Гарбузов Юлий Викторович : другие произведения.

46. Конференция в Томске

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Меня давно уже мучил голод, и я тысячу раз пожалел, что в Домодедово не купил ничего съестного, поверив заверениям Ампирова, что в полете нас покормят вскоре после взлета. Шел уже третий час полета, а кормить нас никто и не думал. Казалось, что желанная минута не настанет никогда. Но вот до моего обоняния донесся запах отварной курятины, и в конце салона, вернее, в его начале, показалась стройная красавица-стюардесса с тележкой. Все стали поспешно готовиться к трапезе, а Ампиров наклонился и, криво усмехнувшись, посмотрел на меня насмешливым взглядом:
  - Ну вот, Гена, и Ваш долгожданный обед на подходе. А Вы уже было испугались, что Вас обрекли на голодную смерть. Скажите честно, Вы все это время думали о чем-нибудь, кроме еды?
  - Да где уж нам, Валентин Аркадьевич! О чем еще можно было думать? - в тон ему ответил я.
  - А Вы в принципе о чем-то, кроме еды и отдыха, когда-нибудь думаете? - продолжал заедаться шеф. - Ах, да, совсем забыл! О прекрасном поле еще!
  - Еще - о картах и вине! Вас устраивает? - ответил я с раздражением.
  - Все! Все! Хватит! Нам обед принесли! - возмутился сидящий между нами Будник. - Дайте спокойно поесть!
  Ампиров пытался изгаляться еще, но мы с Будником были поглощены едой и на его юмор висельника никак не реагировали. Видя, что его, так сказать, "остроты" остаются без внимания, Ампиров принялся молча уплетать обед.
  Управившись с едой, я вытер салфеткой губы и, расслабившись, откинулся на спинку кресла. За иллюминатором внизу в межоблачных просветах проплывал все тот же лес.
  - А под нами все тайга. Уже три часа подряд, - констатировал я.
  - Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги... - улыбнувшись своей обаятельной улыбкой, пропел Будник.
  - Будь это международный рейс, нам бы сейчас дали еще по соточке коньячку. Или виски, - сказал Ампиров, дожевывая свою порцию курятины. - Там сервис на высоте. И рассчитан на культурного, высоко сознательного человека. Хочешь - пей, не хочешь - не пей. Как тебе обстановка позволяет. Но если что входит в стоимость билета, то будет обеспечено.
  Ампиров откинул спинку кресла и, немного поерзав, вскоре задремал. Мы с Мишей последовали его примеру.
  - Гена! Гена, кончай ночевать! - услышал я сквозь сон голос Будника. - Стюардесса сказала пристегиваться. На посадку идем.
  Рядом с ним, пыхтя, Ампиров защелкнул карабин пристежного ремня и, довольный собой, скроив гримасу пренебрежения, посмотрел на нас с Мишей. Я подогнал под себя длину ремня и тоже защелкнул карабин.
  Полчаса спустя мы уже читали приветственные плакаты и объявления в помещении аэровокзала. По радио объявили, что для участников конференции по распространению радиоволн подан автобус, который всех отвезет в гостиницу "Томск".
  - Валентин Аркадьевич, автобус прямо до гостиницы! Пойдемте! - обрадовался Будник.
  Но Ампиров, как всегда, решил действовать по собственному плану:
  - Успокойтесь, Миша. Мы этим автобусом не поедем.
  - Почему? - спросили мы с Будником, не сговариваясь, дуэтом.
  - Объясняю, - с деловым видом ответил шеф и озабоченно посмотрел на часы. - Сейчас уже двадцать минут десятого. Пленарное заседание, на котором нам нельзя не быть, в тринадцать ноль-ноль. В гостинице будем через час, не раньше. А там сейчас из одних только участников очередь, как в голодовку за хлебом. К пленарному можем не успеть, что для нас никак не допустимо. А так - мы поедем городским автобусом, приедем прямо в университет, зарегистрируемся в оргкомитете, получим программу конференции, найдем нужных людей, отдадим документы, рекомендательные письма, литературу, что облегчит нам руки, раззнакомимся с полезными людьми, что для нас важнее всего, потом пообедаем и спокойно пойдем на пленарное. После пленарного уладим еще кое-какие дела, а там - пожалуйста - в гостиницу. Очереди уже не будет, что я расцениваю, как большой плюс. Так как времени у нас совсем мало. После размещения мы немного отдохнем и начнем готовиться к нашим завтрашним докладам.
  - А мне кажется, Валентин Аркадьевич, нужно действовать по плану, разработанному оргкомитетом. Прежде всего, надо поселиться, чтобы потом не думать о ночлеге...
  - Когда кажется, Гена, старые люди советуют креститься. Какая вам разница, когда поселяться? Те, кто рассуждает так, как вы, пусть выстаивают миллионную очередь. А мы будем умнее - употребим это время с пользой для дела. Вечером поселимся. Количество мест, забронированных в гостинице, рассчитано по нашим анкетам, которые мы отправили сюда месяц тому назад. Никто их не займет. Вещей у нас немного - вот только книги раздадим и будем совсем налегке. Так что шлепаем на городской автобус.
  - Валентин Аркадьевич, - сказал Будник с досадой в голосе, - все же Гена прав. Мы неоправданно рискуем. Прозеваем гостиницу - будем мучиться до конца конференции. Предлагаю соломоново решение: Вы с Геной едете в оргкомитет, а я - в гостиницу, займусь вопросом поселения...
  - Миша, не морочьте голову. Без Вашего присутствия я не могу беседовать с казанцами и одесситами. Вы это знаете не хуже меня, - решительно отверг его инициативу Ампиров.
  - Тогда я могу отправиться в гостиницу, - вклинился я.
  - Гена, и Вы туда же! А с москвичами кто будет договариваться? Там из ВПК будут, возникнут вопросы, которыми занимались только Вы. А с представителями военного НИИ? И моряки там уже наверняка торчат. Нет, все втроем едем в университет! - решительно возразил шеф.
  - Но мы можем это сделать потом - после пленарного, на заседаниях секций или вообще после окончания конференции! - не сдавался я.
  - Гена, перестаньте демагогию гнать! Потом все будут усталые и пьяные. И думать будут только о гульбище, именуемом банкетом. Так что едем городским рейсовым автобусом.
  Автобус, стоящий у порога аэровокзала, был переполнен. Но Ампиров отказался ждать следующего, и мы втиснулись в него, осыпаемые проклятиями пассажиров, которые мы с Будником смиренно сносили, а шеф не оставался в долгу ни перед кем. Оставив свои вещи на наше попечение, он бесцеремонно протолкался к водителю и долго выяснял, на какой остановке нужно выйти, чтобы попасть в университет. Водитель пообещал предупредить заранее. Тогда шеф спросил:
  - Вы мимо самого университета проезжаете?
  - Проезжаем. А остановка всего за квартал от входа в университет. Езжайте спокойно, я объявлю за две остановки до вашего выхода, - любезно сказал водитель.
  - Спасибо, - поблагодарил его Ампиров. - А не сможете ли Вы остановить автобус как раз у входа?
  - Нет, не смогу, - ответил водитель.
  - А если мы вас об этом очень попросим? - продолжал давить на него шеф.
  - Я же сказал, не могу. Не имею права, понимаете? Не положено.
  - А исключение нельзя сделать? - никак не унимался шеф.
  - Нет, нельзя. Если я буду делать остановки по заказу для каждого, то я и до вечера не доеду до конечной. А у меня график, - оправдывался водитель.
  - Но мы не "каждые", поймите нас, пожалуйста. Мы - участники всесоюзной конференции по распространению радиоволн. Доктора наук, профессора, академики. Вот, только что прибывшим самолетом из Москвы прилетели. Да еще и с общественным грузом, понимаете? Вот наши удостоверения, посмотрите, - шеф протянул свой рабочий пропуск водителю, который неотрывно следил за неспокойной дорогой.
  - Не нужны мне ваши удостоверения, я и так Вам верю. Но не могу. И исключений мы не делаем ни для кого, - не сдавался водитель.
  - У вас здесь что, каждый день всесоюзные мероприятия проводятся? Когда у вас последний раз такое было? - продолжал свое наступление Ампиров.
  - Да не знаю я! Дайте мне спокойно работать! - не без раздражения ответил водитель.
  - Да сделайте для нас, пожалуйста, исключение ради такого события в вашем городе. По такому случаю в Томск целый ряд дефицитных товаров завезли. Это в программе "Время" сообщили. А Вы вот нам в такой простой любезности отказываете, - настаивал шеф.
  - Ладно, Бог с вами. Уговорили, - сдался, наконец, водитель.
  - Спасибо. Это Вам в память о нашем разговоре, - сказал шеф и положил перед водителем на полку с мелочью новенькую тридцатикопеечную шариковую ручку производства Харьковского завода "Авторучка".
  Водитель остановил автобус буквально у порога университета. Мы, наконец-то, выгрузились, а Ампиров, выскочив первым, побежал в помещение, даже не поблагодарив уступчивого водителя. Это дело мы с Будником взяли на себя и после слов благодарности помахали на прощанье рукой вслед удаляющемуся автобусу.
  В вестибюле стояли регистрационные столы, около которых толпились участники. Ампиров уже стоял у стола с табличкой "А-Б" и махал нам рукой.
  - Вот, - сказал он, отойдя от стола, и вручая Буднику коричневую папку участника. - Нас с Мишей я уже зарегистрировал. Молодые люди из Минска, стоящие впереди, любезно согласились пропустить занятого профессора. Теперь мы с Мишей пойдем в оргкомитет, чтобы успеть сделать все организационные дела. А Вы, Гена, после того как зарегистрируетесь, зайдите в партком - Вам помогут найти его при регистрации - и отдайте им вот эту стопку брошюр и эти журналы для передачи Николаю Дементьевичу Калиберде. Запишите, а то фамилия не совсем обычная - можно забыть. Потом найдите казанцев. В частности, Петрова, и постарайтесь выведать, с чем они сюда приехали. Но только так, чтобы ни в коем случае не открыть им преждевременно наших ноу-хау! Тут Ваша цепкая "память разведчика" должна сослужить нам ценную службу. Наш доклад в программе поставлен перед казанским, поэтому что бы мы ни доложили, они скажут: "У нас то же, что и у харьковчан, а кроме того..." ну, и так далее. Как это обычно делается. Поэтому информация о том, что у них сделано из того, чего нет у нас, поможет нам существенно нейтрализовать их преимущество первого хода. Здесь как в шахматах. Не умеем играть, значит будем использовать опыт Остапа Бендера! Ха-ха-ха! И еще. Тут собирают деньги на банкет. Не вздумайте сдавать. Обойдемся. Ну, Миша, пошли.
