Гарин Гарри : другие произведения.

Бизнес-план "Вечная жизнь"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Роберт Султанов - пусть и не любимый, но уважаемый человек умел заставить других считаться со своими правилами. Одно из них гласило : схватывать главное на лету,
   чтобы потом ни в коем случае не тратить время на глупости. Поэтому когда дело
   дошло до вечной жизни, Султанов не изменил своей привычке: разместил на столе антикварные часы, чтобы иногда указывать на них мизинцем. Само по себе это позволяло держаться в тонусе, а собеседника ставило в строгие рамки.
  
   - У вас 30 минут, и я хотел бы, чтобы разговор не уклонялся от темы. Тем более, что наша встреча была оплачена мною. Разговоры о философии я не приветствую. Меня интересует только спасение души, и ничего кроме этого.
  
   - Целиком с вами согласен, - кивнул собеседник Султанова, который был вертляв, уступчив, и хоть чуть-чуть и застенчив, но при этом явно польщен тем, что удостоился
   аудиенции. Себя он просил называть скромно - "консультант" и даже не пробовал представиться.
  
   - Становлюсь на вашу точку зрения, потому что догадываюсь, отчего вы негодуете. Когда говорят о вечном существовании, часто перегибают палку. Читают мораль или ни с того ни с сего прибегают к занудным иносказаниям. Но для такого уважаемого человека, как вы,
   такое, разумеется, неприемлемо.
  
   Султанов думал издать хмык, но отложил недоверчивую гримасу для дальнейшего.
   Сейчас ведь все равно что-нибудь скажут, вот тогда и можно будет поставить говоруна на
   место.
  
   - Я должен сразу поздравить вас с тем, что вы - человек большой интуиции, - произнес консультант, - Иначе никак не объяснить, почему ваше мнение, причем только что высказанное, имеет прямое пересечение с суждениями науки. Действительно отклоняться бессмысленно. В то время как я... личное я - если угодно, я человека - наконец, обнаружено в мозговой ткани, остальные религиозные концепции никакого подтверждения со стороны науки не получили. Поэтому и упоминать про них вовсе не стоит.
  
   Как во времена научного атеизма, мы ничего не знаем ни об аде, ни о рае, поэтому даже не буду отвлекать вас на это. Итак, отступления в сторону.
  
   - К делу, - подстегнул собеседника Султанов. Хоть он и интересовался вечной жизнью,
   но вовсе не собирался дожидаться подробностей вечно. Царапала мысль, что предыдущую минуту он оплатил совершенно зря.
  
   - Сейчас же. Единственное отступление, которое я себе позволю, историческое. Это дань памяти. Оно необходимо, ведь речь идет ни о ком другом, как о господине Токинзе, которому все в мире настолько обязаны. Именно он однажды обнаружил в черепной коробке душу. После долгого изучения мозговых функций Токинз подтвердил все свои убеждения атеиста.
  
   Душа, как он обнаружил, смертна. Использованное им оборудование до сих пор на переднем краю науки. И тем удивительнее, что в некоторых своих выводах Токинз оказался не до конца прав.
  
   В научных исследованиях иногда так бывает, - пугливая гримаса пробежала по лицу консультанта, и он зачастил, стараясь успеть, пока не прервали, - что новое открытие не требует новаторских идей, а достигается исключительно за счет упорства и удачи. С датчиками Токинза, его фильтрами и лазерами мы обшарили не только морги, кладбища,
   раскопки и развалины, но продолжили включать приборы буквально повсюду. В подавляющем большинстве случаев - безрезультатно. Но изредка и нам везло. Кое-где, вопреки всему, отражался слабый сигнал вибрации альфа, хотя людей поблизости не было. Это озадачивало. Именно в таких местах нас и ожидало самое интересное...
  
   Султанов все-таки издал хмык.
  
   - Еще несколько минут на отступление, если вы позволите. Сигнал, если упрощать,
   и представляет собой душу в том ее аспекте, который доступен наблюдению науки. Между собой мы называем это ее измерение "вибрацией-альфа". У камней, деревьев и воздуха не может быть сложных вибраций, потому что они, если угодно, не одухотворены. И тем не менее даже среди них альфа иногда раздается. Пусть не везде. Пусть бессистемно. Но если вдуматься, зато поэтично. Как удивительно, что имеются места, у которых тоже есть душа...
  
   - У этого места есть? - лениво спросил Султанов. Он не особенно улавливал суть,
   но уже рассчитывал подколоть собеседника.
  
   Консультант хихикнул в ладошку.
  
   - Не измерял. Мы могли бы это проделать, но тогда, боюсь, в 30 минут не уложиться.
   Но вот предварительный вывод, узкое мнение специалиста. Откровенно говоря, не думаю: ведь для того чтобы вибрация-а протянулась досюда, нужно выполнить условие,
   которое вряд ли осуществимо. Сделать так, чтобы кто-нибудь здесь взял, да и умер. Причем не вульгарным образом, как это обычно бывает, а с соблюдением правил... таких, знаете, правил, что человечеству вполне были известны, но теперь - следуют им нечасто. Разрушение традиционного образа жизни изменило все...
  
   - Их кто-то установил? Эти правила? - Султанов зевнул.
  
   Консультант развел руками.
  
   - . Природа. Мы исследуем ее, и уже продвинулись в нашем познании довольно далеко.
  
   - Итак, перехожу к самому главному, - взбодрился он, - применение датчиков Токинза позволило обнаружить загадочную вибрацию альфа, хотя, разумеется, нашли ее не всюду. Зато есть одно твердое совпадение: отдельные места, имеющие солидную историю,
   обычно содержат в себе еще и душу. Долго не могли понять, откуда она берется, пока не ударили себя по лбу. Она понаоставалась. Многие века тень барона живет в стенах его замка, пугая воров, приглядывая за потомками, пока ее мечтают хоть краем глаза увидеть поэты. Жуковский писал о привидениях,которых встретил в Баден-Бадене где-то в закутке хозяйского замка... в темном месте, куда и забираться не стоило, а он... тыркнулся в дальний угол, и вот там...
  
   Султанов сморщил губы.
  
   - Скучная жизнь у твоих привидений. Еще и проводить ее приходится в каком-нибудь углу.
  
  
   - Вопрос вкуса, - развел руками консультант, - конечно, вопрос вкуса.
  
   И в чем-то понимаю ваши сомнения. Но - к сожалению - особенного выбора
   у нас не остается. Ведь хоть Токинз и заблуждался в своем главном выводе,
   большинство его посылов подтвердились. Ни ада, ни рая не существует. А большинству душ после смерти просто некуда податься - они гибнут. Остаться на земле, зацепиться за соломинку, продлить существование своего эго - и есть последний человеческий шанс, наша экзистенциальная вершина. Другими словами, ровно то, чего Вы достойны.
  
