе и не черный, какие-то фиолетовые с голубым переливы, наверное, это такое здесь полярное сияние, если это вообще цвета, а то больше похоже, что такой радугой во весь мир тут цветут чувства, перетекают одно в другое, но нет, не задерживайся, Саша Песков, красиво, конечно, но еще насмотришься, накупаешься вдоволь, вон уже звездочка - снова там, впереди, зовет, а теперь куда? Ага, все ясно, конечно же - в туннель - ясно, тот самый, я умер, наверное, гадает про себя Саша Песков, но ему не страшно, молодец, чего бояться, лети, лети, звездочка-то все впереди!

И летит Саша Песков, и уже он у реки, а может, это озеро такое, вода тихая-тихая, чистая-чистая, и солнце откуда-то снова взялось, яркущее, а небо с ума сойти синь какая, но нет, все-таки река, за тишайшей из вод другой берег есть - туда или пока здесь пройтись? Пройтись-то пройтись, да ведь долго будет, лучше поплыть, где еще так поплаваешь, вот так век бы руки раскинуть и плыть, а река сама все знает, принесет, но некогда, нельзя, долго, лучше опять на крыло, осмотреть все с высоты, и вот странно, нашелся край у реки и устье нашлось, а казалось, что нет их, а еще чуть в стороне зверушек пропасть, смотри, запоминай, поэт Саша, может, когда потом встретишь, может, и тебя тоже узнают, и поговорить бы тебе, но нет, вот торопыга, уже снялся с места, уже дальше несет его - а теперь-то куда?

Ого, как махнул! В экую бездну - ни зги ведь ни видать, но уж лети, звездочка-то все зовет, авось, прояснеет, - и правда, правда, вот и звезд (если это звезды) в небе (если это небо) целая прорва, - сверкают, глазастые, видят Сашу, приветствуют, а вот и край неба, вот и море, другое, совсем другое, не тихой воды море, а то самое, п_о_с_л_е_д_н_е_е, у которого боги, - лети мимо, Саша Песков, узнавай, удивляйся, здоровайся, ты хоть и воробушком тут промелькнешь, а они, небось, все равно увидят, может, подарят что ни то, может, научат чему, может, дружить станут, да что там - живой будешь - и то неплохо. Карр!.. ну, его-то Саша Песков должен знать, видал уже: стоит себе с удивлением в глазах, Сторож верхнего неба: все знает - _или не знает_, ему бы еще тулуп на плечи да берданку в руки - ты бы и подарил, а, Саша? А вон подальше старая чертовка, запалила костер, бормочет, помешивает в котле, ах, варева-то будет, все зверушки придут, и мурашки, и былинки-травинки, и людская детка, и всякая иная - всем хватит, все изопьют досыта, вовек не расхлебать, - а старая, знай, бормочет - и только головой поодаль качает на сумасшедшую хозяйку сумасшедшей судьбы кудесник с бородой, подглядывает, что там в котле, знает, умник, много знает, а вот так сварить все же не сможет, а и может, да не захочет, а вон дальше и Сама Великая Мать, поклонись, Саша Песков, благоговей, любуйся на красивущую, - что грудки, что бедра, что... - все красивое, все великое, сплошная мечта поэта, хоть каждый день гляди не наглядишься, да куда там каждый день, зрелище богов, а он здесь гость, прохожий, его звездочка уже дальше, дальше ведет! Ага, ну вот - ясно к кому, а то показалось, что к этому, сердитому с копьем, он-то Саше зачем? ну его - fuck, not kill - дальше, к своему, - вон он с венком на голове, Поэт, тоже что-то бормочет, вдохновенный весь, но не как хозяйка, иначе, и не в котел глядит - на море, на д_а_л_ь_н_е_е, и мечта, мечта в глазах, и все ж таки похож, похож по-своему он на ту старуху - глаза-то с сумасшедшинкой! А из-за спины у него кто выглядывает? смешливый и язык кажет, и рожи строит, и колпак с бубенчиками на голове, надо всеми смеется, а над братом своим, с венком-то лавровым, пуще всех, да и не брат-близнец это, а он же сам - когда Шут, а когда и Поэт, вот он какой двуликий, да уж, не прост парень! К нему, к нему правь Саша Песков, чай, своя братия, хотя куда тебе до него, таких стихов ты ни сном, ни духом не писал и не читывал, еще и буквам-то поди научись, но ничего, ничего, может, столкуетесь, вот он заметил гостя, глядит на Сашу задумчиво, вот пальцем кажет на море, а там что? - а там не рыбка ли золотым хвостом бьет? блеску-то, карр!.. а коли не рыбка, так, значит, сама звездочка Сашина нырнула!

А уж Саша за ней, в воду - и странно Саше - вот он нырнул в это море, а оно и не море, оно воздух, парит он там невесомо, и ветер его держит, и звезд-то, звезд разноцветных сколько! уж и сверкучие, уж и блескучие, только кар-р-р! - и вновь это море, и живность в нем хоть и в золотом пере ходит, да не птичьем, а рыбьем, чешуя это ихняя, плавники, а звезды и вовсе не вверху, а внизу - на дне горят, видать, камешков там стеклянных набросано - к ним иди, глубже, а то что-то звездочки не стало, затерялась среди стекляшек, что ли, - гляди-ко, не она ли там? - карр-р! - не она, да и дна нет, да и моря нет, одно пламя сплошной свет вокруг, ну и пламя - воды текучей, облаков летучей, струится, сверкает, карр! и никакой не огонь, земля это, самая глубь, только почему-то сквозь нее ходить получается и летать получается, а камешки алмазные вновь сверкают, сколько их, смотри, смотри, поэт Саша, поройся глазенками в россыпях, ага, увидел! - вон твоя звездочка - сияет, не убегает, хватай, пока в руки дается, твой приз, вот и умница, с полем, удачная была охота, хорошая была битва, нам понравилось, зови если что, карр-р!

Хорошо воде, - завидует, наверно, земля, - ее дело текучее, ее тело прозрачное, проворное, гибкое, куда надо, туда и подвинется, как надо, так и потянется. Время воды река, капель, туман, пар, иногда снег, и не так-то долго она бывает твердый лед, подобно земле, а чаще она поток или морская волна или гроза, когда нерестятся ее тучи, строя и вмиг руша ребра кристаллов воздушного электричества. А земле уж ворочать гранитными плитами да базальтами да песчаными толщами, и пока еще она разместит всё от полюса к полюсу, пока разгородит сушу с сушею, пока прогнется под океанами, расправит хребты, напихает в недра искрящих камней и руд - а еще ведь надо и самой развернуться в красивый и точный кристалл, чей контур очерчен для небесного глаза ажурнейшей силовой паутиной. Но зато и время земли алмаз, кремень, несчетный песок истертых гор, зато и память ее распростерлась на миллиарды лет и решения ее навсегда, и Гольфстримы земли стремятся сквозь сто эпох, и вот почему не воде, а земле поручает Сеятель разнести и хранить семена городов.

Он бросает их в лоно еще тогда, давно, в незапамятном начале времен, о которых некому рассказать. Но память земли крепка - и столь же тверда вера семян, и безоглядно они отдаются на волю подземных течений, дрейфуя с ними, пока не приткнутся каждое в свою ямку и затем ждут, когда настанет их срок. И тогда пушинка, вот та, что легла некогда на стыке граней планеты, там, где сходятся две изобильных реки, прорастает как сердце великого царства, с именем для самых древних легенд и изначальных священных книг, а другое семя, что по вере его зацепилось в берег морского залива, становится для целого мира гаванью, где во всякий день реют флаги всех торговых флотов, и так по бухтам всех побережий и в устьях чуть не всех рек или просто по серединам и окраинам стран мало-помалу прорастают все прочие города.

Но Город у древнего, как Земля, хребта все еще ждет, дремлет, приткнувшись к медной жиле близ великой реки, сновидя сыпучим разумом лежащих вокруг ископаемых ветров - и еще придет ему срок вспомнить эти исполинские сны. Уже прогоняет африканские пальмы от Города неимоверный ледник, топает, как мамонт, над ним - и сам пятится в Арктику, уже великая река, сто раз поменяв русло, проточив и засыпав десятки Больших каньонов, прилегает, наконец, вплотную к Городу, уже расселяются вдоль нее разные языки и плывут по ней струги и лодьи, уже появляются с севера и идут за Каменный Пояс первопроходцы великого народа, а семечко Города ждет. И наконец, в положенном месте находят медь, а там уж ставят дома, строят запруды на притоке Реки, роют ходы в земле и тащат наверх руду, словно подушку из-под головы спящего Города, и время его пошло. Заводик Города во мгновения ока истощает весь рудный пласт, словно съедобный запас внутри семечка, сделанный, чтобы Город мог пустить первый росток и раскрыть первый лист. А теперь уж что медь, не в ней сила, время Города ветвится и крепнет с ним вместе, дома собираются в улицы, улицы в поселки, поселки - в Город, на мостовые приходит первый камень, и церквей каменных уже не одна и не две, и домов, а Город толпится вдоль Реки, топчется, топчется - и наконец прыгает через Реку, уже он по обеим ее берегам, нога здесь, нога там, и пора строить мосты, сначала железный для паровозов, его взрывают в одну из людских смут, но отстраивают, а еще есть зимние тропы по льду и летом переправы, но их не хватает, и позже строят каменный мост, а еще повыше для автомашин есть плотина поперек Реки - ГЭС, кормить заводы электричеством, их уже полно, ведь Город мастеровит, мозговит, талантлив, уже он, спасибо купечеству, отгрохал оперно-балетный театр, а то ведь скучно и перед соседями по Реке есть чем хвалиться, а еще он заводит кинематограф, университет, цирк, памятники - всё, что полагается, пускает трамвай, автобус и подумывает о метро, чтобы быстрей ездить за Реку, и на месте срубленных лесов Город уже разбивает сосновые парки, нужна зелень, ведь камень Города и так теснит дерево, стены его домов - кирпич или бетон, в их печках не дрова, а газ, взять хоть центр, Кампрос, штукатуренные пятиэтажки с их крохотными балкончиками, стиль пятидесятых - ну конечно, там мило, вот и Инне нравится, но это уже кажется стариной, против высотников-то, к примеру, где живет Люда Китова, или особнячков вроде тех, что строит себе семья Аниты - а впрочем, что Анита и Люда, это не первые и не последние красавицы Камска, уж чем-чем, а красивыми женщинами Город богат, баснословно, это его особенность, его загадка - может быть, так это было записано еще в семечке Города, а может, так загадал безымянный великий Поэт: "Хочу город с красивыми женщинами" - а вот Саша Песков не ценит, поэт называется, для него это повседневность, он больше глядит на крыши и ветки, дурак, не понимает своего счастья, разуй глаза, сколько девок красивых, хватай любую, сколько можно ходить холостым, Саша! - ну вот, наконец, к Саше Пескову все и вернулось.

А поэт Саша Песков стоял возле письменного стола не только без мыслей, но даже и без каких-либо чувств, кроме разве что легкого обалдения - он только что осознал себя - что это он, Саша, что он находится в своей, то есть, в своей - в квартире, что снимает у Векслера, что он миг? час? век? тому назад находился на берегу реки, и как и когда он очутился дома, этого Саша Песков не помнил совершенно. Перенесся, что ли? Полный провал, так и с водки не бывало. Но теряться в бесполезных догадках и изводить себя сомнениями Саше Пескову не хотелось, чувствовал он себя великолепно, легко, а еще не очень, не отчетливо, но все же помнилось позади что-то могучее и важное - и вот оно-то и имело значение, а не пустые попытки думать. А еще его интересовало какое-то посверкивание, что пробивалось из щели чуть приоткрытого ящика в письменном столе, и побуждение узнать о его причинах и было первой мыслью Саши Пескова, невольной, что он осознал в себе, вернувшись к обычной своей разумности.

Открыв ящик, Саша увидел довольно крупный, почти со спичечный коробок, огонек, а приглядевшись лучше, понял, что это не пламя, а свечение - так, изнутри, сиял некий камень. Он осторожно взял его - сияние было слегка теплым, не обжигающим, но каким-то очень плотным, густым - настолько плотным, что Саша Песков так и не смог коснуться самой поверхности этого таинственного бриллианта - его не пускало сопротивление этого исходящего изнутри свечения, как это бывает, когда пробуешь свести вместе одинаковые полюса двух сильных магнитов. Из-за этого сияющий камень ощущался не только тепловатым, но и чуть-чуть шершавым на ощупь - казалось, пальцы осязали какого-то крохотного ежонка, топорщащего свои лучики-иголки - впрочем, ничего колющего и отстраняющего в них не было. В голове Саши Пескова вдруг колыхнулось некое видение - кажется, оно было последним в его недавнем дальнем походе невесть куда: звездочка среди россыпи лучистых камней, он ее подобрал - выходит, это она и есть? А как он принес ее сюда?

Очарованный, Саша Песков разглядывал камень, все более проникаясь чувством тайны и чуда. Кто и зачем привел его к камню, этого Саша Песков не знал. Он даже не был уверен, что камень дали е_м_у, его запертая память знала что-то свое на сей счет, и это до него смутно доносилось. Но в чудесности и тайне Саша Песков не сомневался. Немного поколебавшись, он все же решил его кое-кому показать - Векслеру и Алику, никому больше. Алик был не просто ученый, он начинал университет на геологическим и уж с третьего курса подался в гуманитарии, так что в камнях он, наверное, что-то смыслил. А Векслер - ну, раз такая мистика, ему и карты в руки. "Но я его все равно не отдам, никакой вашей науке", - решил про себя Саша, и, успокоившись на том, принялся собираться из дому. Прежде всего, ему надлежало побриться. В настроении самом чудесном он водил бритвой по щекам, и как-то сами собой у него начали проговариваться строки стихотворения, пара двустиший уже неделю как мелькала у Саши Пескова в голове, но он еще не брался их записать - и вот, они теперь выходили на свет сами:

Не царь, не маг, ни даже шут царей,

Я - господин безвестности своей

И столь согласен с ней, что даже я польщен,

Какое войско из каких сторон,

Каких престолов в множестве каком

Охотится за мной, учеником,

Зудят, несносные, докучней комаров -

На зуб попробовать, узнать, на вкус каков!

А я, дозор оставив двойнику,

Иду меж тем на странную реку,

В неописуемой плыву ее воде -

В небывшем времени, в отечестве нигде!

С чем мне сравнить ее? Пожалуй, с темнотой,

Покрытою текучей глубиной.

И там, в прозрачности, - но как назвать, что в ней? -

Вот разве - нерестилище теней,

А я, к примеру, буду рыболов -

Разведчик жемчуга, ныряльщик дальних снов.

Острогу бросивши и наугад попав,

Я предаюсь бесцельной из забав:

Безвидным теням, спугнутым со дна,

Я облики дарю и имена

И, как кольцо приладив к плавнику,

Их отпускаю населять реку.

Сколь живности там плещется? - не счесть:

И рыба-кит, и рыба-рыба есть,

И к рыбе-солнце в рыбе-небосвод

Акулы белой облако плывет.

А я, беспечный собственник имен,

Я, школьник времени - из никаких времен,

Добытчик сторожащихся теней,

Я - собственное имя, я - ничей.

Я мальчик на забытом берегу -

Играю в камешки и весел, как могу,

Немножко бог, немного - шут и царь,

Я - ученик, листающий букварь,

То кит, то тень его, а то - китовый ус...

Тут Саша Песков на миг задумался - как закончить, глянул в стекло на себя самого, добривающего подбородок, и ухмыльнулся.

Я - тот, кто бреется, я в зеркало гляжусь.

- вслух произнес он, этой

шуткой и завершив

стихотворение.

- "Замок

зеркал и стихов",

произнес Антонин. - Алан Блейк. Ты как филолог-англист должна знать этого модного современного автора.

- М-м-м... - протянула Инна. Про Алана Блейка она даже не слыхала. Поскольку скрыть это от Антонина было невозможно, Инна предпочла повернуть на другое: - По-моему, так нельзя говорить - англист. Говорят "специалист по английской литературе". Или языку.

- Ну уж, из тебя специалист, - поддел Антонин.- В общем, Блейка ты не читала.

- Ну и что?

- Настоятельно рекомендую.

- А зачем?

- Советую взять этот роман как тему твоей курсовой работы.

Разговор происходил не в Тапатаке, дома, и Инна не могла видеть лица Антонина, что заставляло ее подозревать очередной розыгрыш. Но на сей раз Антонин не шутил.

- Очень может быть, что тебе предстоит путешествие, - объяснил он наконец. - А начнется оно с этого романа. Ты ведь не откажешься оказать Тапатаке маленькую услугу?

- Какую?

- Съездить на стажировку в Кэмфорд, - отвечал Тошка тоном, в котором так и сквозила его мальчишеская улыбка.

Нечего и говорить, что Инна в этот же вечер побежала в библиотеку - и не в ту "свою" волшебную, а в университетскую. К счастью, Блейк там был, правда, только на русском. Из предисловия переводчика Инна узнала, что автор этот действительно модный и на Западе популярный, к тому же, совсем недавно умерший, что, как водится, послужило толчком для написания подобающих литературоведческих изысканий и прочих ученых трудов. А "Замок зеркал и стихов" был признан его наиболее интересной книгой и к тому же - самым выдающимся современным готическим романом. Кстати, название книги в оригинале звучало несколько иначе - скорее, как "Замок рифмующих (или даже стихотворящих) зеркал", но, очевидно, переводчик решил избежать излишней оригинальности заголовка. Ломать голову, какое отношение Алан Блейк имеет к предстоящему путешествию, Инне долго не пришлось. На позаследующий день весь факультет гудел от великой новости: в Камск прибыла с программой так называемого образовательного обмена делегация из Кэмфорда - того самого, знаменитого и английского. Интересовали их, понятно, больше студенты естественных наук, но и для гуманитариев - возможно, из приличия - предусматривались поощрения. Так, с Инниного курса двое счастливчиков посылались на пару недель в Кэмфорд и еще четверо со старших курсов. Инне, даром что она была отличница и английский знала неплохо, вряд ли светило бы поехать в числе этой шестерки - нашлись бы охотницы и кроме нее, с оценками получше и, главное, с протекцией. Но англичане - не филологи, изучающие английский, а настоящие англичане, из Кэмфорда - имели на этот счет свое мнение - отбирать группу они брались сами, и Инна, как хорошо успевающая, оказалась в числе кандидатов: все-таки их Нинель Петровна, англичанка - не Кэмфордская, а та, что вела английский в группе Инны - к Инне благоволила. И вот, Инна оказалась на этом Кэмфордском собеседовании, для чего вовсе не понадобилось тапатакского волшебства и даже ее ведьмовской удачи - по крайней мере, так это представлялось Инне.

А вот уже на этом собеседовании, лихо болтая - к своему удивлению и к радости и гордости Нинель Петровны - с профессорами Кэмфорда, а это были миссис Роузи Финч и мистер Тимоти Питерс, англичанка была чернявой и рослой, что называется, здоровенной, совсем не английского типа женщиной (Инна представляла типичную британку белокурой, миниатюрной и не слишком миловидной), а вот Питерс был худощав, рыжеват и усат в классическом стиле незабвенного доктора Ватсона, и вот уж беседуя с ними Инна и ввернула про курсовую об Алане Блейке. На преподавателей Кэмфорда это произвело впечатление - во-первых, они знали, что в России этот писатель мало известен, а во-вторых, он был, как оказалось, выпускником Кэмфорда.

- Кстати, наш прежний декан Палмер был его близким приятелем, - обмолвился профессор Питерс.

- О! - удивилась Инна. - Как интересно! Было бы очень любопытно взглянуть на работы профессора Палмера. О его близком приятеле, я имею в виду. Если они есть, конечно.

Профессор Финч мило заулыбалась и заверила, что они обязательно что-нибудь придумают. Когда Инна покинула комнату, Нинель Петровна под каким-то предлогом вышла следом и прочувствованно чмокнула ее в щеку.

- Welldone! - по-английски похвалила она свою ученицу, а растроганная Инна про себя решила не только привезти ей что-нибудь миленькое из Англии, но еще и подарить как-нибудь при случае красивый тапатакский сон со счастливым пробуждением утром. И все равно, хотя Инна знала, что непременно поедет в Кэмфорд - и не из самоуверенности, а так было н_у_ж_н_о, - все равно она волновалась. Но Нинель Петровна сама ей вечером позвонила и сказала, что англичане ее берут, а на следующий день это было объявлено официально.

Дальше все происходило стремительно - десять дней всяких предотъездных хлопот, получение виз, ежедневные звонки мамы с напоминаниями взять в дорогу то и это, напутствия Инниных преподавателей, наставления лично декана, лично проректора - не лично Инне, конечно, а всем избранным отличникам на встрече перед отъездом, и т.д., и т.п., да еще тетя Федя хотела было увязаться провожать в аэропорт, но Инна удачно что-то наврала.

Впрочем, было одно радостное обстоятельство: с ними в Англию ехала и Анита. Училась она не в университете и попасть в их группу, понятно, не могла. Но папино состояние и положение делало эту проблему несущественной - Анита ехала, так сказать, за компанию, как частное лицо, за свой счет и по своей программе. К тому же, как выяснилось, и виза у нее была открытая - короче, хотя Инна и так путешествовала не в одиночку, а с пятеркой своих приятельниц-филологинь, но теперь еще и в сопровождении лучшей подруги. Правда, в Кэмфорде Анита предполагала провести не более недели, а остальное время занять познавательным туризмом по английским местам всемирной славы. Последние два дня она отдавала Лондону - сама Анита там уже бывала, а Инна нет, и Анита уже заказала там номер в гостинице на двоих, они собиралась вместе поколесить по всем этим Тауэрам и Сити.

Под надзором все той же миссис Финч и их замдеканши они пересели в Москве с самолета на самолет. До этой посадки, пока они коротали время в зале ожидания аэропорта, у Инны с Анитой произошло маленькое потрясение. Вверху, по одному из подвесных телевизоров мелькали кадры новостей - и вдруг появилась физиономия Льва Валентиновича, их камского мафиозного знакомца.

- ...И наконец событие из разряда курьезных, - вещал голос диктора. - Некий Лев Шевырин, больше известный в криминальных кругах Камска под кличкой Валет, к изумлению своих приятелей и подручных внезапно ударился в богоискательство. Бывший криминальный авторитет не только сделал огромный вклад в местный монастырь, но и сам пожелал стать послушником в нем. Да еще и не один, а вместе со своей, так сказать, командой новых русских монахов.

На экране появилось хорошо знакомое Инне и Аните лицо. На нем остаточно, но все же сохранялось выражение той ошарашенности и испуга, что Инна видела у Валентиныча, когда его обрабатывала Найра - очевидно, перепуганность эту лицо Валета запечатлело уже навеки.

- Что заставило вас э... обратиться к Богу? - протягивал микрофон ко рту бывшего бандита Раф Малевин, корреспондент с Камского ТВ.

- Страх, страх Божий! - проникновенно ответствовал Валентиныч - вид его не оставлял сомнений, что с ним что-то крепко неладно.

- Говорят, у вас было какое-то видение? - подсказал Малевин.

- Да, - подтвердил Валет. - Было. Ангел, - он миг подумал, - смерти! Такой... - бандит развел руками, - ...огненный!

- Он вам что-то сказал?

- Да. Он мне велел: Ищи Бога! Так и сказал: со всеми своими шест... - Лев Валентинович запнулся и поправился, - со всеми друзьями!

- И стало быть, здесь в монастыре вы и нашли Бога, - подытожил корреспондент.

- Да, нашел! - и Валентиныч истово закрестил лоб, вперившись выпученными глазами куда-то вверх.

- Ну что же, если даже бандиты уже обращаются к Богу, значит, религиозное чувство России воистину неискоренимо. Как говорится, ищите и обрящете! - заключил диктор - и замелькала заставка рекламы.

Анита с Инной, обе в совершенном восторге, покатились со смеху. Если Анита еще не вполне понимала весь юмор ситуации, то Инна-то хорошо помнила "миссионерскую" беседу Найры с Валентинычем в туалете "Сокольника"!

О Найре Инне пришлось вспомнить еще раз, но позже. До этого они успели сделать посадку в Петербурге, и когда под крылом самолета заплескалось море, сердце Инны забилось - впереди ждала первая в ее жизни заграница. Не считая Тапатаки, конечно. И Инне вдруг показалось, что она пересекает черту, и все бывшее остается там, позади - не считая, опять-таки, Тапатаки с ее народом.

Они все уже успели и наболтаться, и вздремнуть, и снова поболтать, когда Анита, поменявшаяся местами, чтобы сидеть рядом с Инной, толкнула ее в бок.

- Смотри! - она показывала глазами за окно.

Из окна им видна была часть крыла. На этом крыле, спиной по направлению движения сидела Найра, горестно уперев локти в колени и уткнув в ладони грустное лицо. Почувствовав - непонятно как - на себе взгляд Инны, она скорчила обиженную гримаску и развела руками: дескать, что делать, сами уехали, а меня не взяли. Инна закусила губу. Ей это совсем не понравилось. Она не знала еще, с чем повстречается в этом Кэмфорде и что именно из этого хорошего выйдет для Тапатаки, Антонин сам точно не знал, но всякое вмешательство в это Найры явно было не к добру. Как она обо всем пронюхала, эта бестия?

- Девочки! - раздался недоуменный возглас сзади. - Посмотрите-ка на крыло!

Галка, сокурсница Инны из параллельной группы, тоже углядела забортного пассажира - а точнее, зайца (зайчиху).

- Что? - повернулась к ней Инна.

- Д-да... Гхы!.. - неловко кашлянула Галя. - Мне показалось, там женщина сидит. Приснилось, наверно.

Анита с Инной захихикали - Найры уже, конечно, и след простыл.

- Она так и будет за нами шпионить всю дорогу? - тихонько спросила Анита.

- Не знаю, - так же тихо отвечала Инна. - Я... Поговорю с Антонином, попробую, - она еще больше понизила голос. - Может, он ей, - Инна вспомнила бабы-Варино словечко, - укорот найдет.

- Все-таки она забавная, хоть и стерва, - вздохнула Анита.

- Стерва, - согласилась Инна, - хоть и забавная, - и тоже вздохнула. Она вспомнила бабу Варю - та тоже напуствовала Инну на дорогу, они вместе с Анитой примеряли наряды, выбирая, чем чаровать юношей Соединенного королевства, а старая ворожея ворча наказывала Аните приглядывать за Инной. Она и Инне наказывала остерегаться, и сейчас Инна невольно подумала: не на Найру ли настойчиво намекала гадалка? Сердце Инны отозвалось нехорошим предчувствием - впрочем, через миг оно отступило. С ней была Анита, куча подружек, атлетичная миссис Финч, замдеканша, наконец, Бенга и вся Тапатака. Ну ее, эту Найру!

А потом был Лондон, встретивший десант девушек из Камска своим классическим смогом - миссис Финч, впрочем, объясняла туман недавней оттепелью и циклоном. Так что город Инна, можно сказать, не увидела, тем более, экскурсия и не планировалась, их сразу погрузили на автобус и повезли в Кэмфорд, а там развезли по домам - камских девчонок селили не в общежитии университета, а на квартирах у жителей Кэмфорда, и это было по словам миссис Финч гораздо лучше. Знакомство с Кэмфордом предстояло завтра, а пока что они с Галкой познакомились только с их хозяйкой, Машей Робертс, теткой за сорок - Аниту как внеплановую добавку к группе миссис Финч бралась устроить у себя дома.

Все это время Инна не перемолвилась словом с Антонином, было некогда, а уснула она едва коснувшись головой подушки. И только ночью, проснувшись, она позвонила в золотой колокольчик и поговорила насчет Найры. Но Антонин ее успокоил:

- Да нет, Инночка, она знает, что ты друг Теи и мой. Ничего тебе не грозит. По крайней мере, с ее стороны. Акамари ищет с нами союза.

- О! - Инна не знала этого. - А как...

- Я думаю, тебя скоро разыщут, - ответил Антонин на ее недоговоренный вопрос. - К нам не хочешь заглянуть?

- Не знаю, - Инна никогда не пробовала отправляться в Тапатаку прилюдно, она всегда ночевала одна, а теперь рядом была постель Гали, вдруг та проснется и...

- Ладно, набирайся сил, - принц Тапатаки не настаивал. - Инесса и Дора передают тебе привет. И девочки.

- Это вот те, Инессины? - сообразила Инна. - Надо же, они меня помнят!

- Ну, как не запомнить! Такая лекция! - засмеялся Антонин.

Утром у них состоялась беседа с каким-то профессором Мэрфи, кажется, его представили как замдекана. После всяких разъяснений насчет стажировки, рассказа о Кэмфорде и факультете, их славных традициях и тому подобном, Мэрфи стал знакомиться с девушками. Когда прозвучало имя все того же Алана Блейка, предмета ученых изысканий молодой филологини из далекого снежного Камска, Мэрфи сильно оживился. Конечно же, вновь последовала фраза насчет сэра Юджина, бывшего декана, который был другом покойной знаменитости, которая, кстати, тоже в свою очередь училась в Кэмфорде - и проч., и проч.

- Да, да, - закивала Инна. - Профессор Финч уже говорила об этом. Мне сказали, что я смогу познакомиться с работами декана Палмера о творчестве его друга?