  Шеф и Будник оставили у моих ног две стопки брошюр и журналов, перехваченные бечевкой, и ушли вверх по лестнице, куда указывала стрелка с надписью "Оргкомитет". А я подхватил свой мягкий чемодан и брошюры с журналами и стал в очередь к регистрационному столу с табличкой "Н-О".
  При регистрации меня спросили относительно участия в банкете по окончании конференции.
  - Где будет проводиться банкет? - спросил я у очаровательной регистраторши.
  - На нашей базе отдыха - в тайге на берегу реки Обь, - ответила она, обворожительно улыбаясь.
  - Какова сумма взноса?
  - Пятьдесят рублей. Там у нас чудесный банкетный зал, уютные жилые домики. Можно порыбачить, если здесь заранее снасти приобрести. Соглашайтесь, Геннадий Алексеевич, - сказала девушка, игриво откинув за ухо ниспадавший на глаз непослушный золотистый локон.
  - А Вы там будете? - поинтересовался я.
  - Всенепременно! - кокетливо ответила регистраторша, еще раз одарив меня восхитительной улыбкой.
  Я заплатил деньги, получил именной пригласительный на банкет и, еще с минуту полюбовавшись красавицей-регистраторшей, пошел выполнять поручения Ампирова.
  Сидор Никонович Петров, как председатель секции, был на своем "боевом посту". Увидев меня, он искренне обрадовался встрече:
  - Здравствуйте, Геннадий Алексеевич! А Валентин Аркадьевич уже здесь?
  - Здесь, здесь. В оргкомитет с Мишей Будником пошел, - ответил я. - Ну как, с чем вы на этот раз приехали?
  - О! Сразу чувствуется ампировская выучка. С места - в карьер. В основном то же, что у вас. Статистика ошибок на наших трассах, суточный и сезонный ход численностей и прочая банальность. И еще ошибки для пассивного метода проверили. Как тогда в Апатитах заказчики просили. Помните? А Вы?
  "Стоп! - подумал я. - У нас нет статистики для пассивного метода!"
  - Вы очень верно сказали. Мы сделали все то же, только для наших трасс, - ответил я, пожимая плечами.
  - А оригинального ничего не привезли? - поинтересовался Петров.
  - Лично я - нет. А что касается Будника, об этом у меня нет информации, - уклончиво ответил я. - А кто еще из ваших приехал?
  - Все те же в основном. Из новичков один только Фархадов Шарип. Молодоенький аспирант, Вы его не знаете. Остальные - давние ваши знакомые: Володя Климовецкий, Розия Алимова, Берзон, Саболдашев. Последние трое - материалы своих диссертаций привезли на апробацию. А Вы свои тоже привезли, небось?
  - Пока что нет. Материала маловато, - сказал я с болью в сердце.
  - Да будет Вам, Гена, прибедняться. Вы еще на предыдущей конференции в Апатитах достаточно материала представили. Что, шеф все пытается еще что-то из Вас выжать? - поинтересовался он, почему-то внезапно сменив полушутливый тон на серьезный.
  - Откуда я знаю, что там у него на уме? - задал я риторический вопрос.
  В это время вошли Ампиров с Будником, и шеф, подняв руку в приветствии и изобразив на лице подобие улыбки, сказал:
  - Ба! Знакомые все лица! С прибытием, Сидор Никонович. Вы давно бишь тут уже обретаетесь?
  - Да третий день, почитай, Валентин Аркадьевич. Рад приветствовать Вас, коллега.
  После обмена рукопожатиями Ампиров спросил:
  - Вы тут уже все с Геной выяснили?
  - Я-то все, а что касается Геннадия Алексеевича - не знаю. Его спрашивайте, - ответил он не без намека на всем известные ампировские разведывательные мероприятия.
  - Да я так, зашел вот поздороваться с уважаемым Сидором Никоновичем, - постарался я как-то выручить шефа. - А как Вы узнали, что я здесь?
  - Я Вас уже, Гена, не первый год знаю. Вас же медом не корми - только дай поболтать, чтоб от работы подальше. Вот я Вас и подловил, - зло подыграл мне Ампиров. - Ну, если у Вас все, пойдем на пленарное. Вы идете, Сидор Никоныч?
  - Я чуть позже. Мне тут еще позвонить надо, - отказался Петров и, раскрыв записную книжку, принялся набирать телефонный номер.
  Мы вышли в коридор, и Ампиров тут же спросил:
  - Ну как, Гена, есть новости с фронта?
  - Только одна, - ответил я, будучи уверен в том, что шеф сейчас, как всегда, начнет меня хаять за то, что так мало узнал.
  - И какая? - насторожился шеф, словно ожидая удара "под дых".
  - Да так, ничего существенного. Они обсчитали статистику пассивного метода.
  - Ах, туды твою мать! - в сердцах выкрикнул шеф, ударив себя кулаком по ладони. - Ничего себе, сказала я себе! Как это ничего существенного? Как это ничего существенного?! Вы помните Апатиты? Там же военные просили нас вплотную заняться этим вопросом! А теперь, если мы не примем мер, они эту работу казанцам поручат, раз у них уже задел имеется! Изо рта вырывают, сволочи! Вы, Гена, как говорил наш уважаемый Лагода, ухватили здесь быка за рога! Но Вы же и упустили это дома! Это нужно было во что бы то ни стало обсчитать. А Вы, как всегда, считали ворон на заборе.
  - Валентин Аркадьевич, зачем Вы мне приписываете свои упущения? Ведь я Вам говорил, что надо бы этим заняться, а Вы что? Вы сказали, что это для нас несущественно! Велели заниматься предельными точностями! Вспомните! - негодовал я.
  - Как! Вы сами отложили это на "потом"! Вам лечиться надо! От склероза лечиться! Вы упустили время, похерили это дело, а потом пришлось срочно заниматься только первоочередным - тем, за что задницу бьют! - орал шеф, пытаясь подавить меня криком.
  - Не кричите, я не глухой! - разъярялся я. - Вы с самого начала подавили эту мою инициативу! Так теперь хотя бы сознайтесь в собственном промахе!
  Ампиров не собирался сдавать позиции. Я тоже. Но Будник дернул меня сзади за пиджак - остановись, мол.
  - Вы прощелкали золотое времечко, похерили мое задание, так теперь хотя бы честно сознайтесь, что проехали мимо! Бездельничаете, а потом у Вас Валентин Аркадьевич виноват! Нехорошо так, Гена!
  Он беленился еще некоторое время, но я, решив, что сейчас лучше всего послушаться совета Будника, молчал, как партизан на допросе в гестапо. Видимо, восприняв мое молчание как косвенное признание поражения, шеф, наконец, тоже умолк.
  Когда мы вошли в зал, где намечалось пленарное заседание, Ампиров шепнул мне на ухо:
  - Гена, Вы только посмотрите: умные люди уже заняли все лучшие места, то есть в задних и даже средних рядах. Не заполнены только первые ряды. Эти люди не знали, куда девать время, и прибежали сюда уже давно, чтобы убить его и не оказаться в нашем с Вами положении. Мы с Вами занимались делом, и в результате получили то, что есть. Тут всегда одна и та же дилемма: либо - либо. Что ж, у нас нет выбора. Пойдемте вперед.
  Мы сели во втором ряду. Шеф осмотрелся по сторонам и, не увидев рядом Будника, спросил:
  - А куда это Миша успел исчезнуть?
  - Где-то сзади сидит. Его увидел Яша Берзон из Казани и позвал к себе, - пояснил я.
  - Сейчас этот хитрый еврей начнет у него выпытывать, что тут у нас да как, - забеспокоился Ампиров. - А простофиля Будник может перед ним все карты начистоту выложить!
  - Да ничего он не выложит, Валентин Аркадьевич. Зря волнуетесь, - попытался я успокоить шефа.
  Ректор университета торжественно открыл конференцию. Все зааплодировали, мы с шефом тоже. Ректор предложил состав президиума. Все проголосовали "за", и названые люди незамедлительно заняли свои почетные места. В центре сидел крупный худощавый мужчина лет пятидесяти с немного вытянутым прямоугольным широкоротым лицом. Неумело завязанный галстук темно-серого цвета был заметно сдвинут на сторону. Углы воротника белоснежной накрахмаленной сорочки, висевшего хомутом на жилистой шее, слегка топорщились, а дорогой серый пиджак, надетый по столь торжественному случаю, как всесоюзная конференция, как-то неуклюже сидел на широченных плечах. Густые светлорусые волосы местами вздыбливались непослушными вихрами и легонько подрагивали при малейшем движении головы. Взглянув на него, Ампиров тронул меня локтем и тихо сказал с презрительной ухмылкой:
  - Геннадий Алексеевич, посмотрите на физиономию вон того типа в сером пиджаке. Видимо, какой-то представитель местных партийных властей. На лице - полное отсутствие малейших признаков интеллекта!
  - Похоже, Валентин Аркадьевич, - согласился я.
  После короткой приветственной речи ректор, не забыв поблагодарить за процветание самой передовой в мире советской науки родную Коммунистическую партию во главе с ее ленинским Центральным комитетом и лично Леонида Ильича Брежнева, торжественно объявил:
  - Слово для пленарного доклада предоставляется заслуженному деятелю науки СССР академику Бруеву Федору Абакумовичу.
  С места поднялся тот самый угловатого вида человек, на лице которого Ампиров только что констатировал полное отсутствие интеллекта, и направился к кафедре, увенчанной гербом СССР. От удивления у Ампирова перехватило дыхание.
