Аннотация: Всё не так уж замечательно в этом мирном уголке... На каждое открытие - новая загадка
ГЛАВА 2
ГОРОД МЕРТВЫХ
Простуду мою вылечили быстро - припарками и травяными отварами. Алоксард заботился обо мне так, что полностью убедил меня в правильности своего имени. Но, черт возьми, мне пришлось щеголять по дому с дурацким полотенцем на голове!
То, что я отсюда не выберусь, быстро стало неопровержимым фактом. Не понадобились даже всякие схемы и картинки из книг, изображавшие местную систему мироздания. Вроде у них много чего привычного - солнце на востоке встает, на западе садится, на севере холодно (мы были не так далеко от него), на юге тепло, луна и звезды есть, сезоны меняются... Но землю тут считали плоской. И океанов-морей не было! Только длинные-длинные реки, крутые горы где-то на востоке, пустыни и плодородные долины. Этот мир звался Хилвердингард, а Хайханд - это то ли край, то ли государство, в которое я попала. И мой мир, моя Россия лежали за пределами этого мира, в необъяснимом нечто, где-то за границей познания... Я разобрала это, когда болела, и Алоксард приносил мне какие-то свои книги, показывал карты, пытался что-то объяснить, видя, как я оживляюсь при виде всех этих реликвий.
Первые дни мне каждую ночь снились страшные сны. После разрушенного поселка я видела свой заброшенный дом, пустой, с выбитыми стеклами, обгоревший. Видела, как на школу нападают какие-то варвары, и они убивают учеников по одному, а мой класс вешают по деревьям, которые потом поджигают... Я бегала в этих снах, разыскивая маму и сестер. Как я могла их не любить? Мама, наверное, ночей не спит из-за непутевого, но всё ж родного дитяти. Надеюсь, папа ее поддержит, а Варя и Валя будут более благоразумны. В моих снах они всегда попадали в беду, а я не могла их спасти... Эх, жаль, у меня не было с собой верного средства от кошмаров - хотя бы одного ловца снов, которые я плела сама.
Сидеть взаперти было невмоготу. На улице холодало, Ал перешил лисью фуфайку и сделал мне нечто вроде полушубка, чтобы я не мерзла, и зорко следил за мной, если я выходила гулять. Чувствовала себя как пятилетний ребенок! Постоянно куда-то совалась, требовала называть разные предметы и запоминала новые слова. Иногда бывало, Ал бесился, заметив меня бесцеремонно копающейся в нагромождении бутыльков-коробков и вязанок трав. Кое-что я даже узнавала. По-видимому, Ал был знахарем со стажем. Когда он был в благодушном настроении, то охотно учил языку, показывал, что можно брать и для чего. На одном из таких экскурсов я поинтересовалась, зачем нужны резные знаки на бревнах стен и на дверях.
- Что это? - спросила я, проводя ладонью по горизонтальным волнистым линиям.
- Вода. Хороший, - это значило: "вода это хорошо, правильно".
- Помогать?
- Да, помогать, - и еще что-то задумчиво, точно про себя.
Дверь на улицу была раскрыта, оттуда лился лимонный свет.Хозяин дома занимался перестановками добра, хранящегося на полках и в маленьком шкафчике в сенях. Вот тут-то Алоксард и обнаружил пропажу немалого количества какого-то бесценного настоя из листьев редкого и полезного дерева (всё-таки это была не сосна!). За злодеяние досталось Йоне. Как я поняла из продолжительного скандала, парень частенько что-нибудь стаскивал и использовал не по назначению, а соваться в дела Алоксарда строжайше запрещалось. Йона таращил глаза, недовольно восклицал, но оправдания его были, по-видимому, тщетны. Я же со скучающим видом сидела на пороге и, едва улыбаясь уголком губ, вдыхала нежный запах, исходивший от уродливого платка. Настой и вправду был чудесный - его сосново-свежий аромат перетекал в лавандовый, потом появлялись оттенки шалфея и персика. Только ради запаха я и носила эту позорную вещь.
Чтобы не потерять счет дням, я завела свой собственный календарь. Он представлял собой простые палочки с зарубками, по палочке на месяц и по длинной зарубке на каждый выходной. Получалось, что простуда, грозившая тяжелыми осложнениями моему и без того слабому организму, прошла в три дня. Через пять дней я знала около тридцати слов чужого языка, через десять дней моего пребывания случилась гроза - судя по тому, как нервничали местные, это было нечастое явление. В тот день Ал что-то ворожил, бегая вокруг дома под проливным дождем. Месяц спустя меня обрядили в меховые одежды, и куртка отправилась на покой. Интересно, сколько же стоил мой нынешний наряд?
Потом мне перестали сниться родные. Наверное, иссяк запас тех злоключений, которые я могла себе вообразить. Однако провести ночь нормально мне удавалось редко - начались совсем непонятны видения, перетекавшие в кошмары.
А вообще, волей-неволей я освоилась. Единственное, что меня напрягало, так это гигиена, но в сенях была крошечная каморка, выложенная обожженными плитами глины, и тут можно было немного поплескаться. Стол у лесных отшельников роскошью не отличался, я даже убавила в весе, став поразительно похожей на швабру. Добавьте сюда вечно лохматые волосы (одним гребнем мою шевелюру не очень-то и расчешешь), вечно обветренную кожу и поймете, как весело мне жилось. Тяжело было не рисовать... Когда накатывали приступы творческого удара, я становилась откровенно злая. Неудивительно, что Йона постоянно шарахался от меня и слова мне не говорил. Ал же сохранял терпение и не замечал моих выходок. Но существовали и строгие запреты, которые нельзя было игнорировать.