   Разумеется, остаются мировые религии, - скорбная нотка в голосе консультанта в этот
   момент показалась натуральной, - вы можете обратиться к ним, и вам расскажут что-нибудь другое.
   .
   Роберт Ахмедович Султанов неприязненно пожал плечами. Исходя из происхождения ему полагался ислам, но уже много десятилетий он не имел с ним никакого дела. Зато государственная РПЦ на его путях попадалась. Воспоминания были не из самых приятных. В этом пункте хотелось зажмурить глаза и довериться консультанту, не задавая лишних вопросов.
  
   - Наше предложение, как вы теперь полностью понимаете, касается посмертия, - зачастил консультант, - и строится целиком на последних достижениях науки. Оно таково: обрести долгую, а может, и почти вечную жизнь на земле возможно. Конечно, потребуются усилия. Но что они для человека, который и в земной жизни уже приложил их немало и добился успеха? Ведь вы являетесь заместителем председателя комитета по пенсионным расходам, не так ли?
  
   Султанов кивнул. Профессиональная мысль о расходах не покидала его ни на минуту и
   машинально переносилась на услуги консультанта.
  
   - Только не стоит думать, будто речь у меня идет о деньгах! - отодвинулся тот. -если бы я подходил к вопросу меркантильно, то грош мне была бы цена как специалисту. От меня отвернулись бы покупатели. Мне нужен результат, поэтому важно ваше старание. Но, разумеется, клиенты различаются между собой: человек, поднявшийся по социальной лестнице, подает особые надежды. Именно от такого естественно ждать, что он сможет подняться над самим собой еще раз.
  
   Султанову необходимость какого-то левого напряга не понравилась, что консультант сразу отследил по движению век.
  
   - Усилие необходимо, - уголки губ консультанта невесело опустились, - без него никакой возможности зацепиться за эту жизнь не существует. Говоря грубо, нужен повод, причем весомый. Причина, почему вы должны остаться на этом свете еще на несколько эпох.
  
   - Мне помирать рано, - без удовольствия заметил Султанов.- Деловые партнеры с
   того света достанут. Как говорят в Италии - семья...
  
   - Нет, нет, к сожалению, нет, - замотал головой консультант, - Семья не подходит.
   Иначе бы тут все понаоставались. Повод должен быть иным - идущим изнутри,
   неотразимым и ясным. Нельзя полагаться на других. Никакого аутсорса. Никакой поповщины. Это только кажется, что вы нужны окружающим, а на самом деле втайне они...
  
   Султанов попробовал сделать над собой усилие, но опустил руки. Внутренний голос говорил: какой еще повод. Ни один аргумент и дальше продолжать работать в пенсионном комитете на деле не приходил в голову.
  
   - Все же разбередите свое воображение, попробуйте. Иногда говорят о чувствах как о силе, способной бросить вызов самой смерти. Имеют в виду яркие эмоции: страсть, ужас, гнев, безответную любовь, доходящую до порыва самопожертвования. Что-то резко выводящее человека за рамки. Вдруг с Вами это когда-то случалось, у вас была своя Джульетта... или Ромео... тогда, может быть, мы зайдем с этой стороны...
  
   Султанов нахмурился.
  
   - Совершенно вас не осуждаю, - резонировал с ним консультант, - И это даже к лучшему. Эмоции, которые в ходу в наши дни, никуда не годятся: все больше зависть, трусость или
   политическая злость. Какие-то они гадкие и липкие. Никому не желаю. Хорошо, что есть еще вторая - верная - дорога. Она прозаичнее и надежнее, потому что связана с бизнесом. Нужна вещь. Инвестпортфель, но такой, желательно из кожи. Предмет, достойный восхищения. Большинство призраков своенравны потому, что на деле они охраняют что-то - такие же вещи. Если бы подобная нашлась и у вас, мы бы сделали половину дела. До бессмертия оставалось бы рукой подать...
  
   - Таких нет, - сухо заметил Султанов.- я же по пенсиям, а что на них купишь.
   А не по этой твоей контрабанде, которая запрещена.
  
   Консультант сделал обиженное лицо, как будто в низкие доходы пенсионного фонда не поверил.
  
   Бьюсь об заклад, вы от меня что-то скрываете. Наверняка думаете: что это за тип такой
   суетится? Снует тут и там и пытается выведать, что я припрятал? Может быть, еще донесет в полицию? Так вот - нет. Нисколько. Что может вызывать у вас сильные эмоции, меня не интересует. Даже гадать не стану. Главное чтобы такая вещь имелась.
   Без нее - не взыщите, посмертие просто не состоится. А если такую вещь найдете, то обещаю полную конфиденциальность. Мне самому она будет необходима как исполнителю. Вдруг что-то пойдет не так из-за Вашего личного восприятия? Из-за того что вам все опротивело? ничего не ценно? Все стало пофигу? Суд мне не нужен. Так что заранее ответственность в этой части договора я с себя снимаю - она останется целиком на вашей стороне.
  
   - Ладно уж, - нахмурился Султанов, -давай сюда этот договор. Я подписываю. Сумма с моей стороны терпимая. Откровенно сказать, мне ничего не стоит. Что же касается того, что я сейчас говорил, - забудь об этом. Не твое дело. Было у меня чего ценного или
   не было - неважно. Одно обещаю: к следующим нашим встречам вещь, достойная уважения, как ты сказал, будет
   у меня под рукой.
  
  
   *
  
   Штатный психолог Султанова всегда был на связи - оказалось, что он успел познакомиться с консультантом и найти с ним общий язык. Это облегчало задачу. Самому пересказывать долгую вводную не придется. Мелькнула надежда, что психолог еще добавит каких-нибудь подробностей от себя.
  
   - Идущая из глубин подсознания эмоция действительно способна на многое, - доктор был
   чем-то похож на актера и любил широкие жесты руками, - подобно тому, как в древнем мифе о Пигмалионе и Галатее страсть художника оживила созданную им скульптуру. Предложение,
   с которым нас ознакомили, парадоксально. Оно предполагает обратное: сильная эмоция должна заставить психику человека переместиться в дорогой для него предмет или хотя бы
   основательно сжиться с ним.
  
   - И это научно? - знакомство Султанова с достижениями нейронауки так и не начиналось.
  
