Пришло настоящее счастье - закончилась школа. По этому поводу город развешивал алые флаги, закрывал для движения Невский проспект. Молодежь отрывалась от детских реалий и свободно кричала по городу - здравствуй, новая жизнь!
Те, кто стер каблуки, или просто устал веселиться, разбредались по гулким дворам - нагружаясь коктейлями, пивом; либо садились в квартире побольше и начинали гуляние.
Сколько надежд исполнялось и билось в ту ночь, какие тела становились доступными - никто не подсчитывал: взросление официально ломилось в умы; свобода - ею веяло, и её воспевали. Она прилетала легально с Островов Тесноты, Петроградки; взвивалась из холодных колодцев на Ваське, ходила метлой на широком Просвете, Гражданке, бултыхалась бухлом в бандитском Веселом Поселке - да поправит пускай молодой петербуржец, что еще не назвал - ну да ладно, примите мои извинения.
Для ребят это был, разумеется, праздник - срок закончился, стальную решетку подняли. В полупьяной толпе одногодков они были такими же, и целовались напропалую. Никто не шарахался, и не показывал пальцем - всем было не до того.
- Это так...
- Охуительно просто,- сказал другу Дюк. - Это просто космически охуительно. Целоваться в толпе и нас пока не убили. Продолжим!
Лап вис на друге, таща полбутылки текилы - милиция бдила, отбирали и пиво, но было откровенно плевать. Он отхлебывал, морщась и вовсю сожалея о факте, что никто не расставил по набережной блюдец с нарезанным тоненько лаймом, посыпанным перцем - Лап был пьян, беспримерно. Друг смотрелся достойнее: уяснив, что товарищу необходимо напиться, он решил воздержаться до вечера, ибо две крепких ноги всегда предпочтительней восьми неустойчивых лапок.
Молодежь распирала Дворцовую набережную, казалось, вот лопнет немедленно камень, и разноцветные платья, рубахи, костюмы и модные майки посыплются прямо в Неву. Со стрелки Васильевского грохотало - ревели гитары, там был рок-концерт.
- Смотри, запалили, - Дюк кивнул на Ростральные. Знать, действительно праздник.
Сергеева, в алом облегающем платье, терроризировала каких-то парней.
- Весь наш обезьянник, запомни, - громко выкрикнул Лап, - десятка отсидки как минимум вместе!
- Лапин пьяный,- хихикнули справа, - прикольно.
- Он счастливый,- парировал Дюк, - и он прошел в Первый мед, между прочим. У него все пучком.
- Лапин - будущий доктор? - удивилась Сергеева, - ничего себе. Я думала, он будет в Финэк поступать.
- Я буду хиру-ургом, - прокривлялся ей Лап,- ты сломаешься, а я тебя вылечу-у-у...
- Сам себя вылечи,- громко сказала Сергеева,- ты. Гомосек.
Лап вдруг застыл, а потом отцепился от Дюка. Пошел на Сергееву, крепко сжимая бутылку...
Дюк рванулся, но его кто-то сшиб - разлетевшись в комическом танце, какие-то девушки врезались больно в плечо.
- Лапыч, стоять!
Но он опоздал.
Сергеева уже обтекала текилой - та ползла по прическе, по намазанному лицу, хрустальными каплями дрожала на шёлковом платье. Но хуже всего было то, что крепчайший напиток попал ей в глаза.
Дюк растерянно заозирался: нужны были руки.
- Мексиканец! - тот был совсем рядом, - будь ты другом... Лапа куда-нибудь отведи. Я сейчас.
Мексиканец кивнул, подхватил друга под руку.
- Эй, Алён, - Дюк пихал ей платок,- надо вытереть. Давай, не расстраивайся. Глаз не трогай, - он выхватил бутылку с водой у ближайшего парня, - надо быстро промыть.
Сострадания к Сергеевой не было. Только желание её успокоить - пьяная злая Сергеева, он сразу почувствовал, может затеять больную и грязную свару сейчас.
Погасить удалось - с глазом все оказалось неплохо, а в сумке нашлась косметичка.
- Хорошо выглядишь, - сказал девушке Дюк. - Ты извини. Лапыч просто напился, я не уследил. С ним бывает. Да и ты хороша.