Как я замечала не раз, к огню у них было особое отношение. Управлялся с ним только Ал, он даже дрова и лучины осенял неким размашистым жестом. Я всё не успевала спросить, что это значит. Может, они здесь исповедуют зороастризм? Хотя, это Ближний Восток, чего по местным пейзажам не скажешь. Однажды вечером (сорок восьмой день моего пребывания) я протянула руку к лучине. В кухне горела свеча, а мне нужен был свет в спальне.
- Нельзя! - вдруг громко сказал Алоксард. - Уходи!
От его громогласного окрика мне захотелось голову в плечи втянуть! Я, тем не менее, отважилась спросить:
- Можно? Мария надо свет. Туда! - я показала на занавеску справа.
Ал взял свечу и махнул рукой.
- Пойдем. Вот свет. Ты не можешь брать огонь. Хорошо?
- Нет. Не понимать, - я с трудом выговаривала чужие слова.
Ал сел за стол, поставил рядом с собой свечу, смахнув несколько пергаментов. В слабом свете его высокая фигура виделась нечеткой, а в волосах вспыхивали искры.
- Огонь есть плохо. Огонь видит тебя и меня. Нельзя трогать огонь. Нельзя смотреть и смотреть на огонь, - повторение слов означало "долго". - Нельзя, понимаешь?
- Нет. В России огонь хороший. Огонь - тепло, свет, еда, а это хорошо, - чужие звуки странным шипением слетали с губ.
Ал повернул лицо к трепещущему пламени. Суровый, грубо изваянный профиль четко выделялся в желтоватом сиянии. Судя по всему, мужчина был недоволен разговором.
- Тут - огонь есть зло. Ты не должна трогать огонь. Пожалуйста, - он нечасто произносил это слово вежливой просьбы.
- Хорошо. Я не трогаю огонь.
Темная фигура заслонила свет - Ал поднялся.
- Безопасной ночи! - сказала я.
Так у них принято было говорить перед сном. Почти то же, что и наше "Спокойной ночи".
- Безопасной ночи, - откликнулся Ал и ушел, задернув занавеску.
Все следующие дни я напрасно ломала голову, что у них за вера такая.
Из запретов в этом домике были еще два, один интереснее другого. Первый - это не приближаться к странному предмету, по видимому, ящику, стоящему в углу моей комнатки. Когда я приближалась к нему, мне чудился запах цветов, исходящий от ткани. Второй запрет: не заходить в ту комнату, куда вела окованная железом дверь и из которой постоянно доносились еще более странные запахи и звуки. Кажется, именно там Ал занимался своими знахарскими делами. Ну, мы это еще узнаем...
Со временем отношение ко мне менялось. Ал стал проявлять больше доверия и внимания. Как-то утром после завтрака он взял из рук Йоны метлу, с которой парень лениво расхаживал по кухне.
- Мари-а, возьми! Можешь так делать?
Еще как! Я с радостью принялась за уборку, к немалой радости Йоны. Мне позволили заниматься домашними делами, спускаться в подпол и одной гулять днем во дворе. Теперь меня считали своей, что не могло не радовать...
Были и неприятные моменты. Ал занимался охотой на пушных зверьков - ставил капканы в лесу, а пока не замерзала река, то и хитрые ловушки на нутрий в воде. Йона помогал снимать шкуру с тушек, а мне велели закапывать отходы, дочищать шкуры с внутренней стороны, засыпать их крупной солью, развешивать на просушку в сенях...Приходилось выполнять, не думая о гринписовских убеждениях. Но белочек, куниц и собольков было жалко!
По моему календарю наступало первое января, а по их - первый день месяца лагзиман, но так как они мне объяснили особенности твоего времяисчисления и рассказали о равноденствии, я поняла, что это был месяц декабря... Получалось, я умудрилась и во времени переместиться! Тем не менее, здесь отмечали первый день зимы, хоть и она уже вторую неделю трещала страшными морозами и заметала домик сугробами.
В канун моего нового года я принесла в дом еловых веток.
- Это хороший день в моей России. Год уходит, год приходит. Надо брать пушистое дерево и делать его красивым и ночь можно не спать.
- Для нас новый год не такой, - недовольно пробурчал Йона.
- Давай сюда ветки. - Ал проигнорировал замечание Йоны. - Они красивые и полезные. Хорошо, что у нас один праздник в один день.
По неясным мне причинам, начало зимы отмечали как очень большой праздник. Откуда-то появились засоленные овощи и мороженая клюква, душистые травы, мед, и даже нормальная, чистая мука. Обычно хлеба в этом доме едва хватало, но на первое декабря Йона напек отличных хлебцев и даже осмелился меня угостить. Видимо, такой хлеб, аккуратной круглой формы и на закваске, считался ритуальным.
- Сегодня и у вас хороший день? - осведомилась я.
- День хороший-хороший. Зима идет, лес спит, солнце спит. Людям можно готовить хорошую еду и греться у огня, - пояснил Йона, выкладывая свои кулинарные шедевры на плоское блюдо.
- Почему?
- Ааа,.. - парень растерялся. - Так надо.
- Огонь слабый, когда холодно.
- И поэтому можно греться? Но ведь зима и слабый огонь - это плохо!
Из таинственной комнаты появился Ал. По его лицу пробежала тень, когда он услышал наш разговор. Он что-то приказал Йоне, а потом обратился ко мне:
- В огне живет злой, он смотрит на нас. Надо быть осторожным.
Сказал он это ледяным голосом, глядя из-под черных нахмуренных бровей. Йона вдруг как ужаленный отскочил от печки.
