Фейлер Брюс : другие произведения.

Книга поддержки. Как справиться с любыми потрясениями и стать сильнее

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  Брюс Фейлер
  Книга поддержки. Как справиться с любыми потрясениями и стать сильнее
  
   Следующему поколению —Максу, Халли, Тайби, Иден, Нейту, Майе, Джуду и Айзе: Рассказывайте истории
  
  
  
   Жизнь – это постоянные трансформации и все, что с этим связано.
  
   Уильям Джеймс
  
  
  Bruce Feiler
  
  
  
  Введение
  Проект «История жизни»
  
  Что происходит, когда наши сказки превращаются в кошмары
  
  Раньше я считал, что телефонные звонки не способны изменить человеческую жизнь, пока однажды не убедился в обратном. Это был звонок от моей матери.
  
  – Твой отец пытается покончить с собой, – сказала она.
  
  – Он пытается сделать ЧТО?
  
  Она говорила, а я мало что понимал: что-то связанное с ванной, бритвой и отчаянные мольбы о помощи.
  
  – О боже.
  
  – И на этом все не закончилось. Позже он попытался выброситься из окна, пока я готовила яичницу.
  
  Как писателя, меня часто спрашивают, не учился ли я писать у своего отца. Ответ – нет. Мой отец был необычайно дружелюбным, даже сияющим – мы называли его профессиональным жителем Саванны, приморского городка в штате Джорджия, где он прожил 80 лет, – но он больше любил слушать и делать, чем рассказывать и записывать. Ветеран флота, общественный деятель, член Демократической партии, он никогда в жизни не впадал в депрессию.
  
  Пока у него не началась болезнь Паркинсона, ограничивающая свободу движений и прямо влияющая на настроение. Отец моего отца, в конце жизни тоже страдавший от этого недуга, выстрелил себе в голову за месяц до того, как я окончил среднюю школу. Мой отец много раз обещал, что никогда ничего подобного не сделает. «Я знаком с болью и стыдом, которые это вызывает», – говорил он.
  
  Затем он передумал – по крайней мере той частью своего разума, которую все еще мог контролировать. «Я прожил полноценную жизнь, – сказал он, – и не хочу, чтобы меня оплакивали. Я хочу, чтобы мне радовались».
  
  Шесть раз в течение следующих 12 недель отец пытался покончить с собой. Мы перепробовали все мыслимые средства – от психотерапии до электрошока. И все же не смогли преодолеть главную трудность: как помочь человеку, для которого жизнь утратила свой смысл.
  
  Моя семья, всегда немного гиперфункциональная, с головой погрузилась в работу. Старший брат взял на себя управление семейным бизнесом в сфере недвижимости; младшая сестра исследовала методы лечения.
  
  Но я рассказчик. Три десятилетия своей жизни я посвятил изучению историй, придающих смысл нашей жизни – от племенных собраний древнего мира до современных хаотичных семейных обедов. Я давно поглощен тем, как истории объединяют и разделяют нас на социальном уровне, как они утверждают и ниспровергают нас на личном уровне.
  
  С учетом этого интереса я начал задаваться вопросом: если мой отец, по крайней мере частично, столкнулся с проблемой интерпретации происходящего, возможно, она требовала повествовательного решения? Может быть, моему отцу была необходима искра для того, чтобы перезапустить свою жизненную историю.
  
  Однажды утром в понедельник я сел и сделал самый простой, самый действенный поступок, который только мог вообразить.
  
  Я отправил папе вопрос.
  
  Какие игрушки ты любил в детстве?
  
  То, что произошло потом, изменило не только его, но и всех окружающих и в конечном итоге заставило меня переосмыслить то, как все мы обретаем цель, гармонию и радость в своей жизни.
  
  Эта книга повествует о том, что произошло дальше и какие уроки мы все можем из этого извлечь.
  
  Это рассказ о проекте «История жизни».
  История вашей жизни
  
  Остановитесь на секунду и прислушайтесь к истории, которая крутится у вас в голове. Она где-то там, на заднем плане. Это то, что вы рассказываете другим при первой встрече; то, что вы говорите себе, посещая значимые места, листая старые фотографии, празднуя достижения, спеша в больницу.
  
  Это повествование о том, кто вы, откуда вы пришли, куда мечтаете попасть в будущем.
  
  Это высшая точка вашей жизни, ее низшая точка, ее поворотный момент.
  
  Это то, во что вы верите, за что боретесь, что для вас важнее всего.
  
  Это история вашей жизни.
  
  И эта история не просто часть вас. По сути, это и есть вы.
  
  Жизнь – это история, которую вы рассказываете сами себе.
  
  Но то, как вы рассказываете эту историю, будь вы героем, жертвой, любовником, воином, воспитателем или глубоко верующим человеком, имеет огромное значение. Еще большую роль играет то, как вы эту историю адаптируете: как пересматриваете, переосмысливаете и переписываете свое личное повествование по мере того, как что-то в вашей жизни меняется, дает крен или идет не по плану.
  
  Недавно со мной случилось нечто такое, что заставило сосредоточиться на этих вопросах: я потерял контроль над историей, болтающейся у меня в голове. Какое-то время я не знал, кто я такой; не знал, куда иду.
  
  Я потерял себя.
  
  Именно тогда я начал понимать: несмотря на то, что в последние годы рассказывание историй и вызывает значительный академический и общественный интерес, одному аспекту личного повествования не уделяется достаточного внимания. Что происходит, когда мы теряем сюжет нашей жизни? Когда нас сбивают с пути неприятные происшествия, неожиданные обстоятельства или превратности судьбы, с завидной частотой возникающие в наши дни?
  
  Что происходит, когда наши сказки превращаются в кошмары?
  
  Именно это случилось той осенью с моим отцом и примерно в то же время со мной. Это переживаем мы все в тот или иной момент нашей жизни.
  
  Мы оказываемся в дремучем лесу и не можем оттуда выбраться.
  
  Однако на этот раз я решил что-то изменить. Я был твердо намерен научиться находить выход из тупика.
  Как я стал рассказчиком жизненных историй
  
  То, что я делал дальше – путешествовал по стране, собирал сотни историй из жизни обычных людей, а затем прочесывал эти истории в поисках тем и выводов, способных помочь всем нам плавно огибать опасные участки нашей жизни, – имеет некую предысторию.
  
  Я родился в Саванне, штат Джорджия, в семье пяти поколений южных евреев. Во мне столкнулись две повествовательные традиции переселенцев. Я покинул юг и переехал на север, чтобы поступить в университет, затем бросил его и переехал в Японию. Там, в городке в 50 милях и 50 годах от Токио, я начал писать письма на родину на шероховатой бумаге для авиапочты. Вы не поверите, что случилось со мной потом. Когда я вернулся домой, везде, где бы я ни оказался, люди говорили: «Мне нравятся ваши письма!»
  
  «Замечательно, – отвечал я. – А мы знакомы?»
  
  Оказывается, бабушка ксерокопировала мои письма и пускала их по рукам. Они стали, как сейчас бы сказали, «вирусными». «Если так много людей находят это интересным, мне стоит написать книгу», – подумал я. Мне повезло, и я заключил контракт с издательством. Что еще важнее, я обрел свое призвание. В своих историях я описывал обычного себя. В них я в связной форме воплощал свое беспокойство и мироощущение чужака.
  
  В течение следующих двух десятилетий я писал истории – книги, статьи, сюжеты для телевидения – с шести континентов и из 75 стран. Я провел год, выступая цирковым клоуном, а еще один год путешествовал с Гартом Бруксом (Гарт Брукс – популярный американский исполнитель кантри-музыки. – Прим. пер.). Я обращался к величайшим из когда-либо рассказанных историй – от Ноева ковчега до Исхода. Я также женился и стал отцом однояйцевых девочек-близнецов. Жизнь шла по восходящей.
  
  До тех пор, пока в моей душе не накопилась целая цепь негативных переживаний, разрушившая эту линейность, а вместе с ней и всякую иллюзию о том, что я могу контролировать повествование своей жизни.
  
  Сначала мне поставили диагноз «редкий и агрессивный рак костей левой ноги». Моя болезнь была очень нетипичной: это детское онкологическое заболевание, развившееся у меня во взрослом возрасте. Напуганный, столкнувшийся лицом к лицу со смертью, я провел жуткий год, перенеся более 16 курсов химиотерапии и 17-часовую операцию по удалению бедренной кости, замене ее на титановую и перемещению малоберцовой кости с голени на бедро. Два года я ходил на костылях; в течение года после этого пользовался тростью. И с тех пор каждый шаг, каждый прием пищи, каждое объятие сопровождалось для меня длинным шлейфом из страха и ощущения собственной хрупкости.
  
  Затем я чуть не обанкротился. Скромный бизнес в сфере недвижимости, построенный моим отцом, был разрушен Великой рецессией (Глобальный экономический кризис 2007–2009 годов, начавшийся с кризиса рынков финансов и недвижимости в США. – Прим. пер.). Были похоронены мечты трех поколений моей семьи. Я расстался со всеми своими сбережениями. В то же время интернет разгромил мир печатного слова, где я проработал два десятилетия. Все мои друзья один за другим оказывались на улице. Три ночи в неделю я просыпался в холодном поту, уставившись в потолок и задаваясь одним и тем же вопросом: что делать?
  
  Далее последовала череда отцовских попыток самоубийства. Той осенью беседы практически не завязывались: язык не поворачивался говорить о решениях, которые нам приходилось принимать. Однако для меня в этом периоде было что-то до боли знакомое. Это возвращало меня к тому, что всегда было моей стандартной реакцией на кризис: в смятении всегда обращаться к повествованию. Правильный ответ на неудачу – это история.
  
  Идея набирала обороты. Годом ранее, проводя исследование для книги о высокофункциональных семьях, я познакомился с Маршаллом Дьюком, психологом из Университета Эмори. Маршалл и его коллега Робин Фивуш изучали феномен, впервые замеченный женой Маршалла, Сарой. Будучи преподавателем в школе для детей с особыми образовательными потребностями, Сара обратила внимание, что ее ученики, казалось, чем больше знают об истории своей семьи, тем лучше управляют своей жизнью. Чтобы проверить этот тезис, Маршалл и Робин разработали ряд вопросов. Знаете ли вы, где познакомились ваши бабушка и дедушка? Знаете ли вы о болезни или травме, которые пережили ваши родители, когда были моложе? Знаете ли вы о том, что происходило, когда вы родились? Дети, набравшие наивысшие баллы в этом тесте, больше верили в то, что способны контролировать мир вокруг себя. Это был показатель номер один эмоционального благополучия ребенка.
  
  Почему же знание истории своей семьи помогает нам выстраивать свою собственную историю? «Все семейные рассказы принимают одну из трех форм», – объясняет Маршалл. Во-первых, это восходящее семейное повествование: у нас ничего не было, мы много работали, мы добились успеха. Далее – нисходящее повествование: раньше у нас было все, потом мы все потеряли.
  
  «Самый полезный рассказ, – продолжает он, – это третий». Он называется колеблющимся семейным повествованием. Наша семья знала взлеты и падения. Ваш дед был вице-президентом банка, но его дом сгорел. Твоя тетя была первой девушкой, поступившей в колледж, но она заболела раком груди. Дети, которые знают, что в жизни бывает всякое, гораздо лучше подготовлены к тому, чтобы противостоять неизбежным потрясениям на своем пути.
  
  Я был вдохновлен этим исследованием, и после того, как я написал о нем в газете New York Times, похожие чувства испытали и мои читатели. Статья «Истории, которые нас связывают» стала вирусной в современном понимании этого слова. Мне писали родители, ученые и политики из разных уголков земного шара. Все они заявляли об одном и том же: истории связывают нас друг с другом, объединяют поколения, побуждают нас рисковать, чтобы сделать свою жизнь лучше, когда все представляется совершенно безнадежным.
  
  Столкнувшись той осенью с одним из тех самых беспросветных моментов, благодаря этой идее я преисполнился надеждой. Что если я попрошу отца рассказать свою историю? «Не слишком длинную, – думал я, – всего на пару страниц». Первый вопрос, который я ему отправил, о его детских игрушках, сработал, поэтому за ним последовал другой. Ты все еще дружишь с кем-нибудь из своих школьных друзей? Затем: каким был твой дом в детстве? По мере того, как он обретал уверенность, я начал присылать ему вопросы по электронной почте каждое утро понедельника. Как ты стал «орлиным» скаутом (Орлиный скаут – высший ранг в американской организации бойскаутов. – Прим. пер.)? Как ты попал на флот? Как ты познакомился с мамой?
  
  В то время пальцы отцу уже не подчинялись, поэтому он не мог печатать. Он думал над вопросом всю неделю, диктовал свою историю умному помощнику Siri, затем распечатывал черновик и редактировал его. Будучи коллекционером на протяжении всей своей жизни, он начал добавлять фотографии, вырезки из газет, любовные письма моей маме. По мере того, как его тексты становились все смелее, я задавал все более глубокие вопросы. О чем ты больше всего сожалеешь? Как ты пережил свой первый кризис? Этот процесс продолжался в течение следующих четырех лет, пока мой отец, человек, никогда не писавший ничего длиннее записок, не решился написать автобиографию. Это стало самым замечательным преображением, которое когда-либо видели в нашей семье.
  
  Но чем же именно объясняется подобное изменение? Чтобы узнать больше, я погрузился в нейробиологию и биохимию повествования; я опрашивал экспертов о том, какие психологические и эмоциональные преимущества несут в себе воспоминания о жизни; я выслеживал пионеров в зарождающихся дисциплинах нарративной геронтологии, нарративного пубертатного периода и нарративной медицины. То, что я обнаружил, было молодой, но стремительно развивающейся областью знаний, построенной на идее о том, что переосмысление и реконструкция наших личных историй совершенно необходимы для полноценной жизни.
  
  Но также я обнаружил, что во всем этом чего-то не хватает. Один аспект того, через что проходил мой отец, что пережил я сам, что переживали почти все, кого я знал, казалось, оставался за рамками обсуждения. Этот недостающий ингредиент касался того, что Маршалл определил как ключевой элемент семейных историй, – их формы.
  
  Я начал думать, что наши личные истории точно так же, как и семейные, имеют определенную форму. У каждого из нас есть ряд невысказанных предположений, диктующих то, как, по нашему мнению, будет разворачиваться наша жизнь. Эти ожидания приходят со всех сторон и влияют на нас больше, чем мы готовы это признать. Например, нас заставили поверить, что наша жизнь всегда будет развиваться по восходящей, и теперь мы шокированы, обнаружив, что вместо этого в ней постоянно случаются взлеты и падения. Наше общество говорит, что нам следует наслаждаться прогрессом, но опыт подсказывает, что мы часто бываем удручены провалами. Может ли это несоответствие объяснить беспокойство, которое испытывают столь многие из нас?
  
  Все эти вопросы пришли мне в голову в один прекрасный день. Поводом стала 30-я встреча выпускников моей школы. Я надорвал спину, и мой одноклассник Дэвид предложил захватить меня из Бруклина, где мы оба живем. «У нас будет шанс наверстать упущенное», – подумал я. Но Дэвид, как выяснилось, закрывал многомиллионную сделку с недвижимостью и всю поездку на машине провел, переключаясь между телефонными разговорами с возбужденными юристами с одной стороны и удрученными коллегами с другой. Накануне девятимесячный ребенок одного из деловых партнеров Дэвида заснул и больше не проснулся. Дэвид был одновременно на вершине мира и полностью раздавлен.
  
  В тот день я представлял группу выдающихся одноклассников. В процессе подготовки я собрал их резюме – все аккуратно напечатанные и довольно впечатляющие. Но я был настолько потрясен историей, которой поделился Дэвид, что, когда вышел на сцену, то посмотрел на зал, полный людей, взял резюме и разорвал их пополам. «Меня не волнуют ваши успехи, – сказал я. – Рассказывайте о них своим матерям. Я хочу услышать о вашей борьбе, ваших трудностях, о том, что не дает вам спать по ночам».
  
  В тот вечер выпуск 87-го года собрался под огромным шатром. На одном конце был бар, а на другом – барбекю. Мне потребовалось два часа, чтобы пройти от одного его конца до другого, пока одноклассники один за другим подходили ко мне и рассказывали свои душераздирающие истории.
  
  Моя жена попала в больницу с обычной головной болью и на следующее утро умерла.
  
  Моя 13-летняя дочь вскрыла себе вены.
  
  Моя мать – алкоголичка.
  
  Мой босс – мошенник.
  
  На меня подали в суд за злоупотребление служебным положением.
  
  Я лечусь от депрессии.
  
  Мне страшно.
  
  Смысл того, что все говорили, так или иначе сводился к одному и тому же: моя жизнь разрушена, мечты пошли прахом, уверенность в себе подорвана. Существует разрыв между идущей по восходящей, стабильной жизнью, которую мне продали («любую проблему можно решить с помощью таблетки, приложения или пяти минут медитации»), и нестабильной, непредсказуемой, крайне изменчивой жизнью, с которой я вынужден иметь дело.
  
  Моя жизнь – это совсем не то, чего я ожидал.
  
  В моей жизни нет порядка.
  
  В ту ночь я позвонил жене: «Что-то происходит. Никто больше не знает, как рассказывать свою историю. Я должен придумать, как помочь».
  «Расскажите мне историю своей жизни»
  
  Так у меня родился проект «История жизни». Я колесил по стране, находя людей, готовых рассказать интересные истории своей жизни, часами беседовал с ними о трансформациях, кризисах и переосмыслении ими своей жизни, а затем искал в этих историях закономерности и подсказки. Естественным образом я начал с людей, которых знал, затем постепенно стал подходить к вопросу более тщательно, выискивая представителей самых разных демографических групп. Я занимался древнейшим делом – просто общался с людьми – и делал это наиболее современным способом: собирал истории жизни в гостиных, спальнях, больничных палатах, на лодках, в барах, трейлерах, индейских резервациях, бродвейских театрах и женских монастырях. Я делал это лично, по сотовой и стационарной связи, а также с помощью Zoom, FaceTime и Skype.
  
  200 лет назад легендарный датский отшельник и философ Серен Кьеркегор прерывал свое уединение тем, что называл народными банями: он выныривал на улицы Копенгагена и вовлекал знакомых и незнакомцев в энергичные полуденные беседы. Именно так я себя и чувствовал: я отправился в трехлетнюю народную баню.
  
  И вот что из этого вышло: я собрал 225 историй жизни людей всех возрастов, происхождения и слоев общества. Из всех 50 штатов. Истории включали в себя ошеломляющее многообразие жизненных событий: потерянные конечности, потерянные рабочие места, потерянные дома; смена религии, смена карьеры, смена пола; рассказы тех, кто бросил пить, развелся, порвал с сектой; а также огромное количество людей, которые прошли через повседневные трансформации надежды, возрождения и обновления. Вот небольшая выборка:
  
  • трейдер с Уолл-стрит, превратившийся в романиста;
  
  • водитель грузовика, ставший медбратом;
  
  • армейский рейнджер, обнаруживший Саддама Хусейна;
  
  • человек, дважды поборовший рак и поднявшийся на Эверест;
  
  • аналитик ЦРУ, бросивший работу, чтобы дрессировать собак-спасателей;
  
  • писатель, ставший гробовщиком;
  
  • физик-теоретик, оставивший штатную преподавательскую работу, чтобы полностью отдаться творчеству в своей группе на YouTube под названием Ninja Sex Party;
  
  • автор песен в стиле кантри, ставший лютеранским пастором;
  
  • самый титулованный паралимпиец в истории Америки;
  
  • генеральный директор фармацевтической компании, ушедший со своей должности, чтобы воспитывать троих своих сыновей, после того как его жена покончила с собой;
  
  • сенатор США;
  
  • обладатель «Грэмми»;
  
  • бывший белый расист;
  
  • исправившаяся алкоголичка, ходившая от двери к двери, чтобы извиниться перед двумя дюжинами людей, дома которых она ограбила в пьяном виде;
  
  • три человека, попавшие в тюрьму;
  
  • четыре человека, пережившие клиническую смерть и вернувшиеся к жизни;
  
  • пять человек, пытавшихся покончить с собой;
  
  • шесть человек, сменивших пол;
  
  • и наконец, деловой партнер моего друга Дэвида, чей ребенок заснул, да так и не проснулся.
  
  
  
  
  Со всеми этими людьми я проводил интервью, которые назвал «История жизни». Более 30 лет назад малоизвестный доктор философии из Гарварда по имени Дэн Макадамс разработал процесс опроса людей об их жизни для того, чтобы понять, как они развивали и совершенствовали чувство собственного «я». Впоследствии Дэн стал заведующим кафедрой психологии в Северо-Западном университете, а нарративные исследования привели к передовым открытиям в области психологии людей от подросткового возраста до старости.
  
  Я обратился к Дэну, и он великодушно согласился взять на себя руководство моим проектом. Он посоветовал мне вооружиться шаблоном, разработанным им в 1980-х годах, но изменить его с учетом интересующих меня вопросов. «Не пытайтесь быть ученым, – сказал он. – Будьте собой». Как он и предсказывал, быстро стали появляться новые удивительные темы, о которых я не читал в литературе по жизненному циклу, человеческому развитию и личностным изменениям.
  
  Вскоре я обнаружил, что на современную жизнь – технологическую, политическую, духовную, сексуальную – оказывает воздействие беспрецедентное множество сил, однако методы, которыми мы пользуемся для того, чтобы придать смысл нашей жизни, за ними просто не успевают. Мы проходим через трансформации все чаще, но наш инструментарий, призванный с ними справляться, не изменился настолько, чтобы идти в ногу со временем.
  
  Проводимые мной интервью были разработаны с целью понять и изменить такое положение вещей. Мой первый вопрос носил довольно общий характер: «Пожалуйста, расскажите мне историю своей жизни за 15 минут». Большинству людей требовалось больше часа. Затем я спрашивал об основных жизненных моментах: о высшей, низшей и поворотной точках; о значимом опыте; с какой из важных трансформаций они справились хорошо, а с какой – плохо.
  
  Поскольку умение ориентироваться в подобных трансформациях быстро стало главной темой, я потратил много времени на изучение этого недостаточно обсуждаемого явления. Я спрашивал испытуемых, была ли их самая большая жизненная трансформация добровольной или вынужденной, использовали ли они ритуалы, чтобы пережить это время, с какой самой сильной эмоцией они боролись, как структурировали свое время, от каких старых привычек избавились, какие новые завели, как долго происходила эта трансформация.
  
  В заключительном разделе я интересовался выдающимися сюжетными линиями, которые сформировали их жизнь, и заканчивал двумя своими любимыми вопросами – теми, что давали наиболее поучительную информацию:
  
   Оглядываясь назад, на всю историю своей жизни со всеми ее главами, сценами и проблемами, вы можете выделить ее центральную тему?
  
   Оглядываясь назад, на историю своей жизни, под немного иным углом зрения: какая форма воплощает собой вашу жизнь?
  
  Огромное количество исходного материала, с которым я в итоге столкнулся, было одновременно и глубоко трогательным, и едва ли не ошеломляющим. По окончании у меня оказалось более тысячи часов интервью. Все говорили «под запись». Когда я расшифровал эти беседы, общее количество страниц достигло 6 тысяч. Сложенные в стопку, они доходили до плеч моих дочерей-подростков. На их чтение от начала до конца у меня ушло два месяца.
  
  Следующим шагом была их обработка. По образцу процесса, используемого моим другом, гуру менеджмента Джимом Коллинзом, а также Дэном Макадамсом, я собрал команду, помогавшую мне анализировать истории. Мы потратили год на создание огромной базы данных, кодируя каждую историю по 57 различным переменным. Переменные варьировались, начиная с того, какая фаза трансформации людям казалась наиболее сложной, до того, какие советы они сочли наиболее полезными; с того, когда произошли важнейшие события в их жизни, до того, о каком будущем они мечтают. И мы спорили над нашими выводами на бесконечных дневных совещаниях, так что ни одна идея не осталась незамеченной, и направляли друг друга обратно к расшифровкам стенограмм и существующим исследованиям, чтобы дважды и трижды проверить полученные результаты. Могу с уверенностью сказать, что 90 процентов обнаруженных нами закономерностей никогда ранее не были описаны. И мы располагаем всеми подтверждающими это данными.
  Грядущие трансформации
  
  Прежде чем погрузиться во все эти данные и стоящие за ними истории, я хотел бы начать с одного общего наблюдения. Если бы я мог выразить то, что я узнал, в простой формуле, это выглядело бы так:
  
  
  Я понимаю, что эти утверждения могут показаться слишком очевидными и несколько туманными. Что вы имеете в виду под «линейной жизнью»? Как можно быть уверенным, что жизненных трансформаций становится больше? Как мне всем этим овладеть, если я даже не знаю, что это такое? Вполне справедливо. Но для меня эти закономерности ясны, сигналы тревоги мигают, и каждому из нас необходимо срочно обновить способ, с помощью которого мы составляем свое представление о нашей жизни и придаем ей смысл.
  
  С учетом этого предостережения, я хотел бы начать с предположения о том, что, на мой взгляд, вызывает большую часть беспокойства, которое испытывают многие из нас, и с изложения того, чего я надеюсь достичь с помощью этого проекта. В частности, для этой книги у меня есть три цели, два предупреждения, одно обещание и, наконец, одна высокая мечта. Начнем с целей.
  
  Во-первых, я хочу дать название малоизученному явлению современной жизни, которое, как мне представляется, оказывает чрезмерное влияние на то, как мы думаем о себе: наша жизнь больше не идет по традиционному, линейному пути. Если бы в начале моего проекта вы попросили меня описать форму моей жизни, я бы сказал, что это линия. Та, что тянется назад через всю мою семью, затем уходит вперед, вверх и вниз по моей жизни, во многом основанной на моем внешнем успехе. Предположительно, нечто подобное сказали бы и многие другие.
  
  И были бы неправы – глубоко, опасно неправы. Хуже того, упустили бы нечто фундаментально важное относительно того, как устроена сегодняшняя жизнь.
  
  Самые светлые умы современности, включая тех, кто изучает компьютерные технологии, биологию, математику, физику, пришли к пониманию, что мир больше не придерживается предсказуемых, линейных парадигм. Напротив, жизнь наполнена хаосом и сложностью, периодами порядка и беспорядка, линейности и нелинейности. Вместо устойчивых линий наблюдатели теперь видят петли, спирали, колебания, фракталы, скручивания, переплетения и развороты.
  
  Интересуясь тем, как это применимо к нашей повседневной жизни, я начал спрашивать всех, кого встречал: «Какова форма вашей жизни?» Я был ошеломлен ответами. Люди упоминали всевозможные формы: круги, сердца, бабочек, бумеранги, реки, деревья, горы, спирали. Когда я просил их объяснить, они распускали передо мной туго скрученный клубок желаний, поражений и разочарований – все то, что нашло свое отражение в многомерных формах их личных повествований.
  
  Мысль о том, что жизнь состоит из череды тщательно выверенных последовательностей – от детства к юности и от среднего возраста к старости; от свиданий к браку, детям и к опустевшему гнезду; от работы низшего уровня до должности среднего звена, от должности высшего уровня до выхода на пенсию – кажется абсурдно устаревшей. Вместо того чтобы проходить через серию предопределенных жизненных этапов, прерываемых периодическими кризисами в дни рождения, которые заканчиваются ничем, мы воспринимаем жизнь как сложный водоворот празднований, неудач, триумфов и возрождений на протяжении всего отпущенного нам жизненного срока.
  
  Более того, представители поколения Х (Поколение X – термин, применяемый к поколению людей, родившихся примерно с 1963 по 1980 год. – Прим. пер.) чувствуют это острее, чем представители поколения бумеров (Беби-бумеры – люди, родившиеся в послевоенных 1946–1964 годах, когда наблюдался взрыв рождаемости. – Прим. пер.), а представители миллениалов (Поколение родившихся между 1981 и 2000 годами. – Прим. пер.) – даже глубже, чем представители поколения Х. Рутинное прежде ожидание того, что у человека будет одна работа, одни отношения, одна вера, один дом, одно тело, одна сексуальность, одна идентичность, начиная с подросткового возраста и вплоть до немощной старости, в настоящее время мертвее, чем когда-либо. Вот что значит жить нелинейной жизнью. И все это имеет глубокие последствия для решений, которые мы все принимаем изо дня в день.
  
  Самым большим из этих последствий является то, что, несмотря на все преимущества нелинейной жизни – личную свободу, возможности для самовыражения, проживание своей собственной жизни, а не той, которую хотят для вас другие, – это обязывает всех нас проходить через практически подавляющее большинство жизненных трансформаций. Это подводит к моей второй цели: понять эту быстрорастущую разновидность жизненных событий.
  
  Конфликт – одно из непременных условий рассказа. Для того чтобы повествование вообще имело место, должно произойти что-то непредвиденное. На голливудском жаргоне это «лихо закрученный сюжет»; согласно определению Аристотеля, это «перипетии». «Все согласны с тем, что история начинается с некоторого нарушения ожидаемого положения вещей, – пишет Джером Брунер, пионер нарративной психологии. – Что-то идет наперекосяк, а то и рассказывать-то не о чем». История – это инструмент для ликвидации этих пробоин.
  
  Главный вывод из моих бесед – и для меня весьма тревожный – заключается в том, что частота, с которой эти нарушения возникают в наши дни, быстро увеличивается. Мы столкнулись с эпидемией сломов, или, как я их называю, разрушителей. Это объясняется многими причинами (см. Главу 2), но пока позвольте мне просто сказать, что мы подсчитали все варианты тревожных жизненных событий, о которых я услышал. Всего вышло 52 типа. Это 52 разных источника конфликтов, потрясений или стрессов, с которыми может столкнуться человек. Они варьируются от добровольных (стремление похудеть, открытие компании) до вынужденных (увольнение, обнаружение у вашего ребенка особых потребностей); от личных (воздержание от алкоголя, потеря любимого человека) до коллективных (присоединение к общественному движению, стихийное бедствие). Количество разрушителей, ожидающих человека во взрослой жизни, составляет около трех десятков. Это в среднем один раз в 12–18 месяцев.
  
  Нам удается пройти через многие из этих разрушителей с незначительным нарушением нашей жизни. Мы приспосабливаемся, опираемся на близких, перестраиваем свои жизненные истории. Но время от времени один или чаще всего скопление из двух, трех или четырех таких разрушителей поднимается до уровня, способного действительно дезориентировать и дестабилизировать нас. Я называю эти события жизнетрясениями, потому что наносимый ими ущерб может быть разорительным. Они находятся очень высоко по шкале последствий Рихтера, и их отголоски иногда длятся годами. Средний человек в своей взрослой жизни переживает три-пять подобных масштабных переориентаций; их средняя продолжительность, как показывают мои данные, составляет пять лет. Если посчитать, это означает, что почти половина нашей жизни тратится на то, чтобы реагировать на эти эпизоды.
  
  Вы (или ваш близкий человек) почти наверняка проходите через нечто подобное прямо сейчас.
  
  Мало кто ожидает такого шквала жизненных изменений, что подводит нас к моей третьей цели: поскольку мы сталкиваемся с большим количеством подобных событий, чем мы обычно ожидаем, и это число, как я в дальнейшем объясню, вероятно, в ближайшие годы только увеличится, приобретение навыков, необходимых для их прохождения, становится все более насущным. Жизнетрясения могут быть добровольными или вынужденными, но преодоление трансформаций, которые из них вытекают, может быть только добровольным. Мы должны овладеть для этого необходимыми навыками.
  
  Так что же это за навыки? Я считаю самым захватывающим то, что я обнаружил четкий и подробный инструментарий для навигации по этим трансформационным переходам. Многие люди выполняют некоторые из этих шагов инстинктивно, но знание (или выполнение) всего списка встречается довольно редко – не в последнюю очередь потому, что многие из этих идей противоречат многовековым представлениям о том, как мы управляем личностными изменениями.
  
  Формирование этого набора инструментов также представляет собой самое большое изменение, через которое я прошел во время работы над этим проектом. Вначале я ожидал, что то, как люди справляются с кризисами в своей личной жизни, на работе или в духовной жизни, будет сильно отличаться друг от друга. У каждой трансформации должен быть свой сценарий. Я ошибался. Я обнаружил гораздо больше сходства и существенно более унифицированный инструментарий, чем я когда-либо мог себе представить. Вторая половина книги (начиная с Главы 7) подробно описывает этот набор необходимых приемов.
  
  Это приводит нас к двум предупреждениям:
  
   ГРЯДУТ ТРАНСФОРМАЦИИ. БУДЬТЕ ГОТОВЫ.
  
  И к обещанию: Полагаю, мы сможем вам помочь. В данном случае мы – это не только я или даже команда, помогавшая мне количественно оценить эти результаты. Это сотни людей, с которыми я исследовал данные проблемы, – те, что проявили смелость и искренность и поделились со мной дерзкими и изобретательными способами того, как они переживали свои личные победы и поражения. Идеи в книге принадлежат мне. Если они ошибочны или направлены в ложное русло, всю ответственность я беру на себя. Но я не навязывал их людям, которых встречал; я их обнаружил. Они восходят снизу вверх, а не наоборот. Я считаю, что они отражают правду о том, как на самом деле люди реагируют на этот период беспрецедентных перемен.
  
  А это подводит нас к моей высокой мечте: я стремлюсь сразиться с величайшей культурной ветряной мельницей. Я хотел бы переосмыслить то, что представляют собой жизненные трансформации. Коль скоро всем нам приходится проходить через эти бурные периоды, причем не один или два раза, а три, четыре, пять или даже большее количество раз на протяжении всей нашей жизни; испытывать весь этот стресс и страдания, душераздирающие и душеочищающие; корректировать свои личные повествования, перестраивать приоритеты и восстанавливать равновесие тех форм, что наполняют смыслом нашу жизнь, почему же мы так настойчиво говорим об этих временах как о чем-то катастрофическом и разрушительном, как о злосчастных каторжных работах, во время которых мы вынуждены кайлом, зубилом или угодничеством прокладывать себе путь к свободе?
  
  Поскольку жизнь всегда будет полна поворотов сюжета, почему бы не потратить больше времени на то, чтобы научиться с ними успешно справляться?
  
  Уильям Джеймс, отец современной психологии, сказал об этом лучше почти полтора века назад, и его мудрость, к сожалению, забыта. Жизнь – это постоянные трансформации. Его точка зрения как нельзя более верна именно сегодня: мы не можем игнорировать эти важные моменты жизни; мы не можем желать или стремиться, чтобы они не происходили. Мы должны их принять, дать им название, отметить их, поделиться ими и в итоге превратить их в новое и жизненно важное топливо для воссоздания истории нашей жизни.
  Волк в сказке
  
  У итальянцев есть чудесное выражение о том, как наша жизнь переворачивается с ног на голову, когда мы меньше всего этого ожидаем: lupus in fabula. Fabula значит «сказка». Fabula – это фантазия нашей жизни, идеальная версия нашей жизни, когда все идет хорошо. Lupus значит «волк». Lupus – это проблема, конфликт, большая, страшная вещь, угрожающая разрушить все вокруг.
  
  Другими словами, нашу реальную жизнь.
  
  Выражение lupus in fabula означает «волк в сказке». Итальянцы используют его как эквивалент выражения «легок на помине», имея в виду дьявола. Когда жизнь идет слишком гладко, появляются демон, людоед, дракон, диагноз, сокращение штата, смерть.
  
  Как только кажется, что наша сказка вот-вот станет былью, появляется волк.
  
  Вот что случилось со мной много лет назад, с моим отцом в момент безысходности, со всеми, кого я знал, в то или иное время.
  
  Мы заблудились в дремучем лесу и не видим выхода.
  
  Мы теряем из виду счастливый конец сказки.
  
  Сейчас я больше так себя не чувствую. Этот проект стал для меня гигантским убийцей волков. Он предоставил мне больше инструментов для борьбы с проблемами, больше сострадания, чтобы помочь другим, больше возможностей расширить и переписать историю своей жизни, чем я когда-либо считал возможным. Попутно он помог мне смириться с моей болезнью, страхом потерять работу, с моими ошибочными суждениями и грубыми промахами. Ежедневное прослушивание этих историй наполняло меня трепетом перед широтой человеческого опыта и признательностью за то, что мне посчастливилось избежать целого ряда ужасающих человеческих страданий – по крайней мере на данный момент.
  
  И еще он научил меня вот чему: нам всем бывает больно. Мы все болеем, страдаем и тоскуем. Мы все погрязли в своих неправильных решениях, скорбим о своих потерях, зацикливаемся на недостатках собственного тела, неверных поступках и упущенных возможностях. Мы знаем, что были бы счастливее, более удовлетворенными и, может быть, даже в буквальном смысле слова богаче, если бы всего этого не делали. И все же мы ничего не можем с собой поделать. У нас есть то, что выглядит генетическим императивом, – пересказывать нашу историю снова и снова, иногда слишком долго задерживаясь на наших самых плохих проявлениях или самых слабых моментах.
  
  Мы не можем пройти мимо волков.
  
  И это нормально. Потому что, изгнав волка, вы лишитесь героя. И вот что я понял: мы все должны быть героями своей собственной истории. Вот почему нам нужны сказки. Они учат нас, как развеять свои страхи, и помогают нам спать по ночам. Вот почему мы рассказываем их год за годом каждый раз перед сном.
  
  Они превращают наши кошмары в мечты.
  I. Форма вашей жизни
  Глава 1
  Прощание с линейной жизнью
  Конец предсказуемости
  
  Кристи Мур всегда ненавидела школу. «Я возненавидела ее с самого первого дня, – рассказывает она. – Я притворялась, что меня тошнит на автобусной остановке. Мама дошла до того, что заставляла меня показывать ей, где у меня болит, прежде чем разрешить мне остаться дома». Если Кристи не могла ей этого показать, ей приходилось садиться в автобус. «Но тогда я просто заболевала в школе, и она была вынуждена приезжать и забирать меня оттуда».
  
  Кристи была сорванцом и совершенно не интересовалась девчачьими штучками, от платьев до младенцев. «Как-то рождественским утром я разобрала кукольный домик Барби моей сестры». В старшей школе она была бунтарем. «Я понятия не имела, чем хочу заниматься в жизни. Я просто знала, что мне не нравится учиться». Она начала встречаться с футболистом; стала чирлидером, потому что именно так поступали 16-летние подростки в Южной Джорджии; она прогуливала уроки и околачивалась на пляже.
  
  А потом, летом перед последним годом обучения, она забеременела.
  
  «Я сказала Рою прямо: “Я рожу ребенка”, – говорит она о своем парне. – Если ты собираешься быть с нами, я его оставлю. Если же нет, отправлю его на усыновление». Рой обиделся; конечно, он будет рядом, сказал он. Она рассказала обо всем своей матери.
  
  «В то время я не знала, что мама была алкоголичкой, – продолжает Кристи. – Она была тихой пьяницей; каждую ночь она заходила в свою кладовку и там напивалась, а потом отключалась. Мы всегда думали, что она рано ложится спать». Кристи села рядом с ней на диван и сказала, что им нужно поговорить. «Вы с Роем очень сблизились, – предупредительно сказала ее мать. – Возможно, тебе нужны противозачаточные средства». «Хм. Немного поздновато для этого», – подумала Кристи.
  
  Мама Кристи предложила купить одежду для беременных, а затем найти книгу для бабушек и дедушек и дать почитать ее отцу, который работал допоздна. Книгу оставили ему на подушке. «Я проснулась в полночь от голоса отца, кричавшего на мою сестру, потому что она была “плохой”. “Это больше подходит твоей второй дочери”, – ответила ему моя сестра. Вот так он все и узнал».
  
  Шесть недель спустя Кристи и Рой поженились. Он бросил колледж и устроился на работу в забегаловку Kentucky Fried Chicken. Кристи бросила школу. Они жили в доме на две семьи.
  
  «Я думала, что это не просто разрушает нашу жизнь, это полностью меняет траекторию нашей жизни, – говорит она. – У меня совершенно не было желания иметь детей. На самом деле, я собиралась быть хорошей тетей. Но я мгновенно перешла от мысли “Я никогда не стану мамой”, к: “Я стану самой лучшей мамой на свете, буду сидеть дома и воспитывать хороших граждан нашей страны”».
  
  В следующие восемь лет у Кристи и Роя родилось трое детей. Он сменил множество мест работы в сфере быстрого питания, пройдя путь от помощника менеджера до менеджера; а она с трех до шести утра развозила газеты. Им пришлось перейти из методистской церкви в баптистскую, потому что старая община ее сторонилась. В конце концов они смогли сформировать достаточно хорошую кредитную историю для того, чтобы взять ссуду и купить небольшой японский ресторан в торговом центре на острове Уилмингтон, штат Джорджия. Но Рой постоянно страдал от язвенного колита, перенес две серьезные операции и в течение нескольких месяцев не работал, в результате чего они увязли в долгах за медицинское обслуживание. «Мы были той типичной семьей в одной зарплате от потери дома, и мы не хотели такой жизни. Нам была необходима стабильность».
  
  Затем произошло нечто немыслимое.
  
  В то время Кристи водила дочь в публичную библиотеку на занятия для малышей. Однажды дети ушли заниматься декоративно-прикладным искусством, и Кристи, беременная вторым ребенком и совершенно вымотанная, плюхнулась в ближайшее удобное кресло. Не в силах пошевелиться, она протянула руку и схватила единственную книгу, до которой смогла дотянуться. Это был «Грозовой перевал» («Грозовой перевал», англ.: Wuthering Heights – единственный роман английской писательницы и поэтессы XIX века Эмили Бронте и самое известное ее произведение. – Прим. пер.). «Я не поняла и половины из того, что прочитала, поэтому мне пришлось перечитать ее дважды». Когда она закончила, то перешла к следующей книге. На этот раз это оказалась книга «Убить пересмешника» («Убить пересмешника», англ.: To Kill a Mockingbird – роман-бестселлер американской писательницы Харпер Ли, опубликованный в 1960 году. – Прим. пер.). «Эта книга изменила мою жизнь, – вспоминает она. – Я и по сей день перечитываю ее ежегодно. Я начинаю в ночь благодарения и медленно читаю вплоть до кануна Рождества. Мои дети смеются надо мной. Мам, тебя не изменить. Но каждый раз, когда вы ее читаете, вы узнаете что-то новое».
  
  Каждый вторник и четверг Кристи ходила в библиотеку, садилась и брала книгу. Она постепенно осилила всю полку классических произведений: «Гордость и предубеждение» («Гордость и предубеждение», англ.: Pride and Prejudice – роман Джейн Остин, который увидел свет в 1813 году. – Прим. пер.), «Великий Гэтсби» («Великий Гэтсби», англ.: The Great Gatsby – роман американского писателя Фрэнсиса Скотта Фицджеральда., увидевший свет в 1925 году. – Прим. пер.), «Моби Дик» («Моби Дик, или Белый кит», англ.: Moby-Dick, or The Whale, 1851 г. – роман Германа Мелвилла, итоговое произведение литературы американского романтизма. – Прим. пер.). И именно там, на том стуле, на той полке, она нашла ответ, который они с Роем так долго искали. Она вернется в школу. Она обратится к тому единственному, что всегда ненавидела в детстве, – к образованию.
  
  В тот день, оставив своего третьего ребенка в детском саду, Кристи поехала прямиком в Государственный университет Армстронга. «Я плакала всю дорогу. Что я творю? Я же мамочка-домохозяйка. Я отсидела свой первый урок по психологии и подумала: “Я же понятия не имею, о чем говорит этот человек”. Все сидевшие вокруг меня 18-летние, очевидно, знали, потому что качали головами и делали записи. Я вернулась к своей машине и заплакала: “Ты сошла с ума. Ты же бросила школу. Ты недостаточно умна”».
  
  Но она вышла из машины и пошла на второй урок, потом на третий. Каждый день она оставляла младшую в детском саду, а потом ехала на занятия. «Я молилась Богу: “Я не знаю, смогу ли я это сделать, просто вложи эту информацию в мою голову”». Она пережила первый семестр, затем записалась на следующий. Ее оценки улучшились. С полной загрузкой, тремя детьми, больным мужем, репетициями балета и бейсбольными играми ее жизнь была организована до секунды. Она вписывала все свои дела в бумажный календарь чернилами разных цветов и втиснула свою жизнь в синий ученический рюкзак. И заполнила горы дидактических карточек.
  
  «Мои дети быстро поняли: на красный свет мама достает свои карточки; когда загорался зеленый свет, они говорили: “Ма-амммм”, – я их убирала и ехала в следующее место. Я училась даже в Диснейленде».
  
  За четыре года она получила степень бакалавра в области респираторной терапии. Девушка, не любившая детей, пока у нее не родились собственные дети, стала экспертом в сфере сохранения жизни недоношенным детям. Затем она получила степень магистра, на что потребовалось еще три года. Наконец, после того, как ей был поставлен диагноз рак щитовидной железы, она сделала самый большой прыжок из всех. Она поступила в аспирантуру.
  
  Спустя шесть лет (через 16 лет после того, как сняла с полки «Грозовой перевал», 24 года, как бросила среднюю школу, и 38 лет с того момента, как ее намеренно вырвало на остановке школьного автобуса) в жаркий августовский день Кристи, одетая в майку и шорты, натянула синюю шапочку-конфедератку и мантию, и пошла по проходу за своим дипломом. Она совершила невообразимое: прошла путь от средней школы до кандидата наук. Она назвала это самым счастливым днем в своей жизни.
  
  «Тем не менее, я живу абсолютно беспорядочно, – сказала она, – если бы я делала все в ожидаемом порядке, у меня не было бы ни моего мужа, ни моих детей, ни той жизни, которую я обожаю. Я стояла бы где-нибудь на углу, употребляла наркотики или хваталась за первую попавшуюся работу».
  
  Вместо этого сегодня она консультирует проблемных учеников – именно тех, кто не любит школу, – о достоинствах отступления от традиционного пути и необходимости продолжения образования. И она считает свой перевернутый образ жизни величайшим свидетельством ценности поиска своего собственного жизненного пути.
  Круг жизни
  
  В своей книге A Short History of Myth (Карен Армстронг. Краткая история мифа. Эксмо, 2011) Карен Армстронг подчеркивает, что каждый раз, когда люди делают шаг вперед, они пересматривают и обновляют свое понимание мира. Этот пересмотр обычно затрагивает множество вопросов – от религиозных верований до сексуальных табу. Мало кто не согласится, что сегодня мы переживаем подобный период преобразований. Кажется, что в одночасье мы стали свидетелями стремительных технологических прорывов, ослабления влияния религиозных институтов, изменения гендерных ролей. Тем не менее, немногие люди, по-видимому, признают или даже понимают, что вместе с этим перестраиваются и наши ожидания относительно того, какую форму должна принимать наша жизнь.
  
  Я понимаю, что слово «форма» может казаться не соответствующим контексту при обсуждении человеческой жизни. Постойте, вы хотите сказать, что моя жизнь – это круг, треугольник или линия? В каком-то смысле да, потому что именно это нам диктует общество. Я использую это слово – и идею, лежащую в его основе, – так, как оно использовалось на протяжении веков для обозначения глубоко укоренившихся предположений и невысказанных парадигм, определяющих наш взгляд на идеальную человеческую жизнь. В частности то, будет ли наша жизнь следовать по дуге, восходящей, нисходящей, колеблющейся или совершенно иной траектории. Хотя эти различия могут показаться абстрактными, они имеют тысячи реальных последствий, регулирующих все: начиная с того, когда нам следует вступать в брак, до того, когда мы должны начинать работать; когда нам пора заболеть, а когда необходимо совершать рискованные поступки.
  
  Иными словами, кто же должен контролировать все эти «следует» в нашей жизни?
  
  Самый простой способ понять эти изменения – это сначала оглянуться на предшествовавшие культуры и то, как они понимали все эти формы и «следует». Вообще говоря, в нашем понимании формы жизни произошло три значительных изменения, которые напрямую связаны с нашим представлением о времени. Мы перешли от концепции, основанной на естественном времени (сезонном, циклическом), к представлениям, моделируемым на основе механического времени (регулярного, синкопированного, линейного), и далее – к понятию, характеризующемуся более изменчивым пониманием времени как динамического, непредсказуемого, нелинейного. Начнем с самого начала.
  
  Самые ранние представления о времени отражали наблюдения людей за окружающим миром. Не имея часов, ранние цивилизации – от Вавилона до Египта – сравнивали время с природными явлениями: временами года, погодой, обнадеживающим циклом регулярности. В древнем мире практически не было ощущения хронологии, истории, влияния одного жизненного события на другое. Вместо этого в большинстве культур считалось, что люди следуют уже существующему кругу жизни. (Египетский уроборос, когда змея пожирает свой собственный хвост, является одним из самых ранних представлений.) В этом циклическом мировоззрении высшей формой жизни было не прокладывать свой собственный путь, быть героем своей собственной истории, а заново переживать то, что уже происходило раньше, повторять универсальную историю.
  
  
  Все это начало меняться в поздней античности с приходом линейного времени. Значительную роль в этом сыграла Библия, поскольку она представила идею о том, что время следовало историческому прогрессу от Адама и Евы через патриархов, царей, пророков и так далее. У христиан это продвижение достигло своего апогея с приходом Иисуса. Постепенно жизнь превратилась из круга в нечто линейное и способное к прогрессу. Теперь каждый из нас мог пойти по пути, улучшающему наше положение; теперь все мы могли стремиться к жизни, полной самореализации. Это привело к новой согласованной форме на Западе: жизнь как серия этапов.
  «Дерьмо вот-вот станет реальностью, и очень быстро»
  
  Жизнь Девона Гудвина вовсе не была цикличной. Он прошел через столько непредсказуемых поворотов, что считал свою жизнь пятиугольником.
  
  Девона воспитывала мать-одиночка в трущобах Питтсбурга. Его отец был заключен в тюрьму по обвинению в распространении наркотиков. «Мой брат постоянно злился, – рассказывает он. – Но я думал: “Да, у каждого есть папа, с которым можно поиграть. Круто, что у меня есть мама!”» Однажды летом Девон навестил свою бабушку в Северной Каролине и начал копаться у нее на заднем дворе. «Земля изменила всю мою жизнь, – вспоминает он. – Я захотел быть ботаником. Я хотел играть с цветами. Большинство людей в моем мире говорили: “Ты гей; должно быть, ты гей”. Но я просто любил растения».
  
  По возвращении в Питтсбург директор школы предложил Девону заняться заброшенной оранжереей, так что ежедневно во второй половине дня он ухаживал за тропическими растениями, а остальную часть времени проводил на тренировках по борьбе. «Я начал искать колледж, в котором есть борьба и ботаника, – говорит он. – А таких мест не так уж и много!» В итоге ему предложили стипендию в Университете Северной Каролины в Пембруке.
  
  В середине первого курса он ушел из борцовской команды. Он сказал тренеру: «Спасибо, но я хочу развлекаться, хочу есть больше одного раза в день и хочу насладиться студенческой жизнью». Вскоре его успеваемость упала, он потерял стипендию и лишился возможности оплачивать счета. Армейский вербовщик предложил ему 60 тысяч долларов на оплату обучения, и Девон записался в армию. Его мать была в ужасе: «Какого черта ты это сделал?» Но он заверил ее, что водит грузовики в не участвующем в боевых операциях подразделении и может продолжать учебу, пока служит.
  
  Потом его часть передислоцировали. Сначала это был просто Кувейт, который был относительно безопасным, но затем вошел его сержант и объявил: «Нас немедленно перебрасывают в Афганистан. Собирайте вещи. Вылетаем через час». «Дерьмо вот-вот станет реальностью, и очень быстро», – подумал Девон.
  
  «Я знал, что все будет плохо. Как только самолет приземлился на взлетно-посадочной полосе, они открыли заднюю дверь и сказали: “Прыгай!”»
  
  Какое-то время все шло стабильно; Девон даже съездил в отпуск домой. Через две недели после его возвращения ему было поручено управлять танком-тягачом Oshkosh M1070, самым большим автомобилем в армии, во время миссии в провинции Гильменд, к западу от Кандагара. «“Талибан” был повсюду», – рассказывает он.
  
  Накануне вечером у Девона возникло плохое предчувствие, он не мог уснуть. Он сказал своему командиру: «Я не знаю, что это, но что-то подсказывает мне не садиться сегодня за руль машины». Офицер ответил: «Тогда, по крайней мере, тащи свою задницу на пассажирском сиденье».
  
  Спустя 15 минут грузовик проехал по самодельному взрывному устройству весом в 500 фунтов прямо у него под ногами. Автомобиль был разорван в клочья. «Единственное, что я помню, – это как я умолял: “Боже, вытащи меня из этого грузовика”».
  
  В то утро Девон сломал два поясничных позвонка и получил то, что он называет «чертовски сильной черепно-мозговой травмой». Его доставили самолетом в Германию, затем в Форт-Брэгг в Северной Каролине. Он страдал от острой боли в спине, депрессии и тяжелой формы нарколепсии (Нарколепсия – заболевание центральной нервной системы, характеризующееся сложными расстройствами сна. – Прим. пер.). «Я начал сильно пить. У меня появились суицидальные мысли. Однажды ночью я вошел в ванную и заглянул в свою аптечку. Я сказал себе: “Если я приму все эти таблетки, что мне терять?” В этот момент зазвонил телефон. “Не отвечай”, – подумал я. Но я посмотрел на него и увидел, что это моя мама. Она сказала, что увольняется с работы в Питтсбурге и переезжает в Северную Каролину: “Я буду рядом на случай, если тебе понадобится моя помощь”».
  
  Сразу же по приезде она заставила Девона пойти в церковь. В середине службы проповедник попросил новых посетителей поделиться своими историями. Девон сопротивлялся, но мать настаивала: «Ты должен рассказать свою историю, потому что твоя история имеет значение». Так что он все рассказал. «Я плакал и плакал, а она такая: “Видишь, теперь все в порядке. Тебе не нужно стыдиться”. Это был день, когда я снова начал жить».
  
  Офицер реабилитационного центра, где проходил лечение Девон, утверждал, что тот больше никогда не сможет читать, но Девон не поверил ему, поэтому выписался из больницы и снова поступил в колледж. Он начал с одного предмета, потом добавил еще. Он женился, у него родился сын. «Это дало мне еще один повод жить», – рассказывает он. Он закончил учебу, но у него не получалось найти работу. Никто не хотел нанимать нарколептика. «Мне говорили: “Ты молодец, но мы не можем позволить тебе ничего делать”».
  
  Он уже задолжал арендную плату за последний месяц, когда встретил местного врача, владевшего фермой в 500 акров на окраине. Они искали менеджера, он пошел на собеседование, сунул руки в землю и сразу вспомнил свою детскую любовь к садоводству.
  
  «Это трудно объяснить, – говорит он, – но мне казалось, что эта почва исцеляет. Я забыл свою прежнюю мечту – быть ботаником, лечить рак, путешествовать по миру. В тот день, когда меня подорвали в Афганистане, закончилась моя первая жизненная миссия. Но теперь у меня новая миссия: помочь цветным сообществам получить доступ к свежей продукции. Все, что я могу сказать, – это то, что та бомба была не бомбой; эта бомба была благословением. Она заставила меня придумать новую мечту».
  Этапы жизни
  
  В нескольких шагах от Темзы, в лондонском районе Блэкфрайарс, находится брутальное бетонное офисное здание, занимаемое BT (BT – британская телекоммуникационная компания. – Прим. пер.). Том Круз сломал здесь лодыжку, выполняя трюк для шестой части фильма «Миссия невыполнима». Во дворе находится алюминиевая скульптура в виде тотемного столба, состоящего из семи лиц. Скульптура отдает дань уважения самому известному монологу из комедии Шекспира «Как вам это понравится», прекрасно отражающему следующий важный поворот в восприятии людьми формы своей жизни.
  
  
   Весь мир – театр.
   В нем женщины, мужчины – все актеры.
   У них свои есть выходы, уходы,
   И каждый не одну играет роль.
   Семь действий в пьесе той.
  
  
   (Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник)
  
  К началу Нового времени идея жизни, идущей по кругу, окончательно угасла, ее сменило представление о жизни, протекающей через серию возрастов, фаз или стадий. Мало кто знал или заботился о своем точном хронологическом возрасте; вместо этого люди рассматривали свою жизнь как состоящую из периодов: юность, ученичество, брак, отцовство, болезнь, смерть и так далее. Возник ряд выражений, отражающих эту последовательность. Теперь все следовали по жизненному пути, времени жизни или жизненному циклу. Слово «карьера», от латинского «колесное транспортное средство», было изобретено в то время, чтобы передать, каково это – пройти такой путь.
  
  Основной визуальной метафорой этого образа жизни была лестница, ведущая вверх и вниз. Ожидалось, что люди будут подниматься в раннем возрасте, достигать пика в среднем возрасте, а затем медленно спускаться. У мужчин и женщин были свои собственные лестницы, но общая форма была все той же: дети играют; те, кто в расцвете сил, работают; старые ковыляют. Поразительно то, что, в отличие от более поздних парадигм, здесь средний возраст – это вершина.
  
  По мере того, как в эти годы жизнь становилась все более городской, ширились и городские развлечения. Первое среди них – театр. Поскольку пьесы ставятся на сцене, сцена быстро стала основным способом разговора о жизни. Каждая ступенька на лестнице была сценой, на которой вы были актером в великой драме жизни. Семь стадий Шекспира включали младенца, школьника, любовника, солдата, дряхлого старика и второго ребенка «без зубов, без глаз, без вкуса, без всего».
  
  
  
  Этапы жизни. Различные возрастные группы и стадии жизни, изображенные в виде двенадцати различных этапов от рождения до могилы
  
  
  Трудно переоценить, насколько влиятельными были эти концепции. Они нормализовали представление о том, что жизнь универсальна, жестока, неумолима. Жизнь шла вверх, потом вниз. Никаких исключений, никакого второго шанса: не получится ни начать жить с чистого листа в свои 40, ни обрести новую любовь в 60. У вас есть только один шанс, а дальше все идет под откос. Чтобы усилить это послание, на этих лестницах обычным делом было изображение песочных часов. Времени не хватало всем, а потом появлялся сам Повелитель Времени, чтобы сообщить вам, что «ваше время истекло».
  
  Возможно, вы подумаете, что в современном мире мы отказались от этой мрачной безнадеги. Мы сделали все, что в наших силах, чтобы освободиться от этой жесткой формы движения вверх и вниз. Вместо этого мы сделали кое-что похуже.
  «Он сказал мне: “Я жду от тебя многого”»
  
  История Дэвида Парсонса является доказательством того, что строгие модели «вверх-вниз» не работают.
  
  Дэвид родился в семье американских автомобилестроителей из Детройта в 1952 году – в то время, когда американские автомобили вызывали зависть всего мира. В его семье было восемь автомобилей, «по одному на каждого ее члена». Трое из дедушек и бабушек Дэвида эммигрировали через остров Эллис. Один из них был фермером, который выращивал картофель в Швеции, а затем переехал в Мичиган и изобрел скрытые дверные петли, что сделало его преуспевающим человеком со связями и республиканцем. Его сын, отец Дэвида, пошел по тому же пути. Он был в первой группе награжденных Национальной медалью США в области технологий вместе со Стивом Джобсом и Стивеном Возняком (Сооснователи компании Apple. – Прим. пер.).
  
  «В старшей школе все ожидали, что я буду спортсменом, – рассказывает Дэвид. – Я собирался в Дартмутский колледж (Дартмутский колледж является одним из старейших и престижных вузов США. – Прим. пер.), вероятно, чтобы играть в футбол и изучать юриспруденцию, как вдруг я получаю роль Керли в мюзикле “Оклахома!” В шоу есть момент, когда Керли целует Лори, затем поворачивается к публике и признается ей в любви. «Меня абсолютно затянуло», – вспоминает он.
  
  Дэвид сказал родителям, что хочет променять Лигу плюща на музыку. Отец пригласил его на обед с губернатором Мичигана, сенатором Соединенных Штатов и бывшим нападающим американской сборной по футболу – все они были юристами, и все в один голос пытались убедить его изменить свое решение. И потерпели неудачу.
  
  Дэвид поступил на факультет музыки Мичиганского университета и получил степени бакалавра и магистра исполнительского мастерства. В отличие от своих сверстников, он также получил работу – в Опере Санта-Фе, в Хьюстонской Гранд-Опера, а после переезда в Нью-Йорк – в первых пяти операх, на которые пробовался. «Хороший средний показатель – это если вам повезет на одном из десяти прослушиваний, – говорит он. – В этом случае вы зарабатываете на жизнь. Я же делал карьеру». О нем восторженно писали в газете New York Times, делали передачи на канале CBS News Sunday Morning, его приглашал в Эдинбург Алистер Кук (Алистер Кук (1908–2004) – британско-американский писатель, журналист, телеведущий и радиоведущий. – Прим. пер.).
  
  И вдобавок ко всему он женился на Мисс Америка. Они познакомились, когда он снова играл Керли в Опере Цинциннати, а она играла Лори. Она отменила свидание с иконой бейсбола Джонни Бенчем, чтобы встретиться с Дэвидом. «Мы просто полюбили друг друга», – продолжает он. Они быстро начали гламурную жизнь, наполненную путешествиями, музыкой, посещениями художественных галерей Европы. Их дом находился в Нью-Йорке, но сердце принадлежало сцене. И все это время он хранил свою мрачную тайну.
  
  Дэвид был конченным алкоголиком.
  
  «Я начал пить, когда мне было 11, – вспоминает он. – По-настоящему. Серьезно. Я вырос в мире, где на Рождество тебе дарят пепельницы. У моих родителей был винный шкаф со всеми видами спиртных напитков, которые только можно было пожелать, с дополнительными ящиками в подвале. Брать было легко».
  
  После свадьбы Дэвид начал терять над собой контроль. Ему сделали неудачную операцию на голосовых связках, положившую конец его оперной карьере. Он начал преподавать. Пел в церковном хоре. Устроился на работу в магазин спорттоваров продавцом лыжного снаряжения. «Я просто сказал себе, что моя жизнь кончена. Единственное, чем я когда-либо серьезно занимался, был вокал. Я чувствовал, типа, ну что же, у некоторых людей просто не получается».
  
  А потом дела пошли еще хуже. Старший брат Дэвида, Карл, тяжело заболел СПИДом. С конца 60-х Карл жил в Лос-Анджелесе, где был секретарем актрисы Жа Жа Габор и проектировал дома для звезд. Он и Дэвид сохранили близкие отношения. Карл прилетал на все дебюты Дэвида. Теперь Карлу пришлось лететь домой и переезжать к родителям. «Они понятия не имели, что он гей, – говорит Дэвид. – Отрицание – мощный инструмент».
  
  Во время последней встречи Дэвида с Карлом тот был окружен пурпурными цветами. «У него была этакая пурпурная корона, – рассказывает Дэвид. – И он сказал мне: “Я жду от тебя многого”».
  
  Карл умер на третьей неделе декабря. Четыре дня спустя Дэвид отправился на запад Оклахомы, где его тесть служил консервативным пастором. Дэвид спросил, можно ли ему спеть на рождественской службе. «Это было лучшее, что я когда-либо пел, – рассказывает он. – Я пошел домой и выпил бутылку виски с невероятной свирепостью и гневом. А на следующее утро я проснулся, встал на колени и сказал: “Я больше не могу этого делать ни дня”». По словам Дэвида, он ничего не знал о реабилитации. Никогда не посещал собрания анонимных алкоголиков. «Я просто взмолился: “Боже, пожалуйста, помоги мне сегодня не пить. Если у меня получится, я поблагодарю Тебя сегодня вечером и попрошу о том же завтра утром”». Он помолчал. «С того самого дня я больше не пью».
  
  Вскоре после этого Дэвид сказал жене, что его призвали присоединиться к лютеранскому служению. Он рассказал, что все больше времени проводит в церкви. Он видел сопротивление геям и лесбиянкам – таким, как был его брат, – и хотел расширить миссию церкви. «Я заплачу за твою учебу в юридическом институте, – ответила она, – но я не желаю быть женой проповедника». Дэвид не смог противиться своему влечению. Он поступил в Объединенную теологическую семинарию в Нью-Йорке, и в конце первого года обучения она позвонила и сказала, что не вернется домой. «Я все время говорил, что это будет здорово, а она постоянно твердила, что это не так».
  
  Дэвид начал работать в лютеранской церкви Св. Иоанна – Св. Матфея-Эмануэля в Бруклине за два дня до 11 сентября. Когда мы встретились, он жил в приходском доме вместе со своей второй женой и их 11-летней дочерью. Он пел в хоре, но мечтал однажды вернуться на сцену. Когда я спросил его про форму его жизни, он ответил: «Крест».
  
  «Каждый пастор – богослов креста, – говорит он. – Но в моем случае я верю в историю Иисуса. Я знаю, что это пугает людей, особенно в Нью-Йорке. Но я прожил очень рассеянную жизнь, а теперь живу жизнью служения. Был очень специфический момент времени, когда Бог снизошел и коснулся моей жизни. Это тот перекресток, который привел меня туда, где я нахожусь сегодня».
  Линейная жизнь
  
  Увлечение временем, начавшееся в конце Средних веков, стало всепоглощающим в индустриальную эпоху. В XIX веке люди были просто одержимы временем. Они ели по часам, работали по часам и даже спали по часам. Основная причина такой одержимости заключалась в том, что часы внезапно стали вездесущими. В 1800-х годах получили широкое распространение карманные часы, за ними последовали наручные и напольные часы. В песне 1876 года рассказывается, как дедушка обожал свои любимые часы, купленные в день его рождения. Они сопровождали его на протяжении всех этапов жизни, пока не «остановились, чтобы больше никогда не заводиться, когда старик умер». Ноты были распроданы миллионным тиражом.
  
  Само собой разумеется, что, приступив к планированию своего дня по часам, люди также начали приводить в соответствие с часами и саму свою жизнь. Все преобладающие формы жизни в XX веке были механическими, индустриальными, последовательными. Стрела прогресса, конвейер жизни. Пробивайтесь наверх, из грязи в князи! Как сказал Теннисон: «Я опять стремиться буду радостно вперед» (перевод О. Н. Чюминой).
  
  В этом контексте неудивительно, что новая область человеческой психологии восприняла аналогичный язык. Регламентация человеческого дня привела к регламентации человеческой жизни. Примерно с 1900 года стало популярным множество новых этапов: подростковый возраст, средний возраст, пенсия, гериатрия. Каждое новое время жизни сопровождалось собственным шквалом научных трудов, существенных условий и продуктов для самосовершенствования.
  
  В теории Зигмунда Фрейда, например, формирование личности представлено в виде последовательности стадий психосексуального развития, которые необходимо пройти от рождения до 12 лет: оральной, анальной, генитальной и т. д. Жан Пиаже определил другую серию этапов развития и другой календарь: сенсомоторный период (от рождения до 24-х месяцев), период конкретных (элементарных) операций (от двух до семи лет) и т. д. Эти идеи произвели революцию в нашем понимании развития детей. Они представляют собой значительные вехи мировой психологической мысли.
  
  Но они также имели долгосрочные последствия, не до конца четко понимаемые и не всегда положительные. А именно, они приучили всех нас к идее о том, что жизнь детей и взрослых протекает через серию установленных, устоявшихся метаморфоз, которые разворачиваются по единообразному графику. Даже сам термин «человеческое развитие» уподобляет людей автомобилям или стиральным машинам. Вначале мы еще не закончены, затем мы становимся готовыми к использованию, а где-то в дальнейшем мы устареваем.
  
  Разумеется, вслед за этими представлениями о детстве появилось множество выдающихся теорий о развитии взрослых. Внезапно возникло шесть стадий морального созревания и пять стадий самоактуализации. Джон Боулби, британский психолог, объяснивший, как дети поэтапно привязываются к своим близким, экстраполировал свои выводы и на обратный процесс отчуждения ребенка от значимых взрослых, разделив его на три стадии. Элизабет Кюблер-Росс представила широко популярную идею о том, что, и умирая, и скорбя об усопших любимых, человек проходит пять последовательных стадий: отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие. Путешествие культового героя Джозефа Кэмпбелла представляет собой поэтапную модель духовного роста.
  
  Безусловно, наиболее влиятельной из этих линейных моделей является восьмиэтапная теория психосоциального развития личности Эрика Эриксона. Эриксон родился в Германии в семье датчанина и матери-еврейки, которые быстро развелись. Его высмеивали как еврея в школе и как гоя в синагоге. Он сбежал от нацистов, оказался в Америке и представил свою незаурядную жизнь в виде ряда кризисов, которые необходимо преодолеть каждому человеку: доверие против недоверия в младенчестве, интимность против изоляции в раннем взрослом возрасте, интеграция против отчаяния в старости. Неспособность пройти какой-либо этап в «заранее определенном порядке» мешает вести здоровый образ жизни.
  
  Эриксон открыто признавал влияние на свое мышление индустриальных метафор. «Поскольку наш образ мира – это улица с односторонним движением к бесконечному прогрессу, – писал он, – наши жизни должны быть улицами с односторонним движением к успеху». Вклад Эриксона состоит в том, что он расширил двухэтапную модель Пиаже и распространил ее с детства до старости. Но его медвежья услуга столь же серьезна. Он подтвердил довольно неубедительную идею о том, что взрослая жизнь проходит в трех тщательно очерченных периодах времени. Читая его сегодня, просто поражаешься предвзятости: прогресс зависит от того, укладываетесь вы в график или нет.
  
  И тем не менее, что же происходит, если вы забеременели в неподходящее время (как это сделала Кристи Мур), получили опасную для жизни травму в начале своей взрослой жизни (как это случилось с Девоном Гудвином) или поддались зависимости, лишились средств к существованию, потеряли брата и от вас ушла жена (как это произошло с Дэвидом Парсонсом), то есть жили по календарю, который не был «предопределен»?
  
  В настоящее время каждая из этих поэтапных теорий тем или иным образом выхолощена, опровергнута или дискредитирована. Они слишком гладкие, слишком узкие, слишком величественные, слишком мужские. Как писал Джордж Бонанно, ведущий исследователь горя из Колумбийского университета, подобные модели слишком аккуратны, они основаны больше на принятии желаемого за действительное, чем на эмпирических данных, и оказывают слишком большое давление на людей, чтобы оправдать чьи-либо ожидания. Бонанно доходит до того, что называет их «опасными», приносящими «больше вреда, чем пользы».
  
  Здесь мы снова сталкиваемся с проблемой «следует». Вам следует чувствовать это в данный конкретный момент своей жизни, в противном случае с вами что-то не в порядке.
  
  И все же, какими бы вредоносными ни были все эти идеи, они были побеждены воздействием завораживающей, но в конечном итоге вводящей в заблуждение концепции, выдвинутой величайшим из всех популяризаторов линейной жизни. Ее зовут Гейл Шихи, и она утверждает, что жизнь – это серия переходов.
  «На мою жизнь пролился дождь из рака»
  
  Жизнь Энн Рамер не протекала по линейной траектории. По ее словам, она больше походила на удобные тапочки. Пока однажды комфорт не растаял в воздухе.
  
  В отличие от Кристи Мур, Энн хотела быть только мамой. «Я была мамой-домохозяйкой, и мне это очень нравилось, – рассказывала она о своей жизни в Кливленде, штат Огайо. – Я не была амбициозной. Я чувствовала, что мне не обязательно совершать ничего большого или грандиозного в этом мире. Мне нужно вырастить хороших людей». И ее план сработал. У Энн и ее мужа, архитектора Дэна, родился сын Алекс; затем второй сын, Брент; потом дочь Лорен. «Я была очень довольна», – говорит Энн.
  
  Однако в 17 месяцев от роду у Лорен начали расти лобковые волосы. «Мой педиатр сказал, что это потому, что я начала принимать противозачаточные таблетки, пока кормила грудью». Энн была настроена скептически, поэтому позвонила своему акушеру. «Нет, это не из-за этого. Приведите ее сегодня ко мне».
  
  У Лорен диагностировали рак надпочечников. «Это ужасно редкое заболевание», – продолжает Энн. Лорен перенесла операцию по удалению опухоли, прошла химиотерапию и была объявлена здоровой. «Представьте, что этого никогда не было», – сказали врачи. Энн хотела еще одного ребенка, но муж был против. «Что если этот ребенок тоже заболеет раком?» – возражал он. Энн победила, и три года спустя родилась Оливия. Через три года после этого рак все же вернулся. Только на этот раз это была не Оливия и даже не Лорен. Это случилось с 11-летним Брентом.
  
  Однажды Брент пришел домой из школы и объявил, что тренер по футболу не позволил ему тренироваться из-за ноги.
  
  – У тебя что-то болит? – спросила Энн.
  
  – Нет, но я хромаю, – ответил сын.
  
  На следующий день Брент уже не мог пробежать через поле. «Я посмотрела на его седалищную кость, и там не было никаких мышц, – рассказывает Энн. – Это было неправильно. Он был отличным спортсменом».
  
  У Брента была диагностирована остеогенная саркома, еще один чрезвычайно редкий вид рака.
  
  «У меня сразу же возникло неприятное чувство, – вспоминает Энн. – “Мне нужно немедленно обратиться к генетику”, – решила я, – “даже до встречи с онкологом”». Генетик подтвердил ее худшие предчувствия. У Брента был синдром Ли-Фраумени, чрезвычайно редкое наследственное заболевание, возникающее в результате мутации гена р53 и сопровождающееся ранним развитием одного или нескольких видов рака. Брент был не единственным ребенком – носителем данной мутации. К несчастью, у Лорен она была тоже. У двоих других ее детей подобной мутации обнаружено не было.
  
  «Мы также протестировали меня и Дэна, – продолжила свой рассказ Энн, – и тут начинается самое невероятное. Вошел генетик и сообщил нам хорошие новости: “Итак, ни у вас, ни у вашего мужа этой мутации нет”. Затем она сказала: “Я должна вас спросить, уверены ли мы в отцовстве этих детей?”»
  
  «В самом деле?» – спросил я.
  
  «О, это был потрясающий день, – ответила Энн. – Я сказала ей: “Ну, знаете ли, не то чтобы я бороздила онкологическое отделение с целью наставить рога своему мужу”».
  
  Все врачи наперебой твердили, что Бренту нужно ампутировать ногу, кроме одного, Джона Хили, ортопеда из больницы Memorial Sloan Kettering в Нью-Йорке, – того же хирурга, который, как оказалось, спас и мою ногу. Брент начал проходить курс химиотерапии, его операция была назначена на начало января. Семья решила отпраздновать Рождество рано, 23 декабря. «В то утро зазвонил телефон, – продолжает Энн. – Это был врач Лорен, сообщивший о том, что в ее мозгу обнаружена опухоль размером с мяч для гольфа».
  
  28 декабря девятилетняя Лорен перенесла операцию на головном мозге. Пока она выздоравливала в больнице в Огайо, в Нью-Йорке прооперировали 11-летнего Брента.
  
  «Я это к тому, что все должно было происходить совершенно не так».
  
  «Разве это жизнь?»
  
  «Только представьте: на мою жизнь пролился дождь из рака. К такому никто не бывает готов».
  
  Этот дождь вскоре превратился в настоящую бурю. В последующие месяцы Бренту сделали три операции, а летом того же года – еще три. «Он мог ходить, вернулся в школу, все было отлично, – говорит Энн. – Потом мне сообщили, что у него метастатическая меланома, и ему необходимо в течение года принимать интерферон. Целых три часа мы наслаждались свободой». Лечение не помогло. Вскоре у Брента обнаружили острый миелоидный лейкоз. Единственным выходом была пересадка костного мозга.
  
  Пока все это происходило, опухоль мозга Лорен вернулась. «Итак, мы лечим детей от рака во второй раз», – рассказывает Энн. Операция Лорен была запланирована на то же время, что и пересадка костного мозга Бренту. Алекс, их старший брат, согласился стать донором Брента. «Так что за один месяц трое моих детей побывали в отделении онкологии».
  
  Операция Лорен прошла успешно. У Брента тоже некоторое время все шло хорошо, и он смог вернуться в школу, но на следующий год у него развился некротический фасциит – «бактерия, поедающая плоть». Он был хорошим кандидатом на испытание экспериментального лекарственного препарата, но не получил такой возможности, потому что был несовершеннолетним. Кожный трансплантат от его брата помог ему некоторое время продержаться, но его тело ослабло. Тем временем Лорен тоже заболела – остеосаркомой. И вновь Лорен и Брент оказались в одном лечебном центре в Хьюстоне на девятом и седьмом этажах.
  
  Однако на этот раз такая ситуация продолжалась недолго. Брент Рамер умер 30 декабря, через два месяца после своего 18-летия, дававшего ему право на участие в экспериментальном лечении.
  
  «Вся наша семья была там, – вспоминает Энн. – Я забрала Лорен с ее этажа, чтобы мы могли побыть все вместе».
  
  Энн, кроткая домохозяйка, никогда не имевшая личных устремлений, превратилась в активистку. Она лоббировала выборных должностных лиц в Вашингтоне, чтобы изменить требования к участию в испытаниях лекарств; она выслеживала ученых-медиков и умоляла их пересмотреть ограничения для несовершеннолетних; она организовала онлайн-группу поддержки больных с синдромом Ли-Фраумени. «Я подружилась с девушками в группе, но в конце концов мне пришлось покинуть группу, потому что моя история начинала пугать новичков».
  
  Однако эта история стала источником силы для Энн. Меня поразило то, что в нашем разговоре Энн почти не упоминала свое детство, раннюю карьеру школьной учительницы, любовь к садоводству и кулинарии. «Потому что ничего из того, что происходило до этих событий, не имеет значения, – сказала она. – До того, как моя дочь пять раз переболела раком, до ужасающей шестилетней битвы с раком моего сына, до всего этого периода, который я называю раковым».
  
  И возможно, самое сложное: женщина, желавшая быть просто мамой, не всегда могла быть той мамой, которой она так хотела быть. «Долгое время я даже не кормила свою семью. Еду приносили люди. Как вы понимаете, я нахожусь в Нью-Йорке два месяца. Алексу нужно тренироваться, Оливии – ходить в детский сад. И нас выручали люди. Для меня, мамы-домохозяйки и личности, чья идентичность строилась вокруг заботы о своей семье, это было огромным изменением. Отказаться от этого контроля. Принять эту благотворительность».
  
  Но она приняла и со временем усвоила это новое повествование о себе.
  
  «Я узнала о жизни то, что считала недоступным для своего понимания, – говорит Энн. – Я ставила перед собой задачи, казавшиеся мне неразрешимыми. Я научилась искать ответы, высказывать свою точку зрения и делать то, что мне было непривычно. Это была не та жизнь, которую я ожидала, но именно такую жизнь я получила. Раньше моей работой были мои дети; теперь моя работа – рак и мои дети. И, тем не менее, я этим вполне довольна».
  Гейл Шихи и иллюзия предсказуемости
  
  Человек, который изобрел кризис среднего возраста, переживал свой собственный кризис среднего возраста: его идея провалилась. В 1957 году канадский психоаналитик по имени Эллиот Жак выступил перед высоким собранием в Лондоне с речью, в которой утверждал, что люди в середине четвертого десятка впадают в депрессию. Симптомы этого периода жизни включали беспокойство о здоровье, компульсивное тщеславие, распущенность и религиозное пробуждение. Публика эту идею не приняла, поэтому он от нее отказался.
  
  Почти десять лет спустя он вернулся к этому вопросу, на этот раз в статье под названием «Смерть и кризис среднего возраста». По словам Жака, к написанию этой статьи его подвигло чрезмерное упрощение того, как мы говорим о форме жизни: «До сих пор жизнь казалась бесконечным подъемом, и в поле зрения не было ничего, кроме далекого горизонта». Теперь же, продолжал он, достигнув гребня холма, он видит, что перед ним «расстилается нисходящий склон». Это неизбежно заканчивается смертью. Самый распространенный возраст этого кризиса – 37 лет.
  
  Идея Жака, хотя и дразнящая, не опиралась на научные исследования. Она был основана на чтении биографий 310 известных людей, от Микеланджело до Баха. По его словам, он не включил в свое исследование женщин, потому что менопауза «затрудняла» их переход к зрелому возрасту. Неудивительно, что лондонская публика подняла его теорию на смех!
  
  Но ее подхватили другие. В начале 70-х годов Роджер Гулд из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе разослал анкеты с вопросами о среднем возрасте нескольким сотням испытуемых. Дэниел Левинсон из Йельского университета опросил 40 человек (также одних мужчин) и определил то, что он назвал четырьмя периодами жизни мужчины. «Существует единый, наиболее частый возраст, в котором начинается каждый период: 17, 40, 60 и 80 лет. Каждый человек в одно и то же время переживает одинаковые периоды развития». И опять жесткость его высказывания ошеломляет. Левинсон был настолько точен и догматичен, что настаивал на том, что кризис среднего возраста должен начаться на сороковом году жизни и закончиться в 45 с половиной лет. По его словам, 80 процентов мужчин переживают один из этих кризисов.
  
  Вместо того чтобы поставить эту идею под сомнение, американцы приняли ее с распростертыми объятиями – в основном благодаря выдающимся способностям одной женщины. Гейл Шихи – бывшая преподавательница домоводства, превратившаяся в журналистку-фрилансера, разведенная мать-одиночка. В 1972 году в Северной Ирландии маленький мальчик, у которого она в тот момент брала интервью, получил огнестрельное ранение в лицо. Шок вызвал экзистенциальный кризис в отношении того, как она себя ощущает, приближаясь к среднему возрасту. Шихи обратилась к исследованиям Гулда и Левинсона и использовала их в качестве основы для статьи в журнале New York.
  
  
  Гулд, не упомянутый в ее трудах, подал на нее в суд за плагиат и выиграл, получив 10 тысяч долларов и 10 процентов гонорара за книгу, которая выросла из этой статьи. Опубликованная в 1976 году книга Passages (Возрастные кризисы. Ювента, 1999) отражает момент глубоких перемен в Америке, когда сексуальная революция, рост числа разводов и экономическая неопределенность – все сошлось в одной точке. Книга разошлась тиражом в 5 миллионов экземпляров на 28 языках мира. Три года она находилась в списке бестселлеров. Библиотека Конгресса назвала ее одной из самых влиятельных книг века.
  