Вокруг колыхалась толпа - веселая, пьяная, и одноклассники потеряли к ним интерес - начинался салют. Все рванулись к Неве и мосту - посмотреть, поорать под богатые яркие всполохи в не темнеющем питерском небе. Сергеева же будто ослабла, цепляясь за Дюка.
Толпа поредела, а они всё стояли, и она силилась что-то сказать - возможно, в последний доступный момент. Он почти понял её, признавая вину и прощаясь, но она вдруг впилась в него. Всем своим шелковым телом и накрашенным ртом. И простонала:
- Я так по тебе скучаю...
Целовалась всегда хорошо, и Дюк рефлекторно ответил. Не железный, в конце-то концов...
Дальше было кино из нарезок, под условным названием "Море херни": черно-белые кадры, переходящие в сепию, со словом "конец" в середине.
В каких-то там метрах, на пустом от толпы и машин безупречном асфальте - там был Лап, ни минуты не пьяный и внимательно наблюдающий. Сзади, словно приросшая тень, колыхался худой Мексиканец, брезгливо кривящий лицо.
- Всё,- сказал Дюк Сергеевой,- хватит. Считай, попрощались.
Он поднял глаза, но уже никого не увидел. Телефон Лапа был выключен. Поплутав еще в поисках, он дошел до Гостинки, влез в метро и поехал домой.
Жгло предчувствием, но он отгонял - Лапыч умный, и ссоры не будет.
.
Конечно же, у него были ключи. Свет не горел, и Дюк раздраженно подумал - шляйся-шляйся... как бы куда не влетел.
Прошел прямо в обуви - надо бы куртку, и пойти поискать дурака... и замер.
В светлом пятне, пролегшим сквозь сбитые жалюзи, на собранном в кучу покрывале дивана, трахались люди.
Дворовый прожектор глумился, не давая ни шанса чего-то нечаянно не рассмотреть.
Были понятны мексиканцевы слабые ребра, и ходившая тонко по ним полупрозрачная кожа. Понятны мосластые ноги, в редкой, пучками, шерсти. Коленки, воткнутые в ком покрывала, длинные - красные, в белых от напряжения суставах - пальцы.
Член Мексиканца, неожиданно зрелый, болтался свободно, неприбранный, махал головой.
Лица Лапа не было видно, только море отросших волос, он угадал лишь оскал - хищный и мстительный. Позже, включая стоп-кадр, Дюк разобрался в картинках, а сейчас ему было понятно: тот, ради которого он, в принципе, был ... тут, в этой квартире... блядь, да на этой земле...
Этот прекрасный объект безо всяких сомнений вдруг трахает первого встречного.
Это почему-то никак не укладывалось, ни в какой из отделов. Он бессильно свалился на крутящийся стул. Положил ногу на ногу и тупо уставился.
Мекс беспокойно заерзал, ему стало неловко.
- Не отвлекайся,- сказал ему Лап.- Все нормально.
Он даже не сбавил темп.
- По крайней мере, ты теперь сверху,- выдавил Дюк, - поздравляю.
- Пошел нахуй.
- "На хуй" - это твоя позиция. Но в чём-то я даже рад за тебя. Растешь.
- В пизду,- сказал Лап и посмотрел на него, - в пизду. Там тебе самое место.
Дюк сидел, и ему становилось смешно. Словно драка в песочнице.
- Ты бы не отвлекался, - посоветовал он, - девочка вон заскучала.
И действительно - Мекс, оскорблённый таким поворотом, тихо выползал из-под Лапа.
- Куда,- спросил его Дюк,- ты чего испугался? Если хочешь, я выйду сейчас. Разгребайте свои стояки... а я чаю попью.
Он действительно встал, потянулся. Мексиканец запрыгал по комнате, собирая носки и другие свои мексиканские шмотки. Лап застыл: привалившись к стене, наблюдал. И вдруг засмеялся.
Дюк тоже хмыкнул и нажал выключатель.
Нелепый, Мекс был очень смешным. Глаза его были распахнуты, несмотря на слепящее электричество. Он прыгал в одном носке, пытаясь забраться в штанину, опасаясь присесть на диван. Рядом с Лапом, под которым вот только что так извивался. Член, серьёзно набухший, задевал и мешал, веселился отдельно ... черт, это вправду казалось смешным.