- Нельзя, нельзя говорить про него!
- Вы смешные. Ну, будем радоваться...
Я помогла накрыть на стол, не обращая больше внимания на лепет Йоны, что нельзя говорить о Тавдоке - он повторил это имя несколько раз. Я покосилась на Алоксарда - неужели опять нарушила какое-то правило? Хозяин дома только усмехался да подшучивал над испуганным мальчишкой, и от напряжения его не осталось и следа.
Весь день Ал пребывал в хорошем настроении, охотно болтал с нами, а еще попросил меня пересказать то, что я выучила: названия месяцев, цвета и время суток. Говорила я с ужасным акцентом, впрочем, меня понимали. Ближе к вечеру Йона стал упрашивать Ала прочитать "ошулак", и тот согласился. Они чинно встали и сложили руки на груди. Я последовала их примеру, так как нарушать чужие традиции не хотелось. Это было что-то вроде молитвы.
Ал начал читать нараспев длинные слова, связывавшиеся в ритмичную мелодию, и вскоре мне начало казаться, что я слышу песню. Она уходила в бесконечность, знакомая до боли, такая чистая, звучная, в ней проскальзывали давно известные мне слова, и смысл фраз на чужом языке становился понятным сам по себе... Когда закончилось это волшебство, Йона повторил за Алоксардом последние строчки, и повисла странная тишина. Ал тронул меня за плечо.
- Ты можешь открыть глаза. И еще надо сделать так.
Он показал, как надо: сложить ладони, наклонить их горизонтально и раскрыть, точно отдавая или же наоборот, прося. Я повторила этот жест. И мне показалось, где-то глубоко в сердце стало чуть светлее и теплее от вспыхнувшего лепестка чистого пламени.
Ал долго сидел со своими книгами, а я чинила заношенную футболку, пока было светло от огня. Подарков у меня не было, да и вообще этот Новый год выдался странным. Но все равно приятно было просто посидеть при свечах. Покой, тишина, запах пыльных пергаментов, которые ворошил Ал, свист ветра за окнами... Никаких шумных гулянок, салютов и воплей из телевизора. Прямо мечта, а не Новый год! Почему же я не рада?.. Ал, заметив мое подавленное состояние, спросил:
- Тебе плохо? Ты грустная...
- Дом. Мой дом. Мои люди. Россия. Понимаете? - на последнем слове голос всё-таки дрогнул.
- Ты хочешь к ним уйти?
Я отложила работу и уронила голову. Не знаю, как рассказать, что там остались мои клоуны, фломастеры, книги, кривые улочки и знакомые деревья, что там меня ждали соседские коты, добрая лошадь Злата, а еще мои родители. Раньше я почему-то и не задумывалась, как плохо их расстраивать... Чтобы окончательно не расчувствоваться, я сгребла свое добро и пошла к себе.
- Безопасной ночи вам. Спасибо за свечи.
Ал что-то пробормотал мне вслед. Наверное, это означало: "Не плачь".
В ту ночь я спала спокойно, без кошмаров и дурацких снов, а в голове у меня звучал голос Алоксарда.
***
Я думала, зима никогда не закончится. Прошел апрель, то есть, здешний март, по-местному "эчилан", месяц прощания, а всё вокруг еще белело и искрилось. Сугробы были мне по колено, поэтому я выходила из дому редко, для того, чтоб принести воды да поглядеть за закат. Ну и в туалет, разумеется, - русская система деревянных будок и до сюда добралась!
Иногда, в солнечные дни, хотелось выбежать во двор, поваляться в снегу, подурачиться, но Йона только злился, если я кидала в него снежком. Этот чудик тут же тащил меня домой и жаловался Алу, будто я пыталась убежать со двора. А ведь вправду, хотелось так сделать.
Лес на том берегу стоял красивый, ажурный, особенно после снегопадов. Но вот появились черные проталинки, сначала на огороде, что находился с южной стороны дома, потом под деревьями. Снег слежался, стал сереть. Затрещал лед, птицы оживились и устраивали утром настоящие концерты, и вот уже на размягчившихся ветвях стали проклевываться первые почки. А потом земля стала открываться смелее, сбрасывая тяжелую зимнюю шубу, и вот тогда-то начался бардак. Не, мой поселок был идеально чистым и сухим местом по сравнению с тем, что тут творилось! Я бросила отмывать многострадальные ботинки, потому что грязь была повсюду, она заполняла всё свободное пространство и покушалась на сени дома. Стала шириться река, лед на ней неторопливо уплывал вдаль.
Правда, работы прибавилось. Ал наставил у берегов сети, и в них попадались нутрии и выдры, которые тоже шли на мех. Однако даже это не могло испортить свежие солнечные деньки, пахнувшие весной. Когда от снега почти ничего не осталось, но земля еще не просохла, а погода замерла в солнечно-ветреном состоянии, Ал отправился в поход, оставив нас с Йоной на хозяйстве. Парень поворчал, но смирился.
- Что там есть? - спросила я его, как только крепкая лодка Алоксарда скрылась за поворотом реки.
Ал прихватил с собой мешки с мехом, пустые коробы и еще зачем-то стеклянную бутыль. Наверное, это для обмена, решила я.
- Вверху реки - люди. Много домов, имя им всем - Зонганна. Мы даем тем людям мех, мед, сок снежного дерева, - так они звали березу, - а они дают нам муку, все для того, чтоб мех чистить, кур и овощи.
- Долго Ал будет идти к тем людям?
- Долго, - Йоне не терпелось избавиться от моего общества, и он говорил с раздражением.