  Эта книга с подзаголовком «Предсказуемые кризисы зрелого возраста», является библией линейной жизни. Используя свой непревзойденный талант в выборе названий, Шихи утверждала, что все взрослые в своей жизни проходят через одни и те же четыре стадии: искания в 20 лет, ловушка‑30 – ближе к 30, десятилетие подведения итогов – до 40 лет и критический возраст – в 40. (Она не упомянула ни одного кризиса после 40 лет, что, по ее собственному более позднему признанию, было конфузом.)
  
  После Шихи кризис среднего возраста больше не был теорией; он был просто фактом жизни. Даже в моих интервью 40 лет спустя люди использовали такие выражения, как «мой первый кризис среднего возраста», «кризис среднего возраста был у меня в 20, 32 или 54 года», «мой кризис среднего возраста случился после того, как я вышел на пенсию». Расплывчатость этого термина намекает на большую правду.
  
  Идея Шихи глубоко порочна. Ясно, что она разрабатывала золотую жилу в культуре: она взяла вековые размышления о непреложном, линейном развитии человека и перенесла их из башни из слоновой кости на каждый обеденный стол. Но, как показали многочисленные проведенные с тех пор исследования, она практически в одиночку создала набор ожиданий, по большей части отличающихся от реальности. Она утверждала, что не просто существует вероятность того, что все мы пройдем через подобные изменения, но что они являются неизбежными и необходимыми.
  
  Спустя полвека я считаю, что ожидание того, что жизнь будет протекать упорядоченно и предсказуемо, является значительным источником неудовлетворенности, с которой я столкнулся в своей собственной жизни и в сотнях своих интервью. Кристи Мур переживала переломные моменты в 16 и 30 лет; Девон Гудвин – в 7, 17 и 23 года; Дэвид Парсонс – в 11, 16, 38 и 43 года; а Энн Рамер – в 28, 34 и 48 лет. И в этом они не одиноки. Большинство жизней просто не следуют аккуратным шаблонам линейности. Они имеют совершенно иную форму.
  Глава 2
  Принятие нелинейной жизни
  Что значит жить беспорядочной жизнью
  
  Отличительной особенностью нашего времени является непредсказуемость жизни. Она не представляет собой ряд переходных периодов, стадий, фаз или циклов. Она нелинейна – и с каждым днем все больше и больше. Она также более управляема, более снисходительна к ошибкам и более открыта для персонализации, если вы знаете, как ориентироваться в новой вспышке взлетов и падений.
  «Я чувствую, что тема моей жизни изменилась»
  
  Возьмем, к примеру, Джея Р. Маклейна.
  
  Джей Р. родился в небольшой больнице в Вест-Пойнте, штат Миссисипи. Его родители часто переезжали: сначала в Алабаму, а затем в Луизиану, поэтому за первые 12 лет он посещал девять разных школ. «Моя мама говорила, что каждый раз, пока разгружался грузовик, у меня появлялся новый друг». Когда Джей Р. учился в средней школе, семья жила в красивом доме с бассейном. «Потом мой отец отрастил волосы и решил стать баптистским священником, а это означало, что он получил эту крошечную церковь в сельской местности, зарабатывая 12 тысяч долларов в год».
  
  Однажды Джей Р. играл перед домом в футбол с семью черными друзьями. «Внезапно на церковный двор, визжа тормозами, въехал пикап. Из него выскакивает один из дьяконов и начинает кричать: «Вы, негры, убирайтесь отсюда немедленно!» Мой папа выбежал из дома со сжатыми кулаками. «Пока я здесь, эти дети будут играть на церковном дворе», – сказал он. Дьякон ушел, лопаясь от злости, а через несколько недель нас попросили уйти.
  
  Джей Р. страдал СДВГ (СДВГ – синдром дефицита внимания и гиперактивности. – Прим. пер.) и закончил школу без аттестата. Сменив несколько низкооплачиваемых рабочих мест, он записался в военно-морской флот в качестве механика. Отслужив во Флориде, Европе и Азии, он женился и был настолько напуган тяготами армейских браков, что оставил службу и переехал с женой и двумя дочерьми обратно в Алабаму, где начал водить тяжелые грузовики.
  
  «Чтобы заработать на жизнь, приходилось проводить много времени в дороге, – рассказывает он, – а это ложится дополнительным бременем на семью». Однажды он вез груз в Джорджию. «Я уже сказал компании: “В эти выходные мне нужно быть дома на дне рождения моей дочери”». Когда они перенаправили его в Чикаго, он повернул машину к дому. Диспетчер закричал:
  
  – Если ты немедленно не развернешься, я скажу полиции, что ты угоняешь наш грузовик.
  
  – Хорошо, я припаркую его на стоянке у межштатной автомагистрали и поеду домой автостопом, – ответил Джей Р.
  
  Позвонил начальник:
  
  – Не бросай грузовик. Поговорим в понедельник.
  
  К тому времени Джей Р. решил бросить эту работу и поступить в медицинское училище.
  
  «Я всегда представлял себя врачом скорой помощи, – рассказывает он. – Когда я был ребенком, моим любимым предметом в школе были уроки по основам безопасности жизнедеятельности и я просто обожал телесериал Emergency («Скорая помощь». – Прим. пер.)!» Хотя он несколько раз отклонялся от цели, включая годичный академический отпуск, взятый для того, чтобы ухаживать за женой, заболевшей во время третьей беременности, он в конце концов закончил учебу лучшим в своей группе. «Я думаю, что это очень хорошо для парня, который никогда не успевал в школе». Когда больница в Орегоне предложила ему втрое больше того, что он зарабатывал в Алабаме, он ухватился за эту возможность.
  
  «Честно говоря, это не имело никакого отношения к кризису среднего возраста, – говорит он. – Я просто пытался улучшить жизнь своей семьи». Кроме того, его мать стала навязчиво вмешиваться в их личную жизнь, он и его жена переживали тяжелый период в браке, а у их старшей дочери возникли проблемы с общением. «Мы все были готовы к переменам», – уверен Джей Р.
  
  В следующие пять лет Джей Р. пережил цунами изменений. Уже поменяв профессию и регион, он сменил свою религиозную принадлежность – с баптистской на внеконфессиональное христианство. Он изменил свои политические взгляды. Он вступил в профсоюз медперсонала и помогал руководить кампанией в поддержку программы индивидуального медицинского страхования в Орегоне. Но самым сложным, по его словам, стало изменение стиля воспитания: «Раньше я был родителем типа “мама и папа – начальники и имеют право шлепать детей”. Но мы хотели построить с нашими детьми отношения сотрудничества».
  
  Это пригодилось, когда их 15-летняя дочь Зоя забеременела. «Сначала я был ошеломлен, – вспоминает он. – Если бы на моем месте был мой отец, он бы применил телесные наказания. Но она была моим старшим ребенком. Я все время вспоминал то время, когда она малышкой сидела у меня на коленях. Я думал: как же я ее люблю. Мы разберемся, что делать дальше».
  
  Зоя решила оставить ребенка, закрутила роман с женщиной и в конце концов вернулась к родителям. В свои 40 лет Джей Р. и его жена стали главными опекунами внука.
  
  Последствия всех этих потрясений поначалу носили физический характер. «Я почувствовал невесомость. Моя жена не стеснялась того, что она с Юга; моя дочь могла любить того, кого хотела; я мог перестать пытаться угождать другим людям». И это повлияло на его взгляд на жизнь. «Полагаю, что это обычное дело, – говорит он, – но я чувствую, что тема моей жизни изменилась. Все началось с девяти различных школ, флота, переездов моей семьи по стране. И теперь я понимаю: перемены – это и есть жизнь. Это то, что делает жизнь интересной».
  Эффект бабочки
  
  Момент, считающийся истоком современной науки, – «большой взрыв» линейной жизни, если хотите, – наступил в 1583 году, когда молодой студент по имени Галилей из Пизанского университета, глядя на мерно раскачивающиеся люстры в соборе, открыл закон движения маятника. Основы же постмодернистской науки – «большого взрыва» нелинейной жизни – в 1961 году заложил метеоролог средних лет по имени Эдвард Лоренц из Массачусетского технологического института, заметив нехарактерный узор облаков из окна своего офиса.
  
  Лоренц попытался дать количественную оценку этого переменного явления с помощью своего компьютера – скопища проводов и вакуумных ламп. У него ничего не получилось, что привело к еще более шокирующему открытию, которое позднее он назвал «эффектом бабочки». Идея состояла в том, что погода не бывает регулярной и периодической; она нерегулярная и непериодическая. Незначительные воздействия в одной части системы могут изменить результат в других ее частях. Как памятно вопрошал Лоренц в названии статьи 1972 года: «Вызывает ли взмах крыльев бабочки в Бразилии торнадо в Техасе?»
  
  Лоренц не был первым, кто заметил подобные странности. За несколько веков до него Леонардо да Винчи рассказывал о тайне проточной воды. Но открытие Лоренца положило начало новой гонке: исследовать ранее игнорировавшиеся учеными сложности – от разряда молнии до водоворота сливок в чашке кофе и поведения нейронов в мозгу. Каждое из этих явлений математики называют нелинейной системой.
  
  Линейное мышление, пишет физик Ф. Дэвид Пит, рассматривает мир с точки зрения количественных показателей, симметрии, механического устройства; нелинейное мышление освобождает нас от этих ограничений. «Мы начинаем представлять мир в виде потока узоров, оживленного внезапными поворотами, странных зеркал, тонких и удивительных отношений». Как писал Джеймс Глейк, один из первых летописцев этой новой науки о хаосе: «Нелинейность означает, что в процессе игры есть возможность изменить правила». Это похоже на прогулку по лабиринту, стены которого меняются с каждым вашим шагом.
  
  В предыдущих прорывах в науке, после того как наблюдатели идентифицировали явление, подобное нелинейности мира, остальные из нас начинали распознавать его в своей собственной жизни. Кое-что из этого уже произошло. Раз за разом люди в моих беседах описывали свою жизнь как текучую, непостоянную, изменчивую, поддающуюся адаптации. Но по какой-то причине до сих пор не появилось объединяющего выражения, отражающего эту изменчивость.
  
  Пришло время это исправить. Поскольку наш мир нелинеен, мы должны признать, что наша жизнь тоже нелинейна. Подобно тому, как циклическая жизнь была заменена линейной жизнью, линейная жизнь сменяется нелинейной жизнью.
  
  Как только вы поймете, что жизнь нелинейна, то увидите примеры этого повсюду: Лин-Мануэль Миранда случайно покупает биографию забытого отца-основателя в книжном магазине на Манхэттене (Лин-Мануэль Миранда – американский актер, певец, автор песен, рэпер, постановщик, продюсер и драматург. Создатель успешных бродвейских мюзиклов «На высотах» и «Гамильтон». Последний является музыкальной биографией американского отца-основателя Александра Гамильтона. – Прим. пер.). Будущую голливудскую звезду Лану Тернер «открывают» в закусочной на бульваре Сансет. Уэйлон Дженнингс (Уэйлон Дженнингс – один из самых популярных американских исполнителей музыки кантри XX века. – Прим. пер.) в последнюю минуту отказывается от места в чартерном самолете Бадди Холли (Бадди Холли – суперзвезда рок-н-ролла 1950-х годов, погиб в авиакатастрофе того самого рейса, которым не полетел Дженнингс. – Прим. пер.). Джей Р. Маклейн меняет работу, дом, церковь, систему взглядов и стиль воспитания – и все это в течение трех лет.
  
  Нелинейность предполагает, что вместо того, чтобы сопротивляться подобным потрясениям и неопределенностям, нам следует их принять. Ваша жизнь, идущая, как представляется, своим непостижимым путем, не единственная в своем роде. Жизни всех остальных людей тоже наполнены непредсказуемостью.
  
  И что еще важнее, нелинейность помогает объяснить, почему мы все постоянно чувствуем себя такими подавленными. Приученные ожидать, что наша жизнь будет разворачиваться предсказуемой серией величественных глав жизни, мы теряемся, когда эти главы сменяют друг друга все быстрее и быстрее, часто не по порядку, а то и одна поверх другой. Но реальность такова: мы все – облака, плывущие над горизонтом, водоворот сливок в кофе, зазубренные вспышки молний. И мы не являемся отклонениями от нормы – мы такие же, как и все остальное в этом мире.
  
  Признание этой реальности – это одновременно и упрек многовековому традиционному мышлению, навязывавшему порядок нашим жизненным историям там, где его не было, и приглашение увидеть в кажущейся случайности нашей повседневной жизни мотивы, гораздо более захватывающие, чем мы когда-либо могли себе представить. Фундаментальный ингредиент этих мотивов, базовая единица нелинейной жизни, – это каждодневные события, которые меняют нашу жизнь. Я называю эти события разрушителями. Самое поразительное открытие состоит в том, что они гораздо более распространены, чем кто-либо из нас ожидает.
  Колода разрушителей
  
  Начнем с определения. Разрушитель – это событие или опыт, прерывающий повседневный ход жизни человека. Я выбрал слово «разрушители», а не стрессоры, кризисы, проблемы или любой другой ярлык, который им давали на протяжении многих лет, потому что этот термин наиболее оценочно нейтрален. Многие разрушители, такие как, скажем, усыновление ребенка или начало новой работы, традиционно не определяются в качестве негативных, но, тем не менее, являются разрушительными. Даже самые распространенные негативные жизненные события, такие как потеря супруга или увольнение, иногда становятся катализаторами переосмысления жизни. Разрушители – это просто отклонения от обыденной жизни.
  
  Я изучил все 225 историй жизни, чтобы составить общий список событий, существенно изменивших жизнь людей. Эти события варьировались от женитьбы до ухода за стареющим родителем, от увольнения до сексуальных домогательств, от мгновенной известности до публичного унижения. В итоге у меня получилось 52 разрушителя. Параллель с колодой карт напрашивалась сама собой, поэтому я назвал свой список колода разрушителей жизни.
  
  Далее я разделил свой список на пять сюжетных линий, которые возникали в моих беседах как общая ткань личной идентичности. В порядке убывания числа разрушителей эти сюжетные линии следующие: любовь, идентичность, убеждения, работа и тело. Любовь, определяемая как обширная сфера семьи и отношений, с ее 35 процентами от общего числа разрушителей представлена явным большинством. Все остальные располагают не более чем 20 процентами.
  
  Ближайшей аналогией этому списку является шкала для определения уровня выраженности стресса в повседневной жизни Холмса-Рейха, созданная в 1967 году психиатрами Томасом Холмсом и Ричардом Рейхом. Они определили 43 единицы изменения жизни и каждую из них оценили с учетом вызываемого ею стресса. Самыми высокими баллами были отмечены смерть супруга (100) и развод (73); самыми низкими – большие праздники (12) и мелкие нарушения закона (11).
  
  Различия между их списком и моим, составленным с разницей в 50 лет, просто поражают. Большинство пунктов похожи, но у них представлены отдельные повседневные неприятности: большие праздники, семейные посиделки, которые редко возникали в моих беседах. У них есть только одна категория, относящаяся к религии (смена религии), в то время как у меня их три (изменение в отправлении религиозных обрядов, изменение церковной принадлежности, личное призвание), что, как я подозреваю, отражает сегодняшнюю текучесть духовной идентичности.
  
  По мере роста предпринимательства Холмс и Рейх выделили восемь категорий по теме работы, все из которых я рассматриваю, но ни одна из них не касается открытия собственного бизнеса или некоммерческой организации. У них есть развод, но нет битв за опеку, которые, безусловно, стали вполне обычным явлением. И, что самое поразительное, в их списке нет ни одной из наиболее спорных социально значимых горячих тем нашего времени. Они не касаются ни тем сексуального домогательства или домашнего насилия; ни психических заболеваний, самоубийств или зависимостей; ни публичного унижения, ставшего таким распространенным явлением в связи с появлением интернета. Все это стало основополагающими, острыми темами проекта «История жизни».
  
  
  Поскольку эти разрушители являются основой всего, что последует дальше, я хотел бы более подробно остановиться на перечислении жизненных изменений, с которыми люди сталкиваются сегодня. Я пришел к выводу, что разнообразие этих разрушителей увеличивается, промежутки жизни, на протяжении которых они действуют, становятся длиннее, а их общее количество растет. Начнем с разнообразия.
  Любовь
  
  Способы разрушения наших межличностных отношений огромны.
  
  Тиффани Граймс родилась в глубоко религиозной семье в старинном городке времен золотой лихорадки в предгорьях Калифорнии. У обоих ее родителей было по семь братьев и сестер. «У меня 36 двоюродных братьев и сестер, так что Рождество, праздники и дни рождения были просто гигантскими», – рассказывает она. Тиффани поступила в Государственный колледж Южного Орегона. «В первый месяц я встретила парня и очень сильно влюбилась».
  
  После окончания учебы Тиффани и ее парень Эрик путешествовали по Южной Америке, затем вернулись в Орегон, поженились и начали строительство экологически чистого дома из прессованных соломенных блоков.
  
  В новый дом Тиффани так никогда и не переехала. «Во время строительства я поняла, что испытываю влечение к женщинам. Я выросла в христианской семье, поэтому не знала ни одного гея. Мы подумывали о том, чтобы остаться вместе и просто больше не заниматься сексом, потому что любили друг друга, но в конце концов Эрик переехал в новый дом, а я осталась в нашем старом доме».
  
  Тиффани быстро освоилась со своим новым статусом. «Я встречалась со всеми пятью лесбиянками в южном Орегоне», – вспоминает она. Однажды она пошла в боулинг на мероприятие под названием Let’s Get Together («Давайте знакомиться». – Прим. пер.) и встретила женщину-электрика. «Она была мужеподобной лесбиянкой, без лака на ногтях, но одновременно очень женственной». У нее тоже была глубоко религиозная семья, и она только что пережила развод. Их даже звали одинаково: Тиффани.
  
  «Нас это очень позабавило».
  
  Два года спустя Тиффани поженились в Таиланде. Тиффани‑2 изменила свое имя на Дейд, чтобы уменьшить путаницу. Тиффани‑1 начала пытаться забеременеть. «Мы были влюблены. Мы хотели завести детей».
  
  Через несколько недель после медового месяца пара смотрела документальный фильм с персонажем-трансгендером. «Это интересно», – сказала Дейд. Ни одна из них больше к этой теме не возвращалась. Шесть месяцев спустя Дейд забрала Тиффани с работы, отвела в закусочную и объявила, что она мужчина.
  
  «Я была так взбешена, – рассказывает Тиффани. – Я чувствовала себя обманутой. Я закричала: “Я НЕ МОГУ БЫТЬ С МУЖЧИНОЙ. Я ОСТАВИЛА МУЖЧИНУ, ЧТОБЫ БЫТЬ С ЖЕНЩИНОЙ, А ТЕПЕРЬ МОЯ ЖЕНЩИНА ХОЧЕТ БЫТЬ МУЖЧИНОЙ”». Тиффани сделала собственное заявление: «Либо ты останешься в женском теле и мы сохраним наш брак, либо ты станешь мужчиной и мы расстанемся».
  
  В течение следующих восьми месяцев ни одна из них об этом не заговаривала. «Я была поглощена собственными фобиями», – рассказывает Тиффани. Наконец они нашли психотерапевта, который сказал: «Тиффани, вам нужно молчать так долго, чтобы услышать. Дейд, вам необходимо говорить достаточно долго для того, чтобы вас услышали».
  
  «И тогда меня осенило, – продолжила Тиффани. – Моя жена практически мертва, и передо мной стоит этот новый человек, пытающийся быть самим собой».
  
  В следующие выходные они поехали на озеро Тахо. В первое утро Дейд вышел с чашкой кофе на балкон и запустил камушек в воду. «Это был такой показательный момент, – рассказывает Тиффани. – И я просто почувствовала, что ничего еще не кончено. Я люблю его. Люблю в нем все. Поэтому я сказала: “Я никуда не уйду”».
  
  На следующей неделе Дейд начал принимать гормоны. Тиффани и Дейд должны были вступить в законный брак повторно после того, как он официально стал мужчиной. Они даже создали канал на YouTube, чтобы делиться своей историей. А вскоре Тиффани забеременела.
  
  «Все казалось таким значительным и происходило так быстро, – говорит Тиффани. – Пока однажды мое тело полностью не трансформировалось в материнское, а его тело не превратилось в мужское, и мы сказали: “Теперь нам нужно отправиться в другое путешествие, чтобы понять, как любить друг друга такими, какие мы есть”».
  
  Я спросил Тиффани, как она определяет себя сегодня: в качестве гея, натурала или как-то еще. «Мне 43 года, я счастлива в браке, и у меня двое детей, – ответила она. – Так что, какая разница?»
  
  История Тиффани примечательна тем, что во многих отношениях в ней нет ничего выдающегося. Мир семьи и отношений переживает период глубокой нестабильности. Это подтверждает довольно значительный массив статистических данных. В настоящее время брак имеет меньшее значение, чем когда-либо за последние 500 лет. С 1950 года количество браков снизилось на две трети. Их заменили долгосрочные партнерские отношения, свободные отношения, «шведская семья» и многое другое. Супружеские пары составляют меньше половины американских домохозяйств.
  
  Вся эта неопределенность в корне изменила традиционную семью. Четверть детей воспитываются одинокими родителями – втрое больше, чем в 1960 году. Половина детей увидят развод своих родителей; половина из этой половины станут свидетелями второго развода. Число усыновлений резко возросло, в том числе однополыми семьями, а также семьями с тремя родителями. Кроме того, все больше взрослых детей возвращаются в родительский дом. Впервые в истории количество проживающих с родителями взрослых в возрасте от 18 до 34-х превысило число людей того же возраста, живущих со своими романтическими партнерами.
  
  Вот лишь некоторые примеры разрушителей любви, о которых я слышал:
  
  • Конгрессмен Аллен Пик, восходящая звезда Консервативной партии из Джорджии, имел давнюю внебрачную связь с женщиной, с которой познакомился на сайте секс-знакомств для людей, состоящих в браке. Позднее, когда произошла утечка списка пользователей сайта, этот факт разрушил его карьеру.
  
  • Розмари Даниэлл, поэтесса и писательница, вышла замуж в 16 лет за человека, склонного к насилию и пытавшегося утопить ее во время их медового месяца. Ее второй муж во время медового месяца признался в темной семейной тайне. Третий муж настаивал на свободных отношениях. Ее четвертый брак продлился 30 лет.
  
  • Кейси Кейс, школьная учительница из Техаса, узнала, что ее старший ребенок страдает заболеванием крови, что затрудняет его учебу. Поэтому они с мужем продали свой дом, приобрели туристический прицеп и обучали своих детей в дороге.
  Идентичность
  
  Истории разрушения идентичности одинаково разнообразны и продолжают множиться.
  
  Лев Свиридов родился в Советском Союзе в разгар холодной войны. Его отцом был занесенный властями в черный список журналист, а воспитывала мать-одиночка, выросшая при Иосифе Сталине. «Моей маме не нравится, когда я так говорю, но я был большим ублюдком», – говорит он. Когда Льву исполнилось пять лет, рухнула система продовольственного снабжения, а в десять лет развалилась страна. Ему было 11 лет, когда он и его мать приехали в Нью-Йорк с двумя чемоданами и одной игрушкой на шестимесячную стажировку. В тот день, когда они должны были вернуться назад, в Москве произошел переворот. По дороге в аэропорт Лев умолял мать остаться.
  
  «Она согласилась, но это означало, что мы лишаемся документов, – рассказывает он, – что также означало, что мы остаемся без крыши над головой».
  
  Следующие полтора года Лев с мамой жили на улицах Манхэттена. «Она говорила: “Мы туристы! Мы любуемся видами ночного города!”» Утром они шли в библиотеку или на автобусную станцию, чтобы помыться, найти тихий уголок или кушетку и попытаться вздремнуть. «У меня развилась пневмония. Мы пошли в больницу Корнелла, потому что боялись вызывать скорую помощь. Всего у меня было семь различных пневмоний».
  
  В конце концов его мать нашла правозащитную организацию, которая помогла ей получить грант в качестве журналиста. Они переехали в квартиру в Бронксе, и мальчик поступил в государственную школу. Поначалу Лев совсем не вписывался в новую жизнь. «У меня не было абсолютно никаких отношений ни с одним из моих сверстников, – говорит он. – Я воспитывался на двух вещах: на “Симпсонах” и The Price Is Right (The Price Is Right, «Справедливая цена» – американское игровое телешоу, в котором участники последовательно делали ставки на товарные призы. – Прим. пер.)».
  
  Однако он всей душой полюбил Америку.
  
  «Все мое представление о жизни состоит в том, что жить в этой стране – огромная привилегия. Мы были полностью обездолены, но все же получили доступ к медицинскому обслуживанию и хорошему образованию. Люди только начинают понимать, насколько невероятна сама идея Америки», – делится Лев.
  
  Лев посвятил свою жизнь возвращению этого долга. Он отказался от обучения в университете Лиги плюща (Лига плюща – ассоциация восьми частных американских университетов, отличающихся высоким качеством образования. – Прим. пер.) и поступил в Городской колледж Нью-Йорка, где был избран президентом студенческого совета. Он выиграл стипендию Родса, защитил кандидатскую диссертацию по химии и вернулся в свою альма-матер, чтобы запустить программу, которая помогает студентам-иммигрантам первого поколения укрепиться на их пути к американской мечте. Триумфом его жизни стала покупка матери ее первой квартиры возле стадиона «Янки».
  
  До относительно недавнего времени большинство людей принимало ту идентичность, с которой они родились: их место жительства, религия, сексуальная ориентация, пол и социальный класс оставались в значительной степени постоянными. Сегодня все это легко изменить любому желающему. Большинство людей меняют хотя бы один из этих параметров; многие меняют более одного. (Я отношу четыре из них к идентичности; религия подпадает под убеждения.)
  
  Что касается смены места жительства, в среднем за свою жизнь человек перемещается 11,7 раза; две трети из нас живут не там, где родились. В отношении сексуальной ориентации: возник совершенно новый алфавит. В дополнение к Л (лесбиянка), Г (гей) и Б (бисексуальный) теперь у нас есть T (трансгендер); А (асексуал, или ас); К (квир (Квир, англ.: queer – собирательный термин, используемый для обозначения человека, относящегося к сексуальным меньшинствам. – Прим. пер.), или странный); П (пансексуальный) и К (кинк (Кинк – человек с необычными сексуальными предпочтениями. – Прим пер.)). По гендерной проблематике Facebook* (см. Примечание на стр. 472) предлагает 71 вариант пола, включая андрогина (человека, не идентифицирующего себя ни как мужчину, ни как женщину), гендерквира (человека, чей пол выходит за рамки бинарного) и «людей с двумя душами» (коренных американцев, имеющих половые признаки обоих полов). Социальные классы: 36 процентов американцев в течение своей жизни продвигаются по социально-экономической лестнице, 41 процент – опускаются.
  
  Далее следуют некоторые разрушители идентичности, о которых я слышал.
  
  • В 1975 году Линь Нгуен прилетел на предпоследнем вертолете из Сайгона. Его семье оказала поддержку Епископальная церковь. Их поселили в Южной Каролине, где он оказался подростком-беженцем, не знающим ни слова по-английски. Через пять лет его приняли в Йельский университет.
  
  • Чави Вайсбергер выросла в семье ультраортодоксальных евреев в Нью-Йорке. В 18 лет она вышла замуж по расчету, и у нее быстро родилось двое детей. Но она испытывала влечение к женщинам и позднее развелась, отвергла иудаизм и выиграла знаменательное дело о разделении опеки над своими детьми.
  
  • Сал Джамбанко дал клятву бедности и стал иезуитом в возрасте 23-х лет, но через десять лет вышел из ордена, заработал миллионы в Кремниевой долине и с тех пор трижды женился на мужчинах.
  Убеждения
  
  Наша система убеждений может быть даже более подвижной, чем идентичность.
  
  Бриттани Уилунд родилась в 1994 году в Западной Колумбии, штат Южная Каролина, в семье родителей, которые, будучи еще в колледже, вдвоем основали церковь и обучали своих троих детей на дому. По словам Бриттани, она воспитана на «очень, очень консервативном христианском повествовании». Она была перфекционисткой и любила следовать правилам, что помогало ей выживать в этой среде. Она также была мятежницей и гендерной нонконформисткой, что ей мешало. «Когда мне было восемь лет, меня выгнали из туалета для девочек, потому что мои волосы были слишком коротко острижены. Я носила только одежду своего брата. Я возмущалась каждый раз, когда мне приходилось надевать пасхальное платье».
  
  Бриттани поступила в государственную среднюю школу и начала сомневаться в своих убеждениях. «Мне пришлось разбираться в себе, являюсь я христианкой или нет», – рассказывает она. Особенно ее смущала концепция ада («Казалось, все это адское пламя не имеет никакого отношения к тому, насколько ты хороший человек».) и мысль о том, что ее друзья, не верившие в Иисуса Христа, являются проклятыми. «Это не имело смысла и казалось несправедливым. Было так много других точек зрения, я хотела их услышать», – говорит она.
  
  Также ее привлекали женщины. «Когда я была моложе, я была гомофобной, потому что все, кого я знала, были гомофобами. Но одновременно я была немного гомосексуальной, и это сбивало с толку».
  
  Бриттани постепенно отдалялась от своей семьи, по мере того, как поступила в колледж, увлеклась искусством и начала направлять свои эмоции в смелые постановки, такие как постройка металлической клетки, внутри которой она воспроизводила все те унизительные высказывания, которые слышала и думала о себе.
  
  «Мои родители замечательные, и я не хотела причинять им боль, – рассказывает она. – Но, в конце концов, мне пришлось усадить их и сказать: “Мне очень жаль, но я больше не христианка. Я больше в это не верю”. Я попросила их принять мое решение, и они сказали, что будут продолжать молиться, чтобы я обрела истину».
  
  После окончания учебы Бриттани переехала на Гавайи, чтобы начать новую жизнь. Она оформляла витрины Anthropologie (Anthropologie – сеть магазинов женской одежды, обуви, аксессуаров и домашнего декора. – Прим. пер.), начала встречаться с серфером (мужчиной), и они вдвоем экспериментировали с автономной жизнью на колесах, в конце концов перебравшись в захудалый школьный автобус, который она превратила в мастерскую керамики. Вместе с друзьями Бриттани обратилась к владельцам заброшенного сахарного завода с просьбой превратить его в кооператив художников. От нее не ускользнула параллель с ее родителями, основавшими церковь, и их противостояние начало таять. Когда я спросил ее, о чем она мечтает, она ответила: «Восстановить связь с семьей при помощи искусства».
  
  Мы живем в период беспрецедентного пересмотра убеждений. Частично это касается и веры. Половина американцев в течение своей жизни переходят в другую религию; четверо из десяти состоят в межконфессиональном браке. Четверть американцев сейчас заявляют, что не придерживаются никакой религии. Политические убеждения также удивительно податливы. Сегодня четверо из десяти американцев идентифицируют себя как независимые, по сравнению с тремя из десяти два десятилетия назад. Половина миллениалов сменили партийную принадлежность. Подобной открытости способствуют путешествия. Каждый четвертый американец ежегодно выезжает за пределы страны, а за последние 20 лет их число увеличилось в четыре раза.
  
  Вот некоторые из современных разрушителей веры, о которых я слышал:
  
  • Джон Мьюри родился в семье американского военного и корейской мамы, которые развелись, когда ему было девять лет. Это сделало его озлобленным, ожесточенным и разделенным между двумя мирами, пока в 19 лет он не пошел по заснеженному мосту и не почувствовал, что Бог призвал его стать проповедником среди молодежи.
  
  • Джоселин Вюрцбург, обеспеченная еврейская домохозяйка из Мемфиса, была так взволнована убийством Мартина Лютера Кинга-младшего, что создала сеть десегрегированных женских закусочных.
  
  • Марк Лейкман оставил свою архитектурную фирму в Портленде после того, как столкнулся с неэтичным поведением коллег, провел год, путешествуя по общинам коренных народов по всему миру, а затем вернулся домой и основал нонконформистскую некоммерческую организацию по созданию уличных чайных.
  Работа
  
  Нет области жизни более чреватой неожиданными переменами, чем работа.
  
  Брайан Вехт родился в Нью-Джерси в семье межконфессиональной пары. Его отец владел магазином военного снаряжения и любил ездить в Вегас, чтобы увидеть Элвиса и Синатру. Брайан любил школу, особенно математику и естественные науки, но также любил джазовый саксофон и фортепиано. «Большая часть моей идентичности сформировалась под воздействием того, что я был толстым ребенком, над которым издевались на протяжении большей части детства, – рассказывает он. – Я помню, что у меня никогда не было много друзей».
  
  Брайан специализировался на математике и музыке и выбрал аспирантуру по джазовой композиции. Но когда его девушка переехала в Сан-Диего, он все бросил и поступил на программу теоретической физики в Калифорнийском университете Сан-Диего. Через полгода отношения рухнули; шесть лет спустя он защитил кандидатскую диссертацию. После того как он решил давнюю открытую проблему теории струн («точная суперконформная R-симметрия любой 4d SCFT»), Брайан стал международной звездой и получил стипендии в Массачусетском технологическом институте, Гарварде и Институте перспективных исследований в Принстоне, штат Нью-Джерси. Ему предложили невероятную работу: пожизненное место преподавателя физики элементарных частиц в Лондоне. Он был готов.
  
  За исключением одного.
  
  Брайан никогда не терял интереса к музыке. Он познакомился со своей женой, играя в труппе импровизаторов. Вместе со своим другом Дэном он основал пародийную группу под названием Ninja Sex Party. «Я всегда боялся, что это мне аукнется во время собеседований с преподавателями, потому что я одевался как ниндзя и пел о членах и совокуплении».
  
  К тому времени, как Брайан приехал в Лондон, видео группы стали настоящей сенсацией. Он плакал, разговаривая по телефону с Дэном: может, им все же стоит попытаться превратить свой побочный доход от концертов в источник средств к существованию? К этому моменту у Брайана и его жены родилась дочь. Выбор казался абсурдным. «Ты не можешь все бросить, – сказал его научный руководитель. – Ты единственный из моих учеников, кто получил эту работу».
  
  Жена его поддерживала, но сказала, что не может решать за него. «Если я сделаю рывок и ничего не добьюсь, – подумал он, — я могу запороть все свое будущее ради этой странной карьеры на YouTube». А еще он подумал: «Если же не прыгну, то, когда мне исполнится 70, я оглянусь назад, и скажу: “Мать твою, я должен был попытаться”».
  
  В конце концов он решил: «Лучше я буду жить в страхе, ощущая себя неудачником, чем испытывать сожаление, находясь в безопасности».
  
  Брайан с семьей переехал в Лос-Анджелес. Когда вышел следующий альбом группы, он вошел в топ‑25 авторитетного чарта Billboard. Ninja Sex Party пригласили на ток-шоу Conan, им посвятили ведущую статью в Washington Post. Они отправились в аншлаговый тур по стране, включая концертную площадку Brooklyn Bowl в Лас-Вегасе.
  
  Рынок труда переживает длительный период потрясений. В настоящее время средний работник до 50-летнего возраста меняет 12 разных должностей. Те, у кого есть высшее образование, могут рассчитывать 15 раз сменить работу и трижды изменить свой набор навыков. Типичный срок работы на одном месте сейчас составляет четыре года; среди тех, кто моложе 35, он снижается до трех. Сообщается, что половина американских рабочих рискует потерять работу из-за автоматизации. Неудивительно, что 90 процентов работников не относятся к своей работе с должной серьезностью, а шесть из десяти выбирают другую профессию или что у четырех из десяти имеется подработка. Итог: в наши дни американцы рассматривают свою карьеру не как путь, а как портфолио.
  
  Мне доводилось слышать о следующих разрушителях работы:
  
  • Эми Каннингем была внештатным автором женского журнала и мамой мальчиков-подростков из Бруклина, когда похороны ее отца в Южной Каролине так взволновали ее, что она поступила в училище ритуального сервиса и стала директором похоронного бюро, предлагающего экологически чистые захоронения.
  
  • Гена Зак, ветеран морской пограничной службы и бывшая продавщица цветов, в возрасте за 50 бросила стабильную работу в магазине бытовой электроники, чтобы открыть в штате Мэн бизнес по уходу за загородными домами.
  
  • Майкл Митчелл с такими трудностями приспосабливался к пенсии после того, как оставил выдающуюся карьеру в детской урологии, что начал преподавать, стал наставником для молодых врачей и просил жену составлять для него длинные списки дел, чтобы компенсировать свое отсутствие, когда их дети были маленькими.
  Тело
  
  Последняя категория разрушителей (разрушители человеческого тела) демонстрирует сопоставимую изменчивость.
  
  Рэнди Райли родилась в пятницу, 13-го. «Что в некоторой степени определяет мою жизнь, – рассказывает она. – С детства меня приучили к труду. Я была умным ребенком. Я прошла через школу – никаких проблем со здоровьем, ничего». Она играла за чемпионскую команду штата Индиана по софтболу и была школьной королевой красоты. «Я была очень счастлива».
  
  После первого года обучения в Университете Пердью она начала набирать вес. «Я думала, что всему виной стресс первокурсника, но тем летом я часто бегала по 5 км, с легкими синяками и сильными болями в животе». В один из выходных ее рвало кровью. Друг сказал: «У тебя проблемы с печенью? У тебя абсолютно желтые глаза».
  
  Парень Рэнди отвез ее в больницу. Анализы показали необычно высокий уровень печеночных ферментов, но местные врачи не понимали, в чем дело. Когда тело девушки начало разрушаться, ее переправили по воздуху в Чикагский университет, где ей диагностировали болезнь Вильсона – это редкое аутоиммунное заболевание крови, вызывающее накопление меди в организме. Ее печень была разрушена; легкие наполнены жидкостью; она находилась в нескольких часах от смерти.
  
  «Я чувствовала, что мое сердце уходит в пятки».
  
  Три месяца спустя Рэнди перенесла первую пересадку печени. Она вернулась к учебе, получила диплом медсестры и вышла замуж. В последующие два года ей также установили восемь панкреатических стентов. «Мне прописали достаточно обезболивающих, чтобы убить осла», – говорит она.
  
  На первый взгляд Рэнди казалась совершенно нормальным человеком. Она работала в лаборатории крови, была счастлива в браке, воспитывала маленькую дочь и сына. «Я абсолютно нормально функционировала, – продолжает она. – Это было жутковато. Потому что вместе со всей этой хронической болью появилась зависимость от обезболивающих. Я была полностью зависима от опиоидов».
  
  Рэнди изо всех сил пыталась снизить свою зависимость, но, когда ей понадобилась вторая пересадка печени, а затем третья, она снова подсела на наркотики. В конечном итоге ей потребовалось три года и поддерживающее лекарство, чтобы вылечиться. «Послушайте, если бы вы меня не знали, вы бы никогда не подумали, что я наркоманка, – сказала она. – Я очень хорошо владею речью. У меня двое маленьких детей. В воскресенье я хожу в церковь. Я типичный житель Среднего Запада». Рэнди также добавила, что она не головорез: «Люди не понимают, что врачи иногда назначают слишком много медикаментов и на них слишком легко подсесть. Наркотики сбивают вас или кого-то из ваших знакомых с ног, а затем очень-очень быстро становятся вашей единственной реальностью».
  
  Вы можете верить, что современная медицина делает тело менее подверженным разрушению, но складывается впечатление, что каждый шаг вперед сопровождается множеством новых затруднений. Американцы сегодня переживают половое созревание раньше, менопаузу позднее и более затяжной конец жизни. Мы также сталкиваемся с беспрецедентной эпидемией депрессии, беспокойства и самоубийств. В конце 2010-х годов (впервые после окончания Первой мировой войны) продолжительность жизни американцев начала последовательно падать. Шесть из десяти американцев страдают по крайней мере от одного хронического заболевания, такого как болезнь сердца, высокий уровень холестерина, артрит или диабет; у четырех из десяти их больше одного. Треть из нас заболеет раком, четверть – тревожным расстройством, пятая часть будет страдать хронической болью. Все эти проблемы усугубляются с возрастом, а пожилых людей среди нас становится все больше. Доля тех, кто старше 65 лет, выросла с 5 процентов в 1920 году до 16 процентов в наши дни. Ожидается, что к 2050 году число пожилых людей вырастет на 75 процентов.
  
  Вот некоторые из телесных разрушителей, о которых я слышал:
  
  • Джеффри Спарр был начинающим теннисистом из штата Огайо, когда у него начался генитальный зуд, который он не мог игнорировать, осматривая себя десятки раз в день, – первый признак обсессивно-компульсивного расстройства, с которым он теперь борется с помощью лекарств и арт-терапии.
  
  • Ли Минц, уже страдавшая сонным апноэ и диабетом в результате того, что путешествовала по 100 тысяч миль в год в качестве главы международной некоммерческой организации, обнаружила у себя опухоль яичников. Это побудило ее развестись, нанять тренера и сбросить 60 фунтов.
  
  • Кэролайн Грэм, пережившая сексуальное насилие со стороны вожатого скаутов, была настолько истощена болезнью Лайма, что смешала смертельную дозу антидепрессанта с коктейлем из McDonald’s и вошла в Атлантический океан у мыса Канаверал. Это была первая из двух попыток самоубийства, которые она пережила, прежде чем обратиться к альтернативным методам лечения, облегчившим ее состояние.
  
  Коллективные потери от всех этих способов радикального переустройства нашей жизни составляют первое правило разрушителей: они становятся все более распространенными. Второе правило гласит: они происходят в течение все более длительного периода времени.
  Всякий раз, когда жизнь совершает кульбит
  
  Кризис среднего возраста представлял собой сомнительную концепцию с самого начала. Идея о том, что каждый человек в нашей культуре переживет абсолютно одинаковый кризис, начинающийся в определенное время (в возрасте 40 лет!), на первый взгляд должна была казаться абсурдной. Так получилось, что ученым потребовалось всего нескольких лет, чтобы развенчать эту идею. И к вашему сведению, они обнаружили (и конечно же, я обосновал в проекте «История жизни») совсем не то, что некоторые люди не испытывают переходов за это временное окно. Дело в том, что этот период – всего лишь один из десятков, когда происходят подобные трансформации.
  
  В идее кризиса среднего возраста есть три основных недостатка. Во-первых, она не подтверждается эмпирическими данными. Книга Passages вызвала волну исследований. Крупнейшее из них, названное «Средний возраст в Соединенных Штатах», состоялось в 1995 году. В нем участвовали 13 ученых и 7 тысяч субъектов в возрасте от 25 до 74 лет. В результате был сделан следующий вывод: «Существует относительно мало доказательств, подтверждающих идею о том, что большинство американцев переживают кризис среднего возраста или, в более общем плане, универсальный жизненный цикл с ожидаемыми периодами кризиса и стабильности». Лишь четверть участников сообщили, что испытывали трудности в этот период, и все они были связаны с определенными событиями, а не с отчаянием по поводу собственной смертности. Напротив, было показано, что люди становятся более счастливыми по мере того, как переходят от среднего возраста к старости. New York Times сформулировала это так: «Новое исследование показывает, что средний возраст – это расцвет жизни».
  
  Во-вторых, сам термин «средний возраст» стал настолько гибким, что практически лишился смысла. Поскольку подростковый возраст теперь наступает раньше, а старость – позже, период среднего возраста стал длиннее. Исследования показывают, что молодые люди считают, что средний возраст приходится на период жизни от 30 до 55 лет, а пожилые люди относят его к возрасту от 40 до 70. В наши дни все относятся к среднему классу и к среднему возрасту!
  
  В-третьих, жизненные события, которые раньше широкие слои населения переживали в одно и то же время, например женитьбу, покупку дома или рождение детей, теперь растянуты на десятилетия. Многие люди по-прежнему заводят детей в возрасте слегка за 20, в то время как другие ждут, пока им не исполнится 40, а у некоторых второй ребенок появляется и того позднее. Между тем, события, которые раньше ассоциировались исключительно со средним возрастом, такие как смена работы или партнера, теперь происходят на протяжении всей взрослой жизни.
  
  На этом заключительном моменте стоит остановиться, так как в нем заключается суть нелинейной жизни. Мы все постоянно претерпеваем изменения. Более того, мы настроены на это. Первые поколения психологов подчеркивали, что все мы заканчиваем развитие к 21 году. Эта идея теперь мертва. Волна недавних исследований мозга показала, что мы способны меняться в любом возрасте. Как сказал один нейробиолог: «Мозг реконструируется на протяжении всей жизни».
  
  Вывод же из всего этого заключается в том, что мы должны, наконец, похоронить понятие кризиса среднего возраста и заменить его идеей, гораздо более близкой к реальности: жизненные кризисы происходят в любом возрасте, или, если говорить более нейтрально, всякий раз, когда жизнь совершает кульбит. Я спрашивал всех, с кем проводил интервью, о высшей и низшей точках и поворотных моментах их жизни. Я представил все ответы в виде графика, и то, что я обнаружил, меня поразило: важные жизненные события распределяются по нашей жизни равномерно.
  
  Рассмотрим низшую точку – ближайшую аналогию с предполагаемым «кризисом среднего возраста». Те, кому за 30, сказали, что их низшие точки довольно равномерно распределяются между каждыми пятью годами их взрослой жизни; те, кому за 40, демонстрировали такое же разнообразие. У тех же, кому за 50, низшие точки получают все большее распространение на протяжении 30 и 40 лет, но сохраняют высокие показатели и после 50, в то время как те, кому за 60, демонстрируют самое широкое распределение. Поворотные моменты еще более рассредоточены.
  
  
  
  
  
  Затем я продвинулся в своем анализе на один уровень глубже. Чтобы исключить из уравнения возраст опрошенных, я взял число, равное возрасту каждого человека в момент его важного поворотного момента, а затем разделил это число на возраст человека на момент нашего интервью. Полученная цифра представляет собой время поворотного момента в жизни человека, независимо от возраста. Я обнаружил, что эти низшие точки удивительно равномерно распределены на протяжении всей жизни.
  
  Подведем итог: я не нашел абсолютно никаких доказательств каких-либо серьезных нарушений в жизни между 35 и 45 годами. На самом деле, подобные сбои случаются в любое время на протяжении всей жизни.
  
  Вот как жизненные потрясения проявляются в реальной жизни:
  
  Некоторые люди в жизненной сумятице рождаются. Эми Каннингем «родилась в утробе скорби». Ее старший брат умер в 13 месяцев, и мать объявила, что срочно хочет еще одного ребенка. Уилл Дана был последним из четверых детей, рожденных у уже враждующей пары, которая вскоре развелась. «Я родился посреди всей этой суматохи, о которой еще не подозревал».
  
  Другие люди переживают тяжелую травму в детстве. Мать Лиз МакГуайр серьезно заболела, когда Лиз была подростком, из-за чего девушка вошла в штопор одиночества, поскольку ей пришлось стать матерью для своей прикованной к инвалидной коляске мамы. Бадди Кейси вырос в Северной Каролине – там, где заканчивалась грунтовая дорога, в доме без водопровода и с необразованными родителями. В возрасте шести лет его изнасиловал мальчик постарше.
  
  
  
  Многие люди переживают тяжелые испытания после 20 лет. Сет Мнучин начал употреблять наркотики в старшей школе, окончил Гарвард, но в свои 20 лет настолько подсел на героин, что отдалился от семьи и жил в своей машине. Решающим моментом в его жизни стал его 26-й день рождения, когда он завязал с наркотиками. Джилл Кэмерон Мишель была призвана на служение в подростковом возрасте, стала пастором церкви в Миссури, когда училась в колледже, и вышла замуж в 24 года. Две недели спустя ее муж сообщил, что он гей.
  
  Другие претерпевают серьезные изменения в более зрелом возрасте. Ширли Эггермонт, мать семерых детей из Миннесоты, в течение 41 года покорно работала вместе со своим мужем в бизнесе детских игровых автоматов, пока не узнала, что в течение последних десяти лет у него был роман на стороне. Это послужило для нее поводом выйти за пределы своего замкнутого мирка. В течение почти 15 лет Джон Смит стыдился убийства 40 человек в Ливии в рамках военной операции США, пока не обрел Бога и душевный покой, помогая ветеранам-инвалидам.
  
  Сексуальное пробуждение – прекрасный пример того, как работает жизненная встряска. Адам Фосс стал сексуальным наркоманом в 14 лет. Ксанет Пайлет чувствовала себя настолько оторванной от своего тела после смерти отца и психического расстройства матери, что у нее не было значимых сексуальных отношений (в том числе с мужем) до 50-летнего возраста. Теперь она тренер по тантрическому сексу. Шон Коллинз понял, что он гей, в пять лет, но в 18-летнем возрасте ушел в бенедиктинский монастырь, чтобы скрыть свою сексуальную ориентацию. Пять лет спустя он покинул обитель, осознав, что «безбрачие – это не выход».
  
  Разрушители – это факт жизни и факт всех десятилетий жизни. Они не придерживаются ни биологических, ни социальных, ни механических часов. Они звонят в колокола по собственному графику.
  Сколько разрушителей встретится на моем пути?
  
  Так сколько же разрушителей ждет каждого из нас? Ответ на этот вопрос и есть последнее правило разрушителей: больше, чем вы ожидаете.
  
  Для получения этой цифры я использовал два подхода. Сначала я подытожил все общедоступные данные. Например, мы знаем, сколько рабочих мест в среднем сменяет один человек (13), количество переездов (11,7), количество несчастных случаев (3). Нам также известно соотношение людей, которые женятся (7 из 10), изменяют (1 из 5), разводятся (1 из 5). У половины из нас будут сердечные приступы, четверть из нас станут наркоманами, треть женщин подвергнется сексуальному насилию, как и шестая часть мужчин. Я даже не учел количество диет (55) или финансовые затруднения (1 из 3), потому что слишком сложно количественно определить, в каких случаях они действительно носят разрушительный характер.
  
  В итоге я пришел к выводу, что общее количество разрушителей, с которыми сталкивается средний взрослый, составляет от 30 до 40.
  
  Затем я просмотрел свои интервью и подсчитал, как часто мои собеседники описывали разрушительные события. Очевидно, я не слышал о каждом переезде, разрыве или смене работы. Тем не менее, закономерности были очевидны. В среднем за свою взрослую жизнь люди сталкиваются с тремя дюжинами разрушителей.
  
  После того, как я сопоставил два этих числа, и открылась эта яркая, мерцающая эмпирическая закономерность:
  
   В СРЕДНЕМ ЗА СВОЮ ВЗРОСЛУЮ ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕК СТАЛКИВАЕТСЯ С ОДНИМ РАЗРУШИТЕЛЕМ КАЖДЫЕ 12–18 МЕСЯЦЕВ
  
  Когда я поделился своим открытием с окружающими, они отреагировали на это смесью шока и смирения. Ух ты, а затем – да. И помните: это обычные разрушители, а не те, которые действительно нас дестабилизируют. (Мы вернемся к ним в Главе 3.) Более важно следующее: когда вы начинаете признавать, что все мы подвергаемся воздействию бокового ветра современной жизни (Подождите! Я еще не справился с этой дрянной ситуацией и вот уже попал в новую.), логично предположить, что некоторые из этих разрушителей появляются в неудобное время. То, как мы себя чувствуем, когда это происходит, является важнейшим элементом современного недуга. Мы расстроены, сбиты с толку, измучены.
  
  На самом же деле я считаю, что все это мы испытываем, потому что нас преследует призрак линейности.
  
  Настроенные на то, что наша жизнь пойдет предсказуемым путем, мы оказываемся поверженными, если этого не происходит. У нас есть линейные ожидания, но живем мы в нелинейной реальности. Даже люди, линейные в одной области (например, стабильная карьера или длительный брак), нелинейны в других (периодические проблемы со здоровьем или частые изменения религиозной идентичности). Почти все, с кем я разговаривал, свидетельствовали о том, что по крайней мере один аспект их жизни был внеплановым, отклонялся от принятого курса, шел вразнобой, не соответствовал правилам.
  
  Мы все сравниваем себя с идеалом, которого больше не существует, и ругаем себя за то, что его не достигли.
  
  Беспорядочная жизнь означает для разных людей разные вещи. Это 63-летняя Лоретта Пархэм, вынужденная растить двух внучек после того, как дочь Лоретты погибла в автокатастрофе. Это 29-летняя Сара Купер, вынужденная вернуться к родителям после того, как ее первый брак продлился всего три месяца. Это Фред Шлемер, осознавший себя геем в свои 50, и Венди Ааронс, в возрасте слегка за 20 потерявшая круг общения, потому что оказалась единственной замужней женщиной из всех своих подруг. Это Сара Холбрук, обратившаяся к услугам сайта знакомств с новорожденным ребенком после того, как узнала, что во время ее беременности у мужа был роман на стороне, и Катрина Алкорн, покупающая дом со вторым мужем, будучи замужем за первым.
  
  И это я, 43-летний молодой отец с детской формой рака.
  
  Хорошая новость в отношении беспорядочной жизни (выживания в условиях, когда из сумасшедшей колоды карт-разрушителей постоянно происходит раздача), состоит в том, что мы освобождаемся от оков ожиданий независимо от того, исходят ли они от наших родителей, соседей или нас самих. Поезд замедлился. Каждый из нас может сделать свой выбор и решить, что приносит нам душевный покой.
  
  Плохая же новость в том, что все это может оказаться сложнее. Столкнувшись с безграничным выбором, мы не выбираем ничего. Мы впадаем в творческий кризис писателя, пытаясь написать свою собственную историю. Разница между успехом и неудачей, между жизнью, приносящей удовлетворение, и жизнью, полной разочарований, заключается в том, насколько хорошо вы справляетесь с задачей придания смысла своей жизни. К счастью, постоянно растет объем знаний, облегчающих этот процесс.
  Глава 3
  Жизнетрясения
  Что происходит, когда человек попадает в одну из больших передряг
  
  Представление о том, что десятки разрушителей поджидают нас за каждым углом нашего существования, – достаточно обескураживающая черта нелинейной жизни. Но есть одна особенность, вызывающая еще большее беспокойство. Время от времени – а для многих и гораздо чаще – нас поражает более грубая, более взрывная сила перемен. Это характерные события, которые формируют или, точнее, перестраивают нашу жизнь, да часто так, как мы не можем себе вообразить, и с интенсивностью, которую мы не в силах контролировать.
  
  Это волки, превращающие нашу сказку в кошмар.
  
  На первый взгляд, эти события часто кажутся единственными в своем роде: повторяющимся раз в 100 лет наводнением, редкой болезнью, непредвиденным совпадением двух никак не связанных между собой событий. Но присмотритесь к достаточному количеству подобных эпизодов, и вы увидите определенные закономерности. Что же это за повторяющиеся сценарии и способны ли они научить нас тому, как выживать в эти сложные времена? Эти вопросы полностью поглощали меня на всем протяжении проекта «История жизни».
  «Страх остаться был сильнее, чем страх уйти»
  
  Возьмем, к примеру, Лизу Людовичи.
  
  Лиза была младшей из трех детей, рожденных в Питтсбурге в семье двух алкоголиков, которые развелись, когда ей было три года. «У меня такое чувство, что я воспитывала себя самостоятельно, – рассказывает она. – Отец не платил алиментов. Мать открыла мою дверь ногой, когда мне было 12, и сказала: “Ищи работу!” Я возразила: “Мне 12 лет. Что я могу делать?” Она ответила: “Иди в няньки”». Вдобавок ко всему у Лизы было 17 мигреней в месяц, начиная с того дня, как ушел ее отец.
  
  «Я не спала ночами, кричала, меня рвало фонтаном головой в унитазе, я царапала глаза, пытаясь вырвать их из глазниц, – продолжает она. – Я пропускала экзамены, походы за сладостями на Хэллоуин, всякие праздники. Таким было мое детство. К тому времени, как я добралась до Пенсильванского университета, я могла контролировать тошноту, но все еще страдала от головной боли. Я читала абзац, потом у меня начиналась мигрень и мне приходилось останавливаться».
  
  Она закончила обучение с тройками; никто из ее семьи не потрудился явиться на выпускной. Она работала на полставки в Питтсбурге специалистом по поиску натуры для съемок и, утонув в студенческих и медицинских долгах, жила в своем автомобиле. В конце концов она нашла работу в рекламном отделе на радио, что привело к собеседованию в малоизвестном стартапе под названием America Online. 11 реорганизаций, девять начальников, три переезда, один неудачный брак, и 17 лет спустя Лиза стала руководителем отдела в центре интернет-рекламы на Манхэттене. Она получала хорошие комиссионные и имела престижных клиентов (Pfizer, Kimberly-Clark, Walmart), но работала по 14 часов в день и все еще страдала от мигрени. Кроме того, она ненавидела своего начальника, имевшего обыкновение унижать своих сотрудников. Каждую ночь она плакала, сидя за столом.
  
  Однажды Лиза подключилась к конференц-связи на несколько минут раньше и подслушала, как коллеги о ней отзываются – о ее неослабном напоре и всеобъемлющей раздражительности. Она вернулась домой, в свою однокомнатную квартиру, и просмотрела свои счета, размышляя о том, как сократить расходы. Она подсчитала все свои сбережения и прикинула, что если она отключит кабельное телевидение, перестанет питаться вне дома и не будет больше покупать одежду, то сможет продержаться 18 месяцев. На следующий день она вошла в офис начальника и уволилась.
  
  «Я сделала то, о чем читала десятилетиями, и всегда думала, что это отличная идея: прыгни, и появится страховочная сеть». «Откуда у вас взялась такая смелость?» – спросил я. Ее ответ был почти идентичен объяснению Брайана Вехта о том, как он бросил физику, чтобы целиком посвятить себя работе в группе Ninja Sex Party: «Страх остаться был сильнее, чем страх уйти».
  
  Две недели спустя Лиза сидела на диване и смотрела общественный телеканал (она отключила кабель), как вдруг на экране возникла женщина и заговорила о силе подсознания. Она тоже ушла из корпоративного мира и теперь помогала людям раскрыть свое внутреннее «я». Лиза разыскала эту женщину и добилась разрешения побеседовать с ней по телефону. «К тому времени, как я повесила трубку, я сказала себе: “Вот что я собираюсь делать со своей жизнью. Я хочу помогать людям жить лучше”».
  
  Через месяц она поступила на курсы коучей в Санта-Фе. «На десятый день занятий, 10 февраля 2010 года, в 10:30 утра я сидела за столом, закрыв лицо руками, когда ко мне подошла директриса и спросила: “Что происходит?”» Лиза объяснила, что у нее мигрень, в этом нет ничего страшного, у нее случается мигрень раз в несколько дней уже в течение 41 года. Директриса попросила ее зайти к ней в кабинет и сесть в большое мягкое кресло. Затем она загипнотизировала Лизу и проделала с ней управляемое упражнение, чтобы заново открыть ее здоровое, лишенное боли «я», о котором она не знала с трех лет.
  
  «Это был последний день, когда я страдала от мигрени, – рассказывает Лиза. – Дойдя до седьмой недели курса и начав узнавать о том, как еще внутриутробно мы впитываем мысли и эмоции наших матерей, что я несла в себе стресс и беспокойство, связанные с проблемами моих родителей еще до того, как родилась, я знала, что начинается моя новая жизнь, направленная на исцеление людей».
  
  Через два месяца Лиза поступила в школу гипнотерапии. Десять лет спустя она стала ведущим сертифицированным медицинским гипнотизером в Нью-Йорке, работая с пациентами, страдающими болезнью Паркинсона, раком, черепно-мозговой травмой, искривленными пальцами ног «и некоторыми из самых невероятных заболеваний, о которых я когда-либо слышала». Она читает лекции в медицинских школах по всему миру. Ее пригласил Департамент по делам ветеранов для лечения ветеранов войны во Вьетнаме, все еще страдающих от огнестрельных ранений через 50 лет после окончания войны. «Я первый гипнотизер, нанятый правительством США для работы в крупнейшей в мире системе здравоохранения, и мы опубликовали работу, демонстрирующую 50-процентный успех нашей методики избавления от хронической боли, в то время как никто другой не показывает даже 30-процентного результата».
  
  Она прошла путь от руководителя отдела корпоративной рекламы до гипнотизера. Она переключила свою основную сюжетную линию с работы на тело. И ее жизнь, раньше наполненная болью и страхом, озарилась прощением и исцелением. «Это определение нашей души, – говорит она. – И цель моей жизни состоит в том, чтобы все мы приобщались к этому насколько только возможно».
  «Монструозные кульбиты судьбы»
  
  Бурные эпизоды, подобные тем, о которых мы здесь рассказываем, отнюдь не новы. Бетховену шел 32-й год, и он уже был прославленным композитором своей первой симфонии, когда узнал, что неминуемо оглохнет. Ф. Скотту Фицджеральду, уже написавшему свой бестселлер «Великий Гэтсби», было 38 лет, и он страдал от семейных неурядиц, финансовых проблем, алкоголизма и туберкулеза, когда сбежал в горы Северной Каролины, где с ним случилось то, что он описал как «крушение». Марку Фелту было 59, когда Ричард Никсон «прокатил» его с постом главы ФБР, что побудило его переметнуться к противникам президента и помочь свергнуть Никсона в роли агента под прикрытием Deep Throat («Глубокая Глотка»).
  
  У этих моментов много названий. Макс Вебер для обозначения резкого изменения мировоззрения человека ввел термин «метанойя». Уильям Джеймс считал их психологической перестройкой. Голливуд любит использовать выражение «поворотные моменты». Предприниматели, как и моя жена, используют словосочетание «точки перегиба». Другие называли их переломными моментами, разворотами, перекрестками судьбы, кризисами. У каждого из этих терминов есть свои достоинства и недостатки.
  
  Некоторые из моих собеседников придумали свои собственные условные обозначения. Художник комиксов Боб Холл, который был соавтором комикса The West Coast Avengers («Мстители Западного побережья») и какое-то время рисовал Человека-паука, сравнил их с восклицанием «Бум!» в комиксах: «Это переход от одного действия к другому. Не постепенный, а резкий как “оп!”». Кейт Милликен, выросшая в известной семье белых аристократов из Коннектикута и пережившая три подобных случая (тщетные попытки поступить в Дартмут, разрыв помолвки и рассеянный склероз в 34 года) назвала их монструозными кульбитами судьбы. Лев Свиридов назвал их загогулинами: «Вы входите в одном месте, проделываете сложную закорючку, а затем выходите в другом».
  
  Я называю их жизнетрясениями, потому что сила, с которой они меняют нашу жизнь, во сто крат превосходит воздействие повседневных разрушителей. Жизнетрясения связаны с фундаментальным изменением смысла, цели или направления жизни человека. Я думаю о них как о моментах на стыке «до нашей эры» и «нашей эры», когда история жизни человека делится на «до» и «после». Спустя целое десятилетие после того, как мне поставили диагноз «рак», я все еще прибегаю к этому опыту, чтобы разграничить время: я не был в этом ресторане с тех пор, как заболел. Моя жена делает то же самое с рождением наших дочерей, мой брат – с Великой рецессией.
  
  Однако просто пережить подобный опыт недостаточно для того, чтобы он стал жизнетрясением. Вы должны придать ему смысл, которого иначе он мог бы и не иметь; вы должны осознать, что происходят изменения, и принять тот факт, что они приведут к определенной трансформации. Я брал интервью у бесчисленного количества людей, которые пережили то, что другие сочли бы катаклизмом – развод, потерю работы, смерть любимого человека – и не пережили потрясения. Моя мать дважды болела раком груди, но, в отличие от тех, кто носит розовые ленточки, марширует и организует митинги у здания парламента, она прошла курс лечения, вернулась к своему обычному распорядку и дала всем понять, что будет счастлива никогда больше об этом не вспоминать.
  
  Вот мое определение: жизнетрясение – это мощный шквал перемен в жизни человека, приводящий к периоду потрясений, трансформаций и обновлений.
  
  Со сколькими вы столкнетесь? Все, с кем я разговаривал, даже те, кому за 20, прошли через один или два; никто старше 40 не пережил меньше трех; некоторые люди пережили шесть или семь. Мы подсчитали, что среднее значение составляет от трех до пяти за всю жизнь. Это приводит к интересной формуле: каждый десятый разрушитель становится жизнетрясением.
  
  Что же общего у всех этих событий? Я выделил две важные переменные: личное в противовес коллективному и добровольное в противовес навязанному.
  
  Личное означает нечто, что происходит только с вами (смена профессии, проблемы со здоровьем, потеря дома), а коллективное – это событие, которое случается с вами вместе со многими другими людьми; это может быть ваш район, ваше сообщество, ваша страна или что-то большее (рецессия, война, стихийное бедствие). Мы обнаружили, что 87 процентов жизнетрясений были личными, 13 процентов – коллективными. Что примечательно в этом открытии, так это то, что люди все меньше и меньше подвержены влиянию общих, коллективных событий. Если бы я проводил эти интервью в XX веке с его двумя мировыми войнами, Великой депрессией, борьбой за гражданские права и права женщин, количество коллективных событий, несомненно, было бы больше.
  
  
  Добровольное означает, что человек сам инициировал изменение (роман, смена работы, смена религии), а навязанное означает, что это случилось с вами (у вашего супруга роман, ваш дом сгорел, вас уволили). 43 процента наших жизнетрясений были добровольными, 57 процентов – навязанными.
  
  
  
  Наложив эти две переменные друг на друга, я создал матрицу жизнетрясений:
  
  
  
  Поскольку многообразие этих случаев настолько велико, а различия между ними столь важны, стоит более подробно остановиться на том, как эти события влияют на нашу жизнь.
  «Мне казалось, что весь мир против меня»
  
  Личные навязанные жизнетрясения являются самой большой разновидностью – почти 50 процентов.
  
  Лиза Портер родилась в Вермонте в семье добровольцев Корпуса мира (Корпус мира – независимое агентство и волонтерская программа, реализуемая правительством США и предоставляющая международную помощь в социально-экономическом развитии. – Прим. пер.), которые вскоре переехали на Сайпан, небольшой остров между Японией и Филиппинами. Ее родители расстались, и Лиза с мамой остались жить на острове. «Я выросла в тесной коллективной культуре азиатского острова, – рассказывает она. – Я чувствую, что запрограммирована уважать старших, быть частью сообщества, не выделяться на фоне окружающих. Поэтому, когда подростком я с мамой переехала в Кембридж, штат Массачусетс, то была совершенно несчастна и хотела вернуться назад».
  
  Однажды в 15 лет Лиза пришла в театральный кружок и внезапно обнаружила то сообщество, по которому так истосковалась. «Я нашла свою семью. Моя собственная семья была маленькой и одинокой, но здесь я чувствовала, что меня любят и слышат». Всю школу и колледж Лиза была театральной фанаткой; она училась в аспирантуре по управлению в сфере искусства. Она переехала в Нью-Йорк, начала преподавать режиссуру, вышла замуж, развелась, снова вышла замуж и в 35 лет наконец обзавелась взрослой семьей, которую давно искала. Она была счастлива в любви, согласилась на престижную работу в Калифорнийском университете в Сан-Диего и только что родила дочь Дейзи. «Я ощущала свою связь с этим миром, у меня была цель, я выбралась на поляну из темного леса и увидела жизнь в виде россыпи звезд над головой».
  
  Но что-то было не в порядке с Дейзи. У нее были проблемы с глазами, она не ползала и не ходила до двух лет. «Никто не мог сказать нам, что происходит, – продолжала свой рассказ Лиза. – Наконец, к нам подошел социальный работник и осторожно намекнул, что поблизости есть детский сад для детей с особыми потребностями; возможно, нам стоит сводить туда Дейзи в гости».
  
  «Я подумала: “Что?” — продолжает Лиза. – Это был тот момент, когда люди пытаются сказать вам то, о чем не хотят говорить».
  
  Оказалось, что у Дейзи неврологическое расстройство аутистического спектра. Шок был сильным. «Я снова почувствовала себя в том темном лесу, – вспоминает она. – Мне казалось, что весь мир против меня. Я преодолела вселенную: это странное воспитание, родителей, которые не были готовы быть родителями. А теперь все повторялось сначала».
  
  Но она и ее муж Андерс быстро решили не упиваться жалостью к себе. Андерс согласился поменяться ролями и взять уход за ребенком на себя. Лиза погрузилась в исследования о нейроатипичных детях. «Я купила свою первую большую книгу о мозге. Внезапно мне пришлось узнать о нервной системе, сенсорной системе, нейропластичности. Хотя больше всего на свете я люблю преподавать, мне пришлось стать учеником. Дейзи стала учителем в классе без учебной программы».
  
  Тот факт, что личные навязанные жизнетрясения являются наиболее распространенными, напоминает нам о том, что нелинейная жизнь по своей сути не является тем, к чему стремится большинство людей. Мы предпочитаем думать, что контролируем траекторию своей жизни. К сожалению, реальность гораздо более неустойчива.
  
  По мере того, как я копался в разнообразии этого опыта, причины становились все более очевидными. Самая большая группа объединялась вокруг сюжетной линии тела. Треть личных навязанных жизнетрясений связана с болезнью, травмой или каким-либо другим медицинским событием. Несмотря на все наши иллюзии о прогрессе, мы все еще обладаем ограниченным контролем над своим здоровьем. Другие подгруппы включают смерть любимого человека, прекращение отношений или финансовые неудачи. Эти закономерности подтверждает и мой собственный опыт: два из моих навязанных жизнетрясений были связаны со здоровьем (мой рак и проблемы со здоровьем моего отца); два из них были финансовыми (Великая рецессия и раскрытие кражи, совершенной пользовавшимся доверием сотрудником).
  
  Вот другие примеры личных навязанных жизнетрясений, о которых я слышал:
  
  • Эрик Вестовер, бывший школьный борец ростом шесть футов четыре дюйма и водитель вилочного погрузчика, проводил выходные, катаясь на мотоцикле по песчаным дюнам у озера Мичиган. Однажды он очертя голову въехал в джип и потерял правую ногу выше колена и левую ногу до колена.
  
  • Ниша Зенофф из Северной Калифорнии была дома одна в субботу вечером, как вдруг затрезвонил дверной звонок. За дверью оказались двое полицейских, которые сообщили ей о том, что ее сын-подросток Виктор в тот день упал с вершины горы в Йосемити и погиб.
  
  • Джина Бьянкини, уроженка Калифорнии, окончившая Стэнфордский университет с двумя учеными степенями и работавшая в Конгрессе и в Goldman Sachs, была уникальной женщиной – генеральным директором технологического стартапа в исключительно мужском бастионе Кремниевой долины, когда ее соучредитель, легендарный Марк Андриссен, уволил ее, превратив в «нелюдь» в ее собственном сообществе.
  «Боб Дилан написал кучу отличных песен всего на три аккорда»
  
  Вторая по величине группа была личной добровольной. Под это описание подходят почти четыре жизнетрясения из десяти.
  
  Элиза Корентаер родилась на Лонг-Айленде в семье американских евреев, которые часто переезжали. Она училась в шести начальных школах – от Пенсильвании до Новой Зеландии. «Это сформировало всю мою оставшуюся жизнь с точки зрения моей любви к культурным параллелям, сильного стремления к налаживанию взаимопонимания, желания уважать различия между людьми», – рассказывает она.
  
  Элиза повторила свой «комбинированный» образ жизни в колледже, где пробовала себя в многочисленных специальностях, и после 20 переехала сначала в Израиль, чтобы способствовать мирному сосуществованию с палестинцами, оттуда в Лондон, чтобы работать в хедж-фонде, а затем в Массачусетс, чтобы основать Geekcorps, «Корпус мира для вундеркиндов». К 25 годам она выгорела и начала враждовать со своими соучредителями, и тут школьная подруга подарила ей книгу Джулии Кэмерон The Artist’s Way (Путь художника. Livebook, 2021) – пошаговое руководство по раскрытию внутреннего творческого потенциала.
  
  «Там есть упражнение, где вам нужно ответить на вопрос: если бы вы могли быть кем угодно прямо сейчас, кем бы вы были? И две вещи, которые подошли мне, были певец – автор песен и театральный режиссер. Я записала свои ответы на стену и сказала: “Ну, я никогда не писала собственных песен. Я умею играть на гитаре всего несколько аккордов, но, послушайте, Боб Дилан написал кучу отличных песен всего на три аккорда. По крайней мере уж три-то я знаю”».
  
  Элиза написала песню и несколько недель спустя исполнила ее в ночном клубе Нью-Йорка. Публике понравилось. «Я подумала: это невероятно! Я бросаю работу и решаю стать певицей и автором песен». Она подала документы в 19 учебных творческих центров; все ответили ей отказом. Свое 20-е заявление она подала в Региональный культурный центр Нью-Йорк Миллс в округе Оттер-Тейл, штат Миннесота. «Я такая открываю атлас, пытаясь найти это место в глуши». Ее приняли. Узнав, что лучшее, чем можно заняться на северо-востоке Миннесоты, – это отправиться в поход на каноэ по рекам и озерам национального парка Баундари-Уотерс (Баундари-Уотерс – цепь водных объектов на американо-канадской границе. – Прим. пер.), она обратилась в центр с просьбой рекомендовать ей гида. Однако, когда она приехала, гид Кристофер сообщил, что другие участники отказались от похода. «Ты уверена, что этого хочешь?» – спросил он.
  
  «Я мысленно просчитала все варианты, – продолжает Элиза. – Может ли он оказаться серийным убийцей?»
  
  Через год они поженились. Она собрала все свои пожитки, кошку и проехала через всю страну с намерением стать жительницей Среднего Запада. «Я предполагала, что у меня не возникнет абсолютно никаких проблем, – вспоминает она. – Я училась в Лондоне, жила в Тель-Авиве, работала в Гане. Я хочу сказать, нет проблем, ведь так? Но мне сразу стало ясно, что самым скучным местом из всех, где я когда-либо останавливалась, является сельская Миннесота. Мне пришлось совершить все самые трудные трансформации: сменить работу, потерять друзей, начинать серьезные отношения – и все это одновременно».
  
  Тот факт, что четыре человека из десяти говорят, что они инициировали собственные жизнетрясения сами, показывает, насколько интимной и неотложной стала нелинейная жизнь. Несмотря на большое число жизненных изменений, которые могут с нами произойти, мы все равно хотим сами менять статус-кво. Множество личных и добровольных жизненных ситуаций (37 процентов) связаны с работой – сменой профессии, увольнением с работы или выходом на пенсию; 16 процентов связаны с разводом; остальные относятся к смене религии или политических партий, переезду, выздоровлению от зависимости и смене пола.
  
  Колоссальные 87 процентов этих жизнетрясений связаны с отказом от стабильного состояния, будь то карьера, семья, мировоззрение или дом. Это убедительно свидетельствует о том, что более широкая атмосфера нелинейности дает людям больше возможностей отворачиваться от чего-то безопасного ради стремления к большей личной самореализации.
  
  Вот еще примеры личных добровольных жизнетрясений, о которых я слышал:
  
  • Эрик Хейни, происходивший из семьи потомственных деревенских жителей Аппалачей и ополченцев, сражавшихся с индейцами чероки, был бойцом первой в истории группы отряда «Дельта» (он участвовал в прерванной миссии по спасению заложников в Иране и вторжениях в Гренаду и Панаму), а затем основал военизированную охранную компанию (среди его клиентов были саудовские принцы, президент Гаити и руководители нефтяных компаний, взятые в заложники в Латинской Америке). Но после сорока Эрик превратился из «человека действия» в «литератора» и написал мемуары Inside Delta Force («Отряд “Дельта” изнутри»), проданные миллионным тиражом, за которыми последовала череда шпионских романов.
  
  • Коко Папи не терпелось расстаться со своим гнетущим детством в Саванне, где не одобряли ее богохульства, боди-арта и либерализма. Она сбежала в художественную школу в Атланте, а потом на Манхэттен. Затем было полуголодное существование художницы в Бруклине, пока однажды ночью мать ее парня не подвергла разгромной критике Юг, после чего она поняла, как скучает по родным местам. Это побудило ее вернуться домой.
  
  • Лестер Джонсон родился в семье афроамериканских католиков среднего класса на Юге эпохи движения за гражданские права чернокожих. В старшей школе стал сторонником «Нации ислама» («Нация ислама» – политическое и религиозное движение афроамериканцев, основанное в 1930 году. Основная цель организации – улучшение духовного, социального и экономического положения афроамериканцев в Соединенных Штатах. – Прим. пер.), потом отверг их учение, но в колледже стал набожным мусульманином-суннитом, отрастил бороду, изменил рацион питания и стал юристом, работающим на благо социальной справедливости.
  «Хм, прощай, дом»
  
  Коллективные навязанные жизнетрясения – следующая по величине группа, хотя она и затронула менее 10 процентов опрошенных.
  
  Кейт Хог считала свою жизнь линейной и простой. Ее родители полюбили друг друга еще в свои школьные годы в Джоплине, штат Миссури. В восемь лет Кейт была футболисткой-сорванцом, а в десять начала участвовать в конкурсах красоты. В 13 лет она почувствовала призвание к пасторскому служению. «Я была пресвитерианкой с колыбели, и наш пастор побуждал нас прислушаться к Богу». Свою первую проповедь о любви она произнесла еще в средней школе.
  
  Кейт поступила в университет штата Миссури, где она отправляла обязанности священника университетского городка. В первую неделю своей студенческой жизни она познакомилась со своим будущим мужем. Они планировали пожениться на Рождество ее выпускного года. В то лето она жила дома, планировала свадьбу и работала волонтером в церкви. Утром в воскресенье, 22 мая, она проповедовала о необходимости быть открытым для перемен.
  
  В тот день Кейт вместе с родителями устроила просмотр всех фильмов о Гарри Поттере, как вдруг сработала сирена торнадо. «Идея всегда заключалась в том, что мой отец следит за погодой на улице, в то время как мы с мамой идем в подвал, который около трех футов высотой, выстлан гравием, там у нас есть детская кроватка и фонарик. Он также использовался как винный погреб моего отца, потому что он винодел».
  
  Однако на этот раз через несколько минут к ним присоединился ее отец. «Это был первый раз за мои 20 лет, когда он спустился вместе с нами в подвал, – рассказывает она. – Он принес два ведра из-под вина, и моя мама спрашивает: “Для чего они?” Он отвечает: “Наденьте их себе на голову”».
  
  Кейт удивилась, но сделала то, что он просил.
  
  «Через три минуты лампочки начинают мигать, и мы слышим звук, похожий на шум грузового поезда, – продолжает она. – Ничего громче этого я никогда не слышала. А потом разбитое стекло. Мой папа говорит: “Хм, прощай, дом”. Я сижу и не знаю, что делать, поэтому продолжаю молиться: “Боже, будь с нами. Сохрани нас”».
  
  К тому времени, как шум прекратился, рухнул водонагреватель, отрезав им путь к выходу. Из него выходил природный газ; выливалась вода. «Я с ужасом думала о вероятности умереть в этом пространстве, которое совсем недавно предоставило нам безопасное убежище, – вспоминает Кейт. – Мой отец говорит: “Мы пережили торнадо, так глупо мы не умрем”».
  
  В этот момент наверху появились соседи. «Они предположили, что все мертвы, потому что дом был разрушен до основания, – продолжает Кейт. – Он представлял собой груду развалин». Папа Кейт привязал куртку к отрезку трубы и размахивал ею, как флагом. «Это заметил мой 78-летний дедушка. Он подъехал так близко, как только смог, остановился в миле отсюда, а затем побежал туда, где мы были. Мой отец объяснил ему ситуацию и сказал: “У нас есть инструменты в гараже”. Дедушка осмотрелся и говорит: “У вас нет никаких инструментов”».
  
  Однако у одного из соседей они нашлись, и через три часа семью освободили. Они пережили самый разрушительный торнадо, обрушившийся на Соединенные Штаты за 70 лет, и седьмой по смертоносности в истории. 158 человек погибли; еще 1150 получили ранения. Ущерб достиг 2,8 миллиарда долларов.
  
  В последующее десятилетие Кейт стала одержима погодой, страдая от повторяющихся кошмаров и посттравматического стресса. Она использовала свое пасторское служение, чтобы превратить свой опыт в трогательные ритуалы, способные помочь другим людям адаптироваться к травме. Но в тот воскресный день ее волновало кое-что еще. Осмотрев разруху, поглотившую их изломанную жизнь и давно забытые воспоминания, Кейт остановила свой взгляд на дереве, которое все еще стояло на том месте, где раньше был их передний двор. На его ветвях – «о чудо из чудес!» – болталась вешалка. А на ней развевалось на ветру ее свадебное платье.
  
  На протяжении последних 40 лет социолог Глен Элдер в серии основополагающих книг описывал долгосрочное воздействие коллективных событий, таких как Великая депрессия и кризис фермерских хозяйств 1980-х годов. Мои данные показывают, что эти типы общих событий, возможно, больше не оказывают аналогичного воздействия на жизнь людей. Не исключено, что подобных событий становится все меньше или люди предпочитают считать свою жизнь уникальной и не подверженной таким же влияниям, как все остальные. Безусловно, наиболее частым коллективным навязанным событием, упоминаемым многими людьми, было 11 сентября, которое сыграло значительную роль в большом количестве жизненных событий – от смены профессии до расторжения брака. Другие включали Великую рецессию, движение за гражданские права, Вьетнам, #MeToo (Движение MeToo является общественным движением против сексуального насилия и сексуальных домогательств. – Прим. пер.) и, в случае Аллена Пика, представителя Республиканской партии от штата Джорджия, обнародование списка пользователей международного сайта знакомств для неверных жен и мужей Ashley Madison.
  