- А-агата...- Лап умирал со смеху, - Это из Кристи-и-и...
- Что смешного,- не выдержал Мексиканец, - что вы ржёте-то? Ты мне сам предложил! - заорал он на Лапа.
- Предложи ему в следующий раз с крыши спрыгнуть,- посоветовал Дюк из дверного проема,- он и спрыгнет. Чаю хошь, Мексиканец?
- Какой еще чай,- звонко выкрикнул тот, - ты нам всю тему обгадил!
Он осмелел. Наконец-то он может ответить хоть что-то! На равных!
Дюк любезно подал ему недостающий носок и сказал:
- Тему? Это деточка, вовсе не тема. Я могу тебе показать, что такое настоящая тема. Желаешь?
И он потянул за ремень.
Лап у стены заходился сдавленным смехом:
- Соглашайся-а-а, - промычал он, - давай, соглашайся... ха-аа...
Мекс ошеломленно застыл. Да они ненормальные. Оба. Шизанутые гомики. И Марк... как он может вот так!
- Вы ненормальные.
Дюк отодвинулся, приглашая пройти.
- Ага. Мы долбанутые гомики. Я тебе говорил - добровольцы нам по хрену. Говорил?
Мекс боялся пройти, и стоял в нерешительности, прижимая бесценный носок.
- И я обещал, что я сам тебя выдеру - помнишь?
Мекс пулей унёсся в проём, а вслед догоняло:
- И теперь ты мне должен! Слышал ты там или нет?
- Шизанутые гомики! - крикнул он и выскочил на лестничную площадку.
***
Лап, наконец, отсмеялся. Следил за деловито снующим по комнате Дюком.
- Где мои синие джинсы? В машине?
- А зачем тебе, - это было совсем не смешно.- Куда это ты на ночь глядя?
- Ухожу, разумеется,- сказал ему Дюк, - освобождаю поляну. Я под все это, знаешь, не очень заточен. Вернее, никак.
- Подо что, - Лап занервничал, - о чем ты вообще... Мы же только что выяснили. Это просто реакция... ну, на Сергееву. Мы же вместе, ты знаешь. И будем всегда.
Дюк вышел, и Лап рванулся за ним. Джинсы да, оказались в стиральной машине.
- Напрасно ты нервничаешь, - торопился сказать ему Лап,- это же просто фигня. Я просто расстроился, когда ты там с Сергеевой... Ты же знаешь, меня клинит, когда ты с какими-то бабами. Клинит по-страшному! Дюк, ну пожалуйста, не загоняйся ты так.
Дюк оглядывал комнату и совершенно не слушал. Кажется, ничего не забыл. А, да.
Сел к компьютеру, нашел свои папки и принялся чистить.
- Я вены порежу.
Дюк хмыкнул.
- Знаешь,- сказал он, наконец,- я вроде бы понял. Ты мне когда-то поставил условие, я на него согласился. Вопрос, почему? Ответ - я сам так решил. Мне было так нужно, мне важным казалось...
Осталось ударить "delete".
- А сегодня я понял, зачем тебе нужен был я. Представляешь, сам догнал. Тебе просто со мной безопасно. Очень удобно - пацан я проверенный, годы знакомства. Ты ведь всегда хорошо все рассчитывал, в отличие от меня. А сейчас школа кончилась, секьюрити-ёбарь не нужен. В общем, я сам виноват.
- Ты ебанулся,- выдавил Лап, - я же тебя...
- Да нет,- перебил его Дюк, - это, блядь, не любовь к человеку. Не стал бы я тебя трахать - ты бы кинул меня тогда. Точно бы кинул. Ты посчитал, как всегда. Или - или. Или я становлюсь голубым, или же я пошел на хрен. В этом случае "или" не будет. Тем более, что замена имеется.
- Ты что несешь...
- Куры несутся,- Дюк очистил корзину компьютера,- а я беру голые факты. Всего лишь из-за того, что ко мне присосалась Сергеева, ты берешь и ебешься с первым же встречным. И тебе все это смешно. Я тут со всей своей жизнью... смешно.
