Войдя в вестибюль электрокорпуса, я буквально нос к носу столкнулся с Ампировым.
- Здравствуйте, Валентин Аркадьевич.
- Доброе утро, Гена. У Вас что сейчас?
- Сейчас - ничего. Я имею в виду, занятий нет. Хотел поработать по науке. Над функциональной схемой авторегистратора тружусь.
- Тогда пойдем со мной. Мне Вас сам Бог послал. На стройке нашего многострадального радиокорпуса меня ждет прораб. Мне нужна поддержка. И вообще взгляд со стороны.
Слово начальника - закон для подчиненного. Я повернул в обратную сторону, и мы вышли на воздух. Конечно, жаль было терять время на пререкания с прорабом, когда еще со вчерашнего вечера меня охватило рабочее настроение. Возникли новые идеи, и не терпелось детально прорисовать на миллиметровке все временные диаграммы, чтобы проверить, действительно ли возможны те алгоритмы, которые мне представлялись наиболее удачными и не давали покоя со вчерашнего вечера.
Навстречу нам неслись толпы студентов, спешивших на занятия. Яркое апрельское солнышко и запах весны бодрили и наполняли душу какой-то необыкновенной энергией. Хотелось чего-то необычного, впечатляющего.
Я знал, что после визита на стройку вчера вечером шеф нервничал по поводу, как ему представлялось, неправильной установки свай. Шорина вчера сказала, что прораб относится к работе самым безобразным образом, как будто строит не учебно-научное здание, а какой-то колхозный свинарник или, в лучшем случае, коровник. И что если его не одернуть сейчас, через неделю будет поздно. Потому что сваи пока еще можно переустановить, а потом, когда будут положены перекрытия, разбирать конструкцию никто не станет. Она артистически показала, как возмущался шеф, при этом изобразила, как он размахивал руками и какие употреблял при этом выражения, намекая на наличие в них "слегка ненормативных". При этом она саркастически смеялась, темпераментно сжимая кулаки и стуча по столу.
Настроение шефа в настоящий момент вполне соответствовало тому представлению, которое сложилось у меня после вчерашних шоринских комментариев.
- Гена, Вы должны объективно сказать, прав я или нет. Я просто уверен, что там косо установлена свая. Это видно невооруженным глазом! А этот Тугун - прораб - издевается надо мной! Петрушку из меня делает! Нагло утверждает, что свая стоит строго вертикально. Сами сейчас увидите и скажете.
Несколько шагов мы прошли молча. Потом шефа снова понесло.
- Я с этой стройкой сна лишился! А эти строители такие наглые - в глаза смеются! При этом на черное говорят - белое! Порой я уже думаю, или я ненормальный, или прораб, или мы оба. Будете третейским судьей. Вот, смотрите. Уже отсюда видно, что вон та свая, слева которая, стоит косо! Как вы считаете?
- Пожалуй, да. Мне тоже кажется, что она немного наклонена влево. Я ориентируюсь по краю здания кафедры техники высоких напряжений, - сказал я.
- Вот, - оживился Ампиров, - и Вы тоже так считаете! А они мне пытаются втереть очки. Элла Шорина также это заметила.
Мы обошли заграждение и оказались на стройплощадке. Бульдозер уже пыхтел вовсю, ровняя площадку на заднем плане. Грохотал компрессор, сварщики варили арматуру. Справа самосвал ссыпал гравий. Ампиров посмотрел на часы.
- Вот, уже начало одиннадцатого - их никого нет. Как всегда! Аристократы хреновы! А договаривались на десять, он сам назначил это время. Посудите, Гена, можно ли так работать? - пыхтел он, как паровоз.
Я счел его вопрос риторическим и молчал, наблюдая за процессом строительства.
- Чего же Вы молчите? Я что, не прав? Можно ли так работать, Гена?
- Подождите, Валентин Аркадьевич, не гневитесь. Вон они, кажется, идут. Двое. С папками. Они?
- Где? А, да. Наконец-то, - он посмотрел на часы.
- Опаздываете, друзья! Мы вот с коллегой уже уходить собрались, да побоялись, что вы так и оставите косую сваю, как есть! - сказал он, не поздоровавшись.
К нам не спеша подошли строители. Один был высокий, дородного телосложения, круглолицый и толстощекий с мощными выдающимися вперед черными усами. Как у лихого боцмана времен первой мировой. Он был без головного убора, и его тяжелая черная шевелюра чуть спадала на высокий лоб, придавая его лицу выражение незыблемой твердости характера и какой-то непоколебимой уверенности в себе. Черные, как угли глаза смотрели весело и даже несколько задиристо. Другой - среднего роста, сухощавый, прямой, как жердь, с впалыми щеками и глубоко сидящими серыми глазами. Аккуратно застегнутая кожаная куртка и темно-синий берет, надетый слегка набекрень, подчеркивали строгость выражения его лица. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это человек недюжинного интеллекта и знающий себе цену.
