Праздничный вечер в клубе небольшого посёлка, который с нарастающей скоростью превращался в окраину большого города, неуёмно расширявшегося и с завидным аппетитом поглощавшего одни за другими деревни, дачные посёлки, отдельные усадьбы, праздничный вечер был в полном разгаре. Приподнятое, радостное настроение, шутки, смех весь тот настрой, который возможен лишь в кругу хорошо и давно знающих друг друга людей. Разговор, весёлые высказывания, всё чаще сменялись песнями. За столом, где сидели Иван с Настей, пели особенно слаженно. Это были молодые люди хорошо знавшие друг друга, часто общавшиеся между собой, любившие и умевшие петь.
У входа в зал послышался шум. Песня прервалась. В зал вошли подвыпившие парни. Их знали и им не обрадовались. Их никто не остановил. А они привычно, по хозяйски, не предполагая никакого сопротивления, развязно шли по залу между столиками, разглядывая отдыхающих, c громким гоготом бросая дерзкие реплики и замечания, обсуждая сидящих за столами, снисходительно одобряя то, что было на столах. Право обсуждать, осуждать, высмеивать, право которое, не встречая отпора, они себе присвоили; ошибочно, в силу своих ограниченных возможностей, перепутав понятия наглость и сила. Это право они считали своей почётной привилегией.
Невдалеке от Ивана и Насти они остановились. За столиком сидели одни девушки. Две из них, похожие друг на друга, сёстры, были очень хороши собой. Белоснежная кожа, с нежным румянцем щёк. Светло-русые длинные волосы у одной собранные в пучок, у второй тяжелыми волнами рассыпавшиеся по плечам, тёмно синие, наполненные блестящей влагой глаза. Утончённо-изысканные черты лица, линии шеи, рук, тела, всё само совершенство. Красота, мимо которой пройти, не задержав взгляд, невозможно.
Группа самозваных гостей громко обсуждала разнообразие снеди и своеобразие сервировки, при этом кто-то робко, а кто в пьяной простоте открыто и беззастенчиво, пялил глаза на красавиц сестёр.
Один из подгулявших, явно вожак, подошел к сёстрам поближе. Он что-то бормотал, невнятно и не убедительно. Насмешливый взгляд сестёр, не развеял пьяного тумана в скудоумной голове недотёпы. Он вновь, чуть продвинулся вперёд, и слегка прикрыв пьяные глаза, вытянув трубочкой слюнявые губы, наклонился к сёстрам. Девушки встали. А он, качнувшись вперёд, протянул к одной из сестёр руки. Порыв: встать и разметать, в мгновение возник в сознании Ивана и, тут же погас. Его секундное замешательство прервал звук звонкой пощёчины. Девушка двумя руками оттолкнула незадачливого поклонника, и тот, потеряв равновесие с шумом, хватаясь за скатерти, рухнул навзничь. А на него вместе со сдёрнутыми скатертями посыпались салаты, винегреты, соки, компоты, заливная рыба, и жареная картошка, а с одного из столов на голову вывалился студень и полился томатным соусом.
Барахтаясь в скатертях, бывшей сервировке, еде и закусках, поверженный так запутался, что не мог встать. У дружков это стремительное падение, столь щедро украсившее неудачливого любителя девичьих прелестей, вызвало онемение. И они, разинув рты, замерли, как в немой сцене Ревизора, в бездействии наблюдая за кучей скатертей тарелок, вилок, кувшинов и остатков снеди. Куча шевелилась, приподнималась, перемещалась, опускалась и ... не могла подняться. "Вы! Придурки! Наконец завопило из- под бывшей сервировки.- Помоги встать!" Свита опомнилась. С запоздалой поспешностью, суетливо бросилась на помощь приятелю, пытаясь вызволить его из столь неожиданного плена, размазывая при этом, на его, минуту назад, вполне приличном костюме, студни, салаты, резаные огурчики, селёдку под шубой, всё то, что так старательно и с любовью готовилось к празднику. Наконец он встал, Остатки овощного натюрморта он, не задумываясь, стряхнул на одежду своих приятелей. Не стройными шагами, молча, угрюмо-растеряно процессия покидала зал. Вечер был испорчен. Да и время было позднее.
Ивана и Настю у друзей ждала двух летняя дочурка. Надо идти домой. Мысль позвать сестёр, и идти домой вместе, не коснулась сознания.
У друзей, взяв обрадовавшуюся дочурку на руки, Иван напомнил о договорённости идти за грибами. "Ваня поедем автобусом. Автобус в пять тридцать. К рассвету поспеем в лес, по холодочку грибы соберём и утром уже дома. Весь день впереди". "Идёт". Согласился Иван. "В пять двадцать на автобусной остановке". И Иван, одной рукой обняв за плечи жену, на другой держа дочь, повернул к дому. Домик их, стоявший на пригорке, был крохотным. Одна маленькая, комната их, а вторая, чуть побольше - соседок, двух сестёр, неприятным происшествием с которыми, закончился праздник.
Крыльцо и сени домика располагались в основании пригорка, а к комнатам, расположенным выше, вели две небольшие лесенки. Под комнатами находились два чулана, там хранились овощи и хозяйственные вещи. "Сёстры, наверное, уже пришли" шепотом сказала Настя. Она взяла на руки дочурку и поднялась в комнату.
Иван, тщательно закрыл дверь (не спокойно, ой как не спокойно стало в посёлке) и поднялся следом за Настей. Комнатка, в которой прошло столько счастливых дней, была чрезвычайно мала. В углу вплотную к стене стояла большая кровать, рядом перед окном стол, у двери перед кроватью, шкаф, вешалка. Над кроватью Иван сделал полати, на которых, аккуратно, продумано по порядку лежали учебники и книги, их самое большое богатство. Детскую кроватку ставить было негде. Поэтому перед рождением дочери, по рассказам стариков, Иван сделал зыбку (колыбель) Усовершенствовал её, с учётом всего нового и полезного о чём вычитал, старательно изучая специальную литературу перед рождением Катюши.Катюша подрастала, и всё чаще и чаще девочку укладывали спать в общую постель.
Они давно понимали необходимость замены жилья, но разные обстоятельства, денежная стеснённость, и просто привычка к месту, с которым были связаны первые годы их согласной совместной жизни, всё мешало быстрому переезду. И они всё откладывали и откладывали его. Но теперь неизбежность смены квартиры была очевидна. Они ждали рождения сына.
Настя разобрала постель. Чуть выдвинула матрас, в образовавшуюся щель положила свёрнутое валиком одеяло. Осторожно раздела и положила на постель уснувшую Катюшу.
Утром рано, ещё затемно, Иван проснулся. Встал. Всё было под рукой. Тихо, чтобы никого не разбудить, оделся "Я не сплю" полушепотом сказала Настя. Иван наклонился, поцеловал жену: "Спи. Ещё рано. Темно. У меня всё приготовлено. А дом я закрою".
Он вышел. Спустился вниз в сени. Щёлкнул выключателем. Света не было. "Опять отключили. Зачастили". Возмутился Иван. Включил запасную лампу на батарейках. Достал из чулана корзину, обул сапоги, снял с вешалки куртку. Подошёл к двери, открыл засов, приподнял крючок, и, взявшись за ручку, потянул дверь на себя. И, почувствовав сильнейший толчок, отлетел в сторону, ощутимо ударившись о лестницу.
Он ничего не понял. Встал, внимательно огляделся. Всё было как прежде всё на своих местах тихо, спокойно. Он подошёл к двери, потрогал ручку, провёл рукой по косяку, и, осторожно, взявшись за ручку, вновь попробовал открыть дверь.
И вновь неведомая сила отбросила его в сторону. Иван оставил попытку выйти из дома. Он осторожно обошёл сени, вглядываясь в шероховатости не струганных брёвен, прислушиваясь к каждому шороху. Заглянул в оба чулана. Что-то было не так. Он приложил руку к стене, затем приcлонился к ней всем телом, и почувствовал еле заметное дрожание: стена вибрировала. Он лёг на пол. Дрожание пола ощущалось более явственно. Встревоженный не на шутку, он подошёл к двери, приник к ней, вслушиваясь к звукам доносившимся снаружи. Это было... Это был не шум ветра, не стон гнущегося старого дерева, не дробь проливного дождя. Это было похоже на хлопок, на чмоканье отрываемого от кафеля крючка-присоски. Звуки чередовались с определёнными промежутками, в их повторах чувствовался ритм и некоторая заданость. Он вновь огляделся. Взгляд задержался на двери в комнату сестёр.
В сознании неизвестно откуда появилась уверенность: Сестёр в комнате нет. Уверенность была абсолютной, сто процентной: Их там нет. Вихрь мыслей, предположений, сомнений вытеснила безобразная сцена, которой завершился праздник. "Всё это как-то связано", подумал он. Мысль, пришедшая ниоткуда, стала реальностью, очевидным фактом. "Их там нет. Всё это связанно". Утвердившееся в сознании понимание не принесло облегчения, напротив, тревога росла и вот-вот готова была обернуться паникой. Сжав кулаки, крепко зажмурив глаза, Иван приказал себе: "Спокойно! Ты не один! Жена, дочь, сын".
Он тихо, не переставая прислушиваться, поднялся в комнату, подошёл к окну.
Приближался рассвет, но было ещё темно. Он напряжённо вглядывался в медленно таявшие сумерки, пытаясь разглядеть, то что происходило вне дома. Что-то мельтешило, клубилось, вздрагивало. Появилось ощущение движения, но странного: движения: откуда-то из далека внутрь. Казалось, что вся вселенная слетается и всасывается в одну точку, в центре которой, был их дом.
"Ты что?"- удивлённо спросила жена. "Спи". Напряжённо, с плохо скрытой тревогой ответил Иван. "Ты что? Что случилось?" Ответно встревожилась Настя. Иван Молчал. Настя встала, накинула халатик, подошла к Ивану, повторила вопрос. "Не знаю, но мы кажется, летим". "Как летим? Куда?" "Не знаю. Наверное, как Элли в своём фургончике." "Как?"- не понимая, переспросила Настя. Иван молчал. Он напряжённо всматривался в то, что происходило за окном.
Солнце ещё не взошло, но приближающийся рассвет позволил увидеть, более отчётливо, странное движение вокруг дома. Стены дома тихо поскрипывали, вздрагивали. Пол, как на корабле, уплывал из-под ног. Со слабым еле заметным толчком мельтешение в окне прекратилось. Солнце всё ещё не взошло, но за окном было уже светло, и то, что было видно, не было их посёлком, зелёным, таким радостным, со многими теснившими друг друга постройками. Впереди, до самого горизонта, тянулось жёлто бурое пространство. Ни кустика, ни деревца, ни цветочка, ни травинки-былинки.
Ровная, песчано-каменистая поверхность на северо-востоке окаймлялась невысокой тёмной грядой. Дом не качался, стоял спокойно. Иван спустился вниз, чутко прислушиваясь, постоял у закрытой двери, потрогал ручку, внимательно осмотрел сени, на лесенке стояла испуганная Настя. Ивану показалось, что она за эти минуты похудела и постарела. "Стой там. Не спускайся. Иди к дочке". Он пытался овладеть своим голосом, но не смог скрыть тревогу и растерянность.
Нужно было решиться и открыть, попытаться открыть дверь. А что там за дверью? В этом неведомом мире, что там? Он вновь прикоснулся к дверной ручке, прислушался. Было тихо, совершенно тихо. "Как в могиле" подумал Иван. "При такой тишине через час другой и до слуховых галлюцинаций рукой подать." Он медленно, чуть касаясь, потянул ручку на себя. Дверь легко отворилась. На Ивана пахнуло жаром как из раскалённой печки. Он плотно прикрыл дверь, обернулся к Насти: " Иди к Катюше, а я выйду, осмотрюсь. Где мы. Куда нас занесло". Он вновь открыл дверь. Постоял, переступил порог, прикрыл дверь. Настороженно вглядываясь в непривычный чужой мир, спустился с крылечка.
Под ногами заскрипели камни. Он медленно обвёл взглядом всё открывшееся пространство. Камни, камни, камни. Камни покрупней, помельче. Бурые, рыжевато-жёлтые, тёмные со стальным блеском. Небо далёкое, густо серого цвета, ни облачка, ни ветерка. И жара. Всё проникающая жара. И, тишина, зловещая в своей противоестественности, тишина. "Как под колпаком" подумал Иван. Невдалеке блестела гладь озера. "Всё не так. Вода есть, а ни кустика, ни деревца, ни травинки".
Он вернулся в дом, плотно прикрыл дверь. В сенях стояла Настя. "Где мы?"
Спросила она, чужим, скрипучим голосом. "Не знаю. Надо смотреть. Здесь недалеко озеро. Я пойду, наберу воды. А ты иди к Катюше, оставайся с ней". Глухо ответил Иван, боясь, встретится с Настей взглядом. Он взял из-под лестницы пустое ведро. Вышел из дома. Внимательно вглядываясь, осторожно ступая, пошёл к озеру. Далёкое бескрайнее небо, опрокинувшееся в бесстрастное зеркало бездонного озера, на яву, демонстрировало бесконечность, безмерность зловещего, наполненного жарой, безмолвного мира.
Под ногами скрипело, скрежетало. В этом чужом, враждебном мире, лишённом дуновения ветерка, шелеста трав, перешёптывания жизни, угрожающий скрежет камней под ногами, казался перворождённым звуком, и был необычайно, неестественно громкими, как в замкнутом пространстве глубокой теснины.
Он подошёл к озеру. Вода была удивительно прозрачной, чистой. На дне лежали большие, более яркие, чем на земле, разноцветные камни. Иван зачерпнул воду и, неожиданно для себя услышал скрежет ведра о камни. "Вроде здесь глубоко, а камушки прихватил". Удивился Иван. К дому шёл, с трудом переступая. "Ну и жара. Что-то тут будет днём?" Подумал он.