- Несомненно, вы можете! - заверил профессор Мэрфи. - Пожалуй, я вам подарю вам свой экземпляр его книги о "Замке зеркал". Кстати, вы знаете, что профессор Палмер сейчас в нем и проживает? В том самом замке, что описывается в книге Алана Блейка?

- Боже, неужели?

- О, это целая история! - произнес Мэрфи, довольный изумлением Инны. - Знаете, я надеюсь, мне удастся выкроить часок-другой, чтобы вам все рассказать. Вы остановились...

- У миссис Робертс, - и Инна продиктовала номер телефона, которым они с Галкой уже успели разжиться у их хозяйки.

Потом была экскурсия по Кэмфорду, обед в факультетской столовой, знакомство кое с кем из преподавателей и студентов - теми, кто брался опекать приезжих коллег, и кстати, всех девчонок с ходу пригласили на какую-то студенческую вечеринку, а начиная с завтрашнего дня они уже начинали ходить на всякие занятия по своей программе. С Анитой Инна смогла увидеться только вечером, на той же самой вечеринке. Ее подруга тоже не теряла времени даром - она сумела устроить себе посещение лекций по каким-то там ее юридическим или экономическим предметам, а заодно познакомилась с ребятами из России - в Кэмфорде нашлись и такие.

В дом Маши Робертс - кстати, хоть и невысокой, но довольно толстой тетки (что опять-таки нарушало Иннин миф о миниатюрных английских женщинах) - они вернулись ближе к одиннадцати.

- Инна, - встретила их хозяйка, - вас искал профессор Мэрфи. Он оставил телефон, у него какая-то срочная новость.

Заинтригованная Инна тут же стала звонить.

- О, Инна! - воодушевленно воскликнул замдекана Мэрфи. - У меня великолепная новость. Это просто фантастика! Представляете, после нашей встречи утром мне позвонил профессор Палмер по одному вопросу. Я осмелился ему рассказать о вас. И знаете, он сильно заинтересовался. Он приглашает вас к себе, в Кавертон! Готовьтесь, сэр Юджин утром вышлет за вами машину.

- О! А как же занятия?

- Ну что вы, Инна! - удивился Мэрфи. - Какие занятия? Лорд Палмер сам будет целую неделю посвящать вас во все тонкости предмета, в творчество мистера Блейка, я имею в виду. О такой стажировке можно только мечтать. Я своим ушам не поверил, как вам повезло...

Он еще что-то говорил, но Инне и так уже все стало ясно. "Вот оно, началось!" - застучало ее сердце. Итак, ей предстоит что-то сделать для Тапатаки. Что же именно?

Она гадала об этом всю дорогу до Кавертона, замка, в котором ныне проживал былой декан филологии Кэмфорда. Ехать пришлось часа два с лишним, и в конце концов они свернули куда-то в холмы. Шофер, чернявый малый средних лет, сказал, что они подъезжают. Еще он сказал: "Опоздали к ленчу" - и это было почти все, о чем они с Инной говорили в пути. Он даже не расспрашивал, кто она и откуда.

Зато лорд Палмер оказался учтив в старомодном английском стиле. Он сам встретил ее у машины и помог выйти.

- Надеюсь вас не слишком утомило такое длинное путешествие? - любезно осведомился хозяин Кавертона.

Инна не поняла:

- Путешествие из России?

- О, нет, - удивился сэр Юджин. - Из Кэмфорда.

Очевидно, два часа езды считалось в Англии длинным путешествием - сообразила Инна.

- Ничего, я только рада была посмотреть на Англию.

- В таком случае я жду вас через полчаса к ленчу. Джеф, проводите леди Инну в ее комнату!

Шофер, он же и садовник и дворецкий, как обнаружилось позже, понес пару сумок Инны в дом, где некая женщина в возрасте стала показывать Инне ее апартаменты. Она назвалась миссис Бриджит Коул, а Джеф был ее сыном, Инна это узнала из рассказа самой экономки, - другой прислуги, как выяснилось, просессор Палмер не держал.

- Еще бы, если бы вы только знали, Инна, каких это стоит расходов, содержать такой замок - жаловался лорд Палмер после ленча, знакомя Инну с Кавертоном. - Признаться, я подумывал даже отказаться от наследства, когда оно свалилось на меня так внезапно. Если бы не доходы от издания моих трудов, я бы, пожалуй, был вынужден так поступить...

Профессор Палмер принадлежал к какой-то побочной ветви Кавертонов и, по его словам, никогда не думал, что ему придется принять титул лорда вместе с фамильным замком. Из-за этого ему даже, так он утверждал, пришлось раньше времени оставить преподавание в Кэмфорде, о котором он теперь немного скучал. У Инны из-за этого в голове царила некоторая сумятица: она не знала, как правильно, _по-английски_, ей величать Палмера, и про себя называла его то профессор Палмер, то сэр Юджин, то профессор лорд Палмер, сэр, доктор - но сам Палмер сказал, что с него хватит, по-университетски, доктора Юджина - ведь они, как-никак, встречаются на почве ученых штудий.

- Я приложу все усилия, чтобы заменить вам кэмфордских студентов хотя бы на время, доктор Юджин, - пообещала Инна.

Хозяин Кавертона сдержанно улыбнулся:

- О, я не стану пытаться отыграться на вас со своей тоской о былом преподавательстве, если вы это имеете в виду, Инна, - и Инна поняла, что это такой английский профессорский тонкий юмор.

- У вас ведь тут одна миссия, насколько я понимаю, - полувопросительно добавил доктор Палмер.

Инна внимательно на него посмотрела, и он отрицательно качнул головой:

- Я только посредник. Имейте в виду - я вас ни о чем не спрашиваю. Кстати, - перевел он разговор, - обратите внимание на эту шпалеру - это та самая, что Алан описывает в своем романе. Дядя Эдуард рассказывал про нее, что...

И они продолжили экскурсию по Кавертону, беседуя исключительно на подобные темы. И только уже под вечер, когда Инна успела и поужинать и даже вздремнуть часок, в ее дверь постучалась миссис Коул.

- Леди Инна, - неизвестно почему, возможно, с подачи нынешнего лорда Кавертона, ее в этом доме титуловали не "мисс", а леди. С другой стороны, подумала Инна, она ведь была дамой Ингорда, рыцаря, а то есть, если перевести это на язык земных понятий... но опять же, откуда бы мог это знать доктор Палмер? Очевидно, то была просто учтивость, - заключила Инна.

- Да, входите!

- Сэр Юджин просит вас заглянуть к нему в библиотеку. Мне вас проводить?

- Нет, спасибо, мы сегодня туда заглядывали. Это в той стороне, так?

- Отсюда направо и этажом ниже, - кивнула экономка и удалилась.

Инна разыскала нужную дверь и вошла.

- Э... - несколько смущенно протянул доктор Палмер, поднявшись ей навстречу. - Собственно, Инна, моя роль практически завершилась. Я вас тут оставляю. Э... к вам должны выйти. Вы не присядете?

Он подвинул ей стул, кашлянул и вышел, плотно закрыв дверь. Инна шарила глазами по шкафам и полкам с книгами, оглядывала стены, ожидая, что вот-вот откроется какая-нибудь потайная дверь. Она почти угадала - послышался скребущий звук, и - открылся ход - только не в стене, а в каменном полу.

- Бенга, - про себя окликнула Инна - и тигр привстал на передних лапах.

А затем из лаза вышло двое людей-коротышек, чинно поклонились и гортанными голосами проговорили хором:

- Леди Инна, просим следовать за нами.

Инна с невольно стучащим сердцем подошла к зияющему в полу лазу. Там были ступеньки и пониже на лестнице стояли еще два гнома с факелами в руках. Она стала спускаться и через минуту услышала позади себя звук задвигаемых плит.

Идти пришлось меньше, чем Инна предполагала - уже вскоре лестница уперлась в какой-то коридор, и он вел, по всему, к виднеющемуся впереди освещенному проему. Судя по всему, они путешествовали всего-навсего по подземелью Кавертона, а ход вел в какой-нибудь старый погреб или подвал. Помещение, куда и привели Инну гномы, было довольно просторным, а возможно, оно казалось больше из-за почти полного отсутствия мебели и полумрака, что царил в его дальнем углу. Горела лишь пара факелов на стенах и еще огонь в камине, перед которым была навалена куча угля, а чуть поодаль стояло кресло - это и было тем "почти", что находилось здесь из мебели. В кресле сидел - впрочем, он уже поднялся из него, приветствуя Инну - ее старый знакомец по балу Антонина: король Джек.

- Счастлива видеть вас, ваше величество, - Инна присела как можно изящней, "по-придворному", а вот улыбнулась от души - она заранее знала от Антонина, чью просьбу ей предстоит выполнить, но снова увидеть самого короля гномов ей, и правда, было приятно.

- Я рад этой встрече еще больше, леди Инна, - заверил король Джек и сделал приглашающий знак рукой, указывая на невесть откуда подвинутое гномами второе кресло. В английском языке, как известно, "ты" и "вы" объединены в одном слове, но его тон и это "леди" больше соответствовали обращению на вы - в отличие от краткой беседы на балу Теи, где они, как бы в стиле встречи земляков на дружеской пирушке и изъясняясь языком и д_у_х_о_м Тапатаки, были на "ты". Очевидно, король гномов хотел подчеркнуть иной - официальный - характер нынешней беседы.

- Принц Антонин сообщил мне, что вы согласились нам помочь в очень важном для нас предприятии, - без околичностей начал король.

- Что мне надо будет сделать?

- Ничего особенно сложного, но много довольно трудного,отвечал собеседник Инны. - Вам надо будет провести семь ночей без сна вот в этом самом подземелье.

- О! И все?

- Вот в этом круге, - король Джек показал на не замеченный ранее круг ближе к противоположной стене. - Вам надлежит не пропустить к той флейте - теперь Инна заметила и флейту, лежащую в середине круга на маленькой скамеечке - одну хищную тварь.

- А она будет пытаться ее...

- Да. - Король посмотрел на ставшую серьезной Инну и добавил: - Имейте в виду, Инна, борьба будет нешуточная. Но вы можете отказаться в любой момент, и мы вас поймем. Вам лично эта тварь ничем не грозит.

"А кому же тогда грозит?" - не успела произнести Инна. Король Джек уже разъяснил:

- Это проклятье нашего рода. Только так мы можем от него избавиться. Большего я пока, увы, сообщить не могу.

Он еще взглянул на лежащего подле камина Бенгу и заметил:

- Это хорошо, что с вами ваш зверь, он понадобится. Однако, леди Инна, враг очень коварен и попытается, вероятно, действовать скорее хитростью, нежели силой.

Король Джек поднялся с места.

- Если вы согласны, то начать лучше прямо сейчас.

Инна молча кивнула и тоже встала. "Надо спросить, могу ли я..." - но король Джек, прямо как Антонин, прочел ее мысли.

- Только ради Бога, Инна, не водружайте свой прелестный задок на флейту, когда будете присаживаться передохнуть на скамейку. Ненароком, я подразумеваю.

- Я буду брать ее в руки, - пообещала Инна.

В свите гномов король Джек проследовал к выходу и на миг задержался:

- Да справишься ты, не волнуйся! - и он по-свойски подмигнул ей.

Стоило шагам королевской свиты отзвучать в переходах подземелья, как Инне стало порядком не по себе. Не то чтобы она перетрусила, нет, умом, сознательно, она вроде бы и не боялась. Ей это только напоминало известный фильм про Вия, но ведь у нее все было иначе, ей ничего такого не грозило. Бенга рядом. И... Ингорд. И - она всегда может... Нет, не может, - поняла Инна. Это почему-то нужно Антонину, значит... Но шли минуты, и ее нервозность все возрастала. Поеживаясь, она оглядывалась по сторонам. С одной стороны, хорошо, что какая-то местная нечисть заставляет себя ждать, пусть бы она всю ночь не торопилась, с другой стороны - неизвестность тоже тварь отвратительная. Так прошло, кажется, несколько часов. Никто не появлялся, но Инне все упорней мерещились чьи-то злобные взгляды то с одного конца подвала, то с другого. Она несколько раз оглядывалась - ей вдруг представлялась чья-то рука, тянущаяся из-за спины к запретной флейте. Внезапно ей вообще невыносимо захотелось все бросить и уйти. Но тигр лежал у ее ног и как будто не очень тревожился, лишь время от времени дергал хвостом.

И тогда Инна поняла - это и было нападением той неведомой и невидимой страшилищи! Она брала ее на измор и на испуг, не показываясь и просто нагоняя жуть. Это рассердило и взбодрило Инну.

- Ни фига подобного, - сердито заявила она вслух. - Я не боюсь и не уйду!

Назло врагу Инна стала громко читать стихи - хотя в противоречии с романтичностью, которую у нее все дружно находили, она не так уж любила поэзию, но были счастливые исключения. Блок был одним из таких.

Черный ворон в сумраке снежном,

Черный бархат на белых плечах...

- произносила Инна строку за строкой.

В легком сердце страсть и беспечность,

Словно с моря мне подан знак...

- Над бездонным провалом в вечность,

- вдруг подхватил громкий грубый утробный голос - и расхохотался таким же утробным смехом, издевательски искажая ритмику и тон божественных стихов.

Инна подскочила на месте и взорвалась:

- Не сметь! Не сметь прерывать стихи настоящего поэта, слышишь, ты!.. Ты, тварь, какое право ты имеешь касаться его строк, я тебе запрещаю!.. Молчать, сволочь! - и голос Инны дал петуха.

Эта вспышка, наверно, была немножко смешной. Тем не менее, она возымела действие: отдышавшись, Инна прочитала все, что только вспомнилось, и ее уже не прерывали. Но зато ей вдруг захотелось спать, в этом, возможно, и не было вражьей каверзы - к ночным бдениям Инна не привыкла, ведь ее путешествия в Тапатаку были делом совсем особым, она там скорее отдыхала и набиралась сил. Сейчас же каждые новые полчаса силы забирали _у_ н_е_е. Она боролась как могла - стала ходить вдоль круга, выполняла гимнастику, попела песенки, и устав, присела на скамеечку и стала считать число вдохов-выдохов.

Очнулась она, когда мерзкая костлявая рука с иссохшей кожей была в ладони от флейты. Инна вскрикнула, подпрыгнула на своей скамейке и изо всех сил стукнула ладонь-воровку.

- Бенга, ты что же это! - громко закричала она, и тигр с рычанием встал на пути незваной гостьи - жуткого вида бабы Яги, стоящей за пределами круга и сверлящей Инну взглядом пронзительной злобы.

Ведьма отступила на шаг и растаяла.

- Не спать! - скомандовала Инна. - Слышишь, Бенга? не спать! Стереги флейту!

Но приказ больше относился к ней самой. Похоже, в борьбе со сном тигр был ей не помощник, - поняла Инна. Видимо, Бенга сейчас был грозен и бдителен лишь постольку, поскольку его побуждала к этому сама Инна - и то сказать, ведь испытывали-то ее, а не тигра.

Остаток ночи показался ей бесконечным, но она уже не засыпала, пару раз заклевала носом - и каждый раз подозрительный морок начинал сгущаться у черты круга, но теперь уж она была настороже.

Когда угли в камине уже еле светились, пришли гномы. Короля Джека с ними не было, и это было немного жаль, слово ободрения Инне бы не помешало. Она так устала, что села на Бенгу, привалилась к нему грудью и обхватила шею.

- Вези меня, полосатый... - сонно промурлыкала Инна.

Инна проснулась уже в постели, в отведенной ей комнате. Бенги, конечно, не было - то есть, он был, но в невидимости, это различалось по тени и светимости тигра, так что вряд ли она разъезжала по Кавертону на нем. Часы показывали два с четвертью. Инна не знала, во сколько она легла, а то есть, сколько проспала, но чувствовала она себя вполне отдохнувшей. Действительно, - повеселев, подумала Инна, - трудно, но ничего сложного - главное, не заснуть. Она выпила чашку еще горячего кофе, стоящего на подносе у постели и, приведши себя в порядок, выбралась из комнаты.

- Сэр Юджин во дворе, - отвечала на вопрос Инны миссис Коул.

- Очень вкусный кофе, - поблагодарила Инна. - И очень кстати.

Экономка кивнула.

- Через пятнадцать минут мы обедаем. Вы не пригласите сэра Юджина, леди Инна?

За этим самым обедом она положила ей на тарелку лишнюю котлету.

- Вам необходимо подкрепить свои силы, леди Инна, - невозмутимо произнесла экономка в ответ на ее протестующее "А-а...".

Палмер со столь же бесстрастным лицом ел свой картофель.

- Я так понимаю, вы сегодня не готовы продолжить наш семинар по творчеству Алана Блейка? - спросил он, когда подали чай.

- Почему это? - запротестовала Инна. - До вечера еще масса времени. У меня же стажировка!

Доктор Палмер посмотрел на нее долгим взглядом и вдруг процитировал:

There was a young lady of Niger...

- Who went for a ride on a tiger... - продолжила Инна, она знала этот лимерик, хулиган Вова Усихин переводил его так:

Смеясь, одна юная негра

На тигре уехала в дебри.

Вернулась с прогулки

У тигры в желудке,

И тигра смеялась над негрой.

- Вы что, видели? - спросила Инна, уразумев наконец намек.

- М-м... - сэр Юджин профессорским движением поправил очки. - Похоже, вы не помните? Ну, утром вы ехали к себе в комнату припав к спине такого большо-о-ого тигра. Поражаюсь выдержке Бриджит. Я думал, она будет кричать.

- А она?

- Она вошла к вам в комнату следом и помогла лечь в постель. Тигр исчез. Очевидно, вы его... э... отослали. И еще вы, по словам Бриджит, попросили принести вам кофе минут десять третьего.

- Простите, ради Бога, доктор Юджин, очевидно, я уже спала, - принялась извиняться Инна. - Больше такого не повторится.

- Не берите в голову, - успокоил лорд Палмер. - Здесь, в Кавертоне, вы можете полагаться на всех. Как насчет прогулки на свежем воздухе после чая?

Остаток дня прошел в намеченных академических штудиях, а еще Инна позвонила домой маме и рассказала, как она замечательно проводит время в настоящем замке настоящего лорда, какая это удача стажировка с самим профессором Палмером, в общем, все прекрасно, сон отличный, никаких насморков, и примерно это же она через пять минут повторяла, когда ей позвонила их замдеканша, а еще позже Анита с Галкой. Она попросила Аниту позвонить в Кавертон через неделю, потому что пока она - Инна сделала значительный тон - не собрала весь материал, и умница Анита сказала, что все поняла.

Вечером Инна попросила экономку сварить ей на ночь термос кофе.

- Я собираюсь поработать в библиотеке, - объяснила Инна для приличия.

- О, работайте хоть на крыше, - с непроницаемым лицом отвечала миссис Коул. - Это меня не касается.

Еще Инна попросила дать ей будильник - ее часики тоже были будильником, но с таким слабеньким писком, который свободно можно было проворонить при той сонливости, в какую ввергала Инну ее стража. Теперь Инна была как будто бы во всеоружии, ей даже удалось полчасика подремать прежде чем з_а_с_т_у_п_и_т_ь н_а с_м_е_н_у.

Но угроза на сей раз подстерегала с другой стороны. Едва большой механический будильник показал двенадцать - начало Инниной стражи - как воздух заволокло густым туманом. Инна едва могла видеть красноватое пятно - просвечивающее сквозь холодный пар пламя камина. Завеса тумана была не только непроглядной, но и донельзя промозглой, через полчаса чертова сырость пробрала Инну до костей. Она хвалила себя за термос с кофе и ругала, что не попросила плед или, еще лучше, не накинула свою дубленку. Все спасение было в Бенге - Инна приваливалась к нему то спиной, то животом и грудью, зарывая в пушистую шерсть озябшие пальцы и буквально стуча зубами. Вместе с проклятым холодом в тело Инны стала забираться вчерашняя оторопь, ей снова становилось не по себе. Теперь она определенно чувствовала чье-то злое присутствие в этом промозглом тумане, его клубы вились, сгущаясь то там, то здесь в какие-то угрожающие силуэты наподобие тех, что Инна видела в мире Гункара на боях теней. Инну колотило, а проклятое время, похоже, остановилось - будильник миссис Коул показывал, что прошло каких-то сорок минут! Ей страшно хотелось подбросить в камин угля, но могла ли она выйти из круга? Кажется, король Джек такого не воспрещал, ей ведь просто надо было охранить флейту. И Инна решилась - она спрятала трубку за пазуху и сделала осторожный шаг одной ногой за черту. Ничего не произошло.

- Бенга, - позвала Инна и вышла из круга вся.

Ничего. Еще шаг. Бенга рядом, все спокойно. Еще шаг. Ай!

- Попалась! - чьи-то когти впились в ее локти сзади.

Вопя и визжа, пинаясь, уськая Бенгу, дергаясь вперед всем телом, Инна рвалась обратно в круг, к скамеечке, при этом ей приходилось левой рукой прижимать к груди флейту, а инструмент уже кто-то тащил холодной рукой у нее из-под кофты, а Бенга тоже с кем-то бился, он рычал и прыгал у нее за спиной, может, там была целая толпа всяких бесов, и Инне оставалось надеяться теперь только на себя.

Она плюхнулась на скамейку, вся задыхаясь и полумертвая со страху. Чуть не профуфырила! Вот дура! Но, по крайней мере, она согрелась, - утешила себя Инна, отдышавшись. Самое время для глотка кофе - и тут Инна обнаружила, что каким-то образом задела термос во время этой схватки, и баллончик укатился прочь за круг. Это ее раздосадовало до слез, Инна заплакала по-настоящему. Потом она разозлилась. Они это нарочно! А она все равно не уйдет. Может, попросить Бенгу, чтоб катнул термос сюда? А вдруг это новая ловушка? Он ведь несет стражу вместе с ней и...

- Я так и знала, что понадоблюсь тебе, - внезапно раздался голос Инессы, дружелюбный и слегка насмешливый как всегда.

Она появилась рядом с укатившимся термосом, подняла его и приблизилась к кругу.

- Инесса! - вскричала Инна с сумасшедшей радостью. - Ой, как здорово!

- Еще бы не здорово, я спасаю тебя от верной простуды. Ну, держи свое кофе.

Инна приняла баллон, а Инесса уже протягивала ей огромный толстый плед.

- На-ка, завернись.

Инна взяла плед, и когда она перенесла вещь за черту, Бенга дико взревел.

- Что с тобой, Бенга? А!.. - догадалась Инна и кинула опасную вещь прочь из круга. - Тварь, ты не Инесса!

- Что с тобой, Инночка? - изумилась мнимая Инесса. - Ну, спасибо, за теплый прием! Да я это, я! Вот, потрогай мою руку!

Она тянула ее к Инне - и вдруг, все линии чудесным обрезом сместились, и Инна своим ведьмовским зрением разглядела просвечивающую сквозь морок вчерашнюю костлявую лапу. Она от души треснула по ней зажатой в руке флейтой:

- Прочь!

- Ах вот ты как!

Лже-Инесса еще сколько-то времени пыталась уговаривать ее, но чем дальше она говорила, тем отчетливее Инна различала сквозь поддельный образ феи все ту же костлявую Ягу со злющими ледяными глазами - и наконец, ведьма отказалась от глупого обмана.

- Ну, не думай, что ты уже отделалась! Застужу! - прошипела тварь и отступила в туман.

Остаток ночи прошел в борьбе с этой угрозой - в отличие от не удавшегося обмана, сырость и холод удавались вполне. К тому же, Инна опять потеряла счет времени. Будильник не только не звонил, он стоял - видимо, отсырел в этом тумане. Но все же эта ночь показалась Инне короче, все-таки превозмогать холод получалось легче, чем сон. И кофе пригодился! - торжествовала Инна свою маленькую победу.

В это утро она выходила из дверей стуча зубами и вся переколевшая, но зато на своих ногах и сохраняя самосознавание. Миссис Коул, попавшись ей в коридоре и увидев ее состояние, взяла Инну за руку и ни о чем не расспрашивая повела в ванную комнату. Экономка пустила горячую воду и сама раздела дрожащую Инну, а потом еще и вытерла огромным полотенцем. Облачив ее в такой же махровый халат, миссис Коул велела повеселевшей и согревшейся Инне идти в постель и не просыпаться до вечера.

"Антонин, я делаю это ради тебя", - прошептала Инна, устроившись на кровати и глядя на золотую капельку, ее линию связи с принцом прекрасной Тапатаки. Но она не стала звать его, рано еще было хвалиться, но пока, пока все было позади - и она провалилась в сладкое тепло сна.

Вечером перед третьей стражей миссис Коул принесла Инне теплый плащ и шерстяные чулки. Инна так растрогалась, что поцеловала экономке руку.

- О! - смущенно произнесла миссис Коул и отвернулась. - Леди Инна, - сообщила она, справившись со своими чувствами, - я об этом будильнике. Он не работает. Джеффри разобрал его, и там одна ржавчина, будто механизм год пролежал в пруду. Мне достать другие часы?

- Нет, это уже не нужно, спасибо, - отказалась Инна. - Миссис Коул, - решилась спросить она, - а почему вы зовете меня леди Инна? Наверное, сэр Юджин сказал вам, что я внучка какого-нибудь русского князя? Но мой род вовсе не дворянский, и...

- О нет, - серьезно возразила экономка. - Я в этом замке с девушек. Сэр Юджин тут ни при чем. Уж я-то знаю, кто леди, а кто нет, будь она хоть какого рода!

Польщеная Инна решила, что и миссис Коул она тоже обязательно-обязательно подарит красивый сон. Вот только разделается с дежурством.

Третья стража оказалась самой тяжелой. В ней был и туман, и волны насылаемого страха, и сонливость, но теперь Инну терзали еще стоны и мольбы о помощи. И опять она, когда услышала призыв в первый раз - о помощи просил раненный доктор Юджин, едва не поддалась. А потом уж, конечно, она не верила, но слышать все эти стенания и проклятия было сущим истязанием. А еще вокруг нее мелькали всякие змеевидные страхолюдные существа, ледяные или же горящие адским пламенем глаза пялились на нее со всех сторон из тумана, и всякие твари обступали ее круг и совали призрачные руки за черту, и несколько раз Бенге приходилось кидаться и силой прогонять зарвавшуюся нежить.

Такой же были четвертая и пятая стража, Инна даже как-то уже привыкла и не боялась, хотя и начала уставать. Шестая стража оказалась ночью сплошных штурмов, уже не только Бенге, но и Инне силой приходилось выпихивать мерзких созданий за пределы круга. А в последнюю стражу ко всему уже бывшему добавилась боль - неожиданные приступы ломоты по всему позвоночнику, из-за которых Инна не могла пошевелиться и только стонала, моля всех святых и богов, чтобы это поскорее закончилось. Она даже не могла придти на помощь Бенге, он в одиночку боролся с наседающей нечистью, кидаясь из стороны в сторону и ударяя лапой то одну тварь, то другую. Инна же в это время лежала пластом на лавочке, укрыв под собой _волшебную_ флейту и выстанывая из себя бессвязные проклятия всем этим болотным гадам. Перед самым утром была последняя атака: тварь, какой-то серый ком, силой пыталась вломиться, вкатиться в круг, а Бенга с рычанием сдерживал ее стоя напротив - и вдруг Инна заметила, что невидимая сила отодвигает тигра назад, он-то не пятился, стоял, выпустив когти, но все равно скользил назад, оставляя в полу бороздки от вцепившихся в камень когтей. Каким-то чудом она сумела разогнуться и кинулась на помощь - уперлась в тигриный круп и изо всех сил стала толкать вперед. Раздался громкий скрежет, шипение - и оборвалось. Пропали и туман, и холод, и стенания, и снующие вокруг Инны твари - все сгинуло как вовсе не бывало. Только они с Бенгой сидели на полу внутри круга у скамеечки, да тут же валялся плащ с меховой подкладкой, слетевший с Инны в пылу борьбы, а флейта - флейта была вот она, в руках Инны, и только прикушенную губу чуть саднило да еще совсем чуть-чуть ныл позвоночник, но куда это против той неимоверной боли.

Они просидели еще не меньше часа, пока не пришли гномы. Инна знала, что дело уже сделано, но на всякий случай выждала, чтобы все было тютелька в тютельку как положено. Она встретила их с торжествующим видом, горделиво повертев флейтой, и кажется, на этих лицах впервые показалось что-то вроде улыбок. Старший из гномов принял флейту, и все четверо низко поклонились.

- Пойдем, Бенга, - сказала Инна, переступая черту их круга.

Тигр встал, сделал шаг - и неожиданно оступился. Он поднялся и пошел, но его задние ноги приволакивались и сам Бенга шатался из в стороны в сторону, и тогда Инна поняла, что из них двоих, похоже, больше всего досталось не ей.

- Мой верный Бенга, - Инна присела и обняла его за шею, чуть не плача от сострадания. - Как тебя вымотала эта тварь! Ну, ничего, теперь ты будешь отдыхать!

- Его надо отпустить домой, - неожиданно проговорил все тот же старший из гномов.

- Куда домой? В Тапатаку?

- Нет, в Дом Зверей. Может, он там еще поправится.