   - Раньше бы, пожалуй, посмеялись, - доктор поскреб бородку, - но сегодня вибрацию альфа охотно ищут где-угодно. Некоторые открытия потрясают. Ценными для людей прошлого оказывались заграничная грампластинка, упаковка джинсов, даже пустая бутылка из-под колы, куар-код...
  
   - Куар-то почему? - пожал плечами Султанов. - их же вокруг как говна.
  
   - Не скажите. Когда-то эти товары были всеобщим дефицитом, а значит, ассоциировались со свободой, благополучием, счастьем. Только понимали его в разные эпохи
   по-разному. Это напрямую подводит к теме нашего разговора. Значение имеет
   не рыночная стоимость предмета. Важно то, с какой отдачей человек вкладывает в него
   свои чувства. Можно сказать, что в этом вопросе все определяет сознание, а бытие ничего.
  
   Султанов придерживался ровно противоположных принципов по жизни, но теперь уже не спорил, а запросто кивал головой.
  
   - Но лично вам я не рекомендовал бы ничего, что продается по бросовым ценам, - сделал уступку доктор, - это было бы, - он щелкнул пальцами, - не сообразно с установками вашей личности, и потому не сработало бы. На протяжении 25 лет я работаю в нише психологического консультирования для самых богатых. И краем глаза доводилось наблюдать ценные в вашем кругу вещи. Обычно их коммерческую привлекательность
   оспорить невозможно. Но важно все равно не это, а то... каким способом они были приобретены.
  
   Доктор сделал защитный жест руками.
  
   - Разумеется, в частные дела я вмешиваться не собираюсь. И в то же время некоторые соображения сразу приходят на ум. Бросалось в глаза, что за каждой из этих вещей кроется
   тайна. Пусть даже она слегка одноообразна. А именно, как крупная музейная коллекция почему-то лишилась Ренуара, Матисса или статуи Геркулеса Непобедимого, надолго одолжив его частному лицу, зато вхожему в администрацию президента.
  
   - 90-е, - вполголоса заметил Султанов, - бизнес- молодость. Но откровенно говоря, сегодня такое коллекционирование...
  
   - Небезопасно! - с радостью подхватил психолог, словно почувствовавший , что его поняли. - целиком согласен! Но именно на этом и зиждется жгучее притяжение вещи. Будем на чистоту: капитаны российского бизнеса потратили свою молодость не на получение образования. Поэтому убедить их в ценности картины, скульптуры или инсталляции искусствоведческими доводами невозможно. Совсем другое - уголовный кодекс. Радость обладания дорогостоящей вещью подкрепляется осознанием риска, которым за нее уплачено - тонким балансированием над бездной, где под ногами ужасные глуби уранового рудника в системе Гулага, куда можно свалиться, уравновешенные - скрытым от глаз владением предметом вожделения тысяч анонимных коллекционеров. Неважно уж в чем именно его прелесть. .На таком ярком психологическом фоне даже писсуар Дюшена покажется исполненным света и вдохновения. Надеюсь, моя мысль понятна.
  
   Султанову слышать про ГУЛАГ для богатых было неприятно. Мелькнула мысль, не отправить ли разговорчивого психолога самого на холодную мерзлую русскую улицу. Тот от ледяного взгляда аж поежился.
  
   - Ни в коем случае не хочу задеть Ваши чувства имущего человека. Речь совершенно
   не о классовой розни. Я лишь хотел проиллюстрировать для вас смысл, который наука
   вкладывает в понятие вибрации-а. Как обнаружилось, та может иметь прямое и властное отношение к материальному миру. Но эта связь, если хотите - зависимость - предполагает игру не воображения, а воли. Натяжение нервов как каната. Без этого усилия ничего не получится. Вещь, которая может помочь вам задержаться после смерти, действительно должна кое-что для вас стоить. И это значит, что вы должны тем или иным образом потратить себя на нее.
  
   - Если вам нужны наводящие на размышления примеры, - доктор потер лоб, - то за этим дело не встанет. Нам предлагают экскурсию. По ее ходу нечто важное продемонстрируют на деле.
  
   *
  
   Усадьба камергера XIX века Храповицкого в 20 километрах от Владимира напоминала замок Пугачевой и Галкина, и Султанов нахмурился от мысли, что снова должен ехать к ним в гости. К счастью, при приближении неприятные воспоминания развеялись сами собой. Поп-звезда ни за что не оставила бы свое жилище в плачевном состоянии, обратившись при необходимости к прямой или косвенной помощи бюджета. Здесь же кое-где над перекрытиями не хватало кирпичей, а в расщелине под крышей вполне могли бы гнездиться летучие мыши. Зато в этом месте жили привидения, в один голос уверяли консультант и психолог. Вернее всего одно из них,то самое, знакомство с которым раскрывало тайны ведшие в загробный мир.
  
   Подробности были у археолога, ведавшего постройкой. По просьбе психолога и консультанта он не стал отвлекать Султанова лишними отступлениями про историю замка, хотя его возведение посреди владимирских лесов могло бы всколыхнуть любопытство. Султанову достаточно было знать, что Храповицкий в свои годы не уступал в богатстве предприимчивым людям, занятым пенсионными расходами. Подобно им, он был горячим патриотом, что парадоксальным образом включало стремление иногда отдохнуть от родины. Возможно, именно поэтому замок был построен во французском стиле. Под мощными стенами, напоминавшими донжон, таилась закрытая от посторонних жизнь подземелья. Туда без промедления и повели Султанова: изогнутой винтовой лестницей в кромешную тьму.
  
   - Это было мое творческое решение, - объяснял археолог,- спонтанное, но неостановимое. Включить датчик Токинза там, где с ним совершенно не на что было рассчитывать. В этом подвале.
  
   - Ну, там же, наверное, похоронен этот ваш... Храповицкий? - поморщился Султанов. - вот у вас заработало, вот и фонит.
  
   - Ни в коем случае. Его могила в Висбадене, земля Гессен. А здесь... как вы можете заметить, кроме паутины и мышиных костей, ничего нет.
  
   - Он недосказывает , - встрял консультант, которого ни о чем не спрашивали. - кокетничает, преуменьшает. И совершенно зря: Боюсь, что сейчас вы подумаете будто мы привели вас не по адресу и уйдете. Ничего подобного.
  
   Привидение здесь поблизости. Существует веская причина, почему оно здесь.
  
   Хорошо ладившие археолог и консультант ловко извлекли датчик Токинза из гигантской коробки, напоминавшей подарочную для туфлей и с ходу удивили Султанова.
   Сам прибор был хорошо узнаваем: похож на большие напольные весы старой модели,
   которые иногда срабатывают даже без груза: его стрелка сразу же взвилась до высокого деления, измерив нечто невидимое. Хозяева выдохнули и опустили "весы" на пол.
  
