К началу осени мне удалось уладить все юридические формальности, связанные с домом, и я принялся за наведение порядка в своем новом хозяйстве. Сделав косметический ремонт жилых комнат, я привел в надлежащий вид двор, садик, сарай и принялся за подвал. Строго говоря, это был не подвал, а цокольный этаж, на три четверти врытый в землю. Раньше он имел даже два окна с приямками, но позже дед заложил окна кирпичом, а прилежащие приямки засыпал землей. Для вентиляции установил трубы, выходящие на крышу, и снабдил их электровентиляторами и заслонками. Вентиляторы я заменил на новые, а заслонки оставил прежние, поскольку были они в хорошем состоянии.
В подвале я решил устроить себе мастерскую. Заменив опасно обветшалую электропроводку, я установил современные светильники, смонтировал верстак и стал обзаводиться инструментами, без которых, по моему мнению, содержать дом с приусадебным участком было немыслимо. Вскоре у меня в распоряжении появились: электродрель, несколько тисков, ножовки, напильники и кое-что еще, на чем не стоит отдельно фиксировать внимания. У стены слева от входа стоял старый добротный шкаф, знакомый мне с детства, который я решил переоборудовать для хранения инструментов и домашних заготовок.
Содержимое шкафа: обломки старых стульев и оконных карнизов, полусгнившие ставни, деревянные колья, пожелтевшие от времени потрепанные книги без начала и конца, довоенные журналы и тому подобный мотлох я вынес во двор и устроил из него жаркий костер.
Освободив шкаф, я тщательно протер его влажной тряпкой, и он засверкал, как новый. Его внешняя поверхность, отделанная под орех, несмотря на весьма почтенный возраст, не утратила глянца. Боковые стенки, окрашенные с внутренней стороны в темно-коричневый цвет, были матовыми и чуть шероховатыми. Задняя же была немного светлее боковых и на ощупь казалась мелкопористой, словно состояла из мельчайших кристалликов, спрессованных в единый лист. Взяв с верстака острый как бритва нож, я попытался царапнуть ее поверхность, но лезвие беспомощно скользнуло по ней, не оставив ни малейшего следа. Я царапнул с заметным усилием - эффект тот же. Точнее, никакого эффекта.
"Интересно, - подумал я, - из какого материала она изготовлена? Смахивает на какую-то синтетику. Но этому шкафу, судя по его внешнему виду, не менее восьмидесяти лет, а то и более ста. Так откуда изготовившие его мастера взяли такой материал в те времена? Странно, ей-Богу."
Постояв несколько минут в раздумье, я закрыл шкаф и продолжил уборку. Разложил по ящикам свои нехитрые столярные и слесарные инструменты, подмел пол, вынес ворох мусора, и мысли о заинтересовавшем меня материале на некоторое время отошли на задний план. Но когда я спустился в подвал по окончании уборки, они вновь возвратились ко мне и стали навязчивыми. Из чего все-таки эта стенка сделана? Я вооружился очками и мощной лупой, отворил во всю ширь дверцу шкафа, снял с верстака галогеновую лампу с широким рефлектором и осветил стенку, возбудившую мое любопытство. Внимательно присмотревшись, я с удивлением отметил, что в лучах света лампы она едва заметно играет мириадами мельчайших радужных блесток, будто осыпанная алмазной или слюдяной пылью. Мне даже показалось, что эти блестки не просто отражают и преломляют свет, а еще и сами по себе то вспыхивают, то гаснут, причудливо меняя цвета. Я отошел от шкафа и снова внимательно осмотрел его с внешней стороны. Ничего особенного - старомодный платяной шкаф, какими и до сих пор еще пользуются некоторые старики, не имеющие возможности купить взамен что-то более модерновое. Только и годится, что для сараев да подвалов, чтобы хранить в нем всякое старье. Правда, в наше время стало модно реставрировать подобную мебель, ставить на видное место и именовать иностранным словом "антиквариат". Сейчас модно щеголять этакими мудреными словечками. Антиквариат, электорат, маркетинг, менеджмент, саммит, блокбастер, хит, эксклюзив, аккаунт, джек-пот, рейнджер, тинэйджер, байкер, дайвер, киллер... и прочая, и прочая, и прочая... Господи милосердный! Рехнуться можно! Специальный словарь нужен, чтобы понимать наши современные газеты, журналы, телевидение и радио. Масс-медиа, как сейчас принято говорить. Наши дикторы сыплют вовсю иностранными словами, а вот в родном языке числительных, например, часто совершенно не знают. Говорят "в двух тысяч третьем году..." вместо "в две тысячи третьем..." или, скажем, "с двухсот десятью пассажирами на борту" вместо "с двумястами десятью..." и тому подобное.
