Гарцев Михаил Исаакович :
другие произведения.
Из полузабытых тетрадей. Тетрадь Љ 1
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Комментарии: 11, последний от 31/05/2004.
© Copyright
Гарцев Михаил Исаакович
(
Mikle-555@mail.ru
)
Размещен: 26/05/2004, изменен: 17/02/2009. 9k.
Статистика.
Стихотворение
:
Поэзия
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
Аннотация:
Есть и совсем слабенькие, но они мне дороги как воспоминания о молодости
* * *
Ты подошла к окошку
с улыбкою виноватой
и протянула ладошки
к желтой косе заката.
Время сужает рамки,
я раздвигаю границы.
Долго еще подранки
будут ночами сниться.
Все - что ушло в бессмертье,
вспыхнуло и пропало
ночью, Вы мне поверьте,
светится в полнакала.
Выщерблено на камне,
где-то там затесалось,
иль протоплазмой в магме
будит слепую ярость
вновь прорываясь к жизни
каждой угасшей клеткой...
Вдруг тормозами взвизгнет
у роковой отметки.
* * *
Что жизнь в сравненьи с мирозданьем.
Мгновенный всплеск волны спешащей.
Так мимолетное свиданье
растает контуром дрожащим.
И можно в той волне укрыться;
и путь пройти добротно, верно,
и не ужом, а гордой птицей,
и на душе не будет скверно.
А мне б при вспышке ярких молний,
смятеньи волн, огня бурлеске,
найти свой миг, дыханьем полный,
и раствориться в пенном всплеске.
* * *
За жизнь в последний раз, как в первый
цеплялся он губами.
Гудели, вздрагивая нервы
стальными проводами.
Закончив много славных дел,
и завершая путь,
в последних вспышках молний-стрел
решился отдохнуть.
Но только он закрыл глаза,
замедлив жизни бег,
как набежавшая гроза
коснулась мертвых век.
Не скажешь в бешеном движеньи:
я пропущу, я пас, -
и так в цепи сняв напряженье,
мы видим - свет погас.
* * *
Я к мысли себя приучаю
о вскрике внезапном в ночи.
Друзей так уход он венчает...
Ты память их тихо почти.
И снова ведь бросишься всуе,
куда-то помчишься вперед,
а, собственно, чем ты рисуешь,
твой тоже наступит черед.
Тебя этим не
запугаешь,
хоть с жизнью расстаться и жаль.
Ты вскрика друзей ожидаешь
и душу сжимает печаль.
* * *
Наступит, обожжет прозренье!
Остановись ты, человек,
в своем неистовом стремленьи
строптивый оседлать успех.
Ты можешь все.
Твое оружье
пронзает тьму и тьму веков.
И у тебя на верной службе
мильярды яростных миров.
В своем стремительном разбеге
ты затмеваешь всех богов,
усопших тихо в сладкой неге,
не сняв божественных оков.
Но с возрастом набравши силу,
оружье взяв наперевес,
во имя солнца, света, мира
ты оглянись на свод небес.
Прочти в их голубой лазури
то, что с годами не ценил.
Пусть сердце растревожат бури,
тем жарче только сердца пыл.
Твое оружье безупречно,
твой разум дерзок и суров,
но душу, душу человечью
не сбрасывай ты со счетов.
Огонь души, мечтанья, пылкость
в тебе останутся навек.
И сквозь рассудочную зыбкость
ты прокричишь:
" Я человек!"
* * *
Нет, он ни гений, ни пророк,
хоть божьей милостью отмечен,
переступая наш порог,
из нас он самый человечный.
Он не доказывает с пылом
свою теорию полета.
Из слабости людской и силы
он ткет тончайшие полотна.
И не пилот иль пассажир
на межпланетном корабле,
он сердцем постигает мир,
он остается на земле.
Да, знать, удел его таков:
в пучине бытия
поэт глядит не в глубь веков -
он смотрит вглубь себя.
* * *
Я пишу этот стих
в черный день непризнанья,
я пишу этот стих
на пороге отчаянья.
Может быть, я пробьюсь -
верить хочется в это -
и к нему я вернусь
настоящим поэтом.
И спрошу я себя:
для чего это надо -
свою волю крепя,
жить под ливнем и градом.
Жил, как все бы живут,
без забот и печали...
Все равно не поймут
те, кому помогали.
Как поверив в себя
шел на битву с богами,
как разверзлась земля
у меня под ногами.
И минуя обрыв,
шел вперед без участья,
но ведь этот порыв
и зовут люди счастьем.
А сейчас ухожу,
и под злой визг площАдный,
вновь сажусь и пишу
этот стих беспощадный.
* * *
Несу тебе влюбленный
свои стихи на суд,
любовью опаленные,
ночей бессонных труд.
На встречу, как на исповедь,
несу свои стихи.
В них все мои сомнения
и все мои грехи.
И все мои мучения,
и роковой вопрос:
зачем для очищения
ТЕБЕ стихи принес?
Ведь мы с тобою разные,
различные порой,
и встреча необычная
в гостинице морской.
И ты такая строгая,
холодная подчас.
Тебя совсем не трогает
свечение моих глаз,
когда в них отражается
присутствие твое.
Сама доброжелательность,
но это все вранье.
Я знаю ты недобрая,
ты можешь жесткой быть,
но женственность природную
тебе не победить.
Я это знаю, чувствую,
и вызов брошен мной.
Я благодарен случаю,
что встретился с тобой.
Различье - что присутствует
в любой из наших встреч,
звучит как в бой напутствие -
я вынимаю меч.
* * *
Метанья, страх, в безумном мире
пронзают разум, впились в грудь.
Кровь плавит жилы, словно ртуть.
Судьбы мишень все - в смрадном тире.
Был человек твой труден путь:
в звенящем чистотой эфире
с тобою рядом ложь и муть.
Ты предавался грубой силе.
В неимовернейшей печали
ты возводил, порой, скрижали,
но сердце страстью раскалял.
И боль, и страхи, и метанья
в едином сопереживаньи
ты в чувства светлые вплавлял.
* * *
Не от обид или скуки
выбрал тропу ты войны.
Значит, ристалища духа
тоже кому-то нужны.
Значит, продажное время,
время рабов и господ
цедит прогорклое семя,
чтобы продолжить свой род.
Ты обыграешь на взмахе
меч, занесенный судьбой,
словно великий Шумахер,
будешь доволен собой.
Ты отыграешь свой проигрыш,
встретишь достойно финал.
Это все то, что ты можешь,
это весь твой капитал.
Это без голоса, слуха
музыки слов волшебство,
это ристалище духа -
сути твоей естество.