Параграф восемь инструктивного приложения к УАМР имеет название "Лагерь стрелков". Здесь четко описано, как надлежит организовывать дислокацию отряда в условиях враждебной территории, какой глубины вырыть окопы, сколько мешков песка необходимо водрузить перед пулеметной командой и какой формы предпочтительнее делать бойницы. Я не в первый раз убеждаюсь, что человек, сочинивший инструкцию, звезд с неба не хватал. Даже львиная доза кокаина не заставит уставших стрелков взяться за лопаты и колупать промерзлую землю; а где автор инструкции видел в мертвых городах мешки с песком, известно ему одному. Скорее всего, он просто не бывал в мертвых городах.
На серой стене одноэтажного здания сохранилась ржавая табличка с едва различимыми буквами: "Ул. Пролетарская, д. 13". На одну ночь - это адрес моего отряда.
Бойцы укладывались вповалку на трухлявый пол барака. Без возни, без ругани - это место не располагало к шуму. Кое-кто, достав паек, жевал тварку, но большинство стрелков уснуло, едва их головы коснулись пахнущего плесенью дерева.
Мне не спалось. Я сидел, прислонившись спиной к холодной стене. Вездесущая луна высвечивала лежащих на полу людей. На стенах сохранились рисунки и надписи бывших, значит, барак был оставлен еще до Джунглей.
Одна надпись неожиданно привлекла мое внимание. "Николай, я тебя люблю. Лариса", - накарябано чем-то красным. Конечно, я знал, что девушки, оставившей эту надпись, давно нет, и Николай, это вовсе не тот Николай, чье тело осталось на снегу Нулевого района; но словно кто-то подмигнул, и узел в душе ослаб, - быть может, жизнь моего истопника и не была столь беспросветна, как казалась. Может быть, кто-то любил его.
Далекий стрекот заставил меня вскочить. Точно мошка, по лицу луны промелькнул вертолет и скрылся в рванине облаков. Питеры. Шрам не соврал.
Стараясь не отдавить руки спящим бойцам, я опустился на свое место. Нужен отдых. Возможно, завтра будет бой.
"Спать, немедленно спать".
Голова, не смея ослушаться приказа, упала на грудь.
К построению я вышел позже других, чувствуя себя бодро. Стрелки, переругиваясь, составили неровную цепочку. Впоследствии я часто мысленно возвращался в тот миг, пытаясь вспомнить, было ли накануне тревожное предчувствие, и всегда вынужден был признаться - нет, не было.
Стрелки повернулись ко мне. У кого-то в глазах страх, у кого-то настороженность, у некоторых - злорадство. Но настоящий укол беспокойства я ощутил, увидев испуганное, покрытое испариной лицо адъютанта, спешившего ко мне.
-Конунг, - выкрикнул Белка.- Самир и Машенька пропали.
-Что значит пропали?
-Ну, не вышли на построение. Их вообще нигде нет, конунг.
"К ЧП относятся случаи ненадлежащего исполнения своих обязанностей, игнорирования указаний начальника отряда, употребления оружия и продовольствия не по назначению, прямого неповиновения. Эти случаи караются на усмотрение конунга, но не ниже средней категории наказаний (арест, увечье и прочее). Случаи дезертирства, саботажа и перехода на сторону противника: за подобные нарушения Устава - немедленная ликвидация".
Сохранение каменного выражения лица стоило мне немалого усилия.
Похоже, это Череп, Чрезвычайное Происшествие, - последний пункт инструктивного приложения к УАМР, пункт, которого страшатся все конунги.
Белка испуганно заглядывал мне в лицо.
-Может быть, - я кашлянул, - они от страху срут где-то под кустом?
Утопающий цепляется за соломинку.
-Мы все обыскали, конунг, - подал голос начальник саперной бригады.
Обломилась соломинка.
Самир и Машенька.... Первый считает, что я никчемный конунг и что куртка с серпиком луны на рукаве по праву принадлежит ему. Второй ненавидит меня за Николая. Итак, что же это? Ненадлежащее исполнение обязанностей, прямое неповиновение, дезертирство, саботаж, переход на сторону противника? А ну, как все сразу?