Инна смутно представляла насчет Дома Зверей, но почувствовала, что гном говорит верно. Она расцеловала Бенгу на прощание и сказала, что его отпускает и что теперь он может вернуться к ней, разве только если сам захочет. А затем она попрощалась и с гномами, велев передать низкий поклон его величеству королю Джеку, она, мол, рада будет как-нибудь повидать его у общих друзей, и пошла спать, чувствуя, что это ее приключение, в общем-то, закончилось. Что бы ни значила эта ее битва, для короля Джека или Тапатаки, она позади, и вот только немного жаль Бенгу, как-то она уже к нему привыкла...

Этим вечером позвонила Анита, она была в Ливерпуле с какими-то новыми друзьями, Инна и она друг по другу ужасно соскучились, и обоим не терпелось увидеться. Инна пригласила Аниту в Кавертон, она собиралась остаться тут еще на пару дней, в Кэмфорд ей было возвращаться бессмысленно, лучше уж было закончить штудии у профессора Палмера, а насчет визита подруги она с ним уже условилась. Анита обещала заехать за Инной, если это получится, а если нет, то они встречались уже в Лондоне, в той гостинице.

Потом она сама позвонила в Кэмфорд, своим, и договорилась, что присоединится к ним уже в аэропорту. А вечер она провела в компании Джефри и его матери, рассказывала о маме и себе, Камске и России и сама расспрашивала их о прочем таком и разглядывала фотографии из семейного альбома. Ночью Инна первый раз за последние недели выбралась в Тапатаку. С Антонином она поболтала всего ничего, у него были какие-то дела, он только обнадежил Инну насчет Бенги, сказал, что тигр вполне может вернуться. Инессу она не увидела вовсе - Дора сказала, что у нее какие-то свои хлопоты с ее девочками. Но зато наконец Инна смогла подарить красивые сны, как она сама себе обещала - Нинель Васильевне и миссис Коул. Не совсем сама, Дора позвала Санни, и та помогла Инне. Это была всего-навсего прогулка по цветущему саду, но сад был в Тее и деревья были теитянские, и музыка звучала теитянская, а Нинель Васильевна и миссис Коул были юны и беззаботны, Инна уж не стала снить каждой из них по отдельному сну.

Утром на лице экономки нет-нет да появлялась мечтательная блаженная улыбка. Украдкой она поглядывала на Инну, но та делала вид, что ничего не замечает.

- Бриджит, у вас на лице выражение влюбленной девушки семнадцати лет, - пошутил за чаем доктор Палмер.

- Ах, был такой чудесный сон, - вздохнула миссис Коул. - Красивый сад и много девушек. Я там гуляла и чувствовала себя совсем юной. По-моему, я там видела леди Инну и, - она бросила на Инну взгляд неожиданно лукавый, - ту вашу преподавательницу, вы мне показывали фото вашей группы, леди Инна. Только много моложе.

- Нинель Васильевна, - кивнула Инна. - Я уверена, вы ей тоже понравились. Такая очаровательная смешливая шатенка.

- О, в молодости я даже мистеру Коулу нравилась, - отшутилась экономка, и больше они об этом не говорили. Еще миссис Коул спросила, готовить ли ей сегодня термос с кофе, и Инна сказала, что не надо, она больше не пойдет вечером _заниматься в библиотеку_.

В этом Инна оказалась не вполне права. Был разгар ее ученой беседы с сэром Юджином, Инна задавала всякие вопросы о разных его прошлых высказываниях, что были ей не во всем понятны, отставному декану это нравилось, он убеждался, что Инна действительно слушала его _лекции_ и с удовольствием на все отвечал. В это время ее позвала к телефону миссис Коул. Нет, это были не подруги из Кэмфорда и не Анита.

- Леди Инна, - прозвучал измененный телефоном голос, - загляните ближе к вечеру на прежнее место. Известное лицо было бы радо небольшой беседе с вами.

- А! - воскликнула Инна, уразумев, что это лицо ей и в самом деле известно. - Конечно же, загляну.

На сей раз ей не пришлось даже спускаться в подземелье - король Джек сам вышел к ней. Точнее, он уже восседал в одном из кресел, когда Инна вошла в библиотеку. После обмена приветствиями - король Джек воскликнул ей навстречу: "Я ж говорил, что у тебя получится!" - он протянул Инне некую коробочку, обтянутую бархатом, и произнес со значительным лицом:

- Прими мою горячую благодарность, милая леди Инна.

- Что это? - спросила Инна, приоткрыв коробочку и с восхищением обнаружив там хрустальный комочек алых сверканий. - А, ну конечно!

- Это недостающий, - кивнул король гномов. - Полагаю, это поможет Антонину.

Инна бережно закрыла коробочку.

- Ваше величество, - напомнила она, - вы тогда сказали, что не можете мне всего объяснить. А что же такое все-таки...

Он ее понял.

- Каменная лихоманка, - вздохнул король Джек. - Проклятье всего нашего рода. Это примерно то же, что у вас радикулит или люмбаго, только еще хуже.

- Да-а? - Инна открыла рот. Вот бы не подумала, с какой такой ведьмой она сражается по ночам! Потом она вспомнила, как мучилась ее бабушка от этого самого радикулита и как ее саму полосовала боль в суставах прошлой ночью, и кивнула - да, это дело серьезное.

- А разве нельзя было...

- Вылечить это средствами медицины? - опять понял ее мысль король Джек. - Да где там! Это же не просто болезнь, это именно проклятие. На нас наслал его один могущественный враг восемь столетий назад.

- О-о! - соболезнуя произнесла Инна. Она посоображала еще и спросила: - Но если было известно средство, почему понадобилось терпеть это восемьсот лет?

Король Джек вздохнул.

- Все не так просто. Прогнать тварь могла только девушка с тигром.

- Да-а? Хм... Но разве нельзя было найти какую-нибудь укротительницу, к примеру?..

- Она должна была быть ведьмой.

Инна посоображала.

- Но ведь все женщины, можно сказать, ведьмы.

- Не в той степени, - возразил король Джек. - И... девушка должна была быть невинной.

- О! - Инна неудержимо покраснела. Это было правдой - воспитанная старомодной мамой в старомодных понятиях, Инна до сих пор сохраняла девственность вопреки всем новейшим понятиям и городским соблазнам.

- И наконец, - мягко продолжил король Джек, - девушка должна была сделать это бескорыстно, ради одной только любви.

Инна покраснела еще сильней и даже зажмурилась на миг от смущения.

- По правде сказать, за эти восемьсот лет уже трое девушек пытались снять заклятие - и сдавались. Лучшая продержалась четыре ночи. Никто из моего маленького народа уже не верил в спасение.

- Но Джек! - воскликнула Инна, забыв прититуловать к имени "ваше величество король". - Но ваше величество! Вы же сказали, что у меня все получится! А сами...

- Нет-нет, - возразил король. - В тебя, милая леди Инна, я как раз верил. Ты не могла уступить. С таким тигром да еще с таким бурным характером...

- Каким характером?

Король Джек наклонил голову в смешливой гримасе - дескать, не надо, мы оба знаем, о чем говорим - и иронически посмотрел ей в глаза. Потом он откинулся в кресле и произнес:

- Я полагаю, если принц Антонин соединит свою судьбу с твоей, леди Инна, это будет достойный выбор, - этого интимного вопроса король Джек коснулся с деликатностью удивительно дружеской и доброй.

...Дым или туман, подернувший стекло зеркала, мало-помалу стал принимать очертания какой-то жуткой змеи, гарпии с человеческим лицом. Холодный взгляд страшилищи остановился на лорде Карингтоне, отчего его взяла невольная оторопь. Но через несколько минут в зеркале мелькнуло что-то полосатое, рыжее с черным, и окружило мерзкую гадину кольцом, как будто вокруг нее кто-то во мгновение ока соорудил бамбуковую клетку и поджег прутья. Тварь начала метаться, не в силах преодолеть границы этого костра, а рядом возникла молодая девушка, индусского вида - в сари и с большой родинкой между бровей. Индианка поднесла к губам флейту и, как угадывал лорд Карингтон - звуков до его слуха не доносилось, стала играть мелодию, заклиная ту призрачную кобру за стеной огня. Заклятия индианки как будто бы действовали, тварь стала оседать на пол, убрала капюшон, начала развивать кольца своего огромного тела - и вдруг, обманув бдительность заклинательницы, прянула вперед, сквозь огненную преграду - и пробила ее. Кольцо пламени распалось, девушка, беззвучно вскрикнув, выронила флейту и с горестным лицом попятилась назад - и исчезла из зеркала. В нем теперь появился маленький человечек в короне, раздосадованно потрясающий кулаками.

- Проклятье! - разорвал тишину подземелья его огорченный восклик - и рядом с этим зеркалом в один миг возникла целая цепь зеркал, в каждом из которых были видны гномы со столь же расстроенными лицами.

- Проклятье! - подхватил вслед за своим королем маленький народ.

Алан Блейк, из набросков к "Замку зеркал и стихов".

12. В КАПКАНЕ.

ЮМА. ИННА. САША ПЕСКОВ.

Если раньше Аглая во всем перечила Юме, что по-взрослому называлось мудреным, но звучным словом "фронда" - это сама Аглая так потом называла, то теперь слишком прилипала. Вслух этого Аглая, конечно, не заявляла, но вела себя так, будто занимала место первой советницы, чуть ли не близнеца Юмы. На самом же деле двойняшкой Аглаи была Альга, но Аглая и с ней держала себя так, будто Юма была ей ближе. Разумеется, Юме все это не очень-то нравилось. Аглая была умная, это да, но все же на роль советницы годилась уж скорее Соня, да и не мог кто-то из девочек быть Юме ближе, а кто-то дальше, на то она и была в серединке. Это только чудачка Аглая пыталась держать Юму на расстоянии во время своей _фронды_ - но зато теперь Юме приходилось чуть ли не отбиваться от ее непрошенной и назойливой приближенности. А это было особенно некстати теперь, когда у Юмы появилась эта тайна со Зверем, рубинами и Чкой. Ей и так-то не просто было хранить эту тайну, а тут ее еще буквально преследовала Аглая. Юма чувствовала, что она о чем-то догадывалась, но у нее было хорошее прикрытие - все ее секреты можно было списывать на встречи с этим смешным Сашей из Срединного мира.

А Аглая переживала из-за этой, как ей казалось, отчужденности Юмы. Она думала, что Юма ведет себя с ней холодней, чем с другими девочками - и конечно, приписывала это их прежней вражде. Особенно обидными были всякие Юмины тайны - Аглая все дела Юмы воспринимала как свои, а тут у нее перед носом захлопывали дверь и не пускали на порог.

Один день это произошло в самом буквальном смысле. Аглая столкнулась с Юмой около дворцовой библиотеки.

- Я возвращаю книгу, - объяснила Юма свое нахождение во дворце, но Аглая этому почему-то не поверила. В этот раз произошло невероятное - она выследила Юму, и даже Юмин топтыжка почему-то не предостерег ее.

Аглая вышагнула из ниши, когда Юма уже открыла какую-то потайную дверь в стене и шагнула туда.

- Юма! - воскликнула Аглая. - Куда ты? Я с тобой!

- Ох, Аглая... - рассерженная Юма оглянулась на нее через плечо. - Со мной нельзя!

- Но почему?

Юма склонив голову глядела на Аглаю и о чем-то размышляла.

- Я потом все объясню, хорошо? - пообещала она наконец. - И поклянись никому не рассказывать, ладно?

- А ты потом возьмешь меня с собой? - решила поймать ее на слове Аглая.

Юма смотрела на Аглаю все так же забавно наклонив голову и вдруг ойкнула:

- Ой, генеральша!

Когда Аглая повернулась к Юме снова, та уже захлопнула дверь у нее перед носом, и Аглая едва успела крикнуть в просвет:

- Юма, так нечестно!

А стена уже стала ровной, как была до того. Закусив губу, хмурая Аглая пошла по коридору прочь, раздумывая, обязана ли она хранить тайну Юмы. Старшим она, конечно, не расскажет, даже Инессе, но если девочкам...

- Привет, Аглая! - окликнул ее Туан, шедший по своим делам по дворцу. - Ты случайно не видела Юму?

Не спроси это паж Антонина, Аглае, возможно, и не пришло бы ничего в голову. Но теперь ее как кольнуло - ну конечно, ведь Туан друг Юмы, и если все рассказать ему, это же не будет против Юмы...

- Туан, - сказала Аглая, - поклянись, что никому не выдашь... Понимаешь, я тревожусь за Юму.

Она подвела пажа к тому самому месту и все рассказала. Аглая боялась, что паж отмахнется от нее, но ничего подобного, Туан как раз очень обеспокоился.

- Ты знаешь, Аглая, меня тоже очень тревожат эти секреты Юмы, - признался мальчик. - Особенно в последнее время. Она Бог знает где бывает, а ведь помнишь, как они с Соней блуждали ночью у этого безумного Северина.

- Может, она и теперь к нему пошла?

Туан подумал и кивнул.

- Может быть. Я бы не удивился, если б узнал, что она пытается помирить его с Тапатакой. Она ведь такая чудная, наша Юма!

Это "наша" из уст Туана Аглае не очень понравилось, но сейчас она не стала на это отвлекаться.

- Ну, и что теперь делать? Может быть позвать...

- Н-ну, я не стал бы поднимать шум ни с того, ни с сего, - нерешительно отвечал паж. - Вдруг мы чем-нибудь повредим Юме...

- Тогда давай попробуем пойти за ней в этот ход!

- Сначала еще надо открыть дверь, - отвечал Туан, без разговоров приняв слова Аглаи. - Ты не видела, может быть, она нажимала на какой-то скрытый рычаг?

Они обследовали всю стену в этом месте, стуча кулачками и водя ладонями по плитам. Без толку. Аглая уже хотела отправиться за Соней, самой "проникательной", как говорила Агния, из их восьмиугольника - тем более, Соня уже ходила по такому подземелью. И вдруг ей под ноги катнулся шустрый комочек.

- Это же Вайка! - удивился Туан - проведя столько времени с Юмой, паж и девочки в конце концов тоже научились видеть волшебного зверька. - Почему он не с Юмой?

А булкут вскарабкался по стене и завис, скребя лапкой в одном месте и пощелкивая. Смышленые глазенки топтыжки нетерпеливо поглядывали на Аглаю с Туаном, и они догадались: это то самое место! Они пробовали так и этак, и наконец получилось - оказалось, надо было не давить, а просто приложить ладонь и повернуть против солнца, так показывал Вайка, выразительно скручивая тело влево. Когда дверь открылась, самый краткий миг Туан помедлил:

- Может, все-таки нам хотя бы оставить здесь записку?

Но Вайка уже заскочил в ход и стуча коготками спешил по нему.

- Нет! некогда! - отвергла Аглая, отвечая Туану уже из-за двери. - А то мы не успеем за Вайкой!

Юма меж тем была уже далеко, почти у цели. С того времени, как она принесла Чку, Юма уже дважды была у Зверя и оба раза Зверь отдавал по камню. Но Чка все еще не вполне поправилась, хотя уже немножко шевелилась, а за день до этого даже проковыляла по подоконнику. Юма кормила Чку семенем сидалкового дерева, твердым, как галька, и с прозрачной скорлупкой, так подсказала Нейя, это было единственное, что птица соглашалась принимать - не считая рубинов, конечно. Старшие немного поудивлялись, когда узнали про Чку, но Юма не стала ничего придумывать, просто сказала, что Чку ей дал Саша - это ведь почти так и было. На том расспросы и закончились, хотя потом Тиа слышала, как Инесса и Нейа говорили между собой, будто им что-то непонятно.

- Если она из _той самой_ породы, - сказала тогда Нейа, - то странно, почему она такая маленькая. А если это только птенец, то почему он выглядит взрослой птицей?

- Нейа, а кто сказал, что взрослая птица должна быть большой? - отвечала, по словам Тии, Инесса. - Как знать, может, и такая невеличка закроет полнеба.

- Смотря в каком мире, Инесса, смотря в каком мире. Как знать, может быть, и для нашей Тапатаки какая-нибудь девчушка выхаживает _ту самую_ птицу, и для нее она вот такой же невеликий галчонок.

- Какого же роста эта девчушка, хотела бы я видеть! - пошутила Инесса.

- О, а какого роста тот мир, где разводят таких птиц! - подхватила Нейа, и, посмеявшись, они заговорили о другом.

Передав этот разговор, Тиа ожидала, что Юма его растолкует - Тии было непонятно, о каких это больших птицах рассуждали старшие. А Юма поняла почти все, она даже представила, что какая-то совсем-совсем огромная Юма возится вот с той исполинской Птицей, что лежит раненная там на Рыжухе. И конечно, попади Юма в тот ее мир, _т_а_ Юма даже не разглядела бы ее. Но объяснять этого Тии Юма не стала, ведь она не могла выдать своей тайны. Оставалось всего два камня, и отправляясь за ними, Юма надеялась, что большая часть дела уже сделана. А отправляться приходилось, - поев сидалковых семян, Чка требовательно пищала и яростно долбила клювом Юмину ладонь, и в желтых глазах ее полыхало холодное бешеное пламя.

- Какая ненасыта! - удивлялись девочки. - И какая злюка!

И только Юма знала, чего на самом деле требует Чка и почему не наедается своей пищей. Но теперь - теперь оставалось всего два камня, а за одним Юма уже почти сходила, значит, остался всего последний раз...

- М-м-м... И куда ж это мы так спешим? - насмешливо окликнул ее кто-то, разом сбив все ее мысли про "сходить последний раз".

От неожиданности Юма вскрикнула и подпрыгнула на месте, а затем повернулась и пустилась наутек. Вернее, она собиралась припустить - но ноги ее только молотили по воздуху, бессильные даже сильно раскачать ее подхваченное кем-то тело. Когда Юма опомнилась и сообразила оглядеться вокруг _волшебным_ взглядом, то увидела, что она как муха в паутине барахтается в ловушке альвитических нитей, невероятно крепких и толстых. "Нет, не разорвать!" - в отчаянии поняла она. А паук был тут как тут - вышагнул из тени и стоял разглядывая Юму, вот именно, как паук муху, причмокивая губами и довольно потирая руки.

- М-м... Стало быть, наш таинственный вундеркинд попался в такую простую западню, м-да, - протянул Мейтир, это, конечно, он и был, предатель, предатель, гадкий предатель! - А что же этому чудо-ребенку не помог его... м-м... чудо-зверек, э?

Юма растерянно оглянулась, ища Вайку и только теперь задав сама себе тот же вопрос. Насладясь ее замешательством, Мэйтир снизошел до разъяснений.

- Я думаю... э... этот самый чудо-зверек нам сам все растолкует, - и кудесник-изменник щелкнул пальцами.

У его ног появился Вайка, сопровождавший Юму, как и обычно, всю дорогу до Зверя.

- Вайка! - вскрикнула Юма. - Что он с тобой сделал!.. - и она осеклась, все поняв.

- М-нет, - возразил Мэйтир, - тебя обманул я, а не он. К сожалению, этот род не способен менять хозяев. Зато не так трудно поменять зверька, - и Вайка у его ног превратился в тусклое бесформенное пятно, а потом и вовсе растворился, - пустая игрушечная иллюзия, на которую так позорно поймалась Юма. Но ведь она и подумать не могла, что...

- А Вайка? Где... Что ты с ним сделал, предатель! - закричала Юма и сама же расплакалась, от бессилия и обиды.

- М-м... несколько преждевременно, я бы сказал, - заметил взрослый, постыдно глумясь над обманутым ребенком. - Э... плакать. Я всего-навсего захватил твоего зверька, как тебя, и укрыл в надежном месте. Не здесь. Может быть, потом и придется от него избавиться, э... Посмотрим. Э... сперва, знаешь ли, побеседуем.

- О чем?

Не отвечая Юме, Мэйтир пошел по коридору, а паутина с Юмой каким-то образом двигалась в воздухе перед ним, будто он ее толкал перед собой, как какую-нибудь тележку. Он шел довольно долго, удаляясь от той двери в залу со Зверем и забираясь, очевидно, в самый заброшенный угол дворца. У одной из дверей он остановился, пошуровал ключом, втолкнул Юму в тесную комнату - она осталась там висеть над полом все в том же проклятом капкане паутины силы.

- М-да, - удовлетворенно причмокнул Мэйтир, порассматривав Юму с разных сторон и, видимо, найдя ее плен неодолимым. - Э... нашей подающей такие надежды девочке трудно будет позвать на помощь. Я немного спешу, так что, девочка, тебе придется тут м-м... быть одной, да-с. Э... в темноте...

Юма назло решила больше ничего не говорить и не показывать больше свою слабость. Ей так и хотелось крикнуть Мэйтиру в спину что-нибудь позорное, но она сдержала себя. Но у выхода Мэйтир задержался.

- Впрочем, я мог бы и отпустить тебя, да... В общем-то, ты больше не опасна... Если... м-м... правдиво ответишь, как ты сумела выкрасть рубины и куда их дела. М-м?

Мэйтир ожидающе поглядел на Юму. Лицо его не показывало особого интереса, но она все прекрасно поняла.

- Никуда! - назло выкрикнула Юма. - Никуда не дела!

- М-м... В таком случае, как насчет того, чтоб вернуть камни на место, э... законному владельцу? - спросил Мэйтир все так же безразлично, и Юма обрадовалась: выходит, он ничего не знал про Птицу! Значит, Чке ничего не грозит, да и как он достал бы рубины Соллы, если... Юма сама не знала, почему она так рада этому открытию, но ее сразу будто отпустило внутри. И с этого момента она решила биться до конца, хотя и не знала, сможет ли она вообще что-нибудь предпринять в ее положении.

- Ты сам знаешь, кто их законный владелец! - отвечала она дерзким тоном.

- По-твоему, Антонин, м-м? - усмехнулся Мэйтир. - А почему же тогда ты их ему не отдала?

- А с чего ты взял, что я их не отдала? - закричала Юма нарочно погромче.

В глазах Мэйтира мелькнуло сомнение.

- И, по-твоему, м-м... он скрыл это от меня? с чего бы вдруг... - забормотал Мэйтир, размышляя вслух. Он ходил взад-вперед, соединив руки за спиной и крутя пальцами. - Нет, ты врешь! - сделал он вывод. - Где рубины?

- Спроси Антонина!

- Н-ну... это мысль, да... - пробормотал Мэйтир, глядя на Юму холодно и отчужденно, как если бы она и впрямь была какой-нибудь мошкой, залетевшей в сеть Мэйтира как его законный завтрак. Не произнося более ни звука, Мэйтир отвернулся от Юмы и вышел, не считая нужным даже запугать ее на прощание или пообещать продолжения беседы.

А Юма, оставшись одна и в совершенной темноте, тихо заплакала. Но когда она немножко успокоилась и стала размышлять обо всем, то неожиданно поняла, что дела не так уж и плохи. Мэйтир не знает про ее дружбу с Ритти - это такое имя Юма подарила Зверю, рычащее и твердое, но все же не злое. Он не знает, где камни. Он не знает про Птицу - и опять в Юме шевельнулось что-то светлое, будто мысль ее коснулось чего-то светлого и родственного, как ее топтыжка. Наконец, и Вайка ей не изменил, он жив. И еще - Юма почему-то поняла произошедшее так, что Мэйтир действует сам по себе, без ведома Северина, и это тоже было хорошо, потому что... Может, они двое не такие уж друзья и не очень-то заодно? В общем, это могло пригодиться.

А вот все остальное, вздохнув, призналась себе Юма, было плохо. Никто не мог знать, где она теперь. Когда еще ее хватятся и начнут искать... и смогут ли найти... Эта комната была укрыта в такой плотный экран, Мэйтир заблаговременно все подготовил, значит, даже провидящие Тапатаки до нее не дотянутся, даже милая Инессочка... И к тому же, Мэйтир может перепрятать Юму в другое место, тогда где же ее найдут... Тут Юма вспомнила про Аглаю. Она-то видела, что Юма ушла в тайный ход! Конечно, она потом все скажет Инессе, и умная-преумная Инессочка поймет, что она снова у Северина... но...

И Юма снова

поплакала.

Поплакать

Инне очень даже

хотелось, но не хотелось портить радость Аниты. А та ахала, осторожно поворачивая коробочку с рубином и не решаясь прикоснуться к волшебному камню.

- Инка, от него так... так лучится! Даже пальцы щекотит и тепло... И он... Инна, да он же... он смеется, да? Прямо сказка! - очарованная Анита не могла оторваться от камня.

- Дора говорила, что Солла - это смех Тапатаки, - кивнула притихшая Инна, вымучив из себя бледную тень улыбки.

Анита наконец заметила и обеспокоилась:

- На тебе лица нет! Инночка, что?

- Найра, - был короткий ответ.

- Там? - Анита качнула головой в сторону, имея в виду соседнюю комнату Кавертона, где поселили Инну.

- Угу, - подтвердила Инна и добавила, отвечая на немой вопрос в глазах Аниты: - Потом.

Она только что ходила к себе как раз за рубином, рассказав уже про свою героическую стражу и подарок короля Джека. Конечно, Аните захотелось посмотреть на волшебный камень, а Инна не могла лишить Аниточку толики чудесных касаний. Подруга Инны приехала под вечер, в компании одного из новых приятелей - брата кого-то из кэмфордских студентов и на его машине. Этот брат приятеля, Рик, брался доставить их и в Лондон и даже вызывался покатать по нему. "Если русские девушки не против", а вечером они все вместе шли на концерт - правда?!. не может быть!.. ой, как здорово! - на концерт Томми Хока, он же твой кумир, Инна, и как раз последний концерт в Лондоне, а на следующий день они уже улетали вместе с остальными девчонками. И все было так замечательно - счастливый исход минувшего испытания, милое лицо прибывшей наконец подруги, представление друг другу всех, кто кому не знаком, оживленный обмен новостями и ахами, благосклонное внимание миссис Коул к новым гостям, ее обмен замечаниями с доктором Палмером: "Знаете, Бриджит, я только сейчас понял, насколько Кавертону недостает компании веселых молодых людей" - "Ну что же, время от времени вам полезно побыть в их обществе, сэр Юджин", ну и так далее, - вплоть до момента, когда Инна открыла дверь своей комнату и увидела стоящую возле ее кровати Найру с рубином в руках.

- Н-найра! Эт-то еще что такое! - оторопело заикаясь возмутилась Инна.

Бесстыжая Найра, как водится, не смутилась. Она поставила коробочку с рубином на стол и задала вопрос, который остановил поток Инниных негодующих слов.

- Ты так уверена, что занимаешь первое место в сердце Антонина?

- Ты что, хотела похитить Сол... - слетело с губ Инны по инерции, но сказанное уже дошло до ее ума. - Что?.. - растерянно произнесла Инна.

- Нет, я не хотела похитить Соллу, - хищно улыбнувшись, отвечала Найра на вопрос, прозвучавший первым. - Я бы сделала это давно, ты не очень-то охраняешь свой приз. Я хотела другое: увидеть камень, он того стоит, а у меня вряд ли когда-нибудь появится другой случай.

- Что ты сказала про меня и Антонина? - потребовала Инна - и противореча сама себе, снова возмутилась. - Вообще - какое твое дело, какие у меня отношения с ним или хоть с кем!

Гнев Инны совсем не впечатлял Найру.

- Твои отношения с принцем Антонином касаются очень даже многих, милая Инна, как и все, связанное с короной Тапатаки, - возразила она как ни в чем ни бывало. - Но тебе, конечно, не очень интересно, почему _касаются_. Ты ведь жаждешь узнать, почему тебе не идти с ним рука об руку под венец, на ложе любви и далее по жизненному пути.

Не дожидаясь подтверждения своих слов, Найра подняла рубин со стола и протянула его Инне:

- Ручаюсь, ты не догадалась заглянуть внутрь камня. Посмотри, и ты сама все поймешь.

Недоверчиво и преодолевая внутреннее сопротивление - почему она должна слушать Найру? - Инна все-таки поднесла рубин ко глазам. Она много раз еще с ночи, когда получила этот дар маленького народа, любовалась камнем, но, действительно не пробовала заглянуть _внутрь_. Сначала она увидела только малиновое искрение, но сразу догадалась, что здесь требуется ее ведьмовское зрение. Камень откликнулся тотчас: он будто расширился, как бы стал окуляром бинокля или камеры, и глядя в этот рубиновый глазок Инна увидела преклоненного на одно колено принца Антонина, на голову которого женщина невообразимой красоты - красивее Инессы! волшебней Инессы! - возлагала венец, и в этих двоих, неотрывно смотрящих друг другу в глаза, была такая соединенность, что просто не оставалось сомнений, каковы их чувства и принадлежность друг другу.

- Ну и что, - упавшим голосом вслух сказала Инна - но будто возражая ей - мол, совсем не "ну и что", - эти же двое проступили внутри камня в иной своей согласности друг другу: закрывший глаза Антонин обнимал сзади эту неведомую фею, Антонин сидел с ней вместе на троне, Антонин следовал за ней в неуследимом взгляду, но все же ощутимом полете сквозь бездны миров и пространств, Антонин... "Ну вот и все", - беззвучно произнесла Инна, перестав созерцать этот феерический калейдоскоп с четой нареченных другу другу волшебных существ.