   - Он спит, - цокнул языком археолог, - такая жалкая активность, что стыдно показывать гостям.
  
   - Зато окрестных жителей не пугает. А то, знаете, случалось с ним и такое, да.
  
   - Пользовался советскими атеистическими порядками, пользовался, - охотно признал археолог, - злоупотреблял даже, я бы сказал... и никакой управы на него не было. Тогда ведь при советах о привидениях говорить было нельзя. И пожаловаться некому.
  
   - Темные времена, - вздохнул консультант. - зато теперь все по-другому.
   психонавтика и пневмология наверняка войдут в программу средних школ.
  
   - И заменят физику, - пошутил консультант.
  
   - Я лично никого вообще не вижу, - сообщил серьезный Султанов, - Но учтите, пистолет заряженный у меня с собой есть.
  
   - Для Вашей безопасности очень удачное решение, - консультант притерся поближе,
   - о ней стоит беспокоиться всегда, включая те случаи, когда ей ничего не угрожает.
   Да и сам вас понимаю. Знаете ли, тревожно. Когда имеешь дело с загробным, что-то
   такое на кончиках пальцев... срабатывает - сам диву даешься: ни с того, ни с сего начинает дрожать...
  
   - Но опасаться нечего, - сказал археолог, - привидению большинство людей неинтересно. Встречу ним надо еще заслужить - разными путями, например, задеть дорогую для него вещь.
  
   - Именно о таких вещах у нас с самого начала и был разговор, - напомнил консультант.
  
   Султанов кивнул.
  
   - Такая особо ценная вещь - это всегда загадка. Мы вместе с коллегами долго гадали, что могло бы послужить ею для здешнего хозяина - изучали его биографию, читали письма, смотрели архивы. Военные трофеи, семейные драгоценности, изыски Фаберже - ничего не подходило.
  
   Перчатка любимой дамы, письмо императора? Все оказалось иначе. Этого Храповицкого по жизни интересовали совсем другие вещи.
  
   - Он был геем, что ли? - Султанов сморщил лоб.
  
   - Пойдемте, - предложил консультант, - это проще, чем кажется.
  
   Увлекаемый компаньонами Султанов шагнул в темноту и оказался у ниши, покрытой чем-то
   на ощупь напоминавшим обрез ткани. Закреплен он был неровно, так что позволял
   подсматривать скрывавшееся позади. Но терпеть эту двусмысленность никто не собирался.
   Консультант грубо сорвал завесу. За ней обнаружился сосуд изящной работы, наполовину вмурованный в стену.
  
   - И это все? выдохнул Султанов, - Эка невидаль, чтобы за такую помирать, кувшин. То есть
   вообще-то ровно наоборот, чтобы для него жить, кувшина, - поправил себя он.
  
   Археолог сконфузился и отвернулся, а консультант укоризненно повел пальцем перед лицом.
  
   - Обратите внимание на отделку. Такую редко встретишь. Эта направленность экстерьера, она... Не буду расходовать ваше время на догадки. Сосуд целиком и полностью из янтаря, как подобает вещи из той самой загадочной царской янтарной комнаты, откуда он и взят.
  
   - Разграбленной фашистами, - заметил археолог - но видите ли...
  
   - Да, видите ли, люди нелюбопытны. О ранней пропаже, 1907 года, сегодня не вспоминают. Какая разница, что из комнаты и раньше крали? Снявши голову по волосам не плачут.
   И тем не менее - отнятая вещь, вот она. Хозяин каким-то образом умыкнул ее и переправил сюда...
  
   - Думаю, это доставило ему хлопот, да и само по себе вылилось в приключение. Еще загадочнее мотивы. Возможно, им двигала месть или обида. Или память о былой страсти... пережитой в стенах царского дворца... но вышло так, что обладание этой вещью затмило для него все остальное. Поэтому когда пришли большевики, старика было уже не переделать. Храповицкий, хоть и ненавидел их всею душой и отправился в изгнание, но мысли его были все равно здесь, в этом подвале, а не в какой-нибудь пыточной, наспех устроенной ЧК, даже если он через нее прошел.
   Ну, а если не верите, то убедитесь сами.
  
   Археолог сделал осторожный шаг к нише и подобрал брошенную на пол
   лопатку, которую вонзил в стену с явным намерением выковырять из нее несколько кирпичей. Это получилось без труда: янтарная ваза, вдавленная в стену на несколько сантиметров, выступила чуть вперед. Стена мешала работе: сыпала штукатуркой,
   трескалась, а потом перешла в наступление и дернулась - Султанов готов был поклясться - - как будто живая.
  
   Ладно выстроенный , но заброшенный замок был на вид не так далек от обрушения, и теперь Султанов понял, сколько за этим таилось смысла. Стены были как будто сделаны, чтобы корчиться, угрожая расплатой незваным гостям. Возникала опасность, от которой если и спасаться, то уж только бегством.
  
   - Видите, пистолет не поможет, - мрачно заметил консультант.
  
   Султанов бросил взгляд назад, где оставалась винтовая лестница. Консультант время от времени тоже посматривал туда же.
  
   - Не бойтесь, сильно озорничать он не станет. Если уж очень выковыривать не будем.
   Хотя... вы ведь заплатили за нашу экскурсию деньги... и не обязаны подвергать себя даже
   некрупному риску. Возможно, вы робкого десятка. Тогда просто посмотрите на все издалека. Если хотите - мы действительно пойдем...
  
   - Идите, - бросил через плечо археолог, - так будет лучше. Тогда я запущу этот датчик Токинза на полную. Выну кирпичи там, где раньше не собирался. Интересно, что выйдет. Этот призрачный сейчас действительно подумает, что вещь у него собираются забрать.
  
   Султанова уже волокли за плечо наверх, как в подвале разразилась песчаная буря: все заполонило пылью, а стена несколько раз изогнулась и один - дернулась, но зато
   так сильно, что заместитель главного по пенсиям подумал, может не увидеть пенсии, как и большинство россиян.
  
   Выбравшись, он отогнал эту мысль как нелепую, поскольку в пенсии как таковой не нуждался. Зато годы жизни посмертной, интересовали его гораздо сильнее, и отпускать эту мечту он не собирался.
  
   - Этот тип там внизу... он доволен, ну, тем что с ним произошло? - поинтересовался Султанов.
  
   - Вы об археологе? Он выберется, не беспокойтесь. В конце концов,
   это его профессия.
  