Шагнув к Киряку, я с размаху влепил кулаком по красной перепуганной роже. Киряк не отшатнулся, не вытирая показавшуюся на губах кровь, пробасил:
-Спасибо, конунг.
Стряхнув с кулака красные сопли, я повернулся к Белке.
-Прочесать местность повторно. - (" Кара за нарушение Устава - немедленная ликвидация"), - И еще: при обнаружении нарушителей - стрелять на поражение.
Цепочка бойцов покачнулась, по лицам скользнули тени.
-Всем ясен приказ? - крикнул Белка. - За дело.
Стрелки разбрелись. Я остался с адъютантом.
"Если приказать отряду спешно оставить привал и следовать за дезертирами по неразведанному периметру, это может вызвать брожение среди стрелков, а возможно, и бунт. Не исключено, что Самир на это и рассчитывает".
Проглотив подступивший к горлу комок, я сказал Белке:
-Давай отбой.
Подняв автомат, адъютант выпустил в морозный воздух короткую очередь.
Из-за поросших бурьяном разрушенных домов, перевернутых кверху брюхом ржавых автомобилей, разросшихся деревьев стали появляться группы стрелков. Они приближались, держа наперевес автоматы; пять групп, двадцать пять человек - клочковатые бороды, шрамы и ожоги на лицах, свирепые глаза... Мне стало тревожно. Смогу ли я и дальше управлять этими угрюмыми бородачами?
Кое-кто несмело засмеялся: меньше всего можно было ожидать, что дезертиры попытаются вернуться к своим, в резервацию, прямо в лапы ОСОБи. Нет, такие поступки не совершаются с бухты-барахты; Череп - это чаще всего обдуманное, выстраданное действо, с ясной целью и тщательной подготовкой. Вот только как я умудрился проморгать его?
-Молодцы, парни, - кашлянув, сказал я. - Отбой.
-Слава конунгу, - нестройно протянули стрелки и разбрелись.
Со мной, как и положено, остался Белка.
Мы молчали, глядя, как бойцы рассаживаются на обледенелых камнях и кочках, достают из мешков тварку.
Небо потяжелело, стряхивая на землю крупные хлопья. Кромка Джунглей, видная отсюда, исчезла за снегопадом. Нужно спешить. Погода благоприятствовала нам: укрывшись за стеной пурги, мы сумеем незаметно приблизиться к питерам. Если только...
-Конунг, - подал голос Белка. - Как думаешь, Самир и Машенька переметнулись к питерам?
Он что, прочел мои мысли?
-Я разве говорил это?
-Я думал...
-Думать - не твоя забота.
Белка умолк, ковыряя носком ботинка желтый снег.
-Как бы то ни было, нужно спешить, - посмотрев на адъютанта, проговорил я. - Завтра с утра, если метель не прекратится, мы выступаем. Оповести бойцов, пусть почистят и смажут оружие. Перед походом все получат дурь.
5
ЗАПАДНЯ
Метель не прекратилась, напротив, над городом нависла сплошная пелена; на месте зданий возникли снежные курганы, кое-где из-под сугробов торчали изломанные черные деревья. Тишина и неподвижность подавляли у стрелков всякое желание переговариваться друг с другом. Двигались плотной цепью по заглохшей дороге вдоль остовов домов, напоминающих рассыпавшиеся от древности гробы; впереди, извиваясь, скользила поземка. Нулевой район остался за спиной.
Я сжимал левой рукой цевье автомата, вдавив приклад в плечо. Указательный палец правой руки в черной перчатке замер на спусковом крючке. Ствол до поры до времени глядит вниз, но в любую секунду взметнется и выплюнет в воздух свинец. Выстрелят двадцать шесть бойцов, идущих со мной бок о бок.
-Конунг, - подал голос Белка. - Посмотри-ка.
О, старый знакомый! Огромная каменная фигура, свернутая на бок исполинской силой, со снежными шапками на голове и плечах, указывала обрубком руки в небо. Я где-то уже видел такой же памятник. Живое божество древнего погибшего мира, гневливое и карающее могучей дланью, точно муравьев со стола, смахнувшее с родной земли людей. Ленин.