- Полагаю, Инесса тоже этого никогда не видела, - заметила Найра с тоном некоторого сочувствия. - Она ведь _тоже_...

- Да, - безучастно отозвалась Инна, не в силах уже ни обижаться на Найру, ни вообще что-либо чувствовать.

- Понимаешь, Инночка, - тоном заботливой подруги продолжала змея Акамарская, - я так подумала, тебе лучше будет все знать. Мы все же друзья, я ведь тебе тоже нравлюсь, я же знаю, хоть ты и фыркаешь на меня все время.

- Ладно, тебе, я вижу не до меня, - и погладив Иннино плечо - а убитая Инна даже не отстранилась и только стояла как соляной столп - Найра пошла к двери. - Надеюсь, увидимся.

Вспомнив через неизвестно сколько времени, что ее с рубином ждет Анита, Инна поплелась к ней в комнату и там в конце концов рассказала и эту последнюю новость, а потом все же и поплакала.

- Ну почему, ну вовсе не обязательно, - утешала ее Анита. - А может, ты все поняла неправильно, может, это душа Антонина, может, это все в другом смысле, волшебном, ты же сама говорила, что в Тапатаке все то же самое совсем по-другому, ну, не плачь ты...

Как ни странно, это помогло. Уйдя к себе, Инна проворочалась еще полночи, продолжая спорить сама с собой, и к ней вернулась надежда. Ну да, ну наверное, это все в другом, высшем смысле, эта кобра Найра назло ей все сказала... Несколько раз Инну так и подмывало позвонить в колокольчик и спросить обо всем Антонина, но у нее не хватало духа, было стыдно и страшно - а вдруг... А о том, чтобы заглянуть этой ночью в Тапатаку - это такой-то, зареванной, постыдно ревнующей... - нет, об этом и речи не могло идти, да у Инны и сил на то не оставалось. Перед тем, как заснуть, Инна решила просто отдать Антонину камень, сказать, что это от короля Джека, и - ни о чем не спрашивать. Он ведь сам прочтет в ней все - вот пусть сам и... Но это завтра, - думала, засыпая, Инна, - то есть следующей ночью, сейчас она... спать... в Тапатаку потом...

Утром Инна встала с тем же решением, а вчерашнее потрясение отдавалось лишь остаточной ноющей болью где-то в груди. Но глаза покраснели, а голова была несвежей. За завтраком она старалась ничего не показывать - ни к чему, да и не хотелось портить расставание с Кавертоном. Но миссис Коул сама налила Инне кофе покрепче - как перед ее _работой в библиотеке_ - такого же:

- Мне показалось, эта чашечка будет нелишней, леди Инна, - произнесла она тоном непробиваемо-добропорядочной служанки, каких показывают в фильмах про добрую старую Англию, и Рик слегка фыркнул на это "леди" и покосился на Инну.

А на прощание был сюрприз. Нет, не подарок от лорда Палмера - он заранее обещал дать ей пару своих книг и, конечно, подарил их вкупе с самим романом Блейка и еще сказал, что пришлет кое-что по Интернету, "чтобы не утяжелять ваш багаж". А сюрпризом было приглашение: Палмер звал Инну - вместе с Анитой - погостить летом пару недель в Кавертоне:

- ...Мы к вам так все привязались за эти дни, милая Инна, право, нам с миссис Коул уже стало казаться, что без вас в Кавертоне будет чего-то недоставать. В общем, визит двух очаровательных молодых иностранок - это было бы как маленький праздник для старого ученого отшельника в его старом замке, - и миссис Коул одобрительно кивала, а Инна и без этих знаков не сомневалась, кто был вдохновителем этого приглашения.

И еще, молчун Джеффри подарил Инне чеканку - девушка верхом на таком шикарном большо-о-ом тигре, он успел это сделать за считанные дни Инниной _миссии_.

- По-моему, у нее лицо Инны, - заметил Рик, заглянувший через плечо Аниты.

- Я рисовал с натуры, - лаконично ответил Джеф, и все немного посмеялись, включая Рика - за компанию, он-то не понимал подоплеки всего.

А потом Кавертон остался за изгибом дороги, Инне чуть взгрустнулось, и это отвлекло ее от вчерашних сердечных страданий. С полдороги Рик усадил за руль Аниту, пересел на заднее сиденье и принялся болтать с Инной. Инне это было сейчас не так уж интересно, впрочем, она-то, в отличие от своих камских подружек, в Кэмфорде общалась с английскими ребятами совсем мало, и можно было считать, что теперь выпал случай наверстать упущенное.

А после был Лондон, немножко, пара кусочков, - Инна успела устать, все-таки эта эпопея с каменной лихоманкой короля Джека далась ей не так легко, и последние дни она быстро уставала - видимо, еще недоотоспалась. Но Тауэр, смену караула и Эбби-роуд они все же посмотрели, а потом пообедали и уехали в гостиницу, передохнуть перед концертом неувядающего кумира девчонок Томми Хока.

Этот концерт - вероятно, потому что последний - проходил не в одном из современных молодежных залов, что величиной с самолетный ангар, а в добропорядочном Кинг-Кросс Холле, посещать который, так сообщил Рик, не чурались в иных случаях члены королевского дома. Соответственной была цена билетов и публика - молодежь, конечно, тоже была, но больше люди возраста среднего и даже, что удивило камских девушек, постарше. Опять же, и стиль концерта был соответственным - относительно академичным: все музыканты, включая звезду, надели солидные пиджаки-брюки - что по-нынешнему шло почти что за фраки. Да и вела себя публика сравнительно сдержанно - для концерта поп-звезды, разумеется. Но это Инну как раз и устраивало, меньше всего ей сейчас хотелось бы оказаться среди орущей толпы заведенных подростков. А так - было почти как в Камской опере, можно было просто послушать, в удовольствие, невозбранно и бескорыстно полюбоваться на киноидола давней - теперь уже давней - поры девических романтических грез. Да и не такой уж это был теперь идол, после Тапатаки, но - но остаточное чувство преклонения, но мягкий приятный тенор, но неотразимое обаяние простого парня Томми, его детски-большие глаза и любимые мелодии - и мало-помалу Инну разобрало, захватило - она поддалась настрою зала и почти разделяла это стадное чувство восторженных дурочек, визжащих от одного только вида своего героя, когда он вот - живой, на сцене, почти что досягаемый.

Ближе к концу представления Инне неудержимо захотелось наведаться в дамскую комнату. Оказалось, Рик не знал ее местоположения, но вошел в деликатную ситуацию и отправился на поиски вместе с Инной. Они немного поплутали, а на обратном пути свернули и вовсе не туда. И тут произошло почти невероятное - в одном из коридоров Инна столкнулась с самим Томми Хоком нос к носу - пока Инна и Рик блуждали, концерт успел завершиться.

- Хэлоу! Вы действительно Томми Хок? - в лоб спросила Инна, - вообще-то, она скорее подумала вслух, от неожиданности не успев смутиться да и попросту оценить всю ситуацию.

- Поклонники? - шагнул навстречу кто-то из небольшой свиты.

Томми, уставший и не столь уже концертно-сценичный, сейчас выглядел как-то доступней и к тому же - был застигнут врасплох. Он жестом пресек порыв телохранителя и остановился, вопросительно глядя в лицо Инне.

- Томми, это девчонка из самой России, - по-джентльменски пришел на выручку Рик. - Она прилетела специально на ваш концерт, - соврал он тут же.

- Да? - поп-светило было по-настоящему польщено и заинтересовалось. - Как вас зовут?

- Инна, - и в этот миг она сообразила, что стоит как по команде "замри" в смешной позе - с головой, задраной кверху, и прижимая кулчаки к груди - и тогда уж смешалась, не представляя, как вести себя дальше и что бы такое извлечь из этой встречи. - Я завтра улетаю, - зачем-то сообщила она.

- Да? А где вы остановились?

Инна назвала отель.

- О! Да это ж в двух шагах! - воскликнул Томми совершенно по-простецки. - Надо же! Ладно, идемте со мной, я вас подвезу.

- Рик, ты скажешь Аните, что я потом... - пробормотала Инна Рику, оглядываясь на ходу и успев только краем уха захватить его "о'кэй", а быстро шагающая толпа уже увекла ее вслед за Томми.

Машины, оказывается, стояли у заднего выхода - Томми почему-то счел нужным объяснить это Инне:

- Устал за турне. Хочу поскорее в номер. Вот только заскочу промочить горло и съем кусочек чего-нибудь.

- О, так я вас, наверное... - снова смутилась Инна. - Вообще-то я не собиралась к вам приставать, мы просто заблудились.

- О, ерунда, - легко отмахнулся Иннин знаменитый собеседник. - Я не возражаю немного поболтать. Вы действительно из России?

- Ну да, только я не летела специально на концерт, я была в Кэмфорде, а потом в Кавертоне, у меня стажировка, - и Инна немного рассказала про свои обстоятельства.

- О да, Алан Блейк... - кивал красавец Томми. - Я читал. Я даже нарисовал несколько рисунков к его роману.

- Да? Вы рисуете?

- Ну, по-дилетантски, для себя. Это мало кто знает, я не выставлялся. А кстати, хотите посмотреть?

- Ну... конечно!

- Невероятно, - тряхнул головой Томми. - Сам не понимаю, что со мной. Вижу вас пять минут - и уже готов доверить вам свои секреты.

Довольная Инна засмеялась.

- Это потому что я ведьма, - легко созналась она.

- Ведьма? О! - смеялся и Томми. - Так это же замечательно! Я тоже всю жизнь мечтал встретить настоящую ведьму.

За пятнадцать минут, проведенных в его автомобиле, они совершенно освоились друг с другом и, можно сказать, перешли - насколько это позволяло английское "you" - на ты. На сердце Инны было удивительно легко, все происходило само собой, правильно, с волшебной простотой, и Инна в глубине души немножко гордилась сама собой: "Нет, я все-таки ведьма". Да и то сказать, а что же иное, как не ее ведьмовская удача, подыграла ей и на сей раз? И ведь как это все так точно получилось - важничала про себя Инна - оказаться на пути Томми в нужную минуту, сразу заинтересовать, поселиться в отеле, что бок-о-бок с его гостиницей, да и этот роман этого Блейка - ну вот все в пору, к месту и кстати - и что там все эти микронные допуски всяких там физико-технических чудес в сравнению с королевской точностью такой ювелирной штуки, как колдовская удача!

А затем эта же мысль повернулась в голове Инны другим боком: ну, ясное дело, это не просто счастливое совпадение, это дела волшебные, но разве ведьмовская удача бывает так просто? Неужели все происходит только затем, чтобы выпить пару бокалов с мировой знаменитостью и взглянуть на его рисунки? Конечно, это забавно, интересно, и было бы приключением для любой девчонки из далекого захолустного Камска, но для нее, ведьмы, что одной ногой, можно сказать, стоит уже на земле сказочного мира, это всего лишь необязательное развлечение. Нет, не стала бы ее удача стараться лишь для этого, тут что-то поглубже - и вдруг в голове Инны сверкнула невероятная догадка - нет, еще не догадка, а подозрение о невероятном: Антонин!

На миг Инне показалось, что это бы все объяснило. Ведь в их споре за ним оставалось третье, _последнее_, появление. И лучшего времени было бы никак не выбрать - как раз после Кавертона и Инниных терзаний из-за слов этой гадюки Найры. И так бы все подошло, так это было бы в стиле Антонина, чтобы ему подоспеть как раз вовремя и отгадаться с третьего раза, разрешив все загадки и вытерев все слезки с ее глаз. Конечно, вряд ли принц Тапатаки днюет и ночует в их Срединном мире в образе Томми, но ведь и не нужно - достаточно было вот только сегодня попасться ей в Кинг-Кросс Холле и... Эта догадка так восхитила и обрадовала Инну, что на минуту она в нее уверовала. Но потом - потом все же засомневалась. В поведении, словечках, движениях, смехе и шутках Томми не проступало ничего от Антонина и вообще тапатакского. Однако с этой минуты Инна стала наблюдать все другими глазами и воспринимать иначе. Теперь действо называлось не "Инна рядом со знаменитым Томми", а "Отгадай Тошку", а это ей нравилось уже куда больше. Поэтому Инна даже как-то расслабилась, перешучиваясь и дурачась в тон Томми и соглашаясь на все, что он предлагал, не сомневаясь, что сможет на чем-нибудь поймать Антонина - если это Антонин. А если нет - то чем плох забавно проведенный вечер?

Они с Томми слегка перекусили в каком-то баре по дороге, он рассказывал разные занятные случаи из своей жизни, немного жаловался на то, какая это обуза - быть всегда на виду, играть роль великого Томми Хока - "играть роль Томми Хока"? - Инна при этих словах чуть не задергала свой золотой колокольчик: ага, попался! - но раздумала, успеется, но теперь она уже почти не сомневалась. А то ли дело так вот запросто поболтать с незнакомкой, которой просто нравится с тобой поболтать, а не потому что ты ее кумир... - Хм! - задумалась Инна: на что это намек и главное, ч_е_й это намек? Потом они пошли прочь, он захватил с собой пару пакетов снеди - на утро, а на выходе спросил:

- Ну так как - не пропало желание посмотреть мою мазню?

- Наоборот, - отвечала Инна - и вдруг другая шальная мысль пришла ей в голову: а может быть, это тот самый таинственный художник? которого ищет вся Тапатака? Это была бы уже совсем другая находка, но ведь тоже, тоже чудесная! Эта мысль Инну слегка охладила: что ведьмовская удача вывела ее не то чтобы на Антонина собственной персоной, но на то, что принцу и всей Тапатаке так долго не открывалось - ну, помимо еще рубина Соллы. "А вот был бы подарок - и Соллу, и..." - подумалось Инне. Теперь она и вовсе терялась в догадках, и кроме всего прочего, в ней заговорило - и громко-прегромко - обыкновенное человеческое любопытство.

- А где это? Я имею в виду - твои картины.

- Ну уж, картины, - мальчишески улыбнулся Томми. - Вообще-то кое-что есть у приятелей, а в основном у меня дома, в Кливленде. Но я кое-что взял с собой, хочу подарить своим английским друзьям.

- А, так они в гостинице?

- Ну да. Не лень прогуляться?

Это действительно было недалеко от ее гостиницы, и лень-то не было. Но в номер с мужчиной, вечером... А если Антонин? - подумалось тут же. А если нет? - возразило что-то. А если т_о_т художник? А если нет? И тогда... Но ведь Ингорд, - вспомнила Инна. Золотой колокольчик. Бенга... ах нет, Бенга-то как раз не при ней. Ну, ничего!

Они поднялись в номер Томми - само собой, обставленный пороскошней, чем у Аниты с Инной. Томми, простой и благовоспитанный одновременно, был само очарование и не делал ни малейших попыток сближения, не говоря об этом самом "харассменте" (приставании с известными целями). Он действительно принес несколько холстов, а кое-что уже висело на стенах. Картины и рисунки были забавными, странными, только пара из них была "реализмом", то есть на них было что-то узнаваемое - город на одной картине и еще какой-то закат на каком-то озере - рядом с виллой его друзей, объяснил Томми. А остальные были или скоплением цветовых пятен - "Это полотна-настроения, я их называю - цветомузыка", - рассказывал Томми, или же каким-то подобием исканий Дали и Пикассо: всякие переискривленные физиономии и предметы, набросанные в одну кучу. Тапатакского там как будто бы не было, это Инна сразу поняла, но какая-то странность была, что-то откуда-то _оттуда_ - может быть, из тех уголков иномирья, куда не доводилось заглядывать Инне, но сквозняки которых, похоже, сами гостили в артистическом воображении Томми. И Инна так и не решила до конца: художник вроде бы не тот, но - но вдруг может стать т_е_м? Позвать Антонина, ведь он-то сразу разберется? А если... тогда она проиграет и...

Меж тем они выпили по два бокала вина, какого-то розоватого и очень вкусного, и болтали о том и другом, о картинах, кошках, собаках, кино, литературе, и Инна наконец решилась ввернуть:

- Томми, а ты смог бы нарисовать Тапатаку?

И она посмотрела в упор.

- О! - засмеялся Томми. - Да это же моя мечта - нарисовать Тапатаку!

- А ты ее видел?

- А ты? - ответил Томми вопросом на вопрос - и засмеялся, заливисто, по-мальчишески, совершенно по-Тошкиному, и в этом момент в Инне что-то дрогнуло и разжалась. Она вынула коробочку с рубином, раскрыла и показала Томми.

- Солла, - сказала она глядя ему в глаза.

Томми тихонько взял камень и поднес ближе, и выражение лица у него было совершенно непередаваемое.

- Солла, - повторил он едва слышно, а затем бережно отложил камень и наклонился к Инне, и его теплые губы встретили губы Инны, произносящие столь же тихо заветное имя:

- Антонин.

Затем он отстранился, сердце Инны колотилось, голова шла кругом, и она сказала, немного виновато, как школьница, просящая разрешения выйти с урока:

- Мне надо в ванную.

Он ничего не отвечал, молчал - со все тем же непередаваемым, загадочным выражением лица и глядел на нее своими огромными глазами. В ванной Инна встала у зеркала и принялась поправлять волосы, в голове был полный сумбур, а она все пыталась понять, что же она решила. И в этот миг в зеркале исчезло ее отражение и все предметы ванной комнаты, поверхность стекла стала не зеркальной, но прозрачной, и сквозь него Инна увидела Ингорда, смотрящего на нее с безмолвным вопросом.

- О! Ингорд!.. - она непроизвольно поправила платье, сползшее с плеча и немного покраснела.

- Госпожа... - начал он с очевидным колебанием - говорить ли ему свой вопрос.

- Нет, - быстро остановила его Инна, поняв без слов, что рыцарь спрашивает, нужна ли ей его помощь и присутствие. - Нет!

Это прозвучало излишне резко, и Инна добавила тоном мягче:

- Ингорд, сейчас... сейчас происходит то, что касается только меня. Прошу тебя, не появляйся... сам. Никто не должен появляться, никто.

По лицу Ингорда пробежала тень, а в глазах сохранялось недоумение.

- Инна, это так нужно? Вы мне велите?

- Да, - твердо отвечала Инна.

- Приказ дамы?

- О да, приказ дамы, - подтвердила она - и Ингорд склонил голову, принимая ее решение.

А когда зеркало вернуло ее отражение, Инне уже не было нужды вглядываться в него. Ведь на самом-то деле она все решила, наверное, еще тогда, входя в отель с Томми... мнимым Томми... и ее разговор с Ингордом обнаружил это лучше всякого зеркала.

Когда Инна вернулась к Томми, он стоял скрестив руки посреди комнаты, в приглушенном мягком свете настенных бра, большеглазый, красивый, воплощение мужественности и ожидания. А потом - потом он унес ее на постель в другую комнату, и все, что он там проделал, было проделано нежно, романтично и вместе с тем решительно. И все было бы хорошо, да нет, почему было бы? - все и было хорошо, но только с первого же касания Инна поняла то, что она знала самым глубинным, _последним_ знанием с самого начала: не Антонин.

Не Антонин. Не Антонин, но ее мужчина, ее первый мужчина. И когда все завершилось, и Томми начал гладить ее голову, ласково шепча что-то свое мужское - про то, что это изумительно, невероятно - быть с девушкой, для которой это впервые, что она ангел, единственная, что это все как в сказке - в эту минуту она не вытянулась в истоме, с благодарной улыбкой принимая его подношения, а нежно отстранила Томми, присела в постели, натянув на себя простыню, и принялась рассказывать все с самого начала - про Тапатаку и принца Антонина, и Кавертон, что она и в самом деле ведьма. Зачем она так делает, этого Инна и сама не понимала, она просто знала - что должна это сделать, отдать и это, как приданое к своему девичеству, раз уж он ее первый. До конца. И только где-то в стороне, в отдалении, как мерцающий огонек, в ней проблескивала на миг-другой одна-единственная тревога - что он ей не поверит.

А Томми, тоже посерьезнев и надев халат, присел напротив в кресло и курил какую-то ароматную сигарету, не задав ни одного вопроса и только поглядывая на нее сквозь клубы сизого дыма - все тем же странным, загадочным взглядом своих больших глаз.

- Инна, - спросил Томми, когда она смолкла, и в голосе его слышалось ненаигранное изумление, - Инна, значит, ты так ничего и не поняла?

- Что? - и недоумевающая Инна повторила: - Что я не поняла?

- Да про эту свою Тапатаку. Это же колония бобров. Ну да, ничего не скажешь, хорошо же они тебя заморочили!

Он ей поверил. Поверил, но понял что-то совсем другое, нелепицу какую-то. И эту нелепицу он с жаром ей объяснял:

- Таких случаев не так уж мало, у китайцев об этом множество сообщений. В своем роде, это такое особое оборотничество. Преимущество зверей в том, что люди считают их неразумными. А они очень даже хитры и хорошо умеют пользоваться нашей собственной безмозглостью. Твоя Тапатака - это мираж, видение, которым они отводят тебе глаза.

- Зачем?

- Ну, ты же не стала бы тратить свою энергию и свой магический дар на дырявые бобровые хатки! Вот им и приходится пускать в глаза морок.

Инна, моргая широко раскрытыми глазами, смотрела на Томми, не в силах поверить, что он говорит это всерьез. у нее вдруг что-то зазвенело в ушах, в кончиках пальцев закололо, и на миг, на самый короткий миг ей представилось все так, как внушал Томми: эти разговоры про плотину, которую может прорвать, приземистая фигура Мэйтира, вид Безбрежного озера... на какой-то миг линии неуловимо сдвинулись, превращая образ Тапатаки в вид бобровой лесной запруды, а Мэйтира в толстого седоватого бобра у поваленного ствола - и Инну захватило обескураживающее чувство внезапного горестного открытия - открытия долгого и вероломного обмана. Но это длилось лишь миг - и разум, и сердце, и вещая душа Инны возмутились: сразу по тысяче причин такого просто не могло быть!

А Томми продолжал, развивая достигнутый, как он понял по виду Инны, успех:

- Эти бестии умеют присосаться вот так, наведя иллюзию, а уж когда получилось, то будут тянуть, пока не высосут до капли. Я понимаю, для них эти хатки и плотина и их бобрята вещи серьезные, ну и пусть заботятся, только не за наш же счет! Это действительно чудо, что ты вырвалась из плена оборотней. Знаешь, что надо сделать...

Он кинул проверяющий взгляд ей в лицо и замолчал, поняв, что ону уже стряхнула наваждение и номер не удался.

- Ты враг, - тихонько произнесла Инна.

Томми криво ухмыльнулся, а затем - затем с быстротой, к которой Инна была не готова, метнулся к ней, схватил за руку, выдернул из кровати, проволок до двери и вышвырнул из номера - совершенно раздетую, укрытую только простыней, в которую Инна вцепилась чисто инстинктивно, просто от испуга. А затем Инна услышала, как дверь с внутренней стороны запирается на ключ - и только тогда очнулась от совершенного потрясения.

- Пусти!.. Отдай!!. Камень... - она толкнулась в дверь всем телом и, потеряв в этом движении остаток сил, опустилась на пол в опустошении.

- Мамочки... Мамочки... - Инна сидела на коленях возле двери и повторяла это как заклинание - звать на помощь и вообще думать и делать что-то еще у нее не было сил. И в этот миг, запоздавшим и бессмысленным уже разъяснением, у нее в голове появилось воспоминание - их с Анитой посещение выставки художников-фантастов: картина, на которой змеились в преисподнем состязании тени из мира Гункара и автором которой был обозначен некий Т.Хоук. И теперь было понятно, кого укрыла разница в одну букву - укрыла так же, как блеск знаменитого имени укрывал от несведущей толпы если не оборотня, то ведьмака и редкого подлеца. А меж тем сквозь застилающий мир туман перед Инной смутно уже проступали какие-то приближающиеся фигуры, чьи-то лица увеличивались и сплывались где-то там, над ней, и одно из них вдруг произнесло голосом как будто уже когда-то слышанным:

- Инна? - и уверенней, после ее всхлипывающего машинального "Что?": - О, Инна! Что с вами?

Это была Джанин, американка, с которой месяц назад Инна познакомилась в Камске и которую каким-то причудливым ветром занесло в Лондон на обратном пути в Америку - в этот самый отель и в этом самый час и миг - впрочем, то был уже не ветер, а лишь слабый сквознячок, последний остаток вампирски

выпитой Инниной тапатакской

удачи.

- О!

Как удачно! -

обрадовался Саша Песков, нос к носу столкнувшись с Аликом недалеко от его дома. - А я как раз к тебе.

Но интеллигентный воспитанный Алик почему-то никак не отозвался на эту радость, то есть отозвался, но только словами, брошенными на ходу:

- Саша, бегу!

И ни в лице его, ни в движениях ничто не потянулось, не поприветствовало приятеля, изображая встречную радость хотя бы из вежливости. Алик, похоже, действительно торопился - а скорее, бежал за кем-то вдогонку, высматривая того среди мельтешащих прохожих. Саша Песков смотрел ему вслед, невольно гадая о причинах такой взбудораженности, чуть ли не невменяемости рассудительного хладнокровного ученого. Через минуту он получил и ответ, заметив на той стороне улицы быстро идущую в другую сторону девушку. С расстояния можно было и ошибиться, но Саша Песков был уверен: это Аська, нынешняя подружка Алика. Части картины сложились в целое - очевидно, поругались, очевидно, крупно, очевидно, к тому и шло - уж больно отчаянное лицо было у ничего не видящего перед собой Алика. Стало быть, она убежала - "ушла" - а Алик кинулся следом, не в ту сторону - и потерял. Но друг Саши был уже где-то далеко, пойди найди, а Аська тоже повернула за угол и подсказка Саши Пескова, разыщи он Алика, была бы уже попусту.

"Ну, а что еще-то может у них быть", - бормотнул вполголоса Саша Песков, вздохнул и развернулся, решив вместо Алика повидаться с Векслером.

- А Боря уехал, - сообщила жена Векслера, открыв дверь на звонок Саши. Она была по-домашнему - в несвежем халатике, с бигудями на голове и с попискивающим карапузом на руках - вторым уже ребенком в этой странной семье. Странной эта семья была, поскольку объединяла чету людей, возможно, и не противоположных, но абсолютно различных. Ира была воплощенная поиземленность: продавщица, и не новоявленная, а еще с советских времен, без высшего - и образования, и устремления, и чем она была выше мужа, так это ростом - на целую голову. Ну, а Векслер - йог, мистик и все такое, - положим, женитьба была его "грехопадением", но, однако же, вернулся он к ней вторично, - рассуждали о них иногда приятели.

- Куда уехал?

- В Серовск.

Это было по другую сторону Хребта, и Саша Песков пожал плечами - что бы могло Векслера туда понести?

- А скоро вернется?

- Обещал скоро. Как переговоры пройдут. Мы фирму хотим открыть, - изложила Ирина новости, разъясняющие недоумения Саши. - Знаешь, Саша, - вдруг выпалила она, - я что-то волнуюсь за него. Какой-то он с последнее время был... две недели не ругались уже. Тихий больно.

- Так чего ж отпускала-то, - буркнул Саша Песков, ухмыльнувшись про себя раскрытому секрету: стало быть, не такой уж безмятежно-невозмутимый наш Векслер, если две недели без ссор - это что-то диковинное.

- А чё не отпустить-то? - встопорщилась Ира. - Без денег же пока едет. А если что, так щас и у нас на улице могут... Из дому не выходить, что ли? Он и так совсем обленился.

Но Саша Песков наскоро попрощался, не находя интереса вникать в семейные счеты, сколь бы охотно и в-на-весь-подъезд-услышанье они не оглашались.

К Алику он под вечер таки наведался вновь. Тщетно. Почему-то не было и старухи-пенсионерки, соседки Алика, - вероятно, подалась к дочери на другой конец города, где она иногда застревала на день-другой. И стопы Саши Пескова понесли его домой, пешком по вечернему Камску, но донести не смогли: в дороге произошло нечто непонятное и несусветное. На вершине одного из сугробов Саша заметил какую-то розово-рыжую собаку, подозрительно напоминающую рысь. Быть того, само собой, не могло, но пес как-то совсем не походил на пса, а вот на рысь - очень даже. Подойдя ближе, Саша Песков понял свою ошибку и засмеялся: это был всего-навсего один из рекламных щитов, эмблема одной из местных фирм, действительно, изображавшая рысь, а освещение фонарей создало иллюзию телесной объемности. Но когда он поравнялся с щитом, с сугроба вдруг соскочил самый настоящий зверь и кинулся прыжками по пустынной улице, напугав и озадачив Сашу Пескова. Рысь - рысь?!. - бежала впереди него, а затем свернула за угол и пропала из виду. Саша Песков невольно вспомнил все бывшие уже у него чудесные видения и происшествия - но это было что-то новое, ни на что не похожее. "Юма?" - мысленно спросил он, но не ощутил никакого отзыва внутри. Он посмотрел на небо - оно было звездным и ясным, без снега и без этого таинственного КинГама. Устыдившись внезапно своих мыслей - ну, конечно, уж непременно всюду должны быть мистические создания и волшебные сущности, ага, размечтался - Саша Песков выбросил все из головы и продолжал идти своим прежним путем. Он дошел до угла - и тогда увидел, что выбрасывать все из головы он поторопился: рысь сидела на следующем перекрестке, будто поджидая его. Сам не понимая, зачем он это делает, Саша Песков пошел к ней, говоря себе, что хочет разглядеть зверя вблизи и наконец разубедить себя в игре воображения. Когда Саша был в десятке метров - и зрение его не разубеждало, а лишь все более убеждало, что это рысь - та снялась с места и потрусила по улице, снова повернув. Затем он еще прошел пару кварталов, нырнул за ней в арку, вышел на проспект и оказался прямо у дверей бара "Парис", довольно известного в этом районе гадюшника, где терлась самая разномастная публика. Мимо "Париса" шагали прохожие, из окон его неслась развеселая попсовая музыка, у дверей стояло несколько человек, ребята и девушки, вышедшие проветриться и покурить - а вот рыси не было. Была Аська, та, Аликова, - она сидела прямо на ступеньке не жалея накинутой на плечи шубы и пускала дым, уставясь мимо Саши Пескова пьяным взглядом. Хотя не совсем мимо - через секунду Аська уже окликала его:

- О, Саша! Са-ша! - она поманила его пальчиком и обернувшись назад возвестила компании: - Это Саша Песков, поэт.