В сенях, взяв кружку, зачерпнул воду и, внимательно вглядевшись,
обнаружил, что принёс чуть больше половины ведра. Ведро при, этом было таким же тяжёлым, как полное. Он ошарашено смотрел на воду, то в ведре, то в кружке: и там, и там вода не имела горизонтальной поверхности, а поднималась плоским куполом. "Как увеличительное стекло" - Мелькнуло в голове. " И камушки должны быть помельче". Он зачерпнул кружкой со дна несколько камушков, слил воду, и, правда, камни оказались намного мельче. Он вновь зачерпнул воду и стал медленно сливать её в ведро. Вода не стекала, как ей положено тонкой струйкой, а крупными, тягучими каплями падала в ведро. Ряби при этом не было. Понюхал. Запаха никакого. Помешал пальцем, растёр каплю. "Это не вода ".- Подумал он. "А что это?". Подошла Настя. "Как Катюша?" "Спит". "Это не вода. Давай посмотрим, сколько у нас осталось воды".
Воды было немного в чайнике, в Катюшиной бутылочке, и в баке. "А у сестёр?" "А они здесь?" Спросила Настя. "Думаю, что их нет". Настя поднялась по их лестнице, тихо постучала, осторожно тронула дверь. Дверь приоткрылась. В комнате никого не было. "Их здесь нет".
Сёстры появились в доме почти сразу после рождения Катюши. Самостоятельные, уверенные в себе, они не допускали никакого сближения. Короткое, почти официальное приветствие, при встречах. Односложные ответы на вопросы - да, нет, не знаем. Рано вставали, уходили на работу, возвращались поздно. Домой приходили только спать. Не разлучались, всегда были вместе. Никогда не ссорились, не спорили друг с другом. В коммунальном житье о таких соседях только мечтают.
Официально-чопорные дома, на работе, а работали они в одном институте с Иваном, обе оказывали Ивану своё расположение. В их поведении, словах, взглядах, интонациях был явный интерес. Они не стремились демонстрировать его окружающим, но не скрывали его от Ивана. Вначале Иван, а его тяготило внимание сестёр, отшучивался, старался отвлечь их внимание от своей особы, но сестёр это только раззадорило, и они усилили свой натиск. И то, что объектом внимания обеих сестёр был один человек, по-видимому, их не только нисколько не волновало, но и никак не сказывалось на их взаимоотношениях. Они были всегда единодушны, всегда вместе.
Иван стал избегать их. Быстро изучил режим работы сестёр, их привычки. И скоро, при ставших редкими, случайных встречах, видел в глазах, слышал в интонациях лёгкую насмешку.
"Их нет. Наверное, они не приходили". Повторила Настя, спускаясь по лесенке. Воды у сестёр было совсем немного. "Что будем делать?". Спросила Настя. В глазах в интонации, во всей фигуре была надежда и мольба. "Пойдём, пока Катюша спит, посмотрим, куда нас занесло". Растерянно, почти в отчаянии, проговорил Иван. Настя испуганно остановилась у порога, оглянулась на комнату, в которой спала дочь, Иван, поняв смятение и нерешительность жены, сказал: "Иди к дочке". Глаза Насти наполнились слезами: "Я с тобой, я не надолго". "Пойдём". Они вышли из дома, плотно прикрыв дверь. "Ну и жара". Испуганно оглядываясь, сказала Настя "Что-то тут будет днём"? Они немного прошли вперёд, обогнули груду каменистой россыпи, и повернули налево. "Здесь у нас поворот к дороге". Подумал Иван.
Они медленно, крепко держась за руки, шли по гремучим камням. Звук их шагов громко раздавался в пустынном пространстве, казался живым, одухотворённым в этом мрачном мире, лишённом каких бы-то ни было признаков жизни. Везде вокруг только однообразная жёлто-бурая поверхность и горячий, обжигающий, затрудняющий дыхание воздух. Угрожающе невозможная тишина. Иван взглянул на восток. Зловеще-огненный шар раскалённого солнца, медленно отрывался от линии горизонта. "Солнышко восходит там же что и дома". Опять сравнил Иван.
На юго-востоке, вдалеке передвигались какие-то фигуры. "Солдаты на плацу. Ишь, как лихо маршируют". Живо обрадовалась Настя. Иван пристально вглядывался в далёкую прямоугольную площадку. Отпустил Настину руку и прошёл несколько шагов к площадке. Его охватила тревога, страх, ужас: Как же они. Настя, дочь, сын? Что с ними будет? На площадке, строго повторяя прямоугольную форму, по периметру передвигались огромные камни. Какая-то сила отрывала их от земли, поднимала, передвигала параллельно поверхности на небольшое расстояние, опускала на землю, чтобы вновь, через несколько секунд, поднять, передвинуть, опустить. "Что это? Зачем? Как?". Иван вновь огляделся. Глянул под ноги, наклонился, поднял камень, внимательно осмотрел его. Это был кристалл тёмного, густо-вишнёвого, цвета с металлическим блеском. Поднял другой, третий. Поднимал, осматривал, машинально складывая в пакет. Осмотр камней увеличил тревогу. Он в который раз внимательно огляделся вокруг. Окружающее пространство пустынное, чужое и враждебное всё же что-то напоминало.
Он быстро подошёл к Насте. Взял её за руку. "Пойдём в дом". Тёмная тень страха состарила, исказила милое родное лицо, крепко сжатые губы мелко дрожали. Они вошли в дом. Иван плотно прикрыл дверь. Всё проникающая жара уже безраздельно господствовала в доме. "Я пойду, принесу вниз Катюшу, а ты попробуй завесить окна одеялами у нас и у сестёр. Нужно попытаться приостановить, ослабить жару". Иван принёс спящую дочурку, своё бесценное сокровище, положил в чулане. Там было прохладней. После того, когда они вместе плотно завесили окна у себя и в комнате сестёр, спустились вниз, в сени, Настя с тревогой и надеждой, глядя на мужа, спросила: "Что это? Как? Как нам быть? Что делать?". В её взгляде, интонации, приподнятых руках была просьба, не высказанная в слух мольба: разбуди, рассей, прогони прочь дурной сон. В словах, в душевном порыве, была надежда на то, что Иван, её Иван сможет, должен вернуть счастливую, ещё вчера такую безмятежную, счастливую жизнь, сумеет развеять эту невероятную, страшную явь.
Иван, после окончания школы, поступил в институт, давно определённый на семейном совете. Учился увлеченно, успешно. Собранный, ответственный он уже в первые месяцы учёбы обратил на себя внимание преподавателей. Ещё на первом курсе ему предложили подработку на кафедре. Он охотно согласился. Круг научных интересов расширялся и углублялся.
Когда ему предложили параллельно с учёбой в вузе дополнительное обучение он, посоветовавшись с отцом, согласился. Отец, бывший офицер к.г.б., поддержал сына, но предупредил: "Это станет главным делом твоей жизни. Всё остальное, семья, наука, дополнение к главному: служение Отечеству, народу". Как вешками обозначились этапы дальнейшей учёбы, работы, всей жизни.
После окончания института, Иван перешёл на работу в н.и.и., с научной деятельностью которого, было, связано его параллельное обучение. Работа совмещалась с обязательной дальнейшей учёбой. Учёба и работа были так тесно связаны, что под час было просто не возможно понять, где заканчивается обучение, и когда начинается работа. Он углублённо изучал обычаи, нравы, языки древних народов и народов живущих сейчас. Особое внимание уделялось древним верованиям и современным религиям, а так же психическим возможностям человека, как отдельной личности, так и человеческого сообщества, которые(психические возможности) , вопреки расхожему мнению, разговорам о свободе и равенстве, были различны, под час резко различны, как у индивидуума, так и у различных народов.
Он был участником, а иногда и организатором конференций, семинаров, диспутов. На одной из таких научных встреч, где обсуждались вопросы древнего востока, прозвучал тихий голос девушки, почти девочки. Она робела, вопрос был наивным, нечётким. Но при первых звуках её голоса с Иваном что-то произошло. На мгновение замерла жизнь, всё вокруг исчезло, перестало существовать. Потом, как только выровнялось дыхание, затих стук в висках, он закрыл глаза: Встреча, которую он, не осознавая того, ждал всю жизнь- эта встреча состоялась.
С конференции они ушли вместе. На его предложение проводить её до дома, девушка радостно согласилась. Оказалось, что они живут неподалёку друг от друга. У её дома, на прощание, он, вопреки всем нормам протянул ей руку. Её рука была тёплой и нежной, он слегка прикрыл её ладонью другой руки, попрощался, и ушёл. Жизнь его, состоявшая из отдельных событий и эпизодов, как мозаика, сложилась в полную и прекрасную картину.
Утром Настя задержалась. Всё было не так, всё валилось из рук. Встреча поразила её. Она не спала всю ночь. Что? Что она сделала не так? Почему он ушёл, ничего не сказав, не спросив телефона? Где она теперь его найдёт? Да и зачем она ему такая не пойми какая? Не позавтракав, кое-как одевшись, она вышла из дома. У подъезда, на том самом месте, будто и не уходил, стоял он. Он протянул ей маленький букет цветов, улыбаясь, поздоровался. И она, глаза её светились, восторг, радость переполняли всё её существо. И на его приветствие она ответила сверкающей, счастливой улыбкой.
Они встречались каждый день. Иногда весь день проводили вместе, просто гуляя по городу. Иногда встречались на десять-пятнадцать минут в свободное от дел время. Могли говорить обо всём. О серьёзном, о пустяках. Могли молча гулять, по городу, держась за руки, скучно им не было никогда.
Через четыре месяца, то, что Ивану было очевидно с первой встречи, сложилось в краткий разговор с отцом: "Я люблю её. Мне двадцать семь лет. Я хочу жениться". "Ты сам выбрал себе профессию. Всё остальное второстепенно. Закончи, по крайней мере, этот этап обучения. Через полтора года и женишься. За одно и её проверишь". Жестко ответил отец. Иван промолчал, но решения своего не изменил. Мать, как это было всегда, в их маленькой дружной семье, поддержала отца.
Вечером, сделав Насте предложение, и, услышав её счастливое: "Да! Да". Сжато в смягчённом виде передал разговор с отцом. "А мои - весло и беспечно, пролепетала Настя - мои обязательно согласятся. Пойдём к нам" Иван согласился, но посещение предложил перенести. Вопреки Настиным предположениям дома её никто не поддержал, даже бабушка. "Закончи, хотя бы третий курс. Да и то рано. Женишься, семья, дети пойдут. Бросишь институт. Нужна ты ему будешь, недоучка".
Иван и Настя горевать не стали, а нашли простой выход: подали заявление в загс, и стали искать квартиру. В городе цены были запредельными. Вот тогда-то и нашли они комнатку в домике на пригорке, в посёлке, где находился филиал института, в котором работал Иван. С помощью друзей быстро привели комнатку в приличное состояние, раздобыли подходящую мебель. Дома у Ивана снова состоялся разговор с отцом. Отец говорил мягче, тихо, с пониманием и очень убедительно. Если бы так он говорил в первый раз! Но теперь, за неделю до знаменательного дня? Теперь это было не возможно. Они расписались. Свадьбы не было. Навестили, немного посидели у Настиных родителей. Немного у родителей Ивана.
Через месяц, когда родители решили познакомиться семьями, и собрались в родительском доме Ивана, отец предложил молодым, переехать к ним, и жить вместе, жить одной семьёй. Не ютиться по чужим углам, не искать не нужных трудностей. Ивану и Насте, купавшимся в радостях медового месяца, не нужен был никто. Любой, самый близкий и дорогой, мог оказаться помехой. Они отказались.
Через три года у них родилась дочь. Обе родительские семьи настойчиво, чуть не со слезами, просили переехать в ту, или другую семью. Но молодые родители, желая сохранить свою независимость, уверенные в своих силах, и очень самостоятельные, вновь отказались. Теперь они ждали рождения сына.
Иван понимал своё полное бессилие. Он знал гораздо больше Насти. И что было ещё более страшным, так это то, что именно его познания не оставляли никакой даже самой ничтожной, самой эфемерной надежды. "О том, что случилось, можно лишь гадать.- Медленно и осторожно, не глядя на Настю, заговорил Иван. - Думаю, что мы никуда не улетели, ни в Африку, ни на Венеру. Мы не просто остались на земле. А на земле в том самом месте, где и были. Я внимательно осмотрел местность. Гряда там, правда поросшая лесом, и гряда здесь голая и каменистая, но то же гряда. И точно там же. И там и здесь наш дом стоит на бугорке. Здешний водоём с загадочной водой, и наше заросшее озеро, в одном и том же месте. Даже площадка, где маршировали камни. У нас в этом месте стадион. Время восхода солнца то же, что и в нашем посёлке. И взошло солнце в той самой точке, что и у нас. Мы никуда не улетали, мы, или точнее нас, переместили во времени. Может быть в прошлое, в то далёкое прошлое, когда ещё никакой жизни на земле не было". Теперь Иван уже говорил без обиняков, откровенно и жёстко. " А может быть, в то далёкое будущее, когда жизнь на земле уже исчезла. В любом случае, мы оказались в том времени, в таком месте, где органическая жизнь невозможна. В полдень, когда солнце поднимется в свою высшую точку, наш дом сгорит, и мы вместе с ним. Правда, перед этим мы задохнёмся от жары. Жара задушит нас".
Иван, с трудом переведя дыхание, сел на табурет. "Гадать, почему и как? Бесполезно. Нужно думать о том, что делать? Есть ли выход"?
Настя с ужасом слушала Ивана, не сводя с него отчаянного взгляда. Когда он замолчал, она медленно опустилась на колени, закрыла лицо руками. Она не плакала. С этими страшными словами, произнесёнными самым сильным, самым надёжным человеком в мире, с ней произошло что-то неожиданное и странное. Минуту назад испуганная и растерянная, она вдруг почувствовала себя не просто сильной. Могучей и могущей, ответственной за судьбу, за жизнь близких. В душе поднималось неизвестное ей ранее чувство. Это чувство, было чувством долга перед близкими. Это было чувство бесконечной, жертвенной любви к ним. Росло, укреплялось осознание великого права на жизнь мужа, дочери, сына! Они должны жить. Слова Ивана, как бы случайно произнесённые: "нас переместили", указывали на чью-то злую волю. Если есть силы поддержавшие зло, значит должны быть и иные. И она произнесла: "Господи, спаси, помоги". Она повторяла, повторяла, просила, умоляла, верила и надеялась. Она рассказывала Богу о том, каким замечательным отцом и мужем был Иван, о том какой славной девочкой росла дочь, каким чудным ребёнком, а потом взрослым мужчиной вырастет сын. Она рассказывала и просила, просила и умоляла - она молилась. Молилась первый раз жизни. Молилась мать, молилась жена. Она просила Бога о них, о самых родных, бесконечно дорогих. Они должны жить. "Господи, спаси, помоги"! В её голосе, в словах приходивших из сердца, была любовь, горячая, бескорыстная, и совершенная вера, и надежда на помощь. "Господи, помоги!".