  Вот еще примеры коллективных навязанных событий, о которых я слышал:
  
  • Док Шеннон родился в том же городе штата Алабама, что и актер Джим Нэборс, сыгравший Гомера Пайла (Гомер Пайл – главное действующее лицо одноименного комедийного сериала, добродушный и невинный рядовой, чья наивность постоянно раздражает его инструктора по строевой подготовке сержанта Картера. – Прим. пер.), и стал сотрудником IRS (IRS – налоговая служба США. – Прим. пер.), пока его не призвали в армию и не отправили во Вьетнам, где он имел несчастье наблюдать, как два его товарища погибли в двойном убийстве из-за наркотиков. Он был настолько травмирован, что стал международным агентом по борьбе с наркотиками и посвятил остаток жизни возмездию за их смерть.
  
  • Гайла Пашалл бросила колледж в Сан-Антонио, чтобы заботиться о младшем брате, и стала биржевым брокером. Но когда в 1987 году обрушился фондовый рынок и она наблюдала, как взрослые мужчины плачут и испаряются целые состояния, то была так взволнована, что бросила это занятие, чтобы получить докторскую степень в области клинической психологии.
  
  • Наоми Кларк родилась в Сиэтле в мужском теле. Подростком она жила в Японии и начала задумываться о том, чтобы стать девушкой. Она подавляла эти чувства в течение многих лет, пока 11 сентября, находясь в нескольких кварталах от эпицентра обрушения, не осознала собственную смертность. «У меня есть всего одна жизнь, — подумала она. — Я лучше рискну всем, чем умру, не став собой. Вскоре после этого она начала осуществлять трансгендерный переход.
  «Я была самой настоящей корпоративной стервой»
  
  Самая малая группа жизнетрясений – коллективные добровольные, но все же они существуют.
  
  Во взрослой жизни Шеннон Уоттс отчетливо выделяются три этапа. Во-первых, ее приверженность себе. Она родилась в северной части штата Нью-Йорк. Ее мать никогда не училась в колледже, а отец работал в крупной компании. Она была трудным подростком с невыявленным расстройством обучения (Расстройство обучения – нарушение развития навыков чтения, письма и грамотности. – Прим. пер.). «Я была амбициозной и напористой, несмотря на то, что испытывала трудности в учебе, – рассказывает она. – И я была одержима Уотергейтом (Уотергейтский скандал – политический скандал в США 1972–1974 годов, закончившийся отставкой президента страны Ричарда Никсона. – Прим. пер.), из-за чего мне захотелось стать журналистом».
  
  Шеннон изучала журналистику в Университете Миссури, вышла замуж в 23 года, к 30 годам у нее было трое детей, и она стала энергичным руководителем направления корпоративных коммуникаций. «Я – типичный представитель человека типа А (Поведенческий тип А характеризуется тремя «А»: агрессивностью, амбициозностью, активностью в общественной жизни. Поведенческий тип Б характеризуется противоположными качествами: низкой агрессивностью, низкой амбициозностью, низкой активностью в общественной жизни. – Прим. пер.), и я занималась кризисными коммуникациями (Кризисные коммуникации – деятельность, направленная на установление результативных взаимодействий между организацией и общественностью с целью поддержания устойчивой репутации и минимизации репутационных рисков до, во время и после воздействия кризиса. – Прим. пер.), а это не просто работа с девяти до пяти, это целый день, все выходные, – продолжает она. – Я была настоящей корпоративной стервой. Я была очень талантлива и преуспевала в финансовом отношении, но это не приносило удовлетворения».
  
  Как и ее брак. И в классическом, добровольном личном жизнетрясении, в течение двух лет, на середине своего четвертого десятка она бросила работу, развелась и стала домохозяйкой. Через несколько лет она снова вышла замуж и стала мачехой еще двух дочерей. В те годы она была сосредоточена на семье, и это было совсем не просто. Она была любящей, слегка суматошной матерью; и преданной, участливой женой; и полной энтузиазма, слегка раздраженной общественницей. «Это была полная смена ролей, – продолжает она. – Я была основным кормильцем. Я старалась все это делать хорошо, но пролила много слез. Я не совсем понимала, что мне делать».
  
  Затем произошла стрельба в начальной школе Сэнди-Хук, в которой 28 человек погибли и двое получили ранения. Это была самая смертоносная стрельба в начальной школе в истории США.
  
  «Я помню, что была так расстроена и взволнована этими новостями, но одновременно опечалена и опустошена, – говорит Шеннон. – Я занималась на курсах подготовки учителей йоги – у меня это совершенно не шло – и я сказала мужу и падчерице на кухне: “Думаю, я открою страницу в Facebook* (см. Примечание на стр. 472)”. – Он ответил: “Ты уверена?” Полагаю, он почувствовал, что может из этого выйти».
  
  Он оказался прав. «К тому времени, когда я легла спать, – продолжает она, – я получала сообщения с угрозами и звонки от людей, увидевших мою информацию в интернете. Но мне также звонили женщины, которые были так возмущены, что говорили: “Знаете, я собираюсь составить об этом петицию”».
  
  Она назвала свою группу Moms Demand Action for Gun Sense in America («Матери за здравый смысл в отношении ношения оружия»). За несколько лет у нее появилось 5 миллионов волонтеров и 350 тысяч жертвователей. Менее чем за 10 лет она прошла путь от карьеры к семье и до создания общественного движения. Она быстро стала одним из самых заметных сторонников контроля за оружием в стране, что принесло ей широкое признание и влияние, но также и острое неприятие и боль от пропуска многих важных семейных событий. Корпоративная стерва стала «более вдумчивой, активисткой-крестоносцем и “той еще штучкой“».
  
  Тот факт, что добровольные коллективные жизнетрясения составляют такой небольшой процент (5 процентов), является еще одним свидетельством того, что в наши дни люди больше склонны зацикливаться на своих собственных жизненных историях, чем становиться частью более широких социальных повествований. Люди по-прежнему занимаются общественной деятельностью. Такие движения, как Black Lives Matter (BLM; англ.: «Жизни черных важны» – общественное движение, выступающее против расизма и насилия в отношении чернокожих, в особенности против полицейского насилия. – Прим. пер.), Lean In (Некоммерческая организация, предлагающая образовательные ресурсы и программы, поощряющие лидерство женщин. – Прим. пер.), в защиту межконфессиональных браков и «Чайная партия» («Чайная партия» призывает к снижению налогов и сокращению государственного долга Соединенных Штатов и дефицита федерального бюджета за счет сокращения государственных расходов – Прим. пер.), действительно возникли, но скорее в качестве разрушителей повседневной жизни, чем сногсшибательной перестройки человеческой жизни. Хорошо это или плохо, но мы живем в то время, когда большинство наших историй начинается с «я», а не с «мы».
  
  Вот еще несколько примеров добровольных коллективных жизнетрясений:
  
  • Энн Имиг была несостоявшейся актрисой музыкального театра и мамой-домохозяйкой из Мэдисона, штат Висконсин, как вдруг в одночасье стала одним из первых лидеров движения мамочек-блогеров. В поисках способа дать женщинам возможность высказаться она запустила ставший вирусным проект Listen to Your Mother, («Слушай свою маму») – общенациональную серию инсценированных чтений для матерей, чтобы они могли поделиться своим реальным жизненным опытом.
  
  • Даван Уильямс вырос без отца на улицах Филадельфии, впервые был арестован в 16 лет и заключен в тюрьму за вооруженное ограбление в 22 года. Отец троих детей, Даван записался в добровольную программу групповой терапии для отцов-заключенных под названием «Отцы и дети вместе». Этот опыт настолько изменил Давана, что после отбытия наказания он пошел работать в организацию, которая руководит этой программой.
  
  • Адам Фосс, ребенок жертвы изнасилования из Колумбии, ставший прокурором в Массачусетсе, был настолько встревожен тем, как его офис обращался с молодыми афроамериканскими преступниками, что бросил работу, чтобы присоединиться к массовому движению за реформу системы уголовного правосудия. Приглашенный Джоном Легендом для участия в его кампании «За свободу Америки», Адам выступил на TED Talk, подписал договор на издание своей книги и встретился с четырьмя президентами.
  Как разрушители превращаются в жизнетрясения
  
  Общее у этих различных жизненных историй, независимо от их классификации, заключается в том, что в них рассказывается о событии, эпизоде или моменте, меняющем все жизненные ориентиры человека. Однако с учетом того, что мы переживаем в течение нашей жизни около трех дюжин разрушителей, но только от трех до пяти жизнетрясений, стоит задаться вопросом: что же способствует тому, что обычное вторжение поднимается до уровня преобразования человеческой жизни? Я обнаружил три основных фактора.
  
  Первый – это время. Иногда разрушитель появляется в момент особой уязвимости, истощения или разочарования и дает достаточно искры, чтобы вызвать серьезные изменения. Дуэйн Хейнс был женат на своей школьной возлюбленной и занимался реабилитацией сексуальных преступников в Детройте, но когда его обошли с повышением по службе, он так разозлился, что изменил жене и разрушил свой брак. Ли Минц годами периодически сидела на диете, чтобы замаскировать неудовлетворенность жизнью, но пошатнувшееся здоровье подтолкнуло ее к решительным действиям, заставив сбросить 60 фунтов; это придало ей уверенности для того, чтобы развестись, сменить профессию и снова выйти замуж. Первый ребенок Келли Мильхейм мало что изменил; она приспособилась и продолжала работать аналитиком разведки. Но после трех выкидышей в попытке завести второго ребенка однажды утром на стоянке ЦРУ она расплакалась. «Я помню, как подумала: “Хорошо, Господи, я больше не могу этого терпеть. Я отдаю себя в твои руки”». Она присоединилась к группе по изучению Библии, забеременела, а затем бросила работу, чтобы заниматься тем, что так любила, – дрессировать собак-спасателей.
  
  Второй фактор заключается в том, что разрушитель попадает в конец длинной цепочки разрушителей; становится «последней каплей». Деб Копакен в течение некоторого времени переносила финансовые проблемы в семье и неудовлетворительное общение с мужем, пока у нее не возникла острая боль в животе, и ей потребовалась аппендэктомия. Когда ее коллега по телефону спросила, кто везет ее в больницу, она ответила: «Никто». – «А как насчет вашего мужа?» – «Мне никогда не приходило в голову ему позвонить», – сказала она. В следующем году они развелись. Ричард Сарват годами подавлял свою мечту стать стендап-комиком. Вместо этого он работал в выматывающей душу компании голосовой почты, чтобы потрафить своему строгому отцу – американцу индийского происхождения, пока не попал в аварию в Пуэрто-Рико и чуть не утонул. «Я не могу умереть, так и не выйдя на сцену», – подумал он. На следующей неделе он впервые выступил в клубе перед «открытым микрофоном» (его вступительная шутка: «О, ребята, вы можете представить Ганди инструктором по боксу?»), а в следующем году он переехал в Голливуд.
  
  Но третий фактор, благодаря которому отдельные разрушители превращаются в жизнетрясения, оказался для меня полной неожиданностью: похоже, что разрушители притягивают друг друга. Существует множество дестабилизирующих событий, которые в совокупности создают еще большую нестабильность. Вас только что уволили, а ваша теща заболевает раком; как только вы усомнились в своей вере, так тут же ваша машина разбивается всмятку, а у дочери обнаруживают анорексию. Я не знал, как назвать это явление, пока однажды не посмотрел отрывок из старого фильма, в котором одна ветхая шушлайка врезалась в другую, затем еще одна машина врезалась в обломки, а потом и еще одна. «Именно так все и происходит!» — подумал я.
  
  Это автокатастрофа.
  
  Как и в кино, бывает, что сталкиваются две машины: горе Эми Каннингем из-за смерти отца заставило ее бросить журналистику и стать владельцем похоронного бюро. Ян Бойер и его жена так сильно ссорились из-за того, как лечить от алкогольной и наркотической зависимости свою дочь-подростка, что это привело к распаду их брака. У Генри Ферриса в жизни было две аварии с участием двух автомобилей: в свои 20 с небольшим, он узнал, что ему требуется пересадка почки и что его жена беременна двойней. А когда ему было за 50, его уволили с должности книжного редактора сразу перед тем, как его жена ушла к другому мужчине.
  
  Бывают и ДТП с участием трех автомобилей: в течение шести месяцев Эмбер Александр потеряла своего парня в автокатастрофе, дедушку в результате инсульта и тетю от передозировки наркотиков. Айви Вульф Терк присматривала за своим отцом в больнице после обширного сердечного приступа и ухаживала за своей матерью, которая испытала сильное эмоциональное потрясение после того, как вернулась домой и обнаружила, что ее муж в приступе безумия очистил их дом от всего находящегося в нем имущества. Бобу Холлу было под 40, и он рисовал комиксы в Нью-Йорке. Когда его брак рухнул, он переехал домой, в Небраску, и узнал, что был усыновлен.
  
  Встречаются и множественные аварии, когда разбиваются четыре автомобиля и даже больше: Халика Баки, капеллан хосписа в Орегоне, пережила менопаузу, развелась, вернулась в колледж и устроилась на новую работу – и все это в течение нескольких лет. Эрик Смит, молодой священнослужитель из Вирджинии, проповедовал на похоронах своей матери, на похоронах отца, ушел из церкви, чтобы стать учителем в школе для детей с особыми потребностями, у него возникли суицидальные мысли, он пристрастился к обезболивающим и потерял 60 фунтов – и все это произошло в течение двух лет.
  
  Некоторые из этих совпадений случайны. Опасный диагноз, смерть, торнадо просто застают человека в момент слабости. Но я пришел к выводу, что большинство из них взаимосвязано. Это как если бы наша иммунная система уже была подорвана одним разрушителем, то, когда приходит еще один, два или три, весь наш организм оказывается охвачен инфекцией.
  
  Иногда мы даже инициируем автокатастрофу сами. Целых 10 лет Уилл Дана прожил в браке без любви и секса, когда потерял работу главного редактора Rolling Stone после того, как статья, опубликованная в журнале о скандале с изнасилованием в Университете Вирджинии, оказалась недостоверной. Через месяц он встретил женщину на конференции и закрутил то, что он назвал «безумным романом». «У меня вдруг возникла такая мысль: почему бы не взорвать все сразу?» Его брак наконец распался, а сын-подросток во всем обвинил его, что привело к болезненному отчуждению.
  
  Жизнетрясения бывают масштабными, хлопотными и часто неприглядными. Они приходят в неудобное время, которое обычно делает их еще более обременительными. Они собираются в единое целое. Но они также делают кое-что еще: они инициируют период саморефлексии и переоценки личности. Они приводят в движение серию последствий, которые ведут нас к пересмотру самой нашей идентичности. Они заставляют нас задаваться вопросом, к которому мы недостаточно часто прибегаем: что придает смысл моей жизни и как это влияет на историю моей жизни?
  Глава 4
  Азбука смысла
  Какова форма вашей жизни?
  
  В то время как главным обещанием линейной жизни была регулярность, конечным результатом нелинейной жизни является нерегулярность. Вместо того чтобы ставить галочки напротив заранее определенной серии жизненных событий, каждый из нас подвергается бомбардировке своей собственной уникальной, как отпечатки пальцев, системой взрывов, спадов, загогулин, восклицательных знаков, чудовищных кульбитов, хвостов удачи и любых других мыслимых жизненных окольных путей и поворотов.
  
  Важнейший побочный эффект всей этой нестабильности – тревога, базовое состояние ожидания и страха, сохраняющееся чувство беспокойства по поводу того, будет ли то, что грядет, хорошим или плохим. Как я попал в такую ситуацию? Почему я чувствую себя таким встревоженным? Что мне теперь делать? Как будто вся эта турбулентность порождает некое экзистенциальное волнение.
  
  В наши дни нам подбрасывают множество решений для такого состояния: работа, алкоголь, порно, марихуана, молитва, медитация, еда, физическая нагрузка. Многие из них какое-то время помогают; некоторым удается приносить результаты более длительное время. Но рано или поздно экзистенциальный кризис требует экзистенциального решения. Мы призваны ответить на главные вопросы жизни. Каким человеком я хочу быть? Какую историю хочу рассказать? Что придает моей жизни смысл?
  
  К счастью, растет объем информации, помогающей найти ответы на эти вопросы. Спустя столетие после того, как поиск смысла жизни катапультировался в центр современной мысли, мы пришли к более четкому пониманию того, что каждый из нас может сделать, чтобы уточнить наше определение того, что для нас наиболее важно. Спустя поколение после того, как важность повествовательной идентичности достигла сердцевины современной психологии, мы все больше осознаем, что у каждого из нас есть личная история или, точнее, набор личных историй, которые мы используем для улучшения своего благополучия.
  
  Но мои беседы предполагают, что существует связь между этими двумя направлениями мысли, которую мы, возможно, упустили из вида. Наши разнообразные источники смысла и многочисленные личные истории более согласованы, чем многие из нас полагают. Более того, эти смысловые блоки и разнообразные сюжетные линии также связаны с вопросом, возбуждавшим общественный интерес на протяжении тысячелетий: какая форма лучше всего отражает нашу жизнь? Поиск взаимосвязи между тем, что придает нашей жизни смысл, каким личным историям мы придаем особое значение в любой конкретный момент времени, и визуальным воплощением этих столпов идентичности стал сложной и в конечном итоге захватывающей частью проекта «История жизни».
  
  В этой главе я представлю наши результаты.
  «Именно этого и добиваются от вас коммунисты и евреи»
  
  Начнем с человека, имеющего нетрадиционную форму жизни.
  
  Кристиан Пиччолини родился в семье итальянских иммигрантов, которые переехали в Чикаго в середине 1960-х годов, открыли салон красоты и едва сводили концы с концами. «Они часто становились жертвами предубеждений», – рассказывает он. Кристиана отправили жить к бабушке и дедушке в пригород, где он чувствовал себя чужаком. «Я обретался в каморке в доме бабушки и дедушки, наблюдая через окно, как другие дети катаются на велосипедах, и мечтал к ним присоединиться. Я был одинок первые 14 лет своей жизни».
  
  Однажды, когда ему было 14 лет, Кристиан стоял в переулке и курил косяк. В этот момент мимо пролетела красивая спортивная машина, поднимая гравий и пыль. «Тут этот автомобиль с визгом останавливается передо мной, и из нее вылезает этот парень. У него бритая голова, красивые туфли. Он выхватывает косяк из моих губ, бьет меня по голове и говорит: “Именно этого и добиваются от вас коммунисты и евреи”».
  
  «Я был всего лишь ребенком, – продолжает Кристиан. – Я понятия не имел, кто, черт возьми, такие коммунисты или евреи. Но он сказал: “Ты итальянец. Твои предки были великими воинами, мыслителями и художниками. Это то, чем можно гордиться”». Внезапно мне захотелось быть таким же, как он. Похоже, у него было то, что я искал всю свою жизнь: сообщество».
  
  Этим человеком был 26-летний Кларк Мартелл, основатель чикагской группы скинхедов, одной из ведущих неонацистских групп в Соединенных Штатах. В одночасье Кристиан стал фанатиком. Он вытатуировал свое тело с головы до ног свастиками и нацистскими орлами; участвовал в нападениях банд на чернокожих и евреев; сформировал группу и писал полные ненависти тексты: «Холокост был гребаной ложью, потому что 6 миллионов евреев просто не могли умереть».
  
  «Впервые в жизни у меня появилась цель, – говорит он. – И этой целью было спасение мира. Я считал, что все, кто думает не так, как я, дураки и я несу их мертвый груз на своих плечах».
  
  Когда два года спустя Мартелла отправили в тюрьму, Кристиан стал лидером неонацистов Америки. Он открывал новые отделения от Миннеаполиса до Сан-Франциско. Обладая броской внешностью и талантом к вербовке, он стал международным лицом движения. В 17 лет он выступил на CNN.
  
  Когда ему исполнилось 19, Кристиан говорил перед четырьмя тысячами скинхедов в Германии. После этого они устроили массовые беспорядки. «Именно в этот момент я начал осознавать влияние моих текстов, – продолжает он. – Раньше мне никогда не приходило в голову, насколько я ответственен за идеи, которые вбрасываю в окружающий мир».
  
  В один из дней по возвращении в Чикаго Кристиан сидел в своем любимом ресторане «Макдональдс», когда туда зашли несколько черных подростков. «Я был агрессивен и сказал им, что это мой долбаный «Макдональдс» и что они не имеют права тут находиться». Кристиан и его друзья погнались за ними по улице. Один из подростков вытащил пистолет и начал стрелять, но пистолет заклинило. «Я принялся его избивать, – рассказывает Кристиан. – Я бил его по лицу; оно распухло и покрылось кровью. Он открыл один глаз, и я заглянул в него. И подумал: “На его месте мог бы быть мой брат, моя мать, мой отец”. Это был мой первый момент эмпатии».
  
  У Кристиана был магазин звукозаписи, специализировавшийся на расисткой музыке, пропагандирующей белый национализм, но также там продавался хип-хоп и панк. «Начали приходить афроамериканцы, евреи, геи. Поначалу я это не приветствовал, но с радостью получал их деньги. Они все продолжали возвращаться, и разговор становился все более личным».
  
  Примерно в то же время Кристиан влюбился. «Моя девушка ненавидела наше движение, – рассказывает он. – Мне пришлось умолять ее пойти со мной на свидание». Они поженились, и у них родился ребенок. «Я был в родильном отделении, впервые держал на руках своего сына, и он был таким невинным. Я понял, что им могут манипулировать, и возможно, и мной манипулировали тоже. Внезапно у меня появилась другая идентичность, другое сообщество, другая цель».
  
  Он начал выходить из движения. Закрыл свой музыкальный магазин. У него родился еще один сын. Его жене показалось, что он продвигается слишком медленно, поэтому она ушла от него, взяв с собой их мальчиков. К тому времени, как он покинул движение навсегда – через семь лет после того, как впервые в него вступил, – Кристиан потерял средства к существованию, свою семью, свое сообщество. Следующие пять лет он пребывал в депрессии, много пил, употреблял кокаин. Он редко выходил из дома, да и то лишь для того, чтобы повидаться с детьми.
  
  Наконец один из его друзей подтолкнул его подать заявление о приеме на работу в службу технической поддержки IBM. Это было до появления интернета, поэтому его личность было легче скрыть. Он получил работу. Его первым заданием было установить компьютеры в средней школе, из которой его дважды выгоняли. В последний раз, когда он там был, его вывели в наручниках и вынесли запретительный судебный приказ за нападение на афроамериканского охранника. В свой первый рабочий день он узнал этого охранника, мистера Холмса. Кристиан последовал за ним на стоянку и похлопал его по плечу.
  
  «Он повернулся, отступил на шаг, и на его лице отразился ужас. Все, что я мог сказать в тот момент, было: “Мне очень жаль”. Мы поговорили. В конце концов у меня нашлось еще несколько слов, и я объяснил ему, что мне пришлось пережить за последние пять лет, и он меня обнял. Он сказал, что простил меня, и попросил простить себя. И он побудил меня рассказать свою историю».
  
  Затем Кристиан принес IBM четверть миллиарда долларов в виде дохода с продаж. Женился на своей начальнице. Начал выступать с рассказами о своем прошлом. И в конце концов стал одним из учредителей организации под названием Life After Hate («Жизнь после ненависти»), которая помогает бывшим экстремистам, от сторонников превосходства белой расы до исламских фундаменталистов, покончить с насилием. «Все начинается с сострадания, – говорит он. – Все ищут сообщество близких по духу людей, и где-то на этом пути натыкаются на выбоины. Возможно, вы пережили травму, вас предали, или вы стали свидетелем самоубийства отца. Люди переносят страдания, но им часто бывает не с кем поделиться. А иногда они получают поддержку в довольно негативных местах. Моя работа – засыпать выбоины. Мой девиз: “Я лечу ребенка, а не монстра”».
  
  После стольких лет он все еще оставался тем же ранимым мальчиком, уставившимся в окно, жаждущим любви. И эта острая тоска по отношениям определяет то, кем он является. Когда я попросил его выбрать форму, олицетворяющую его жизнь, он выбрал чашу.
  
  «Чаша – это то место, куда люди могут вывернуть свою душу наизнанку. Ее можно наполнить своими мыслями, демонами и мечтами. Именно такое место я искал в детстве, сидя в каморке у бабушки и дедушки. И это место я предоставляю людям сегодня, когда держу их за руки и даю возможность почувствовать, что они в этом мире не одиноки».
  Стремление к смыслу
  
  Отцу современных поисков смысла жизни Виктору Франклу в 1909 году было четыре года, он жил в доме № 6 по улице Чернин в Вене, в нескольких кварталах от того места, где Иоганн Штраус сочинил свой знаменитый вальс «Голубой Дунай». Однажды ночью перед сном его пронзила безжалостная мысль: «Мне тоже суждено умереть». «Что беспокоило меня тогда, – писал он позднее, – как и на протяжении всей моей жизни, так это не страх смерти, а вопрос о том, может ли преходящая природа жизни разрушить ее смысл».
  
  Его ответ будет определять жизнь его и десятков миллионов других людей в грядущем столетии: «В некоторых отношениях именно смерть делает жизнь осмысленной».
  
  Вена была родиной смысла. Там Фрейд положил начало психотерапии; там родился Гитлер; там вырос Франкл и произвел переворот в «науке о душе» человека. В 16 лет Франкл прочитал свою первую лекцию «О смысле жизни». В 28 лет он основал «Третью венскую школу психотерапии». Его основная идея: мы не должны спрашивать, в чем смысл жизни, потому что спрашивают именно нас. Каждый из нас несет ответственность за то, чтобы найти свою собственную причину жить.
  
  Во многих отношениях Франкл ближе всех подошел к решению многовекового спора о том, что значит жить полноценной жизнью. Аристотель описал противоречие между гедонизмом (стремлением к счастью) и эвдемонией (поиском достоинства, подлинности и того, что позднее стало называться смыслом). Франкл был выдающимся современным поборником идеи о том, что поиск смысла является основной мотивацией людей и ключом к самому нашему выживанию.
  
  В 1941 году Франкл как раз заканчивал книгу, когда нацисты начали систематически реализовывать свой план «Окончательное решение еврейского вопроса». Как врач, Франкл мог получить разрешение на въезд в Соединенные Штаты, но ему была невыносима даже мысль о том, чтобы бросить родителей. Выйдя из посольства после получения визы, Франкл прикрыл еврейскую звезду на своем пальто (Желтая звезда или «знак позора» – особый отличительный знак, который по приказу нацистов должны были носить евреи на подконтрольной властям Германии территории в период Холокоста. – Прим. пер.) и нырнул в собор, молясь о знамении от Бога. Вернувшись домой, он застал отца в слезах, тот сидел и неотрывно смотрел на кусок мрамора, лежащий на кухонном столе.
  
  – Что это? – спросил Франкл.
  
  – Сегодня нацисты сожгли нашу синагогу, – ответил он. Кусок мрамора был тем, что осталось от Десяти заповедей над бимой (Бима – возвышение в центре синагоги для чтения Торы. – Прим. пер.).
  
  – Я даже могу сказать тебе, какая заповедь была на нем начертана, – сказал его отец. – Только в одной используются эти буквы.
  
  – И какая же? – спросил Франкл.
  
  – Почитай отца твоего и мать твою.
  
  Франкл тут же порвал свою визу. В следующем году всю семью депортировали в концлагерь, где отец Франкла умер у него на руках. Два года спустя Франкла, его жену и мать перевели в Освенцим. Их казнили в газовой камере. Франкла направили на каторжные работы, он спал на нарах и питался жалкими объедками. Однажды ночью он стал свидетелем того, как человеку приснился кошмар, но не спешил его будить. «Никакой сон, каким бы плохим он ни был, не может быть настолько ужасным, как реальность лагерной жизни».
  
  И все же, по его словам, именно стремление к смыслу позволило ему выжить. Франкл зашил единственный экземпляр своей рукописи в пиджак, но она была конфискована и уничтожена. По ночам он занимался тем, что повторял про себя отрывки из будущей книги. Когда его освободили в 1945 году, он сел и написал отчет о своем опыте. На это у него ушло девять дней. Сначала он написал его анонимно, но друзья убедили его указать свое имя.
  
  Книга была опубликована в 1946 году и мгновенно стала определяющей книгой века. Книга Man’s Search for Meaning (Виктор Франкл. Человек в поисках смысла. М. Прогресс, 1990) разлетелась тиражом более 12 миллионов экземпляров. Послание Франкла заключалось в том, что даже перед лицом невообразимо мрачной ситуации люди способны сохранять надежду. «Чтобы учиться, вам не обязательно страдать, но если вы не учитесь на страданиях… тогда ваша жизнь становится поистине бессмысленной». По его словам, главное – представить себе лучшие времена, чтобы появилась причина жить. Он цитирует Ницше: «Если у человека есть “зачем” жить, он может выдержать почти любое “как”».
  
  Книга Франкла увидела свет посреди тлеющих руин Хиросимы и Холокоста, во время того, что многие считали эпидемией бессмысленности. Франкл назвал это «болезнью века». Карл Юнг назвал это «недугом». «Бессмыслица препятствует полноте жизни, – писал Юнг. – Смысл многое – если не все – делает терпимым».
  
  С этой «нулевой отметки» («Нулевая отметка» – это выражение впервые было использовано в газете New York Times в 1946 году, чтобы описать разрушения в эпицентре ядерного взрыва. – Прим. пер.) начало расти современное стремление к смыслу, которое в конечном итоге расширилось, включив в себя философию, психологию и нейробиологию. Если симптомами бессмысленности были отчуждение и пустота, то бальзамом становились самореализация и поиск человеком смысла своей жизни. «Центральным понятием человеческой психологии является смысл», – писал Джером Брунер (Джером Сеймур – американский психолог и педагог, крупнейший специалист в области исследования когнитивных процессов. Президент Американской психологической ассоциации. – Прим. пер.). И главная задача каждого индивида – найти смысл своей собственной жизни. Единой формулы не существует.
  
  Но есть определенные ориентиры. 75 лет глубоких размышлений и исследований породили прочную совокупность идей о том, что значит жить осмысленной жизнью. На наших сеансах обработки информации мы сопоставляли эти идеи со словами, фразами и выражениями, которые люди чаще всего использовали в наших беседах. Затем мы сравнили полученные результаты с темами, выбранными ими для своей жизни.
  
  В конце концов мы определили три ключевых ингредиента хорошо сбалансированной жизни. Назовем их азбукой (AБВ) смысла. А – это свобода воли: автономия, независимость, творчество, мастерство; вера в то, что вы можете повлиять на мир вокруг вас. Б – принадлежность: отношения, сообщество, друзья, семья; люди, которые вас окружают и подпитывают. В – идеалы: призвание, миссия, направление, цель; трансцендентная устремленность за пределы себя, делающая нашу жизнь оправданной.
  
  Эти три основных понятия, какими бы мощными они ни были, не единственные средства, которые мы используем для того, чтобы жить в состоянии гармонии, внутреннего удовлетворения и радости. Они соотносятся с другим инструментарием: тремя направлениями нашей повествовательной идентичности. Первая – это наша «я»-история: та, в которой мы герои, деятели, творцы; мы проявляем свободу воли и в порядке вознаграждения ощущаем полноту жизни. Следом идет наша «мы»-история: та, где мы являемся частью сообщества, семьи, команды; мы принадлежим к группе и в результате чувствуем себя нужными. Третья – это наша «божественная» история: та, в которой мы служим идеалу, вере, правому делу; мы отдаем себя другим и, соответственно, чувствуем себя частью чего-то большего.
  
  Оказывается, внутри каждого из нас живут все эти три буквы смысла и все эти три личные истории. Более того, мы постоянно взвешиваем и заново оцениваем эти элементы в ответ на жизненные события. В этом смысле мы похожи на богиню правосудия с тремя весами вместо двух. Если наши источники смысла находятся в равновесии, наша жизнь протекает устойчиво. Если же они разбалансированы, наша жизнь лишена гармонии.
  
  Я узнал также кое-что еще: мы склонны ставить один из данных элементов выше других. У каждого из нас есть то, что мы можем считать своей базой, стержневым конструктом, как могли бы назвать это психологи. У одних людей на первом месте стоит А (свобода воли), у других Б (принадлежность), у третьих В (идеалы). У нас также имеется и второй приоритет, и третий. (Согласно этой модели я являюсь AБВ, а моя жена – ВAБ.)
  
  Есть еще один способ понять и визуализировать эти источники смысла. Это имеет отношение к последнему вопросу, который я задавал в каждом своем интервью.
  Формы нашей жизни
  
  Одна примечательная особенность науки о хаосе состоит в том, как исследователи, пытающиеся понять, как на самом деле устроен мир, продолжают возвращаться к формам. Посреди порядка они обнаружили хаос, но затем посреди хаоса они нашли порядок. Турбулентность воды порождает сложные омуты и водовороты; облака дрейфуют в виде волн, гряд и клубов; периметр страны сверху выглядит как знакомый контур, изображенный на карте, но чем ближе вы подходите, тем четче видите бесконечное множество выступов, изгибов, бухт и заливов. Хаос создал совершенно новый словарь форм, чтобы отразить эти явления: фракталы, перемежаемость, диффеоморфизмы свернутого полотенца, гладкие карты лапши, странные аттракторы, кривые изгибы, спиральные вихри, метавобуляция, походка пьяницы.
  
  Именно это увлечение формами в науке и вдохновило меня спрашивать людей, какая форма лучше всего отражает их жизнь. Самые первые ответы меня озадачили – казалось, что они слишком бессистемны. Они включали дом, пилу для валки деревьев, спираль, сердце, закат, извилистую дорогу, Бруклинский мост, круг и, согласно Брайану Вехту, самому настоящему исследователю хаоса, ответившему на мой вопрос еще до того, как он стал звездой YouTube, – многообразие Калаби-Яу. Это начинало напоминать бессмысленную игру на вечеринке.
  
  Тем не менее я продолжал задавать этот вопрос, отчасти потому, что ответы были такими яркими, но в большей степени по причине того, что то, как люди объясняли свои ответы, являлось крайне показательным. Было очевидно, что люди занимают непримиримые позиции и что их формы отражают нечто важное о том, как они себя воспринимают. Сравнивая свою жизнь с диаграммой фондового рынка, или сердцем, или Иисусом на кресте, вы сообщаете что-то существенное о том, что имеет для вас наибольшее значение.
  
  Но что конкретно содержится в этих посланиях? Последнее, что я хотел бы сделать, – это освободить людей от ограничивающих рамок прошлого лишь для того, чтобы надеть им на глаза новые шоры. Но в условиях, когда преобладающие формы прошлого (ранее царившие циклы, лестницы и стрелы прогресса) устарели, выяснение того, могут ли им на смену прийти некие новые модели, представляется целесообразным. Эти формы указывают на приоритеты, которыми люди дорожат больше всего.
  
  По сути, все формы можно разделить на три категории. Первая включает в себя формы, отражающие нечто вроде траектории. Эта группа людей характеризовала свою жизнь как движение во времени, подъемы и падения, обычно в ответ на их личный успех или неудачу. Я бы и сам выбрал эту форму, и она была самой популярной. Примеры включают реку, извилистую дорогу, зигзаг, горный хребет. Из-за линейного характера этой категории я помечаю ее линиями.
  
  Какой бы очевидной ни казалась эта форма (особенно для тех, кто ее выбрал!), эта категория отнюдь не единственная. Вторая группа состоит из форм, имеющих объемно-пространственный характер. Эти формы замкнуты; у них есть границы, очертания, стены или другие конструктивные особенности, способствующие тому, чтобы хранить предметы, обычно любимые. Эту категорию выбрали двое из пяти. Примеры включают сердце, дом, корзину и, как в случае Кристиана Пиччолини, чашу. Учитывая то, как эти формы предполагают объединение людей, я обозначил эту группу кругами.
  
  
  Последняя группа включает в себя формы в виде определенных предметов. Для выбравших эту категорию людей форма означает символ, образ и, если хотите, логотип, представляющий собой руководящий принцип или цель их жизни. В этом лагере оказались трое из десяти, включая мою жену, которая управляет глобальной некоммерческой организацией по поддержке высокоэффективных предпринимателей; она выбрала лампочку, отдавая дань своему интересу к новым идеям и открытиям. Другие примеры включают глобус, крест, знак бесконечности, бабочку. Учитывая вдохновляющее качество этих предметов и то, что люди воспринимают их в качестве путеводной звезды, я называю эту категорию звездами.
  
  Как оказалось, эти группы хорошо соответствуют азбуке смысла и трем основным историям, которые мы рассказываем о себе. Те, кто выбрал линии, как правило, больше сосредоточены на свободе воли; они в большей степени ориентированы на работу и достижения. «Я»-история для них превыше всего. Те, кто выбрал круги, по большей части сосредоточены на принадлежности; они больше ориентированы на отношения. Первое место у них отведено «мы»-истории. У тех, кто выбрал звезды, чаще всего в приоритете стремление к идеалам; они больше ориентированы на свои убеждения, спасение мира или служение людям. Для них важнее всего «божественная» история.
  
  Наглядная демонстрация слов, которые люди из каждой категории используют для описания своей жизни, представлена иллюстрацией на предыдущей странице.
  
  Тот факт, что человек выбирает одну форму, вовсе не означает, что он не ценит другие. У всех нас есть множество источников идентичности. Я считаю, что это говорит о том, что в определенные периоды нашей жизни мы выдвигаем на первый план одну из этих форм. Мы все знакомы с этой идеей. Все мы знаем людей, строящих свою идентичность вокруг своей работы, или таких, кто жертвует своими амбициями ради воспитания детей или ухода за больным родственником, или тех, которые отказываются от карьеры с высокой финансовой отдачей в пользу преподавания в школе, распространения Евангелия или спасения окружающей среды.
  
  Я считаю, что мы еще не до конца осознали то, что, делая конкретный выбор, мы уделяем приоритетное внимание определенному столпу смысла, придаем особое значение особой личной истории и превозносим соответствующую форму жизни. Вместо одного-единственного определения осмысленной жизни, которую нас всех учили ожидать, теперь у нас есть множество определений.
  
  Давайте же подробнее рассмотрим эти различные аспекты смысла и то, как люди расставляют между ними приоритеты.
  А – свобода воли
  
  Деб Копакен выросла в Потомаке, штат Мэриленд, в разноуровневом доме в стиле ранчо в точности как у семейки Брейди («Семейка Брейди», англ.: The Brady Bunch – американский комедийный телесериал, транслировавшийся на канале ABC с 1969 по 1974 год. – Прим. пер.), который был пронизан напряжением. «Все там ходили по струнке и не было никакого выхода», – рассказывает она. В 14 лет она садилась за руль машины своих родителей, просто чтобы уехать подальше; в 17 лет сбежала в Японию, преподавала английский язык и продала свою первую журналистскую работу журналу Seventeen. «Я подумала: “Черт возьми, я могу это делать. Могу путешествовать, могу продавать статьи, и могу найти кого-то, кто за это заплатит”».
  
  Она вернулась домой, закрутила роман с парнем с обложки интернет-издания Tiger Beat и поступила в Гарвард, где эксперименты с ЛСД открыли ей новые миры. «Я наконец-то поняла, кто я такая, – продолжает она. – И я хотела изучать этого человека, а не ту, какой меня хотели видеть другие». Она отказалась от своей благоразумной специальности в пользу фотографии и направила свой гнев от пережитой попытки изнасилования в смелую, отважную работу, рискуя отправляться в опасные районы и снимать полные сурового реализма портреты. «Я чувствовала себя добычей, – говорит она, – поэтому стала охотницей».
  
  И она серьезно увлеклась. Она переехала в Париж и стала военным фотографом: Израиль, Афганистан, Зимбабве, Румыния. «Моя жизнь уже была войной, потому что я женщина в этом мире, – рассказывает она. – Так почему бы не отправиться на реальную войну? Мне пришлось проявлять инициативу».
  
  Но через семь лет ей надоели секс без любви и неистовые домогательства. Лежа лицом в грязи в Москве, пока над головой свистели пули во время попытки переворота (той самой, в результате которой Лев Свиридов оказался бездомным на Манхэттене), она поняла, что хочет со всем этим покончить. Она вышла замуж, переехала в Нью-Йорк и родила троих детей. Даже тогда она была основным кормильцем. Когда через 15 лет ее семейная жизнь пошла прахом, именно она стала инициатором развода. «Я достигла точки, когда просто не могла жить в отношениях, не предлагавших любви взамен на любовь, которую я в них вкладывала». На нее обрушился целый поток проблем со здоровьем: рак груди, гистерэктомия, больное сердце; она закрутила полугодовой роман с молодым любовником и снова с успехом перенесла свой гнев в искусство – фотографию, прозу, живопись.
  
  Деб мечтала о кругах – она все еще тосковала по серьезным отношениям, – но в основе своей она была линией. «Я представляю себе лист миллиметровой бумаги: бывают хорошие и плохие времена, синусоидальная волна идет вверх, вниз и вверх».
  
  Свобода воли – первая и, возможно, даже самая важная составляющая осмысленной жизни. «В основе американской мечты лежит вера в индивидуальную свободу воли», – пишет историк Стивен Минц. Добрая половина людей, с которыми я беседовал, выбрали форму, указывающую на то, что они отдают предпочтение этой категории. Эти цифры отражают небольшой гендерный разрыв: 51 процент мужчин и 47 процентов женщин.
  
  
  Психолог Бессель ван дер Колк определяет свободу воли как «чувство ответственности за свою жизнь: понимание своего положения, веру в то, что вы имеете право голоса в том, что с вами происходит, знание того, что у вас есть определенная способность формировать свои обстоятельства». Доказано, что люди, демонстрирующие свободу воли, являются более счастливыми и здоровыми, а также имеют более высокое качество жизни.
  
  Свобода воли настолько важна, что даже простое убеждение себя в том, что она у вас есть, может улучшить вашу жизнь. Простое понимание проблемы, даже если вы ничего не можете с ней поделать, создает у вас чувство контроля. Заставляя себя понимать, что с вами происходит, вы в конечном счете это принимаете. Вы становитесь деятелем в собственном смыслообразовании. Как человеку, тоже относящемуся к этой категории, мне это знакомо. Всякий раз, когда я сталкивался с кризисом, будь то осложненная беременность жены или моя собственная опасная разновидность рака, я начинал планировать, исследовать, описывать.
  
  Работа – самая важная область, в которой люди выражают свободу воли. Как и Деб, знакомые мне люди-«линии» обычно определяются их работой: они строители, творцы, деятели, «люди действия», как сказал Аристотель. Этот вывод подтверждается множеством современных исследований. Сотрудники, считающие, что у них больше автономии и контроля, работают с большим рвением и сосредоточенностью. Работники, имеющие возможность украсить собственное рабочее место, более счастливы и продуктивны. Исполнители, которым предоставлено больше свободы в планировании своего рабочего времени, с большей вероятностью согласятся на работу и с меньшей вероятностью уволятся.
  
  Но свобода воли не ограничивается работой. В 1950-х годах компания General Mills обнаружила, что их слишком легкая в приготовлении порошкообразная смесь для торта лишает домашних поваров энтузиазма. Команда психологов обнаружила, что требование к домохозяйкам добавить к смеси одно яйцо создает у них ощущение успешно завершенного дела. Дэн Ариэли и его коллеги наблюдали то же самое с мебелью IKEA: сборка товара доставляла людям большее чувство удовлетворения. Жители домов престарелых, которым предоставляется даже малая толика свободы действий, например уход за растением, становятся более счастливыми и здоровыми и живут дольше.
  
  От работы до дома свобода воли является доминирующим источником смысла для тех, кто видит свою жизнь в некой линейной форме «вверх и вниз», колеблющемся личном повествовании.
  
  Это такие люди, как Генри Феррис, который сбежал из проблемной семьи в Джорджии, пережил пересадку почки и стал элитным редактором книжного издательства в Нью-Йорке – он редактировал книгу Барака Обамы Dreams from My Father («Мечты моего отца»), – а затем в течение одного года потерял работу и пережил развод. «Я смотрю на свою жизнь повествовательно, как на линию со спадами и подъемами».
  
  Как Антонио Грана, дитя гей-рейв-культуры из Сан-Франциско (Рейв – масштабная танцевальная вечеринка под электронную музыку. – Прим. пер.), который пострадал от абьюзивного любовника-алкоголика, вступил в программу «12 шагов», женился на женщине, а затем основал ИТ-компанию. Форма его жизни – детская игра «горки и лесенки». «Вы должны принять тот факт, что в вашей жизни случаются знаки препинания, а затем откатиться назад и пойти другим путем».
  
  Такие, как Джон Эвенхейс, топ-менеджер компании IBM из Сан-Франциско, который после того, как вместе со своей женой вырастил детей в сообществе с высоким уровнем стресса, предложил им сменить городской образ жизни на загородный. После этого они переехали на окраину национального парка Глейшер в Монтане, где он работает удаленно, и все они каждые выходные проводят на природе. Он сказал, что его жизнь – это хоккейная клюшка. «Все шло хорошо, как вдруг – вжик! – и все в одночасье изменилось и стало просто феноменальным».
  
  И Серена Стир, которая после самоубийства мужа осталась с тремя детьми младше восьми лет, но впоследствии получила ученую степень в области психологии и права, написала несколько детективных романов и стала судебным медиатором. «Моя жизнь подобна волнам в океане. Бывают бурные времена, бывают спокойные, но в целом красиво».
  
  Люди свободы воли свирепы и решительны, им нравится все контролировать. У них есть четкое представление о своей «я»-истории. Но они не всегда должным образом сосредоточены на своих отношениях – это отличительная особенность второй группы людей.
  Б – принадлежность
  
  У Мишель Сваим никогда не было семьи. Отец их покинул, когда ее мать была беременна; мать не проявляла к ней особого интереса. Выросшая в Массачусетсе, Мишель иногда часами ждала, чтобы ее забрали из школы. «Я думаю, это во многом определило мою жизнь, из-за чего я рано выскочила замуж и не стала полноценной личностью».
  
  Мишель познакомилась со своим будущим мужем Дэйвом, когда ей было 15. «Думаю, я просто искала родителя, потому что у меня никогда не было отца, – рассказывает она. – Он определенно был героем наших отношений». Они вместе учились в Университете Уильяма и Мэри и поженились, когда Мишель исполнился 21 год. «Моя мама не разговаривала со мной на свадьбе, потому что не хотела меня терять, – продолжает Мишель. – Кроме того, мне с большим трудом давалась близость. Медовый месяц был ужасным».
  
  В течение следующего десятилетия карьера Дэйва пошла вверх: он стал старшим пастором быстрорастущей церкви за пределами Бостона. Тем временем Мишель полностью зациклилась на себе. Она стала одержима бегом и страдала анорексией. Девять лет она почти ничего не ела. «Когда у вас нет возможности общаться с людьми и вы стыдитесь себя, ваша власть распространяется только на ваше собственное тело. Я не могла высказывать свою точку зрения, поэтому это был мой единственный способ себя контролировать».
  
  Она съедала половину яблока в день.
  
  Анорексия Мишель также сделала ее бесплодной. В течение семи лет она пыталась забеременеть, но безуспешно. Однажды она поскользнулась на льду во время бега, взлетела в воздух и приземлилась на спину. В больнице ей явился Господь. «Я сделал это с тобой», – сказал Он. На следующий день пришел муж и сказал, что у него тоже было видение: «Он сказал мне, что сделал это с тобой с определенной целью». В этот момент – заплаканные и наконец единодушные – они приняли решение изменить свою жизнь.
  
  В следующем году они усыновили мальчика из Кореи. В течение десятилетия они усыновили еще десять детей. В конечном итоге они воспитывали восьмерых мальчиков и трех девочек. Некоторые были американцами, другие – беженцами. Они были черными, белыми, коричневыми, угандийцами, ирландцами, мексиканцами. Девочка, часами ожидавшая, пока мама заберет ее из школы, теперь ездит в школу и обратно по три часа в день.
  
  Форма ее жизни: помятый минивэн. Именно этот предмет лучше всего воплощает собой ее жизнь в качестве мамы.
  
  «В детстве я чувствовала себя одинокой, и это было большим движущим фактором в моей жизни. Все, что я когда-либо хотела, – это чувствовать себя любимой, и все, что я хочу сегодня, – это чтобы эти дети чувствовали, что их любят».
  
  Принадлежность – чувство, возникающее в результате развития и поддержания близких личных отношений, – является столпом смысла, что самым наглядным образом подтверждается недавними исследованиями. В одном опросе о том, что придает смысл нашей жизни, 89 процентов респондентов указали межличностные отношения. 80-летнее стэнфордское исследование 1500 школьников показало, что люди с более глубокими социальными связями живут дольше. Джордж Вайллант, руководивший 70-летним гарвардским исследованием 268 мужчин (в котором участвовал Джон Ф. Кеннеди), пришел к выводу: «Единственное, что действительно имеет значение в жизни, – это ваши отношения с другими людьми».
  
  В моих беседах каждый пятый выбрал форму, отражающую важность, которую они придают принадлежности. И здесь присутствует большой гендерный разрыв: 61 процент женщин и 39 процентов мужчин.
  
  
  Причина, по которой принадлежность необычайно важна для смысла, заключается в том, что наш мозг – это орган, являющийся порождением культуры. Сущность человеческого бытия – это общие эмоции, связи и идеи. Результаты полученных за десятилетия исследований показывают, что позитивные социальные взаимодействия между людьми улучшают психическое и физическое здоровье. Больные раком лучше чувствуют себя в сообществах поддерживающих их людей, равно как и лица, ухаживающие за пациентами с болезнью Альцгеймера, алкоголики, жертвы травм и пациенты с посттравматическим стрессовым расстройством. Дети, пережившие «Лондонский блиц» («Лондонский блиц» – бомбардировки Лондона немецкой авиацией в течение 57 ночей подряд во время Второй мировой войны. – Прим. пер.) вместе со своими родителями, достигли большего успеха в жизни, чем те, кого эвакуировали в сельскую местность.
  
  Ощущение принадлежности создают не только семья и группы поддержки. Это чувство могут порождать соседство, страна или даже работа. Люди с крепкими связями на рабочем месте более открыты для развития, являются отличными товарищами и легче приспосабливаются к новым условиям. К тому же они быстрее продвигаются по службе. Новые сотрудники, которых тепло принимают в первый же рабочий день, спустя девять месяцев становятся более продуктивными. Работники, формирующие доверительные отношения со своими руководителями, более конструктивно относятся к критическим замечаниям. Сослуживцы, устанавливающие более тесные взаимоотношения со своими коллегами, в своих электронных письмах местоимение «мы» используют чаще, чем «я»; те же, кого увольняют чаще, реже пользуются местоимением «мы».
  
  Принадлежность для многих является определяющим чувством.
  
  Например, для таких людей, как Эллен Шафер, которая выросла на ферме в Северной Дакоте, переехала в большой город, где работала в Target и General Mills. Когда ее муж потерял работу, она вернулась в Fargo, чтобы быть ближе к семье, и построила сообщество близких по духу людей вокруг клуба ежемесячных ужинов. «Моя жизнь – одна из тех форм, которые вы создаете с помощью спирографа, когда помещаете ручку в кружок и она превращается в цветок. Она совсем не линия – как это было бы скучно!»
  
  Как Джен Девор, звездная спортсменка из Сиэтла, которая познакомилась со своим мужем в Йельском университете и стала энергичным руководителем в газете Los Angeles Times, но бросила работу, чтобы воспитывать троих мальчиков, поддерживать мужа и изучать происхождение своей семьи. Форма ее жизни – дом. «Я надеюсь, что оказала влияние на свое сообщество и несла в мир добро, но в конечном итоге я хочу приносить пользу своей семье».
  
  Как Лиза Хеффернан, внучка русских беженцев от Холокоста, которая отвернулась от своих родителей в 17 лет, вырастила двоих сыновей, а затем так беспокоилась о том, что они ее бросят, что стала соучредителем популярной группы в Facebook* (см. Примечание на стр. 472) для родителей с синдромом «опустевшего гнезда». «Вся моя миссия заключалась в том, чтобы создать семейное древо. У нас с мужем были ненадежные родители, поэтому мы сосредоточились на том, чтобы наши дети всегда могли на нас опереться».
  
  И Эмбер Александер, которая выросла в дружном трейлерном парке в Гэри, штат Индиана, в возрасте 20 лет тяжело перенесла смерть троих своих близких, возглавила местное отделение YMCA (YMCA, «Юношеская христианская ассоциация» – молодежная волонтерская организация. – Прим. пер.), а затем была совершенно раздавлена опухолью мозга у своего двухлетнего сына. «Я вижу свою жизнь как сердце, потому что Бог благословил меня любовью, даже несмотря на всю мою боль и испытания».
  
  Любовь – доминирующее чувство тех, кто ставит отношения во главу угла своей жизни. Люди, выбравшие форму круга, в наибольшей степени (по сравнению с людьми линий и звезд, с которыми я беседовал) обладают душевным покоем. Их «мы»-истории > их «я»-историй. Но они не самые страстные. Это характерная особенность третьей группы.
  В – идеалы
  
  Тами Троттье выросла в индейской резервации Черепашьей горы на границе Северной Дакоты с Канадой. Младшая из четырех сестер, посещавших католические школы, она была мучительно застенчивой. «Застенчивость была ужасно изнурительной, мое лицо, моя челюсть, мой рот открывался, но я не могла говорить. Сестры не хотели меня никуда с собой брать: “С ней стыда не оберешься!”»
  
  Тами единственная из сестер отказалась работать в семейном продуктовом магазине. Вместо этого она поступила в Государственный университет Майнота, где изучала журналистику. Она также начала интересоваться культурным наследием своего народа, от которого, как ей казалось, она была оторвана в резервации. Она ходила в традиционные индейские парильни, начала танцевать, взяла оджибвийское имя – Женщина Красного Ветра. «Все дело в развитии отношений с другими коренными народами, – рассказывает она. – Наша травма заключается в том, что на нас напали».
  
  Основываясь на этом интересе к травме, она получила докторскую степень по клинической психологии. «Я всегда хотела быть врачом, – говорит она. – Я хотела, чтобы нашим людям было чем гордиться». Она вышла замуж за члена своего племени, родила ребенка и пыталась зачать другого. Но возникли проблемы. В окружении белых мужчин на работе она начала испытывать неуверенность в себе. У нее было две неудачных беременности. «Два года я жила в тоске и тревоге. Я похудела на 60 фунтов. Я была тенью человека».
  
  Затем ее озарило: западная медицина никогда ее не вылечит. Она погрузилась в местные оздоровительные практики, изучала целебные силы животных и получила новый объем знаний, который она назвала «Черепашья медицина». «Однажды я вскочила и объявила: “Я собираюсь учить людей исцелять самих себя”».
  
  Она переехала с семьей обратно в резервацию и основала клинику для женщин и девочек. Это первая клиника на землях коренных народов, полностью управляемая женщинами. «Люди спрашивали: “Сможете ли вы это сделать? Справитесь ли с финансовой точки зрения?” Я никогда не сомневалась, потому что есть разница между профессией и призванием. Однажды открыв, что мне следует делать, я поняла, что ничто не сможет меня остановить».
  
  Форма жизни Тами отражает ее страсть – это панцирь черепахи.
  
  «Как и черепаха, я поняла, что временами вам нужно укрываться в своем панцире, чтобы себя защитить, но вы не можете жить в нем постоянно. У вас должна быть цель. Моя – это осознанность, жизнь в медленном и стабильном темпе и забота не только о своем панцире, но также и о моих людях».
  
  Наличие идеала, «божественной» истории, – это третий основной столп жизни, полной смысла. Идеал – это нечто, во что вы верите, нечто большее, чем вы сами. Это служение Богу, экологически ответственное поведение, наставничество, марши протеста, забота о ближних, пропагандистская деятельность. Стремление к идеалу делает вашу жизнь осмысленной и воспитывает чувство самопожертвования. И это приносит человеку пользу: те, кто занимается добровольческой деятельностью, чувствуют себя счастливее и живут дольше.
  
  Но это также и сложно. Четверо из десяти утверждают, что у них нет идеалов. Одна из причин может заключаться в том, что источники идеалов меняются. Чем реже мы черпаем их в религии, тем чаще ищем в работе. Но только треть из нас говорит, что труд наполняет их жизнь смыслом. Эти люди в основном выполняют работу, которая уменьшает страдания, улучшает мир или доставляет удовольствие. В известном исследовании Джейн Даттон и ее коллеги обнаружили, что даже люди, выполняющие самую «грязную» работу в больнице, например меняющие подкладные судна, могут извлечь из своей работы глубокий смысл, если верят, что улучшают жизнь пациентов.
  
  Забота о ближнем – еще одна сфера, приближающая многих людей к их идеалу. Помощь нуждающимся ведет к улучшению здоровья и благополучия не только тех, кто получает помощь, но и тех, кто ее оказывает. Пациенты больницы, помогающие новичкам, у которых только что диагностировали заболевание, сами быстрее выздоравливают.
  
  То же самое относится и к неизлечимым больным. По мере того, как болезнь моего отца прогрессировала, он все чаще обращал внимание на то, как тяжело приходится моей маме. Когда я заболел раком, я создал «Совет отцов» для своих дочерей. Опять же, хотя я и не понимал этого в то время, теперь я вижу, как это способствовало всем трем основам смысла: свободе воли («Я что-то делаю!»), принадлежности («Я углубляю связи между моей семьей и моими друзьями») и идеалам («Я помогаю дочерям преодолеть их боль»).
  
  Идеалы были основным источником смысла и доминирующей формой для трех из десяти моих собеседников.
  
  Это люди, подобные Брин Энтеркин, которая собрала 34 тысячи долларов на строительство школы для девочек в Камбодже, еще учась в старших классах; переехала в Уганду в возрасте 20 лет, чтобы работать над проблемой недоедания; а затем продолжила обучение социальных предпринимателей по всему миру. Форма ее жизни – спираль Фибоначчи (Спираль Фибоначчи – это последовательность соединенных четвертей окружностей, вписанных внутри массивов квадратов. – Прим. пер.). «Я вижу свою жизнь как любовь к людям, которая начиналась с малого, но постепенно расширяется, чтобы служить все большему и большему числу людей».
  
  Это Вали Али, который родился евреем по имени Мелвин Мейер в Старквилле, штат Миссисипи, во время учебы в Университете Алабамы сжег крест на лужайке перед своим домом в поддержку интеграции, был помещен в психиатрическое учреждение после заигрываний с ЛСД, а затем принял ислам и стал суфийским мастером. Его форма – крылатое сердце суфийского ордена.
  
  Дейзи Хан, которая родилась в традиционной мусульманской семье в Пакистане с ограниченной свободой для девочек, посещала школу на Лонг-Айленде, работала на Уолл-стрит, а затем вышла замуж за либерального имама и открыла некоммерческую организацию по распространению идей гендерного равенства в мусульманском мире. Форма ее жизни – боксерские перчатки. «Я боец. Я всегда раздвигала границы. И я собираюсь взять эти перчатки и передать их следующему поколению, которое будет в них нуждаться».
  
  И Джейсон Дойг, ямайская звезда НХЛ, который вышел на пенсию с избыточным весом и в бедственном положении, стал веганом, выдержал сахарную детоксикацию и стал проповедником здорового образа жизни. Форма его жизни – тор. «Это источник энергии в форме пончика, который находится в постоянном движении».
  
  Спустя столетие после того, как Виктор Франкл впервые возложил на каждого из нас бремя определения того, что придает смысл нашей жизни, мы располагаем большим инструментарием, чем когда-либо, чтобы ответить на этот призыв. У нас есть три основных рычага, которыми мы можем воспользоваться: свобода воли, принадлежность и идеалы. У нас есть три основных истории, которые мы можем рассказать: наши «я»-история, «мы»-история и «божественная» история. У нас есть три преобладающие формы жизни, из которых мы можем выбирать: линии, круги и звезды. И время от времени, если наша жизнь меняет свою траекторию, мы можем пересматривать свои приоритеты по собственному усмотрению. Я называю этот процесс сменой формы, и это мощный способ создания смысла во времена личных изменений.
  Глава 5
  Восстановление баланса
  Как мы создаем смысл во времена перемен
  
  Смысл, который мы придаем нашей жизни, не является статичным или стабильным. Он пульсирует, колеблется и время от времени испаряется. Это ощущение потери ориентации часто возникает после землетрясения. Я думаю об этих моментах как о смысловом вакууме, когда из нашей жизни воздух высасывается, а прежний баланс стремлений, дающих нам свободу воли, чувство принадлежности и идеалы, начисто стирается. Далее следует серия сейсмических ударов, «волновой эффект» первоначального толчка, который часто вызывает страх и замешательство, но может быть и признаком выздоровления.
  
  Затем наступает период смены формы.
  «Итак, меня уволили»
  
  Джейми Левин вспоминает свое детство в Вустере, штат Массачусетс, как время блаженства. «Ни развода, ни умирающих родственников. Я был так беззаботен», – рассказывает он. Конечно, возникали и острые ситуации. Мельница его отца обанкротилась, и отцу пришлось заново воссоздавать себя в качестве цветовода. «Это напугало меня в плане денег и породило стремление к финансовой безопасности», – говорит Джейми. Но это не пустило его жизнь под откос. Высокий, красивый и амбициозный, Джейми хорошо учился в школе, активно участвовал во внеклассных занятиях. Он рассчитывал поступить в Гарвард.
  
  Его не приняли. «И тогда я, помню, в первый раз с волнением подумал: “Черт, я не получил того, чего хотел. Мне лучше перегруппироваться и понять, кем я хочу быть”». Он решил, что хочет быть сверхбогатым. Он поступил в Университет Брандейса на специальность «экономика» и проучился семестр в Лондонской школе экономики.
  
  «Я хотел быть Алексом П. Китоном (Алекс П. Китон – главный герой телесериала Family Ties, «Семейные узы». – Прим. пер.), – продолжает он. – Я был ребенком эпохи Рейгана, вырос на комиксах про Богатенького Ричи. В то время был популярен телесериал “Закон и порядок”, где все богаты и имеют отличные машины. Не думаю, что я был чрезмерно зациклен на деньгах, полагаю, это было всеобщим стремлением в то время. 80-е годы – золотое время дискотек. Но деньги для меня были очень важны».
  
  – Ты был придурком?
  
  – Да, думаю, что был, – ответил он. – Я совершенно не обладал самосознанием.
  
  Джейми получил степень магистра делового администрирования в Уортонской школе бизнеса и попытался устроиться на работу в сфере инвестиционного банкинга в Goldman Sachs. «Все в моей группе хотели получить эту работу, – вспоминает он. – Это была вершина. Элита. Просто чума». Его приняли. «Это был мой входной билет, – продолжает он. – Это стало своего рода искуплением за то, что случилось с моим отцом, и за то, что меня не приняли в Гарвард».
  
  Он с головой погрузился в работу, трудился не покладая рук, начал подниматься по карьерной лестнице. «Я выпил свой “Кул-Эйд” до последней капли (Отсылка к массовому самоубийству сторонников деструктивной секты в Джонстауне, слепо веривших своему лидеру и по его приказу выпивших отравленный фруктовый напиток. – Прим. пер.), – говорит он. – Я был счастлив оказаться на беговой дорожке, и если бы кто-то просто переключил режим, я бы побежал еще быстрее». Он переехал в Лондон, женился на младшем партнере Ребекке. Она забеременела, и они купили дорогой дом в Челси. «Жизнь продолжала следовать по восходящей траектории», – рассказывает он.
  
  Джейми воплощал собой чистую линию – свобода воли сделала его тем, кем он был.
  
  Затем на восьмой неделе беременности Джейми и Ребекка отправились делать ультразвуковое сканирование плода. У их ребенка была обнаружена расщелина в стенке брюшины, из-за чего кишечник выпал в плодный пузырь. «Этот дефект не являлся такой уж редкостью, и с высокой долей вероятности поддавался лечению хирургическим путем, – рассказывает Джейми. – Но наша ситуация оказалось первой из многих, когда при 99-процентной вероятности того, что произойдет что-то хорошее, во всех этих случаях мы попадали в несчастный 1 процент».
  
  Скарлетт родилась без одной трети кишечника – заболевание настолько редкое, что с ним не сталкивались даже ведущие лондонские доктора. Следующие десять месяцев она оставалась в больнице. С самого первого дня своего рождения она могла есть все, что хотела, но это проходило сквозь нее так быстро, что у нее не усваивались никакие питательные вещества. Каждый вечер на протяжении всей жизни, чтобы выжить, ей требовалась капельница.
  
  Поначалу Джейми старался держать темп. Он уходил на работу на рассвете, дежурил в больнице с семи вечера до полуночи, а на следующий день все повторялось снова. Через несколько месяцев после рождения Скарлетт он стал партнером.
  
  Но все остальное рушилось. Ребекка была вне себя от горя. Их брак разваливался. Уровень билирубина у Скарлетт начал повышаться, что означало, что работа печени серьезно нарушена. Единственный вариант – отучить ее от капельницы, но если они это сделают, она умрет с голоду. «Мы просто ждали ее смерти», – вспоминает Джейми.
  
  Но вдруг из Америки пришло электронное письмо. «Одна наша дальняя родственница прочитала в Boston Globe статью о докторе, который нашел способ вводить детям внутривенное питание, не разрушая их печень». Через неделю Джейми был в Бостоне на встрече с этим врачом; две недели спустя Скарлетт вылетела в Соединенные Штаты.
  
  Коктейль подействовал. Семья переехала в Бостон. У Джейми и Ребекки родился еще один ребенок, сын. Все это время Джейми ездил туда и обратно в офис Goldman в Нью-Йорке. Казалось, жизнь налаживается. Но напряжение оказалось слишком большим. Когда компания заявила, что им необходимо сократить штат, Джейми понял, что это означает.
  
  «Итак, меня уволили», – сказал он.
  
  Внезапно беговая дорожка остановилась. А вместе с ней денежный поток, движущая сила и смысл, который он из всего этого извлекал.
  
  «Это действительно заставило меня пересмотреть свою жизнь, – рассказывает он, – и произвести переоценку ценностей».
  
  Он оставался без работы в течение года, а когда наконец устроился на свою следующую работу, она была уже не на Уолл-стрит, а в небольшой биотехнологической фирме. Он изменил свой стиль руководства: тесно сотрудничал с подчиненными, интересовался их личной жизнью, поощрял их уделять больше времени семье. Что касается его собственной семьи, они с Ребеккой посещали семейного психолога.
  
  «Я думаю, что история со Скарлетт действительно сбила нас с ног, – продолжает он. – Внезапно мне пришлось отказаться от всего, что связано с MBA, и заняться намного менее квалифицированным трудом. Мы должны были решить, расходиться нам или оставаться вместе. А оставаться вместе означало сделать наши отношения более приоритетными. Мы облажались вместе и должны были вместе приводить дела в порядок. В некотором смысле у нас был брак по расчету: теперь нам требовалось друг друга полюбить».
  
  И они это сделали. К тому времени, когда я встретил Джейми, через 13 лет после того восьминедельного сканирования, он и его семья жили в Сан-Диего. Днем у Скарлетт была нормальная жизнь – она ходила в школу, общалась с друзьями, занималась спортом, – но каждый вечер приходила домой и подключалась к капельнице на девять часов. Каждый божий вечер.
  
  Джейми и Ребекка внесли в свою жизнь соответствующие коррективы. Она была членом совета школы своего сына; он руководил компанией по производству диетического питания. Его жизнь, когда-то целиком вращавшаяся вокруг его собственных достижений, стала гораздо более сбалансированной. Он был менее сосредоточен на волевой части своей идентичности (линии) и больше концентрировался на отношениях вокруг себя (на круге). Он резюмировал это изменение следующим образом: «Разве сегодня я придурок? Я так не считаю».
  В сумрачном лесу
  
  В 1302 году итальянский поэт Данте Алигьери был изгнан из своего родного города, Флоренции, из-за политической вражды. Он много лет скитался по Тоскане, подавленный и обессиленный, прежде чем смирился с мыслью о том, что никогда не вернется домой. Именно тогда он вернулся к своей первой любви и написал одно из выдающихся произведений западной литературы – «Божественную комедию». Поэма начинается с одного из самых известных описаний жизнетрясения.
  
  
   Земную жизнь пройдя до половины,
   Я очутился в сумрачном лесу,
   Утратив правый путь во тьме долины.
  
  
   (Перевод М. Лозинского)
  
  Рассказчик продолжает сетовать на то, как трудно описать этот дремучий лес, такой дикий и грозный, что он вызывает панический ужас – чувство настолько горькое, что смерть едва ль не слаще.
  
  Данте сравнивает свое душевное состояние не только с извилистой дорогой, но и с самой смертью. И он не одинок. Первое и самое пугающее для меня последствие жизнетрясения – это то, что многие люди воспринимают свое потрясение как смерть. Поразительно большое количество людей в моих разговорах – я бы сказал, что общее их число приближается к 50 процентам, – использовали такие выражения, как «в тот день как будто умерла часть меня», «я умер и вернулся к жизни», «я заново родился».
  
  Что же это может означать?
  
  Страх смерти был темой многочисленных историй с момента изобретения костра и находился в центре внимания социальных наук с самого рождения научных методов исследования. Виктор Франкл назвал борьбу со своей смертностью основной причиной поиска смысла жизни. Эрнест Беккер, автор получившей Пулитцеровскую премию книги The Denial of Death («Отрицание смерти», 1973), сказал, что людьми в значительной степени движет бессознательная попытка избежать и преодолеть смертность. С тех пор множество ученых сосредоточили свое внимание на вопросах страха и избегания смерти, на управлении страхом и других способах, с помощью которых мы неуклюже пытаемся противостоять своей кончине.
  
  Мои беседы предполагают, что происходит что-то еще, чему уделяется существенно меньше внимания. Язык смерти стал настолько всепроникающим, что люди используют его для характеристики других критических моментов в своей жизни, от духовных кризисов до профессиональных неудач. Хотя подобные потрясения, безусловно, отличаются от реальной смерти, они все же настолько изменяют жизнь, что самая близкая аналогия, которая приходит в голову людям, – это смерть и возрождение. Это резкое сравнение является еще одним свидетельством того, насколько глубоко нелинейная жизнь вошла в каждого из нас: мы рассматриваем наши поворотные моменты как вопрос жизни и смерти.
  
  Более того, значительное число людей на самом деле приветствует эти метафорические смерти. Они принимают и даже усваивают идею о том, что один человек, которым они были в прошлом, умер, а другой родился. Умерший человек мог быть католиком, а новый – последователем Йогананды; мертвое «я» могло страдать от неудачного брака, в то время как новое «я» гордится тем, что выбрало одиночество. Ваше старое «я», возможно, не могло за себя постоять, в то время как новое «я» является непримиримым. Сброшенный со счетов человек мог быть пьяницей, преступником, хищником, трудоголиком, а новый во всех отношениях лучше.
  
  Я не утверждаю, что страх конца жизни становится менее сильным, но предполагаю, что представление о том, что в жизни происходят периодические перевоплощения, более широко распространено, чем мы считали. И что управление этими обновлениями является важной частью поиска смысла во времена личных изменений.
  
  Некоторые использовавшие этот язык люди на самом деле потеряли кого-то из своих близких. Ниша Зенофф, которая узнала от пришедших полицейских, что ее сын мертв, сказала: «Что-то во мне в тот момент умерло навсегда, и что-то во мне именно тогда появилось на свет». Она говорит, что умерла «иллюзия того, что смерть никогда меня не коснется, что мои дети будут жить вечно и что мы умрем по старшинству». По ее словам, родилась «более глубокая вера в то, что существует нечто вроде души, энергии или духа, которые будут жить вечно даже после смерти физического тела».
  
  «Без этого я бы просто не пережила те дни, месяцы, годы. Я не решаюсь называть это Богом, но в тот момент я осознала, что мой страх смерти улетучился. У меня рак четвертой стадии, и я пыталась понять, боюсь ли я умереть. Но после смерти Виктора я знаю, что жизнь коротка, и хочу, чтобы она продолжалась долго».
  
  Кто-то потерял свободу движения. Трэвис Рой, сын управляющего катком в Огасте, штат Мэн, был хоккейным новобранцем номер один в стране и новичком в команде Бостонского университета на чемпионате NCAA (NCAA, Национальная студенческая спортивная ассоциация. – Прим. пер.), когда через 11 секунд после выхода на лед и победы во вбрасывании, он потерял равновесие и жестко врезался в ограждение, рухнув на лед. «Я лежал лицом вниз, я чувствовал лицом холод, и это было просто сюрреалистично, – рассказывает он. – Я мог видеть, как движутся части моего тела, но не ощущал этого движения. Я знал, что моя жизнь изменилась навсегда и что все, чем я был, не подлежит восстановлению». Последние 25 лет он провел в инвалидном кресле.
  
  Другие говорили о смерти того не самого приятного человека, в которого они превратились. Майярд Хауэлл родился на Тринидаде, получил образование в университете Морхаус, затем переехал в Бруклин и постепенно продвигался по социальной лестнице к среднему классу, занимаясь розничной торговлей, банковским делом и фармацевтикой, на каждом из этапов получая немного больше привилегий и чуть более высокую зарплату. Но как только он заработал 100 тысяч долларов и почувствовал себя в безопасности, то понял, что больше не желает тянуть корпоративную лямку. Он все бросил, опустошил свой пенсионный счет и открыл тренажерный зал CrossFit. «Я должен был спасти свою жизнь, – говорит он. – Мой врач рекомендовал мне принимать антидепрессанты. Но я продавал это дерьмо и не хотел его принимать. Так что я послал подальше ту часть меня, которая гналась за деньгами, и сказал, что хочу посвятить остаток жизни своему увлечению».
  
  И что, пожалуй, самое важное: почти все, кто сообщил о том, что пережил клиническую смерть, отметили, что после этого события меньше боятся реальной смерти и, следовательно, готовы больше рисковать, чтобы жить в полную силу.
  
  Кристина Вандзилак начала пить, когда ей было 13, и вскоре стала употреблять кокаин. До 18 лет она прошла три программы лечения и за несколько лет стала нетрудоспособной, без гроша за душой, без друзей и крыши над головой, грабя дома, чтобы утолить свою зависимость. Когда ей было 22 года, ее арестовали за хулиганство и заставили провести ночь в приюте для бездомных. На следующее утро она проснулась на полу и испытала то, что она описывает как околосмертный опыт.
  
  «Я не рассказываю об этом часто – это меня очень волнует, – говорит она. – Нет таких человеческих слов, чтобы объяснить, каково это – пребывать в лучах этого света. Это недвусмысленное, всеобъемлющее чувство любви, мира и понимания. Я помню, что подумала, что мне следует этого бояться. Что я умираю».
  
  «Но затем свет начал тускнеть и удаляться, – продолжает она. – И я услышала – не на словах, потому что там нет слов, – но я почувствовала, что мое время еще не пришло, что у меня еще есть дела. Потом я пришла в себя. Я лежала на полу и поняла, что больше никогда не буду прежней. Этот опыт изменил всю мою жизнь. После этого я перестала бояться смерти, потому что знаю, каково это – быть там. Нет ни тоски, ни страдания. Нечего страшиться».
  
  Какова бы ни была причина жизнетрясения, первое его последствие состоит в том, что разрушения могут казаться смертельными по своему воздействию. И это, по-видимому, является косвенным способом помочь нам найти новый образ жизни.
  Автобиографический повод
  
  Второе воздействие заключается в том, что нарушение нормального порядка вещей заставляет людей пересмотреть свою жизненную историю.
  
  Летом 386 года блестящий, но безудержно предававшийся чувственным утехам учитель риторики из Северной Африки Августин Аврелий прогуливался по Милану, когда услышал голос ребенка, поющего: «Возьми и прочитай! Возьми и прочитай!» Сначала он подумал, что это игра, но вскоре понял, что голос, должно быть, имеет в виду Библию. Он нашел ее и открыл на отрывке, предостерегающем от кутежей, пьянства и похоти. Августин предавался всем этим грехам, и в этот момент он почувствовал, как его сердце заливает свет. Он обратился в христианство, крестился и в конце концов стал самым влиятельным мыслителем в истории ранней церкви.
  
  Но, возможно, это не самое значимое из того, что сделал Августин. Вдохновленный своим обращением, он начал писать подробный отчет о своей греховной молодости в сладострастно откровенных мемуарах под названием «Исповедь». По сути, Августин изобрел жанр современной автобиографии. Но почему? Зачем выдающемуся христианскому лидеру публично раскрывать все детали своей внутренней жизни, от недавно отросших лобковых волос до непроизвольной эрекции? Так получилось, что он обратился к этому вопросу в качестве основного в Книге X. К этому его вынудил его «внутренний целитель», написал он. Его совесть побудила его поделиться своей личной трансформацией, чтобы показать, что все мы способны отринуть свои прошлые злодеяния.
  
  Другими словами, обращение Августина было не просто жизнетрясением. Это также явилось автобиографическим поводом.
  
  Термин автобиографический повод был введен социологом Робертом Зуссманом для описания моментов в нашей жизни, когда нас призывают или требуют, чтобы мы рассказали о себе. Он упомянул работу, школу и заявки на получение кредита, признание своей вины как перед Богом, так и перед людьми, всевозможные воссоединения, различные виды лечения и дневники. Он мог бы добавить визиты к врачу, первые свидания, даже длительные перелеты с незнакомцами. Если рассказы о повседневной жизни носят эпизодический и ситуативный характер, то автобиографические поводы шире по охвату и включают в себя попытки разобраться в широком диапазоне событий. «Это не просто рассказы о событиях, это истории о жизни, – пишет Зуссман. – Это те особые случаи, когда мы призваны методично и пространно поразмышлять о том, кто мы и что мы».
  
  Этот термин описывает то, что происходит с большинством людей после того, как они испытают серьезный жизненный разлом. На самом деле, любой существенный слом устоявшегося порядка – это автобиографический повод. В моей жизни автобиографическим поводом стала женитьба, так же как и рождение близнецов, а позднее и рак. У моего отца явно возник автобиографический повод, когда он потерял способность работать, ходить и принимать душ.
  
  Автобиографический повод – это любой момент, когда нас поощряют или обязывают переосмыслить то, кто мы есть. Это повествовательное событие, под воздействием которого наша существующая жизненная история каким-то образом изменяется или перенаправляется, заставляя нас пересмотреть нашу ранее существовавшую идентичность и изменить ее для того, чтобы двигаться вперед.
  
  И такие моменты бывают практически у всех. В своих интервью я каждого человека спрашивал, привело ли его самое большое жизнетрясение к переписыванию истории своей жизни. Три четверти ответили утвердительно. Некоторые из этих людей сказали, что сначала они не осознавали, что этот опыт вызовет такую переоценку ценностей, но со временем стали видеть это именно таким образом. Это говорит о том, что, хотя ученые и пришли к пониманию того, что большая часть смыслообразования приходится на корректировку наших жизненных историй с целью приспособиться к новой жизненной реальности, эта критически важная часть процесса все еще недостаточно широко изучена. Однако такую ситуацию следует изменить, поскольку этот этап является одним из основных последующих толчков жизнетрясения, наиболее полезных для выздоровления.
  
  
  Некоторые из известных мне автобиографических поводов имели отношение к людям, которые были вынуждены начать публично делиться своими историями. Карл Басс был одним из первых инновационных предпринимателей и изобретателей, чью компанию в Итаке, штат Нью-Йорк, купила гигантская корпорация Autodesk из Кремниевой долины. В конце концов Карл стал генеральным директором предприятия, занимающегося разработкой программного обеспечения с оборотом 30 миллиардов долларов, и это изменение далось ему непросто. «Когда вы становитесь генеральным директором публичной компании, естественно, что о вас хотят писать в прессе, – рассказывает он. – Они хотят знать: “Сэр, а вы, собственно кто?” Сначала я просто говорил: “Я всего лишь парень, который строит лодки”. Но я быстро обнаружил, что мне нужна более полная история, интересная и привлекающая внимание».
  
  Многие автобиографические поводы отражают строительные блоки смысла. Некоторые из этих корректировок повествования представляли собой акты свободы воли. Анна Криштал, беженка из Ташкента, с пяти лет жила в Бруклине, а позднее училась в средней школе в Нью-Джерси. В колледже она увлеклась путешествиями за границу, изучала испанский, русский и итальянский языки, а затем переехала в Израиль. Но болезнь матери вынудила ее вернуться домой, где она целый год провалялась в постели, смотря телевизор и дуясь на весь мир. Однажды при выполнении позы йоги, она получила откровение. «Я осознала, черт возьми, я же могу изменить повествование моей жизни, просто переосмыслив ее. Я представляла себя жертвой обстоятельств и делала это всю сознательную жизнь. Я поняла, что мне нужно взять ситуацию под свой контроль». Она переехала из родительского дома, нашла работу и начала новую жизнь.
  
  Другие же подгонки жизненных историй происходили под воздействием идеалов. По словам Мелани Краузе, ей повезло, что у нее были суперкрутые родители в Бойсе, штат Айдахо, – фермеры-любители, выращивающие 45 различных сортов винограда. Мелани изучала биологию в Вашингтонском университете, переехала за границу, а затем вместе со своим будущим мужем Джо перебралась на западную границу Орегона. Единственными предложениями на рынке труда там была работа в сфере ядерной энергетики или в винодельческой промышленности, поэтому она пошла работать на виноградники. Пять лет спустя Мелани и Джо вернулись в Айдахо и открыли компанию Cinder Wines. Изменение было не только профессиональным: как семейные предприниматели, они нуждались в полноценном повествовании, чтобы продавать то, что они производят.
  
  «Я хочу сказать, что нам действительно было необходимо разобраться в себе и задаться вопросами вроде “Хотим ли мы, чтобы наше вино было изысканным? Игривым?” Нам нужно было выяснить, как нам взять историю нашей жизни и превратить ее в историю нашего вина? Я бы сказала, что до того, как мы основали нашу собственную компанию, мы никогда особо не беспокоились о рассказывании историй; теперь это огромная часть нашей жизни». Они решили обратиться к малоизвестным традициям виноделов из долины реки Снейк.
  
  Жизнетрясение – это удобный случай переосмыслить историю своей жизни. Это автобиографический повод, второй из крупнейших последствий жизнетрясения.
  Смена формы
  
  Третье следствие, возможно, является самым мощным из всех. Он называется сменой формы.
  