Откликом была лишь пара беглых девичьих взглядов - похоже, компания была посторонней, не Аськиной.

- Привет, - поздоровался Саша Песков, не особо воодушевленный как самой встречей, так и ее обстоятельствами. - Ты не знаешь случайно, где Алик?

- Алик... Там, - махнула Аська рукой назад, роняя пепел себе на волосы и воротник. - Алик! - пропела она, поворотив назад голову. - К тебе пришли!

- Ладно, простудишься, - сказал, хмурясь, Саша. - Пойдем, позовешь его, хорошо?

Придерживая покачнувшуюся Аську за локоть, он прошел в вестибюль. Аська вошла в дверь зала - наскоро заглянув туда, Саша Песков не смог за отплясывающей толпой разглядеть, где там его друг и стал ждать. Так он простоял добрую четверть часа с Аськиной шубой на руках и наконец снова заглянул в зал. Алика он не увидел, но среди вихляющихся плясунов была Аська. Она приглашающе повертела рукой, и Сашино подозрение укрепилось: Аська была здесь не с Аликом. Скорее всего, вообще ни с кем. Со всеми сразу. По уму, надо было бы уходить - но шуба? Саша Песков сдал ее в гардероб - при том, пришлось и самому раздеться - и прошел в зал отдать номерок.

- Вот, - протянул он. - Это к твоей шубе в гардеробе. Алика, конечно, нет?

- Подожди, я тебе расскажу, - неожиданно трезвым голосом произнесла Аська и взяв за руку отвела за дальний столик.

- Принеси чего-нибудь, - потребовала она, и Саше Пескову пришлось взять пару коктейлей - к счастью, при нем было немного денег.

А далее последовала слезливая тягомотная история, прерываемая постоянными попытками закурить в зале и перебранкой с барменом, молодым парнишкой, который почему-то наезжал из-за Аськиного курения не так на нее, как на Сашу Пескова. История была пошлейшей, дурацкой, невеселой, и Саша Песков мог сочинить ее всю заранее и сам рассказать Асе. Когда-то давным-давно, так давно, что помнить уже неприлично (почти неделю назад) Алика не было дома; к старухе-соседке принесло зятя; старухи тоже не было; Аська была в ванной, под душем; зять стал домогаться познать ее, как мужчина познает женщину; невовремя приперлась старуха; вышел большой скандал с продолжением вечером, когда вернулся Алик. Разумеется, в рассказе отсутствовали разные уточняющие обстоятельства, вроде тех, что домогательства в ванной почему-то происходили в комнате Алика и на его диване, что Аська была при том сверху в позе Венеры раскачивающейся, а _домогательно_ вынудить к этому женщину довольно-таки трудно, разве что под дулом пистолета, да и раскачиваться еще надо уметь - но эти моменты были Аськой утоплены в общей невразумительности рассказа - а главное, виноват, конечно, во всем оказался Алик: почему, ну, почему он ей не сразу и не до конца поверил?

А Саше Пескову было уже не до Алика, он попался и сам знал, что попался. Не в том смысле, что соблазнился познать позу Венеры раскачивающейся в Аськином исполнении - нет, он просто как первоклассник, в пять минут влип в ненужную историю, позволил себя обволочь ее паутиной и увязал там все больше с каждой минутой. Все дальнейшее было тягостным и длинным кошмаром, само нахождение в котором с чавканьем пожирало телесные и душевные силы Саши Пескова. Он покупал Аське выпивку; он таскался за ней сквозь танцующую толпу, отдирая прилипающие к ее бедрам чужие мужские руки; он уводил ее курить на улицу; он выволакивал ее из закутка бармена, где она зарабатывала себе дармовую рюмку водки экспресс-стриптизом: вскидывала кверху подол юбки столь стремительно, чтобы как раз заинтриговать - что там у нее, телесно-прозрачного цвета трусики или отсутствие оных. И уж конечно, все это время, нарочно, автоматически или даже не замечая того, Аська подставляла Сашу Пескова самым безжалостным и беззастенчивым образом - и лишь чудом, а может, промыслом имеющего свои виды Провидения, он умудрился миновать все эти ловушки, капканы и водовороты, не доведя дело не только до составления милицейского протокола, но даже обойдясь без почти неминуемого мордобоя.

- Эта история началась давно, - с великой тоской думал Саша Песков, глядя на Аську, исполняющую танец с названием - нет, не "Приди, мужчина, приди", этот древний священный танец прекрасен и невинен, - а Аськин танец назывался "Придите ко мне все", и сила была не в самих по себе непристойных выкаблучиваниях тазом, а в той нагруженности непоказной, от Бога, стопудовой чувственностью, с какой Аська их производила. Но нет, не в Алике тут было дело и не в количестве поглощенного спиртного, и не в неустроенной судьбе, и даже не в желании покрасоваться своей распущенностью и сыграть пьесу "Ах, глядите, какая я вся". Все началось раньше, давно, в древности самой первобытной, когда мужчина испугался женщины настолько, что решил стать главным, Хозяином, и начал эту безнадежную войну. А потом он только проигрывал, проигрывал и проигрывал, и был вынужден громоздить горы мнимых трофеев, чтобы доказать самому себе, будто он победитель и триумфатор. Он строил египетские пирамиды и китайские стены, изобретал числа, слова, пулемет, кино, звездолет, затевал и выигрывал войны, был гением, поэтом, вором, вероучителем, злодеем, просветленным, ничтожеством, суперменом - а в промежутках между свершениями прибегал к женщине и милостиво дозволял ей восхищаться и ублажать его. Но на самом-то деле этот Великий мужчина не стоял в горделивой позе триумфатора, а искательно заглядывал в ее глаза, изо всех сил желая услышать хотя бы возглас признания и поощрения из уст Женщины, и был он, конечно же, слугой, рабом, слагающим подношения к ногам своего божества. А поскольку мужчина всегда об этом догадывался и всегда приходил в бешенство от этой догадки, то вперемежку с идолопоклонством он придумывал и пробовал тысячи способов, чтобы повергнуть свой кумир ниц, втоптать в грязь, ниже низменного, грязней грязного, животней животного - и уж в этом-то он успевал. Кажется, не осталось способа распалить, расточить и утолить похоть, в каком бы мужчина не заставил участвовать женщину - а потом, усладив себя лакомым зрелищем, первым отстранялся и праведно обличал: диавол, сосуд мерзостей, дочь греха... И белое облачение было на нем, ибо истинно Бог влагал ему слова в уста, дабы руководил он женщиной в неразумии ее - да убоится своего мужа, да будет...

- Мужчина, вы бы последили за своей девушкой, если вместе пришли! - прозвучал над ухом Саши Пескова голос негодующего бармена - пока Саша сокрушался в своих вселенских обобщениях, Аська не теряла времени даром и стремительно ввязывалась в скандал.

Саша успел как раз вовремя, чтобы перехватить ее ладонь, занесенную для пощечины то ли одному из переманенных ухажеров, то ли его возмущенной спутнице. Не тратя время на извинения и разбирательства, он протащил упирающуюся Аську до дверей и кое-как вытолкал в фойе. С теми же титаническими усилиями он заставил ее одеться, но и тут она еще ухитрилась прорваться в зал и начала танцевать в своей шубе, он ринулся вытаскивать ее, к ним кинулись бармен и охранник, - короче, получилось так, что из "Париса" их выставили уже обоих вместе.

А потом началась самая противная работа. Саше Пескову пришлось тащить Аську несколько кварталов до дома Алика. Это было недалеко, ну, полкилометра в крайнем случае - но ему эти пятьсот метров достались что твой марафон. Аська останавливалась через каждые десять метров - то закурить, то повернуть в другую сторону, то пописать, а еще цеплялась в каждый второй столб и звала на помощь редких прохожих, выставляя Сашу Пескова негодяем, что подпоил скромную девушку и хочет этим воспользоваться. Но это было не худшим, худшим было то, что защита Саши Пескова была на пределе, почти все силы он уже потратил на это сидение в баре и теперь уповал на то, что уж до Алика-то он ее дотащит - сделать это Саша Песков хотел даже не из дружбы, а просто чтобы развязаться со всей этой историей, сдать дежурство и - с плеч долой. Какого-либо влечения к своей спутнице он с_а_м не испытывал, Аська ему не нравилась, не говоря уж о свежих впечатлениях в "Парисе". Но она была его раз в сто сильнее, со всей своей железностью и творческим даром он был против нее пигмей пигмеем, да к тому же, по-детски попадался на порядочности и рыцарстве - и вот, посередине пути, Саша Песков с ужасом поймал себя на том, что в мыслях он уже находится с Аськой дома, в своей кровати, и что это так и должно быть, _правильно_. А ничего такого он в голове не держал, просто его волю подмяла ее упертая чувственность, и он уже исподволь принял ту игру, что Аська ему навязывала - причем, и она-то делала это без всякого интереса к нему лично, просто в мире Аськи происходило т_а_к - и в этот ненужный мир Саша Песков проваливался как в полынью.

Но как бы ни был скверен и скорбен наш подлунный мир, в нем ничего не бывает зря и бесследно. Помощь пришла, когда изнемогший Саша и не помышлял о ней. Не так отчетливо и ярко, как в иные встречи, и не перед глазами Саши, а на сей раз внутри него всплыло знакомое лицо: теперь оно было сердитым и хмурым, губы Юмы были неодобрительно искривлены, взгляд огорченных глаз проникновенно увещевал - странная муза Саши Пескова давала ему знак самый своевременный и отрезвляющий. А может, совсем о другом было послание волшебной девчушки, но о чем бы оно ни было, его вмешательство остановило наваждение, и Саша Песков уже как-то легче мог управляться со своей-чужой подгулявшей подружкой.

Потом он загружал Аську в лифт и дотаскивал до дверей Аликовой квартиры. Тут его поджидал удар - Алика не было дома! Очевидно, он сейчас обшаривал гадюшники Камска - догадался Саша Песков - разыскивал Аську. К такому повороту Саша Песков был не готов. С Аськой-то что делать? Его попытка постоять подождать Алика в подъезде провалилась не начавшись - Аська взбрыкнула, понесла на него на весь дом, чуть не исцарапала лицо и кинулась вниз по ступенькам - а из дверей уже выглядывали потревоженные соседи, кидая им в спину обычные угрозы про милицию и обзывая мазуриками.

На улице Саша Песков догнал Аську и полчаса шел рядом, выпытывая ее адрес. Безуспешно. Бросить ее здесь? Как-то не по-человечески и перед Аликом нехорошо... К себе домой? Саша Песков представил, какой бенефис она там ему устроит и чем все кончится - и содрогнулся. Он и так уже изнемог. Может, к кому из приятелей?.. Тут Сашу Пескова озарило: а квартира-то Саши Сироткина! Рядом с ним же дом, и мужик этот... Бог. Он-то уж с ней справится, точно!

- Погоди, - Саша Песков твердо взял Аську за руку. - Слушай, я место одно знаю.

- Отстань, никуда я не пойду, - пьяно начала выламываться она. - Идите вы в жопу со своим Аликом!

- Это не к Алику, - с неожиданным для него самого спокойствием кротко разъяснил Саша Песков. - Там человек такой живет, особенный... Вот, смотри! - Саша Песков достал из внутреннего кармана куртки платок с камнем-огоньком и развернул. - Видишь?

Даже вздорно-пьяную Аську вид чудесного камня впечатлил. Она долго рассматривала шарик теплого розового свечения, и блики его отсвечивали в ее зеленоватых глазах.

- Ну, и далеко живет твой особенный человек? Водка у него есть? - спросила она, оторвавшись наконец от камня и пытаясь вызвать у себя прежний пьяный кураж, но уже уступив.

- Да нет, близко. И водка найдется, - заверил Саша Песков. - Если надо будет.

Бок-о-бок с притихшей Аськой он прошагал весь путь до квартиры Сироткина. Иногда на него набегала волна, ощущение излишней близости и Аськиной высасывающей чувственности, но это было уже остаточно, между ними установилось перемирие и разговор велся о безопасном - университет, знакомые обоим преподаватели и прочее в таком духе. А потом он подвел Аську к заветной двери и несколько мгновений шарил глазами по косякам, разыскивая звонок. Но дверь открылась сама, и в двери стоял Бог, и Бог непостижимым своим взглядом глядел на Аську, не упуская однако из всевидящего ока и Сашу Пескова. А Аська с каким-то хмельным ожиданием на лице смотрела на Бога, ничуть Ему не удивляясь и понимая и предвкушая что-то свое, чего не различал поэт Саша Песков.

- Тут... - начал Саша Песков. - Это Ася. Нам... То есть ей переночевать бы надо, а то...

- Войди, - велел Бог Аське, и та вошла. - Ну все, парень, спасибо, - благодушно кивнул Бог Саше Пескову. - Иди выспись, тебе надо, - отечески напутствовал Он Сашу и закрыл дверь.

Ошеломленно потоптавшись на площадке, Саша Песков решил, что самое лучшее будет последовать Божескому совету. С какой-то всеобъемлющей опустошенностью он добрался до своей квартиры, полураздетым рухнул на кровать и вот тогда спохватился: камень! Его не было при Саше Пескове. Но где же, тряси вас всех... А! - вспомнил он. Ну, конечно, Аська! Она так и не вернула ему Огонек, поганка! Одну минуту Саша Песков готов был бежать назад и колотиться в дверь квартиры Сироткина, но понял, что поздно и бесполезно. Если отдаст, то отдаст, а если нет... И совершенно не было сил ни на что уже. И вот тогда, снова внутри, в голове Саши Пескова, но на этот разу куда отчетливей, чем на улицах Камска, перед ним проступило лицо Юмы - на нем было выражение горькой и безнадежной укоризны. А еще Саше Пескову подумалось, а что же он завтра скажет Алику. "А так и скажу: Алик, я привел твою девушку к Богу", - проговорил Саша мысленно - и вслух простонал, сам себя презирая за такой гнилой выморочный лакейский юмор.

Справа от Векслера шла отвесная стена каких-то серых гор и, возможно, такая же была где-нибудь далеко по левую руку - какое-то феерически переливающееся цветами марево вроде северного сияния закрывало ему вид слева, и теперь Векслер мог только гадать, что там находится. Но когда он сворачивал сюда, то обе стены тянулись примерно в полукилометре друг от друга, и очевидно, он все еще летел по этому исполински глубокому - или как правильней, высокому? - каньону. Что находится на его дне, Векслер давно уже не мог различать из-за сплошной пелены облаков, да и та осталась далеко внизу под ним. Такого путешествия у него еще не было; Векслер никак не ожидал, что пройдя три слоя, а пленку каждого он прошивал как капроновый бант иголка, он очутится в небе такого тяжеловесного, такого каменного мира. Но ошибки не было, он по-прежнему уверенно опознавал путь, будто следовал вдоль белой полосы на шоссе - хотя, конечно, не было ни полосы, ни шоссе, ни даже какого-нибудь маячка вроде мигалки идущей впереди гаишной автомашины.

Впереди было другое - огромные ворота, в полнеба, и зияющее за ними пространство слепяще-белого цвета. Векслеру было туда - и на пути его стоял - впрочем, почему стоял? - парил в небе Враг, и с ним предстояла схватка. Видимо, он все же в чем-то ошибся, - понял Векслер. Будь все правильно, он бы просто проник в ворота - а теперь надо было биться с Драконом.

Вооружаясь на ходу и не сбавляя скорости, Векслер принял решение просто протаранить Врага, но потом передумал. Слишком прямолинейно. Тотчас возник новый план: он обманет его двойником, выпустит его перед собой в последнюю минуту, а сам невидимо взмоет вверх. И когда Враг кинется пожирать приманку, Векслер спикирует с высоты и прошьет того навылет как ракета - хотя почему как? - вполне подходящее копье!

Так все и произошло - сброс двойника с карикатурным мечом в руке на таранной траектории лоб в лоб, стремительный набор высоты и - еще более стремительное пике вниз, в оболочке не только уже зримой, но смертоносной - в виде огромной металлической стрелы.

Так все и произошло, происходило, должно было произойти - вот только в тот миг, когда Векслер-стрела стальной молнией мчался вниз, его сознание внезапно сместилось, и он осознал себя Векслером-2, тем самым, которого в этот миг терзал Враг: почему-то он оказался не там, где должен, где было задумано, и теперь игрушечной стрелкой кувыркался где-то в бездне как раз поддельный Векслер, а терзаемый, уничтоженный, побежденный Драконом Векслер был настоящим. Им.

А мигом позже Боре Векслеру открылся вид чудесного мира и его сказочного города, вспомнить который настоящий Векслер был обязан в пасти хотя бы сотни Драконов. Теперь он знал, кто он - рыцарь какого Имени, Города и Духа, и понимал, кто и почему призвал его в этот мир и к этим Вратам и что он тут защищал, и против кого бился - и битва его значила намного, намного больше того, что загадывал и предполагал даже в высших своих проникновениях сам Векслер. И конечно же, ему было даровано увидеть лицо Госпожи - уже после того, как прозвучало "Прости" рыцарей его Города, а на большее у них не было времени, ведь все они были призваны, как и Векслер, и теперь дрались в той же битве - а их уже стало на одного меньше.

А потом ослепительно-белое пространство за Воротами неожиданно придвинулось, охватило Векслера, и выходит, он все-таки сладил со Стражем и прошел за Врата - это было последнее, что успел подумать настоящий Боря Векслер - а уже через миг он был недосягаем ни для поражений, ни для побед, ни для сожалений о нелепо прожитой жизни или радости от великолепной смерти.

Проводница поезда "Камск-Серовск", проходя из вагона в вагон, заметила сидящего на полу тамбура в странной позе парня и от неожиданности ойкнула. Потом она остановилась и хотела отругать его, потом - спросить, что это он тут расселся, и только тогда наконец сообразила, что потеки на его лице и рубашке, слабо блестящие в тусклом свете, это кровь. После этого проводница ахнула, осторожно наклонилась, хрипло спросила:

- Что с вами? У вас что, кровь из носу течет?

Ей не ответили, а на поднесенную к лицу ладонь не повеяло самым слабым дыханием.

- Убили! - закричала перепуганная женщина.

Потом был переполох, всяческая суета, хождение к начальнику поезда и хождение из вагона в вагон начальника поезда. Очень кстати среди пассажиров вагона отыскался врач. Доктор установил, что пассажир, сидящий на полу в позе лотоса, мертв, а смерть наступила, потому что кровь залила верхние дыхательные пути вследствие сильного носового кровотечения. Врач оказался из сведущих и добавил еще, что такое иногда происходит у йогов при занятиях медитацией, когда производится проекция чакры Аджны на носовую перегородку, и что вообще-то только сумасшедший стал бы заниматься медитацией ночью в скором поезде на полу тамбура, это против всякой техники безопасности, знаете ли.

- А может он того, колес наглотался? - спросил начальник поезда. - Лицо-то вон какое... блаженное прямо...

- Не думаю, - передернул плечом врач. - Впрочем, вскрытие покажет.

- Смерть на колесах, - тихонько сострил кто-то из разбуженной толпы пассажиров, но впрочем, тотчас сокрушенно вздохнул.

(из "Книги далеких путешествий")

13. СУМЕРКИ И БОИ.

ИННА. ЮМА. ИННА.

Спасительное душевное оцепенение было щитом Инны на всем пути до дому и отпустило ее лишь через пару дней после возвращения. Она произносила на все вопросы краткие положенные ответы, не ревела, не падала в обморок, что-то ела, усаживалась на предоставленное место в автобусе, такси, самолете и только выглядела при том - и была - безучастной ко всему происходящему. Анита объясняла это для всех Инниной усталостью и простудой, и к Инне особо не приставали.

Эта же убитость помогла Инне перенести все последовавшее за надругательством ничтожества Томми Хока. Джанин - прямо там, в коридоре подле двери номера, где Инну ограбили, - уяснила произошедшее, поверив нескольким фразам сбивчивого рассказа потрясенной Инны; Джанин переодела ее в свое; Джанин послала одного из ребят за Анитой; Джанин с Анитой сумели настоять перед администрацией, чтобы номер открыли снаружи, потому что изнутри никто не отвечал на все голоса и колотье в дверь. Томми там не было, не было и рубина, нигде, но лежали одежда и сумочка Инны, и Анита их забрала. И наконец, каким-то чудом удалось замять всю историю, потому что все могло обернуться против Инны, и как бы ей было потом учиться в Камске, после всяких скандальных заголовков в английских газетах.

А наутро, за два часа до отлета, Инне выпала еще и беседа с инспектором Мэррилом. Это был не допрос, и никаких обвинений ей не предъявляли. Просто каким-то образом вчерашнее происшествие все ж таки дошло до полиции, но не оно само по себе послужило причиной визита. Безжизненно ответившая - в присутствии Аниты - на вопросы инспектора Скотланд Ярда Инна и не собиралась его ни о чем спрашивать, но Мэррил поинтересовался сам:

- Мисс Калугина, а вам известно о нападении на мистера Хока около получаса спустя после... - он споткнулся - после вашего расставания?

- Нет, - помотала она головой, - не известно.

- Он встречался с друзьями в одном из элитных клубов. Какая-то женщина ударом свалила его на пол, залезла к нему в карман, забрала что-то и ушла среди всеобщего замешательства. Никто даже не пытался ее задержать - все как остолбенели.

- Вы подозреваете Инну? - вскинулась Анита.

Инспектор слабо улыбнулся.

- О нет, мисс Анита. Ваша подруга была в это время не так уж близко и вряд ли могла знать, где находится Томми Хок. Полагаю, ей было бы трудно даже направить туда кого-нибудь. Но, возможно, мисс Инна могла бы помочь нам в расследовании. Как будто бы вы упомянули, что у вас похитили какую-то ценную вещь? Имейте в виду, я спрашиваю неофициально, - успокоительно прибавил Мэррил.

- Камень, - подумав немного, отвечала Инна. Она не упоминала про Соллу, сказала только, что произошла ссора, и Томми ее выставил за дверь, но теперь не стала спорить с Мэррилом. - Это был рубин. Очень большой.

- На сколько карат?

- Я в этом не понимаю. Вот такой, - Инна согнула пальцы, показывая размер.

Мэррил похмыкал.

- А как выглядела эта напавшая женщина? - спросила Анита.

Инспектор кивнул.

- Высокая. Огненно-рыжие волосы. Очевидцы утверждают даже, что они как будто горели огнем. Вы ее знаете? - проницательно осведомился он, переводя взгляд с Инны на Аниту и обратно.

- Это Найра, - безразлично отвечала Инна, оставляя без внимания предостерегающие знаки Аниты.

- Кто она?

- Если я скажу, что это существо с нечеловеческими качествами из другого мира, вы мне поверите? - произнесла Инна с мертвецким спокойствием.

- Ну что ж, я вас понял, - вздохнув, инспектор Мэррил поднялся с кресла. - Желаю вам благополучно долететь домой.

- Спасибо, - поблагодарила Анита. - А что с этим подонком?

- Вы про Томми Хока? Ну, он знать ничего не знает. Мисс Инну он никогда не видел, эту вашу Найру тоже, никакого камня у него не похищали, он, само собой, тоже... Предполагает, что это выходка какой-нибудь из безумных поклонниц и настаивает, чтобы не проводили расследования. Вид у мерзавца бледный.

На это Инна никак не отреагировала - ей не было дела до обстоятельств Томми Хока. Все равно. И к тому же, уже пора было в аэропорт. А потом, весь путь до Камска, до дому, ей даже в голову ни разу не пришло позвонить в золотой колокольчик и поговорить с Антонином. О чем? Все пропало, Инна знала это и без разговоров и не сомневалась, что в Тапатаке тоже обо всем уже известно. Но и это ей было все равно - и когда Анита осторожно попробовала заговорить с ней о Найре, - что, можеть быть, она спасла камень и... - но Инна лишь отстраняюще помотала головой: не хочу, оставим это.

И лишь на третий день по возвращении наркоз ледяного отчаяния отступил, и пришла боль непоправимого горя. Сутки Инна провела в настоящей горячке, с температурой, с бредом, с вызванным Анитой врачом - а потом боль уже обернулась в болезнь, и Инна начала от нее поправляться. Через четыре дня она проснулась среди ночи, ослабевшая телесно, но с неожиданно вернувшейся ясностью и решимостью. Нет, неправильно! Она не может, не должна вот так просто ломаться! Она не та глупенькая мамина дочка, что не так давно приехала в Камск учиться на филолога! И где ее бурный характер? И разве не она семь ночей билась с восьмисотлетним проклятием целого народа - и победила же! Она маг, ведьма! Да пусть она все та же мамина хрупенькая Инночка, она и тогда не сдастся!..

Инна соскочила с постели и подбежала к окну. Шел снег, тихий, сквозь облака просвечивала луна - самая пора для путешествия. "Я виновата, - сказала себе Инна, - но я должна хотя бы рассказать все как было". Она еще на миг поколебалась - не позвонить ли в колокольчик? - но раздумала, не решилась. Все-таки лучше сперва повидать девочек - Дору, Инессу... Антонин мог бы и сам придти - и ведь не приходит... Ну пусть, она сама! В Тапатаку!

В сорочке, как была - одеться потом, успеется, возьмет платье у Доры - Инна привычно выскользнула из окна на снежные ступеньки и побежала по небу. С полдороги она почувствовала, что в этот раз что-то не так - и поняла: она не видела в снегопаде Кинна Гамма, хотя встречала его в каждое свое путешествие. А затем она заметила, что и ступеньки не те. Какие-то темные, будто не снежные. А приблизившись к воротам, Инна обнаружила, что и они переменились. Ворота были не серебряными - вообще не металлическими, какими-то костяными на ощупь и без всякого лунного сияния от них. И - они не отворились.

С похолодевшим сердцем Инна попыталась открыть их снова, но нет. Она постучала. Сильнее. Еще. Она позвала Дору. Она попробовала поговорить с воротами.

Безуспешно.

Тогда Инна прибегла к последнему средству: позвонила в золотой колокольчик. Динь-динь-динь! Уже отбросив стеснительность, она трясла его изо всей силы минут пять. Антонин не отозвался. С опущенной головой, с наморщенным лбом Инна стояла перед запертыми воротами и медленно прозревала горькую правду: Тапатака от нее закрылась. Конец. Она больше не ведьма.

Нет, не совсем так, - поняла Инна подумав еще. Может, и ведьма, но - не для Тапатаки. Ей больше не стелили под ноги снежную дорожку. Ее не приветствовал из неба маэстро снегосложения Кинн Гамм. Да и дорожка в небе вела, похоже, совсем к другим воротам. Не Тапатакским.

В один миг Инна перенеслась к себе, и уже там - впервые за эти дни бед и потерь - заплакала, сначала тихонько, а потом всласть.

- Дура же я, дура! Вот дура!.. Так мне и надо, ду... у-у-у!..

Звонок, прозвучавший посреди этих камских страданий, показался Инне чем-то вроде сирены на спящем корабле. "Анита", - подумала она, немного посветлев, и пошла открывать. Но за дверью была... баба Варя.

- Ну конечно, ревет белугой, - проворчала старуха, приветствуя Инну на свой манер, и вошла не спрашивая приглашения. - Заходи, - бросила ворожея кому-то позади, и следом в прихожую шагнул... психотерапевт Темкин.

- Доброй ночи, Инна... - Темкин, очевидно, хотел прибавить и отчество, но не смог вспомнить и запнулся.

Зато Инна вспомнила:

- Здравствуйте, Аркадий Петрович. Проходите, я сейчас... - она шмыгнула носом, - я... - новый всхлип - ...чайник поставлю... - и перестав сдерживаться, она припала к широкой груди бабы Вари и с облегчением разрыдалась в ее шубу.

- Ну, ну... Напортачила, ясное дело, дитё неразумное... Ну, пореви... ангел ты наш падший, дурка-дурочка... Что, уже ходила, небось, в свою Тапатаку?

- Ходила-а-а... - вперемежку со всхлипами отвечала Инна.

- Ну и что - не пускают?

- Не-е... не пуска-а-а-ю-у-ут!..