Иван ощутил, всем своим существом, почувствовал чистоту, глубину, святую веру Настиных слов. И ему стало больно, бесконечно больно. Пришло, охватило, заполнило, захлестнуло чувство вины перед Настей, перед детьми. Не предусмотрел, не предотвратил, не защитил. А ведь он знал, знал намного больше Насти, и не только Насти. Ему были известны истины, о существовании которых Настя, как и подавляющее большинство людей, просто не догадывались. У него самого, при первых подступах к этим тайным знаниям, возникло ощущение невероятной волшебно-фантастической сказки, подчас страшной. Со временем, когда познания углубились, когда многое освоилось на практике, и оказалось явью, возникло чувство ответственности за каждый шаг, за каждое произнесённое слово, за мимолётную мысль. Пришла, тщательно отработанная привычка, самоконтроля, потребность постоянного анализа окружающей обстановки, поступков людей, своих собственных дел и мыслей. Выработался навык, ставший необходимостью - просчитывать ход событий на много шагов вперёд. И вот просчитался. Цена ошибки - жизнь близких, самых дорогих людей. Цепочкой, одни за другими, приходили на память события ставшие базой, основой свершившейся катастрофы. И, первой в списке таких событий, была их женитьба. Не имел права. У него не было права на семью! А вот отец. Как же прав был отец!
Где б ты ни был, в речи В Доброте и Ладу
Не дай к мраку рвенья, Будь во всём достойным!
А то в нашу речку А иначе стадо
Ты введёшь волненье. Будет неспокойно.
Право Правды ведай Мiр внемли весь красен,
Нельзя и чуть злиться, Не теряя бденья,
А то птицы в небе Чтоб:. . .,смогли . . . , мурашки
Могут заблудиться. Строить муравейник.
Из древнерусской притчи. (Отрывок). Перевод Абрамова А.Ф.
Проснувшаяся Катюша, глянула из тёмного чулана в открытую дверцу, увидела маму и папу, встала, вышла в сени, походила между мамой и папой, попила водички из бутылочки, подошла к двери, потянула за дощечку, дверь приоткрылась. В открытую щёлку залетел свежий, прохладный ветерок, послышался птичий щебет. Настя подняла голову, встала с колен, оторвала завороженный взгляд от двери, взглянула на мужа. Иван сидел, обхватив руками совершенно седую голову. Она подошла к двери и широко распахнула её. Впереди виднелась, зеленела лужайка, покрытая изумрудной травой, в отдалении сквозь паутину ветвей деревьев, блестела гладь озера. "Мир вам" раздался мужской голос. Иван резко поднял голову, встал, вышел из дома. Рядом с крыльцом стояли двое мужчин. Один средних лет, второй значительно моложе. Одежда их напоминала древнерусский костюм. "Вы молились! Господь услышал вашу молитву. А мы выполнили его волю! Мир вам!" Не было сил ответить на приветствие. Иван молчал. Молчала и Настя.
Катюша сползла с крылечка, подошла к мужчинам. Старший наклонился, погладил лён шелковистых кудрей девчушки. Она доверчиво протянула к нему ручки. "Здравствуйте. -Вновь заговорил старший, поднимая на руки Катюшу. -Мы знаем о беде, которая с вами случилась".- Он говорил медленно, как бы подбирая слова, чётко выговаривая звуки. "Меня зовут Доброслав, а моего молодого друга Людота". Непривычные имена, звучавшие совершенно по-русски, необычная одежда с её древне русским стилем всё указывало на другой временной период. Они вновь оказались не в своём мире. "Некоторое время вам придётся пожить у нас. Мы приготовили для вас жильё. Будьте осторожны. Мир наш нежен и хрупок. Постарайтесь не нарушать красоту и гармонию нашего мира. Сегодня, после полудня, ваш старый дом исчезнет из нашего времени. Поэтому возьмите, то, что считаете ценным и нужным. Всё необходимое для жизни у вас будет. Поторопитесь. Времени осталось не так много. Вещи сложите, где-нибудь поблизости. Потом, мы их перенесём в ваш новый дом". Доброслав поставил Катюшу на травку. Они попрощались и ушли, пообещав в скором времени вернуться.
Задумываться, о том, что произошло на этот раз, так же как и радоваться своему чудесному спасению, не было времени. Нужно было спешить. Иван отвёл жену и дочь подальше от злополучного места, а сам пошёл к дому. Настя хотела остановить, крикнуть "Не ходи! Не нужно! Ничего не нужно!" Но из пересохшего горла вырвался еле слышный шёпот. Иван не слышал. Он шёл к дому. Пока он шёл, Настя не сводила с него глаз. Вот он подошёл к дому, вот он поднялся на крыльцо, вот он вошёл в дом, и вот он скрылся в сумраке сеней. Она отвернулась. Машинально взяла из рук дочери сорванный цветок, что-то сказала. Тревога росла, она боялась повернуться и взглянуть в сторону дома. Сердце и душу заполнил липкий, тягучий страх.
Иван поднялся в комнату. Особенно выбирать не приходилось. Самое ценное- книги. Сдёрнув с окна одеяло, он, не разбирая, кучей свалил на него книги, завязал узлом, и вытащил узел в сени. Во второе одеяло свалил одежду, обувь. И этот узел, также спустил вниз. Из-под кровати достал два чемодана и всё вытащил на крыльцо. Вновь вернулся в комнату, осмотрелся,- там оставалась только мебель. В сенях опорожнил бак и сложил в него почти всю посуду. Все эти узлы и чемоданы, поочерёдно подтащил к кусту, под которым сидели Настя с дочкой. Остановился, отдышался, рассказал Насте, какие вещи вынес, спросил: "Что ещё"? Настя с испугом и поспешно ответила: " Ничего. Больше ничего не надо. Не ходи туда".
Но тут Иван вспомнил про ведро с загадочной водой и про камни, и пошёл к дому. "Не ходи!" С ужасом крикнула Настя. Но он уже подходил к крыльцу. Настя закрыла лицо руками. Явственно зазвучали слова Доброслава: "У вас мало времени... Ваш дом исчезнет".
"Ну что ты, что ты. Я же здесь". Настя разрыдалась, упала на траву. Она плакала взахлёб, тело её вздрагивало, она не могла остановиться. За Настей заплакала Катюша, горько, сиротливо, безутешно. "Ну что ты делаешь! Перестань! У нас же сын". тихо с болью сказал Иван. Рыданья вмиг прекратились. Заплаканное, распухшее лицо было испуганным. Настя села, приложила к животу руки, а там, в такой же истерике, ударяя ручками и ножками в живот матери, бился ребёнок. Иван, став на колени, начал через платье гладить сына, уговаривать его. "Что ты сынок? Что ты. Успокойся. Всё будет хорошо. Ты вырастешь большим и добрым мальчиком. Большим и сильным. Успокойся". За отцом, стала гладить братика и присмиревшая Катюша. Дитё затихло. Но, успокоившиеся было родители, испугались вновь. Вся трава, окружавшая их, поникла и лежала, как только, что скошенная. Куст, рядом с которым сидела измученная мать, то же сник, ветки висели, листья болтались мокрыми тряпками, как ошпаренные. На высоком дереве, росшем вблизи, раскачивалась надломленная ветка.
"Наш мир нежен и хрупок. Он разрушается и гибнет от боли, страданий. От лжи, злых мыслей, недобрых порывов. Будьте осторожны". Сказал, неизвестно откуда, появившийся Доброслав. Он наклонился и поднял двух птиц. " Они, как и трава погибли от ваших слёз, от вашей боли. Потребуется время, чтобы восстановить былое совершенство этого места. Будьте осмотрительны, будьте осторожны".-Вновь напомнил Доброслав. "Вы всё взяли?" "Всё. Всё!"-В один голос поспешили с ответом Иван и Настя. "Нам больше ничего не нужно".
"Ну, вот и хорошо. Пойдёмте, я покажу вам ваш дом. А вы возьмите что-нибудь из вещей, только не очень тяжёлое. У нас ещё будет время, а вещи отсюда никуда не денутся". Он наклонился, поднял Катюшу на руки и, та доверчиво обняла его за шею. Иван взял два чемодана, а Настя несколько книг наугад.
Они шли по еле заметной тропинке, поросшей густой, пружинившей под ногами травой. Довольно скоро, из-за деревьев, показался небольшой красивый дом, очень похожий на русскую избу, с шатровой крышей, резными наличниками, с роскошным "царским" крыльцом. Вокруг дома росли пышные кустарники, было много цветов, разбросанных среди густой высокой травы, ярко и объёмно смотревшихся на фоне свежей зелени.
Доброслав поставил Катюшу на крылечко."Вот мы и пришли. Этот дом мы приготовили для вас. Остальные вещи принесёт Людота. А вы пока не расставайтесь. Вам нужно успокоиться, восстановиться после пережитых потрясений. Слёзы не нужны ни вам, ни нашему миру. Проходите в дом. Располагайтесь. Отдыхайте. И обязательно поешьте". Сказал на прощание Доброслав.
Они вошли в дом. Внутри дом, казавшийся небольшим с наружи, был просторным и очень удобным. Три комнаты были обставлены мебелью, которая, как бы переместилась из их, возможно навсегда потерянного мира, в мир Доброслава. Обстановка сразу показала назначение комнат. Небольшие сени, гостиная, детская, спальня, и пространная кухня, из которой шёл дразнящий запах. На столе в кухне- столовой, были разложены приборы, а на плите стояли кастрюли с готовой горячей едой. Они поели. Еда, напоминавшая простые крестьянские кушанья, была привычной и вкусной. "Кого благодарить? Кому сказать спасибо? За приют, еду, за чудесное, необъяснимое спасение. Кому"? Настя поклонилась и произнесла: "Слава тебе Боже, Слава тебе". Иван промолчал. Он тоже молча благодарил Бога, и был благодарен Насте за вслух произнесённые, такие необходимые и правильные слова.
Близился к концу этот странный, длинной в бесконечность, день. Они молча сидели на крылечке. Для радости не было сил. Для неё не было места в измученной душе матери. Настя боялась, что это чудо, дом, сад, цветы могут исчезнуть. Что всё это может оказаться сном, что она может проснуться, и они вновь окажутся в мире лишённом звуков, лишённом жизни. Иван, сразу принявший реальность нового мира, тем не менее, очень хорошо понимал её. Он зачерпнул воды, из бочки стоявшей под стоком, и стал брызгать в Настину сторону, приговаривая детскую потешку: "Водичка, водичка умой Настино личико. Чтоб щёчки краснели, чтоб глазки блестели". Катюша радостно принявшая игру, бегала, стараясь попасть под водяные брызги, весело и заливисто смеялась. Настя, вначале с недоумением смотревшая на эту странную забаву, вытирая живительную влагу с лица, вдруг почувствовала облегчение. Душа распрямилась. Страх уходил, напряжение отступило.
Вечерело. Мирное, ласковое солнце, клонилось к закату. Маленькую кроватку из детской, Иван перенёс в спальню. Но спать легли на большую кровать, втроём, с дочкой посередине. Так всем, после пережитых волнений, было уютней и спокойней.
Утром рано их разбудил ласковый солнечный лучик осветивший угол спальни и весёлый щебет птиц. На крыльце лежали все их вещи, аккуратно сложенные, а чуть в стороне стояло ведро с загадочной водой, и рядом лежала сумка, с не менее загадочными камнями.
Первые дни они старались не расставаться. Ни на минуту не терять из вида друг друга. Восстановление, вначале еле заметное, набирало силу. Появились первые улыбки, радость от весёлого лепета дочки, от красоты окружающего мира. По утрам Катюша выходила на крыльцо с хлебом в руках, звала птичек: " Теня, Теня". Прилетали птички, очень похожие на синичек. Садились на плечи, голову девочки, брали из рук еду. И когда Катюша спускалась с крыльца, они летали вокруг неё весёлой, говорливой стайкой.
Дни проходили быстро и были наполнены тихой радостью. Продукты им каждый день приносил Людота. Они сами готовили еду. Разжигали плиту странными брикетами, сложенными под навесом в саду. Ходили на родник за водой. Они много гуляли, осторожно расширяя свои маршруты. Они заметили, что следы их ног спокойно переносит густая, плотная, как свалявшийся войлок трава. Она пружинила под ногами и не вытаптывалась. Другие травы долго сохраняли следы их ног, выглядевшие среди изумрудной зелени, как обнажённые, незаживающие раны. Не сговариваясь, они обходили тропку, которая вела к красивому озеру, и бугорку, на котором в то страшное утро материализовался их дом, переместившийся то ли в прошлое, то ли в будущее, куда? Они этого не знали, и пока об этом не думали.
Добррослав и Людота навещали их каждый день. Чаще приходили вдвоём. Приносили продукты и вещи, в которых неожиданно появлялась необходимость. Наряду с чувством глубокой благодарности "миру любви и добра", так между собой называли этот мир Иван и Настя, к ним постепенно пришла, вернулась способность удивляться. Они, особенно Настя, не переставали удивляться тесной связи растений с их духовным состоянием. Когда они подходили к растениям в спокойном, добром расположении их встречало благоухание трав. И они начинали чувствовать себя частичкой этого удивительного мира добра и милосердия. Они увидели, осознали красоту нового мира. Многое напоминало родину. Красота этого мира не яркая, не броская, поражала своим совершенством, своей завершённостью.