Но все же в этой старой коробке (я имею в виду бабушкин шкаф) было нечто необычное, вызывающее у меня любопытство и будоражащее воображение. А воображения у меня - пруд пруди, хоть я далеко уже не юноша - пять лет, как пенсию оформил. Я погладил рукой искристую поверхность, и на мгновение мне показалось, что от нее исходит слабое, едва ощутимое тепло. Я приложил к ней ладонь и сделал несколько круговых движений. У меня было такое ощущение, будто я касаюсь поверхности жидкокристаллического компьютерного монитора.
И тут заиграло то самое мое воображение. Как в детстве. Я всегда любил воображать себя в ином мире. Опрокину бывало табуретку, сяду внутрь, держусь за кончики ножек и воображаю, будто, как в кино, мчусь на торпедном катере, атакую вражеские корабли и топлю их один за другим. При этом представляю себе бушующее море, швыряющее, словно щепку, мой катер, а прямо по курсу - качающийся на волнах вражеский корабль с моряками на борту. Словно вживую я видел палящие по мне орудия, строчащие пулеметы, рвущиеся рядом снаряды, слышал свист пуль и звуки разрывов снарядов. Все детали морского боя представлял я себе так ясно, что порой у меня даже признаки морской болезни появлялись. До сей поры помню все это вплоть до мельчайших подробностей. А когда я был студентом, то нередко забывал, что сижу в учебной лаборатории, и представлял, будто передо мной пульт управления машиной времени или, скажем, аппаратура связи с космическим кораблем, который несется с субсветовой скоростью где-то на расстоянии многих парсек от Земли. А я посылаю капитану запросы, передаю указания центра управления полетом и приветы космонавтам от родных и близких...
Помню, как однажды я замечтался, будучи от роду лет пяти или, может, шести. Мы с бабушкой возвращались тогда с базара. Она шла, неся в одной руке тяжелую сумку с покупками, а другой удерживая меня. Я же при этом представил себе вернувшегося с фронта отца, которого никогда в жизни не видел. Разве что на фотографиях, хранящихся в бабушкиных и маминых альбомах. Вообразил, будто отец распаковывает чемоданы и достает подарки всем по очереди: мне, маме и, конечно же, бабушке. Он весело смеется, берет меня на руки, подкидывает до потолка и ловит у самого пола. Я чувствую себя необыкновенно счастливым, хохочу и визжу от радости. Так делал отец Юрки Нестерова из соседнего дома. Глядя на эти сцены, я умирал от зависти. Ведь со мной так не играл никто... Я был уверен, что когда вживую увижу отца, вернувшегося с фронта, счастливее меня не будет никого в мире.
- Ты что, снова мечтаешь? - вернул меня к действительности мягкий голос бабушки.
- Нет, бабушка. Я думаю.
Она беззвучно засмеялась.
- О чем, деточка моя?
- Как папа к нам с войны приехал, подарки привез, играет со мной... - начал было я взахлеб рассказывать о своих грезах.
Она, как всегда, прервала меня на самом интересном. Отец, подарки и моя беспечная радость внезапно исчезли. Я снова ощутил себя идущим с базара и в смущении надул губки. Бабушка остановилась и тихо смахнула со щеки невольно накатившуюся слезу.
- Не надо отрываться от жизни, детка. Живи тем, что есть вокруг нас. Выдуманного мира нет, - сказала она, вытирая мне нос белоснежным платочком, едва ощутимо пахнущим тонкими духами. - А папа скоро и вправду вернется - вот увидишь. Все мечты рано или поздно сбываются. Запомни мои слова, дорогой мой. Но ты старайся не думать об этом. Чем меньше ты будешь об этом думать, тем раньше это случится...
Я с детства любил мечтать и создал себе другой, воображаемый мир, совсем не похожий на этот, жестокий, скучный и противный, как касторка, которой меня щедро потчевали при болях в животе, тошноте или рвоте. В том мире у меня был жив отец, там я никогда не болел, никто меня не наказывал, все только любили и хвалили. И там всегда у меня были самые лучшие игрушки, самые вкусные лакомства и хорошие друзья, которые не дрались и не дразнились. А самая красивая на свете девочка - Лелечка Рождественская, дочка нашей участковой врачихи - никогда со мной не ссорилась, всегда меня любила и так же целовала под столом, как и в этом, взаправдашнем мире в ту памятную для меня новогоднюю ночь. Тогда все взрослые, подвыпив, увлеченно и громко беседовали о недавней победе, о своих насущных проблемах, пели "Что стоишь, качаясь, тонкая рябина", "Чилиту", "Эх, Андрюша" и были рады, что мы с Лелечкой где-то уединились и никого не беспокоим. Мы же тайком от них целовались под столом и весело, по-праздничному беззаботно хохотали. От этого мне было неописуемо приятно, и Лелечке, надеюсь, тоже.