- Ну все, вытри сопли! - распорядилась ворожея. - Выплакалась уже, хватит. Аркаша, сходи-ка на кухоньку, разлей-ка там... на-ка термос-то...

Темкин послушно отбыл на кухню, а баба Варя растолковала:

- Из наших он. Ты думала, это ты ему мозги задурила, а наоборот было.

- Да? - подолом рубашки отирая слезы отозвалась Инна со слабым интересом. - Он что, будет мне реабилитацию делать?

- Рееби... - наморщила лоб в комическом усилии баба Варя. - Слова-то какие выучила... - и она засмеялась - сперва тихонько, а потом и не стесняя себя. - Аркадий! - окликнула она Темкина, звенящего посудой на Инниной кухне. - Тут девушка спрашивает, ты ей рееблитацЕю будешь делать?

- Обязательно, - отозвался Темкин, выходя из кухни с подносом, а на нем стояли кружки с каким-то духовитым питьем. - С реабилитации и начнем. Пейте, Инна, тут травки хорошие, бабы Вари сбор.

Они все пригубили этого баб-Вариного травника, действительно, какого-то необыкновенного вкуса, и когда Инна допила свою кружку, то сразу ощутила перемену настроения - она успокоилась и одновременно внутренне собралась.

- Ну, рассказывай, девушка, чего ты там наворотила, - велела старая гадалка, и Инна повиновалась.

Она начала с приземления в Англии и завершила историю своей попыткой выбраться в Тапатаку час назад - баба Варя и Темкин слушали, почти не перебивая и лишь потом стали спрашивать разные разности. Поскольку Темкин не задавал вопросов об Инниных прошлых путешествиях к Антонину, Инна поняла, что баба Варя ему уже сама все пересказала - с ней Инна видалась еще до отлета и делилась своими свежими волшебными новостями. Побуждаемая ведуньей и психотерапевтом - хотя, Темкин, надо понимать, и на самом деле был магом, а рекламная маска "ясновидца и экстрасенса" была, выходит, двойной - сразу для легковерных и верующих в науку - итак, побуждаемая старой ведуньей и магом, Инна должна была вспомнить самые разные подробности. И странное дело, память безболезненно возвращала ей все повороты произошедшего, хотя день назад Инне казалось, что она даже мысленно не сможет уже касаться худших событий своей жизни. Но то ли присутствие двоих старших, то ли травки бабы Вари, то ли еще что, а Инна, перебирая свою историю чуть ли не по часам, почувствовала не только какое-то освобождение, но и открыла для себя кое-что не замеченное и неожиданное.

- Морок, морок, - повздыхала баба Варя на догадки Инны. - Ясное дело, заманили тебя - к этому ястребу, стервятнику твоему. А ты уж обрадовалась - везение тебе, как же.

Инна это уже увидела и сама: кому-то, _и_м_, нужен был камень. Зачем? Кому?

- Чужие это, - ворчливо бросила баба Варя. - Не наши. И Тапатаке твоей враги.

Инна и это уже знала внутри себя - более того, она этим же шестым своим ведьмовским чувством различала их - смутно, как бы на расстоянии и одновременно где-то в опасной досягаемости, будто они продолжали незримо витать вокруг - это все очень напоминало те злобные тени, с которыми Инна состязалась в подземелье Кавертона.

- Я тоже полагаю, Инна, что за вами продолжают следить, - подтвердил это Темкин. - И...

- И?

- И это значит, что еще ничего не закончилось, - эти слова Темкин произнес не так чтобы обнадеживающим тоном. - Во-первых, вы, Инна, все еще частично пленены. Можно сказать, недоотколдованы. Остаточно заморочены, иными словами. А во-вторых...

- Айнс, цвай... - передразнила гадалка. - В Тапатаку ей надо, Аркадий, скажи по-простому.

- А туда можно? - встрепенулась Инна.

- Как подпрыгнула-то сразу, а? - промолвила баба Варя, обменявшись с Темкиным улыбкой, и вздохнула. - Даже не знаю, девонька. Беда у твоей Тапатаки.

- Из-за меня? - обмерла Инна. - А что там?.. Баба Варя, скажите!

- Ну, сразу из-за тебя... Там же давно нависало, сама ведь рассказывала.

- А что, что же случилось-то?

Баба Вара повела руками и досадливо отвечала:

- Да не знаем мы. Двери туда не стало. Думаешь, это тебя наказали, чтоб ходу одной тебе не было? Вон из народца маленького тоже хотели да вспотели - как ушли, так вернулись. Не попасть.

- Какого маленького народца? Который у короля Джека? Да? - допытывалась Инна. - Так вы их знаете!

- Да уж сколько лет, - признала баба Варя своим всегдашним ворчливым тоном - будто сердилась на Инну, что та вынуждает ее это открывать. - Ну, не то чтобы им прострел лечить или на балах вместе скакать... Знаем маленько.

- Баба Варя, а что же делать? Как мне... - Инна не договорила и остановилась, решая сама для себя, в чем же теперь ее первая нужда.

- Что - как мне?

- Как мне попасть... - Инна снова запнулась, но тотчас твердо произнесла остальное - ...в Тапатаку?

Она не сказала "к Антонину", потому что про себя Инна уже отказалась от всяких _личных_ намерений насчет Антонина, а помочь чудесной стране было то же самое, что ее принцу, и при том не означало непременных личных встреч и объяснений.

- М-да, - стеснительно кашлянул Темкин, без слов понявший не высказанное. - Видите ли, Инна, прямо в Тапатаку, скорее всего, ходу нет. Провести вас туда у нас не получится.

- А куда полу...

- В Сумерки тебе идти надо, - прежним сердитым голосом сообщила баба Варя. - Оттуда куда угодно дорогу найти можно. Этого... плакальщика-то помнишь? Вот с ним и попробуй.

- Пла... А, Печальника! - сообразила Инна. - Но как к нему попасть? Я же к нему ходила из Тапатаки только.

- А ты хочешь? Прямо сейчас пойдешь? - пронзительно посмотрела на Инну ворожея, но Инна не моргнув выдержала этот сумасшедший взгляд.

- Да, пойду.

- Гхм, - вмешался Темкин. - Возможно, Инна еще не совсем готова. Может, отложить на день-два - выспится, соберется с силами? Варвара Зиновьевна?

- Нет! - решительно отказалась Инна. - Ничего, я и так двое суток спала. Сейчас!

Вещая старуха, прищурив правый глаз, оглядела Инну и и кивнула:

- Сейчас. Самое то - вон она в каком порыве. Перебивать не след. Сходи-ка, Аркадий, возьми у меня там из сумки...

Темкин вернулся из прихожей с еще одним термосом, маленьким на сей раз.

- Это для нас с тобой, - объяснила баба Варя. - Провожу тебя. А Аркадий отсюда присмотрит - мало ли чего.

Затем они проделали кое-какую колдовскую процедуру, описывать которую излишне, и после всех слов, действий и отхлебываний из кружки Инна почувствовала привычную уже для себя перемену - через неуловимую для сознания долю мгновения она стояла вместе с бабой Варей в пустом пространстве, том, где и совершаются обычно путешествия из мира в мир.

На этот раз не было ни снежного неба, ни серебряных ступенек - пустота и пустота, и будь Инна одна, она ни за что не нашла бы дорогу не то что в Тею или Сумеречный мир, а в соседнюю комнату. Но баба Варя находилась рядом - и конечно, не в облике старухи-пенсионерки из соседнего дома. Молодая, - пожалуй, не старше Инны, и красивая, как Инесса, Варвара звонко смеялась удивлению Инны - ведь можно ж было заранее догадаться, что не станет ведьма мучить себя земным поношенным телом, а будет какая она есть настоящая.

А потом был полет бок-о-бок через кромешное и приземление. И когда оно произошло, пространство вокруг Инны ощутимо посветлело, хотя очертания вещей, что наполняли его, были смазаны, еле прорисованы - собственно, как это и бывает в сумерках. А уж какие то были Сумерки - Предрассветные или Предзакатные, это уж кому как, смотря по тому, кто к чему стремится и кого на что хватает. А то ведь одни чают быть оттуда к утру, а назад попадают вовсе в глухую ночь, уж таким бы туда лучше и совсем не забредать - но стремление Инны было абсолютным, и ее мысли даже на миг не отвлеклись на этакие тонкости. И то сказать - ей-то терять было нечего, позади нее как раз и была эта самая глухая ночь.

- Ну, сама дальше. Тому не миновать! - прозвучало у Инны за спиной напутствие Варвары, и Инна не оглядываясь почувствовала, что ее спутница удалилась.

И тогда Сумерки объяли Инну со всех сторон. Она пошла наугад, вперед, полагаясь на одно только свое безоглядное желание выбраться к месту. Очень скоро Инна заметила, что идет по тропинке, а по сторонам ее растут деревья - похоже, она попала в лес, - и похоже, тот самый. Да, так - тропинка оказалась правильной и вывела Инну к той самой норе, откуда слышались знакомые сокрушенные вздохи и всхлипы.

- Господин Печальник! - окликнула Инна у входа. - Я к вам, здравствуйте. Можно?

- Бедное дитя... - фигура в белом прошлепала по каменному полу до самого входа, и маг печалей выдвинулся из пещеры навстречу Инне. - Ты пришла... О! Столько горя, бедная девочка...

Рыдая, он обнял ее и принялся сочувственно поглаживать по волосам и спине - и теперь это слезливое соболезнование Инниным горестям не показалось ей чрезмерным и издевательским. Она даже ощутила слабую благодарность, но это к делу не относилось, ведь Инна-то навестила его не с тем, чтобы поплакать. Позволив собирателю вселенских печалей вволю поскорбеть, Инна высвободилась и сообщила:

- У меня для вас есть рассказ. Хотите?

- О да, да... - утерев мокрое от слез лицо рукавом своего балахона, спохватился Печальник. - О, как же неловок я со своим сочувствием, как нечуток!.. Да, бедная моя Инна, пройдем ко мне, ведь я вижу - твое сердце разрывается от горестных вестей, облегчи же его, о!.. Проходи же...

Заботливо поддерживая Инну под локоть, маг Сумерек провел ее вглубь и, не переставая испускать сочувственные вздохи, усадил на табурет. Сам он на протяжении всего Инниного рассказа сидел вполоборота за столом, весь понурившись и полностью уйдя в горестное сопереживание, и лицо его являло собой прямо-таки зеркало тех невеселых чувств, какими отзывалось его сострадательное сердце на невеселую Иннину повесть.

Потом он заплакал - и плакал до тех пор, пока Инне не стало тошно. За это время Печальник успел отскорбеть о бедной доверчивой дитятке, о загубленной красивой любви, о пропавшей невинности, о новой потере Соллы ("какой злой рок преследует этот чудесный камень!.. ну почему, за что!.."), о злосчастной доле принца Антонина, о навек поврежденной карме несчастного Томми Хока - и проч., проч., проч.

- Вы мне поможете попасть в Тею? - спросила Инна, дождавшись, когда этот водопад стенаний пойдет на убыль.

- О, сердце!.. - последовал новый взрыв рыданий. - Тебе мало полученных ран, ты уже открылось для новых... О, это золотое женское сердце!.. - и в Инне невольно отозвалась ее прежняя неприязнь к магу Сумерек.

Впрочем, это нехорошее чувство тотчас отступило, потому что Печальник поднялся-таки из-за стола и проводил Инну все так же под локоть - будто она и идти уже сама не могла от пережитых страданий - и у выхода, сотрясаемый рыданиями, выговорил напутствие:

- Кружным путем, о моя раненная девочка, кружным путем...

- А как это? - Инна отстранилась и теперь пыталась поймать взгляд рыдающего мага. - Куда мне теперь?

- Туда!.. - безвольно махнул рукой Печальник, и ладонь его описала при этом круг, что давало свободу усмотреть это "туда" в любом из возможных направлений - даже вверх или вниз.

- Позволь мне проводить тебя, бедное дитя, - и Печальник проковылял с ней несколько шагов по тропинке, что вела, как показалась Инне, точно в ту сторону, откуда Инна пришла. - Сердцем... - он скорбно вздохнул - ...этим исстрадавшимся сердцем, о многострадальная девочка... - и Печальник стукнул в свою грудь - ...я всегда буду хранить твои печали!.. Я буду рыдать о тебе целый год... О, как я буду рыдать!.. Иди же, бедная Инна, я чувствую, мы вряд ли увидимся вновь...

Инна не хотела, было совсем некстати, но при последнем взгляде на сумеречного мага она испытала какое-то зыбкое омерзение. Она не удержалась:

- Печальник, - вкрадчиво произнесла Инна, - а тебе не противно вот так подбирать чужие чувства, как собаке объедки? Да еще и тосковать по чужим несчастьям, а то ведь иначе и с голоду помереть можно?

- О! - вздох-всхлип Печальника содержал, почудилось Инне, не так горе или обиду, как скрытое восхищение. - О да, да!.. как это верно подмечено, милая Инна!.. Как это беспросветно скверно!.. Как постыдна судьба моя!.. Как безысходно, как горестно мое положение... Теперь... - проговорил Печальник, сгибаясь в рыданиях, - теперь, когда мне не останется иных вестей, я буду оплакивать свою жалкую, недостойную участь, о горе мне! - и в его голосе уже явственно послышалась благодарность. - Иди же, безвинно оскорбленное дитя, я сделаю тебе за это еще один подарок... О, как жалок, как непригляден я сам!.. Как унизительно и трагично попечение мое...

И Печальник повернул прочь к своей обители страданий, громко стеная на свежую тему. А Инна - что еще оставалось - пошла в беспросветных и бескрайних Сумерках по той же тропке, уповая, что выведет

же она хотя бы

куда-нибудь.

- Куда

он нас ведет,

как ты думаешь? - спросил запыхавшийся Туан, меж тем как они с Аглаей со всех ног поспешали за Вайкой по всем этим катакомбам и лестницам куда-то то вверх, то вниз.

- К Юме, конечно! Ты сомневаешься?

- Ну почему, я тоже так думаю, но тебе не кажется знакомым это место?

- О чем ты, Туан? - бросила на ходу Аглая, несколько сердитая, оттого что паж отвлекается на какие-то пустяки.

- Ну, вот тот коридор, из которого мы только что повернули - по-моему, это тот же, что во дворце Антонина. Я узнал там каждую дверь.

- Да? - Аглая задержала шаг. - А! Соня с Юмой это рассказывали! Значит, мы во дворце Северина в старой Тапатаке.

- Я к этому и вел, - хмуро согласился Туан и ничего больше не прибавил. Он не стал пугать Аглаю своими мыслями - а про себя паж уже успел обдумать многое - и то, что Юма, возможно, захвачена Северином - ведь торопится же отчего-то Вайка, и знать, есть причина, - и то, что им бы тоже надо посторожиться, а то и они могут угодить в какую-нибудь западню. Но зверек Юмы не давал им времени красться и таиться, он с поразительной для его маленького тела быстротой летел вперед, и лишь кое-где на поворотах задерживался и поджидал людей, нетерпеливо пощелкивая и призывая не мешкать.

Наконец, они спустились в коридор в дальнем углу дворца, где Туан даже ни разу не бывал, и в этом подземелье Вайка метнулся в какую-то нишу и пропал из виду. Туан и Аглая заметили полоску света на полу, а подойдя ближе, услышали голос Юмы, разговаривающей с кем-то - очевидно, была приоткрыта дверь и туда-то и нырнул Вайка. Не сговариваясь, они подбежали ближе и, заглянув в щель, увидели к собственному изумлению целую-невредимую Юму, занятую чем-то непонятным: вместе с каким-то странным человеком с рогом на лбу она расхаживала от стены к стене, перебирала руками, нагибалась, распутывала на полу что-то не различимое - это выглядело так, будто они вдвоем растягивали какие-то невидимые шнуры или сеть. Вайка насмешливо щелкнул детям из ниши в стене, где неярко горела лампа.

- Ну, наконец-то! Где вы там потерялись? - недовольным голосом приветствовала их Юма, деловито продолжая свое непонятное занятие - как будто она тут назначила Туану с Аглаей встречу, а они опоздали.

- Мы? - переспросил Туан. - Мы потерялись? По-моему, это ты ускакала невесть куда! Даже не предупредила никого!

- Юма, что ты здесь делаешь? - любопытство Аглаи пересилило недавнюю обиду, и она не стала ввязываться в пререкания.

- Помогаю ставить сеть, - отвечала Юма, по-прежнему не отвлекаясь от своего занятия. - Ну, я уже не нужна, да?

- Угу, - промычал старичок, столь же сосредоточенно копошась в чем-то невидимом. - Иди-иди, я справлюсь.

- Пошли скорее! - и Юма побежала к выходу, увлекая за собой своих друзей.

- Юма, объясни же нам!.. - возмущенно загалдели они, следуя за бегущей Юмой по коридору.

- Потом! У нас совсем мало времени, скоро появится Северин! - на ходу отвечала она.

- Куда мы бежим? Что происходит? - так же на бегу допытывалась Аглая.

Юма молча шлепала по ступенькам и, лишь когда они выбежали в коридор неподалеку от Парадной залы, перешла на шаг и пустилась в объяснения:

- Я попалась в паутину. Думала, уже не выбраться. Но Саша меня выручил...

- Погоди, почему Саша? - прервал Туан. - С тобой же был кудесник Тха! - паж Антонина бывал со своим мастером при его встречах и узнал, конечно, того носорогого старика в комнате.

- Ну да, но его послал Саша. То есть, не он сам, а Бог, но это из-за Саши... - последовало совсем невразумительное разъяснение.

- Какой Бог, Юма? Что ты несешь?

- Найрин! Бог из мира Найры! - сердясь отвечала Юма.

- На-айры! - Аглая даже встала на месте от удивления. - Но ведь их же миры в раздоре!

- Я знаю, в этом-то и дело. Тха сказал, что Бог к нему затем и обратился, чтобы с этим покончить.

- Как?

- Не знаю, это не важно. Тха сказал, что вы уже во дворце, и нам надо спешить. Я ждала вас минут двадцать.

- Куда спешить? Домой?

- Нет! - яростно отвергла Юма. - Не сразу! Сначала надо забрать остальные камни!

- Какие камни?

- Соллу!

- Ты ее нашла! - закричал Туан.

- Что ты орешь, с минуту на минуту может появиться Северин!

- А где Солла?

- У Зверя, - отвечала Юма, открывая дверь в Парадную залу и рукой приглашая за собой Аглаю с Туаном.

В этот момент по дворцу пронесся какой-то отдаленный звон и, едва уже различимо, чей-то бешеный гневный вскрик.

- Ага, попался! - торжествующе воскликнула Юма и яростно притопнула ногой о пол.

- Кто?

- Паук, - кратко отвечала Юма и пошла в дальний конец залы, где чернело что-то огромное и куда уже протопал шустрыми лапками Юмин Вайка. - Постойте пока здесь, - обронила она на ходу.

Туан и Аглая, вставшие близ площадки с троном, только теперь могли разглядеть, что у противоположной стены действительно лежит черной горой какой-то Зверь. Они поняли уже, что это тот самый, Зверь Северина, и теперь не верили своим глазам, наблюдая, как Юма подходит к нему, гладит огромную морду и начинает о чем-то говорить. До них доносились только некоторые слова. Как будто бы, Юма в чем-то горячо убеждала в Зверя - а у того только загадочно мелькали искры в бездонных глазах. Потом Вайка вскарабкался на плечо Юме и принялся щелкать нос к носу с этой угольной горой, а оттуда, как из огромных мехов, неслись только волны прохладного воздуха.

- Ой, Ритти, спасибо!.. - послышалось наконец. - Умница! - и Юма подбежала к Аглае с Туаном.

- Юма... Зверь... тебя... слушается!.. - раздельно, по словам, проговорил обалдевший Туан. - Без ключа!.. Без...

- И ты нам ничего не говорила! - это уже воскликнула Аглая. - Даже Инессе!..

- Я не могла! И он не слушается, мы с ним просто дружим, - возразила Юма. Она вынула из кожаного мешочка два камня, и дети ахнули - это чудо Тапатаки они видели впервые. Юма протянула каждому по рубину, и Аглая с Туаном принялись их разглядывать, оба совершенно зачарованные.

- Теперь самое-самое важное, - заговорила Юма каким-то проникновенным голосом. - Аглая! Туан! Вам надо это сделать обязательно, слышите? Иначе все пропало!

- Что? - дети насилу могли оторваться от любования Соллой. - Что сделать?

- Вы оба должны отдать камни - слышите? - оба, каждый должен свой камень отдать. Туан, ты помнишь, как ты меня потерял на Рыжухе?

- Ну?

- Тебе надо придти на то место, где ты меня снова нашел. Там, недалеко, на камнях лежит раненная Птица. Она большая, и ты ее узнаешь. Она больше Зверя, и у нее голова выставляется из-за склона скалы.

- И что?

- Туан! Ты должен отдать ей Соллу!

- Как отдать?!. Ты что, с ума сошла? - Туан даже отодвинулся от Юмы. - Это же камень Антонина!

- Да, отдать! - с жаром отчаянья повторила Юма. - Ты должен взять рубин и вложить Птице в клюв. Я не могу этого объяснить, Туан! Так н_а_д_о!

- Да почему?

- Потому что у нас в Тапатаке большая беда! Потому что... - Юма вздохнула и продолжала с какой-то покоряющей убежденностью - ...потому что так велит Солла! Ну, смотрите же! Вот сейчас, если я говорю правильно, пусть камень загорится, трижды! Солла, скажи им!

В замешательстве Туан и Аглая переводили глаза с рубинов на Юму и обратно. Они не то что не верили Юме, они просто ничего не могли понять. И вдруг - оба камня сильно сверкнули.

- Раз... Должно было быть трижды, - проворчал Туан. Он уже поддался - а может быть, что-то незримое из волшебного рубина проникло через ладонь ему внутрь.

- Аглая! - Юма крепко-крепко обняла девочку и отступила. - А ты, пожалуйста, ну пожалуйста, отдай камень Чке. Отдай рубин и вынеси ее из дома, пусть улетает.

- Что ты говоришь, Юма? - изумилась Аглая. - Ты что, хочешь, чтобы она его склевала? - Юма закивала, соглашаясь.- Да он же не войдет в нее, в такую кроху!

- Войдет! - жарко настаивала Юма. - Я знаю!

- Юма, а почему ты сама не хочешь это сделать? - спросил насупившийся Туан - он уже кое-что заподозрил.

- Я не могу! Ритти велел, чтобы я осталась.

- Ты что, хочешь, чтобы тебя здесь застукал Северин? - едва не закричала Аглая.

- Да конечно же! - яростно отвечала Юма, тоже чуть не крича. - Ну поймите же, с Тапатакой беда, я видела, и Тха говорил, и До.. Я попробую уговорить Северина, может, он прикажет Ритти, и тот что-то сделает!.. Ну ребята, ну скорее же!

- Ты думаешь, получится? - хмуро спросил Туан. - Уговорить Северина? А если ты не...

- А если не получится, тогда ничего не получится! - Юма едва не плакала. - Обещайте, что все сделаете, Туан, Аглая! Ну кого же мне еще просить!..

- Ну, обещаю, - сказал все еще хмурый Туан, и Аглая следом за ним повторила - произнесла серьезно, по-взрослому, как она отвечала на просьбы Инессы: - Да, Юма, я все сделаю.

- Только я не уверен, что мы сможем найти дорогу домой, - добавил паж Антонина.

Невероятно, но впервые за все это время Юма засмеялась - тихонько и с облегчением:

- Конечно, не найдете! Солла вас сама доставит на место.

И Юма велела им сжать свои камни обеими ладонями, представить, куда они должны попасть, и просить рубин, чтобы он их перенес. Туан и Аглая стояли зажмурясь, прилежно представляя каждый свое и беззвучно шевеля губами в мысленном обращении к Солле. Они исполняли все, как было сказано, и очень старались - и все равно, оставались, где были.

- У меня ничего не выходит, Юма, - виновато произнес Туан не открывая глаз.

И тут от двери послышался возглас изумленного и рассерженного Северина:

- Дети, что вы здесь делаете! Это снова ты, незваная гостья?

- Ай! - вскрикнула Аглая и разожмурилась вместе с Туаном.

- Зажмурьтесь снова! Скорей! - в отчаянии закричала Юма.

Повинуясь мгновенному озарению, она хлопнула Туана, а следом и Аглаю в спину - той своей _волшебной_ ладошкой, как однажды ее саму - Кинн Гамм, когда ей надо было попасть к завтраку в дом Инессы. От неожиданности оба пошатнулись и, снова ойкнув, невольно разлепили глаза, а Северин с немыслимой быстротой пересек зал, он был уже в полушаге от них, и Юма даже не успела заградить ему путь, но это уже не имело значения, потому что в один миг Туан и Аглая исчезли, только взвизг Аглаи звучал еще в воздухе, а ребят тю-тю, улетели, и Северин с гримасой досады разжал свои кулаки, схватившие пустоту, и грозно повернулся к Юме.

- Ну-ка, объясни, что все это значит! - потребовал хозяин Зверя, надвигаясь на Юму.

Под этим взором, в котором искрилось какое-то ледяное бешенство, Юма непроизвольно попятилась - и продолжала пятиться, пока спиной не уперлась в морду Зверя. Тогда Юма глубоко вздохнула и решила говорить открыто.

- Я пришла забрать Соллу и уговорить тебя помочь Тапатаке, - призналась Юма, выискивая в лице Северина признаки его _настоящих_ мыслей.

Северин холодно рассмеялся:

- А с чего ты взяла, что тебе это удастся? Уверен, ты слыхала, как обо мне думают в твоей стране. Я ведь злодей, не правда ли?

- Нет! - решительно отрицала Юма. - Ты не злодей, ты не тот, кем стараешься казаться! Я вижу, я поняла! Ты выпустил меня в тот раз, и ты скрыл это от предателя Мэйтира, и ты тоже любишь Тапатаку, только неправильно!

Северин таращился на Юму в величайшем изумлении.

- Да, ты умеешь удивить, - признал он наконец своим ровным холодным тоном. - Возможно. Возможно, ты и права кое в чем. Откровенно скажу, мне было бы интересно с тобой побеседовать, что значит "неправильно любишь". Но не сейчас, маленькая ясновидица. Я даже не спрашиваю, как ты узнала про камень. Мне некогда. Так что не трать время на пустые уговоры - я не могу отдать Соллу. Передай мой отказ Антонину. Солла ему все равно уже не поможет.

- Я уже ее забрала, - отважно призналась кроха в лицо Северину.

- Что-что? - и поперхнувшись холодным смешком, Северин отстранил Юму с дороги и метнулся к своему Зверю. Он шарил рукой внутри его пасти, одним глазом косясь на Юму, и недоверчивое выражение его лица менялось на все более ошеломленное и нехорошее.

- Та-ак! - свирепо протянул обокраденный хозяин дворца, а Юма молча показала ему кожаный кошель, где он хранил рубины, и потрясла его - мол, пожалуйста, смотри, я не обманываю, пусто. - Как ты это сделала?!.

- Я брала их по одному и уносила, - рассказала Юма.

- И ты хочешь сказать, что Зверь тебе отдавал?! - изумление Северина было столь велико, что пересиливало его гнев. - Он - отдавал?

Юма кивнула и уточнила:

- Не сразу. По одному.

Северин повернулся к Зверю и вперился в его огромные глаза взглядом, мечущим ледяные молнии.

- Как это могло быть? Как такое могло произойти? - повторял он, спрашивая не то у Зверя, не то сам у себя.

- Мы подружились, - слегка виновато объяснила Юма.

- Зверь, как ты мог меня предать? - твердил Северин, не слушая. Но тут ему вспомнилось другое, и он снова перевел взгляд на Юму: - Но погоди-ка, как же ты могла их уносить по одному, когда я еще вчера проверял рубины! На месте были все пять!

- Да, король Докейта мне говорил, - согласилась Юма тем же тихим и немного виноватым голосом - ей было как-то неловко перед Северином, что он так расстраивается и что она знает то, о чем он не знает. - Он приходил ко мне час назад, подбодрить, когда Мэйтир поймал меня в паутину и запер у тебя в подземелье.

Это было то, о чем Юма не стала рассказывать Туану и Аглае - просто затем, что у нее не было времени. А Докейта успокоил Юму и сказал, что скоро ее вызволит кудесник Тха и что Вайка уже освободился и ведет к ней Аглаю и Туана. И еще он сказал, чтобы она поступила с камнями как собиралась и попробовала образумить Северина. Старый король объяснил свое появление тем, что он, так выразился Докейта, отдал Тапатаке не все долги.

- Король Докейта сказал, что он проглядел раздвоение Мэйтира, - пересказывала Юма. - А Мэйтир тебя обманывает, Северин. Он заметил, что Солла показывает тебе вместо оставшихся двух камней все пять, и скрыл это от тебя. Он хотел сам их присвоить и нарочно поймал меня в паутинный капкан.

- Я знаю про Мэйтира все, - отмахнулся Северин. - Я распознал его безумие еще тогда, до всех этих событий, в отличие от всех этих слепцов в Тапатаке. Я сам дурачу его, будто следую его наставлениям.

- Ничего не все! - возразила Юма. - Ты не знаешь, он затеял избавиться от тебя и завладеть Тапатакой и Зверем! Он давно понял, что ты пытаешься его обманывать.

