Гарбузов Юлий Викторович : другие произведения.

2. Действие Второе

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  

2.1. КАРТИНА ПЕРВАЯ.

  Конец апреля. Подъезд высотного дома. У подъезда на краю лавочки, опершись на палочку, сидит Антон Прокофиевич, одетый в кашемировый плащ синего цвета, и смотрит по сторонам. На голове синий берет, из-под которого видны седые волосы. Его сталинские усы тоже совершенно седые. Из подъезда со скучающим видом выходит Марина Степановна. Останавливается. Медленно подходит к лавочке и садится с другого края. Из сумки достает журнал и, надев очки, начинает читать. Так проходит минуты три. Антон Прокофьевич пододвигается к соседке и, поправив на голове берет, улыбаясь, обращается к Марине Степановне.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Здравствуйте, соседка! О чем бишь читаете?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (не отрываясь от журнала) Здравствуйте. Я не соседка. (Продолжает читать.)
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Как это - не соседка? Вы же в этом доме живете?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (не отрываясь от журнала) Нет.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. А я Вас вижу здесь уже не в первый раз. К кому-то в гости?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (не отрываясь от журнала) Может быть.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Почему Вы такая неразговорчивая?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Чего Вы от меня хотите?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Просто поговорить. А что?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. У Вас манеры уличного приставалы.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Мы с Вами уже не в том возрасте. Вы сели рядом. Явно чего-то ждете. Мне тоже скучно. Вот я и хочу поговорить с Вами. Что тут такого?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Ничего. Просто Вы мне мешаете читать. (Продолжает читать. Пауза.)
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Жаль, что Вы такая необщительная. Хотя бы в двух словах рассказали, о чем сейчас пишут.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. А сами Вы что, неграмотный?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. (с сожалением) Грамотный. Может, даже слишком. Только читать не могу - катаракта.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (Опускает журнал и смотрит на соседа.) Давно? Когда Вам поставили этот диагноз?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Восемь месяцев назад. А что?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Но что-нибудь Вы видите? Сколько пальцев я Вам показываю?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Три.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. А сейчас?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Два.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (Придвигается к соседу и протягивает журнал.) Очки у Вас при себе? (Он достает и надевает очки.) Вот этот заголовок можете прочитать? Попробуйте.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. (Читает.) Мечеть Купол Скалы.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Отлично. (Листает журнал.) А вот здесь?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. (Читает.) Академия успеха.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. А ниже? Попробуйте ниже.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. (Берет в руки журнал, приближает к глазам, потом отдаляет, наклоняет голову то вправо, то влево. Потом возвращает журнал Марине Степановне.)Нет, не могу. Все сливается в какой-то мути.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Ясно. Ваша катаракта еще не созрела. Созреет, тогда можно будет прооперировать. Вы можете вернуть себе зрение.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Вы врач?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Да.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Понятно. Окулист.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Почти. Дерматовенеролог.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. А я думал - окулист. Вы так профессионально меня обследовали!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Просто как любой врач.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. А окулист, к которому меня водила дочь, говорит, что сейчас можно оперировать в любое время. Не нужно ждать созревания. Я вот и думаю, думаю. Боюсь я операций, доктор. Вы где работаете?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (Смеется.) Я на пенсии.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Да что Вы! Такая молодая! Простите за нескромность, а сколько же Вам лет?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. В феврале шестьдесят восемь исполнилось. А Вам, если не секрет?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Я же говорил - Вы молодая. Мне уже семьдесят шесть. Вот так. Меня зовут Антоном Прокофьевичем. А можно узнать, как зовут Вас?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Меня - Марина Степановна.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Вот мы и познакомились. Очень приятно. Марина - значит морская.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Прожила почти семь десятков, а на улице познакомилась впервые. (Смеются вместе)
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. А почему на улице? По-соседски - возле нашего подъезда.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Это не мой подъезд, я уже говорила.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. К кому же Вы пришли в гости?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. К сыну. И еще к невестке и внукам.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. А говорите, что здесь не живете. Да это больше, чем из нашего дома. Где бы Вы ни были, Ваши душа и сердце все равно здесь.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Откуда Вы знаете?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Да иначе просто быть не может!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Пожалуй - да. А Вы здесь давно живете?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Вот с декабря месяца.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Поменялись сюда?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Не совсем. (с сожалением) У меня была шикарная квартира в центре. Все рядом, такой ремонт! Чешская сантехника...