- Долго. Семь дней туда да шесть дней оттуда, если погода хорошая. Если люди добрые, Алоксард живет там два дня, если они злые - уходит быстро. Они глупые все, - на лице парня проступило презрительное выражение, точно он сам был королевских кровей. - Ничего не умеют. У них нет меха - они боятся убивать лесных зверей.
- Вы можете жить у этих людей, - заметила я, щурясь на ослепительно сиявшую поверхность реки.
Йона пнул гальку под ногами и засопел. Он явно не желал говорить на эту тему.
- Пойдем в дом.
- Не хочу. Хочу ходить здесь.
- Ходи. А я иду в дом. И ты вечером должна посуду мыть и убираться.
Он думал, я не понимаю тех идиотских слов, которые этот нахал постоянно употреблял в мой адрес, если рядом не было Ала... Но Алоксард мне кое-что перевел! Я показала парню великий американский жест. Пусть трясется у огня в одиночку - старший велел его не гасить и вообще обращаться осторожно, а лучину лишний раз не зажигать. Вот попробую сама что-нибудь сделать с огнем и опровергнуть их суеверия.
А пока что я предоставлена сама себе! Весна вовсю пляшет вместе с легким ветерком, и можно спокойно отправляться исследовать окрестности. Первым делом я направилась в близлежащий лес. Прошлогодняя листва под ногами звонко чавкала в талой воде, кое-где на кочках зеленел мох. В золотисто-лазоревой вышине носились ласточки. Я шла негустой рощицей, здесь кустарник перемежался с сухой полынью. Мне хотелось добраться туда, куда ходить воспрещалось. Надо же знать, почему?
Тропа вскоре уткнулась в низенький частокол, который я перешагнула, и дальше она вела сквозь бурые заросли и хитросплетения тонких веток. Продравшись через них, я прошла еще около трех километров и очутилась среди могучих ясеней. Полосы солнечного света застревали в их ветвях, и земля здесь совсем не просохла. Какая-то особенная атмосфера ощущалась в этом месте, за проведенной Алоксардом границей. Будто это был совсем другой лес, в ином, далеком времени, когда еще не было людей. Я заранее набрала обрывков веревок и тряпья, которыми удобно отмечать путь. Путешествия путешествиями, а заблудиться страшно. Сделав первую отметину на черной ветке березки, я прошла шагов на двадцать и повесила другую. Прислушалась - голоса птиц терялись где-то в вершинах деревьев, исчертивших синее небо. Таинственность здешним местам прибавляло то, что тут стояла почти торжественная тишина. Даже вездесущие дятлы не стучали. Я сбавила шаг. Потом стащила с головы шапку и глубоко вдохнула кристально-чистый воздух. И забыла выдохнуть. Сквозь лес отчетливо проступали очертания массивных каменных сооружений.
Забыв о навязках, я бросилась вперед, попутно здорово споткнувшись и приложившись о булыжник. Я просто не верила своим глазам! Сколько же лет было этому загадочному краю, что он хранил в себе такие следы?
Передо мной появились груды замшелых камней, местами складывавшиеся в приземистые округлые постройки, дольмены или что-то в этом роде. Тонны камня, обработанные и сложенные человеческой рукой, сотни, может, тысячи лет назад... Большинство сооружений выступало из черной земли наполовину, но стоило копнуть под ними, как открывались новые участки стен и столбов со полустертой резьбой. Кое-где были заметны провалы окон и дверей. Я трогала шершавый камень, счищала желтую накипь лишайников с едва заметным рельефом, и, казалось, холодные глыбы отзывались на трепет моего сердца низким гулом. Никогда в жизни я не видела ничего столь древнего.
История... Самая заманчивая, молчаливая и одновременно громогласная персона, которую так легко спрятать. Что это за место? Кто построил все эти здания и почему оставил? Как жаль, что я не могу спросить Ала!
Очнулась от задумчивости я, когда солнца уже не было видно. Его розовое сияние терялось в темной чаще. Да, давно я так не бегала. Лихорадочно ища отметки на деревьях и стараясь не споткнуться об очередной древний булыжник, я мчалась назад и ругала себя за беспечность. Йона ж обязательно настучит, и Ал потом меня со двора не пустит. Я пробыла у руин почти семь часов и так и не дошла до другого берега. Удивительно, что на меня нашло в этом городе мертвых...
Йона, конечно, кричал, махал руками и что-то втолковывал неразумной девчонке, но я лишь улыбнулась его и встряхнула свободно разлетевшимися волосами.
- Я тебя не понимаю!
Он округлил глаза и ткнул пальцем мне в голову. Как мне показалось, сие означало "Убить тебя нафиг!", но потом я вспомнила, что сняла шапку, а платка на мне не было.
- Ханжа, ты, и чудик! - бросила я по-русски и пошла в свою комнату, стягивая куртку и шарф.
- Куда ты ходила? Отвечай! - потребовал парень, связавшийся следом. - Я всё расскажу Алоксарду. И буду с тобой везде ходить!
- Рассказывай, - я ухмыльнулась. После прикосновения к таинственному мне ничто не могло испортить настроение. - Алоксард хороший, а ты глупый!
- У, женщина! - прошипел Йона. - Ничего ты не знаешь про Алоксарда. Иди работай!
- Ты еще и зануда, - добавила я по-русски.
- Не говори чужими словами. И надень платок, нельзя без него ходить.
Я подошла к нему вплотную, отметив подозрительную траекторию его взгляда. Существовало одно слово на русском языке, которое Йона хорошо выучил:
- Не пялься!
- Я,.. - парень зарделся.
- Ты, ты... Иди отсюда!