  - Подумать только! Все же, как иногда может быть обманчив внешний вид! - поспешил он оправдаться.
  Академик Бруев начал монотонно читать свой доклад и, когда в потоке топорных фраз он произнес "хвакторы", а потом "средствa", шеф не удержался, чтобы, трясясь от приступа смеха, не шепнуть мне на ухо:
  - А все же... ха-ха-ха... насчет интеллекта я, кажется, не ошибся! Ха-ха-ха-ха...
  После пленарного заседания шеф остановил Будника на выходе из зала и, не обращая внимания на беседующего с ним Берзона, протянул ему картонную папку со словами:
  - Миша, срочно догоните Профессора Буйнова. Он, я видел, в туалет пошел. Отдайте ему вот эти документы. А мы с Геной сейчас военных перехватим, пока они пьянствовать не ушли.
  Ловко маневрируя среди участников, Ампиров настиг коротко подстриженного блондина спортивного вида, лет сорока, и взял его за локоть.
  - Виктор Палыч, здравствуйте!
  Блондин обернулся и, узрев Ампирова, расплылся перед ним в улыбке:
  - Здравствуйте, Валентин Аркадьевич! Рад Вас приветствовать на сибирской земле. Как долетели?
  - Спасибо, нормально, - ответил Ампиров, незамедлительно переходя к делу. - Познакомьтесь. Это Геннадий Алексеевич Очерет, наш мозговой центр, особенно по части систем единого времени. Он, как и Вы, родом из запорожских казаков!
  - Даже так? - сказал блондин, пожимая мою руку. - Савчук Виктор Павлович. Вы из самого Запорожья?
  - Да, до пятьдесят восьмого года в Запорожье жил. Там школу закончил, затем учился в Харькове, где потом осел и обитаю по сей день, - ответил я.
  - А я таким же макаром в Москве осел, - пояснил Савчук.
  Ампиров решительно прервал наш диалог:
  - Виктор Палыч, Вы обещали оставить свои координаты. Я хотел бы, чтобы Вы пообщались с Геннадием Алексеевичем на предмет нашего возможного сотрудничества.
  - Валентин Аркадьевич, - извиняющимся тоном сказал Савчук. - Давайте завтра. Я буду присутствовать на заседании вашей секции. Там и поговорим. Сейчас нас на обед повезут - автобус у порога ждет. Извините.
  С этими словами он проворно побежал вниз по лестнице, а Ампиров, скривившись от досады, недовольно буркнул:
  - Чертовы лодыри! У всех только обед, отдых да развлечения на уме! Дела на "потом" откладываются! Кстати, Гена, нам тоже пообедать не лишне. А вот и Миша идет. Ну, как дела, Миша? Вы что, с Буйновым не беседовали?
  - Как не беседовал?! - возмутился Будник.
  - А почему папку с документами не отдали?
  - Он сказал, что ему сейчас некуда ее девать. Просил завтра после заседания секции к нему подойти. Обедать пошел - там, говорит, автобус ждет.
  Ампиров скривился, как от глотка касторки.
  - Черт возьми, каждый - крупный швецер! Ну, пуп земли и все! И этот такой же! - в сердцах сказал он.
  Когда мы вышли на улицу, автобуса уже не было. Но у дороги толпились участники. Ампиров обратился к импозантному лысоватому толстяку со значком члена оргкомитета:
  - Что же Вы отправили автобус, не забрав остальных? Так нехорошо.
  - Да Вы, пожалуйста, не волнуйтесь. Автобус не может увезти всех за один раз. Сейчас он снова приедет.
  Через час автобус доставил нас в ресторан, где снова пришлось ждать, пока освободятся места. После столь позднего обеда, опять же вторым рейсом, мы прибыли, наконец, в гостиницу "Томск". Входя в холл, Ампиров торжествующе сказал:
  - У окошка администратора - ноль человек. Красота! А прибудь мы тогда со всеми, стояли бы в очереди, как нищие в Париже за луковым супом. И столько бы времени улетело в трубу!
  Но когда мы подали документы для поселения, нас постигли удар и горькое разочарование - мест не было.
  - Как это, для участников всесоюзной конференции у вас мест нет?! - разорялся Ампиров. - На нас должны быть забронированы места! Это в программе конференции черным по белому написано!
  - Написано-то - написано, - сказала вежливая администраторша, - но броня была действительна только в течение трех суток. Сегодня в двадцать ноль-ноль ее срок истек, и все свободные номера поступили в распоряжение администрации. Где же вы были до сих пор?
  - Это безобразие! - возмущался Ампиров. - Где представитель оргкомитета?! По неписанным правилам проведения конференций он обязан у вас до двенадцати ночи дежурить!
  - Пожалуйста, на меня не кричите, - спокойно ответила администратор. - Ваши неписанные правила меня никак не касаются. Сегодня представитель университета дежурил вон за тем столиком до половины девятого. Я вот даже табличку с надписью "Представитель оргкомитета" до сих пор сохранила. Три дня здесь по двенадцать часов сидел. А сегодня с утра поселение ваших участников оформляли десять сотрудников гостиницы одновременно. Чтобы люди в очереди не томились. За полчаса всех расселили, потом ни единого человека не было. Только вы вот - на ночь глядя явились: здрасьте вам! Сочувствую, но ничем не могу помочь. Вот, если хотите, могу дать телефон представителя университета.
  Ампиров взял бумажку с телефоном и тут же позвонил.
  - Добрый вечер. Это из гостиницы "Томск". С Вами говорит профессор из Харькова - Ампиров Валентин Аркадьевич. Что за безобразие! Нас поселять отказываются! Фамилии? Ампиров, Будник и Очерет. Мы вовремя прибыли! Одни из первых зарегистрировались! Вы не имели права отдавать наши номера! Я впервые сталкиваюсь с подобным произволом! - Ампиров долго слушал. В конце концов, он снова заговорил. - Позвоните? Хорошо, мы ждем.
  Ампиров положил трубку и сел в кресло, стоящее под пальмой у журнального столика напротив нас с Будником.
  - Обещал куда-то позвонить, - с надеждой сказал он. - Они обязаны нас поселить, мерзавцы!
  - Вот видите, Валентин Аркадьевич. Вы же сами всегда говорите, что нельзя надеяться на благополучное стечение обстоятельств. Надо было сначала поселиться, а потом...
  - Миша, перестаньте хоть вы отнимать у меня остатки здоровья, - не дал ему договорить Ампиров. - Они обязаны были нас поселить! Не нужно списывать на меня чью-то безалаберность! Разгильдяи, они и есть разгильдяи, везде - даже в Африке. Никто работать не хочет! Все только уловки ищут, чтоб от дела отлынивать!
  Я взял лежащий на столике журнал "Вокруг света" и принялся его листать в ожидании развязки.
  - Геннадий Алексеевич, как только Вам в такой ситуации в голову чтение идет? - возмутился Ампиров. - Вы еще детские журналы читаете. Сколько Вам лет?!
  - Я, Валентин Аркадьевич, читал, читаю и буду читать то, что мне интересно, независимо от того, сколько мне лет, - ответил я, с трудом сдерживая негодование.
  Телефонный звонок у администратора заставил Ампирова замолчать и прислушаться.
  - Гостиница! - ответила администратор. - Да. Здесь. Сидят - ожидают. Какой? Поняла. Кого? Профессора? Хорошо. Когда? Сейчас передам.
  Не кладя трубки, она просмотрела наши документы, лежавшие перед нею, и позвала:
  - Валентин Аркадьевич!
  - Да! Я здесь, - отозвался шеф и мигом подбежал к окошку.
  - Директору гостиницы звонили из оргкомитета. Он может поселить только Вас. Из собственного резерва единственный одноместный номер вам выделяет, - сообщила администратор. - Остальных представитель оргкомитета может разместить только в новом университетском общежитии. Вы согласны?
  - Спасибо, - сказал Ампиров с облегчением. - Конечно, согласны. У нас просто другого выхода нет.
  - Они согласны, - сказала администратор в трубку. - Хорошо. Сейчас скажу. Все. Спокойной ночи.
  Она положила трубку и протянула в окошко наши с Будником документы.
  - За вами через полчаса университетская машина придет. Ожидайте в холле. А вам, Валентин Аркадьевич, я сейчас гостевую карту оформлю. Пять минут подождите, пожалуйста.
  Будник сидел в кресле с таким видом, будто ему на голову вылили ведро нечистот. У меня, наверное, "видос" был не лучше. Я листал журнал, но сосредоточиться не мог ни на едином слове. Наши взгляды встретились, и мы молча опустили глаза. В кресле напротив лежал хорошо нам знакомый ампировский портфель, вид которого вызвал во мне бурю злости и ненависти. Мне захотелось схватить его и растерзать на мелкие кусочки, растоптать, истереть в муку, сжечь в огне или бросить в какой-нибудь самый грязный и вонючий общественный выгребной сортир, какие бывают на автостанциях в Богом забытых захолустных городишках. В ту минуту он почему-то представился мне средоточием всей гнусности его хозяина.
  - Вот видите, как все прекрасно устроилось, - сказал улыбающийся Ампиров, забирая свой портфель с кресла. - Скоро все будем при жилье. За Вами даже персональный автомобиль пришлют.
  - Кому прекрасно, а кому в какой-то конуре все эти дни животеть, - возмутился Будник.
  - Да что Вы, Миша, паникуете? Или Вам не все равно, где эти дни перекантоваться? Сейчас, пока Ваша машина не пришла, я Вам тут одно задание выдам, - с озабоченностью сказал Ампиров.
  - Какое еще задание? Завтра уже, Валентин Аркадьевич! - в сердцах сказал я.
  - Завтра, Геннадий Алексеевич, будет поздно. Дорого яичко ко Дню Христову.
  Ампиров уселся в кресло, поставил портфель на пол и принялся писать на листке, вырванном из записной книжки.