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. И что случилось?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Инсульт.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Что-что?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Инсульт. Со мной случился инсульт. Я был парализован. Потом отошел. Но полностью в движениях не восстановился. Хожу вот с палочкой. Левая нога - как колода. И рука тоже - как не моя.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Инсульт - дело серьезное. Но нужно все равно двигаться. Иначе двигательные функции будут все больше угнетаться.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Двигаюсь как могу. И вокруг дома хожу, и на троллейбусную остановку дочку встречать. А вот в лес ходить боюсь, хоть он и рядом - через дорогу. Людей никого не знаю, а самому опасно - вдруг плохо станет. Первый инсульт - это первый звонок с того света.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. В одиночку ходить нельзя. Найдите компанию. Вы же человек общительный.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Вот - пытаюсь. Но пока что я никак на новом месте освоиться не могу.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. А квартира? Что стало с квартирой?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Теперь там живет внучка с семьей. Семейный обмен. А то случись что со мной - квартира пропадет ведь. Такая была шикарная квартира! Моя покойная жена Галина Куприяновна души в ней не чаяла, как родное чадо холила. После ее смерти я в ней порядок, как мог, поддерживал. Но было уже не то... Я горевал по ней, и квартира тоже горевала без своей хозяюшки. А эти - уже успели ее так загадить! Я как посмотрел - решил больше там не появляться, чтобы второй инсульт преждевременно не хватил! Тяжело...
  Антон Прокофьевич достает носовой платок. Вытирает глаза. Сморкается. Комкает платок и кладет в карман.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Да не переживайте Вы, Антон Прокофьевич! Пусть как хотят! Раз Вы не в состоянии больше обслуживать свою квартиру, радуйтесь, что есть кому ее отдать! А здесь Вы с кем живете?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. С дочерью. И зятем. (Глубоко вздыхает.)
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Что, не ладите с ними? Кому-то не нравится Ваш переезд?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Разумеется. Зять мечтал о рабочем кабинете, а тут я занял одну комнату и потеснил его.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. А раньше? В этой комнате, наверное, жили внучка со своим мужем?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Юридически - да. Но на самом деле они снимали квартиру здесь неподалеку. А дочка с зятем вдвоем жили.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Ничего, пусть радуются, что Ваша внучка теперь не платит бешеные деньги за частное жилье, а живет в дедовой квартире!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Все равно, теперь я у них как прыщ на лбу. Им лучше было бы, если бы я умер.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Да Вы, я вижу, пессимист! Принимайте жизнь такой, как она есть. Ведь у нас сейчас такой возраст, что каждый день мы что-то теряем, что-то становится уже не для нас. Закон природы, и мы вынуждены ему подчиняться. Выше нос, Антон Прокофьевич! Скажите лучше, кем Вы были по профессии?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Металлургом. Я заканчивал механико-металлургический институт.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. А работали по специальности?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Конечно. Всю жизнь.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Интересно, а где это в нашем городе металлургические предприятия?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. А зачем металлургические? Где металл, там и металлург.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. И где же Вы возились со своим, простите, металлом?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. На танковом заводе, милая моя Марина... Простите, забыл как по отчеству...
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Степановна. Марина Степановна. Но только я совсем не Ваша милая!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Простите, это я так, к слову. Устыдился, что забыл Ваше отчество.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Поняла. Всех женщин, чье отчество Вы внезапно забываете, Вы считаете своими милыми!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Ну, вот-те на! Острите, значит.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Что вы! Это я так, к слову!
  Появляется Саша, согнувшаяся под тяжестью ноши. В одной руке рабочая сумочка и хозяйственная сумка, горой наполненная луком. В другой - авоська со свертками, поверх которых лежит пара ни во что не завернутых замороженных уток. Увидев беседующих, Саша останавливается и с улыбкой подходит к свекрови.
  САША. Здравствуйте!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (слегка смутившись) Здравствуй, Сашенька! (к Антону Прокофьевичу) Вот моя невестка Сашенька. А это Антон Прокофьевич, Ваш сосед.
  САША. Очень приятно. Антона Прокофьевича я здесь вижу частенько. А почему Вы не идете в дом?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Сашенька, я забыла дома ключи от Вашей квартиры.
  САША. (улыбаясь)Как всегда! А я по пути с работы встряла в очередь - купила лука, потом мяса, килограмм колбасы по два десять, сахара. Выхожу из троллейбуса, а на остановке очередь - синяя птица. Вот я и выстояла. Давали по одной - две штуки выпросила. Очередь меня чуть не сожрала! Все такие злые!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Да, народ сейчас злой. В магазинах пусто. Вот у меня и деньги есть, а купить ничего не можем.
  САША. (Смеется.)А тут и денег нет, и в магазинах пусто, и очереди повсюду. Ну что, бабушка, пойдем Ваших внуков встречать. Скоро поприходят; и сын Ваш тоже.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Да, пожалуй. До свиданья, Антон Прокофьевич. Спасибо за компанию.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. До свидания, Марина Степановна. Приятно было познакомиться. Приходите - я здесь часто сижу, буду Вас ждать.
  (Саша и Марина Степановна уходят.)
  Занавес.