- Здравствуйте, Валентин Аркадьевич! Что это Вы с утра раннего уже скандалить начинаете? - шутливо сказал усач.
- Здравствуйте, Валентин Аркадьевич! - поздоровался его спутник с подчеркнутым достоинством.
-Здравствуйте-здравствуйте! Вот, знакомьтесь. Мой коллега. Старший преподаватель Очерет Геннадий Алексеевич. Он у нас и научную работу ведет. Так сказать, заинтересованное лицо первой степени. Это ему в первую очередь в новом корпусе работать. Вот он и проявляет к нему не последний интерес. Можно, говорит, Валентин Аркадьевич, с вами на стройку сходить? Хочу посмотреть, скоро ли мы на новом месте трудиться будем. Вот шли мы сюда, а Геннадий Алексеевич и говорит: "Вам не кажется, Валентин Аркадьевич, что вон та свая косо стоит"? Я говорю, что мне это удивительно. Мол, начальство утверждает, что стоит она прямехонько - хоть сейчас по отвесу проверяй. А он свое - косо стоит свая, и все. Вот и поясните нам, пожалуйста, уважаемый Иван Никанорыч, у нас что, у обоих дефект зрения, психики или и того, и другого? Да, забыл представить. Простите, Геннадий Алексеевич. Иван Никанорович Тугун, прораб. А это, - указал он на сухощавого, - Николай Федорович Михалев, начальник участка.
Мы пожали друг другу руки.
- Валентин Аркадьич, Вы до сих пор не верите, что все в пределах допуска? - спросил Тугун.
- Какого там, извините, на хрен, допуска, если даже невооруженным глазом всем видно, что свая стоит косо! Гена, так?
- По-моему косо, - поддержал я своего шефа, чувствуя себя совершенной марионеткой, клоуном в этом спектакле без репетиции и режиссуры.
- Валентин Аркадьич, существуют нормы допуска, которых мы обязаны придерживаться при монтаже здания. Абсолютно вертикально установить невозможно. Вы, как ученый, лучше меня это знаете.
- Зачем вы, Иван Никанорыч, начинаете разъяснять нам, что дерево деревянное, а черное - это белое?
- Это вы, Валентин Аркадьич, хотите убедить меня в том, что я не специалист своего дела. Я вам говорю, все в пределах допуска, а Вы мне пытаетесь доказать обратное. Что я, жулик какой-нибудь? Первый год на стройке работаю, что ли? Я отвечаю за свои слова, - возмущался прораб.
- Иван Никанорыч, мы же взрослые люди! Зачем делать из меня дурака? "Вы не специалист", - говорите Вы мне. - Да чтобы видеть, что свая стоит косо, не нужно быть никаким специалистом! Спросите у кого угодно, ровно ли стоит свая? Пригласите любого школьника и задайте ему этот вопрос! Что он вам ответит?
- Оказывается, Валентин Аркадьич, нужно! Нужно быть специалистом своего дела, чтобы взять на себя такую ответственность - громогласно заявить, что свая установлена в соответствии с техническими нормами!
- Нет, давайте проведем эксперимент - любого школьника с улицы! Чтобы абсолютно независимое суждение услышать!
- Независимое - это одно, а профессиональное - это другое.
- Какой тут на хрен профессионализм?! Косо или нет? Какие тут профессиональные навыки? Двоичная система: да или нет! Вот и весь профессионализм!
- Да что Вы нервничаете, Валентин Аркадьич? Конечно, сейчас строительство и медицина - это те области, в которых каждый считает себя большим специалистом! Ан-нет!
- Так! Я требую переустановки сваи. Давайте соберем компетентную комиссию, пусть она проверит, кто из нас прав! Готов с Вами поспорить - Вы здесь неправы.
- Уважаемый Валентин Аркадьич! Какая там комиссия! Зачем она нам? Вы все равно не поверите, если она подтвердит мои слова. Будете требовать более высокую комиссию. А потом? До самого генсека дойдем?
- А как же мне Вас вразумить, если Вы отказываетесь смотреть правде в глаза? Кто разрешит наш спор? Вы не верите очевидному! Как Вам доказать, что черное - это черное, а белое - это белое? - беленился Ампиров.