   - Нет, тип, которого не видно. Привидение. Ему хорошо? Может быть, он страдает там в темноте? И, может, лучше сразу помереть в темноту, небытие, чем в темноте жить? Как ни крути, а этот призрачный, живет во тьме?
  
   Консультант развел руками.
  
   - Вы думаете, ему наедине с собой темно? Допустимая версия, но научного ответа на такой вопрос не существует. Мы не знаем, как он переносит свое положение. Возможно, как непрекращающуюся вспышку света. Есть лишь один косвенный способ выведать что-то на этот счет.
   .
   Внизу вдоль винтовой лестницы не только накренились стены. Что-то вышло из-под контроля в том месте, где археолог держал оборону: пронесся свирепый рык, в котором Султанов легко различил и пронзительные нотки: не только ярость и злобу, но и досаду и
   непонимание своей вины. От вложенной в эти звуки внутренней правды Султанов даже поежился, как от холода.
  
   .
   - Cчастье никогда невозможно измерить, но можно кое-как оценить утрату. После долгих наблюдений мы выяснили, что с этой вещью ему еще неплохо. Зато...
  
   Рык пронесся еще раз. Свирепый и даже более обездоленный, чем прежде.
  
   - ... он становится несчастен всякий раз, когда ее у него пытаются отобрать. Потому что он живет ею.
  
  
  
   *
  
   Следующие дни Султанов провел наедине с самим собой. Выбор вещи занимал его мысли. Спартанский быт - трехкомнатная квартира на Кутузовском, в одном доме с главой пенсионного фонда и малометражная рублевская дача, но тоже поблизости к нему - не оставлял места для антиквариата. При этом Султанов шестым чувством ухватил, что вещь, которая продолжит дорогу в бессмертие, должна быть драгоценной. Речь ни за что не могла идти о поделке. О чем-то таком, в чем он сам, Султанов, мог бы заподозрить второй сорт.
  
   Объяснялось это просто - устройством человеческой души. Ведь, в сущности,
   происхождение вещи не было так уж важно. Не имело особенного значения, кем, когда и
   при каких обстоятельствах она была изготовлена и сколько за нее запросили. Только сам ее обладатель и придавал ей ценность. И неважно, каким душевным мускулом он это делал - глубоким экспертным знанием искусства или полным невежеством в формах и красках, наивностью или коммерческим расчетом. Все равно в пространстве его ума и только в нем она обретала свой смысл.
  
   К сожалению, это тотчас ставило почти неразрешимую проблему. Так был устроен
   сам Султанов, что ни за что на свете не мог бы излить свои лучшие чувства на какой-нибудь порожняк.
  
   О том, где в нашей стране хранятся подлинные шедевры, Султанов осведомлен был не хуже прочих, а в 90-е годы даже успел познакомиться с этой темой довольно коротко. В те времена он заведовал финансированием науки в Петербурге, что впоследствии проложило прямой путь в мир пенсионных выплат. В приемной чиновника толпились музейные работники,
   всегда готовые урвать копейку. Многие из них силились доказать, что их реставрационные работы проходят по ведомству не только культуры, но и научных изысканий, на что всякий раз получали решительный административный отпор.
  
   Иначе дело обстояло пусть и с музейным, то есть не особенно весомым,
   но все-таки начальством. В этом случае речь о пустых тратах не заходила, поскольку всегда можно было рассчитывать на взаимность. Жадностью или какой-то особенной
   нечестностью Султанов не отличался, так что никого ни разу не кинул а значит,
   врагов себе не нажил.
  
   Поэтому когда - подобно многим петербуржцам - волна судьбы подхватила его и понесла,
   направив в столицу, оставшиеся в родном городе непутевые коллеги только смотрели в спину искренне сожалея о прекращении прежних бизнес-схем. Так что когда снова обозначилась перспектива сотрудничества, на малой родине были только рады. В руководстве Эрмитажа с ходу отыскалось несколько старых контактов, завязанных еще в 90-е.
  
   Просьба, с которой к ним обратился Султанов, не показалась в главном музее страны
   необычной. В старые времена еще хозяин города Романов устраивал в Зимнем дворце свадьбы. А в 2000-е олигархи арендовали целые анфилады, где из обнаженных Венер Прохоров-Куршевельский как-то раз собрал тематическую коллекцию.
   На этом фоне намерение специалиста по пенсиям было гораздо более пристойным и даже
   скромным: всего лишь прогуляться под сенью муз в греческом зале. С понятным условием
   всякого обеспеченного человека - чтобы кроме него в это время в стенах музея никого не находилось. В руководстве с радостью пошли навстречу. Незаметно Султанов зачастил в Питер - всякий раз оказываясь в музее, но на словах объясняя возвращение в родной город ностальгией.
  
   Беглого знакомства с античной коллекцией, возможно, не хватило, чтобы пробудить в Султанове чувство прекрасного, но оказалось достаточно, чтобы протянуть нить до его
   профессиональной деятельности. Бесчисленные Паны, Афродиты и Гермесы еще как-то привлекали внимание. Но сосуды, чаши и мелкие фигурки пестрели перед глазами совершенно зря. Без любой из них музей превосходно можно было представить. В глубине души Султанов вообще сомневался, что такую пропажу, если она когда-нибудь случится, кто-нибудь засечет.
  
   Именно это предположение наводило на естественные мысли, а с другой стороны, тут же гасило уже оформившиеся планы. Важная - и особенно - драгоценная вещь не имела права быть незаметной, самому Султанову неинтересной. Бессмертие нельзя было купить за чечевичную похлебку. Исчезновение же внушительной скульптуры грозило прямым столкновением с федеральным законодательством. Размышляя над этим, Султанов воображал себе возможное наказание для человека его положения и административного веса - и увлекся. Гигантская коллекция обросла для него незримыми ценниками, подчеркивавшими, насколько произведения искусства, сходные внешне, метафизически были различны, представляя случайно собранные вместе полярные срезы бытия.
  
   К примеру, скандал с исчезновением эрмитажного "Эрота на дельфине" вполне можно было бы замять, а если бы Султанова уличили в похищении мелкой пластики,
   то и говорить было бы не о чем. Бессрочная аренда "Спящей Ариадны" Трискорни выглядела сомнительным предприятием, но все же Султанов мог положиться на связи среди старых знакомых в городе. Трудно было что-то сказать про Геркулеса Фарнезского и Венеру Таврическую, особенно из-за темы Крыма. Но вот оставались скульптуры первого ряда. Прохаживаясь мимо них, второй по пенсиям невольно цокал языком, огорошенный роскошью. При всем напряжении душевных,
   финансовых и административных сил отбиться после покушения на них было бы практически невозможно.
  