Меня буквально затопила злость и раздражение. Я не церемонясь вытолкнула парня из комнаты и задернула штору. Как можно жить таким занудой и скандалистом? Пусть сам по дому управляется. Он ко всему еще и бесхребетный.
Следующие две недели я жила по распорядку: домашние дела, вялые переругивания с Йоной, поход по окрестностям с охапкой тряпочек, после которого оставалось пара ушибов и масса впечатлений, удивления, загадок. Да, они тут были. Я нашла еще несколько групп руин, немного побродила по противоположному берегу, но быстро поняла, что гулять там можно только с топором и мачете. К тому же, весна активно занимала позиции, разводя грязь и сырость, расплескивая весело блестящие на солнце лужи и срывая с земли белые покровы. Я каждый вечер отстирывала одежду, чтоб назавтра вновь побыть вездеходом. Оно того стоило!
Потом полил дождь. Река разлилась, чему Йона почему-то радовался. Он говорил, что дорога по Сигум-реке очень трудная, много камней выступает из воды (это были пороги, наверное), а после дождей они не опасны. Через несколько дней прибыл Алоксард. Мы выбежали его встречать, и первое, что я заметила - его окаменевшее лицо и складки скорби у плотно сжатых губ. Перекинувшись приветствиями, мы быстро вытащили немудреный груз из лодки, и спрятали ее в камышовых зарослях. Ал тут же приступил к своим обычным делам: проверил огонь, подбросил дров в печь, наведался в запретную комнату и велел Йоне что-нибудь приготовить. А мне поручил пристроить в сарай новую живность - толстого рябого кролика... Нет, это я есть не буду! Я возилась с сонным ленивым зверьком не меньше получаса, не только поселив его в ящике с решетчатой крышкой, но и поиграв с ним, а когда пришла в дом, Ал попросил размотать привезенные тюки.
- Это что? - я указала на какую-то льняную хламиду, то ли длинную рубашку, то ли платье по виду.
- Это тебе. Твоя одежда уже плохая. И это тоже тебе.
Ал развернул мягкое шерстяное одеяло, в котором было всё тряпье. Он что, издевается? У меня лисий тулуп, лисья жилетка, теперь еще одеяло в цвет волос.
- Не нравится?
- Нравится. Спасибо, - я улыбнулась и отнесла одеяло к себе.
Настал черед раскладывать в погребе снедь и новую посуду, выменянные на мех ножи, новый топор с длинной бородкой и другие вещи, которым место только в музее. До сих пор не привыкла к местному быту.
К вечеру Ал вроде стал спокойнее. Он по-старому убрал волосы в двойной хвост и - странное дело - сидел, ничем не занимаясь, за столом, подперев голову одной рукой. Я вздохнула. Какой кадр получился бы, будь под рукой фотоаппарат.
Но Йона всё испортил. Как обычно, начал ворчать, что время нынче неспокойное и мне надо запретить что-то там делать. Ал поднял на него напряженный взгляд, переспросил, но я не уловила смысла всей беседы. Поэтому заметив, что на меня смотрят крайне укоризненно, я сделала вид, что увлеченно колю лучину. Правда, вскоре пришлось бросить этот нудный труд, ибо я поймала десяток заноз. Как обычно, молчание нарушил Ал, после того, как Йона ушел спать.
- Мари-а... Скажи, у тебя в России были книги? Вот такие, - он кивнул на лежащий перед ним фолиант.
- Конечно, были. Очень много. Но не все хорошие.
- А ты умеешь читать их?
- С пяти лет.
Удивление Алоксарда сложно было передать.
- У нас тоже есть буквы. Когда мы маленькие, нас... делают учить читать и рисовать буквы.
- Я понял, только вот...
Он перевел незнакомые слова.
- Наш алфавит не трудный. Хочешь, я научу тебя читать?
- Конечно!
А что есть в Ваших книгах?
- Импланик. Нуйагимпланик, - ну и выражения! - Да много чего... Хорошо, иди спать. Нет, стой.
Ал подошел ко мне и взял мои ладони, отчего я вздрогнула. Всегда возникает желание отдернуть руки, если кто-то пытается до меня дотронуться.
- Не бойся. Я помогу.
Он посмотрел на мои ладони - сухие, в царапинах, с занозами и обломанными ногтями.
- Некрасиво, - буркнула я и убрала руки за спину.
- Почему же? - легкая улыбка на миг осветила суровые черты его лица. - Ты красивая, Мари-а. Но за руками надо следить.
С полочек из сеней и из тайной комнаты появились стеклянные пузырьки и берестяные коробочки. Ал помог мне обработать ранки и велел мазать руки жирной субстанцией, которую он смешал с какими-то порошками и несколькими каплями настоек. Никогда не видела знахарей за работой! Поблагодарив за помощь, я отправилась спать.
А со следующего дня Ал взялся учить меня читать. Дело это было трудное - 25 звуков на 22 буквы, жуткие значки, их обозначающие и очень заковыристые фразы мне сразу не понравились. Письменная речь у них была сложной, да и в книгах, имевшихся у Ала, писалось крайне научным или высоким стилем о всяких абстрактных вещах и философских понятиях. Поэтому я просто читала, не вдаваясь в подробности, и слушала замечания Ала. Вообще, я с первых дней стала доверять ему, даже не осознавая, зачем. Ал оправдывал мое доверие и даже по-своему выражал одобрение моих успехов и никогда не ругал за промахи. Но ходить без платка мне все равно не разрешалось!
