Большинство жителей Елизарова - это работники огромного горно-металлургического комбината, а также шахт, которыми изобилуют окрестности. Поэтому не удивительно, что главная улица, с которой началась закладка города, была названа Шахтерской, а пересекающая ее в самом центре - Блюминговой. От центральной площади радиально расходятся Стволовая, Присадочная и Штоленная. А дальше - Литейная, Формовочная и так далее, все в том же духе.
После революции в эту систему названий внесла диссонанс советская топонимика, впоследствии ставшая притчей во языцех во всех городах и весях огромного Советского Союза. Многие колоритные урбанонимы, отображавшие промышленный профиль города, были заменены шаблонной дешевкой. Так, главная улица - Шахтерская - стала называться Советской, Присадочную переименовали в Ленинскую, Штоленную назвали улицей Первой пятилетки. А уж в районах советских новостроек, в так называемом соц-городе, все объекты нарекали только именами всяких там партийных съездов, конференций, пленумов, пятилеток и "ударных строек века", а также всевозможных коммунистических деятелей. Этих деятелей нередко потом снимали и репрессировали, а улицы, площади и скверы, названные их именами, снова неоднократно переименовывали. Но, несмотря на такую линию партийных руководителей, в городе все же сохранились до нашего времени и такие улицы, как: Железорудная, Листопрокатная, Мартеновская, Бессемеровская, Штрековая, Забойная. Горно-металлургическую терминологию изучать можно. К тому же многие названия повторяются и снабжены добавками типа "первая", "вторая", "старая", "новая", "большая", "малая" и тому подобными. В общем, черт ногу сломит.
В этой неразберихе мне предстояло найти Старую Доменную. Карты города здесь не продаются - покупать некому. Приезжих теперь мало, а местные и так чувствуют себя среди этих названий, как рыба в воде. Пришлось спрашивать, но мало кто толком мог объяснить, как туда добраться. Люди, как правило, отвечали скороговоркой, притом путано, сбивчиво, сумбурно. В конце концов, мне удалось остановить участливого прохожего, который на странице моего блокнота проворно начертил план с указанием четких ориентиров.
Погода была премерзкая - дул холодный порывистый ветер, залепляя лицо крупными хлопьями мокрого снега. Хотелось домой, где меня ждали тепло, уют, ленивый Барсик и верный служака Джек. Но я решил не отступать от намеченной цели и добраться, наконец, до старика Ольшевского, которого мне порекомендовала продавщица супермаркета, где я регулярно отоваривался.
Руководствуясь планом, я быстро вышел на Слябинговую, прошел по ней два квартала, свернул на Первую Антрацитовую и вскоре уперся в Старую Доменную.
Двенадцатый дом отличался от остальных строений добротностью и ухоженностью. На тротуар, вымощенный керамической плиткой, выходило изящное крыльцо с перилами, свитыми из толстых латунных труб, отполированных до зеркального блеска. Над крыльцом нависал крытый медными листами козырек, а слева красовалась строгая вывеска:
"С. Б. Ольшевский
РЕМОНТ, РЕСТАВРАЦИЯ
ИЗГОТОВЛЕНИЕ И ОЦЕКА
ЮВЕЛИРНЫХ ИЗДЕЛИЙ
Работа с 9:00 до 18:00
Обед с 13:00 до 14:00
Выходные - суббота и воскресенье"
Неискушенный человек, наверное, подумал бы, что она отлита из бронзы, однако я сразу понял, что это твердый пластик с бронзовым напылением. Но все равно выглядела она весьма солидно.
На двери из толстого стекла с внутренней стороны висела табличка с надписью "ОТКРЫТО". Повернув массивную латунную ручку, я потянул на себя дверь, и она мягко подалась. Пройдя через маленькую прихожую, я отворил еще такую же дверь и оказался в просторной комнате, где у окна, склонившись над рабочим столом, огороженным дубовым барьером, стилизованным под старину, сидел седобородый мужчина лет семидесяти пяти и манипулировал миниатюрной автогенной горелкой.
