Мария вышла из ванной в махровом банном халате покойной тети Серафимы и с полотенцем на голове, намотанным в виде пышной чалмы.
- Отличная вещь этот халат-простыня. Как удобно - наденешь, и вытираться не надо. Спасибо Серафиме Гавриловне.
Одетая по-банному, она пошла на кухню готовить завтрак, а я - в гостиную, смотреть выпуск теленовостей. Через несколько минут из кухни донеслась волна аромата высокосортного кофе, и я услышал, как на сковородке шипит, скворчит и стреляет яичница, что заставило меня проглотить слюну.
- Артем!
- Да, Марийка, - ответил я, перекрикивая телевизор.
- Выключай свой телик - завтракать иди.
Ощущая себя "в доску" семейным человеком, я с удовольствием выполнил ее распоряжение: сел рядышком за кухонный стол и принялся за яичницу-глазунью с ломтиками ароматной ветчины. В углу, склонившись над миской и отставив пушистый хвост, завтракал Барсик. Джека я накормил, еще когда Мария принимала душ, и теперь он спокойно отдыхал в сенях на подстилке.
Бог мой! Телевизор... На тарелочке - горячий завтрак... В сверкающих чашках - пахучий кофе, к нему - печенье в вазочке... Настоящий семейный уют, притом при такой роскошной женщине. Мечта холостяка. Рай земной! Казалось, я грежу. И как я этого раньше не понимал и не умел ценить?
Мы позавтракали, оживленно продолжая вчерашнюю беседу. Я хотел было помыть посуду, но Мария с улыбкой отстранила меня от мойки.
- Отдохни немножко. Теперь это не твоя епархия.
- Но я хочу помогать тебе... - попытался я возразить, однако Мария меня остановила.
- Оставь, пожалуйста, кухню. Сейчас это будет самая лучшая твоя помощь.
Завершив утренние дела на кухне, Мария причесалась и надела куртку.
- Я пошла, Артем.
- Далеко ли собрались, мадам? - спросил я, намереваясь составить ей компанию.
- Я к себе. Хочу кое-что сделать до обеда.
- А как же я, Марийка?
- Побудь пока здесь. Я позвоню тебе.
- Не понятно, почему бы мне не пойти с тобой?
- Понимаешь, Артем, я не рассчитывала на твой визит именно сегодня. У меня беспорядок, обед не готов, ну... в общем, я должна подготовиться.
- Какая еще подготовка? Я хочу быть рядом с тобой, помогать убирать, готовить, наводить порядок и все остальное.
- Нет, Артем. К твоему визиту я должна предстать так, как мне того хочется. Твое первое впечатление для меня будет очень важно. Займись пока чем-нибудь полезным. А с обеда уже попробуем начать нашу полноценную совместную жизнь.
Проводив ее за калитку, я вернулся в дом. Без Марии он казался теперь пустынным и неуютным. Я ходил из комнаты в комнату, не находя себе места. Хотелось спуститься в подвал, заняться инструментами или дальнейшим изучением нового мира, но не посмел. Мария могла позвонить в любую минуту, и пропустить ее звонок было бы крайне нежелательно. Нужно будет в подвале параллельный телефон установить. Хорошая идея, но это позже.
Чтобы не терять время попусту, я принялся заносить в ноутбук новую информацию: о животных и растениях, о последней грозе, буре и наводнении, а также электронные фотографии образцов флоры и фауны открытого мною мира. Увлекшись работой, я перестал замечать ход времени и, когда зазвучала телефонная трель, вздрогнул от неожиданности. Звонила Мария, да и вообще здесь мне больше не от кого было ждать звонка.
- Артем, ты готов? - спросила она, прежде чем я отозвался.
- Всегда готов. Как пионер СССР.
- Тогда одевайся и шагай ко мне - обедать будем.
На улице было пасмурно и холодно. Продолжал сыпать мелкий снег, но уже не так обильно, как вчера вечером. Судя по его скрипу под ногами, мороз был градусов десять. Порывы ветра, срывающие с сугробов морозную пыль, иногда проникали за пазуху и за шиворот, продували насквозь брюки. Пришлось поднять воротник и повыше застегнуть на куртке молнию. Стало теплее и радостнее на душе.