  - Вот, Гена. У Михаила Всеволодовича есть лист миллиметровки. Миша, это та "простыня", где оцифрованные данные за последнюю неделю. На обороте дата и время красным карандашом обозначены. Разберетесь. Так Вы по ним рассчитайте, пожалуйста, возможные погрешности пассивного метода на нашей трассе. Сколько успеете за ночь. На обороте постройте график. Красный карандаш вытрите. У кого-нибудь из Вас резинка есть?
  Мы с Будником тупо уставились на шефа, онемев от неожиданности.
  - Что, нет? Как же Вы на конференцию ехали? Я вот тоже не взял - честно говоря, на Вас надеялся. На вас только понадейся - что на одного, что на другого. Сейчас у администратора спросим, - протарахтел Ампиров и подошел к окошку.
  - Простите, у Вас ластик имеется? - любезно спросил шеф.
  - Такой Вас устроит? - спросила она.
  - Можно, мы от него кусочек отрежем? - поинтересовался шеф.
  - Да забирайте целиком. У меня еще есть.
  - Спасибо. Вот и великолепно.
  Ампиров сел на прежнее место и, положив на журнальный столик ключ от своего номера, протянул мне только что добытый ластик:
  - Возьмите, Гена. Повторяю: рассчитаете, сколько успеете. Там не так много данных. Пусть этого для статистики мало, пусть. Но зато по ним можно будет какое-то представление составить, показать заказчику, что мы в этом направлении успешно трудимся, да и казанцы увидят, что мы тоже не пальцем деланы.
  - Валентин Аркадьевич! - вскипел я. - Подумайте: ночь на дворе! Да когда же я успею? Я же с ног валюсь, как и Вы, впрочем. Вспомните, в котором часу мы из Москвы вылетели! У меня часы до сих пор по московскому времени - посмотрите, который час. А в восемь ноль-ноль мой доклад. Подумайте, когда я буду это делать?
  - А ночь для чего? Дорогой мой, это наука. А она, как известно, иногда требует жертв. Приедете в Харьков - отдых с лихвой наверстаете! Кто отдыхает в будни, тот на святки работает. Таков закон распределения труда во времени. "Нет отдыха грешникам"! Слышали такую фразу? - издевательски спросил Ампиров.
  - Нет, не слышал! - с негодованием ответил я.
  - А я вот слышал. И считаю ее вполне справедливой. Кстати, по Москве еще не так уж поздно. Миша, поможете ему, в чем сможете. Калькуляторы у вас есть, батареи к ним тоже. Ну, все. Я пошел. Сейчас устроюсь и тоже буду всю ночь готовиться. Все. До завтра. Доброй ночи.
  С этими словами Ампиров исчез, как ночной кошмар.
  - Ну и свинья! Еще и доброй ночи пожелал! Сволочь такая! - выругался Будник. - Вечно с ним так. Мнит себя великим стратегом, мухлюет, комбинирует и всегда проигрывает.
  - Да ладно тебе, Всеволодыч! Что толку теперь эту скотину хаять? Ему-то что? Он, как всегда, остался в барышах, - сказал я.
  Было обидно до слез, но не хотелось попусту распалять в себе негативные эмоции. Нужно было поберечь энергию для предстоящей каторжной ночи.
  В холл вошел мужчина лет сорока пяти и прямиком направился к нам с Мишей.
  - Это вы - участники конференции? - хмуро спросил он.
  - Да, мы, - обрадованно ответил Будник.
  - Тогда поехали, - буркнул он и вышел на улицу.
  Мы простились с администраторшей и вышли вслед за ним. Наш водитель подошел к ветхому "бобику" и сел за руль. Мы молча последовали за ним и, усевшись на заднее сиденье, стали ждать. Мотор никак не хотел заводиться. Водитель крепко выругался и еще раз надавил на стартер. Бесполезно.
  - И где это вас целый день носило, уважаемые ученые? - возмущался он. - Какого вы хрена вместе со всеми не поселились? Спали бы уже давно вы в гостинице, а я - у себя дома! А то вот, изволь радоваться, возись тут с вами по ночи!
  - Понимаете, наш профессор, свинья этакая, потащил нас в это время в университет... - начал было я оправдываться.
  - А вы зачем согласились? - возразил шофер. - Не поехали бы, пока не устроились, и все тут! Пусть бы сам потом ночевал в недостроенном общежитии!
  - Как это, в недостроенном? - удивился Будник.
  - Да так, едри его душу мать! Только там и есть свободные места! - ответил водитель и снова надавил на стартер.
  Мотор фыркнул и, наконец, завелся.
  - Фу, слава Богу! - облегченно вздохнул водитель и покатил по ночному Томску. - А то сидеть бы тут мне с вами до утра. Вот, я не суеверный, но давно заметил: как ругнешься в три этажа, так сразу все и получается. А это общежитие - шестнадцатиэтажка. Одна половина уже заселена, а в другой еще отделочные работы идут. Но электричество там есть. Газа нет, да он вам и не нужен. Телефона там тоже пока что нет. Но ничего, главное, чтобы крыша над головой да постели какие-никакие.
  - Ну и влипли же мы, Гена, с нашим распрекрасным шефом, мать его в бублик! - высказался Будник. - И вот всегда с ним так. Накрутит, намутит, а потом ему ничего, а тех, кто рядом - мордой в говно!
  - А почему ж вы не уйдете от него? Пусть бы сам свои дела делал, если он такой гад - людей не любит! - посочувствовал водитель.
  - Простите, Вас как зовут? - поинтересовался Будник.
  - Миша, - ответил водитель.
  - Во как! И меня тоже - Миша. А это - Гена. Понимаешь, Миша, наша работа - это особ-статья. Наука, она как трясина. Увязнешь - не вылезешь. И чем больше трепыхаешься, тем глубже она тебя засасывает, - со вздохом сказал Будник.
  Дальше ехали молча до самого общежития. В вестибюле недостроенной шестнадцатиэтажки пахло свежей штукатуркой. Возле одной стены стояли козлы, перепачканные мелом и штукатурным раствором, возле другой - стройматериалы. У старомодного письменного стола, на котором тускло горела не менее старомодная настольная лампа, сидела грузная пожилая вахтерша. Водитель вручил ей какую-то бумажку. Потом спросил у Будника:
  - Миша, когда Вам завтра на вашу конференцию?
  - Ох, рано, Миша. В восемь ноль-ноль наш доклад, - ответил Будник с кислым выражением лица.
  - Жаль, что так рано. Придется мне в семь часов за вами заехать. Так начальство приказало. Все. Доброй вам ночи, - сказал он и, кивнув на прощанье, уехал.
  Старушка нацепила очки с отломанным заушником и, придерживая их рукой, чтоб не слетели, принялась изучать бумажку.
  - И откуда вас нечистый принес на мою голову в такую темень? Чего не со всеми путевыми людьми-то? - пробурчала она.
  - Не мы в том причина, бабушка, - сказал я. - Так уж вышло.
  - "Так уж вышло"! - передразнила она меня. - Никто не сознается, что он разиня и лодырь! У каждого кто-то другой во всех бедах повинен! Вот что мне теперь с вами, архаровцами, делать-то? Ну, чего стоите? Положите сумки-то - их тут никто не украдет. Паспорта мне свои дайте-ка. Пойдем в кладовую, голуби вы мои сизые.
  Против моего ожидания, в кладовой царил удивительно строгий порядок. На стеллажах лежали красиво сложенные новенькие шерстяные одеяла и матрасы. Отдельными аккуратными стопками были разложены простыни, пододеяльники, наволочки и полотенца. Все было накрыто либо старыми, но хорошо выстиранными простынями, либо листами чистой оберточной бумаги с приколотыми к ним этикетками.
  Старушка села за письменный стол, стоящий у входа, и стала что-то записывать в толстой тетради. Потом она посмотрела на нас усталым взглядом и сказала:
  - Ну же, берите по простыне, пододеяльнику, наволоке, полотенцу да по паре одеял. Живо, живо. Поздно уже, миленькие.
  - А зачем нам по два одеяла? Может, по одному хватит? - спросил я.
  - Говорят тебе, по два - бери по два, - скрипела старушка. - Ночи-то у нас холодные. Сибирь есть Сибирь. Вот вам ключ. На нем картонка. Вишь, шестнадцать - двадцать два написано. Это шестнадцатый этаж и двадцать вторая комната значит. Берите свое имущество - и ползите на шестнадцатый этаж. Лифт пока не работает. Матрасы там на койках имеются. Распишитесь вот противу своих фамилий. Ну, идите уже с Богом!
  - А почему так высоко - на шестнадцатый? - полюбопытствовал Будник.
  - Ты посмотри какой! - возмутилась старушка. - То им хоть где-нибудь пристроиться, а теперь нижний этаж с комфортом подавай! Нету-ть! Все занято, только на шестнадцатом и есть пару местов. Да оно и хорошо по-своему. Там хоть шнырей нет!
  - Каких это шнырей? - удивился Будник.
  - Простых! Серых таких, с хвостами! Ну, живо, живо, ребятушки, - торопила нас старушка.
  Мы с Мишей, прихватив наши пожитки, двинулись наверх по тускло освещенной лестнице.
  - Гена, все же скажи, кто такие эти самые шныри? Мыши, что ли, судя по бабкиному описанию? Ха-ха-ха! - со смехом полюбопытствовал Будник.
  - Я как-то читал, что на каком-то из заскорузлых русских диалектов крыс так именуют, - ответил я.
  - А я читал, что на тюремном жаргоне "шнырь" означает "уборщик", - смеясь, сказал Будник.
  В комнате стояли две гостиничные койки с матрасами на них, новенький раздвижной стол и широкий платяной шкаф. К изголовьям кроватей были тесно придвинуты небольшие тумбочки с настольными лампами. В коридоре мы нашли туалет и умывальник. Вода из крана еле текла тоненькой струйкой. Но мы были рады и такому сервису. Наскоро обмывшись, мы приготовили постели. Будник лег, а я расстелил на весь стол широкий лист миллиметровки и при свете настольной лампы принялся считать на калькуляторе.