Этот район на карте был обозначен как "Мертвый" и, правда, даже по сравнению с Нулевым производил гнетущее впечатление. Здесь больше ржавых машин и троллейбусов, бетонных столбов, переломленных, как соломинки; ям, наполненных незамерзающей желтоватой жидкостью. Дома в Мертвом районе гораздо выше своих собратьев в Нулевом: шести, семи и даже десятиэтажные коробки с пустыми глазницами окон, выщерблинами и трещинами на громадных, серых и коричневых, телах. Этот мир не порождал видений, не давал возможности и желания представить, как тут было до Дня Гнева; казалось, - здесь испокон веку ветер волнует поросшие бурьяном развалины и таращится на перевернутые кверху брюхом машины мутный зрак солнца.
Автоматная очередь разорвала тишину. Я обернулся.
-Кто?
Мог бы и не спрашивать: Киряк, идущий третьим в левом крыле цепи, еще не успел опустить дымящийся ствол.
-Какого хера?
-Конунг, - правая часть лица Киряка нервно подергивалась, глаза расширились; он тяжело дышал, - Там...
Я повернул голову, куда указывала рука Киряка в грязно-белой перчатке. В одном из верхних окон трехэтажного здания, явно выбивающегося из общей громадности строений Мертвого района, что-то виднелось. Это могло быть что угодно, - треплемый ветром обрывок красных обоев, какая-нибудь тряпка; возможно, уцелевший после зачистки дикий.
-Киряк, в конец цепи.
Стрелок, опустив голову, повиновался.
-Еще раз пальнешь без приказа - ответишь по Уставу.
Метель усилилась, не давая рассмотреть маячащую в окне находку Киряка. Сердце моё учащенно забилось, во рту появился неприятный привкус.
Это здание только казалось трехэтажным, на самом деле, трехэтажной была небольшая пристройка, а большая часть строения - в два этажа. Желтая штукатурка осыпалась, обнажив серый потрескавшийся кирпич. К черной пасти входа вела бетонная лестница. Я ступил на нижнюю ступеньку и стал подниматься, зная, что бойцы следуют за мной так же медленно и настороженно. Возможно, как и я, они считают каждую ступеньку. Одна, вторая, третья ... Восемь ступеней.
Позеленевшая табличка: "Средняя общеобразовательная школа Љ...". Дальше стерто, но и так ясно. То место, где бывшие учили своих детей.
"Сашка, ты в Devil Port играл? Да? Как на третьем уровне главаря убить? Ну, этого, как его, Вельзевула? Я пробовал, не получается... Слушай, приди ко мне в субботу, а? Вместе пройдем...".
Широкая зала с высокими окнами полна маленьких человеческих скелетов: пустые глазницы, обугленные разноцветные волосы, обрывки одежды на белоснежных костях. Они лежали на полу, сидели, прислонившись к стенам. У высокой кадки с черным деревом, положив друг другу на плечи руки, стояли двое. Именно стояли, и бог весть, что поддерживало их.
"Так ты придешь, Саш? - Конечно, приду. - Здоровско! Я попрошу маму, чтоб купила пиццу!".
В конце залы виднелась узкая лестница с зелеными металлическими перилами.
-К лестнице, - приказал я и двинулся первым, старательно обходя останки учеников.
Треск ломаемой под суровой подошвой кости сух и неприятен. Не иначе, неуклюжий олух Киряк. До боли сжав челюсти, я не обернулся, и, достигнув лестницы, стал подниматься по истертым детскими ногами ступенькам. Сердце нещадно билось, неизвестность и нехорошее предчувствие томили, заставляя ускорять шаги. На третий этаж я вбежал, громко стуча по ступеням подметками.
Это был недлинный узкий коридор с несколькими дверными проемами; стена до середины покрыта облупившейся темно - зеленой краской, оставшаяся часть стены, вместе с потолком, - в обросшей плесенью побелке. Надо полагать, здесь находились классы, например, кабинет биологии... Но, дьявол с ним, с кабинетом. Где здесь окно, смотрящее на улицу?
Не давая себе передышки, я вбежал в дверной проем ближайшего кабинета и замер, точно натолкнувшись на невидимую стену.
-Е... мою душу, - послышалось за спиной.
Бойцы друг за другом входили в кабинет, и здесь становилось тесновато.
-Что это конунг? - шепнул Белка.