  

2.2. КАРТИНА ВТОРАЯ

  Квартира Ростислава и Саши. Посредине комнаты стол, на котором стоит букет цветов. Саша протирает шваброй пол. На диване сидят Марина Степановна и Виктор - играют в карты.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Восемь.
  ВИКТОР. Десять!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Еще восемь.
  ВИКТОР. Девятка.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. На тебе еще девяточку!
  ВИКТОР. Опять десятка!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Вот тебе козырная десяточка!
  ВИКТОР. Валет!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Бито! Ходи, Витенька.
  ВИКТОР. Два короля с козырным!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Взяла.
  ВИКТОР. Козырный туз!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Опять взяла.
  ВИКТОР. Семерка!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Дама!
  ВИКТОР. Теперь ты осталась! Три-два, моя польза!
  САША. Мойте руки. Будем кушать.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Не хочется идти кушать дурочкой, но что поделаешь! Пойдем, Витенька.
  (Виктор и Марина Степановна выходят. Саша остается одна. Продолжает протирать пол. Поет.)
  Любила очи я голубые,
  Теперь люблю я черные.
  Те были милые такие,
  А эти непокорные.
  (Входит Ростислав. Подтягивает Саше.)
  РОСТИСЛАВ. Те были милыя такия, а эти непокорныя!
  САША. Ростик! Вечно ты появляешься внезапно, как привидение! Я каждый раз вздрагиваю!
  РОСТИСЛАВ. (Целует Сашу.) Привет, Сашко!
  САША. Я же тебя миллион раз просила - не называй меня Сашком! Как на конюшне!
  РОСТИСЛАВ. Почему на конюшне?
  САША. По телевизору фильм какой-то был. Там все время какой-то хозяин заглядывал на конюшню с криком "Сашко! Запрягай!" Или что-то подобное. Я что, конюхом у тебя служу?
  РОСТИСЛАВ. А что тут страшного, конюхом? Труд не порочит человека!
  САША. Но я не хочу быть конюхом! У меня другая профессия! Не хуже твоей, между прочим!
  РОСТИСЛАВ. Лучше твоей - нет! И лучше тебя тоже нет!
  САША. Ладно! Лучше бы помог пол протереть, а то бабушка с Витей уже пошли руки к обеду мыть.
  РОСТИСЛАВ. Сочту за честь! (Пытается взять у Саши швабру.)
  САША. Нет, лучше иди на кухню посуду ставь на стол. А то здесь все равно все не так сделаешь.
  РОСТИСЛАВ. Вечно тебе не так! И там, в кухне, тоже будет все не так!
  САША. Что же поделаешь, что ты у меня такой неудалый! Кроме своей работы ничего не умеешь. Да и как тебя еще оттуда не выгнали?
  (Входит Никита. Целует Сашу, потом Ростислава.)
  НИКИТА. Привет, родители! Опять дыркаетесь? Ей-Богу, женюсь!
  РОСТИСЛАВ. Серьезно?
  НИКИТА. Раз дома покоя нет, придется пристать к кому-то в приймы!
  САША. Мы больше не будем! Только не женись. Закончи институт, потом аспирантуру, а тогда хоть каждый день женись!
  НИКИТА. Нет, я хочу как Вы с папой - один раз и на всю жизнь.
  РОСТИСЛАВ. Почему на всю жизнь? Может, мы отпразднуем серебряную свадьбу - и разведемся!
  САША. Сделай одолжение! Хоть сейчас катись на все четыре стороны! Только квартиру мне оставь!
  НИКИТА. Что за итальянская семья! Ни слова без восклицательного знака! Нет, уйду-таки в приймы!
  (Входят Марина Степановна и Виктор.)
  ВИКТОР. Никита, это ты здесь гандель поднял?
  НИКИТА. Нет, это наши итальянские предки вздумали опять выяснять отношения.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Здравствуй, Никитушка! Родненький мой! (Целует Никиту.)Сашенька, я пойду посуду приготовлю. Скажи, что подавать, я сделаю.
  НИКИТА. Только бабушка меня понимает. Она единственная, кто просто человек в этой семье. Все остальные - чистые идеалы.
  САША. (Марине Степановне) Посуду расставьте, а подам я сама.
  (Заканчивает протирать пол, снимает со швабры тряпку. Обе выходят.)
  РОСТИСЛАВ. Не знаю как Вы, мужики, а лично я жрать хочу, как собаковолк! Пошел мыть руки. Идем, Никита.
  НИКИТА. Нет, я на кухне помою.
  (Никита и Ростислав выходят. Виктор включает тяжелый рок. Вбегает Саша.)
  САША. (Зтыкает пальцами уши.) Витя! Выключи! А то я с Вами здесь с ума сойду!
  ВИКТОР. (Выключает.) Как Вы тут гандель поднимаете - я должен слушать! А послушать музыку, что, между прочим, намного приятнее, так сразу глушите! Так нечестно.
  САША. (Обнимает Виктора за плечи.) Витюшок, пошли кушать. Мы с бабушкой уже все поставили. (Выходят.)
  Занавес.

  

2.3. КАРТИНА ТРЕТЬЯ.