Путешествие в этот придуманный мир стало моей тайной страстью, которая, мне кажется, не оставит меня до конца жизни. И когда я покину этот бренный мир, то вовсе не умру, а переселюсь в ту, созданную мной, лучшую действительность. И там я буду жить вместе со своими близкими - и теми, кто сейчас со мной, и теми, что уже ушли от меня и дожидаются, когда я переселюсь к ним навсегда. И в их числе кот Мурза - друг моего детства, проживший у нас с мамой целых четырнадцать лет.
Скользя рукой по стенке шкафа, я, как в те далекие времена, углубился в мечтания и вообразил, что передо мной огромный сенсорный экран монитора сверхмощного компьютера, и этот суперкомпьютер способен управлять не только подключенными к нему объектами, но и самой структурой этого экрана. Вот сейчас я коснусь на нем воображаемого изображения клавиши, и мне откроется вход в тот самый волшебный мир. Я живо представил себе такую картину и легонько стукнул пальцем по месту, где должна была быть эта самая клавиша.
Мой палец неожиданно обдало волной легкого тепла, вернув меня тем самым к реальности. Я с удивлением увидел, что вся задняя стенка шкафа сделалась серебристой, потом дрогнула, и по ней пробежала зыбкая рябь. Как будто она была соткана из тонкого шелка, колеблемого легким ветерком. В ее центре появилось темное расплывчатое пятно. Оно быстро расширялось и через несколько секунд заняло собой всю стенку. Я онемел от неожиданности и стоял, не веря собственным глазам. Что за чертовщина? Уж не сошел ли я с ума? Я зажмурился, ожидая, что когда вновь посмотрю внутрь этого странного шкафа, все опять будет по-прежнему.
С минуту я так и стоял с закрытыми глазами, а когда открыл их, то увидел, что передо мной вовсе не стенка шкафа, а зияющий темнотой вход в пустое пространство. Внезапно кто-то тихо коснулся моей голени. Я вздрогнул и с перепугу едва не лишился чувств. Резко оглянувшись, увидел, что это Барсик, кот покойной тети Серафимы. Он заискивающе посмотрел на меня огромными глазами и громко мяукнул, прося чего-нибудь съестного. На это мяуканье открытый вход отозвался гулким эхом, словно передо мной была каменная пещера или пустая комната.
- Подожди, Барсик, - сказал я проголодавшемуся коту, - сейчас пойдем ужинать. Вот только разберусь, что тут за чудеса в решете творятся.
Черт возьми, а может это и в самом деле вход в тот фантастический, придуманный мною мир?
Мурлыча, кот потерся о мою ногу и, будто поняв сказанные мной слова, задрал хвост трубой и чинно пошел к выходу дожидаться обещанного ужина.
Напрягая зрение, я вглядывался в таинственную темноту, напрасно стараясь хоть что-то разглядеть за ее завесой. Она завораживала меня, притягивала, как магнит железо. Я не мог оторвать от нее взгляда. Наконец, я вспомнил, что в руках у меня мощная галогеновая лампа, и посветил в открывшийся проем. Яркий свет вырвал из черного мрака очертания помещения округлой формы со сводчатым потолком и плоским полом, посреди которого одиноко стоял на толстой ноге большой круглый стол с возвышением посредине. Широченное кресло полукругом охватывало стол. Пожалуй, это был скорее диван, чем кресло. Больше там не было ничего: ни мебели, ни каких-либо других вещей.
Я попытался было войти в обнаруженное помещение, но электрический провод лампы был слишком коротким, а делать это без света не было смысла. Внимательно осматривая бабушкин шкаф с исчезнувшей задней стенкой, я ломал голову над тем, куда же она все-таки девалась. Ведь несколько минут назад здесь была твердая поверхность, а теперь от нее не осталось и следа. При этом она никуда не спряталась, да и щели там никакой не было, куда она могла бы убираться. Воистину чудеса...
