С того самого дня характер наших с Марией отношений несколько изменился. Нарушилась та удивительная гармония, которой я так дорожил, ибо мне ее не хватало всю жизнь. Наши вечерние 'сияния' потускнели, а потом погасли совсем. И я не мог их возродить, как ни пытался.
Видимо, осознавая неблаговидность своего поступка, Мария старалась быть со мной особенно хорошей. При каждом удобном случае она обнимала меня, целовала, одаривала ласковыми словами, готовила вычурные и вкусные блюда, предлагала пойти вместе на море. Но все получалось как-то сухо и неуклюже. Всеми силами я старался подавить в себе малейшие признаки обиды и недоверия, но память никак не позволяла это сделать.
После предательства Марии во мне словно червь завелся, который изнутри тихо подтачивал мое сознание и наши отношения. Временами он замирал, но при очередной мелочной размолвке снова начинал шевелиться, продолжая делать свое разрушительное дело. Я чувствовал, что этот червь поселился во мне на всю жизнь, до конца дней моих, и избавиться от него уже невозможно.
Я много печатал на ноутбуке, заносил в него фотографии, кое-какие видеофрагменты и многочисленные комментарии к ним. Мария предлагала свою помощь, но это меня отягощало, и я подсознательно избегал ее, как мог. Меня стало тянуть к уединению. Иногда удавалось незаметно улизнуть в свой лагерь, чтобы побыть наедине с самим собой, поваляться в одиночку на пляже, добыть морепродуктов и почти без эмоций вручить их Марии.
Как мне хотелось вернуть все к прежнему! Но над собой я оказался не властен. Упрекал себя в патологической обидчивости, мелочности и неспособности взвешенно оценивать человеческие качества. Однако воспоминания болезненно разъедали мою душу, как шашель точит дерево. Ну что, что плохого она сделала? Мне на старости лет досталась великолепная женщина, а я никак не могу снисходительно отнестись к ее чисто женской слабости. Да какая женщина сможет сдержать столь мощные эмоции? Я слишком многого от нее хочу. Хочу того, на что человек не способен в принципе, тем более женщина. Ведь по природе своей они значительно эмоциональнее нас, мужчин. Разве могла она сохранить такую экстраординарную тайну, тем более при таком давлении со стороны Кирилла на исповеди? Нет-нет, я сам во всем виноват. По крайней мере, надо было предупредить ее о том, что сам факт существования шлюза и мира за его бортом - моя сокровенная тайна.
Я заставил себя смириться с действительностью, и на этом этапе наши взаимоотношения, казалось, стабилизировались. В конце концов, пусть лучше будет так, как есть, нежели снова жить бобылем, когда не с кем и слова сказать. Я надеялся, что рано или поздно червячок в моей душе замрет, и наша семейная жизнь постепенно устаканится. В конце концов, как в сказке не проживешь. Реальность - штука сложная. Все в ней идет не по плану, каким бы совершенным он ни казался.
Так миновало лето, потом осень и холодное время года. Наступила весна, и Елизарово утонуло в цвету фруктовых деревьев, что предвещало в текущем году обильный урожай абрикосов, вишен, слив, яблок и груш. Мария постоянно уговаривала меня посетить собрание прихожан церкви отца Кирилла, но я категорически отказывался.
- Мария, не насилуй меня. Прошу тебя.
- Не понимаю твоего упрямства. Тебя так просят прийти и отец Кирилл, и матушка, да и я, в конце концов. Ну, что тебе стоит хоть раз уважить нашу просьбу?
- Нет, нет и еще раз нет. Я крещен в православную веру в давнем младенчестве и отречься от нее не вправе. Сектантство считаю отступничеством. При этом я веротерпим и, как ты знаешь, отнюдь не отношу себя к ортодоксальным верующим.
- Артем, дорогой мой, наша церковь - никакая не секта, а подлинно православная. Мы никого к ней не приобщаем против воли, в том числе и тебя, как сам понимаешь. Кстати, повторно у нас не крестят. А отец Кирилл очень тебе симпатизирует, немало хорошего рассказывал о тебе своему ближайшему окружению. Многие из нашей паствы хотят с тобой познакомиться. Не дичись, приди хоть разочек - не пожалеешь. Ну, пожалуйста.
- Я сказал твердое 'нет'. Отстань, прошу тебя.
Мария вышла из комнаты, обиженно надув губы, а я углубился в работу по систематизации проведенных наблюдений и планированию предстоящей экспедиции вглубь острова. Но сосредоточиться уже не смог и, выругавшись про себя, лег на кушетку и задремал.
Пронзительный сигнал мобильника вырвал меня из объятий сна. Мне не хотелось отвечать, но мобильник упорно продолжал теленькать, и я, наконец, отозвался:
- Да?
- Артем Тимофеич? - спросил твердый мужской голос.
- Он самый...
Я узнал Кирилла и хотел об этом сказать, но он перебил меня на полуслове.
- Здравствуйте. Отец Кирилл говорит. Мы с матушкой приглашаем Вас с Марией отобедать нынче с нами.