  Кухня Ростислава и Саши. Саша, Ростислав, Никита, Виктор и Марина Степановна сидят за столом. Саша убирает посуду.
  САША. Марина Степановна, что Вы будете пить: компот, чай или кофе?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Чай с лимончиком. Хотелось бы кофе со сгущенным молоком, но уже не могу - сердце.
  НИКИТА. Бабушка, если немножко, то можно и кофе со сгущеночкой.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Нет, внучек, не могу уже. Отпила свое.
  НИКИТА. Опять ты, бабушка, себя отпеваешь. Рано пока что. Ты у нас еще красавица.
  САША. Что верно, то верно. За бабушкой еще кавалеры ухлестывают - только так! Правда, бабушка?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (Смеется.) Вон какая ты острая на язык! (Никите) Сегодня я опять забыла от Вашей квартиры ключи. Села на лавочку у подъезда, жду кого-нибудь из вас. Кто первый придет. Подсел один старичок - недавно переехал сюда - и заговорил. Ну, поддержала я разговор этот, чтобы время побыстрее прошло. А тут мама Ваша, раз - и засекла. Теперь вот измывается!
  САША. (Наливает чай.) Ой, бабушка! С Вами и не пошутишь, уже обижаетесь.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Вот так шутки. Сегодня ты говоришь, что кавалеры, а завтра скажешь - любовники!
  НИКИТА. И слава Богу! Выдадим еще раз бабушку замуж!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Вот незадача! Уже и замуж! Только похоронили Савелия Палыча - всего три месяца! Совесть бы имели!
  НИКИТА. Ну, немного повстречаться надо, узнать друг друга. Мы должны на него посмотреть, выяснить, что за семья. Чтобы не с бухты-барахты. Как раз и год пройдет, траур кончится.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Вон ты какой завзятый! Как будто тебе семьдесят, а мне двадцать. Смотри, а то в угол поставлю!
  НИКИТА. Ну, бабушка! Познакомишь меня с ним?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Да теперь, после Ваших упреков, я к нему и близко не подойду! Сплетники несчастные! А все ты, Саша!
  САША. Невестка всегда во всем виновата.
  РОСТИСЛАВ. (Допивает чай и ставит чашку.) Прекратите, пожалуйста. А то и вправду поругаетесь. Мама, не обращай на них внимания. Они и в меня как вцепятся, так только держись!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Спасибо, сынок! Кто бы меня еще защитил? Если что - переезжай ко мне. Всегда приму!
  ВИКТОР. Вы видите, разозлите бабушку, так она еще и папу заберет у нас да женит на молоденькой. Там у нее дверь с дверью такая девочка живет, что папа точно клюнет!
  НИКИТА. Тогда я маме кавалера приведу - аспиранта с большим будущим!
  САША. Спасибо, сынок! За одного с большим будущим я уже выходила. Сами знаете, что из этого вышло!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. До чего же Вы все злоязыкие! Все! Прекратите! Не-то я сейчас же уйду. Обедом ведь уже накормили - можно и убежать.
  НИКИТА. Кстати, о птичках! Мне ведь сегодня аспирантуру предложили.
  РОСТИСЛАВ. Кто?
  НИКИТА. Базилевич. Теорией распознавания образа увлечь меня хочет.
  РОСТИСЛАВ. А это тебе по душе?
  НИКИТА. Не знаю. Начну сотрудничать - там видно будет. Нужно еще летнюю сессию сдать да пятый курс закончить, диплом сделать и защитить. (проверить в самом начале, не о дипломе ли там речь идет?)
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. С Богом, Никитушка! Я всегда в тебя верила, и ты мое доверие всегда оправдывал.
  НИКИТА. Спасибо, бабушка. Твоя поддержка для меня важнее всего. Без твоего благословения я и шага не сделаю. Ты меня больше всех понимаешь и не возводишь в помпу мои огрехи. (Целует Марину Степановну.)
  САША. Смотри, а то папа обидится!
  РОСТИСЛАВ. Поздно уже! Как всегда, твои добрые советы - в свиной голос! Пойду программу "Время" смотреть. (Выходит.)
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (Встает, надевает Сашин передник.) Сашенька, я помою посуду. Отдыхай - иди с Ростиком телевизор смотреть.
  САША. Спасибо, Марина Степановна. Мне как раз нужно кое-какие шмотки починить. Я же никогда не смотрю телевизор просто так. Обязательно что-нибудь делаю.
  (Никита и Саша выходят. Виктор тоже направляется вслед за ними.)
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Витенька, ты поможешь мне посуду вытирать?
  ВИКТОР. (Останавливается.)Конечно, бабушка.
  (Виктор берет посудное полотенце. Марина Степановна моет посуду, Виктор вытирает и ставит на полку.)
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Витенька, ты умеешь хранить секреты?
  ВИКТОР. Честно - не очень. Но твои секреты для меня священны. Можешь доверять, как самой себе.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Витенька, ты можешь мне подарить свое увеличительное стекло - то старое?
  ВИКТОР. Конечно. У меня же есть линза, которую мне подарил папа. А что?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Только строго между нами. Никому ни слова - согласен?
  ВИКТОР. Конечно, бабушка. Зачем же тебе понадобилась моя конденсорная линза?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (Наклоняется к Виктору.) Тот старичок не может читать - у него катаракта. А с этой твоей конденсаторной линзой...
  ВИКТОР. Конденсорной, бабушка.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Конденсорной. Какая разница? Да, так с этой твоей линзой он сможет кое-как читать. Не возражаешь, если я ему ее подарю?
  ВИКТОР. Нет, бабушка, не возражаю, раз это тебе приятно. Ведь тебе будет приятно ему помочь?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (Приставляет ко рту ладонь ребром.) Еще как приятно! Только - тссс! А то они надо мной смеяться будут! Совсем затравят!
  ВИКТОР. Что ты, бабушка, я тебя в обиду не дам!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Вот и спасибо. Тогда пойди - положи ее в мою сумку. Только так, чтобы никто не видел.
  ВИКТОР. Само собой, бабушка! (Выходит.)
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (себе) Боже мой! Что я делаю!
  Занавес.