- Да что ты можешь знать, ты, несмышленыш! - прорезались нотки ярости в холодном голосе Северина. - Это не имеет никакого значения, что там замышляет Мэйтир, твоя Тапатака давно обречена, что бы ни затевал старый безумец и как бы ни бился Антонин! Его Тапатака с самого начала была ловушкой Мэйтира, вот так-то, кроха. А мой веселый братец, это уж само собой, угодил туда как мошка в цветок росянки. Ты надеешься на эти красивые стекляшки, а спасение вот! - Северин указал на своего Зверя. - Я давно просмотрел не одну тысячу мировых отражений, и как бы ни преломлялись линии событий, исход один.

- Ну вот же, я ведь говорила, что тебе все небезразлично! - закричала обрадованная Юма с надеждой в голосе.

- Нет, не безразлично, - помолчав, согласился Северин прежним своим прохладным тоном.

- Значит, ты поможешь Тапатаке?

- Помогу. Я спасу ее - то, что там есть от настоящей Тапатаки. Когда западня Мэйтира захлопнется и туда ринутся тени, чтобы поживиться душами моего народа, я велю Зверю, и он вернет всех назад. Сюда. А сумасшедшему Мэйтиру достанется пустое царство теней, только и там царствовать ему не придется - Зверь скомкает всю эту разгрызенную скорлупу и выкинет на Дно миров вместе с ним. Но, конечно, Антонину уже не бывать королем - ему такая ноша просто не по плечу. Так что напрасно ты доставляла ему Соллу. И вообще, чем хуже, тем лучше. Я преклоняюсь перед упорством теитян, они превзошли сами себя, но видишь сама, Юма, чем раньше они уступят, тем лучше.

- Поэтому ты травил Ритти на Тапатаку? - тихонько спросила Юма.

- Кого? А, ты так называешь Зверя... Да, поэтому. И не зря - сроки уже близки. Взгляни-ка, - повел своим жезлом Северин.

Стена сбоку от Зверя заблестела, как стеклянная, а потом - будто Юма полетела вдруг над Теей - открылся вид на город. И вид этот был необычен, невероятен, ужасен - из Безбрежного озера катилась огромная волна, цунами выше самой высокой башни в Тее, а вернее, как поняла Юма присмотревшись, волна эта не двигалась, а нависала над чудесным городом, дыбилась, силясь обрушить последнюю преграду перед собой - а ее что-то отстраняло, удерживало - и даже издали ощущалось какое-то неимоверное, _последнее_ напряжение, с каким сталкивались здесь сила против силы.

- Эге, - удовлетворенно произнес Северин, оценив положение. - Ну вот, с этой твоей болтовней я едва не проморгал момент. Пора поработать Зверю!

- Что ты хочешь делать? - закричала Юма.

- Нанести завершающий удар, конечно.

- Нет! - она кинулась между ним и Зверем. - Не надо, Северин!

- Я же тебе все объяснил, Юма, - он смотрел куда-то сквозь нее своим ледяным взглядом. - Уйди, девочка, ты заслоняешь мне Зверя. Ты что, не хочешь, чтобы я спас твоих друзей?

Северин уже приготовил свой жезл, тот свой Ключ от Нимрита, которым он повелевал Зверю. Юма бессильно глядела на него сквозь ручьем текущие слезы, отчаявшись переубедить его, он тоже, тоже, как его учитель Мэйтир, был безумен, и тогда - тогда она бросилась к Зверю и стала гладить огромную морду, громко умоляя не слушать Северина.

- Зверь, велю! - прозвучал за ее спиной спокойный и непререкаемый голос.

- Нет! Не слушайся его, умненький Ритти!..

- Зверь, поднимись, вздыбься!.. Велю!

- Ритти, нет!.. Нет!

- Ударь вместе с той волной и сломи защиту ложной Тапатаки!..

- Помоги им и прогони эту волну!.. - Юма, сорвав голос, уже не кричала, а шептала, повернув лицо вверх и вправо, туда, где высилось над ней мохнатое угольное ухо. - Пожалуйста, послушай меня, миленький Ритти!

- Чего ты ждешь? - и в ледяном голосе за спиной Юмы послышалось раздражение и испуг, будто что-то треснуло в этом космическом льде. - А ну-ка, девчонка, поди прочь, ты мне мешаешь!

Припавшая к морде Зверя Юма ощутила на своем плече крепкую ладонь Северина и что было сил вцепилась в шерсть Зверя.

- М-м-м... До чего же ты довел себя своим чистоплюйством, Северин! - раздался в этот миг насмешливый голос Мэйтира. - Похоже, ты и над Зверем уже потерял власть. Какая-то малявка управляется с ним лучше тебя, и ведь без Ключа, э?

Выпустив плечо Юмы, мятежный принц Тапатаки резко обернулся. Мэйтир ехидненько посмеивался в нескольких шагах.

- Так значит, выкинуть старого умалишенного учителя на Дно миров как смятую скорлупу - это ты задумывал... э-э-э... когда клялся мне в верности и послушании, а, Северин?

- Ты ведь собирался быть там, Мэйтир! - Северин качнул головой в сторону стены, где виднелась Тапатака. - Зачем ты...

- Зачем! - передразнил Мэйтир. - Не зачем, а как - как я выбрался из капкана, это ведь ты хочешь спросить, м-м?

Учитель Северина похихикал и продолжал:

- Просто поражаюсь, неужели ты всерьез надеялся удержать меня в той никудышненькой западне? Тебе удалось меня удивить, уж такой-то глупости я от тебя не ждал. Впрочем, я и правда сперва попался.

- Я не ставил капкана на тебя, Мэйтир, - холодно бросил пришедший в себя Северин.

- Ну, не она же! - ухмыльнулся старый маг. - А знаешь что, я согласен с твоим планом. Пусть все так и будет... э-э-э... брось-ка Зверя на Тапатаку и посмотрим, как тебе удастся _спасти_, что там есть _настоящего_. Представь себе - я не возражаю. Что ты застыл? Разучился управляться с Ключом? Тогда дай его мне.

- Прочь! - отступил Северин.

- Тогда начинай, ну же! А, понимаю... Ты же не можешь обидеть махонькую дитятку... м-да... Ну, так я сам, м-м-м?

- Опомнись, Мэйтир! Это же ребенок!

- Долой, не мешай мне!

В двух шагах позади решалась судьба Юмы, но она не слушала больше пререкания этих двух предателей. Юма снова припала к Ритти и стала просить его помочь Тее и Тапатаке - милой Инессочке, девочкам, Туану, Кинну Гамму, принцу Антонину и всем-всем, она только не загадывала, что именно он должен сделать, потому что сама этого не знала.

А за спиной ее вдруг послышались звуки какой-то возни и стычки - и вдруг, вдруг раздался неимоверный грохот, и весь дворец вместе с Юмой, Ритти, этим двумя за спиной тряхнуло так, что все повалились на пол, а ту стеклянную стену с Тапатакой заволокло какими-то серыми полосами. Юма с трудом поднялась на ноги - пол так и ходил ходуном, и в этот миг ей на плечо откуда-то спрыгнул Вайка. "Надо уходить", - прозвучал у нее в ушах его голос. Юма огляделась. В стороне от нее озирался сидя на полу бледный Мэйтир, а пошатывающийся Северин с искаженным лицом пробовал что-то приказать Зверю, вращая в воздухе своим жезлом-ключом - и в сердцах отбросил его.

- Нет, Вайка, мы должны забрать Ритти, - возразила Юма - и позвала Зверя: - Ритти, пойдем!

В громадных глазищах промерцало что-то, и Юма услышала внутри: "Нет. Без него? Иди одна". Юма все поняла - Зверь не хочет оставлять Северина. А меж тем стена с видом на Тапатаку очистилась от серых полос, и зеркало Антонина снова отобразило Тею. Но отображение было иным - за стеклом представал лишь один залов дворца Антонина, а не вся столица с высоты птичьего полета. В этом зале собрался совет - принц Антонин, Инесса, Мэйтир, Дора, генерал Сильва и прочие из круга Антонина. Почему-то собравшиеся не были особенно удручены бедственным положением волшебной страны - напротив, они, похоже, праздновали что-то: стол ломился от напитков и яств, лица всех были оживлены и веселы, а еще - еще была какая-то гибельная перемена во всех них и во всем этом кусочке Тапатаки, как будто оттуда было вынуто нечто невидимое и неосязаемое, но отличительно значимое, как зрачок в глазу, без которого и глаз уже не глаз, а что-то слепое.

- Ты опоздал, Северин, - хрипло произнес Мэйтир.

- Молчи, упырь! - зло бросил Северин, потрясенно всматриваясь в картину. - Ты-то что выиграл, безумец?

Ужаснувшаяся Юма промедлила лишь несколько мгновений. Что бы ни стряслось, ей все равно надо было туда, домой, скорей! И она побежала прочь из этого несчастного зала с его несчастными хозяевами. А пол меж тем по-прежнему так и трясся, и грохот раскатывался по

дворцу вновь и

вновь.

Грохот

раздался такой, будто

в соседней комнате кто-то пытался проломить стену, и отвечающий на вопрос англичанки Усихин замер с открытым ртом, а кое-кто из девчонок ойкнул от неожиданности. Все уставились на стену, а нахмурившаяся Нинель Петровна начала по-английски просьбу сходить и посмотреть, что там "happeni...", как вдруг из стены действительно посыпались кирпичи, и вся группа повскакала с мест и с криками кинулась к задней стене. Последовала еще пара могучих ударов, на пол рухнуло буквально полстены, и в проломе с мечом в руке показался усыпанный штукатуркой и осколками камня... Ингорд.

- Ингорд! - от безумной радости у Инна голова пошла кругом. - Ингорд!..

Она уже стояла возле него и бросилась бы ему на грудь, не разделяй их остатки кирпичной кладки.

- Пойдемте, Инна, - рыцарь протянул ей руку, помогая перебраться через брешь. - Надо уйти, пока они не опомнились.

Инна перебралась на ту сторону и быстро поцеловала Ингорда в щеку. Затем они поспешили прочь, и Инна не стала оглядываться - это было незачем, в тот самый миг, когда она перелезла через пролом, она все уже осознала. Голова у нее теперь не кружилась - наоборот, голову ей закружили - заморочили - раньше, когда она с какого-то поворота тропинки в Сумерках внезапно оказалась дома, опять в своей квартире. Тогда Инна подумала, что ее поиски провалились, и баба Варя успокаивала ее, что ничего еще не потеряно, они попробуют все сызнова, а пока надо жить как раньше и готовиться к новым попыткам. Невероятно, но Инна вновь попалась, поверила во все это, и вот уже два дня - то есть, это так ей казалось - она снова ходила на занятия, как былая прилежная студентка Инна Калугина. И лишь миг назад наваждение рухнуло: она была не на уроке английского и не в Камске - все это время она находилась в плену теней, в мире Гункара, да еще не просто в плену их морока, а в самой настоящей тюрьме - и эту-то стену и пробил ее безупречный Ингорд, чтобы вызволить свою даму.

Они спешили прочь от того пролома по какому-то мощеному двору, а в воздухе уже шевелились - сзади, по сторонам, а вскоре уже сверху и спереди проклятые тени, и Ингорд остановился, оценивая ситуацию:

- Куда будет лучше, Инна, как вы полагаете? - рыцарь имел в виду, через какую дверь им лучше исчезнуть.

- Назад, в Сумерки! - и Инна сама взяла его за руку, и сделала вместе с Ингордом всего только шаг, но не вправо, не вперед, даже не вверх, а _туда_, в то волшебное _туда_, в которое легче шагнуть, чем объяснить, как это проделать.

А через неуловимую долю времени они уже стояли на тропинке Сумеречного леса, по которой Инна попала к Печальнику.

- Пока что мы в безопасности, - заключил Ингорд, послушав звуки окружающего их лесного сумрака. - Мне отвести вас домой, Инна?

- Нет. Мне надо быть в Тапатаке.

- Госпожа, я не уверен, что смогу помочь вам в этом, - отвечал Ингорд своим обычным ровным и теплым тоном, и лишь еле различимая горчинка - а может, это была печаль - почудилась Инне в его словах.

- Ингорд, - она смотрела ему прямо в глаза, - тогда произошла ужасная ошибка. Я не разглядела врага. Я прошу вашего прощения, рыцарь Ингорд.

- Нет, это я виноват, - твердо возразил Ингорд. - Я не должен был оставлять вас с ним. Я полагал, вы понимаете, с кем имеете дело. Моя ошибка.

- Вы все знаете?

- Я знаю, что я ваш рыцарь, Инна. И что с вами подло обошлись. А рубин не попал к Антонину. Остальное уже не моя часть.

- Кажется, рубин захватила Найра. Отобрала у... того.

Ингорд покачал головой:

- Северину его она не передавала. Насколько я знаю. Так куда же мне проводить вас?

- В Тапатаку, - неколебимо повторила Инна.

- Я могу только попытаться, но не обещать, Инна, - предостерег Ингорд. - Я туда вернуться _могу_ - с вами все иначе, ваше возвращение - не в Тапатаку.

И более уже не тратя слов, Ингорд направился по тропе, стараясь держаться бок-о-бок с Инной. Когда они в третий раз вернулись на старое место - то, где они первоначально находились, Инна поняла, что Ингорд не упрямится и что дело здесь не в ее - так это про себя определила Инна - непрощенности Тапатакой. За всем угадывалась чья-то рука - и Инна была в неуверенности, вражеская ли она, потому что ведьмовское чутье подсказывало ей о присутствии каких-то самых разных сил.

- А может, нам пойти в другом направлении?

- То есть, к берлоге Печальника? Что ж... - согласился Ингорд.

Они заплутали и на этот раз и вместо пещеры Печальника попали уже вовсе в какие-то дебри. Но по крайней мере, тут они раньше не проходили и сейчас хотя бы не кружили на месте. И наконец, они вывернули к какой-то развилке - и - Инна по-девчоночьи взвизгнула от радости: на тропинке вальяжно разлегся тигр, умудрившись даже в этих бепросветных сумерках казаться полосатым и рыжим. Он даже как-то неярко светился.

- Бенга! - Инна кинулась к нему бегом.

Тигр, равнодушно зевнув на эти восторги, поднялся с места и уклоняясь от телячьих нежностей потрусил прочь по одной из дорожек.

- За ним, он показывает!

Ингорд молча кивнул, и они прибавили ходу. А Бенга исчез у самой кромки Сумерек, но вывел он их не к рассветной, а к закатной кромке Тапатаки - а если уж называть все своими именами, то вокруг была темнющая ночь. Однако, не беспросветная - не так далеко было зажжено множество огней, образующих даже некую праздничную иллюминацию.

- Не понимаю, - произнес Ингорд, - почему праздник? Когда я уходил... - и он пожал плечами.

- Где мы?

- По-моему, близ дворца Антонина, - определил Ингорд, приглядевшись к освещенным фонарями кусочкам здания.

- Но это же замечательно! - обрадовалась Инна. - В прошлый раз тропинка из Сумерек выводила к старой крепости, сколько бы нам пришлось оттуда идти!

Ингорд неожиданно застыл на месте и к чему-то прислушался.

- Не очень-то замечательно, - спокойно возразил он. - Нас как-то выследили. Похоже, за нами гонятся тени. Скорей!

Они бегом бросились по дорожкам дворцового сада. Уже у самого входа Инна не оглядываясь почувствовала погоню - по какому-то особому не то шороху, не то просто подрагиванию воздуха. Они уже чуть ли не липли к ней, появляясь ниоткуда, эти проклятые тени.

Ингорд одной рукой схватил Инну за талию, приподнял и с ней вместе сделал три невероятных прыжка, доставив ее прямиком к двери.

- Это порог, - показал Ингорд на дверь. - Войти они могут только здесь. Я удержу их; идите, Инна.

В долю мгновения в голове Инны промелькнуло десяток мыслей и разных вопросов. Почему Ингорд не хочет позвать на подмогу теитян? Почему он не опасается, что тени последуют за ней через другой вход или окна? Зачем... Но Ингорд, угадав ее сомнения, поторопил:

- Не мешкайте, госпожа. Я не знаю, что там за дверью, но мы вышли сюда по нити судьбы. Тени нам хотят помешать, значит, это правильное место.

Ответив - и простившись - кивком, Инна вошла в двери, краем глаза заметив, как одна из теней попыталась проскользнуть за ней следом - и шмякнулась на пол как лопнувший шарик, перехваченная молниеносным выпадом Ингорда.

Внутри дворца, в отличие от веселенького освещения снаружи, было довольно темно. Инна не знала, пользуются ли теитяне электричеством, - вряд ли, конечно, в волшебной-то стране, но с чем-чем, а перебоев со _светом_ она в Тее не замечала. Теперь же Инна пробиралась по коридорам в полумраке и даже не была уверена, в том ли она дворце - и в той ли стране. Тем удивительней было откуда-то возникшее чувство, что она здесь уже когда-то бывала - по крайней мере, она не колебалась, куда ей нужно идти. Уверенно сделав несколько поворотов и миновав множество лестниц и дверей, Инна наконец толкнула _те_.

Она попала на место: в не слишком большой зале располагался за пиршественным столом круг Антонина - его ближние дамы и рыцари, феи и маги. Галдеж стоял совсем не теитянский - да и дух царил заурядной людской попойки, может, и не свинской, но уж и не рыцарско-волшебной: лица всех были красны, голоса громки, глаза блестели как-то нездорово и тускло, речи перебивали одна другую, блюда развалены в беспорядке, вино пролито, кто-то икал...

Откинутые Инной створки двери громко состукали о стены, и ее появление заметили. Голоса на миг притихли, а навстречу Инне поднялся, оторвавшись от долгого поцелуя с Инессой, пьяно пошатывающийся Антонин.

- А, наконец-то! - он устремился к ней с бокалом в руке, плеща вином на пол. - А мы-то все ждем... Отпразднуем гибель богов! Штрафную даме!

- Штрафную! - разноголосо подхватил стол.

Вот оно что - поняла Инна. Они, выходят, устроили тут пир во время чумы. Встречают падение Тапатаки с бокалом вина в руке. И это ее Антонин, это недосягаемо безупречная Инесса? неукротимый воин Сильва? божественный вершитель снегопада Кинн Гамм? образец вкуса и утонченности страж ворот Дора? Боже, какая мерзость!.. А Ингорд сражается там у входа!.. Инна ощутила позыв всесокрушающего бешенства.

- Итак, плод лозы... - тут Антонин икнул и с изумлением уставился на Инну. Он - _не узнавал ее_(!!!). - Прошу прощения, лунноликая, я что-то не могу припомнить... Каким ветром занесло на наш пир прекрасную незнакомку?

Это послужило последней каплей. Он уже и вспомнить ее не может! Дальше произошло то, на что Инна никогда не полагала себя способной. Все досады, слезы, потери, весь невыплеснутый гнев, все неотомщеные обиды - все это собралось в один поток и устремилось наружу в блистательной и несокрушимой ярости.

- Кто я? А вот кто ты, принц Антонин, чтобы в такой час превращаться в пьяного идиота!?. Кто ты, фея Инесса...

И началось. Она швырнула чашу с вином ему в лицо, она дала пощечину Инессе, она пнула в пах подвернувшегося под руку - под ногу - богатыря Датту, она - это она-то, хрупенькая и маленькая! - опрокинула на пол их поганый стол и принялась забрасывать всех блюдами и кубками. Инна гоняла их по залу как стадо поросят - и поразительно, никто из этой орды могучих магов и воинов даже не пытался противиться и защищаться, настолько, очевидно, всех закружила и подавила ее ярость. Она исколошматила Антонина, выбила несколько окон, сломала с десяток стульев - и наконец, - наконец, наконец, наконец, что-то сдвинулось, что-то _настоящее_ проникло в этот кошмарный сон, и цвета его неуловимо, но неоспоримо посветлели. В изумленном лице Антонина, обращенном к ней, появилось что-то осмысленное, может, он и не вспомнил ее, но стал, кажется, самим собой - Антонином, принцем Тапатаки, а не этим... не пьяной издевкой над ним.

Он дружески взял ее под руку и отвел в сторону, не обращая внимания на прочих.

- Я полагаю, настало время для спокойной беседы. Возможно, вам лучше объяснить, что здесь происходит, вы согласны?

- О, я-то согласна! - она перевела дух, чуть подумала и представилась: - Меня зовут Инна.

- Инна, - Антонин помолчал вспоминая. - Мы знакомы?

- О, еще бы, - и Инна кое-что рассказала о себе. Она уже все поняла. Она вспомнила _уже сказанное_ - и повторила это по возможности точно.

- Так что, принц Антонин, - закончила она, - настоятельно приглашаю вас заглянуть ко мне в Камск. Отказ не принимается, - королевским тоном добавила она и стрельнула глазом ему в лицо.

Антонин отвечал серьезным кивком.

- М-м, - небрежно молвила Инна. - Да, вот еще что. Разрешаю вам немного у меня пошалить, слегка позвенеть посудой, к примеру. Считайте, что это будет моей проверкой.

- Проверкой на что?

- На Тошку, - кратко отвечала она, злорадно наблюдая, как его лицо принимает озадаченный вид.

- Что-то я еще хотела сказать... - присовокупила Инна после всего тем же небрежно-светским тоном. - Ах, ну да! про Соллу.

- Соллу?

- Да, Соллу. Я помогу вам вернуть камень. Даже чуть более, чем вернуть, - и Инна загадочно улыбнулась. Ее обещание не было ложным - полная истина открылась ей буквально при этих самых словах. Вот именно, даже чуть больше, чем вернуть: обрести Соллу. Так же, как миг назад Инна обрела самое себя.

Ей оставалось только попрощаться с Ингордом. Когда Инна стала открывать дверь, которой вошла во дворец, то могла сдвинуть створку лишь с усилием. Причина стала ей понятна, едва она выбралась наружу: у дверей, упершись в них спиной, сидел на корточках Ингорд с выставленным перед собой мечом. Глаза его были закрыты, а перед ним была целая гора самых разных существ и чудовищ - сраженные им тени, по смерти обретшие плоть.

Да, это было достойно алой розы - собственно, Инна даже не представляла, _насколько_ достойно: она видела его подвиг, но не могла его вполне оценить, иначе знала бы, что эта битва превосходила все мыслимое, ведь убить тень не в пример труднее, чем обычное существо.

Но дама Ингорда знала другое, что было важней и этого.

- Нет, рыцарь Ингорд, - твердо выговорила всемогущая Инна, а она и была в ту минуту такой, - нет и нет. Возможно, я поторопилась с желтой розой, но не с черной и алой.

Ресницы Ингорда дрогнули.

- Повинуюсь, госпожа, - отвечал Ингорд еле слышно, но тем же своим голосом, спокойным и непоколебимым.

Бедствие Тапатаки началось, когда не минул и час после исчезновения детей. Их пропажу заметили не сразу, да и было не до того: на озере возникла исполинская волна и неотвратимо покатила на город - и конечно, против этой опасности и были брошены все силы волшебства и воинства Тапатаки. Как будто бы удалось отвести угрозу - на мгновение, превращенное в вечность, цунами застыло подобием гигантского стеклянного гребня, во всех своих брызгах и переливах. Главным образом, это было свершением самого Антонина, разящим выпадом королевского Имени-Меча, последнего из сокровищ Тапатаки, а искусство теитян могло растянуть это мгновение на сколько угодно лет или тысячелетий. Но мгновения самой Тапатаки побежали после того с сумасшедшей скоростью, а с бегом времени уходили и сроки жизни обитателей волшебной страны, сказать иначе - их воля и сила.

Вот тогда-то девочки Инессы сообщили о пропаже их Юмы, а с ней Аглаи и Туана, и маги Теи решили было, что дети отправились к Северину просить о помощи. Догонять их было уже поздно, а кроме того - как знать, может быть, детям было возможно то, что не далось лучшим умам и воинам - переубедить Северина. Еще никто не успел обеспокоиться долгим отсутствием Юмы и ее спутников, как приключилась новая напасть. Около каждого из жителей Тапатаки стало проступать какое-то серое пятно, и Инесса первая догадалась, что это _тень_. Тени быстро росли, обретали очертания, сходство с тем, к кому они прилепились, хотя оставались пока еще серы и бесплотны. Но эта угроза уже стала понятна тапатакцам, и была она еще хуже прежней. Маги Теи быстро поняли, что первая атака была только маневром, чтобы отвлечь их внимание и силы, и воспользовавшись этим, тени вышли на свою настоящую охоту. Опять-таки, не так-то скоро тени овладеть человеком, тем более - магом, тем более - существом и воином волшебной страны. Но время Тапатаки бежало стремительно, замедлить его было возможно - но это значило ускорить падение волны, в такую вот двойную западню поймала Тапатаку чья-то злая воля.

Антонин с советом Теи обсуждал положение в одном из залов дворца, когда одна из стен его стала прозрачной или, вернее сказать, зеркальной - потому что вид, что появился в этом стекле, повторял картину с другой стороны стекла. Но зеркало это было воистину кривым - каждый из теитян нашел в нем себя, но таким, каким он не был даже в худших из кошмаров: Антонина это зеркало показало каким-то коронованным гулякой, вроде былых феодальчиков Срединного мира, Инесса сделалась его веселой подружкой - ну и, подобно тому с остальными. И все поняли, что это та судьба, что ожидает их при победе теней - и содрогнулись такой гибели. Да уж, это не походило на смерть витязей в бою или шаг мудреца в последнее путешествие!

В эту минуту в зал к Антонину вошло сразу двое чужеземцев - Найра и кудесник Тха: одновременно и через одни двери, но порознь, и Найра метала на кудесника испепеляющие взгляды.

- Ты все видишь сам, Антонин, - опередив кудесника Тха, заговорила Найра и повела рукой в сторону позорной картины. - Не говори, что я не пыталась тебя предостеречь. Но Акамари по-прежнему остается другом Тапатаки и готово помочь ей, если она примет наш союз и возглавит его против мира-города Хло и Великого Средоточия Н'Тхи.

И Найра, состроив улыбку, что она полагала обворожительной, небрежным движением вынула из какой-то коробочки рубин Соллу, положила на ладонь и поводила рукой справа-налево, показывая совету Теи.

- В свою очередь, - улыбаясь не менее любезно произнес кудесник Тха, не ставший пережидать, когда уляжется волнение среди теитян, - в свою очередь, дорогой принц Антонин, Великое Средоточие Н'Тхи хочет сделать тебе дар - причем, я это особо хочу отметить, безо всяких условий. Мир-город Хло не требует от Тапатаки вступления в союз.

И кудесник Тха достал второй рубин, уже оплетенный ажурной золотой сеточкой и подвешенный, чтобы не касаться руками, на таком же шнуре.

- Два из семи, - негромко молвил кто-то из теитян.

- Откуда ты это взял, Дюгонь-Кулан? - спросила разъяренная Найра.

- Я отвечу тебе с удовольствием, которое ты скоро поймешь, - сияя отвечал Тха, - но прежде объясни Антонину, каким образом к _т_е_б_е_ попал рубин, - и Найра закусила губу.

- Откуда же рубин, Найра? - холодно спросила Инесса - и взгляд ее словно бы проницал насквозь.

- Я отобрала его у одного прихвостня теней в Срединном мире, - нехотя призналась посланница Акамари - и понимая, что последует новый вопрос, договорила до конца: - Подонок отнял камень у Инны.

- Почему же ты не вернула Соллу той, у кого она была? - спросил непривычно хмурый Антонин.

- Вот именно! - поддержали теитяне.

- Ну, она же все равно передала бы рубин тебе, Антонин, - начала оправдываться Найра, - а у Инны явно теперь сложности с тем, чтобы попасть в Тапатаку, вот и... Знаешь, Антонин, - живо поправилась Найра, - пора признаться, я слукавила - Акамари тоже дарит тебе Соллу в знак дружбы и безо всяких условий! Считай, что я выполняю поручение Инны.

- По-моему, еще минуту назад ты торговалась, - заметила Инесса, и Найра снова закусила губу. Впрочем, она тотчас собралась.

- А теперь пусть скажет он, где взял камень! - и воительница из Акамари указала на Тха.

- О, это не тайна, - с лучезарной улыбкой отвечал кудесник Тха. - Камень мне дал Бог.

- Бог? - Найра так и подскочила. - Ты хочешь сказать...

- Да, именно - Бог твоего мира, грозная Найра. Он тоже разжился камнем в Срединном мире и счел за лучшее отдать его мне. Заметь, что не тебе, Найра.

- Отдал тебе... тебе!.. - вскрикнула Найра раненным голосом, побледнела как мел и закрыла лицо рукой. - Он... отвернулся... от Акамари...

- Он хотел, Найра, - произнес уже без ядовитой любезности и скорее сочувственно кудесник Тха, - чтобы наши страны оставили раздор. Мы готовы, со своей стороны.

- Более чем разумно и своевременно, - произнес мрачный Антонин. - Вот только как нам принять камни после всего, чем их унизили?

- Но это все ж таки Солла, Антонин, - осторожно напомнил Кинн Гамм.