А то ты не видишь: у окна, так, чтобы было видно с улицы, подвешены за руки к потолку два освежеванных человеческих тела. Именно освежеванных, - я никогда не видел, чтобы с человека так аккуратно была снята кожа.
Перламутровые узлы мышц и сухожилий утопают в багровом, сочащемся кровью, мясе. Кровь капля за каплей стекает на пол, срываясь с кончиков пальцев на посинелых ступнях.
Я посмотрел на свои ботинки - на полу лужа крови.
-Ни х... себе питеры работают, - нервно проговорил Якши, целясь из автомата в одно из тел. - Никогда не видел, чтоб так диких зачищали.
Диких?
Я приблизился к трупам, и дулом автомата ткнул пониже ягодицы ближайшее тело - твердое, точно камень. Оно покачнулось; веревка, стягивающая руки, скрипнула. Я ткнул сильнее, и тело, нелепо махнув безжизненными ногами, повернулось так, что стало видно лицо убитого. Кто-то у меня за спиной вскрикнул. Я поскользнулся на скользком полу и стал валиться назад, но сильные руки поддержали меня.
Изуродованное - срезанный начисто нос, разорванные щеки - лицо Машеньки смотрело на нас багровой беспомощностью пустых глазниц. Живот бывшего начальника продвагона вспорот, все внутренности куда-то исчезли, на месте гениталий - две белые веревочки.
Богдан разразился длинным ругательством. У кого-то из стрелков началась рвота.
Осторожно ступая по залитому кровью полу, Белка подошел ко второму трупу, приглушенным голосом сообщил:
Итак, дезертиры найдены. Череп устранен. Недалеко эти двое ушли... Я мог бы радоваться, если б не пустота в груди. И эту пустоту быстро заполняло другое чувство.
Зверское убийство стрелков моего отряда, доверенных Лорд - мэром мне, их конунгу, в подчинение, не могло вызвать ничего, кроме ярости по отношению к тому, кто это сделал. Я несу ответственность за моих людей, хотя бы перед своей совестью, и только мне решать, когда и какое они понесут наказание. Вернее, мне, вооруженному Уставом Наказаний Армии Московской резервации.
-Гнида!
Надрывный крик, отразившись от стен, вылетел из кабинета и, угасая, помчался по коридорам школы. Прямо передо мной возник Джон, - на виднеющемся из - под шлема лбу - испарина, безумные глаза с расширившимися до предела зрачками и красными белками, точно когтями впились мне в лицо:
- Куда ты привел нас, гнида?
-Джон! - крикнул Белка.
Но стрелок уже размахнулся и его кулак, описав дугу, угодил мне в висок. В голове точно взорвалась граната; я поскользнулся и, стукнувшись обо что-то твердое, упал на спину, прямо в кровавое месиво на полу. Труп Самира, покачнувшись, сорвался с веревки и придавил мне ноги.
-Что ты делаешь, ублюдок?! - в чудовищном реве трудно было распознать всегда ровный голос Белки.
Он и еще несколько стрелков скрутили Джона, кто-то вдавил в его лоб дуло автомата.
-Стреляй, гад, - бабьим голосом завизжал Джон.- Все равно всех тут перемочат!
-Отставить, - превозмогая боль, крикнул я.
Оттолкнув кинувшегося на помощь Киряка, выкарабкался из-под мертвеца.
-Отпустите Джона, - приказал я, левой рукой потирая висок.
-Но конунг, по Уставу...,- начал было Белка.
-Отпустить!
Хватит с меня уставов, инструкций и советов, - пусть ими пользуются те, кто их придумал.
-Заберите у него оружие и патроны, - бросил я, подобрав слетевший с плеча автомат. Дьявол! Приклад весь в крови.
-Киряк, Сергей, сожгите это, - я кивнул на трупы, - Через двадцать минут выступаем.
Но двадцати минут у нас не было.
Поначалу мне показалось, что автоматные очереди раздались в отдалении, в Нулевом районе или еще дальше; но посыпавшаяся с потолка штукатурка подсказала: стреляют снизу, прямо со школьного двора.
-Питеры, - охнул Киряк, отступая в коридор. За ним последовали еще несколько стрелков.
"Западня", - вспыхнуло у меня в мозгу и тут же погасло.
Нужно действовать.