  

2.4. КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

  Та же скамейка у подъезда Ростислава и Саши. На ней сидит Антон Прокофьевич в том же берете, но без плаща. Входит Марина Степановна с хозяйственной сумкой. Увидев Антона Прокофьевича, она поворачивает в его сторону и садится рядом.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Здравствуйте, уважаемый Антон Прокофьевич!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. (Вздрагивает.) Здравствуйте, Марина Сергеевна! Рад Вас видеть!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Степановна!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Что?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Я говорю, моего отца звали Степаном!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Простите, Марина Степановна! Виноват.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Ничего. На первый раз прощается, второй раз начинается. Кажется, так говорили мои внуки, когда играли маленькими.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Мне очень нравится, что Вы своих внуков цитируете. Любите, значит.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Очень люблю. Даже больше, чем сына.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. У Вас один сын?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Да, к сожалению.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. А муж Ваш?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Мой первый муж - отец моего сына - погиб на фронте в самом начале войны. А за второго я вышла уже в пожилом возрасте. Тринадцать лет прожили. Три месяца назад похоронила.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Любили его?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Какая уж любовь в этом возрасте!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Насколько я разбираюсь в арифметике, то когда Вы за него вышли, Вы были еще совсем молоды: Вам же не было и шестидесяти!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Это Вам с высоты своих семидесяти шести так кажется. А на самом деле пятьдесят пять - это уже, к сожалению, не молодость. Во всяком случае, для женщины.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Не могу с Вами согласиться. Пятьдесят пять - это еще завидная молодость.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Так можно спорить до бесконечности. Бог с ним, детство это или юность. Я хочу о другом. У меня для Вас кое-что есть.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Заинтриговали. И что же?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (Достает из сумки завернутую в ветошь конденсорную линзу. Разворачивает.) Вот! Возьмите, пожалуйста.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Для чего это мне? Что я с этим буду делать?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Читать.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Читать? Как же это я сразу не сообразил? Сейчас... Попробуем. (Надевает очки.) А что читать?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Я предусмотрела и это! (Достает газету.) Ну-ка, попробуем сразу мелкий шрифт! Читайте-ка здесь.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. (Читает.) Скоро наступит пора летних отпусков. Получается! Много, конечно, не прочтешь, но что-нибудь интересное прочитать можно. Спасибо. Сколько я Вам должен?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Ну, знаете! Не думала, что Вы это так воспримете.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Что значит "так воспримете"?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. А то, что я к Вам всей душой, помочь хотела, а Вы к этому отнеслись так, будто я ищу возможность заработать на вас!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. А чем плохо - заработать? И Вы, и я всю жизнь проработали, зарабатывали, значит. Что в этом плохого?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Не путайте грешное с праведным, Антон Прокофьевич! Как будто не понимаете! Наивность разыгрываете! (Встает.) Я пошла.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Сядьте, пожалуйста, Марина Степановна. Я же не со зла. Спасибо, моя дорогая.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (Садится.) Я не Ваша дорогая.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Уж не знаю, как к Вам и обратиться. Все Вам не так, все не по душе, даже сердечное обращение.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. И мое, и Ваше сердечное обращение остались в прошлом. Отцвели уж давно хризантемы в саду!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Что верно, то верно. Хороший романс. (Напевает.)
  Отцвели уж давно
  Хризантемы в саду,
  Но любовь все живет
  В моем сердце больном...
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. О, да Вы, никак, поете! Между прочим, неплохо получается.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. А я в заводском хоре лет тридцать пел. Иногда и соло выступал. У нас была такая самодеятельность! Мы даже за границу выступать ездили.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Это куда же, позвольте спросить?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. В Чехословакию, Польшу, Болгарию.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Тоже мне - заграница!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Вы не считаете эти страны заграницей?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Конечно!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Это почему же?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (замешкавшись) Откуда я знаю, может, Вы - нештатный сотрудник КГБ?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. (С силой ударяет палкой о землю.) Да как Вы можете! Как Вы смеете на меня такое говорить?! Они мне за всю жизнь так надоели! Терпеть их не могу!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Почему?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Почему-почему! Надоели - и все!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Тогда скажу. В эти страны наши доблестные войска социализм на штыках принесли. Все там по нашему образу и подобию. Их руководители вечно подпевают нашим, своего мнения не имеют! Противно слушать по радио, смотреть по телевидению и в прессе читать! А Вы - заграница! Громко сказано!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Ошибаетесь, Марина Степановна! Руководители - это верно. Но в народе этот социализм нигде больше не прижился. В этих социалистических странах все его открыто ругают, смеются над ним.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Выходит, мы то ли глупее, то ли умнее всех?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Выходит, так!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Мне очень приятно, что Вы не боитесь говорить, что думаете.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Взаимно. Когда я работал, я терпеть не мог тех сотрудников, которые специально громко хвалили партию, Ленина и все советское. Особенно крикунов, которые драли глотку на собраниях, демонстрируя всем свою приверженность идеям коммунизма.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Хорошо, если искренне. А я вот работала и с такими, с которыми в кулуарах можно говорить, как с нормальными людьми, а выйдет на трибуну - такой идейный, просто тошнит.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Кстати, такие у меня вызывали больше уважения. Это значит, что люди все понимают, а выступают, потому что так надо.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Кому?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Им самим в первую очередь. Чтобы тех, кто следит за идеологией личности, не мучили сомнения, когда встанет вопрос о повышении, загранкомандировке и прочем. А вот те, которые искренне убеждены в праведности идей коммунизма, социализма и марксистско-ленинской идеологии, - тупые, твердолобые личности.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Если человек искренен, это уже хорошо. А вот тот, который манипулирует идеологическими понятиями, будучи себе на уме - форменный подлец.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Средь волков жить - по-волчьи выть. Иначе не бывает. Я не верю в абсолютную открытость людей.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. То-есть, Вы считаете, что любви, привязанности, дружбы и чистосердечия не существует?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. В чистом виде - нет! В чистом виде не существует ничего. Вот Вы врач. Скажите, существуют ли абсолютно здоровые люди?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Абсолютно здоровых нет...