***
Весна здесь была, мягко говоря, странная. После дождя вдруг похолодало, выпал снег, и дни потускнели. Света было мало, и я оставила уроки чтения, чтобы не портить зрение. В более-менее один день Йоне велели вычистить сарай, где зимовали куры, старая крольчиха и ее новый сосед. Мы с Йоной по очереди убирали за живностью и кормили их, но за какое-то неправильное замечание Ал рассердился и наказал парня. Пока бедолага выполнял свои обязанности, Алоксард достал книгу "Природа и человек. Мысли о союзе".
- Сиди тихо. Поправь платок. Читай вот здесь.
- Я это уже читала!
- Надо еще раз. Не спорь.
- Эх, а я думала, тут будет интересно, не как в школе...
- Очень жаль, что у нас нет таких школ. Если бы все могли приобщаться хотя бы к малейшим крупицам мудрости...
- Был бы полный бардак и дерьмократия...
- Нет, говори по-урмитски!
- В урмитском языке таких слов нет! Ладно-ладно, читаю!
Ал наконец оставил меня в покое и отошел от стола. Я склонилась над тонкой книжкой с крупными символами. За месяц я их выучила и уже могла медленно читать, ничего не понимая. Зачем мне нужен был чужой язык? Наверное, просто для того, чтобы чем-то заниматься.
И что было особенно удобно, когда я читала, Алоксард не обращал на меня внимания, и я могла понаблюдать за ним. Было что посмотреть... Как он никогда не берет кресало и трут, чтобы растопить печь, но она все равно пышет жаром. И как снимает с огня раскаленный горшок голыми руками. Много чего он делал такого, чему даже удивляться было сложно. Поэтому я не подавала виду. Просто наблюдала.
- Мари-а, ты больше не ходила в город мертвых?
- Нет. Вы попросили.
- А хотелось бы?
Я вздохнула. Хотелось бы скорее выучить этот чертов язык! А потом уже все остальное.
- Скоро будет важный день, - вновь заговорил Алоксард. - Нам надо пойти в город мертвых. Тебе тоже можно.
- Серьезно? - я подскочила с табурета. - А что надо делать? Какой это важный день?
- Ты все увидишь сама, - улыбнулся Ал.
В избу ввалился Йона в пыльном тулупе.
- Дурацкие курицы, ненавижу этих уродов! - примерно такова была его реплика.
Ал, увидев его, рассмеялся. Парень имел забавный вид с перьями в волосах и перепачканным лицом.
- Я нечаянно наступил на курицу. Но почему меня за это петух чуть не убил?! - возмущался Йона.
- Ненавижу куриц! - он кинул тулуп на пол. - Моя мама их тоже не любила!
Ал резко прекратил смеяться.
- Не надо быть таким, как твоя мама, - заметил он.
Йона с утроенной злостью швырнул глиняную миску, и та разлетелась вдребезги.
- Я имею... - он с силой стукнул себя по груди, подразумевая не то душу, не то сердце. - И я умею помнить. Я помню своих родителей, Алоксард. А у тебя нет ни, - опять незнакомое слово, - ни семьи, ничего! - Йона говорил с привычными ворчливыми нотками, но как-то неожиданно откровенно. И раздражение его было искренним.
Ал вдруг шагнул от печи к парню, схватил его за шиворот и яростно встряхнул.
- Замолчи сейчас же!
Хоть парень готов был расплакаться, он все-таки выговорил дрожащими губами:
- Не замолчу! Почему она ничего не знает?
Тут о моем присутствии вспомнили. Ал отпустил Йону, и парень чуть не плюхнулся на пол - ведь он был ниже на две головы. Ровным, почти доброжелательным голосом Ал извинился передо мной за вспышку гнева и скомандовал Йоне:
- Иди и займись огородом! Давно пора!
- Хорошо, - был тихий ответ.
Ну и сцена... Оказывается, даже этот чудик скучает по маме. Что уж говорить обо мне! Куда девалась моя хваленая независимость и жажда приключений подальше от родного дома? Я безумно устала от всего чужеродного, неизвестного, непонятного, а главное, - непостижимого и необъяснимого. Как хочется пообщаться с русскими людьми, пожить в нормальной обстановке и заняться обычными делами... Сходить в школу, например... Нет, школу лучше заменить на перепалку с сестрами - веселее будет. Мечты, мечты... Они вечно портят мне настроение!
Пока Ал отдавал новые приказания, я дочитала станицу, захлопнула книгу и громко заявила:
- Алоксард, я могу сделать работу в огороде!
Йона раскрыл рот от удивления.
- Зачем тебе это? - с подозрением спросил Ал. - Ты должна читать.
Вот деспот!
- Не хочу. Там хорошо, я пойду землю копать.
Йона с превеликой радостью выдал мне гору железа, которое оказалось весьма скверным садовым инвентарем. Какая, впрочем, разница, мне нужен был физический труд, лучшее лекарство, чтобы почувствовать реальность внешнего мира и забыть мрачные мысли. До заката я успела вскопать половину грядок. Ал вышел позвать меня на ужин.
- Я сам унесу, иди в дом, - он собрал за меня инвентарь.
- Мари-а...
- Опять делаю что-то неправильно? - догадалась я по его интонации.
Ал дошел вместе со мной до сарая, оставил там лопату, грабли и мотыги, но в дом не торопился.
- Послушай, если в следующий раз ты будешь грустить, не сходи от людей. Это плохо. Человеку нельзя быть одному, если в сердце у него темнота, - он говорил медленно, но я едва успевала переводить в уме малознакомые слова. - Я понимаю, что ты всё еще помнишь твой дом.
Это пройдет.
- Хорошо, Алоксард.
Ал слегка улыбнулся, и его лицо утратило излишнюю серьезность.
- Завтра тебе надо проснуться рано. Не забудь.