И совет Теи в замешательстве стал обсуждать этот вопрос, меж тем как кудесник Тха и безучастная уже ко всему Найра стоя ожидали их решения - а кудесник Тха размышлял, открыть ли ему еще теитянам, что он не так давно освобождал Юму из плена во дворце Северина - и решил утаить это, поскольку среди всех присутствовал Мэйтир, и не мог же Тха при нем проговориться об уготованной тому ловушке.

А Мэйтир и сам стал поглядывать на него и вдруг захрипел, схватившись за грудь и указывая на кудесника Тха.

- Что с тобой, Мэйтир? - всполошились все.

- Это Тха... это он... он душит меня своим силком... - прохрипел старейший из теитянских магов, бросая на кудесника ненавидящие взгляды - и Нейа и прочие целительницы кинулись ему помогать.

- Что все это значит, кудесник Тха? - вопросил Антонин.

- Прекратите! - призывал Тха. - Вы же выпустите его! Я сейчас все объясню...

Но сделать это он не успел. Стена-зеркало вдруг тонко, но громко зазвенела, и обернувшись к ней, все с изумлением увидели, как в тот зал постыдного застолья ложной Тапатаки вошла... маг Инна. А дальше они наблюдали весь тот разгром, что произвела Инна, смерчем носясь среди толпы помраченных отражений теятян. Тем временем предоставленный себе Мэйтир упал в обморок, и Тха понял, что враг ускользнул, но был бессилен тому помешать, тем более, что он и сам отвлекся на поразительное зрелище по ту сторону зеркала.

- Надо ей как-то помочь, она же не понимает, куда попала! - волновалась Дора, сострадая усилиям Инны, из теитян она была с ней особенно дружна.

- Как нам ее вытащить оттуда? - пробормотал Антонин. - Мэйтир!..

Мэйтир был без сознания. А торжествующая Инесса, понявшая главное, повернулась к Найре и сказала:

- А как тебе это, Найра? Выходит, не так-то уж безнадежно и неизменяемо предопределение наших теней! По-моему, этого ты нам не предсказывала!

И все же, все понимали, что порыв Инны все-таки бессилен что-либо изменить - это требовалось сделать по _э_т_у_ сторону зловещего зеркала. Что же и как сделать, не знал никто, - как не знал и того, что произойдет в разгар этого зазеркального переполоха.

А случилось то, что в залу влетела птичка, вот та Юмина Чка, подкормленная рубином и отпущенная на волю Аглаей пять минут назад. И эта невеличка подлетела к ладони Найры, все еще сжимающей рубин и склюнула его, издав неожиданно громкий, не по своей величине, клик. Оторвавшись от зеркала, ошеломленные теитяне следили, как Чка кружит вокруг кудесника Тха, а тот пытается закрыть от нее рубин и отмахивается рукой, но Чка, как-то молниеносно раздавшись в размерах, нависла над кудесником в виде сказочной птицы Рух, склюнула рубин вместе с цепью - Тха едва успел отодвинуть руку от жадного клюва, а затем столь же мгновенно птица пропала из виду.

Послышался треск - это внезапная трещина прорезала все зеркало, и изображение в нем изменилось: там Инна о чем-то беседовала с Антонином, но вникнуть в эту новую картину никто не успел, потому что раздался громкий-прегромкий грохот, а следом странный и тоже очень громкий клик. Теитянам не понадобилось выбегать наружу и смотреть, что случилось. В один миг небо над ними словно раскрылось, и никакой потолок или крыша не могли бы того заслонить. В этом разверстом небе появилась огромная-преогромная птица - птица-смертник, миг назад получившая из рук Туана последний рубин. Птица эта на глазах у всех низринулась вниз с кликом, что не передаваем словом и не весь вбираем слухом, потому что птица-смертник кричит так лишь однажды, когда отдает свою смерть - нипочему, ни за что, а лишь согласно своей природе и предназначению.

Торопясь из дворца на воздух, дамы и рыцари уже знали, что морок сгинул, и могли предугадывать, что они увидят. Не было ни волны на Безбрежном озере, ни двойников-теней - Тея и Тапатака представали в своей нерушимой красоте и силе. Одного только не мог предполагать Антонин - кто и с чем поднимется к нему по ступеням у входа во дворец.

А это была Инна. Она протягивала королю Антонину Соллу, возрожденный и осветленный камень, воплощенный смех чудесной страны. Да и кто еще мог это сделать, как не она, Инна, новая фея камня и - чудеснейшим из волшебных супружеств - королева Тапатаки?

(Из Новой хроники Тапатаки)

14. ВЕСТОЧКА НА ДОМ.

САША ПЕСКОВ.

- Мало по семьдесят-то, - нудно бубнил не то Копытов, не то Хомутов, недовольный ценой, что устанавливала ему Галя. Он был одним из ее торговых партнеров, не из крупных, но постоянных, и конечно, фамилию его она должна была помнить - и помнила. Но нудный Хомутов - или Копытов - так изводил ее своим унылым копеечным торгом при деловых встречах, что коммерческая хватка Гали на нем производила сбой: Галя хоть и не давала Копытову потачки в вопросах финансов, зато постоянно забывала нудную фамилию бесцветного человека. Друг-психолог Темкин объяснил ей, что так отыгрывается ее психика на счет неприятного раздражителя - впрочем, Галя знала это и без Темкина.

Вот и теперь - Хомутов ее просто достал, а сегодня это было особенно не ко времени: у Гали впереди было полно встреч, а еще надо было заехать посмотреть квартиру Бори Векслера, она обещала его жене. Квартира была на самом деле не Векслера, а как раз Ирины, той после похорон срочно требовались деньги, и Галя обещала сразу заплатить, если решит брать. Недвижимость, собственно, в бизнес Гали не входила, но если уж в руки плывет за бесценок квартира в центре, то какой бы она была коммерсант, чтобы упускать случай.

Муж, впрочем, относился к Галиной коммерции с иронией - он-то ворочал густыми нефтяными деньгами и на свой недельный доход мог купить весь ее бизнес. Но Галя была деловита и энергична, Галя не любила ни от кого зависеть, Галя была практична и расчетлива - а по отзывам за глаза, попросту прижимиста. Поэтому она принимала все, что выделял на семейные нужды муж, охотно пользовалась всеми его даяниями и дарениями, включая всякие краткие поездки на Майорку и в Дубаи, а хозяйство все же вела без домработницы, успевая варить-стирать-убирать сама - и при этом еще твердой рукой вела бизнес на свой _личный карман_. Конечно, так просто это никому не дастся, и Гале это тоже давалось не просто так - у нее была одна тайна: Галя знала, кто она такая _на самом деле_.

Галя уже не помнила, когда она впервые об этом догадалась, - теперь ей казалось, что свое тайное имя она знала всегда. И это было отчасти верно, оно сопутствовало Гале как ее невидимый талисман и оберег, отвращая несчастья и привлекая удачу. Но подлинное могущество она ощутила все же, когда стала знать свое право явно - ведь ей как Великой матери и полагалось в изобилии иметь все самое съедобное, сытное, вкусное, сочное, смачное, полезное, драгоценное, красивое, плодородное и плодоносящее, на то она и Великая мать. И когда у Гали возникали какие-то нужды или затруднения, не обязательно даже денежные, она просто вспоминала свое настоящее имя - и достаточно было этого счастливого напоминания, чтобы все уладилось и обратилось к ее вящей пользе.

Вот и теперь - она произнесла про себя свое великое имя, даже не произнесла, а вызвала внутри себя само счастье этого тайного знания - и зануда Хомутов (Копытов) сразу поддался:

- Ну, давай хоть по восемьдесят. Нельзя меньше-то, Галина Викторовна!

Галя посмотрела на Копытова-Хомутова и поняла, что надо что-то уступить. Боже, ну откуда только такие берутся - ни размаха, ни азарта, ни чувства будущего - одно плюшкинское крохоборство, бизнесмен называется!

- Хорошо, по семьдесят четыре. Все! - прекратила она движение Хомутовского языка, готового продолжить торг, и тот тоже понял, что больше ему не выгорит.

- Ну, пусть по семдесят четыре, но только Галина Викторовна, товар чтобы на неделе забрали, а то...

- Все-все, некогда, - остановила его Галя и поднялась с кресла. - Ухожу.

Она наказала секретарше, что, кому и как говорить в ее отсутствие, и вышла на улицу вместе с Копытовым. На миг у нее мелькнула мысль заставить его подбросить ее до места и обратно, чтобы не гонять по весенней каше свой джип - экономия, а как же - у Великой матери все идет в дело, все прибирается, до крошечки, до пылиночки - но больно уж обрыд ей этот Хомутов, и Галя поехала сама.

В подъезде, когда она поднималась в лифте, Галя вдруг почувствовала слабое покалывание в одном секретном уголочке ее священного тела, и слегка удивилась: это был один из ее вещих знаков, и вот именно этот означал, что ее будут пытаться накормить тем, чем всегда кормят Великую мать - и Галя почти никогда не отказывалась от этой пищи, на то она и Великая мать, чтобы в изобилии принимать подношения и такого рода - муж, опять же, и на это смотрел снисходительно - а как он еще мог смотреть, допущенный к ежедневному счастью пребывать рядом с Ней Самой. Но теперь Галя ничего такого не предполагала, она была одна, даже в лифте никого не было, а от квартиры Ирка дала ей ключ - откуда же мужчина?

Но мужчина был, не можно лгать Великой матери, и знак сработал и на сей раз: открыв дверь и пройдя в прихожую, Галя нос к носу столкнулась с каким-то лохматым парнем, выскочившим на шум с озадаченным видом из кухни, где что-то булькало - видимо, чайник.

- Вы что, живете здесь? - спросила Галя, мгновенно оценив все: на самовольно проникшего бомжа или грабителя парень не походил - интеллигентен, скорее всего, даже не пьющ - очевидно, кто-то из приятелей Бориса.

- А вы кто? Как вы сюда...

- Ирина послала меня посмотреть квартиру, - Галя показала ключи. - Хочет продать ее после смерти Бори.

- А, понял, - парень покивал. - Я ее снимал раньше у Векслера. Собственно, как снимал - платил за свет-газ да за квартиру, - объяснил он ненужное, как это водится меж людьми.

- Понятно. Что, я могу теперь пройти? - и не давая лохматому времени опомниться, она повернулась к нему спиной и стала сбрасывать шубу - квартиранту оставалось только поспешно подхватить ее - и вот, он уже размещал ее на вешалке, а Галя улыбалась про себя: ага, как она его запрягла - с пол-оборота, теперь все, он уже вовлечен в священно(-ей-)служение - коготок увяз - всей птичке пропасть, а птичка-то еще и не догадывается, лохматенькая!

Пройдя внутрь, Галя обнаружила, что комната более или менее чиста и прибрана - разумеется, на мужской манер - и записала в пользу лохматенького лишнее очко: он, по-видимому, жил очень собрано. На столе, однако, лежали в рабочем беспорядке бумаги - отложенные, скорее всего, ради приготовления чая - ну, а их перечерканность и томики поэтов на подоконнике объяснили и какого рода писанием занят пишущий. Тем временем квартирант, заскочивший на кухню выключить чайник, уже подоспел к столу, спешно собирая со стола перечерканные листки - очевидно, из скрытности или стеснительности не желая показывать _свое настоящее_. Но было поздно - Галя уже все поняла.

Не то чтобы она его тут, на свету, лучше разглядела или обстановка и эти бумаги на столе ей так уж много рассказали. Нет, главным было другое - заискрившееся в ней счастливое знание, экспресс-справка, выданная сопутствующими послушными ангелами и духами: о событии, о сбывании - о нем, лохматеньком. Само собой, это был писатель или, скорее, даже именно поэт, и само собой, далеко не первый встреченный Галей. Само собой, артистов, литераторов и прочей художественной братии к ней хаживало немало - и иные без обиняков предлагали их усыновить (принять под опеку) ради их бурного темперамента, неухоженной гениальности и прочих мужских достоинств. И конечно же, были в числе Галиных знакомцев - а как же, при нефтяном-то муже - люди по-настоящему одаренные, на европейскую ногу прославленные и знающиеся с ней на равных, а не как с меценатшей, которую-куда-деваться-приходится-же-терпеть. Но сейчас было другое, неожиданное - то, рядом с чем не играло уже роли, какие он там пишет стихи - да хорошие, наверное, вон какой пламень в умных глазах, хотя это все пока так, до своих главных книг - но даже и не в них дело, пусть он и одной не осилит - здесь _не это_.

Этот парень был из _н_и_х_ - Галя еще не знала, что у него там именно, такое же ли, к примеру, знание о себе настоящем, как у нее, или тут что-то другое, совсем другое. Похоже, птичка все же залетная, издалека, извысока - Галя чувствовала в нем что-то Векслеровское, заоблачное - а это было единственное, перед чем она благоговела, потому что не могла уразуметь. Ну ведь как же это возможно - не искать сытного, сдобного, сочного, вкусного, - всего того, что произрождает к силе деток своих Великая мать! А Векслер и иже с ним улыбчиво отклоняли дары ее - и не оскорбительно, не ругательно, не по заморенности или озлобленности, а этак кротко и _с_в_ы_ш_е_, и в этом умудрялись почерпать больше силы, чем в ее сдобненьком, вкусненьком, сытненьком - и Гале оставалось только изумленно преклониться перед таким чудом. Вот и этот - на содержание такого, конечно, не взять - впрочем, это хотя бы экономней, расчетливо отметила про себя Галя, но уж остальное от нее не убудет. И подведя молниеносный баланс, она принялась за дело.

- Извините, вас как зовут?

- Саша.

- Галя, - и рука была протянута так высоко, что Саше оставалось только поцеловать. - Саша, вы меня чаем не напоите, а то я с утра...

А дальше все было быстро и легко. Даже разговоров понадобилось не слишком много, и естественно, все было безо всяких там выказываний ножек и грудок, прикосновений невзначай и сдержанных томных вздохов. Просто на середине какого-то своего стихотворения Саша остановился, а счастливое искрение внутри Гали усилилось до сплошного сияния, само собой перелилось вовне и, как волна прибоя, подвинуло лохматого Сашу к ней, близко, губы к губам - а дальше это же сияние растворило в себе их обоих.

И конечно, он оказался, каким полагается быть настоящему, из _тех_ - нежным и мужественным вместе, и все вообще было лучше, чем можно было загадывать. И уж только потом, после всего, когда пришла пора слов, она попробовала разузнать о нем вот то, тайное, но Саша был упрямей, чем она думала, и не раскрыл этого.

- Ничего, успеется, - вслух произносила Галя, меж тем как Саша, уклоняясь от ее любопытных вопросов, целовал ей руки и грудь.

- Что успеется?

- Выпытать твои волшебненькие секреты, конечно, - смеясь отвечала Галя. - Думаешь, ты один такой загадочный и все про других замечаешь? Я тоже волшебное существо. Знаешь, кто?

И поманив его пальчиком, Галя прошептала ему на ухо свое великое имя.

- Да ты что? - удивился Саша. - А я-то думаю, что же тут такое... - "знакомое" - не договорил он, потому что тогда бы пришлось рассказать про свой великий поход, когда он видел ее у края Последнего моря, а делать это сейчас ему как-то не хотелось.

- Угу! А по-твоему, почему ты так просто мне отдался - р-раз, и мой! Ты ведь женщин сторонишься, правда ведь?

- Н-ну, не то чтобы, н-но...

- Ничего, ничего, - говорила Галя не слушая его, - теперь ты у меня начнешь новую жизнь. Хватит тебе прятаться в свою ракушку. Мы все твои книжки издадим, компьютер тебе хороший подыщем, женим тебя...

- На ком? На тебе, что ли? - посмотрел он на нее иронически, ужасно напомнив тем Галиного мужа - ох, уж эти мужики! все одинаковые, - ну ничегошеньки ведь не понимают!

- Ну вот еще, на мне, - она засмеялась. - Буду я с мужем разводиться для этого! Нет, мы тебе подберем хоро...

- Так ты замужем! - он так и отпрянул от нее, огорошенный весь. - Но как же...

- Да, да! - с восхищением говорила Галя, любуясь его целомудренным замешательством. - Тебе и положено быть таким - нравственным, чистым, возвышенным... Какой ты у меня ангел!

И крепко поцеловав ангела Сашу, Галя стала одеваться. Она и так пропустила не одну важную встречу и даже не созвонилась насчет этого. Сделав наконец эти звонки, она дала себя поласкать чуть-чуть на прощание, велела ему быть дома вечером и вышла - а Саша с растерянно-счастливым лицом стоял в открытых дверях, пока ее не увез лифт.

"Ну нет, я им его не отдам", - счастливо размышляла Галя выходя из подъезда. Каким таким _им_, она и сама не знала - наверное, всяким неведомым врагам и покусителям на чужое. Но уж что не отдаст, в этом она была уверена всем своим сердцем Великой - и конечно, не могла и подумать, что и небожителей судьбы иной раз пользуют просто потому, что те подвернулись под руку - ну, некому больше пробубнить "Кушать подано" или сбросить пару хвоинок с хорошей елки.

А Саша после ухода Гали слонялся из угла в угол, желая как-то оценить произошедшее и не имея решительно никаких мыслей на сей счет. Внезапно у него в голове загорелась забавная картинка - его новая знакомая, почему-то со старомодной почтальонской сумкой на боку и еще с какой-то бумажкой в руке - не то телеграммой, не то конвертом. Что это _знак_, Саша сообразил, лишь вдоволь похмыкав и посмеявшись. А вот значение его он понял позже, когда заметил в прихожей на полу газету "Из рук в руки" - она, скорее всего, выпала из Галиной сумочки, потому что не с луны же ей было выпадать. Саша вспомнил, что он и сам давал в эту газету объявление - в раздел "Разное", насчет художника - дурацкая идея, конечно, а вдруг. Решив проверить, поместили ли уже его объяву, Саша развернул газету и нашел нужную страницу. Объявление уже напечатали. И не только его. Рядом, ниже, было другое: "Саша, у меня недостающая часть истории про Юму и Тапатаку. Жду вас начиная со среды в семь вечера на углу Кампроса у "Яблочка". Инна.". Телефона отчего-то не было, а день был среда. Вот почему вопреки воле Ее Самой и своему обязательству Саша Песков не был вечером дома - он был на углу Кампроса у "Яблочка" (правда, Гале он оставил записку).

А там, когда он озирался на перекрестке на плывущие мимо женские лица, из подъехавшей иномарки выбралась высокая красивая девушка и сама окликнула Сашу:

- Мужчина, вы здесь не по объявлению? Вы Саша?

- Да. А вы Инна?

- Нет, я Анита. Я ее подруга, - и Анита сделала приглашающий жест. - Садитесь, я все расскажу дорогой.

Пока она выруливала с обочины в нужный ряд, Саша Песков разглядел девушку получше и кое-что вспомнил.

- А знаете, я вас встречал раньше.

- Да, - согласилась Анита, - на выставке фантастов. Вы нас чуть с ног не сбили в дверях.

- А, это... - Саша улыбнулся. - Я там надеялся художника найти нужного. Тапатакского, - и он глянул в ей в лицо - поймет ли Анита.

Теперь засмеялась Анита.

- Не там искали. Вы и есть тот художник. Только рисовать ничего не надо. Понимаете, все

дело в рассеянности

Мэйтира...

Вот

именно, рассеянность Мэйтира -

не единственно, но во многом она-то и явилась причиной всех потрясений Тапатаки времен Антонина. Когда Мэйтир ей обзавелся, то эта рассеянность поначалу казалась всего лишь простительной слабостью или даже намеренной причудой старого мага, хотя один из былых королей указывал Мэйтиру, что он в этом вопросе непозволительно легкомыслен. А маг не может быть легкомыслен - и Мэйтиру надо было или избавиться от своего недуга, или уж уходить в последнее путешествие.

С последним Мэйтир не торопился, а вот путешествий _обычных_ он долго не оставлял и заглядывал в самые разные миры, мирки и мирочки, не будучи в силах насытить свою ученую любознательность. В одном из таких он потерял свою тень - вернее, забыл ее там по рассеянности.

А вот тень не забыла Мэйтира и, беспризорная, долго-долго скиталась по закоулкам миров и пространств в поисках своего хозяина, пока не попала в один из миров, который воистину был царством теней. Там ее приютили, напитали, обучили разным хитростям и премудростям - и помогли продолжить свой поиск, вооружив новым замыслом и связав одним страшным обязательством. Собственно, перерожденная тень уже не находила это обязательство ужасным - она должна была заместить живого, "исходного" Мэйтира - поначалу незаметно привязаться к нему вновь, потом обосноваться внутри и так же исподволь захватить его сознание, волю и наконец все его телесное существо - ну, а позже этот перевернутый Мэйтир должен был помочь теням захватить и всю Тапатаку.

В этой хронике излишне расписывать, как, когда и почему обитатели Тапатаки научились обходиться без тени - тени в ее волшебном, магическом смысле, это давняя история, и она занесена в столь же давние хроники, а в разных магических пособиях и наставлениях в подробностях изложено, каким образом магу надлежит познать и во что обратить свою тень. Сказать кратко, маг преодолевает так называемое _разделение_ - и примерно это же проделала в свое время вся волшебная страна - и в том, в отличие от того, что толковала Антонину Найра, не было для Тапатаки ни малейшей опасности, особенно в пору, когда короли были при всех своих четырех волшебных регалиях. Ну, а Мэйтир был так стар, что потерял ту свою тень во времена еще более отдаленные - впрочем, и мир-то тот был особенный, странный, и тень Мэйтиру он, можно сказать, навязал - а потом сам же и придержал ее, не сразу пустив вдогонку.

Дальнейшее было причудливым сочетанием самых разных обстоятельств, разнородных сил, злых и добрых воль, дьявольских замыслов и небесного промысла - находок, влекущих горестные потери, и потерь, переходящих в бесценные обретения. Тень, как это и следует из предыдущих событий, разыскала Мэйтира и покорила его под свою руку - хотя и не совсем так, как предполагалось. Мэйтир не стал сознательным пособником теневой сатанинской игры, этого-таки проделать с ним не получилось - но тень сумела поселиться внутри и знать все мысли и использовать все знания древнего мага, а кроме того - она до такой степени им напиталась, что умела теперь отделяться и действовать сама - не как простая "бесплотная" тень, а как полноценный двойник Мэйтира, - итак, на старости лет опытнейший из магов Теи впал в _раздвоение_, что только усилило его рассеянность и чрезвычайно истощило его силу мага.

Не нужно объяснять, что Мэйтир-тень действовал не спеша и все подготовил с величайшей осмотрительностью и основательностью, включая появление в купели двоих принцев, из которых Северин был попросту подкидышем Мэйтира, хотя - хотя как ведь на то посмотреть - а можно посмотреть и так, что таков был непростой дар Тапатаке от короля Докейты, потому что вся история, нелишне повторить, это сплетение сил самых противоходных и разноликих. Ведь как-никак, страна прошла великое обновление, а когда же это давалось безболезненно и безвозмездно. Так или иначе, воспитание Мэйтиром принца Северина принесло свои плоды - при этом, Мэйтиру вовсе не было нужно, чтобы тот становился королем вместо Антонина или сознательно воплощал его замысел. Достаточно было, что он вызвал смуту, расколол и ослабил Тапатаку - к вящей легкости ее последующего захвата, ну, а самому Северину Мэйтир, конечно, внушал несколько другое - мечту о верховенстве и короне Тапатаки.

Однако и Северин оказался не столь прост и послушен - он разгадал тайну Мэйтира с его раздвоением, он разглядел угрозу и в общем раскусил замысел теней - что сообразил не выдавать Мэйтиру, ни темному, ни светлому. Но и яд наставника-тени сделал свое дело - жажда первенства захватила Северина, он хотел доказать - кому? кому? - что он никакой не подкидыш, а настоящий наследник чудесной короны. И кроме того, Северин обманулся в своих вычислениях, потому что они действительно утверждали, что спасения для Тапатаки при любом раскладе событий _нет_, и открывать положение дел при этом становилось бессмысленным - смысл имело лишь то, что спасителем Теи и Тапатаки мог быть только он, Северин.

Тогда Северин, конечно, не мог знать, что вычисляет будущее _прошлой_ Тапатаки. В его расчетах не было ни забавной девчушки Юмы, нарушительницы всяческих взрослых установлений (даже сделанных милой Инессочкой), ни ее пронырливого зверька Вайки, равно как и не было в этих построениях странной ведьмы из Срединного мира Инны с ее странным знанием-незнанием волшебных тайн или лохматого искусника Саши, который упорно не брался рисовать Тапатаку, чем, в конечном итоге, помог ей куда больше, нежели бы своей бескрылой мазней. И наконец, вне всех расчетов оказался полет над Тапатакой птицы-смертника, своим кликом отменившей начертание судеб и исполнение приговоров. И то сказать, кто бы мог все предположить заранее? Сам прорицатель Кинн Гамм различал для Тапатаки только некоторую надежду и лишь смутно догадывался, с чем и кем она связана - и вот почему он горячо отстаивал на совете Теи, чтобы Юме позволили на свой страх и риск ошибиться - или же спасти Тапатаку. "Ну кто, кто кроме детей мог бы отважиться скормить Соллу неизвестно какому чудищу?" - смеялась потом Инесса, и все соглашались, что воля провидения вложила все в детские руки, а взрослые, конечно, действовали бы по правилам - и погубили бы все.

Впрочем, неверно полагать, будто все произошедшее - это заслуга одних лишь непослушных детей или влюбленной ведьмы Инны или даже их вместе. Каждый из тапатакцев был безупречен в этой общей битве, и если описать то, что делали для Тапатаки сам принц Антонин или хранитель границ Дора, или генерал Сильва, или любой из рыцарей Теи, то получилась бы совсем другая книга, а вернее, множество книг, каждая со своими героями и свершениями - но конечно, все это невозможно вместить в одну летопись, так что лучше отослать желающих знать больше к хронике Доры или хронике Сильвы и прочим записям такого рода.

Можно упомянуть только, что рассеянность Мэйтира и в этом сыграла свою шутку - и даже не сказать, над кем она подшутила больше. Он, как это и подозревали иные из теитян, перепутал художника как живописца и художника как искусника, артиста. На самом деле Тапатаке годился любой художник, не обязательно именно рисовальщик - подошел бы и музыкант, даруй ему Юма звучание и голоса Тапатаки, - ну, а коль скоро она отыскала Сашу Пескова, то ему как литератору надлежало просто написать книгу о происходящем. Получилось же так, что это блуждание в трех соснах, над которым зубоскалили Мэйтир-тень и Северин, обратилось к пользе Тапатаки, ведь и Саша Песков кое в чем помог Юме - например, с ее Чкой, да и Вайка... но это сейчас разбирать незачем, - в общем, хорошо смеется тот, кто смеется по-доброму.

А уж коли зашла речь о делах и жителях Срединного мира, то нелишне будет сказать, что так-таки сохранились многие тайны - например, загадкой по сию пору остается акварелька с видом Теи, - вот та, в квартире Векслера - и похоже, загадку эту не разрешить, ведь единственный, кто что-то об этом знал, ушел туда, где уже не задать вопросов. Не будет в этой хронике также слов и о книге Саши Пескова - написана ли она в конце концов, издана ли, пользуется ли спросом - какая разница, разве что Юма что-то о том знает, но ее уже никто не спрашивает об ее встречах с искусником Сашей, это дело двоих. И пусть будет умолчано здесь, встречают ли иногда озадаченные прохожие отпечатки тигриных лап на снегу Камска, если кому интересно это и прочее - например, как там Анита, друг Саши Пескова Алик, того ли Бога нашел Лев Валентиныч и так далее, так уж пусть тот отправляется в Срединный мир, в Камск, изучает следы на местности и нам все расскажет. Это все дела Алитайи, а наша хроника о делах Тапатаки - правда, урок в том, что не такие уж они сугубо тапатакские, а отзываются, выходит, в самых невероятных закоулках самых невероятных пространств - впрочем, верно и обратное.

Что же до обстоятельств собственно Тапатаки, то достойно внимания одно изменение в королевском дворце: совет Теи более не собирается в той самой палате, где они обсуждали все в гибельные дни. Это не значит, что помещение стало запретным, напротив - вход туда вечно открыт и свободен для всякого. Антонин нет-нет да заглядывает туда, а еще Юма и маги Теи. Все они видят одно и то же - на той зеркальной стене - а она навечно осталась зеркальной, стала как бы окошком в старую Тапатаку - нет, там не зрелище той вот ложной, _теневой_ Тапатаки с ее чумным пиром: за стеклом стены вид Тронного зала старого дворца. В этом пустом зале сидит на троне угрюмый человек, а напротив него у стены лежит огромный угольно-черный Зверь. Они смотрят в глаза друг другу и молчат. Но время от времени раздается тихий вопрошающий голос. "Почему? Почему ты предал меня, Зверь?" - повторяет неизменно одно и то же угрюмый человек - а Зверь - единственный, кто остался ему верен - знай тихо дышит положив морду на огромные лапы и загадочно смотрит куда-то в пустоту - там, за ненужным троном, где восседает

Северин, брата короля

Антонина.

(из Новой хроники Тапатаки)

1999-2001, окончено 16 марта 2001

Комментарии: 3, последний от 11/10/2002.
Размещен: 18/02/2002, изменен: 29/09/2005. 432k. Статистика.
Роман: Фэнтези

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"