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. (Перебивает.) Вот так и абсолютно искренних тоже не существует.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Следует ли это понимать так, что Вы сейчас со мной тоже неискренни?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Вот какая Вы въедливая! Играете на противоречиях, ловите меня на слове.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Не въедливая, а справедливая.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Вы хотите сказать, что Вы всегда были абсолютно искренни, никогда не лгали, не лицемерили и прочее?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Именно так! Жила по совести.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Что, никогда в рабочее время своими личными делами не занимались? И ни разу в трамвае без билета не проехали?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Ну, уж, Антон Прокофьевич! А говорите, что это я въедливая! Да такого зануды, как Вы, наверное, второго в мире не сыщется!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Вы не ответили на мой вопрос.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Да угомонитесь вы! Было. Разумеется - было. А у Вас не было?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Но я же не строю из себя святого, как Вы, Марина Степановна!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Это я, по-вашему, строю? Знаете!..
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Ладно! Нелицемеров нет, если глубже копнуть. Одним словом, Ваша карта бита.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Достаточно, философ! Вы кого угодно запутаете и в ловушку заманите. В жизни не встречала порядочного философа! Просто уморили меня своей философией! Член партии, небось?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Конечно. А то как бы я стал главным?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Вы были главным инженером Вашего завода?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Нет, главным металлургом.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Это, разумеется, тоже немало. Так Вы не отрицаете, что в партию вступили из-за рубля?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Именно так - не отрицаю. Я не из тех, кто ищет правду или справедливость. Их не существует.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Кого? Тех, кто ищет?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Нет, правды и справедливости.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Перестаньте утомлять меня своей философией! Вы меня просто замучили!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. А Вы, Марина Степановна, состоите в партии?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Нет. И никогда туда не стремилась.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Ну и зря. Когда Ваш сын был маленьким, это помогло бы Вам в продвижении по службе и еще во многом.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Меня бы все равно не продвигали - я была в оккупации.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Да, тогда это было препятствием. А потом?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. А потом меня уже никакая карьера не интересовала. Я потеряла к ней интерес.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. А Ваш муж был в партии?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Первый - нет. Его отец был репрессирован, а он от отца никогда бы не отказался. Да и погиб-то он в первые дни войны двадцати пяти лет от роду. Его, как хирурга, сразу на передовую отправили. А вот второй рассуждал точно так же, как вы. Говорил, что вступил туда только для того, чтобы облегчить себе жизнь.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Понятно. А сын Ваш партийный?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Нет. И вступать отказывается. Успел проникнуться антипартийным духом.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. А Ваша невестка?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Тоже нет. Ее интересует только семья. Особенно дети. Она великолепная мать и жена. Хотя с нею у меня иногда бывают стычки. Но у кого их не бывает?
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Конечно. А вот мой зять такой матерый коммунист, что готов на любом перекрестке вести партийно-идеологическую пропаганду. И стычки у меня с ним из-за этого постоянно. Нет-нет, да и не выдержу - выскажусь в его присутствии. Так он вспыхивает, как серная спичка, орать на меня пытается. Только дочь может его поставить на место. Тяжело мне в его присутствии.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Я бы тоже не смогла жить с таким под одной крышей. Все время чувствовать себя скованной, следить за своими высказываниями - как на работе!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Вот именно. Поэтому я и не хотел к ним переезжать. Но выхода не было - жизнь вынудила.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. На веку, как на долгой ниве. Всего повидать можно. Что-то меня ждет? Боюсь немощной старости, Антон Прокофьевич. Ох, как боюсь!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Кто же ее не боится? А как Вы со вторым мужем жили, нормально? Мне вот кажется, что после моей Галины Куприяновны я бы ни с кем не ужился. Не смог бы ни к кому притереться.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. С моим вторым мужем? Тут однозначно не ответишь. Человек он был сложный, противоречивый. Самым тяжелым его качеством была патологическая скупость. Каждую копейку, каждый кусок считал. Все делил и на всем сорвать хотел!
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. С мужиками это бывает на старости лет. Кем он был по профессии?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Кадровым военным. Я его знала только отставным полковником. Очень он гордился своим званием, наградами и заслугами. И в то же время смеялся над патриотизмом, верноподданичеством, идейностью.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. У полковников скупость в девяноста девяти процентах случаев развивается. У профессоров тоже. А об академиках и генералах и говорить нечего! На старости лет становятся ужасными скупердяями. Просто плюшкины!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. А мой сын говорит, что Плюшкин, по сравнению с моим покойным Савелием Палычем, - добряк и расточитель.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. (Смеется.) Как же Вы с ним жили?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Вы знаете, и неплохо. Он был замечательным собеседником, имел тонкое чувство юмора, искренне обо мне заботился. Короче, когда он умер, мне стало гораздо хуже, чем когда он был жив. Даже когда лежал на смертном одре.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Значит, Вы его все-таки любили.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Я Вам только-что сказала насчет любви в этом возрасте.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Но жизнь показывает, что прав все-таки я. Вспомните: (Поет.)
  Любви все возрасты покорны.
  Ее порывы благотворны...
  (Входит Виктор. Увидев сидящих на скамейке, пытается сделать вид, что их не заметил, и проскочить в подъезд.)
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Витенька! Что же ты мимо проходишь?
  ВИКТОР. (Подходит) Да так - не хотел мешать Вашей беседе.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Антон Прокофьевич, это мой младшенький внучок Витя. Ваш сосед, Антон Прокофьевич.
  АНТОН ПРОКОФЬЕВИЧ. Очень рад, молодой человек. Будем знакомы.
  Занавес.