Время шло. Боль от пережитого сглаживалась, ослабевала, но обрести полного душевного равновесия Ивану не удавалось. Пришло раздумье. Иван боялся его. Он стремился не только отдалить анализ страшных событий, но и стереть их из памяти навсегда. А, они помимо его воли, возвращались, жгли душу своей страшной реальностью. Он прогонял их, пытаясь переключить внимание на дела и события сегодняшнего дня. Он старался понять, разобраться в том, как живёт, как существует мир Доброслава. Многое из того, чего не могла понять и принять Настя, было ему известно из той прежней, так внезапно и страшно оборвавшейся, жизни. Иван видел и не удивлялся тому, как, не просто с полуслова, а никогда не разговаривая, между собой, Доброслав и Людота понимают друг друга. Он не удивлялся, в отличие от Насти, когда при малейшем затруднении, ещё даже не высказанном в слух, неизвестно откуда, появлялся, Доброслав, точно зная, в чём и какая у них возникла нужда. Видел, как на глазах меняется дочь. Как она оживляется, выбегает на крыльцо, встречать Доброслава и Людоту, безошибочно зная время их прихода.
Там в той, теперь уже такой далёкой жизни, в течение долгих лет он и его коллеги по работе, изучали, по крупицам собранные отрывочные, запутанные, противоречивые сведения о психофизических возможностях человека. Помнилось, как на одном из первых занятий руководитель дал странное задание перечитать "Вечера на хуторе близ Диканьки", и тогда, показавшиеся ещё более, странными слова: " Гоголь знал то, о чём писал". Помнил, как после долгого и тщательного изучения, сложилось общее мнение: Это не сказки, не фантазии - это знания и умения, которыми владели предки. Так же, по общему мнению, самым удивительным в этих рассказах Гоголя - было описанное им, умение и способность человека к перевоплощению. Что это? Если это реальность, то, что это? Наследуемая способность, которая передаётся от дедов прадедов из поколения в поколении? Или этому можно научиться? Видимые образы перевоплощения, что это? Картинка-мираж, своеобразная кино-пустышка? Или это воздействие на психику, особого рода гипноз, при котором видится не истинный объект, а внушаемый? Или, наконец, это реальная физическая перестройка - мгновенное перевоплощение на плотском уровне. И если да? Меняются ли при этом психофизические особенности человека? Изменяются ли его привычки, привязанности, интересы? Меняются ли характер, способности, - сама личность? Если меняется личность, то, как это сказывается на судьбе того, кто владеет подобными знаниями и умениями? Руководитель внимательно выслушивал, своих младших товарищей. Редко возражал, чаще молчал, не спешил с одобрением, согласия своего не высказал. Потом, спустя месяцы, Иван понял, что это было не только желанием воспитать самостоятельность мышления, нет, не только. Руководитель боялся упустить, спугнуть даже самую малую догадку, которая могла бы помочь приподнять завесу, за которой скрываются таинственные возможности человека. Догадку, которая могла бы оказаться ключом, открывающим двери в неведомый мир. Вопросы, которыми заканчивались почти каждые обсуждения, волновали всех. Как связано использование таких знаний и умений с личной судьбой человека? Возможно ли влияние на судьбу других людей? И есть ли, может ли быть такое самовольное право у ведающего, знающего, умеющего? И каковы последствия?
Вспоминалось, как ему, осторожно, перед рождением Катюши заменили тему, с обещанием со временем обязательно вернуть к прежней тематике. Потом он, в скором времени, заметил, что его не допускают к некоторым материалам, чего ранее никогда не было. Объяснения искать не стоило. Оно было простым: несвоевременность, а возможно недопустимость, его женитьбы. Но он, там в том мире, никогда не жалел о том, что в его жизнь вошла Настя. Ни карьера, ни почёт, ни деньги, ни власть - ничто не могло заменить счастья быть рядом, видеть, слышать, ощущать их неразрывную целостность. Когда, в их институте появились сёстры, Иван понял, что его тему со всеми его наработками передали им.
Один из первых вопросов, возникших у Ивана, ещё задолго до женитьбы, в самом начале обучения, был вопрос: "Может ли отрицательно сказаться на нём, на его близких, на их судьбах, погружение в таинственное"? Точного ответа на этот вопрос, в том, теперь таком далёком мире, он не услышал. Его или не знали, или не спешили с ответом. Исчерпывающее объяснение - ответ на этот вопрос, он получил в то страшное утро, когда его сознание, как загнанная в тесную клетку птаха, металось в поисках ответа, в поисках выхода.
Иван не задавал никаких вопросов Доброславу. Опять таки из той прошлой жизни он знал, что поспешный вопрос может задержать решение задачи, или увести в сторону, завести в тупик. Знал, что любой вопрос должен быть глубоко осознан, затем прочувствован, затем, в определенных случаях, выстрадан, и последнее - он должен быть своевременен. Ответ зависел от уровня имеющихся знаний, от опыта их использования, от готовности принять его, и пройти с ним через испытания, под час тяжкие. Очень скоро Иван понял: Если ты занимаешься предназначенным тебе высшим промыслом делом, - судьба, обстоятельства, а теперь уже точно знал - Бог, неизбежно поведут тебя в нужном направлении. То вдруг неожиданно появится нужная книга, то строго к месту произнесённая кем-то, может по радио, а может в беседе случайных попутчиков фраза, то нужная тебе в данный момент для твоей работы кем-то высказанная мысль, или встреча с нужным для работы человеком. А может быть случайный взгляд на предмет, с которым придёт озарение, или, как у Ньютона, к стати упадёт яблоко.
Вопрос, о котором ему постоянно напоминал его руководитель: чистота помыслов исследователя, был особым. С него начинался каждый новый этап обучения. Но вот всегда ли личность исследователя соответствовала моще полученных знаний и умений, уровню его ответственности перед отдельным человеком, перед людьми? Эта мысль, здесь, в этом необыкновенном мире, всё чаще и чаще приходила Ивану на ум. И вместе с ней, против его воли, всё чаще и чаще всплывали в его памяти насмешливые глаза сестёр. И тут же, вместе с этими воспоминаниями, в душе поднималась свирепая ярость. Надолго сходились у переносицы брови, долго бушевала в груди невидимая буря. Смирять которую, помогали растения, тревожным шелестом и перешёптыванием ветвей, напоминая слова Доброслава: "Мир наш нежен . . . Будьте осторожны."
Однажды, когда Иван шёл один на родник за водой, внезапно перед ним, ощутимо-явственно, возник торжествующий образ красавиц сестёр. Гнев, боль, ненависть, ярость, из бездонной глубины души поднялись, охватили всё его существо. На мгновенье он перестал ощущать себя, своё я. Близкие, окружающий мир, время пространство - всё исчезло! Остались только ярость и боль, огромно- несоизмеримые с размерами его ограниченного существа, способные, как самостоятельная не зависящая от него сила, разорвать его плоть, его душу, на мелкие частички, уничтожить окружающее пространство. Когда сознание вернулось, Иван ощутил напряжение во всём теле. Намертво стиснутые челюсти, сжатые до боли кулаки, как бы готовые к гигантскому прыжку, напряжённо согнутые в коленях ноги.
Он огляделся и не узнал мир Доброслава. Грозные порывы ветра, раскачивали могучие деревья, склоняя их до самой земли. С треском ломались и падали ветки. На небе недавно ясном и радостном, появились низкие тёмные тучи, сверкали молнии, воздух сотрясало от яростных раскатов грома. Где-то, что-то стонало долго, протяжно, тоскливо. Безумно, безутешно кричала испуганная птица. Иван перевёл дыхание, от свирепой ярости и гнева не осталось и следа, в душе было пусто и мрачно. Он медленно, с трудом переступая, как после тяжёлой и продолжительной болезни, шёл домой. Не думая, механически перешагивая через поваленные кусты и ветки, тупо глядя на тёмно- бурую, пожухлую траву.
У крыльца его встретила Настя. Она не спросила, где вёдра, не спросила, почему нет воды, Она взяла его за руку подвела к крыльцу, как больного усадила, обняла и, ни о чём, не спросив, тихо заплакала.
Ивану предстоял трудный, покаянный разговор с Доброславом. Нужно было собрать всё мужество, все силы, что бы прямо глядя в глаза спасителю и кормильцу его семьи, произнести слова с просьбой о прощении. "Отблагодарил! Заплатил за добро! Послужил верно, и преданно"! Безжалостно корил себя Иван. "Отплатил чёрной неблагодарностью". Слёзы, и сочувствие жены ещё больше терзали душу. Иван из опыта всей прошлой жизни знал: за всё надо платить. Хочешь ты этого или нет, но расплата неизбежна. За ошибки совершённые ранее он чуть было не расплатился жизнью самых дорогих людей. Их спасли, и вот какова его благодарность! И этот сегодняшний его проступок, так же ждёт своей платы, своей кары. И к кому прикоснутся новые беды и испытания? Только ли к нему одному? А если?
Доброслав внимательно, выслушал Ивана, который, не оправдывался, не объяснялся, а жёстко и беспощадно, осудил себя. "Ну что же, пришло время для откровенного разговора". Сказал Доброслав. "Вы ведь понимаете, что ничего в жизни не происходит случайно. Значит, и то, что с вами произошло, не только закономерно, но в том или ином виде неизбежно. Мы ждали, что беда, случившаяся с вами, заставит вас пересмотреть всю вашу жизнь, поэтапно обозначив, ошибки и просчёты. Вы вспоминали, страдали, мучались, искали ответа. И, при этом, мало задумываясь о своих собственных ошибках и просчётах, искали ошибки и просчёты других, а результатом стало всё то, что сегодня произошло. Я помогу тебе Иван в том, в чём ты окончательно запутался, и самостоятельно вряд ли найдёшь правильный ответ.
Когда у вас в доме появились сёстры? Почему? Когда у тебя забрали тему? Почему? Ты всё объяснял, тем, что у тебя появилась семья. Это правильный, но, в то же время упрощённый ответ. Семейные обязанности, долг перед близкими, требует от человека много сил, внимания. Раньше ты весь полностью был погружен в работу, на тебя рассчитывали, именно с тобой, при твоём участии надеялись решить серьёзнейшую, для вашего времени проблему: психофизических взаимодействий личностей на тонком, невидимом уровне. Женитьба перетянула на себя большую часть твоих интересов и устремлений. Ты перестал продвигать работу прежними темпами. Нужны были, срочно нужны были результаты, а они были ничтожны. Отдачи не было. Поэтому тебе заменили тему, а затем закрыли доступ к информации, так как считали не позволительным расширять круг лиц посвящённых в данную тему. Информация стала для тебя не доступной. Как же прав был твой отец.
Срочно нужна была замена. Сёстры, невольно, они в этом не виноваты, стали твоими преемниками. Им предложили продолжить работу по твоей теме, они согласились. Согласились, не догадываясь, насколько сложной была поставленная перед ними задача. В самом начале, впервые же месяцы, они оценили величину твоего научного вклада. Самостоятельно продвигаться вперёд без твоего участия, им было не только трудно, а просто не возможно. Они не владели твоей методикой, не обладали твоим чутьём. Они не могли нащупать, понять, определить направление, на котором ты достиг своих результатов. Их возможности, при практическом применении твоих открытий, были ничтожны. А внимание к тебе, которое ты ошибочно принимал за интерес к твоей мужской персоне, было ни чем иным, как признательностью учёных коллег, прекрасно понимавших широту и глубину твоих познаний, уровень открытий и достижений, желавших только одного - наладить с тобой научный контакт, обеспечить дальнейшее развитие темы. Они не стремились использовать твои научные достижения и выдать их за свои успехи. Это удивительные девушки. Очень честные и скромные. Скромность при такой красоте большая редкость. Окружающим, скромность других людей помогает, выделиться, ярче проявить свою индивидуальность. Такие люди очень удобны для честолюбивого окружения. В вашем случае всё получилось наоборот, скромность сестёр оказалась помехой.
Они пытались и много раз обращались к начальству, с настойчивой просьбой вернуть тебя в тему. Всё было бесполезно. Тебе, в тебя больше не верили. Неумело, неуклюже, (мешала, нехарактерная и не понятная в вашем времени, скромность) но они всё же пытались выстроить с тобой деловые отношения. И переселились они к вам в дом, по совету вашего общего руководителя, всё с той же целью. Чем больше они старались наладить с тобой общение, и при твоём участии вернуть тебя к твоей же работе, тем больше ты сопротивлялся. Они были не поняты. В результате, чисто по-женски, обиделись, оскорбились. История в клубе, когда никто не встал на их защиту, никто не предложил своей помощи, и даже после окончания вечера, никто не оказал поддержки. Это надо понять - никто! Всё это вызвало гнев и протест. Гнев плохой советчик. Они плохо скоординировали свои действия, не владея практикой, ошиблись. И то, что было ими задумано как шутка-встряска, направленная против тебя одного, обернулось большой бедой. Бедой и тяжким испытанием, не только для вас, но и для самих сестёр. А так же, и для ваших близких, для ваших родных. А вы этот месяц часто о них вспоминали?" Лицо Насти залило густой полыхающей краской. У Ивана, что-то сжалось внутри, распрямилось, кольнуло, и куда-то заспешило сердце. "Вот видите! Вам следует серьёзно подумать о вашем отношении к родителям".
Доброслав помолчал. " То, что случилось у родника, ты тоже неверно понял. Как только сёстры осознали глубину своего просчёта, поняли, что ошиблись, что ошибка затронула всех вас, всю семью. Что всё может закончиться гибелью для всех вас. Они не спрятались, не попытались тихо и незаметно уйти от ответственности. Прекрасно понимая, чем может для них обернуться правда, и не смотря на это, они подняли на ноги всё начальство, всех практиков института. Таковых в институте не мало, да только нулевой уровень их возможностей определился полностью, только лишь тогда, когда вы оказались в мире жары, безмолвия и отчаяния. Девушек не просто отстранили от темы. В этот же день, их уволили из института. Всё это время, они самостоятельно, с риском для жизни, пытались наладить с тобой контакт, пытались нащупать ваши следы. Сегодня им это удалось. Первыми они увидели Настю с Катюшей". "Да, да. Я их видела, но решила, что это мираж". Поспешила подтвердить, совершенно потрясённая Настя. "А потом у родника их увидел ты. И опять не понял. То, что ты принял за торжество зла, было их радостью. Ведь они увидели всех вас живыми и невредимыми. Суд страшная сила. Нужно не просто понимать ближнего, но и суметь прожить его жизнь, с его, а не со своими возможностями. Не судите да не судимы будите".