Я метнулся к окну, за подвешенное тело. Звук пуль, врезавшихся в одеревенелое мясо, напомнил частый дождь.
За снежным маревом, на другой стороне улицы, промелькнули тени; выпустив автоматную очередь, я с наслаждением услышал резкий вскрик.
-Конунг, надо сваливать! - крикнул Белка. Он подполз к окну по-пластунски, и, упираясь головой в радиатор, смотрел на меня из-под шлема.
Белка прав.
Расстреляв остатки обоймы, я опустился на липкий от крови пол, на четвереньках отполз от окна.
Отряд ждал в коридоре. Я не увидел лиц своих людей, стрелки точно превратились в безликие фигуры, которые я обязан сохранить. Потные тела, оружие в руках, горячее дыхание, но лиц нет.
-Конунг, что нам делать? - выдохнул Киряк.
Я увидел лицо бойца - обыкновенно красное, а в это мгновение - белее снега. Стрелки моего отряда настороженно смотрели на меня. Снаружи доносилась пальба.
Внезапно все стихло, неотвязная, липкая тишина спеленала нас, точно муху паук. Мне показалось, что я слышу биение собственного сердца и неровный хор двадцати шести сердец доверенных мне бойцов. Когда тишина стала непереносимой, когда пот, струящийся вдоль позвоночника, стал ледяным, с улицы донеслось:
-Эй, конунг, или кто там у вас главный?
Голос тонкий нетерпеливый, какой может быть лишь у нервного, упивающегося властью человека.
Я молчал. Стрелки смотрели на меня настороженными глазами.
-Ты оглох, б... , обосрался от страху, москвитская падаль?
Хохот нескольких десятков глоток.
-Конунг, не отвечай, - шепнул Белка.
Я махнул рукой: оставайтесь на месте - и шагнул обратно в кабинет. Присев неподалеку от распластанного на полу тела Самира, крикнул, стараясь перекрыть хохот снаружи:
-С кем я говорю?
За окном стихло. Через мгновение - тот же голос.
-Не тебе вопросы задавать, москвит!
Злость и отчаяние душили меня.
-Тогда пошел на хер, питерская мразь.
Мой собеседник вдруг засмеялся - противный, скользкий смех, как козявка, вынутая из носа.
-Не кипятись, воробушек, - крикнул он, - гнездо уже разворошили. Я - конунг отряда Питерской Резервации Кляйнберг. Назови себя.
-Ахмат, конунг отряда москвитов.
Молчание.
-Какого дьявола тебе надо, Кляйнберг? - в моей душе, непонятно почему, разгоралась надежда. - Мой отряд здесь со стандартной миссией.
Тишина.
-Зачем ты прикончил моих людей? Ваш отец Афанасий...
-Срал я на отца Афанасия, - заорал Кляйнберг. - Ты мне зубы не заговаривай, гнида!
Он умолк. Я тоже.
-Твои люди сами притащились ко мне, - первым не выдержал питер: возможно, мне почудилось, что после упоминания отца Афанасия голос Кляйнберга стал не таким уверенным, - Они готовы были рассказать почти все; мы просто слегка помогли им снять одервенение языка. Они рассказали нам все.
Снова хохот питерских глоток.
-Я не хочу крови, конунг, - уже совсем миролюбиво продолжал Кляйнберг. - Сложи оружие по-хорошему, и, клянусь, никто не пострадает.
Я засмеялся:
-Ты за дурака меня принимаешь, конунг?
-Знал, что так ответишь, Ахмат, - крикнул Кляйнберг. - Ты, похоже, веселый парень. Мы могли бы с тобой стать корешами, не будь ты вонючим москвитом.
-Тамбовский волк тебе кореш!
-Какой волк? - удивился питер.
Этот вопрос я оставил без ответа. За моей спиной затаился мой отряд, я слышал напряженное дыхание бойцов: никого не обманул миролюбивый тон Кляйнберга. Ветер врывался в комнату и покачивал тело Машеньки; веревки скрипели.
-Так что будешь делать, Ахмат? Пожалей своих людей!
-Так же и ты, Кляйнберг!
Наждачный смех питера был уже не столь неприятен, - привычка.