  

2.5. КАРТИНА ПЯТАЯ

  Кватрира Ростислава и Саши. Саша вяжет на спицах свитер. Никита и Виктор играют в шахматы. Входит Марина Степановна.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (Вносит на блюде эклеры.) Мальчики, попробуйте, каких я напекла Вам эклерчиков!
  НИКИТА. (Берет эклер и пробует.) Высокий класс, бабушка!
  ВИКТОР. (Тоже пробует.) Супер-экстра! У нашей бабушки золотые руки. (Дожевывает остатки эклера и целует Марину Степановну.) Спасибо, бабушка!
  НИКИТА. Опередил меня! Бабушка, дай и я тебя поцелую! (Целует.)
  ВИКТОР. Бабушка, а как ты наполняешь эклеры кремом, что оболочка остается неповрежденной?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Вот! Видишь, не только папа твой научный работник. Тут тоже целая наука. Ты-то сам как думаешь?
  ВИКТОР. Ума не приложу. Вроде бы вся оболочка целая, хрупкая, а внутри полно крема. Я в прошлый раз искал отверстие, через которое ты наполняла. Тщетно - все целехонько. Бабушка, ну пожалуйста, удовлетвори мое любопытство - открой секрет! Я никому не скажу, честное слово!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Много будешь знать - скоро состаришься.
  ВИКТОР. Ну и пусть состарюсь. Все равно открой. (Обнимает Марину Степановну и целует.)
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Ишь, хитрец какой. Знаешь, что я не могу устоять перед твоими поцелуями и пользуешься этим. Ты так все мои секреты выведаешь. Все просто. Набираю крем в специальный шприц - ты его видел - и продырявливаю им оболочку. Запускаю внутрь крем. А потом - в этом главный секрет - заклеиваю отверстие кусочком другого эклера, который я предварительно разламываю, чтобы делать эти латки. Вот и все.
  ВИКТОР. А чем ты заклеиваешь?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Глазурью, которой потом поливаю сверху все эклерчики. И склейки не видно. Понял?
  ВИКТОР. Теперь-то понял! Но попробуй догадаться! (Виктор и Никита продолжают играть в шахматы.)
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. То-то! Знай наших! (Подходит к Саше.) Сашенька, оцени и ты мое искусство!
  САША. (не прекращая вязания) Спасибо. Я его уже давно оценила и считаю себя Вашей ученицей. За ужином попробую - с чаем.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Сними хотя бы пробу.
  САША. (Кладет на колени вязание, пробует и остаток кладет назад на блюдо.) Как всегда великолепно. Это пусть Ростик доест. Он в спальне к лекции готовится.
  ВИКТОР. Все, сдаюсь. (Кладет короля на доску. Никита смеется и складывает фигуры. Виктор встает. Подходит к Марине Степановне.) Бабушка, давай я доем. (Доедает. Садится в кресло и листает книгу.)
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (Ставит блюдо на стол.) Сашенька, ты назвала себя моей ученицей?
  САША. Да, а что в этом не так?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Все так. Ученик всегда должен превзойти учителя.
  САША. Не обязательно. Только способный ученик хорошего учителя. Но у меня такие эклеры пока еще не получаются.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Понятно. Значит, я плохая учительница.
  САША. Совсем нет. Просто я плохая ученица.
  (Сигналит телефон. Подходит Марина Степановна.)
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Да! Никиту? (Смотрит на Никиту. Он вскакивает.)Можно. Пожалуйста, Никита.
  САША. (Марине Степановне) Опять все та же?
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (Саше) А какая же еще?
  НИКИТА. (Берет трубку) Слушаю. Привет, Оксаночка! Да, конечно. Жди меня на прежнем месте. Выхожу. До встречи.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. (Никите) Ты опять к ней на свидание?