  В 1855-году 36-летний Уолт Уитмен с сильной проседью в бороде опубликовал первое издание своего шедевра Leaves of Grass («Листья травы») в небольшой типографии на Крэнберри-стрит в Бруклин-Хайтс, недалеко от того места, где я сейчас живу. Воздающий дань уважения человечности и сексуальности, поэтический сборник Leaves of Grass содержит множество примечательных отрывков, причем особое внимание обращают на себя три строки в разделе 51:
  
  
   По-твоему, я противоречу себе?
   Ну, что же, значит, я противоречу себе.
   (Я широк, я вмещаю в себе множество разных людей.)
  
  
   (Перевод Корнея Чуковского)
  
  Послание Уитмена станет главной темой психологии XX века и центральным принципом позитивной психологии через столетие после этого: у нас есть множество измерений, и мы способны перемещаться между этими измерениями, чтобы заново откалибровать то, что придает смысл нашей жизни.
  
  Жизнетрясения являются главными вдохновителями, побуждающими людей заново анализировать, какой вес они придают каждому элементу азбуки смысла. Люди могут перестать фокусироваться на свободе воли, усилить интерес к принадлежности, впервые обратиться к идеалам или иногда заняться переоценкой всех этих трех аспектов – и все это является прямым ответом на драматические изменения в их жизни. В том, как человек реагирует на нелинейный мир, он похож на всю остальную природу.
  
  Сущность хаоса состоит в самоорганизации. Это то, что делает речное течение, когда оно образует небольшой водоворот вокруг валуна, а затем возобновляет свой ход; это то, что мы наблюдаем у стаи птиц, когда они взлетают с дерева и затем выстраиваются в косяк; это то, как ведет себя атмосферный фронт, когда он сталкивается с другой воздушной массой, сливается с ней, а затем продолжает свое движение; то же самое происходит с песчаными дюнами, снежными шквалами, облаками. Во всех этих случаях некая данность вначале существует в одной форме, проходит период турбулентности, своего рода мини-состояние хаоса, а затем возникает в новом обличье, одновременно в значительной степени похожем на предыдущее состояние и в то же время совершенно ином. Хаос – это творчество природы перед лицом постоянных изменений.
  
  Человеческим эквивалентом этого является процесс психической адаптации. Точно так же, как тело наделено способностью устранять дисбаланс, психика тоже обладает этим свойством. Юнг назвал эту практику уравновешиванием односторонности. Наша жизнь становится слишком подчиненной одному аспекту нашей личности и слишком отдаляется от других. Все мы знакомы с этими сценариями. Мы настолько одержимы работой, что пренебрегаем семьей; настолько поглощены заботой о детях, что забываем о себе; настолько сосредоточены на служении другим, что игнорируем своих близких. Чем в большей степени мы являемся чем-то одним, тем больше рискуем упустить из виду другие важные моменты.
  
  Но, как сказал Уитмен, человек широк: он вмещает в себе множество разных людей. Недавние исследования подтверждают это наблюдение. Исследователи основных личностных конструктов (Согласно теории американского психолога Джорджа Келли, личностный конструкт – это идея или мысль, которую человек использует, чтобы осознать или истолковать, объяснить или предсказать свой опыт в терминах схожести и контраста, например «хороший – плохой». Личность индивида представляет собой организованную систему более или менее важных конструктов. – Прим. пер.) изначально полагали, что у каждого из нас есть врожденный набор черт: мы интроверты или экстраверты, пассивны или напористы, открыты или замкнуты. Но представление об этом вопросе со временем эволюционировало, и сегодня такие отличительные особенности считаются частично неизменными, а частично изменяющимися. По словам ведущего исследователя личности Брайана Литтла, «очки, через которые вы смотрели на жизнь в апреле, могут больше не пригодиться вам в мае… Вы пересматриваете свои прогнозы о мире, проверяете новые идеи и в процессе консолидируете новый набор личностных конструктов, которые работают на вас».
  
  Эта текучесть особенно ярко проявляется во время резкого обрушения жизни. В вашем повседневном существовании становится просто невозможно ориентироваться как прежде. Знакомые ориентиры перевернуты; верные дорожные карты устарели. Вам необходима крепкая основа, новые проходы, новые конструкты.
  
  Я использую термин «смена формы», чтобы уловить суть этого явления, заключающегося в изменении удельного веса каждого из наших трех источников смысла, и форм, которые их воплощают: свободы воли (линия), принадлежности (круг) и идеалов (звезда). Все мы испытали это на собственном опыте. Подумайте о потерпевшем неудачу трудоголике, решающем уделять больше времени семье; о маме-домохозяйке, начинающей работать волонтером, так как дети проводят большую часть дня в школе; об ответственном опекуне, который выгорает, ухаживая за требовательным пациентом, и решает заняться давно забытым хобби.
  
  
  Смена формы – это лекарство от несбалансированной жизни. Было бы хорошо обладать средствами, необходимыми для того, чтобы сделать это самостоятельно. Однако по какой-то причине часто требуется серьезная встряска, чтобы заставить нас пересмотреть наши приоритеты. И эта переоценка ведет нас в удивительных направлениях.
  
  В последние годы мы привыкли к языку устойчивости и к мысли, что после серьезного сбоя мы возвращаемся к норме. Мы приходим в норму, возвращаемся к прежней жизни, снова становимся самими собой. Все эти выражения подразумевают, что после серьезного жизненного потрясения мы в конечном итоге возвращаемся к тому человеку, которым были прежде. Такой линейный обратный ход в некоторых случаях действительно происходит. Но гораздо чаще мы на самом деле движемся в новом направлении. Вместо того чтобы вернуться назад к тому, чем мы были раньше, мы идем в сторону, вперед или в некое совершенно непредвиденное место. Другими словами, смена формы нелинейна, как и любой другой аспект нелинейной жизни.
  
  Вот несколько примеров того, как этот процесс работает в реальной жизни:
  Линии
  
  Самым распространенным типом смены формы, о котором я слышал, была переориентация людей от преимущественной эгоистичности на служение или отношения.
  
  Свобода воли ➠ идеалы
  
  Начиная с подросткового возраста, Энн Мари Деанджело была профессиональной танцовщицей и выросла до ведущей балерины Балета Джоффри, но, получив травму в возрасте за 50, стала инструктором по персональному росту, сосредоточившись на том, чтобы помогать травмированным танцорам вернуться к нормальной жизни.
  
  Даррел Росс руководил страховой компанией в своем родном городе Гранд-Рапидс, штат Мичиган, но был настолько потрясен убийством друга, что продал свою компанию и основал некоммерческую организацию по продвижению программы доступного жилья.
  
  Свобода воли ➠ принадлежность
  
  Благодаря своим дипломам в области бизнеса и медицины Ян Эгбертс стал генеральным директором публичной фармацевтической компании, но после того, как его бывшая жена покончила с собой на фоне длительного психического заболевания, он бросил работу, чтобы заботиться о сыновьях-подростках.
  
  Венди Ааронс была молодым сценаристом, прозябавшим в голливудских студиях, но ей настолько опостылела тема «диванного» кастинга и другого бесправия в стиле #MeToo, что после переезда с мужем в Остин, штат Техас, она решила стать мамой-домохозяйкой.
  Круги
  
  Отношения – одни из самых богатых источников самореализации, но всему есть свой предел. Я слышал, в частности, от многих мам, что они достигали такого этапа, когда им было необходимо (или они были вынуждены) искать источники смысла вне своих детей.
  
  Принадлежность ➠ идеалы
  
  Энн Рамер настолько возмутилась, когда ее умирающему сыну Бренту было отказано в доступе к клиническим испытаниям, так как ему было меньше 18 лет, что из кроткой мамы превратилась в ярую защитницу прав детей с онкологическими заболеваниями, выступая с пламенными речами, лоббируя вице-президента и издеваясь над FDA (FDA – Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США. – Прим. пер.).
  
  Лиза Хеффернан и Мэри Делл Харрингтон, мамы из округа Вестчестер, штат Нью-Йорк, были настолько потрясены тем, что их дети отправились учиться в колледж, что основали группу в Facebook* (см. Примечание на стр. 472) под названием Grown and Flown («Выросли и разлетелись»), чтобы давать советы тем, чьи дети «выпорхнули из гнезда».
  
  Принадлежность ➠ свобода воли
  
  Пегги Баттин, аспирантка философии из Южной Калифорнии, никогда не была особенно привержена тому, что она называла «муж, дети и обычная загородная жизнь», поэтому, когда в Юте открылась отличная вакансия, она оставила своих детей с мужем и уехала, чтобы продолжить свою карьеру.
  
  В течение 41 года Ширли Эггермонт была довольна своей ролью матери семерых детей и преданной жены. Но, когда ее муж «в поисках счастья» сбежал с более молодой девушкой, она осознала, что была жертвой манипуляции и контроля, и стала «другим человеком», более независимым и уверенным в себе.
  Звезды
  
  Обретение своего предназначения – отличный источник благополучия, к которому стремятся многие. Но некоторые люди, построившие свою жизнь вокруг идеала, подчас устают слишком много отдавать.
  
  Идеалы ➠ свобода воли
  
  Джон Остин проработал 25 лет в федеральных правоохранительных органах и в конечном итоге стал помощником специального агента Управления по борьбе с наркотиками, прежде чем опасения по поводу здоровья побудили его отказаться от драгоценной гарантии занятости и открыть фирму по управлению рисками.
  
  Энн Имиг, создавшая общенациональное движение рассказов для мам в прямом эфире под названием «Слушай свою маму», была настолько измотана неоплачиваемой работой, что ушла, чтобы сосредоточиться на собственной писательской карьере.
  
  Идеалы ➠ принадлежность
  
  Сьюзан Пирс всю свою жизнь посвятила работе в сфере высшего образования и отмечала свое второе десятилетие в качестве президента Университета Пьюджет-Саунда, как вдруг у ее мужа случилось два инсульта за три месяца, что заставило ее отказаться от просьб сохранить свой пост и вместо этого переехать во Флориду, чтобы о нем заботиться.
  
  Мэтт Вейандт был молодым политическим активистом из Атланты, единственным белым студентом в своей группе в Университете Эмори, специализирующимся на афроамериканских исследованиях, и главой отделения Демократической партии в Джорджии. Но когда его свободолюбивой жене надоело, что он постоянно отсутствует дома, он бросил все и переехал с ней в Коста-Рику.
  
  Смена формы – мощный инструмент смысла, который позволяет нам восстановить баланс в нашей жизни, когда по какой-либо причине мы чрезмерно склоняемся к одному из трех столпов смысла. Этот тип приспособления может происходить добровольно или вынужденно, но часто это происходит в ответ на жизнетрясение. Наряду с тем, что мы рассматриваем это жизнетрясение как временную смерть и используем его как автобиографический повод, смена формы является одним из трех больших последствий таких серьезных жизненных потрясений.
  
  И все же, какими бы полезными ни были эти последствия, они все же являются предварительными относительно главной задачи восстановления вашей жизни. Это восстановление включает в себя сложный, часто мучительный трансформационный процесс. Хотя этот термин многим знаком, фактическая механика работы трансформационных переходов не находит надлежащего понимания. Важная причина того, почему это происходит, состоит в следующем: мы проходим через трансформации совсем не так, как ожидает большинство людей.
  Глава 6
  Учимся танцевать под дождем
  Новая модель жизненных трансформаций
  
  Давайте вернемся на секунду к нашему первоначальному определению жизнетрясения: мощный всплеск изменений, ведущий к периоду потрясений, трансформации и обновления. Мы говорили о первом из этих вопросов – о том, что вызывает всплеск изменений и что происходит в результате потрясений. Но как насчет последних двух пунктов, а именно трансформации и обновления? Каким образом все это получается?
  
  Короткий ответ: по собственному выбору. Человек, переживающий этот опыт, должен принять сознательное решение о преобразовании изменений и потрясений в трансформацию и обновление. Первоначальный толчок может быть добровольным или навязанным, но трансформация должна быть добровольной. Вам нужно найти свой собственный смысл.
  
  Начнем с примера.
  «Я сомкну пальцы на твоем горле»
  
  Фрейди Рейсс родилась предпоследней из шестерых детей в ультраортодоксальной еврейской семье из Бруклина. Ее отец, кубинец по происхождению, был «крайне жестоким и абьюзивным», поэтому мать от него ушла и воспитывала детей в одиночку. Фрейди росла бойким ребенком, но не враждебным по отношению к религии. Из-под ее бесформенных платьев выглядывали гольфы. «Это было типа отстойно: “Берегись, мир, Фрейди носит гольфы поверх колготок!” — но все же для меня это было важно. Мне нравилось раздвигать границы».
  
  В детстве у Фрейди не было доступа к телевидению, радио и газетам. «Я ходила в школу для девочек, где мы учились готовить и шить, – рассказывает она. – Я не знала, кто такие “Битлз”, и думала, что гамбургеры сделаны из ветчины». В 16 ей пришлось подписать документ с обещанием не сдавать SAT (SAT, Scholastic Assessment Test – академический оценочный тест, обязательный для всех поступающих в университеты США. – Прим. пер.)
  
  В 18 лет Фрейди начали подыскивать будущего мужа. С бедными и разведенными родителями она не считалась выгодной партией. Она начала ходить на заранее спланированные свидания, на которых потенциальным жениху и невесте не разрешалось оставаться наедине или вступать в физический контакт. «Мы сидели друг напротив друга, заказывали кока-колу и говорили о том, сколько детей хотели бы иметь, – рассказывает она. – Потом мы расходились по домам и были вынуждены решать, сможем ли провести остаток жизни вместе».
  
  После того как ее первый кандидат в мужья признался, что пробовал марихуану, Фрейди ему отказала. Следующим оказался заядлый курильщик с десятком нарушений за неосторожное вождение. На двух из трех их свиданий он дрался на улице с незнакомцами. Поскольку Фрейди уже потратила «одну карту отказа», она согласилась выйти за него замуж. Шесть недель спустя они стали мужем и женой.
  
  «Влюбляться было не обязательно, – продолжает она, – но я убедила себя, что счастлива».
  
  В первую брачную ночь он угрожал ей убийством. И не вскользь, а в мельчайших, наводящих ужас подробностях. «Я сомкну пальцы на твоем горле, – сказал ей он, – и буду сжимать до тех пор, пока ты не сделаешь свой последний вздох, и буду смотреть тебе в глаза и наблюдать за тем, как ты перестаешь дышать». В другой раз он рассказал ей со всей натуралистической конкретикой, как будет расчленять ее ножом. «Он бил посуду, ломал мебель, разбивал окна, а если мы ехали на машине, он разгонялся до сотни миль в час, а затем резко бил по тормозам, чтобы я подпрыгнула на месте». Он также заставлял ее держать дверь в туалет открытой, чтобы убедиться, что ей нечего скрывать.
  
  Фрейди понятия не имела, что делать. Хотя на самом деле он никогда не причинял ей реального вреда, угрозы и запугивания не прекращались. Она поговорила с его отцом, который был оскорблен предположением, что с его сыном что-то не в порядке. Она поговорила со своей матерью, но та лишь развернулась и вышла из комнаты. Она надеялась, что все может наладиться после того, как они переедут в Нью-Джерси и у них появятся дети, но сильно ошибалась.
  
  «Я была 20-летней мамой-домохозяйкой и ненавидела свою жизнь, – продолжает она. – Я ненавидела каждую ее минуту. Мне не нравилось быть матерью, готовить и убирать для этого парня, который приходил домой и в лучшем случае не разбивал окно. Иногда я выходила на детскую площадку рядом с домом, сидела на качелях и часами плакала».
  
  Когда Фрейди исполнилось 27, то есть почти через десять лет такой жизни, подруга шепнула ей имя психотерапевта, не принадлежащего к общине. На их первой встрече психотерапевт использовал выражение «домашнее насилие» и сказал, что Фрейди может добиться судебного запрета на приближение. «Это был ошеломляющий опыт, – говорит Фрейди. – Я шла домой и думала: “По крайней мере, я не сумасшедшая”».
  
  Несколько дней спустя она ухаживала за своим новорожденным ребенком, когда муж вошел в дом, распахнув входную дверь ударом ноги. Фрейди схватила ребенка, запрыгнула в машину и направилась к дому подруги. Он сел в свой грузовик и повис у нее на хвосте, крича: «Я тебя убью!» Дом ее подруги располагался в тупике, и когда Фрейди припарковалась перед домом, муж заблокировал ее машину. «Глупее того, чтобы отправиться в это место, я ничего придумать не могла, – сказала она, – но на этот раз у меня был выход. Я позвонила в службу 911».
  
  Фрейди стала первым человеком в истории ортодоксальной еврейской общины в Лейквуде, штат Нью-Джерси, получившим запретительный судебный приказ. Ее мужу не разрешалось проживать в их доме. «В любом другом сообществе это могло означать свободу, – рассказывает она. – Но в моем это было грехом». На следующий день раввин отправил к ней домой юриста-мужчину, и тот вынудил ее отправиться в суд, чтобы отозвать свой иск. Адвокат предупредил, что если она не подчинится, то больше никогда не увидит своих детей. «У меня не было выбора, – сказала она, а затем добавила: – Но это стало началом конца».
  
  Фрейди прожила с мужем еще пять лет. Все это время она тайком откладывала деньги и хранила их в кладовой в жестяной коробке из-под печенья. Он давал ей деньги на новый парик; она стирала старый, а наличные оставляла себе. Накопив 40 тысяч долларов, она поступила в Университет Рутгерса. «Ты не пойдешь учиться», – сказал ей муж.
  
  «Что именно ты собираешься сделать, чтобы меня остановить?» – ответила она.
  
  С уровнем образования Фрейди учеба давалась ей нелегко. В первом семестре она изучала греческую цивилизацию и была потрясена, узнав, что есть и другие боги. Вскоре она перестала носить парик. Потрясенная ее наглостью, мать отсидела по ней шиву – еврейский ритуал оплакивания мертвых. Когда ее муж закатывал истерики, Фрейди запиралась с детьми в своей спальне. Однажды в Шаббат, после того как он пригрозил ворваться к ней в комнату, она увезла детей в торговый центр и посмотрела кинофильм. Соседи пришли в ужас. Когда Фрейди с детьми вернулась, мужа дома не было. «Я поняла, что это мой шанс, поэтому сменила замки, – продолжает она. – Когда через неделю он вернулся, я сказала: “Я вдохнула и попробовала на вкус жизнь без тебя, и она сладкая. Ты не вернешься”».
  
  Фрейди подала на развод. Она окончила Рутгерс со средним баллом 4,0. Из 10 тысяч выпускников именно ей доверили произнести прощальную речь на выпускном. Она устроилась репортером в газету Asbury Park Press. В своем первом задании она должна была спрашивать людей, как пишется имя самого известного сына города, Спрингстина. (Брюс Спрингстин – знаменитый американский рок-музыкант родом из Нью-Джерси. – Прим. пер.) Она купила собственный дом. А через несколько лет основала организацию, помогающую женщинам избегать принудительных браков. Она назвала ее Unchained at Last («Наконец-то сбросившие оковы») в честь того, что она считает формой своей жизни, – разорванной цепи.
  
  Фрейди явно пережила сильнейший шок и бурное выздоровление. Я спросил ее, были ли эти изменения добровольными или не зависящими от ее воли. «Все началось непроизвольно, – сказала она, – мне просто не оставалось ничего иного, как развестись. Моя жизнь была в опасности; под угрозой оказалась жизнь моих детей. Но все, что происходило после, было добровольным: учеба в университете, отказ от иудаизма, защита прав других женщин. Я взяла навязанную мне ситуацию и превратила ее в добровольную».
  «Поскольку это был мой выбор, я должен вести себя в соответствии с ним»
  
  Учитывая то, насколько широко распространена идея трансформаций в современной жизни, можно лишь удивляться тому, как мало существует научных исследований относительно того, как они работают. Человеком, сделавшим больше, чем кто-либо другой, для того чтобы привлечь внимание к этим периодам жизни, был Арнольд ван Геннеп. Ван Геннеп родился в Германии в 1873 году в семье голландцев, никогда не состоявших в браке. В возрасте шести лет он вместе с семьей переехал во Францию. Благодаря этому межкультурному фону он развил страсть к изучению культур разных народов мира. Он говорил на 18 языках и стал первопроходцем в области египтологии, изучения арамейского языка, примитивных религий и фольклора. Его величайший вклад в науку состоял в том, что он дал определение периодическим эпизодам переходных состояний, которыми отмечена жизнь человека, начиная с обряда инициации во взрослую жизнь и дальше – от свадьбы до похорон. Он назвал их les rites de passage, или обрядами перехода (хотя его переводчики утверждали, что слово passage более точно интерпретируется как трансформация).
  
  Так что же такое трансформация? Ван Геннеп утверждал, что это мосты, помогающие соединить разные периоды жизни. Уильям Бриджес, бизнес-консультант и автор влиятельного бестселлера 1979 года Transitions (Трансформация себя. Альпина Паблишер, 2021) говорит, что это внутренняя переориентация и переоценка ценностей, через которые проходит человек, чтобы включить изменения в свою жизнь.
  
  Мне нравятся эти определения, но в них отсутствует ряд компонентов, по моему мнению, особенно наглядно представленных в моих интервью. Прежде всего, следует отметить (и мы обсудим это во второй половине книги), что трансформации явно включают в себя сложные фазы замешательства и смятения, но они также охватывают активные периоды исследования и воссоединения. Кроме того, стандартные описания упускают из вида изобретательный характер трансформаций, то, как мы их используем, чтобы отбросить надоевшие привычки и создать новые, которыми мы гордимся. Наконец, существующие модели не отражают то, как мы используем эти жизненные этапы для переоценки того, что придает нашей жизни смысл, цель и форму.
  
  Вот мое определение: трансформация – это жизненно важный период адаптации, творчества и возрождения, который помогает человеку найти смысл после серьезного жизненного потрясения.
  
  Но как же попасть в это загадочное состояние? Оно наступает неизбежно или вы некоторым образом выбираете его сами? И если да, то как именно вы это делаете?
  
  Я потратил некоторое время на изучение этой проблемы. В каждом интервью я задавал серию вопросов о серьезных жизненных изменениях, которые претерпел этот человек. Первый вопрос: «Эта трансформация была добровольной или вынужденной?» Ответы были удивительно последовательными. Независимо от того, предпочли ли люди сами нарушить свой привычный образ жизни или это было сделано за них, они рассматривали свою трансформацию как свое собственное решение. В отношении своей реакции они располагали свободой выбора.
  
  Камран Паша был пакистанским иммигрантом из среднего класса, оказавшимся в Нью-Йорке в возрасте двух лет. После того как его отцу поставили диагноз «шизофрения», он рос в нищете, лишенный крова и сгорающий от стыда. Камран выжил отчасти благодаря тому, что придумывал истории о героях, преодолевающих все невзгоды. Эта страсть привела его к написанию сценариев. Но только после того, как его уволили с «надежной» работы в юридической фирме в Лос-Анджелесе в связи с тем, что он был слишком занят попытками прорваться в Голливуд, он наконец представил свой первый сценарий агенту. «Трансформация от меня не зависела, в том смысле, что меня толкнули в пустоту, – рассказывает он. – Но как только это случилось, я понял, что должен сделать большой прыжок. Это похоже на ту чудесную сцену из фильма “Индиана Джонс и последний крестовый поход”, где ему нужно пересечь каньон, но моста нет. Как только он ступает в пустоту, он обнаруживает мост, которого просто не видит».
  
  У некоторых переход от слома жизни по независящим причинам к добровольной трансформации происходит в течение нескольких месяцев. Джон Тирро был автором песен в стиле кантри из Нэшвилла и мог гордиться по крайней мере своим хитом номер один, когда ошеломил и расстроил свою семью, объявив, что он призван к лютеранскому служению. «Я не собирался ничего менять, – рассказывает он. – Но Бог хотел, чтобы я прошел через одну из тех больших трансформаций, которым необходимо произойти, чтобы мы были здоровы. Сначала я сопротивлялся, но это просто вас разрушает. В конце концов я понял, что, поскольку это был мой выбор, я должен вести себя в соответствии с ним. Была ли эта трансформация добровольной или навязанной? В конечном счете, я бы сказал, что добровольной».
  
  У других переход длится годами. Крис Шеннон бросил школу и работал инженером-ракетчиком, когда однажды он выехал со своей военно-воздушной базы в Аризоне на мотоцикле с женой за спиной. Через несколько минут их сбил пьяный водитель, который сломал Крису спину и шею, а также отрубил его правую ногу. Дважды он находился в состоянии клинической смерти. (Водитель покинул место происшествия, но не слишком далеко ушел, потому что в радиаторе его машины застряло бедро Криса.) Крис провел два мучительных года, хандря из-за своего состояния и ухаживая за женой, чьи травмы были менее серьезными, но которая была более травмирована морально, прежде чем наконец решил ее оставить и двигаться дальше. «Мне потребовалось все это время, чтобы понять, что лучший и самый простой способ добиться цели – это сделать добровольный выбор: принять жизнь, проснуться в дождливый день и насладиться ароматом воздуха».
  
  Возможно, лучшее описание того, каково это, пережить период смятения и принять положительное решение совершить трансформацию, дала Дебора Фишман. Дебора росла анорексичной и одинокой в светской еврейской семье в Коннектикуте. В Принстонском университете она стала ортодоксальной иудейкой (хотя и не такой набожной, как Фрейди Рейсс); после окончания школы вышла замуж. Сначала Дебора приняла всей душой смыслообразующий аспект тесного сообщества: готовить, воспитывать детей, соблюдать Шаббат. Форма ее жизни, коса, олицетворяет объединение сообщества. Но со временем ее начали раздражать все эти правила, и ей захотелось больше времени уделять организации созданного ею столового кооператива. Они с мужем приняли решение о разводе. «С одной стороны, я думаю, что произошедшие изменения были вызваны мной самой, – рассказывает она. – Я оживала. Но мне определенно пришлось щелкнуть рубильником. Я не ждала, пока все разрешится само собой; я сделала шаг вперед и все мигом порешала. Смысл жизни не в том, чтобы ожидать прекращения непогоды, а в том, чтобы научиться танцевать под дождем».
  Почему трансформации нелинейны
  
  Приняв решение пережить трансформацию, вы попадаете в водоворот, который часто кажется хаотичным и неконтролируемым. Но мои беседы показывают, что в этих временах присутствует удивительный порядок и вы можете существенно повлиять на то, чтобы они проходили более гладко. Давайте же начнем с общей структуры.
  
  Ван Геннеп представил структуру трансформаций, быстро ставшую общепринятой точкой зрения. Его метафора была связана с местом. Человек, переживающий трансформацию, покидает один мир, проходит по нейтральной полосе, а затем входит в новый мир. Он сравнил это с выходом из одной комнаты, прохождением по коридору, а затем входом в другую комнату. По его словам, решающее значение имеет фактическое пересечение порогов, поэтому многие обряды перехода включают дверные проемы, порталы и врата, а многие пороги населены драконами, великанами-людоедами и троллями. Мы придаем священный характер тому, что страшно.
  
  Продолжая эту аналогию, Ван Геннеп говорит, что трансформации можно разделить на три фазы: отделение, когда вы покидаете комфорт старого места; промежуточное состояние, когда вы изолируете себя в нейтральной зоне; и включение, когда вы снова присоединяетесь к цивилизованной жизни, вступая в новое пространство. Он привел множество примеров из традиционных церемоний наступления совершеннолетия (когда подростков забирают из дома и отправляют в пустыню), свадеб (где обрученных отрывают от своих семей, прежде чем снова приветствуют уже как новую семью) и родов (при которых беременные женщины удаляются из сообщества, а затем после родов воссоединяются со своими близкими).
  
  Модель Ван Геннепа оказалась крайне влиятельной, ее практически не оспаривали на протяжении более чем столетия. В 1960-х годах антрополог Виктор Тернер подтвердил наличие трех стадий и незабываемо назвал среднюю фазу «подвешенным состоянием». Уильям Бриджес, преподаватель английского языка по образованию, не опираясь на эмпирические данные, использовал эту идею в качестве основы своей чрезвычайно популярной трехэтапной модели. По словам Бриджеса, переходы начинаются с завершения, продолжаются нейтральной зоной и заканчиваются новым начинанием.
  
  Бриджес перекликался с Ван Геннепом и в другом важном аспекте. Находясь в те годы под влиянием линейной модели жизни, Бриджес настаивал на том, что эти три этапа должны происходить в хронологической последовательности. «Для того чтобы произошла трансформация, вам необходимо пройти через все три фазы и именно в таком порядке», – писал он. Сначала должны идти завершения; за ними обязательно следует нейтральная зона; новое начинание непременно приходит последним.
  
  Один из наиболее очевидных выводов проекта «История жизни» заключается в том, что эта линейная модель жизненных трансформаций не соответствует действительности. Хуже того, она опасна для тех, кто верит, что переживет определенные эмоции в заранее установленном порядке и по заданному графику.
  
  Проще говоря, единого способа пережить жизненную трансформацию просто не существует.
  
  Справедливости ради стоит отметить, что трехчастная структура полезна. В трансформационный переход включаются совершенно разные эмоциональные этапы, которые соответствуют расставанию с прошлым, неуверенным шагам навстречу новой идентичности, принятию нового себя. Я называю эти три стадии долгим прощанием, неряшливой серединой и новым началом. Но реальность, ставшая очевидной из моих разговоров, такова, что эти шаги не происходят строго по порядку.
  
  Подобно тому, как нелинейна наша жизнь, нелинейны и сами трансформации.
  
  Точно так же, как люди живут в отсутствие порядка, они неупорядоченно проходят и через трансформации.
  
  В то время как одни люди переживают эти фазы последовательно, другие – в обратном порядке; а третьи начинают с середины и постепенно выбираются к краям. Некоторые заканчивают один этап, прежде чем перейти к новому; другие же переходят к новой фазе, а затем возвращаются к той, которую считали завершенной. Многие на очень долгое время застревают на одном этапе.
  
  Как только вы остановитесь и подумаете об этом, этот многообразный подход обретает смысл. Если вы потеряете мужа в авиакатастрофе, а через несколько лет снова выйдете замуж, это не значит, что вы перестанете оплакивать своего первого мужа. Если у вас роман, это обычно означает, что вы начинаете новые отношения прежде, чем попрощались со старыми. Если вы разведенный родитель, вступающий в повторный брак, возможно, вы думаете, что начинаете с чистого листа, но вы, вероятно, проводите много времени в «неряшливой середине», торгуясь со своим бывшим супругом по вопросам опеки, денег и в отношении решений, касающихся воспитания детей.
  
  Идея проста: эти этапы редко начинаются и заканчиваются идеальным образом, и это совершенно нормально. Люди входят и выходят из них по весьма своеобразной схеме.
  
  
  Чем же подиктован тот порядок, которому следуют люди?
  
  Как правило, согласно моим наблюдениям, каждый человек особенно хорошо справляется с одной из этих трех фаз и исключительно плохо с другой. У каждого из нас имеются, если угодно, свои трансформационная суперсила и трансформационный криптонит (Криптонит – камень с планеты Криптон в комиксах и фильмах о Супермене, губительный для Супермена. – Прим. пер.). Наше исследование показывает, что люди тяготеют к той фазе, к которой они питают природную склонность, и увязают там, где они наиболее слабы. Если для вас не составляет труда прощаться, вы можете быстро с этим покончить и перейти к следующему испытанию; но если вы предпочитаете избегать конфликтов и не любите разочаровывать людей, вы можете оставаться в токсичной ситуации гораздо дольше, чем следовало бы. То же самое относится и к неряшливой середине: некоторые люди благоденствуют в хаосе; другие парализованы этим. Что касается нового начала, некоторые люди приветствуют новизну; другие ее боятся – им нравится, чтобы все шло свои чередом.
  
  Меня удивило процентное соотношение людей, которым не понравилась каждая фаза. Я спрашивал всех участников проекта, какая из трех фаз была для них наиболее сложной. Я ожидал, что бесспорно доминирующей будет неряшливая середина. Я ошибался. Самое большое число людей, 47 процентов, действительно ответили, что самой трудной была середина, но 39 процентов (не так уж и далеко отстоящая цифра) сказали, что труднее всего было прощаться. 14 процентов назвали новое начало.
  
  
  
  На первый взгляд, эти данные напоминают нам о том, что трудно даются все эти три стадии преодоления больших жизненных изменений. Этот процесс вселяет страх не только в вас одних. Но на более детальном уровне наши выводы указывают на то, что для большинства из нас чрезвычайно сложной задачей является прощание, а то, что следует дальше, и подавно. Обнадеживающие же новости состоят в том, что большинство из нас считает, что начать все сначала относительно легко.
  
  Вот как эти сверхспособности и криптониты проявляются в реальной жизни.
  «По крайней мере, я знаю, что в объятиях Бога он будет в безопасности»
  
  Четверо из десяти участников моего исследования сочли, что труднее всего прощаться. Психологи установили целый ряд условий, от неприятия потерь до парадокса выбора, которые могут объяснить, почему это именно так. Среди представителей этой группы мы обнаружили определенные общие черты.
  
  Некоторых отягощает эмоциональный багаж прошлого. Джина Бьянкини, потерявшая отца, когда ей было 12, и работу в качестве главы социальной сети Ning в 37, сказала: «Хуже всего у меня получается расставаться. Я переживала по поводу каждого разрыва с важным для меня парнем (независимо от того, кто был инициатором расставания – он или я) на протяжении как минимум двух лет. Чтобы понять почему, вовсе не требуется быть психологом. Я никогда не грустила по своему отцу. Я до сих пор еще с этим не смирилась».
  
  Другие беспокоятся о том, что будет дальше. Много лет Лиза Людовичи испытывала непреодолимое желание уйти с работы в сфере интернет-продаж, прежде чем наконец это сделала. «О, долгое прощание для меня действительно долгое, – рассказывает она. – Я была в ужасе. Что обо мне подумают люди? Чем я буду питаться? Что произойдет, если моя мама позвонит и попросит 800 долларов за аренду? Я всегда была такой – страх подвести людей, страх сделать что-то для себя. Я никогда не ставила себя на первое место, пока не бросила работу и не сказала: “Я буду жить так, как я хочу”».
  
  Некоторые убиты горем из-за того, что они потеряли. После смерти сына-подростка Ниша Зенофф стала посещать сеансы групповой психотерапии. Разочарованный неспособностью Ниши двигаться дальше, психотерапевт однажды бросил в нее подушку. «Вот, попрощайся со своим сыном, – сказал он. – Я посмотрела на него и сказала – я не могу повторить, но это начиналось с буквы «х». Я ответила ему: “Никогда не советуйте родителям попрощаться с сыном или дочерью. Это совершенно неуместно. Я никогда не попрощаюсь. Я всегда буду здороваться”. Уже тогда я знала, что исследования показали: иногда сохранение связи с тем, что было потеряно, помогает всем нам жить дальше».
  
  А кому-то просто грустно прощаться с тем временем, когда они были счастливы. Эван Уокер-Уэллс был звездным учеником в своей элитной средней школе в Бруклине. Окончив школу, он добровольно участвовал в предвыборной кампании Обамы, а затем поступил в Йельский университет. В середине первого курса врачи обнаружили у него в груди опухоль размером с грейпфрут; это была неходжкинская лимфома четвертой стадии. Он вернулся домой на шесть месяцев химиотерапии. «Примерно через 13 месяцев после начала лечения у меня начались странные ощущения в груди, – рассказывает он. – Оказалось, что это ничего не значит, но именно тогда я понял: боже мой, неужели я так никогда и не выгребу из этого дерьма? Я должен попрощаться с мыслью о том, что я абсолютно неуязвим и могу делать все, что захочу. Я должен смириться с тем, что мне всегда придется иметь дело с системой здравоохранения, с которой мои друзья не соприкоснутся лет до 60–70. И это было отвратительно».
  
  В то время как большинство людей считают, что прощаются со своим криптонитом, другие полагают, что это их суперсила. Эмбер Александер настолько привыкла хоронить друзей и родственников после череды потерь в возрасте слегка за 20, что, когда через несколько лет у ее сына диагностировали опухоль головного мозга, она не зацикливалась на том, что потеряла. «Когда Эли впервые поставили диагноз, я вдруг поняла, что ничего не контролирую, что довольно сложно для фанатика контроля. Но к тому времени я к этой мысли уже привыкла. Как сказал кто-то более мудрый, чем я: “В конце концов, я считаю, что Эли – сын Бога”. Мне нравится быть его земной матерью, но если он действительно перейдет из этой жизни в следующую, то, по крайней мере, я знаю, что в объятиях Бога он будет в безопасности».
  
  Нина Коллинз всегда была развитой не по годам. Родившись в Нью-Йорке в семье хиппи, состоявшей из представителей разных рас, она получила свою первую работу в 13 лет, окончила среднюю школу в 16, переехала в Европу в 18, а затем вернулась домой в 19, чтобы воспитывать младшего брата после того, как ее мать умерла от рака. У Нины было несколько профессий, несколько браков и несколько домов. «Я очень решительно прощаюсь, – рассказывает она. – Я помню, как умирала моя мать. Я тогда подумала: “Ну вот, это происходит, теперь всем этим придется заняться мне”. То же самое и с переездом, открытием и закрытием бизнеса. Я делаю это постоянно, и мне это очень нравится. Мой психотерапевт однажды сказал, что у меня недостаточно развито чувство привязанности. Я думаю, это потому, что моя мать умерла молодой. Но я отчетливо понимаю, насколько коротка жизнь, поэтому хочу новых впечатлений».
  «Первое, что я сделала, – так это нецензурно выразилась»
  
  Неряшливая середина неприятна многим, хотя каждый, похоже, считает беспорядком разные ее аспекты.
  
  Для некоторых самое сложное – оказаться в ситуации, к которой, как им кажется, они совершенно не готовы. Дженни Винн, уроженка сельской Оклахомы, пережила два эпизода клинической смерти: первый в возрасте шести лет, когда у нее произошла остановка дыхания во время приступа астмы, а другой, когда ей было 20 и во время рыбалки с четырьмя другими членами семьи они съели лапки ядовитых лягушек. (Врачи были так обеспокоены, что собрали вместе всю семью и сказали им попрощаться друг с другом.) Впоследствии Дженни стала младшим священником в церкви в Оклахома-Сити, но когда ее начальник упал замертво, она внезапно сразу столкнулась с целым рядом проблем, в том числе с вопросом, стоит ли претендовать на его должность.
  
  «Первое, что я сделала, – так это нецензурно выразилась, – продолжает она. – Затем я сказала прихожанам: “Я не могу стать вашим лидером прямо сейчас. Я пытаюсь скорбеть”. Но им было нужно, чтобы руководила церковью именно я, поэтому из помощника я сразу стала старшим пастором, причем первой женщиной на такой должности. На весь процесс ушло два года. Перед тем как приступить к пасторскому служению, я была до чертиков напугана, поэтому взяла двухмесячный творческий отпуск. Мне нужно было время, чтобы изменить свое собственное мышление, а также чтобы прихожане изменили свое отношение ко мне».
  
  Для других неряшливая середина наполнена рискованными эмоциональными перекосами. Кирсти Спраггон выросла в глубинке Западной Австралии, где над ней издевались за то, что она была худой. Честолюбивая и страстно желающая сбежать, она стала агентом по недвижимости, переехала в Сидней и попала в сотню лучших агентов компании RE/MAX (Компания RE/MAX – одна из крупнейших мировых компаний на рынке недвижимости. – Прим. пер.). Но все это время она скрывала позорный секрет: в 19 лет она заболела венерическим заболеванием, которое подорвало ее уверенность в себе, мешало сближению с мужчинами и стало причиной серии нездоровых отношений. Поэтому она уволилась и переехала в Лос-Анджелес, чтобы продолжить карьеру в качестве мотивационного оратора и наконец противостоять своему прошлому.
  
  «Ты переживаешь эту темную ночь души, – рассказывает она. – Когда я переехала в Америку, у меня не было друзей, не было наставников, невозможно было снять трубку и просто спросить: “Опра, можешь дать мне совет?” А что будет, если об этом узнают AT&T или Pfizer? Я имею в виду, я понимаю, что без куколки не будет и бабочки, но гусенице от этого не легче».
  
  Но шокирующее число людей сообщили мне, что наслаждались пребыванием в неряшливой середине. Розмари Даниэлл, рыжеволосая поэтесса из Атланты, с которой мы кратко познакомились в Главе 2, была дочерью отца-алкоголика и матери, покончившей жизнь самоубийством. Выскочив замуж в 16 лет, Розмари развелась со своими первыми двумя мужьями, но была брошена третьим, левым интеллектуалом из Нью-Йорка. Это настолько ее потрясло, что в ответ она начала встречаться только с мужественными мужчинами – копами, ковбоями, дальнобойщиками – устроилась работать на буровую вышку, и написала эротический автобиографический роман под названием Sleeping with Soldiers («В постели с солдатами»).
  
  В ответ на мой вопрос о том сумбурном периоде ее жизни, когда она искала «самого плохого парня» (в конце концов она вышла замуж за победителя этого «конкурса», армейского десантника, и они вместе уже три десятилетия), Розмари посмотрела на меня с презрительной издевкой. «Можно, конечно, назвать его сумбурным, я же называю это время отпуском от жизни. И мне оно очень понравилось!»
  
  Она хмыкнула и продолжила: «Я рассматриваю это как период веселья, новых впечатлений, творчества и встреч с самыми разными людьми, подобных которым я никогда раньше не встречала. В моей книге Sleeping with Soldiers есть отрывок о моей мечте того времени. Речь там идет о том, насколько мне был полезен секс со всеми этими разными мужчинами. То есть было несколько страшных моментов, когда я думала, что меня могут изнасиловать, но в целом я бы сказала, что это был захватывающий опыт. Я впервые почувствовала себя независимой и что мне не нужно следовать всем этим правилам, в которых я была воспитана».
  
  Робу Адамсу неряшливая середина тоже показалась весьма освежающей. Роб родился в типичной американской семье в Цинциннати, в детстве жил в Мехико и Женеве, поступил в Дартмутский колледж, а затем в школу менеджмента Келлогга Северо-Западного университета. Он сменил несколько высокодоходных должностей консультанта в Чикаго, прежде чем перевез жену и детей обратно в Новую Англию, чтобы стать президентом семейной компании Simon Pearce, производящей стеклянную посуду. Он приступил к работе за десять дней до начала Великой рецессии. В первый же месяц продажи упали на треть. После длительных переговоров его попросили уйти в отставку.
  
  «Прощание далось мне нелегко, – рассказывает он. – Я любил людей, наставничество, коучинг. Весь процесс расставания, вероятно, занял больше времени, чем следовало. Но как только это было сделано, я смаковал неряшливую середину. Я любил анализировать, исследовать, обдумывать. Я поговорил с сорока разными людьми о том, что мне делать дальше. Я консультант; моя специальность – решение проблем».
  
  Он и его жена решили на несколько лет переехать с детьми в Африку, где он руководил некоммерческой футбольной организацией. Там они усыновили третьего ребенка. Беспорядок заставил его вернуться к той части своего детства, которую он больше всего ценил, и дать своим детям возможность познакомиться с другой частью света.
  «Я была рада тому, что больше не пью, но что, черт возьми, мне делать дальше?»
  
  После марафона долгого прощания и неряшливой середины, возможно, вы подумаете, что новое начало станет долгожданным облегчением. Но каждый шестой считает этот этап самым тяжелым.
  
  Пегги Флетчер Стэк работала репортером газеты Salt Lake Tribune. «Неплохо, учитывая, что мать говорила мне, что я на втором месте по глупости в семье». Она вышла замуж за Майка, «очень красивого мужчину с непослушными кудрями», с которым познакомилась на своей первой работе. У них было двое детей младше двух лет, и они были «счастливы, счастливы, счастливы».
  
  Затем Пегги забеременела девочками-близняшками, одна из которых, Камилла, страдала сердечным заболеванием, и ей предрекали не больше недели жизни. Майк бросил работу и следующие два года изучал трубки, анализы и молитвы, пока однажды рано утром Камилла не перестала дышать. «Я услышала этот голосок в своей голове, говорящий: “Мамочка, неужели я должна быть суперребенком? Пожалуйста, отпусти меня, пожалуйста, пожалуйста”. Майк издал крик, как раненое животное, а я была в полном шоке. Это было ужасно, мучительно, но в то же время в какой-то мере безмятежно. Мы отключили кислород и сидели, наблюдая за восходом солнца».
  
  Наверняка это время станет самой низшей точкой в их жизни, не так ли?
  
  «По сути, мы по-прежнему смотрим на те годы как на лучшие годы нашего брака, – рассказывает Пегги, – что странно, потому что они были и самыми тяжелыми. У нас никогда не было полноценного сна, мы никогда не брали отпуск, у меня не было больничных».
  
  «Но произошло то, – говорит она, – что мы проявили свои лучшие качества. Мы были самыми лучшими партнерами по браку. Мы делали все возможное, воспитывая наших детей. Мы не были сварливыми, раздражительными, грубыми и никогда не ссорились».
  
  Но когда эта неряшливая середина закончилась, сказала Пегги, они растерялись. «Нам нужно было понять, какими людьми мы хотим быть? Мы выпали из сакрального места и времени. Мы были просто еще одной парой с тремя детьми. Мы осуждаем и ссоримся, и у нас 60 тысяч долларов неоплаченных счетов. Мы все еще вместе, но мы очень разные в том, как мы справляемся со своими эмоциями. Что дальше?»
  
  Джанель Ханчетт тоже обрела смысл в хаосе и пустоте и несколько потерялась, когда все закончилось. Джанель выросла в центральной Калифорнии в семье безучастного отца-алкоголика и мамы-мормона, которая занималась продажей ножей и предметов искусства. Джанель была «сама ответственность», пока, учась в колледже, не начала пить и употреблять кокаин, кислоту и грибы. Она забеременела в 21 год, вышла замуж за 19-летнего отца ребенка, впала в депрессию, а потом родила еще одного. «К 28 годам я была безработной, с кокаиновой зависимостью, принимала семь различных психотропных препаратов и страдала от шизофрении». Ее матери пришлось забрать детей, муж ее бросил, сама она проходила лечение в психиатрической больнице.
  
  «Наконец, однажды утром в воскресенье, за две недели до своего 30-летия, я крутилась с боку на бок после трехдневного запоя, меня потряхивало и ломало, и вдруг я поняла, что больше не хочу быть рабом алкоголя. Я хотела жить на этой планете свободным человеком».
  
  В тот же день она отправилась на собрание анонимных алкоголиков. Год спустя она вернулась к маме и детям, воссоединилась с мужем. Они купили дом и вновь стали семьей. Но каким бы беспорядочным ни был этот период, тем не менее, в нем присутствовала структура – программа «12 шагов», цель оставаться трезвой один день, затем следующий день, неделю, месяц. Как и для Пегги, и всех тех из нас, кто сталкивался с проблемами жизни и смерти, в этом времени есть странная безопасность. Есть цель. Есть смысл.
  
  А потом внезапно все кончается.
  
  «Это новое начало было для меня самым трудным, – продолжает Джанель. – Я была рада тому, что больше не пью, но что, черт возьми, мне делать дальше? К тому времени у меня родился еще один ребенок. Мне невероятно прискучило материнство, я чувствовала себя неудовлетворенной, каждый день разрушаемой однообразием, этим отупляющим ритмом своей жизни. И теперь у меня нет алкоголя, поэтому у меня не было другого выбора, кроме как разобраться в своей жизни на трезвую голову, а это было тяжело».
  
  Трансформации не бывают простыми и плавными. Они не являются ни однозначными, ни прямолинейными. Они непредсказуемы.
  Трансформации занимают больше времени, чем вы предполагаете
  
  И еще один сюрприз: они занимают больше времени, чем вы предполагаете.
  
  После вопроса о том, какой этап оказался самым сложным, я задавал следующий вопрос: «Сколько времени длилась трансформация?» Ответы были последовательными – и совсем не такими, как я ожидал. Несколько человек оказались «крайними». Например, 8 процентов заявили, что закончили за год; 9 процентов сообщили, что их трансформация продолжается. Каждый пятый сказал, что трансформация длилась от двух до трех лет, примерно такая же доля тех, кто сообщал о периоде шесть-девять лет. Но наиболее частый (и средний) ответ: четыре-пять лет.
  
  
  Эти данные, я бы сказал, несколько туманны. Иногда человек, с которым я беседовал, находился не дальше пяти лет от первоначального слома жизни. Что касается тех, кто сказал «продолжается», некоторые утверждали это, потому что считали, что «жизнь – это одна долгая трансформация», другие же потому, что им еще только предстояло достичь конца. Но общий смысл этих сообщений никаких сомнений не вызывал.
  
  Продолжительность трансформации составляет около пяти лет.
  
  Моей первой реакцией было: «Ух ты, это пугает!» Я не хотел бы быть тем, кто скажет любимому человеку, только что пережившему серьезное изменение в жизни: «Не волнуйся, не пройдет и пяти лет, как ты все это преодолеешь». Но поразмыслив, я начал видеть в этих цифрах другое содержание.
  
  Во-первых, в отсутствие общего обсуждения жизненных трансформаций многие из нас просто не подготовлены к тому, что они означают. Правда же заключается в том, что три четверти из многих сотен людей, с которыми я разговаривал, сообщили, что их жизненная трансформация заняла четыре года или дольше. И многие люди говорили об этих цифрах извиняющимся тоном, как будто предполагая, что они каким-то образом выпадают из общего правила. Верно и обратное. Кроме того, как только они узнавали, что находятся в теплой компании, они испытывали облегчение. Для меня проблема состоит не в том, сколько времени длится трансформация, а в том, сколько они длятся, согласно нашим ожиданиям. На нас лежит бремя корректировки своих ожиданий.
  
  Во-вторых, мы проводим значительную часть своей жизни в трансформации. Если учесть, что в своей взрослой жизни мы переживаем от трех до пяти жизнетрясений, каждое из которых длится четыре, пять, шесть лет или дольше, то получается, что мы проводим в состоянии перемен 30 с лишним лет. Это полжизни! Это может стать лучшим аргументом, подтверждающим мою позицию в отношении того, что нам необходимо использовать наши трансформации по максимуму. Если вы рассматриваете переходные периоды как время обижаться и сопротивляться, вы теряете гораздо больше своих лет, чем вы полагаете. Лучше в полной мере воспользоваться этими периодами времени, чем ждать пока они вас раздавят.
  
  Это подводит нас к заключительному уроку. Поэт Роберт Грейвс однажды написал о жизни в окопах Первой мировой войны, что «шум не прекращался ни на мгновение – никогда». Вот каково это, переживать масштабные личные перемены. Жизнь становится шумной, неблагозвучной, запутанной, сбивающей с толку – и этому нет конца.
  
  Трансформация – это то, что помогает успокоить назойливый грохот. Это медленный, нелинейный и требующий усилий процесс превращения шума снова в музыку. Лиза Портер, преподаватель режиссуры, родившая Дейзи, девочку с особыми потребностями, провела красивую аналогию между жизненными трансформациями и трансформациями сценического пространства в соответствии с сюжетом пьесы. По ее словам, трансформации похожи на раствор между кирпичами. «Кирпичи – это строительные блоки спектакля или вашей жизни; их скрепляет строительный раствор. Если раствор некачественный, здание разрушается».
  
  Трансформационный переход – это связующий элемент и целитель. Он берет нечто сломанное и начинает чинить. Берет что-то расшатанное и помогает его укрепить. Берет что-то бесформенное и начинает придавать ему форму. Этот процесс, каким бы пугающим он ни казался, на самом деле можно разбить на ряд инструментов, которые помогут легче пережить трансформацию и повысить шансы на успех. Во второй половине этой книги подробно рассматривается, что это за инструменты и как их наиболее эффективно использовать.
  II. Изменяя форму своей жизни
  Глава 7
  Примите ее
  Определите свои эмоции
  
  Знаковое выражение «В начале» из Библии Короля Иакова (Библия Короля Иакова — перевод Библии на английский язык, выполненный под патронажем короля Англии Якова I, выпущенный в 1611 году. – Прим. пер.), Бытие, 1:1, – одна из самых узнаваемых фраз, когда-либо переведенных на английский язык. Но в книге Бытие, 1:2 есть фраза, которой уделяется гораздо меньше внимания, несмотря на то, что она может быть даже более актуальной для периодических сбоев в нашей нелинейной жизни. Это выражение Tohu va-Vohu («Земля же была безвидна и пуста». – Прим. пер.), описывающее бесформенную пустоту. Беспорядок и пустота – таково было состояние земли до Творения. Библия на иврите не единственный источник этой идеи. Все религии от Месопотамии до Африки и Китая описывают состояние беспорядка в мире до установления порядка.
  
  Задолго до возникновения понятия хаоса в науке хаос был описан в религиях.
  
  И все эти религии также разделяют и другую идею. В разное время в нашей жизни мы возвращаемся к этому хаосу, мы возвращаемся к состоянию беспорядка и замешательства. И мы делаем это для того, чтобы создать себя заново. Как писал великий религиовед Мирча Элиаде, «символическое возвращение в первобытный Хаос необходимо любому новому творению».
  
  Жизнетрясение представляет собой период хаоса.
  
  Жизненная трансформация означает путь вперед.
  
  Основная часть каждого разговора, состоявшегося в рамках проекта «История жизни» (общим числом 225), была сосредоточена на том, как люди справляются с этими жизненными трансформациями. Как я вскоре обнаружил, главный побочный эффект нелинейной жизни состоит в том, что этих трансформаций становится все больше. Половину нашей жизни мы проводим в промежуточном состоянии.
  
  Но я также обнаружил кое-что еще: жизненные трансформации – это навык. А именно, это навык, которым мы можем и должны овладеть. Исследования всего, от привычек до счастья, показали, что, если вы разбиваете знакомые процессы на компоненты, вы можете взаимодействовать с этими компонентами для достижения лучшего результата. Понимание каждого элемента является залогом лучшего выполнения всего процесса.
  
  То же самое относится и к трансформациям.
  
  Так что же это за элементы? В моих разговорах стали появляться интересные подсказки. Женщина, отказавшаяся следовать строгим религиозным правилам, рассказала мне, что совершенно чужой человек из закусочной дал ей совет, изменивший ее жизнь. Бывшая алкоголичка сообщила, что незнакомый владелец кафе дал ей работу, хотя все прочие ей постоянно отказывали. Женщина, пережившая рак, говорила, что сделала себе татуировку в знак окончания лечения. Разведенный мужчина описал, как пошел в парилку, чтобы отметить окончание своего брака. Десятки людей рассказали мне, что в низшей точке своей трансформации занялись пением, лоскутным шитьем, танцами или кулинарией. Они обратились к творчеству, чтобы воссоздать себя заново.
  
  В конечном итоге, как я обнаружил, существует семь групп инструментов для навигации по жизненным трансформациям. В совокупности они образуют трансформационный инструментарий. Я предпочитаю набор инструментов дорожной карте, сценарию или другому образцу, потому что единого способа пережить трансформацию просто не существует.
  
  Вот эти семь инструментов трансформации:
  
  • Примите ее: определите свои эмоции.
  
  • Отмечайте ее: превратите изменение в ритуал.
  
  • Отражайте ее: откажитесь от старого образа мышления.
  
  • Создавайте ее: попробуйте что-то новое.
  
  • Делитесь ею: ищите мудрость у других.
  
  • Начните жить новой жизнью: раскройте свое новое «я».
  
  • Расскажите ее: напишите свою новую историю.
  
  
  Прежде чем мы углубимся в этот процесс, я хотел бы сделать несколько замечаний.
  
  Во-первых, большинство людей используют отдельные из этих инструментов либо инстинктивно, либо потому, что над ними работали, но никто не использует все семь. Каждому человеку есть куда расти.
  
  Во-вторых, инструменты редко используются последовательно. Первые два (определение своих эмоций и ритуализация изменения) напрямую связаны с долгим прощанием. Следующие два (отказ от старого образа мышления и проба своих сил в новых видах деятельности) обычно происходят в неряшливой середине. Последние два (раскрытие своего нового «я» и сочинение свежей истории) чаще всего имеют место во время нового начала. Пятый инструмент (поиск мудрости у других), как правило, перетекает по разным стадиям трансформации. Тем не менее, даже эта последовательность не является жесткой. Как и любой другой аспект нелинейной жизни, трансформационный инструментарий применяется не по порядку.
  
  И наконец, только вы можете решить, к какому инструменту в данный момент вам лучше обратиться. В следующих главах мы будем изучать эти инструменты по отдельности, но имейте в виду, что единой формулы не существует. Моя цель состоит вовсе не в том, чтобы склонить вас делать то или иное, а в том, чтобы поделиться с вами тем, как другие люди в подобных ситуациях переживали свое беспокойное время, а затем помочь вам найти подходы, способные принести пользу вам или вашим близким. Я почти готов гарантировать, что, дочитав эту книгу до конца, вы найдете несколько идей, которые облегчат вашу трансформацию.
  
  А теперь приступим. Для простоты мы начнем с первого инструмента – примите ее.
  «Я постоянно прыгал со скалы и тут впервые остановился»
  
  Чарльз Госсет родился в Оклахома-Сити в сплоченной семье, также полной гнева, ярости и всяческих «-измов», включая алкоголизм. «Я любил школу, – рассказывает он. – Любил учиться. Я постоянно входил в 1 % учащихся с лучшими результатами национальных стандартизированных тестов». Но он также чувствовал себя оторванным от мира. «Помню, с пяти лет я чувствовал, что что-то не так. Либо со мной, либо с самим миром было что-то не в порядке».
  
  В подростковом возрасте Чарльз впал в депрессию и стал агрессивным. Он обращался за помощью к психиатрам и проповедникам, но безрезультатно. Он начал пробовать себя в бандах. «В основном я просто искал острых ощущений, – делится он. – Потом в 15 лет я открыл для себя алкоголь – и тучи разошлись. Все стало возможно. Я мог забыться на дне бутылки и подумал, что нашел свое утешение».
  
  Чарльз вступал в мимолетные отношения с девушками, а в 19 лет, находясь в штате Оклахома, он проглотил флакон с таблетками в попытке покончить с собой. Незадолго до того, как потерять сознание, он пришел в общежитие к однокласснице, в которую был влюблен. Она позвала на помощь. Спустя несколько лет они поженились. Кристи стала учителем музыки в начальной школе; Чарльз устроился работать городским лесником. У них родились две дочери.
  
  Но Чарльз продолжал пить, выпивая пинту виски каждый день между работой и домом. Он пробовал бросить пить разными способами, но мог продержаться не дольше недели или двух. Наконец Кристи забрала детей и уехала. На этот раз он добровольно отправился на лечение.
  
  «Пока я находился там, на экране во время одного из психотерапевтических сеансов появилось одно слово, – продолжает он. – Это было “принятие”. Я уже неоднократно слышал это слово на собраниях, но на этот раз я действительно задумался об этом. Я постоянно прыгал со скалы и тут впервые остановился. В тот момент мне пришлось признать, что моя жизнь стала неуправляемой. Что я был алкоголиком, и – о чудо! – алкоголь мне больше не помогает. Алкоголь больше не был для меня выходом – он стал моей проблемой».
  
  Даже после завершения курса лечения Кристи оставалась настроенной скептически, поэтому ему запретили видеться с детьми. «И это было справедливо», – говорит он. Чарльз вел трезвый образ жизни, косил газоны и начал мучительный процесс обретения своего истинного «я».
  
  «Я искал подлинную связь с тем, кто я есть на самом деле, – рассказывает он. – Я в значительной степени поэт, провидец, наблюдатель реальности. Я хотел служить». Он совершил классическую смену формы: от свободы воли – к идеалам. Он принял участие в волонтерской программе, работая с молодежью из группы риска, консультируя людей, решивших покончить с алкоголизмом, помогая школам выявлять начинающих наркоманов. Он стал сертифицированным инструктором по личностному росту.
  
  «Я устал от работы, которая была мне не по душе, – объясняет Чарльз. – Я хотел оказать положительное влияние на мир».
  
  Он сказал, что формой его жизни является дерево бонсай: ему нравится помогать людям, чувствующим себя ущербными и маленькими, открывать свою внутреннюю красоту и гордость.
  
  Постепенно наладилась и его семейная жизнь: Кристи наконец простила Чарльза, и он смог воссоединиться со своей семьей. Стал активным отцом, посещал церковные мероприятия. Когда я спросил о высшей точке его жизни, он упомянул рождение дочерей. Низшей точкой был пропуск первого дня рождения младшей дочери, потому что в то время он проходил курс лечения. Поворотный момент – когда психотерапевт вывел на экран слово «принятие».
  
  «Я бы очень хотел иметь возможность объяснить, почему я так долго сопротивлялся этому изменению, – говорит он. —Я не хотел признавать очевидного. Я был мастером освобождаться от пут, всегда находил способ избежать ответственности».
  
  «Но в тот момент, – продолжает он, – я начал разрушать эту ткань сопротивления. Я начал понимать, что есть способы справляться с болью, утратой и горем гораздо более эффективно».
  
  По его словам, для этого ему потребовалась изначально присущая трансформации архитектура: боль достижения дна, тонизирующая реальность одиночества, благодарность за возвращение домой.
  
  «По крайней мере для меня этот слом был просто необходим, потому что, как только у меня случился этот момент ясности, я задумался: я стою у подножия утеса и гляжу вверх, и, возможно, здесь найдутся точки опоры и я наконец смогу начать восхождение».
  Реакция Моисея
  
  Давайте признаем: большинство людей сопротивляются трансформациям. Мы отрицаем, избегаем, впадаем в депрессию, негодуем. Возможно, нас все устраивало в прошлом, или мы боимся того, что может произойти, или мы просто не любим перемен. Какова бы ни была причина, в решающий момент мы встаем на дыбы. Я называю это «реакцией Моисея», потому что в книге Исход, когда Бог явился Моисею и воззвал к нему из горящего куста, призвав вывести народ Израиля из Египта в Обетованную землю, реакцией Моисея было: “Кто, я?!” Ему дали шанс войти в историю, но он колеблется.
  
  Моисей был далеко не последним, кто реагировал подобным образом. Многим людям трудно принять то, что Жан-Поль Сартр назвал их ситуации фактичностью. Когда Бетховен впервые узнал, что оглохнет, он сильно сопротивлялся. «Я схвачу Судьбу за горло, – написал он своему близкому другу. – Этому, безусловно, не сломить и не раздавить меня окончательно». Конечно, несколько лет спустя он подчинился неизбежному. «Смирение, что за жалкий удел! Но это все, что мне осталось».
  
  Кулинарный обозреватель Мэри Ф. К. Фишер много лет боролась с болезнью Паркинсона, пока не поняла, что должна отказаться от того, что доставляло ей удовольствие всю жизнь, – спать обнаженной, потому что больше не могла выносить эту «странную, неуклюжую, уродливую, похожую на жабу женщину», смотрящую на нее в зеркале каждое утро. Она сломалась и купила ночные рубашки. «Не думаю, что я являюсь человеком, склонным к компромиссам, но я точно знаю, что есть определенные жизненные факты, которые необходимо просто принять. Я знаю некоторых женщин, которые отказываются стареть и начинают походить на зомби».
  
  Переход от сопротивления к принятию – это первый инструмент жизненной трансформации. Как же мы это делаем?
  
  Как уже давно подчеркивается в программе «12 шагов», весь секрет в том, чтобы отказаться от любой иллюзии контроля: признать, что мы неправы, слабы или заврались, а затем всецело отдаться в руки высшей силе. Многие религии выдвигают схожие идеи. Мы не можем понять всего, что с нами происходит, поэтому должны принять божественные Тайны. Многие люди считают этот подход полезным.
  
  Но мои беседы указывают и на другой подход, который многие считают более жизнеутверждающим. Вместо того чтобы заручиться поддержкой высших сил, они обращаются внутрь себя. Даже если и не они сами создали ситуацию, в которой находятся, они берут на себя бремя ее улучшения. Они берут на себя ответственность за собственную трансформацию.
  
  Однако полной неожиданностью для меня стали сообщения многих участников моего проекта о том, что этот акт свободы воли означал признание того факта, что их тела предчувствуют грядущие изменения раньше, чем разум. Чарльз Госсет понимал, что с его жизнью что-то не в порядке, задолго до того, как начал пить, и осознал, что что-то не так с его пристрастием к выпивке, задолго до того, как смог бросить пить. Наоми Кларк была недовольна своим телом за много лет до того, как услышала о трансгендерном переходе. Ниша Зенофф почувствовала себя больной, и во время обеда ее начало сильно лихорадить. Позже она узнала, что именно в это время ее сын упал с горы в Йосемити.
  
  Нобелевский лауреат Перл Бак описывает похожий эпизод в своих мемуарах о смерти мужа: «Много лет назад я научилась методу принятия. Первый шаг – просто подчиниться ситуации. Это духовный процесс, но он начинается с тела». Психологи называют это теорией Джеймса-Ланге в честь Уильяма Джеймса и Карла Ланге, независимо друг от друга выдвинувших ее в 1880-х годах. Они обнаружили, что в отношении эмоций тело действует прежде, чем разум полностью осознает, что происходит. Джеймс натолкнулся на это понимание во время похода по Аляске. Там его озарило: «Я убегаю от этого медведя; следовательно, должно быть, я напуган».
  
  В последнее время признание приоритетности за телом получило широкое распространение, поскольку ученые смогли показать, что тело становится одновременно сосудом для регистрации кризисов и отправной точкой для их преодоления. Некоторые люди, с которыми я беседовал, рассказывали, что ощущали, что с ними происходят огромные перемены еще до того, как заявляли об этом самим себе. Они чувствовали нутром, слышали внутренний голос, ощущали что-то в глубине души. Каким-то образом я просто знал. Нейробиолог Антонио Дамасио говорит, что такие чувства – это наше пробуждение к проблеме, «которую тело уже начало решать». Дело в том, что мы, возможно, уже входим в трансформацию даже прежде, чем это начинает осознавать наш разум.
  
  Вот несколько способов, с помощью которых люди преодолели свое сопротивление и приняли новую реальность:
  
  У некоторых переключение произошло мгновенно, как прозрение. Дэвид Фигура, спортивный обозреватель из Сиракуз, был настолько несчастлив в браке, что уже почти собрался поехать в близлежащий отель, чтобы переспать со своей бывшей пассией, как вдруг понял, что вот-вот разрушит свою жизнь. «Я на самом деле заплакал, – рассказывает он. – Я начал думать: что же я скажу своему сыну, когда вернусь домой? Это был момент, когда я сказал себе, что не могу этого сделать, и повернул машину к дому». К Лизе Рэй Розенберг, пытающейся справиться с алкогольной и наркотической зависимостью, обратился ее куратор и сказал: «Посмотри себе под ноги. Посмотри, где ты находишься. И начни оттуда». «Было что-то такое в конкретике его языка, что оказало на меня сильное влияние, – рассказывает Лиза. — Вот мои ноги, обутые в эти туфли, а вот пол, на котором я стою». С тех пор она не употребляла ни наркотиков, ни алкоголя.
  
  Для других принятие приходит в форме вычисления в уме. Когда я впервые узнал, что у меня злокачественная опухоль в левой бедренной кости, я быстро придумал формулу, отчасти чтобы успокоиться: я потеряю конечность, год или жизнь. Карен Петерсон-Матчинга, модель и ясновидящая из Калифорнии, сделала то же самое, когда ей позвонили по телефону, чтобы сообщить, что ее муж, художник-постановщик, упал с лестницы на съемочной площадке.
  
  – Он жив? – спросила она продюсера.
  
  – Да.
  
  – Он может пошевелить пальцами ног?
  
  – Да.
  
  – Он может пошевелить пальцами рук?
  
  – Да.
  
  – Хорошо, я смогу это пережить.
  
  Психологи называют это негативной визуализацией, когда вы представляете худшие сценарии для того, чтобы принять ужасную ситуацию, в которой вы оказались. В своей книге Option B (Шерил Сэндберг, Адам Грант. План Б. Альпина Паблишер, 2018) Шерил Сэндберг рассказывает, что после внезапной смерти ее мужа, Дэйва Голдберга, Адам Грант задал ей вопрос, может ли она представить худшие обстоятельства. «Еще хуже? – спросила она. – Ты что, издеваешься? Что может быть хуже того, что произошло?» И вот его ответ: «У Дэйва могла начаться такая же сердечная аритмия, пока он вез домой ваших детей». Сэндберг говорит, что сочла его ответ полезным для переосмысления сложившейся ситуации.
  
  Лоретта Пархэм, с которой мы кратко познакомились в Главе 2, рассказала мне, что, когда ее дочь Лея погибла в автокатастрофе через несколько минут после того, как покинула дом Лоретты в Атланте (старшая дочь, также находившаяся в машине, была ранена, но выжила), Лоретте было трудно принять то, что говорила ей полиция. «Я сказала им: “Нет, нет, нет. Только не моя Лея!’’» Лоретта настояла на том, чтобы пойти в морг. «Совершить этот поход мне помогли две вещи, – продолжает она. – Я могла быть благодарна за то, что, во‑первых, младшей дочери Лии не оказалось в машине, а во‑вторых, что Лия не лежала в больнице и не умирала в полном одиночестве. Она умерла мгновенно, и это меня очень утешало».
  
  Даже людям, чья жизнь меняется к лучшему, иногда бывает трудно эти изменения принять. Когда Карл Басс узнал, что ему собираются предложить должность генерального директора Autodesk, он «пять дней прятался в ванной». «Я подумал: “Это не для меня. Я не хочу этим заниматься. У меня недостаточно навыков для этого”». После того как Кэрол Берц, адвокат из Чаттануги, штат Теннесси, под давлением своих сторонников баллотировалась в городской совет и была избрана, она была крайне подавлена. «Как и многие женщины, я страдаю синдромом самозванца», – рассказывает Кэрол. Как она с этим справилась? Ее ответ был таким же, как и у Карла Басса: «Надеюсь, я никогда не перестану по этому поводу переживать. Это заставило меня работать усерднее и узнавать больше, чем все остальные».
  
  Принятие сложно именно потому, что оно связано с необходимостью подвести черту, чего мы обычно делать не хотим, и войти в ту область, в которую мы, как правило, вступать не желаем. Но это также трудно и по другой причине: принятие никогда не происходит изолированно. Это часть более обширного сонма эмоций, заставляющего нас чувствовать себя инертными во времена перемен.
  Единственное, чего нам нужно бояться
  
  Всем, с кем беседовал, я задавал один и тот же вопрос: «С какой самой сильной эмоцией вы боролись во время трансформации?» Ответы отличались большим разнообразием. У 27 процентов наиболее популярной реакцией был страх, за ним следовали печаль (у 19 процентов) и стыд (у 15 процентов). Также в список вошли чувство вины, гнев и одиночество.
  
  Затем я спросил, как люди справлялись с этими эмоциями или преодолевали их. Ответы были практичными, трогательными и весьма изобретательными.
  
  Вне всяких сомнений, страх терроризирует людей и парализует их нерешительностью. Фрейди Рейсс рассказала мне, что после 15 лет жизни со своим жестоким мужем, когда она наконец сбежала от него со своими детьми, ее охватил страх. «Это не было боязнью неудачи, – говорит она. – Это был страх перед неизвестностью. Я просто не понимала этого мира, а теперь мне было необходимо растить в нем двоих детей». Вдобавок к этому у нее диагностировали рак груди. «Когда я попала в больницу на операцию, меня попросили перечислить моих ближайших родственников. “Могу я назвать свою 11-летнюю дочь?” – спросила я. – “Нет, это должен быть кто-то из взрослых”, – ответили они. Именно тогда я поняла, что у меня нет ни одного человека, который помог бы мне в кризисной ситуации».
  
  
  По своей сути страх – эмоция положительная. Страх вызывает ряд физических реакций (учащенное сердцебиение, покраснение кожи, выброс адреналина), помогающих нам избежать опасности. Столкнувшись лицом к лицу со львом, мы сразу понимаем, что должны сражаться или бежать. «Страх – это хорошо, – говорит сценарист Стивен Прессфилд. – Страх – это индикатор. Страх подсказывает, что нам нужно делать».
  
  Но не все пугающие ситуации столь же очевидны, как взгляд в глаза 400-фунтовому хищнику. Многие из них связаны с эмоциональной адаптацией, финансовой неуверенностью или просто страхом перед тяжелым испытанием без гарантии успеха. Во время трансформации страх нарастает именно потому, что он не дает покоя всем этим сомнениям. В 1986 году психологи Хейзел Маркус и Паула Нуриус представили идею о том, что все мы постоянно составляем перечень возможных «я». Эти воображаемые «я» воплощают собой наши надежды на то, кем мы хотели бы стать, «я» нашей мечты и наши опасения по поводу того, кем мы стать боимся, наши пугающие «я». Во времена перемен «я» нашей мечты отступают, а наши пугающие «я» приобретают все более угрожающие черты.
  
  И все же люди удивительно адаптивны. По мере того, как страх давал метастазы в нашу нелинейную эпоху, совершенствовались и наши механизмы выживания. Я слышал о множестве способов, помогающих людям сопротивляться своим страхам.
  Сравнить с худшим вариантом
  
  Наиболее распространенная тактика состоит в том, что люди создают мысленное уравнение, при котором страх перед будущим, каким бы большим он ни был, все же меньше, чем страх настоящего. Уравнение выглядит так:
  
  Страх перед неизвестным < Страх перед известным
  
  Вот как Брайан Вехт оправдал свой отказ от работы физиком в Лондоне ради участия в пародийной группе на YouTube: «Я лучше буду жить в страхе, ощущая себя неудачником, чем испытывать сожаление, находясь в безопасности». А так Лиза Людовичи описала расставание с образом жизни обеспеченного руководителя рекламного отдела, чтобы стать гипнотерапевтом: «Страх остаться был больше, чем страх уйти». А вот как Катрина Алкорн описала, почему бросила мужа ради своего начальника: «Непривлекательность нормальной жизни была настолько велика, что я была готова жить ненормальной». Мы укрощаем наши страхи перед будущим путем сравнения их с нашими знаниями о настоящем.
  Записать
  
  Следующий по популярности метод – записывать свои страхи. Некоторые люди говорили, что на самом деле перечисляли свои тревоги и соответствующие надежды, чтобы взять беспокойство под контроль. Гена Зак так боялась оставить свою корпоративную работу и начать собственное дело в штате Мэн, что составила список всего, чего хотела от жизни («иметь больше друзей, быть ближе к семье, проводить больше времени на природе»), а затем положила его у своей кровати, чтобы это было первое, что она видит каждое утро. Трэвис Рой был настолько дезориентирован после того, как стал паралитиком, тем самым поставив крест на мечте всей своей жизни о вступлении в НХЛ, что записал все, что еще мог надеяться получить от жизни («получить высшее образование за четыре года, поступить на курсы ораторского искусства, создать фонд по повышению осведомленности о проблемах инвалидов»). Достигнув всех целей, указанных в этом списке, он составил еще один, и так продолжается уже несколько десятилетий.
  Засучить рукава
  
  Многие люди брали на вооружение подход, который я часто использую, когда чувствую, что становлюсь жертвой стресса на работе: заткнись и приступай к работе. Джон Остин рассказал, что его охватил страх, когда он покинул DEA (DEA, Drug Enforcement Administration – Управление по борьбе с наркотиками. – Прим. пер.) после 25 лет службы и открыл собственную охранную фирму. Противоядие? «С головой погрузиться в работу». Эрик Мэддокс был ни жив ни мертв, когда в качестве армейского следователя-новичка, обученного китайскому языку, его отправили в Ирак, чтобы помочь найти опасных преступников. «Больше всего я боялся того, что меня отправят домой, так что я подумал: “Я могу трястись от страха или начать работать, потупить голову и остаться еще на один день”». Вскоре Эрик понял, что ему нужно отказаться от приемов запугивания, которым его обучили, и просто начать слушать пленников. Его новый подход в конечном итоге привел его к обнаружению укрытия самой ценной из всех мишеней – Саддама Хусейна. Когда объединенная оперативная группа Эрика воспользовалась его информацией, чтобы арестовать бывшего диктатора, Эрик получил орден Почетного легиона, «Бронзовую звезду» и личную просьбу от тогдашнего министра обороны Дональда Рамсфельда помочь переобучить всю армию навыкам работы с пленными.
  Заглянуть страху в глаза
  
  Последний способ преодолеть свои страхи – столкнуться с ними лицом к лицу. Известная буддийская монахиня Пема Чодрон замечает, что мы думаем, будто храбрые ничего не боятся, но они на самом деле побеждают свой страх. «Когда я впервые вышла замуж, – пишет она, – мой муж сказал, что я – одна из самых храбрых людей, которые ему известны. Когда я спросила его почему, он ответил: потому что я была абсолютной трусихой, но все равно продолжала действовать».
  
  Когда Ричард Сарватти переехал в Голливуд из Кремниевой долины, чтобы начать выступать в жанре стендап, ему пришлось преодолеть свой вечный страх разговоров с незнакомцами. «Всю свою жизнь я старался избегать социального взаимодействия, – рассказывает он. – А буквально на днях у меня хватило смелости сообщить одному из идолов комедийного жанра, что я хочу увидеть его шоу. “Приходите”, – ответил он. Как только его выступление закончилось, я сел в машину и уехал, а потом подумал: “Что ты делаешь? Нет, так не пойдет”. Я вернулся обратно и заставил себя встать у бара и побеседовать с другим начинающим комиком. Нам было о чем поговорить».
  
  Окончив Техасский аграрно-технический университет и переехав в Нью-Йорк, чтобы попытаться попасть в театр, Сьюзан Кеппок была страшно напугана. «Только что потеряв отца, я боялась потерять и маму, – рассказывает она. – Я боялась большого города. Я боялась сойти с тротуара и попасть под автобус. Я поняла, что мне просто необходимо со всем этим столкнуться. Вы должны притвориться, что не испытываете страха: притворяйтесь, пока не поверите, что больше не боитесь. Таким образом, даже не осознавая этого, вы просто учитесь быть бесстрашным».
  
  Мораль всех этих историй: страх – эмоция врожденная, однако бесстрашию можно научиться.
  Безнадежность – из пернатых (Отсылка к стихотворению Эмили Диккинсон «Надежда – из пернатых». – Прим. пер.)
  
  Печаль была второй по распространенности эмоцией: почти каждый пятый сообщал, что именно она представляла для него основную трудность.
  
  Нэнси Дэвис Хо считает, что выиграла джек-пот, родившись в дружной семье из Рочестера, штат Нью-Йорк, у любящей матери и отца, который каждое лето учил ее кататься верхом в Адирондаке. Стремясь увидеть мир, она получила диплом специалиста по международному бизнесу, переехала в Германию и вышла замуж за американца индонезийского происхождения. Они поселились в районе залива Сан-Франциско; она нашла работу в сфере информационных технологий и родила двоих детей. Ее жизнь была линейной.
  
  Но после сорока Нэнси рикошетом прошла через целую череду серьезных изменений. Скучающая и профессионально выгоревшая, она бросила свою требующую большого нервного напряжения карьеру и завела музыкальный блог. Этот шаг расстроил ее мужа и поставил под угрозу их брак. Затем, через 12 месяцев, умер ее любимый немецкий короткошерстный пойнтер, первый ребенок отправился учиться в колледж, а отец в течение нескольких недель сгорел от опухоли мозга.
  
  «Это была гигантская черная дыра горя, – рассказывает она. – Ненавижу сравнивать отца с собакой, но присутствие этих двоих делало мою жизнь такой устойчивой и надежной. Вы даже не представляете, пока не начнете переживать боль утраты, насколько вам повезло. Вы начинаете ценить то, что раньше воспринимали как данность. В этом есть красота, но как же тяжело было все это пережить».
  
  Если страх – это чувство, преследующее вас во времена перемен, то печаль – это то, что вас отягощает. Страх свиреп; печаль опустошает.
  
  По своей сути печаль – это эмоция, которая возникает, когда мы теряем кого-то или что-то, что, как мы знаем, никогда не вернется. Этот кто-то может быть другом, любимым человеком, домашним животным; что-то может быть домом, работой, нашей прошлой жизнью. Оборотной стороной печали является то, что она подавляет, негативно отражается на здоровье, лишает сил, изолирует от окружающих. Перл Бак, узнав о смерти мужа, написала: «Как быстро, в одно мгновение годы счастливой жизни превращаются в воспоминания!.. Настал день, которого я так боялась. Здравствуй, мое окончательное одиночество!»
  
  Эта потеря часто приводит к тоске. В своей книге The Fault in Our Stars (Джон Грин. Виноваты звезды. АСТ, 2014) Джон Грин так описывает тоску: «У меня отняли удовольствие памяти, потому что вспоминать больше уже не с кем. Казалось, что потерять человека, хранившего наши общие воспоминания, означало потерять само воспоминание, как если бы то, что мы делали вместе, вдруг стало менее реальным и важным, чем было несколько часов назад».
  
  Но я был удивлен, узнав, что у печали есть и целый ряд положительных побочных эффектов. Джордж Бонанно, исследователь природы скорби, так много сделавший для того, чтобы развенчать пять стадий горя (Американский психолог, создатель концепции психологической помощи больным Элизабет Кюблер-Росс описала пять этапов, через которые проходят человек и его родные, переживая и осознавая известие о неблагоприятном прогнозе: отрицание, или изоляция; гнев; торг; депрессия; принятие, или смирение. – Прим. пер.), обнаружил, что печаль заставляет нас обратить наш взор внутрь себя, а именно это и необходимо нам во время скорби. Мы становимся более вдумчивыми и начинаем лучше заботиться о самих себе. Мы дважды, а то и трижды перепроверяем, все ли у нас в порядке. Больше внимания уделяем деталям.
  