Из цветочного магазина на противоположной стороне улицы вышел парень с завернутым в целлофан букетом красных гвоздик и, взглянув на меня, тоже поднял воротник. Встреча с ним неожиданно изменила мой прямой маршрут - я тут же свернул в магазин и осмотрелся. В красивых вазах стояли букеты гвоздик, хризантем, тюльпанов, нарциссов и прочих прекрасных цветов. Но я искал розы, а их-то как раз и не было. Эх, собрать бы сейчас букет из тех цветов, которые растут там, на пути в наш лагерь! Поздно я вспомнил. В следующий раз постараюсь быть повнимательнее.
- Холодно? - спросила пожилая продавщица.
- Да, не тепло. Девять красных гвоздик, пожалуйста.
Я достал портмоне и отсчитал положенную сумму.
- А у меня и не найдется девять красных. Только пять штук осталось. Возьмете?
- Придется. Маловато, конечно. Бедновато, но деваться некуда.
- Возьмите еще беленьких или розовых. Смотрите, какие пышненькие.
- Что ж, добавьте три белых и одну розовую. Быть может, так даже лучше.
- Конечно лучше. Зелени тоже?
- Да. С нею, мне кажется, веселее.
Я остановился у Марииной калитки и стал искать кнопку звонка. С трудом нашел - на опорном столбе вверху под козырьком - и решительно нажал. Залаяла дворовая собака. Ожидая выхода хозяйки, я думал: "Удивительный народ эти женщины. Ну почему они так любят цветы? Уж лучше бы на ту сумму, которую пришлось заплатить за букет, купить что-нибудь для нее полезное. А цветы немного постоят и завянут, придется выбросить. Зачем же покупать то, что через день-два окажется на помойке? По логике вещей получается, что на мусорник выбрасываются деньги, которые могли бы сослужить лучшую службу".
Мария вышла в голубой куртке-пуховке с белым шарфом ажурной вязки на голове. Я протянул ей букет и поцеловал в щечку.
- Наконец-то. Почему так долго? Хотя, - она взглянула на букет и понимающе улыбнулась, - понятно. Спасибо. Я люблю цветы. Очень.
К нам неслась крупная короткошерстая собака, белая в больших черных плямах. Я невольно остановился.
- Дамка, не тронь! Это свой, свой! - строго сказала Мария.
Собака остановилась и стала ластиться к хозяйке, недоверчиво поглядывая в мою сторону. Мария погладила Дамку, спокойно повторяя:
- Дамочка, это Артем. Свой, свой, свой... Артем, погладь ее. Нежно, ласково, как будто гладишь меня.
Я наклонился к собаке и погладил по голове. Она смотрела на меня спокойно, но напряженно, готовая в любую минуту схватить за руку.
- Ну, все. Познакомились, теперь пошли в дом, - пригласила Мария.
Я выпрямился и направился вслед за хозяйкой.
- Интересно, кто кормил Дамку, когда мы сидели в лагере? Я своим питомцам оставлял еду впрок. Но они у меня недисциплинированные - стремятся съесть все сразу, а потом голодают.
- Дамка такая же, и я попросила приятельницу Лену ежедневно кормить утром и вечером и Дамку, и Мумку.
Мария распахнула передо мной сени и остановилась, пропуская меня вперед.
- А кто это, Мумка? - недоумевал я.
- Мумка - это кошечка, моя любимица.
Я вошел в сени, и Мария тут же последовала за мной. Переобуваясь в мягкие тапочки, я ощутил доносившиеся из кухни дразнящие аппетит ароматы свежего борща, пюре, жареного мяса и прочей вкуснятины.