Я поздоровался, но бородач никак не отреагировал на мое приветствие и продолжал водить тонкой струйкой голубого пламени по блестящему предмету, зажатому в крохотные тисочки. Наконец он положил работающую горелку на мраморную подставочку, убрал со лба черный козырек с толстенными увеличительными стеклами и, сурово посмотрев на меня утомленными потускневшими глазами, сказал:
- Здравствуйте. С чем пожаловали, милейший?
- Насколько я понимаю, Вы и есть Семен Борисович Ольшевский, - осведомился я для приличия.
- Он самый. Что Вам угодно, дорогой? - произнес он недовольным тоном, всем своим видом давая понять, что он человек занятой и ему не нравится, когда его отвлекают по пустякам.
- Семен Борисович, мне рекомендовали Вас как великолепного эксперта по оценке ювелирных изделий, а также драгоценных и полудрагоценных камней. Вы не могли бы ориентировочно оценить стоимость одной штуковинки?
- Интересно, и кто же Вам меня так отрекомендовал? - поинтересовался ювелир.
- Продавщица из супермаркета...
- Анна Вячеславна? - спросил он, не дав мне закончить фразу.
- Она самая, - ответил я, хотя понятия не имел, как ее зовут.
- Что ж, спасибо ей. Верно она меня представила. Но любая оценка эксперта, дорогой мой, денег стоит, - ответил он, не скрывая раздражения.
- Ну, разумеется, Семен Борисович, разумеется, - поспешил я успокоить старого ювелира, вынимая из нагрудного кармана завернутую в папиросную бумагу жемчужину, не так давно добытую мною из раковины. - Сколько, по-вашему, может стоить эта жемчужина?
- Вы уверены, что это жемчужина? - пренебрежительно спросил ювелир.
- По-моему, да, - робко ответил я на его, как мне показалось, риторический вопрос. - Это натуральный жемчуг, я в этом уверен. Вы мне только скажите, сколько он стоит.
Ювелир криво усмехнулся, чуть прихрамывая, подошел к барьеру и протянул свою узловатую руку. Я положил в нее жемчужину вместе с оберткой. Вернувшись на рабочее место, он надел снятый минуту назад козырек с линзами и принялся внимательно разглядывать мой трофей в ярком свете настольной лампы. С минуту он, ссутулившись, сидел, вертя перед носом жемчужину, потом протер ее кусочком замши и словно окаменел на месте. Он положил ее в чашку Петри и, взяв желтый листок бумаги из лежащей на столе аккуратной стопки, сделал на нем несколько росчерков и крикнул хрипловатым, но громким голосом:
- Софочка! Софочка-а-а!
Из боковой двери в комнату вплыла полнотелая женщина лет семидесяти. Приветливо кивнув в мою сторону, она взяла у ювелира бумажку и подошла к кассовому аппарату в противоположном углу комнаты. Семен Борисович указал на нее взглядом и сухо сказал:
- Оплатите услугу в кассу.
Я подошел к Софочке, которая еще окончательно не утратила признаков былой привлекательности. Она подняла на меня на удивление черные, как угли, глаза и попросила назвать личные данные: фамилию, инициалы, место проживания и прописки. Занеся их в толстую тетрадь, она вручила мне квитанцию об оплате, и я вернулся к барьеру, за которым в нетерпеливом ожидании стоял мрачный ювелир.
- К Вашему сведению, милейший, ненатурального жемчуга не бывает. Бижутерия, выполненная под жемчуг, таковым не называется. Жемчуг бывает природный и культивированный, то есть выращенный в искусственных условиях, - хрипло чеканил он менторским тоном как по книге. - То, что Вы мне принесли, - это великолепный экземпляр природного, то бишь не культивированного жемчуга. Ценится как драгоценный камень и используется для производства ювелирных изделий.