- Добрый день. Спасибо, конечно, за приглашение, но у меня на сегодня другие планы, - сказал я, преодолевая зевоту. - Кроме того, мне надоели застолья. Тяжело. Возраст уже не тот. Да я, собственно, и раньше не был до них охоч.
- Понимаю. Но дело не в застолье. Хочу пообщаться с Вами. Лично. В непринужденной обстановке. А без соли-хлеба, как говорится, плохая беседа.
- Да я и морально не готов к такого рода общению. Хочу поработать в одиночестве, а то вдохновение пропадет.
- Ну какие у нас, пенсионеров, могут быть неотложные дела? Мы, слава Богу, заслужили право распоряжаться собственным временем по своему усмотрению. Так что отложите пока все планы и готовьтесь - минут через сорок я за Вами с Марией самолично заеду.
- Вот именно - заслужили. Кстати, и я, в том числе. Скажу Вам откровенно: без настроения собеседник из меня никудышный. Только день Вам испорчу, отнюдь того не желая. Так что не обессудьте.
Сближаться с Кириллом никак не входило в мои намерения. Наоборот, я стремился как можно дальше дистанцироваться, отчуждаться от него. Мне всегда испытывал трудности в общении с людьми, если они были мне несимпатичны или им был несимпатичен я. Из-за этого и работа моя часто страдала. Но сейчас, будучи на пенсии, я мог позволить себе общаться только с теми, в чьем обществе не испытывал дискомфорта. А в присутствии Кирилла мне всегда было неуютно. Притом с первого дня нашего знакомства. Никак не могу понять почему. Ведь он не сделал мне ничего плохого. К тому же о нем я не имел абсолютно никакой предварительной информации, никаких предустановок. Аналогичные чувства к нему испытывает, наверное, и Мариина Дамка - всегда люто рычит на него и лает до хрипоты.
Вошла Мария. Глядя на меня, она стояла, вытирая руки кухонным полотенцем.
- Отец Кирилл? - деловито спросила она.
- Да.
Мария молчала, ожидая от меня разъяснений. Услышав ее голос, Кирилл тоже умолк в ожидании дальнейшего развития нашего диалога. Через полминуты он снова заговорил:
- Там, я слышу, Мария рядом?
- Верно. Только вошла.
- Понимаю. Можно ее на минутку?
Я протянул ей мобильник.
- Здравствуйте, отче. Благословите, - как всегда ласково пропела она.
- Доброго здравия, Мария. Бог благословит. Тут мы с матушкой хотим Вас от чистого сердца на обед пригласить, а вот Артем Тимофеич почему-то упорно отказывается. Я сам за Вами приеду. И потом обратно отвезу, - четко донеслось из трубки.
- Спасибо, отче. Я поговорю с ним.
- А я пошел машину готовить. Так что до звонка.
- Пока, отче Кирилл.
Мария вернула мне мобильник.
- Ты что, всерьез отказываешься?
- Конечно.
- Но почему? Скоро обед, и я с удовольствием отдохну сегодня от кухни.
- Да отдыхай себе на здоровье. А я с радостью устрою разгрузочный день - попью чайку с бутербродом.
- Артем, зачем ты все переворачиваешь с ног на голову? Они ведь от души нас позвали. Нельзя обижать людей, тем более таких благочестивых, искренних и радушных.
- Я никого не обижаю. Ну нет, нет у меня настроения на застолье, ты это понимаешь? Имею я право поступать по собственному усмотрению? Хочешь с ними общаться - иди без меня. Тебя ведь отвезут и привезут, так почему бы нет?
- Твой отказ смахивает на плевок в лицо. Они не навязчивые, только первый раз нас пригласили. Брейся, пойдем.
- Не пойду. Мария, пожалуйста, оставь меня в покое.
Ее губы задрожали и глаза наполнились слезами.
- За что ты меня так унижаешь?.. Все думают, что мы идеальная пара...
Мария села в кресло и тихо заплакала. Этого я не ожидал. Я смолоду не переносил женских слез, и мне стало ее неописуемо жалко. Невольно вспомнились наши 'сияния' и больно защемило сердце. Даже показалось, что мое прежнее чувство к ней снова начало возрождаться. Я подошел к креслу и нежно обнял ее за плечи, такую теплую и нежную, как тогда в лагере, когда мы были отрезаны от мира грозой, дождем и холодом. Она прижалась ко мне, не переставая плакать.
- Марийка... не плачь, умоляю тебя. Успокойся. Это приглашение не стоит твоих слез.
- Артем, я тебя впервые в жизни прошу - уважь меня, родной мой... Пойдем. Пожалуйста, сделай это для меня. Ну, что тебе стоит?
Она подняла голову и посмотрела на меня красными от слез глазами.
- Ладно... - сдался я. - Но помни, нельзя так. Знаешь, как я тебя люблю, и откровенно используешь мои чувства, манипулируешь мной, как хочешь.
Припав щекой к моей руке, Мария, не вытирая слез, одарила меня ласковым взглядом и сияющей улыбкой. Она снова была божественно прекрасной, и в душе у меня внезапно забил теплый, чистый родник. Возникло ощущение, будто я воскрес из мертвых.