  - Гена, оставь ты это дурное дело. Ложись спать. Пошел он в жопу, этот шеф! Сам пусть считает, сволочь паршивая! - услышал я из постели полусонный голос Будника. - Перед смертью не надышишься, как любит говорить наш Валентин Аркадьесич, кость ему в глотку.
  - Будет невмоготу - лягу. А пока что все равно у меня сна - ни в одном глазу! Шефуля отшиб, чтоб ему самому всю ночь не спать. Уж он, благодетель, и постарался. Обеспечил мне рабочее время! - ответил я и через минуту услышал размеренное похрапывание Будника.
  В половине пятого, когда уже рассвело, я сделал последнее вычисление. Заведя дорожный будильник на половину седьмого, я улегся в постель, вконец изнемогая от усталости.
  Когда водитель Миша подъехал к общежитию, мы с Будником уже стояли, как говорится, "в полной боевой".
  - Вы позавтракали? - спросил водитель, едва мы уселись в его убогий "бобик".
  - Где ж тут позавтракаешь? - задал я риторический вопрос.
  - Да здесь же с той стороны буфет есть. Вам что, баба Паша не сказала? - удивился он. - Тогда давайте, быстренько. Я подожду. А то еще ваш гад-начальник до вечера вас голодать заставит.
  Миша подкатил к самому входу в буфет и заглушил мотор.
  - Вы не торопитесь. Время у нас есть, - успокаивал он. - Поешьте нормально. А немного опоздаем - ничего страшного. Переживут. А если что, валите все на меня. Я тут от всех собак отгрызусь.
  В университет мы прибыли вовремя. Шеф уже оживленно беседовал с участниками. Увидев нас, он тут же подошел с вопросом:
  - Ну, как устроились?
  - Да кое-как, - нехотя буркнул Будник.
  - Вот и отлично. А вы паниковали. Главное - не дрейфить. Верно, Гена?
  Когда я вручил шефу результаты ночных расчетов, он был крайне удивлен:
  - Все-таки успели! Надо же! Вы посмотрите, Миша, он успел! Вот уж, не думал, что управится. Да у нас не Гена, а кусок золота с конскую голову!
  - Это в каком смысле "кусок золота"? - неудачно сострил я.
  - Ну, когда Вы в Харькове занимаетесь сачкизмом, бывает и в том смысле, что Вы было подумали, - тут же парировал Ампиров.
  Он наклонился к самому моему уху и торопливо зашептал:
  - Гена, в своем докладе - ни слова о результатах ваших "ночных бдений". Словно Вы забыли или не придали этим расчетам должного значения. Я потом как будто дополню Вас. Спрошу, почему Вы об этих погрешностях не сказали. Мы же, мол, результаты получили! Не вздумайте только сказать, что это по данным всего одной выборки! Спросят - я буду сам выкручиваться. Вы мне только подыграйте как следует. Вы ведь в самодеятельности участвовали, неплохим артистом себя показали. Такой наш финт активнее привлечет внимание заказчиков. Поняли? Вы же классный актер, Гена! Ну, с Богом!
  Доклад мой прошел "на ура". И режиссура Ампирова блестяще сработала. А я подыграл. Будник сказал, будто вышло так естественно, что он и сам готов был поверить в мою забывчивость и поразительное внимание шефа. Нам задали множество вопросов, на которые были даны исчерпывающие ответы. Военные интересовались нашими реквизитами, представитель ВПК запорожского происхождения был в восторге, пригласил нас на доклад в Совмин Союза. В общем, своего мы добились. Ампиров был в ударе и во время обеда в ресторане предложил выпить по сто граммов водки. Будник его поддержал. Я - нет. В то время я вообще был почти полным абстинентом.
  До общежития мы добирались общественным транспортом и еще раз по достоинству оценили добрую услугу водителя Миши. К нашему удивлению, на следующее утро он снова за нами приехал. Выйдя в семь часов из общежития, мы неожиданно увидели видавший виды "бобик", рядом с которым стоял Миша и махал нам рукой, приглашая садиться.
  - Это я сам решил Вам помочь, - объяснял он, заводя мотор. - Городской транспорт у нас хреновый. Давка, как в очереди за водкой. Вы можете не успеть. Дай, думаю, на часок раньше встану, чтобы хорошим людям помочь. Ну, ребята, поехали.
  Конференция проходила строго по программе. Мы знакомились с коллегами из других городов, обменивались адресами и телефонами, делились опытом. Многие жаловались на своих руководителей, но их жалобы на фоне того, что мы терпели от Ампирова, казались нам детским лепетом.
  Мы были польщены тем, что наши работы всерьез интересовали военных. Нам предлагали сотрудничество с миллионным финансированием, сулили перспективы присуждения кандидатских и докторских степеней, а также государственных премий. Шеф всячески убеждал военных, что степени нас мало интересуют, а вот когда речь заходила о госпремиях, он весь концентрировался на этих предложениях, выспрашивал у потенциальных заказчиков все, что только мог, потом подключал нас с Мишей. А по окончании дня, когда люди уже разъезжались по гостиницам, он так же живо интересовался нашими мнениями, внимательно выслушивал все наши предложения, даже самые нелепые, не перебивая ни единым словом. Нами впервые серьезно заинтересовались моряки из службы оповещения и предложили выступить с докладом перед их высшим командованием. Это вызвало серьезный интерес Ампирова, и он, на случай вызова нас в их ведомство, даже сообщил им наши паспортные данные, которые предусмотрительно заготовил еще на кафедре.
  В последний день Ампиров принял от Петрова председательство секцией. Став на председательское место за кафедрой, он тут же без обиняков высказал свои претензии к казанцам и, в частности, к самому Петрову:
  - Мы с вами славно потрудились на этой конференции, вместе порадовались успехам всех наших коллег. Особенно казанцев. Но у представителей научного коллектива харьковчан к вам, уважаемый Сидор Никоныч, имеются серьезные претензии.
  Петров подскочил, как ужаленный, но Ампиров тут же усадил его на место:
  - Сидите, Сидор Никонович, сидите, пожалуйста. Вопросы и комментарии потом. Но претензии я все равно выскажу. Вот Вы с гордостью сообщили, что по работам, изложенным в ваших докладах, защищено целых три кандидатских диссертации. Подчеркиваю - три! А где они? Почему мы о них сном-духом ничего не ведаем? Почему Вы нам даже авторефератов не прислали?
  - У нас и так было достаточно отзывов! - выкрикнул Петров с места. - К чему нам беспокоить Вас по мелочам? Вот мы скоро докторскую представлять будем, так обязательно к вам привезем...
  - Еще бы! - резко перебил его Ампиров. - С докторскими такие номера не проходят! А с кандидатскими, как видим, еще как проходят! И не делайте, пожалуйста, вид, уважаемый Сидор Никоныч, что Вы о нашем благополучии печетесь! Благодетель Вы наш! Кто еще, кроме Вас занимается в Союзе метеорами? Мы в первую очередь. А потом уже одесситы, волгоградцы и прочие мелкие коллективы. Так вы нас умышленно обходите! Дрейфите, а потом делаете вид, будто о нашем спокойствии заботитесь! Если Вы еще такой номер выкинете, мы в ВАК сообщим о наших подозрениях!
  - Ну, если Вы так хотите, Валентин Аркадьевич, мы Вам будем материалы всех наших работ присылать, не спрашивая, - ответил Петров нервозным тоном.
  - Правильно. А как еще? Мы будем их тщательно изучать! Нас интересует все, что делается в области метеорного распространения радиоволн и у вас, и в других коллективах, преуспевших в этом направлении. Прошу занести мои слова в протокол. Мы не хотим сачковать, мы хотим работать, Сидор Никоныч! Надеюсь, что в будущем это не повторится. Я желаю всем присутствующим дальнейших творческих успехов, блистательных идей, новых научных озарений и потрясающих открытий. Пусть все ваши труды будут оценены по заслугам. Желаю вам государственных и нобелевских премий. Мы ждем всех вас на следующей конференции в Горьком с новыми интересными докладами, а также приглашаем новичков - нашу смену. На этом я закрываю заседание метеорной секции и ровно через полчаса приглашаю всех на заключительное пленарное заседание!
  Все встали и зааплодировали. Ампиров, как всегда, аплодировал активно, но недолго, держа ладони на уровне головы. Когда он опустил руки и двинулся к выходу, аплодисменты замолкли. Люди направлялись каждый по своим делам.
  В вестибюле у стола с табличкой "Поездка на реку Обь" гурьбилась толпа. Неподалеку стоял Будник в компании смазливой барышни, с которой уже успел как следует познакомиться. Его компаньонка постаралась оформить ему пригласительный и явно рассчитывала на особое внимание с Мишиной стороны. Миша пробился ко мне сквозь толпу и затараторил, как заводной:
  - Гена, ты на пленарное собираешься?
  - Хотелось бы прийти, но ведь мы тогда можем опоздать к отъезду на базу... - ответил я. - Надо еще успеть в общежитие за вещами и прочим.
  - Понятно. Тогда давай договоримся: ты сейчас поедешь в общежитие, рассчитаешься за нас обоих, возьмешь свои и мои шмотки и привезешь сюда. Деньги я тебе дам. А я пойду на пленарное и все тебе потом расскажу, что там будет. Только постарайся, чтоб тебя шеф сейчас не подловил. Ладушки?
  Он говорил со своим особым будниковским обаянием, застенчиво улыбаясь.
  - Все понятно, Миша. Я бы с удовольствием, - с пониманием сказал я, кивнув в сторону ожидающей его барышни, - но с нашими вещами в общественном транспорте...
  - Да это все, Гена, чичня! Тебя Миша отвезет!
  Он приблизился ко мне вплотную и заговорщически шепнул, красноречиво посмотрев на барышню:
  - Она его уже вызвала. Это Верочка, секретарша академика Бруева, понял? Миша уже, наверное, у порога ждет. Давай к нему, пока тут шеф тебя не ущучил. Да, еще... чуть не забыл. Возьмешь у меня в портфеле бутылку водки, что мы вчера здесь как участники брали, и подаришь Мише. Говорят, что в Томске уже давно водки в свободной продаже нет. Вот, по случаю конференции только сейчас выбросили. Очереди за ней... Ну, валяй. Удачи тебе.