"А что же нас спасло"? Растерянно спросила, совсем сбитая с толку, ничего не понимающая, потрясённая Настя.
"Вы молились". "Я не молился". С удивлением возразил Иван. "Разве? Ты же изучал вопросы веры, ты же знаком с основами православия. Тебе известны условия успешной молитвы"? "Да. Абсолютная вера в исполнение того, о чём просишь. Полная отрешённость от окружающей действительности, погружённость в беседу с Богом. Сердечность. Молитва от сердца". "Всё что ты сказал, всё верно. Но есть начальный этап предмолитвенный: Осознание своей вины. О чём ты тогда думал"? "О том, что я не имел права жениться. Последствия моей работы, моих исследований неизбежно должны были коснуться моих близких. Что и произошло. Да ещё так страшно произошло". "Чтобы хорошенько помолиться, нужно хорошенько испугаться! Глубина твоих страданий, твоя боль, твой страх за судьбу близких, разве это не начало, разве это не молитва?
Но вы молились не одни. Когда сёстры поняли, что в институте никто и ничем не может вам помочь, что практического опыта на таком уровне нет ни у кого, тогда они пришли, точнее, прибежали в храм. Эти девушки, удивительно вдумчивые, старательные и исполнительные, всегда пытались во всём разобраться до основания. Изучить всё до мельчайших подробностей, используя при этом все доступные средства. Когда они начали изучать православие, они решили изучать его не только по первоисточникам, но и на практике. Тогда-то, а это было до знакомства с тобой, они открыли для себя храм. Они стали посещать службы, беседовали с батюшками, монахами, прихожанами. В итоге, совершенно осознано, покрестились. Перед крещением, коротко, в допустимом объёме, с учётом уровня секретности, рассказали батюшке о предмете своих исследований. На что священник ответил, что исследования не возбраняются. Это ведь не практика. В то утро, испуганные тем, что произошло, осознав недопустимость своего проступка, они прибежали в храм, и молились они не о себе. Они молились о вас. Молился о вас и священник".
"А какую шутку они придумали"? Спросила Настя. К ней медленно, очень медленно, но всё же прорывалось, приходило понимание того, что случилось. Понимание того, кто причастен к этим страшным событиям. Почему. И что это за институт, в котором работали Иван и сёстры. И самое невероятное - роль, а возможно и причастность, или даже вина Ивана, в том, что произошло.
"Они решили не выпускать Ивана из дома. Как это можно было сделать, они довольно неплохо себе представляли. К практике такого рода, за всё время своей исследовательской деятельности, сёстры прибегли первый раз, Они знали, что Иван рано утром собирался идти по грибы. Вот и решили оставить его дома. В гневе и спешке, плохо продумали последовательность своих совместных действий. Ошиблись. И тут в действие вступил фактор, о котором ни они, не ты Иван, ничего не знали. Ты никогда не интересовался судьбой вашего дома"? Иван в недоумении молчал. "А напрасно. Человеку с таким родом деятельности, прежде чем переехать в новый дом следовало бы поинтересоваться, что это за дом. Ваш дом два раза горел, его перестраивали, а за два года до вашего переезда, угол дома разворотил пьяный бульдозерист. И это не весь перечень бед и злоключений дома. Что можно сказать о таком доме"? "Что он находится в геопатогенной зоне"? Вопросом на вопрос ответил Иван, удивлённый неожиданным поворотом разговора. "Если бы! Он находится в зоне, а точнее в точке временного информационно-энергетического обмена. Через такие точки проходит энергетическая и информационная связь времён. Настоящего, будущего, прошлого. Здесь проходит канал временной связи. Они - прошлое, настоящее и будущее, не только связаны между собой, как сообщающиеся сосуды, но и взаимодействуют между собой, оказывают влияние на состояние души, на судьбы людей, на характер их поведения. И не только каждой отдельной личности, но и целых народов. При этом времёна неизбежно, изменяют друг друга. Между ними возможен и материальный обмен. В этом вы убедились лично дважды.
Роль настоящего особая. От любого твоего поступка сегодня, в данный момент, перестраивается прошлое, которое ещё не наступило, но неизбежно придёт. И кирпичики в это прошлое, которое наступит, закладываются сегодня. И, конечно же, сегодняшние поступки формируют своеобразие будущего. Вырисовывается, вывязывается канва, именно канва, а не сама жизнь в будущем. Какой будет жизнь? Она окажется такой, какой рисунок сумеешь нанести на приготовленную для тебя канву. В лучшую сторону, если поступки добрые, а помыслы чистые. В худшую, если помыслы и действия пропитаны злобой, насыщены ложью. Всё зависит от характера поступков человека, от его помыслов. То есть человек сегодняшним поведением может улучшить, или ухудшить свою судьбу в прошлом, и, соответственно задать вектор своей будущей жизни. Люди, своими поступками сегодня, перестраивают прошлое, а канва их сегодняшней жизни связана из поступков, совершённых ими в давно исчезнувшем времени. Сегодня вы создаёте основу, вывязываете канву жизни ещё не родившихся Ивана и Насти. Эта канва вяжется Богом с учётом слабых, неправильных сторон ваших характеров, с одной только целью: исцелить. Более того, и это нужно знать: ваши поступки сказываются на судьбе детей, внуков. И не только. Они сказываются и на судьбе всего вашего рода, и уже ушедших предков, и ещё не родившихся потомков. Всё зависит от характера поступков, от сути помыслов, каждого в отдельности и всех вместе. Так складывается и судьба рода, и судьба каждого человека сегодня, вчера, завтра. В этом узле завязаны проблемы вашей Родины и вашего народа. Впрочем, как и любого другого народа. "А что происходит, если человек постоянно ошибается"? "Происходит самое страшное. Человек лишается рода. Он неизбежно окажется в среде другого народа, перед которым Богом поставлены совсем иные задачи. И характер народа будет соответствовать этим задачам. Изменится и его социальный статус. Он окажется на самой низшей ступени чужого общества. Жизнь такого человека, оказавшегося в чужой среде, превратится в пытку.
Люди, неумело строящие свои отношения сегодня, теряют друг друга в ещё не наступившем прошлом". Об этом нужно всегда помнить и это нужно очень хорошо осознать.
"А что это за загадочные точки - каналы"? Спросил Иван, у которого проснулся профессиональный интерес.
"О точках, через которые проходят каналы временных связей, знали в глубокой древности. Как правило, такие точки располагаются на возвышенных местах. Эти места или лишены растительности, или слабо поросшие. На таких полянках с древних времён устраивали языческие капища, а в последствии возводили храмы. В таких местах, обустраивалась монашеская жизнь, располагались скиты. Почему? Сила молитвы в этих местах увеличивается многократно. Теснее, ощутимее связь с Богом, явственнее его благотворное влияние. Молитва устремляется в прошлое, облагораживает его, молитва ложится благодатной конвой для устроения светлого будущего. Здесь облегчается родовая связь с Богом! Давно замечено, что в храмах, расположенных в таких местах слышно особое, загадочное церковное пение - как говорят очевидцы - поют стены храма. Это пение, или из прошлого, или из будущего. Или же в пустом и закрытом храме идёт церковная служба, самовозгораются свечи, передвигаются по храму. А в народе в таких случаях говорят - ангелы служат" Иван молчал, обдумывая всё изложенное Доброславом . Не только для Насти, но и для него, всё услышанное о загадочной связи времён, оказалось неожиданным.
"Почему же тогда, если это место такое благодатное, там постоянно случались всякие неприятности"? Всё ещё продолжала удивляться совсем потерянная и расстроенная Настя. Для неё всё то, что сегодня пришлось узнать, было непросто неожиданным и невозможным, нет! Неожиданно чужим и незнакомым оказался Иван. "Давай мы об это спросим Ивана. Как он может это объяснить"? Вновь улыбнулся Доброслав, пытаясь помочь Насте, справится, с охватившей её паникой. Иван, немного помедлив, осторожно, с опаской быть неправильно понятым, или Настей, или Доброславом, или обоими сразу, ответил: "Потому что жившие в доме люди вели себя недостойно, и не только оскверняли святое место, но, что ещё гораздо хуже, от них шла, разрушительная информация и в прошлое и в будущее, усиленная местоположением дома". Иван вопросительно взглянул на Доброслава, пытаясь понять, как оценён его ответ. Доброслав молчал. Иван помедлил и, с запинкой, быстро, взглянув на Настю, произнёс: "Может быть, вы считаете, что в нашем стремительном перемещении в то утро, немалую роль сыграли изъяны моего характера, мои ошибочные поступки"? "А разве твоё поведение в клубе было правильным, было достойным"? Иван это понял ещё тогда, в то страшное утро. Тогда, когда ему пришли на ум слова: "Всё это связано". Но в эти слова Иван вкладывал совсем иной смысл. В этих словах, для него тогда в то страшное утро, как в клубке были смотаны, свиты, завязаны представления о злобности, ненависти, завистливости и мстительности соседок-сестёр. Но оказывается? Оказывается всё совсем не так! Оказывается, он ничего не понимал.
Что такое стыд? С чем его можно сравнить? С болью? Со страхом? Унижением? Не то! Не то, не то! Боль, страх, унижение могут и очень часто сопутствуют стыду. Боль, страх, унижение часто, или всегда от тебя не зависят. Они приходят из вне, по большей части по независящим от тебя причинам. А вот стыд это всегда твоё, и только твоё порождение. Иван был оглоушен, разбит, уничтожен. Как же ему, всегда уверенному в себе, в своей правоте и непогрешимости, как же ему было стыдно. Вместе со стыдом, тайными тропами прокрался в душу, обманно- спасительный протест.
Да! Так бывает всегда! Вместе со стыдом там где-то внутри, в печёнке-селезёнке разгорался протест, и грозился вырваться наружу грязной, дурно пахнущей волной. Потоком резких, несправедливых слов, прилипчивых, трусливых оправданий, скуляжом побитого, задиристого щенка. Он, усилием воли, прогнал все попытки обелить себя перед женой, Доброславом, Людотой, усмирил неправедный гнев. Опустил голову, пытаясь привести в порядок смуту и хаос в голове.
Ему было стыдно перед Доброславом, перед женой, перед отцом. Стыдно перед всеми, кого он оставил в том далёком, возможно навсегда, потерянном мире. Стыдно перед всем этим, таким прекрасным и добрым миром. Он почувствовал себя обманщиком, затянувшим, запутавшим в сетях своего самолюбия, доверявших ему дорогих людей. Собственные недомыслие и недальновидность, низвергли его с олимпийских высот величия, в бездну отчаяния и почти физической боли. Падение было так велико, так грандиозно, что он растерялся, почувствовал себя маленьким мальчиком, как в том далёком детстве, когда он убежал от бабушки по тропинки в лес, заблудился, испугался, заплакал. Но пришла бабушка, погладила по головке, успокоила. Здесь ждать бабушку было поздновато. Придётся самому испить горькую чашу стыда, позора, вины. Прежде всего, признаться себе самому: Он и только он виноват в их страшных перемещениях во времени.
Иван понудил себя, и с трудом взглянул на жену. Настя молчала, пристально разглядывая что-то вдалеке. "Ты меня не простишь"? Настя молчала. Она не могла понять и не могла принять то, что услышала. Её поразили не столько тайные возможности каких-то там людей! Её поразил Иван. В её муже, оказывается, успешно уживались, не заметно для неё, два совершенно разных человека. И, одного из них, она совсем не знала. Во время этого странного разговора неожиданно приоткрылась таинственная до невозможности жизнь, о которой она не догадывалась, о возможности существования которой, не подозревала. А её муж, в тайне от неё, был активным участником и строителем этой странной, таинственной и опасной жизни. Всё было не так, всё иное. Не тем оказался человек, которому она доверяла больше, чем себе, которому никогда не возражала. От которого ничего никогда не утаила, никакого помысла не спрятала. Для него, только для него, были открыты самые потаённые уголки её души. Теперь рядом с ней сидел чужой, не знакомый человек, владеющий какими-то загадочными, не понятными, и опасными тайнами. И он её муж, отец её детей. И? Что? Как? Как быть, как жить? Чего опасаться? На кого опереться? Не отрывая взгляд от далёкой точки, пытаясь вернуться в привычные реалии, Настя неожиданно для себя самой, сказала: " Ты знаешь, а я ведь ревновала тебя к сёстрам. Только не могла понять к какой именно".
Потрясение было велико. Нужно было собраться, успокоиться и постараться принять новую неожиданную реальность, как факт, как неизбежность. Настя пыталась остановить, усмирить вихрь мыслей увлекших её в пучину сомнений, грозивших разрушить её счастье, уничтожить семью. Иван внимательно вглядывался в лицо жены. Оно было непроницаемо-каменным, чужим.
Наступившее тягостное молчание, прервал Доброслав: "Кроме сестёр и священника, о вас ещё молилась старая женщина, и девятилетний мальчик".
"Бабуля"!
Настина бабушка проснулась. Было ещё темно. На сердце было тяжело. Непонятная тревога терзала душу. Мысли, в отчаянной попытке, найти, нащупать, причину беспокойства, метались, путались. Тревога нарастала. И, вдруг, сквозь мглу неопределённости тоски и страха, высветилось, что-то обозначилось, и затем всё чётко слилось в одно имя: Настя. Беда, с Настей беда! Старуха встала на колени. Она молилась. Старческим, дрожащим голосом истово, повторяя: "Господи помилуй, помоги, защити". Проснулся Коля, в полумраке, увидел на коленях молящуюся бабушку, услышал повторяющиеся имена, и, охваченный, той же тревогой, встал на колени рядом с бабушкой. Молитва, сопровождающаяся детскими всхлипываниями, зазвучала в два голоса. "Господи помилуй, помоги". Проснулись родители. Вопросы "Что случилось? Что происходит"? Оставались без ответа.
