Аннотация: Мрачный Петербург эпохи терроризма. Это проклятие исчезнет ещё нескоро.
ИНСУРГЕНТ
Темнело, с неба лил дождь. Порыв ветра толкнул Стаса в спину и бросил за шиворот порцию грязной воды. Стас поёжился и оглянулся на исчезающий в сумеречной мгле силуэт Петропавловской крепости. Потом он сплюнул на обрывок газеты с заголовком "У терроризма нет шансов" и поспешил удалиться от набережной, на которую густые волны выносили кашицу гниющих водорослей, покрытых плёнкой мазута.
В переулке его задержал патруль. Трое рослых освободителей в непромокаемых камуфляжах с белым сфинксом на правом рукаве выросли словно из-под земли.
— Стой, проверка документов!
Стас напряжённо замер и медленно, чтобы не стать жертвой обстоятельств, вынул из кармана руки.
— Оружие есть?
— Есть. С разрешением, — быстро добавил Стас. Под прицелом трёх стволов А-91 он чувствовал себя неуютно.
— Показывай всё.
Стас осторожно достал магнитную идентификационную карту, бумажный паспорт, свидетельство о гражданстве, медицинский страховой полис, лицензию на ношение оружия, военный билет и приписное свидетельство. Отсутствие любого из документов могло обернуться серьёзными неприятностями, вплоть до отправки в добровольческие бригады. Из паспорта выпали талоны и Стас нагнулся, чтобы они не намокли.
— Не дёргайся! — торец демократизатора неласково уткнулся в хребет.
Стас успел подхватить талоны и дал себя обыскать. Старший патруля загнал в сканнер магнитную карту и считывал данные, сверяя с паспортом и приписным свидетельством. Третий страж порядка стоял чуть поодаль, держа проверяемого под прицелом. Освободитель забрал револьвер и сличил номер с лицензией. На оружие упали первые капли дождя. Стас занервничал: дождь был слегка кислотным — появится ржавчина, потом не очистишь. Однако протестовать остерёгся. Его отпустили. На "чёрного" Стас похож не был и паспортный контроль ничем ему не угрожал.
— Ладно, иди, — сказал старший, возвращая документы. — Топай живей, у тебя формы шесть нету. — Его лицо, затянутое мокрой блестящей маской с прорезью для глаз, казалось сделанным из пластмассы.
Приближался комендантский час, после которого для передвижения требовался специальный пропуск. Формы шесть у Стаса действительно не было — обычно он не задерживался допоздна в университете. С введением на территории города чрезвычайного положения количество людей на улицах значительно поубавилось и, глядя на чёрный овал, заменяющий освободителю лицо, Стас понимал, почему: такой из автомата засадит и глазом не моргнёт, разве что прищурится для верности.
— Ну, что встал, иди!
И Стас пошёл. Домой он уже не успевал и теперь торопился к метро — под землёй можно было снова чувствовать себя в безопасности.
Я не хочу быть овцой, которой скажут: "приходите к нам на шашлык", — подумал Стас. — И не буду!
Он давно понял, что Россия — страна огромных свобод, гораздо больших, чем Соединённые Штаты, потому что здесь было всем на всех наплевать. И хотя диплом выпускника Санкт-Петербургского государственного университета им. Двенадцати Коллегий по-прежнему считался престижным, Стас был уверен, что унижаться для ратификации своего конституционного права на труд ему не придётся. С дипломом ли, без него, перед лицом украинской армии дешёвых гастарбайтеров возможность получить работу исключалась полностью. Он даже не мог выбирать, жить хорошо или жить честно. Такой дилеммы для выпускника гуманитарного факультета не существовало в принципе. Жить честно — или не жить вообще, потому что те, кто мог жить хорошо, так и делал, конкурентов в свой бизнес не допуская. На филфаке был недобор и Стас пошёл туда, зная, что лишается возможности получить востребуемую профессию. Конкурс был на юридическом и экономическом факультетах, но даже он не мог сравниться с отбором в Институт физической культуры на кафедру пулевой стрельбы, коммерческие филиалы которой открывались во всех уважающих себя ВУЗах, включая Петербургский Центр дианетики "Титан".