Будучи в полном недоумении, я все же подумал, что если она куда-то убралась, чтобы открыть вход в это странное помещение, то должен, по идее, существовать какой-то способ и вернуть ее на прежнее место. Но передо мной были только гладкие боковые стенки, передняя дверца и впереди открытый темный проем. Никаких видимых признаков каких бы то ни было датчиков, ничего похожего на кнопки, тумблеры и тому подобное. Но ведь открылся же этот чертов вход по какой-то команде. И, как легко было догадаться, подал ее я всего-навсего легким прикосновением пальца к самой поверхности стенки. Логика подсказывала, что подобным же образом этот вход должен и закрываться. Но кто знает? Кроме того, сама поверхность-то исчезла! Значит, датчик следует искать где-то в другом месте.
Я ощупал весь шкаф изнутри, но безрезультатно - исчезнувшая стенка не появлялась. Я еще раз восстановил в памяти обстоятельства, при которых пропала пресловутая стенка, и предположил, что эта чертова система управляется не самим прикосновением, а еще и тем, что я при этом вообразил. То есть мыслью! Да, именно мыслью! А прикосновение всего-навсего обеспечивало контакт с сенсорным датчиком моих биотоков! Стоит лишь прикоснуться к нужному датчику, дав соответствующую мысленную команду!
Окрыленный новой идеей, я точно так же, как при открывании, стал касаться пальцем поочередно разных мест внутренней поверхности боковых стенок шкафа, представляя себе, что вход закрывается и стенка возвращается на место. Но тщетно.
Терпеть не могу, когда не осуществляются мои планы или не оправдываются предположения. В таких случаях я обычно стремлюсь работать до тех пор, пока не добьюсь желаемого. Но за день я основательно устал физически и решил сегодня на этом закончить, хоть и не хотелось уходить побежденным.
С чувством досады я закрыл дверцу странного шкафа, разложил по ящикам верстака все инструменты, выключил освещение и вышел из подвала во двор. Черное вечернее небо было затянуто облаками. Дул холодный пронизывающий ветер и моросил мелкий ледяной дождь. Осень давно уже вступила в свои права.
У порога меня поджидал Барсик, голодный и замерзший. Стоя на задних лапах, он нервно царапал когтями лутку двери и, глядя на меня сквозь вечернюю мглу, нетерпеливо мяукал. У сарая, гремя цепью, лениво прохаживался дворовый пес Джек. Я чувствовал себя бесконечно виноватым перед этими животными, доставшимися мне в наследство, потому что не удосужился покормить их с самого утра.
Накормив тем, что у меня было, своих питомцев, я теперь тоже мог поужинать со спокойной совестью. Так как было начало одиннадцатого вечера, я решил ограничиться горячей сарделькой, ломтем черствого хлеба и чашкой ароматного чая Earl Grey. Пережевывая аппетитную сардельку, я включил телевизор и просмотрел несколько каналов. Ничего, кроме осточертевшей рекламы, каких-то политических дебатов да фильмов с бесконечной стрельбой и площадной бранью, которая раньше считалась нецензурной, а теперь почему-то стала повседневной лексической нормой. Так много каналов, а смотреть нечего. Пришлось выключить.
Отложив пульт, я приступил к чаепитию, и мои мысли сами по себе вернулись к сегодняшнему открытию. Все же интересно, что это за странный шкаф? Ведь я помню его с раннего детства и всегда считал его старьем, которому место на свалке. А что представляет собой помещение, которое я обнаружил за его задней стенкой? Какой-то тайник? Возможно. Но кому он понадобился? Кто его соорудил и для чего? И почему вход в него такой необычный? Можно было, например, сделать замаскированную дверцу. Самую обыкновенную потайную дверцу - на петлях, раздвижную на роликах или просто вынимающуюся. Так нет же, что-то "навороченное" и - поди ж ты - с сенсорным управлением биотоками человеческой мысли! Насколько мне известно, это до сих пор еще остается мечтой витающих в облаках фантазеров вроде меня. Все, что я сегодня наблюдал, как-то не вязалось одно с другим. Ну кто, кто мог соорудить этот странный тайник? Не бабушка и не тетя Серафима - это точно. Мой дед? Не может быть. Он ведь был профессиональным металлургом, знал также толк в механике, слесарном, столярном и плотницком деле. Но в таких делах как сенсорное управление, тем более с помощью биотоков мысли, он и понятия не имел - сами понимаете. К тому же, тетя рассказывала, что до войны, то есть при жизни деда, шкаф был собственностью какой-то соседки и стоял у нее в сарае. Вот уж не думал, что на старости лет придется ломать голову над подобной проблемой. Просто голова кругом идет. Ну да Бог с ним. Сейчас надо отвязать на ночь Джека и выспаться как следует, а завтра уж буду думать, что там в подвале, как и почему.