Стоя за барьером, старый ювелир, видимо, воображал, что стоит за кафедрой в большой аудитории или позирует перед телекамерой и, темпераментно жестикулируя, увлеченно ораторствовал, глядя не на меня, а куда-то вдаль, словно перед ним и вправду была многочисленная аудитория, а он - маститый лектор с докторской степенью. Думаю, он прекрасно понимал, что мне эти подробности ни к чему, но начав, уже не мог остановиться.
- Название "жемчуг" пришло к нам из китайского языка, в котором оно звучит примерно как "чжэнь чжу". Жемчужины образуются внутри раковин некоторых моллюсков в результате попадания туда постороннего предмета - песчинки или какого-нибудь паразита. Далее вокруг предмета-затравки происходит отложение перламутровых слоёв последовательно одного за другим. В результате часто искажается и форма раковины. Но это не всегда. В отличие от минеральных сферолитов в строении жемчуга участвует не только минеральное, но и органическое вещество. Минеральные составляющие жемчуга нигде не соприкасаются друг с другом и всегда разделены органикой. Блеск и игра света на жемчуге обусловлены интерференцией световых волн на волнистой поверхности слоёв перламутра...
Его речь лилась сплошным потоком. Он не делал пауз между словами и предложениями, словно стремился выдать в ограниченное время как можно больше информации. Мне хотелось остановить его, сказать, что я пришел к нему совсем не для того, чтобы слушать лекцию о жемчуге, и что меня интересует только ориентировочная цена этой штуковины. Попросить его назвать эту цену. И тогда я сразу же уйду и оставлю, наконец, его, столь занятого мастера, в покое. Но он явно гордился своими профессиональными знаниями, высокой квалификацией эксперта-геммолога и упивался неожиданно подвернувшейся возможностью показать их во всей полноте, поразить меня ими.
Внезапно он запнулся и пристально уставился на меня, пронизывая насквозь колючими глазами, словно прочитав мои мысли.
- Впрочем, это Вас мало интересует, - сказал он безнадежным тоном, не сомневаясь в собственной правоте. - Скажите, уважаемый, Вы хотите ее поскорее продать?
Его вопрос застал меня врасплох. Я молчал, перебирая в уме возможные варианты ответа на столь, казалось бы, элементарный вопрос, но нужного никак не мог подобрать. Вероятно, мое затянувшееся молчание спровоцировало ювелира спросить:
- Позвольте полюбопытствовать, а где Вы взяли этот перл?
Возможность такого вопроса я предусмотрел и потому незамедлительно ответил:
- Он достался мне в наследство от недавно скончавшейся старенькой тети, унаследовавшей его от своей покойной матери, то есть от моей бабушки.
Ювелир изучающе смотрел на меня с полминуты, а потом неожиданно саркастически расхохотался.
- Ха-ха-ха-ха... Только не морочьте мне, милейший, голову. Скажите правду, откуда у Вас эта драгоценная жемчужина?
Решив, что ювелир берет меня "на Бога", я продолжал упорствовать в своем утверждении.
- С чего это Вы взяли, что я Вам морочу голову? Жемчужина досталась мне по наследству, и это непреложная истина. Поймите, перед Вами не мальчик. Я пришел к Вам по делу и оплатил услугу сполна, даже не поторговавшись. Будьте любезны выдать письменное заключение о цене представленной Вам жемчужины, - сказал я, перейдя на официальный тон.
Ювелир оперся руками на барьер и, приблизив ко мне свое морщинистое, как сухое яблоко, лицо, насмешливо процедил:
- А перед Вами, дорогой мой, не колхозный сторож Иван Кузьмич, а профессиональный геммолог, классный эксперт по жемчугу!