Всюду, начиная с сеней и прихожей, царили строжайшая аккуратность и неукоснительный порядок. Большой массивный стол, антикварный буфет, внутри которого сверкала расставленная со вкусом посуда, тахта и прочные старомодные стулья, создавали обстановку неописуемого уюта и душевного комфорта. Везде чувствовалась единая система, единый подход ко всему. В гостиной на полу лежал ковер восточной работы, а в остальных комнатах - элегантные ковровые дорожки. Под потолком, довольно высоким по нынешним меркам, висела люстра с розоватыми плафонами в виде лилий с филигранными краями. При этом потолок был оклеен обоями кремового цвета с розовым оттенком.
Если вещи действительно имеют свои места, предопределенные свыше или облюбованные ими самими, то именно там они и стояли. Здесь в каждом уголке господствовала гармония, не было ни одного чужеродного предмета, ничто не раздражало взгляд. Повсюду царил корабельный порядок. Все гармонировало одно с другим, абсолютно все идеально вписывалось в общую обстановку.
На стенах красовались аккуратные эстампы с изображениями птиц, зверей, рыб, стрекоз, бабочек и экзотических пейзажей. Буфет и подвесные полки сверху были уставлены фарфоровыми и мраморными статуэтками, фигурками из бронзы и чугуна, тропическими раковинами и колониями кораллов. На полке над тахтой красовались фотографии. Нетрудно было догадаться, что на них были запечатлены Мариины родители, сын в разные возрастные периоды, сама Мария в пять или шесть лет и постарше. Особенно броской была фотография ее двадцатилетней с букетом полевых цветов. На переднем плане в лакированной рамке стоял фотоснимок сына с невесткой в белой короткой фате и еще несколько свадебных. Потрет молодого мужчины в черном пиджаке с ослепительно белым платочком в нагрудном кармашке, стоящий на журнальном столике, привлек мое особое внимание.
- Муж? - поинтересовался я.
- Нет. Это мой двоюродный брат. Старший. В день защиты диплома. Я его люблю, как родного. Знал бы ты, какой он умница! Журналист, сейчас аккредитован в Риме. У меня есть газеты и журналы с его статьями.
- А где же муж?
Мария несколько смутилась.
- Я же говорила, что мужа у меня нет... - она сделала паузу и добавила: - Пока что.
Я засмеялся.
- Ничего. Очень надеюсь, скоро будет. А как насчет бывшего мужа? Его можешь показать?
- К сожалению, нет. После развода я на него была очень обижена, ужасно зла и в порыве гнева уничтожила все его фотографии. Теперь, когда он стал мне совершенно безразличен, сожалею о содеянном. Сейчас образ бывшего мужа настолько потускнел в моей памяти, что я с трудом его себе представляю. А иногда хотелось бы взглянуть на человека, с которым столько лет прожито... Впустую...
- Почему же впустую? Ты ведь от него чудесного сына родила. Загляденье-парень. Да и общих воспоминаний должно быть много. Не всегда же и не все между Вами было плохо. Было, думаю, и хорошего немало. Ты ведь любила его, даже очень.
- Насчет сына согласна. Он у меня золото, а не ребенок. А все остальное мне теперь видится совсем по-иному, с совершенно иных позиций, - она глубоко вздохнула. - В нем, как я теперь понимаю, было столько откровенно негативного, даже мерзкого. Но любовь, как говорится, зла. Застлала мне глаза... Ну да Бог с ним. Что было, то быльем поросло. Садись за стол - обедать будем.
Она ласково улыбнулась и указала на место за большим столом, где давно уже стояли обеденные приборы, бокалы, рюмки, бутылка шампанского и пятизвездочного коньяка.
- Марийка, а зачем здесь обедать? Удобнее было бы на кухне. Еда та же, зато возни куда меньше.
- Нет, я хочу, чтобы наш первый обед прошел в торжественной обстановке.
- Зря ты это...
Она не дала мне договорить:
- Здесь я командирша. Так что слушайся. Садись и жди.
На ее лице заиграла обезоруживающая улыбка, и я сдался без боя.