-Ты мне нравишься, Ахмат. На твоем месте я пустил бы пулю в лоб... Интересно, как ты выглядишь? Жирный, небось, боров, мускулы, мускус, - все дела! Вы, москвиты, любите обжираться...
-Поднимись сюда и посмотри.
-Повременю, - отозвался Кляйнберг. - Скоро вы сдохнете с голоду, и мы придем полюбоваться на вас. Как, конунг, много у тебя в запасе тварки?
-Хватает, - соврал я. Подумав, добавил. - Сними блокаду, конунг, и ступай с миром. Мы не враги.
-Я рад этому, - голос Кляйнберга был вполне искренен. - Но вокруг Джунгли, а значит, мы не друзья.
-В таком случае, закончим пустой треп.
Я повернулся к дверному проему.
-Постой, конунг, - крикнул Кляйнберг. - Ты кое-что запамятовал.
-И что же?
-Право на поединок! Или в Уставе москвитов оно не прописано?
6
ПОЕДИНОК С ПАШЕЙ
Кляйнберг был прав. УАМР, параграф шестьдесят шесть:
"Конунг по договоренности с главой вражеского отряда имеет право выставить на поединок одного бойца по собственному усмотрению. В зависимости от результата поединка определяется расклад сил. Результат поединка - непререкаем; нарушивший параграф 66 подлежит всеобщему осуждению и, по возможности, скорейшей ликвидации".
-Я не знал, что питеры практикуют поединки.
-Ты многого о нас не знаешь, конунг, - отозвался Кляйнберг. - Вы, москвиты, заносчивый народ.
-Послушай, - крикнул я. - Я хочу, чтоб ты прочел мне выдержку из твоего Устава, то место, где сказано о поединках. Ты должен знать это наизусть...
-Зачем тебе?
Я не ответил.
-Черт с тобой, слушай - донесся сквозь завывание метели голос Кляйнберга. - Конунг отряда выставляет на поединок одного солдата по своему усмотрению, - он умолк на мгновение, припоминая. - Результат поединка непререкаем и определяет окончательный расклад сил. Нарушивший условия поединка умерщвляется.
Ну, надо же, почти дословно совпадает с Уставом москвитов. Видать, не даром отец Афанасий посещал в Московской резервации отца Никодима.
-Эй, Ахмат. Так что ты надумал? Учти, я не из терпеливых.
-Если мой боец победит, - заорал я. - Ты уводишь свой отряд. Я верно понял?
Молчание.
-Я верно понял?
-Верно, - откликнулся Кляйнберг. - Если твой боец просрет, вы все сложите оружие, и отдадите нам запас кокаина. Лады, конунг?
За этим странным и длинным диалогом я забылся, сделал шаг к окну. Несколько пуль врезались в подвешенное тело и в потолок. Посыпалась известка. Я отпрянул.
-Лады, конунг? - как ни в чем ни бывало повторил Кляйнберг.
-Я должен посоветоваться со своими стрелками.
-Надо же, - вполне искренне, если судить по голосу, восхитился питер.- Да ты, конунг, демократ, - он грязно выругался. - Хорошо, покудахчи со своими цыплятами... Недолго, у меня дел полон рот.
На этот раз Кляйнберг ошибся: я вовсе не демократ и советоваться со стрелками мне никогда не приходилось. Но в западне мой мозг перестроился на новую волну, словно перегорел датчик, отвечающий за субординацию между мною, конунгом Армии Московской Резервации, и моими подчиненными. Теперь я готов был не только выслушать мнение обреченных на смерть бойцов, но и прислушаться к нему.
Лица стрелков темны и нахмурены. Коридор полон страха - густого, непролазного, как Джунгли, из которых мы явились сюда.
-Я не верю ему, конунг, - горячо зашептал Белка, сверкая глазами. - Он лжет. Он не отпустит нас.
-Что ты предлагаешь?
-Прорыв...
-Какой, нахер, прорыв? - процедил сквозь зубы Джон. - Они перемочат нас, как щенков.
-Так может, вызовешься на поединок? - прошипел Белка.
-Пошел ты, - сплюнул Джон.
Бойцы зашумели, закачались, как деревья на ветру.
Новый датчик включился у меня в голове.
-Заткнитесь все, - приказал я. - Мы воспользуемся правом на поединок.