Ольшевский сделал паузу, взял со стола сигарету, ловко прикурил от газовой горелки и тут же ее загасил. Глубоко затянувшись, пыхнул дымом в сторону окна. Потом продолжил:
- В том-то и дело, что Вы не мальчик. Вам, по-моему, где-то около семидесяти. Будьте добры сказать, а сколько было Вашей тете на день ее смерти, и как давно она умерла?
- Вы правы, мне шестьдесят пять. А моя тетя умерла чуть больше двух лет тому назад, когда ей было полных девяносто три, - ответил я, не задумываясь. - Но что Вам за дело до моей покойной тети?
- Ага! - воскликнул Семен Борисович, хлопнув в ладоши и энергично потерев их одна о другую. - А Ваша бабушка была старше нее лет на двадцать, не меньше. Так ведь?
- Так, - подтвердил я. - Бабушка родила ее в тридцать пять. Тетя была у нее поздним ребенком. Ну и что?
- А то, дорогой мой, что если Ваша бабушка умерла в таком же возрасте, то случилось это лет тридцать пять тому назад. Верно?
- Не совсем. Бабушка умерла в семьдесят четыре, - простодушно поправил я.
- Вот-вот, милейший! Добавляем к тридцати пяти еще девятнадцать и получаем пятьдесят четыре. Прибавим еще два года, которые прошли после тетушкиной смерти. Итого - пятьдесят шесть. Верно?
- Абсолютно верно, - подтвердил я. - Не пойму, к чему эта арифметика.
- А к тому, что в таком случае этой жемчужине должно быть не меньше пятидесяти шести лет. Вы согласны?
Широкие оконные стекла ювелирной мастерской порывистый ветер почти сплошь залепил мокрым снегом, который местами сползал потеками, образуя узкие просветы, усеянные крупными каплями. Сквозь них был виден небольшой участок пустынной улицы и мириады кружащих в воздухе крупных хлопьев снега, уже успевшего устлать крыши домов, дорогу и тротуары белым покрывалом. В комнате заметно потемнело, и Софочка, которая до сих пор сидела у кассы, не подавая признаков своего присутствия, встала с кресла, тихо подошла к боковой двери и щелкнула выключателем. Комната осветилась ярким светом висящей под потолком люстры с ажурными хрустальными подвесками, отсвечивающими радужными огоньками. Как инженер-электрик с многолетним стажем, я сразу же заметил, что светились в ней не накальные и не газоразрядные лампы, а мощные экономичные светодиоды. Рациональный старик, прогрессист, - отметил я про себя.
- Как же тут не согласиться? Факты - упрямая вещь, - сказал я, щурясь от яркого света. - И что из этого, по-вашему, следует?
- А то, любезнейший, что Ваши слова о том, будто эту жемчужину Вы получили в наследство от покойной бабушки - ничем не прикрытая и отнюдь не оригинальная ложь.
- Да как Вы можете! На каком основании, Семен Борисович, Вы обвиняете меня во лжи? - ответил я, разыгрывая обиженного.
- Да на том, что эта Ваша жемчужина очень молодая! Она совсем недавно была в живой раковине моллюска. На ней сохранились высохшие остатки слизи, еще даже не утратившей вязкости. Ей не больше двух недель, а то и двух дней! - веско сказал ювелир, любуясь эффектом, произведенным на меня этими словами. - Анна Вячеславна Вас не обманула. Я по жемчугу эксперт высокого класса. Смею Вас заверить - по меньшей мере, лучший в области. И на мякине меня не проведешь. Я думаю, что эта жемчужина либо краденная, либо контрабандная. А я с криминалом дела не имею, ибо остаток жизни хочу провести на свободе. Вы меня поняли?
Я опешил от неожиданности. Ну и ну же! Этот старый сквалыга обвиняет меня и в криминале! Наверняка хочет цену сбить.
- Ддда Вы ссс... ума сошли! - вскричал я, заикаясь от негодования.