Наконец Стас вышел к руинам, казавшимся мёртвой кучей камня, и протиснулся в боковую щель. Потянуло дымком. Стас наощупь нашёл эскалатор и начал спускаться, придерживаясь за жёлоб на месте поручня. Внизу горели костры. Муниципальные власти прекратили бессмысленную борьбу за полузатопленный метрополитен после серии обещанных боевиками терактов. Подземная железная дорога являлась источником повышенной опасности. Слишком большим, чтобы продолжать дальнейшую эксплуатацию.
С тех пор, как был принят Указ о наделении особыми полномочиями министра Внутренних дел с целью наведения порядка в зоне национального бедствия, чеченские террористы понесли ощутимый урон и были вытеснены за пределы Кремля. Однако в Санкт-Петербурге ждать стабилизации обстановки пока было рано. Казаки Невской станицы несли боевые дежурства совместно с силами федеральных Внутренних войск по охране инфильтрационных лагерей в Гавани и на стадионе "Петровский", а также высылали конные разъезды на пригородные пограничные пункты. Бюро Иностранных переводов в качестве гуманитарной помощи поставляло для них специалистов по фарси, пушту и языкам стран Балтии. По многочисленным просьбам трудящихся Миротворческие силы ООН на территорию Ленинградской области пока не вводились.
— А, привет! — Дрон сидел у костра и помешивал алюминиевой ложкой в закопчённой консервной банке. Он отвлёкся от своего занятия, когда Стас спрыгнул в тоннель.
— Здравствуй, — Стас присел рядом.
Дрон запустил руку в картонную коробку, служившую сундуком, и вытянул початую бутылку спиртного.
— Неумеренное пьянствование алкогольных суррогатов приводит к многочисленной гибели человеческих жертв, — наставительно заметил Стас, принимая дочиста оттёртый тряпкой бумажный стакан из-под кока-колы.
— Мне бы так писать, как ты говоришь, — вздохнул Дрон.
Он уже подзабыл, чему его научили два класса начальной школы, после которых он занялся мойкой машин. Дрон умел чинить сломанные вещи, а исправные часы или карманный счётчик банкнот можно было выгодно продать.
Разбуженная их голосами, на свет вылезла неопределённого возраста мадам. Языки огня кидали на её лицо причудливые тени.
— Что вы так смотрите на меня, — вдруг вопросила она, — словно раздеваете... нет, я не то хотела сказать... раздеваете мою душу!
— Твоя? — поинтересовался у товарища Стас.
— Вообще-то не знаю, — пожал плечами Дрон. — Моя, не моя, кто их разберёт?
— А поехали ко мне, — радушно предложила Стасу женщина.
— Извините, синьора, — отозвался тот, — но даже алкогольное опьянение не может отнять у меня чувство прекрасного.
Дама отчаянно нахмурилась, изображая признаки умственной деятельности, потом посмотрела на бутылку и, поняв, что ей не дадут, улеглась спать.
— Слушай, Дрон, — спросил Стас, — ты был когда-нибудь маленьким?
— Не помню я, — ответил Дрон серьёзно. — А что?
— Да я вот думаю, — Стас не мигая уставился на огонь, — каким должен быть закон, если стражи его ходят в масках?
— Так, "маски", они всегда были, — неуверенно предположил Дрон.
Стас покачал головой:
— Не всегда. Далеко не всегда. Их породила власть, а власть породили мы.
— Как же мы так ухитрились?
— Это потому, что мы живём, как привыкли, а не так, как нам хочется.
Дрон зачарованно слушал, глядя ему в рот.
— Все заботятся только о себе, на остальное наплевать. Есть крошечная горстка людей, являющихся исключением, но их так мало, что они не в силах ничего изменить. Их даже горсткой-то не назовёшь, потому что они друг о друге не знают.
— Надо оповестить их, — предложил Дрон.
— Вот я и хочу.
— А сможешь?
— Кто-то должен.
— Ты слишком много думаешь, чтобы быть счастливым, — заметил Дрон и помешал своё варево. — Давай, ешь. В горячем виде — жуткое дерьмо, но когда остынет, будет ещё хуже.
— Не хочу, — сказал Стас. — И вообще, я пойду.
Он пожал протянутую Дроном руку и тяжело выбрался на платформу. Он высказал всё, что знал и думал. Алкоголь ударил в голову. Мыслей не осталось. Он поднялся наверх. Наступила ночь и при обстреле снайперами была опасна любая стороны улицы.