  НИКИТА. Да, бабушка.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. А сессия?
  НИКИТА. Я же занимаюсь - ты знаешь.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Ты можешь выйти из колеи - слишком много гуляешь! А твоя эта - Оксаночка, она что, не понимает, что тебе надо две последние сессии тоже на пятерки сдать, чтобы не утратить права идти после защиты диплома в аспирантуру?
  НИКИТА. Понимает. Не волнуйся, бабушка. Все будет в порядке.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Ох, чует мое сердце, добром это не кончится!
  НИКИТА. (Подходит к Марине Степановне. Обнимает ее, целует.) Бабушка, ты же всегда меня понимала. Все будет в порядке - вот увидишь! (Уходит.)
  САША. Узнает Ростик - опять скандал будет. Он эту Оксану уже не раз по телефону отчитывал. Никита так обижается! А он свое - защити диплом, тогда с кем хочешь гуляй!
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Как он узнает, если ты сама ему не скажешь?
  САША. Я? Только Вы ему это можете сказать.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Или ты. Одна из нас - больше никто. Не будем пререкаться. Все, что нужно, я уже Никитке сказала. Ты, как всегда, держишь нейтралитет. У отца своя точка зрения на это. На которую он, кстати, тоже имеет право. Но мальчику лучше лишний раз не досаждать, чтобы не возбуждать дух противоречия. Поэтому я ничего не буду говорить Ростику.
  САША. Вот и хорошо. Никита тоже имеет право сам собой распоряжаться. Двадцать один год человеку.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Так-то оно так, да опыта своего у Никитки пока еще, с позволения сказать, маловато. Пусти его на самотек - обязательно дров наломает.
  САША. Но и удерживать на коротком поводке в этом возрасте тоже нельзя.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Везде нужно меру знать.
  САША. Вот и я об этом.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Тогда о чем мы толкуем?
  САША. Так, просто к слову пришлось. Скоро Ростику на лекцию. Пойду обед разогревать. А Вы отдохните. Телевизор посмотрите, почитайте что-нибудь или еще что.
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Отдыхать буду на том свете. А сейчас я лучше помою в ванной раковину. Я новое моющее средство купила. Пойду испытывать.
  (Входит Ростик.)
  РОСТИК. Саша, что там покушать? Мне идти пора.
  САША. Мой руки - иди в кухню. Сейчас покормлю.
  РОСТИК. А Никита где?
  САША. Ушел куда-то. Ты идешь руки мыть?
  РОСТИК. Что, уже умотал к своей красотке? Ведь только с занятий пришел. Ей-Богу, он завалит сессию! Или преподнесет нам подарочек вместе с этой, красавицей своей - как ее?!
  САША. Да ты идешь, наконец, руки мыть?
  РОСТИК. Что ты мне зубы заговариваешь? Они у меня, слава Богу, не болят пока. Ты вот ему потакаешь, а он себе будущее портит. Потом мы себе этого не простим. Тебе что, не понятно?
  САША. Да что ты за человек! Только что просил обедать, а теперь разборку затеваешь!
  РОСТИК. У меня аппетит пропал. Как можно сознательно потворствовать падению собственного сына? Ему весна разум затуманила - это понятно! А тебе?
  (Входит Марина Степановна.)
  МАРИНА СТЕПАНОВНА. Ростик! Прекрати немедленно! Слышишь?
  РОСТИК. Вы что тут, все сговорились изводить меня? Я с Вами скоро в психушку попаду!
  ВИКТОР. (Вскакивает с кресла и швыряет книгу на стол.) Да прекратите Вы тубон, наконец! Не то я сбегу отсюда! Итальянская семья!
  Занавес.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"