- Тогда откуда у Вас эта жемчужина? Где Вы ее выловили? Сейчас такую можно добыть разве что у берегов Австралии или южной Бирмы, в море Суду, у Борнео или Новой Гвинеи. По-вашему, Елизарово находится где-то в тропических широтах на берегу Тихого океана?
- Где я ее выловил - мое личное дело. Но смею Вас заверить, что она отнюдь не ворованная и не контрабандная. Да, она действительно молодая. Но достал я ее честно, - сказал я, открыто глядя ему в глаза.
- Вы хотите, чтобы я вызвал милицию? - проскрипел ювелир и зашелся приступом сухого нервного кашля.
Софочка поднесла ему стакан воды. Он отхлебнул пару глотков, и кашель постепенно отступил.
- Так Вы хотите, чтобы я вызвал милицию? - спросил он, сверля меня колючим взглядом.
Объясняться с милицией в мои планы никак не входило. Но что мне сделают, если арестуют? Да ничего. В крайнем случае, из меня выбьют мой секрет - заставят показать свой подвал, старый шкаф и выход в новый мир. Не хотелось бы этого. Но, во всяком случае, не расстреляют и не посадят. Что ж, буду блефовать до конца.
- Валяйте, - сказал я, разыгрывая полное безразличие.
Я медленно подошел к банкетке для ожидающих клиентов, сел и взял с журнального столика потрепанную газету, словно вознамерившись ее читать.
- Что Вы собираетесь делать? - озабоченно спросил ювелир.
- Ждать милицию, - бросил я через плечо, даже не посмотрев в его сторону.
Минуту помолчав, он сказал:
- Так. Вижу. Милиции Вы не испугались, да и не похожи Вы на вора или прощелыгу, имеющего дело с контрабандой. Маловероятно также, что Вы какой-нибудь провокатор. Думаю, что криминала за Вами, скорее всего, нет.
Я старался выглядеть спокойным, поэтому решил никак не реагировать на эти слова. Пару минут мы оба молчали. Первым заговорил ювелир:
- Но все же любопытно было бы узнать, откуда у Вас эта замечательная жемчужина?
- Мы с Вами вернулись на круги своя, Семен Борисович, - сказал я, с трудом выжимая из себя улыбку. - Так Вы мне скажете, какова цена этой жемчужины?
- Цена будет зависеть от того, когда и как Вы ее хотите сбыть.
Немного подумав, он добавил:
- Если хотите этого вообще.
- Хочу, - честно ответил я. - И чем скорее, тем лучше. Но не потому, что мне нужно срочно от нее избавиться, а потому, что нуждаюсь в деньгах.
Семен Борисович засуетился. Он снова сел за рабочий стол, надел очки в прозрачной оправе, взял своими узловатыми пальцами перламутровый шарик и стал опять внимательно рассматривать через большую лупу, поворачивая во все стороны. Не переставая изучать жемчужину, он тихо спросил вкрадчивым голосом:
- Скажите, уважаемый, а нет ли у Вас еще?
Я чуть не вскрикнул от удивления. Вот это да! Такой крутой поворот! Интересно, как этот старый хитрец унюхал запах приличного "навара"?
- Поясните, пожалуйста, что Вы имеете в виду? - попросил я уточнить для верности.
- Как это что? Есть ли у Вас еще жемчужины, подобные этой? Мне кажется, что должны бы быть.
Заискивающе улыбаясь, он уставился на меня поверх очков в ожидании ответа.
- Минуточку, - сказал я и протянул ему два полиэтиленовых пакетика с жемчугом, которые давно уже невольно ощупывал в кармане куртки.
В глазах старого ювелира заиграл юношеский азарт. Дрожащими руками он не взял, а выхватил из моих рук оба пакета и быстро засеменил к своему столу.
- Да Вы пройдите сюда, пожалуйста. Не стойте там. Вам ведь не пятнадцать лет. Садитесь вот здесь, - сказал он, пододвигая массивный стул с мягкой обивкой из искусственной кожи.