  Я направился к выходу и у самой двери буквально нос к носу столкнулся с Ампировым.
  - Гена, Вы же на пленарное не опаздывайте. Мы с Вами теперь стали заметными личностями. Тут уже и дамы какие-то Вами очень недвусмысленно интересовались! - сказал он, делая вид, что сдерживает улыбку.
  Потом, внезапно посерьезнев, спросил:
  - Кстати, Вы на банкет едете?
  - Хочу поехать, Валентин Аркадьевич, - честно признался я.
  - А деньги сдали? - поинтересовался шеф.
  - Сдал. Будник тоже.
  - И совершенно зря. Нас всех и так пригласили бы. Мы тут такого шума наделали, что нас все хотят там видеть. Вас - в том числе. Так что Вы поспешили. А куда Вы сейчас направляетесь? - поинтересовался он.
  Я не знал, что ответить. Скажу, что в буфет или пройтись - еще увяжется за компанию. А на кой черт он мне? Что бы ему такое ответить, чтоб он отстал?
  - Так все-таки куда Вы, Гена, направились? - не унимался Ампиров.
  - Понимаете, Валентин Аркадьевич... тут одна симпатичная особа... попросила сопроводить ее... - промямлил я, перебирая в уме варианты, куда бы я мог сопроводить какую-нибудь "симпатичную особу".
  Но Ампиров, как видно, понял меня по-своему.
  - А-а-а... - многозначительно протянул он. - Вы, Гена, остаетесь в своем репертуаре. Я и забыл, что Вам без женщины уже на второй день невтерпеж! Ладно, только не перестарайтесь тут. Чтобы потом ваша жена ко мне с претензиями не прибегала! Все, я пошел. А Вы на пленарное не опоздайте, чтобы мне Вас потом не выгораживать перед коллегами.
  Он направился в вестибюль, а я поспешно выскочил на улицу, где меня уже ждал небезызвестный "бобик".
  Университетская база отдыха располагалась в живописном месте у самого берега реки Обь. Аккуратные деревянные домики стояли в окружении густого леса. У каждого крылечка были разбиты клумбы, засаженные садовыми цветами. Дорожки, аккуратно выложенные бетонными плитами, ослепительно белели в свете июльского солнца на фоне яркой шелковистой зелени. В центре высилось добротное кирпичное здание, где размещались кухня и просторная столовая, которая при случае могла служить клубом, а также банкетным или танцевальным залом.
  Нас расселили по домикам, где уже были приготовлены постели. Все комнаты были оборудованы радиоточками. Как ни странно, в каждом домике имелись душевая, умывальник и туалет с канализацией.
  Нас с Будником разместили в одной двухместной комнате. Ампиров хотел поселиться вместе с нами, что для нас с Мишей было крайне нежелательно. Как видно, Миша высказал это своей новой знакомой, которая, как я сразу понял, занималась расселением участников по домикам. Она поселила нашего шефа на почтительном от нас расстоянии. Его соседом по комнате оказался профессор из Питера - человек малообщительный, и ни в каких разговорах он почти не участвовал.
  Стояла невыносимая жара. До обеда было еще далеко, и я предложил Мише искупаться в Оби. Но он поспешно отказался, так как ни на шаг не отходил от Верочки. Она поселилась в соседнем с нами домике в одноместной (!) комнате, окна которой были обращены к воде.
  Миша пошел к Верочке в гости, а мне составил компанию Савчук - тот самый мой земляк из ВПК. Мы в одних плавках отправились на пляж и, даже не остыв, тут же попрыгали в воду, где уже барахталось довольно много купальщиков. Вода была холодной и мутной, течение быстрым. Вскоре мы повыскакивали на берег, дрожа от холода и, чтобы согреться, решили сходить в лес.
  В лесу было тихо и красиво. На нас тут же набросились тучи комаров, несмотря на дневное время. Защитный крем, который я привез из Харькова, от них не спасал. Мы вернулись к реке, чтобы еще раз искупаться и пойти отдохнуть.
  По пути на базу идущий несколько позади меня Савчук тронул меня пальцем за плечо, словно желая что-то смахнуть.
  - Геннадий, что это у Вас на плече? - спросил он.
  - Наверное, комар укусил - чешется. В тайге их тысячи! - ответил я.
  - Не похоже. Это что-то черное. Я думал, что родинка. Да это клещ! Да-да, клещ! - забеспокоился он.
  - Да, действительно, - сказал я, ощупывая черное пятнышко. - Ничего, сейчас извлечем. О, да на Вас тоже сидит! Здоровенный, гад. А вот еще один!
  - Где? Где? - заволновался Савчук.
  - Да вот же, вот. Пойдем ко мне - у меня пинцет есть и крем от комаров. Причин для беспокойства нет, - успокоил я его.
  - Говорите, нет? Вон, почитайте, - указал он на фанерный щит, на котором был изображен человек в шлеме и штормовом костюме со шнуровками на манжетах и штанинах. - "Опасайтесь укусов энцефалитного клеща"! Нужно срочно в медпункт.
  В медпункте молоденькая врач извлекла наших клещей и обработала места укусов.
  - Да не волнуйтесь Вы, - успокаивала она. - Тут эти кровососы каждый день к кому-нибудь из отдыхающих цепляются, и ничего. Тьфу-тьфу! Никто пока энцефалитом не заболел. Так что идите спокойно на банкет. Выпейте как следует, пока вас жены не видят, и ни фигушечки с вами не случится - вот увидите! А вообще, здесь за грибами или на охоту ходят при полном снаряжении, как на предупредительных щитах. Видели, небось?
  Мы с Мишей Будником побрились, облачились, так сказать, в прогулочные одежды и, чтобы убить время до начала банкета да как-то отвлечься от голодных спазмов в желудке, пошли пройтись вдоль обского берега. Солнце уже клонилось к горизонту, жара заметно спала и подул прохладный ветерок. За песчаным пляжем мы увидели Ампирова в компании двух крашеных блондинок лет под пятьдесят, которые слушали его с нескрываемым любопытством, время от времени кокетливо взвизгивали и заливались призывным хохотом.
  - Да вот идут мои коллеги - можете спросить у них, если мне не верите. Ха-ха-ха-ха... Знакомьтесь. Вот это - Миша, кандидат наук, заведующий проблемной лабораторией. А рядом с ним - это Гена, наш сотрудник без степени. Но вы не думайте, он умный... ха-ха-ха-ха... Первый у нас донжуан! Переспал со всеми женщинами нашей кафедры! Ха-ха-ха-ха...
  - Валентин Аркадьевич, так чем Вы заведуете? Кафедрой или домом терпимости? - съязвил я в ответ.
  - Ну вот! Уже дутики начинаются! Гена, чего Вы обижаетесь? Это же только честь для мужчины! Ха-ха-ха... - парировал он.
  - Что именно? Работать в доме терпимости? - ответил я на его насмешку!
  Женщины хохотали после каждого нашего слова. Как видно, они уже успели отметить окончание конференции в своем узком кругу. Желая разрядить обстановку, Миша обратился к женщинам:
  - Так о чем Вы хотели нас спросить?
  - Вы из Харькова? - спросила та, что повыше и постройнее.
  - Из него самого, - ответил Будник.
  - А это город большой или маленький? - спросила та, что поменьше.
  - Да как сказать, - замялся Миша. - Без малого два миллиона жителей.
  Они обе захохотали. А та, что повыше, протянула ему согнутый указательный палец:
  - На! - сказала она.
  - Что, "на"? - недоумевал Миша.
  - Да разогни! - предложила она.
  Миша послушно разогнул ее палец, а она, довольная своей остротой, сказала со смехом:
  - Ну вот, а то загнул уж больно! Два миллиона! А почему же мы даже не слышали о таком?
  Теперь захохотали мы с Мишей и Ампировым. Чтобы прекратить дурацкую дискуссию, Ампиров обратил наше внимание на то, что правый берег Оби тоже обрывистый, как и в наших реках, а должно быть наоборот.
  - Ничего подобного, - возразил я, - Обь тоже в северном полушарии, как и Днепр или Волга.
  - Но Обь течет на север! Закон Карла Бэра надо знать! - высокомерно сказал шеф, многозначительно подняв вверх указательный палец.
  - Валентин Аркадьевич, силы Кориолиса относят движущуюся массу влево только в южном полушарии. А в серенном - вправо, независимо от того, в каком направлении она движется - к центру вращения или от него, - возразил я.
  Я принялся пояснять ему физику кориолисовых сил, изобразив на песке вращающийся круг и движущуюся по нему массу. Подняв голову, я увидел, что Ампиров демонстративно меня не слушает.
  - Геннадий Алексеевич, эта река течет на север! - твердо, с непоколебимой уверенностью сказал он.
  - Гена, хватит. Пойдем, - сказал возмущенный Будник.
  Когда мы отошли на несколько шагов, Миша пробурчал:
  - Не трать ты силы на развитие его интеллекта. Ты думаешь, он поймет и оценит твои знания? Ему только с этими подвыпившими престарелыми шалавами дискутировать!
  Банкет начался точно в намеченное время. Рассаживанием гостей занималась Верочка. Мы с Будником попросили ее посадить нас подальше от Ампирова, и она с пониманием вняла нашей просьбе. Верочка села рядом с Мишей и стала угощать его местными блюдами. Около Ампирова сел академик Бруев, и вскоре между ними завязалась оживленная беседа.
  Ректор на банкет не приехал, и Бруев "правил бал". Он и произнес первый тост - за процветание советской науки и за то, чтобы в таком крупном научном центре, как Томск, почаще проводились всесоюзные научные симпозиумы и конференции.
  Со вторым тостом выступил Ампиров. Он поблагодарил хозяев конференции за теплый и радушный прием, за отлично налаженную службу информации и транспорта, за обеспечение демонстрационными средствами, за организацию питания и тому подобное.