Светало. И на восходе солнца раздался телефонный звонок. Звонил друг Ивана: "Беда. Сгорел дом, где жили Иван с Настей". Где они, и что с ними случилось, друг не знал. Через несколько минут снова раздался звонок. Звонили родители Ивана. Они уже знали о случившейся беде, и предложили, вместе поехать в посёлок. В посёлке им рассказали о вчерашнем событии в клубе - безобразной выходке местных искателей приключений. Подвыпивших, хулигана и его команду, в посёлке все знали. Причина пожара определилась сразу. Но милиция, опровергла предвзятые предположения жителей посёлка. Вся развесёлая орда, раздосадованная и разгневанная позорным поражением в клубе, при выходе из него, подралась с прохожими, и всю ночь, в полном составе, провела в милицейской кутузке. Отец Ивана, внимательно, осмотревший место пожара, участия в пересудах не принимал, но и делиться своим мнением по поводу происшедшего, и, о своих расследованиях, ни с милицией, ни со следствием, ни с кем, не стал. Жене и Настиным родителям сказал: "Не отчаивайтесь раньше времени. Не будем спешить. Подождём".
Следы Ивана и Насти с дочуркой обнаружить не удалось.
Долгая, нерадостная беседа сДоброславом, настороженная недоверчивость, появившаяся в поведении жены, равно, как и глубокое осознание собственной вины, растревожили Ивана. И он, часто в одиночестве, стал уходить из дома в лес. Это были трудные часы раздумий и воспоминаний.
Мысли, мысли, мысли. Взгляд на своё я, погружение в себя, оценка своего прошлого. Думы о будущем. Мысли о судьбах людей, о судьбе его семьи, о судьбах народа, его народа, оставшегося там, в том далёком, запутанном и запутавшемся мире. Какие силы постоянно сбивают с пути человечество, толкая его в бездну зла, в пропасть отчаяния. Мысли о жизни своих предков, жизни своего рода. Он хорошо понимал личную ответственность каждого человека за свою судьбу. В простейшем варианте, в народе говорилось: "Что потопаешь, то и полопаешь". В более глубоком, Евангельском: "Что посеешь, то и пожнёшь". Но понимал и другое: Есть обстоятельства, как колдобины и рытвины на дороге, которые не только затрудняют путь, а часто сбивают с него, уводят человека в противоположном направлении. Знание - сила, знание это свет при дороге. Незнание это тупик, дорога в никуда. Разве можно прийти к нужной цели, передвигаясь на ощупь, с завязанными глазами, по длинному, узкому и тернистому жизненному пути?
Он вспоминал своё детство, свои первые прикосновения к неведанному, и таинственному, свои маленькие открытия, оставившие глубокий след на всю жизнь. Глядя на необычное общение дочки с цветами, птицами, он вспомнил удивившую его историю, историю из своего далёкого детского прошлого. Они с мамой стояли на платформе, ждали электричку. День был жаркий. Платформа пустая, два-три томящихся от жары и безделья пассажира. Подошёл сухонький старичок, с котомочкой за плечами, с не струганной палочкой в руках. Сел на скамейку, снял котомку, развязал её, достал хлеб и стал крошить его птицам. Слетелись голуби, склевали крошево с платформы, а затем, тесня друг друга, стали склеивать хлеб с большой дедушкиной ладони. "Святой. Это святой". Растерянно-почтительно проговорил мужчина, стоявший невдалеке. С тех пор Иван в ожидании электрички, всегда крошил голубям хлеб. Да вот только подманить доверчивую птицу ближе, чем на пол метра, ему не удалось ни разу. Зато его маленькая дочка в мире Доброслава, делала это великолепно.
Нахлынувшие детские воспоминания, врачевали, отвлекали от терзавших душу раздумий. И он охотно, с радостью окунулся в своё детское прошлое. Теперь с грузом трех десятков лет за плечами, он понимал, что первые шаги к неизведанному были сделаны именно тогда, когда удивление и детская непосредственность позволяли принять, как норму самые невероятные события. Однажды они с другом, уставшие от игр и беготни, уселись на скамью. Счастливые и довольные собой, отдышавшись, они одновременно заговорили. Одновременно вспомнили совершенно незначительное, в их богатой разнообразными открытиями жизни, о давнем и почти забытом событии. Как же они, удивлённо тараща друг на друга глаза, повторяли: "И я это вспомнил! И ты! А! Как это? Как? А? Надо же! Вот это да! Как?".
Он рос, и такие случаи, в основном с очень близкими людьми происходили всё чаще и чаше. И теперь его уже не устраивали те детские объяснения, что это так совпало. Нет, чётко понимал Иван - это не совпадения. Он стал следить за собой. Пытался определить, понять, когда появляются такие "совпадения", с чем это может быть связанно. Он стал пытаться "угадывать", и, когда добился первых результатов, понял - это дорога к чтению чужих мыслей. Понял - это возможно. Это достижимо! До настоящего чтения мыслей было конечно далеко, но первый шаг был уже сделан.
Ещё в юности, он замечал, что, иногда чувствует взгляд посторонних людей. Затем, увидел, что и на его пристальный взгляд, неожиданно, и часто, помимо его воли, люди оборачиваются. Спустя годы он узнал людей, обладавших удивительным прозорливым даром. Многих из них, выполняя задания руководителя, он нашёл в скитах и монастырях. Но не только. В некоторых деревнях и сёлах, расположенных вдали от "даров цивилизации", неожиданно встречались люди с ясным взглядом синих глаз, озарённых светом мудрости, смотревшим в будущее, заглядывавшим в прошлое, точно знавшим, у кого, что на уме сегодня!
Первый раз сила взгляда поразила Ивана, опять- таки в детстве. Он летом гостил у бабушки. Зашла соседка. Глянула на стол, куда бабушка с окна, от лучей палящего солнца, переставила нежный, пушистый цветок, махнула рукой: "Ишь, красота-то, какая" Глухо, бесцветно произнесла она! Вздохнула и попросила: "Дай Авдотья закваски для пирога. Моя пропала, пересохла". Взяла закваску и ушла. А к вечеру, та часть цветка, в сторону которой махнула рукой соседка, почернела. "Это что ж за глаз, за такой". Сокрушалась бабушка. "Не виноватая она.- Радумчиво возражал дед. Не виновата. Беда за бедой сыплются, вот силов-то и нет, на красоту радоваться. А цветок-то, он боль чует, на боль и откликнулся". Здесь, в мире Доброслава, с похожим явлением, Иван уже встретился дважды. Ни в первом, ни во втором случае, никто не хотел гибели растениям. Нет. Разящей оказалась в первом случае их боль, во втором его неукротимая ярость, которая, и он это прекрасно знал, не была направлена им на уничтожение природы.
А вот что можно сотворить подобное недоброй, целенаправленной силой, мыслью-импульсом, знали, помнили и опасались издревле многие народы земли. Ещё в начале обучения руководитель, предложил всей группе, как можно больше собрать материала по этому вопросу. Перечитаны были рассказы, повести, легенды, летописи, сказки, песни, былины. Изучены сказания многих народов. Удивило поразительное сходство в описаниях явления, общим в которых, были: злая воля и роль глаза, а точнее взгляда. И ещё, везде явно, или чуть приглушенно угадывался страх. Страх перед неведомым, таинственным, под час вызывающим цепенящий ужас. В той или иной степени страх охватил и сознание исследователей. На что руководитель спокойно и мудро отвечал: "Для того и работаем. Чтоб самим не бояться, и людей научить, как этой нечестии противостоять".
Следующим заданием, которое получила группа, было: Найти описания средств защиты, от злой силы, от недоброго взгляда. И, вот тут-то началась такая путаница, чехарда и нелепица. Выделить, что-то общее, или просто похожее, было практически не возможно. Надёжно оберегали тайну своей власти, ведающии. И всё же, как тонким лучиком в непроглядной тьме, после долгих поисков, раздумий и сопоставлений, высветилось стержневое, основополагающее: Способность, умение сопротивляться - это дар. Чей дар? Кто одаривает? Кого можно столь щедро одарить? Только верную, светлую в своей чистоте душу? Главное вера чистой души? Только определились, и тут же споткнулись: достижимо ли искомое? Вот тогда-то и направил руководитель своих подопечных: по православным монастырям и скитам; отдалённым, одиноким северным деревушкам.
Щедро, делились с ними рассказами, приводили многочисленные примеры, пересказывали различные истории. Но к сути вопроса не подпускали ни православные монахи, ни старушки забытых, заброшенных деревень. Тайны за семью печатями оставались неразгаданными. Удивительный и богатый материал собрали исследователи. Да вот только ответа не было, а вопросов прибавилось. Результатом длительного изучения и исследования, а так же споров, разногласий, препирательств - стала схема, составленная руководителем. Он не без гордости, вывесил её перед изумлёнными глазами младших товарищей, и, как-то странно усмехнувшись, произнёс загадочную фразу: "Правильный ответ, на поставленные в этой схеме вопросы, прольёт свет на многие трагические страницы в семи тысячелетней истории Земли, и в том числе, многое объяснит в судьбе нашего народа". Схема состояла из одних вопросов, сгруппированных между собой.
Дар от Бога?---1.Наследуеемый?---А. Присутствует у каждого человека от рождения Независимо от национальности, от происхождения, пола?
Б. Появляется, или теряется в процессе эволюции?
В. Явление редкое исключительное, передаётся только по наследству?:---
а)По линии одного из родителей?---
1)По чьей? (Отца? Матери?)
б)Необходимы обе линии?
в)Такое явление наблюдается не у всех народов?
1)У каких да?
2)У каких нет?
2.Полученный ? А.За заслуги. Какие?
Б. Как результат личного, пристрастного отношения? ........................................................................................................................................
Руководитель, при исследовании некоторых тем, категорически запрещал своим младшим товарищам, до определённого периода, обсуждать изучаемые вопросы, обмениваться литературой и собранными в экспедициях, материалами. Они могли месяцами вариться в собственном соку. Зато потом наступал роскошный праздник. Каждый на основании собранного материала, прочитанной литературы строил свою гипотезу, показывал своё видение проблемы. Частенько случалось, что следующее выступление полностью опровергало предыдущее, что конечно огорчало молодёжь, но не руководителя. Он довольно потирал руки, широко шагая по просторной комнате. И, напротив, когда выводы совпадали, хмурил брови, недовольно поджимая губы, ворчливо, капризным голосом, обвинял исследователей в шаблонном мышлении.
Среди всех вопросов, обозначенных в схеме, национальный вопрос Иван выделил сразу, и не случайно. В школе, где учился Иван в десятом классе, их учительница географии, неожиданно привела класс, буквально в шоковое состояние. Она учила их с пятого класса. Они привыкли к её старому, навечно уставшему лицу, к крикливым ноткам, к тому, что при объяснении урока она могла замолчать, задуматься, о чём-то своём, по-видимому, очень важном. Они давно уже не удивлялись когда она, спохватившись, как ни в чём небывало, не теряя нити повествования, , ничуть не смущаясь своей не понятной задумчивости, продолжала объяснение урока.
На том самом уроке она в очередной раз задумалась. Пауза была, пожалуй, подлиннее обычных. Она как-то странно и грустно обвела взглядом класс, и произнесла: "Тема нашего сегодняшнего урока вам хорошо знакома. Мы впервые изучали её ещё в пятом классе, и обращались к ней все последующие годы. Тема урока: Народы мира. Первый вывод, который мы с вами сделали тогда давно, ещё в пятом классе - вывод о том, что все народы мира равны". При этих словах, её лицо стало совсем грустным. Вздохнув, она проговорила: "Это не так! Народы вовсе не равны между собой!" В классе наступила гробовая тишина. "Вы уже взрослые люди.- Продолжала она.- Давайте по рассуждаем вместе. В мире, не в математической теории, нет. - В мире. В мире нет, и не может быть ничего равного. Подойдите к плодоносящей яблони, сорвите десяток, сто яблок. Выберите из них два равных яблока. Ничего не получится. И весом, и окрасом, и даже вкусом они будут отличаться. "Сравнили! Люди и яблоки!" Возмутился один из учеников. Она же, явно обрадовавшись, заговорила: "Разве это подлежит сравнению? Конечно, нет. И всё же, если вы в простейшем проявлении жизни не можете обнаружить равенство, как одинаковость во всём, то, что тогда говорить о сложных жизненных формах, тем более таких, как человек. Вас в классе тридцать человек. Что у вас общего? Вы русские по крови, по месту рождения Москвичи. Что ещё? Общий язык, общая культура, созданная русским народом. Внутреннее осознание своего самовыражения, доставшееся вам по наследству от ваших предков. Что ещё? Что? Да пожалуй, всё. Вы как представители одного народа схожи, потому что сохраняете в своём поведении, мыслях, привязанностях глубинную сущность своего рода". "Менталитет". Подсказал кто-то с места. "Я не люблю этого слова. И вообще, ко всякого роду заимствований отношусь очень осторожно. Каждый из вас в отдельности - самобытен. И это прекрасно. Вам по наследству от вашего рода досталось самовыражение веками создававшееся вашими предками. У других народов их самовыражение и характер поведения иные, отличные от нашего, и вырабатывалось их предками, по их собственным, а не по нашим, представлениям о духовных ценностях. "Значит папуасы люди второго сорта? А как же Миклухо Маклай о котором вы нам рассказывали"? "Зачем же так! Я ничего подобного не имела в виду и ничего подобного не говорила. И конечно же прав был Миклухо Маклай, а не те англичане, которые отлавливали папуасов и возили их по Европе в железных клетках с зоопарком, показывая как диких зверей. Самобытность народа, не агрессивность, не паразитизм, а именно самобытность следует ценить и уважать. Более того, каждый народ, правильно понимающий своё предназначение, обязан сохранять свою самобытность. И если какой-то народ осознаёт свое предопределение, свой долг, охраняет его от чужого разрушительного влияния, создаёт условия для его исполнения, выполняет его правильно, без ущерба самобытности других народов, то такой народ бесценен". "А если неверно"? "Значит, народ будет страдать. Более того, если не исправится, не выправит свой путь, значит исчезнет. Такое случалось в истории земли, и не раз". "А кто это решает кому что"? Чуть помолчав, она произнесла: "Бог"! Вновь наступила всеобъемлющая тишина. У каждого, из сидевших за партой, на школьной форме слева, был прикреплён комсомольский значок.