  В этом смысле грусть почти противоположна гневу. В то время как гнев подготавливает нас к борьбе, печаль подготавливает нас к защите. Гнев ускоряет мир; печаль его замедляет. «Иногда люди, понесшие тяжелую утрату, даже говорят, что жить с печалью утраты – все равно что жить в замедленной съемке, – пишет Бонанно. – Создается впечатление, что потребность уделять внимание окружающему миру снижается, поэтому мы можем отложить в сторону обычные, повседневные заботы и направить внимание внутрь себя».
  
  Я услышал о трех основных способах, помогающих людям справиться с печалью.
  Покорность судьбе
  
  Первый – это медленное, постепенное обретение смирения. Это неохотное принятие, как и многое другое в сегодняшней жизни, не является линейным и может подвести в самый неподходящий момент.
  
  Гендерквир (Гендерквир – это термин, означающий пол, который не является ни «мужским», ни «женским», а находится где-то посредине между мужским и женским или не является ни тем, ни другим. – Прим. пер.) Оскар Эммет, студент-медик из Нью-Йорка, чья религиозная семья из Калифорнии отвергла его решение больше не быть девочкой, принимать мужские гормоны и отращивать бороду, сожалел о своем не пройденном пути. «Иногда мне грустно, что я не следую определенной дорогой, – говорит Оскар. – Я завидую людям, чья жизнь кажется легкой и устойчивой. Таким, как мои повзрослевшие лучшие подруги: каждая их них вышла замуж за человека, с которым ее свела судьба; у них хорошие и успешные дети; их мужья приходят домой и поют колыбельные, укладывая детей спать. Как бы мне ни нравилось, кем я сейчас являюсь, бывают моменты, когда я страстно хочу быть одним из тех людей, которым не приходится иметь дело с реальным миром, таким беспорядочным и пугающим».
  
  Лео Итон, британский кинорежиссер, который безумно влюбился в американку из высшего общества и должен был очень постараться (в том числе скрывать то, что одно время занимался написанием порнографических сценариев), чтобы заслужить ее доверие, описал испытанное им безудержное горе, когда она умерла от рака груди после 45 лет брака. «Я часто мысленно говорил с Джери, – делится он. – Помню, как стоял на палубе парома и просто рассказывал ей, каково мне сейчас приходится. Ее голос всегда звучит в моей голове. Всем своим существом она продолжает жить во мне». Он сказал, что не всегда грустит: «Бывали моменты абсолютной радости, когда я вспоминал о ней с друзьями. Но потом волнами возвращается горе. На прошлой неделе я смотрел по телевизору наивную мелодраму, и волна горя захлестнула меня, как настоящий морской прилив. Это проходит, но в тот момент оно было просто ошеломительным по своей силе».
  Отношения
  
  В периоды грусти и печали многие люди стремятся к общению. После того как Элиза Корентаер переехала из Нью-Йорка в сельскую местность Миннесоты, чтобы воссоединиться со своим гидом водных походов, она почувствовала печаль потери, грусть от того, что не вписывается в эту реальность, горечь сомнения в том, что сделала правильный выбор. Как же она с этим справилась? «Установление связей. Когда я чувствовала себя подавленной или одинокой, я шла в местную кофейню. Люди улыбались мне или разговаривали со мной; владельцы стали моими друзьями. Я шла на почту и меня узнавали. Лекарством стало ощущение того, что я становлюсь частью сообщества».
  
  После того как Сара Холбрук неожиданно оказалась разведенной молодой мамой, к жизни ее вернули друзья. «Я ненавижу одиночество. И вдруг осталась совсем-совсем одна. Это меня очень огорчило. Но на самом деле я была не одинока, потому что у меня было очень много друзей. Они приходили, и мы отлично проводили время. Отношения помогли мне пережить психологическую травму».
  Радикальная честность
  
  Последний способ справиться с грустью – это, наконец, полностью признаться в своих чувствах себе и другим. Саша Коэн родилась в Лос-Анджелесе в смешанной семье (мама – русская, а папа – американец), еще в раннем детстве начала заниматься гимнастикой и фигурным катанием, а уже в 16 лет в составе сборной США по фигурному катанию выступила на Олимпийских играх в Солт-Лейк-Сити. Но во время произвольной программы она упала и, к своему огромному разочарованию, оказалась лишь четвертой. Четыре года спустя в Турине она выиграла короткую программу, но снова упала в произвольной, завоевав лишь серебро.
  
  Печаль преследовала ее годами. «Каждый раз при разговоре я изо всех сил старалась не разрыдаться». Пока однажды друг не заставил ее посмотреть запись ее выступления. «Это были слезы, еще больше слез и больше печали. Думаю, наконец, я просто позволила себе пережить эту трагедию и боль вместо того, чтобы пытаться от нее отвернуться».
  
  После того как Шон Коллинз был уволен с должности ведущего продюсера NPR (NPR – крупнейшая государственная радиостанция США. – Прим. пер.), он вернулся в свой родной город Сент-Луис и стал приходским священником. Хотя его первым порывом было скрыть то, что с ним произошло, в конце концов он научился этим делиться. «Я вспоминаю слова Эмили Дикинсон: “Правда – такая редкость, что ее приятно говорить”. Часть моего опыта заключалась в том, чтобы научиться быть правдивым, рассказывать эту историю. Я зарабатывал на жизнь, призывая других людей быть честными, но одним из самых сложных дел оказалось убедить в этом самого себя».
  Когда очень стыдно
  
  Больше всего меня удивила третья по частоте эмоция – стыд. Каждый шестой выбрал это чувство как самое сильное в период трансформации. В отличие от страха и печали, истории стыда были каким-то образом более проникновенными, более болезненными, отчасти потому, что в них присутствовал элемент личной ответственности.
  
  Когда Кристина Вандзилак, с которой мы познакомились в Главе 5, очнулась в приюте для бездомных в Калифорнии после десяти лет пьянства, бродяжничества и преступлений, ей стало очень стыдно. Кристина родилась в Индиане в семье мамы-домохозяйки и отца-алкоголика. В 18 лет, когда Кристина сбежала из трех программ лечения от алкогольной зависимости, мать встретила ее у дверей и сказала: «До тех пор, пока ты не встанешь на путь выздоровления, тебе больше нечего делать ни в моем доме, ни в моей жизни. Если я больше никогда не увижу тебя живой, я хочу, чтобы ты знала, как сильно я тебя люблю». Затем она захлопнула перед дочерью дверь.
  
  Кристине потребовалось три года и 22 кражи со взломом, чтобы наконец преисполниться решимости встать на путь выздоровления. К тому времени у нее появилась другая проблема – безутешный стыд за свое преступное поведение.
  
  «Я просто не могла смотреть людям в глаза, – рассказывает она. – Я чувствовала, что должна жить тише воды, ниже травы, потому что, если кто-нибудь узнает, что я натворила, я потеряю все. Люди не смогут меня полюбить».
  
  Затем, посреди ночи, у нее родилось решение. «Мне было необходимо совершить крутой разворот и покаяться, – продолжает она. – Уж лучше я буду сидеть в тюрьме или до конца своих дней выплачивать денежную компенсацию, чем так жить. Поэтому я подходила к каждому из 22-х домов, которые ограбила, стучала в дверь и, когда мне открывали, говорила: “Меня зовут Кристина. Я хочу, чтобы вы знали, что полгода-год назад я ограбила ваш дом. Я готова нести любую ответственность, юридическую или финансовую, чтобы загладить перед вами свою вину. Я также хочу, чтобы вы знали, что мне очень стыдно”».
  
  По ее словам, увидев ее, большинство людей были просто шокированы. «Я думаю, они ожидали увидеть кого-то с другим цветом кожи или другого пола. Многие отвечали: “Да пошла ты куда подальше, и больше близко не подходи к моему дому”. Ни один не сказал: “Спасибо”. Одна женщина сказала: “Ты украла то, что невозможно возместить. Золотое обручальное кольцо, которое досталось мне от моей прапрапрабабушки. Кроме того, ты лишила меня чувства безопасности”».
  
  «Но она также сказала, что не будет звонить в полицию, – продолжала свой рассказ Кристина, – что она не считает, что пребывание в тюрьме пойдет мне на пользу, потому что я явно пытаюсь встать на путь исправления. Поэтому она попросила меня выписывать ей чек на 25 долларов каждый месяц в течение года и больше никогда ее не беспокоить».
  
  Кристина сделала то, о чем ее просили, за исключением того, что у нее не было банковского счета, поэтому она попросила мать пересылать этой женщине деньги, что, в свою очередь, способствовало их с матерью примирению. Спустя годы, после того как Кристина открыла международную программу, помогающую бывшим наркоманам воссоединиться со своими семьями, ее пригласили принять участие в шоу Опры Уинфри. Продюсеры попросили ее связаться с этой женщиной и предложить ей рассказать свою версию этой истории. «Я очень хотела пойти им навстречу, – сказала Кристина, – но в тот день я взяла на себя обязательство никогда больше ее не беспокоить, поэтому вежливо им отказала».
  
  Стыд – это крайне болезненная вера в то, что мы ущербны и, следовательно, недостойны любви. Стыд настолько силен, что подрывает все три источника смысла. Он подтачивает нашу свободу воли, заставляя чувствовать себя бессильными; разрушает наше чувство принадлежности, вынуждая нас сомневаться в своей способности общаться с другими; ослабляет наше стремление к идеалу, делая эгоцентричными и неспособными служить людям. Стыд еще более пагубен, чем его злой двойник – чувство вины. Брене Браун, автор бестселлеров и ученый, предлагает такую удобную формулировку: Чувство вины – я сделал что-то плохое; стыд – я плохой. Некоторые предполагают, что женщины более склонны к стыду, чем мужчины, но мои интервью говорят об обратном. Стыд предоставляет равные возможности почувствовать себя неудачником, тряпкой или слабаком.
  
  Где же спасение от этого ядовитого гнуса? Мои беседы показывают, что ответ заключается в том, чтобы обратиться к наиболее ослабленной области своей идентичности. Те, кто испытывает недостаток свободы воли, будут наиболее эффективны, если сделают шаг вперед, заявят о своих уязвимых местах и даже расскажут о них публично. Те, кто чувствует себя отчужденным, испытают наибольшее облегчение, если поделятся своими истинными чувствами с другими людьми. Те, кто думает, что им нечем поделиться, извлекут наибольшую пользу, если найдут способы помочь тем, кто находится в аналогичных ситуациях. И этот основной компонент предпримет активные шаги, чтобы изгнать стыд из вашей головы.
  
  Вот как это происходит в реальной жизни.
  Свобода воли
  
  Кэролайн Грэм преодолела свой стыд, вызванный двумя неудачными попытками самоубийства, написав об этих инцидентах и получив поддержку в виде сочувственных откликов от группы единомышленников, также борющихся со своими суицидальными наклонностями. После этого она почувствовала себя достаточно свободно, чтобы поделиться еще большей болью. «Вначале у меня в голове должен был прозвучать некий голос, а затем я записывала его слова на бумаге. Были моменты, когда меня настолько угнетало сидение за письменным столом, что я чувствовала себя совершенно разбитой».
  
  Кирсти Спраггон, у которой в течение двух десятков лет случались приступы паники, вызванные чувством стыда из-за болезни, передающейся половым путем, наконец, набралась смелости и написала в своем дневнике слово «герпес». Этот простой шаг вызвал целый каскад перемен, побудил ее выступить на конференции TED о том, как научиться делиться своими секретами, и в итоге привел к тому, что у нее на руке появилась татуировка «говорящая правду».
  Чувство принадлежности
  
  Покинув движение неонацистов, Кристиан Пиччолини на целых пять лет впал в депрессию и стал употреблять наркотики; когда же он наконец образумился и начал рассказывать свою историю, его охватил «ядовитый стыд». Вот как он с этим справился: «От меня требовалось быть более искренним, чем я на тот момент был готов. Мне было необходимо выйти на сцену и сказать: «Вот моя уродливая изнанка, с которой я борюсь». Затем я должен был обнаружить похожую боль в других и проникнуться ею. От стыда избавляет эмпатия».
  
  Эрик Смит, молодой проповедник из Вирджинии, испытывавший чувство стыда из-за того, что его вера и психическое здоровье пошатнулись после многочисленных случаев смерти близких, нашел поддержку у своих учеников с особыми потребностями. «Они научили меня, что главное – быть честным, – рассказывает он. – Инстинктивно я всегда стремлюсь спрятаться. Я должен этому противостоять – признать свою сломленность, неуверенность, свое страдание. Они лишены притворства: если им нравится еда, они засовывают ее в рот. Поэтому они и стали моими учителями».
  Служение идеалу
  
  Аллен Пик, член Законодательного собрания штата Джорджия от Республиканской партии, испытал такое унижение после того, как его внебрачные шалости на сайте AshleyMadison.com стали достоянием общественности, что подумывал об отставке. Но он только что предпринял целый крестовый поход с целью легализовать медицинскую марихуану в интересах пятилетнего пациента с церебральным параличом. «Мы с женой приняли сознательное решение пережить любой публичный позор, лишь бы добиться принятия закона», – рассказал Аллен. Он победил, этот закон был принят.
  
  Джон Смит, в течение многих лет сгоравший от стыда из-за убийства 40 мирных жителей в Ливии, наконец обратился к Богу, стал христианским мирским лидером и начал заниматься волонтерством, оказывая психологическую помощь нуждающимся. «Я сделал свою жизнь открытой книгой. Я говорю всем, кто хочет услышать, о том, что я сделал, и о своих сожалениях. И я провожу четыре встречи в неделю с ветеранами; я не могу этим насытиться».
  
  От стыда, печали и страха, от преодоления собственного сопротивления до принятия нелицеприятных фактов о своей ситуации – первый инструмент трансформации состоит в том, чтобы определить обстоятельства, в которых вы находитесь, и принять эмоции, приходящие с этим новым состоянием. Следующий инструмент может показаться еще более сложным для освоения, но именно он является тем единственным подходом, которого, как представляется, люди жаждут больше, чем любого другого.
  Глава 8
  Отмечайте ее
  Превратите изменение в ритуал
  
  Одним из неизбежных следствий нелинейной жизни является то, что жизнь, ну да, нелинейна. Это означает, что она бесструктурна, неустойчива, преходяща, изменчива. Такая свобода может быть прекрасной, когда вы чувствуете себя застрявшим или несчастным, подавленным или измотанным. Вы можете просто отступить, перестроиться и перезарядиться.
  
  Но иногда, особенно когда вы находитесь в разгаре серьезных жизненных изменений, такая текучесть может быть просто ошеломляющей. Хватит всей этой непредсказуемости; дайте мне что-нибудь определенное, на что можно опереться! Когда это происходит, оказывается, что люди обладают замечательной способностью создавать свое собственное устойчивое основание. Они изобретают новые методы, чтобы себя успокоить, собирают памятные вещи, чтобы напомнить себе о том, что потеряно, проводят церемонии, чтобы оплакать прошлое.
  
  Они создают ритуалы.
  
  Ритуал – слегка устаревшее слово. Оно ассоциируется с затхлыми помещениями, устаревшими обычаями, неудобной одеждой. О боже, только не еще один молитвенный круг. Но один последовательный вывод проекта «История жизни» заключается в том, что именно в те моменты, когда люди чувствуют себя наиболее неприкаянными, они часто обращаются к ритуальным действиям, многие из которых придумывают самостоятельно. Они поют, танцуют, обнимаются, очищают организм, делают татуировки, натираются скипидаром, прыгают с парашютом, ходят в баню. В мире без границ ритуалы служат демаркационной линией. Во времена наводнений ритуалы становятся плавсредством.
  
  В периоды смены формы ритуалы придают форму.
  «Я обдумывала этот шаг десять лет»
  
  Маргарет Паттон родилась в семье, заслуженно пользующейся неоспоримыми привилегиями и обладающей безусловным авторитетом. Ее прапрадедом был Джордж С. Паттон-старший, полковник Конфедерации в годы Гражданской войны. Ее дедом был Джордж С. Паттон-младший, знаменитый генерал времен Второй мировой войны, руководивший вторжениями в Северную Африку и Сицилию и возглавивший Третью армию, победоносно прошедшую через Францию и Германию после высадки морского десанта в Нормандии. Ее отцом был Джордж С. Паттон IV, генерал-майор, участвовавший в Корейской войне, Вьетнамской войне и холодной войне.
  
  «Я всегда думала, что выйду замуж за офицера, у меня будет куча детей и я буду много путешествовать», – рассказывает она.
  
  Но Маргарет обладала бунтарской натурой. Когда ее семья летела первым классом, она «отказалась там сидеть и перешла в заднюю часть самолета, где летели реальные люди». После того как родители познакомили ее с подходящим офицером на скачках «Кентукки Дерби», она «сбежала из ВИП-ложи, чтобы смешаться с толпой». Ее выгнали из школы за то, что она покуривала травку.
  
  «Я вела двойную жизнь, – продолжает она. – Я восставала против денег, в изобилии водившихся в моей семье. Против девиза, который все мы впитали с детства: “Кому много дано, с того много взыщется” (Выражение из Евангелия от Луки, гл. 12, ст. 48. – Прим. пер.), против последствий нашего участия в войне во Вьетнаме. Но всякий раз, когда я говорила, что хочу сбежать, мне всегда отвечали: “Ты, черт возьми, принадлежишь к роду Паттонов. Твоя кровь тебе не позволит”».
  
  Когда Маргарет исполнилось 18, ее соседка-первокурсница в Беннингтонском колледже начала посещать католическую школу при общине бенедиктинских монахинь в Вифлееме, штат Коннектикут, под названием аббатство Регины Лаудис. В один из выходных они пошли туда вместе. Вяло исповедовавшая протестантизм Маргарет была заинтригована царившей там атмосферой обособленности, духовности и усердия.
  
  Она вернулась летом на более длительный срок. Однажды ночью основательница монастыря, госпожа аббатиса Бенедикт Дасс, попросила ее о встрече. Мать Бенедикт объяснила, что на следующий день, 27 августа, монахини проводят церемонию в ознаменование освобождения материнского аббатства в Жуаре, Франция, от нацистов в 1944 году. Именно это событие, как объяснила настоятельница, и вдохновило ее основать общину в Коннектикуте в знак глубокой признательности к американским войскам. Мать Бенедикт попросила Маргарет поднять на церемонии американский флаг.
  
  Имея в виду свое двойственное отношение к американским военным, Маргарет возразила. «Не думаю, что вы выбрали подходящего человека», – сказала она.
  
  «Я действительно нашла самого подходящего человека, – сказала настоятельница. – Вы этого не знаете, но наш орден жизнью обязан вашей семье. Ваш дедушка руководил солдатами, освобождавшими наше материнское аббатство. Без него нас бы здесь просто не было».
  
  Маргарет стояла как громом пораженная. «Это был один из самых знаменательных дней в моей жизни, – вспоминает она. – Вот аббатство, к которому тянется мое сердце, и моя семья является частью его истории».
  
  Более того, это место было проникнуто душевным покоем и самопожертвованием, к чему она стремилась всю свою жизнь. Девушка спросила, может ли она присоединиться к ордену.
  
  Настоятельница ей отказала. Маргарет была слишком молода, слишком наивна, слишком неугомонна. Слишком зла. «Если вы желаете этого недостаточно сильно, – ответила основательница, – то вы не готовы». Следующие десять лет Маргарет боролась со своим желанием быть человеком мира и своей привязанностью к этой таинственной каменной обители в лесах Коннектикута. Она путешествовала, ходила на свидания, открыла школу, влюбилась. Но всегда возвращалась, чтобы провести длительное время в уединении и покое монастыря.
  
  «Я получала необходимые наставления, – рассказывает Маргарет. – Я многое для себя проясняла. Затем, во время одного из моих посещений, настоятельница сказала: “Ты знаешь, что можешь это потерять”. И я никогда не забуду этот момент. Он пронзил меня, как меч. И я сказала себе: “Согласна, я не хочу это потерять”. Когда я здесь, я чувствую взаимность. И на другой стороне есть Некто, и я хочу, чтобы он был центром моей жизни».
  
  – Этот кто-то – Бог? – спросил я.
  
  – Этот Кто-то – Бог.
  
  Маргарет сообщила своей семье, что уходит в монастырь. Это означало почти полный разрыв. Никаких общих праздников, минимальное общение, новая идентичность. Она наконец-то поняла, как сбежать от своей чертовой крови.
  
  Она посвятит свою жизнь Богу.
  
  Ее родители были в отчаянии. Мать так расстроилась, что отказалась присутствовать на обряде посвящения Маргарет. Однако отец остался верен военным традициям семьи: он считал своим долгом поддержать дочь. В канун нового, 1982 года генерал сопровождал свою дочь на обед в соседнюю гостиницу Mayflower Inn. «Мы сели, и отец сказал: “Я хочу лучшего вина в этом заведении! Моя дочь уходит в монастырь”. А я такая: “Ну па-а-ап!..” По дороге к салат-бару метрдотель остановил меня и сказал: “Вы слишком молоды. Не делайте этого”. И я отвечаю: “Я обдумывала этот шаг десять лет. Это теперь мой дом”».
  
  После обеда генерал Паттон отвез свою дочь в аббатство. Маргарет пошла в раздевалку и надела черную тунику с белым шарфом. Когда она вышла, отец читал Библию. «Он осмотрел меня с головы до ног и говорит: “Так это же обмундирование, да?”»
  
  Они вошли в святилище; все остальные остались снаружи. «Основательница пригласила моего отца произнести одну из молитв и благословить меня, что было своего рода исключением. В мое отсутствие одна из монахинь в целях самообороны обучалась стрельбе у отставного полицейского. Ею оказалась Долорес Харт, бывшая актриса, дебютировавшая на экране с Элвисом Пресли. У нее отличное чувство драмы, и она хотела сделать что-то приятное моему отцу. Так что сразу после молитвы она выстрелила в небо из винтовки.
  
  «И вы знаете, – продолжает Маргарет, – солдат всегда узнает звук выстрела. Мой отец говорит: “Что это было?!”»
  
  Монахини повели Маргарет в сестринский корпус. «Затем они закрыли за мной эти огромные, внушительные ворота. Папа восклицает: “Удачи, Маргарет!” И я кричу в ответ: “Спасибо, папа. Она мне понадобится!”»
  
  Трансформационный переход от личной свободы, земной любви и сексуальных экспериментов к жизни, наполненной личным аскетизмом, преданностью Богу и целомудрием является крайним по любым меркам. Повседневное существование монахини радикально отличается от мирской жизни человека. Высшими ценностями здесь считаются стабильность, послушание и покаяние. Но как осуществить такое глубокое преображение? Чему такие ордена, как бенедиктинцы, научились за тысячелетия наставления людей, переживающих одну из самых глубоких жизненных трансформаций, которые только можно вообразить?
  
  Вот и ответ: не торопитесь; настаивайте на глубоком личном размышлении; отмечайте каждый этап этого пути тщательно продуманными ритуалами, очерчивающими и разграничивающими достигнутое новое состояние.
  
  В случае с Маргарет этот процесс длился еще десять лет, прежде чем она стала полноправным членом сообщества. Сначала был ритуал поиска. Маргарет, как и все послушницы, провела свой первый год, исследуя свою генеалогию, поэтому она точно знала, какую семейную историю она привносит в свою новую роль. Год завершился ритуалом одевания. Послушнице выдают черную тунику и платок, ее волосы постригают и покрывают белым кружевным платком, а затем она объявляет свое новое имя. Маргарет стала сестрой Маргарет Джорджиной, тем самым отдав дань уважения четырем поколениям Джорджей Паттонов, от которых она всю жизнь пыталась сбежать.
  
  Далее следует языковой ритуал. Недавно помазанная сестра изучает латынь, литургию и гимны, а также учится выражать себя через притчи и молитвы. Затем следует ритуал послушания. Сестра начинает курс обучения, чтобы определить, какими талантами она уже обладает и на какое поприще служения Богу, от сыроварения до бухгалтерии, она хотела бы встать. Маргарет выбрала растения, поэтому изучала сельское хозяйство и взяла на себя ответственность за цветы и огороды.
  
  Последний шаг – ритуал посвящения. «Вы говорите церкви: “Я ваш”, – и церковь отвечает вам тем же. Затем вы лежите на земле, пока сестры воспевают литанию святых. Это как в день свадьбы, у вас на голове венок из цветов. Мои были со всех уголков земли аббатства».
  
  Но почему же они все это делают? Зачем тратить десять лет, требовать соблюдения всех этих тщательно продуманных наставлений, выполнять все эти устаревшие церемонии?
  
  «Потому что людям это нужно, – отвечает Маргарет. – Они помогают сообществу понять, на каком этапе процесса мы находимся. Они помогают нам по-другому относиться к себе. Чтобы развиваться, нужна определенная стабильность. Именно эти ритуалы и обеспечивают стабильность».
  Свет в окне
  
  В своих интервью я всех спрашивал, отмечают ли они момент вступления в жизненную трансформацию. Я допускал довольно широкие трактовки в отношении того, какие действия могут подпадать под этот разряд. Это могут быть ритуалы, жесты, подношения или любые торжественные церемонии.
  
  78 процентов людей сказали «да»; 22 процента ответили «нет».
  
  Сами ответы продемонстрировали удивительную изобретательность и выявили последовательную, почти инстинктивную потребность людей убедить себя в том, что во время потрясений хаосу их не поглотить. Я определил четыре основные категории ритуалов. Здесь они представлены в порядке убывания популярности:
  
  • индивидуальные (татуировки, строительство алтаря);
  
  • коллективные (организация вечеринки, проведение церемонии);
  
  • смена имени (принятие фамилии супруга или возвращение к добрачной фамилии, получение церковного имени);
  
  • очищение (диета, бритье).
  
  Для простоты изложения термин «ритуал» обозначает все эти виды деятельности. Ритуал – это символический акт, жест или церемония, который помогает привнести смысл в период трансформации.
  
  Чем же объясняется популярность ритуалов?
  
  
  По своей сути ритуалы – это акты смысла. Они помогают восстановить ощущение свободы воли, чувство принадлежности и стремление служить идеалам в те моменты жизни, когда мы чувствуем себя лишенными всех трех. Писатель и исследователь феминизма Кристин Даунинг описывает тревогу, испытываемую нами при вступлении в подобный период жизни, в своих мемуарах A Journey Through Menopause («Путешествие через менопаузу»). «Я чувствовала себя одинокой, недостаточно информированной, немного испуганной и в то же время была преисполнена любопытства и предвкушения, – пишет она. – Я стояла на пороге важнейшего жизненного изменения и не знала о мифах или ритуалах, которые на протяжении всей истории помогали женщинам пережить эту трансформацию с надеждой, достоинством и глубоким смыслом».
  
  Как и в других случаях смыслового вакуума, наши реакции на эти моменты отражают азбуку смысла.
  
  А) Нас привлекают ритуалы, убеждающие нас в том, что мы все еще имеем определенный контроль над миром. Мы начинаем экспериментировать со своим телом, зажигаем свечи, сооружаем памятники. В этом смысле ритуалы похожи на знаки препинания, пишет психолог Елтье Гордон-Леннокс. Иногда в качестве знаков препинания вам нужна точка, например на похоронах или прощальном вечере. А подчас это запятая, например творческий отпуск или пост. В другое время – восклицательный знак, например свадьба или церемония вручения дипломов.
  
  Б) Нас притягивают ритуалы, углубляющие наши отношения с другими людьми. Мы устраиваем обеды, посещаем психотерапевтические сеансы, совершаем паломничества. Цель ритуалов, пишет Даунинг, состоит в том, чтобы объединить личное с трансперсональным, напомнить о том, что наши глубоко личные страдания разделялись большим количеством людей на протяжении многих лет, и прямо сейчас помочь нам собрать круг друзей, которые могут сопровождать нас на этом пути.
  
  В) Нас манят к себе ритуалы, связывающие нашу боль или радость с более высоким призванием. Мы проводим крещения, посещаем поминки, примеряем маски, присоединяемся к протестам, произносим прощальные речи. Мы чувствуем себя настолько переполненными собственными эмоциями, что лучшее, что мы можем сделать, – это прибегнуть к действиям, в которых люди находили утешение на протяжении многих поколений. Таким образом, ритуалы напоминают нам о том, что наши предки и боги знали, что мы столкнемся с подобными преобразующими моментами, и оставили нам методы, способные контекстуализировать наши страхи.
  
  
  Вот некоторые из множества ритуалов, о которых я слышал в своих беседах:
  Личные
  
  • После того как Майярд Хауэлл бросил свою работу в крупной фармацевтической компании, чтобы открыть собственный тренажерный зал CrossFit, он вытатуировал слова «дышать» и «думать» на среднем и указательном пальцах правой руки, и «успешный» и «счастливый» – на среднем и указательном пальцах левой руки. «Я знал, что не смогу вернуться в фармацевтику с этим дерьмом в руках. С меня хватит. Я сказал своим друзьям: “Я еще сделаю татуировку на лице, как Майк Тайсон”».
  
  • Первое, что сделал Оскар Эммет, покинув ортодоксальный иудаизм, – это съел церемониальный чизбургер, купил знаменательные джинсы и насладился запретным первым поцелуем.
  
  • После напряженного года, в течение которого она потеряла работу голливудского продюсера, рассорилась с матерью и сходила на 52 первых свидания, Лиза Рэй Розенберг совершила прыжок с парашютом. «Я страшно боялась высоты, так что подумала: “Если я смогу разобраться с этим, я смогу справиться со всем на свете”». Через год она вышла замуж, и у нее родился ребенок.
  
  • После того как Нэнси Дэвис Хо потеряла отца, она устроила на камине алтарь с его фотографией, кремовым элем Genesee, мячом для гольфа и чашкой риса. Рядом с чашкой она положила молитвенную карточку с его похорон. «Я просто ждала знака от отца, но знала, что он скажет: “Не придумывай!”. Мы с ним всегда были очень прагматичны. Но однажды я подошла к камину и увидела на рисе отпечаток большого пальца. Мои дети были слишком малы, чтобы туда дотянуться, и я подумала: “Да, вот как он всегда это делал, просто чтобы меня подправить”».
  Коллективные
  
  • Рэйчел Суссман, готовясь покинуть своего ортодоксального еврея-мужа, однажды ночью на Пасху отослала его из дома и устроила седер (Седер – ритуальная иудейская трапеза. – Прим. пер.) расширения прав и возможностей женщин, для которого сочинила серию молитв и обрядов, посвященных весне, делающих акцент на благополучии и обновлении и подчеркивающих не освобождение еврейского народа от египетского рабства, а женщин от мужчин. С тех пор она делает это каждый год.
  Смена имени
  
  • Сара Пиннео заработала миллионы, будучи женщиной – трейдером деривативов на Уолл-стрит, что является редкостью, но отказалась от этой работы, переехала в Нью-Гэмпшир и продолжила карьеру, публикуя собственные эротические любовные романы. Чтобы обезопасить себя от насмешек, она взяла псевдоним Сарина Боуэн. «Это был практически ритуал, – рассказывает она, – как будто я становилась другим человеком. Во мне параллельно жила другая личность, но я не хотела, чтобы посторонние видели эту часть меня».
  
  • После того как Сара Сискинд опубликовала статью о межрасовых отношениях в Гарварде, что сделало ее персоной нон-грата в либеральных кругах и в конечном итоге привело на телеканал Fox News, она изменила свое мнение, отказалась от своих консервативных взглядов и захотела стать сценаристом комедий. Чтобы дистанцироваться от своей прежней личности и дать себе некоторую свободу для развития нового бренда, не окрашенного травлей в интернете, пережитой ею в прошлом, она добавила к своей профессиональной идентичности свое второе имя, Роуз.
  
  • Саша Коэн так стремилась избавиться от длинной тени своего сценического образа олимпийской фигуристки, что вернулась к данному ей при рождении имени Александра, чтобы вести более «нормальную» жизнь.
  
  • Кортни Рогманс, вечно пребывающая в духовном поиске (христианство, индуизм, кришнаизм) и основавшая множество альтернативных общин от Калифорнии до Орегона, пережила горький развод, который привел к тому, что она приняла суфийское учение и сменила имя на Khaliqa Baqi, что переводится с арабского языка как «создание и формирование вашего собственного выражения божественного начала».
  Очищение
  
  • После того как Джейсон Дойг покинул НХЛ, он обленился и набрал вес, поэтому, когда новая девушка вдохновила его стать веганом и вести здоровый образ жизни, он занялся тем, что он назвал чисткой скипидаром, принимая контролируемые дозы эликсира коренных американцев, приготовленного из сосновой смолы, чтобы отказаться от сахара, что сопровождалось сильным потоотделением, характерным для «синдрома отмены».
  
  • После того как Аллен Пик признался в открытом письме друзьям, что у него были внебрачные связи в Атланте во время работы законодателем штата, он продал квартиру, которую использовал в качестве любовного гнездышка, и обязался каждый вечер два часа ездить домой из столицы, чтобы побыть со своей семьей в центральной Джорджии.
  
  • После того как Кристиан Пиччолини расстался со скинхедами, у него возникла второстепенная проблема: все его тело было покрыто нацистскими татуировками. Удалить их было непросто, поэтому он решил забить их другими татуировками. «У меня был орел со свастикой на затылке. Единственное, что было достаточно широким, чтобы его покрыть, – это распятый на кресте Иисус. Он стал символом моего возрождения».
  Смерть, не гордись (Цитата из стихотворения Джона Донна «Священные сонеты», перевод С. Я. Маршака. – Прим. пер.)
  
  Не все ритуалы или способы подчеркивания трансформаций подразумевают физическое выражение – некоторые чисто эмоциональны. Особенно это касается траура. Но по какой-то причине ни один аспект жизненной трансформации не понимается более неправильно, чем то, что автор книги Eat, Pray, Love (Есть, молиться, любить. АСТ, 2018) Элизабет Гилберт называет «сладким временем скорби». Мои беседы предполагают, что мы неверно оцениваем причины, решения и даже форму, которую принимает этот процесс.
  
  На профессиональном снимке голову Ларри Молдо покрывает черная ковбойская шляпа, что неудивительно, учитывая, что он живет в Шайенне, Вайоминг, но несколько неожиданно, учитывая, что он раввин Конгрегации горы Синай, старейшей синагоги в «штате ковбоев».
  
  Ларри родился в Миннеаполисе, его отец был мастером по обработке листового металла. Любитель чтения и интроверт, Ларри ненавидел проводить время вне дома. «Я верю, что Бог позволил нам возводить стены, чтобы мы могли находиться внутри». У него был талант к математике и тяга к знаниям, во втором классе учитель его попросил: «“Сделай мне одолжение, не занимайся больше математикой, пока тебя не догонит твой класс». Шесть лет спустя они меня догнали, но к тому времени я перешел к истории”».
  
  Испытывающий неловкость в общении с другими людьми, во время обучения в колледже Ларри жил дома, устроился на работу в отдел еврейского образования в Пеории, штат Иллинойс, а затем стал руководителем ритуальной службы в синагоге в Омахе. Он женился, работал в ломбарде своего тестя, а затем стал лицензированным торговцем оружием.
  
  «Я сделал это, потому что меня попросил об этом мой тесть, – рассказывает он. – Оказывается, вы можете продавать те вещи, которыми не пользуетесь. Я продавал украшения, хотя ношу их нечасто. Здесь даже у бабушек есть ружья, потому что два раза в год они выходят с ними их на улицу и стреляют в воздух. Вот так у нас празднуют Новый год и Четвертое июля».
  
  Однако после того, как Ларри ограбили под дулом пистолета, он ушел из магазина и решил стать раввином. «Мой друг сказал мне: “У тебя уже есть знания и опыт, но людей не нанимают на работу за их знания. Тебе нужно звание”».
  
  Большую часть этого времени Ларри и его жена безуспешно пытались завести ребенка. В конце концов она забеременела, но ребенок родился мертворожденным, перестав развиваться примерно на шестом месяце беременности. «Это было очень сложно в эмоциональном плане, – продолжает он. – Кроме того, никто в семье моей жены не сказал нам о том, что первая беременность в этой семье сопряжена с высоким риском. В течение шести поколений первый ребенок рождался мертворожденным. Каждый раз смерть была вызвана обвитием плода пуповиной».
  
  Традиционалист по натуре, Ларри был особенно расстроен, обнаружив, что в его ветви иудаизма не было ритуалов или других практик, которые помогали бы семьям справиться с мертворождением. Он и его жена не смогли даже провести похороны, потому что больница отказалась выдать останки. «Моя жена до сих не может по этому поводу успокоиться», – говорит он.
  
  И тут в нем снова проснулась тяга к знаниям. Следующую дюжину лет Ларри провел, углубленно изучая выкидыши, мертворождение и другие случаи неонатальных смертей в еврейской литературе, от Торы до Талмуда. «Не было ничего, что могло бы утешить», – рассказывает он. В итоге он написал свою раввинскую диссертацию на тему «Неудачные беременности и неонатальные смерти: пастырское попечение для раввинов и канторов».
  
  Что же он узнал?
  
  «Горе – это то, что вы чувствуете, – рассказывает он. – Скорбь – это то, что вы делаете. Если у вас нет возможности выразить свое горе, оно скапливается внутри и выводит вас из строя. Община не позволяла проводить ритуалы, связанные с неонатальной смертью, поэтому горе не находило выхода».
  
  Вооруженные знаниями, Ларри и его жена разработали свои собственные способы скорби. Они назвали ребенка и попросили близких признать факт потери потенциальной жизни ребенка. В годовщину мертворождения они зажгли свечу. А когда позднее они усыновили ребенка, они поделились с ним воспоминаниями о его ушедшем брате.
  
  «В ходе своего исследования я обнаружил, что, даже если вы не отмечаете то, что с вами произошло, тело делает это за вас. Бывают моменты, когда вы чувствуете себя несчастным и не понимаете почему, но 15-ю годами ранее это событие происходило, и ваше тело год за годом это вспоминает. Цель траура – высвободить эти чувства, даже поделиться ими с сообществом, потому что, если вы этого не сделаете, они обязательно настигнут вас потом».
  
  Люди склонны думать, что понимают траур: в основном это относится к смерти, это занимает много времени и разворачивается поэтапно. Ни один из этих трюизмов не является до конца справедливым. Давайте посмотрим на них один за другим.
  
  Во-первых, скорбь больше не возникает только в результате смерти. Люди скорбят по самым разным причинам: от потери дома до отъезда детей в колледж; от должности, доставшейся другому человеку, до наивного ожидания, что в конце концов все получится. В моих беседах грусть была второй по частоте эмоцией, которую люди испытывали во время трансформации, и большая часть этой печали была связана не с тем, что было потеряно, а с тем, чего никогда не происходило. Счастье так и не было достигнуто, мечта так и не осуществилась. Как писал Джон Гринлиф Уиттьер: «Из всех слов, когда-либо сказанных или написанных, самые печальные: “Это могло бы осуществиться!”»
  
  Что касается второго мифа, скорбь не обязательно длится долго. Еще сто лет назад люди думали, что траур длится вечно. Бывшая первая леди Сара Полк, которой было 45 лет, когда в 1849 году умер ее муж, бывший президент Джеймс Полк, всю оставшуюся жизнь, более четырех десятилетий, носила черную траурную одежду. Сегодня траур считается более кратковременным. Джордж Бонанно, исследователь горя из Колумбийского университета, обнаружил, что до 60 процентов скорбящих не проявляют никаких симптомов горя уже через месяц после потери. Некоторые преодолевают свою печаль за несколько дней. С другой стороны, до 15 процентов людей, потерявших близких, годами не могут справиться со своим горем.
  
  Наконец, миф о том, что горе линейно. Как и многие другие области человеческой психологии, в XX веке горе пережило период, когда оно было сведено к прогрессивной временной шкале, состоящей из задач, шагов и этапов. Более того, считалось, что те, кто не поставил галочки в каждой клетке в установленном порядке, обманывают себя и нуждаются в корректирующем психологическом консультировании. Теперь мы знаем, что каждый человек следует своим путем и придерживается собственных временных рамок. «Один из наиболее последовательных выводов, – пишет Бонанно, – состоит в том, что тяжелая утрата – это не одномерное переживание».
  
  Бонанно и другие исследователи обнаружили, что горе проходит быстрее, если те, кто переживает утрату, предпринимают конкретные шаги, чтобы оплакать то, что ушло. Дополнительным преимуществом скорби является то, что она помогает людям, окружающим человека, пережившего потерю. Особенно если скорбящий участвует в том, что можно считать положительным, даже коллективным опытом: в общем смехе, рассказывании историй, проведении собраний, строительстве мемориалов. Акт скорби становится актом единения и, как следствие, актом возрождения. Неудивительно, что в моих беседах две трети людей утверждали, что они так или иначе скорбели во время своей трансформации.
  
  Вот некоторые из наиболее эффективных способов переживания скорби, о которых я слышал:
  
  • Личный юбилей. Девон Гудвин учредил специальный праздник в память о своей черепно-мозговой травме в Афганистане. «Каждый год 31 августа я ничего не делаю. Я не работаю. Просто сижу и размышляю. И звоню своей подруге Келли, которая сидела на заднем сиденье, интересуюсь, как у нее дела. Не было ни единого случая, чтобы этот день никак меня не растрогал».
  
  • Семейный обычай. Дуэйн Хейс, бывший гипермачо из Мичигана, был эмоционально растерзан, когда у его жены, уже перенесшей две неудачные беременности, произошло преждевременное отслоение плаценты, в результате две их дочери-близнецы родились мертвыми. «Мы создали множество ритуалов для девочек, – рассказывает он. – Каждый год мы празднуем их рождение вместе с братьями и сестрами, которые родились позднее. Готовим кексы и посещаем кладбище. Зимой привозим венки».
  
  • Нежные проводы. Лиза Хеффернан так боялась остаться в «опустевшем гнезде», что основала группу в Facebook* (см. Примечание на стр. 472) для мам молодых людей и тщательно управляла процессом отправки своих детей в колледж. «Я создала всевозможные ритуалы, связанные с тем, как я размещаю их в комнаты в общежитии, в какие рестораны мы ходим, какие магазины посещаем. Я придумала, как мы будем общаться, настроив специальный групповой чат. Я называю это цифровым обеденным столом. В конце концов я поняла, что не сожалею об их уходе. Я горевала оттого, что буду меньше с ними общаться. Я просто не хотела, чтобы они стали чужими».
  
  • Индивидуальное размышление. У американки корейского происхождения Хелен Ким, профессора биофизики из Алабамы, диагностировали рак желудка на поздней стадии, что привело к потере двух третей желудка, а затем и к разрыву брака, поскольку она больше не могла полностью посвящать себя мужу, а он не желал заботиться о ней. Травма Хелен давала о себе знать каждый раз, когда она выходила обедать с коллегами. «Мне неизменно приходилось исчезать в туалет с диареей. Я сидела там и думала: “Почему я должна отличаться от других людей?” Я каждый раз слегка горевала, затем возвращалась к столу, и никто ничего не замечал».
  
  • Чувство перспективы. Сет Мнучин, выпускник Гарварда, который большую часть своей жизни между 20 и 30 годами был героиновым наркоманом, сказал, что 25 лет спустя все еще оплакивает переживания, недоступные ему в настоящем. «Я тоскую по таким вещам, как курение травки на концерте, что раньше мне очень нравилось. Сожалею, что лишен возможности попробовать психоделики, хотя это очень меня привлекает. Я оплакиваю себя – преступника, ковбоя, намного более романтичного, чем сегодняшний я, который в своем Subaru Forester везет собаку к ветеринару или едет на прием к терапевту. Мне этого очень не хватает, но я все равно лучше буду тем, кем являюсь сейчас, чем тем, кем был тогда».
  Эти ботинки могут поведать о многом (Отсылка к хиту These boots are made for walking – «Эти ботинки, чтобы ходить», в исполнении Нэнси Синатры. – Прим. пер.)
  
  Некоторые из обнаруженных мною закономерностей искал я сам; другие находили меня сами. К последним относится то, как люди отмечают конец эмоционального периода своей жизни: они выбирают реликвию, которая связывает их с их предыдущей жизнью и становится сосудом для переноса подлинных эмоций в будущее.
  
  Одно из моих первых интервью было с Даваном Уильямсом. Даван, родом из центральной части Филадельфии, рос сиротой и в возрасте 22-х лет был арестован и заключен в тюрьму за вооруженное ограбление. Уже будучи отцом нескольких детей, Даван прошел программу для отцов-заключенных (Inside Out Dad – программа для отцов-заключенных, позволяющая им участвовать в жизни детей. – Прим. пер.), затем был освобожден и продолжал работать в рамках этой программы. Он рассказал, что тюремные ботинки до сих пор стоят у задней двери его дома, поэтому они – последнее, что он видит каждый день, выходя из дома. «Они – постоянное напоминание о том, что это не то, что вам нужно, сэр. Вы прошли долгий путь, и вам открыты все дороги».
  
  Вскоре после этого интервью я разговаривал с Эриком Хейни, потомком семи поколений белых бедняков из Аппалачей на севере Джорджии, который впоследствии стал бойцом первого оперативного отряда Delta Force, элитного армейского антитеррористического подразделения. 25 апреля 1980 года Эрик находился в самолете-заправщике, приземлившемся в пустыне центрального Ирана в рамках операции «Орлиный коготь» по спасению удерживаемых в Тегеране американских заложников. Миссия столкнулась с неожиданным погодным явлением, известным как хабуб, песчаная буря. В наступившей мгле вертолет American Sea Stallion врезался в самолет, в котором находился Эрик, что вызвало мощный взрыв. «Я всегда страшно боялся сгореть заживо, – рассказывает Эрик, – но как только лопасти вертолета врезались в топливный бак, дизель просто хлынул через пробоину и растекся по всему салону самолета». Команда рванулась в безопасное место, и Эрик был последним, кого втащили на борт одного из уцелевших самолетов, покидавших Ирак после того, как миссия была прервана и подразделение готовилось к эвакуации.
  
  Сегодня в офисе, где он пишет, у Эрика стоят ботинки, в которых он был той ночью. «Я не пытаюсь вновь пережить тот период, – говорит он. —Я нахожу смысл в этом новом этапе жизни. Но я хочу помнить, что это часть того, кем я являюсь».
  
  Даже у Девона Гудвина у двери в спальню стоят окровавленные ботинки, в которых он был в Афганистане, когда они наехали на самодельное взрывное устройство. «Я смотрю на них каждый день. Мне это необходимо. Это заставляет меня думать: “Я это сделал”, – и напоминает мне о том, что нужно быть скромным».
  
  Три разные жизни. Один предмет. Похожие истории. В чем дело?
  
  Я включил в свои интервью вопрос о реликвиях или других символических объектах. 85 процентов людей сообщили, что хранят подобные сувениры; 15 процентов ответили отрицательно.
  
  Идея о том, что вещи способствуют нашей идентичности, не нова. Ученые на протяжении двух поколений наблюдали, что личные предметы играют определенную роль в создании и сохранении нашей текущей идентичности. «Вещи говорят нам, кто мы такие», – написали в начале 1980-х годов Михай Чиксентмихайи и Юджин Рохберг-Халтон.
  
  Но я начал подозревать, что происходит что-то более важное. Помимо своей символической ценности, эти окровавленные ботинки, выцветшие фотографии, украшения, которые никто не носит, и шрамы на лице сами становятся источником перемен. Во-первых, они служат сосудом для многих неуправляемых эмоций, вспыхивающих в моменты потрясений. Закрепление этих аморфных чувств за определенным объектом каким-то образом их укрощает и делает менее угрожающими.
  
  Что еще более важно, предмет становится средством эмоционального путешествия во времени. Я касаюсь этого ожерелья и вспоминаю свою маму. Я смотрю на эту фотографию и вспоминаю, что чувствовал до того ужасного звонка. Таким образом, памятная вещь способна не только растворятся на заднем плане нашей жизни – в конце концов, она лежит на полке или спрятана в ящике, – но также готова мгновенно проснуться и телепортировать нас в прошлое. Так реликвия олицетворяет собой подлинный жизненный опыт, постепенно становясь частью общей истории нашей жизни, даже если и занимает все менее и менее заметное место в нашей повседневной жизни.
  
  Некоторые из значимых реликвий, о которых я слышал, носят визуальный характер:
  
  • Лиза Портер хранит в своем телефоне фотографию, на которой она радостно держит на руках своего новорожденного сына в возрасте двух недель – до того, как ему поставили диагноз психического расстройства, что будет играть доминирующую роль в их жизни следующие 18 лет.
  
  • После того как жена Яна Эгбертса покончила с собой, он собрал десятки их семейных фотографий, накопившихся за много лет, и поместил их в цифровую фоторамку. «В то время я был очень зол, – рассказывает он, – но тут я увидел, как меняется выражение ее лица – сияющее на фотографиях, когда мы только что познакомились или во время путешествий в Китай, Афганистан и Иран, но по мере того, как ее психическое здоровье ухудшалось, она практически совсем перестала улыбаться, и счастливых фотографий больше не было. Я никогда раньше этого не замечал, и это мне очень помогло».
  
  Другие сохраняют память о проблемах со здоровьем:
  
  • Пегги Флетчер Стэк хранит стетоскоп, с помощью которого она слушала сердце своей дочери Камиллы, умершей от врожденной болезни, а также пачку счетов. «Каждый из них представляет собой материальный объект, напоминающий мне о той эпохе. Я просто перелистываю счета и вспоминаю: вот когда я отвела ее на прием к кардиологу, а тут я отвезла ее в больницу».
  
  • Адам Фосс, который был госпитализирован в психиатрическую больницу Бостона после запоя, последовавшего за тяжелым разрывом отношений, носит в бумажнике листок бумаги с показаниями кровяного давления и пульса на момент своей госпитализации. «Давления практически не было, потому что моя кровь была очень жидкой. Это все из-за спиртного. Вот сколько я выпил. Я храню эту бумажку как напоминание: вот что ты сделал с собой, вот как ты был близок к смерти».
  
  Иные представляют собой предметы одежды:
  
  • Джен Лири всю жизнь хотела быть пожарным. Она стала одной из двух женщин из 100 сотрудников Пожарного управления Филадельфии и позже основала организацию по пристройству домашних животных, которых их служба спасала на пожарах. Но когда временно у нее проживавший питбуль напал на ее девушку, Джен пришлось вмешаться, и собака истерзала ей запястья. Из-за травмы Джен была вынуждена уйти на пенсию в 31 год. Подруга из службы безопасности сжалилась над ней и позволила Джен нарушить правила и взять на память шлем, хранящийся теперь у нее дома.
  
  • Вивьен Мин, игравшая в футбол в старшей школе, когда еще была мужского пола, бросила колледж, жила в машине и чуть не покончила жизнь самоубийством, однако затем вернулась в школу, получила ученую степень в области когнитивной нейробиологии и стала женщиной. «Я до сих пор храню смокинг, купленный за безумные деньги, чтобы пойти на выпускной бал с моей первой девушкой. Когда я женился на своей жене, я уже принимал гормоны и худел, поэтому на свадьбу надел этот смокинг. Выглядел он как костюм, и никто ни о чем не догадывался, знали только я и она».
  
  Остальные мы носим на собственном теле:
  
  • Эрик Джонсон, который многие годы работал на босса мафии в Бруклине, видел, как убивали его девушку, стал наркоманом, затем завязал, открыл сантехническую компанию и стал церковным дьяконом, рассказал, что напоминанием ему служат «дорожки». «Это следы от иглы на моей руке. Мне не стыдно за свою историю, потому что это то, что привело меня сюда, но я смотрю на них и вспоминаю о том, что не хочу возвращаться в прошлое».
  
  • Док Шеннон сбрил усы после того, как в 1968 году его отправили во Вьетнам, но когда два его приятеля были убиты, он вновь отрастил усы, чтобы почтить их память. «Каждый день на протяжении всей моей жизни, когда я бреюсь, я вижу свои усы и думаю об этих парнях. Прошло 50 лет, а у меня все еще есть мои усы. Когда каждому из моих пяти внуков исполнялось 13 лет, я делился с ними этой историей и просил поделиться ею и со своими внуками, чтобы они тоже могли помнить моих друзей».
  
  Торжественные церемонии и предметы, от ритуалов и траурных мероприятий до реликвий, – все это способ удержать и облечь в форму эмоциональные природы нашей жизни.
  
  Они особенно эффективны во время долгого прощания, поскольку помогают нам осознать, что прошлое действительно прошло. Они воплощают (и держат под контролем) наши неуверенность и страхи. И являются свидетельством для нас самих (и окружающих) того, что мы пережили критическое изменение в жизни и готовы хотя бы приблизительно к тому, что будет дальше.
  Глава 9
  Избавьтесь от нее
  Откажитесь от старого мышления
  
  Неряшливая середина называется так неспроста. Она дезориентирует, разочаровывает; одних освобождает, приводит в ярость других. Многолетние устоявшиеся привычки рушатся, тают годами культивировавшиеся идентичности. Личные истории, которые мы собирались рассказывать всю жизнь, внезапно обрываются.
  
  Что дальше?
  
  Мои беседы показывают, что в этот критический период жизненной трансформации люди делают две главные вещи. Они не обязательно занимаются этим по порядку, это не происходит быстро и даже не всегда сознательно. Но они обязательно это делают.
  
  Во-первых, они отбрасывают: старые установки, распорядок дня, образ жизни, заблуждения, мечты.
  
  Во-вторых, они создают: новые взгляды, способности, навыки, таланты, средства выражения.
  
  В этой главе мы займемся изучением первого, а второе рассмотрим в следующей. Начнем с примера, где есть и то, и другое.
  «Из моей задницы выходит все накопившееся там дерьмо»
  
  Марк Лейкман родился в Портленде, штат Орегон. «Я был чудовищем Франкенштейна, созданным двумя героическими модернистскими дизайнерами, архитекторами и проектировщиками, – рассказывает он. – Я был воспитан в их творческой семье, а затем послан в мир выполнять их приказы». Отец Марка был основателем отдела городского дизайна Портленда; мать была знатоком ранних городских культур и таскала сына по миру, изучая неолитические общины.
  
  «Я подвергся воздействию такого обилия интересной информации, – продолжает Марк. – К тому же это были 60-е, Джон Ф. Кеннеди просил нас подумать о том, что мы можем сделать для нашей страны. Я был просто запрограммирован думать, что мне необходимо оставить свой след».
  
  В старшей школе Марк направил свое рвение на создание гигантского комикса размером два на три фута, в котором он превратил супергероев и злодеев вселенной Marvel в космических персонажей, ведущих борьбу против западного экспансионизма. «Думаю, так я пытался выразить свой подростковый протест».
  
  После школы Марк в течение года занимался ремонтом домов, а затем пять лет изучал архитектуру в Университете штата Орегон, после чего устроился работать в местную дизайнерскую фирму.
  
  «К счастью, именно в тот момент, когда я начал сомневаться в правильности выбора профессии, и произошел этот инцидент с сокрытием информации о токсичных отходах, – рассказывает он. – Моя фирма проектировала здание Bank of America в центре Портленда, прямо на берегу реки, и оказалось, что наш подрядчик платил государственным инспекторам, чтобы они игнорировали тот факт, что на месте строительства находится захоронение огромных резервуаров с ядовитыми отходами.
  
  «Все это было преподнесено нам в виде шутки, – говорит он, – и мои коллеги смеялись, как будто в этом не было ничего страшного и мы не нарушали закон».
  
  В ответ Марк решил превратить этот факт в важное событие – по крайней мере для самого себя. «Уволился я невероятно красиво, – продолжает он. – Я собрал всех шестерых своих начальников в конференц-зале и обратился к ним с речью о том, что, когда мы только начинали заниматься дизайном, у всех нас были общие устремления, но теперь мы от них отказались. Фактически я сказал: “Я ухожу, но все еще в вас верю”. Спустя годы один из моих начальников сообщил, что это выступление помогло фирме решиться на некоторые изменения. Было приятно это услышать».
  
  Затем Марк делал то, чем занимаются многие после разрушительного жизнетрясения. Он плыл по течению, скитался и потерял себя.
  
  «Я начал путешествовать. Сначала без особой цели. Я просто знал, что мне нужно поездить и осмотреться. Я побывал в Европе, в странах Средиземноморья, затем в Северной Африке. Я начал спрашивать людей: “Что со мной не так? Что не так с моим сообществом?” И люди отвечали: “Знаете, американцы на самом деле люди неинтересные. Вы, как правило, много говорите о деньгах и совсем не умеете слушать”».
  
  Но эти люди также просили его остаться. Следующие семь лет Марк провел в скитаниях. Он приезжал в какое-нибудь место, заводил друзей, они давали ему работу, и некоторое время он там жил, а затем уезжал. Все это время он занимался тем, что слой за слоем сбрасывал с себя свою идентичность, оставляя позади свои притязания, свою уродливую американскую натуру, свою склонность слишком много говорить. Он чувствовал себя обнаженным и беззащитным. «В какой-то момент мне снилось, что я спускаюсь к мосту примерно в шести кварталах отсюда и спрыгиваю с него».
  
  Но постепенно он работал над раскрытием своих основополагающих убеждений. Он избавился от привязанности к деньгам. «Мне пришлось упростить свою жизнь, научиться жить без комфорта, перестать быть потребителем». Он отбросил свою одержимость карьерой. «Мне пришлось многое переосмыслить, выяснить, как работать с альтернативным капиталом, перестать думать с точки зрения бюджета и достижений». Он снизил свою привязанность к благам цивилизации. «В конце концов я понял, что для того, чтобы основательно разобраться в основах человеческого существования, мне нужно посетить доиндустриальное общество, никогда не подвергавшееся влиянию колониализма».
  
  Так он и сделал. Марк отправился в отдаленные джунгли на юго-востоке Мексики, где его пригласили пожить среди лакандонов, одного из самых изолированных племен в мире, проживающих в зоне боевых действий сапатистских повстанцев на границе с Гватемалой. «Это было похоже на попытку найти Эдемский сад».
  
  Там, после нескольких месяцев, потраченных на то, чтобы завоевать доверие, Марк получил опыт, по его твердому убеждению, ставший возможным только благодаря всему тому очистительному процессу, через который он себя провел. «И тут произошло то, о чем я никому не рассказывал, но этот момент я мог бы назвать святым, – описывает он. – Я сидел с этим молодым человеком на крыльце священного дома майя. Собралась вся община. Все были одеты в одинаковую одежду. Если бы не волосы на лице, их можно было бы назвать андрогинами. Этот человек по имени Марио в течение нескольких месяцев был моим проводником».
  
  Пока они оба сидели, скрестив ноги, на плечо Марио села бабочка. «Затем, по мановению его руки, бабочка покидает его плечо и начинает летать над его рукой. Бабочка начинает описывать горизонтальные круги прямо над раскрытой ладонью, но не садясь на нее. Марио подается вперед и приседает на корточки, выставляет вперед другую ладонь, и бабочка перелетает на это запястье, а затем начинает летать туда и обратно, я бы сказал, раз шесть, совершая своего рода танец.
  
  «Так как же мне это описать? – продолжает Марк. – Бабочка опускается на указательный палец его правой руки. Марио наклоняется вперед, как бы предлагая мне бабочку, и говорит: “Подними вверх палец”. Я поднял палец, но бабочка явно не хотела садиться на него. Так что Марио склоняется над ней и, по-видимому, весьма эмоционально пытается бабочку уговорить. В конце концов бабочка прыгает с его пальца на мой. И знаете, меня не особо интересуют визуальные эффекты Стивена Спилберга, космические пришельцы, взрывающиеся планеты, но в тот момент, наблюдая за этим едва уловимым танцем бабочки с человеком, я почувствовал, что внутри меня все еще живет тот десятилетний мальчик и что жизнь – это нечто большее, чем то, что я когда-либо мог вообразить.
  
  «И я помню, почувствовал, – говорит он, – что внутри меня что-то тает, как будто из задницы выходит все накопившееся там дерьмо, ну или что-то в этом роде. Я чувствовал себя таким уверенным и сознавал, что мне нужно возродить свое стремление изменить этот мир к лучшему, которое я испытывал подростком».
  
  Марк вернулся в Портленд, преисполненный решимости продвигать идею о том, что человечество потеряло места для собраний, подобное тому, где он получил свое прозрение в тот день. Мы пали жертвой урбанистической сети индустриальных улиц, закрытых входных дверей, минимального общения между людьми. Он основал партизанское дизайнерское сообщество под названием «Проект реконструкции города». Их первая инициатива заключалась в создании мобильной чайной, построенной из дверей и окон, способных открываться и закрываться, а также гигантских раздвигающихся тентов, напоминающих крылья бабочки. Команда устанавливала этот чайный домик по вечерам в понедельник на перекрестке в густонаселенном жилом квартале и приглашала соседей приносить десерты и наслаждаться музыкой.
  
  «Это был своего рода сплав места сбора народа майя и кафе, где можно выпить послеобеденную чашку чая в Оксфорде, в Англии, – говорит он. – Мы говорили, что перекрестки следует приспособить под иные цели. Боже милостивый, в этом городе их 22 тысячи».
  
  Жителям это понравилось, вскоре и другие районы начали приглашать команду обосноваться на их перекрестках. Но тут встали на дыбы городские власти. Марку вспомнились истории, рассказанные отцом, о его борьбе с коррумпированными местными чиновниками. Наконец, когда общественный резонанс стал достаточно громким, мэр и городской совет приняли закон, согласно которому собрания соседей стали законными. Движение Марка ширилось. В следующие четверть века его организация успешно развивалась, включив в свою деятельность «создание среды обитания», начиная от коллективной помощи соседу в строительстве (сопровождаемой едой и выпивкой) вплоть до раскрашивания уродливых перекрестков в сообществах по всему миру.
  
  По его словам, истоком стал именно этот момент бабочки. «Я хочу сказать, что, потеряв работу, можно сидеть и сетовать или рассматривать это как возможность для личного переосмысления. Я вошел в кокон этого мира, безопасное и священное убежище, и меня охватило желание преобразиться. Я не стремлюсь тут ни к какой мистике, но и не закрываюсь от мысли, что внутри меня живет бабочка или что-то в этом роде. Я вернулся в первородное состояние, стал уязвимым и возродился с крыльями».
  Утраченное искусство потери себя
  
  Неряшливая середина – это прежде всего то, что происходит, когда мы находимся в промежуточном состоянии. Она подразумевает сложную алхимию отказа от старых путей и экспериментов с новыми, выхода за рамки прошлого и попыток определения того, что грядет. На языке бабочек – это кокон; на языке героев – это утрата пути.
  
  Прежде чем мы коснемся вопроса о том, как люди находят выход из безвыходного положения, даже если иногда и пользуются предоставляемыми им преимуществами, стоит сделать паузу и вспомнить, что утрата пути – это неизбежная часть процесса. И так было с незапамятных времен.
  
  Большинство ведущих религий придерживаются идеи, что важные человеческие достижения включают периоды разобщенности и дезориентации. Индусы называют эту фазу блужданием в лесу; Авраамические религии уподобляют ее скитанию в пустыне. Авраам уходит в неизвестность; Моисей ведет израильтян в пустыню; израильтян ссылают в Вавилон; Иона исчезает в брюхе кита; Иисус уходит в пустыню; Павел предпринимает путешествие в Дамаск; Мухаммед уединяется на вершине горы.
  
  Древние мифы содержат тот же мотив: Эдип отправляется в неизведанное, так же как и Геракл, Ясон, Персей, Ахилл и Одиссей. То же самое происходит позднее с Бенедиктом, Антонием, Буддой, Макиавелли и Данте. Классические сказки имеют схожую тему: Красная Шапочка врывается в полумрак ужаса, как Джек и Джилл, Белоснежка, Спящая красавица и Джек на своем бобовом стебле. Джозеф Кэмпбелл (Джозеф Джон Кэмпбелл – американский исследователь мифологии, автор трудов по сравнительной мифологии и религиоведению. – Прим. пер.) назвал этот этап путешествия героя переходом через порог, когда герой покидает привычный мир и отправляется в грандиозное приключение.
  
  Подобное определение, возможно, делает этот шаг более романтичным, чем он есть на самом деле. Маргарет Этвуд, на мой взгляд, лучше всех уловила ощущение дезориентации, написав: «Когда вы в центре повествования, это вовсе не история, а всего лишь замешательство; темный рев, слепота, осколки разбитого стекла и обломки дерева; как дом в эпицентре урагана, или корабль, затертый айсбергами, или лодка, несущаяся по порогам, и никто из находящихся на борту не в силах ее остановить».
  
  Вот каково это – быть потерянным!
  
  И хотя это небольшое утешение, пока вы через это проходите, это то, что вы, предположительно, чувствуете. Как сказал Андре Жид: «Невозможно открыть для себя новые земли, не согласившись на долгое время потерять из виду берег». Из своих разговоров я узнал парадоксальную вещь: очень многие люди узнают и даже приветствуют это ощущение гнетущей тоски. Достижение дна на языке зависимости. Потому что дно означает, что больше некуда идти, кроме как вверх. Дж. К. Роулинг рассказала о подобном моменте. Когда через семь лет после окончания университета она оказалась разведенной безработной одинокой матерью, «настолько бедной, насколько это возможно в современной Британии, не будучи бездомной», и «по всем обычным меркам самой большой неудачницей», которую она знала, подножье скалы «стало прочным фундаментом», на котором она «перестроила свою жизнь».
  
  Бруно Беттельхейм назвал свою книгу о скрытой ценности сказок The Uses of Enchantment (О пользе волшебства. ИОИ, 2020). Может быть, пора подумать о прямо обратном – о пользе избавления от волшебных чар. Этому есть множество духовных доказательств. «Был мертв и чудом стал живой», – гласит самый известный гимн всех времен «О, благодать» («О, благодать», Amazing Grace – христианский гимн, написанный английским поэтом и священнослужителем Джоном Ньютоном (1725–1807). – Прим. пер.). Это подтверждается и многочисленными психологическими исследованиями: уже десятки лет ученые наблюдают, что люди, переживающие кризисы идентичности и умудряющиеся их разрешить, превосходят других в достижениях, способности устанавливать близкие отношения и приспособляемости.
  
  Но самое лучшее подтверждение всего этого можно найти в самих этих сказках. Волк неизменно проявляет лучшее в герое. Без волка все это простая прогулка по лесу.
  
  Вот несколько примеров того, как люди воспринимают смысловой вакуум, возникающий в эпицентре жизненной трансформации:
  
  • Джина Бьянкини рассказала, что до сих пор точно помнит, чем она занималась после увольнения с должности генерального директора компании из Кремниевой долины: «То, что я делала той ночью и, по сути, в течение нескольких недель после нее, – это пила красное вино и ела картошку фри. На самом деле, картошка фри была для меня важнее красного вина. Я просто очень хотела есть картошку фри, особенно с друзьями».
  
  • Анна Криштал обнаружила, что после переезда домой из Израиля, чтобы побыть со своей немощной мамой, ей пришлось признать, что она топчется на месте и не знает, что делать дальше. «Я думаю, что вся эта жизнь с запойным просмотром телесериалов, валянием в кровати в штанах для йоги с ногами, торчащими из-под одеяла, и ноутбуком на животе, уходом в себя, запойным просмотром телесериала “Парки и зоны отдыха” наконец меня достала. Я помню, как подумала: “Это абсурд. Если бы сейчас сюда вошел пещерный человек, он бы даже не принял меня за человека. Типа, вот я, черт возьми, здесь могу потратить еще месяца три в надежде на перемены, или мне самой придется что-то изменить”».
  
  • Боб Холл вернулся домой в Небраску в возрасте за 50 после того, как его работа над комиксом «Бэтмен» была завершена, брак рухнул и он узнал, что его усыновили. Это было как столкновение трех автомобилей, полностью выбившее его из колеи. «У меня не было истории, – рассказывает он. – Мне казалось, что меня не существует. Как будто “Титаник” внезапно резко накренился на один борт. Все пришло в движение, но я не знал, к чему это меня приведет».
  
  • Брэд Корроди был морально опустошен после того, как сначала его обошли с партнерством в компании Booz Allen, а затем он вернулся на многообещающую работу в стартапе, который тоже оказался неудачным. Он окрестил свой опыт «пребыванием в комнате тишины». «Комната тишины – это когда вы сидите в гостевой спальне, никто не звонит и вам интересно, достанет ли у вас смелости, убежденности и мотивации, чтобы вновь обратиться к списку потенциальных инвесторов и просто начать снимать трубку, совершить очередные четыре звонка, вести светскую беседу с секретаршами, прислушиваясь к тем же неубедительным оправданиям, почему кто-то не может с вами поговорить или не перезвонил вам на прошлой неделе. Каждый раз, когда ты оказываешься в одной из таких ситуаций, в комнате снова становится тихо, и ты не веришь, что можешь продолжать».
  
  • Деб Копакен, на протяжении четырех лет сидевшая в «волчьей яме» личных и профессиональных кризисов и проблем со здоровьем наконец решила, что единственный способ отреагировать – это стать хозяином пожара. «Я называю это годами хаоса. Я смотрю на эти годы смятения чувств и перемен как на самые болезненные в моей жизни: “Боже мой, неужели я доживу до завтра? “ – но также и как на самые прекрасные. Я думаю, мы все ужасно боимся отсутствия порядка, отсутствия заботы, отсутствия любви, отсутствия всего, что нам понятно. Я не говорю, что у меня не бывает мрачных периодов. Я хочу сказать, что, когда это со мной происходит, я способна признать: сейчас я переживаю мрачный период. Я прохожу через него, сидя некоторое время на задворках своих чувств, затем я из него выхожу, и вот я снова в порядке».
  Три тропинки через лес
  
  Общей чертой этих рассказов является то, что люди описывают свою неряшливую середину такими фразами, как мрачный период, годы хаоса, скитаний, блуждания. Присутствует ощущение бесцельности, слепоты, бродяжничества, странничества. Нас выносит за пределы нормальной жизни. Мы превращаемся в изгнанников, беженцев от повседневной жизни всех тех, кто нас окружает.
  
  Так как же мы реагируем? Мы устанавливаем собственные границы. Мы вырабатываем новые привычки. Мы придумываем необычные способы структурировать наше в данный момент совершенно аморфное время.
  
  Я не особо интересовался тем, как мы организуем свое время в период трансформаций, пока не встретил Иду Бенедетто. Ида выросла в Гудзон Вэлли, штат Нью-Йорк, и целыми днями была в основном предоставлена самой себе. «Когда я вспоминаю свое детство, в голове всплывают все эти моменты, когда я просто хожу и наблюдаю, обычно в одиночку, и нахожу в этом большую радость».
  
  Она также ходила в католические школы для девочек, что пробудило в ней желание держаться подальше от греховных поступков. «Хотя я и любила бродить в одиночестве, существовал уровень опасности, которому я никогда не хотела подвергаться. Я не экспериментировала с наркотиками, никогда не занималась случайным сексом».
  
  Ида металась между учебой в колледже и путешествиями, пока друг не порекомендовал ей изучать игровой дизайн. «Я прошла курс и подумала: “Эй, чем же я занималась всю свою жизнь?”»
  
  После окончания учебы Ида и ее парень начали организовывать «приключения с нарушением границ» по Нью-Йорку. Сюда входили фотосафари на закрывшемся сахарном заводе, концерт на заброшенной смотровой площадке и подпольный ресторан в водонапорной башне. Их знаковое событие произошло после того, как пара остановилась на одном из курортов в Поконосе (Поконос был одним из лучших мест для медового месяца в Америке в течение нескольких поколений. – Прим. пер.). «Мы приехали и поняли, что он заброшен, – рассказывает она. – Мы вошли внутрь. Там были все эти коттеджи, бассейн в форме свадебного колокольчика, так что казалось, вот-вот появятся призраки молодоженов из прошлого».
  
  Они пригласили гостей на секретное приключение. «Мы не сказали им, куда направляемся; мы не сказали им, что делать по приезде. Более половины пар занимались сексом».
  
  Компания росла; начали поступать комиссионные сборы; Ида и ее парень были нацелены на нечто грандиозное. Но лежавшие в основе этого романтические отношения начали ослабевать. Ее парень начал заглядываться на других женщин, Ида стала излишне требовательной и недоверчивой, и вскоре партнерство развалилось. «Думаю, у нас были одни из тех бурных уродливых отношений, которые приводят к блестящей творческой работе».
  
  Ида была в полном отчаянии. Однако ее реакция очень поучительна. Она обратилась к тому, что знала лучше всего, – игровому дизайну и его положениям о том, как создавать структурированную игру. В частности, Ида стала ходить на вечеринки, общественные собрания, где одинокие люди и пары собираются вместе, чтобы поиграть. Она начала употреблять аяуаску – галлюциногенный препарат, сделанный из амазонской лозы, которую участники принимали в контролируемых условиях. Она ходила в экспедиции по пустыне.
  
  Ида написала магистерскую диссертацию на тему этих опасных видов деятельности под названием «Паттерны преображения: проектирование секса, смерти и выживания в XXI веке». Затем она с успехом применила свой интерес к разработке групповых мероприятий для корпораций. Вот ее главный вывод: «Когда ваша жизнь рушится, вам нужны якоря. Если вы подходите к преображению с помощью специально подготовленных переживаний, трансформация будет более успешной».
  
  Мой разговор с Идой и другими геймерами преподал мне ценный урок о необходимости структуры – того, что геймеры называют подготовленными переживаниями, – в жизненных переходах. Есть три основных типа игр. Первый – песочница. Это игры со строгими границами и радикальной свободой внутри. Примеры включают Minecraft, Farmville и более исследовательскую версию Fortnite. Второй – квест. Это игры, целью которых является достижение определенной цели и получение конкретной награды. Примеры включают покемонов, World of Warcraft и охоту за предметами. Третий вид – циклические. Это игры с серией циклов, цель которых – каждый раз добиваться лучших результатов. Примеры включают Mario Bros., Candy Crush и Pacman.
  
  Эти разновидности с их разными подходами к заведенному порядку, риску и вознаграждению показались мне идеальной аналогией того, как люди организуют свою жизнь в периоды нестабильности. Поэтому я добавил к своим интервью вопрос: «Как вы структурировали свое время во время трансформации?»
  
  Конечно, возникла похожая картина. Некоторые люди тяготеют к исследовательскому подходу, напоминающему песочницу: они ведут беспорядочную половую жизнь, экспериментируют с наркотиками, подправляют свою внешность, ремонтируют жилища. Другие выбирают более линейный, напоминающий странствие путь: они присоединяются к программе «12 шагов», отправляются в паломничество, записываются на курсы, открывают гостиницу. А третьи останавливаются на циклической модели: посещают религиозные службы, медитируют, занимаются садом, ведут дневник.
  
  Из множества расшифрованных нами ответов все, кроме двух, подходят под одну из этих категорий. Циклическая модель была самой популярной, что позволяет предположить, что люди предпочитают упорядоченность. Второй подход, песочница, – это напоминание о том, что многие люди действительно испытывают себя в эти времена и проверяют пределы своих возможностей. Тип квеста был третьим. Некоторые люди упоминали об использовании комбинации из всех трех.
  
  Вот несколько примеров того, как люди структурировали свое самое неупорядоченное время.
  Цикл
  
  Эрик Джонсон начал каждое воскресенье ходить в церковь.
  
  Елена Чурко присоединилась к ежемесячной писательской группе.
  
  Чави Вайсбергер стала посещать психотерапевта.
  
  Джон Смит три раза в неделю работал волонтером в группах ветеранов.
  
  Мелани Краузе выращивала овощи.
  
  Маргарет Кляйн отмечала важные вехи жизненного цикла еврейского священного календаря.
  Квест
  
  Барбара Престижакомо, бывший парфюмер, поступила на курсы по борьбе с вредителями.
  
  Боб Холл загорелся намерением найти своих биологических родителей.
  
  Эд Конант со своей третьей женой совершил поездку по нескольким штатам в поисках дома, чтобы достойно встретить старость.
  
  Майкл Анджело пересек всю страну, чтобы спасти свой распадающийся брак.
  
  Лео Итон проехал по всем местам, где он когда-то жил со своей женой, прежде чем прибыл на греческий остров, который они называли своим домом, и там в саду развеял ее прах.
  
  Брет Паркер после того, как у него диагностировали болезнь Паркинсона, решил пробежать семь марафонов на семи континентах за семь дней. И преуспел.
  Песочница
  
  Мэтт Вейандт бросил работу и вместе с женой и новорожденным ребенком переехал в бунгало на пляже в Коста-Рике.
  
  Док Шеннон экспериментировал с наркотиками. Серена Стир, которая до брака встречалась только со своим мужем, после его самоубийства начала общаться с многочисленными мужчинами, потому что поняла, что «должна познать себя в сексуальном плане». Джейсон Дойг после ухода из НХЛ пробовал себя в сфере операций с недвижимостью и акциями, а также в программах по предотвращению загрязнения выбросами углерода.
  
  Анн Имиг провела более дюжины 20-минутных информационных интервью с людьми самых разных профессий после того, как отказалась от актерской карьеры и у нее случился выкидыш. Ее первая фраза: «Я пытаюсь найти свое место в жизни. Я хочу услышать, почему вам нравится то, чем вы занимаетесь».
  
  Сара Холбрук встречалась со всеми без разбора. «Мне тогда только что изменил муж, пока я была беременна его ребенком. Я только что развелась. Я сразу же растеряла весь свой детский жирок. У меня были большие сиськи, потому что я кормила ребенка грудью. Я еще не была морщинистой тетей за 40, или дряблой дамой за 50. Мои биологические часы остановились. Я искала не мистера Будущее, а всего лишь мистера Между Делом. И всем я ясно давала понять: “Я не ищу серьезных отношений. Если вы к ним стремитесь, не тратьте со мной свое время”. И знаете что, это оказалось не так уж и сложно! Все было немного безумно и слегка диковато, но в то время это меня устраивало».
  
  В конце концов Сара снова влюбилась. Она уже 12 лет счастлива в браке и родила еще двоих детей. Ее история является напоминанием: многие люди, предпочитающие цикл, квест или песочницу, обращаются к ним, потому что это соответствует их естественному ритму. Но для других выбранная модель может быть временным решением, придающим им упорядоченность, в которой они нуждаются в данный момент и которая позволяет им протестировать другую форму жизни, прежде чем они возобновят свой прежний образ жизни.
  Полевое руководство по отказу от прошлого
  
  Признание того, что вы потеряли себя, и поиск способа структурировать свое время хотя и представляют собой важные шаги для выживания в неряшливой середине, но все же бледнеют по сравнению с реальной работой по вступлению в этот поворотный период: нам необходимо распрощаться с собственным прошлым. Как именно люди это делают?
  
  Так же, как и животные.
  
  Биологический процесс линьки состоит в том, что животные регулярно сбрасывают рога, волосы, кожу, мех, перья, шерсть и даже гонады (Гонада – половой орган у животных, семенники у самцов и яичники у самок. – Прим. пер.). Змеи сбрасывают кожу, птицы – перья, крабы – панцири, кузнечики – старые экзоскелеты. Они делают это, потому что растут. Они претерпевают изменения в размере, форме, в зависимости от сезона или зрелости. Они не могут достичь нового состояния, не отбросив сначала остатки старого.
  
  Люди подвергаются аналогичному процессу, переживая жизненную трансформацию. Мы изменяем образ мыслей, убеждения, распорядок дня, мечты. Психологи обнаружили, что до половины действий, которые мы выполняем каждый день, вызваны не решениями, а привычками. И знаете что? Мы очищаемся от всего этого тоже. Это далеко не всегда легко. «Привычка есть привычка, – писал Марк Твен, – ее не выбросишь за окошко, а можно только вежливенько, со ступеньки на ступеньку, свести с лестницы». Но мои беседы показывают, что это не всегда так: люди часто радуются возможности все изменить.
  
  Идея о том, что люди могут развиваться во времена перемен, – еще одно существенное различие между сегодняшним пониманием того, что кризисы происходят в любой период жизни, и старой моделью «кризиса среднего возраста». Традиционная точка зрения заключалась в том, что люди, столкнувшиеся с осознанием собственной смертности, почему-то неохотно принимали свои ограничения. «О, ну, думаю, мне не дано играть в центре поля за “Янки”, стать вице-президентом или провести остаток жизни на этом частном острове. Зато я могу изменить супруге или купить спортивный автомобиль».
  
  Теперь это представление изменилось. Многие из теряемых людьми качеств – это те, которыми они не восхищались, например человекоугодие, переедание или злоупотребление алкоголем. Конечно, кое-что из того, что люди теряют, – это заветные удовольствия, например носить бикини, кататься на мотоцикле или играть в любительский футбол. Но так как многие из них были пороками, грехами или тщеславием, мы просто счастливы все это отбросить.
  
  Итог: отказ от идентичностей, болезненных или приятных, является необходимым предварительным условием для того, чтобы освободить место для новых идентичностей, ожидающих выхода на сцену. Это может даже стать источником удовлетворения.
  
  Чаще всего в период трансформации люди отрешались от части своей личности.
  
  Кэрол Берц пришлось утратить чувство неполноценности после избрания в городской совет Чаттануги. Кристиану Пиччолини пришлось отречься от опьянения властью после того, как он покинул неонацистов. Дебора Фишман перестала быть покорной мужчинам, когда отошла от ортодоксального иудаизма. Майклу Митчеллу пришлось отказаться от мысли о том, что ему всегда следует заниматься чем-то конструктивным, когда он ушел на пенсию после четырех десятилетий работы врачом. Эллен Шафер пришлось перестать носить сексуальную одежду после того, как, вернувшись в Северную Дакоту из Миннеаполиса, она услышала от коллеги, что ей нежелательно больше демонстрировать такое декольте на работе. Карен Петерсон-Маттинга перестала пытаться сделать всех вокруг счастливыми после года, проведенного у постели своего раненого мужа. «У меня больше нет времени. Моя жизнь слишком дорога, и я хочу, чтобы все мое священное пространство оставалось только моим».
  
  Следующим по величине блоком было избавление от эмоций.
  