  - Но при всем при этом, - продолжал он, - не могу не сказать о беспорядке в отношении поселения в гостиницу. Нас, троих участников из Харькова, забыли поселить! Желая поскорее освободиться, и потому решив, что мы не нуждаемся в гостинице, представитель оргкомитета спокойно отдал наши номера в распоряжение администрации гостиницы, несмотря на то, что наше прибытие было своевременно, подчеркиваю, СВОЕВРЕМЕННО, зарегистрировано в оргкомитете! И они тут же были, так сказать, реализованы. А мы, непосредственные участники конференции, ни с того, ни с сего остались куковать без жилья. Хоть разворачивайся, да улетай назад. Но мы люди не гордые, позвонили в оргкомитет. Спасибо, что представитель оргкомитета тут же связался с директором гостиницы, и тот выделил нам один-единственный номер из собственного фонда! А двое наших участников вынуждены были жить в недостроенном студенческом общежитии, где еще не работает лифт, на шестнадцатом этаже! И крысы там, говорят, пешком по головам ходят!
  Чуть захмелевшие участники взорвались смехом, а шеф, выдержав небольшую паузу, продолжил:
  - Я говорю это не в упрек оргкомитету - там люди весьма много и четко поработали. Я говорю это в назидание на будущее: нужно проверять, все ли зарегистрированные участники поселились! Если они в анкете писали, что нуждаются в гостинице, значит, они на вас рассчитывают! Я хочу предложить тост за всех членов оргкомитета и за то, чтоб их недоработки учли последователи!
  Зал ответил гулом одобрения, и к Ампирову потянулись с рюмками, чтобы чокнуться в знак поддержки. Мы с Будником посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, поставили рюмки.
  - Ну, такого нахала только поискать, - сказал Будник, красный от возмущения. - Хочет, чтобы все на свете под него подстраивалось! Его метод - душить и подавлять. Не буду пить!
  - Заметь, Миша, шеф любит предрекать будущее. Но даром предвидения отнюдь не обладает. И когда действительность не оправдывает его пророчеств, он под них старается подогнать саму действительность, - поддержал я Будника.
  - А наш Абакумыч - золотой человек, - вклинилась Верочка. - Что ему ни сделай, на все улыбается, все так. Правда, часто поручениями задалбливает. Не успеешь сделать одно, как он тут же другое тебе сует, потом третье и так до одурения. Как в "коридоре зеркал". Это страх, как противно, когда конца не видно. Сделаешь очередное и думаешь, что на этом все. А он тебе еще и еще подсовывает! Пока ему не скажешь "тпррру"!
  - А ты ему узду на морду и - вожжами! Вожжами! Или - кнутом! Кнутом! - пошутил Будник и поднял рюмку. - За Верочку!
  Я сделал вид, будто пью, но чуть пригубил свою рюмку и поставил.
  Подавали рыбные блюда, овощные салаты и прочие холодные закуски. Вера не забывала подкладывать их в Мишину тарелку, а он, польщенный ее вниманием, не переставал осыпать ее комплиментами.
  Начались танцы. Подвыпившие кавалеры приглашали дам, дамы - кавалеров. На фоне громкой музыки звенел смех и визг неизвестно как здесь появившихся девиц, звучали пьяные возгласы захмелевших участников конференции и гостей банкета. Наконец, музыка утихла, и распорядитель вечера снова пригласил всех к столу. Он объявил, что сейчас будет подан сугубо сибирский деликатес: живая стерлядь под русскую водку.
  - Тем, кто еще не пробовал такого блюда, я покажу, с чем и как его едят, - говорил он.
  Положив микрофон, ведущий взял из ближайшей миски еще трепещущую стерлядь, посыпал ее солью и, провозгласив тост за прекрасных русских женщин, опрокинул стопку водки и впился зубами в спину несчастной рыбы.
  Последовали аплодисменты, беспорядочные тосты, и через несколько минут на столе уже не осталось ни единой стерлядки.
  Мне этот экзотический деликатес пришелся не по вкусу - тошнило от запаха сырой рыбы. Зато Миша оценил его по достоинству. Тем более что Верочка со знанием дела показала ему, как надо со смаком выгрызать только спинку, а все остальное выбрасывать.
  - Ты, Гена, просто не распробовал! Вот Верочка сейчас еще принесет, так я тебе на конкретном примере разъясню, что тут к чему. Не пожалеешь! - уверял он меня.
  Но я удовольствовался только первой пробой и сидел, наблюдая, как Миша, разгоряченный водкой, напропалую ухлестывает за чуть поддавшей Верочкой.
  В меру захмелевший Ампиров оживленно беседовал с академиком Бруевым, который уже, как говорится, "малость лишку хватил". После "фирменного сибирского блюда" Бруева несколько развезло и потянуло на откровенность.
  Он сказал, что руководит прекрасной лабораторией физики атмосферы, в которой трудится великолепный коллектив ученых и инженеров. А кафедра в университете - это у него, так сказать, только для галочки. Академик ведь - обязывают учить студентов. Темпераментно жестикулируя, он делился с Ампировым своими проблемами и творческими планами. В общих чертах, конечно.
  - Ребята у меня хорошие, - говорил он, обводя рукой присутствующих, - но в основном трудяги, пахари. А работа, которая только сама по себе и есть, высоких научных результатов не дает! Идеологов мало, почти нету. Кое-кто можеть, конечно, родить идею, но такую, второстепенную, мелкую, - он показал на кончик указательного пальца.
  - Что же тут удивительного? Настоящую идею, Федор Абакумович, родить может только настоящий, могучий талант. Но такими талантами надо уметь управлять. Иначе он может стать вашим, так сказать, могильщиком, - высказался Ампиров.
  - Ве-е-ерно, уважаемый Валентин Аркадьевич! Абсолютно верно! В самую, что ни на есть точку... А Вы это... сами-то можете?
  - Что, идеи рожать? Одному только Вам по большому секрету скажу. Откровенно говоря... не очень, - признался Ампиров.
  - Во-о-от... И я тоже-ть. До меня тут командовал Шабалдин-Панчук. Слышали? - Бруев вопросительно уставился на Ампирова.
  - Леонид Кузьмич? Как же, - сказал Ампиров, - всемирно известный академик...
  - Вот-вот. Так тот был идео-о-олог! - Возникла неловкая пауза. - Что, может, еще коньячку, а?
  Ампиров молча утвердительно кивнул. Бруев завертел головой, потом сделал пригласительный жест и выкрикнул неровным голосом:
  - Вера! Цыпочка! На минутку!
  Верочка, которая под грохот мощных звуковых колонок темпераментно отплясывала с Будником, неохотно оставила Мишу и подошла к Бруеву:
  - Ну, что еще, Федор Абакумыч? И поплясать не дадите с симпатичным гостем. Что там у Вас еще не так?
  - Все, все так, цыпочка ты моя! - он порылся в карманах и, достав связку ключей, выбрал один и протянул Верочке. - Вот. Бутылочку коньячку принеси - в моем шкафу на нижней полке стоить. Там этикетка "Двин". Что мы с тобой из Эчмиадзина привезли, помнишь?
  - Помню, как же. Вы же сказали - для особого случая, - ответила Верочка с серьезной миной.
  - Вот он самый и есть как раз - особый случай! Быстро, Верочка, не капризуй. Потом тебя на весь вечер в покое оставлю... - он подмигнул. - И на всю но-о-очь. Давай! Давай, скоренько...
  Верочка засеменила к выходу. Вслед за нею устремился уже заметно захмелевший Будник.
  - Так вот, Аркадий... э-э-э... - Бруев замешкался, сделал сосредоточенное лицо и вопросительно щелкнул пальцами.
  - Валентин Аркадьевич, - с досадой подсказал Ампиров. Он терпеть не мог, когда собеседник путал его имя или отчество.
  - Так вот, дорогой мой друг Валентин Аркадьевич...
  При слове "друг" Ампиров брезгливо поморщился, словно перед ним раздавили гнойник. А Бруев, не придав его гримасе никакого значения, увлеченно продолжал:
  - Есть у меня один молодой эс-эн-эс... Ему еще и тридцати нет. Дьявольски талантлив! Дьявольски, говорю! Понимаете?
  Ампиров кивнул и поиграл пустой стопкой. Бруев потянулся было к полупорожней бутылке с трехзвездочным коньяком, но потом решительно отдернул руку, опрокинув бокал с газированной водой и залив брюки бородатого москвича, сидевшего рядом в полуобнимку с местной красоткой. Тот вскочил и принялся стряхивать воду с брюк.
  - Извини, Леша, извини Бога ради... Это водичка... Высохнет... Никто худого не подумает... ха-ха-ха...
  Он снова повернулся к Ампирову и продолжил:
  - Талантлив, говорю, как черт! Как черт, говорю! Но... - он явно замялся, подбирая нужные слова.
  В этот момент подошла Верочка и протянула Бруеву бутылку с жидкостью изумительного шоколадного цвета.
  - Все, Федор Абакумыч! Вы сказали, что на сегодня я свободна? Я пошла.
  - Свободна, свободна, - сказал Бруев, вынув из кармана вычурный складной нож. - Но... надо б открыть, что ли?
  - Сейчас! - Бруевским ножом она аккуратно оббила сургуч в пустую тарелку и откупорила бутылку. - Вот. Пейте на здоровье. А я пошла.
  С этими словами она удалилась, а Бруев, налив себе и Ампирову по полной стопке, поднял тост:
  - Я рад, что встретил в Вас такого интересного и для себя полезного собеседника! За Вас, Валентин Аркадьевич!
  Ампиров в ответ скривил подобие улыбки и кивнул в знак согласия. Они громко чокнулись. Бруев выпил свою стопку до дна, а Ампиров только надпил.
  - Классный коньяк! - сказал Ампиров. - О-бал-деть!
  - Так вот, Валентин Аркадьевич! Талантлив, говорю, как бес! Но честолюбив... Ох, тщеславен, мать его ети! Идеи раздаеть направо и налево! Но я... понимаете... - он почти вплотную приблизил свое раскрасневшееся лицо к лицу Ампирова, - я... боюсь его!