   Эта ясная мысль, однако, не отзывалась в голове Султанова мрачными переживаниями, как можно себе было представить. Скорее, Султанов воспринимал ее как вызов, манивший смутной перспективой. Дорогие, но доступные вещи - как такие же женщины - целиком относились к суетному миру. Они не обещали бессмертия, и их нельзя было забрать в вечное существование. Совсем другое - недостижимые величины, произведения экзистенциального искусства жизни, уникальные экспонаты, измеряемые не только в категориях искусства , но и самой системы понятий - и высоко ценимые по обеим. С одним из подобных шедевров, федеральных шедевров, Султанову вполне мог бы открыться путь к бессмертию.
  
   Однажды он остановился у позолоченной статуи богини Победы - Виктории Кальватоне и сразу обмер.
  
   С первого взгляда он не сомневался - "эта должна быть моя".
  
   *
   Оставшееся было делом специфического организаторского мастерства, которым Султанов, как все люди,
   поднявшиеся в 90-е, владел в совершенстве. Нужно было начать с изобретения схемы.
   Пришедшая в голову Султанову включала госзакупки и предполагала частичную реновацию музея, на что в бюджете давно выделялись средства. Их следовало всего лишь грамотно перенаправить с учетом интересов лоббиста, что даже не считалось зазорным. Разумеется вульгарно вынести статую под покровом ночи было бы чистым пижонством. Но второй человек по пенсиям вовсе не собирался опускаться до такой безвкусицы.
  
   Отработанный до деталей план строился на обмане музейщиков - людей всю жизнь посвятивших искусству но не поднявшихся до понимания его истинного смысла.
  
   Они не сознавали, что все статуи были в сущности равны между собой а значение имело лишь то чувство с которым взирал на них посетитель. Не будучи ханжой, тот
   вовсе не терял от того что вместо подлинной Виктории Кальватоне ему представят убедительную копию, о чем ради сохранения антуража, к тому же, не поставят в известность. А чтобы замена не привлекла к себе внимания, Султанов придумал поместить все статуи греческого зала в пуленепробиваемый стекольные пакеты, затрудняющие доступ даже специалистам. В этом и состояла реновация, финансирование которой вполне можно было бы возложить на министерство культуры. Султанов лишь подавал идеи, ни на чем не настаивая, как известный в высоких кабинетах радетель заблагополучие города. Всякий раз получалось так, что к его советам прислушивались.
  
   Разумеется, - и московский чиновник вполне отдавал себе отчет в этом - любая схема имеет
   свои пределы. Музеи предпочитают обмениваться своими экспонатами и при таком случае
   стеклянные рамы могут быть сняты. Возможно, ничем не спровоцированное
   внедрение новых научных методов, неуместное любопытство антиковедов или даже наступление сроков реставрации - ведь и поддельная статуя может пойти трещинами.
  
   Одним путем или другим искусствоведы могли обнаружить подделку. По всем прикидкам это должно было отнять у них время. А если даже несчастье и произойдет быстро... что ж, затеянная Султановым игра в бессмертие была неотделима от риска. На нем она и строилась, ведь для того, чтобы не отправиться из бренного мира в пустоту небытия, требовалась пристежка, надежное сильное чувство, держащее человека метафизическим крюком и не дающее ему ухнуть в темноту. Страх разоблачения, был таким чувством. Султанов уяснил это сразу. И теперь, когда он был в шаге от того чтобы обнять Викторию Кальватоне за плечи, мысль об отступлении даже не приходила ему в голову.
  
   *
  
   Похищение скульптуры из лучшего музея России, не могло иметь ничего общего с
   дилетантизмом, а вылилось в классическое просчитанное преступление. Старожил бюджетных комиссий, Султанов имел представление о том,
   как похищают средства на самом верху и многому научился. Мало того, что это случается незаметно. Постороннему человеку может показаться, что вовсе ничего не происходит. Случайно присутствующий при священнодействии профан видит лишь дымовую завесу, мираж, майю, принявшую форму чего-то на первый взгляд постижимого: например утверждения бюджета. Истинная суть того, что это включает, остается ему недоступна.
  
   Бессрочное изъятие шедевра Султанов запланировал на рабочий полдень, опираясь на многолетний рабочий опыт. От этого отрезка времени редко ждут чего-то
   хорошего, и не без оснований. И правда, толпа уже сама собой успела образоваться у билетных касс Эрмитажа. А из-за масочного режима, введенного вновь, часть посетителей не пускали на вход. Двери же одного из турникетов, ремонтировавшиеся на неделе, почему-то не срабатывали. От известия об этом Султанов окреп духом. Налицо был знак свыше,
   свидетельствовавший о хищении средств, произошедшем в музее совсем недавно а значит намекавшем на повторение. Закрытие греческого зала, конечно, заметили. Но все равно на фоне сутолоки внимание не задерживалось на нем.
  
   Оставалось решить, доверить ли сообщникам сокровище - Викторию Кальватоне или же отнести ее собственными руками. Казалось, что это невозможно из-за веса, но в последний момент Султанов отыскал японского робота-грузчика, запрограммированного
   подчиняться человеку-поводырю, и понял, что сможет обойтись услугами
   машины. Жаркое чувство сразу же разгорелось в душе второго по пенсиям как в 90е годы.
   Так же как тогда, так и сегодня сообщники, да и вообще любые свидетели были ему совершенно не нужны.
  
   Остаток дня Султанов провел за транспортировкой скульптуры до дома. Там ее и предстояло оставить, по крайней мере, на время. Уже притормозив на Кутузовском, Султанов задумался о самом главном: что собственно считать своим домом. Квартира, где его ожидала жена,
   целям отвечала лишь условно: ставить женщину в курс своих планов (да и вообще забирать c cобой в посмертие) чиновник не собирался. Лучше подходила загородная дача, но та была слишком бойким местом. Ведь был еще и первый по пенсиям, поселившийся поблизости и любивший захаживать в гости. Нет, держать богиню под глазом начальства Султанов не собирался.
  
   Оставалась недвижимость, ускользавшая от внимания не только налоговиков, но и осведомленных домочадцев. У Султанова такая имелась - заведенная для встреч с прекрасным полом. Но теперь - все должно было стать по-другому. Султанов решительно развернул машину и отправился - на южную окраину, где она находилась. Тайное пристанище для тайного сокровища: такое даже звучало ободряюще. Спешить не стоило, тем более, что дорога к запасному аэродрому пролегала через запруженный машинами центр.
  
