Аннотация: Символическое произведение о том, как девушка ищет в любимом человеке, что-то хорошее.
-Зачем ты опять это делаешь?
Она вздрогнула от неожиданности. Растерянный и смущенный взгляд сменился проблесками злости в глазах. Она отвернулась и сквозь зубы процедила:
-А тебе-то какое дело?
Он набрал побольше воздуха, что бы ответить ей, но не нашел слов. Вместо этого он стал наблюдать за ее странным занятием. Она склонилась над грязной канавой и изучала дно, опустив руки по самый локоть в мутную воду. Колени ее были у самого края земляной жижи и, казалось, наклонись она еще чуть-чуть вперед, то непременно провалится в эту канаву сама. Она старалась не замечать его, и с каждой секундой все более остервенело водила руками по грязному дну.
Каждый раз после особо сильного дождя, она усаживалась у какой-нибудь лужи, канавы, ручья и пыталась отыскать что-то на дне. Он не знал, что именно она ищет, и сомневался в том: знает ли она это сама. Он уже и забыл, когда это началось, но теперь это прочно вошло в традицию.
-Ты здесь стоишь, чтобы поиздеваться? Ждешь, когда я брошу, когда увидишь, что опять не нашла?
Он молчал. Движения ее становились яростнее. Она поднимала со дна грязь и, поднося к глазами, пытливо ее изучала. Не обнаружив ничего, она снова погружала руки в воду, каждым разом поднимая все больше брызг. С ее лица стекали ручейки грязной воды, она пыталась смахнуть их рукой, от чего чище лицо конечно не становилось. Чем дольше он наблюдал за ее возрастающим отчаянием от безрезультатных поисков, тем сильнее сжималось его сердце. Каждый раз он знал, чем это кончится, она отступится, взгляд ее потухнет, руки обессилено опустятся вдоль содрогающегося от беззвучных рыданий тела.
В такие моменты он обычно бросает ей фразу: "Я же говорил", и уходит, оставляя ее наедине со своим отчаянием, болью и липкой грязью.
Вдруг она неожиданно вскочила на ноги. Все ее сгорбленное тело неожиданно распрямилось. Она поднесла к глазами маленькую искорку, мерцающую у нее на ладошках. На миг ее лицо озарилось безумной беспредельной радостью. Дрожащие губы шептали что-то. Молитву? Неужели нашла? От досады он закусил губу. Дело не в том, что он не хотел оказаться неправым в своих прогнозах ее провала. Он разозлился, что что-то потусторонне, а не он делает ее счастливой. Ее улыбка стала противной ему, эта улыбка адресована не ему. Он уже хотел развернуться и уйти, как неожиданно злорадство вновь охватило его сознание.
-Ха-ха-ха-ха, стекляшка опять? Ха бриллианты ага, изумруды или может быть жеееемчуг?- Он с издевкой выделял каждое слово.
Она молчала. Снова это выражения лица: сейчас драматично упадет на колени и будет плакать. Не упала? Не плачет? Он почему-то испугался. Она не двигалась, просто стояла с пустыми глазами и глядела на осколок зеленого бутылочного стекла.
-Ей ну ты чего? Расстроилась что ли?
Молчит.
-Да ну брось ты... Я же говорил..?
Эта фраза прозвучала как сигнал, она зажала осколок в руке и, бросив на него не полный злости и отвращения взгляд, как обычно, а взгляд глубоких и бесконечно одиноких глаз, поднесла осколок к мраморно-белой кожи шеи. Ему потребовалась секунда, чтобы выбить осколок из ее руки и вторая, чтобы больно ударить ее по щеке. Слезы внезапно наполнили ее глаза, она удивленно смотрела, прижимая ладонь к ушибленному месту, в его перепуганные глаза. Он часто и тяжело дышал.
-Совсем, дура?
-Да, -прошептала она, -дура, совсем дура.
Трепетное чувство вновь, язычками пламени стало с каждого края охватывать бумажный лист его сердца. Он не знал, зачем он это делает, но...
Он сел на край канавы и, запустив руки в грязную жижу, стал шарить по дну. Вода бурлила, грязные капли попадали ему на лицо, в глаза, мокрой ладонью он пытался вытереть их, но безуспешно...