Иван тогда же пересказал суть, высказанного учительницей мнения. Руководитель очень серьёзно отнёсся к рассказу Ивана. Назвал точку зрения учителя мудрой, а поведение достойным. По следам рассказа предложил группе обдумать такие вопросы:
1.Какие цели ставят перед собой учённые селекционеры, когда выводят новые породы животных, и новые сорта растений?
Тема, от которой отстранили Ивана некоторое время спустя после его женитьбы, была необычайно увлекательной: Роль языка и психические особенности личности. Он её заслуженно получил, после удачно законченной работы. Непознанная, таинственная роль слова, а это уже хорошо понимали исследователи, чрезвычайно велика. В своих походах по деревням и весям они наслушались многих интересных и необычайных историй. Одна из таких историй, полностью опровергала все попытки учённых объяснить это явление.
В одной семье, в дальней деревушке, во время войны, была коровка по имени Белогубка, которая по военному времени, оставаясь коровой, одновременно работала вместо лошади. На ней вспахивали огород, возили дрова, сено, глину. Делали все необходимые по хозяйству работы. Надорвали коровку. И, потому, когда пришло время, и её отвели на свидание к быку, она не зачала. Не будет телёночка, не будет молока. А как без молока-то? Взяла хозяйка меру ячменя и пошла в деревню за двенадцать вёрст к тётке Ефимье. Та пошептала над ячменём, а хозяйка дома скормила его Белогубке. В положенный срок появился на белый свет телёночек. Так повторялось много лет. Без нашёптанного ячменя Белогубка телёночка не приносила. Все маститые и именитые учёные, в недоумении разводили руками, пожимали плечами, и в итоге, высказывали сомнения в подлинности данного ненаучного факта. А факт был, и никто в группе исследователей в этом не сомневался. А ещё никто не сомневался в том, что врачующей силой обладали слова, нашёптанные тёткой Ефимьей.
Действенное влияние слова, наглядно наблюдали исследователи в православном храме, во время освящения воды. Освящённая вода особая. Она не портится, и долгие годы сохраняет свою чистоту и свежесть. В процессе освящения, как выяснили учённые, вода структурируется. То есть, молекулы воды выстраиваются в определённом порядке. Структура освящённой воды устойчива, и сохраняется десятилетиями. Ссылки учённых, сомневающихся учённых, на серебро, оказались несостоятельными, так как священники точно так же освещали воду и деревянным крестом, и в глиняной посуде, и в проруби. И, учённые имели возможность убедиться в этом. Анализ простой воды, не освящённой, из серебряного сосуда показал, что такая вода хаотична точно так же, как и неосвящённая вода из обычного сосуда.
Особая роль слова, точнее имени, так как имя - есть слово, отмечали многие философы мира. Было ясно, что многие народы мира тесно связывали понятия: имя - судьба. В языческой Руси, у человека было пять имён, каждое из которых присваивалось человеку на очередном этапе взросления. При этом учитывались дело, которым занимался человек, успешность выполнения его, и нравственный облик человека. В монастырях, при постриге, а так же при принятии схимы, даются монахам и схимникам новые, иные имена. Почему? Что меняется в жизни монаха с данным ему новым именем? В чём суть имени? Что является главным, определяющим, судьбоносным у каждого имени? Сочетание в определённой последовательности звуков? Смысловой образ имени? Вселенское Время, посвящения человека данному имени? Возраст именуемого? Имя должно быть тайным, и потому, может быть известно только самым близким? Имя оно проявлено? Какова роль святого небесного покровителя, имя которого носит человек? И как всегда нарастающий шквал вопросов, а в ответах лишь предположения, не доказуемые и туманные.
Раздумья о работе тяжкие и мучительные были не случайны. Они приводили к тому, что Иван всё чаще и чаще возвращался к мыслям о своей женитьбе. Понятия право, долг, свобода, всё настойчивее приковывали его внимание. Между этими понятиями в его сознании возникли противоречия. Чем он больше размышлял о них, тем яснее становилась их неоднозначность, противостояние, их противоборство. Понятие ДОЛГА всё настойчивее оттесняло ПРАВО на второстепенное место, оставляя СВОБОДЕ роль только лишь прилагательного к первостепенному понятию ДОЛГ. Свобода!? Что это такое? Да возможна ли она? Люди связанны между собой тесными узами, а значит обязанностями, которые кто-то лучше, кто-то хуже, но выполняют все люди, (возможно лишь за исключением умалишенных). Обязан! Это и есть долг! Так возможна ли свобода, если есть долг? Долг перед родом (предками), родителями, женой, детьми, друзьями, природой, Отечеством. Долг перед Богом. Личная свобода, (если она есть?), заключена в рамки служения, в исполнении долга, предписанного нравственными законами?. Как ни глянь, куда ни кинь, да только свобода это отказ от долга. Это вседозволенность, к которой, прикрывшись, как щитом словом свобода, стремится эгоизм. Нет личной свободы. Её не может, не должно быть, это капкан, бездна, в которой погибали как отдельные люди, так и целые народы. У каждого человека свои узы, свои долги, свой путь служения. С понятием долга крепко-накрепко связано чувство любви. Чем сильней любовь, тем сильнее порыв к исполнению долга. Иван понял, что в стремлении к семейному счастью, ему не хватило терпения, благоразумия. Не хватило чувства ответственности, перед научным руководителем, перед людьми, доверившими важное задание, ответственности перед Настей и перед будущими детьми, и . . . Не хватило любви. Прав был отец! Его женитьба была преждевременной.
Настя после разговора с Доброславом растерялась. Она потеряла и не могла найти своего Ивана. Рядом с ней был другой, незнакомый человек, и она не знала, как себя с ним вести. То, что она услышала от Доброслава хотя и было удивительно, но не более чем их перемещение во времени. Не страшнее, чем мир жары и отчаяния. Неожиданно, неизвестным, чужим оказался самый близкий, самый любимый человек. Она не знала, как с ним общаться, о чём разговаривать. Появились сомнения: тот другой, второй Иван, по каким законам он живёт? Всегда ли совпадают цели и устремления обоих Иванов? Она стала бояться показаться ему не интересной, скучной. Она стала бояться его. Старалась не оставаться с ним наедине, не отпускала от себя Катюшу. За долгие пять лет, впервые наступило отчуждение. И когда Иван первый раз сказал ей, что пойдёт, прогуляется, и при этом не позвал её с собой, Настя неожиданно для себя почувствовала облегчение.
Шли дни. Ни ссор, ни выяснения отношений, ничего не было. Всё мирно и спокойно, да только каждый сам по себе, и сам в себе. Испарилось, растаяло, ушло в небытие взаимное притяжение. Исчезло желание быть всегда вместе, прикоснуться ласковым словом, любящим взглядом. Жизнь вдруг стала неинтересной, серой и скучной, домашние хлопоты обременительными. Иван молчал, замыкался в себе, и всё больше отдалялся от Насти, от семьи. Он всё чаще уходил в лес и всё дольше и дольше проводил там время, всё позже возвращался с прогулки.
И, когда Настя поняла, что не радуется его возвращению, она задумалась и испугалась. Опять под ударом оказалась её семья, самые близкие люди,- муж, дочь, не рождённый ещё сын. Нужно было что-то делать, что-то предпринять. Что? Однажды, когда Иван ушёл в лес, на, ставшие такими частыми, прогулку, Настя села за стол и стала писать. Она писала, о том, как восприняла беседу с Доброславом, так неожиданно перевернувшую всю её жизнь. Скрупулёзно выделила всё то, что её поразило в этой беседе. Описала потрясения, пережитые в мире безмолвия. Вспоминая, она снова и снова переживала ужас и кошмар страшного утра. Всё чаще вспоминала мгновенье призрачной радости, когда увидела движение непонятных фигур на площадке. И потом, когда развеялся невольный самообман, долгое, гнетущее осознание, ставшей ещё более страшной действительности. Во всех воспоминаниях честно и добросовестно описывала поведение, слова, поступки Ивана и своё собственное. Рассуждала, объясняла, задавала вопросы себе, Ивану, и потом, перечитав, отвечала на них за себя и, особенно старательно за Ивана.
Теперь, каждый раз, когда Иван уходил из дома, она садилась за стол и продолжала письменную беседу. С первого же дня письменный разговор с самой собой принёс облегчение. А через несколько дней, после того, как в тетради появилась очередная новая запись, она перечитала все записи от первой - до последней, и заплакала. Это были чистые слёзы. Ей стало не только, бесконечно жаль мужа. Она вдруг глубоко, до самой серединочки, осознала слова Доброслава: "Люди, не умело строящие свои отношения сегодня, теряют друг друга там, в не наступившем ещё прошлом". Это значит, что не будет той сверкающей радости первой встречи, первого объединяющего, проникновенного взгляда, первых прикосновений. И рядом с ней окажется чужой, совершенно чужой человек, а может вообще никого не будет, только мглистое, сумеречное одиночество. Долгие, бесконечно долгие годы без Ивана. И по делом. Ценить не умела. Имеем - не ценим, потеряем - плачем. Она стала винить себя за жестокость, себялюбие, бессердечность. С этого дня она стала открывать для себя что-то новое в характере Ивана, чего раньше не видела, не ценила, не понимала. На память приходила их первая встреча. Первые месяцы знакомства. Вспомнилось удивительно-радостное чувство родства, с единственным на свете, Богом дарованным, предназначенным только для неё одной.
В эти дни для Насти неожиданно открылась совершенно невероятная вещь: Любовь, что айсберг, её сверкающая россыпью алмазов, неудержимо притягательная сторона это малая, видимая часть айсберга, а другая, огромная, о которой люди не хотят вспоминать, и, которую не склонны относить к любви, - это боль, страдания и испытания. Обе части любовь и боль не просто связаны - они едины. Чем больше и сильней любовь, тем больше боль, которая неизбежно приходит вместе с испытаниями. Испытания могут быть разными. Болезнь кого-то из любимых, неудачи у дорогих людей, потеря близких, страшная, разрушительная перестройка в родном Отечестве. . ., всё это боль, и ещё страх перед болью. Каждому ли такое по силам. Страх перед болью у слабого может погасить любовь. С этими раздумьями пришёл ошеломляющий вывод: Она, Настя, которая так любила! - она любить не умеет!
Письменные беседы помогли в главном - изменился её взгляд на всё то, что пришлось услышать во время того вечернего разговора с Доброславом. Иван служил Родине до знакомства с ней, продолжал служить и в последующие годы. Она никогда не задумывалась над тем, могла ли их женитьба как-то повлиять на его рабочий статус. Он был так преданно-внимателен, так нежно любил. Она поняла, что именно поэтому никогда не догадывалась, о том, что так драматично вошла в жизнь Ивана. А он не только ни разу не упрекнул её за искалеченную карьеру, более того он, оберегая её, никогда ничего не рассказывал, никогда не жаловался. Он нёс в себе, в одиночестве горечь потери. Только теперь, в письменной беседе с собой она поняла силу его любви и преданности.
Вернулась любовь, вернулась радость. И, как-то раз, когда Иван после завтрака стал собираться, как обычно в лес, Настя сказала: "Подожди немного. Я быстро перемою посуду, и мы пойдём с тобой. Пойдём все вместе". Взгляды их встретились. Мир, вселенная - всё закружилось в вихре сказочно-прекрасного, почти Свиридовского, вальса.
Наступило время родов. Пришёл Доброслав и с ним две женщины, красивые, стройные, одного возраста с Доброславом. Роды прошли успешно. Сын сообщил миру о своём рождении громким, басовитым голосом. Все радовались, улыбались, поздравляли мать, отца, Катюшу. Малыша помыли, запеленали, передали матери. Она приложила его к груди.
Это было время, наполненное радостными хлопотами. Счастливые родители не могли нарадоваться на своего милого Доброславушку. Каждый день дарил радость общения с детьми. Вместе с сыном и дочкой они открывали для себя что-то новое ранее, не замеченное. Они вдруг узнали, что чувствуют восход солнца, распознают голоса птиц, различают интонации их песен. Для них, городских жителей, особенно для Насти, лес стал родным, она перестала его бояться, научилась легко ориентироваться, ей не нужно было по солнцу, по приметам определять своё место положение, она без примет точно знала, где, в какой стороне находится её дом.
Добрым и прекрасным был этот мир. И всё же, когда Доброслав заговорил с ними о возможном возвращении на Родину, они обрадовались. Пассивная жизнь потребителей была для них в тягость. Более того, наблюдая за успехами дочери, для которой этот мир стал родным, понимали, что даже для неё жизнь в этом мире была преждевременной.
Они не понимали, как живёт этот мир. Они не видели засеянных полей, возделанных огородов. Не понимали, откуда могли появиться вещи их мира. Откуда берётся еда, одежда. Как они не старались, они не могли ходить так легко, так воздушно, как ходили (почти плыли над землёй) Доброслав и Людота. Они не могли принимать никакого участия в общей жизни этого мира. Они видели, что мысль, даже радостная, но очень быстрая, приводит в волнение воздух, траву, деревья. Понимали, что не доросли, духовно не созрели до совершенства этого мира.
И, в довершение ко всему, за эти полгода, созрело и оформилось чувство неоплаченного долга перед всеми, кто остался в том далёком мире. Родина звала с непреодолимой силой. Именно здесь, в этом прекрасном мире пришло понимание: Родина незаменима. Она единственная навсегда.
Приближался день неизбежной разлуки. День возвращения. Сборов никаких не предполагалось. Несколько памятных вещей, зимняя одежда, на Родине была зима. Подарки детям от мира любви и добра. Да ещё ведро с загадочной водой и сумка с камнями из мира жары и отчаяния.