   *
   Мысль, что за ним вполне могут следить, показалась Султанову азартной, тем более что исключать чего-то подобного было невозможно. Кое-что с самого начала указывало на погоню. Автомобилей позади мелькало много, но некоторые - потрепанных моделей - отчего-то не сходили с трассы. Разум подсказывал, что это засилье объяснялось статистическими причинами: невысоким благосостоянием сограждан, не исключая и тех, что
   всерьез рассчитывал на пенсии. Но чувства шептали другое: готовность к риску, страх, твердое знание, что связь с главной вещью неразрывна превосходят по значению все остальное и попросту - бесценны.. Именно эти эмоции самим своим существованием надежно защищают от смерти. Прогонять их было бы просто несправедливо.
  
   Султанов лелеял эти мысли, лишь иногда приглядывая за "хвостом", пока не решил свернуть на узкую дорогу - чтобы миновать пробку на Варшавское шоссе, неумолимо сгустившуюся к вечеру.
  
   Стоило удалиться от автотрассы, как инстинкт самосохранения начал брать свое.
   Автомобили отстали, кроме одного, который повел себя странно. Тоже свернул на
   обходную дорогу, включил скорость, объехал зеленые насаждения и выкатился наперерез.
  
   От такого лихого маневра в глазах потемнело, и нахлынули воспоминания о 90-х. Султанов открыл дверцу машины - отступать все равно было некуда.
  
   *
  
   Дверь же машины, отрезавшей Султанову путь к отступлению, наоборот, не открывалась. За ней продолжался разговор, до которого высокопоставленный чиновник допущен не был - и это при том, что его судьба решалась в эти самые мгновения.
  
   - Ваша информация была бесценна, - сообщил низкий голос, - так что, блядь, мы можем укокошить его прямо сразу. Никто слова нам не скажет.
  
   - Задерживать не в наших интересах, - подтвердил другой, - пусть даже мы и федеральная служба безопасности.
  
   - Да, дело на свет вытаскивать не стоит. Воровал бы себе, сука, как нормальные люди, может, и сел бы в тюрьму как нормальный человек. Так нет же нарвался.
   - Лучший российский музей ограблен. Посреди бела дня.
  
   - Посреди войны с Америкой, - угрюмо подтвердил второй собеседник, - притом
   не хохлами, а своими, своими же, блядь!
  
   - Сейчас это нам точно не нужно. Мешок на голову, тряпку в рот, и в расход. Пенсии оптимизируют без него. Приступаем, Александр Викентьевич?
  
   Консультант (это был он, только больше не жался в угол как бедный родственник,
   а занимал собой два задних сиденья автомобиля) неопределенно кивнул головой.
  
   - Детали ликвидации - моя ответственность. Не торопитесь. Прежде всего, нужно, чтобы мы пообщались, а перед этим - чтобы он увидел меня.
  
   - Обещания перед вами мы сдержим. Что-то личное к нему? - поинтересовался офицер.
  
  
  
   - Постороннему трудно принять на веру, но я ему должен. А обещания, которые когда-то
   давал, должны быть исполнены, поскольку сделаны были серьезно. Я обещал причислить его к миру привидений. Тяжелая работа. И вот сейчас, такая возможность мне предоставляется.
  
   Консультант выдохнул.
  
   - Должен признаться, что это очень волнительный момент.
  
   На то, чтобы собраться с силами, у консультанта ушло несколько минут. После этого
   он все-таки вывалился из машины.
  
   Султанов, успевший вспомнить все стрелки 90-х, был во всеоружии, которого не показывал, но всегда держал при себе. На вид он всего лишь дожидался, разминая руки на холоде.
  
   - Ты? - прорычал он, увидев знакомую фигуру - тебе что от меня нужно? Сейчас очень неподходящий момент чтобы так - Султанов криво усмехнулся - по пацански на меня наехать.
  
  
   - Другого не представится, - не стал ничего скрывать консультант, - . Это ловушка, и я задумал ее для вас с самого начала. Нанял историка и психолога, думая что они сгодятся для своей роли. Неплохо вышло, а еще они подсказали мне, как лучше заманить вас в западню...
  
   - Западня?Ты к херам свихнулся? Я бля уеду отсюда, а тебя задавлю.
  
  
   - Мы хотели бы привлечь вас к ответственности, - ничего не замечая отвечал консультант, -
   Но это требовало усилий. А теперь достаточно обыскать ваш автомобиль...
  
   Другие чувства, которые лелеял в душе Султанов, померкли и сменились вспышкой
   ненависти. Она была скорой, но еще неглубокой. Так всегда случалось с Султановым,
   когда приходилось терпеть пусть и временно от кого-то кто был слабее и явно брал
   не по чину, но все-таки представлял опасность.
  
   - Антиквариат? Он застрахован. Ты, конечно, шпионил, но тебе это не поможет. Учти, я взял его в аренду. В музее все будут на моей стороне.
  
   - Увы, - без большой охоты признал консультант, - многое действительно замыкается на меня. На то, что я знаю об этой истории. Я начал ее, вел и вот довел до этой встречи на пустыре...
  
   Султанов задержался с ответом. Нужна была еще минута, чтобы прикинуть обстановку и сделать окончательный, но правильный выбор. Может быть, действительно взять и уехать. Но сучонок... который знает слишком много... поднимет шум в сети... может
   быть, уже поднял... это точно стоило выведать прежде, чем действовать дальше.
  
   - Ты ведь, конечно, написал об этом в Интернете? - скривился Султанов, - Я могу
   развернуться поехать домой и подать в суд на тебя?
  
   - В Сети я ничего не писал. Это должно будет остаться между нами. Если, конечно, вы сейчас поедете со мной.
  
   - А может быть, это ты поедешь? Багажник - ты ведь им интересовался? Очень правильно ты делал. Я сейчас покажу тебе его изнутри...
  
   Султанов вытащил пистолет, но выстрел раздался ранее и пришелся и совсем из другого места. И не был слишком уж точным: так что раненый в плечо Султанов повалился на снег.
  
   Оперативники повалили из автомобиля и взяли сенатора в круг. Но близко к нему никто не подходил.
  
   - Я не брал денег от Пенсионного фонда. И от партии пенсионеров. От программы Московское долголетие. И от хосписа "Вера". От всех ваших конкурентов. Они ни при чем. Все, все проделал я сам, - сказал консультант.
  
   В глазах Султанова, наконец, отразилась ненависть.
  
   - Ты лжешь, - прохрипел он, - нужны мои деньги? Поздно выстрелил. Ты не получишь ничего.
  
   - В любом случае речи не может быть том чтобы их унаследовала ваша семья.
  
   - Они тебя найдут. И тогда тебе придется очень горько. Очень. Поверь мне.
  