- Да зачем нам комиссия? Вы строительной документации верите? Нормативные документы признаете?
- Конечно! Но...
Разгоряченный Тугун беспардонно перебил Ампирова.
- Тогда давайте сами проверим!
- Как мы проверим, если Вы элементарную логику отрицаете? Рухнет здание на такой свае к едрене матери! Переделать надо, пока не поздно! Собирайте компетентную комиссию! Пусть при мне перемеряют!
- А я Вам говорю - все в пределах допуска! Зачем комиссия? Давайте сами перемеряем. Себе-то Вы, я надеюсь, верите? Готов спорить на что угодно!
- На ящик коньяка! - предложил Ампиров.
-С удовольствием, Валентин Аркадьич! Только при свидетелях. Если в пределах допуска - ставите мне ящик коньяка! Немедленно!
-А Вы мне, если нет! И тут же сваю переставляете! Согласны?
-Согласен! Николай Федорович, - обратился прораб к своему коллеге, - принеси, пожалуйста, нормы.
Инженер, до сих пор философски наблюдавший за спором, спокойно направился в фургон, рядом с которым мы стояли. Оттуда было слышно, как кто-то кричал по телефону:
-Где арматурное железо? Со вчерашнего дня ждем! Тут с нас шкуру снимают за нарушение сроков, а вы телитесь! Выехала машина? Где же она тогда? Ждем! Что же нам еще остается делать?
Прораб стоял молча, натопорщив усы, а мой шеф не унимался.
- Кто будет проверять? Опять Вы? Или этот ваш Николай Федорович?
-Сначала я Вам покажу нормы, а потом Вы сами измеряете! Это школьная геометрия, - сдержанно сказал Тугун, но по тону его голоса чувствовалось, как напряжены его нервы.
Начальник участка вышел из фургона с увесистой книгой и протянул ее прорабу.
- Ага, вот как раз закладка на месте. Смотрите, Валентин Аркадьич. Читайте - предельно допустимые углы наклона свай. Прочитали? Записывайте. А то потом скажете, что я Вас обманул.
Ампиров взял книгу, полистал, поправил на носу очки и стал водить пальцем по графам.
- Гена, подержите, пожалуйста. Я действительно сам запишу. А то Вы видите, какая тут публика! - кивнул он в сторону строителей.
Те не обратили на его реплику ни малейшего внимания и терпеливо продолжали ждать. Прораб курил сигарету, а начальник участка перебирал какие-то бумаги в своей картонной папке. Все молчали.
- Записал. Давайте мерить. Как Вы предлагаете это делать? - деловито спросил Ампиров.
- Что ж, давайте. Николай Федорович, подгони-ка вышку.
Инженер кивнул и ушел за фургон. Через пару минут к злополучной свае подъехала машина с выдвижной вышкой.
- Иван Никанорыч, мы готовы, - впервые за время беседы услышали мы голос начальника участка.
Он молча влез в корзину.
- Поднимай! Отвес у меня в кармане! - крикнул он водителю.
Машина загудела, и через минуту Николай Федорович приложил бечевку отвеса к нависающему краю сваи.
Тугун протянул Ампирову стальную линейку.
- Меряйте сами, Валентин Аркадьевич. Вот линейка.
Ампиров измерил расстояние от края сваи до клювика отвеса.
- А высота сваи? Только не по проекту и не с ваших слов! Мне нужно истинное значение, - ехидно цедил слова Ампиров.
- Сейчас. Николай Федорович! Сделай там отметку на отвесике! Узел завяжи, что ли! Практика - критерий истины. Завязал? Бросай сюда!
Когда инженер вылез из корзины, Ампиров с прорабом уже растянули по земле отвес и рулеткой стали измерять его длину.
- Измерили, Валентин Аркадьевич? Записали? Отлично. Вот логарифмическая линейка. Катеты известны - вычисляйте угол наклона. Готово? Ну, как
- Гм! Действительно в норме! Поднимаю обе руки, - обескуражено улыбнулся Ампиров.
- А ящик коньяка?
- Завтра утром, Иван Никанорыч! Утром!
- При тех же свидетелях. Идет?
- Ладно! Можем и других пригласить!
Ампиров явно не чувствовал себя проигравшим.
На следующее утро мы с прорабом и начальником участка по договоренности с шефом в восемь ноль-ноль ждали его у дверей кабинета. Здесь же были Исаков и Буланова. Потом прибежала Шорина. Она была в каком-то особо приподнятом настроении. "Это неспроста, - решил я, - что-то будет". И, как потом оказалось, не ошибся.