Уже погружаясь в полудрему поздно ночью, я вдруг припомнила странные слова Йоны: "Ничего ты не знаешь про Алоксарда!". Ох и злое было у него лицо! Он сильно и давно обижен на Алоксарда, вот только суть обиды я не могу пока узнать. Ненависть Йоны тихая и незаметная, а потому и опасная. Ведь Ал очень хороший человек, внимательный и спокойный, что само по себе удивительно для мужчины его лет... Кстати, сколько ему лет?
Узнать это на следующий день не получилось. Активно поработав и как следует устав, я уснула чересчур крепко, и разбудил меня Йона, кричавший, что меня сейчас спалит небесный огонь, если я сейчас же не встану. Ровный бас Ала велел, чтоб я выходила на улицу, и потом стукнула дверь. Едва успев умыться и схватив несколько печеных картофелин (хлеб нищих, как здесь говорили), я собралась было уже уходить, но задержалась на пороге. Йона с особенно подавленным видом штопал огромный моток рыболовных сетей.
- Йона, спасибо, что разбудил.
- Не за что, - он еще ниже наклонился к своей работе, так как света от окна почти не было.
- А как правильно показывать "большое спасибо"?
- Вот так.
Йона отложил скомканную сеть, выпрямился и вытянул вперед руки ладонями вверх.
- Это значит, что ты готов отдать, человеку всё, что у тебя есть за то, что он тебе помогает.
- Спасибо!
Я повторила его жест и вышла за дверь. По-моему, он так и не поверил в мою искренность.
Воздух был почти ощутимо влажный, теплый, легкий ветерок приносил пряные запахи размокшего дерева, оттаявшей земли и приближающейся весны. Небо, затянутое серыми тучами, висело так низко, что на макушках далеких сосен трепетали клочья облаков. Я немного постояла у двери, улыбаясь тусклому хмурому утру и, спешно дожевывая картофелины, побежала за Алоксардом, чей силуэт виднелся на сером фоне неба. Да... Вот и началось утро! Земля еще не просохла, и с первых двух шагов я успела выпачкать джинсы чуть ли не до талии. Ал сделал вид, что не заметил такого безобразия. Он стоял на гигантском валуне, наполовину ушедшем в реку и глядел куда-то ввысь. Памятуя о местных правилах приличия, я, вежливо молча, вскарабкалась на камень и встала рядом. Пока Ал был в созерцательной отключке, я стянула шапку и заплела волосы.
Тишина стояла просто волшебная. Я говорю - тишина, но это значит совсем не то, что мы привыкли понимать под этим словом. Тишина природы живая - где-то поскрипывает старый дуб, на котором прыгают шумные синицы, иногда их перебивает сорока, в бурых кустах шуршат юркие мыши... Простые звуки сливаются в одно целое, приглушенное жемчужно-серыми переливами небесного покрова. В такие минуты понимаешь, что это и есть настоящая тишина, она успокаивает и наполняет силами душу, которая...
- Надень шапку и отойди от края. Упадешь же, - Ал схватил меня за шиворот и оттащил от покатого спуска к воде. - Нам надо спешить.
От образа великого мудреца с задумчивым взором в нем не осталось и следа. А так хотелось постоять рядом с ним, помечтать, вообразить себя какой-нибудь чародейкой. Но Ал всегда вовремя умеет упустить на землю и доказать, что никакой он не мудрый волшебник! Он сошел с валуна, я прыгнула следом.
- Следуй за мной и слушай меня.
Мы направились вниз по реке. Вскоре показалась веревка, натянутая между ивой и корягой в воде - предел жилых владений. Ал поднял веревку и подождал, пока я пройду под ней.
- А что Вы сказали Йоне? - осмелилась спросить я.
- Что мы пошли проверять сети и ловушки.
- Хорошо бы, - откликнулась я, припоминая, сколько времени назад последний раз видела на столе мясо.
- Знаешь, мы с ним не должны был приезжать сюда. Это край мертвых. Давно, когда мы жили среди людей, мы думали, что здесь кто-то есть. Но прошло много времени... Леса эти пусты, и только у самого их западного края есть деревни.
- А почему получилось, что тут пусто?
Ал поморщился. Ему не нравилось мое далеко не виртуозное владение языком и любопытство.
- Это есть очень хорошая земля, - еще одно слово я не поняла. - То есть здесь много деревьев, трав, зверей, рыбы, здесь всё растет хорошо. Люди жили здесь хорошо, и даже хотели стать отдельной страной. Но начались убийства, и люди разрушили то, что создали.
- Люди убивали друг друга разными острыми предметами? - уточнила я.
- Да, - Ал пытливо взглянул на меня и помог выбраться из рытвины, полной вязкой грязи. - Это называется урндрик.
Урндрик... мощное, сердитое слово. Война по-нашему...
- И все умерли? Как это случилось?
- Потом пришли другие, злые люди. Они забыли о том, что они - братья, забыли. Что эта земля их общая, и, забывая себя, проливали чужую кровь. Она сделала землю еще богаче... Но никто ее не получил.
- А откуда Вы это знаете?
- Я читал книги по истории.
- А она у вас большая?
- Да, очень-очень большая. Но я знаю только небольшой ее отрезок. Это всё, - он указал вдаль, - за пределами моих знаний.
Перед нами предстала удивительная картина. Местность здесь выглядела совершенно иначе. Лес отступал от узкой долины между двумя пологими склонами, на которых появлялась первая трава. Пейзаж казался каким-то особенно уютным и подходящим для спокойной жизни.
- Здесь жили люди? - спросила я почти шепотом.