В коридоре повисла тишина, а снаружи донесся крик Кляйнберга, призывающий нас поторопиться.
-Зубов.
Самый сильный боец моего отряда уставился на меня. У Зубова худое и морщинистое лицо, а тело - крупное и мускулистое. Обычно он молчалив, но под кокаином становится буйным: в такие минуты необходимо не меньше четырех бойцов, чтобы утихомирить его.
-Зубов, ты примешь участие в поединке.
-Так точно, конунг.
Лицо Зубова не выразило ни страха, ни удивления.
-Твою мать! Ты испытываешь мое терпение, конунг.
-Не ори, Кляйнберг! Мой боец готов.
-Прекрасно! Выходи, Ахмат. И не ссы, питеры свято чтут Устав.
Ой ли?
Ни времени, ни возможности для сомнений не было. Махнув рукой, я повел отряд в короткий и, вероятно, последний поход.
Я и со мной два бойца - больше не позволял узкий дверной проем - вышли из школы первыми. Нас встретили наглые ухмылки и матерные окрики питеров, выстроившихся полукругом так, чтобы дула их автоматов глядели аккурат на выходящих (то есть на нас). Это было очень похоже на западню и мне стоило немалого усилия воли, чтоб не повернуть обратно, под защиту стен. Питеры внешне ничем не отличались от нас: такие же рожи, такие же шлемы и обмундирование.
Тот, с кем я перекрикивался едва ли не полчаса, стоял в центре полукруга и целился из АКМ мне в лоб. Не оставаясь в долгу, я взял Кляйнберга на мушку. Конунг питеров оказался невысок ростом, тщедушен, узкое лицо обрамляла козлиная бородка, маленькие глазки прятались за толстыми стеклами очков. Одно стеклышко треснуто. На нем было укороченное пальто из серой кожи с поясом. На поясе - блестящая белая пряжка в виде черепа с черной дыркой во лбу.
Кляйнберг опустил автомат.
-Я же сказал - питеры чтут Устав.
Вслед за своим конунгом оружие опустили все питеры.
-Рад этому.
Я повесил автомат на плечо: канат из нервов, до предела натянутый где-то внутри меня, немного ослаб.
Мой отряд уже покинул здание. Бойцы столпились на пороге, я слышал их дыхание.
Метель усилилась, снежная крошка скребла лицо.
-Не будем тянуть волынку, Ахмат. Кого ты выставил на поединок?
Зубов отделился от отряда и встал рядом со мной.
-Крепыш, - восхитился Кляйнберг, измерив его взглядом.
-Где твой боец?
Кляйнберг коротко свистнул. Питеры подались в стороны, пропуская кого-то приземистого и широкого. Человек приблизился, и теперь можно было разглядеть его лицо. Но лица не было. Вместо него - нечто ярко-розовое, гладкое, вытянутое, как лошадиная морда, - два неодинаковых красных глаза, полная пасть острых зубов. Руки существа напоминали толстые бревна, широченная грудная клетка, несмотря на холод, обнажена, и на ней - шесть коричневых сосков.
Я почувствовал, как напрягся Зубов, точно его напряжение передалось мне по воздуху.
-Что это за х...ня, Кляйнберг?
-Это Паша, - Кляйнберг протянул руку в черной перчатке и погладил мутанта по щеке (если это была щека). Паша издал звук, похожий на урчание кошки.
-Условия нарушены, - начал я.
-Что? - заорал Кляйнберг, вдруг подскочив ко мне. В маленьких глазках питера запылал огонь.
-Условия нарушены.
-Каким образом?
-Боец должен сражаться с бойцом, а не с ... этим.
-Паша - полноправный член моего отряда, - скрипнул зубами Кляйнберг.
Питеры заржали.
-Назад, парни, - повернулся я к своим.
Тут же забряцало оружие, стволы взметнулись в руках тех и других, целясь в головы и грудные клетки, пальцы нервно легли на спусковые крючки.
-Конунг.
На мое плечо легла тяжелая рука. Я обернулся: Зубов.
-Я готов к поединку.
Боец смотрел на меня прямо и открыто, в его глазах не было и намека на страх.
-Ахмат, тебе есть чему поучиться у своих стрелков, - сказал Кляйнберг.