Семен Борисович внимательно изучал каждую жемчужину, после чего осторожно клал ее в чашку Петри и принимался за следующую. Он так сосредоточился на этом занятии, что, начисто забыв о моем присутствии, хмыкал, шмыгал носом, кряхтел, цокал языком и сопел, как паровоз.
Покончив с крупными жемчужинами, он принялся за более мелкие и, чтобы не нарушить моей сортировки, складывал их в другую чашку. Наконец он снял очки и поднял на меня утомленные глаза, преисполненные тепла и удовольствия. Доброжелательно улыбнувшись, он сказал:
- Чудные экземпляры. Ценные, не скрою. Самая меньшая - диаметром...
Он ткнул в чашку Петри штангенциркулем и, сдвинув очки на кончик носа, посмотрел на деления и прогундосил:
- Семнадцать миллиметров. Неплохо. Очень даже неплохо.
Я продолжал молчать, ожидая, когда, наконец, он назовет их цену. После короткой паузы Семен Борисович снова заговорил:
- Странно. Ей-Богу, странно. Ума не приложу, где Вы могли раздобыть сии прелестные перлы, да еще в таком количестве. Но коль скоро не хотите открыть мне этот секрет, который, не скрою, будет теперь мучить меня днем и ночью, то и не надо. Бог с Вами, на то он и секрет. В конце концов, не все ли мне равно, где Вы их взяли? Лишь бы на них криминала не было. Повторюсь. Вижу: Вы - человек весьма приличный и от криминала, мне кажется, далеки как от острова Пасхи. Почему-то я Вам верю. Не скрою - прежде всего, конечно, я хочу на них заработать. Мне, в отличие от Вас, деньги уже не нужны. Но у меня еще есть дети и внуки, понимаете?
- И правнучка, - пропела из-за кассового аппарата Софочка лирическим сопрано.
- Да-да, и прелестная правнучка, - подтвердил старик, широко улыбнувшись. - Чтобы купить все, что Вы принесли, у меня не хватит средств. Здесь целое состояние. Вы понимаете? Но мои знакомые коллеги охотно купят их у меня, если Вы, конечно, подождете три дня, не больше. А я возьму с этой выручки свои комиссионные. Вы меня понимаете?
- По-моему, прекрасно понимаю, - согласился я со стариком.
- Ну, тогда оставьте мне Ваши перлы под расписку. Я положу их в сейф и позвоню Вам, как только завершу сделку, вернее, сдел-ки с моими знакомыми ювелирами. Согласны?
- Не вижу альтернативы Вашему предложению. Что ж, оно меня устраивает, - ответил я, пожав плечами.
- Вот и прекрасно. У Вас паспорт с собой? - спросил Семен Борисович.
- Да, разумеется, - ответил я, протянув ему паспорт, недоумевая, зачем он ему понадобился.
Ювелир принялся взвешивать каждую жемчужину на аналитических весах, аккуратно занося в список результаты взвешивания. Покончив с этой процедурой, он быстро написал расписку и обернулся в сторону кассового аппарата, где скромно сидела безропотная Софочка.
- Софочка, радость моя, - сказал он, помахав бумагами, словно веером, - оформи, как положено.
Софочка взяла из его рук бумаги и заколдовала над ними на своем столе. Сделав какие-то записи в тетради, она аккуратно поставила печати на расписку и на список, составленный в двух экземплярах, после чего вернула их мужу. Он протянул мне документы вместе с двумя паспортами - моим и своим.
- Вот, - сказал он, - внимательно прочтите и проверьте данные наших с Вами паспортов, а также список жемчужин с указанием веса каждой. В гранах. Если у Вас есть хоть малейшее сомнение в точности результатов взвешивания, можете перевесить все сами. К Вашим услугам мои аналитические весы и разновески непосредственно в гранах. Я регулярно провожу их поверку в институте мер и весов - готов предъявить все акты.