  Мэри-Дениз Робертс была настолько травмирована историей сексуального насилия в детстве, что изо всех сил пыталась преодолеть страх, что мужчина, с которым она встречалась, способен в любой момент на нее напасть. Эрик Хейни приложил сознательные усилия, чтобы отказаться от своей потребности в дисциплине, упорядоченности и контроле после того, как отказался от военной карьеры и оставил свой бизнес по обеспечению безопасности, чтобы стать писателем. Тиффани Граймс пришлось смириться с потерей своего влечения к телу жены после того, как Дейд превратился в мужчину. Лоретте Пархэм нравилось быть бабушкой, но когда ей пришлось воспитывать внуков, она должна была отказаться от того, чтобы просто их баловать, и вместо этого она стала сторонником более строгой дисциплины.
  
  Многие люди говорили об отказе от определенных аспектов своего образа жизни.
  
  Коко Папи пришлось отказаться от бесцельных прогулок, когда она переехала из Бруклина обратно в свой родной город Саванну. Эмбер Александер должна была воздерживаться от романтических ужинов с мужем после того, как у ее сына обнаружили опухоль мозга. Энн Рамер в течение многих лет жертвовала встречами с друзьями, пока ухаживала за двумя своими детьми, страдающими множественными формами рака. Ли Минц была вынуждена бросить привычку заходить в дом и немедленно открывать холодильник, когда она, наконец, решила сбросить лишние 60 фунтов. И один из самых замечательных случаев, о котором я слышал: Рэнди Райли после завершения трансплантации печени была вынуждена отказаться от мысли о том, что она знает свое собственное тело, потому что внезапно ей захотелось гуакамоле (Гуакамоле – популярный мексиканский соус. – Прим. пер.), чего за ней никогда не водилось в прошлом, начала любить спагетти, которые никогда не ела раньше, и у нее на лобке выросли светлые волосы, хотя до этого всегда были темные. «Я знаю, что сообщаю слишком много интимных подробностей, – сказала она, – но ко всему этому нужно было привыкнуть!»
  
  Некоторые люди утверждали, что им пришлось пожертвовать определенными убеждениями.
  
  Лестер Джонсон перестал праздновать Рождество и есть ветчину после того, как принял ислам. Дженни Винн пришлось прекратить быть ведомой, когда она стала старшим пастором своей церкви. Кейт Хог, пережив торнадо, была вынуждена отказаться от своей веры в то, что Бог решит все ее проблемы, и начала видеть Бога как присутствующего и полагающегося на людей как на свои руки. После того как Джанель Ханчетт избавилась от алкогольной зависимости, она «перестала входить в каждую ситуацию, спрашивая себя, что я могу от нее получить, и начала думать, что я могу дать другим». Джон Остин, четверть века отслуживший в правоохранительных органах, должен был привыкнуть к тому, что у него больше нет оружия и что он играет по тем же правилам, что и гражданские лица. «Что? Теперь я должен стоять в очереди, чтобы зарегистрироваться на свой рейс? Теперь мне нужно останавливаться на светофоре? Теперь я должен уговаривать людей меня слушать? Раньше я мог их к этому принуждать».
  
  И наконец, многие люди были вынуждены так или иначе пересмотреть свое отношение к деньгам.
  
  Джеффри Спарру пришлось отказаться от регулярной зарплаты, когда он оставил семейный текстильный бизнес, чтобы основать некоммерческую организацию по вопросам психического здоровья. Чтобы уйти с корпоративной работы и начать собственное дело, Гене Зак отринула свою ребяческую потребность доказывать матери, что она успешна. Вивьен Мин была вынуждена отказаться от статуса (и дохода) своей должности в Стэнфорде после того, как ее уволили во время перехода от мужчины к женщине. Мелани Краузе пришлось отказаться от посещения своего любимого китайского ресторана, просмотра фильмов или любых других вечеринок после того, как они с мужем вложили все свои сбережения в открытие винодельни в Бойсе. «Было действительно досадно и трудно говорить: “Хорошо, сегодня вечер пятницы. Что же нам делать? Нда, у нас нет денег, может, мы просто останемся дома и займемся сексом?” Я не уверена, что вам стоит это записывать, но именно так все и было на самом деле!»
  
  Как и многие другие аспекты жизненных трансформаций, процесс избавления от прошлого – это, по сути, акт корректировки вашей личной истории. Это повествовательное событие. Оно включает в себя закрытие определенных глав вашей жизненной истории, чтобы открыть новую. Эта новая глава, как это часто бывает, построена вокруг одной из самых захватывающих вещей, о которых я только слышал: периода головокружительного творчества.
  Глава 10
  Создайте ее
  Попробуйте что-то новое
  
  Многие жизненные трансформации могут показаться изнурительными. Все это принятие неопределенной ситуации, ритуализация смены своего статуса, избавление от старых побуждений. Но где-то по пути происходит нечто неожиданное: процесс становится затейливым, творческим и даже жизнеутверждающим. Вы экспериментируете со свежим увлечением; возвращаетесь к давно забытому интересу; начинаете пересматривать свою историю.
  
  Вы пробуете. Что-то. Все что угодно. Да так, как казалось невозможным даже несколькими днями ранее.
  
  И в соответствии с закономерностью, которую я никак не ожидал обнаружить, значительное количество людей описали, что в этот безотрадный момент – на дне серьезнейшего жизненного сдвига – они обращаются к творчеству. И не просто к творчеству в абстрактном смысле свежего подхода к знакомой проблеме, но и в реальном смысле, как создания чего-то нового. Они начинают танцевать, готовить, петь, рисовать; пишут стихи, письма, благодарственные послания, записи в дневнике; они собирают банджо, тапочки, мячи для жонглирования, садовые ножницы.
  
  Во времена величайшего хаоса их ответ – созидание.
  «Что мне действительно нравилось, так это взрывы краски на холсте»
  
  Закари Херрик был недоношенным ребенком афроамериканских наркоманов из Канзас-Сити. Его усыновили белые родители, у которых было еще двое чернокожих детей. «Даже в 80-е годы люди смотрели на нас в бассейне, белую пару с кучкой черных детей, и спрашивали: “Почему?”». Его обзывали «обезьяньей рожей»; кто-то написал слово «НИГГЕР» на машине его сестры.
  
  С самого рождения Зак испытывал трудности с обучением, поэтому школа казалась ему скучной и непривлекательной. Он занимался спортом, подрабатывал, был популярным, но оценки никогда не являлись его сильной стороной. «Мои родители всегда настаивали на том, что нельзя позволять внешним силам формировать то, кем вы являетесь, так что этот принцип я хорошо усвоил и всегда им руководствовался». После окончания учебы он работал на столярной фабрике, затем на стройке, пока его отец, ветеран Вьетнама, не предложил ему пойти в армию.
  
  «Я полюбил армейскую жизнь с самого первого дня, – рассказывает он. – У меня появилось больше друзей, чем за все предыдущие годы». Он с легкостью прошел боевую подготовку пехоты в Форт-Беннинге и был переведен на Гавайи. «Я себе думаю: “Это хорошо: пляжи и женщины!”» Но армию интересовали только горы, поскольку гористая местность Гавайев напоминает рельеф Афганистана. Вскоре Зак и его батальон оказались в провинции Кандагар.
  
  Через три месяца после отправки на фронт, в третью неделю июня, Зак был направлен на боевое задание по выслеживанию талибов в долине Аргандаб к северу от Пакистана. «Мы приземляемся в два часа ночи и начинаем спускаться с горы в сторону города. Мы были примерно в миле от села, когда остановились, чтобы оценить ситуацию. Потом мы попали в засаду».
  
  В тот день Зак был в полной боевой экипировке: в шлеме, с винтовкой, увешанный магазинами с боеприпасами и гранатами. Однако теперь он впервые нес и кое-что еще – страх.
  
  «Мы начали сражаться с противником. Они были метрах в 30. Там был один парень, сидевший возле глиняной хижины. Я мог смотреть ему в глаза. Я имею в виду, это был рукопашный бой. Бум! Потом в меня попали из снайперской винтовки или из АК (АК – автомат Калашникова. – Прим. пер.) – я не уверен. Мне казалось, что во рту взорвалась петарда. Помню, было уже светло, потому что я вернулся в хижину, где были мои парни. Я сказал: “Меня подстрелили”. Они ответили: “Да, мы видим”».
  
  Зак лег на пол, а вокруг него продолжалась перестрелка. «Я не думал, что все так уж плохо, – рассказывает он. – Я все еще мог видеть, я чувствовал, что у меня болит челюсть, я глотал зубы и кости. Я не мог дышать носом, но дышал ртом».
  
  Вошел медик и крикнул: «Привет, Кудряшка Блэк!» «Это было мое прозвище, – продолжает Зак. – Я поднял большой палец вверх. Он подбегает, и его глаза становятся оооочень большими. И на долю секунды он посмотрел на меня с таким выражением типа “Черт возьми”. Потом он достает сумку и начинает обматывать меня бинтами. Он начинает набивать ими все мое лицо, здесь, там, где угодно. “Только не спи”, – говорит он. Я подумал про себя: “Если я умру прямо сейчас, ничего страшного, потому что, по крайней мере, я умираю в окружении лучших друзей, которые у меня были”. В этот момент входит командир моего отряда. Он также получил ранение в лицо. Он садится, и мы такие смотрим друг на друга: черт, сегодня плохой день».
  
  В оперативном порядке Зака затолкали в вертолет «Чинук», доставили по воздуху в Германию, а затем направили в медицинский центр Уолтера Рида за пределами Вашингтона, округ Колумбия. «Когда мы взлетели этим последним рейсом, боль начала приходить – в руки, ноги, грудь. Это было похоже на вечность. Я начал захлебываться кровью, я чувствовал свои разбитые зубы, мне было трудно дышать. Но я сказал себе: “Я ни за что не умру в этом самолете”. Я проснулся и увидел перед собой красивую блондинку-медсестру с большими прекрасными улыбающимися глазами и сказал себе: “Я жив”».
  
  Именно сестра Зака первой принесла зеркало и показала ему то, что никто не осмеливался произнести вслух: ему отстрелили половину лица. Почти ничего не осталось от ротовой полости, губ, ноздрей и нижней челюсти. В ближайшие годы Заку предстояло 30 операций: от кончика носа до кончика подбородка, включая пришивание языка, имплантацию новой челюсти и реконструкцию лица. Питался он исключительно через зонд. Он был прикован к инвалидной коляске из-за огромной потери веса. «Это был долгий путь, – говорит он. – Не только физически, но и эмоционально. Я практически не мог функционировать».
  
  Он решил покончить с собой.
  
  Но потом случилось нечто неожиданное. К этому моменту Зак уже вернулся к самостоятельной жизни, трубки были удалены, начал возвращаться вес. Его мать переехала в соседний дом. Но ему пришлось отказаться от многих продуктов, которыми он когда-то наслаждался. «Мне нельзя было есть ничего острого. Мой рот был не способен с этим справиться», – рассказывает он.
  
  И вот однажды он решил заняться кулинарией. «Моя мама подбадривала меня, – продолжает он. – “Ты любишь поесть”, – говорила она, – “тебе следует готовить себе еду”». Это также стало уловкой, которую я начал использовать во время свиданий». Он научился готовить отбивные из баранины, запеченную курицу, лосося на гриле. «Я люблю готовить барбекю, – говорит он. – И завтрак. Сегодня я только что испек блины. У меня отлично выходят бутерброды панини. Я все это просто обожаю, я люблю экспериментировать, люблю создавать новое».
  
  И полюбил он не только кулинарию.
  
  «Мне действительно помогло сочинительство, – рассказывает он. – Я начал писать еще в госпитале Уолтера Рида. Затем записался в школу писательского мастерства при USO (USO, Объединенные организации обслуживания вооруженных сил – независимое объединение добровольных религиозных, благотворительных и других обществ по содействию вооруженным силам США. – Прим. пер.). Сейчас я на третьем курсе. Человек способен создать совершенно другой мир, может выразить свои чувства. Это мне на самом деле очень помогло. Я научился давать определение вещам, которые мне было трудно высказать или выбросить из головы, но я мог все это записать на бумаге». Он писал стихи, рассказы, очерки. «Вместо того чтобы говорить кому-то: “Мне приснился плохой сон”, – я могу написать об этом и почувствовать себя лучше».
  
  Затем он начал рисовать.
  
  «Цветы, деревья и все такое, – продолжает он. – Но я же пехотинец, и что мне действительно понравилось, так это взрывы краски на холсте. Это было захватывающе! Это было агрессивно, хотя и не причиняло вреда другому человеку, что меня очень устраивало».
  
  – Погоди-ка, ты начал разбрызгивать краску на холст? – спросил я.
  
  – Да. Ты знаешь этого парня, Джексона Поллока (Пол Джексон Поллок (1912–1956) – американский художник-абстракционист. – Прим. пер.)? В его стиле».
  
  – Ого.
  
  Я спросил Захари, что бы его 16-летнее «я» могло подумать о том, что его 25-летнее «я» готовит блины, пишет стихи и рисует, как Джексон Поллок.
  
  – Я бы, наверное, сказал, что это глупо, – ответил он.
  
  Так что же случилось? Что заставило крутого парня Захари Херрика, ненавидевшего учебу, с трудом закончившего среднюю школу, обратиться к кулинарии, писательскому труду и абстрактной экспрессионистской живописи да так, что это вернуло ему уверенность в себе, помогло найти подход к женщине, которая разглядела за его внешним безобразием прекрасную душу и вышла за него замуж, и, наконец, позволило ему перейти к делу – не к самоубийству, а к открытию собственной компании по производству солнечной энергии?
  
  «Я думаю об этом как об ином способе самовыражения, – говорит он. – Вместо того чтобы уничтожать врага из ружья, теперь я убиваю врага метким словом или сильным голосом. Это помогло мне перейти в другую сферу. Я все тот же Зак, но теперь я Зак – творческий парень. Я Зак, который может разбрызгать краску на холст и сделать его красивым. Я Зак, который может общаться с помощью поэзии. Я все еще физически силен, но теперь могу переключиться на другой образ жизни. Я осуществил поворот на все 360 градусов».
  Правило Матисса: экспериментировать
  
  В январе 1941 года 70-летний французский мэтр Анри Матисс, которого уже называли величайшим художником XX века, лежал в больничной палате в Ницце и готовился к смерти. Врачи обнаружили опухоль в его толстой кишке, которую сочли неизлечимой. Под давлением дочери Маргариты Матисс предпринял опасное 12-часовое путешествие в сторону оккупированного немцами Лиона, где врачи провели экспериментальную операцию по удалению 14 дюймов его кишечника. Процедура длилась четыре дня и еще больше приблизила его к смерти.
  
  «В те короткие моменты покоя, между двумя муками, я представлял себя внутри гроба, – вспоминал Матисс, – маленькое пространство, полностью замкнутое, без дверей. И я сказал себе: “Нет, я предпочитаю оставаться здесь, даже если это действительно означает страдания!”»
  
  И он страдал. Три месяца великий художник не выходил из дома; он принимал лишь горстку посетителей, да и с ними был груб. Когда Матисс наконец отважился прогуляться в соседнем парке, монахини прозвали его Le Ressuscité, «человеком, воскресшим из мертвых». Художник сам подхватил эту тему в мае в письме к сыну: «Я смирился с мыслью, что никогда не сойду с операционного стола живым. Так что теперь мне кажется, что я воскрес из мертвых. Это меняет все. Настоящее и будущее – неожиданный бонус».
  
  А сделал он с этим бонусом то, что переосмыслил историю искусства. Матисс прожил еще 14 лет, но оставался прикованным к постели инвалидом. Он не мог стоять, держать кисть или даже хорошо видеть. Его ответом было изобретение совершенно нового способа создания изображений, который он назвал «рисованием ножницами». Он брал раскрашенные листы бумаги насыщенного синего, желтого и красного цветов, настолько яркие, что ему приходилось носить солнцезащитные очки, чтобы защитить глаза, вырезал из них смелые графические формы, а затем его помощник прикреплял их к стене. Поскольку он был не в состоянии накапливать новый опыт, миры, воплощенные им в жизнь в этих фигурках – цирки, сады, танцоры, женщины, – были «кристаллизацией» воспоминаний его юности.
  
  Это был его собственный проект «История жизни», и критики назвали аппликации Матисса самой потрясающей работой за всю его и без того великолепную карьеру. Из долины смертной тени (Долина смертной тени: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня» (Псалом 22:4, Синодальный перевод). – Прим. пер.) он подал блистательный пример того, что значит прожить «вторую жизнь».
  
  И в этом отношении Матисс в хорошей компании. Творчество может показаться неожиданной реакцией на жизненную трансформацию (лично со мной так и произошло), но оказывается, что это обычное дело. История полна рассказов о людях, которые с воодушевлением встречали неудачи. Микеланджело отреагировал на то, что при расписывании Сикстинской капеллы повредил спину, создав изображения, совершенно новаторские по своей анатомической текучести; Моне приспособился к расплывчатому из-за катаракты зрению, сделав свои кувшинки менее детализированными, но еще более мимолетными и неземными; Фрида Кало оправилась от случившегося с ней в 18 лет дорожно-транспортного происшествия, приковавшего ее к инвалидной коляске, переключившись с науки на искусство; Бетховен ответил на все усиливающуюся глухоту непревзойденным всплеском самобытности. «Благодаря [добродетели] и моему искусству я не покончил жизнь самоубийством», – писал он.
  
  Несомненно, это одни из самых творческих умов в истории. Им было легко превратить страдания в искусство! Но причины, по которым они отреагировали на свои неудачи полетом фантазии, оказываются замечательно применимыми и ко всем остальным.
  
  Во-первых, творчество процветает на почве изоляции и разобщенности. Исследования творчества в течение двух десятилетий выявили закономерность: те, кто сталкивается с невзгодами, часто страдают от социальной изоляции, чувства отверженности обществом и ощущения того, что они не синхронизированы или не связаны с окружающими. Такое отношение в свою очередь дает этим людям больше свободы рисковать, экспериментировать, исследовать способы самовыражения за пределами общественной жизни. Изучение жизни людей, страдающих хроническими заболеваниями и обратившихся к искусству, показало, что их опыт столкновения с трудностями обострил их восприятие, повысил чувствительность и подогрел желание решать глубокие жизненные проблемы. Они жаждали реализации в творчестве.
  
  Во-вторых, творчество процветает в маргинальном пространстве и пограничном времени. Анри Пуанкаре, математик XIX века, предложил незабываемое описание того, как рождаются идеи в промежуточном, подвешенном состоянии. Однажды вечером он сообщил, что вопреки своему обычаю выпил черный кофе и не мог уснуть: «Идеи восставали толпами. Я чувствовал, как они сталкиваются и переплетаются». Он сравнил эти идеи с мошкарой, роящейся во всех направлениях, врезающейся друг в друга, танцующей. Он обнаружил, что такие моменты часто следуют за периодами интенсивной концентрации, когда вы меньше всего их ожидаете, в полусне или в состоянии полной сосредоточенности на чем-то совершенно другом. Прохождение через жизненную трансформацию – это нескончаемый поток таких моментов. Неудивительно, что в эти периоды мы позволяем мошкаре танцевать и замечаем, что увлекаемся неожиданными идеями.
  
  И наконец, творчество питается хаосом. Общая тема в рассказах о творчестве – это то, как всплески новизны или изобретательности возникают в моменты разломов или потрясений. Только подумайте о любом художественном прорыве прошлого века. Джаз, рок-н-ролл, кубизм, абстрактный экспрессионизм – все они родились в некотором роде из крупных сломов в мире. То, что применимо к обществу, применимо и к отдельным людям. Когда мы переживаем сбои, начинают появляться ростки новаторских решений. Как показали мои беседы, иногда эти хрупкие побеги преобразуются в новые версии нас самих.
  
  Вот несколько примеров широты творческого поиска, проявившегося у людей в период трансформации:
  
  • Гайла Пашалл начала строить и раскрашивать вручную скворечники после того, как была вовлечена в скандал, связанный с одним из факультетов Университета Эмори, и потеряла должность исследователя. Вскоре она начала продавать свои творения в галерее.
  
  • Хэл Истман, получивший степень магистра делового администрирования в Стэнфорде, чья 30-летняя карьера включала в себя работу в Boeing и Ford, руководил двумя публичными компаниями и основал две собственные компании. В возрасте 55 лет он внезапно бросил работать. Однажды в поисках перемен Хэл заметил танцовщицу в ресторане недалеко от своего дома в Айдахо и спросил, можно ли ее сфотографировать на фоне природы. «Это не имеет отношения к сексу, – сказал ей он, – можешь привести своего парня, если тебе так удобнее». Затем он опубликовал пять книг по художественной фотографии, в том числе одну с покадровыми изображениями танцовщиц на открытом воздухе, другую – со всадниками, скачущими без седла в дремотном состоянии, а третью – с ритмическими формами в природе.
  
  • Сара Роуз Сискинд научилась играть на укулеле, переживая депрессию после ухода из Fox News и отказа от своих консервативных взглядов. «Это отличный инструмент для трансформационного перехода, потому что даже когда вы облажаетесь, он звучит красиво».
  
  • Эван Уокер-Уэллс научился готовить и играть на гитаре, пока проходил курс химиотерапии. «Я учился нарезать лук кубиками, а по ночам мне снились лихорадочные сны. Эти вещи не имели ничего общего друг с другом, за исключением того, что я действительно хотел правильно готовить лук, и он стал сосудом для моей тревоги».
  
  • Дженни Винн начала создавать визуальные образы своих молитв после того, как стала старшим пастором. «Обычно я так сосредоточена на языке; это было похоже на то, что дух проявляет себя в виде знаков, которые слишком глубоки для слов».
  
  • Халика Баки открыла в своем доме швейную мастерскую после того, как ушла от мужа, и «начала создавать прекрасные творения из ткани».
  
  • Джеффри Спарр, теннисист из штата Огайо, страдавший ОКР (ОКР – обсессивно-компульсивное расстройство. – Прим. пер.), который оставил семейный бизнес и открыл некоммерческую организацию, использующую арт-терапию для помощи людям с психическими заболеваниями, был потрясен необходимостью произнести свою первую речь. Что если у него случится приступ болезни? «Я тренируюсь в подвале. Затем поднимаюсь на кухню и говорю жене: “Милая, у меня есть идея. Что если я буду произносить свою речь и одновременно рисовать?” Она отвечает: “Да ты, на хрен, чокнулся”. Я такой: “Вот, смотри”. Я надеваю фетровую шляпу, забрызганный красками халат художника и создаю этот целостный образ. Потом начинаю рисовать. Она говорит: “Хорошо, ты справишься”». Позже он использовал эту технику в двух выступлениях на TED Talks.
  
  • И в одном из самых изобретательных творческих актов, о которых я слышал, Вивьен Мин создала совершенно новый голос. После перехода в женщину Вивьен, имеющая докторскую степень в области теоретической нейробиологии, ознакомилась с исследовательскими работами, проконсультировалась с врачами и пришла к выводу, что самая большая проблема, с которой сталкиваются трансгендерные женщины, – это тембр их голоса. Поэтому она разработала серию упражнений, чтобы растянуть свои голосовые связки, придавая своей речи более женский диапазон. «Теперь, даже когда я говорю по телефону анонимно, люди обращаются ко мне мадам, что доставляет мне нескончаемое удовольствие, ведь я могу ответить: “Я думаю, вы хотите сказать доктор”, – потому что на самом деле я настоящая стерва».
  Правило Болдуина: писать
  
  В начале ноября моего первого года обучения в колледже я отправился в большой лекционный зал Художественной галереи Йельского университета, чтобы послушать выступление Джеймса Болдуина. Я не могу вспомнить, что меня мотивировало; думаю, я пошел один. Болдуину, знаменитому писателю, публицисту и общественному деятелю, было 59 лет. И хотя я этого не знал, он уже заработал репутацию едкого острослова на тему писательства.
  
  «Талант ничего не значит. Я знаю много талантливых ничтожеств. За талантом скрываются все те же обычные слова: дисциплина, любовь, удача, но прежде всего – выносливость».
  
  «Если вы собираетесь стать писателем, я ничего не могу сказать, чтобы вас остановить; если вы не собираетесь стать писателем, ничто из того, что я могу сказать, вам не поможет. Вначале вам нужно, чтобы кто-то дал вам понять, что ваши усилия реальны».
  
  «Для меня весь язык писателя – это выяснение того, чего вы знать не хотите, чего вы не хотите выяснять. Но что-то все равно вас заставляет это выяснить».
  
  Разумеется, в конце лекции кто-то встал и спросил Болдуина, может ли он что-нибудь посоветовать начинающим писателям. И хотя я в то время совершенно не собирался становиться писателем, я до сих пор помню каждое слово его ответа.
  
  «Единственное, что вам нужно для того, чтобы стать писателем, – это стол, стул, лист бумаги и карандаш».
  
  Хотя сегодня этот ответ кажется слегка причудливым, с его старомодностью в духе «свет свечи в бревенчатой хижине Линкольна», в то время он поразил меня своей невероятной духоподъемной силой.
  
  «Хочешь быть писателем, малыш? Заткнись и пиши».
  
  Я неоднократно думал о его ответе, пока работал над проектом «История жизни». Я был ошеломлен, узнав, что огромное количество опрошенных мной людей совершенно неожиданно, в самый разгар своей жизненной трансформации, начали писать. Именно в то время, когда мир казался наиболее изменчивым, а земля под ногами – необычайно подвижной, они нашли стол, стул, лист бумаги и карандаш и начали возвращаться к жизни.
  
  И тому имеются веские доказательства. В 1986 году изобретательный психолог Джеймс Пеннебейкер из Университета Остина провел эксперимент: он попросил группу студентов записать свои мысли и чувства о травмирующем жизненном опыте. Контрольной группе было предложено написать на поверхностные темы. По сугубо практическим причинам, связанным с наличием классной комнаты, студентам было поручено делать это по 15 минут в день четыре дня подряд.
  
  То, что обнаружил Пеннебейкер, было захватывающим. Многие студенты плакали, пока писали; они выплескивали на бумагу длинные, прочувствованные описания трудных моментов своего детства; они рассказали, что думали о своих тяжелых переживаниях в течение четырех дней. Непосредственным следствием эксперимента было усиление печали и беспокойства. Но затем произошло нечто важное. Когда через несколько месяцев Пеннебейкер проконтролировал состояние этих студентов, он обнаружил заметное сокращение посещений студенческого медицинского центра по болезни и большее осознание ценности и смысла жизни. 70 процентов заявили, что они лучше понимают себя.
  
  После этого первоначального эксперимента по всему миру были проведены сотни наблюдений. Результаты просто потрясают. Люди, пишущие о своем самом стрессовом жизненном опыте, лучше понимают свои эмоции, могут более полно выражать свои мысли и даже демонстрируют признаки укрепления иммунной системы. Люди, уволенные с работы, которые пишут о своих чувствах, не только легче справляются с вытекающими из этого семейными, медицинскими и финансовыми проблемами, но и быстрее получают новую работу. В течение трех месяцев 27 процентов «свободных писателей», как называет их Пеннебейкер, получили новые рабочие места по сравнению с 5 процентами в контрольной группе. Через семь месяцев 57 процентов тех, кто писал о своем увольнении, имели работу, что в три раза превышает контрольный показатель.
  
  Пеннебейкер говорит, что не может выделить одну единственную причину, почему писательство работает. Участники сообщают, что пришли к новому пониманию своих проблем: ситуации, когда-то казавшиеся подавляющими, становится легче разрешить; и как только эти обстоятельства устраняются, повод для беспокойства пропадает. Центральное место в процессе писательства занимает развитие, постепенное обретение контроля над своим повествованием. В первый день участники склонны описывать событие. К последнему дню они придают ему форму, контекст и смысл. Записывание ускоряет процесс создания смысла.
  
  Последнее объяснение – писательство как катализатор смысла – наиболее глубоко перекликается с историями, которые я слышал. Изложение на письме – это «заряженная» форма повествования, которую мы уже совершаем в своей голове. Это заставляет нас брать отвлеченные и расплывчатые идеи, иногда даже находящиеся на задворках нашего сознания, и воплощать их в некой конкретной и структурированной форме. По ходу дела идеи становятся острее, эмоции – четче, а смысл – яснее. И то, что когда-то казалось единственным источником страданий, становится более безопасным и универсальным. Кроме того, преобразовывая свои мысли в слова, мы на мгновение участвуем в акте творения.
  
  Вот несколько примеров того, как записывание своих мыслей и чувств помогло моим собеседникам облегчить свою трансформацию:
  
  • Карен Петерсон-Маттинга после тяжелого года, проведенного в уходе за травмированным мужем, пожертвовавшая свой костный мозг брату, в поисках утешения обратилась к необычному виду самовыражения – написанию анекдотов. Она начала сниматься в стендап-комедиях в клубах Лос-Анджелеса. «Я вышла из ситуации, когда единственное облегчение, которое у нас было в течение двух лет, – это смеяться. И я подумала, что должна показываться в шоу. Я появлялась на вечере с открытым микрофоном, и там были все эти злые молодые парни, отпускавшие шутки исключительно “ниже пояса”. Им становилось очень неуютно, потому что в свой 51 год я могла быть их мамой».
  
  • Дуэйн Хейс основал журнал об отцовстве под названием «STAND: Для мужчин, которым наплевать» после того, как его жена родила мертворожденных девочек-близнецов.
  
  • Айви Вульф Терк, попав в тюрьму за участие в финансовой пирамиде, стоившей вкладчикам 27 миллионов долларов, начала писать длинные письма своим детям, которые поддерживали ее вплоть до момента освобождения, и создала группу поддержки женщин – бывших заключенных.
  
  • Ли Минц вела дневник похудения, в котором записывала, сколько она весит, как относится к своей диете и как учится вознаграждать себя другими способами, кроме еды. «Одной из повторяющихся тем была: “Почему же я так несчастна?» У меня было много денег, я получила хорошее образование, мои дети были здоровы. Это было похоже на то, как будто у меня был комплекс «вины выжившего» (Под синдромом выжившего понимается чувство вины, которое возникает у человека, избежавшего серьезной опасности. Однако схожие ощущения бывают и у людей, которые считают себя слишком удачливыми на фоне ближайшего окружения. – Прим. пер.)
  
  • Эд Конант, отставной офицер подводной лодки времен холодной войны, ставший подрядчиком по оборонным вопросам, начал писать обзорные статьи о системном кризисе в Вашингтоне для своей местной газеты в Джорджии.
  
  • Кэрол Берц преодолела свой синдром самозванца после избрания членом городского совета, научившись давать отпор избирателям, писавшим ей оскорбительные электронные письма. «Люди писали мне письма, которые начинались так: “Ты настоящий кусок дерьма”. Обычно это были мужчины. Раньше я отвечала: “Большое спасибо за ваше письмо. Я уважаю ваше мнение”. В конце концов, я решила: к черту все это. И начала отвечать письмами примерно следующего содержания: “Больше никогда не угрожайте мне, а если вы это сделаете, я обращусь в полицию”. Это было частью обучения быть собой».
  
  • Розмари Даниэлл начала писать стихи после перенесенной послеродовой депрессии. «Мне было 24 года, я увидела листовку с рекламой курсов современной поэзии, проходящих в рамках программы непрерывного образования в университете Эмори. Я никогда не слышала ни об Эмили Дикинсон, ни обо всех остальных этих людях, так что это было похоже на обращение в христианскую веру. Все в классе считали меня очень забавной, потому что я говорила вещи типа: “Я поставила знак эякуляции в конце строки” (Имеется в виду восклицательный знак – exclamation point. Близкое ему по значению слово ejaculation – восклицание, эякуляция. – Прим. пер.) и не могла выговорить “Царь Эдип”. Но моя жизнь внезапно изменилась». Последние 60 лет она профессиональный поэт.
  Правило Тарп: копать
  
  Твайла Тарп – одна из самых прогрессивных артисток последних 60 лет. С момента создания собственной танцевальной труппы в 1965 году она поставила 129 хореографических композиций, 12 телевизионных программ, шесть голливудских фильмов, четыре бродвейских шоу и два выступления по фигурному катанию. Она удостоена театральной премии «Тони», двух «Эмми» (Премия «Эмми» считается американским телевизионным эквивалентом премии «Оскар». – Прим. пер.), Национальной медали США в области искусств, Премии Центра Кеннеди и премии «Гений» от фонда Макартура. Она известна тем, что преодолевает барьеры, расширяет границы и подталкивает себя и своих танцоров к самому краю творческого самовыражения. И все же в своей книге The Creative Habit (Привычка к творчеству. Манн, Иванов и Фербер, 2016) Тарп делает неожиданный вывод о том, что иногда самый эффективный способ преодолеть трудную жизненную ситуацию – это искать вдохновение, глядя не в будущее, но в прошлое.
  
  Тарп рассказывает, что «один из самых успешных руководителей», которых она знает, однажды сказал ей, что, испытывая трудности с продвижением вперед, он просматривает отдельные файлы своей компании четырех- или пятилетней давности. Эта, казалось бы, утомительная задача всегда вызывает поток воспоминаний и рождает множество свежих идей. «Послушайте, очень редко можно встретить что-то действительно оригинальное в корпоративной среде», – говорит мужчина. Большинство хороших идей заперты в картотеке или в головах людей. Этот управленец на верном пути, заключает Тарп. «В то время как большинство людей на рабочем месте, в том числе и в сфере искусства, думают, что для того, чтобы быть смелыми и творческими, необходимо постоянно смотреть вперед, этот человек обнаружил, что настоящий секрет творчества – это вернуться назад и постараться вспомнить».
  
  Описание Тарп ее личного процесса помогло мне понять то, что я слышал во время своих бесед. Когда она в тупике, вместо того чтобы предаваться научной фантастике и переноситься в будущее, она занимается археологией и зарывается в прошлое. Она выкапывает старые фотографии, слушает старую музыку, воскрешает в своем воображении бывших наставников и, самое главное, обращается к старым воспоминаниям. «Как только вы осознаете силу памяти, вы начнете понимать, сколько в вашем распоряжении ранее недооцененных мест».
  
  Очевидная тема проекта «История жизни» заключается в том, что, когда люди переделывают себя в своих трансформациях, они находят утешение (и обновление) в своем прошлом. Они воскрешают былые страсти, разжигают детские фантазии, возрождают давно дремлющие мечты. Помните тот набор красок, теннисную ракетку или трубу, которые вы спрятали под кроватью? Как насчет желания построить лодку, открыть винный магазин или вырастить идеальные помидоры? Отлично, теперь все это ко мне возвращается. Раньше я хотел танцевать чечетку, петь в хоре, продвигаться по пути «Овладения искусством французской кулинарии». Для многих людей худшие времена в их жизни становятся самыми подходящими для того, чтобы откопать былые увлечения и направить их на восстановление собственных сил.
  
  Вот несколько примеров того, как люди копались в своем прошлом, чтобы внести свежую струю в свое настоящее:
  
  • Джаней Брауэр, выросшая в бедности в Гранд-Рапидс, со временем возглавила коалицию бездомных, а затем покинула ее в ужасном потрясении и вновь обратилась к поэзии. «Я отвозила ребенка в школу, шла в Starbucks и писала короткие стихи и размышления. Именно тогда я поняла, что забыла то, что раньше так любила. Я постоянно думала: “Это похоже на амнезию в отношении всего того, что меня поддерживало на плаву”».
  
  • Хелен Ким, преподаватель биологии в колледже, выйдя на пенсию с диагнозом «рак желудка», однажды взяла брошюру программы непрерывного образования и обратила внимание на курсы под названием «Взрослый балет». «В детстве я посмотрела спектакль “Лебединое озеро” в Большом театре и подумала: “Ого, это так круто”. Но тогда меня оттолкнула мысль о необходимости танцевать на пальцах в этих забавных туфлях. На этот раз я подумала, что стану балериной. Я пошла на занятие, но все остальные дамы так далеко меня опередили. Через несколько недель я подошла к учителю и сказала, что мне нужно уйти. Он сказал: “Нет, нет, у вас есть данные”. Думаю, он просто хотел заработать. Но затем и другие дамы сказали: “Нет, нет, нет”, – и я решила продолжать».
  
  • Джон Раски, уроженец Колорадо, прочитал «Приключения Гекльберри Финна» в школе-интернате и после окончания школы с одноклассником построил плот и пять месяцев плавал по реке Миссисипи, прежде чем врезаться в электрическую вышку к югу от Мемфиса. Почти 20 лет спустя, пережив трудные времена после того, как он оставил работу в Delta Blues Museum в Миссисипи, он вернулся к своей первой любви – Большой реке. «Я купил каноэ и начал заниматься греблей, исследовать и воссоединяться с великим диким духом природы. Я начал рисовать наброски, а затем и картины того, что я там видел. И каждый раз, когда я выходил на воду, река, казалось, награждала меня чем-то, что заставляло меня вернуться на следующий день». Вскоре он открыл компанию, которая устраивала прогулки на каноэ по Миссисипи.
  
  • Лаура Дейтчлер, учительница начальной школы и мама из Линкольна, штат Небраска, узнала от своего мужа, что он планирует начать продавать вапорайзеры для конопли. Выгнав его из дому и погрузившись в депрессию, она возродила свою детскую мечту стать писателем. «Развод оказался шансом освежиться, попытаться воссоздать человека, которым мне суждено было стать, и жизнь, которую я должна была иметь. Эта женщина на долгие годы как бы ушла в подполье; ей просто было необходимо внимание». Однажды в субботу днем Лаура поехала в книжный магазин Barnes & Noble и купила пачку ежедневников, которые заполнила рассказами о своих романтических свиданиях, ставшими в свою очередь основой для забавной автобиографической книги.
  Правило Фельденкрайза: потеть
  
  Моше Фельденкрайз прожил одну из тех ярких жизней, которыми наполнены шпионские романы XX века и биографические фильмы XXI века. Он родился в 1904 году в еврейской семье на территории современной Украины, которая переехала в Белоруссию, когда ему было восемь лет. Зимой 1918 года, в возрасте 14 лет, спасаясь от преследований, Фельденкрайз отправился из Белоруссии в Палестину – без паспорта, только с пистолетом в ботинке и учебником по математике в рюкзаке. Температура упала значительно ниже минусовой отметки. Чтобы выжить, он ненадолго присоединился к бродячему цирку, где акробаты научили его безопасно падать. К тому времени, как он добрался до Кракова, к ним пристало еще 200 человек, в том числе 50 детей.
  
  Фельденкрайз поселился в Палестине, где трудился разнорабочим и быстро научился защищаться от широко распространенных в то время нападений с ножом. Его способностью заинтересовались окружающие, поэтому он написал книгу под названием Jiu-Jitsu and Self-Defense («Джиу-джитсу и самооборона»), которая стала обязательной для чтения в новообразованных еврейских силах самообороны. Узнав, что основатель дзюдо Дзигоро Кано приезжает в Париж, Фельденкрайз отправился туда и вручил ему свою книгу. Впечатленный, Кано спросил, откуда она у него.
  
  – Я сам ее написал, – ответил он.
  
  – Я тебе не верю, – возразил Кано.
  
  – Нападите на меня с ножом, – парировал Фельденкрайз.
  
  Вскоре нож был отбит, и Кано принял Фельденкрайза в свою команду для популяризации дзюдо в Европе.
  
  Фельденкрайз переехал в Париж, получил докторскую степень по физике и работал в лаборатории двух физиков – нобелевских лауреатов, где он создал устройство, способное расщеплять атом. В 1940 году, как рассказывает его биограф, Фельденкрайз сбежал от приближающегося гестапо, неся два чемодана с военными секретами и два литра тяжелой воды, которую можно было использовать для создания ядерного оружия. Его задачей было спасти их от рук нацистов. Не сумев найти корабль в Англию, Фельденкрайз снова двинулся в путь, на этот раз со своей женой. В конце концов они присоединились к эвакуации войск союзников, организованной британским офицером по имени Ян Флеминг, впоследствии написавшем романы о Джеймсе Бонде.
  
  Во время путешествия Фельденкрайз начал замечать, что у него опухает колено. Обладая тонкими познаниями в анатомии, он проследил, как травма воздействует на другие части его тела – ноги, спину, плечи. Это, в свою очередь, формировало его походку, которая затем влияла на его настроение. Фельденкрайз начал процесс разбивки каждого движения на микрокомпоненты, которые, как он понимал, находились под влиянием не только физического, но и эмоционального стресса.
  
  После войны Фельденкрайз начал разрабатывать методологию, сочетающую исцеление разума и тела для улучшения подвижности и повышения качества жизни, получившую название «метод Фельденкрайза». Его основная мысль: когда мы переживаем периоды потрясений, главный удар приходится на наше тело. Чтобы создать новое «я», мы должны научиться новым способам движения. Нам нужно откорректировать то, как мы ходим, сидим, стоим, лежим, танцуем и даже занимаемся сексом. Мы должны переписать историю не только своей жизни, но и собственного тела.
  
  Мне нравится эта история отчасти потому, что после 17-часовой операции по лечению рака у меня осталось чудо медицины – левая нога, однако она оказалась более чем на дюйм короче правой: не хватало половины четырехглавой мышцы бедра, а малоберцовая кость переместилась из голени в бедро. За прошедшие с тех пор годы я потратил целую вечность на физиотерапию, и мне пришлось переосмыслить одежду, лазание, письмо и сон, а также все виды досуга, которые только можно вообразить.
  
  Поэтому во время моих бесед меня совершенно не удивляло то, что раз за разом люди описывали, как во время трансформаций они стремились к переменам, затрагивающим их тело. Они брали на вооружение экстремальные тренировки, начинали заниматься горячей йогой, записывались на Tough Mudder (Tough Mudder – спортивные соревнования на выносливость, в которых участники проходят дистанцию в 16–19 километров с препятствиями военного типа. – Прим. пер.), увлекались бальными танцами, пробовали свингерство (Свингерство – обмен сексуальными партнерами в парах. – Прим. пер.) и становились веганами. Что было удивительно, так это убежденность многих в том, что эти небольшие изменения в их физическом состоянии открывают дверь для более серьезных изменений их личности. Изменение тела стало ступенькой для изменения их взглядов. Таким образом, катание на велосипеде по парку может быть таким же творческим процессом, как и ведение дневника, приготовление еды или рисование, потому что это в равной степени является актом воображения. Вы представляете себе новую жизнь, и этот простой проблеск фантазии становится обнадеживающим признаком того, что вы начинаете творить свое будущее и больше не привязаны к прошлому.
  
  Вот несколько примеров того, как люди привносят телесность в свою жизнь во время неряшливой середины:
  
  • В течение одного года потеряв нескольких родственников, Эрик Смит с головой ушел в кикбоксинг, пристрастился к обезболивающим и начал работать с учениками с особыми потребностями. «Моя жена заставляла меня ходить в спортзал. Я приходил домой и был так расстроен, что она указывала на дверь. Я уходил посреди ночи, отрабатывал десять раундов на тяжелых грушах и возвращался другим человеком. Днем я занимался со студентами-инвалидами и был сочувствующим, любящим и мягким; а ночью избивал людей в спортзале».
  
  • Крис Ховард переехал в Сан-Франциско с Восточного побережья после неудачного брака (с женщиной) и токсичной интрижки (с мужчиной постарше). Оказавшись на Западном побережье, он попал в группу артистов цирка и исполнителей бурлеска и начал выполнять воздушные акробатические номера.
  
  • Джон Эвенхейс променял клюшки для гольфа на серьезную физическую подготовку после того, как покинул Залив и переехал в национальный парк Глейшер. «Речь шла не просто о потере веса. Как будто твоим ногам необходимо было привести себя в форму, потому что иначе у тебя могут появиться волдыри, а ты должен уметь подниматься на гребаную гору. Таким образом, ты приобретаешь физическую форму не для того, чтобы хорошо выглядеть на пляже, а потому, что от этого зависит твоя жизнь».
  
  • Сьюзен Кеппок начала увлеченно танцевать чечетку, чтобы справиться со своими переживаниями по поводу смерти отца и диагностированной у нее опухоли мозга. «Это дает вам возможность немного выйти за пределы себя. Рисуете ли вы, поете или танцуете – это не похоже на просмотр фильма на экране; вы становитесь действующим лицом этого фильма. Вы также что-то физически в себе меняете, и это создает у вас ощущение, что вы можете повлиять на окружающий мир».
  
  • Может ли это считаться физической нагрузкой или нет, но Сара Холбрук вступила в команду по керлингу, когда муж перевез их семью из Бруклина в Теллурайд, потому что, по ее словам: «Именно там в понедельник вечером были все мои друзья, мне было одиноко, и я хотела с ними пообщаться. Кроме того, я стала следовать программе Whole 30 (Whole 30 – программа питания, направленная на улучшение привычек питания и изменение представлений о еде. – Прим. пер.), потому что мои друзья тоже этим занимались, а также для того, чтобы избавиться от лишнего веса, который я набирала каждое утро в кофейне, так как именно там можно встретить всех в этом городе».
  
  Творчество не обязательно должно быть разобщающим, напыщенным или чрезмерно возвышенным. Совсем не требуется следовать определенному шаблону. Складывается впечатление, что людям совершенно необходимо получать от творческого процесса то, что в мифологии с незапамятных времен олицетворяет собой созидание, – новое начало. Оно перекликается с вневременным циклом творения, за которым следует разрушение, вслед за чем наступает воссоздание. Обращаясь к творчеству, мы задействуем самую человечную свою часть – способность создавать новую жизнь.
  Глава 11
  Поделитесь ею
  Ищите мудрость у других
  
  Многие инструменты, способствующие прохождению через трансформации, содержат встроенный элемент времени. Они включают в себя необходимость отпустить прошлое, отметить конец жизненного цикла, предпринять новые начинания, приобщиться к своей новой истории. Этот временной компонент в общих чертах соотносит эти действия с одним из трех этапов: долгое прощание, неряшливая середина или новое начало.
  
  Но один из инструментов не имеет временного элемента вовсе: он свободно перемещается, повторяется, происходит постоянно, а иногда всего лишь раз, он одновременно учитывает временной контекст и носит вневременной характер. Этот инструмент состоит в том, чтобы поделиться вашей историей с другими. Это общение с другом, любимым человеком, коллегой, незнакомцем, подобным вам страдальцем, соседом или наставником и получение так необходимого вам отклика именно в тот момент, когда вы больше всего в этом нуждаетесь.
  
  Одной из ярких и блистательных закономерностей моих бесед является то, что мы жаждем различных видов поддержки со стороны всех этих посторонних. Создается впечатление, что у каждого из нас есть фенотип обратной связи, точно так же, как у нас есть свой особенный способ структурировать время или придавать смысл своей жизни. Нам нравится, когда нас утешают, подталкивают, вдохновляют, призывают. Некоторым из нас даже нравится, когда провоцируют. Какого бы совета мы ни жаждали, его роль в нашей трансформации одинакова.
  
  Нам нужна помощь.
  «Думаю, у всех в жизни есть такие люди, как Майк Шейн»
  
  Роки Линн Рэш начал свою жизнь настолько беспомощным, насколько это только возможно. «Меня нашли в мусорном баке где-то недалеко от Траутмана, штат Северная Каролина, 14 ноября 1964 года. Меня бросили и оставили умирать. Меня направили в детский дом Бариум-Спрингс, где я и вырос». Примерно в то время, когда Роки было два года, Фред и Этель Раш – пожилая пара, неспособная иметь детей, – приехали в приют в надежде усыновить ребенка.
  
  «Моим первым воспоминанием была женщина-афроамериканка, которая управляла приютом, она указывала на меня и говорила: «Ну, этот вам не нужен. У него плоская голова». По словам Роки, его голова все еще плоская, что, как он считает, могло быть связано с его пребыванием в приюте. «Вот почему у меня по сей день длинные волосы, и вы этого не замечаете».
  
  С самого начала усыновление не заладилось. По словам Роки, его приемная мать имела всего три класса образования, была неграмотной и не знала, как воспитывать ребенка. Отец Роки, ветеран Корейской войны, также не умевший читать, был примитивным баптистом, скептически относившимся к кабинетам врачей, банкам, школам и другим общественным учреждениям. Денег в семье почти не было.
  
  «В первый раз, когда меня отвезли к врачу, они вызвали полицию, потому что думали, что со мной жестоко обращаются», – рассказывает Роки.
  
  В каком-то смысле так и было. Раши выбрали имя Роки, потому что им нужен был человек твердый и сильный, любящий охоту и спорт, но Роки с самого детства больше интересовало искусство. «Я был всем, чего не хотел мой отец, – рассказывает Роки. – Он запирал меня на ночь в моей комнате и вешал на дверь замок, чтобы я не мог оттуда выбраться».
  
  Примерно в шестом классе Роки пошел на распродажу в местной церкви и увидел проигрыватель пластинок со встроенными динамиками и два альбома: группы The Jimi Hendrix Experience «Axis: Bold as Love» и группы Kiss «Alive!». «Они хотели 75 центов за все. Я пошел к маме и сказал: “Можно мне это?” Она дала мне доллар. Я купил стереосистему и спрятал ее в шкафу, так как знал, что, если папа ее найдет, ее сразу же не станет».
  
  Роки окунулся в мир музыки. Он косил газоны, чтобы купить гитару в универмаге JCPenney. К восьмому классу он выступал в группе со взрослыми мужчинами. В журнале Guitar World он обвел в кружок объявление о приеме в Технологический институт гитары (the Guitar Institute of Technology) в Лос-Анджелесе. «Целью всей моей жизни было выяснить, как попасть в эту школу. Я понятия не имел, как я собираюсь это сделать. Я жил у грунтовой дороги в Северной Каролине. Я был в ловушке».
  
  И тогда в жизни Роки начали появляться волшебные посторонние: добрые самаритяне, совершенно незнакомые люди, счастливые ангелы. Ровно в тот момент, когда он был совершенно потерян, кто-нибудь появлялся и проводил его через лес.
  
  В его среднюю школу пришел военный рекрутер и предложил деньги на обучение в колледже. «Мой отец сказал, что вышвырнет меня из дома, как только я закончу учебу. Он потратил свое время, вырастил этого маленького засранца, а теперь – пошел вон. Так что Дядя Сэм стал моим счастливым билетом».
  
  Роки пошел в армию и стал десантником 82-й воздушно-десантной дивизии. «Все остальные это ненавидели, но у меня никогда в жизни не было трехразового питания. К тому же все сержанты-инструкторы были настоящими бойцами-пехотинцами, прошедшими Вьетнам. С ними не забалуешь. Но это был первый раз, когда взрослые мужчины когда-либо говорили мне что-то хорошее. Там был большой черный парень, старший сержант, ростом шесть футов пять дюймов. Я боялся его, и он со мной не церемонился. Но когда я закончил десантную учебку, прямо перед тем, как мне повесили на грудь значок парашютиста, он сказал: “Если ты смог сделать это, сынок, ты сможешь все”».
  
  Роки служил в течение следующих трех лет, а когда демобилизовался, то взял деньги, заработанные за время службы, переехал в Калифорнию и поступил в Технологический институт гитары. «Я собирался стать Эдди Ван Халеном; это непременно должно было случиться». Но он был белой вороной. «На меня можно было положиться, я мог играть. Но я не пил, не курил, не употреблял наркотики, со мной было неинтересно проводить время».
  
  Он получил сертификат и снова в полном раздрае сел в свою машину и ехал на восток, пока дорога не закончилась в захудалом пляжном городке Южной Каролины. Он присоединился к джаз-трио в ресторане («В основном мы играли вещи в жанре босса-нова».) и спал в спальном мешке в задней части заброшенного видеомагазина, имея в своем распоряжении только холодильник и усилитель. Он оказался в новом тупике.
  
  Однажды вечером он отправился в соседний город Калабаш, чтобы послушать певца по имени Майк Шейн. В перерыве Роки представился.
  
  – Ты тот парень из ресторана Islander, о котором все говорят? – спросил Шейн.
  
  – Надеюсь, что так! – ответил Роки.
  
  – Ты можешь начать играть со мной завтра вечером, – сказал Шейн и протянул ему кассету.
  
  – Иди домой и разучи эти песни.
  
  Роки вернулся на следующий день, выучив все до одной.
  
  – Я не имел в виду за одну ночь, – сказал Шейн.
  
  Они выступали вместе все лето. Шейн обучал Роки тому, как вести себя на сцене, как лучше управляться с телом во время игры, как очаровывать публику. Когда наступила осень, Шейн объявил, что едет в Нэшвилл, чтобы записать свои песни, и предложил Роки поехать с ним. «Принеси свою сумку, мы пробудем там какое-то время. Захвати свой усилитель, захвати все». Они поехали в Нэшвилл и остановились в отеле Hall of Fame возле звукозаписывающей студии Music Row.
  
  «Я должен был понять, что происходит что-то странное, потому что он снял две комнаты, – рассказывает Роки. – Где бы мы ни останавливались по дороге, мы всегда делили комнату, чтобы сэкономить деньги. Я плохо спал, а когда проснулся, под дверью была записка.
  
  “Твое место здесь. Я пришлю обратно твой грузовик.
  
  Я оплатил твою комнату на две недели вперед”».
  
  Майк Шейн был полной противоположностью волка из сказки.
  
  Он был Феей-крестной.
  
  Роки с головой окунулся в работу. Он выступал с концертами, писал песни. Он отправился в путь, играл на круизных лайнерах. Женился, развелся, у него родилась дочь. И наконец, хотя на это ушло несколько лет, в его жизнь вошел еще один волшебный посторонний и устроил ему 30-минутное прослушивание у главы ведущей музыкальной компании Universal Music на Манхэттене. «Мне сказали, что я могу спеть две или три песни. После того как я добрался до третьей и меня не выгнали, я спел еще, потом еще. Когда я закончил, он в тот же день подписал со мной контракт, отвез в действительно шикарный отель с видом на Центральный парк и поселил в президентский люкс».
  
  Мальчик, брошенный умирать в мусорном контейнере в Северной Каролине, достиг вершины американской индустрии развлечений. Он использовал известность своего первого альбома, чтобы основать организацию под названием Tribute to the Troops, которая с тех пор собрала сотни тысяч долларов на оплату обучения в колледже детей, потерявших одного из родителей на действительной военной службе. Всю свою жизнь он получал помощь от суррогатных родителей, и теперь сам стал родителем многих тысяч детей, которых он никогда не узнает. Он говорит, что всем обязан человеку, изменившему его жизнь.
  
  «Думаю, у всех в жизни есть такие люди, как Майк Шейн, – говорит Роки. —В символическом смысле, я думаю, что он Бог. Он тот, кто привел меня туда, где я должен был быть. Если вы послушаете мой альбом Faith, первая песня называется Right Where I Belong. Речь в ней идет о том, каково это – быть потерянным и обрести свой путь, об ошибках и неправильных поступках, но также и о том, чтобы быть достаточно храбрым, чтобы войти в дверь, когда приходит нужный человек и открывает ее для вас».
  Мудрость бабушек
  
  Несколько лет назад моя подруга попросила меня поговорить с ее другом, у которого, как и у меня в свое время, возникли проблемы с большой медиа-компанией. Друг моей подруги (насколько я помню, он был англичанином) мне позвонил. Я довольно детально рассказал ему о своем опыте; он описал еще более подробно свой. Затем он поблагодарил меня за звонок.
  
  – Но мне не кажется, что мне удалось вам помочь, – сказал я.
  
  – О, как раз наоборот, – ответил он. – Все прекрасно. Моя бабушка всегда говорила: «Разделенная беда – это уже половина беды».
  
  Его бабушка была права.
  
  Люди, переживающие жизненные трансформации, часто чувствуют себя обособленными от окружающих. Это один из наиболее болезненных аспектов процесса – горькое чувство одиночества, изолированности, покинутости. Люди, уволившиеся с одной работы и еще не устроившиеся на другую, не могут ответить на самый распространенный вопрос: «Чем вы занимаетесь?» Родители, чьи дети борются с зависимостью или психическими заболеваниями, бледнеют при самых невинных вопросах: «Как дети?» Я остро почувствовал это, когда был болен. Лежа в постели, испытывая тошноту и усталость после химиотерапии, не имея возможности ходить из-за ноги или выходить из дома из-за слабой иммунной системы, я иногда смотрел в окно, наблюдал за людьми, непринужденно прогуливающимися по улице, и бормотал себе под нос: «Вы не знаете, на что это похоже. Вы не то, на что это похоже».
  
  Находиться в промежуточном состоянии означает пребывать в состоянии одиночества. Быть ни здесь, ни там часто ощущается как пребывание нигде.
  
  Вот почему общение с другими так важно для того, чтобы пережить один из таких моментов. Люди любят делиться. Исследователи из Гарварда обнаружили, что люди посвящают от 30 до 40 процентов своей речи исключительно тому, чтобы проинформировать других о своих субъективных переживаниях. Они делают это, потому что самораскрытие чрезвычайно полезно. Личное откровение высвобождает успокаивающие химические вещества в нашем мозгу и активирует специальные системы в наших телах, которые помогают нам лучше относиться к другим. Когда люди рассказывают о своих наиболее травмирующих переживаниях, их кровяное давление, частота сердечных сокращений и другие физиологические функции в краткосрочной перспективе повышаются, но затем падают ниже уровня, на котором они были до совершения признания, и остаются таковыми в течение нескольких недель после этого. Люди даже готовы отказаться от денег, чтобы поделиться своими проблемами. Это желание рассказать о себе распространяется и на незнакомцев. В групповой терапии, чем больше люди говорят, тем больше им нравится группа. Чем больше они говорят сами, тем больше, по их утверждению, они узнают от группы.
  
  Бабушка была не просто проницательной – она была нейробиологом.
  
  Один вывод из всех этих исследований заключается в том, что разговоры – это не одиночный спорт. Причина, по которой мы ищем собеседников или для начала идем на групповую терапию, – это стремление иметь слушателей. А эти слушатели в свою очередь формируют рассказываемые нами истории. Наша аудитория становится нашими сорассказчиками. Начиная с подросткового возраста, который нарративные психологи определили как первое время, когда мы пытаемся создавать связные жизненные истории, мы в значительной степени полагаемся на сорассказчиков, многие из которых являются взрослыми: родителями, учителями, проповедниками, тренерами. Даже взрослея, мы все еще жаждем мудрых старейшин. Подумайте обо всех этих гуру, бабушках, Йодах, дядях, оракулах, махатмах, наставниках и мудрецах, рассеянных по истории мифологии. Нам нужны люди, которых философ Джордж Герберт Мид называл significant others («значимыми другими»), люди, которые отражают значение наших действий и тем самым помогают нам создавать смысл событий, часто слишком близких, чтобы их увидеть.
  
  Но каких значимых других мы ценим больше всего? Любой, кто когда-либо рассказывал о своих трудностях другому человеку, знает, что обратная связь может варьироваться от чисто эмоциональной поддержки до мягкой критики и резких нападок. Что наиболее полезно? Я задавал этот вопрос всем, у кого брал интервью. Диапазон ответов был шире, чем я ожидал. Мы закодировали ответы людей и обнаружили, что они разделились на четыре типа: утешители, подталкиватели, раздающие оплеухи и служащие примером. Пятая категория появлялась достаточно часто, и я решил ее включить, хотя эта личность не совсем вдохновляющая. Это скептик.
  
  Процентные показатели были следующими: утешители (я тебя люблю; я тебе доверяю; ты справишься) вышли на первое место: эту категорию выбрало чуть более трети всех опрошенных; подталкиватели (я тебя люблю, но, возможно, тебе стоит попробовать это) заняли второе место с примерно четвертью голосов; раздающие оплеухи (я тебя люблю, но возьми себя в руки) заняли третье место, причем этот вариант выбрал каждый шестой; служащие примером (вы можете меня не знать, но следуйте моему примеру) заняли четвертое место. Последняя категория, скептики, – это люди, которые говорят нам, что мы дураки, сумасшедшие или никогда не добьемся успеха. Некоторым из нас иной мотивации и не требуется.
  
  Давайте посмотрим, как эти фигуры влияют на нас в реальной жизни.
  Утешители: «Я куплю тебе билет на автобус, я куплю тебе билет на самолет»
  
  Лоретта Пархэм была полностью опустошена и неприкаянна после автомобильной аварии, в результате которой погибла ее дочь, оставив ее главным опекуном двоих внучек. Она чувствовала, что не может демонстрировать свое горе на работе, где она была директором библиотеки в консорциуме исторически черных колледжей в Атланте. Дома ей нужно было быть сильной для внучек. «Мне звонят самые разные люди, – говорит она. – Но я не отвечаю на звонки, я ни с кем не разговариваю. Я предпочитаю одиночество».
  
  Но был один человек, для которого она сделала исключение. «Это был совсем не близкий друг, – рассказывает Лоретта. – Она директор нашей библиотеки в Батон-Руж, штат Луизиана, которая потеряла сына – я думаю, из-за СПИДа, – когда он учился в колледже. Она много звонила мне в это время, и я, бывало, позвоню ей, когда у меня выдается свободная минута. Я буквально останавливаюсь на обочине дороги, она позволяет мне вдоволь выплакаться и высказать все, что накипело».
  
  Какую роль она играла? «Она меня утешала, – ответила Лоретта. – Она была тем, кто дал мне понять, что это нормально – чувствовать то, что я тогда испытывала. Она говорила мне: “Знаешь, тебе станет лучше, но не нужно стремиться чувствовать себя лучше сейчас”. И она сказала: “Не разрешай никому говорить тебе, как горевать”. Потому что мой муж постоянно старается меня отвлечь, он не хочет, чтобы я много об этом думала. Но она говорила: “Не позволяй никому указывать, что тебе делать. Это только твое”».
  
  Люди, как и все млекопитающие, жаждут общения. Гориллы перемещаются группами, гиены – стаями, дикобразы – группами, бегемоты – стадами. Мы путешествуем семьями, командами, общинами, рабочим коллективом. Исследователи обнаружили, что во время кризиса самооценка людей обычно поддерживается теми, кто их окружает. Чем больше у вас друзей, тем вы здоровее, хотя этот эффект напрямую связан с тем, как часто вы разговариваете с друзьями о своих проблемах. Уволенные с работы меньше страдают, если делятся своими историями с близкими, то же самое касается и вернувшихся с войны ветеранов и пациентов с ВИЧ. Дети с трудной судьбой обладают тем, что исследователи называют способностью к усыновлению, или талантом находить поддержку у посторонних людей. Как и Роки, они симпатичны, с ними легко общаться и они умеют вдохновлять других на оказание помощи.
  
  Один из наиболее ярких известных мне примеров того, как утешение со стороны других людей может помочь человеку преодолеть трудности, – это история брошенного родителями в детстве, застенчивого, депрессивного ветерана Первой мировой войны и неудачливого бизнесмена по имени Уильям Гриффит Уилсон. Во время поездки в ноябре 1934 года в Акрон, штат Огайо, чтобы навестить старого собутыльника, Уилсон был потрясен, обнаружив, что его друг под влиянием миссионеров бросил пить. «Мне нужно выпить!» — подумал Уилсон. Расхаживая по вестибюлю отеля Mayflower, возбужденный смехом и звоном бокалов, доносящихся из бара, Уилсон получил откровение: «Нет, мне нужно не выпить – мне нужен другой алкоголик!»
  
  Уилсон повернулся спиной к бару, направился к телефонной будке и в конце концов дозвонился до своего товарища по несчастью, алкоголика доктора Роберта Смита. Вместе они и стали соучредителями «Анонимных алкоголиков». С той самой первой встречи идея поделиться своей борьбой за трезвость с другим пострадавшим стала центральной для успеха организации. «Видите ли, наш разговор был одинаково важен для нас обоих, – написал Уилсон. – Я знал, что мне нужен этот пьяница так же сильно, как и я нужен ему». Эта «взаимопомощь», как он это называл, стала основой АА.
  
  Спустя почти столетие, однозначным стало то, что безоговорочная поддержка человека, находящегося в похожем положении, или даже того, кто ничего подобного не испытывал, может спасти жизнь. Иногда мы ищем такого утешения, в других случаях оно падает нам с неба. Как бы эта связь ни происходила, это предпочтительный тип поддержки для множества людей – в моем исследовании таких треть.
  
  Для таких, как геймдизайнер Крис Ховард, переживший скандальный развод с женой, начавший встречаться с мужчинами и оставшийся без работы после того, как совершенно зашел в тупик. «Я месяцами питался бобами и рисом, посещал психотерапевта, ходил в спортзал четыре дня в неделю, и в рамках программы своей психологической реабилитации начал обращаться к близким друзьям и говорить: “Я переживаю очень сложный период. Я эмоциональный банкрот. У меня нет возможности, как бы я того ни хотел, показать, насколько хорошо я к вам отношусь, но прямо сейчас мне нужно, чтобы вы меня любили”».
  
  «Я был поражен, как много было тех, кто не только сказал мне, что я им не безразличен, но и действительно доказали это на деле, – продолжил он. – Они плакали со мной, они приходили ко мне и говорили: “Ты живешь не так уж и далеко. Я куплю тебе билет на автобус, я куплю тебе билет на самолет, приезжай на неделю, на какой угодно срок и просто будь со мной, и мы вместе все наладим”».
  
  Для таких, как Сара Купер, веб-дизайнер с Ямайки, которой удалось получить одну из самых желанных должностей в Кремниевой долине, в Google, а затем она все бросила, чтобы следовать за своей мечтой и стать писателем-юмористом. «Я потеряла сон, потому что думала: “Если ты не можешь быть счастлива в Google, то, может быть, ты не будешь счастливой нигде”. За неделю до моего последнего дня я подумывала сообщить компании, что передумала. Но потом я нашла бывшего коллегу, который сказал, что каждый, кто покидает Google, проходит через что-то подобное. Затем мой босс познакомил меня с человеком, тоже бросившим работу, чтобы писать. И люди обращались ко мне через мой блог и говорили: “Я просто хочу вам помочь”». Она так и не вернулась.
  
  Для таких, как Дуэйн Хейс, который работал в издательском бизнесе в Мичигане, когда его жена родила мертворожденных девочек-близнецов, что погрузило его в депрессию и чуть не разрушило их брак. «Там был этот пакистанский разработчик технологических процессов нашей компании, – рассказывает он. – Он был очень большим, с длинной бородой, очень набожным мусульманином. Его жена была беременна одновременно с моей. К тому времени, как я вернулся к работе, я не видел его несколько недель и, конечно же, я избегал людей. Я не выбирался из своей кабинки. И однажды я вышел и услышал его голос. Я оборачиваюсь, а он подходит ко мне, протягивает руки мне навстречу, обнимает и говорит: “Я молюсь, чтобы Аллах даровал вам в тысячу раз больше радости, чем та боль, которую вы сейчас испытываете”. Это было именно тем, что мне было нужно».
  Подталкиватели: «Это заставило меня вспомнить, что сказал мне в день своей смерти отец»
  
  Эми Каннингем, внештатный журналист из Бруклина, после 50 возглавившая похоронное бюро, имеет особого человека, к которому она обращается в моменты слабости. Ее зовут Шелли Акерман, она астролог. «Не знаю, верю ли я в астрологию, – рассказывает Эми, – но я звоню ей каждый раз, когда мне предстоит сделать что-то важное. Она помогает мне переосмыслить ситуацию».
  
  После того как в Южной Каролине умер отец Эми, она была глубоко тронута похоронами. «Было что-то такое на Юге, чего я не встречала в Нью-Йорке, – связь людей с распорядителем похорон через торговую палату или Ротари-клуб. И тут у меня возникла эта идея». Эми переговорила с друзьями, посоветовалась с семьей и была готова записаться на курсы гробовщиков.
  
  Затем она позвонила Шелли. «Эми, я тебя люблю, но я думаю, тебе нужно взглянуть на вещи глубже, – сказала она. – Это кажется мелким». Эми была уязвлена, но над замечанием задумалась. «Именно тогда я начала вспоминать, что мой брат умер еще до того, как я родилась, – рассказывает она. – Брат моего отца умер, их отец тоже рано умер. В нашем доме было много смертей, и я много времени тратила на то, чтобы утешать несчастных людей. Я поделилась этим с Шелли, и она решила, что это важно».
  
  Когда Эми получила ученую степень в области похоронного дела, она запустила свой новый веб-сайт Inspired Funeral. Именно Шелли придумала это название и сказала ей запустить его в 12:28 в воскресенье, потому что это было благоприятно с астрологической точки зрения. В назначенное время Эми села за компьютер и проиграла похороны Уинстона Черчилля на YouTube, чтобы поплакать под гимн I Vow to Thee, My Country («Клянусь тебе, страна моя»).
  
  Поверхностное отношение сменилось глубоким содержанием.
  
  У меня есть игра, в которую я иногда играю со своими дочерьми. Начиная с подросткового возраста, когда они время от времени показывали мне отрывки из своих сочинений, я спрашивал: «Вы хотите, чтобы я сказал вам, как это здорово, или что можно сделать, чтобы это улучшить?» Они обдумывали все возможные варианты ответа, прежде чем, наконец, останавливались на том, который станет их любимым ответом: «И то, и другое!»
  
  Похвала – это здорово, но похвала с легким пинком иногда может быть даже лучше. В последние годы подталкивание стало популярной идеей, поскольку бихевиористы неоднократно обнаруживали, что наша способность делать разумный выбор не так хороша, как нам хотелось бы. Как два мастера в этой области, лауреат Нобелевской премии Ричард Талер и Касс Санстейн, пишут в своей книге Nudge (Nudge. Архитектура выбора. Манн, Иванов и Фербер, 2017): «Люди далеко не всегда принимают верные решения». Еще труднее, добавляют они, человеку приходится в ситуациях редких, стрессовых и наполненных эмоциями – другими словами, именно в таких ситуациях, с которыми мы сталкиваемся в моменты жизненной трансформации. Вот некоторые из причин, которые они приводят: мы предпочитаем статус-кво, мы стараемся не рисковать, мы следуем за стадом.
  
  Часто все, что нам нужно, – это легкий толчок, деликатный пинок или любящий тычок. Четверть участников моих бесед предпочла такую реакцию своих близких. По словам Эми Каннингем, они хотят, чтобы кто-то обострил их мышление, напомнил об их мечтах и побудил их стремиться стать самой лучшей версией себя.
  
  Это такие люди, как Эрик Вестовер, погрязший в жалости к себе после того, как потерял ногу в аварии на мотоцикле у озера Мичиган. Его начальник в магазине электроники Costco заверил его, что свою работу он не потеряет, это было большим утешением, но больше всего ему было необходимо, чтобы кто-нибудь подтолкнул его к возобновлению отношений с миром. «Моя сестра вроде как вынудила меня зарегистрироваться на Facebook* (см. Примечание на стр. 472). Во-первых, она создала страницу GoFundMe, и это было для меня очень важно. Это было очень трогательно, потому что пожертвования делали все эти люди, о которых я не слышал много лет. Я знал, что у них есть семьи, что они и сами переживают тяжелые времена, но они хотели помочь. Затем к нам на начали обращаться все эти подписчики. Это просто растрогало меня до глубины души».
  
  Такие, как Джаней Брауэр, муж которой так долго выслушивал ее жалобы на работу в коалиции бездомных Гранд-Рапидс, что наконец сказал: «Джаней, пора. Тебе надо уходить». «Даже в то утро, когда я собиралась покинуть свой пост, я подумала: “Я не могу этого сделать! Я не могу этого сделать!” – рассказывает Джаней. – А он такой: “Ты не можешь этого сделать? Да тебя от этой работы просто тошнит. Ты должна это сделать”. Он даже устроился на новую работу, чтобы иметь возможность позаботиться о нас в финансовом отношении, что для меня стало огромным облегчением».
  
  Такие люди, как Крис Кассирер, сын школьных возлюбленных, чья мама, певица в ночном клубе, стала лесбиянкой, когда Крису было восемь лет. Воспитанный двумя мамами в рабочем районе Нью-Джерси, в старшей школе Крис подвергался издевательствам, получал ножевые ранения, его дразнили «педиком» и поджигали ему волосы. Он пристрастился к наркотикам, бросил колледж, узнал от тети-транссексуалки, что родился в результате романа матери на стороне, а затем потерял отца, умершего от сердечного приступа. В самый разгар хаоса в его жизни психотерапевт дал ему почитать книгу Виктора Франкла «Человек в поисках смысла». «Это изменило мою жизнь, – рассказывает Крис. – В тот момент, когда он был в концентрационном лагере и все вокруг умирали, он понял, что никто не может лишить человека возможности иметь надежду. Это заставило меня вспомнить то, что сказал мне в день своей смерти отец: “Когда-нибудь ты станешь великим”. Я понял, что должен сделать выбор, чтобы воплотить его слова в жизнь».
  
  В конце концов Крис стал президентом университета в Миннесоте.
  
  Все, что ему было нужно, – это своевременный толчок.
  Раздающие оплеухи: «Ты не понимаешь, что, черт возьми, творится в твоей жизни»
  
  Хелен Чурко выросла в семье больных родителей в районе Вашингтон-Хайтс в Нью-Йорке. «Из-за сильной астмы мама носила на лице кислородную маску и не могла пройти больше одного квартала. У отца была серия нервных срывов, начавшаяся, когда мне было 16. Я всегда думала, что причиной болезни матери явилось мое рождение. И лишь в 35 лет я узнала, что на самом деле это началось через шесть месяцев после моего рождения. Отец сказал мне это однажды случайно. Мы сидели за кухонным столом и плакали».
  
  Так что Хелен стала сиделкой – для семьи, для друзей, для клиентов. В течение четырех десятилетий она была успешным литературным агентом, а в конце своей карьеры стала также сертифицированным тренером по личностному росту. Но все это время она тревожилась о себе. В подростковом возрасте Хелен пережила несчастную любовь, ее сердце было разбито; она боролась с лишним весом и неуверенностью в себе. «В какой-то момент мне стало ясно, что нужно войти в контакт с самой собой и что это самая важная моя работа».
  
  Она прошла обучение на многочисленных курсах личностного роста; вступила в читательскую и писательскую группы; провела пять дней во всемирной штаб-квартире Брахма Кумарис на вершине горы Абу в Раджастане, в Индии, работая с двумя сотнями других людей над тем, как улучшить мир. Но после того, как в течение шести лет она потеряла троих близких друзей и обоих родителей, а затем ее компанию продали, что разрушило ее мечты о том, чтобы однажды ее возглавить, Хелен растерялась. «Это было похоже на то, что я больше не знала, кто я».
  
  Однажды она сидела с друзьями и жаловалась. «Я несла какой-то вздор о некой фантазии, которую я считала своей жизнью, когда моя подруга Венди сотворила со мной то же самое, что сделала Шер с Николасом Кейджем в фильме «Во власти луны», дважды ударив его по лицу и сказав: “Возьми себя в руки!” Это было именно то, что мне нужно было услышать, чтобы избавиться от той дерьмовой концепции, которую я там продвигала».
  
  Оплеуха. Необходимая большинству из нас. Предпочитаемая лишь немногими.
  
  В 44 году до нашей эры римский оратор Цицерон написал трактат «О дружбе». В нем он подчеркивает, что хорошие друзья говорят вам то, что вам нужно услышать, а не то, что вы хотите услышать. «Главная угроза здесь – лесть, сладкоречие, потворство, тот порок, который носит много имен, но всегда обличает людей легкомысленных, лживых, стремящихся каждым словом угодить, а не сказать правду». Современные социальные науки это подтверждают. Дети, воспитанные в жесткой любви (Жесткая любовь – противоположность попустительству. – Прим. пер.), чаще имеют хорошо сформированный характер. Взрослые, сталкивающиеся с болезненными истинами на работе, в три раза активнее и считают своих начальников в пять раз более эффективными.
  
  Тем не менее, мы постоянно уклоняемся от того, чтобы говорить окружающим правду. Прямолинейности мы предпочитаем гармонию. Два исследователя изучали, является ли такое избегание конфликтов хорошей идеей. Они обнаружили, что мягкое общение способствует счастью, поскольку увеличивает краткосрочное удовольствие, в то время как честное общение способствует обретению большего смысла, так как отдает приоритет долгосрочному удовлетворению. Их вывод: «Мягкому общению индивиды предпочитают честное как более полезное, осмысленное и создающее ощущение связи с другими людьми».
  
  Мои беседы отражают эту тенденцию. Оплеухи не были самым популярным поведением, которого люди жаждали от своих наставников, но те, кто принимал такую прямолинейную манеру общаться, чувствовали, что уже не могут без этого обходиться.
  
  Среди них такие люди, как Эмбер Хансен, художник и гравер из Южной Дакоты, которая была на грани получения степени магистра изящных искусств в Университете Канзаса, когда провалила защиту своей дипломной работы. «Это была огромная неудача, потому что над этим я трудилась всю свою жизнь. Внезапно я перестала быть художником; я чувствовала себя не на своем месте. А если это не работает, что же мне остается делать? Я плакала и плакала». И тогда друг посоветовал ей перестать плакать и отправиться в путешествие. «Я уехала в Берлин на десять дней, объездила всю Германию, затем направилась в Амстердам, а когда вернулась, то переключилась на кино и написала большую работу о своих детских мечтах». Эта работа принесла ей заветную степень.
  
  И такие, как Джанель Ханчетт, уроженка Калифорнии, которая годами боролась с алкогольной зависимостью, пока не встретила своего спонсора Дэйва. «Когда я впервые встретила его, он посмотрел на меня и сказал: “Ты плохая женщина. Я здесь не для того, чтобы тебя любить. Тебя многие любят, но помогло ли тебе это избавиться от алкоголизма? Меня не волнуют твои дерьмовые отговорки. В твоем случае, если это похоже на утку и крякает, как утка, вероятно, это пожарный гидрант. Ты так завралась, что уже не понимаешь, что, черт возьми, творится в твоей жизни”. И он был прав. Мне нужен был кто-то вроде Дэйва, который бы раздавал мне подзатыльники и заставлял сомневаться в моем восприятии действительности».
  
  И подобные Лизе Портер, профессору театра из Сан-Диего, которая на сеансе по чтению карт Таро в йога-ретрите упомянула, что ее дочь Дейзи, ребенок с особыми потребностями, страдает. «Эта женщина смотрит на меня и говорит: “Откуда вы знаете, что она страдает? Я думаю, из вас двоих страдаете именно вы”. Это стало поворотным моментом в моих мыслях. Я сказала себе: “Ого, а ведь она права. Я проецирую на дочь все свои страдания. Она же выглядит совершенно счастливой. Она не ходит вокруг и не говорит: “Черт возьми, как бы мне хотелось заниматься всей этой чушью, которую делает типичный 13-летний ребенок”. Мне понадобился незнакомец, чтобы заставить меня это понять».
  Служащие примером: «Мадонна – единственная, кто был всегда»
  
  У Майкла Анджело не было образцов для подражания в Плейнфилде, штат Нью-Джерси. «Мои родители были полными дебилами. Они были хорошими людьми, но их вырастили такие же идиоты, так что они не знали лучшей жизни». Пропитанный сказками и всем, что связано с «Диснеем», с самого раннего возраста увлекавшийся мальчиками, Майкл делал то, что делают многие люди из неблагополучных слоев населения, – он ориентировался на посторонних. В его случае – на знаменитостей.
  
  Майкл начал прогуливать школу и вместо уроков сбегал на Манхэттен. Он с трудом получил аттестат, затем поступил в школу красоты и начал работать в салонах. И попутно он обрел для себя пожизненную и вечно далекую Фею-крестную. «Мадонна – единственная, кто был всегда, верно? Она была мне как старшая сестра, фея Динь-Динь (Динь-Динь – фея из сказки Дж. Барри “Питер Пэн”. – Прим. пер.) на моем плече. Все эти вещи, с которыми она экспериментировала как человек, – каббала, йога, БДСМ, – осветили мне путь. А когда она занялась самоанализом, вот тогда-то я наконец и отказался от этих нездоровых отношений, в которых состоял много лет. Я подумал: “Хватит этой чепухи. Пора остепениться”. Я совершенно не кривлю душой, когда говорю, что каждую песню альбома Ray of Light она пела лично для меня».
  
  Далеко не все образцы для подражания являются людьми, которых мы знаем. Изначально я с подозрением относился к этой идее, но она возникала неоднократно, особенно среди людей, чьи жизненные истории в той или иной степени выделялись на окружающем фоне. И возможно, это имеет отношение и ко мне самому. Будучи подростком в Саванне, штат Джорджия, в 1970-е годы и имея необычные увлечения, такие как жонглирование и пантомима, я не знал никого в радиусе 500 миль, кто разделял бы подобные интересы. Мне приходилось по крупицам собирать ценные советы из старых книг в мягкой обложке или у вожатых из летнего лагеря. Моими наставниками стали журналы. Позднее, когда я мечтал стать писателем, я узнал больше от Пэта Конроя, писавшего об этом самобытном уголке мира, откуда я был родом, чем от кто-либо из своих знакомых.
  
  Сегодня любой человек, имеющий необычные интересы или каким-то образом выходящий за рамки мейнстрима, обладает гораздо более широким спектром возможностей. Образцы для подражания приносит нам интернет. Моя жена, основавшая организацию, которая поддерживает предпринимателей по всему миру, обнаружила то, что она называет мультипликативным эффектом: даже один образец для подражания может вдохновить целую страну или целый континент. Исследователи из Университета Джонса Хопкинса обнаружили аналогичный эффект в начальных школах: цветные ученики, у которых есть цветные учителя, с меньшей вероятностью бросят учебу. То же самое и в отношении старения: люди среднего возраста, имеющие перед глазами примеры успешного старения, гораздо легче справляются с трансформациями.
  
  Возможно, самым удивительным является то, что вам совсем не обязательно хорошо знать этих людей. Социолог из Стэнфорда определил то, что он называет силой слабых связей, при которой случайное знакомство часто оказывает большее влияние на вашу жизнь, чем хорошо знакомые вам люди. Причина состоит в следующем: ваши друзья обычно слишком на вас похожи. Люди, с которыми я разговаривал, пошли еще дальше. Иногда человеком, который больше всего повлиял на их жизнь, был сосед, порой незнакомец, а подчас и вовсе тот, кого они никогда не встречали.
  