Посуда у Марии была самая современная, ресторанная. Не то, что у меня - бабушкины сервизы фирмы "Кузнецов", все в стиле "ретро". Как и следовало ожидать, обед оказался лучше любого ресторанного. И холодные закуски, и борщ, и отбивные с ароматным пюре, и даже компот из сухофруктов я оценил на пять с плюсом. Она выпила глоток шампанского, а я - рюмочку коньяка. Мне хотелось дербалызнуть еще парочку - для поднятия настроения, но после недолгих колебаний я решил воздержаться.
Мы сидели на тахте в обнимку. Уже в который раз я пересказывал все, что знал о мире за бортом шлюза, и Мария продолжала задавать многочисленные вопросы. Иногда они были по-детски наивны и немного раздражали меня, а порой носили глубокий философский характер, и мне требовалось время, чтобы сконцентрироваться и дать на них удовлетворительные ответы.
- Артем, а что дальше?
- Что ты имеешь в виду?
- Ты так и собираешься быть единственным обитателем открытого тобой мира?
- Конечно же, нет. Ты будешь со мной рядом. Я объявляю тебя королевой всей планеты. Кстати, ты должна придумать ей название.
- Артем, я серьезно. Ведь это не может долго продолжаться. Не кажется ли тебе, что если мы будем и дальше оставаться единственными обитателями этой планеты, то для нас такое положение потеряет всякий смысл. Зачем и кому нужен король целой планеты без подданных? Как в "Маленьком принце" Экзюпери.
- Да, ты права. Думаю, что рано или поздно мы сможем извлечь из нее определенную для себя пользу, а потом деваться некуда - придется открыться властям и ученым. Пусть изучают и распоряжаются всеми богатствами в интересах страны и всего, я думаю, человечества. При этом мы с тобой навечно войдем в историю.
- Зачем нам история? Какой от нее прок? Потом ее все равно переделают, извратят в пользу власть имущих. Но дело совсем не в этом.
- Тогда в чем? - недоумевал я.
- Какие перспективы ты здесь усматриваешь? Об этом ты думал?
- Да что тут думать? Ну, придут ученые, организуют квалифицированные экспедиции. А власти позаботятся об их подготовке, оснащении, безопасности. Подумают, как колонизовать новооткрытый мир, какую пользу можно из него извлечь для нашей страны.
- То, что ты предлагаешь, конечно, хорошо. А тебе не жаль первозданных лесов, золотых пляжей, непуганых зверей, птиц, рыб? Их же хищнически уничтожат, как это сделали на нашей родной Земле.
На ее лице изобразилась гримаса возмущения, и я про себя отметил, что ей она не идет.
- И что же посоветуешь ты? - поинтересовался я.
- Хочу, чтобы эта прекрасная планета с ее чудесной флорой и фауной осталась заповедной.
- Ну и будет она существовать сама по себе, никому не известная, никому не доступная. Какой толк для человечества? В бесконечной Вселенной таких миров бесчисленное множество, и никто из людей Земли не имеет к ним доступа, не подозревает об их существовании. Нам-то что от этого? - искренне недоумевал я.
- И то верно. Нужно подумать. Здесь требуется какое-то Соломоново решение.
- Да... пожалуй, - согласился я, ибо с такой мыслью трудно было не согласиться.
В гостиную вошла белоснежная кошка, подошла к хозяйке и вспрыгнула на колени.
- Это и есть твоя Мумка?
- Она самая, - ответила Мария, поглаживая кошку.
Та попыталась было заглянуть на стол, но Мария легким движением отвела ее мордочку.
- Мумочка, это нельзя. На стол нельзя. Кушать хочешь, моя хорошая? Сейчас дам. Полежи пока у меня на коленках.
- Красивая кошка, крупная. И такая белоснежная.
- Да, абсолютная блондинка - ни единой небелой шерстинки. И глазищи лазурно-зеленые. Большущие и круглые, как у совы. Люблю животных. А ты?
- Ну, как сказать. Мне нравится, как они ко мне ластятся, люблю их ласкать, кормить, ухаживать за ними. Иногда. Но так, чтобы безумно, души в них не чаять, есть с ними из одной посудины... - я пожал плечами, - это не про меня.