- Извините, Семен Борисович, не надо. Я, признаться, далек от представления о гранах, каратах и тому подобных единицах, - честно признался я.
- На это есть справочники и каталоги, - сказал ювелир, указав на стоящий поодаль книжный шкаф. - Можете посмотреть. Один гран равен четверти карата, что составляет около шестидесяти пяти миллиграммов, - с важностью отчеканил он как по писаному.
- Спасибо. Теперь буду знать. А в Вашей честности, Семен Борисович, я не сомневаюсь точно так же, как и в Вашей квалификации, - сказал я, принимаясь за чтение документов.
Меня удивил отнюдь не стариковский аккуратный бисерный почерк высокой степени выработки.
- Позвольте, - удивленно сказал я. - Вы неверно указали количество...
- Не волнуйтесь, все верно, - не дослушав, поспешил успокоить меня старый эксперт, - я Вам не успел еще разъяснить. Вот эти экземплярчики я у Вас покупаю сейчас, - он указал на пластиковый стаканчик, в котором лежало несколько крупных жемчужин. - Сейчас я с Вами за них расплачусь, и они станут моими. Поэтому в список я их не включил. Теперь понятно? А на остальные у меня не хватает денег. Вот их-то я у Вас и беру под эту самую расписочку. Если Вы согласны, разумеется.
- Согласен. Но сколько Вы собираетесь мне предложить?
- Цена, я думаю, устроит нас обоих. Я джентльмен. И не обижу ни Вас и ни себя, конечно же. Поэтому давайте не торговаться. В народе говорят: не торгуйся с попом, портным да лекарем. От себя добавлю: и с ювелиром тоже. Если Вам покажется мало, то нет проблем - поищите себе другого покупателя, - сказал Семен Борисович, небрежным жестом указав в сторону двери.
Пожав плечами, я согласно махнул рукой. Ювелир с трудом встал из-за стола и, заметно прихрамывая, поковылял к боковой двери, унося с собой жемчужины. Когда дверь за ним затворилась, Софочка сказала полушепотом:
- Вы не волнуйтесь. Мой муж - человек кристальной честности. Он дорожит своей репутацией больше всего на свете и заплатит Вам подлинную рыночную цену. Поверьте мне, дороже у Вас не купит никто. Вы меня понимаете?
- Понимаю, но не волноваться не могу. Как-никак, речь ведь идет о солидных ценностях, - сказал я, пытаясь казаться искушенным в подобных делах человеком.
На самом же деле меня мало волновало, обманет меня старый ювелир или заплатит по совести. Были бы хоть какие-то деньги на текущие расходы. Я бы даже не очень расстроился, отбери он у меня все до последней жемчужинки, не заплатив при этом ни гроша. Достался-то мне этот жемчуг, можно сказать, без труда, да и в любое время я мог добыть его сколь угодно много. Притом, как мне представлялось, ценой совсем незначительных усилий.
Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Семен Борисович снова появился в комнате с небольшим кожаным чемоданчиком, какие раньше почему-то называли балетными или просто "балетками".
- Софочка, опусти, пожалуйста, шторы и запри двери, - сказал он, усаживаясь на свое место.
Она встала, неслышными шагами подошла к двери, дважды повернула ручку и осторожно задернула портьеру. Так же тихо продефилировала к окну и щелкнула кнопкой у подоконника. Сидя напротив меня, старый ювелир молча наблюдал, как на окна медленно опускаются плотные темные шторы. Потом он открыл на коленях свой старомодный чемоданчик, извлек тугую пачку стодолларовых купюр, перехваченных поперек черной резинкой, и протянул мне.
- Вот, уважаемый Артем Тимофеевич. Это за жемчужины, что я отобрал для себя. А через три дня, если Вы оставите телефончик, я Вам позвоню насчет остальных. Ибо на их покупку у меня, как говорится, пока что пороху не хватает.