- Да. Вот там, на холод, стоит старая айнрак - крепкий дом из камней, он защищал людей от врагов.
То была неплохая крепость, потрепанная временем. Но вандалов здесь не было, поэтому она сохранилась в хорошей форме, только камень местами отпадал, а стены кренились. Если смотреть, прищурив глаза, то холм виделся спиной лежащего дракона с мощным гребнем от хвоста до головы.
- Пойдем. Нам надо дальше, - Ал слегка тронул меня за плечо, будто боясь нарушить мой созерцательный покой.
- Вода и землю скрыли то, что тут было, - говорил Ал. - Я выкопал из земли старые дома и то, что осталось от жизни людей.
- Алоксард, - пропыхтела я, пытаясь поспеть за его скорым шагом. Надо было просто катиться по склону! - Так куда мы идем?
Таинственности у этого беловолосого великана хватило б и на трех чародеев. Он посмотрел на меня, и глаза у него стали темнее.
- Следуй за мной. И, пожалуйста, никуда не убегай.
Еще километр по долине, вверх по склону, и - новое чудо истории. На этот раз было ясно, что это. Настоящий храм! Окруженный дольменами, стоящий на открытой солнцу обширной круглой поляне, он производил сильное впечатление на меня, выходца из скучной провинции, у которой истории на сто лет еле наберется. Стены высотой с трехэтажный дом, местами обвалившаяся куполообразная крыша с выцветшей голубой облицовкой, мощеная дорога, ведущая к широкому арочному входу... На ум пришли картинки из энциклопедии искусств, но определись стиль древнего сооружения было невозможно. Витиеватые геометрические узоры на плитах выделялись среди трещин и сколов рисунком более четким, нежели я видела в Городе Мертвых.
- Пойдем, - Ал взял меня за руку. - Шагай осторожно.
Когда мы ступили на серую мостовую невесть какого возраста, облака пропустили бледный солнечный свет, и на крошечных изумрудных травинках вокруг вспыхнули капли ночного дождя.
- Йоне сюда нельзя ходить?
- Он не знает. А ты должна знать.
- Знать что?
Мы зашли под массивные своды, и мой голос подхватило тихое сухое эхо.
- Знать, что ты не зря оказалась в нашей стране, Мари-а. Я расскажу тебе историю. Но прежде, чем я начну, я сделаю так, чтобы ты меня понимала.
- Эээ, подождите!
- Ффф!
Я ощутила тепло и тяжесть его ладоней у себя на голове. Ал что-то забормотал изменившимся голосом. В лице его появилась некая... одухотворенность, что ли, и строгая красота божества. Он слегка хмурился, четко произносил неизвестные мне слова, глядя куда-то в пространство. Его глаза закрылись, и вскоре я начала слышать что-то невероятное...
Я немного отвлекусь на свои воспоминания. Однажды давно, когда я еще мало что понимала, меня водили на концерт органной музыки. Тот костёл с настоящим, благородным инструментом не пощадило ни время, ни городские власти, а жаль. Это было истинное волшебство - целых два часа звучали тысячи голосов, оттенков, тонов, звуки шептали и кричали, возносились к высокому потолку и плавно оседали среди притихших слушателей. Голос Алоксарда как раз и напоминал мне органную музыку...
Да. Алоксард пел. О чем, для чего, для кого?.. Неважно. Я готова была слушать это голос вечно, подчиняться ему, следовать за ним. И когда Ал продвинулся и жестом велел поднять руки к небу, я с радостью повиновалась. В дыру в куполе скользнул луч света. Он зажег над седой головой Ала туманное сияние, и вдруг вся его фигура стала расплывчатой. Он отходил назад, протягивая им мне руки, а я следовала за голосом, звучащим у меня в сознании, в сердце, во всем теле...
Вопреки законам ненавистной физики свет разделился на половины и затопил нас обоих. Наверное, это и есть состояние транса. Не бывает так, чтобы с неба по мановению руки беловолосого великана спускался голубоватый поток воды, чтобы в абсолютно пустом месте слышался оглушительный рев зверей и грохот рушащихся скал. Не могло быть такой дикой симфонии, которую вел бесконечный, чистый голос одного человека... Потом этот голос произнес мое имя.
- Мари-а, пришедшая из глубины времени, из-за границы бытия нашего, станешь ли ты частью того, что есть нынче?
- Я уже стала.
- Отречешься ли от того, в чем жила прежде?
- И не принимала даже.
- Имя твое здесь - Мархинда. Храни его, и да пребудет с тобой Суть Бытия*.
Умолкла музыка, тысячи голосов слились в один, и он уже не выводил долгие арии, а говорил со мной ласково и тихо:
- Встань, дитя, нет нужды лежать не земле. И открой глаза, ничего страшного не случилось.
Стены как стены. Буро-серые, с провалами окон. Робкие травинки в трещинах плит. Живой мир. Без волшебства. Только в глазах рябит и колени трясутся. Ал вывел меня на свежий воздух. Стало полегче. Мы молча двинулись обратно, но когда добрались до реки, я остановилась и схватила Алоксарда.
- Ты сказал, что расскажешь историю! Пока мы не пришли домой, к Йоне, начинай! - потребовала я.
Ал изумленно вскинул брови и покачал головой.
- Где твоя вежливость, Мари-а? В нашем мире женщины всегда говорят мужчинам "вы".
- Я не знаю, кто ты, я почти не знаю, где я, и не сдвинусь с этого места, пока не узнаю.
Бунтарскими навыками я владею в совершенстве, просто не всегда ими пользуюсь!
- В том древнем доме ты говорил, а я хорошо тебя понимала... Почему?