В последний вечер Доброслав и Людота задержались подольше. И Иван не выдержав, спросил: "Вы никогда не разговариваете между собой, а как же вы общаетесь. Мысленно"? "Да. Мы общаемся мысленно. Это очень удобно, мысль не знает расстояний. Для нашего общения не обязательны встречи, и телефоны нам не нужны. Достаточно представить себе тех людей с кем нужно побеседовать, и мысленно послать сигнал-призыв к разговору". "Но речь у вас всё же есть"? "Да, конечно. Без Слова оформить человеческую мысль невозможно". "Вы сказали о Слове и о человеческой мысли. Можно ли это понимать, как различие мыслительных процессов у людей и у животных"? " И да, и нет. Животные, их мысли, узко направлены, цели ограниченны, мыслят они только образами. У людей, в их мыслительных процессах, объединяются образ и данное Богом Слово. Сила такой мысли, правильно построенной, огромна. Люди вашего мира из-за ошибок, проступков, греха потеряли дар правильного Слова. Потеряли умение творить силой Слова".
"А как вы узнали наш язык? Как смогли заговорить при первой встречи"? "Наша речь отличается от речи вашего народа. Тем не менее, у нас единая языковая структура, а так же, много общего в корневой основе языка. У нас со славянскими народами общие родовые корни, уходящие в глубь веков. Мы часть славянского мира. А язык ваш мы узнали по вашим мыслям. Человек, как я уже говорил, мыслит при помощи Слова-образа, а мы умеем считывать мысли, видеть образы, слышать непроизнесённое Слово". " А как тогда, и для чего вы используете свой язык"? " Во-первых, для мысленного общения, при помощи Слова-образа. Звучащую речь мы используем для молитвы. Словом мы славим Бога. Слово мы используем для общения с природой, растениями, животными. Словом воспеваем красоту Божьего мира. И вот ещё что. То о чём ваш мир забыл. Знали когда-то, и забыли. Почти все забыли. А это очень важно! В Слове заложено огромное творческое начало. Вы помните, как начинается Евангелие от Иоанна"? "Да. Вначале бе слово". "В начале бе Слово! Всё началось со Слова! Словом можно создавать материальный мир, изменять его, совершенствовать. Это умение в вашем мире утрачено. Почти полностью утрачено".
"А обратное воздействие, разрушительное, возможно"? "К сожалению, да. Слово было у Бога. И Слово дано людям Богом. Люди вашего мира забыли об этом. По небрежности, неосторожности, по непониманию, не задумываясь о последствиях, исказили, Богом данный язык. Поэтому в вашем мире, у разных народов в разной степени, разрушена связь: Слово - образ - мысль. И это порождает хаос, нестроение в природе, в животном мире, в отношениях между людьми, в общении человека со всем окружающим миром. Каждый вкладывает свой смысл, своё понимание, в то, что услышал, и в то, что сказал сам. Это сбивает с толку людей, они перестали правильно понимать друг друга. Неправильное использование Слова запутало не только людей, но и весь подлунный мир. А что ещё хуже, так это-то, что искажение языка, как Божьего дара не только продолжается, но и набирает скорость. В значительной степени это происходит под влиянием ваших "технических достижений", ваших средств массовой информации. Но главным образом, конечно же, из-за ломки, разрушения нравственных устоев, из-за крушения заветов предков. Из-за разрушения родовой временной связи. Параллельно с этим, вы всё больше удаляетесь от природы, от её благотворного очищающего воздействия, и потому теряете живую связь с Богом. Ещё раз повторяю: У вас разрушена связь Слово-образ-мысль. Чувство, которое вы вкладываете в вашу речь, часто не соответствует корневой основе языка. Поэтому в вашем мире пословица: Слово - серебро, а молчание - золото, необходима. В нашем - она не уместна".
"А вот сейчас вы говорите на нашем искажённом языке, при этом вы разрушаете природу своего мира"? "Нет. Я не разрушаю. Во-первых, ваш язык меньше искажён по сравнению с другими языками вашего мира. Во-вторых, мне известна связка Слово-образ. В-третьих, к связке Слово - образ - мысль, разговаривая на вашем языке, я добавляю внутреннюю установку - не навредить". "А моя речь, когда я говорю, она разрушительна для вашего мира? У меня ведь нет никаких установок. Вернее я не умею их создавать. И Слова-образа я не знаю и не представляю себе, как им можно пользоваться". "Ну, скажем, так. Ваша речь не приятна природе нашего мира. Ваши добрые помыслы, в какой-то степени и являются вашими внутренними установками. Они предотвращают, приостанавливают процессы разрушения. В тех двух, известных вам случаях, Слово отсутствовало. Разрушительными оказались боль и гнев.
Вашему миру многословия, и особенно пустословия, следует избегать пышных речевещаний. Пустое слово не имеет образа, и речь, теряя смысл, становится разрушительной для окружающего мира". "Что же делать нашему миру? Как исправить, то, что искорёжило наш язык, наш мир"? "Прежде всего, вспомнить о своей ответственности перед Богом за разрушение мира, им созданного, за разрушение нравственного Богоподобного образа... Необходимо восстанавливать связь с природой, следить за нравственной чистотой общества, избегать всех видов излишества. Нужно научиться обходиться малым. Нужно жить по Евангельским заповедям. Всем и каждому нужно начинать с себя, - это главное. И, конечно же, следует восстанавливать чистоту языка. Это очень трудно, но это возможно". "Каким образом"? "Изучать свой язык, прошлое языка, восстанавливая утерянные слова, восстанавливая истинную связь: Слово - образ. Необходимо изучать Историю. И, прежде всего, историю своего народа. Это поможет выделить эпохи сокрушительного гонения на язык. А значит, и направления по которым шло искажения языка, нащупать тропки-доржки следуя по которым, в итоге сумеете распутать, развязать, восстановить истинную суть Слова. Не забывайте, что историю переписывают, стараясь заставить её служить интересам узкого круга нечистоплотных людишек. Главное - и это будет и первым, и вторым и третьим: Необходимо крепить силу православного духа, нести свет православия людям. Многое, можно и нужно сделать. Ищите и обрящите. Стучитесь, и да откроется вам. Ведь вы это хорошо знаете? Так ведь? Действуйте! Под лежачий камень вода не течёт".
"А как звучит ваша речь? Это не тайна? Нам можно её услышать"? Задала свой первый вопрос, напряжённо-жадно, слушавшая Настя.
Доброслав улыбнулся. Встал. Широким, раздольным жестом рук, как в давно всеми забытом русском переплясе, раздвинул в бесконечность вселенную, и . . . .Заговорил. Слова полились, то тонкой струйкой, то широким потоком. Они почти пелись. Нет не почти! Они пелись. Что-то было понятно, что-то совсем не знакомо, но всё равно то, что звучало, было родным, бесконечно близким, и дорогим. Воздух наполнился сиянием. Цветы, трава, ветви кустов и деревьев закачались. Нет, это был не порыв ветерка. Нет. - То был трепет радости всего живого, что окружало их. Вокруг разлился нежный аромат, тонкое благоухание. Раздался лёгкий, еле слышимый перезвон, слагавшийся в знакомые, но давным-давно забытые чудные мелодии. "Это память рода". Услышала Настя ни кем не произнесённые слова. "Она живёт в тебе и в твоих детях". Продолжал не прозвучавший, голос. Настя широко открытыми глазами смотрела вокруг. Прекрасный мир изменился, наполнился необычайным светом. Это было? Это был не солнечный луч, разорвавший тёмные грозовые тучи, разогнавший сумерки яростной бури. Нет! И не торжествующий свет жаркого полуденного солнца. Нет! Это было? Это был поток радости, сияние добра, свет любви, - свет вечной жизни. Он заполнил всё Настино существо, напоил, напитал каждую клеточку, достиг сердца, освежил, озарил душу. Доброслав закончил, а сияние осталось с Настей. "Это наш дар тебе". Вновь услышала Настя ни кем не произнесённые, беззвучные слова. Она поняла. Поняла и приняла. И в низком поклоне, молча благодарила Бога, Доброслава, Людоту, и весь прекрасный мир за бесценный дар.
Приближался рассвет. Всё было готово к возвращению.
Настя держала на руках, маленького Доброслава, рядом стояла Катюша. Тёплый ветерок, прощаясь, ласково касался лица, рук. С нежным трепетом, в лёгком поклоне опускались ветви деревьев, бутоны цветов, прощаясь с женщиной умевшей понимать, умевшей верить, надеяться и любить.
Склонились деревья, цветы и кусты,
Пред гордым величьем, её красоты!
Настя прощалась с прекрасным и добрым миром. Прощалась, благодарила и понимала, что Слово и чувство, при всём их могуществе не способны выразить силу её признательности, преданности и любви. Понимала, что нужно ещё что-то. Что? Настя знала: Нужно быть всегда, везде, во всём достойной нести в себе полученный бесценный дар.
Подошёл Иван вместе с Доброславом и Людотой. Доброслав наклонился и взял девочку на руки, и они пошли по знакомой тропинке, покрытой плотной пружинящей под ногами травой.
Наступал рассвет. Медленно таяли сумерки. За поворотом заблестела гладь озера, обозначилось очертание бугорка. Они подошли к месту, куда силой молитв многих людей принесло их странный, небольшой домишко. Подошли к месту, где пол года назад Иван и Настя услышали спасительные слова: "Мир Вам"! Их лица, и даже личико маленькой Катюши, были строгими и грустными. Перед прощанием Доброслав протянул им сложенный лист бумаги, сказал: "Ваше возвращение будет быстрым. Почти мгновенным". " Как нам благодарить Вас"? "Доброй памятью, любящим сердцем, Святой молитвой, мирным Духом. С Богом"!
Мгновенно, будто кто-то выключил свет, всё исчезло в кромешной темноте. Как от сильного ветра засвистело в ушах, раздался странный хлопок, и, они, как бы вынырнув из глубокой шахты - туннеля, оказались на пепелище. Из припорошенного снегом бугорка, торчали обуглившиеся брёвна. Резко и яростно крутанул вихрь, поднимая снежную пыль, обнажая чёрные угли, осел, успокоился, затих. Настя и Иван с детьми на руках, поспешно отошли от коварного места. Иван развернул лист бумаги, переданный им Доброславом. Там было написано название улицы, номер дома, и ряд чисел, начинавшихся с восьмёрки. Иван понял - это адрес и номер телефона. И он знал, чей это телефон.
Они пошли по указанному адресу. Место это было хорошо известно Ивану. И, сразу, только прочитав адрес, Иван понял, что та тропка, поросшая пружинящей травой, и здешняя дорога к названному дому, совпадут. Они вышли на небольшую, тихую улицу. Подошли к домику, под нужным номером. Домик очень напоминал тот самый дом, где они провели пол года такой непростой жизни. Он был чуть поменьше, чуть постарше, с палисадником, с чуть покосившимся забором, из давно не крашенного штакетника. Калитка была открыта, и как бы приглашала их зайти в дом. Иван, хорошо знавший эту улицу, готов был поклясться, что до их перемещения, этого дома здесь не было. Они поднялись на крылечко, не царское, но всё равно очень хорошенькое. Настя тронула дверь, та легко отворилась. Их встретило тепло тёмных сеней. Где выключатель, они хорошо знали. В сенях лежали аккуратно сложенные вещи оставленные ими в мире Доброслава. В большой комнате стояла их нехитрая мебель из мятежного дома, и две детские кроватки. Настя раздела спящих детей, и уложила на большую кровать. Иван передал ей лист бумаги с адресом и телефоном. Настя взяла, взглянула, поняла. "Звони".
Иван набрал номер. "Слушаю". Произнёс сонный и немного встревоженный голос. "Мы все вернулись. У нас всё хорошо". Трубка помолчала, потом то ли шмыгнула носом, то ли всхлипнула, не доверчиво проговорила: "Они все вернулись". Потом в трубке что-то зашуршало, задвигалось, и радостно прокричало: "Вы все вернулись"? Настя отобрала у Ивана трубку, сказала: "Приезжайте. Мы вас очень ждём. Мы будем очень рады". Она назвала адрес.
"Звоним бабуле"? В трубке старческий голос сообщил: "Слушаю". "Бабуля, это я, это мы". А там далеко, в этой грустной квартире, из которой пол года назад, ранним утром навсегда ушли мир и покой, старая женщина радостно закричала: "Настя! Настенька"! "Коля! Коленька! Причитала она плачущим голосом,- Настя"! А в трубке радостный, родной и любимый голос повторял "Бабуля, милая моя бабуля". Бабушка совала сонному внуку трубку, повторяя "Настя, Настенька". Услышав голос сестры, сразу проснувшийся Коля, закричал: "Ма, па, Настенька". И в трубку Насте: " А Иван, Катя"? "И Иван, и Катя, и твой племянник Доброслав. Все". Родители стояли в дверях своей комнаты напуганные и ничего не понимающие. Пол года назад их разбудил плач, вздохи, молитва. С того дня их жизнь окрасилась тёмными, мрачными тонами, наполнилась болью, страхом, ожиданием беды. Коля подбежал к ним со словами: "Настя, Настя нашлась"! "Мама" услышала дорогой голос мать. Сказала: "Ой". И тихо сползла по стене на пол. В трубке что-то говорили Настиным голосом. Она протянула трубку отцу.
Потом позвонили домой родителям Ивана. К телефону подошёл отец. Он спокойно выслушал Ивана, записал адрес. Потом пошёл за таблетками, выпил сердечные, вышел на балкон. "Кто звонил? Что случилось"? Тревожилась жена. Он обнял жену, поцеловал щёки, губы, волосы."Всё хорошо. Милая моя, родная. Всё хорошо. Понимаешь, да ты ведь знаешь. Есть такая работа, где нужно уметь молчать, терпеть, ждать. Иван с семьёй вернулись".
Через час родители, бабушка, Коля были в уютном домике посёлка. Радостные и счастливые держали на руках внуков, обнимали вновь обретенных детей. Ещё через час в комнату вошли сёстры в строгих, тёмных облачениях. Неожиданное одеяние подчёркивало редкостную красоту молодых послушниц.
После обеда Иван с ведром и с сумкой с камнями, по военному подтянутый, стоял в кабинете директора института.