Они посидели немного. Лап оглушенно, Дюк высматривал вещи: не забыть бы чего. А, да и фиг с ними, собственно.
- Мне было лет пять, - он хмыкнул, - я тогда нечаянно увидел, как мать мою трахают. Какой-то уродский еблан, лысый. Аж подкидывал, бошки мотались. Я до того её сильно любил, обниматься лез постоянно. После этого всё, как отрезало. Как и сейчас.
Он приподнял брови, как делал всегда, когда думал, что прав абсолютно. Безо всяких истерик. Протянул пятерню для пожатия, как все натуралы. Лап медленно взял. Подержал.
- В общем, я возвращаюсь к себе,- Дюк убрал руку,- откуда пришел.
- Куда это ...
- Давай, удачи тебе,- сказал Дюк.- Звони, если что.
Так он и колотился два дня, а потом приехала мама.
***
Раунд проигран всухую, нокаут, подумалось Мексу. Скатился по лестнице, глуша раздражение и стыд, злоба душила.
Дома, в постели, он отодвинул всё это и вспомнил начало. То, как пришли, говорили, и как позволил себя уложить - очень мягко, естественно.
В этот раз оказалось не больно, да он еще раньше потёк, с поцелуев. Захлебнулся от пары прикосновений, от голоса , слов...
"Вот как у них, значит. Вот как бывает"
Обхватил себя крепко, бестолково подергал с минуту, и его залило. Мексиканец ревел, задыхаясь в подушку, и понимал, что бессилен.
***
Год пролетел стремительной ласточкой, режущей воздух непокорным крылом. Дюк не болтался без дела - устроился на автосервис, подделав для ксерокса дату рождения - шестерку исправил на пятерку. Получилось, что родился он в восемьдесят пятом году.
- Восемнадцать, - обаятельно улыбаясь, сказал он директору, - опыт работы в частной компании. Трудовой тогда не было - маленький был.
- Паспорт забыл, - наврал кадровичке, - ксерокс вот есть...
- Очень прекрасно,- ответила та, радуясь, что не надо тащиться в другой кабинет и копировать.
Деньги пошли неплохие и сразу - кредиты на иномарки давались легко, народ покупал и отчаянно бился - было время расцвета российской автоторговли, и работы на сервисах было невпроворот. Скучать не пришлось - отсыпаясь в субботу, Дюк начинал в воскресенье: ему, как салаге, доставались пока только такие "халтуры", но вскоре коллеги-товарищи зауважали всерьёз.
Приходил вечерами, часто и за полночь, провонявший автомобильным железом и маслом, ел, быстро мылся и падал в постель, для проформы потискав ночные каналы. Утром вскакивал, завтракал, убегал на работу - в общем, жил, и особо не тратил.
Алкоголь не прельщал - не нравилось быть ни разбитым, ни с больной головой: все это нарушало с трудом установленный график.
Почти ничего не читал - не было времени, да и так уставал, что слипались глаза. Над книгами ему размышлять не хотелось, чужие и умные мысли навевали тоску и вопрос - а не надоело вам, братцы? Брал желтую прессу, да кроссворды в метро - это сделалось чтивом, что выкидывал, выйдя на воздух.
Лапа он больше не видел, и никогда не звонил. Выкинул старую "симку" немедленно, когда получил от него сообщение, которое не прочел. Матери было наказано под страхом ухода из дома:
- Адрес места работы никому не давать. Появится - нахер гони.
Через два месяца он снял квартиру и вовсе уехал - мать, наконец, обустроила личную жизнь, и его переезд оказался логичным.
Ничто не тревожило память. Лишь иногда приходилось шерстить электронную почту от спама: от Лапа текли бесконечные письма, без текста, пустые. Он заблокировал было, но тот сменил адрес. Дюк бы снес этот ящик, но аккаунт был нужный и поэтому он просто терпел.
Иногда развлекался - заходил на сайты знакомств для геев и лесби. Конечно же,Лапин был там - игривое, очень красивое фото. В профайле стояло: "актив", без каких-либо там вариантов. Дюк усмехался и кликал "закрыть".
В субботнее летнее утро явились те самые люди - он открыл, разлохмаченный, только что из постели - кого там еще принесло? Люди были в зеленом и вручили повестку.