  Как, например, в случае с Элизой Корентаер, которая, пока ютилась в крошечной квартирке в Нью-Йорке и переживала по поводу неудачной романтической жизни и застопорившейся карьеры технического специалиста, познакомилась с только что переехавшей этажом выше новой соседкой. «Она исчезла на несколько недель и вернулась в полном восторге. Однажды я остановила ее в подъезде. “Где ты была и почему выглядишь такой счастливой?” Она ответила: “О, я была в арт-резидентуре!” Я спросила: “А что это?” Она сказала: “Я приезжаю на шесть недель, пишу стихи, меня кормят, предоставляют жилье, и это здорово”. Я подумала: “Это похоже на рай”». В те выходные Элиза подала заявку на участие в 20 подобных программах и была принята на одну в Миннесоте, что в конечном итоге привело к тому, что она встретила будущего мужа и переехала на Средний Запад.
  
  Или как с Кирсти Спраггон, которая после переезда из Австралии в Лос-Анджелес, отчасти связанного с желанием избавиться от стыда, испытываемого в связи с герпесом, обрела наставничество в книгах, аудиокассетах и видео на YouTube. «Все мои наставники являются мотивационными ораторами, – рассказывает она. – Опра. Морган Скотт Пек. Мне нравится книга The Road Less Traveled (Морган Пек. Непроторенная дорога. София, 2008). Сейчас я слушаю Дипака Чопру. Я постоянно развиваюсь и считаю их своими учителями. Они дают мне именно то, в чем я в данный момент нуждаюсь».
  
  Или как с Сал Джамбанко, который через девять лет покинул братство иезуитов, не имея ни имущества, ни дохода, ни дома, ни перспектив. «В братстве вы даете обет бедности, поэтому, когда я пошел снимать квартиру, я провалил тест на кредитоспособность. Единственное место, где я мог бы жить, – это восьмая секция, субсидируемое жилье». Сал разослал 400 резюме и получил два отклика. «Одно было от женщины, которая сказала: “У меня нет для вас работы, но вы кажетесь интересным человеком. Я просто хотела пожелать вам удачи”. Второе было от мужчины, искавшего человека для работы с персоналом. “Я не уверен, что вы для этого подходите, – сказал он, – но все остальные, кто откликнулся на эту вакансию, являются продавцами подержанных автомобилей, а я почти уверен, что вы не торгуете подержанными автомобилями. Я собираюсь дать вам шанс” (Отсылка в песне группы АББА Take a Chance on Me. – Прим. пер.). Сэл стал руководителем персонала в PayPal и сделал выдающуюся карьеру в качестве корпоративного коуча в Кремниевой долине. «Я всегда помню эту песню, – говорит он, – и по сей день продолжаю давать шанс людям, находящимся за пределами кривой нормального распределения. Совершенно незнакомый мне человек изменил мою жизнь; я хочу быть таким человеком для кого-то другого».
  Скептики: «Мои родители сравнили меня с Вилли Ломаном»
  
  Одним из задаваемых мной вопросов был следующий: «Был ли у вас наставник, друг, любимый человек или мудрый посторонний, дававший советы во время вашей трансформации?» Последовавшие за этим разговоры почти всегда касались того, какие советы человек считает для себя наиболее полезными. Но речь не всегда шла именно об этом. Время от времени появлялась другая фигура. Эта фигура давала обратную связь иного рода, что, как ни удивительно, самым решительным образом помогало человеку пережить самый трудный период своей жизни.
  
  Это был критик, брюзга, Фома неверующий, хулитель.
  
  Скептик.
  
  Нам знакома эта личность из популярной культуры. Опра Уинфри никогда не забывала директора местных новостей из Балтимора, уволившего ее через семь месяцев, сказав, что она «непригодна для работы на телевидении по причине излишней эмоциональной вовлеченности». Том Брэди на протяжении большей части своей карьеры уже имел обратную мотивацию, потому что его выбрали только в шестом раунде драфта Национальной футбольной лиги США (НФЛ), и возмутился еще больше после принятия решения о его дисквалификации на четыре игры в связи с расследованием «Дефлейтгейт» («Дефлейтгейт» – это расследование НФЛ сообщений о том, что в игре Чемпионата АФК между «Нью-Ингленд Пэтриотс» и «Индианаполис Кольтс» в январе 2015 года квотербек Том Брэди использовал мячи с уменьшенным давлением воздуха. – Прим. пер.). В качестве дополнительного стимула он даже сохранил среди других своих памятных подарков письмо от НФЛ о своем отстранении. «Просто хороший способ вспомнить», – говорит он. В том же году Брэди появился в Суперкубке и выиграл его в следующем.
  
  Принимая награду «Женщина года» от журнала Billboard, Мадонна отметила, что, когда в подростковом возрасте она впервые переехала в Нью-Йорк, над ней издевались, держали под дулом пистолета и насиловали, угрожая ножом; в середине карьеры ее называли шлюхой, ведьмой и Сатаной; в конце карьеры с ней обращались еще хуже – ее игнорировали. «Сомневающимся, скептикам, всем, кто устроил мне ад и сказал, что я не смогу, что не буду и что не должна: ваше сопротивление сделало меня сильнее, заставляло поднатужиться, сделало меня бойцом, которым я являюсь сегодня. Сделало меня той женщиной, которой я являюсь сегодня. Так что спасибо».
  
  Скептики, о которых мне рассказывали, не были настолько жестокими, но оставляли похожие шрамы. Многие были родителями.
  
  Брин Энтеркин училась в средней школе, когда у нее возникла идея построить школу для девочек в Камбодже. «Мои родители сказали: “Наверное, это плохая идея”. И я подумала: “Они не верят, что я могу это сделать. Но я им докажу”». И она доказала.
  
  Когда Кристи Мур забеременела и бросила школу, ее отец сказал, что она никогда ничего не добьется. «Он сказал, что я даже не смогу получить аттестат». Кристи получила докторскую степень.
  
  В девятом классе Шеннон Уоттс пришла домой с заданием, в котором родителей просили сравнить своих детей с одним из исторических персонажей. «Поскольку это была католическая школа, большинство родителей обращались к фигурам Жанны д’Арк или Девы Марии. Мои родители сравнили меня с Вилли Ломаном из пьесы Death of a Salesman (Вилли Ломан – вымышленный персонаж, неудачливый стареющий коммивояжер, главный герой пьесы Артура Миллера «Смерть коммивояжера». – Прим. пер.). Думаю, что неспроста я была единственным ребенком в семье». Шеннон основала ведущую группу сторонников контроля над оружием в стране.
  
  Другие скептики встречались на работе. Тайлер Деннис, сын двух социологов из Университета Висконсина, был 19-летним студентом, когда диагноз «рак яичек» побудил его отказаться от интереса к искусству и вернуться на родину. Он работал в экологически чистых садах престижного Stone Barns Center недалеко от Нью-Йорка, когда у него появилась идея открыть свою собственную овощную ферму. «Мой босс был непреклонен в том, что я не смогу этого сделать. “Мелкие фермеры едва сводят концы с концами; слишком мал тот кусок пирога, за который мы конкурируем”. Я очень снисходителен, но также терпеть не могу, когда мне говорят, что делать; так что было очень приятно просто пойти и сделать это». Сегодня он владеет фермой Alewife, представленной на сайте Stone Barns.
  
  Когда Энн Мари ДеАнджело, весившая в то время 21 килограмм, впервые пробовалась в Балете Джоффри, директор сказал ей: «Мы не можем взять тебя прямо сейчас, потому что ты слишком маленькая». Энн Мари была в ярости. Она вернулась к репетициям, попала в труппу, стала ведущей балериной, а позже была назначена заместителем директора. «Мне нравится цитата Кэлвина Кулиджа (Кэлвин Кулидж – 30-й президент США (1923–1929). – Прим. пер.), которую всегда напоминала мне мать: “Ничто в мире не может заменить упорства. Талант не заменит его: нет ничего более обычного, чем талантливый неудачник. Гений тоже не заменит его: непризнанная гениальность почти вошла в поговорку. Образование не заменит упорства: мир полон образованных изгоев. Всемогущи лишь упорство и решимость”».
  
  От скептиков до подталкивателей, от утешителей до раздающих оплеухи – голоса извне играют ключевую роль в наших жизненных трансформациях. Это Санчо Панса для нашего Дон Кихота, Гек для нашего Тома, Лаверна для нашей Ширли (Лаверна и Ширли – героини американского комедийного телесериала с одноименным названием. – Прим. пер.). Они являются нашими сорассказчиками, когда мы переосмысливаем и переписываем свои жизненные истории. Они маяки в нашем одиночном плавании. Они доверенные лица, товарищи, а иногда даже критики, которые подталкивают нас на один шаг ближе к окончательному обретению нашего нового «я».
  Глава 12
  Начните жить новой жизнью
  Раскройте свое новое «я»
  
  Однажды это просто происходит. Появляется оттенок нормальности, проблеск света, вдох, не обязательно проходящий через плотно сжатые челюсти, и выдох, который не заканчивается вздохом. Прошлое больше не отбрасывает такую длинную тень; будущее начинает появляться в поле зрения. Даже если этот момент наступает на ранней стадии трансформации, прежде чем человек полностью распрощается с прежней жизнью или наконец управится с беспорядком, его символическое значение все равно остается неизменным.
  
  Пришло время запускать свежие проекты, делиться своей работой, отмечать успехи.
  
  Раскрывать свое новое «я».
  «Я использовал свое новое “я”, чтобы освободить множество людей, которые были такими же, как мое старое “я”»
  
  Стивен Хассан был третьим ребенком в семье родителей из среднего класса из Флашинга, Квинс. Его мать преподавала в восьмом классе; отец владел хозяйственным магазином. «Когда мне исполнилось 17, обе мои старшие сестры вышли замуж и ушли из дома, – рассказывает Стивен. – Отец спросил меня, нужен ли мне хозяйственный магазин. Я писал стихи и рассказы, воображал себя писателем. Я ответил: “Категорически нет”, – и поступил в Квинс-колледж».
  
  Стивен изучал писательское мастерство. «Я был интровертом, ужасно застенчивым и всерьез интересовался сексом», – говорит он. Однажды на первом курсе он сидел в кафетерии, когда три улыбчивые японские девушки начали с ним флиртовать. «Они спросили, могут ли они сесть за мой стол, вовлекли меня в разговор и пригласили зайти к ним домой, чтобы встретиться с друзьями со всего света».
  
  Вечер проходил достаточно безобидно; студенты говорили об объединении людей разного происхождения; Стивен поблагодарил их и вышел на улицу. Они последовали за ним и спросили, вернется ли он на следующий день. Он вежливо отказался. «Я помню, что они дошли со мной до машины, шел снег, их было много, а они были даже без обуви. Они окружили мою машину и сказали что-то вроде того, что не отпустят меня, если я не пообещаю вернуться. Помню, я подумал: “Это сумасшедшие”, – но я всегда был очень принципиальным человеком и чувствовал себя виноватым».
  
  Стивен вернулся, затем согласился отправиться с ними в поездку на выходные. Фургон 45 минут вез их за город. Когда за ними закрылись ворота, его новые знакомые объявили, что проводят совместный семинар с Церковью Объединения. «Я сказал: “Ого! Я еврей. Никто ни словом не обмолвился о церкви”. А они ответили: “В чем дело, Стив, у тебя есть предубеждения? Ты имеешь что-то против христиан?”»
  
  Они также сказали, что фургон не тронется с места до следующего утра. В ту ночь они пели песни, ели, общались. «Это напомнило мне летний лагерь», – продолжает Стивен. Двухдневный семинар сменился трехдневным, потом и семидневным; Стивен пропускал занятия, бросил работу на полставки, отвернулся от своей семьи. «И я пришел к выводу, что мы живем в переломный момент в истории. У меня в голове родился ответ на вопрос, кто является мессией на Земле. Кто спасет планету, положит конец всем этим войнам и голоду, создаст мир, в котором все будут жить вместе в гармонии, как в Эдемском саду».
  
  Этим человеком был преподобный Мун Сон Мен. Стивен стал мунистом.
  
  И не просто мунистом. Стивен быстро стал правой рукой преподобного Муна. Он постригся, надел костюм, отказался от своего банковского счета, и ему предложили выбрать страну, которой он будет править, когда Мун начнет управлять миром. Он достиг подобного статуса, потому что проявил исключительные способности в вербовке новых членов, убеждая их в том, что Сатана захватил их семьи, и помогая им поверить в то, что именно Стивен знает их единственную истинную цель.
  
  Он спал всего по три-четыре часа в сутки, отказался от мастурбации и секса и регулярно голодал. «Я довел себя до края пропасти», – рассказывает он. Затем, в 5:30 утра в пятницу, через два года после того, как он присоединился к церкви, Стивен ехал в фургоне, чтобы забрать нескольких членов за пределами Балтимора. Он не спал два дня. «И я въехал в тракторный прицеп на скорости 80 миль в час, – продолжает он. – Фургон был всмятку, а меня зажало в салоне. Пришлось выпиливать дверь».
  
  В тот день Стивен сломал ногу. Он был госпитализирован на несколько недель. Но это означало, что он получил сон и еду. Он попросил разрешения у своей «божественной семьи» позвонить своей настоящей семье, особенно своей старшей сестре. «В детстве мы были очень близки, – говорит он. – Она сказала мне, что любит меня и что у меня есть племянник, с которым я еще не знаком: “Я хочу, чтобы он знал своего дядю Стиви”».
  
  Стивен обещал ей приехать при условии, что она ничего не скажет родителям. Она нарушила договор. «Мои родители наняли команду бывших членов церкви, которые начали меня “депрограммировать” (“Депрограммирование” – один из методов психологической реабилитации адептов деструктивных сект. – Прим. пер.), – продолжает он. – С одной стороны, у меня был относительно легкий случай. Они забрали мои костыли, чтобы я не мог сбежать». Но он был также и трудным из-за того, насколько убежденным фанатиком Стивен стал. Однажды утром отец взял сына на прогулку, и тот чуть не свернул ему шею. «Я бы потом покончил жизнь самоубийством, но я действительно считал, что лучше сделать это, чем предать мессию».
  
  Но тогда отец повернулся к нему и заплакал. «Если бы я был твоим сыном, твоим единственным сыном, что бы ты сделал?» – спросил он. «Я только однажды видел, как мой отец плачет, – рассказывает Стивен. – И это был первый раз, когда я позволил себе – хотя бы на мгновение – посмотреть на ситуацию его глазами». Стивен согласился беседовать с депрограммистами в течение пяти дней. Отец пообещал отвезти его обратно в церковь, если это не поможет.
  
  Они так и не совершили этой поездки. Стивен узнал о «промывании мозгов»; услышал сравнение мунистов с нацистами; прочитал книгу психолога Роберта Джея Лифтона о контролировании сознания, которое осуществлялось в Китае под руководством председателя Мао. Затем он прошел через классическую жизненную трансформацию. Ему было стыдно, он чувствовал себя виноватым. Ему было грустно отказываться от друзей и ощущения цели жизни, которое у него было внутри группы. Он вновь вернулся к прежней страсти – чтению.
  
  А затем, потратив время на то, чтобы выйти из состояния стресса, он столкнулся с необходимостью выбора: кем он хочет теперь быть? Он может скрыть свое пребывание у мунистов, возобновить нормальную жизнь, и никто никогда ни о чем не узнает. Или может направить свое осознание на что-то положительное, ответить на звонки, которые уже получал от других отчаявшихся семей.
  
  Его отец настаивал на первой позиции: «Ты расплатился по своим долгам, продолжай жить дальше». Но Стивен не был так уверен. Он разыскал Роберта Джея Лифтона в его квартире на Сентрал Парк Вест. «И вот я сижу напротив него, подавленный, бросивший колледж, бывший мунист, и пытаюсь понять, что мне делать со своей жизнью, а у него седые волосы, и он ведущий специалист в мире по контролю над сознанием. Я сказал ему, что его книга спасла мне жизнь. Он спросил: “Какая книга?” После того как я объяснил, он ответил: “Я всего лишь изучал эти вопросы, наблюдая со стороны. Вы же этим жили. Вы должны объяснять, на что это было похоже, таким людям, как я”».
  
  Лифтон помог Стивену поступить в Йельский университет; позднее он получил степень магистра психологического консультирования. Попутно он разработал свою собственную теорию о том, как секты манипулируют поведением, мыслями и эмоциями своих адептов.
  
  Наконец, Стивен был готов публично заявить о своей новой идентичности. Он читал лекции, участвовал в телепрограммах, выступил перед Конгрессом. Он направил предусмотренный Законом о свободе информации запрос о деятельности Муна; возглавил группу бывших сектантов; основал организацию, помогающую членам семей освобождать своих детей от влияния деструктивных культов, групп секс-торговли и террористических ячеек. Он женился, а затем женился повторно после того, как его первая жена утонула; вместе со второй женой они усыновили ребенка.
  
  За свое новое «я» Стивен благодарен не Лифтону, не отцу или даже не сестре, а самому Муну. «Культ Муна вселил в меня великую веру в то, что я способен оказывать гораздо большее влияние на этот мир. До этого я собирался писать стихи и, возможно, преподавать в общественном колледже. Я бы нервничал, встав перед классом из 12 человек. Но в секте от меня ожидали, что я выйду на сцену и скажу импровизированную речь перед тысячей людей.
  
  «По иронии судьбы, странность моего повествования, – продолжает он, – заключается в том, что участие в секте придало мне уверенности в деле спасения людей, попавших под влияние секты. Обратившись к людям, я использовал свое новое “я”, чтобы освободить множество людей, которые были такими же, как мое старое “я”».
  
  Форма его жизни отражает это развитие: это был конус, открывающийся наружу.
  Первый нормальный момент
  
  Начиная этот проект, я был сосредоточен на больших темах – крупномасштабных тенденциях и социальных сдвигах, которые заставляют людей испытывать тревогу, неуверенность, смятение, чувство неадекватности. Но раз за разом в моих беседах меня заставали врасплох мелкие темы – микрошаги и мини-закономерности которые, казалось, намекают на более глубокие истины. Один из них я называю первым нормальным моментом.
  
  Сет Мнучин родом из Бруклина, штат Массачусетс, в подростковом возрасте страдал обсессивно-компульсивным расстройством, окончил Гарвардский университет и в возрасте за 20 пристрастился к наркотикам. Низшую точку своей жизни он пережил в Нью-Йорке, когда только начинал употреблять героин. «Героин вызывает невероятные запоры, – рассказывает Сет. – В это время я потерял работу, мои соседи по квартире пытались меня изолировать, и я уже несколько дней не принимал это дерьмо. Я знал, что для того, чтобы быть способным функционировать, выйти на улицу и снова достать наркотики, мне нужно как-то сходить в туалет. Так что я засунул руку себе в задницу и около часа скалывал этот камень фекалий. Это было несовместимо с человеческим достоинством, унизительно, удручающе, но, очевидно, являлось тем, что было необходимо сделать в сложившейся ситуации».
  
  Четыре года спустя, когда он, наконец, избавился от зависимости и получил свою первую работу в журналистике, Сет обнаружил, что одним из самых сложных аспектов возвращения к нормальной жизни было – ну, в общем, да – заниматься обычными вещами. «Самым сложным было разобраться с тем, как оплатить счет. Это было физически не похоже ни на что из того, что мне когда-либо приходилось делать. Одна из странных вещей, которая до сих пор доставляет мне радость, – теперь, когда я женат, имею детей и постоянную работу в Массачусетском технологическом институте, – это выписывание чеков. Я очень рад оплачивать счета вовремя, потому что это означает, что у меня есть деньги на банковском счете».
  
  Вскоре после этого я разговаривал с Майклом Анджело. В подростковом возрасте он регулярно подвергался издевательствам, а сейчас стал элитным парикмахером на Манхэттене. После развода Майкл чувствовал себя совершенно неприкаянным. «Меня просто поражало то, насколько я был хрупким, – рассказывает он. – Раньше я мог делать все что угодно. Я открыл салон в районе бывших мясных рядов, я сохранил его во время двух крупных бедствий, когда экономика рухнула и моя команда развалилась. Я оставался на этом корабле во время сильных штормов. Но теперь я не знаю, где взять бутерброд с яйцом.
  
  «О больших трансформациях написано так много эпичных историй, – продолжает он. – Путешествие героя, “Увлечение Стеллы” (“Увлечение Стеллы” – американский фильм 1998 года режиссера Кевина Родни Салливана, в котором главная героиня пытается найти баланс между любовью и дружбой, личным счастьем и карьерным ростом, любовью к мужчине и любовью к сыну. – Прим. пер.)». Но они не снимают гребаные фильмы о человеке, пытающемся оплатить счет за кабельное телевидение. В моем случае после того, как я позвонил своему бухгалтеру и попросил его оплатить счета, которые раньше оплачивал мой муж, именно тогда я и понял, что справлюсь. Это был мой нормальный момент».
  
  Месяц спустя близкий друг, потерявший из-за онкологии в течение 18 месяцев сначала семилетнюю дочь, а затем и жену, сказал мне, что тоже обнаружил, что самым вдохновляющим его поступком была оплата счета за кабельное телевидение.
  
  Как и раньше, когда несколько человек сохранили на память ботинки, здесь мы снова видим, что три человека в разных жизненных обстоятельствах высказывают одно и то же наблюдение.
  
  Что же такого глубокомысленного связано с оплатой счета за кабельное телевидение, или со стрижкой лужайки, или чисткой раковины?
  
  На протяжении многих лет психологи наблюдают, что жить осмысленной жизнью – значит, выстраивать обширный метанарратив о том, что для нас наиболее важно: о работе, семье, служении, поклонении, красоте и т. д. Преимущество формулирования наших всеобъемлющих источников идентичности состоит в том, что позволяет нам контекстуализировать и упорно преодолевать повседневные досадные неприятности. Как выразился ведущий исследователь в этой области Рой Баумейстер, смысл «легче течет вниз, чем вверх».
  
  Мои беседы были напоминанием о том, что обратное также может быть справедливо: если мы теряем связь с нашими более крупными источниками смысла, мы можем сосредоточиться на самых крошечных, самых случайных вещах, помогающих нам в течение дня, и отталкиваться от этого. В трудные времена мы цепляемся за мелочи. Мы сосредотачиваемся на кажущихся незначительными или спонтанными действиях, которые становятся иррационально важными символами нашей способности выстоять. Один из них – это первый нормальный поступок. В первый раз мы смеемся после сокрушительной потери, в первый раз сидим на унитазе после длительного постельного режима, в первый раз идем в супермаркет после публичного унижения.
  
  Со временем эти маленькие победы объединяются в более крупные победы и более полные повествования. И хотя эти обобщения имеют решающее значение, первая победа часто приобретает мифический вес. Это первая отметка мили на марафоне к выздоровлению, первый стежок на разбитом сердце. Сэмюэл Джонсон (Сэмюэл Джонсон – английский литературный критик, лексикограф и поэт эпохи Просвещения. – Прим. пер.) однажды заметил, что временами он погружался в состояние летаргии, настолько «вялое и бездейственное, что был не способен различать время на городских часах», но простого акта вставания со стула часто было достаточно для того, чтобы поднять настроение. У Джонсона, конечно, не было счетов за кабельное телевидение, но он понимал, что иногда необходимо начать с действий (пусть эмоции следуют за действием) и позволить простейшим телодвижениям придать импульс нашему возрождению.
  
  Вот еще несколько примеров первого нормального момента:
  
  • Через несколько недель после того, как годовалому сыну Кейси Кейс был поставлен диагноз «диабет первого типа», она должна была перевезти его из Техаса в Вашингтон, округ Колумбия. «Я сижу в больнице и думаю: “Мы должны отменить эту поездку. Я должна путешествовать со всеми этими лекарствами, шприцами и всеми этими вещами на случай чрезвычайной ситуации”. И одна из медсестер сказала: “Мы можем вам помочь”. Они подготовили меня к тому, чтобы пройти предполетный досмотр, я установила капельницу в доме моей подруги, и все было в порядке. Оглядываясь назад, я понимаю, что эта поездка вселила в меня столько уверенности. Я не думаю, что мы бы переехали в дом на колесах и жили в дороге, если бы не тот опыт».
  
  • После того как Крис Уодделл сломал спину на горнолыжном склоне, первые месяцы его пребывания дома в Миддлбери были «просто дождливыми, грязными, отвратительными и депрессивными». Тем летом тренер Криса отвез его в Новую Зеландию, чтобы он присоединился к паралимпийской сборной США. «В тот первый день я чувствовал себя просто ужасно. Главный тренер смотрел на меня так, будто думал: “Этот парень даже сотню ярдов не одолеет”. Но в начале той недели, когда я сделал свой первый настоящий поворот на монолыже, это был прорыв, в котором я так нуждался». Он завоевал 13 паралимпийских медалей и стал самым титулованным мужчиной-монолыжником в истории.
  
  • Джанель Ханчетт лишь недавно справилась с алкогольной зависимостью, когда они с мужем перевозили своих детей в Хаф-Мун-Бэй, штат Калифорния. «Это была одна из первых поездок всей семьей после того, как я с ними воссоединилась. Я ехала и не могла ясно видеть сквозь стекло из-за всех этих мертвых мошек и прочего. Мой муж сказал: “Включи дворники”. Я была алкоголичкой и наркоманкой в течение долгих лет, и в моей машине не было жидкости для стеклоомывателя. Так что я засмеялась: “Да ладно, как будто у меня есть в бачке жидкость”. И он сказал: “Я добавил немного, пока мы остановились заправиться”. Я включила дворники, и дети на заднем сиденье просто рассмеялись. И каким бы нелепым этот момент ни был, он был одним из самых радостных в моей жизни, потому что я поняла прежде всего то, что это было невероятным сигналом: у меня есть жизнь, которая работает».
  Тщательно продуманные планы
  
  Хотя первый нормальный момент, возможно, и является первым шагом к нормальному состоянию, но он далеко не последний. Со временем люди выдвигают множество новых инициатив. Они выращивают помидоры, становятся тамадами на свадьбах, читают Пруста, убирают свои туалеты, отправляются в пеший поход по паломническому пути Камино-де-Сантьяго, работают волонтерами в приюте для бездомных. Они начинают личные проекты.
  
  Представление о том, что личностный рост предполагает постановку целей, имеет давнюю историю. В 1840-х годах Кьеркегор сказал, что, когда одна личная мечта рушится, мы должны обратиться к другой, и этот процесс он сравнил с севооборотом. В 1960-х годах психологи определили план как центральную черту человеческого поведения. Было показано, что люди, преодолевшие препятствия, являются независимыми, целеустремленными и ориентированными на будущее. Они строят планы.
  
  В 1980-х годах кембриджский психолог Брайан Литтл начал использовать понятие личных проектов, чтобы развить более четкое понимание того, как люди преодолевают трудные времена. Литтл был частью смелого движения, которое противодействовало распространенному мнению о том, что все люди обладают фиксированными личностными чертами (экстраверсией, интроверсией и т. д.), – идее, царившей в течение 50 лет. Литтл показал, что, хотя некоторые из наших качеств стабильны, другие формируются нашим окружением или обстоятельствами. В ответ на жизненные события мы развиваем новый образ жизни, новые привычки и новые проекты.
  
  Сотни исследований личных проектов показали, насколько они важны для нашей идентичности. В среднем мы реализуем до 15 проектов одновременно – от получения лицензии пилота и похода по Гранд-Каньону до заделки дыры в стене до того, как Фред вернется домой. Женщины обычно ищут для своих проектов поддержку; мужчины стремятся к независимости, чтобы закончить свои. У нас больше шансов завершить эти проекты, если мы формулируем их как намерения (навести порядок в гараже), а не как желание (найти время, чтобы навести порядок в гараже).
  
  Вдохновленный этим исследованием, я включил вопрос по этой теме: «Пожалуйста, расскажите о трех личных проектах, которыми вы сейчас занимаетесь». После того как наша команда проанализировала ответы, выявилась интересная закономерность. Проекты людей, как правило, соответствуют азбуке смысла. Некоторые были связаны со свободой воли (написать мемуары, получить сертификат по йоге). Другие были ориентированы на принадлежность (помочь маме переехать в дом престарелых, стать лучшим отцом). У третьих во главе угла стояли идеалы (переписать Тринадцатую поправку (Тринадцатая поправка к Конституции США запрещала рабство и принудительный труд, кроме наказания за преступление. – Прим. пер.), справиться с разгулом бандитизма).
  
  Из более чем 500 проанализированных нами личных проектов, 56 процентов соответствовали букве А из моей модели смысла; 27 процентов относились к букве Б; 17 принадлежали к В. Люди явно ищут проекты, в первую очередь сосредоточенные на них самих, затем на других и, наконец, на большом мире. А превосходит Б; Б превосходит В.
  
  Присмотревшись повнимательнее, мы обнаружили, что у четверти наших испытуемых все три проекта были в одной категории. (Большинство из них были связаны со свободой воли.) У четырех из десяти было два проекта в одной категории и один – в другой. (И вновь на первом месте стояла свобода воли, затем шла принадлежность, а дальше идеалы.) Но меня больше всего поразило то, что примерно каждый третий человек имел по одному проекту из каждой категории, что позволяет предположить, что три их источника смысла отличались наибольшей сбалансированностью.
  
  Вот несколько примеров историй людей, у которых было по одному проекту из каждой категории:
  
  • Беверли Басс, первая женщина-пилот в истории авиакомпании American Airlines, 11 сентября летела из Парижа в Даллас на Boeing 777, который был одним из 225 самолетов, вынужденных приземлиться в международном аэропорту Гандер провинции Ньюфаундленд и Лабрадор, Канада. Эта история позднее вдохновила на создание бродвейского мюзикла Come From Away, получившего премию Тони. Она упомянула о найме личного помощника (A), помощи своей дочери в устройстве на работу в American Airlines (Б) и о развитии организации, которую она основала для женщин-пилотов авиакомпаний (C).
  
  • Бриттани Уилунд, дочь евангелистов из Южной Каролины, сбежавшая на Гавайи, чтобы продолжить карьеру в гончарном деле, упомянула интервью с интересными людьми для вдохновения (A), оборудование нового дома на колесах для совместного проживания со своим парнем (Б) и превращение старого сахарного завода в кооператив художников (В).
  
  • Брэд Корроди, бывший консультант компании Booz Allen, изо всех сил пытавшийся найти приносящую удовлетворение работу, перечислил замену электропроводки в сарае (A), совместную с детьми эксплуатацию автомобиля (Б) и привлечение дополнительных рабочих мест для специалистов-техников в свой родной город Принстон, штат Нью-Джерси (В).
  
  • Дж. Р. Маклейн, водитель грузовика, ставшая медсестрой, назвала сбор камней возле Портленда (A), наставничество детей из неблагополучных семей путем организации для них альпинистских восхождений (Б) и пропаганду программы индивидуального медицинского страхования (В).
  
  • Халия, урожденная Кристин Уайт из Нью-Йорка, вышла замуж за сына принца Ага Хана, духовного лидера 25 миллионов мусульман-шиитов, затем была ограблена, развелась и стала экспертом в области глобального здравоохранения. Она упомянула написание мемуаров (A), попытку завести ребенка от нового мужа (Б) и работу над изменением нашего взгляда на психические заболевания (В).
  Не останавливайтесь
  
  Однажды на позднем этапе моих интервью у меня возникла мысль: складывается впечатление, что многие люди в процессе своей трансформации перемещаются. Я не искал такие истории специально, но, похоже, такая закономерность была на лицо. Я покопался в стенограммах, чтобы увидеть, есть ли этому какие-либо доказательства.
  
  И я таки их нашел.
  
  61 процент людей упомянули, что их трансформации включали в себя какое-либо перемещение. Они продавали дом, меняли место работы, эмигрировали, переезжали в дом престарелых. Наименее популярным временем для этих перемещений была неряшливая середина: эту фазу упомянули 26 процентов опрошенных; долгое прощание и новое начало составили по 37 процентов. Чем объясняются эти высокие цифры?
  
  С одной стороны, смена места – самая старая история из всех. Наши величайшие религиозные истории – от Моисея и Конфуция и до Далай-ламы – были путешествиями открытий. Ван Геннеп в своем первоначальном исследовании обрядов перехода рассматривал трансформации как фундаментальный акт движения, переход от одного места к другому. Путешествие героя наполнено схожими образами.
  
  Совсем недавно психологи начали замечать, что во время травм люди замирают как физически, так и эмоционально. Движение выводит нас из этого состояния. Оно восстанавливает свободу воли, создавая у нас ощущение, что мы действуем в соответствии с нашей ситуацией; оно питает принадлежность, вводя нас в контакт с новыми людьми; оно дает возможность следовать идеалам, предоставляя нам то, на чем мы можем сосредоточиться. Трио исследователей из Нью-Гэмпшира расспрашивали людей о памятных событиях в их жизни. Процесс движения вызывал в два раза больше воспоминаний, чем сопоставимый опыт в состоянии покоя. Вот их объяснение: каждый раз, когда мы двигаемся, мы осматриваем свои владения, перебираем старые воспоминания, восстанавливаем связь с вехами смысла, которые, возможно, забыли.
  
  Безусловно, некоторые из наших шагов, особенно в начале трансформации, тяготеют к обособлению: Майкл Хебб забирает только свои клюшки для гольфа и переезжает в дом на колесах за пределами Портленда после своего унизительного провала в качестве ресторатора; Амихай Лау-Лави переезжает в хиппи-поселок в израильской пустыне Негев после того, как совершил признание в том, что он гей, перед членами своей ультрарелигиозной семьи. Но большее количество, как правило, символизирует исцеление. Они являются знаками – драматическими видимыми общедоступными символами того, что мы переворачиваем страницу в прямом и переносном смысле и обосновываемся в новом ментальном пространстве.
  
  Некоторые шаги мы совершаем по личным причинам. Кэролайн Грэм, пройдя курс психотерапии после распада второго брака, построила домик на дереве на заднем дворе своего дома в центральной Флориде. «Он располагался на старом дубе, окна были без стекол, с одними сетками. Я сдала свой дом в аренду и переехала в домик на дереве. У меня был свет, замечательная проточная вода, я пользовалась туалетом на улице».
  
  Иные мы предпринимаем по медицинским показаниям. Эрик Вестовер, переживший кризис своего брака после аварии, лишившей его обеих ног, переехал в дом в стиле ранчо в Гранд-Рапидс, в котором ему было легче ориентироваться. «После всего, что произошло, моей жене очень хотелось совершить переезд самостоятельно. Мы наняли пару рабочих, которые помогли нам с мебелью, но все остальное сделали сами. На это у нас ушло шесть недель. В итоге мы сказали: “Наконец-то мы можем жить”».
  
  Отдельные шаги мы совершаем в связи с работой. Дженни Винн, после того как ее повысили до старшего пастора своей церкви в Оклахома-Сити после смерти предшественника, взяла отпуск и попросила церковный совет отремонтировать и перекрасить в ее отсутствие ее новый офис, чтобы, когда она приступит к своим обязанностям в качестве первой женщины – духовного лидера, общине было легче принять ее в этой новой роли.
  
  Другими мы занимаемся по семейным обстоятельствам. Ян Эгбертс, став отцом-одиночкой после самоубийства жены, оставил свою работу в качестве генерального директора публичной компании в Нью-Джерси и перевез троих своих сыновей в свой родной Амстердам. «Я сказал: “Почему бы нам не начать все сначала в Голландии?” Им понравилась идея, у них были очень близкие отношения с моей матерью, поэтому мы сдали в аренду наш дом, некоторое время жили в пансионе, а потом наконец построили собственный дом».
  
  Но в некотором смысле все перемещаются по одной и той же причине – из-за необходимости сменить обстановку, создать новый контекст для своей жизненной истории. Халика Баки, оставившая своего мужа и духовный центр, который они строили в сельской местности Орегона, отправилась в вижн квест (Вижн квест – это древняя инициация, обряд посвящения, который помогает правильно пройти через важные жизненные изменения. – Прим. пер.), а затем поселилась в Портленде, где стала капелланом-медиком. «Я думаю о трансформации как о движении, – говорит она. – Иногда это движение проявляется в физическом перемещении с одного места на другое. Но это также и внутренняя трансформация, включающая перемещение из того, что можно назвать одной родиной, в другую. Вы оставляете свою идентичность, понимание реальности, то, что вы, вероятно, называли домом. И вы делаете это, потому что душа имеет определенную траекторию. Эта траектория нелинейна. Возможно, то, что когда-то приносило вам радость, внезапно стало для вас пустым. Но душа движется вперед, и ваше эго должно научиться за ней следовать. Вам нужно отпустить эту старую идентичность, войти в пустоту и обрести свою новую мечту».
  Откройте второй глаз
  
  Маленькие шаги и решительные действия – важные вехи на пути к выздоровлению, но иногда вам нужен жест с резонансом высшего порядка. Вам нужен ритуал. Какими бы популярными ни были ритуалы для обозначения начала трансформации, они не менее важны и для обозначения конца. Значимые поступки, провозглашающие открытие вашего нового «я», были яркой темой во время моих бесед. Они восходят к старой японской традиции открытия второго глаза.
  
  Согласно японской традиции, открытие второго глаза означает, что вы достигли личной цели. Этот ритуал не только помогает вам визуализировать свою мечту, но и увековечить ее достижение. У меня в доме хранится кукла дарума, оставшаяся после того, как я закончил свою первую книгу, в которой описывается год моей работы преподавателем в неполной средней школе в сельском районе Японии.
  
  Вы можете подумать, что подобные торжественные ритуалы излишни. В конце концов, достижение личной цели вряд ли может считаться чем-то настолько страшным, что потребует некоего укрощения или нормализации. Но, как знает любой, кто пережил длительное лечение, участвовал в боевых действиях или на какое-то время покинул этот мир, чтобы завершить грандиозный проект, страх возвращения – реальная и ужасающая вещь. Я помню, как в конце года химиотерапии подумал: «Что дальше?» Я сделал все, что мог; я был в этом странно защищенном месте – в месте, где мне не нужно было принимать слишком много решений или следовать социальным нормам, в месте, которое поэт Хаким Бей назвал временной автономной зоной. Но теперь, когда я вынужден его покинуть, перспектива снова жить обычной жизнью казалась устрашающей. Я не мог вернуться к тому, кем был, но еще не был уверен, кем хочу стать.
  
  Теперь я понимаю, что мне нужно было как-то отметить эту веху. Каким-то значимым поступком, жестом или церемонией, чтобы четко сформулировать для себя и показать окружающим, что измененный и все еще меняющийся «я» выходит из этого диковинного царства и возвращается в обычный мир.
  
  Некоторые отмечают это событие наградой:
  
  • Бретт Паркер, юрист из Нью-Йорка с болезнью Паркинсона, пробежавший семь марафонов на семи континентах за семь дней, сделал на ноге татуировку с цифрой семь. «Это мой способ сказать болезни “А пошла ты!”»
  
  • Джейми Левин, работавший в Goldman Sachs, а затем переехавший с семьей из Лондона в Бостон ради чудодейственного лекарства, которое могло спасти печень его крошки-дочери, заказал футболки и детский нагрудник с графиком, показывающим скачки, а затем резкое падение билирубина у Скарлетт. «Для меня это символизировало вот что: это число – ее смерть, а это – ее жизнь».
  
  • Ли Минц, завершив развод и достигнув цели по снижению веса, купила лошадь. «Я никогда не собиралась делать что-то настолько экстравагантное. Я знаю, что это серьезное обязательство и все такое. Но у меня было достаточно денег, и я искала способ вознаградить себя чем-то, кроме еды, и я это сделала!»
  
  Другие отмечают это событие, создавая индивидуальную церемонию:
  
  • Кейт Хог, проповедник из Миссури, пережившая торнадо, разработала специальную службу, включающую благословение, шаль, буханку хлеба и свечу, которую проводила на новоселье в семье, потерявшей свой прежний дом в результате стихийного бедствия. «Это был способ сказать: “То было старое время. Это новое время. Мы благословляем время грядущее”».
  
  • Лео Итон, совершивший длительное путешествие по Европе с прахом своей жены Джери, наконец оказался на Крите, где он и Джери прожили много лет. «Я отправился в этот маленький сад прямо за нашей деревней. Мы выращивали там овощи, виноград, делали вино. Я пришел с друзьями к месту, которое мы называли винное приношение богам. Мы рассыпали часть ее праха, а остальной поместили под ее любимое оливковое дерево. И когда мы уходили, мои друзья сказали: “Джери сейчас дома, не волнуйся, мы о ней позаботимся”».
  
  • Майкл Анджело, владелец парикмахерской, и его муж Скотт годами пытались спасти свой брак, но когда ситуацию усугубила немоногамия и поездка по стране закончилась слезами, они не спали всю ночь в номере отеля в Юте. «Я проспал, может быть, час, – рассказывает Майкл, – а когда повернулся и посмотрел на него, то понял, что пора уходить. Впервые мы говорили, вместо того чтобы ссориться; мы слушали, вместо того чтобы защищаться. И я подумал: “Я столь многое хочу ему сказать, если действительно последний раз вижу его лицо”. И я не знаю, что на меня нашло, но я не сводил глаз с его кольца и представлял, как он сам его снимает, и это было для меня невыносимо. Так что, я взял его руки в свои, снял кольцо с его пальца и сказал: “Я люблю тебя. Ты свободен. Оставайся таким же великолепным, каким только ты умеешь быть. Я желаю тебе счастья, успехов и удовлетворения”. И он снял мое кольцо, положил его мне на ладонь и напомнил мне, что я был любовью всей его жизни, и что он не держит на меня зла за то, что все у нас сложилось так ужасно неправильно. Он сказал: “Майкл, как на духу, искренне, от всего сердца, я тебя прощаю”. Мы приняли душ и оделись. Мы прекрасно пообедали и заказали кусочек клубничного чизкейка – это была идеальная миниатюра нашего свадебного торта. Затем он отвез меня в аэропорт, и я полетел домой, чтобы начать жизнь с чистого листа. Иногда самый счастливый конец оказывается не таким, как вы ожидали».
  Покажите результаты своего труда
  
  Последний шаг в длинной дуге раскрытия нового «я» не является интимным, невысказанным, символическим или недосказанным. Он публичный, общественный, пугающий, необходимый.
  
  Вам необходимо поделиться своим преображением с другими.
  
  Люди не всегда публично раскрывают свои личные вехи, особенно те, которые связаны с интимными подробностями. В древнем мире исповедь не была обычным явлением. Софокл не рассказывал о своем пребывании в реабилитационном центре; Иеремия не обнародовал тот факт, что у них с женой были проблемы с беременностью, но, наконец, у них родился ребенок!
  
  Этот тип личных откровений получил широкое распространение лишь в современную эпоху. Историк культуры Пол Джон Икин отмечает, что современная автобиография, похоже, возникла одновременно с появлением личного пространства. Нам потребовался рост приватности для того, чтобы исключить приватность из наших публичных образов. Распространение онлайн-культуры привело к тому, что мы все чаще раскрываем самые интимные подробности перед всеми, кого знаем, и многими из тех, кого не знаем.
  
  Какой бы ни была первопричина, для людей, с которыми я беседовал, рассказ о том, что они достигли конца своей трансформации, становился важной частью этого процесса. Они празднуют годовщину излечения от рака или новый год трезвости, используют хэштег #MeToo или #ItGetsBetter, объявляют о разводе или увольнении с работы в социальных сетях. Однажды я выступал с речью в больнице Нью-Джерси в честь Национального дня больных раком, который отмечается в первое воскресенье июня. Директор объяснил, что одна из причин, почему бывшие пациенты любят приходить на этот праздник, – это стремление показать своим медсестрам и врачам, что их волосы снова отросли, что они могут красиво одеваться, что у них есть идентичность, выходящая за рамки больничного халата и испуганного выражения лица. Участники программы АА имеют схожую традицию подсаживаться к другому бывшему пьянице и говорить: «Я друг Билла У.». Это знак отличия, говорящий: “Я тоже прошел программу Билла Уилсона из 12 шагов”. (Членам АА, обеспокоенным тем, что они могут «сорваться» в аэропорту, рекомендуется писать на своей странице в соцсетях: “Друзья Билла У., пожалуйста, подойдите к выходу…” – и тут же появляется попутчик.)
  
  И почему бы нам не отмечать эти моменты? Этими достижениями стоит гордиться, потому что это действительно достижения. Мы пережили еще одну жизненную трансформацию и попутно приобрели несколько полезных навыков. Говоря языком повествования, мы достигли момента, когда наша история становится осмысленной, и мы готовы начать делиться ею с другими.
  
  Вот несколько примеров того, как люди раскрывали свое новое «я»:
  
  • Лиза Людовичи два года проработала гипнотизером, прежде чем набралась смелости и обновила свой профиль в LinkedIn. «Я весь день сидела в своей квартире, писала и переписывала свой профиль, и просто не могла этого сделать. Я боялась того, что обо мне могут подумать люди. Что это за работа такая? Ты шутишь? Странно все это! Наконец после того, как я нажала кнопку «Опубликовать» и заявила, что я занимаюсь медицинским гипнозом, все страхи улетучились».
  
  • Кристиан Пиччолини не состоял в неонацистском движении уже десять лет, когда решил написать статью для журнала, в которой осудил годы своей ненависти. «Публикация этой статьи имела для меня решающее значение, поскольку в ней я первый раз открыто рассказал о своем прошлом на большой дискуссионной площадке». В следующем году он стал соучредителем организации Life After Hate («Жизнь после ненависти»).
  
  • Карл Басс, несколько лет занимавший пост генерального директора Autodesk (должность, на которую он с таким трудом согласился), выступил на ежегодном мероприятии для клиентов своей компании в Лас-Вегасе. «Я начинал как человек, боявшийся говорить с пятнадцатью людьми, а тут стою на сцене перед 15 тысячами и впервые чувствую, что заслуживаю здесь находиться. Это было колоссально».
  
  • Тиффани Граймс, оставшаяся с Дейдом во время его трансформации, решила вместе с ним создать канал на YouTube. «В то время было не так много людей, которые этим занимались. Мы смотрели много видео, и они были нам очень полезны, но никто не делал этого в паре. Поэтому мы решили вместе зафиксировать нашу трансформацию, включая мой процесс понимания и принятия, когда он проходил через физические изменения».
  
  • Дэвид Фигура, передумавший ехать в мотель, чтобы изменить жене, провел опрос среди мужчин о том, что их больше всего беспокоит, и написал книгу под названием So What Are the Guys Doing? («Так что же делают парни?»). Накануне публикации он поделился книгой с сыном. Алекс прочитал около трех глав и швырнул ее через всю комнату. «Ты меня просто бесишь, – воскликнул он. – Ты собирался обмануть маму и бросить нас». «Я по-настоящему разозлился, – рассказывает Дэвид. – Я сказал ему: “Ради всего святого, прочитай эту чертову книгу”. Примерно через месяц он звонит мне на работу и говорит: “Я дочитал книгу. Спасибо, папа”. И я расплакался. Все, что я мог сказать, было: “Это отчасти благодаря тебе, Алекс, но также потому, что я люблю твою мать, я не совершил этого шага той ночью”. И я должен признаться, что такая открытость укрепила нашу взаимную любовь и признательность».
  
  Маленькие победы, большие перемены, личные ритуалы, публичные заявления – все это часть процесса принятия нового начала. Это постепенные шаги к решению самой большой задачи: перекраиванию вашей истории о себе.
  Глава 13
  Расскажите ее
  Напишите новую историю
  
  Последний из инструментов – и первый, который меня привлек, – является также и фундаментом для всех остальных. Это одно из важнейших действий, необходимых для выживания после серьезного жизненного изменения, но именно о нем мы меньше всего разговариваем. Это обновление вашей личной истории.
  «Мы должны попытаться завести еще одного ребенка. Прямо сейчас»
  
  Аарон Коффман был единственным ребенком психологически несовместимых родителßей из Лос-Анджелеса. «Моя мама хотела четверых детей; к сожалению, брак родителей не пережил и шести месяцев моей жизни».
  
  Детство Аарона, по его словам, напоминало игру в пинг-понг. Все выходные он проводил с отцом, пока ему не исполнилось десять, затем переехал к отцу и каждые выходные проводил с мамой, пока его отец не женился повторно, после чего все стало еще хуже.
  
  «По сути, мне приходилось воспитывать себя самому, – рассказывает он. – Мне нужно было придумывать, чем себя занять. Мне приходилось находить способы самообразования. На моей бар-мицве (Бар-мицва – иудейский ритуал достижения совершеннолетия для мальчиков. Празднуется, когда ребенку исполняется 13 лет. – Прим. пер.) все закончилось тем, что мы устроили две вечеринки, потому что не было той вселенной, в которой мои родители могли находиться вместе в одной комнате. Все это побуждало меня уехать куда глаза глядят, поэтому в 16 лет я поступил в Сиракузский университет».
  
  Это была ужасная ошибка.
  
  «Я был слишком молод, – продолжает Аарон. – Через две недели я недоумевал: о чем, черт возьми, я думал? Это совершенно другая страна, несмотря на то, что мы говорим на одном языке». Аарон вернулся в Калифорнию, нашел работу, был волонтером в гуманитарной организации Habitat for Humanity и влюбился в градостроительство. Мальчик родом из разрушенного дома, посвятил свою жизнь строительству домов. Он поступил в колледж Беркли, затем в аспирантуру Массачусетского технологического института, а позднее, потрясенный трагедией 11 сентября, переехал в Нью-Йорк, чтобы помогать восстанавливать город.
  
  Но на самом деле он хотел стать отцом. «Я хотел исправить всю эту нестабильность стабильностью», – говорит он. После нескольких попыток серьезных отношений в возрасте 33-х лет он познакомился со своей будущей женой Хизер, работником местного кредитного учреждения. Четыре года спустя они поженились; она забеременела во время их медового месяца. Их сын Боди родился в последнюю неделю августа. Аарон назвал это событие высшей точкой своей жизни.
  
  Низшую точку он пережил девять месяцев спустя.
  
  «История странным образом начинается утром, – вспоминает он. – Шел дождь. В город приехал мой друг из Лос-Анджелеса. Наша няня, которую мы делили с другой семьей, жившей наверху, что мне совсем не нравилось, опаздывала. Она была беременна. Она была моделью и немного дивой. Она пришла и сказала, что муж потребовал, чтобы она бросила работу. Я посмотрел на нее и подумал: мне следует сейчас же сказать: «Проваливай на хрен со своим дерьмом». Но я опаздывал на встречу с другом. Я знал, что не смогу этого сделать, не поговорив с Хизер, поэтому я прыгнул в такси».
  
  Его день так никогда и не наладился. Дождь продолжался. Жена работала допоздна. Компания по недвижимости, партнером которой был Аарон, закрывала крупную сделку. В 17:30 он написал няне, что немного опаздывает, и нырнул в метро. Как только он вышел на поверхность, позвонила няня.
  
  «Она никогда не звонит, – рассказывает он. – И она кричала, что Боди не просыпается. Это то, чего боятся все родители. Я побежал так быстро, как не бегал 20 лет».
  
  К тому времени, когда он прибыл в свой квартал, его сердце колотилось так сильно, что он боялся, что у него будет сердечный приступ. Он повернул за угол и увидел машину скорой помощи, а затем спасателя с его девятимесячным сыном. «И я закричал: “ЧТО ПРОИСХОДИТ?” Спасатель отвечает: “Мы спустили его вниз. Мы даем ему кислород. Мы едем в Бруклинскую больницу”. А я такой: “Какого хрена вы идете в Бруклинскую больницу, если в двух кварталах отсюда есть отделение неотложной помощи?” – “Там они с этим не справятся”, – ответил спасатель».
  
  Скорая помощь с Боди уехала. Аарон сел во вторую машину скорой помощи и последовал за ним. «Теперь я понимаю, что это был, возможно, самый страшный кошмар из возможных. Я пытаюсь убедить себя в том, что он получает всю необходимую помощь. Может, он чем-то подавился, но с ним все будет в порядке. Потом внезапно, когда его скорая помощь проезжала по Бруклинскому мосту, я заметил, что на ней больше не горят проблесковые маячки. Вот тогда я все и понял».
  
  Боди Фэрфакс Коффман был объявлен мертвым в 19:00 в последний четверг мая – в день, когда ему исполнилось девять месяцев. «Мои ноги просто подкосились, – рассказывает Аарон. – Я упал на пол и протяжно завыл: “НЕЕЕЕЕТ!”» Мы отмечали все основные вехи его развития. Моя жена – отлично печет. В тот день должно было быть три четверти торта».
  
  Эта история облетела все таблоиды Нью-Йорка. Дело стало предметом многочисленных полицейских расследований; никаких обвинений предъявлено не было. Смерть была сочтена несчастным случаем. Аарон был в ярости на няню («Я хотел ее убить».), но Хизер убедила его подавить свою враждебность. По большей части, он был просто опустошен.
  
  «Я думал: “Этого просто не может быть”. Я знаю, что мои трудности – ничто по сравнению с тем, что происходит со многими другими детьми. Но у меня было тяжелое детство, я прожил непростую взрослую жизнь. Хизер потеряла отца в результате инсульта, когда ей было 25 лет. И я действительно верил, что Вселенная позаботится о нас сейчас. Я не мог поверить, что это происходит», – говорит он.
  
  То, что последовало за этим, было для Аарона самым болезненным из его многочисленных тяжелых жизненных трансформаций.
  
  Самая большая эмоция, с которой он боролся – это печаль.
  
  К этому событию он приурочил несколько ритуалов. Он не брился целый год; каждый день в течение этого года он носил любимый цвет Боди – синий; он вытатуировал себе на предплечье большую букву «Б». «Мне было нужно, чтобы моя память о нем была физической, – отмечает Аарон. – Я часто закатываю рукава, и мне хотелось иметь напоминание о нем каждый день. Татуировка голубая, как глаза Боди».
  
  Он оставил себе реликвию: «По совету другого потерявшего ребенка родителя, я сохранил его нестиранную одежду. Я хотел сохранить его запах».
  
  Что он оставил в прошлом? Удовольствие каждый день толкать перед собой коляску; фотографировать.
  
  Как он структурировал свое время? По типу песочницы. «На работе нам обоим сказали взять столько времени, сколько нам нужно. В первые дни мы не хотели выходить из квартиры. Иногда я заходил в его детскую и просто ложился на коврик. Но в принципе нам было нечего делать. В один из дней у нас была назначена встреча с детективом на 11:30, но в десять он ее отменил. Хизер просто начала рыдать: “Что же нам сегодня делать? Чем нам заполнить все это время?”»
  
  Какие творческие привычки у него появились? «Мой друг подарил мне красивую стеклянную банку с набором карточек и сказал: “Каждый раз, когда ты о нем думаешь, просто запиши свою мысль или воспоминание, сверни эту карточку и положи в банку”. На секунду я погружался в состояние полного счастья, и это было замечательно».
  
  Была ли его трансформация связана с переездом? «Мы отменили переезд. До переезда в новую квартиру оставалось три недели. В кои-то веки мы могли бы жить в менее стесненных условиях. Но мы все отменили, потому что должны были остаться здесь. Мне необходимо было каждый день лежать на его коврике; на этом коврике я спал. Просто находиться в его комнате было настоящим утешением».
  
  И наконец, как же он написал свою новую историю?
  
  «Мы начали сразу же, – вспоминает Аарон. – Боди умер в четверг. На следующее утро у Хизер начались месячные. Похороны были только во вторник. И за это время мы через многое прошли. У меня не было намерения совершать самоубийство, но я чувствовал, что смерть – это единственный способ все это пережить, потому что это означало бы, что я больше не буду испытывать боль. Но мы понимали, что смерть просто убьет наследие Боди. Кроме того, нам нужно было жить друг для друга».
  
  «В тот понедельник вечером мы не ложились спать допоздна, чтобы написать панегирик, – продолжает Аарон. – И было что-то в том, как мы записывали наши мысли, обсуждали это вместе, думали о том, как нам сохранить нашу историю, потому что в тот момент мы оба решили: мы должны попытаться завести еще одного ребенка. Прямо сейчас».
  
  Хизер забеременела сразу. Через девять месяцев после смерти их девятимесячного сына она родила мальчика. История Боди на этом не закончилась – в его память были запланированы торжества, собраны деньги, в его честь были отремонтированы парки, – но у истории Аарона появилось новое начало. Луч света преломился: все, что он всю свою жизнь пытался удержать вместе, распалось, а затем снова слилось. Его история одержала верх. И в некотором смысле он не был удивлен. Этот опыт каким-то образом соответствовал фрактальной природе его истории. По словам Аарона, форма его жизни – это призма.
  Напишите следующую главу
  
  Если трансформация – это восстановление целостности нашего «я» после разрушительного жизненного события, исправление нашей жизненной истории является жемчужиной этого процесса. Это доводит до логического конца искусство завершения вашего нового «я». История – это та часть трансформации, которая связывает воедино все остальные части. Раньше я был таким. Затем я пережил перемены в жизни. Теперь я такой.
  
  В последние годы нам неоднократно напоминают, что истории – это основная психическая единица жизни. Одной из отличительных особенностей человека является наша способность брать, казалось бы, не связанные между собой события и преобразовывать их в связные повествования, которые мы предлагаем для личного и общественного потребления. И с этой способностью мы рождены. Половина нашего мозга задействована в творческой работе, включая превращение нашей жизни в непрерывную хронику, а затем извлечение смысла из этих рассказов. «В повествовании мы мечтаем, – отмечает литературовед и поэт Барбара Харди, – рассказывая истории, витаем в облаках, вспоминаем, ожидаем, надеемся, отчаиваемся, верим, сомневаемся, планируем, пересматриваем, критикуем, придумываем, сплетничаем, учимся, ненавидим и любим».
  
  Конечно, у повествования есть и обратные стороны. Наш разум так отчаянно пытается найти закономерности в мире, что часто мы просто придумываем их. Увидев серию случайных мигающих огней, мы изобретаем убедительные трактовки их посланий, даже когда их вовсе не существует. Наблюдая за спортивными командами и финансовыми рынками, мы создаем аргументированные повествования на основе искусственных понятий, таких как инерция движения или полоса везения, а затем идем ва-банк, делая ставку на эти выдумки.
  
  Я слышал множество отрезвляющих примеров того, как искушают людей опасные рассказы. После того как врачи сказали Пегги Флетчер Стэк, писательнице-религиоведу из Солт-Лейк-Сити, что одна из ее дочерей-близнецов не доживет до двух лет, Пегги пыталась убедить себя, что ребенка никогда не существовало. «Я просто лежала в своей постели и думала: “Ну, я ведь действительно хотела только одного ребенка, поэтому я просто притворюсь, что у меня один ребенок”. Когда я рассказала Майку о своей идее, он сказал: “Ни в коем случае! Камилла всегда будет частью нашей семьи. Мы встретимся с ней на небесах”. Как же он был прав».
  
  Мишель Сваим, страдающая анорексией и одержимая бегом трусцой, та, что поскользнулась на льду, бросила бегать и усыновила 11 детей, годами убеждала себя, что муж поступает с ней несправедливо, потому что его работа – делать ее счастливой. «Однажды я поняла: это же вовсе не его обязанность. Это моя задача. Я начала развиваться и принимать решения, чтобы наконец сделать себя счастливой».
  
  Но плюсы личного повествования намного перевешивают его ловушки. Рассказывание историй позволяет нам брать жизненные события, являющиеся исключительными, непредвиденными или иным образом необычными, и одомашнивать их, превращая в значимые, управляемые главы в постоянно развертывающейся дуге нашей жизни. Этот акт интеграции – величайший дар повествования. Оно дает возможность выразить невыразимое и описать неописуемое. С его помощью мы способны, говоря выразительными словами писательницы Хилари Мантел, оформить авторское право на самого себя.
  
  Я слышал несколько волнующих примеров того, как люди используют личные повествования для исцеления.
  
  В течение многих лет Роки Линн Рэш не спешил рассказывать историю своего происхождения и трудного детства, пока представители звукозаписывающей компании не познакомили его с автором песен с похожей судьбой. «Брошенный родителями, проблемная приемная семья и все такое, – рассказывает Роки. – Мы с ним написали песню под названием That’s Where Songs Come From («Откуда берутся песни»). В ней есть такие слова: “Я не хочу, чтобы меня жалели, я счастливчик: о, разве ты не видишь, вот откуда берутся песни”. Этот опыт стал для меня подлинным катарсическим переживанием».
  
  Мэри-Дениз Робертс в детстве неоднократно подвергалась сексуальному насилию. «Было по крайней мере трое разных взрослых мужчин в трех разных местах, которые постоянно меня лапали», – рассказывает она. Мэри-Дениз пыталась сбежать от своего ужасного прошлого, работая в качестве профессионального миротворца и сотрудника гуманитарной миссии в различных горячих точках по всему миру. Но она полностью вытеснила в подсознание свое кошмарное детство, пока, разведясь и снова выйдя замуж, не присоединилась к писательской группе из Атланты. «Я рассказывала очень подчищенную версию истории своей жизни, используя много жаргонных слов и выражений, – рассказывает она. – И мой учитель постоянно говорил: “Тебе нужно написать о том, о чем ты ни за что не хочешь писать, о самом чудовищном на свете”. В конце концов я села и записала всю историю. И не могла остановиться. Именно в этот момент – довольно неряшливый и не без слез – я поняла, что могу об этом рассказать. Что я должна этим поделиться».
  
  Девон Гудвин, родившийся в Питтсбурге любитель ботаники, который подорвался на самодельном взрывном устройстве в Афганистане, также не хотел рассказывать свою историю, пока однажды мать не заставила его поделиться ею в церкви. «Я думаю, что ключ к выздоровлению лежит в необходимости рассказать свою историю, – говорит он. – В противном случае прошлое будет вас контролировать. Я не говорю, что у меня не бывает плохих дней, но именно в этот день я обрел над своим прошлым контроль, вместо того чтобы оно постоянно надо мной довлело».
  Соблюдайте дистанцию
  
  Умение рассказать хорошую личную историю является ключевым моментом в завершении жизненной трансформации, но как именно люди это делают? Есть ли общие качества, которыми обладают преобразующие истории? То, к чему я так внимательно прислушивался в своих интервью и что в дальнейшем мы проанализировали, – это особые указатели, используемые человеком, чтобы сказать себе и окружающим: “Я справился с потрясением, я пережил изгнание, я снова в игре”. Есть ли характерные способы того, как, рассказывая историю, люди превращают свой смысловой вакуум в значимые моменты?
  
  Мы определили целых три.
  
  Во-первых, они устанавливают некоторую дистанцию между настоящим и прошлым. Они создают временной промежуток между историей, которую они рассказывали, когда их жизнь впервые отклонилась от курса, и историей, рассказываемой ими сегодня. Вместо того чтобы начинать свой рассказ словами «это то, что происходит со мной сейчас», они говорят «это то, что случилось со мной тогда».
  
  Одним из барометров этого изменения является глагольное время. Чем чаще мы описываем наши разрушительные события в настоящем времени (я открываю дверь и вижу на полу его тело) тем более реальными они кажутся, но тем меньше смысла мы можем из них извлечь. Чем больше мы используем прошедшее время (Я открыл дверь, увидел тело и начал понимать, что моя жизнь вот-вот изменится) тем более удаленными становятся события и тем легче интегрировать их в более широкий поток наших повествований. Как сказала моя подруга Кэтрин Бернс, художественный руководитель «Мотылька» («Мотылек», The Moth – это некоммерческая группа из Нью-Йорка, занимающаяся искусством и ремеслом рассказывания историй. – Прим. пер.): «Лучшие истории чувствительны, но не кровоточат; они исходят от шрамов, а не от ран».
  
  Я столкнулся с этой проблемой двояким образом. Сначала я поговорил с несколькими людьми: книжным редактором, с разницей в пару месяцев пережившим уход жены и увольнение с работы; матерью-одиночкой, только что освобожденной из федеральной тюрьмы, куда она была заключена за преступление, которое, по ее словам, не совершала; отцом, чья дочь уже в третий раз проходила лечение алкогольной зависимости. Все они в то время еще не оправились от неожиданной катастрофы в своей жизни. Эти беседы были одними из самых мучительных из всех, но, поскольку события произошли недавно, каждый человек все еще переваривал свои чувства.
  
  С другой стороны, в случае наиболее пронзительных историй требовались годы, прежде чем участник этих событий смог отойти на должное расстояние, чтобы найти в них смысл. Я думаю о Крисе Шенноне, технике ВВС, чуть не умершем после того, как потерял ногу в аварии на мотоцикле (его бедро застряло в радиаторе автомобиля). Сегодня он попеременно занимается наставничеством молодых людей в Орегоне и путешествует по стране в доме на колесах. «Потеря ноги действительно изменила мою жизнь, – рассказывает он. – У меня есть определенные тревоги, но никакого страха. Я стал гораздо более благодарным. Черт, я даже рад тому, что меня сбили».
  
  Я думаю о Кейт Милликен, телевизионном продюсере из Нью-Йорка, разрыв помолвки которой привел к серьезным проблемам со здоровьем, в результате чего она потеряла способность ходить. В такси по дороге к врачу она чуть было не включила видеокамеру. Потом одернула себя. «Еще рано рассказывать эту историю», – сказала она себе. После того как Кейт поставили диагноз «рассеянный склероз», она впала в депрессию, затем обратилась к альтернативным методам лечения, влюбилась, вышла замуж и родила детей. Она также сняла 32 мини-фильма о своем жизненном пути. «Это заняло у меня некоторое время, но в конце концов я смогла увидеть то, что произошло, как нечто выдающееся. Вместо того чтобы видеть стену, теперь я вижу море возможностей».
  
  Я думаю о Кейт Хог, молодой проповеднице, чуть не погибшей во время торнадо в Джоплине, штат Миссури. Сразу после этого Кейт много проповедовала, в основном чтобы утешить своих соседей. «Я говорила о том, как благодарна за все, что у нас есть». Но, по ее словам, этот опыт был поверхностным, потому что внутри она сомневалась в своей вере. «Я думала: “Как это получилось, что Бог сохранил меня, но не моего погибшего в тот день друга Триппа?”»
  
  Кейт потребовалось пять лет, включая поступление в аспирантуру, курс психотерапии с использованием метода десенсибилизации и переработки движением глаз (Десенсибилизация и переработка движением глаз – метод психотерапии, разработанный Френсин Шапиро для лечения посттравматических стрессовых расстройств. – Прим. пер.), чтобы наконец оставить это событие в прошлом. «Я думаю, что всякий раз, переживая травму, вы понимаете, насколько мало у вас контроля над подобными вещами. Но то, что действительно в ваших силах, так это решить, как придать смысл тому, что произошло. Для меня хорошие истории – это такие, когда происходит что-то ужасное, а вы в ответ на это совершаете что-то позитивное и жизнеутверждающее. Теперь и моя – одна из этих историй».
  И пусть свиньи летают
  
  Второй прием, с помощью которого преобразуются личные истории, – это использование позитивного языка.
  
  Писатель Джон Стейнбек придумал для себя причудливый логотип, и рисовал его всегда после того, как подписывал свое имя. Это была свинья с крыльями. Он назвал ее Пигасом (составив из двух слов: Пегас и pig – свинья) и написал это имя греческими буквами. В конце своей жизни он сопроводил иллюстрацию латинским выражением Ad Astra Per Alia Porci, что перевел (как оказалось, неправильно) как «К звездам на крыльях свиньи». Вот его объяснение: мы все должны пытаться достичь небес, даже если и прикованы к земле.
  
  На протяжении многих сотен веков выражение «когда свиньи полетят» использовалось на многих языках для обозначения обстоятельств, настолько невероятных, что их осуществление практически невозможно. Это фигура речи, известная как адинатон, способ сказать то, чего никогда не случится. Стейнбек использовал эту фразу, потому что однажды скептически настроенный преподаватель сказал ему, что он станет автором, «когда свиньи полетят».
  
  Совсем недавно нейробиологи обнаружили, что воображение такого невообразимого исхода жизненно важно для восстановления после прерванной жизни. Чем лучше мы сможем представить себе будущее, на первый взгляд кажущееся недосягаемым (я найду другую работу, я снова буду смеяться, я снова буду любить), тем ближе мы сможем к нему продвинуться. Важной причиной для этого являются зеркальные нейроны головного мозга, приходящие в возбуждение при наблюдении за действиями других людей. Когда мы видим, как кто-то прыгает, смеется или плачет, наш мозг имитирует ту же активность.
  
  Аналогичная реакция происходит и с рассказами. Если мы читаем о том, как кто-то прыгает, смеется или плачет, наше сознание выполняет те же действия. И это еще не все. То же самое отзеркаливание происходит и с историями, которые мы рассказываем себе самим. Если мы говорим себе, что поправимся, станем спокойнее или счастливее, наш разум начинает моделировать этот результат. Такая реакция не означает, что мы достигнем его незамедлительно, но это действительно значит, что мы приступаем к реализации этой возможности.
  
  Стейнбек был прав: мы можем заставить свиней летать.
  
  Вся эта нейробиология помогла мне разобраться в том, что я постоянно слышал в своих беседах, но поначалу не мог понять. Люди рассказывали, что, попадая в неудобные ситуации, начинали рассказывать себе истории, в которые поначалу не верили. Подделывайте, пока не сделаете – было наиболее распространенным объяснением. Это выражение часто связывают с наблюдением Уильяма Джеймса (Уильям Джеймс, 1842–1910 – американский философ и психолог, которого часто называют отцом современной психологии. – Прим. пер.) о том, что, если мы начинаем вести себя определенным образом, наши чувства последуют за нашим поведением. Но я слышал нечто другое. Люди говорили, что, если мы сначала расскажем себе позитивную историю, наши чувства за ней последуют.
  
  Говоря словами Стейнбека: сначала мы должны убедить себя в том, что можем заставить свиней летать; только тогда у нас появится возможность помочь им взлететь.
  
  Вот несколько примеров того, как люди рассказывали себе оптимистичные истории в качестве ступеньки к обновлению:
  
  • Вернувшись домой в Северную Дакоту из Миннеаполиса после того, как ее муж потерял работу, Эллен Шафер сочла переход от проведения рекламных кампаний в большом городе к работе в небольшом агентстве унизительным. Не помог и временный переезд к родителям. «Мой муж был в восторге, потому что моя мама каждый вечер готовила отличную местную еду и стирала наше белье. Но я – неважно, сколько мне было лет, – внезапно вернулась в шестой класс». Поэтому она придумала историю о том, ради чего они вернулись домой. «Я сказала всем, что занимаюсь захватывающими проектами для корпорации Target (Target Corporation – американская сеть розничной торговли. – Прим. пер.), но в итоге я просто убеждала людей покупать еще больше ненужных им вещей. Так что я снова вернулась в рекламное агентство Fargo, чтобы помогать малому бизнесу менять к лучшему жизнь небольшого сообщества. Это было чистейшей воды рационализацией (Рационализация – один из видов психологической защиты, при которой человек оправдывает свои спорные поступки или чувства, объясняя их рациональными, логическими причинами. – Прим. пер.), но чем чаще я это повторяла, тем больше я в это верила. Теперь мне здесь очень нравится».
  
  • Бренда Стокдейл, вылечившая волчанку с помощью психосоматической терапии и теперь помогающая другим заниматься биоповеденческим самолечением, сказала, что даже небольшие акты позитивного суждения о ситуации способны перенастроить сознание. «В периоды великого ужаса происходит потеря идентичности, – говорит она. – Все, что нужно, – это крошечные моменты сиюминутности: кусочек еды, аромат, колибри на кормушке, запах свежескошенной травы. Эти микромоменты происходят вокруг нас постоянно, но обычно мы их игнорируем. Как только мы начинаем их замечать, наше существо следует за ними и внезапно эта колибри или эта трава уводят нас в фантастический отпуск: мы в гамаке на Таити. Я обнаружила, что если мы воспользуемся этими моментами, если позволим себе устремиться туда, куда они ведут, наш разум приведет нас к месту нашего исцеления».
  
  • Саша Коэн после серии разочарований, постигших ее в женском фигурном катании на зимних Олимпийских играх, упорно возвращалась мыслями к своей неудаче. «Долгое время я не могла избавиться от вопроса: почему у меня не получилось все так, как я хотела? Люди подходили ко мне и спрашивали: “Почему ты упала?” Но теперь, оглядываясь назад, я перефразировала свой вопрос. Я знаю, что у меня не было таких уж быстрых рефлексов; что были вещи, дававшиеся мне нелегко, хотя другие люди могли это делать даже с завязанными глазами; что каждый прыжок я всегда выполняла немного по-другому. Теперь я думаю: “Видимо, мне удалось подняться так высоко именно потому, что я очень сильно мысленно подталкивала себя работать с тем самым телом, которое у меня было. Может, стоит воздать себе должное за то, что я стремилась к победе и преодолела множество препятствий. И возможно, мне следует рассматривать это как историю благодати, а не как историю разочарования”».
  Справиться с развязкой
  
  Третий способ рассказать наши личные истории так, чтобы извлечь из них максимальную пользу, – это справиться с развязкой.
  
  Дэн Макадамс, ученый, больше, чем кто-либо другой, сделавший для пропаганды значения жизненных историй, размышлял о нарративной идентичности более 30 лет. Его ключевая идея: то, как мы создаем эти истории, влияет на смысл, который мы из них извлекаем. Двумя наиболее распространенными примерами являются повествования о разложении и искуплении. В рассказах о разложении мы описываем важные события как ухудшающие нашу жизнь. Событие может быть положительным или отрицательным, но история, которую мы о нем рассказываем, заканчивается мрачно. Мне нравилось быть мамой, но потом мне изменил муж. Я оправился от инсульта, но больше не могу кататься на велосипеде.
  
  В повествованиях об искуплении мы описываем важные события как улучшающие нашу жизнь. Событие может быть положительным или отрицательным, но история заканчивается оптимистично. Получение этой награды было великолепным, но меня особенно тронуло то, что я смог поделиться признанием со своими коллегами. Смерть отца была долгой и мучительной, но она по-настоящему сблизила нашу семью.
  
  При написании сценария счастливого конца важно то, что он не должен наступать быстро. По словам Макадамса, размышлять о разрушительном жизненном событии, думать о нем с разных сторон и даже зацикливаться на деталях – это не только полезно, но и необходимо. Но в равной степени необходимо – и даже более полезно – найти способ сформулировать что-то конструктивное, что вытекает из этого опыта, и взять на себя обязательство воплотить это в жизнь.
  
  Здесь стоит подчеркнуть еще более важный момент: мы сами решаем, как рассказывать историю своей жизни. Мы не пишем ее стойкими чернилами. Никто не ставит нам оценок за последовательность или даже за точность. Мы можем изменить ее в любое время по любой причине, в том числе такой простой, как желание улучшить свое настроение. В конце концов, основная функция нашей жизненной истории – позволить нам прочно перенести свой опыт в прошлое и извлечь из него то полезное, что позволит нам процветать в будущем. Только после того, как это произойдет, мы поймем, что наша трансформация завершена.
  
  Только тогда мы справимся с развязкой.
  
  Во время своих интервью я встречал много людей, превращавших свои жизнетрясения в истории жизни с оптимистичным концом. Кристи Мур сказала, что беременность в 17 лет и уход из школы спасли ее от употребления наркотиков или работы в закусочной. «Я не могу представить, что у меня нет моей дочери, которая была буквально идеальным младенцем и ребенком. Не могу представить, что я не стала врачом. Я приписываю это Богу. Это был божественный план, о приближении которого я даже не подозревала».
  
  Девон Гудвин назвал самодельное взрывное устройство, едва не положившее конец его жизни в Афганистане, благословением. «Без этого я бы не закончил колледж за три года, – говорит он. – Без этого я бы не вернулся в ботанику. Я не собираюсь мириться с тем, что со мной не так. Я признаю свои недостатки, но не собираюсь принимать их как ограничения».
  
  Крис Уодделл, как никто другой, знает, как справиться с развязкой. Когда в 20 лет у него случился паралич нижних конечностей, ему казалось, что его жизнь кончена. Затем он сделал блестящую карьеру паралимпийца. По ее завершении в возрасте 34 лет он снова подумал, что все пропало. По его словам, уйти из лыжного спорта было «гораздо труднее», чем сломать спину. «Я понятия не имел, кто я, и чувствовал себя преданным своей страстью. Это просто сбросило меня с небес на землю».
  
  Так что он решил штурмовать другие небеса. Дело в том, что он давно вынашивал мечту стать первым инвалидом, покорившим вершину горы Килиманджаро в Кении, самой высокой горы в Африке. Однако, поскольку он не мог пользоваться ногами, Крису было необходимо преодолеть все 5 895 км, крутя руками педали четырехколесного горного велосипеда. Он собрал деньги, тренировался на высоте, построил специальный велосипед и набрал международную команду. Его помощники привязывали велосипед к страховочному тросу, укладывали доски на горе и помогали ему пробираться среди валунов, справляться с высотой, физическими нагрузками и стрессом. В 41 год он отправился в путь.
  
  Семидневный подъем был суровым. Иногда он двигался со скоростью всего 30 см в минуту. Международные СМИ были восхищены его героизмом.
  
  Но затем, всего в 30 метрах от вершины, каменные глыбы стали слишком крутыми, колеса велосипеда слишком хлипкими, подъем непреодолимым. Ему пришлось отказаться от своей мечты.
  
  «Я был раздавлен, – вспоминает он. – Я видел вершину. Моей единственной задачей было туда попасть. Речь шла не об одном человеке, который разобьется в лепешку, но все преодолеет. Для меня это смешное клише. Дело было в том, что я пообещал, что это сделаю. Слишком много людей пошли на жертвы, чтобы дать мне эту возможность, а теперь я просто всех подвел». Его партнеры убедили Криса позволить им донести его эти последние метры до вершины, где он позировал для фотографий и слушал, как местные гиды поют праздничные песни на суахили, при этом чувствуя себя обманщиком и сгорая от стыда.
  
  «И только намного позднее, когда я начал рассказывать эту историю школьникам, я понял, что выучил горький урок. Никто не поднимается на гору в одиночку. Именно это я должен был для себя открыть – ценность команды. Потому что для меня сказать, что я совершил восхождение самостоятельно, было бы полной фантазией. Было так много людей, работавших рядом со мной плечом к плечу. Добравшись до вершины в одиночку, я бы увековечил то, от чего я всегда пытался избавиться: ощущение разобщенности. Люди с ограниченными возможностями не должны жить отдельно от остальных. Мы так не можем. Нам нужны другие люди. Вот почему я говорю об этом дне как о подарке. Он научил меня тому, чему мне больше всего необходимо было научиться: что я такой же, как все».
  
  Это научило его ценности переписывания истории своей жизни, чтобы придать ей героический конец.
  Заключение
  Между мечтами
  Секреты успешных трансформаций
  
  Эдвин Джейкоб Фейлер-младший родился в среду, 23 января 1935 года. Его мать была учительницей математики, а отец – юристом широкого профиля.
  
  «23 января 1945 года мне исполнилось 10 лет, – рассказывает он. – Я гордился этим фактом и любил им делиться. Я родился в Саванне, штат Джорджия, и моя жизнь так или иначе вращалась вокруг моего любимого города, частью которого моя семья была на протяжении более 150 лет. Мои дети как-то пошутили, что я профессиональный житель Саванны. Прозвище прижилось. И для меня это большая честь».
  
  На детство моего отца повлияли два важных мировых события. Первым была Великая депрессия. «Моя семья жила скромно в уютном шестикомнатном доме с двумя спальнями и одной ванной. Тепло исходило от небольшой угольной печи».
  
  Вторым стала Вторая мировая война. «Все направлялось на военные нужды. В то время было нормирование бензина, поэтому мы не могли просто разъезжать на автомобилях». Также было очень мало игрушек. «Моим главным увлечением в те годы было создание авиамоделей. Модели поставлялись в картонных коробках, которые я покупал в магазине Getchell’s Variety Store. Для меня была очень важна их подлинность. В комплекты входили схемы, планки из пробкового дерева, детали крыльев и частей корпуса, переводные картинки и папиросная бумага.
  
  «Это была кропотливая работа, – продолжает он. – Клей должен был высохнуть, прежде чем можно было выполнить следующее соединение. Готовые модели я подвешивал под потолком спальни, которую делил со своим братом Стэнли. У меня до сих пор сохранился шрам на левом запястье от соскользнувшего модельного ножа X Acto».
  
  Жизнь еврея на сегрегированном юге 1940-х годов была сопряжена с трудностями. «Когда я учился в неполной средней школе, я написал сочинение по биографии Бэйба Рута (Джордж Герман «Бэйб» Рут-младший – знаменитый американский бейсболист начала XX века. – Прим. пер.), – рассказывает он. – В то же время вышел фильм The Babe Ruth Story («История Бэйба Рута», 1948). Учительница настаивала, что я посмотрел только фильм. Я не отступал, потому что прочитал книгу. “Вы, евреи, всегда так поступаете”, – сказала она. После школы я пошел домой и рассказал об этом матери, она сразу же прошла два квартала до школы на Вашингтон-авеню. Она поговорила с директором, и на следующий день меня перевели в другой класс».
  
  – Что ты при этом почувствовал?
  
  – Я был немного смущен, но знал, что поступил правильно. Я не смотрел этот фильм, который, как я позднее узнал, был худшим из когда-либо созданных.
  
  Любовь моего отца к военной четкости получила дальнейшее развитие. Он удостоился звания скаута-орла (Скаут-орел – это наивысший ранг, в программе «Бойскауты Америки». – Прим. пер.), получил стипендию военно-морского флота в Университете Пенсильвании и служил младшим лейтенантом на линкоре «Висконсин». «Младшие офицеры сидели на другом конце кают-компании, где на марлевом экране по ночам крутили кино, – вспоминает он. – Таким образом, наш взгляд на фильмы был обратным – в фильмах о бейсболе игрок, казалось, направляется на третью базу».
  
  Но решающее событие в жизни отца, по его словам, произошло в Балтиморе в 1957 году.
  