  - Еще бы! - с пониманием сказал Ампиров. - Такому только дай обзавестись соответствующей атрибутикой, и он скажет: "Ну-ка, подвиньтесь, Федор Абакумыч! И вообще, Вам здесь и делать-то не хрен"! И с чистенькой совестью брезгливо раздавит Вас, как черного таракана.
  - Да!.. Да!.. Вот именно! И рано или поздно скажеть! Трудов-то у него постепенно наберется... И раздaвить... именно, как таракана!
  Он в сердцах ударил по столу кулаком, снова опрокинув тот же бокал, который, к счастью, на этот раз был пуст, и опять открыл бутылку с дорогим коньяком. Они с Ампировым еще раз причастились. Теперь заговорил Валентин Аркадьевич. Он говорил менторским тоном, со снисходительной улыбкой, несколько искаженной выпитым коньяком:
  - Дорогой Вы мой, Федор Абакумыч! Имея во вверенном Вам коллективе людей такого рода, надо хоть иногда книги по психологии почитывать, - он постучал себе пальцем по лбу. - Серое вещество тренировать! Талантами надо квалифицированно управлять. Талантам присущи слабости, которые "сирым личностям" можно представить, как существенные недостатки или даже пороки. И те эту тюльку слопают с аппетитом. Особенно если понимают, что это не так. "Сирые" талантам всегда завидуют и с удовольствием топят их.
  Бруев с раскрытым ртом смотрел на Ампирова, как на божество. А Валентин Аркадьевич, довольный произведенным впечатлением, торжественно рек:
  - Понимаете, талант сам по себе очень нежен и хрупок. Как оранжерейное растение. Если его оберегать и холить, он может обильно плодоносить. Ему для успешной работы нужны поддержка, похвалы, поощрения! П-полный, подчеркиваю, полный комфорт. В условиях дискомфорта он - ничто! Если талант лишить этого самого комфорта, он начнет куролесить: впадать в разные там депрессии, пить, развратничать, а то и анашой баловаться. И в конце концов хиреет. Понимаете? Господь Бог если кому-то дает что-то добавочное, то обязательно недодает чего-то самого обычного, банального. Помните, как Ломоносов закон... постоянства... состава, что ли, формулировал: если где чего сколько прибудет, то его в другом месте ровно столько же убудет! А эти его огрехи нужно фиксировать, с тем чтобы использовать, когда нужно, как козырную карту. Вы следите за моей мыслью?
  - Да-да, Валентин Аркадьевич! Конечно-конечно! Слушаю все, как... откровение божье! И как губка впитываю, - он икнул и потянулся, было, к рюмке, но потом решил воздержаться.
  Ампиров взял с блюда яблоко и с хрустом откусил кусок. Яблоко показалось ему невкусным, и он, отложив его в сторону, продолжил свою разъяснительную работу:
  - Вы знаете поэта Льва Озерова?
  - Не-а, - ответил академик, не моргнув глазом.
  - Так вот, он сказал: "Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами". Вот Вы и не помогайте своему таланту. Но держите его на коротком поводке. Чуть что - создайте дискомфорт. Так, таланты не выносят конкретных сроков. Вот и установите ему жесткие сроки, когда будете давать задание. Да почаще ему напоминайте о сроках, заставляйте отчитываться. И он наверняка не уложится. Особенно, если вы к этому еще и руку приложите. А потом это напоказ выставьте! Скажите, что он лодырь, мировейский бездельник! Так и регулируйте, ориентируясь на свои критерии. Давайте ему такие задания, чтоб одно исключало другое. Чтобы он, выполняя одно из них, не мог выполнить другое! Чтобы его никогда не покидало чувство провинившегося школьника. Такие люди патологически самокритичны, часто комплексуют. Помните: талант уязвим для критики. Так используйте это!
  Ампиров умолк, переводя дух. Бруев преданно смотрел на него, не смея перебить ни единым словом.
  - Чтобы он не сформировался, как авторитет среди коллег, под разными предлогами старайтесь переводить его с одной тематики на другую. Главное - сбить темп, чтобы пропал настрой. Не давайте ему укорениться и вырасти, - продолжил Ампиров. - Разве что под занавес, когда вы уже почувствуете, что пора уходить на пенсию. Когда вам выгодно будет показать, что вы можете делать специалистов и повыше кандидатов наук. Вот тогда и выпустите талантливого, если он еще будет к чему-либо способен, а не сопьется к едрене-Фене. Или когда он вам уже не нужен будет.
  - А ежели он возьметь, да и уволится. А без него у меня будуть только... это... воду в ступе толочь... - сказал Бруев, пытаясь снова налить по стопке.
  - Все-все, Федор Абакумыч! Мне хватит... Стоп! Я - пас... - Ампиров накрыл свою стопку ладонью.
  - Ну, вы... это... как хотите, Валентин Аркадьевич. А я себе... того... хо-хо-хо... п-позволю! - он поднял стопку и, многозначительно ухмыльнувшись, кивнул Ампирову. Запрокинув назад голову и широко раскрыв свой огромный рот, он вылил в него все ее содержимое, показавшееся Ампирову каплей в бездонном колодце.
  - Напрасно беспокоитесь, Федор Абакумыч, - продолжал Ампиров, сомневаясь, доходит ли еще до мозгов Бруева смысл его бесценного откровения. - Не уволится, говорю Вам. Не уволится! Если он действительно талант, он понимает, что не сможет без любимой работы. А любимая работа, она, как и любимая женщина - только одна на свете, заветная. Как там в романсе: "Ты у меня одна, заветная! Дррру-гой ннне бу-у-у-дет ннни-ко-гда"! - пропел Ампиров без намека на мотив, так как ему на ухо наступил громадный слон.
  Бруев подтянул зычным басом. Потом поднял еще одну стопку и, звонко чокнувшись с Ампировым, единым духом осушил ее. Ампиров свою только пригубил для приличия и поставил. Он посмотрел на раскрасневшуюся физиономию Бруева и, едко улыбнувшись, добавил:
  - А если даже и уволится, то все равно вскоре назад попросится. Это я Вам говорю! А Вы, немного пожурив его, так сказать, по-отечески, "проявите великодушие" и примете назад. Как блудного сына. И тогда он - до конца дней - Ваш! Уж будьте уверены.
  К Бруеву подбежал вихрастый худощавый блондин и спросил:
  - Федор Абакумыч. Дальше по программе снова танцы. Продолжим?
  Бруев одобрительно кивнул. Блондин подошел к парню, который сидел в конце зала, где громоздилась аппаратура, и отдал распоряжение. Загремела музыка, и пространство между столами снова заполнили танцующие.
  Будник с Верой-цыпочкой, которая уже успела переодеться в короткие джинсовые шорты и шелковую футболку, плотно обтягивающую ее аппетитные груди, не замечая никого вокруг, носились по залу в танце, как ошалелые.
  Узрев такую картину, Ампиров, укатываясь со смеху, сделал несколько снимков своей "Минольтой", несколько лет тому назад привезенной из Сомали. Когда Миша увидел, что шеф его снимает, у него явно испортилось настроение.
  - Что это он еще, сволочь, задумал?! Алло! Что Вы делаете?! - закричал Миша фальцетом. - Кто вам позволил? Прекратите немедленно!
  Но Ампиров снова поднял фотоаппарат и блеснул вспышкой.
  Негодующий Будник пошарил по столу взглядом и, увидев большой кухонный нож, схватил его неуверенным движением и с криком: "А, так ты вон как" ринулся на Ампирова, словно матадор на быка.
  - Теперь я, сука-собака, с тобой за все рассчитаюсь! Я из-за тебя жену потерял! Я из-за тебя семью потерял! Сына! Всю молодость на тебя угробил! Сукотник! Паскудина!
  Пошатываясь и спотыкаясь на ровном полу, он двигался на шефа, беспорядочно размахивая ножом.
  - Гена! Отберите у него нож от греха подальше! А то поранится еще! - кричал смеющийся Ампиров.
  Я мигом настиг нашего щуплого Мишу и выхватил у него нож.
  - Отдай! Дай сюда, сволочь! Я эту гидру сейчас насквозь прошью! Я ему все сейчас припомню! - вопил Будник, тщетно пытаясь высвободиться из моих рук.
  Шеф хохотал до слез.
  - Кажется, Миша наш дошел до кондиции, - сказал он, опуская фотоаппарат. - Гена, отведите его спать, а то он всех людей сейчас распугает.
  На выручку пришла Верочка. При виде ее Миша заулыбался и презрительно махнул рукой на Ампирова.
  - Ладно, ну его, заразу, в тачку! Верочка, пойдем, я тебе все расскажу! Как на духу. Хрен с ним, пусть катится!
  Верочка нежно взяла его под руку и повела на воздух. Ампиров был в прекрасном расположении духа.
  - Гена, Вы не можете увести Мишу от этой особы? А то его престарковатая Валентина еще, чего доброго, претензии нам предъявит. Эта Цыпочка, она ведь разведенная. Вы думаете, она зря его завлекает? Кстати, нам завтра в восемь утра надо быть в автобусе - в аэропорт ехать. Смотрите, чтобы Миша не забрел куда-нибудь в дальний угол да, избави Бог, не проспал. Будем тогда с ним проблему иметь!
  - Да куда там он забредет в таком состоянии? Верочка его быстро успокоит своими методами, - сказал я.
  - Ну, если Вы это берете на себя, - Ампиров театрально развел руками, - тогда другое дело. Вы намереваетесь еще продолжать веселиться? Или как?
  - Еще немного побуду. Хочу с Савчуком о возможных перспективах сотрудничества потолковать, - ответил я.
  - Если он еще способен. Он уже, по-моему, давно до кондиции дошел. Конечно, не до такой еще, как наш Будник, но тоже уже хорош. Ну, всего доброго.
  Ампиров двинулся к выходу. Дойдя до двери, он оглянулся и, уже переступая порог, крикнул сквозь всеобщий гам:
  - Гена! Вы все же на всякий случай проследите за Мишей!
  
  
  Юлий Гарбузов
  21 августа 2006 года, понедельник
  Харьков, Украина
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"