- Обманет ваш шеф, вот увидите, - сказал Тугун, выпуская огромный клуб дыма.
- Не может быть, - ответил я.
- А я вам говорю - обманет. Почему его до сих пор нет?
- Он человек занятой. Сами знаете, - возразила Буланова.
Мне было обидно слышать, как о шефе говорят непочтительно. Словно он был моим отцом. Хотелось наговорить Тугуну дерзостей.
Ампиров появился только в половине девятого. Они по-деловому переглянулись с Шориной и злорадно улыбнулись.
- Так, идемте ко мне в кабинет. Там рассчитаемся.
Мы дружно направились вслед за шефом. В кабинете было душно и смердело изоляцией. Окинув помещение беглым взглядом, я понял, что запах источает большая бухта кабеля, лежащая в углу под полиэтиленовой пленкой.
- Подождите, окно открою. Так. Я обещал Вам, Иван Никанорыч, ящик коньяка, если окажусь не прав?
- Обещали, Валентин Аркадьич.
- Получите! - Ампиров с едкой улыбкой открыл книжный шкаф и извлек оттуда маленький фанерный ящичек, на дне которого в игривых лучах утреннего апрельского солнца поблескивали маленькие коллекционные бутылочки трехзвездочного коньяка.
- Это не ящик, Валентин Аркадьич. Так не честно, не по-джентльменски.
- Ну почему не честно? Ящик обещал - ящик и поставил. Мы же не оговаривали, какой ящик и какие бутылки! Вот свидетели. Верно, товарищи свидетели?
- Не оговаривали - это верно. Но все, и Вы, в том числе, прекрасно знали, о чем речь. По векселям надо платить, Валентин Аркадьич!
Притворно улыбаясь и кокетливо сжимая губы трубой, Ампиров продолжал:
- Проиграл - поставил. А что не оговорили какой ящик - это уж Ваше упущение, Иван Никанорыч! Ха-ха-ха-ха!
- Ну, вы, Валентин Аркадьич, прямо-таки ходжа Насреддин. Но мы с Вами не в Бухаре. А здесь - это непорядочно.
И прораб спокойно покинул кабинет, даже не хлопнув дверью. За ним, храня олимпийское спокойствие, вышел Михалев.
- Как я этого прощелыгу, а? - ерничал Ампиров, - Мы же действительно не оговорили какой ящик. Он одно имел в виду, а я другое! Ха-ха-ха-ха! Верно?
Он искал у нас поддержки, оправдания перед самим собой, перед своей совестью. Но поддержала его только Шорина:
- Это было, конечно, непревзойденно! Я про себя смеялась до слез! Так остроумно наказать! Он рассчитывал на бесплатную выпивку, а тут - на тебе! Ящик, но какой ящик! Ха-ха-ха! Ой, я не могу! Ха-ха-ха-ха! Ну, Валентин Аркадьевич! Вы - гений!
Остальные молчали и переглядывались.
В конце дня Шорина нам высказала:
- Шеф очень обиделся, что вы его не поддержали в пари с прорабом.
- По-моему, твоя поддержка с лихвой это компенсировала, - отпарировала Буланова. - Лично я не могла на это смотреть!
- Я тоже, - добавил я.
Феклушин деланно расхохотался:
- А мне нравится, как шеф его - мордой в каку! Ха-ха-ха! Ой, класс! Ха-ха-ха! Правда, Виталий Никитич? Ха-ха-ха!
Исаков снял очки и начал их протирать. Глядя из-под густых бровей на Шорину, он с улыбкой прокомментировал:
- Со стороны это, конечно, смешно. Но прораб сказал верно: по векселям надо платить. Так нечестно и непорядочно.
- А они, ты думаешь, порядочные? - кипятилась Шорина, - Посмотри, сколько они стройматериалов разворовали! А сколько раствора просто так пропало по их вине! Он еще до того сто раз наверстал нынешнюю потерю! Пусть теперь на собственной шкуре почувствует, каково это, когда с тобой поступают нечестно!
- Это уже другой вопрос, Элеонора Спиридоновна, - сказал с улыбкой Кусков, не вынимая рук из карманов, - но раз уж договорились, да еще при свидетелях - нужно по счету заплатить сполна!
- Не корчи из себя клоуна, Виталя! Ты же умный парень и прекрасно знаешь, что к чему! - выпалила Шорина и, хлопнув дверью, вышла из преподавательской.
- Да что Вы ее убеждаете? - медленно и как бы между прочим процедил Окин, - Пусть себе на здоровье хвалит своего шефа. А вы молчите - и все. Это именно тот случай, когда молчание красноречивее всяких слов.