   - Если и существуют способы, чтобы они обо мне узнали, то вы унесете их в могилу.
  
   - В могилу - Султанов собрался с силами - я заберу тебя вместе с собой.
  
   Дальнейшее заняло считанные мгновения. Султанов сосредотачивался для
   последнего броска. И проделал его превосходно, вышколенный 90-ми, но... не досчитался единого мгновения. В этот раз оперативники уже стреляли на поражение. Расстрелянный в
   упор с 4 сторон Султанов повалился на снег.
  
   *
  
   - Опасная у вас работа, - с уважением признал полковник, теперь деливший с консультантом заднее место, - рискованная, как мне представляется, на грани. Ладно, что она требует артистизма, но вы вели себя с ним, как дрессировщик с диким зверем. В любой момент
   он мог броситься на вас.
  
   - Что и произошло - заметил с первого сидения офицер - при этом целых два раза.
   Вам повезло, больше мне нечего сказать.
  
   - Другого выхода у меня не было. Иначе все сорвалось бы в самый неподходящий момент. И то, над чем я работал столько месяцев, пропало бы втуне.
  
   - Честно говоря, нам понять это сложно. Если бы не точные сведения, которые вы сообщили, и давнее сотрудничество, у нас бы даже не попробовали взять это в толк.
  
   - На деле тут ничего сложного. Просто новые возможности, открытые наукой. С тех пор как Токинз обнаружил душу, взгляды людей на потустороннюю жизнь изменились.
  
   - Я лично хожу в православную церковь, - тихо заметил полковник, - и вам советую.
  
   - А кто-то тайно посещает синагогу - брякнул другой офицер.
  
   - Насчет рая и ада и всего, что вы можете услышать в синагоге, наукой ничего
   не доказано, а вот существование души несомненно, как и то, что она может пережить
   смерть, пусть и в измененной форме. Откровенно сказать - усеченной, призрачной. Примеров можно привести довольно много. Например гении. Пушкин, так тот до сих пор
   здесь.
  
   - И Сталин, - полковник заметил со смешанным чувством.
  
   - И даже Ельцин. Это легко почувствовать. Но пробиться в гении покойнику не светило. Зато он вполне дотягивал до привидения - как впрочем и почти все мы. Войти в их число несложно. Для этого достаточно сжиться с сильной эмоцией. Придать своей жизни наполненный переживаниями смысл.
  
   - Кажется, я догадываюсь в чем дело. Эмоция - тонкая материя. Трудно запрограммировать на нее самого себя. Зато под давлением обстоятельств можно испытать почти все что угодно - от гомосексуальной ревности до катарсиса. Только это должны быть действительно серьезные обстоятельства.
  
   - Да, именно. Причем об этом черным по белому было написано в нашем с покойным контракте. О том, что к посмертию ведут эмоции, а вот их содержание вторично. Философия, скажете вы? Нет, суровая практика... К сожалению, дочитывать до конца бумаги,
   которые пописываешь давно выло из моды...
  
   - И даже не входило. В 90-е, когда он поднимался... дела решали без бумаг.
  
   - В любом случае на меня эта отговорка не распространяется. Итак, я встал перед
   необходимостью выполнения очень трудного соглашения. Условия, которые я сам
   на себя принял, были непреклонными. Под серьезные гарантии я обещал превратить Султанова после его смерти в призрака. А этого можно было добиться, только дав ему пережить эмоции чрезвычайной силы... которые он не испытывал даже когда поднимался в 90е, пока другие тонули.
  
   - Но ведь обычные переживания не подходят? Например, позитивные, наверное, ни к чему? - поинтересовался капитан.
  
   - Скорее всего. Эмоция должна намертво привязывать человека к миру. В ней ценится
   неполнота - неосуществленное желание, трагическое отсутствие необходимого. . Нечто
   такое, что покойный и хотел бы сделать но по каким-то причинам не смог.
  
   - Что-то такое ради чего стоило бы остаться?
  
   - Вы верно ухватили.
  
   - В таком случае вы серьезно рискуете, - в голосе капитана прорезалась тревога - ведь он сейчас действительно останется. Его эмоция очень насыщенная и притом понятная, прямолинейная. Это ненависть к вам. Я всерьез опасаюсь последствий. Например, того, что он станет являться вам по ночам.
  
   - Почти наверняка он попробует. Но это беспокоит меня в последнюю очередь. В моем распоряжении имеются ответные средства. Ведь призрак, как вы, может быть, догадываетесь, желает мести, жаждет ее, живет ею, но никогда не в состоянии ее осуществить... Ведь на деле он - всего лишь призрак.
  
   Конечно, возможны посторонние жертвы. От его ночных посещений не застрахованы жители здешней округи. Хотя и для них все может обернуться к лучшему. Кто знает, может, они приобретут себе местную достопримечательность. При удачном стечении обстоятельств они даже подружатся. Домашнее привидение - это не так и дурно.
  
   - И все-таки зачем вы так рисковали. Ведь он держал руку на спусковом крючке. Мы изучили его биографию. Конечно, в 2000-е Султанов пообтесался. Но до того это был самый настоящий бандит...
  
   - Другого выбора не было. Эмоция должна была быть четкой, ясной и при этом
   очень доступной, не терпящей сомнений. Нужно было исключить любую двусмысленность, ради чего допускается ввести в заблуждение, дезинформировать клиента.
   . Нужно было чтоб перед смертью он ненавидел только меня.
  
   Зато первый удавшийся клиент это только начало. Раньше мы возили сомневающихся в усадьбы а теперь все еще как упростится. Появится знакомый богатым людям
   образ. Клиентов можно будет даже поискать в близком Султанову кругу.
  
   - Потрясающе, как все сложилось. У нас же дело было проще. Арест Султанова компрометировал бы Амирова. А это заместитель министра. Так глубоко копать нам не разрешали.
  
   - Поэтому вы просто пристрелили его.
  
   - Амиров приказал. По законам гор он имеет право. Говорит, шайтан паскуда, шума поднимать не будет никто.
  
   - А вот это неверно, - консультант расплылся в улыбке, - хотя в точности еще неизвестно. Согласно писаниям инквизитора Генриха Инститориса, полтергейст способен наделать немало шума. Особенно если что-то его встревожит. Рассчитываю, что мы убедимся в этом лично. Приглашаю вас на инспекционную поездку спустя месяц. Только не берите собой машину. Это было бы слишком современно. Нам предстоит одеться сообразно обстановке и вести себя осторожно.
  
   Офицеры переглянулись. - Балахоны, капюшоны, распятия, головка чеснока или лука будут в самый раз.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"