  «В то время поиск партнера занимал центральное место в университетской жизни, – говорит он. – Я почти решил, что по окончании учебы не хочу оставаться в коридоре Нью-Йорк – Нью-Джерси. Люди здесь были для меня уж слишком напористыми и жадными. Я хотел вернуться домой, в Саванну, потому что это было “хорошим местом для воспитания детей”. Большинство моих знакомых девушек были выходцами из Среднего Запада, что соответствовало этим критериям. Но моя тетя Глэдис из Балтимора предложила мне позвонить той девушке, Джейн, с которой я познакомился несколькими годами ранее».
  
  «У нас было два свидания, и мы сразу обнаружили, что очень подходим друг другу, – вспоминает он. – Она была умной, привлекательной и в следующем году заканчивала Мичиганский университет. Я особенно обожал ее явные артистические таланты и отменный вкус. Так начался насыщенный период коротких встреч и частой переписки».
  
  В июне 1957 года военные корабли со всего мира собрались в Аннаполисе на Международный военно-морской смотр. Родители моего отца приехали из Джорджии; Джейн приехала из Балтимора. Несмотря на очевидные культурные разногласия (она была младшим ребенком уролога, получившего образование в Йельском университете; его отец охотился на белок и попросил ее называть его почетным полковником Юга), они поладили.
  
  Но тем летом мой отец был на морском дежурстве, и Джейн настояла на том, чтобы встречаться с другими мужчинами. В августе они снова встретились. «В тот вечер, прежде чем я что-либо произнес, она выпалила: “Я люблю тебя”. Моей первой реакцией было: “Это означает, что тебе придется жить в Саванне, в штате Джорджия”. Мы сразу же пришли к соглашению после того, как я сделал предложение, хотя она сказала, что я должен получить согласие ее отца. Он дал его вместе с разрешением взять бензин для моей машины из бака, который у них находился на заднем дворе, потому что он был врачом».
  
  Эдвин Фейлер и Джейн Абешхаус поженились в июне 1958 года. Они жили в Аннаполисе, пока мой отец не уволился, а затем переехали в Саванну, где мой отец работал вместе со своим отцом, строя жилье для малообеспеченных семей, а моя мать преподавала изобразительное искусство в средней школе. У них родилось трое детей, им дали имена в честь ураганов, и начинались они на A, B, C.
  
  По словам отца, великая трагедия его жизни состояла в том, что его младшему брату Стэнли в 1970 году был поставлен диагноз «рассеянный склероз». «У Стэнли было все, – вспоминает отец. – Он был привлекательным, умным, популярным, имел прекрасное образование и престижную юридическую практику. Не думаю, что мама когда-нибудь от этого оправилась». Стэнли провел последние годы жизни в доме моих родителей после того, как его жена втолкнула инвалидную коляску на подъездную дорожку дома моих родителей и оставила его навсегда.
  
  Большой гордостью моего отца было создание в 1975 году общественной организации под названием Leadership Savannah. «Идея заключалась в том, чтобы определять новых лидеров, знакомить их друг с другом и обсуждать общественные проблемы». Его отец категорически возражал, но он настаивал. «Если такие люди, как я, этого не сделают, – сказал он, – этого не будет никогда». Единственное условие, которое мой отец поставил перед общественными лидерами, состояло в том, что программа должна быть сбалансированной. «Это означало участие мужчин и женщин, черных и белых, людей, способных себе это позволить, и тех, кто этого себе позволить не мог». В то время такая концепция не была обычным явлением для Южной Джорджии. Эта организация существует и по сей день.
  
  Огромной печалью жизни моего отца был его собственный диагноз болезни Паркинсона в возрасте за 60. Почти 10 лет ему удавалось скрывать свою болезнь от внешнего мира. Он продолжал работать, заседать в составе многочисленных комитетов, быть самим собой. Но со временем ухудшение состояния его здоровья становилось все более заметно окружающим. Болезнь медленно подрывала его деловую жизнь, общение с семьей, общественную деятельность – три столпа смысла, которые всегда в нем были максимально сбалансированы. Когда моему отцу было около 80, психологический урон практически сломил его и он начал планировать покончить с собой.
  
  План провалился. Однажды я спросил его, что он думает о том, что сделал. «Мне стыдно», – ответил он. Последующие месяцы были одними из самых ужасных в моей жизни. Разговоры, которые вынуждена была вести наша семья, были невыносимыми и болезненными. Большую часть своей жизни, почти 60 лет, моя мать посвятила заботе о своем муже.
  
  Царившая в родительском доме атмосфера замешательства, сильных эмоций и давления послужила одной из причин того, почему проект по рассказыванию истории жизни, который я начал со своим отцом, отправляя ему по вопросу утром каждого понедельника, стал настолько глубоким. На простейшем уровне это давало ему занятие, матери – передышку и всем нам – повод поговорить. Но на самом деле это подарило нам гораздо больше.
  
  Мой отец провел свои последние годы, часто сидя дома в инвалидном кресле, кропотливо превращая 150 с лишним написанных им рассказов в автобиографию из 60 тысяч слов, демонстрируя ту же старательность, тщательность, приверженность к точности деталей, что и с моделями самолетов, в детстве висевшими у него под потолком. Каждый рассказ должен был сопровождаться фотографией, вырезкой из новостей, любовным письмом; каждый факт должен был подвергнуться двойной или даже тройной проверке, желательно внуком; в каждом списке должна была стоять гарвардская запятая (Гарвардская запятая – в пунктуации запятая, используемая в английском языке перед последним пунктом в списке из трех или более элементов. – Прим. пер.). Для меня чтение этих историй, черновик за черновиком, было путешествием к истокам моего собственного сознания.
  
  И сидя с отцом в один из его последних дней (его тело ослабло из-за болезни, медленно разрушавшей его ноги, пальцы, кишечник и мочевой пузырь, но ум все еще оставался острым, как всегда), я спросил, что нового для себя он извлек, став писателем в свои 80 лет, он ответил: «Это, определенно, стимулировало мои мысли. Твои вопросы заставили меня вспомнить кое-что из прошлого. Я был заядлым фотографом, поэтому у меня сохранилось много фотографий, но у меня не было историй».
  
  – И что это заставило тебя делать?
  
  – Подумать о своем прошлом – о том, кого я встречал, что делал, как я это делал, о чем я думал на этом пути, на чью жизнь повлиял.
  
  Я спросил, что явилось самым ценным в этом процессе.
  
  – Меня поразила мысль о том, что эта публикация переживет всех нас.
  
  – Если бы ты мог на основе этого своего опыта дать своим внукам один совет, что бы ты сказал?
  
  Он задумался на секунду и сделал редчайшую для пациента с болезнью Паркинсона вещь: он улыбнулся. – Рассказывайте истории.
  Смысл вашей жизни
  
  После столетия исследований ученые до сих пор не могут прийти к единому мнению относительно ответа на самый простой вопрос: «Что такое история?». Если есть какой-либо консенсус, так это то, что история содержит как минимум два объекта, действия или события, связанных во времени. Снежок – это не история; разбитый нос – это не история; связь между снежком и разбитым носом – это уже история. Кроме того, в историях есть проблемы, которые главные герои пытаются разрешить. Мать встречает ребенка и видит разбитый нос и снежок. Это начало истории. Это приводит к последнему необходимому ингредиенту для истории: должно произойти что-то интересное. Иначе зачем все это рассказывать?
  
  Но в историях есть одно, с чем согласны почти все: история не имеет изначально присущего ей смысла. Кто-то должен придать ей смысл – рассказчик, слушатель или они вместе.
  
  То же самое относится и к нашей жизни.
  
  Первый важный урок проекта «История жизни» состоит в том, что наша жизнь – это история. В ней происходят многочисленные, связанные во времени события. В ней есть проблемы, которые главные герои пытаются решить. В ней случается много всего интересного. Но на фундаментальном уровне история нашей жизни не имеет внутреннего смысла. Мы должны придать ей смысл. Точно так же, как мы должны придавать смысл своей жизни и своим историям, мы должны наполнить смыслом историю своей жизни.
  
  Каждая наша жизнь – это отдельный проект «История жизни».
  
  Способность придавать смысл нашим жизненным историям, возможно, является самым необходимым, но наименее понимаемым навыком нашего времени. Пол Вонг, исследователь смысла из Торонто, называет создание смысла «самым сокровенным секретом величайшего человеческого приключения». В современной культуре все внимание уделяется счастью, но смысл, пожалуй, важнее. В знаменательном исследовании, опубликованном в 2013 году, Рой Баумейстер и трое его коллег обнаружили, что счастье мимолетно, в то время как смысл остается неизменным; счастье концентрируется на «я», в то время как смысл концентрируется на вещах более значительных, чем «я»; счастье сосредоточено на настоящем, а смысл – на объединении прошлого, настоящего и будущего.
  
  Авторы делают довольно резкий вывод о том, что животные могут быть счастливы (в конце концов, это всего лишь мимолетное чувство), но только люди могут находить смысл, потому что только люди имеют способность воспринимать события, являющиеся по своей сути несчастливыми, и превращать их в эмпатию, сострадание и благополучие. «Действительно, осмысленная, но несчастливая жизнь в некотором смысле более достойна восхищения, чем счастливая, но бессмысленная, – пишут они. – Другими словами, люди могут напоминать многих других существ в своем стремлении к счастью, но поиск смысла является ключевой частью того, что делает нас людьми, и это уникально».
  
  Основная цель создания историй нашей жизни – сделать это таким образом, чтобы максимизировать извлекаемый из нее смысл. К счастью, у нас это хорошо получается. Во всяком случае, поиск смысла вполне может оказаться проще, чем погоня за счастьем. Он начинается с изложения личной истории: мы берем два события и устанавливаем между ними связь. А затем мы делаем значимый вывод из того, что у нас получилось. Когда мне было девять, я увидел, как хулиган разбил ребенку нос, поэтому я слепил снежок и сказал: «Если ты сделаешь это еще раз, ты об этом сильно пожалеешь». Вот почему я пошел служить в правоохранительные органы. Всю свою жизнь я посвятил тому, чтобы вступаться за слабого.
  
  Хотя в самом начале я этого не знал, проекты по рассказыванию историй, подобные тому, что я проделал со своим отцом, показали, что они придают жизни больший смысл. Основатель геронтологии Джеймс Биррен называет их управляемой автобиографией. Жизни состоят из воспоминаний, но когда эти воспоминания остаются эпизодическими и разрозненными, их влияние рассеивается. Бесчисленные исследования показали, что тщательное культивирование воспоминаний улучшает качество жизни, повышает самооценку, способствует хорошему самочувствию, вызывает ощущение умиротворенности и даже уменьшает симптомы клинической депрессии. Если бы мне был известен этот последний факт раньше, я бы начал задавать вопросы отцу намного раньше.
  
  Я навестил Джеймса Биррена в его заваленном книгами доме к северу от Лос-Анджелеса вскоре после того, как начал задавать вопросы отцу. Профессор Биррен, которому в то время было 96 лет, обрадовался возможности рассказать о своей работе. По его словам, больше всего он гордится тем, что доказал целительную силу историй для пожилых людей. С возрастом мы все сильнее ощущаем отчуждение, одиночество и отсутствие цели; мы также испытываем тоску. Рассказывание историй сглаживает эти чувства. Поднимаясь на вершину и оглядывая свою жизнь, мы можем почувствовать себя ближе к давним событиям и к людям, которые, казалось бы, уже забыты.
  
  Профессор Биррен также рассказал мне и кое-что еще. Тот же процесс анализа своей жизни, изначально задуманный им для пожилых людей, работает и для людей всех возрастов. Но выполняет разные функции. Пожилые люди пересматривают свою жизнь, чтобы осмыслить свое прошлое и построить повествование о хорошо прожитой жизни; молодые люди прибегают к ревизии своей жизни, чтобы лучше понять настоящее и быть способными принимать неотложные, жизненно важные решения. В конце жизни мы обращаемся к историям, чтобы лучше узнать, кем мы были; в начале жизни мы используем истории, чтобы лучше узнать, кто мы есть. В обоих случаях рассказывание историй помогает нам подготовиться к будущему.
  
  Когда я собрался уходить, профессор Биррен направил меня к книжной полке и попросил достать черный том. На корешке этой книги ничего напечатано не было. На обложке от руки был написан следующий текст: «Джеймс Эммет Биррен: воспоминания». Он достал ручку и тем же мягким почерком подписал титульный лист.
  
  Брюсу: С наилучшими пожеланиями более полных жизненных историй.
  Тема вашей жизни
  
  Так какой же основной смысл большинство людей извлекают из своей жизни? Этот вопрос я задавал последним в каждом своем интервью. «Оглядываясь назад на всю историю своей жизни со всеми ее главами, сценами и проблемами, вы можете выделить центральную тему?» Меня тронуло то, что многие люди сразу отвечали: «Да!»
  
  Уже в начале наметились пять категорий. Тяготы выбрали 31 процент наших респондентов; самоактуализация – выбор 28 процентов; затем следуют служение с 18 процентами, благодарность с 13 процентами и любовь с 10 процентами. Поскольку эти ответы отражают смысл, который мы черпаем из наших жизненных историй, стоит присмотреться к ним поближе.
  Тяготы
  
  Самую большую группу составили люди, сказавшие, что жизнь полна взлетов и падений, и их жизнь была посвящена тому, чтобы научиться адаптироваться к этим изменениям. Популярность тягот является еще одним подтверждением идеи о том, что люди рассматривают жизнь как нерегулярную и нелинейную, а не как предсказуемую и ожидаемую. Это мнение напоминает наблюдение Виктора Франкла о том, что наша потребность в смысле особенно велика, когда жизнь наиболее сурова. «Если в жизни вообще есть смысл, то должен быть смысл и в страдании».
  
  Люди из этой категории использовали такие выражения, как «жизнь – это трудный подъем», «долгое путешествие», «американские горки», «круговорот стартов и остановок». Это такие люди, как Эми Мерфи, сказавшая, что ее жизнь представляет собой полный хаос: «Хаос, порождаемый мной самой, и хаос, в который меня вечно погружают»; как Даррел Росс, утверждающий, что его жизнь связана с постоянными невзгодами: «Трудности и тяжелые времена неизменно приходят, но большинство из них на самом деле развивает и закаляет вас, а вовсе не уничтожает»; и Венди Ааронс, которая говорит, что в ее жизни значимую роль всегда играла сноровка: «Необходимо понять, как обращаться с этой жизнью, и уметь приспосабливаться».
  
  Самоактуализация
  
  Вторая по величине категория включала людей, говоривших, что их жизнь связана с тем, чтобы оставаться верными себе, принимать себя или улучшать себя. Люди из этой категории использовали такие фразы, как «ставить себя на первое место», «выйти из тени, отбрасываемой родителями», «быть искренним и верным себе». Это такие люди, как Джо Демпси, сказавший, что темой его жизни является самоуважение: «Ты такой, какой есть, и не извиняйся за это»; Антонио Грана, утверждавший, что тема его жизни – независимость: «Я должен был научиться отличаться от других, вернуть себе свою идентичность»; и Карен Петерсон-Маттинга, назвавшая темой своей жизни самоуважение: «Верность себе – это всегда правильный ответ».
  
  
  Служение
  
  Третью по популярности группу составили люди, заявившие, что посвятили свою жизнь тому, чтобы сделать мир лучше. Это такие люди, как Нэнси Дэвис Хо, сказавшая, что ее жизнь посвящена принятию данного ей добра и попыткам его преумножить»; Лео Итон, говоривший, что его жизнь состоит из попыток добиться того, чтобы его труд приносил пользу; или Мэтт Вейандт, утверждавший, что его жизнь посвящена попыткам сделать мир лучше, пусть даже самую малость.
  
  
  Благодарность
  
  В следующую категорию входили люди, чья жизнь определялась чувством признательности, ощущением своей удачливости или радостью. Эти люди употребляли такие фразы, как «будь счастлив на своем месте», «все возможно», «заслужить дар жизни». Это такие люди, как Ниша Зенофф, которая сказала: «Жизнь – это праздник любви. Я счастлива и живу этой удивительной жизнью»; Дэвид Парсонс, заявивший, что его жизнь – это «Божья благодать, Бог, меня защищающий, и Бог, обо мне заботящийся»; и 78-летняя Мэри Энн Путциер, бывшая монахиня, ставшая художницей, которая дала интервью вскоре после похорон мужа и во время прохождения химиотерапии и подытожила свою жизнь словами: «Мне просто очень повезло». Через полгода она умерла.
  
  
  Любовь
  
  В последнюю категорию вошли люди, которые утверждали, что их жизнь построена на отношениях. Эти люди использовали такие фразы, как «преданность жене и детям», «моя мама всегда была рядом и утешала меня», «я всегда на стороне любви». Это такие люди, как Мозелин Бауэрс, сказавшая: «Успех – ничто, если им не с кем поделиться», и Лиза Хеффернан, утверждавшая: «Необходимо учиться строить отношения, а не разрушать их». И, к моему удивлению, мой отец, сначала упомянувший о своем 60-летнем браке с моей мамой, а затем рассказавший историю. «Несколько лет назад я обедал в Commerce Club в Атланте с главой администрации сенатора Соединенных Штатов. “Как дела?” – спросил он. Я ответил: “У нас трое детей, они хорошо ладят друг с другом, понимают цену деньгам и приучены трудиться. Все остальное на втором месте”. Мой товарищ по обеду сказал: “Я знаю всех в этом зале, и никто другой не может сделать такого заявления”».
  
  
  Пять истин трансформаций
  
  Мой отец решил не систематизировать истории в своей автобиографии в хронологическом порядке. Вместо этого он разделил их на разделы: семья, школа, бизнес, путешествия, политика, фотография и так далее. В конце книги находится раздел под названием «Наследство». Он содержит рассказ под названием «Решение большой проблемы», письмо под названием «Совет вашего деда» и список под названием «Уроки 1975 года».
  
  1975 год в данном случае относится к рецессии, достигшей своего пика в том же году. Для моего отца это было определяющим нелинейным событием в его жизни, потому что оно перевернуло с ног на голову стабильную, но ровную трудовую деятельность, которой он наслаждался после возвращения в Саванну, и открыло дверь в более рискованную, но временами в разы более прибыльную профессиональную жизнь, чем он и будет заниматься до конца своей карьеры.
  
  «Уроки 1975 года» – это его ода хорошо пройденной трансформации.
  
  Я вел подобный список, когда работал над проектом «История жизни». Его можно было бы назвать «Что я почерпнул, беседуя с 225 людьми об их жизни». Поскольку тема этих разговоров заключалась в том, что линейная жизнь мертва, нелинейная жизнь включает в себя больше жизненных трансформаций, а жизненные переходы – это навык, которым мы можем и должны овладеть, на самом деле, я назвал свой список «Пять истин трансформаций».
  1. Трансформаций становится все больше
  
  Если бы я не считал идею линейной жизни настолько вводящей в заблуждение, мне казалось бы почти забавным, что на протяжении поколений люди всерьез воспринимали идею о том, что наша жизнь проходит три, пять, семь или восемь предсказуемых стадий. Несмотря на то, что, возможно, эта «дорожная карта» в прошлом и приносила людям психологический комфорт, больше она нас утешать не может. Нам нужны разные карты на разное время. Кризисы больше удел не только среднего возраста; поворотным моментам неважно, сколько нам лет; необходимость разрушения заведенного не следует удобным таблицам, напечатанным в учебниках для вузов. Изменения в жизни происходят тогда, когда они происходят, часто тогда, когда мы меньше всего их ожидаем, и со скоростью, казавшейся немыслимой даже несколько лет назад.
  
  Среднестатистический взрослый сталкивается с одним разрушителем жизни каждые один-два года – это чаще, чем многие люди обращаются к дантисту. Каждый десятый из них (от трех до пяти во взрослой жизни) будет настолько крупным, что в жизни человека произойдут серьезные изменения. Учитывая, что девять из десяти из нас живут с другими людьми, это означает, что практически в каждой семье в Соединенных Штатах есть по меньшей мере один человек, претерпевающий существенную переориентацию своей жизни, иногда более одного человека, иногда несколько человек, переживающих одну и ту же трансформацию. Пришло время увидеть себя такими, какие мы есть: людьми, находящимися в состоянии вечной неопределенности.
  2. Трансформации нелинейны
  
  Не только жизнь является нелинейной; трансформации, которыми наполнена наша жизнь, тоже нелинейны. Столетние размышления о трансформациях (о том, что они включают в себя три определенных этапа, которые мы проходим в три конкретных момента) совершенно устарели. Трансформации – это не игра в классики, это китайский бильярд (Китайский бильярд – вид игры на наклонном столе, по которому шар после удара сбегает обратно. – Прим. пер.); это не детская раскраска, это рисунок, сделанный от руки. Люди тянутся к тому этапу, который у них лучше всего получается (долгому прощанию, неряшливой середине или новому началу) и увязают на том, что у них получается хуже всего. Даже самые опытные из нас в вопросах управления жизненными трансформациями не со всеми частями процесса справляются одинаково хорошо.
  
  То же самое верно и в отношении микрошагов, предпринимаемых нами для того, чтобы успешно пережить это время. Трансформации предусматривают использование инструментов, освоить и по-своему задействовать которые доступно каждому. Полный набор инструментов включает в себя принятие ситуации, ритуализацию изменений, отказ от прошлого, создание новых подходов, умение поделиться своей трансформацией, раскрытие своего нового «я», рассказывание своей истории. И хотя эти инструменты не всегда просты в применении, они могут обладать существенным восстанавливающим и укрепляющим действием. Трансформации остаются механизмом выживания именно потому, что они работают.
  3. Трансформации занимают больше времени, чем вы думаете (но не больше, чем вам нужно)
  
  Самым неловким моментом в моих беседах был момент, когда я спрашивал людей, сколько времени длилась их главная жизненная трансформация. Даже самые красноречивые люди запинались, заикались и, казалось, неохотно признавали то, что оказалось моим самым последовательным выводом: дольше, чем они бы того хотели.
  
  Средняя продолжительность жизненной трансформации составляет около пяти лет. Менее одного из четырех заявили, что на это потребовалось менее трех лет; более половины утверждали, что на это ушло от четырех до десяти лет; каждый седьмой сказал, что это заняло больше времени. Опять же, умножьте эти цифры на количество трансформаций, с которыми мы, вероятно, столкнемся (три, четыре, пять или более), и станет ясно, что трансформации – это спорт на всю жизнь, но никто не учит нас правилам игры.
  
  У нашей некомпетентности есть и положительная сторона. Немного потрудившись, мы сможем лучше справляться с трансформациями. Мы вполне в состоянии овладеть определенными навыками и научиться избегать ошибок. Кроме того, этот период нахождения в полной неопределенности не вечен. Безусловно, отдельные эмоции могут сохраняться, а иногда остаются и шрамы, но более 90 процентов людей заявили, что их трансформации в конечном итоге завершились. Трансформации занимают больше времени, чем мы думаем, но не больше, чем нам нужно, и уж точно не длятся вечно.
  4. Трансформации – это автобиографические события
  
  Легендарный невролог Оливер Сакс однажды написал: «Можно сказать, что каждый из нас конструирует и проживает “повествование” и что это повествование и есть мы». Если он прав – а я считаю, что это так, – это означает, что нарушение этого повествования является экзистенциальным событием. Усеивающие нашу жизнь разрушители, переломные моменты, кризисы, тупики, крены и жизнетрясения проделывают в повествовании пробоины, которые, помимо всего прочего, необходимо заделывать с помощью исправления повествования. Мы должны заделать сюжетные дыры в наших жизненных историях.
  
  Жизненная трансформация – это одновременно и контекст, и механизм для достижения именно этой цели. Это автобиографический случай, когда мы просто должны воспользоваться возможностью пересмотреть, творчески переосмыслить и в итоге перезапустить наши внутренние автобиографии, внести некоторые изменения, добавить несколько новых глав, развить или исключить определенные темы. И в конце концов добиться баланса между тремя основными составляющими нашего автобиографического «я»: нашей «я»-историей, нашей «мы»-историей и нашей «божественной» историей.
  5. Трансформации чрезвычайно важны для жизни
  
  Последний пункт в моем списке – тот, который был моей высшей мотивацией с самого начала: нам необходимо пересмотреть свое отношение к жизненным трансформациям. Вместо того чтобы отвергать их как враждебную территорию, через которую мы вынуждены пробиваться с боем, нам следует рассматривать их как плодородную местность, щедро расточающую нам свои дары. «Мы считаем дискомфорт в любом его проявлении плохой новостью», – пишет буддийская монахиня Пема Чодрон. Но такие чувства, как разочарование, смущение, раздражение, негодование, гнев и отчаяние, вместо того чтобы представлять собой неприятность, пишет она, «показывают нам с ужасающей ясностью, где именно мы застряли».
  
  И в этом их сила. Трансформации полны смятения и треволнений, но они также предлагают целительное очищение и ослепительное творчество. Другими словами, это хаос. И как научило нас новое поколение ученых: хаос – это не шум, это сигнал; беспорядок – не ошибка, а элемент дизайна. Если мы рассматриваем эти периоды как отклонение от нормы, мы рискуем превратить их в упущенные возможности. Если же будем рассматривать их как удачное стечение обстоятельств, мы сможем открыться им навстречу.
  
  Трансформации никуда не исчезнут. Ключ к тому, чтобы воспользоваться всеми предлагаемыми ими преимуществами, – просто не отворачиваться. Не закрывайте глаза, когда начинается самое страшное; именно так и рождаются герои.
  Вот я и выучил весь алфавит
  
  Вскоре после того, как мои интервью закончились, я рассказывал своей подруге, каким волнующим был этот опыт. Я сказал, что мне посчастливилось получить много полезного профессионального опыта; но этот был самым глубоким.
  
  «Почему?» – спросила она.
  
  Ее вопрос застал меня врасплох. Я думал целую минуту, а потом рассказал эту историю. Я провел уже примерно треть всех своих интервью, когда оказался в Бостоне. Однажды поздно вечером в пятницу к дому родителей моей жены подъехал мужчина, которого я никогда не встречал, Джон Мьюри. Я впервые столкнулся с Джоном, когда он написал мне электронное письмо о неработающей ссылке на моем веб-сайте и поблагодарил меня за «самораскрытие» в моей работе. Эта фраза бросилась мне в глаза, и я предложил ему поделиться своей историей.
  
  Джон – с ним мы кратко познакомились в этой книге – был сыном ирландского военнослужащего-католика из США и северокорейской женщины, с которой он познакомился во время службы в Южной Корее. Переехав в США, его мать была раздавлена, обнаружив, что улицы здесь не вымощены золотом. Она порезала себе запястья и попыталась утопиться в ванне, будучи беременной Джоном, но потом почувствовала, как он толкается, и передумала. «Она решила жить для меня, – говорит Джон. – На самом деле, я думаю, что она просто решила жить за мой счет». Его родители разошлись несколько лет спустя.
  
  Джон рос злым и жестоким, разрываясь между двумя культурами и двумя враждующими родителями. В 18 лет, проучившись две недели на первом курсе Университета Карнеги-Меллон, он шел по улице Питтсбурга и услышал голос Бога. Он стал верующим, перешел в библейский колледж, а затем переехал в Массачусетс, чтобы возглавить приход. Он также женился и завел троих детей. «Моими кумирами были смекалка и трудолюбие», – рассказывает он.
  
  Затем он пережил ужасную эпидемию сбоев, столкновение десяти автомобилей, практически не имеющее себе равных в разухабистом сборнике собранных мною жизненных историй. Во-первых, его жена заболела формой рака желудка, настолько редкой, что от нее страдают только 70 семей во всем мире, в основном из племени маори в Новой Зеландии, и ей пришлось удалить желудок, а затем и большую часть кишечника; вскоре после этого ей сделали двойную мастэктомию. Затем их младшему ребенку был поставлен диагноз «аутизм», старший ребенок стал гиперактивным, а средний был совершенно потрясен происходящим хаосом. Вдобавок к этому неожиданно умер брат Джона, переехавший поближе, чтобы помочь. И церковь Джона закрылась. В разгар всего этого его жену лечили от стресса, Джона лечили от расстройства настроения, и их брак дал трещину.
  
  «Смекалка и трудолюбие больше не работали, – продолжает он. – Мне требовалась помощь».
  
  Слушать эту историю было почти таким же катарсисом, как и рассказывать ее, и к концу мы оба были в слезах. Когда я проводил его к входной двери, мы крепко обнялись.
  
  Именно в этот момент появилась моя теща, Дебби. Джон довольно красив, и Дебби слегка на него запала. «Кто это?» – спросила она, когда он ушел. Когда я рассказал ей то, чем только что поделился Джон, она пришла в полное недоумение. «Я не понимаю, зачем этот человек в пятницу днем целый час ехал сюда, рассказал эту невероятную историю, а в конце тебя обнял?»
  
  То, что я ей ответил, помогает объяснить, почему этот опыт был настолько ценным.
  
  Рассказывание историй обогащает все три столпа смысла.
  
  А) Истории укрепляют нашу самооценку. Они создают у нас ощущение свободы воли. Как почти и все остальные, Джон закончил нашу беседу, выразив свою признательность за то, что было, по сути, его подарком мне: его время, его честность, его самораскрытие. Я долго не понимал, почему так происходит. Я пришел к выводу, что отчасти причина связана с открытием, сделанным учеными в отношении памяти. Воспоминания, в отличие от того, что я узнал о них в детстве, не являются стабильными – аккуратными маленькими свертками, хранящимися в нашем мозгу как сувениры, которые мы при желании снимаем с полки, а после возвращаем на место. Воспоминания – это живые, дышащие сущности, меняющиеся после каждого к ним обращения. Всякий раз, вспоминая о чем бы то ни было, мы делаем это немного по-другому.
  
  То же самое и с историями. Каждый раз, когда мы рассказываем историю своей жизни, мы слегка изменяем повествование. Возможно, это связано со слушателями или с сопутствующими обстоятельствами. Какой бы ни была причина, мы генерируем тот смысл, который нам нужен в данный момент. Этот процесс нового толкования по сути своей является актом свободы воли; это дает нам ощущение контроля и уверенности именно в тот момент, когда мы теряем контроль и чувствуем недостаток уверенности. Пересказ своей истории ускоряет наше выздоровление.
  
  Б) Истории нас связывают. Они рождают в нас чувство принадлежности. Они обладают способностью взять двух людей, ранее никак между собой не связанных, и подарить им отношения на всю жизнь. Конечно, в рассказывании историй есть сила. В том, чтобы их слушать, тоже есть сила. Но еще большая сила – во взаимодействии между этими двумя людьми. Точно так же, как почти все утверждали, что почерпнули нечто ценное из нашего разговора, совершенно аналогичное ощущение складывалось и у меня. Вместе мы создали то, что никто из нас не мог совершить в одиночку. А когда все закончилось, мы оба хотели одного и того же: сделать это снова. Услышать другую историю. Поделиться этим процессом практически с любым из тех, кого мы знаем.
  
  И я действительно имею в виду любого. Начиная этот проект, я специально искал людей определенного возраста или с определенным жизненным опытом. Моя жена первая сказала мне, что я неправ. Она оказалась права. Оказалось, что у 25-летних не меньше высших и низших точек, а также поворотных моментов, тем, закономерностей и форм, чем и у 75-летних. Истории жизни, которые, казалось, были об одном, часто оказывались о совсем другом. Я шел на интервью, ожидая услышать историю о болезни или потере работы, а слышал о домашнем насилии или приближающейся смерти. У каждого есть история, и не всегда она оказывается той, которую ожидают слушатель или даже сам рассказчик. Взаимодействие – вот что порождает сюрпризы.
  
  В) Это приводит нас к заключительному выводу: истории нас вдохновляют. Они помогают нам увидеть цель, наметить ценностные ориентиры и порождают стремление к идеалам. Они делают нас человечнее и гуманнее. И все же по какой-то причине мы отказались от этого древнейшего времяпрепровождения. Легко себе представить, что мы живем в момент, когда призыв «РАССКАЖИ СВОЮ ИСТОРИЮ» вспыхивает яркими огоньками повсюду вокруг нас. Тем не менее, за исключением тщательно отобранных фрагментов (мимолетного сообщения в социальных сетях, эпизодической праздничной открытки), на самом деле мы делаем это довольно редко. И уж конечно, это процесс не носит того всеобъемлющего, созерцательного, откровенного и смыслообразующего характера. Мы стали поколением нерассказчиков, и это одна из причин, почему мы стали поколением недовольных.
  
  Нам нужно вернуться к костру.
  
  И мы на это способны. Это так же просто, как попросить: «Расскажите мне историю своей жизни». А когда они закончат, сказать: «А теперь я хочу рассказать вам свою».
  
  Что бы ни случилось потом, вы оба будете вознаграждены историей о вашей встрече, и получите новый значимый опыт, которым сможете поделиться.
  Выбраться из леса
  
  В конце беседы с Джоном Мьюри я задал ему вопрос о форме его жизни. Он ответил: извилистая река. «Это может звучать банально, но у Гарта Брукса есть песня, которая произвела на меня сильное впечатление, – сказал он. – Она называется “Река”. Мечта подобна реке, поет он, прихотливо вьющейся среди холмов; а мы – просто лодки, несомые ее течением. Вот что я чувствую сегодня. Огромная часть моего повествования, выходящего из этой тьмы, подсказывает мне то, что моя ответственность заключается не в попытках изменить мир, а в том, чтобы быть этого мира достойным».
  
  Джон не знал, что за несколько десятилетий до этого я провел целый год, путешествуя с Гартом, собирая материал для своей книги о музыке кантри, которую я в то время писал. Я слышал, как он исполняет «Реку» бесчисленное количество раз. Ближе к концу песни есть строчка, отражающая, возможно, величайшее озарение, постигшее меня после более чем тысячи часов, проведенных за слушанием историй жизни. Это именно тот урок, который мне больше всего было необходимо услышать годами ранее, когда моя собственная жизнь отклонилась от курса, ввергнув меня в трясину тревоги, разочарования и страха.
  
  И пусть мы не можем контролировать реку – пусть даже жизнь всегда течет, всегда меняется, всегда пугает, всегда приводит в бешенство, – мы должны «испытать себя на бурных речных порогах и осмелиться оседлать волну».
  
  Мы никогда не должны ставить крест на счастливом конце.
  
  Мы должны настаивать на том, чтобы наши раскачивающиеся повествования могут развиваться не только вниз, но и вверх.
  
  Надо писать легенды нелинейного века. И петь их как можно громче.
  
  И они должны рассказать нам, что лучший способ отреагировать на период личных потрясений, конец одной истории, конец одной мечты, – это пробиваться сквозь тьму, проходить речные пороги, упорно продираться через лесную чащу. И знать: мы не одни. Лес полон таких же людей, как мы. Все эти препятствия и потрясения, встречающиеся на нашем пути (крутой поворот реки, вой в ночи, волк на тропе) – это то, с чем сталкивается каждый в промежутке между мечтами.
  
  И именно они позволяют нам снова мечтать. Потому что, как только мы выходим из леса, мы оказываемся на свету, на сухой земле, за пределами власти волка. Как только мы истратим все стрелы в своем колчане и боимся, что у нас больше не будет смелости сражаться снова, приходит время сделать самое страшное и необходимое из всего, что мы можем сделать.
  
  Нырнуть обратно в лес, снова окунуться в воду и сразиться с новым волком.
  
  Мечта, другая мечта.
  
  Пришло время еще раз сказать самые завораживающие и жизнеутверждающие слова, которые мы только можем произнести. Слова, указывающие на то, что скоро последует история. А может быть даже сказка.
  
  Давным-давно…
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Выражение признательности
  
  Сама мысль казалась настолько простой: попросить людей поделиться историями своей жизни. И в то же время все зависело от того, как они отреагируют. Я хочу выразить огромную благодарность 225 участникам «История жизни». Эти неординарные люди, все, за небольшим исключением, совершенно мне поначалу незнакомые, ответили на мои вопросы, поделились своими проникновенными историями, проанализировали свои самые сокровенные моменты и с юмором, страстью и эмоциями поделились слезным потоком озарений. Я бесконечно благодарен за их честность и открытость, и всегда буду восхищаться тем, насколько волшебно их жизни перекликаются друг с другом. Я надеюсь, что изложенные в этой книге идеи в какой-то мере воздают должное вашей замечательной жизни.
  
  Я нашел этих людей не один. Я хотел бы поблагодарить многих из тех, с кем я встречался по пути, в том числе в социальных сетях. Каждый из них порекомендовал одного или двух человек, а также всех, с кем я беседовал, а они в свою очередь передавали эстафету другим. Глубокие поклоны Лауре Адамс, Санни Бейтс, Субодх Чандре, Анне Мари Клифтон, Кристине Коэн, Кэрол Данхоф, Гейл Дэвис, Кей Джей Делл’Антония, Лео Итону, Джону Т. Эджу, Лори Хилл, Джоди Кантор, Тому Колеру, Дэвиду Крамеру, Синди Лейв, Конни Митчелл, Бетси Мусольф, Эстер Перел, Брайану Пайку, Кортни Ричардс, Лани Санто, Лорен Класс Шнайдер, Патти Селлерс и Линдси Люшер Шут.
  
  Мне очень повезло, что у меня была замечательная команда молодых умов, которая помогала мне кодировать, анализировать и компилировать надежный набор данных из этих историй, а затем визуально воплощать эти данные. Я назвал эту группу The Meaning Lab («Лаборатория смысла»). Они пришли из самых разных слоев общества, и их работа отличалась впечатляющей строгостью к себе и духом товарищества. Мне приятно отметить вклады Джерими Блумеке, Каннана Махадевана, Спенсера Файнштейна, Робин Сяо, Нины Премутико, Брэда Дэвиса, Джорджа Толкачева, Люси Акман и Клэр Уолкер-Уэллс. Особый привет прекрасной Эльде Монтеррозо, сопровождавшей работу от начала до конца, и Кирку Бенсону.
  
  За долгие годы работы над этой книгой я опросил множество ученых самых разных дисциплин по большому количеству тем и предметов, затронутых в этом проекте. Я особенно благодарен тем, с кем я регулярно консультировался: Маршаллу Дьюку, Робин Фивуш, Дэну Макадамсу, Дженнифер Аакер, Кэтлин Вохс и Шерил Свенсон.
  
  Дэвид Блэк терпеливо переносил годы переоценки и переосмысления, пока эта книга медленно обретала свою форму. Скотт Мойерс мастерски сочетал в себе поддержку, доверие и пытливость, и все это сделало его итоговый энтузиазм еще более значимым. Спасибо. Я в восторге от проницательности и навыков непревзойденной команды издательства Penguin Press: это Энн Годофф, Мэтт Бойд, Сара Хатсон, Даниэль Плафски, Гейл Брюссель и Миа Каунсил.
  
  Мне повезло, что меня окружает необыкновенное собрание людей, которые всегда стараются предоставить более широкие возможности в моей работе. Спасибо несравненному Крейгу Джейкобсону, а также Алану Бергеру, Элизабет Ньюман и Эрику Ваттенбергу. Особый привет Лауре Уокер за вашу дружбу и щедрость, а также Нику Бауму за ваше вдохновение. И вечное восхищение тем союзникам, которые указывают мне правильное направление: Грегу Клейману, Бет Комсток, Дэвиду Киддеру, Чарли Мелчеру, Эндрю Маклафлину и Кайе Перина.
  
  Моему совету: Джошу Рамо, Бену Шервуду, Максу Стиру и Джеффу Шамлину.
  
  Моей семье Роттенбергов: Дэну и Элиссе, Ребекке и Мэттису, и особенно Дебби Алан, распахнувшей передо мной множество дверей в Бостоне. Моим братьям и сестрам: Кари и Родд познакомили меня с замечательными людьми и помогали находить пристанище; Эндрю по нескольку раз перечитывал каждый черновик этой книги, придавая ей удивительную ясность и понимание. Моим родителям: за те 30 лет, что я писал свои книги, моя мать, Джейн Фейлер, редко проявляла больший энтузиазм, чем к этому проекту. Эта поддержка очень мне помогла. Папа, эта книга началась с тебя и никогда бы не состоялась, если бы ты не ответил на первый вопрос о своих детских игрушках. Спасибо за твою любовь к рассказыванию историй и за то, что позволил мне услышать и поделиться историей твоей жизни. То, что ты смог увидеть эту книгу целиком, – это еще один из твоих многочисленных мне подарков.
  
  Мне очень повезло разделить свою жизнь с прославленной Линдой Роттенберг. Линда, знаменитая на весь мир своей легендарной энергией, страстью и дальновидностью, менее известна тем, что может быть ее самым большим умением: жить с профессиональным творческим человеком со всей его эмоциональной неустойчивостью, ночными бдениями и бесконечностью запросов. То, что Линда во всем этом преуспевает, является единственной линейной вещью в моей в остальном нелинейной жизни.
  
  Иден и Тайби: За многие годы работы над проектом «История жизни» вы сами стали рассказчиками. Ваша любовь к театру, книгам, танцам и песням делает вас редкостью в этот цифровой век и наследниками древнейших традиций. Моя самая большая радость в жизни – это наблюдать, как вы берете на себя авторство своих собственных жизненных историй, и с нетерпением жду от вас следующих невероятных историй.
  
  Одно я знаю наверняка: ваша семья всегда будет частью этого повествования, особенно ваши любимые кузены: Макс, Халли, Нейт, Майя, Джуда и Исаак. В этот завершающий момент проекта «История жизни» я не могу добавить ничего лучше того, что сказал мой отец в конце своего интервью «История жизни». Я желаю всем вам, чтобы вы исполнили посвящение этой книги:
  
  Рассказывайте истории.
  Интервью «История жизни»
  
  Это интервью об истории вашей жизни. Мне интересно узнать, что вы думаете о своей жизни и как превращаете ее взлеты и падения в связное повествование. Наш разговор не претендует на исчерпывающий характер. Мы будем работать следующим образом: я попрошу вас сосредоточиться на всеобъемлющей истории, затем на нескольких избранных событиях и особенно на более крупных темах вашей жизни – на том, что мы могли бы назвать общей формой вашей жизни. Совершенно очевидно, что я не пытаюсь вас судить. Моя цель – понять, как мы все живем сейчас, как мы справляемся с трансформациями, перебоями и обновлениями в нашей жизни таким образом, чтобы это позволяло нам жить сбалансировано, со смыслом и радостью. Думаю, вам понравится беседа.
  История вашей жизни
  
  Расскажите, пожалуйста, историю своей жизни за 15 минут. (Большинству людей требуется больше времени.) Пожалуйста, сделайте это так, как если бы вы разговаривали с кем-то, кого только что встретили за чашкой кофе, и вы хотите рассказать им о том, кто вы, как личность, – что для вас важно, как вы к этому пришли, кем вы являетесь сейчас. Меня особенно интересует, как связаны разные главы вашей жизни и как они могли друг на друга повлиять.
  
  Ключевые сцены вашей жизни
  
  Теперь, когда вы описали всю свою жизнь, я хочу, чтобы вы сосредоточились на нескольких ключевых сценах. Ключевая сцена – это особенно хороший, плохой, яркий или запоминающийся момент или период. Для каждой сцены я хочу, чтобы вы подробно описали, что произошло: что к этому привело, о чем вы в то время думали и что чувствовали. Затем я спрошу вас, как эта сцена вписывается в общую историю вашей жизни.
  
  1. Высшая точка
  
  Опишите сцену, эпизод или момент времени, которые выделяются как особенно позитивные. Это может быть звездный час всей вашей жизни или просто особенно счастливый или прекрасный момент.
  
  2. Переломный момент
  
  И вновь, оглядываясь назад на свою жизнь, можете ли вы определить ключевой поворотный момент, который ознаменовал собой важные изменения в вашей жизненной истории?
  
  3. Значимый опыт
  
  Многие люди сообщают о том, что в их жизни был опыт, который отличался значительной глубиной, позволил почувствовать причастность к чему-то высшему, создал ощущение единения с миром. Для одних это переживание связано с духовным миром, для других – с природой, для третьих – с искусством. Можете ли вы определить один из таких моментов?
  
  4. Низшая точка
  
  Следующая сцена противоположна первой. Вспоминая свою жизнь, можете ли вы выделить сцену, которая выделяется как низшая точка, может быть, даже как самая низкая точка в вашей жизненной истории? Хотя это и неприятно, расскажите, пожалуйста, что произошло: кто в этом участвовал, о чем вы думали и что чувствовали?
  
  5. Легкая трансформация
  
  Вспоминая свою жизнь, подумайте о ключевых изменениях – они могут быть связаны с домом, работой, семьей, здоровьем или религией. Пожалуйста, определите одну такую трансформацию, которая другим могла бы показаться трудной, притом что вы прошли ее, собственно, без особых трудностей.
  
  6. Тяжелая трансформация
  
  Следующий вопрос – противоположный. Из всех важнейших трансформаций вашей жизни можете ли вы выделить одну, ту, что другим, возможно, показалась бы несложной, однако вас она поставила в тупик?
  Секреты успешных трансформаций
  
  Я хотел бы сосредоточиться на самой важной трансформации в вашей жизни. У меня есть ряд вопросов о том времени.
  
   1. Эта трансформация носила добровольный или вынужденный характер? Было ли от этого легче или сложнее?
  
   2. Дали ли вы название этому периоду?
  
   3. С какой самой большой эмоцией вы боролись в этот период?
  
   4. Вы инициировали, создавали или проводили какие-либо ритуалы, праздники или памятные мероприятия?
  
   5. Сохраняли ли вы какие-нибудь памятные вещи из прошлого?
  
   6. Вы оплакивали прошлое?
  
   7. Можете ли вы рассказать мне о прошлой привычке, от которой вам пришлось отказаться?
  
   8. Как вы структурировали свое время в этот период?
  
   9. Можете ли вы назвать три творческих занятия, к которым вы обращались, чтобы построить свое новое «я»?
  
  10. Был ли у вас советчик: наставник, друг, любимый человек или мудрый посторонний?
  
  11. Переживали ли вы это время как автобиографический случай?
  
  12. Трансформации делятся на три этапа: долгое прощание, неряшливая середина, новое начало. Какой этап был для вас самым тяжелым?
  
  13. Как долго длилась эта трансформация?
  
  14. Было ли у вас в конце ощущение свободы, радости или нового начала?
  5 сюжетных линий вашей жизни
  
  Следующий раздел посвящен наиболее ярким сюжетным линиям вашей жизни. Сюжетная линия – это постоянный источник конфликта, борьбы или проблемы или просто область, которой вы уделяли много внимания. Я назову пять больших сфер жизни. Расскажите, пожалуйста, какая сюжетная линия в вашей жизни была доминирующей, а затем перечислите их в порядке убывания приоритетности. Пять сюжетных линий: ИДЕНТИЧНОСТЬ, ЛЮБОВЬ, ТРУД, ТЕЛО, УБЕЖДЕНИЯ.
  Будущее
  
  Далее я хотел бы обратиться к будущему и задать следующие вопросы.
  
  Назовите, пожалуйста, три личных проекта, которыми вы сейчас занимаетесь. Личный проект может быть таким маленьким, как очистка кошачьего туалета, или таким большим, как борьба с голодом в мире.
  
  История вашей жизни включает в себя ключевые главы из вашего прошлого, а также то, как вы видите или представляете будущее. Какова следующая глава в вашей жизненной истории?
  
  Опишите, пожалуйста, мечту о вашей будущей жизни.
  Форма вашей жизни
  
  В заключение два вопроса.
  
  Оглядываясь назад, на всю историю своей жизни со всеми ее главами, сценами и проблемами, вы можете выделить ее центральную тему?
  
  Оглядываясь назад, на историю своей жизни, под немного иным углом зрения: какая форма воплощает собой вашу жизнь? Пожалуйста, объясните, почему вы выбрали именно это.
  Дополнительные материалы
  
  За многие годы работы над этим проектом я прочитал более 300 книг и более 700 научных исследований. Любой источник, на который я сильно полагался, упоминается в Списке использованной литературы. Вместо того чтобы перечислять все использованные мною работы, я решил выделить избранные книги по конкретным исследуемым здесь темам.
  
  Рассказывание историй. Теоретические основы сторителлинга: On the Origin of Stories, Brian Boyd, Belknap Press of Harvard University Press; The Storytelling Animal, Jonathan Gottschall, Houghton Mifflin Harcourt; Louder Than Words, Benjamin Bergen, Basic Books.
  
  Из области нарративной психологии: The Stories We Live By, Dan P. McAdams, Guilford Press; How Our Lives Become Stories, Paul Eakin, Cornell University Press; Making Stories, Jerome Bruner, Harvard University Press; Memories That Matter, Jefferson Singer, New Harbinger Publications.
  
  Теплое место в моем сердце принадлежит манифесту сварливого антирассказчика: Keeping It Fake, Eric Wilson, Sarah Crichton Books.
  
  Форма жизни. Идея формы жизни исследовалась в целом ряде вдумчивых академических книг, среди которых: Aging by the Book, Kay Heath, SUNY Press; The Oxford Book of Aging, Thomas Cole, Oxford University Press; и Time Maps, Eviatar Zerubavel, University of Chicago Press.
  
  Мне также понравились следующие исследования идеи взрослой жизни: The Prime of Life, Steven Mintz, Harvard University Press; и Midlife, Kieran Setiya, Princeton University Press.
  
  Смысл. Лучшие известные мне обзоры исследований смысла это: The Human Quest for Meaning, Paul T. Wong, Routledge; The Power of Meaning, Emily Esfahani Smith, Broadway Books; и Meanings of Life, Roy Baumeister, Guilford Press. Я также могу порекомендовать следующее: The Happiness Hypothesis, Jonathan Haidt, Basic Books; On Purpose, Paul Froese, Oxford University Press; и чудесную книгу Shop Class as Soulcraft, Matthew B. Crawford, Penguin Press.
  
  Трансформации. Эту недостаточно обсуждаемую тему исследует целый ряд разнообразных книг: The Rites of Passage, Arnold van Gennep, Routledge (Обряды перехода. Восточная литература, 2002); Remembered Lives, Barbara Myerhoff, University of Michigan Press; Adapt, Tim Harford, Farrar, Straus and Giroux (Харфорд Тим. Адаптируйся. Альпина Паблишер, 2018); Rising Strong, Brené Brown, Random House (Браун Брене. Стать сильнее. Азбука-Бизнес, 2016); Option B, Sheryl Sandberg and Adam Grant, Alfred A. Knopf (Шерил Сэндберг и Адам Грант. План Б. Альпина Паблишер, 2018).
  
  Психология. Некоторые прекрасные новые книги содержат творческие исследования психологии изменений, выздоровления и обновления: The Brain’s Way of Healing, Norman Doidge, Penguin Books (Норман Дойдж. Мозг, исцеляющий себя. Бомбора, 2019); In the Realm of Hungry Ghosts, Gabor Maté, North Atlantic Books (Габор Матэ. В царстве голодных призраков. Портал, 2022) и Supernormal, Meg Jay, Hachette Book Group (Джей Мэг. Сверхнормальные. Манн, Иванов и Фербер, 2018).
  
  Теория хаоса. Из удобочитаемых подходов к науке о сложном: Chaos, James Gleick, Penguin Books (Джеймс Глейк. Хаос. Создание новой науки». Амфора, 2001); The Drunkard’s Walk, Leonard Mlodinow, Vintage Books; Messy, Tim Harford, Riverhead Books (Тим Харфорд. Хаос. Манн, Иванов и Фербер, 2018); и Sync, Steven Strogatz, Hachette Books (Стивен Строгац. Ритм Вселенной. Манн, Иванов и Фербер, 2017).
  
  Воспоминания. Среди множества книг о том, как рассказать свою личную историю, я с удовольствием рекомендую следующие: The Art of Memoir, Mary Karr, HarperCollins; When Memory Speaks, Jill Ker Conway, Vintage Books; Writing About Your Life, William Zinsser, Hachette Books и абсолютно восхитительную книгу I Is An Other; James Geary, Harper Perennial.
  
  Наконец, этот список был бы неполным без важной книги, в которой мастерски сочетаются личные истории и тщательный анализ, Far from the Tree, Andrew Solomon, Simon & Schuster.
  Источники
  
  Все цитируемые в этой книге интервью были записаны на пленку и расшифрованы. В соответствии с давнишней традицией академического написания интервью с историями жизни, я даю возможность людям высказывать свою версию произошедшего. Я не связывался с людьми, упомянутыми в этих историях, для получения альтернативных точек зрения. Моя общая философия заключалась в том, чтобы уважать, рассматривать и анализировать жизненные истории людей, признавая, что они содержат определенные события, которые другие могут интерпретировать иначе.
  
  Помимо цитат из большого количества собранных мною историй, я использовал обширную литературу по нарративной психологии, позитивной психологии, прикладной нейробиологии, социологии, антропологии, экономике и теории хаоса, а также истории, философии, литературе и истории искусства. В этом разделе я по каждой главе предлагаю источники всех цитат и академических ссылок, включенных в мою книгу.
  
  Введение. Проект «История жизни»
  
  Полный список моих предыдущих работ можно найти в начале этой книги. Мой опыт в Японии подробно описан в книге Learning to Bow («Учимся кланяться»); в цирке: Under the Big Top («Под большой крышей»); на Ближнем Востоке: Walking the Bible («Путешествие по Библии»), Abraham («Авраам») и других книгах. Мой путь ракового больного подробно описан в The Council of Dads («Совет пап»). Все упомянутые здесь книги выпущены издательством William Morrow.
  
  Исследование семейной истории, проведенное Маршалом Дьюком и Робин Фивуш, подробно обсуждается в моей книге The Secrets of Happy Families (Секреты счастливых семей. Альпина нон-фикшн, 2015), также опубликованной издательством William Morrow. Статья «Истории, которые нас связывают» появилась в газете «Нью-Йорк Таймс» 17 марта 2013 года. Для получения дополнительной информации о том, как читать книгу рассказов моего отца, которую мы опубликовали самостоятельно, посетите мой сайт www.bruce feiler.com.
  
  Народные бани Кьеркегора описаны в книге Sarah Bakewell; At the Existentialist Café (Other Press), р. 17–18. Dan McAdams описывает историю нарративной психологии в статьях «The Psychology of Life Stories» (Review of General Psychology, 2001, vol. 5, no. 2) и «Personal Narrative and the Life Story» (The Handbook of Personality, 2008); а также в двух важных книгах: The Stories We Live By (Guilford Press) и Power, Intimacy, and the Life Story (Guilford Press). Полный текст моего интервью «История жизни» можно найти в справочном материале к этой книге. Jim Collins описывает свои методы кодирования в своей книге Good to Great (HarperCollins).
  
  Аристотель описывает peripeteia в «Поэтике», раздел VI, 350 г. до н. э. Цитата Брунера: «История начинается с некоторого нарушения…» взята из книги Making Stories (Harvard University Press, 2003, p. 17). Цитата Джеймса «Жизнь – это постоянные трансформации. .» взята из его эссе 1904 года «A World of Pure Experience» (The Journal of Philosophy, Psychology and Scientific Methods vol. 1, no 21). Lupus in fabula обсуждается в книге Umberto Eco, Six Walks in the Fictional Woods (Harvard University Press, p. 1). (Умберто Эко. Шесть прогулок в литературных лесах». Симпозиум, 2019)
  
  1. Прощание с линейной жизнью
  
  Karen Armstrong излагает историю мифологии в книге A Short History of Myth (Canongate) (Карен Армстронг. Краткая история мифа. Эксмо, 2011). Что касается истории формы жизни, я опирался на книги Thomas Cole, The Oxford Book of Aging (Oxford University Press) и The Journey of Life (Cambridge University Press); Kay Heath, Aging by the Book (State University of New York Press); Anthony Aveni, Empires of Time (University Press of Colorado) (Энтони Авени. Империи времени. София, 1998); James Gleick, The Information (Vintage) (Джеймс Глик. Информация. Corpus, 2016). Фраза «Весь мир – театр» появляется в монологе Жака в комедии Шекспира «Как вам это понравится», акт II, сцена VII, написанной в 1599 году. Источники изображений лестницы появляются в передней части.
  
  Мое обсуждение происхождения механического времени основано на книгах Leonard Mlodinow, The Drunkard’s Walk (Vintage); Paul Davies, About Time (Simon & Schuster); Eviatar Zerubavel, Time Maps (University of Chicago Press); и Roy Baumeister, Identity (Oxford University Press). История о напольных часах взята из книги Cole, Journey. Популярность среднего возраста, подросткового возраста и т. д. обсуждается в Heath, Aging, p. 1ff. Morton Hunt написал замечательную книгу The Story of Psychology (Anchor Books), (Мортон Хант. История психологии. АСТ, Neoclassic, АСТ Москва, Харвест, 2009), которая включает биографии Фрейда, Пиаже и Боулби. Elisabeth Kübler-Ross обрисовала этапы горя в своей книге On Death and Dying (Routledge) (Элизабет Кюблер-Росс. О смерти и умирании. Корвет, 2016); Joseph Campbell рассказал о путешествии героя в The Hero with a Thousand Faces (New World Library) (Джозеф Кэмпбелл. Тысячеликий герой. Питер, 2018).
  
  Мой рассказ об Эрике Эриксоне основан на книге Ханта; Erik Erikson подробно обсуждает свои идеи в книгах Identity and the Life Cycle (Norton); Gandhi’s Truth (Norton) и The Life Cycle Completed в соавторстве с Joan Erikson (Norton). Цитата «Поскольку наш образ мира. .» взята из книги Erik Erikson Insights and Responsibility (Norton). Критический анализ George A. Bonanno можно найти в книге The Other Side of Sadness (Basic Books), p. 22.
  
  Elliott Jaques опубликовал статью «Death and the Mid-Life Crisis» (International Journal of Psychoanalysis, XLVI, 1965, p. 502—14). История кризиса среднего возраста рассказана в книгах: Dan McAdams, The Stories We Live By (Guilford Press); Daniel Levinson, The Seasons of a Man’s Life (Ballantine); Steven Mintz, The Prime of Life (Belknap); Barbara Bradley Haggerty, Life Reimagined (Riverhead Books); Kieran Setiya, Midlife (Princeton University Press); James Hollis, Finding Meaning in the Second Half of Life (Gotham Books). (Джеймс Холлис. Обретение смысла во второй половине жизни. Когито-Центр, 2017). Цитата Левинсона «единый, наиболее частый возраст. .» взята из книги Levinson, Seasons, p. 53.
  
  Gail Sheehy опубликовала книгу Passages: Predictable Crises of Adult Life в соавторстве с E. P. Dutton (Bantam) (Шихи Гейл. Возрастные кризисы. Ювента, 1999), а также за эти годы выпустила несколько ее редакций. Она подробно описывает историю книги, в том числе иск Роджера Гулда, в своих мемуарах 2014 года Daring (HarperCollins), стр. 210—34.
  
  2. Принятие нелинейной жизни
  
  По теории хаоса имеется обширная литература. Мне очень помогли следующие: James Gleick’s Chaos (Penguin Books) (Джеймс Глейк. Хаос. Создание новой науки. Амфора, 2001); John Briggs and F. David Peat, Seven Lessons of Chaos (HarperCollins); John Gribbin, Deep Simplicity, (Random House); Steven Strogatz, Sync (Hyperion Theia) (Стивен Строгац. Ритм Вселенной. Манн, Иванов и Фербер, 2017). Оригинальное эссе Лоренца «Deterministic Nonperiodic Flow» появилось в журнале Journal of the Atmospheric Sciences, 20 (2). Цитата «Мы начинаем представлять…» взята из книги John Briggs and F. David Peat, Seven Lessons, р. 5, и цитата Gleick: p. 24.
  
  T. H. Holmes and R. H. Rahe опубликовали статью «The Social Readjustment Rating Scale» в журнале Journal of Psychosomatic Research, vol. 11, issue 2, 1967. Статистика по колоде разрушителей исходит из следующего:
  
  Любовь. О коэффициентах брачности: Mintz, Prime, p. 169; о домашних хозяйствах, возглавляемых супружескими парами: Mintz, Prime, p. 98. О детях, воспитываемых одинокими родителями, разведенными родителями: https://census.gov/themes /family.html; о взрослых детях, живущих дома: Pew Research Center, 2016.
  
  Идентичность. О переездах: «Reason for Moving: 2012 to 2013», United States Census Bureau; «Who Moves? Who Stays Put? Where’s Home?», Pew Research Center, 2008. О гендере: «Facebook* (см. Примечание на стр. 472)’s 71 Gender Options Comes to UK Users», The Telegraph, June 27, 2014. О социальной мобильности: «Harder for Americans to Rise from Lower Rungs», New York Times, January 4, 2012.
  
  Убеждения. О смене религии: «U. S. Religious Landscape Survey», Pew Research Center, 2008; о межконфессиональном браке и отсутствии религиозной принадлежности: «America’s Changing Religious Landscape», Pew Research Center, 2015. О политических убеждениях: «Americans Continue to Embrace Political Independence», Gallup, 2019; о миллениалах: «Half of Millennials Independent», Politico, 2014. О путешествиях: Monthly Tourism Statistics, travel.trade.gov.
  
  Работа. О количестве рабочих мест: Bureau of Labor Statistics, August 22, 2019; о смене профессии и набора навыков: Mintz, Prime, p. XII; о продолжительности: Jenny Blake, Pivot (Portfolio), p. 4; об автоматизации: Carl Bededikt Frey, Michael Osborne, «The Future of Employment», Oxford Martin Programme of Technology and Employment, 2013; с должной серьезностью: Jenny Blake, Pivot (Portfolio), p. 4; другая карьера: Roman Krznaric, How to Find Fulfilling Work (Picador), p. 11; о побочном заработке: «How Many Americans Have a Side Hustle», The Motley Fool, June 25, 2018; о портфолио: Krznaric, Fulfilling Work, p. 85.
  
  Тело. О половом созревании: «Early Puberty», Scientific American, May 1, 2015; о поздней менопаузе: Heath, Aging, p. 74; об эпидемиях: «Depression, Anxiety, Suicide Increase in Teens and Young Adults», CBS News, March 14, 2019; о долголетии: «U. S. Life Expectancy Declines Again, a Dismal Trend Not Seen Since World War I», Washington Post, November 29, 2018. О хронических заболеваниях: Mintz, Prime, p. 312; о раке и других тяжелых состояниях: Mintz, Prime, p. 314. Об американцах старше 65 лет в 1920 году: «65+ in the United States», Hobbs and Damon, United States Census Bureau, 1996. О будущем количестве американцев старше 65 лет: «An Aging Nation», Ortman et al., United States Census Bureau, 2014.
  
  Результаты исследования среднего возраста были опубликованы в книге «How Healthy Are We?», под редакцией Orville Brim, Carol Ryff, and Ronald Kessler (University of Chicago Press). Цитата «мало доказательств» появляется на стр. 586. «Четверть участников» появляется на стр. 30. Заголовок газеты New York Times от 15 февраля 1999 г. О взглядах на средний возраст: Heath, Aging, p. 5. Исследование пластичности и изменений на протяжении всей жизни обсуждается в книге Gabor Maté, In the Realm of Hungry Ghosts (North Atlantic Books), p. 363 (Габор Матэ. В царстве голодных призраков. Портал, 2022); Briggs, Seven Lessons, p. 96; Brian Grierson, U Turn (Bloomsbury, 100ff). Цитата «Мозг самовосстанавливается. .» взята из Jeffrey Schwartz, цит. в Maté, Ghosts, p. 363.
  
  Данные по рабочим местам и переездам: указ. соч.; аварии: «How Many Times Will You Crash Your Car?» Forbes, July 27, 2011; по бракам и разводам: «The Marrying— And Divorcing— Kind», Pew Research Center, January 14, 2011; по изменам: «Sorting Through the Numbers on Infidelity», NPR, July 26, 2015. По сердечным заболеваниям: «Nearly Half of Americans Have Heart Disease», USA Today, January 31, 2019; по алко- и наркозависимым: «Alcohol and Drug Abuse Statistics», American Addiction Centers, July 29, 2019. О диетах: «Weight Loss», Express, February 8, 2018; о финансовых трудностях: «76 Million Americans Are Struggling Financially», CNN, June 10, 2016.
  
  3. Жизнетрясения
  
  Maynard Solomon написал прекрасную биографию Бетховена (Omnibus Press); Фицджеральд описал свой эмоциональный срыв в серии эссе, которые позже были собраны в книгу The Crack Up (перепечатанную New Directions).
  
  Metanoia Вебера описана в книге Grierson, U Turn, p. 7; психологические перестройки Джеймс описал в своей книге The Varieties of Religious Experience, Lecture IX. (Джеймс У. Многообразие религиозного опыта. М: Наука, 1993)
  
  4. Азбука смысла
  
  Виктор Франкл много написал о своей жизни в автобиографии Reflections, переведенной на английский язык Joseph and Judith Fabry (Basic Books). Я также использовал William Blair Gould’s biography Frankl (Brooks/ Cole Publishing) and Alex Pattakos, Prisoners of our Thoughts (Berrett-Kohler Publishers). «Что беспокоило меня. .»: Reflections, p. 29; «Почитай отца твоего и мать твою. .» из Reflections, p. 83. «Надежда»: Victor Frankl, Man’s Search for Meaning, перевод Ilse Lasch (Beacon Press), p. 29 (Виктор Франкл. Человек в поисках смысла. Книга по Требованию, 2012); «Страдание»: p. 117 и Фридрих Ницше: p. 104.
  
  «Болезнь века»: Reflections, p. 66; «полнота»: Hollis, Finding Meaning, p. 8; «центральное понятие»: Jerome Bruner, Acts of Meaning, p. 33.
  
  Свобода воли. «В основе»: Mintz, Prime, p. 292; «ответственность»: Bessel van der Kolk, The Body Keeps the Score (Penguin Books), p. 97. «Более счастливыми и здоровыми»: Roy Baumeister, Meanings of Life (Guilford Press), p. 215, 227; «о самообмане»: Roy Baumeister, Meanings of Life (Guilford Press), p. 42 «Люди действия»: Aristotle, Nicomachean Ethics, Book II.
  
  Работа. Mintz, Prime, p. 49; рабочее место: Tim Hartford, Messy (Riverhead Books), p. 58; рабочее время: Krznaric, Fulfilling Work, p. 133—34. О компании General Mills: Matthew Crawford, Shop Class as Soulcraft (Penguin Books), p. 67; о компании IKEA: Michael Norton, Daniel Mochon, Dan Ariely, «The ‘IKEA Effect», (Harvard Business School, 2011); о домах престарелых: Brian Little, Me, Myself, and Us (Public Affairs), p. 102 Брайан Литтл. Я, опять я и мы. Попурри, 2015.
  
  Принадлежность. «89 процентов»: Eric Klinger, Meaning and Void, цитируется по: Baumeister, Meanings, p. 147; «более глубокие социальные связи»: Brim, Healthy, p. 336; «Стэнфордское исследование»: Howard Friedman, Leslie Martin, The Longevity Project (Plume), p. 182. «Единственное»: Joshua Wolf Shenk, «What Makes Us Happy», The Atlantic, June 2009.
  
  «Порождение культуры» появляется в книге: van der Kolk, Body, p. 86. «Больные раком»: Baumeister, Meanings, p. 259; «Болезнь Альцгеймера»: The Human Quest for Meaning, edited by Paul Wong, p. 92; об алкоголиках: Maté, Hungry Ghosts, p. 33; о жертвах травм и посттравматическом стрессовом расстройстве: William Bridges, Transitions (DaCapo), p. 53, 96; (Уильям Бриджес. Трансформация себя. Альпина Паблишер, 2021); «Блиц»: van der Kolk, Body, p. 212.
  
  «Рабочее место»: книга How to Be a Positive Leader, под редакцией Jane Dutton and Gretchen Spreitzer, (Berrett-Koehler Publishers), p. 12. «Новые сотрудники»: «Inside Google Workplaces», CBS News, 22 января 2013 г. «Критические замечания»: Dutton, Positive Leader, p. 25–27; об электронных письмах: «Alignment at Work», Gabriel Doyle and others (Proceedings of 55th Annual Meeting of the Association for Computational Linguistics, 2017), p. 603—12.
  
  Идеалы. «Добровольческая деятельность»: «Volunteering Makes You Happier», Fast Company, September 3, 2013. «Нет идеалов»: Paul Froese, On Purpose (Oxford University Press, p. 4); «Треть из нас» и «выполняют работу»: Emily Esfahani Smith, The Power of Meaning (Broadway, p. 93. «Работа в больнице»: Dutton, Positive Leader, p. 57. «Пациенты больницы»: Strogatz, Sync, p. 263—64.
  
  5. Смена формы
  
  Я использовал R.W.B. Lewis, Dante (Penguin Lives) и Marco Santagata, Dante (Belknap). «Смертность»: Frankl, Recollections, p. 29. «Избежать»: см. Ernest Becker, The Denial of Death (Free Press), p. 25ff.
  
  Peter Brown написал основополагающую биографию: Augustine of Hippo (University of California Press). «Внутренний целитель»: The Confessions, translated by Maria Boulding, p. 198. (Августин Аврелий. Исповедь. Азбука, 2020). «Автобиографический повод» Роберта Зуссмана: Qualitative Sociology, vol. 23, no. 1, 2000 and «Stories about lives» р. 5.
  
  Я в долгу перед David Reynolds, Walt Whitman’s America. «Противоречу себе»: Leaves of Grass, Section 51 (Уолт Уитмен. Листья травы. Текст, 2020). Подробнее о самоорганизации см.: Briggs, Seven Lessons, p. 16. «Психическая адаптация» и «уравновешивание»: Grierson, U Turn, p. 73. «Основные конструкты» и «очки»: Brian Little, Who Are You, Really (Simon & Schuster), p. 26.
  
  6. Учимся танцевать под дождем
  
  Биография Ван Геннепа описана в статье: «Arnold Van Gennep», American Anthropologist, vol. 84, no. 2, 1982. «Переводчики» появляются в книге Arnold van Gennep, The Rites of Passage, перевод Monika Vizedeom and Gabrielle Caffee (Chicago), p. VII. «Мосты»: The Rites, p. 48; «переориентация»: Bridges, Transitions, p. XII.
  
  «Место»: The Rites, p. 17. «Фазы»: The Rites, p. 21. «Подвешенное состояние»: Victor Turner, The Ritual Process (Aldine), p. 95. «Завершение»: Transitions, p. VII. «В таком порядке»: Transitions, p. 10.
  
  7. Примите ее
  
  В поисках цитат из Книги Бытия я часто пользуюсь Торой в переводе Гюнтера Плаута (Union for Reform Judaism). «Все религии»: Briggs, Seven Lessons, p. 9. «Возвращение»: Mircea Eliade, Myths, Dreams, and Mysteries, в переводе Philip Mairet (Harper & Row), p. 80 Мирча Элиаде. Мифы, сновидения, мистерии. Академический проект, 2019.
  
  Моисей: «Кто, я?»: Исход 3:11. «Фактичность»: Bakewell, Existentialist, p. 157. «Судьба»: Solomon, Beethoven, p. 149, и «смирение»: p. 61. «Странную»: Oxford Book of Aging, p. 328. В отношении программы «12 шагов» я признателен: Ernest Kurtz and Katherine Ketcham, The Spirituality of Imperfection (Bantam) и Nan Robertson, Getting Better (Authors Guild). «Принятие»: Pearl Buck, A Bridge for Passing (Open Road), p. 46. «Джеймс-Ланге»: Grierson, U Turn, p. 143.
  
  При рассмотрении вопроса посттравматических реакций, я обратился к книге van der Kolk, The Body Keeps the Score (Бессел ван дер Колк. Тело помнит все. Эксмо, 2020). «Вычисления в уме»: U Turn, р. 153. Обзор «негативной визуализации»: «How to Harness the Power of Negative Thinking», Greater Good Magazine, October 31, 2012. «Худшие сценарии»: Sheryl Sandberg and Adam Grant, Option B (Knopf), p. 25.
  
  Страх. «Триггеры»: Brian Boyd, On the Origins of Stories (Belknap), p. 55; «Индикатор»: из книги Steven Pressfield, The War of Art (Black Irish), p. 40; (Стивен Прессфилд. Война за креатив. Альпина Паблишер, 2011); «я»: Hazel Markus and Paula Nurius, «Possible Selves», American Psychologist, vol. 41, no. 9, 1986. «Храбрые» из книги Pema Chödrön, When Things Fall Apart (Shambhala), p. 5. (Пема Чодрон. Когда все рушится. Эксмо, 2020)
  
  Печаль. «Как быстро»: Buck, Bridge, p. 37. «Удовольствие»: John Green, The Fault in Our Stars (Dutton), p. 262. (Джон Грин. Виноваты звезды. АСТ, 2014). «Замедленная съемка»: Bonanno, Sadness, p. 32.
  
  Стыд. «Вина»: Brené Brown, Daring Greatly (Avery), p. 71. (Брене Браун. Великие дерзания. Азбука, 2014).
  
  8. Отмечайте ее
  
  Ритуал. «Я чувствовала себя одинокой»: Christine Downing, A Journey Through Menopause, Spring Journal, p. 5. «Знаки препинания»: Jeltje Gordon-Lennox, Crafting Secular Ritual (Jessica Kingsley Publishers), p. 30. «Объединить личное с трансперсональным»: Downing, p. 7.
  
  Траур. «Сладкое время»: Elizabeth Gilbert, Eat, Pray, Love (Riverhead Books), p. 164 (Элизабет Гилберт. Есть, молиться, любить. Рипол Классик, 2015). «Самые печальные слова» – из стихотворения Джона Гринлифа Уиттиера «Мод Мюллер». «Траур»: Amy Greenberg, Lady First (Knopf), p. 203ff. «60 процентов»: Bonanno, Sadness, p. 60ff и «Consistent» р. 6.
  
  Памятные предметы: «Вещи»: Mihaly Csikszentmihalyi and Eugene Rochberg-Halton, The Meaning of Things (Cambridge), p. 91.
  
  9. Избавьтесь от нее
  
  Потеря пути. «Блуждание в лесу»: Bridges, Transitions, p. 43. «Переход через порог»: Campbell, Hero, p. 64. «В центре повествования»: Margaret Atwood, Alias Grace (Anchor), p. 298 (Маргарет Этвуд. Она же Грейс. Эксмо-Пресс, 2020). «Невозможно открыть»: André Gide, The Counterfeiters (Vintage), p. 353 (Андре Жид. Фальшивомонетчики. АСТ, 2021). «Подножье скалы»: J. K. Rowling, Very Good Lives (Little, Brown), p. 33 (Дж. К. Роулинг. Очень хорошая жизнь. Азбука, 2017). «Десятилетия»: Erikson, Identity, p. 228.
  
  Избавление от старого. «Привычки»: взято из книги Charles Duhigg, The Power of Habit, Random House, 2012, p. XVI. (Чарльз Дахигг. Сила привычки. Карьера Пресс, 2016). «Выбросишь»: Mark Twain, Pudd’nhead Wilson’s Calendar (Dover), p. 26.
  
  10. Создайте ее
  
  Матисс. Я опирался на книги Alastair Sooke Henri Matisse (Penguin Books) и Henri Matisse: The Cut-Outs, под редакцией Karl Buchberg, Nicholas Cullinan, Jodi Hauptman, и Nicholas Serota (Tate Publishing). «Спокойствие»: Sooke, p. 3, и «ушел на покой»: р. 5. Цитата Бетховена: Solomon, Beethoven, p. 149.
  
  «Социальная изоляция»: Marie Forgeard, «Perceiving Benefits After Adversity», Psychology of Aesthetics, Creativity, and the Arts, vol. 7, no. 3. Пуанкаре: книга Nancy Andreasen, The Creative Brain (Plume), p. 43.
  
  Болдуин. Цитируется по: The Writer’s Chapbook, под редакцией George Plimpton (Public Library). Появление Болдуина в Йельском университете описано на первой странице Yale Daily News от 3 ноября 1983 года, хотя цитата, которую я вспомнил, там не фигурирует. История выразительного письма рассказана в книге James Pennebaker, Opening Up by Writing Down (Guilford Press). «Уменьшение»: Pennebaker, p. 18, «иммунная система»: p. 21, «вакансии»: p. 23 и «почему»: р. 72.
  
  Тарп. Твайла Тарп написала незаменимое руководство The Creative Habit (Simon & Schuster) (Твайла Тарп. Привычка к творчеству. Манн, Иванов и Фербер, 2017), «Поистине оригинально»: р. 67ff.
  
  Фельденкрайз. Мой рассказ основан на книге Norman Doidge, The Brain’s Way of Healing (Penguin Books) (Норман Дойдж. Мозг, исцеляющий себя. Бомбора, 2019), особенно в главе 5, p. 160ff. «Нож»: р. 164.
  
  11. Поделитесь ею
  
  «Субъективные переживания»: Diana Tamir and Jason Mitchell, «Disclosing information», Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States, vol. 109, no. 21. «Деньги»: Tamir and Mitchell. «Групповая терапия»: Pennebaker, Opening, p. 3. «Подростковый возраст»: Robyn Fivush, Family Narratives and the Development of an Autobiographical Self (Routledge). Также McAdams, Stories, p. 79. Подробнее о «значимых других» см. Kurtz, Spirituality, p. 87.
  
  Утешители. Относительно «Млекопитающих» см. Bridges, Transitions, p. 95. «Способность к усыновлению» взята из книги Meg Jay, Supernormal (Twelve), p. 139 (Мэг Джей. Сверхнормальные. Манн, Иванов и Фербер, 2018). При описании того, как создавались АА, я полагался на Kurtz, Imperfection, включая «другого алкоголика» и «взаимопомощь»: p. 84.
  
  Подталкиватели. «Принятие решений»: Richard Thaler and Cass Sunstein, Nudge (Penguin Books), p. 7 (Ричард Талер и Касс Санстейн. Nudge. Архитектура выбора. Манн, Иванов и Фербер, 2017)
  
  Раздающие оплеухи. «Хорошие друзья говорят»: Marcus Tullius Cicero, How to Be a Friend (Princeton), p. 155 (Марк Туллий Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. Наука, 1974). «Жесткая любовь»: Jen Lexmond and Richard Reeves, Building Character (Demos), p. 13; «Болезненные истины» и «индивиды»: Emma Levine and Taya Cohen, «You Can Handle the Truth», Journal of Experimental Psychology, vol. 147, p. 9.
  
  Служащие примером. «Endeavour», организация, основанная и управляемая моей женой Линдой Роттенберг, провела обширное исследование мультипликативного эффекта. См. «The ‘multiplier effect’ in Argentina», Endeavor, February 13, 2012, endeavor.org/ blog. «Хопкинс»: Seth Gershenson, Cassandra Hart, Constance Lindsay, and Nicholas Papageorge, «The Long-Run Impacts of Same-Race Teachers», IZA Institute of Labor Economics, 2017. «Старение»: D. S. Jopp, S. Jung, A. K. Damarin, S. Mirpuri, и D. Spini, «Who Is Your Successful Aging Role Model?» The Journal of Gerontology, vol. 72, no. 2. «Стэнфорд»: Mark Granovetter, «The Strength of Weak Ties», American Journal of Sociology, vol. 78, no. 6.
  
  Скептики. «Непригодна»: «5 Things You Didn’t Know About Oprah Winfrey», Vogue, January 29, 2017. «Вспомнить»: «Tom vs. Time», Tom Brady’s Facebook* (см. Примечание на стр. 472) show, episode 1. «Сомневающимся»: «Madonna Delivers Her Blunt Truth During Fiery, Teary Billboard Women in Music Speech», billboard.com, December 9, 2016.
  
  12. Начните жить новой жизнью
  
  Книги Jerome Bruner, Making Stories и Acts of Meaning помогли представить идею жизни как метанарратива. «Вниз»: Baumeister, Meanings of Life, p. 21. «Вялое»: Robert Richardson, William James (Mariner Books), p. 244.
  
  «Севооборот»: Tim Harford, Messy, Riverhead Books, 2016, p. 28; «План»: Bruner, Making Stories, p. 28. Литтл описывает историю «личных проектов» в книге Me, Myself, and Us, «Идентичность»: р. 187, «пятнадцать»: p. 183; «женщины» и «мужчины»: р. 196, и «формулируем их»: р. 208.
  
  «Путешествия открытий»: Ronald Grimes, Deeply Into the Bone (University of California), p. 103. «Движение»: Van Gennep, Rites, p. 181. «Движение выводит»: van der Kolk, Body, p. 53. «Трио»: Kenneth Enz, Karalyn Pillemer, David Johnson, «The Relocation Bump», Journal of Experimental Psychology, vol. 145, no. 8.
  
  «Временной» см. Hakim Bey, TAZ (Autonomedia).
  
  «Автобиография» взята из книги Paul John Eakin, Living Autobiographically (Cornell), p. 91–92.
  
  13. Расскажи ее
  
  См. «Психическая единица» в McAdams, Stories, p. 23. «Половина»: Scott Barry Kauffman, Wired to Create, (TarcherPerigee), p. XXVIII. «Мечтаем»: Barbara Hardy, «Towards a Poetics of Fiction», в Novel (Duke University Press). «Мигающие огни»: Boyd, Origins, p. 137. «Полоса везения»: James Geary, I Is an Other (Harper Perennial), p. 39. «Авторское право» в Hilary Mantel, Giving Up the Ghost (Picador), p. 66.
  
  «Времена глаголов»: Denise Beike and Travis Crone, «Autobiographical Memory and Personal Meaning», в Quest, p. 320—23. «Шрамы»: Nancy Groves, «The Moth in Australia», The Guardian, September 4, 2015. Бернс утверждает, что эту фразу произнесла поэтесса Надя Больц-Вебер.
  
  С историей «Заставить свиней летать» я опирался на Центр исследований Стейнбека Марты Хизли Кокс; их веб-сайт sjsu.edu содержит письмо от Элейн Стейнбек. В отношении нейробиологии активных глаголов я опирался на: Antonia Damasio, Looking for Spinoza (Harvest); Benjamin Berge, Louder Than Words (Basic); Benedict Carey, «This Is Your Life (and How You Tell It)», New York Times, May 22, 2007; Geary, Other, p. 89; Pennebaker, Opening, p. 151; János László, The Science of Stories, Routledge, 2008, p. 141; Wong, Meaning, p. 318.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"